|
|
||
Џ Евгений Головин, 2000
ЯМА
Мешок на голову ему надели еще в камере, поэтому направление он мог только угадывать. Видел смены тьмы и света, ориентировался на звуки и запахи. Он слышал: гулкое эхо шагов, раскалывающееся в длинных коридорах, уходящих по всем направлениям, брянцание аммуниции волокущей его стражи. Чувствовал - их вонь и склизкий, пропитывающий одежду и все тело запах, который из этих стен не исчезал никогда.
Страх.
Впереди скрипнула дверь. Затем появился запах, шипение смолы. Почти неощутимое тепло на лице. Ему сдернули мешок с головы. Он сощурился, прикрыв глаза скованными руками. Факел светил ему в лицо.
Трое закутанных в красные мантии судий равнодушно рассматривали грязного, оборванного, опирающегося на одну ногу пленника. На стенах шипели и чадили факелы, отбрасывая причудливые, извивающиеся тени на лица, крытый красным сукном стол, с разложенными на нем бумагами, перьями, чернильницами и библией в черном кожаном переплете.
- Светский судья Альдо фон Рекнанн.
- Уголовный судья Алексис Ферби.
- Это - его святейшество Ивеллис Караффа, епископ Нюрнбергский. Он - ваш обвинитель.
Епископ сверлил его взглядом черных как сажа глаз.
- Что у него с ногой?
- Обвиняемый прошел очищение через пытки, - ответил судья Ферби.
- Вину свою признал?
- Нет.
Взгляд.
- Ты можешь стоять?
Пленник попробовал опереться на сломанную ногу. Боль прошила все тело и, видимо, это как-то отразилось на его лице. Караффа сделал знак начальнику стражи:
- Принесите ему что-нибудь. Лавку, что ли...
Судья Ферби немного удивленно взглянул на епископа.
- Ваше святейшество, не хватало еще, чтобы преступник сидел перед судом.
Караффа даже головы не повернул, продолжая буравить стоящего перед ним оборванца взглядом.
- Правда, - чуть погодя ответил он. - Садись. На пол, на пол.
Он осторожно присел на каменный пол, вытянув ногу. Обруч давивиший на нее, причинял сильную боль. Боль, на которую он уже не мог не обращать внимание.
Епископ отвел руку в сторону и Ферби вложил ему в ладонь лист бумаги.
- Итак, - протянул тихо и неторопливо Караффа, - человек, называющий себя Якобом Локи обвиняется в проведении незаконных опытов с целью получения эликсира молодости, в продаже оного жителям Эйзенаха и отравлении одного из них... хм... Элиас Сердред... - Он ненадолго оторвался от документа. - Остальные приобретатели арестованы?
- Разумеется, ваше святейшество.
- Великолепно... м-м... а также чтение запретной литературы... хм... Та-ак... кто донес на него?
- Эйзенахский швец. Ян Вессер из Квартала Швецов. Также взят под охрану ввиду важности дела.
- Цеховой?
- Да.
- Давайте швеца.
Стражники вышли. Затем в коридоре снова послышались шаги, стражники втолкнули прибитого, плешивого человечка небольшого роста. Локи повернул лицо. Человечек испуганно уставился на него.
- Ты Ян Вессер, швец из Эйзенаха.
Это не было похоже на вопрос, но тот быстро закивал:
- Так точно, ваша милость, из Эйзенаха.
- Говорить ваше святейшество, - зашипел сбоку стражник, страшно скривив губы.
Швец был бледен страшно, сейчас он позеленел.
- В-ваше святейшество...
- Этого человека знаешь?
- Знаю. Якоб Локи.
- Откуда знаешь?
Швец начал часто-часто глотать, и было похоже, что от волнения скоро совсем дар речи потеряет.
- Бояться тебе нечего, - немного чуть мягче добавил Караффа, - сие - суд вероренегата и еретика. Окажи помощь святейшему суду и расскажи все по порядку, как было дело.
Швец заговорил, - но так же испуганно, крайне путано, прыгающим, и срывающимся голосом.
- Он полтора года назад появлялся в нашем городе. Мы знали, что с весны в разрушенном замке за городом...
- Что за замок?
- Вельборг, ваша милость... святейшество.
- Далее.
- Там жил кто-то. Свояк говорил мне - огни в верхних окнах и завывания. Дьявольщина...
- Вы указывали на замок городской страже, и они там ничего не нашли.
- То правда. Жаловались бургомистру и он следователей послал, но... не нашли. Опосля он, - швец боднул головой в сторону Локи, - сам в городе натурализовался. Его тама не знал никто, он разговорился со стариком Элиасом, они с дочерью держат трактир у Восточных ворот...
- Его профессия и социальное положение меня не интересует, - тихо, но проникновенно прервал Караффа, - ближе к делу, милейший.
- ...у Элиаса были страшные язвы по всем рукам, его боли сильные мучили, так, что он и работать не мог. Этот проходимец сказал, что может дать лекарство.
- Какое?
- Еликсир жизнисиречь молодости.
- Так и сказал?
- Не. Но мы-то про тех шарлатанов слыхивали. Знамо, что за такую водичку у нас лошадьми пополам разводят.
- Что... дал он эликсир?
- Старик отдал шесть талеров за склянку на глоток.
- Что потом?
- Руке его полегшало, вродях. Не иголку держать, но шевелить мог и дажить дочери помогать.
- Ага. Помогла, значит, водичка?
- Не знаю, - пожал швец плечами и вдруг понял. Снова замотал головой. - Так людишки говорили! Диавольство! Диавольство то! Элиас помер недавно, ясно, почему!
Судья Рекнанн что-то шепнул Караффе на ухо. Тот кивнул.
- Лекарь...
- Иоганн Мунк, - подсказал Рекнанн.
- ... Иоганн Мунк объявил тогда, что старик умер от разрыва сердечной ткани и внутреннего кровоистока.
- Потому как еликсир тот выпил!
- Это понятно и очевидно, - кивнул епископ. - Но жители поверили шарлатану?
- Когда он через три дни снова появился в городе, то снова продал эликсир. Не меньше кварты.
- Двадцать семь склянок, - сказал Ферби, глянув в бумаги.
- И?
- Через день стража в Вельборг приехала, но токмо он исчез вже.
- Все?
- Ну это... все, да.
- Уведите, - приказал Караффа и снова перевел взгляд на Локи, безучастно смотрящего в выщербленный пол.
- Что сказал швец, правда? Ты в самом деле продавал эликсир молодости ?
- Нет.
- Нет?
Локи поднял голову.
- Я не продавал никакого эликсира молодости или вечной жизни. Я продавал лекарство для лечения кожи.
- Человек умер.
- Он умер потому, что был стар. Мое лекарство излечивает, но не продлевает жизнь.
- Что за лекарство?
- Киноварь.
- Ты признаешь, что твое лекарство убило трактирщика?
- Нет.
Оба судий в унисон посмотрели на епископа, ожидая вердикта. Караффа пошевелился в кресле, краем глаза глянув на лежащий перед ним свиток.
- Тебе знаком герр Христиан из дома Фуггеров?
- Нет.
- Это очень известная фамилия в Нюрнберге.
- Я слышал о них, но никто лично мне не знаком.
- Любопытно... А вот он отлично тебя знает. И давно.
- Это ошибка.
- Едва ли. У меня письменное показание Христиана Фуггера о том, что он знаком с тобой, но под другим именем. Не Якоб Локи, а Локи фон Виклеф из Арглена.
- Это не мое имя.
- Не отрицай, ты опознан и дальнейшее отпирательство глупо. Оно не принесет тебе никакой пользы.
- Повторяю: это не мое имя.
Епископ сплел пальцы на столешнице, положив ладони на груду наваленных друг на друга документов. Кинул снисходительный взгляд на пленника.
- Мне понятна твоя позиция. Сейчас тебе более выгодно быть Якобом Локи, чем Локи фон Виклефом. За первым преступлений менее и за них - заключение в городской тюрьме, вряд ли что-то большое. Если бы не было второго.
Локи молчал.
- Расскажи суду, как было дело.
Локи молчал.
-Ты будешь говорить?
Локи молчал.
- Плохо, - похоже, Караффа был искренне разочарован, - ну что ж, тогда расскажет суд. Итак... Локи фон Виклеф, средний и нелюбимый сын барона и баронессы фон Виклеф. Блудный и неразумный сын, добровольно отказавшийся от наследства и титула, исчезнувший из Арглена на многие годы. Далее для родственников его след теряется, но для нас он находится под Эйзенахом, в старом и заброшенном Вельборге, легендарном пристанище алхимиков и колдунов из одноименного ордена. Не сомневаюсь, ты знал, какая судьба постигла их за их богопротивные занятия. Кости ведь еще застилают двор,коридоры и комнаты, а копоть покрывает стены. Но тебя это не испугало, Дьявольская, с позволения сказать наука, столь притягательная с детства, уже полностью завладела твоим существом. Уверен, еще до того, как ты дошел до Вельборга, ты знал о нем. Знал, куда шел и знал, что хотел. ,Только факта дела это не меняет. Старый трактирщик мертв.
Локи молчал.
- Ты бежал, чтобы спасти свою жизнь. Бежал к человеку, который когда-то проявил доброту к тебе. Христиан Фуггер. Ты остановился у него. Не так далеко от Арглена. Вскоре до вас дошла весть о том, что старшего из твоих братьев - Теодора - во время охоты задрал волк.
Караффа внимательно посмотрел на Локи, но тот по-прежнему не проявлял абсолютно никакого интереса к рассказу, поэтому епископ снова обратился к документам.
- Свидетельствую: Локи фон Виклеф, проживая в моем особняке под Брунгледом, ежедневно посещал замковую псарню и носил туда какие-то тряпки. Через день после известия о смерти Теодора фон Виклефа на псарне нашли околевшего охотничьего волка по кличке Рем...
Караффа окончил читать, но и теперь на лице Локи не появилось ничего.
- Комментарии, как говорится, излишни, но мы прокомментируем. Отказаться от баронских привилегий было чересчур опрометчиво? Теодор, Винрих... откуда столько ненависти?..
Локи молчал.
- Один глоток вина, - продолжил Караффа, - Мать ведь не поинтересовалась, что ты делал все эти годы, и тем самым доказала, что получила, что заслуживала. Посмотрим документ?.. Свидетельствую: однажды, войдя в комнаты Локи фон Виклефа, в моем замке, застал оного за смешиванием каких-то порошков. Таможе стояла непочатая бутылка вина, очевидно, приготовленная для отравления...
Локи молчал.
- Мать, затем Винрих и отец. Они умерли с интервалом в три дня один за другим. Ни один из лекарей бургомистра и даже знаменитый Бервельд, готовящий настои самому курфюрсту, не смогли обнаружить яд в их телах. Никто бы не узнал, что с ними стало на самом деле, если бы не Фуггер. Он оказался честным христианином и понял, какого змея пригрел. Но ты и на этот раз избежал наказания, скрывшись. Знаешь, что дочь Христиана Фуггера беременна?..
Локи отрицательно покачал головой:
- Нет.
- Ему жаль, что ребенок так рано становится сиротой, но лучше это, чем иметь такого отца. Ибо с клеймом брато-, отце-, и матереубийцы тебе гореть в аду.
- Я не верю в ад после смерти.
- Тогда поверь в него до нее, потому что тебе гореть на костре завтра в полдень. Такова воля курфюрста и святой инквизиции. Ты можешь признать свою вину, и тогда мы даруем тебе быструю и безболезненную смерть.
- В чем моя вина?
- Издеваешься, еретик? - зарычал Ферби.
- Я невиновен.
- Ложь, - холодно ответил Караффа.- Не отягощай свою душу еще более. Ей и так нелегко.
- Я никого не убивал.
- А кто убивал?
- Разве это не очевидно?
Караффа поднял уже заметно утомленный взгляд.
- Да, это очевидно.
- Не настолько, насколько кажется вам. Их убил Фуггер.
Лицо Караффы скривилось.
- Увести... хотя нет, подождите. Еще одно, алхимик. Родители разыскивают ребенка, которого ты похитил в Эрфурте. Назови его местонахождение, я обещаю, что тебе это зачтется.
- В аду?
- Почему нет? Не губи молодую душу. Умирая сам, не забирай ее с собой.
- Михель сделала свой выбор. Он - мой ученик.
- Где он сейчас?
- Спросите у Фуггера.
- Он в городе?
Локи пожал плечами.
Караффа махнул рукой страже.
- Увести.
- Подождите!
Епископ выжидающе посмотрел на Локи.
- Еще не поздно. Покайся и спаси мальчика. Хотя бы его, если не хочешь спасти себя.
- Я хочу спросить, если позволите.
- Не позволяю, - разочарованно откинулся Караффа на спинку кресла. - Увести.
- Подождите. Меня сожгут, я не имею последнего желания?..
Караффа глянул на него из-под полуприкрытых век.
- Нет.
* * *
Солнце.
Солнце.
Солнце...
Оно было невыносимо ярким. Сначала оно просто золотило крыши и мостовую, затем проникло в дворики, и атриумы, било в окна, пробуждая город. А затем оно стало невыносимым.
Тем не менее, на площади собралось много народа, желающего увидеть сожжение колдуна, который был в сговоре с самим дьяволом.
Обмен слухами затянулся, люди топтались с заметным нетерпением. Часы на ратуше уже давно пробили полдень, а приговоренного все не везли.
- Везут!
Толпа всколыхнулась.
Первыми на площадь по обычаю вошло похоронное братство. Во всем черном - наголовники с прорезями, плащи до самой земли. За их плащами виднелась фигура не торопящегося судебного писца, плетущегося перед открытой телегой, где в деревянных колодках везли приговоренного. Телегу окружали лучники и шедший в самом хвосте пастор. Пастор порядком отстал - неспроста, как оказалось.
В толпе засвистели. Потеха - в телегу полетела гниль. Какой-то нищий метко запустил в колдуна сухим дерьмом и радостно заорал, попав прямо в глаз. Приговоренный реагировал с высокомерным достоинством, в презрительном молчании глядя в пространство перед собой.
Писец в коротком бархатном плаще поднялся на помост и сдвинул берет на ухо. Устало оглядел толпу и развернул пергамент.
- Объявляю! Властью господа нашего Иисуса Христа и курфюрста Саксонского я, Ивеллис Караффа, епископ Нюрнбергский, приговариваю Локи фон Виклефа, наследного барона из Арглена, за занятие богомерзкой алхимией, ложно именуемой иатрохимией, за убийство брата, отравление брата же, матери, отца и Элиаса Сердреда, трактирщика из Эйзенаха, за торговлю ложным эликсиром вечной жизнии прочее и прочее и прочее... приговариваю к публичному сожжению, кое надлежит совершить нонешнего для в полудень.Писец опустил приговор и обернулся к приговоренному, сменив взгляд на чуть менее безразличный. - Всемилостивейший епископ Караффа повторно предлагает тебе признать свою вину и исповедаться, тогда мучения не будут долгими.
Локи склонил голову к левому плечу, рассматривая крохотного жучка, упавшего с борта телеги на его ногу.
- Признаешь?
Жучок соскользнул с лодыжки и упал в щель между досками на мостовую, где его уже не мог достать никто. Он был очень маленький.
Писец равнодушно сошел с помоста.
- Пастор.
Пастор двинулся, было, к приговоренному, но тот так зыркнул на него, что он испуганно отшатнулся и ограничился лишь троекратным освящением крестом.
- Начинайте.
Локи безропотно дал сбить с себя колодки, подтащить на негнущихся ногах к столбу и прикрутить веревками. Двое Черных привалили его хворостом, еще двое черпали из бочки на телеге масло и поливали им приговоренного. Один чиркал кресалом над трутом, запалил факел.
Тишина увязла над площадью. Затем послышались какие-то звуки.
Горожане напряглись.
Приговоренный пел.
- Heut die Marta zu mir
Freut sich die Lies...
Самое естественное, что мог делать приговоренный.
Он пел:
- Ob sie aber Oberamagau...
...Локи...
... как... Локи?..
... самый лучший. Чистокровный волк. Он может выследить кого угодно...
- Oder aber unter Oberamagau...
...Локи...
... Теодор... твой брат, Локи...
Мой брат.
Тупой солдафон, надеюсь, ты получил достаточную компенсацию за мои унижения, синяки и шрамы. С каким бы удовольствием и всем своим пылом ты утопил бы Арглен в усобицах. Ты всегда предпочитал головой бить, а не думать. Ты привык планировать будущее не далее как на ночь. С кем из рыцарей отца надраться этой ночью? Кого из служанок матери завалить после того, как надерешься с кем-нибудь из рыцарей отца?..
- Oder aber uber haupt nicht kommt...
... Локи, это ужасно. Мы все в ужаснейшей трагедии...
... Локи, я хочу послать вина твоей матери...
Кого ты любила кроме своего ненаглядного Винриха? Кроме своего идеального сына?
Сына, у которого нет ни чувств, ни стремлений, ни амбиций. Он готов подчиняться и ничего не требовать взамен. Он живой труп. Он родился с мертвой душой, и осталось умереть только телу. Оно умирало недолго.
А мне ты задолжала очень многое. Ты задолжала мне детство. Мои колыбельные и счастливые цветные сны, деревянные крашенные кубики и пирог с шестью свечами. Мои первые шаги и мое первое слово, которое было не мама. Никто не помнит, что это было за слово, потому что всем было плевать на меня.
Ты никогда не интересовалась, как мои дела, как мои успехи в инфиме и не выкинули ли меня оттуда. Из-за какой девчонки я подолгу не выхожу из своей комнаты, и когда я первый раз побрился. Кто была моя первая женщина, и не мужчина ли это был.
Тебе было все равно, ибо Винрих - твоя жизнь.
Тебе плевать, что у него вечно замусоленный воротник, штаны в пятнах и дебильный взгляд в пустоту. Плевать, что вокруг него всегда полно напудренных и напомаженных мальчиков, слащавенько улыбающихся и шарахающихся от твоих служанок, предпочитающих Теодора.
Тебе плевать. Ведь ты любишь его за кретинизм и податливость.
- Ist nicht gewies...
...Локи...
... Винрих...
... бедный мальчик...
... мальчик...
Спи беспокойно, маленький, никому кроме своей матери не нужный мальчик с большими телячьими глазами. Надеюсь, там, где ты сейчас, тебе гораздо хуже, чем было здесь.
Как пусто, но сладко ты жил.
Как сладко ты умер.
Как сладко...
- Oder aber uberhaupt nicht kommt...
...Локи...
Прости, отец.
За что? Не знаю. Может за то, что это сделал не я.
Ты так любил Теодора, но никогда не забывал о моем существовании. Ты откалывал от своего холодного сердца, отогревающегося лишь
при виде Теодора, хотя бы немного ласки и дарил мне детство, которое я терял с матерью. Ты дал мне цель.
Цель.
Я не хотел твоей смерти, но она не спрашивает разрешения. Смерть просто приходит и забирает свое. Жизнь.
- Ist nicht gewies...
...Локи...
Пастор беспокойно зашевелился, наблюдая за приговоренным, у которого от близости смерти, похоже, помутился рассудок. Он что-то тихо пел, слабоумно улыбался и пытался раздувать угли плохо принимающегося хвороста.
Затем подул легкий ветерок, пламя начало подниматься и охватило его ноги.
Так приятно...
Приятное тепло - по струйке бежит по венам. Словно лава или горячее вино. Сжигая каждую клетку. Видно даже как обугливается и отслаивается от кожи ноготь, как съеживается плоть и появляется почерневший край кости.
Так больно.
Так приятно.
Так...
Локи закричал.
Его уже было плохо видно сквозь уплотнившуюся сизую пелену и проглядывающее сквозь нее пламя. Локи закашлялся, давясь и глотая дым. Он уже не кричал, хотя огонь лизал колени и подползал к поясу. Он видел и чувствовал, как обгоревшими лоскутами опадают рваные штаны, как съеживаются и обгорают волосы на бедрах и в паху.
- Ist... nicht... gewies...
Он поперхнулся густым как кисель дымом, повис на веревке в тяжелом приступе кашля, отвернув голову в сторону.
Пришла боль.
Где-то в глубине головы она вспыхивала и гасла оранжевыми цветами, разлетаясь лепестами с оглушительным взрывом.
Пламя плясало под самым горлом.
Женщины начали отворачивать лица.
Над площадью пролетел последний - уже не человеческий - крик Локи...
... оборвал его, удивившись исчезнувшей боли.
Опустившуюся темноту неожиданно разрезал резкий свет и он начал проваливаться. Удивление сменил страх.
Свет окружил его со всех сторон, затем появилось чье-то загорелое, иссеченное морщинами лицо.
Он не мог дышать.
Паника.
Локи замахал руками, раскрыв рот.
Легкие обожгло болью. Он закричал.
- Дышит, - облегченно сказало морщинистое лицо и показало большие, блестящие ножницы. Локи вздрогнул, а затем снова закричал - от боли и страха. Морщинистое лицо закутало его в большое и шершавое полотенце. Локи взлетел вверх, увидел внизу, на кровати красное вспотевшее лицо женщины. Он перестал кричать. Женщина протянула руки.
- Он мне улыбается.
- Он знает маму.
- Можно мне?..
- Конечно.
Локи почувствовал тепло влажной кожи. Увидел голубые глаза и бледные губы, шевельнувшиеся в легкой улыбке.
- Он очень похож на отца, вы не находите, герр Мельхиор?..
- Нет.
В глазах женщины была нежность.
- Мой сын...
- Вы уже выбрали имя?
- Да. Мы назовем его Кристоф.
- Можно?.. Все в порядке?
Появился еще кто-то. Увидев его, Локи закричал.
Женщина что-то зашептала ему, прижимая к груди.
- Все в порядке, герр Христиан. Мы уже закончили.
Ребенок плакал.
- Герр Христиан?
Вошедший обернулся к застывшему у порога челядину.
- Вам послание.
- Сейчас спущусь.
- Слушаюсь.
Христиан улыбнулся Локи.
- Отдыхайте пока. Я еще зайду.
- Это хороший совет, - сказал Мельхиор женщине.- Отдыхайте, ребенку тоже нужен отдых. Но сначала его нужно помыть.
Женщина очень неохотно расцепила руки, отдав его. Локи снова взлетел вверх, увидев дверь и лестницу. Внизу стоял Христиан, с удивлением рассматривая большой деревянный ящик, и челядин.
- Откуда?
- Пришло с почтовым фургоном.
Христиан обошел ящик кругом, провел ладонью по полированной поверхности. Нашел две почтовых печати и свое имя. Нащупал пальцами простую защелку на крышке...
Локи напрягся.
- НЕ ТРОГАЙ!!!
Христиан недовольно поднял голову, посмотрев на снова расплакавшегося ребенка.
- Герр Мельхиор, унесите ребенка.
- Сей момент.
... откинул крышку.
Он ослеп мгновенно от яркой вспышки. Упал, катаясь по полу, визжа и царапая выжженные глаза. Мельхиор застыл на ступенях. Он не замечал как ребенок в его руках в панике пытался вырваться.
Всего несколько мгновений.
А затем из ящика вырвался огненный шар, покатившийся по полу, пожирая воздух, быстро увеличиваясь в размерах. Он ударил в стороны, растекся по стенам. Особняк сотрясся от оглушительного взрыва, разнесшего весь первый этаж. Демон вырвался наружу, выбив окна, хлынувших в сад цветной волной, выкосив с любовью рассаженные пионы, гиацинты и маргаритки. Пламя загудело,
переползая на второй этаж, затрещало, пожирая виноградные лозы и облицовку. Из пустых оконных проемов некоторое время мелькали рыжие сполохи, затем потянулась сизая коса дыма.
Испуганные слуги выбежали в сад. Где-то внутри визжала женщина.
Крики.
- Воды! Быстро воды сюда!!
Хозяина нашли в доме - его завалило обгоревшей, дотлевающей мебелью.
Помочь ему уже никто не мог.
Долго искали ребенка. Наверху по-прежнему выла мать.
- Мой ребенок! Мой мальчик!
Взрывом его выбросило в сад и он умер не сразу. Вся левая сторона его лица и шеи обгорела и была изрезана вынесенным стеклом. Он еще шевелился и скреб землю пальчиками.
Слуга, наткнувшийся на него, застыл.
Видел туманный, быстро стекленеющий взгляд и изувеченные губы, совершенно отчетливо шевельнувшиеся в...
Dumpfbacke.
|