Аннотация: "Настоящий петербуржец", не бывавший в Петербурге и с детства недееспособный, избавляется от этого клейма - и попадает в центр жестокой политической борьбы. К чему это приведет страну - покажет время. Этот текст имеет смысл скачать - кто знает, сколько он продержится.
Unknown
Памяти Алексея Н.
Олег Голованов
ЗА СЕБЯ И ТОГО ПАРНЯ
Предисловия не мой конек. Их написание, как показала практика, совершенно отдельный вид искусства. Этот труд не задумывался как книга, но вырос до ее размеров. Главный герой дал добровольное согласие на публикацию - оно составлено в письменном виде и находится у меня. Я был личным психиатром героя. В процессе работы выяснились детали его биографии, из-за которых мне пришлось покинуть страну - без уверенности в своем возвращении, но с историей болезни, разбору которой и посвящена книга. Работу я строил на простом принципе - позволил обращаться ко мне и комментировать содержание истории, то есть не ограничился расспросом и своей трактовкой, а дал герою, по сути, равные права. Так я желал проверить выводы прошлого врача, не давя и не принуждая героя к исполнению моих назначений, а вовлекая в разбор ситуации, в принятие ответственности. Как автор я заранее даю согласие на безвозмездное распространение книги. Система сильна и у нее много инструментов влияния, но, когда простые люди берут дело в свои руки, мир и порядок приходят вернее. Охрана прав и свобод - дело людей, а не государства. Спасибо.
Разрешение
Я, Воронский Веньямин Павлович, даю разрешение доктору Голованову Олегу Андреевичу опубликовать мою личную историю в виде книги - бумажной, электронной, аудио и любых других форматов - с измененными личными данными, содержание которых было обговорено нами. Конечно, это несколько смехотворно, что я подписываюсь не своим именем и своего врача называю выдуманным. Я в полной мере осознаю и заранее признаю обоснованность скепсиса. Ни я, ни Олег Андреевич не знаем, что дальше будет со страной, и какую степень свободы мы сможем иметь через неделю, год или десять. Я не силен в противостоянии государству, но я никогда и не имел такой цели. А то, что моя семья оказалась затронута борьбой в верхах - лишь следствие тех выборов и действий, которые моя семья совершала на разных этапах своего существования.
С глубочайшим уважением,
В.В.П.
Снова за окнами белый день,
День вызывает меня на бой,
Я чувствую, закрывая глаза,
Весь мир идет на меня войной...1
Узнали, доктор? Слова моего земляка, почти. И это не о политике. А вы бывали на СВО, доктор? Говорят, там клюет хорошо. Помните у Пушкина - где прежде финский рыболов, печальный пасынок природы? Стрелку Васильевского Острова можно изучать бесконечно, как дипломированный краевед говорю. Поживешь, как жили здесь до - станешь настоящим петербуржцем. Шуточки у вас, конечно. Моя сестра такое любит, хотя сама лишь раз алкоголь пила и вообще спортсменка. Ох, грядет возродиться Медному Всаднику, но ваш голос - он идеален для его усыпления!
30.08.2022
Привезли на представительском мерседесе, прямо от подъезда, водитель, высадив меня возле уединенного загородного дома, остался ждать. Первая встреча с пациентом была скомканной, его мать непременно желала присутствовать, и мне стоило усилий объяснить, что нельзя подтвердить или опровергнуть дееспособность, если представителем совершеннолетнего будет не он сам. Она спросила, что я собираюсь делать, я ответил - читать с пациентом его историю болезни, и пообещал сразу позвать помощь при неконтролируемых реакциях. Было видно, что мать не убеждена, но она оставила нас наедине. С виду пациент был спокоен, я представился, спросил, все ли в порядке, он кивнул.
В истории болезни от 19.05.2007 есть такая запись:
"В свободной форме спросил об интересах. Ответ - "все интересно". Мать: неделю назад тяжело болел гриппом. Пациент описал крокодила со сверкающими глазами. Добавил, что сам будто бы окаменел. Не уверен в связи кататонии с тяжелым гриппом. Подозрения матери в аутистической природе считаю объективными. Пациент всю встречу просидел в шарфе Зенита. Постоянно дергал плечом - может быть тик. Предложил видеться чаще и вообще дружить. Мать довольна".
Пациент сидел передо мной в потертом шарфе Зенита, шеей не дергал. Я обратился к нему, пациент сказал, что не успел забыть профессора Файнберга и очень стесняется. Я спросил, что он может сказать о прочитанной мной записи профессора, пациент пожал плечами. Я спросил, помнит ли он, какая тогда была погода, пациент поежился. Я спросил об отношении к ФК Зенит, пациент ответил "люблю его". Я уточнил, не тот ли это самый шарф, который сейчас на нем, пациент не сразу, но кивнул. Я предложил рассказать интересную историю, связанную с шарфом. Пациент покосился на дверь и вновь пожал плечами, было очевидно, что открыться он не мог. Я шепотом сказал шутку, которой не горжусь, но это сработало - "расскажите, как он кололся, а вы убеждали слезть ради семьи". Пациент улыбнулся, сделал страшные глаза, я уверил, что, как по мне, август еще теплый. Улыбка с лица пациента ушла, взгляд упал на ручку и задержался на ней. Заметив это, я взял чистый лист, написал "А так?" и показал пациенту, он замер. Я вывел "можем видеться, разбирать вашу историю", он закивал, его явно взбодрило происходящее. Я: "Вы свободно читаете историю болезни, комментируете, высказываете любые мысли и переживания, а я читаю, анализирую и отвечаю". Он схватился за ручку, я подал новый лист, и пациент застрочил. Он едва сдерживался, но на последней точке громко рассмеялся и бросил ручку. Я положил написанное в историю, когда явилась мать - она напоминала тигра перед прыжком. Я заверил, что знакомство прошло прекрасно, она заявила, что лучше перенести встречи в цифровой формат. Я ответил, что не вижу оснований - реакции пациента логичны, он смеется над шуткой. Мать спросила, что за шутка, я ответил "моя о погоде". Мать попросила закончить встречу, ей явно не нравилось происходящее. Я согласился, сказал, что горд назначением от профессора Файнберга, моего учителя и друга моей мамы. Мать сухо осведомилась о ней, я ответил, что мама умерла два года назад, когда я был в ординатуре. Пациент перестал смеяться, я предложил выбрать дату нашей второй встречи.
Умер Горбачев. Читая об этом по пути домой, вспоминал маму. Она была единственной в моем кругу, кто искренне радовалась перестройке. Молодым врачом поучилась в Европе и встретила папу. Вернулась, не бросила работу, крутилась, чтобы и со мной, и с ней успевать. И всегда говорила, что речь не просто о работе, а о снятии ограничений прав и свобод.
Выходит, не над той шуткой смеялся, но хорошо, что контактен. Проверю насчет диплома, вообще сложно представить, скорее выдумал или семья купила. Очевидно, боится своей матери, с этой темой придется работать отдельно. Мне странно - то ли, кроме последних четырех лет, все можно сдать в архив, то ли давние проблемы так вросли в личность, что отделить уже не удастся. Надо встретиться с профессором, у меня появилась пара вопросов.
Веньямин Воронский - Семья - Петербург - Отъезд -Человек из Дыры
Я не боюсь ее, доктор, я очень ей благодарен. Мама отказалась от работы, чтобы сидеть со мной. Из-за диагнозов мне было опасно оставаться одному, и она полностью посвятила себя мне. Она чуткая и ранимая, и неделю назад она просто испугалась - я не очень смешливый человек. Запоздало, но приношу соболезнования по поводу Вашей родительницы. Мой отец сейчас в Швеции, он чиновник по торговле. Я был с ним полгода, там - до сих пор не верю, что он убедил маму, но факт есть факт. Я, в общем, все равно был под присмотром, только мамин стал цифровым. Но отец гулял со мной, почти каждый день. И, прошу, проверьте мой диплом, если он не вызвал Вашего доверия. Я обожаю наши места, а сестре вот Париж интереснее - а футбол в сравнении с гимнастикой "выход спермотоксикоза". Я давно не спорю, да и маме конфликты мешают. В общем, мама и сестра хотят уехать к папе, а мама к тому же хочет, чтобы и я поехал. Она рассуждает так, что я смогу удаленно преподавать. Не спорю, у Швеции есть преимущества и Стокгольм прекрасен, но посмейтесь, если хотите - в Петербурге я бывал меньше. Собственно, я не был. Вы спросили о самом большом желании. Как я написал - порыбачить на Стрелке Васильевского Острова. Из-за диагнозов мне было опасно вне дома - этого. Думаю, стало еще опаснее - я уезжал в январе, а сейчас сентябрь. Хотя что я понимаю. Не успел Вам написать в тот раз - узнал о кончине Человека из Дыры. Знаете, был такой индеец, жил один в джунглях Амазонки и ни с кем не контактировал. Скажете ли, что у нас с ним что-то общее? А я задумался, не пора ли поймать змею, а то яд для стрел кончился насколько в его личность врос подобный образ жизни.
06.09.2022
Не выспался, голова болела весь день. Позавчера получил копию диплома Воронского - не скажу, что хотел подробностей о болотах и костях, но слог явно его. Встреча с профессором, на которую он опоздал, лишь добавила вопросов. Услышав меня, профессор сделал круглые глаза, расплылся в улыбке и сказал, что просил о меньшем - по сути, о формальности. Я убеждал, что нужны новые, дополнительные проверки, он попросил послушать. После этого я четверть часа слушал историю болезни Воронского в, так сказать, вольном пересказе. Профессор закончил тем, что попросил не усложнять самому себе работу. Но проблема в том, ответил я, что формальный подход не упростит, а сделает мою работу невозможной. Профессор спросил, известны ли мне планы семьи пациента, я сказал "нет", он - про их скорый отъезд из страны. И о том, что моя задача - "наикрасивейше" передать историю болезни следом. В этот момент профессору позвонили, он извинился, попрощался и ушел.
Мать демонстративно неспешно покинула комнату встречи с Воронским. Я достал чистую бумагу, ручку и лист с записью из истории, саму историю передал Воронскому. Он тут же раскрыл ее, а я приступил к чтению вслух.
"Шестое мая две тысячи восьмого года. По показаниям матери и моим наблюдениям есть признаки родовой травмы. Конечности "заедают" в движении. Проявляет видимый интерес к выкладыванию из игрушек конструкций. Именует их с героев сказок. В эти минуты его невозможно дозваться. Мать заявила, что при родах головка сдавилась и моторные функции пострадали. Она: без помощи встал на ноги только в два. Ложкой владеет плохо, зубной щеткой тоже. Шнурки не завязывает, пишет не то, что плохо - письменные падают из рук. Я попросил образцы его почерка, мать показала. Я не понял ни буквы. Атаксия с дисграфией - довольно типичная комбинация".
Я поднял глаза, Воронский смотрел на меня, не поведя и бровью. Я написал на чистом листе "Ваше самое большое желание" со знаком вопроса. Воронский принялся за ответ - никаких видимых затруднений он не испытывал, почерк был ровным и уверенным. Все очевиднее, что нужна полная ревизия истории болезни - с такими противоречиями невозможно мириться. Мама бы точно не стала визировать ошибки, прикрываясь степенью. Дело даже не в первом пациенте - она всегда была критична и учила меня тому же. А то, что она с первым пациентом кандидатскую защитила - ну, может и для меня все так удачно совпало. Начнем с простого анкетирования - прежде всего, меня интересуют темы родовой травмы, Петербурга и шарфа. И устроим встречу в другом месте - у меня ощущение, что в этом доме ловится каждый звук. Сестры, о которой Воронский писал, я не видел.
Диплом с недееспособностью - еще и удаленно. Чтоб мы все так могли - быть экспертами в том, к чему не имеем отношения. Воронский воспринял все абсолютно серьезно - очевидно, про мать и индейца написано именно так. В целом, и по форме, и по содержанию грамотен. Моторные нарушения не наблюдаются, психоэмоциональные реакции соответствуют критериям здоровья - эмпатии и юмора он не лишен. К следующей встрече нужны анкеты.
Уже отходя ко сну, почувствовал неприятный укол. Чувство, что на моих глазах происходит что-то неправильное, не дает уснуть, но дает писать чушь, которой место в своей, а не чужой истории болезни.
Жюльверновское начало мне не понравилось. Попробую лучше так. О болотах и костях? Очень жаль, доктор, если Вы считаете, что это все, о чем написано в моем дипломе. И маму Вы мрачно рисуете, будто она тюремщица какая-то. Вы наверняка помните, чем занимались наши настоящие тюремщики - нацисты. Моя мама по профессии переводчик, и мне это весьма помогло - потому что, как Вы могли заметить по моему диплому, я немало использовал немецкие источники. Я не в блокаде, доктор, я делаю то, что мне нравится и встречаю от своей семьи только полнейшее одобрение и содействие.
Широко известный план "Ост", уродливое детище нацистского сознания, предполагал уничтожение в СССР тридцати миллионов человек, отселение остальных в Сибирь и сравнение с землей не только Ленинграда, не только советского государства, но нас как социо- и этнокультурного уникума. Делалось это руками насквозь одурманенных людей, которым вера в вождя заменила честь, совесть и здравый смысл - и чего удивляться, что в итоге дурман пропал, а капающая с рук кровь осталась. Но, как и сейчас, восемьдесят один год назад история училась и усваивалась плохо. К тому же в Ленинграде не было чувства, что город может стать прифронтовым. Настроения, продвигавшиеся пропагандой, были победными, разумеется. Ура, мы ломим, они все врут. Одиннадцатого сентября сорок первого года в городе ввели карточную систему, это значит, неважно, есть ли деньги на хлеб, потому что количество хлеба ограничено. А еще было указание при выпечке использовать примеси - муки не хватало. Одиннадцатого, доктор. Блокада всего три дня как началась. Представьте себе уровень подготовленности нас к сопротивлению.
Можно задаться вопросом, чем так провинился город, чуть не треть которого построена немцами? Что плохого в Кунсткамере Маттарнови, Анненкирхе Фельтена или дворцах Штакеншнейдера? Разве они не отражают ту величественность немецкого духа, о которой вещал вождь? Но нет, как по Катону, должен быть разрушен. Знаете, в ноябре того же года в восемнадцатой немецкой армии, державшей Ленинград в блокаде, было одно из рядовых совещаний, о котором составили памятную записку. Я могу отдельно дать точный адрес, где этот документ лежит, а вот перевод.
"13.11.41 г., 13.00 Совещание с нач. тыла и отд. 1с о составлении памятной записки по недопущению выдачи армейского продовольствия гражданскому населению. Предложение: соревнование в ротах по составлению наилучшего обращения с вручением призов с тем, чтобы массы прониклись данным вопросом".
Важно учесть, что в то же время командиры среднего звена доносили наверх, что сцены массовой гибели гражданских оказывают на вермахт деморализующее воздействие. Очевидно, не все немцы были готовы к тому, частью чего стали. Один младший офицер писал жене в Германию трогательные письма, полные нежных слов, и только печалился, что из-под Ленинграда почти никого на Рождество не отпускают. Трудно, нужно напрячься, додавить Ивана - и тогда уж домой, к мирной жизни. А многие солдаты, похоже, не желали ужасной смерти миллионам людей, запертым как в Хеле - скандинавском аду. И даже подкармливали, о чем некоторые блокадники писали в воспоминаниях. Начальство, как могло, боролось, с обеих сторон.
Пожалуй, я рискну и выскажу свое мнение, зачем нацисты хотели уничтожить Ленинград. Петру Первому стихами Пушкина долго приписывалось, что он рубил окно в Европу. На самом деле, он укрепил ворота в Россию. На заре средневековья торговля и перемещение по большим рекам, с севера на юг и обратно, делали русские земли мостом между западным и восточным миром. На СВО у Ростральных колонн стоят статуи, олицетворяющие эти реки - Волгу, Неву, Днепр и Волхов. Вот чего хотел вождь - разрушить и завалить ворота в Россию. Отсечь нас, чтобы любая помощь шла через полмира. Пусть и ценой шедевров архитектуры. Но что Маттарнови, Фельтен, Штакеншнейдер! Вы знаете, сколько этнических немцев жило в блокадном городе? Сколько сражалось на фронте? Сколько в итоге погибло? Особенно мужчин. У нас с вами, доктор, хоть мы и не немцы (вы же нет?), шансы пережить блокаду были бы абсолютно мизерными. А знаете, судя по документам, немецкое командование всерьез рассчитывало на диверсантов. И на этнических немцев, живших в Ленинграде - думало, они пойдут за вождя против нас. И, конечно, были диверсанты, и те, кто за вождя, были. Да и просто, знаете - война ведь все высвечивает в человеке. Кто был благороден - тому быть пречистым, кто подл - еще более этаким стать. Единственный раз "настоящесть" петербуржцев подверглась смертельному испытанию - и далеко не все его прошли. Потому там символична строка О. Берггольц о "венке в обугленных руках". Двадцатого ноября сорок первого года выдачу хлеба снизили до минимума ("сто двадцать пять блокадных грамм с огнем и кровью пополам"2), а, по некоторым данным, в конце декабря-начале января несколько дней хлеб в городе не пекся вообще. Первые уморенные были уже в ноябре, я читал рапорты офицеров. Было жутко наблюдать, что происходит с человеком, обреченным на медленное и мучительное поедание его организмом самого себя. Взлет преступности был - и за хлеб убивали, и за карточки, и за, страшно сказать, тела, чтобы ими пропитаться. Деревянные дома разбирали на дрова - отопления не было, ходили с ведрами - канализации, водопровода не было. Электричества не было. Люди признавались, что еда занимала все пространство мысли, что избегали зеркал, чтобы не видеть своих закопченных лиц с остекленевшими глазами. Антисанитария была такой, что даже немцы всерьез опасались вспышек болезней. И все это - в тридцатиградусный мороз, под непрерывными обстрелами с позиций, откуда весь город как на ладони.
Академик Лихачев писал в воспоминаниях: "Правда о блокаде никогда не будет напечатана. Из ленинградской блокады делают сюсюк". Можно бы и возмутиться - что же, нам не надо чествовать память героев, отдавших жизнь за родной город? Что же, стихи Веры Инбер, седьмая симфония Шостаковича - только пропаганда? А люди что, и впрямь, как Виктор Астафьев сказал, погибли за "коробки"? И здесь тупик - дальше эту тему развивать я не вижу смысла. По той простой причине, что мне - и большинству людей - культ жизни, если хотите, ближе культа смерти. А знаменитый метроном продолжал неумолимо отстукивать, и жители искали любую возможность подкрепить себя, свою уверенность, что победа придет, что ни один не будет забыт, что ни одна слеза ребенка, упавшая на бездыханную грудь матери, не останется неотомщенной проклятому оккупанту.
Вижу, Вы немного нервничаете, доктор. Понимаю, и потому сделаю паузу. Но позвольте все же предложить пообщаться лично. Можно писать по реплике и передавать. Я не уверен, что получится организовать встречи в другом месте. Узнал от мамы, что дело о разрешении на выезд продвинулось и появилась какая-то дата. Я спросил, будет ли это спецоперация. Она сказала - будет, но это другое. В остальное время занимался ингрийской мифологией. Могу в новом слове поделиться или продолжить "блокадный очерк". Спасибо.
"12.08.18 г.
Я не следователь и не собираюсь пробовать, записываю полностью с чужих слов.
Участники: Веньямин, сестра. Суть - сестра поднималась по лестнице, брат шел следом. Между ними, по показаниям обоих, шел громкий спор - предмет оба назвать отказались. Далее версии расходятся - Веньямин утверждает, что сестра была в сильной истерике и потеряла равновесие, а она - что брат "помог" ей его потерять. Окончание одинаковое: Веньямину удалось поймать сестру и безопасно усадить на пол, не покалечившись самому. Мать: моя дочь не склонна к истерикам и не наблюдалась у специалиста, а "помощь" Веньямина могла быть. Я ответил, что это значительно расходится с моими прошлыми выводами. Мать тут же привела примеры из описаний прошлых эпизодов. Я не соглашался, что данный случай однозначно указывает на вину Веньямина. Мать согласилась, что дело темное и наказывать сына не нужно. Она: я недооценила проблему. Нужно улучшить контроль лечения, удвоить усилия. И интернет... Я все чаще думаю, что недостаточно слежу за этой стороной. Пожалуйста, распишите новое назначение, которого будем придерживаться. Об остальном не волнуйтесь, я все сделаю.
Подозрение: рекуррентное депрессивное расстройство. Поднять аминазин на 50%, ввести флуоксетин. Сократить пользование соцсетями и др. цифровыми продуктами. Прогулки во дворе заменить легкой физкультурой и просмотром фильмов о природе других стран".
13.09.2022
Согласно записи профессора, эпизод, демонстрирующий пациента высокофункциональным, привел к ужесточению контроля. Не послаблению, а ужесточению.
"Атомарный принцип". Так мама обозначила основу своего метода проверки диагнозов. Пациент и диагноз - как ядро и электрон. И ответ на вопрос "кто/что вокруг кого/чего вращается" принципиально важен - это ключ к отделению релевантных записей в истории болезни от мусорных. На примере своего пациента мама доказала неверность вывода прошлого врача, что пациенту следует продолжать принимать определенные лекарства. Более того, с помощью атомарного принципа она ревизировала историю болезни. Это дало впечатляющий результат - оказалось, у больного не было тревожного расстройства, а диагностированное позднее шизотипическое умудрилось никак не проявлять себя несколько лет. Зато побочные эффекты от лекарств создавали картинку.
Позже я узнал о непубличной стороне того дела. Мамин первый пациент был владельцем крупных активов, и при нем, конечно, были опекуны. Не знаю, была ли мама в курсе, но вряд ли не слышала хоть краем уха. Главное, она добилась снятия с пациента недееспособности. Мама потом говорила, что "тогда еще было можно". Воспользовавшись атомарным принципом, я ревизировал историю болезни Воронского. Запись профессора выше - единственная столь конкретная, в остальном в ведении истории постоянно сквозит небрежность. И эта запись ставит немой вопрос "почему он всю жизнь сидит взаперти?" на передний план. Потому что только в ней профессор называл его исключительно по имени.
Встреча была утром. Меня никто не ждал на входе, дошел по памяти. Дом казался пустым. На Воронском по-прежнему был шарф. В этот раз я не произнес ни слова перед тем, как начать читать запись профессора. Воронский погрузился в чтение моей записи - он и не пытался делать вид, что слушает. Закончив, бросил на меня кроткий взгляд, взял бумагу с ручкой и принялся писать. Делал он это около 30 минут - вышло 10 листов. В дверь комнаты постучали, я почувствовал, как по коже пробежал холодок. Воронский отдал мне листы с ручкой, улыбнулся и указал глазами на дверь. Я заговорил о следующей встрече, но новый стук прервал меня. Воронский опустил глаза - я понял, что встреча закончена. Анкеты остались на будущее.
За дверью меня ждала мать пациента. Она была подчеркнуто вежлива и пригласила меня выпить кофе с круассаном на ее кухне. Я принял приглашение. На кухне нас стало 3 - за столом завтракала миловидная блондинка, на вид лет 14. Ее правое колено было забинтовано. Мать представила нас - это оказалась сестра, о которой говорил Воронский. Я промямлил, что как врач должен спросить, как она себя чувствует. Сестра опустила глаза на колено, но сразу подняла и ответила "хорошо, спасибо". Мать усадила меня, поставила кофе и круассаны, села рядом со мной. Вся сцена была столь миролюбива, что я совершенно не мог начать беседу так, как представлял себе - строго, чеканно. Сестра спросила, чем я занимаюсь с ее братом, я ответил, что читаю историю болезни. И лучше ли ему от этого, спросила она. Я ответил, что врачебная этика не позволяет говорить о многом, но общим вектором я доволен. Мать со вздохом сказала, что сестра получила травму перед важными соревнованиями по художественной гимнастике. Сестра зыркнула на нее, Мать извинилась и обратилась ко мне. Оказалось, она уже в курсе, что я знаю о планах семьи. Я заикнулся о профессоре, мать подняла руки и сказала, что ни в чем его не винит и, наоборот, расценивает как доверие ко мне. Я попросил не воспринимать мои слова как выпад, но твердо заверил, что пациенту стоит выходить - для начала хотя бы на короткие прогулки. Сестра нахмурила бровки.
"Последний раз, когда он хотел выйти, у него пошла пена. Извините, не к столу".
Мать отпила из чашки.
"Знаете, Олег Андреевич, как происходит подготовка к его встречам с вами?"
"Не имею чести".
"А что произойдет теперь, после встречи?"
"Не знаю".
"Вы сядете в машину и поедете домой. Моя дочь пойдет делать лечебные упражнения - к отъезду нам нужно вернуться к полноценным тренировкам. А я пойду помогать моему дорогому сыну помыться, переодену и усажу за его работу. И до конца дня буду надеяться, что с ним не произойдет ничего из того, что описано в истории болезни".
"Он выглядит абсолютно здоровым. Вы..."
Мать впилась глазами в мое лицо.
"Вы очень заботливый родитель. Может, у вас есть образцы его почерка? Перепроверка диагноза по мелкой моторике..."
"Доктор, я всегда слушала профессора и следила за исполнением его назначений. Я уже нашла шведского врача, которому нужно будет передать историю. Мы со всем справимся, уверяю вас. Не усложняйте работу ни себе, ни нам".
"Я правда пытаюсь ее упростить. Здесь так живописно..."
"Как видите, доктор, у меня 2 детей. И в данный момент постоянное внимание нужно обоим. Может, вы когда-то узнаете, что значит полностью отдать себя семье. У меня нет другой карьеры, только эта".
"Мам, я люблю тебя", - жалобно сказала сестра. Мать улыбнулась ей и взяла за руку.
"Веньямин вас тоже, раз уберег от травмы", - вырвалось у меня.
"Это он так сказал? Я помню другое", - сестра смерила меня взглядом.
"Не он. Расскажете, что помните?"
"Только если мой врач разрешит".
Сестра улыбнулась матери, та покачала головой. Я поблагодарил за кофе, попросил сообщить мне дату следующей встречи и откланялся. Ощущение слежки не отпускало весь путь до дома, даже водитель казался напряженным. Меня распирало от желания прочесть, что там у Веньямина. Ясно, что "завтрак" был подстроен - профессор очевидно нарушил этику, сообщив мне об отъезде семьи. И, конечно, мать бы предпочла, чтобы я вообще не знал. Но раз уж так вышло, приходится доигрывать - делать вид, что человек небезразличен.
Разрешение на выезд... да, хорошо, что я не параноик. Неужели профессор решил скинуть на меня висяк? С такой провокативностью высказываний у пациента нет шансов на признание дееспособным - скорее вялотекучку вернут. Тогда в Швеции и правда лучше. Необходима дата отъезда - для дедлайна и дальнейшего плана работы. Нужно отдать должное - Воронский не гуглил в процессе письма, никуда не подсматривал и почти не делал пауз. Моя любимая история о блокаде - про женщину с морбидным ожирением, которая через много лет рассказывала врачу, как ее спасли 120 кило лишнего веса. И как она потом до конца жизни выращивала на даче цветы, чтобы украшать военные памятники.
Аминазин на 50%. Записи, что его снижали, нет. Вместо своих прогулок - картинки о чужих. Депрессивное расстройство - у человека, шутящего надо мной в собственной истории болезни. Конечно, это не блокада - просто филиал Скворцов. Интересно, в его комнате не как там - стены голые, решетки?
Атомарный принцип безусловно показывает, что личность пациента накручивают по медицинским диагнозам. Это говорит, в лучшем случае, о желании минимизации урона - но, по факту, о сохранении статус-кво. Лекарства я так не оставлю - как минимум, нужно вернуться на прежний уровень. На очевидный вопрос - зачем личность накручивают - я пока не могу ответить. В этом остается надеяться на искренность пациента - я не следователь, не любитель сплетен и даже не фанат детективов.
Как живет - понятно. Как хочет жить - важнее. Про рыбалку - отлично, но маловато.
Встречи не было, никто ничего мне не сообщил. Всю неделю готовил план лечения, доволен темпами работы. Может, у Воронского форс-мажор. Подожду еще завтра сообщения. Анкеты мне нужны, без них совсем никак. Боюсь хвастаться, но как будто и правда верю в успех.
21.09.22
Охренеть. Просто. Сколько же красивых мест в Грузии. И в Армении тоже. Меня же Нурлан в Шымкент звал, еще на 5 курсе! Надо проверить, как он, устроился ли куда хотел...
С самого утра как под кайфом. В обед позвонил профессор. Он сразу принялся успокаивать, сказал, что бронь мне сделали. Я поблагодарил за заботу, он спросил, как дела с Воронским. Я ответил, что не понимаю, зачем было менять врача, если, очевидно, все хотят оставить все как есть. Профессор ответил, что это решение семьи. Я сказал, что степень сотрудничества семьи недостаточна, что придется нарушать этику и по этой причине я готов к отстранению. Профессор дослушал, но ответил не терпящим возражений голосом:
"Олег, прекратите истерику. Если надо, в отпуск сходите. Хватит цепляться к семье - они несут нелегкую ношу. Не навредить - вот правило, какая еще этика вам нужна?"
"Кто в семье был за смену врача?"
"Нет, этого я не скажу..."
"Хотите, чтоб я работал вслепую? А мать считает, вы сказали мне об отъезде в знак доверия".
"Дело не в доверии. Есть вопросы, касающиеся не всех. Вам ли не помнить".
У меня перехватило дыхание, и я не смог ответить.
"Ничего с вами не будет. Продолжайте работу, перепроверяйте сколько влезет - для себя. Не надо ничего вносить в историю. Верю, вы знаете, что делаете, но любые выводы нужно перепроверять, и свои тоже. Никто вас не отстранит. Не нервничайте и ждите сообщения".
Ждал до вечера. Ничего.
КАК Я: ХОЧУ ЖИТЬ
Писал очерк. Чувствовал себя хорошо, сильных беспокойств не было. Особо меня не контролировали, ссор не было, лишь один мелкий конфликт: разговор о мобилизации. Мама сказала, что не допустила бы отдать меня на войну. Я: если бы на Родину напали, попросился бы ее защищать. Она: родина - это семья, любовь и тепло, а не грязь, разруха и смерть. Я: и в Украину можно было туристами поехать. Она строго посмотрела - и у меня больно дернуло в шее. Шарф ни при чем, он давно не колючий.
Сами вы висяк, доктор! Если я провокативный, не такова же Ваша любимая история о блокаде? И кстати, не могу не подметить изменение Вашего слога. Жаль, числительные еще не даются. У меня есть решетка на окне, но она ОТ скворцов, а не для того, чтобы я не выпрыгнул. И стены у меня не голые, там мамины поделки висят, вышивки, гобелены. Она рукастая, что неудивительно - папа все время не дома. У нас вообще много комнат, доктор, и там много чего есть. Просто Вас туда вряд ли пустят. На лестницу, с которой сестра упала, точно нет - это перед маминой спальней. Даже для нас это святая святых. Сестра хотела поделиться с мамой крайне личной информацией, а я убеждал, что она сама все понимает и просто хочет поныть. Мне повезло - я увидел, как у сестры подвернулась стопа, и за секунду успел подставить руки. Но я в любом случае сделал бы это - гимнастке даже малейшая травма опаснее вдвойне.
Про Ваш атомарный принцип - на самый первый взгляд, интересно, но у меня нет никаких активов, доктор. И "держать взаперти" не лучший способ сделать меня богаче и важнее.
Я так и думал, что однажды Вы не сдержитесь и упомянете сумасшедший дом. Жаль, что Вы не любите детективы - летом тысяча девятьсот восемнадцатого в Скворцах произошла знатная история. Там прятался от большевиков, притворяясь сумасшедшим, дворцовый комендант Николая Второго. Его искали, да не нашли - он смог выбраться в Европу и там дожить свои дни, оставив мемуары. Но что в Скворцах, что на Пряжке или в Крестах - где подобного не происходило?
Омал маал, омал маал,
Всяк мой домик занимал
То литовец, то русак,
То ливонец, то пруссак,
По анютиным глазкам,
Неродящим колоскам,
Так по Калеву по краю
В синих шастаю носках.
И пою, пою, пою
Песню смелую свою,
В жажде петь, врагу на горе,
Уподоблюсь соловью.
Перетру веревку пут,
Вот увидишь, старый плут!
Хоть и триста нас осталось,
Эти триста не уйдут.
Собери-ка ты вещей,
Навари в дорогу щей
И отваливай по тихой
До Голландии, кощей.
Что связывает наши местные культуры воедино? Традиционно считается, что в краях со смешанным населением действуют некие хитроумные механизмы поддержания порядка, в которых все сдерживает и противовесит. Не стану спорить и пойду по примерам. Вера: есть православные, лютеране, даже язычники не до конца растворились. Нация: есть водь, ижора, саамы, шведы, немцы, русские, карелы, и емь, возможно, и савакоты с эвремейсами были. Калевала общая, а Куллерво, которому я выше дал слово, только у ижор. Поняли, сколько ижор осталось? А води знаете сколько? Ингрийских финнов несколько тысяч - и число сокращается ужасающими темпами. Почему независимость Ингрии является проблемой - хотя бы в разрезе остановки стирания с лица земли ее коренных жителей? В конце концов, по Конституции из федерации можно выйти. Или быть в ней на правах широкой автономии. Финляндия была такой в Российской империи. Многим финнам не нравилось, но памятник Александру Второму никто не убрал - он стоит в центре Хельсинки. Мы великая страна - и такой же нас сохранила ингрийская мифология. К востоку всегда, сколько местные помнили, были русские земли - и местные никогда это не оспаривали. Жили же как-то в мире...
Что нас точно роднит с Римской империей? Как и римляне, мы всегда хотели от соседей дани и людей в армию. Итог Римской империи не так принимают во внимание. Что случилось с Ингрией в двадцатые-сороковые годы того века? Репрессии были всеобъемлющими, прежде эти земли не видели такого их масштаба. Начались депортации, порой за тысячи километров. По подозрению (!) в шпионаже. И не все представители коренных народов считали это репрессиями. Кто-то благодарил советскую родину, что спасла от голода, войны, смерти. До того, правда, несла их, но - нет, теперь мы точно сплотимся. С благословения очередного вождя отправим сотни тысяч "коренных" из всех уголков Родины на смерть. А потом с новых уголков наберем и пойдем дальше. Пока в океан не упремся или рога не обломаем. Или сами в "коренное" меньшинство не превратимся. Столько народов, империй, культур, языков безжалостно унесено рекой времен. Что гарантирует нас самих? Куллерво - один из важнейших героев для понимания противоречий вокруг Ингрии. По мифу, дядя изничтожил род Куллерво, а беременную мать его взял к себе рабыней. С рождения лишь жажда мести владела умом и душой ребенка, и, даже узнав подростком, что не весь род погиб и его близкие живы, Куллерво не отказался от мести. Убив дядю и предав его земли разорению, Куллерво потерял близких и покончил с собой. Проводить параллели я, пожалуй, не буду, но, если бы дядя узнал о живых близких Куллерво и помог восстановить его род, причина для мести могла бы перестать довлеть. Но дядя не был готов.
Флаг Ингрии кто только не поднимает. Одни сепаратисты, другие - патриоты и почвенники. И вторые очень боятся, что власть подумает, будто они первые. На коренной земле води отгрохали порт. Двести лет назад их было десять тысяч, сегодня - сто человек. С ижорой так же, и со многими коренными народами РФ. Это не чума, не пиндосы и даже не укронацисты. Глупо пенять кому-то за колониальное прошлое, если у самих оно - паскудное настоящее.
Ингрия безусловно будет. И даже свободной. От корней или от тирании. Как и вся Россия.
P.S. Надеюсь, Вас не заберут, доктор. Мне уже легче работать с Вами, надеюсь продолжить.
P.P.S. Так и не ответил, как хочу жить:) отвечу коротко - своим трудом.
25.09.2022
Работа над планом лечения полностью остановилась. Меня выворачивает от новостей. Не буду грешить на пациента, но блокадный очерк, пожалуй, больше не хочу. Цоя послушал, до того не приходилось. Крутил в голове слова сестры и недоумевал - какая пена, откуда пошла и где об этом хоть слово в истории болезни Веньямина.
В три часа дня получил сообщение. Встреча в шесть вечера. Показательная дерзость матери.
Каждый шаг по дому отдавался эхом в голове. Веньямин по-прежнему был в шарфе и выглядел обеспокоенным - неясно, по своим причинам или от моего вида. Я закрыл дверь, сел, достал историю болезни, бумагу и ручку. Он потянулся за историей, я вынул и положил перед ним три анкеты. Веньямин скользнул по ним взглядом, я написал на чистом листе "Начните с анкет, пожалуйста". Он нерешительно взял ручку, я открыл историю в случайном месте и начал читать. С каждой строкой нарастало отвращение, я боялся поднять глаза. Веньямин быстро справился с делом... насколько я могу судить. Потому что перестал читать, только когда в горле полностью пересохло. Передо мной лежали три заполненных анкеты. Веньямин смотрел с участием и губами спросил, все ли в порядке. Я выдохнул и отдал ему историю болезни. Он улыбнулся, раскрыл мои последние записи, а я погрузился в чтение анкет. Оно довершило понимание, что все сходится на матери - ее интонации, манера трактовок ясно ощущаются в истории болезни. Окончив чтение, Веньямин не сдержал смешок. Я написал "можно ли связаться с вашим отцом?". Он увидел, но сперва принялся за собственный ответ. Я ждал, как мне казалось, с величайшим спокойствием, а Веньямин периодически ухмылялся, глядя на меня. Он окончил несколько листов и написал мне номер телефона с именем. Я собрал все написанное и хотел положить в историю, Веньямин указал на первый абзац и жестами попросил прочесть при нем. Я уточнил, понимает ли он, к чему может привести изменение юридического статуса. Веньямин улыбнулся, кивнул и отдал честь. Я собрался и встал из-за стола. Веньямин тоже встал и протянул мне руку. Я пожал.
Моя мама бы гордилась, но без Вашего отца шансов нет. Уровень скрытности придется повысить - если Ваша мать узнает, чем мы занимаемся, палок в колеса не избежать. Как не навредить, если именно дееспособный человек, осуждающий войну, не защищен от произвола - вопрос риторический. Теперь бы мне успокоиться, но уже не выйдет. Мама читала мне Калевалу в детстве, хотя я мало запомнил. Пользуясь случаем, прошу прощения - вопросов об образовании больше нет. Дело не в активах как таковых, а в том, на кого они записаны. Лично Вас может быть нужно держать по другой причине. Может, семья знает о какой-то опасности, которая есть для Вас вне дома. Может, видит в Вас монстра, которого нужно держать на привязи. Это догадки - фактов, почему Вы живете как живете, у меня нет. Своим трудом это здорово, но слегка неконкретно. Пока я понял о репетиторстве и спасении на лестницах. Первым легко заниматься, не выходя из дома. Блогингом тоже. Нет, серьезно.
Я дурак, что хотел отстранения. Профессор прав - для себя я могу перепроверять все, что угодно. Подготовил список вопросов к отцу Веньямина. Беспокоит одно - похоже, я действительно являюсь объектом слежки. Начали приходить звонки, на алло никто не отвечает, но связь не прерывается. Один раз видел человека, пристально изучающего мое окно. Заметив меня, он отвернул лицо и пошел прочь. Возможно, мать или отец наняли частного детектива.
Ожидания от звонка были противоречивыми - ясно, что фраза "чиновник по торговле" ничего не объясняет. Еще до полудня я оставил сообщение - с объяснением, кто я, и почему хочу пообщаться. Ответ с согласием пришел через час. Я позвонил по видеосвязи и, едва увидев лицо собеседника, отметил впечатляющее сходство с сыном. Далее мы в прямой речи.
"Здравствуйте, Павел Викторович".
"Да, доктор, слушаю вас".
"Ради бга, извините, если отвлекаю от службы".
"У меня перерыв. И я слегка удивлен. Моя жена всегда на связи и знает обо всем лучше".
"Верно, но я бы хотел все же услышать вас. Меня очень интересует ваш взгляд со стороны".
"Взгляд на что?"
"На кого - на Веньямина. Он впечатляет не только как пациент, но и как человек".
"Доктор, ваши реверансы очень трогательны, но давайте ближе к делу".
"Согласен, Павел Викторович. Начну с простого - когда вы последний раз виделись с сыном?"
"По видео неделю назад, а так в конце августа".
"Каким он был в конце августа?"
"Нормальным".
"Я того же мнения о нынешнем состоянии. И, в целом, верю в признание дееспособности".
"Это очень хорошо, доктор. Только одна деталь, вы понимаете?"
"Павел Викторович, позвольте зачитать вам кое-что из Веньямина".
"Вы же не собираетесь убеждать меня..."
"Мама сказала, что не допустила бы отдать меня на войну. Я: если бы на Родину напали, попросился бы ее защищать. Она: родина - это семья, любовь и тепло, а не грязь, разруха и смерть. Я: и в Украину можно было туристами поехать".
Отец глубоко вздохнул - и улыбнулся. Внезапная догадка пронзила мой мозг.
"Павел Викторович, это вы добивались замены врача?"
"Вы как прокурор", - отец убрал улыбку.
"Нет, простите. Я хотел сказать, что вы единственный спокойно реагируете. Даже я в шоке".
"Я провел прекрасные полгода с сыном, в прекрасной демократической стране. По правде, я бы предпочел то же, что и моя жена. Мы это на днях обсуждали".
"Что, Павел Викторович?"
"Дать ему дееспособность здесь. Она пообещала, что так и будет".
"Он все равно сможет уехать обратно!"
"Имея выбор остаться. Он умный и понимает, что в России он потенциальная мишень".
"Но это все вам мог обеспечить и профессор".
"Он не хотел отпускать Веньямина ко мне. Жена, честно говоря, тоже была сильно против".
"Можно спросить, как вы это устроили?"
"Профессору я прямо сказал, что буду добиваться его замены. А жене - что лягу костьми, чтобы Веньямин остался в России. В жизни таким борзым себя не чувствовал".
"Да, это впечатляет. Как полгода в Стокгольме повлияли на него?"
"Позитивно. Климат ему подошел, атмосферой города он проникся. Даже связями оброс".
"Связями?"
"По дружбе, работе и еще там. Лучше его спросите - не хочу сплетничать".
"Еще один вопрос: вы считаете, лечение профессора было эффективным?"
Отец помрачнел.
"Обещаю не пересказывать ни ему, ни вашей жене".
"Пересказывайте сколько хотите, у меня нет секретов от семьи. Я вполне свободно обговорю наш с вами диалог и с женой, и с сыном".
"Профессор - тоже часть семьи?"
"Вы уже задали вопрос. Я не считаю его лечение эффективным".
"Но, выходит, и мне вы успеха не желаете. Раз хотите увезти пациента".
Отец помолчал несколько секунд.
"Файнберг детский психиатр, а мой сын уже не ребенок".
"То есть формальная причина? По врачебной специализации?"
"Давайте так, доктор. Будем закругляться".
"Павел Викторович! Я не знаю, что делать! Я не получаю содействия ни от кого, кроме Веньямина! Вы же гуляли с ним, он хотя бы выходил из дома!"
"Я делал что мог. В том, что касается его нахождения в России, я полностью доверяю жене".
Я тяжело задышал.
"Никто не хочет, чтобы он остался. Хотя он влюблен в родные края".
"Мы с женой тоже. Что поделать, если там, где нас нет, сейчас лучше".
"А если границы закроют? А если он никогда уже не сможет побывать в Петербурге?!"
"Не надо паники. Видала страна времена и похуже. Никуда город не денется, может еще на пенсию вернусь".
Я почувствовал, что уперся в стену.
КАК Я: ДОШЕЛ ДО ЖИЗНИ ТАКОЙ
Привет, доктор. Спасибо за идею про блогинг, обещаю подумать. Я с радостным волнением пообщался с отцом. Он назвал Вас человеком с открытым сердцем. Сегодня обойдусь без краеведения и поделюсь тем, чем попрошу не делиться с мамой. На Вашу совесть. Я чувствую, что мамино внимание стало пристальнее, она явно подозревает, что я дал Вам номер отца. Но я обнаружил способность, знаете, как бы... увернуться. В общении все время оставался дружелюбным. Может, выглядело неправдоподобно, но не так ли делают все?
Матс Бергман, капитан катера "Олимпия" - отменный и бесстрашный сорокатрехлетний моряк. С этим милым человеком связан еще один факт обо мне. Я получил международную лицензию шкипера, могу водить небольшие корабли. Дальше будет лирика.
Матс Бергман, мой учитель и друг, случайно столкнулся со мной на набережной Стокгольма. Мы с отцом совершали вечернюю прогулку - конечно, со всеми предосторожностями. Взирая на море, Матс обратился к отцу с вопросом о поведении птиц. Отец сказал, что не разбирается, Матс спросил меня. Я ответил, что у меня дома на окне решетка от птиц. Он посочувствовал мне, я ответил, что мама опасается их как разносчиков болезней. Матс рассмеялся и сказал, что люди бОльшие разносчики, но от них никто решетки не ставит. Это потому, что верят в их благоразумие, ответил я. Отец потянул меня идти дальше. Неделю спустя мы вновь гуляли в этом месте. И вновь встретили Матса Бергмана. Он пожелал нам доброго дня. Отец спросил, изменилось ли поведение птиц за это время. Матс ответил, что узнает точно, когда вернется за штурвал. Чего, выпалил я. Он достал из бумажника фотографию и показал мне. Там была белоснежная морская яхта.
Дальнейшее можно описать словом "алхимия", но я склонен считать, что это логичный акт. Сложив "рыбалку на СВО" и "капитана судна", я получил Абсолют. И мамина идея об удаленном преподавании развеялась как дым. Я хочу ходить по Неве. Что угодно - отвезти, сопроводить, виды показать, историю рассказать, а то и полихачить. Шучу про последнее.
Месяц мы гуляли потом в этом месте, но ни разу не встретили Матса. Я настойчиво уговаривал отца отдать меня учиться - во-первых, я и правда хорошо себя чувствовал и демонстрировал высокую самостоятельность, во-вторых, в Европе куда более лояльные законы, и я бы мог получить реальный документ, а не подставку под кофе. В-третьих, в России такая работа тоже может быть востребована. Отец устал предупреждать о рисках и сказал, что если еще раз встретим Матса, то спросим. И мы встретили - через пару дней. Оказалось, его яхта встала на ремонт, и он занялся временной работой, чтобы не тратить запасы и не сидеть на берегу. На вопрос отца о моем обучении он ответил "хоть сейчас".
Под руководством мудрого и опытного человека я ступил на борт "Олимпии". Обычно мы фрахтовались на озере Меларен и ходили до Готланда включительно. По карте может показаться, что это близко, но Матс говорил, что дело не в расстоянии хода, а в поведении стихий на этом расстоянии. Мы проводили время и на суше, пару раз даже ходили в бар вместе с моим отцом. В пред-предпоследний рейс мы попали с грузом в шторм. Катер ушел с рейда, когда небо заволокли тучи, обрушился дождь стеной, а небо стало рваться от зигзагов молний. Я метался по мостику, выполняя указания Матса, боровшегося с волнами. Мы хлебнули и раз сильно качнулись влево, но дошли до порта назначения. На обратном пути было уже спокойно, и Матс позволил управлять мне. Так я набрал достаточно миль для лицензии, и остались только часы. Это был конец июля.
Пятое августа. Трижды проклятый и благословенный, мать его. Даже извиняться не буду. Мы успешно вернулись в Стокгольм и встали у причала. Матс высказал предложение - я сделаю полную уборку на катере, а он зачтет мне все это время плюс ожидание. Я уточнил, ожидание чего - он сказал, ему надо убежать по личным делам. Я спросил, зачем мне дожидаться его, если я могу сделать уборку и пойти домой. Он ответил, что будет еще один рейс, что я наберу остаток часов и повеселюсь, а он повинится перед моим отцом за то, что взял меня в рабство на галеру. Я был заинтригован и согласился.
Уборка заняла три часа. Это был тридцать третий раз, когда я ее проделывал. Я проголодался и заказал доставку еды. Позвонил отец - я рассказал ему о предложении Матса и о том, что согласился. Отец спросил, не тяжело ли мне, я включил камеру и прошелся по всему катеру. Отец похвалил мою старательность, я поблагодарил отца, что дал мне такую возможность. Скоро привезли еду. Поев, я блаженно растянулся в каюте - и сам не заметил, как задремал. Пробуждение явилось в форме, которую я вынужден описать отдельно, хотя это по сей день доставляет мне не самые приятные ощущения.
Я проснулся от шороха шагов на лестнице, ведущей в трюм. Шаг был явно не Матса - крадучийся, не маршевый. Я резко сел на койке и принялся шнуровать обувь. Поднявшись на ноги, я тут же сел обратно - не по своей воле. Просто она была ослепительно-красива в белом платье с лентами. На вид моя ровесница, огненно-рыжие волосы, мягкие туфельки. Должно быть, у меня было столь глупое выражение лица, что она не выдержала и рассмеялась. Она спросила, это ли катер "Олимпия". Я кивнул. Она сказала, что пришла по приглашению капитана. Я ответил, что он мне такого не сообщал. Девушка похвалила ухоженность катера и спросила, может ли подождать внутри - капал мелкий дождик. Я попросил ее подождать снаружи, под крышей. Она сказала, что это не очень гостеприимно, я ответил, что хочу только прояснить ситуацию с капитаном. Она молча пошла наверх, а я с телефона на катере начал звонить Матсу. В попытках дозвониться прошла четверть часа - безуспешно. Дождь усиливался, меня начинала грызть совесть. Теперь я понимаю, что это был рубикон - можно было дать ей промокнуть и уйти. А я пустил обратно.
Она назвалась Олимпией из Вестфолла. Я заметил, что это похоже на имя из фэнтези, она рассмеялась и уточнила, что это в Норвегии. Остальной диалог я, возможно, воспроизведу в другой раз - и так много текста выходит. Прошло два часа, капитан не появлялся и на связь не выходил. За это время я узнал чуть ли не всю историю жизни Олимпии - ее я воспроизводить не буду. Я был охвачен необычайным ощущением легкости, которого никогда до того не испытывал. Я рассказал все о себе. Так минул еще час - и она начала сдавать. Она плакала, что капитан забыл о встрече. Я возьми да выпали, что я сам почти капитан. Она спросила, что это значит - я ответил, что могу управлять этим катером. Она не поверила, я стремглав помчался наверх, отдал концы, вернулся на мостик и запустил двигатель. Она добралась до меня, когда я уже приготовился крутить штурвал.
"Стой!"
"Я могу управлять. Куда ты хочешь?"
"Нет. Я пришла из-за капитана".
"Свожу тебя и стану им. Трех часов хватит".
"Нет. Ты не он. Прости".
Со мной так было всего несколько раз, доктор. В истории болезни это наверняка есть - надеюсь, вы извините, что я не горю желанием искать точные даты. Я падал и позже описывал ощущение, что земля раскололась прямо под ногами. Вот. После ее слов я упал. Буквально рухнул. Я не плакал, не кричал - я был оглушен. Она опустилась на пол, заботливо погладила меня по голове. Ее заплаканное лицо было подобно ангельскому.
"Почему?" - прохрипел я.
"Так бывает. С первого взгляда, когда ни тени сомнения".
Она всхлипнула. Я протянул ей руку, она нежно погладила ее своими тонкими пальчиками.
"Извини, что ворвалась. Я не хотела проблем, особенно тебе, такому милому и доброму".
"Я бы не забыл о встрече".
Мое тело задергалось в разных местах. Олимпия взъерошила мне волосы, наклонилась и поцеловала. Несколько секунд поднебесного полета окончились оглушительным пике. Она встала и без единого слова покинула катер, даже не обернувшись на прощание. И я до сих пор не знаю, когда это пике закончится. И вряд ли кто-то вправду может мне помочь, ну разве что Петербург...
Матс явился с темнотой и пьяной компанией. Он расцеловал меня и сказал, что я лучший из учеников, который мог у него быть. Я ответил, что лучше мне быть с "Олимпией", а ему с друзьями отдыхать в кают-компании. Матс согласился и добавил, что еще до отъезда в Россию мне по почте придет лицензия. Включили громкую электронную музыку. Матс хотел отдать концы, но заметил, что они уже отданы. Я сказал, что был готов на случай, если он захочет слинять. Мой тон меня выдал - Матс спросил, что случилось. Я рассказал об Олимпии, он не смог (или притворился) вспомнить ее и посоветовал не обращать внимания. Ты нормальный, сказал он, а есть реально шизанутые.
Катер шел по озеру, вся честная компания переместилась на мостик. Одна из девушек включила песню, называется "NE/ON". Я вообще классическую музыку предпочитаю, но дело было не в музыке. И даже не в том, что шведы слушали русский синтивэйв. Тогда я в последний раз плакал. К счастью, всем было так весело, что никто не заметил.
В общем, это все, доктор. Сложите пять "слов" - получите мой портрет и мою историю. Могу заверить - только мы двое знаем так много. Мама уже считает Вас шпионом.
03.10.2022
Что-то поменялось. В этот раз меня предупредили о встрече за двое суток. Но это менее важно, чем очевидный факт - семья в лучшем случае не поможет, в худшем - помешает освободить сына. И не важно, профессор за нее или нет, потому что он не за меня.
Веньямин был в шарфе, на лице загадочная улыбка. Я шел с тяжелым сердцем - было страшно показать последнюю запись. Но, сев напротив, я почувствовал легкость, словно меня надули воздухом. Тревога исчезла, как не было, а на столе появились бумага, ручка и история болезни - я пропустил момент, когда достал их. Раскрыв историю, я не глядя вырвал страницу из середины. Веньямин не сдержал смешок. Я отдал ему историю, расправил страницу и стал нарочито медленно читать вслух. Веньямин быстро одолел мой разговор с отцом и невозмутимо взялся за ручку. В те минуты казалось, что со стороны мы выглядим нормальными, не считая моего демарша с историей. Но, зная суть происходящего, любая этическая комиссия должна была бы немедленно поставить вопрос о моем отстранении. Очевидно, искать Веньямину юриста тоже придется мне. И в целом все организовывать так, чтобы семья подольше не вникала. Написав несколько страниц, Веньямин встал и жестом призвал меня сделать так же. Я перестал бубнить и подчинился. Он обнял меня, похлопал по плечу и ровным спокойным шагом пошел к двери. Я обмяк и обернулся, когда он уже выходил. Собравшись, за ним последовал и я. А за дверью меня ждала мать.
"Муж рассказал, что вы звонили ему. Я не давала вам номер телефона".
"У госслужащих есть приемные, секретари..."
"Не уверена, - оборвала меня мать, - кто дал вам. Веньямин или профессор?"
"Разве они оба не члены вашей семьи?"
"Они да. Вы нет".
"Я не претендую. Моя работа - Веньямин, только ради него я здесь".
"Как и я. Пока не родилась дочка, я почти не отходила от него".
"Достойно уважения. Вы дали ему шанс в жизни - не волнуйтесь, он справится".
"Не могу не волноваться, доктор. Вы человек новый, для вас история болезни - что затертая пластинка. А для меня это живые эмоции, воспоминания. И страхи, особенно за него".
"В Швеции он тоже был в шарфе Зенита? Все лето?"
Мать будто съежилась и полезла за носовым платком.
"Олег Андреевич, - она обмахнула лицо, - да, я подозревала у него аутизм. Нет, не все мои подозрения оправдались. Он достаточно самостоятельный - кроме отдельных жизненных процессов. За человеком может ходить тюремщик, а может сиделка. Честно, я за второе".
"Обычно сиделка подселяется к пациенту, не наоборот".
"Доктор, вы же внимательно прочли историю болезни?"
"Вполне".
"И от себя уже, наверное, чтото добавили?"
"Профессор сказал, без занесения я могу перепроверять что угодно".
"Так чудесно! Всего несколько месяцев - и мы убудем. Я согласна с мужем - были и темнее страницы истории. Веньямину в любом случае так безопаснее".
"То, что было, и то, что может, не всегда одно и то же".
"Вот смех. Мы уедем и тут все в порядок вернется".
"Вы о каком, простите, порядке?"
"В этом доме. Двое детей, доктор, вы представляете, сколько от них грязи? Особенно жилеткой для дочери быть - только успевай таскать салфетки!"
Мать рассмеялась слегка натужным смехом. Я нахмурился.
"Остается надеяться, за несколько месяцев не вскроется новых деталей".
"Каких, доктор?"
"Показывающих историю болезни в неожиданном ракурсе".
"Каком ракурсе?"
"Усложняющем нам обоим работу".
Я поклонился и пошел к выходу.
Наши леса восхитительны, но чувствовать себя как в "кукушкином" прицеле чертовски непривычно. Если это детектив, нанятый семьей, надо признать, давить на нервы он умеет.
Ясно. Подытожим: профессор вел "историю болезни" со слов Вашей мамы и частично с Ваших. Перепроверок, дополнительных тестов никогда не проводилось. По идее, разгребать написанное можно пару лет спокойно, но это лишено смысла: у нас дедлайн (узнайте точную дату, пожалуйста), а четыре пятых материалов не соответствуют критериям качества. Великолепно, что Вы получили опыт социализации. Сочувствую насчет девушки - если Вас это утешит, первые истории почти у всех такие. Не волнуйтесь, в Петербурге много девушек - будет на кого произвести капитанское впечатление. У вас нет ощущения, что переписка нас выручила? Вы ведь тоже стараетесь не шуметь на встречах. И кстати, если Ваша мама просто переводчик, почему у нее ограничение на выезд из страны?
Спасибо, ценю оказанное доверие. От меня о Вашей влюбленности никто не узнает. Да, я пишу это специально, чтобы потом нельзя было отказаться от слов, как будто я имел в виду что-то другое. Ваша мама может считать меня кем угодно, но, если профессор узнает, что мы делаем с его трудами, он может отстранить меня одним телефонным звонком. Представьте, один звонок - и мы больше не увидимся. Мне бы этого не хотелось.
"Да, я подозревала у него аутизм. Нет, не все мои подозрения оправдались".
Это, конечно, наглое лицемерие, учитывая, что те же самые факты профессор объяснил шизофренией. То есть, ужесточение вместо облегчения режима началось давно. Признаков каталепсии у Вас нет, негативизма тоже, либо притворяетесь. Симптом Павлова - тут можно придраться к чистоте эксперимента, но двигательные нарушения - почти сто процентов неврология. Короче, не хватает совпадений. В этом "слове", которое я пишу дома, с телефоном без звука (анонимные звонки зачастили), я выскажусь об основном диагнозе. При встрече, если пожелаете, могу написать о настоящих проблемах. Они не очень страшны.
Чем отличается болезнь от расстройства? Шизофрения и острое психотическое проявляются похоже, только сроки разные. Сначала Ваш диагноз был F20.0, потом F20.2, потом F20.3, потом вообще F20.9. Сегодня в моде паранойя, завтра кататония - и на все находятся записи. Что это за болезнь, которая как хочет, так и проявляется? Вчитаемся в результаты экспертизы для первого суда... сейчас начнется мое любимое.
20\10\07
Исследование проведено врачом-психологом Ганцевым М.А. по направлению лечащего врача.
Профессор отправил Вас на "независимое" исследование к другому специалисту.
Больной В., 3г. 3м. Дифференциальный диагноз - остаточные явления органического поражения ЦНС с эписиндромом или шизофрения.
Это, видимо, о "родовой травме". Эписиндром Вы признали, но, как в известном анекдоте, есть нюансы.
Из анамнеза известно, жалобы В. носят расплывчатый характер ("мне часто плохо", "неуютно одному") с периодическим соскальзыванием в речи.
Интересно, легко ли в 3 года пожаловаться нерасплывчато, когда при том безвылазно сидишь дома и на фАрме? В исследовании, кстати, об этом ни слова.
Больной контакту доступен, но вял и медлителен - неглубоко вовлекается в диалог. Речь монотонная, голос немодулирован. Подозрителен. Интеллектуальные возможности: хорошо понимает инструкции к заданиям, способен строить абстрактные связи и обобщенно рассуждать.
Как Вам не стыдно, Веньямин. Симулировать интерес к вторжению психолога в Вашу жизнь. О котором Вы не просили и в котором не нуждались. Вялый и медлительный... стоп, это же побочки от фАрмы. Той, что профессор кормил Вас уже год!
Окончательный диагноз: параноидная шизофрения
ПОВТОРЯЮЩИЙ уже поставленный профессором. Но упаси меня обвинять доктора Ганцева в подгоне результатов. Разумеется, он, как глубокий профессионал, провел множество тестирований. Не буду же голословным и пробегусь по примерам выводов.
Тест Розенцвейга
Уязвимая личность, реакции сосредоточены на защите своего "Я". Имеет ненормальную идею прохождения испытания и неадекватность реакции на малейшее сопротивление.
Два момента: 1) в таком возрасте "Я" в полном смысле еще нет; 2) картинки о школе не подходят для проверки фрустраций запертого в доме ребенка. Хотя бы потому, что без нормальной социализации ему неоткуда знать, как бывает в школе.
Тест Люшера
Базовый профиль (2 68) - Депрессия (2), Паранойя (6), Шизофрения (8) - в клиническом случае характеризуется как "параноидная шизофрения".
Иногда цветные карточки - просто цветные карточки. Конкретно для дошкольников эффективность теста низка - еще в 1984 году было об этом исследование. Наверное, доктор его не читал. Ну или он суперпрофи и даже в таких условиях верно во всем разобрался.
Тест Векслера
ОПИ: 152 по Векслеру, ПВИ: 158 по Векслеру. Очень высокие показатели, несмотря на значительное время, затраченное на прохождение. Вероятно, данный уровень вербального интеллекта связан с эффективным самообразованием и может способствовать успешной социализации испытуемого.
При максимуме в 160. А дальше еще написано, что невербальный интеллект - 106, это показатель нормы. Доктор Ганцев крутой, он предсказал успех Вашей социализации. Послушал ли профессор этого героя? Знаете, я учился в хорошей школе, у нас подгонять под ответ было стыдно. Но есть еще одно, и, признаю, это задело меня лично. Тест "заучивание 10 слов". Доктор написал: "протокол с 9 односложными и двусложными словами". Короче, профи. Только протокола нет. Отсутствует в истории болезни. Я связался с профессором, спросил, почему и где его найти. Профессор сказал, что не может говорить и перезвонит. Прошло 5 дней - не перезвонил. Уже думаю разыскать доктора Ганцева и спросить, не осталось ли у него копии.
Я Ваш официальный лечащий врач. Это дает небольшую фору, используем ее по максимуму. Я хочу добиться, чтобы орган опеки, к которому Вы приписаны, подал иск на восстановление дееспособности. И также важно съехать от семьи. Признаюсь, если Вы уедете в Стокгольм, я не буду советовать Вам вернуться, учитывая актуальные события. При любом Вашем к ним отношении.
P.S. Вам бы пошла капитанская фуражка.
P.P.S. Получил сообщение - встреча завтра. Для Вас - сегодня.
КАК Я: ПЕРЕСТАЛ БОЯТЬСЯ И ПОЛЮБИЛ АТОМАРНЫЙ ПРИНЦИП
Я не знаю, почему у мамы ограничение на выезд. Да, в Швеции я был в шарфе. Кстати, не только у Вас ощущение "кукушкиного" прицела - у мамы тоже. Если это "детектив, нанятый семьей", он явно слетел с катушек и сам забыл, зачем его наняли. Неделю со мной почти не общались, даже отец с того раза больше не звонил. Я постоянно сидел, обложившись краеведением, но впервые занимался с такой неохотой. Хочу попросить почитать работу Вашей мамы. После Вашего диалога с моей рискну посоветовать держать ухо востро. Мама не привыкла к вопросам в лоб и это могло разозлить ее. Она порой прячет гнев за обмахиванием - кажется, в каком-то фильме подсмотрела. Но поправьте, если мне кажется, или Вы решили сыграть в ее игру? Собираетесь изображать шпиона? Я к тому, что... если Вы не он, Вас может надолго не хватить. Поверьте, я знаю, на что мама способна. Подумаю насчет капитанской фуражки, спасибо. Про настоящие проблемы тоже хотел бы. Не отказываюсь от идеи с опекой, но вижу некоторые затруднения, которые предварительно придется решить. Крайне интересно, что Вы написали в прошлом "слове". Я честно поверил насчет подгона, но обнаружил, что Вы не приложили к истории заполненные мной анкеты. Допускаю, что забыли, но тогда нелогично предъявлять претензии за протокол.
10.10.2022
Водитель все время оглядывался по сторонам. Не знаю, играл или тоже прицел высматривал.
Снова не встречали, дошел сам. Шарф был "на месте". Выдирать страницу я не стал, просто открепил заключение доктора Ганцева. Протягивая историю, я отметил - обычно Веньямин сидел, опираясь локтями на стол, а в этот раз откидывался назад и держал руки под столом. Присмотревшись, я углядел едва заметный тремор в левой руке, который Веньямин старательно сдерживал.
"Хотите, начнем с Вашего состояния?" - шепотом предложил я.
Веньямин решительно помотал головой и протянул правую руку. Я вручил ему историю болезни. Левая задергалась сильнее - Веньямин зажал ее коленями и раскрыл историю. Я стал вслух зачитывать заключение. Веньямин скоро одолел последние записи и принялся за свою. Ему понадобилась всего пара минут - и новое "слово" на лист было готово. Я прочел написанное про себя и взялся за ручку.
"Я вчера работал с анкетами, оставил в кабинете. Они точно есть, а протокола точно нет".
Тремор прошел. Веньямин улыбнулся и протянул руку, я передал ручку. Далее переписка.
"Из каких моих ответов про шарф Вы, доктор, сделали вывод о сильном мамином влиянии?"
"Вы шутите? Я начал с этого на первой встрече - что Вы думаете о записи профессора?"
"Плечом уже не дергаю, это прошло".
"Я не про плечо, Веньямин. Я про шарф".
"Он был еще до моего рождения. Я люблю Зенит, в чем проблема?"
"Получается, шарф видел всю Вашу жизнь. Неужто ни одной необычной истории?"
"Капитанская Вас не впечатлила?"
"Она впечатлила бы, и не будь на Вас шарфа".
"Было как было, доктор. Вы уж, честно, сами иногда в фантазии уходите".
"То есть, на первой встрече Вы хотели рассказать капитанскую историю? А покачали головой, чтобы Ваша мать не подслушала?"
"Да, именно так".
"Вы можете прямо сейчас снять шарф?"
"Я снимаю его в душе. А мама вручную стирает - этому шарфу нужна бережность".
"Очень интересно. А прямо сейчас можете?"
"Зачем, доктор? Мне вполне комфортно".
"Я хочу понимать, комфортно ли Вам без него".
"Да, тоже нормально".
"Так снимите".
"Это уменьшит мой комфорт".
"Я догадываюсь. И хочу понять связь. Вы явно не сами выбрали прожить в нем жизнь".
"Май две тысячи седьмого правда был холодный, с мокрым снегом".
"Профессор написал "может быть тик". Он проверил Вас на тик? В истории ничего нет".
"Я не настолько глубоко разбираюсь, доктор".
"С Векслером больше 150?"
"В этом проблема. Вы считаете, что все вокруг Вас понимают и должны делать удобные Вам выводы. А мне что Векслер, что Розенцвейг - там вообще три разных мнения".
"Атомарному принципу все едино. Вы не родились в шарфе - Вам его намотали".
"Доктор, Вы понимаете, что с такой позицией в отношении моей семьи у Вас не выйдет?"
"Я думаю о Вас. Не мне потом со всем этим жить. Если Вы тоже настаиваете на формальном подходе, моя работа, в общем, окончена. И продолжать встречи нет смысла".
"А я о Вас, доктор. Для Вас же, как Вы написали, это особенное дело? Мама, первый пациент. Расскажете больше?"
"Расскажу о другом. Особенности России таковы, что от своего имени Вы не подадите ни один иск. Не примут, ссылаясь на то, что Вы признаны недееспособным. Я составлю нужные документы и обращусь в орган опеки, мне нужны будут Ваши подписи. Если суд примет иск, он в любом случае отправит Вас на комплексную экспертизу, а потом вызовет на заседание. И надо будет приехать".
"Я не хочу ни с кем судиться".
"И не будете. Так работает - нужно доказать суду свою нормальность".
"Почему так важен мой переезд?"
"Некоторые тесты нужно проводить в условиях, когда на Вас даже теоретически не может оказываться постороннее психологическое воздействие".
"А то, чем Вы занимаетесь, это не оно?"
"Нет, я всего лишь врач. И не я создал систему, в которой Вас можно держать всю жизнь, игнорируя любые положительные сдвиги".
"Значит, я должен буду вести двойную жизнь? Одну для себя и Вас, другую для семьи? Потому что не можете один изменить систему?"
"Вы уже ведете двойную жизнь. Если Ваше главное желание - рыбалка на СВО, то, похоже, я единственный, кто готов этому способствовать".
"Мама не глупая, доктор. Не выйдет бесконечно скрывать наши намерения".
"Нужно просто как можно дольше".
"Тогда логично провести новую встречу, когда Вы уже подготовите документы".
"Тогда про настоящие проблемы напишу к следующей. Или хотите сейчас? Подчеркните".
Бывает, что интуиция подводит, но я знаю свою квартиру. Кто-то побывал в ней, пока я отсутствовал. Теперь и дома нет гарантии от слежки. Кому и с чего я так интересен?
Про атомарный принцип: я не оспариваю "настоящесть" Ваших чувств, Веньямин, но они, как и факты, поодиночке не дают верного ответа. Поэтому я изучаю совокупность данных.
Про мамину работу: в распечатке у меня есть резюме. Возьму на новую встречу.
Про маму и первого пациента: он был единственным, чья дееспособность осталась признана. Мама в 90-х освободила от опеки несколько человек, но их опекуны шли по судам и, порой спустя годы, добивались восстановления недееспособности. А потом и суды начали неохотно снимать этот статус - много мороки. В вопросе Вашей дееспособности потенциально есть козырь - Вы мужчина призывного возраста. Если среди аргументов будет, что Вы хотите в армию, суду это точно понравится. Но, полагаю, о моем мнении Вы догадываетесь.
Про "изображать шпиона": я понятия не имею, как это делать. Я учился медицине. Отвечать за восприятие Вашей матери я не могу - только посоветовать меньше думать об этом. Вы написали, что Ваш отец давно не звонил. А может ли, в теории, быть так, что он не совсем "чиновник по торговле"? Может, нас всех сейчас проверяют? И, может, Ваша семья хочет в Швецию не потому, что свобода, а потому что... задание?
Вот мы и дошли до оборотной стороны. Нужно признать, профессор постарался - список Ваших "проблем" не кончается шизофренией. Но другие "доказательства" еще нелепее. Аутизма, РДР и ОКР у Вас нет. По паре упоминаний в истории болезни - это не диагностика, а профанация. Спросите, зачем их написали? Полагаю, дабы затруднить достижение дееспособности. Все это предстоит опровергнуть в суде. Историю болезни можно с чистой совестью сжечь. Теперь о настоящих проблемах и о том, что с переездом нужно проверить.
Эписиндром
Про падение на катере - это оно. То есть, опасно, когда Вы стоите. Надо научиться при первых признаках надвигающегося приступа быстро принимать сидячее или лежачее положение. Выработать как привычку. Сидя, как по мне, Вы вполне справитесь.
Побочные эффекты употребления лекарств
Их ебаная куча! Извините, что перешел на мат - просто осознание, что в истории болезни почти все херня, порядком злит. Нейролептики горстями с антидепрессантами вприкуску - ненормальная ситуация. Учитывая, что болезней, от которых их едят, у Вас нет, действия профессора безусловно ятрогенны. Заелость конечностей, родовая травма - можно выдумать любое объяснение, если все время забывать о фармакологии, сопровождающей "лечение". Нужно снижать прием до полного отказа.
Неврология
Тут без конкретики, нужна отдельная консультация специалиста. Заметнее всего по рукам, но у Вас хорошо развитый компенсаторный механизм.
Сверхценная идея
Допускаю, что Вы владеете магическим мышлением и придумали рыбалку на СВО как символический акт "побытия". Но - и для этого нужен переезд - я бы хотел удостовериться и провести отдельную проверку.
Провокативность
Вас, разумеется, никто не может ограничить в свободе слова. Вы вольны говорить вслух то, что пишете про Украину, войну и президента. Но без шизофрении, дееспособным, вы вскоре будете говорить это в тюрьме. И, в лучше случае, отговорите пару зэков идти на мясо.
Шарф
Я не говорю, что Вы ненормальный - просто предполагаю, что именно это больше всего интересовало Вашу мать, когда Вы были в Швеции. Именно за этим она постоянно держала Вас в фокусе внимания, а не доверилась Вашему отцу, как он доверился ей, пока вы в России. В общем, переезд может помочь и с этим. Если снимете, можно будет начать говорить о Вас как отдельном субъекте. Пока выглядит как манипуляции Вашей матери с мутным мотивом.
25.10.2022
Порядком времени прошло. Профессор общался со мной один раз и максимально сухо. Похоже, восторгов на тему моего назначения он давно не испытывает. Я провел время с пользой - нашел юриста и подготовил с ним документы для иска. Хороший спец, жаль, не могу отрекламировать. О встрече мне сообщили за полсуток, так что я был во всеоружии. Так я думал, пока не оказался в доме семьи. Мать сидела в комнате, Веньямин был плотно закутан в шарф и явно тяготился ее присутствием.
"Ирина Константиновна, мы с вами, кажется, договорились".
"У Веньямина обострились некоторые проблемы, доктор. Извините, что не писала - ему временно требуется больше помощи".
"Я уже говорил, что позову Вас..."
"Похоже, вы все-таки не читали историю болезни. Или очень легкомысленно восприняли".
"Я видел уже достаточно..."
"Вы ничего не видели. Это я готовлю его к встречам, доктор. А после них..."
"Что вы хотите? Принцип защиты прав гражданина исходит из того, что надо дать ему попробовать жить полноценным, а не лишать этого даже из лучших побуждений".
"Мы дадим. Там".
Веньямин нахмурил брови, Мать притворно-доброжелательно смотрела мне в лицо.
"Вынужден повторить - моя работа невозможна, если представителем..."
"Пожалуйста, делайте свою работу, доктор. Я не собираюсь вмешиваться - я здесь на случай, если Веньямину станет плохо".
"Если ему может стать плохо, зачем вы назначили встречу?"
"Чтобы вы не думали и не настраивали моего сына, что я ведьма или кто похуже. Я вполне заинтересована в его дееспособности".
"Да, на своих условиях".
"Давайте так, доктор - я тихо посижу в уголке, и, если за всю встречу ничего не случится, больше не буду. Одну встречу вы потерпите?"
Я посмотрел на Веньямина, его скованный вид был весьма красноречив. Весь придуманный план встречи улетел в труху. Я не мог никоим образом обнаружить подлинные намерения, а потому просто открыл историю болезни и начал читать. Я задавал Веньямину глупейшие вопросы по поводу прочитанного, на которые он отвечал кивками или мотанием головой. Меня так и подмывало превратить происходящее в полный фарс, но опасения за Веньямина пересиливали. Через полчаса мать уже выглядела крайне успокоенной. Я сказал, что встречу можно закончить, но следующую лучше провести пораньше - тогда будет терапевтический эффект. Впервые на моей памяти мать Веньямина была так довольна. Подойдя ко мне, она протянула мне руку и наградила рукопожатием. И добавила, что долго ждать не придется. Мне удалось не подставиться. Веньямин справился с ролью отлично. Пусть даже новая встреча будет короткой - если на ней не будет матери, мы сильно продвинемся.
13.11.2022
Ее не было. И о встрече я узнал за двое суток. Но дата красноречива. Есть смутное подозрение, что с такими перепадами настроения психиатр нужен не сыну. Я протянул Веньямину историю болезни и замер в молчании. Прочитав последние записи, он взялся за ручку и вывел:
"Спасибо за "отлично", доктор, но я бы сказал, средне. Просто Вы кое-чего не видели".
"Давайте не тратить время на ерунду. Пишите, чего я не видел, или не упоминайте это".
"Ого. Вот так сразу в плохого полицейского?"
"Вот документы. На каждом нужна Ваша подпись. Это для меня, юриста и органа опеки - чтобы подать в суд от Вашего имени, минуя Вашу мать. Раскачать опеку на это - мое дело".
Я достал десяток доверенностей и заявлений с пустотами в подписях. Веньямин послушно все подписал, я убрал листы и продолжил писать.
"Расскажите о последних событиях".
"С чего бы начать. С шифра! Смотрите, очень просто. Вот черные треугольники, вот белые. Вот так пишется А, так Б, так В и так далее - думаю, принцип Вы поняли. Сможем, при случае, выдать за проективный тест. Один раз в дом звонили с городского телефона, я сто лет не слышал, чтобы кто-то по нему звонил. Мама в последнее время больше занимается сестрой - та начала идти на поправку. Я стал пропускать прием лекарств и чувствую себя вроде бы нормально. Извините, скачу - по городскому маме сообщили дату выезда. Двадцать какое-то июня, последнюю боюсь наврать. Допускаю, что это не правда, а сыгранная для меня сценка. Чтобы я подслушал и Вам рассказал. Ну вот, собственно, я и рассказал".
Я откинулся на стуле - накатило щемяще-пронзительное чувство единения. Веньямин глядел на меня с веселым любопытством. Убрав все написанное в историю, я взял чистый лист и написал Веньяминовым шифром:
"что вы забыли на сво там мрак грязь и подлость"
Ответ также шифром:
"в украине война а не стрелка васильевского острова"
Я поднял глаза. Во взгляде Веньямина был вызов.
"вы писали о работе моей мамы вот ее резюме оставляю вам"
Я выдохнул и протянул Веньямину резюме. Оно было принято с лучезарной улыбкой.
18.11.2022
Первый раз за три месяца добрался до бильярдного клуба. Игроков было немного, старых знакомых не встретил. Раскатал пару раз с администратором, расслабился и даже полбутылки светлого уговорил, когда позвонил профессор. Партию пришлось прервать - администратор пошел закрывать столы, а я остался слушать про методы моей работы, давление на пациента и провокации внутрисемейной нестабильности. Я поинтересовался, как давно профессор стал частью семьи. Профессор ответил, что это простая вежливость матери и не надо раздувать. Оказалось, она нашла резюме и была дико недовольна. Я ответил, что резюме не содержит ничего крамольного, а Веньямин просил всю работу, которая очень объемная и сложная для понимания неспециалисту. И все же, он проявил любознательность и волевое мышление, что безусловно хороший признак. Я понимал, что открыто нарываюсь, и изо всех сил делал будничный голос. Профессор заявил, что у меня остался один шанс - больше ни одной жалобы от матери, или я отстранен. Я поблагодарил, сказал, что вдохновлен его верой в меня и пообещал ответить лично на все претензии, чтобы мать перестала высказывать их ему и отвлекать от дел. Профессор устало попросил не подводить его, пожелал доброго дня и попрощался. Треск обрыва связи в ухе слился с треском опор идеала в голове. "Сила в правде" - фантом, правит соглашательство. Цена "принятия себя как есть". Файнберг прямо исполнял заказ матери и "лечил", как она хотела. Ясно, как они так долго терпели друг друга. Общие подлости прочнее дружбы и долговечнее любви.
20.11.2022
Я вышел из мерседеса. Мать встретила меня на пороге, держа руки за спиной. Она жестом позвала водителя в дом, тот подчинился и скрылся из виду.
"Добрый день, Ирина Константиновна".
"Какая там история болезни. Вы и труд своей мамы, доктор, по диагонали прочли".
"Извините?"
"Каково ограничение ее метода? Ее же словами".
"В смысле ограничение?"
Мать показала мне резюме.
"В стационаре у больного должен быть постоянный доступ к истории болезни, включая все условия для работы с ней", - процитировала она.
"У вас подходящие условия".
"Слово "стационар" вас не смущает? А то, что здесь не он?"
"Смущает, что вы недружественно воспринимаете интерес сына к его психическому здоровью. К вашим интересам он уважителен и лоялен - при мне, во всяком случае".
"Я посижу с вами еще раз. Работайте, но не пытайтесь передать ему что-то мимо меня".
Веньямин голова. Сев перед ним, я поздоровался и буднично объявил, что хочу провести тест с треугольниками. Веньямин улыбнулся стороной лица, не видной матери, и кивнул. Я положил перед ним чистую бумагу и ручку, раскрыл историю болезни и нудным голосом прочел запись профессора. Веньямин начиркал треугольников. Я взял лист и прочел шифр:
"наедине уже не встретимся она меня только в туалете не караулит"
Я достал вторую ручку и зашифровал ниже:
"юрист доделывает дела скоро подаемся в опеку"
"простите думал я нормально спрятал"
Я зашифровал свои номер и почту. Пришлось повозиться с транслитом.
"спасибо доктор но едва ли я улучу момент"
"держитесь веньямин дай бг вы скоро выйдете"
Я собрал листы, испещренные треугольниками.
"Хорошо, - сказал я вслух, - по тесту выходит, что ОКР у вас нет. Заносить в историю как вывод не буду, но, вполне возможно, шведскому врачу это будет интересно".
Веньямин согласно кивнул и отдал мне ручку. Я начал собираться.
"А можно узнать, как это работает, доктор?" - спросила мать.
"Можно, в интернете. Это довольно распространенный проективный тест".
"Что набрать в интернете?"
"Проективные тесты. Найдете целую кучу. Только не проводите сами, это дело для врача".
"Не дурите меня, доктор. Скажите конкретно, что это такое".
"Я читал запись из истории болезни, а потом мы по очереди рисовали приходящие на ум треугольники. Условие одно - цвет либо черный, либо белый. Чтобы объяснить остальное, мне придется попросить вас пройти полный курс психиатрии, ибо двух минут не хватит".
"Веньямин не проходил курс психиатрии, но как-то знает, что делать. Задержитесь и просветите меня, пожалуйста".
"Я не ваш врач, Ирина Константиновна. И, как я сказал, в историю болезни это не идет".
Я сам не до конца осознавал, какого джинна намереваюсь выпустить из бутылки. Обращение в опеку мимо непосредственного начальства дает повод отстранить меня по профлинии. Но, так как мои выводы и лягут в основу обращения, суд не сможет не вызвать меня. И, хоть косвенно, у меня будет влияние, чтобы не дать семье Веньямина затянуть его назад.
01.12.2022
Так бешено сердце не колотилось с итоговых экзаменов. Главное, что я сделал - "поправил" историю болезни на случай, если ее захотят пролистать. Никакого злого умысла, просто антироссийская риторика не добавит Веньямину шансов на успех. Зато добавит нам попасть под еще более пристальный контроль. Глава органа опеки приняла нас. Сама улыбчивость, хотя не скрывала удивления. По ее словам, Ирина Константиновна прекрасный опекун - и с поездкой сына в Швецию все сделала по закону. Мы с юристом представились, он подтвердил слова о поездке, я добавил, что она открыла новые факты о личности Веньямина, и его медицинский и юридический статус пора пересмотреть.
"Позвольте узнать, доктор, почему Ирина Константиновна не с вами?"
"Полагаю, собирает вещи для переезда. Всей семьей, и Веньямина тоже".
"Мы передадим его дело согласно закону, где здесь проблема?"
"Передадите российского гражданина Швеции", - уточнил юрист.
"Елена Сергеевна, - я подался к главе, - вы можете быть уверены и произвести какие угодно проверки того факта, что я знаю о пациенте более всех. И я не о личной информации, а о тех заболеваниях, что были ему диагностированы. Он абсолютно нормальный человек и ни в каком присмотре не нуждается, как и в представительстве".
"Правда? - улыбнулась глава. - А что тогда вы здесь делаете?"
"Предлагаем вам снять с себя лишнюю ответственность".
"Никаких имущественных и прочих подобных вопросов нет, - добавил юрист, - на господина Воронского ничего не записано. Вообще говоря, ему предстоит совсем не легкая прогулка".
"А в силу возраста, - подхватил я, - ему вполне светит армия. Но тут можно обойтись без приглашения военкома".
"Почему?"
"В истории болезни есть запись - я могу вам показать - его рукой о том, что, если бы на Родину напали, он бы пошел ее защищать".
"И что, если дать дееспособность, он побежит к военкому сам?"
"Мы не знаем. Но у него хотя бы будет правовая возможность", - ответил юрист.
"Как и у Родины - ответить взаимностью и помочь с бытовыми вопросами", - добавил я.
Глава грустно усмехнулась.
"Вам ли не знать, сколько нам кот наплакивает".
"Жилье социального найма", - ответил я.
"Вы считаете это лучшим вариантом, чем уехать с семьей? Я правда не понимаю. За все годы наблюдений и проверок мы не выявили никаких злоупотреблений. В чем причина сомневаться в добросовестности опекуна сейчас?"
"Знаете, как Ирина Константиновна мотивирует желание увезти сына? Дать дееспособность там, а он чтоб сам решил - остаться или вернуться в Россию. Как вы думаете, сама она за какой вариант? А он, с высшим образованием по краеведению Петербурга?"
"Скажите, доктор, - спросила глава, - почему в суд должны подать мы, а не учреждение, назначившее вас его врачом?"
"Потому что оно полностью разделяет желание Ирины Константиновны и исправно делало из истории болезни божественную комедию".
"В каком смысле?"
"Там сплошные круги ада. Но в реальности любая независимая экспертиза размажет все предыдущие выводы".
"Елена Сергеевна, - сказал юрист, - мы просим начать с иска о раздельном проживании. Мы понимаем, что быстро добиться полной дееспособности нельзя. Но начать лучше сейчас".
Глава опеки сложила руки на груди и глубоко вздохнула.
"Все же я бы хотела поговорить с опекуном - и только потом принять решение".
"Она скажет, мой мальчик не может руководить своими действиями без помощи других лиц. У него множественные проблемы со здоровьем, что вынуждает держать его под неусыпным контролем. А вот в Швеции все неплохо, потому я согласилась отпустить его под опеку мужа. А теперь хочу уехать туда, и чтоб сын тоже. Не по желанию, а по недееспособности".
"Что плохого в беспокойстве матери о здоровье ребенка?"
"Ничего, Елена Сергеевна, - ответил я, - плохо, когда оно доводит до ограничения прав".
"Вы настаиваете на полной дееспособности?"
"Мы готовы, - ответил юрист, - и, поскольку суд в любом случае назначит экспертизу, мы считаем, что проводить ее в доме, который пациент покидал на полгода за жизнь, или в учреждении, занимавшемся гипердиагностикой, недопустимо".
"Поосторожнее, - ответила глава, - если вы намекаете на сговор..."
"Мы просто говорим, что его состояние кратно улучшилось, - поспешно ответил я, - и, хотя не можем подать иск за пациента, готовы участвовать как эксперты".
"За жилье социального найма тоже надо платить", - глава опеки насупилась.
"Веньямин это понимает, - сказал я, - и, если бы не хотел попытаться, нас бы тут не было. С опекуном можно поговорить в суде - не сомневайтесь, она не пропустит ни одного заседания. Особенно если вы - и мы - настоим, чтобы судья заслушал Веньямина".
"Кажется, доктор, за всем этим стоит тайна, которую вы знаете, но не хотите рассказать".
"Я думаю, суть как раз в том, что тайны нет. Он просто здоров, вот и все".
"Мы оставим контакты, Елена Сергеевна, - подытожил юрист, - спасибо, что уделили время".
12.12.2022
Орган опеки выждал хорошую паузу. Но понеслась! Позвонила мать Веньямина.
"Доктор, у вас ко мне какие-то личные претензии?"
"Ни одной".
"Вы отдавали дань уважения моему родительству. А теперь топчете его ногами".
"Я просил не воспринимать то, что я говорю, как выпад".
"А я просила не усложнять работу. Теперь придется просить профессора найти другого врача".
"Другого не будет".
"Вот как?"
"И вы не увезете сына против его воли. Он хочет остаться".
"Господи! Да хотите, я нам обоим билеты потом куплю, прямо из Стокгольма? Лично приеду в Россию и за ручку к вам приведу. Чтоб вы только оставили нашу семью в покое!"
"Не кричите - покоя будет больше. У нас есть общее желание - поменьше внимания к делу".
"Да я куда угодно пойду! Пусть узнают о методах вашей работы!"
"Все и так знают. Стране нужны люди, особенно новым территориям. До свидания".
Гневное дыхание в трубке - я сбросил. Теперь, очевидно, на очереди профессор - и мое увольнение. Пора признать, что я заигрался. Не у меня ограничение на выезд, и не мне знать, как работают, разговаривают и ведут себя шпионы. Тянет начать посыпать голову пеплом. Аппетита не было, так что я просто глушил кофе. Профессор набрал через полчаса. И его слова чуть не довели до инфаркта буквально. Я НЕ УВОЛЕН. Более того, профессор сказал, что полностью освобождает меня от необходимости отчета перед ним. Я уточнил, имеет ли он эмоциональную привязанность к истории болезни Веньямина - потому что подумываю сжечь ее. Он опасливо засмеялся и ответил "ни малейшей". Я поблагодарил за полезный профессиональный опыт и припомнил, как он сказал о делах, касающихся не всех. Профессор тепло заговорил о моей маме, я мягко прервал и предложил сделать дело Веньямина таким для нас. Он с жаром согласился. Едва закончив разговор, я заржал как конь и полчаса не мог остановиться. К счастью, все соседи уже были на работе, кроме глухой бабушки через две квартиры. Поразительно, но именно столь наглый блеф и сработал. Не успев отойти, получил сообщение о новой встрече с Веньямином - через день.
КАК Я: ВИЖУ, У НАС ПРОБЛЕМЫ
Привет, доктор, давно не виделись. Нас либо прослушивают, либо еще и снимают. День назад к нам приходили какие-то люди - я слышал, сидя у себя, как они сверлили стену в этой комнате. Лично я подозреваю индейскую маску - она новая и по-дурацки выглядит с остальным убранством. Вы, конечно, жук еще тот - мне мама Ваш разговор с опекой совсем иначе представила. Если Вам такое лестно, в разговоре с папой она сравнила Вас с маньяком. Все последние дни она буквально не выпускала меня из виду - приходилось прятать глаза за книгами. Интерес к краеведению вернулся, наверное, это следствие желания спрятаться. Я пробовал тренироваться в быстром написании шифра, что, наверное, было ошибкой и привело к нежелательным последствиям. Мама нашла и стала допрашивать меня, зачем я провожу тест, если Вы сказали, что это должен делать врач. Я сказал, мне просто интересно. Но в этот раз увернуться не получилось. Вглядевшись, мама признала системность записи и предположила, что это шифр. Я молчал. Она спросила, так ли это. Я молчал. Она с нажимом спросила, как долго я с Вами переписываюсь. Я молчал. Она спросила, почему я молчу. Я ответил - потому что врачебная тайна. Она сказала, что у меня не может быть тайн от опекуна. Я ответил, что попечителя мне было бы довольно. Попечитель, ответила она, не будет мыть тебя, а потом ванну за тобой. Ответил, что попрошу Вас найти сиделку. Сказала, что Вы, считай, уже уволены - и мы больше не встретимся. Буду общаться с Вами шифром, был мой ответ. Мама заявила, что подберет любой из них. И это была не шутка - буквально через день, когда я дремал в своей комнате, она ворвалась с пылающим лицом, сверкающими глазами и теми самыми листами. А должен сказать, я ведь не собирался Вам их передавать, это и правда была тренировка. Потренироваться я выбрал на стихе, и мама явно не обрадовалась прочитать о кощее, которому пора в Голландию. Спросонья я ничего не успел понять - она подошла, резко размахнулась и шлепнула меня по заду. Было больно, но, в общем, чувствовалось, что это просто выплеск эмоций. Она тут же оттаяла, залилась слезами, умоляла меня не говорить Вам и добавила, что, если я не хочу уезжать, это не повод ставить под угрозу отъезд того, кто хочет - например, сестры. Так же резко мама ушла. Я смущен, доктор - признаюсь, она давно не пускала руки в ход, но здесь я могу понять. Из других новостей - говорил с папой. Он...
14.12.2022
Ненавижу этот шарф. Сжечь бы его вместе с историей болезни. Предвкушая увидеть его на Веньямине, я шел по дому к комнате для встреч. Мимо прошла сестра Веньямина - она сделала вид, что меня нет. Шла довольно уверенно - похоже, травма уже не так беспокоила. Веньямин был на месте, в шарфе. Я сел, сходу вручил историю болезни и за следующие двадцать минут не проронил ни слова. Веньямин выглядел слегка оглушенным, потер лоб и не сразу принялся за ответ. Но скоро все выправилось - он уверенно и с увлечением выводил слова. Я ощущал успокоение и настроился на долгое ожидание, когда тишину нарушил вибросигнал телефона. Мой был на беззвучном. Веньямин сунул руку в карман, достал телефон. Взглянув на экран, он нахмурился и сказал губами "отец". Я кивнул, он снял трубку.
"Привет, папа. Какой сюрприз!"
Голос у Веньямина был слегка дрожащий, но довольно мелодичный.
"Хорошо. Мы с доктором сидим, представляешь? То-то и говорю - сюрприз. Нет, не слышит".
Веньямин включил громкую связь.
"Алло, доктор".
"Здравствуйте, Павел Викторович", - ответил я.
"Я собирался отдельно позвонить, хорошо так совпало. У меня предложение, оцените как специалист. Сын, я говорил тебе, что планирую продать дом после вашего отъезда. Смотри: я не буду. Оставлю тебе. Дату отъезда наверняка уже все знают, считай, со следующего дня будешь его владельцем. Что скажете, доктор?"
Я опешил от неожиданности.
"Столь серьезное предложение..."
"Что ты хочешь за это, папа?" - кротко спросил Веньямин.
"Чтобы мы не ссорились. Мама очень переживает, что все так складывается - особенно, когда хочется напоследок домом надышаться. И, как я, она совсем не в восторге от идеи твоей жизни в социальном жилье".
"Ты же готовил меня к настоящей жизни..."
"Не к тому, чтобы ты ютился черт знает где, рискуя жизнью и здоровьем".
"Папа, ты сам говорил - в России все дрянь из-за кривого управления. Каким еще тогда быть социальному жилью?"
"Беня, хватит. Скоро новый год, отпразднуете, а там меньше полугода. Поверь, сегодня это уже много, а скоро совсем необъятным покажется. Открытки вам с сестрой послал".
"Я хотел сказать, Павел Викторович, - вступил я, - что столь серьезное предложение может произвести потрясающий эффект, если дополнить его арендой простой квартиры-студии".
"Вы рассуждаете не своим кошельком, доктор".
"Я пойду работать, пап. В Петербург тоже нужны деньги доехать!"
"Конечно пойдешь. Продолжай видеться с доктором, если хочешь. Наш дом всегда открыт".
"Павел Викторович...", - начал я, но он не дал мне закончить.
"Мне нужно по делам. Я потом еще тебе позвоню. Спасибо, доктор, пока".
Звонок прервался. Веньямин залился краской и со второй попытки засунул телефон обратно.
"Красиво разыграно", - вырвалось у меня.
Веньямин взялся за ручку, и мы начали переписку.
"Он был сердит. Иначе бы не назвал "Беней".
"Как это связано?"
"Папа не в восторге от первого президента. Говорил, что из-за него пошел на службу вне страны - хотел быть ей полезен, но как можно дальше от него".
"Интересно. Вам не нравится, когда он так делает?"
"Я воспринимаю это как погоду. Она такая, какая есть".
"То есть, Вы не заметили, что эту погоду вызвали, в том числе, Ваши действия?"
Веньямин молча повернул ко мне написанное перед звонком. И хотя я не страдаю эписиндромом, ощущение от прочитанного было похоже на землю, едущую из-под ног.
"Ну таких совпадений не бывает. Сейчас должна войти Ваша мама и разоблачить нас".
Написав это, я широко улыбнулся и замер, глядя в глаза Веньямину. Секунды превратились в минуту, другую, третью. Никто не появился, и я добавил:
"Хотя есть еще версия. Раз Ваша семья начала торговаться, наши позиции не безнадежны".
"Что будет дальше, доктор?"
"Суд. Меня пригласят как эксперта. К сожалению, могут ограничить наши встречи".
"Почему?"
"Потому что в реальном мире почти никто не верит во врачебную этику".
"Если Вы не сторона конфликта, с какой стати Вас ограничивать?"
"Зато верят в связи, деньги и власть. Их наличие позволяет быть убедительнее в суде".
"Вы роман что ли пишете? Я задал вопрос, доктор".
"Для Вашей семьи я - сторона конфликта. И, к сожалению, есть не один способ отстранить меня. Пока не удалось, потому что интересанты особо не вкладывались".
"Моя семья может купить Вам запрет работать со мной?"
"Она может купить суд, а запрет работать с Вами получить на сдачу. Но это куда дороже, чем полгода снимать студию, раз уж Вам готовы оставить дом".
"Доктор, что происходит?"
"Могу сказать одно, Веньямин - до Вас за мной не следили и не бывали без меня в квартире".
На лице Веньямина было виноватое выражение. Я тепло пожал ему руку.
Насчет индейской маски не берусь судить. Сравнение с маньяком от человека, практикующего домашнее насилие - один из главных факторов появления маньяков - меня не волнует. Поделюсь своим мнением, хоть и не знаю, когда Вы теперь это прочтете. Ваша мама как-то причастна к спецслужбам и государственной тайне. Ограничение на выезд - довольно редкая вещь, люди в массе своей не ограничены в передвижении ничем, кроме бедности. Ваша мама либо хочет расплеваться и уехать доживать не в диктатуре, либо сама диктатура и отправляет ее за границу - на задание. А семью позволяет взять для лучшего прикрытия. То есть, если Вы переедете и останетесь жить с семьей, может быть примерно то же самое. Но ограничивать Вас будут не потому, что шизофрения, а потому что вражеские агенты ищут подходы. Слежка, под которой мы ходим, может быть частью предварительной проверки. Или прямой подготовки к заданию. Сейчас ход за органом опеки, я буду ждать их решения.
Глава опеки сообщила, что не готова поддержать полную дееспособность. Я спорил, доказывал, но она была непреклонна - мнение опекуна таково, что даже о частичной говорить можно с натяжкой, и это нельзя не учитывать. Я спросил, готов ли орган опеки требовать раздельного проживания и частичной дееспособности. Глава ответила "да". До того, как вся семья покинет Россию, уточнил я. Это компетенция суда, ответила глава. Можно ли назвать это успехом? Увидеть Петербург дадут, работать капитаном - вряд ли. Учителем - могут. На мясо в окопы - тем более. Никаких других инструментов влияния у меня нет. Добиваться полной дееспособности будет отдельной задачей. У меня, Веньямин, теперь тоже пике. Перед которым я, как и Вы, не успел пристегнуться. Извините, что позаимствовал Ваш стиль.
21.12.2022
Юрист сообщил дату предзаседания - 16 января. Он молодец. Можно сказать, это быстро.
Так глупо. Я превратил Вашу историю болезни в собственный дневник. Я не думал, что все повернется так, и я не буду иметь понятия, когда мы увидимся и Вы сможете это прочесть. Хотя понимал, что реакция семьи может быть непредсказуема, и уж перед моими глазами историй было немало. Мягко говоря, культура психического здоровья в нашей системе не на первом месте - Ваш случай также тому пример. Я не жалуюсь, это простая констатация, и моя мама, увы, сталкивалась с этим регулярно. И раз меня пробило на откровенность, расскажу больше о себе. Пусть даже Вас заставят пересказать это на суде и используют против меня.
Я фанат Гарри Поттера. Когда я узнал принцип работы заклинания "Патронус", я понял, что оно мне необходимо. На случай, если Вы не знаете - оно защитное и, чтобы его прочесть, нужно счастливое воспоминание из собственной жизни. У меня таких немало, но есть одно особое. Мне было десять, я занимался баскетболом, а зал для тренировок был в пяти минутах ходьбы от маминой работы. В тот день я лучше всех бросал трешки и шел в отличном расположении духа. У мамы сидел последний пациент, я дождался его ухода и зашел. Мама выглядела утомленной. Я обнял ее, спросил, как прошел день. Она погладила меня по голове и глубоко выдохнула. Уютная тишина длилась несколько секунд - ее прервал резкий, как удар кнута, хлопок двери. Перед нами предстал взъерошенный гражданин, с красным лицом и куцей бесформенной шляпой, видом лет сорока.
"И ВЫ НАЗЫВАЕТЕ СЕБЯ ДОКТОРОМ?! МОЯ ДОЧЬ..." - вскричал он.
"Потише или охрана вас выведет".
В мамином голосе были нотки стали. Гражданин оскалился и встал в агрессивную позу.
"Уберите ребенка. У вас врачебная тайна".
"Мой прием закончился. Записаться можно в регистратуре".
"Моя дочь не может. Вы не оставили ей выбора!"
"Я вас первый раз вижу и ничем лично не обязана".
Мама отпустила меня, встала и ушла в соседний кабинет переодеваться. Гражданин перевел взгляд на меня. Он не казался опасным, да и я не был хилым. Честно признаюсь - это придало уверенности. Вскоре мама вышла, одетая в красивое зеленое пальто.
"Вы лечите мою дочь, Кристину. Ей ставили шизофрению, вы подтвердили. Хотя куча свидетельств прогресса".
"Фамилия Кристины?"
"Караваева".
"Месяц назад встречались. Очень хорошая девочка. Мои рекомендации ей помогут".
"Она не больна! Ее мать несет чушь..."
"Вы не представились, это невежливо!" - выпалил я.
"Я не с тобой говорю", - рыкнул на меня гражданин.
"Какая разница? Быдло со всеми так общается!"
Гражданин смерил меня взглядом. Мама тут же закрыла меня собой и - тут я, простите, охренел! - сама встала в агрессивную стойку.
"Ударите родителя пациента?"
"Сунься - узнаешь".
"Такие вы все. А может эта дура вам занесла? Чтоб дочку к себе привязать".
"Запри кабинет, Олег. То, что будет дальше, не для чужих глаз и ушей", - сказала мама.
Гражданин отпрянул. Тут он уже сдал серьезно.
"Гнилая ваша система. Еще и детей помогать заставляете".
Я обошел их и запер дверь за спиной гражданина. Обернувшись, я лицезрел невероятное. На мамином лице не дрожал ни один мускул, а гражданин трясся буквально весь. Хотя разница габаритов была в его пользу.
"Стул возьми", - спокойным ровным голосом сказала мама. Гражданин не сразу, но взял пустой стул, поставил напротив мамы и несмело сел.
"Возьми, а не сядь".
Я прыснул от смеха. Гражданин нервно поднялся и встал рядом. Мама положила на стул свою сумку, достала шарф и начала повязывать.
"У любой болезни есть объективный набор критериев. Можно спорить, как объяснять те или иные нюансы, но, когда критерии сходятся, не остается других вариантов, кроме болезни или подтасовки. Тебе хочется верить во второе. Это вера, а не объективный критицизм".
"Я не заметил, когда мы с Вами перешли..."
"Ты ворвался после рабочего дня, пугаешь моего сына и нарушаешь порядок. По-хорошему тебя должна выгнать охрана".
"Я долго терпел. Первый врач, Абдразаев, был еще ничего, но..."
"Доктор Абдразаев проводил ассоциативные тесты и не заметил, что Кристина называет дикобраза метелкой, а черепаху мылом", - мама закончила с шарфом.
"Она так видит. А дикобраз похож на метелку..."
"Кристина объединяет зонт, самолет, дерево и кошку, потому что это защищает от снега".
Мама достала из карманов перчатки и начала надевать.
"Доктор, я прошу прощения. Андрей Караваев, очень приятно. Послушайте, Кристина хорошо учится. Видели ее тесты на интеллект? Мы с женой очень стараемся".
"За что вы просите прощения?"
Гражданину стало неловко, он встал расслабленно, оперся рукой о стул.
"Что ворвался, повышал голос и пугал вашего сына".
"Тесты на интеллект хорошие, Андрей. Не знаю, как у вас, это я о Кристине. К сожалению, примеров эрудированных больных немало".
"Доктор, отпустите ее. Мы позаботимся..."
"Учитывая, как вы отзываетесь о жене, непохоже, что в семье хороший климат. Болезнь требует активного вовлечения и мобилизации всех возможностей для поправки. Снимая с больного статус больного, вы делаете его невидимым в реалиях нашей системы психического здоровья. А значит, на ее помощь лучше не рассчитывать в принципе и при любых осложнениях сразу идти к частникам".
Мама взяла со стула сумку и повесила на плечо.
"Надеюсь, у вашей жены будут на это деньги?"
"Не думаю".
"Я забыла. Она же все на меня потратила".
Мама указала глазами на стул. Гражданин хмуро вернул его на место.
"Считаете, я неправ и у Кристины нет улучшений?"
"Сколько раз сумка двинулась за время, что была на стуле?"
"Ноль".
"Ничего не напоминает? У этого есть просторечное название - восковая гибкость".
"Кристина двигается. Немного, но..."
"Андрей, ваша тяга поспорить стоит не на фактах, а на вере, что все так, как вы хотите. Я никогда не верю первому впечатлению и всегда углубляюсь".
"Рад слышать, доктор. Надеюсь, мы сможем видеться чаще..."
"Мы больше не увидимся".
"Я же извинился!"
"Дело Кристины скоро заберут. Личный совет - если мое назначение даст положительный эффект, продолжить по нему".
"Я заставлю начальство оставить Кристину у вас!"
"Лучше заставьте себя сходить к терапевту. Полегче станет, и вашей жене тоже".
Гражданин понурился.
"У нас есть сложности, но мы взрослые люди, разберемся".
"Чем раньше, тем быстрее у Кристины будут условия выздоровления".
Мама посмотрела на меня. Я молча отпер дверь.
"Доктор, у вас хотя бы парень, рослый, красавец. Кристина..."
"Если без веры вам никак, Андрей, лучше верьте в дочь и в свои силы. Вы и ваши проблемы важны только для вас, встретить иное отношение - редкость".
Мамино лицо выражало спокойное достоинство.
"Спасибо, доктор. Ради бга, простите еще раз. Я перенервничал".
"Я могла прыснуть через секунду, как вы ворвались. Но не поверила первому впечатлению".
Мама пальцами вытянула из рукава перцовый баллончик. Гражданин был как громом поражен. Мама похлопала его по плечу и подтолкнула к выходу.
Я не знаю своего отца. Если говорить совсем откровенно - моей мамой скорее были дед с бабушкой. Они были коренные ленинградцы, тихие, добрые и любящие люди. Всегда очень гордились мамой, у которой, так вышло, я учился мужскому поведению. Принцип недоверия первому впечатлению, по сути, профессиональный, играл важную роль и в маминой обычной жизни. Конечно, тот человек был просто очередным диванным экспертом, но мне не приходилось еще так сильно восхищаться мамой. Как Вы соединили Стрелку и капитанство, так для меня сошлись "мужской поступок" и "врачебный долг". Причем мама не была зла на мужчин, и даже на моего отца как будто не очень. Он был студентом медвуза, в который она приехала по обмену. У них сложились хорошие отношения. В конце обмена отец с приятелем пригласили маму и другую девушку в бильярдный клуб. Свидание состоялось - и, хотя предполагалось, что девушки будут просто за компанию, мама показала класс. Это раззадорило отца, и он решил сыграть с ней. Мама выиграла, и он позвал ее продолжить отдельно. Продолжение через бар было в красивом историческом доме, где жил отец. Мама настаивала на защите, но она в процессе порвалась - и отец утаил это. Они обменялись адресами для писем и номерами телефонов. Но мама пропустила первые дни, когда нужно было пить таблетки. Уже в России она узнала о беременности и попыталась связаться с отцом по телефону. Но оказалось, красивый исторический дом был временным прибежищем - отец получил диплом и уже съехал, не оставив никаких новых контактов. Эта история в изложении мамы никогда не менялась, и я склонен думать, что это правда.
Зачем мне, собственно, патронус? Потому что убийцы радости существуют. В присутствии Вашей матери я каждый раз защищался, и отлично работало. Так и буду делать впредь.
Встреча послезавтра... Ну, определенно стало спокойнее. Хоть не зря душу изливал.
23.12.2022
Кроме водителя, опять ни с кем не встретился по пути. Я впервые обратился - спросил о самочувствии. Водитель кашлянул и хмуро кивнул. Встреча с Веньямином тоже была наедине. Я старался вести себя так, словно шарфа нет. Приготовив все к работе, я протянул историю болезни. Веньямин взял чистый лист с ручкой, закрыл лист локтем и быстро написал на нем некий текст. Закончив, он перевернул лист, убрал локоть и взял историю болезни. Очевидно, последнее время он находился в информационной блокаде - настолько взахлеб он набросился на чтение. Я молча наблюдал за мимикой и, казалось, предугадывал детали за секунды до их проявления. Веньямин выражал безостановочное, многоликое удивление. Окончив читать, он зажмурился, потер лоб, скомкал перевернутый лист и сунул в рот. Я потянулся остановить, но Веньямин уже взялся за ручку.
"Это я про спецслужбы написал. Хотел проверить, не кажется ли нам одно и то же".
"Понятно. Как Вы, Веньямин?"
"Спасибо, доктор, неплохо. Много думал о Ваших последних словах на той встрече. Еще писал статью о карельском зодчестве. Но я не закончил и наизусть не процитирую".
"Как Ваша семья? Их шаги теперь всегда должны учитываться нами".
"О, здесь есть кое-что. Мама наняла юриста. Пока только себе, но уже пыталась и мне. Называет его акулой. Я отказался".
"Чем она это мотивировала?"
"Тем, что Ваш юрист нелегитимен, так как я юридически не могу доверять кому-то быть представителем, даже со всеми подписями".
"Не можете доверять, Веньямин. Вдумайтесь, как это звучит".
"Знаете, она не настаивает на сожжении шарфа".
"Хотите поговорить о нем?"
"Нет. Про Вашу историю хочу".
"Пожалуйста".
Веньямин посерьезнел.
"Ваш папа европеец, не россиянин?"
"Мама говорила, что, когда была там, общалась по-русски только по телефону с родителями".
"Вы не пытались его найти?"
"Нашел в фейсбуке несколько страниц. Но, честно говоря, ни один чисто внешне не похож. И ни один не ответил в личных сообщениях".
"Вы смирились?"
"Мама честно сказала мне данные, что он ей оставил. Я связывался даже с хозяином, сдающим тот дом в поквартирную аренду. Я объяснил ситуацию, но удаленно предоставить мне информацию хозяин отказался. Я несколько раз подавался на визу, но не преуспел".
"Не сочтите за сентиментальность. Мне нравится предложение папы про дом, но Ваше - про социальное жилье - нравится больше".
Я ощутил укол жалости.
"Признаюсь, я больше всего опасаюсь военкома. Не для себя, для Вас".
"Об этом я тоже подумал. Есть проект безопасной сдачи в плен. Я запомнил контакты".
"Вряд ли о том, что Вы искали такую информацию, не известно никому, кроме нас".
"А я, Олег Андреевич, и не собираюсь прятаться. Тем более, теперь нигде не спрячешься".
"Думаете, Ваша мама прямо сейчас следит за нами?"
"Важнее, чтобы кто-нибудь не решил позаимствовать у Вас историю болезни. Мы дали уже предостаточно компромата на себя".
"У меня нет денег нанять еще и охрану. Юриста я убедил взяться за минимум".
"Попрошу деда Мороза, чтобы присмотрел за Вам, доктор".
"Устюжский наверняка гэбэшник".
"А как же углубиться в образ, не доверять первому впечатлению?"
"Хорошая попытка, Веньямин, но в виде деда Мороза теперь может прийти кто угодно".
"Вот пусть это будет кто-то хороший, дружественный нам. Я этого и попрошу в письме".
Я вздохнул.
"С наступающим две тысячи двадцать третьим годом. Старый год мне, наверное, никогда не забыть. Но встреча с Вами, Веньямин, стала не вишенкой, а самым что ни на есть тортом".
"Доктор, Ваши числительные ласкают взор. Знаю, что мой опыт не показателен, но Вы самый интересный собеседник, которого я встречал. С наступающим Вас новым годом - пусть моя история и работа Вашей мамы дадут Вам базу для собственной ученой степени".
Мне ужасно хотелось остаться. До сих пор хочется, словно я застрял в воспоминании об этой минуте. По пути назад была слежка. Темно-зеленая машина ехала в трехстах метрах всю дорогу до моего дома. Вы правы, Веньямин - мне пора улучшить собственную безопасность. Я сделаю цифровую копию истории болезни, а оригинал подчищу от опасных записей. Придется поколдовать, чтобы новая версия не выглядела как грубая подделка - и, если что, потом можно было "откатить". В остальном есть ощущение, что чем более обычной жизнью я буду жить до нового года, тем лучше. Смена места жительства будет сейчас подозрительна, да и ничто не гарантирует новое место от проникновения. Прошлый новый год я встречал один, было неплохо. Позапрошлый на Невском, было не очень - плохая музыка и мало петербуржцев. До того еще с мамой. Вот. Меня теперь тоже никто не знает лучше, чем Вы.
Нарядил елку, сделал уборку и цифровые копии опасных записей. Оригиналы сжег под вытяжкой на кухне. Одевшись и взяв портфель с "исправленной" историей, поехал за покупками. Вернувшись через несколько часов, застал в квартире постороннего. Низкий рост, все тело было закрыто, лицо скрывала маска. Я не успел среагировать на выстрел - в шею вонзился дротик. Закружилась голова, в глазах зарябило, все тело начало обмякать. Я уронил пакеты с покупками и осел на пол. Дальше - провал, очнулся на том же месте. Портфель с историей исчез. Позитивная новость только одна, но лучшая из возможных - до цифровых копий не добрались, я проверил. Пришлось вызывать скорую и жаловаться на отравление. Тот, кто побывал в квартире, перед уходом забрал дротик. Сейчас я в палате и, похоже, встречу здесь новый год. Спасибо, бумагу с ручкой дали.
07.01.2023
Честно, Веньямин, никому не посоветую попадать в больницу в праздники. От битья воздуха тут и в обычное время не избавиться, а сейчас и подавно. Кровь и мазки у меня взяли откуда можно и нельзя, но никаких следов отравы не нашли. Были мысли, что могут попытаться добить под видом лечения, но, похоже, и правда нужна была только история. Проснувшись утром, я обнаружил свой портфель на стуле в палате. В истории появилась новая запись.
06.01.2023 Из результатов тестов и показаний пациента: проявилась негативная симптоматика по F20.2, участился эписиндром, визуально определяется сильный тремор рук. На обращенные вопросы пациент отвечает неохотно, скуп в эмоциональных проявлениях. Очевидно, что снижение дозы аминазина и отмена приема флуоксетина повлекли усиление аффективных реакций, ослабление самоконтроля психомоторного возбуждения. Решение: вернуть лечебные назначения от 30.08.2022. Голованов Олег Андреевич____________(подпись)
16.01.2023
Уму непостижимо, где их набирают. Негативная симптоматика? Визуально определяется? Усиление, мать их, аффективных реакций? Тупо с инструкции от таблеток содрали? Конечно, я не подписал и не подпишу. Но это явно выглядит как приглашение сотрудничать.
До суда оставалось полчаса, когда участники начали подтягиваться - мы с юристом приехали заранее. Мать Веньямина с ее юристом явилась как на похороны - в строгом черном, с темными очками на пол-лица. Я кивнул ей, она не обратила внимания. К самому началу заседания пришли судья, прокурор, секретарь, представитель опеки и некий молодой человек в медицинской маске. Судья открыл заседание и заслушал требование представителя опеки. Юрист матери не преминул возразить. Веньямин, пожалуй, прав - "акула" ему вполне подходит. Мой юрист ответил. Акула попытался затеять ссору, судья призвал его к порядку и задал вопрос матери - в каком медицинском статусе, по ее мнению, пребывает ее сын. Она ответила "в прежнем, нездоровом", судья уточнил у представителя опеки, чем они руководствовались, оформляя иск. Сослались на меня. Под присягой я коротко рассказал о себе, судья задал вопрос - верно ли, что оригинал истории болезни находится - и все это время находился - у меня. За вычетом новогодних праздников, ответил я. Что было в эти дни, спросил судья. Я ответил, что находился в больнице после тяжелого отравления, и историю мне вернули явочным порядком. Судья уточнил, имел ли я прямое указание от начальства, как действовать при работе с Веньямином. Я ответил "нет, но можно назвать это устным пожеланием, не оформленным документально". Судья спросил, на чем основаны сомнения матери в моей компетентности. Акула открыл рот, судья сказал, что спрашивает мать. Она ответила, что за время моей работы болезненные проявления у сына кратно участились. Что, конечно, есть иммунный, метеорологический и прочие факторы, но, когда все сразу, это значит, ответственность на специалисте. Что чинить то, что работает - не признак высокого класса. Мой юрист попросил слово у судьи насчет истории болезни - тот дал. Юрист попросил меня процитировать Веньямина. Акула взвился, что нельзя цитировать в суде документы сомнительного содержания и факта изготовления. Мой юрист предложил вызвать Веньямина и сравнить живые ответы с историей. Судья с некоторым трудом утихомирил их. Я процитировал разговор Веньямина с матерью о мобилизации - без фразы про Украину. Прокурор сидел нем как рыба. Судья, очевидно, понял, что с нами не разобраться, и вскоре вынес решение о комплексной экспертизе Веньямина. Молодой человек в маске, сидевший позади всех, встал и первым пошел на выход.
20.01.2023
Нечестно было просить за меня Деда Мороза так буквально. Шучу - конечно, я рад, что он помог связаться. Полпятого утра, такси уже вызвал.
В холле больницы меня ждал седобородый уборщик. Поблагодарив его, я забрал телефон Веньямина и двинул в указанную палату. Уборщик сказал, там была женщина, и по описанию я понял, кто. Я вошел. Веньямин спал на койке, шарф был на нем. На стуле рядом сидела мать, она повернула голову и посмотрела на меня. В ее глазах словно тлели угли.
"Сами украли или кто-то из ваших?"
"Вы не соизволили сообщить. Как лечащий врач я должен знать..."
"Ненадолго. Если профессор не хочет связываться, я еще как хочу".
"Ваш муж обещал Веньямину, что наши встречи продолжатся свободно".
"Мой сын не встречается с ворами телефонов. Будьте уверены, за это вы тоже ответите".
Вот оно, подумал я. Коса на камень. Хотела напугать словом "тоже".
"Я отвечаю перед одним человеком. И вы не он".
"Не позорьтесь. Книжек про Бонда начитались?"
"Огран был только частью мер. Вы как на ладони".
"Себя видели? В каком клоповнике вы живете?"
"В каком прикажут".
"Я в шоке. Нет бы самому разок повидаться..."
Я слегка опешил и попытался скрыть это зевком.
"Да вы не волнуйтесь. Вас и дочь отпустят, все нормально".
Мать резко поднялась. Я шел по самому лезвию, одна неловкая реакция - и моя игра была бы провалена. Мать воздела руку и, тыча в меня, прошипела:
"Раз так надо, пусть придет за Веньямином сам. А вы проваливайте, или костей не соберете!"
"Браво. Ваша угроза будет отмечена в очередном рапорте".
Я улыбался из последних сил. Мать вихрем вылетела из палаты, зазвучал удаляющийся топот, а потом тихий смех. Веньямин разлепил глаза.
"Доктор, я настаиваю, чтобы вы переписали это слово в слово. Можно в академии наглости давать первокурсникам".
"Нас не слушают?"
"Мы приехали час назад. Тут были медработники, но ничего подозрительного не делали. Когда уйдете - поблагодарите уборщика еще раз. Он ловкач".
"В каком смысле?"
"Забрал у меня телефон при маме - так, что она не заметила. Я губами сказал "доктор" - и он, как видно, все понял".
"Ладно, поблагодарю. Второй вопрос - почему вы сюда попали?"
"Она это устроила. И еще у меня сверхценная идея обострилась".
"Что за чушь?"
"Доктор, вы раньше были дипломатичнее".
"Вы нормально себя чувствуете?!"
"В целом да, раз уж вы спросили..."
Я выхватил из портфеля историю болезни и с сильным хлопком приземлил ему на грудь. Я был близок к потере сознания, нужно было срочно присесть. Веньямин посмотрел на меня.
"Доктор, может вам сестру позвать?"
"Не надо. Читайте лучше, мало ли вернется."
Я рухнул на место матери. Веньямин за несколько минут прочел последние записи и посмотрел на меня. Я забрал историю, начал вырывать и пихать прочитанное в рот, благо цифровые копии уже были.
"Доктор, там и моей рукой есть".
На языке был чернильный привкус. Я дал Веньямину пару листов. Продолжение диалога вышло через жевание и чавканье.
"Вы сын фюрера?" - спросил я.
"Смешно, доктор".
"О ком говорила ваша мама?"
"Вы меня спрашиваете? Я в шоке, что она не поняла - никакой вы не шпион".
"Кто должен сам за вами прийти?"
"Полагаете, у нас с фюрером что-то общее?"
Мы дожевали и проглотили бумагу.
"Полагаю, насчет слежки тоже надо спросить некоего его. Для вашей мамы я его представитель, поэтому она верит".
"Вы вроде писали, что не любите детективы, доктор".
"А еще не люблю, когда меня учат работать. Или травят ядом. Особенно, если все вместе".
Веньямин приподнялся на койке.
"Какие есть еще пути отстранения, доктор? В меру сил хочу снизить шанс этого".
"За разглашение врачебной тайны. За фальсификацию. За критический урон от моего лечения. Самое выгодное - заставить меня уволиться по собственному желанию".
"Про ваше лечение я скажу только хорошее. Вы же не уйдете сами?"
Я помотал головой. Веньямин лег обратно и поморщился.
"К экспертизе теперь не подготовиться", - его голос звучал почти обреченно.
"Там ничего страшного. Нет гарантии, что ваша семья не попытается и экспертизу купить, но такое все же редкость. Мы добьемся, чтобы суд вызвал вас и сам составил впечатление".
"Вы же писали, что моя семья купит суд..."
"Пока ограничились фейковым осложнением, чтобы чуть-чуть отложить экспертизу. Ваша семья ищет легкий путь решения проблемы".
"Такой путь есть всегда, доктор".
"Но он далеко не всегда оптимальный. В этом мой расчет".
"Хоть убейте, не пойму".
"Хотите, выпишу таблетки? Мозгу нужен хороший кровоток. Чтобы ничто не давило".
Я вернул Веньямину его телефон. На обратном пути поблагодарил уборщика. Он был рад.
08.02.2023
Хранил цифровые копии как пес единственную кость. Менял пароль хранилища дважды в день. После отравления не могло быть и речи о паранойе. Из дома пока ни ногой, все доставками, с проверкой каждой на предмет спецсредств. Из моего дома пропало все, что могло быть вместилищем жучка. Я вышел к мусорному баку и разом от всего избавился. Маминого не выкидывал, да от нее и не осталось ничего такого - только украшения и фото.
Дни ожидания тянулись мучительно долго - хуже всего было представлять, какому давлению подвергался Веньямин. Получив, наконец, результаты экспертизы, я пустился в радостный пляс. Мы с юристом ходатайствовали о вызове Веньямина в суд. Судья взял паузу на день, но все же удовлетворил и сообщил дату нового заседания. Вернувшись, я проверил, что хранилище не трогали - и, наконец, вернул себе ощущение безопасности. Пусть даже это иллюзия и чья-то промокашка уже заносит "новичок" над моими трусами.
10.02.2023
Днем позвонил юрист. Сообщил, что сторона матери ходатайствовала о прекращении моей работы с Веньямином до конца судебного процесса. И судья удовлетворил. Таким образом, я остаюсь в деле просто экспертом. И если выяснится, что я продолжаю держать связь с пациентом, подать иск могут уже на меня самого. Что сказать - поздно ссать, когда бьют. Дед Мороз позвонил, номер сохранился, можно рискнуть. Поставил приложения анонимизации номера и корректировки голоса, набрал. Несколько гудков - и трубку сняли. На трижды повторенное "алло" никто не ответил, связь прервалась, и сколько бы я ни перезванивал, никто не отвечал. Был ли это Веньямин, сумевший украдкой снять трубку и не узнавший голос, или мать, стремящаяся подловить меня, но обломавшаяся - не знаю. Я ощущал себя утомленным и уже представлял, как приму душ и высплюсь перед заседанием, когда на имэйл пришло сообщение. Открыв, я чуть не выругался.
"снял его она злая ударила сказала я как отец"
Написано будто второпях. Может, так и было. Пока я доставал звонками, он выкроил момент написать. Конечно, показать это в суде нельзя - акула немедленно добьется отстранения.
Не думаю, что простое гадание поможет понять смысл сказанного матерью. Одно ясно - если простой шарф может наделать такого шума, атмосфера в семье явно нездоровая. Выбивается то, что отец Веньямина, хотя бы на словах, комплементарен к жене и учитывает ее мнение в своих решениях. Возможно, это просто маска, которую они как семья привыкли носить. Но, поскольку я сразу оказался в гуще событий, скрыть свое закулисье им не удалось. Шарф, в таком случае, похож на след некоей семейной тайны, которая проступает так нарочито, чтобы, с одной стороны, остаться на виду, а с другой, быть скрытой от несведущих. Но пока что критически мало фактов.
Какой я идиот. Этот вопрос нужно было задать на первой же встрече! Куда я вообще думал.
"Носили ли вы этот шарф до того, как увидели крокодила?"
Если нет, значит, мать использовала тот эпизод, чтобы "привязать" ребенка. О мотивах, учитывая описанную эскападу, судить трудно, но отец явно фигурирует в этом деле. Так что придумаю самую сумасшедшую версию, назову ее бредом и успокоюсь. Веньямин - не родной сын матери, отец сделал его от кого-то в Швеции. Шарф - памятка отцу об этом.
Я не спал до глубокой ночи. Ворочался, крутя в голове сообщение. Веньямин непременно должен съехать, это однозначно. Два кофе не особо помогли утреннему пробуждению - третий я пил уже в машине, которая везла нас с юристом на суд. В этот раз мы прибыли почти к началу. Мать с Веньямином и акулой уже были там. Увидев нас, акула весь ощерился, встал и сделал несколько шагов навстречу.
"Конец вам, - бросил он мне, - лучше сами просите отвод".
"Хотите побыстрее сбежать?" - спросил его юрист.
Я прошел мимо, словно акула был привидением, и направился к Веньямину. Мать вскочила на ноги и загородила мне путь.
"Доброе утро, Ирина Константиновна. Здравствуйте, Веньямин".
"Хотите иск за врачебное преступление?" - угрожающе ответила мать.
"За то, что желаю вам доброго утра?"
Веньямин сидел с опущенной головой, лицо наполовину скрывалось за шарфом. Слегка не по размеру костюм с галстуком и туфли. Надо признать, строгий стиль ему не подходит. Юрист взял меня под руку и повел на места. Вскоре все были в сборе, добавилась одна незнакомая женщина. На вопросе о новых ходатайствах акула заявил мой отвод. Судья отклонил и распорядился заслушать результаты экспертизы. Их представляла та самая женщина - от лица группы судебных психиатров. Она заявила, что результаты экспертизы доктора Ганцева устарели и улучшение состояния Веньямина очевидно. Некоторое время ушло на технические вопросы. Акула постоянно пытался вступить с репликой, но судья не позволял. Экспертный вывод: Веньямин способен понимать последствия своих поступков и нести за них ответственность. Я посмотрел на него, сидящего в нескольких метрах. Не шелохнулся, будто остолбенел. Судья позволил акуле говорить, и тот чуть не набросился на женщину. Он въедливо вчитывался и просил пояснить разные цифры, спрашивал про валидность тестов, уточнял малозначимые детали. Вскоре всем стало уныло, и судья спросил, что акула пытается сказать. Акула попросил не принимать результаты экспертизы, поскольку негативное влияние, оказанное мной на Веньямина, исключает возможность объективной оценки его психического состояния. Судья поблагодарил за совет и акула, наконец, замолчал. Юрист поблагодарил и сказал, что вопросов нет. Женщина покинула свидетельское место. Судья посмотрел на Веньямина и спросить мать, типично ли подобное состояние. Мать со вздохом кивнула. Судья обратился к Веньямину и спросил, понимает ли он суть происходящего. Не сразу, но Веньямин поднял глаза и кивнул. Судья уточнил у акулы, хочет ли он допросить Веньямина перед нами. Акула подтвердил. Веньямин был приведен к присяге (как глупо смотрелась на его фоне вся эта ритуалистика), судья предложил коротко рассказать о себе и об экспертизе. Веньямин сказал, что он историк-краевед, об экспертизе - что она проходила дома, врачей было четверо и столько бумаги ему со мной не пришлось исписать, как с ними. Акула спросил, признает ли Веньямин, что письменно общался со мной втайне от матери. Судья сделал предупреждение - за еще одно нарушение порядка акулу лишат голоса. Веньямин заметно затрусил. Судья спросил, как он видит свое будущее. Веньямин ответил "жить в Петербурге, работать капитаном судна". Судья уточнил, имеет ли он такую возможность без опеки семьи. Веньямин ответил "финансово еще нет, но я рассматриваю варианты решения этой проблемы". Судья перешел к нашей работе. Веньямин рассказал, что я предложил ему подход, которого не было у прошлого врача - и Веньямину он понравился. Судья спросил о характере изменений, произошедших с начала работы.
"Я полнее задышал, - ответил Веньямин. - Мне дали простор самовыражения, которого нет с тех пор, как наши встречи прервались".
Судья окинул меня взглядом и предложил акуле приступать.
"Веньямин Павлович, - льстивым голоском заговорил акула, - я все же прошу вас ответить. Вы признаете, что письменно общались с Олегом Андреевичем втайне от матери?"
"Да".
Мать расправила плечи.
"Значит, ваша честь, существуют неизвестные суду записи за авторством Веньямина и Олега Андреевича. И хотя в копии истории болезни кое-что есть, но встреч и, следовательно, переписок, было гораздо больше. Позвольте я покажу".
Судья жестом разрешил. Акула поднялся, подошел с копией истории болезни и открыл последний заполненный разворот.
"Видите дату? Перед новым годом. Последняя их встреча была двадцатого января. Где записи от этой даты? Почему-то отсутствуют, хотя это обязанность врача - вести записи на каждой встрече. А вот, - он перелистнул, - двадцать пятое сентября. Была длинная встреча, а записей две строчки и только доктора. Веньямин Павлович, вы переписывались в тот день?"
Веньямин зажал коленями левую ладонь. Мое сердце было готово выпрыгнуть.
"Да".
"Если сравнить, ваша честь, количество записей и количество встреч, то может сложиться ощущение, что Веньямин и Олег Андреевич, в основном, просто сидели и смотрели друг на друга. Опекуну предлагают поверить, что это лечебный подход. Что, учитывая секретность, порождает справедливые сомнения в его качестве".
"Подход судебного бюро вам тоже не понравился. Чей вам нравится?"
"Здравого смысла, ваша честь, не более. Опекуну нет смысла дезинформировать хоть Олега Андреевича, хоть вас о здоровье Веньямина. Ирина Константиновна не первый месяц отмечает - и уведомляет - о его ухудшении, о заметно участившихся болезненных состояниях. Никакого влияния это не оказало - вполне справедливо, судя по записям, сказать, что Олег Андреевич банально игнорировал эти уведомления. Что удивительно и не очень, ведь он живет отдельно и ездит к Веньямину на любезно предоставленной машине. И не сталкивается с обратной стороной собственного лечения, ужасающей всю семью".
"Порой сложнее обслужить себя в быту. Но мышление не повредилось".
"Что, если какой-то человек гарантирует вам работу капитана - взамен на личную услугу?"
"Я оценю предложение на соответствие закону".
"Допустим, оно противоречит. Ваш ответ?"
"Тогда нет".
"Значит, лечение идет хорошо? Почему же вы оба скрываете от опекуна то, чем занимаетесь? Разве логично молчать об успехах?" - не отставал акула.
Веньямина слегка тряхнуло, лицо скривила мука.
"Не хотите меня спросить, - прямо с места бросил я акуле, - и перестать издеваться?"
Судья призвал к порядку и сделал мне замечание.
"Веньямин Павлович, - успокаивающим голосом спросил судья, - этот вопрос справедлив. Скажите, какова была ваша - не доктора, ваша - причина держать вашу мать в неведении?"
"Я понимал, что она будет против и станет активно препятствовать".
"Почему?"
"В некоторых записях ее имя затрагивалось в негативном ключе".
"Она ваш опекун, посвятила этому жизнь. Вы не готовы открыто сказать, что думаете о ней?"
"Нет, пока я с ней живу", - Веньямин без сил откинулся на спинку.
"Ваша честь, - обратился юрист, - у меня к Веньямину только один вопрос".
"Я не закончил!" - возмутился акула.
"Ладно, спрашивайте", - согласился судья.
Юрист поднялся на ноги и посмотрел прямо на Веньямина.
"Вы носили шарф до того, как увидели крокодила?"
Лицо Веньямина словно озарилось. Взгляд матери был взглядом разъяренного хищника.
"Протестую, Ваша честь!" - возопил акула.
"Нет", - ответил Веньямин.
Мой юрист поклонился и сел. Судья обратил внимание на шарф.
"У вас последний вопрос", - сказал он акуле.
"Это неслыханно! Они настолько обнаглели, что прямо здесь свой подход подключают, делая из правосудия посмешище! Веньямин, последний вопрос - правду ли сказала ваша сестра, что у вас пошла пена, когда вы однажды пытались выйти из дома?"
"Да".
Голос почти покинул Веньямина.
"Но сегодня вы здесь. Полагаю, за ваше здоровье можно порадоваться - спасибо Ирине Константиновне. Больше вопросов нет, ваша честь".
Акула сел на место и уткнулся в бумаги. Судья впал в задумчивость. Я пытался встретиться глазами с Веньямином, но безуспешно - он был вымотан, веки полузакрыты. Судья подозвал пристава, и тот помог Веньямину вернуться на свое место. Следующей судья вызвал мать.
"Как прошел сегодняшний день вашего подопечного?" - спросил он.
"Без серьезных происшествий", - ответила она, сидя на свидетельском месте и теребя платок.
"Расскажите об ухудшениях, которые, по вашему мнению, не учитывались лечащим врачом".
"Почти сразу, где-то с их второй встречи началась беда с руками. Профессор Файнберг называл это заелостью, но мне никогда это слово не нравилось - слишком унизительное".
"Как это проявлялось?"
"Особенно заметно на суставах. Вся пластика становится аритмичной. Никакие последовательные действия не даются - даже завязывание шнурков, чистка зубов и пользование туалетной бумагой. Нейродегенерация. Трудные были роды".
"В связи с этим, какие меры вы предприняли?"
"Те, что рекомендовал профессор. Но когда он вел Веньямина, это работало. Теперь нет".
"Вы обращались в сторонние организации, чтобы зафиксировать состояние сына?"
Мать потупилась, приложила платок к глазу.
"Профессор больше не мог вести Веньямина и нашел замену. Был кредит доверия".
"Ирина Константиновна, орган опеки предоставил в суд документы о проверках условий жизни подопечного. Судя по ним, вы прекрасно справлялись. Потому и неясно - что и почему должно было остановить вас от защиты интересов подопечного при первых же признаках неблагополучия? Как у опекуна у вас нет выбора, что важнее - здоровье подопечного или собственное удобство".
"Ваша честь, - мать хлопнула рукой по коленям, - об этом и так всем уже известно, но я повторю в суде, под протокол. В конце июня я с детьми уезжаю к мужу в Швецию. Я не думала, что эта ситуация испортит прощание с домом. Должен был быть формальный процесс, без глобальных изменений!"
Мать воспряла и начала перечислять болезни сына. Я дал голове отдохнуть - и так пришлось много запоминать. Выступление оказалось еще зануднее, чем у акулы. Завершающим стал вопрос судьи про мнение матери об иске. Мать ответила, что это какое-то недоразумение, и что от раздельного проживания будет хуже не ей, а подопечному. Акула не стал задавать никаких вопросов. Судья посмотрел на моего юриста, который наклонился к моему уху.
"Если хочешь ее прижать, самое время. Уйдет - потом не догоним, только апелляция".
"Все нормально. Я готов".
"Нет вопросов, ваша честь", - громко сказал мой юрист.
Мать и акула восприняли это с облегчением. Мать вернулась на свое место. Веньямину полегчало, он обратился к судье и попросил воды. Судья подозвал пристава и дал ему нераспечатанную бутылочку с кафедры. Пристав передал ее Веньямину, тот завозился с крышкой. Мать протянула руку, чтобы забрать, Веньямин мягко отстранился, взялся поудобнее и, поднажав, открыл. Выражение блаженства разлилось на лице, когда он пил.
Судья перевел взгляд на меня. Я взял копию истории болезни и кивнул. Судья вызвал меня, привел к присяге и тоже открыл копию истории. Он задал несколько формальных вопросов и перешел к сути.
"Скажу прямо, доктор - на, как минимум, снятие с работы вы, извините, наработали. Все же о врачебной этике, даже письменно, уместно рассуждать, когда ее придерживаешься".
"Не стану спорить, ваша честь".
Судья перелистнул пару страниц.
"Объясните, зачем была секретность?"
"Веньямин ответил, и я согласен. Я точно осознавал, что опекун будет препятствовать".
"На основании чего? Вы с первой встречи составили готовое впечатление?"
"Нет. Но с общим вектором разобрался".
"Что значит с общим вектором?"
"Я признаюсь, ваша честь, все это моя затея. Мы с юристом убедили орган опеки подать иск, хотя понимали, что даже в случае успеха ничего не заработаем, а, возможно, только усложним себе жизнь. Но я искренне убежден, что Веньямину необходимо жить отдельно. Я готов продолжать его лечение, но для этого ему нужны другие, более независимые условия".
"Доктор, мальчик ни дня не жил без семьи, постоянного ухода и присмотра. Вы предлагаете, чтобы опекун делал все то же, что и до того, но еще и тратил время на дорогу?"
"Не мое право указывать опекуну. Но не отмечать склонность к давлению на подопечного - тоже".
"Вы были свидетелем подобного?"
"Минимум дважды. Мои записи от двадцать пятого десятого и двадцатого одиннадцатого".
Мы оба перелистнули.
"Опекун заявил об ухудшениях и о том, что побудет на встрече. Безотносительно, правда это или нет, моя работа теряет смысл, потому что пациент перестает быть в полной мере собой".
"Почему?"
"Ваша честь, Веньямин видел не так много, как мы. Этот суд для него - великое испытание. При опекуне он обычно потерян. И обе записи об этом ясно свидетельствуют".
"Протестую, ваша честь! - громко заявил акула. - Вторая запись ясно говорит о том, почему Ирина Константиновна хотела быть на встрече!"
"Протест принят. Олег Андреевич, вы своей рукой записали, что давали Веньямину читать работу вашей матери. Вы понимаете, что это нарушение?"
"Да, ваша честь. Мой единственный аргумент - Веньямин дееспособен и ему не нужно ничье разрешение, чтобы интересоваться психическим здоровьем и по мере сил влиять на него".
"Как минимум ему нужно, - холодно осадил меня судья, - чтобы суд привел его медицинский и юридический статусы".
"Извините, ваша честь, я не это имел в виду. Осталась запись от конца сентября. Я звонил отцу Веньямина в Швецию. Оказалось, это он был инициатором замены врача".
"Протестую, ваша честь! Это произвольная трактовка слов человека, которого даже не вызвали в суд!" - акула прямо взвился.
"Давайте вызовем. Можно по видео", - предложил мой юрист.
"Тишина"! - повысил голос судья.
Лица Веньямина за шарфом было почти не видно. Он мелко дрожал - похоже, плакал.
"Олег Андреевич, - грозно проговорил судья, - в записи от десятого октября вы сами отметили у Веньямина ухудшение. Получается, Ирина Константиновна говорила правду?"
Мой юрист с беспокойством смотрел на меня.
"Эписиндром не делает человека недееспособным, ваша честь. На самом деле, большое количество людей вполне научаются с ним жить без посторонней помощи".
"Протестую, ваша честь! - почти заорал акула. - В документах экспертизы сказано, наблюдение за пациентом минимум год!"
"Молчать! - прикрикнул на него судья. - Олег Андреевич, последний вопрос. Вас не беспокоит дальнейшая судьба семьи вашего пациента?"
Я сглотнул.
"Беспокоит, ваша честь. Поэтому я нигде не возражал против продолжения их общения".
"Ясно. У вас есть вопросы?" - спросил судья моего юриста. Тот помотал головой. Судья кивнул акуле, тот поднялся на ноги с видом, что сейчас пообедает мной.
"Слава бгу, ваша честь, наконец-то. Эксперт все признал, рассказал, что был инициатором. Какое там лишение работы - здесь давно и прочно пахнет уголовщиной."
"Давайте без патетичных преамбул", - раздраженно ответил судья.
"Олег Андреевич, - с нескрываемым сарказмом начал акула, - назовем все своими именами - до августа того года вы были никем. Очень перспективным, само собой. Расскажите, как сошлись ваши пути с профессором, которого вы так ловко цитировали за его спиной?"
"Моя мама была его другом и коллегой в институте, куда в итоге пришел и я. Он с первых курсов приглядывал за мной, где мог, сводил с людьми из профессии. Два года назад рак груди забрал маму, я был в ординатуре и, чтоб забыться, налег на повышение квалификации. Без этого профессор вряд ли решился бы рекомендовать меня на замену".
Все молча слушали. Веньямин высунул из-под шарфа глаза - они блестели от влаги.
"Как трогательно, - едко продолжал акула, - скажите конкретно, как вы получили место".
"Профессор посоветовал меня начальнице взрослой психиатрии. Как они это обсуждали, я не знаю".
"Не понимаю, почему никто не вызвал его свидетелем?" - вставил судья.
"Сейчас, ваша честь, - акула не сводил с меня глаз, - что же получается? Ваш учитель помогает вам получить его прошлую работу. Судя по вашим же записям, вы сходу нашли столько ошибок в истории болезни, что и на растопку не жаль. Получается, либо вы считаете учителя некомпетентным, либо подозреваете в тайных мотивах".
"Ваша честь, протестую, - спокойно сказал юрист, - этот вопрос не имеет отношения..."
"Имеет! Доктор писал в истории, что вначале счел дело Веньямина чуть ли не наказанием! Что Файнберг его нажулил, и не видать ему научной работы! Теперь-то уж, конечно, видать! Только с научруком проблема может быть".
"Я не собирался защищаться у профессора", - ответил я на остатках спокойствия.
"Очень удобно, хотя не факт, что будет еще возможность".
"У нас даже профили разные..."
"Два дня назад он пропал. Жена не знает, куда бежать и в чьи двери стучаться".
В те минуты решалась не только Веньяминова, но и моя судьба, однако я встретил этот процесс в практически беспомощном состоянии. Выражение шока на наших с юристом лицах было общим и неподдельным. Акула наслаждался произведенным эффектом и в мягкой, вежливой форме - впервые за весь суд - попросил судью не выносить решения до того, как профессор найдется и можно будет допросить его. Судья закончил мой допрос и объявил перерыв. Его мне, конечно, не хватило, чтобы прийти в себя. Я наудачу набрал профессора, абонент был недоступен. Я залез в поисковик за новостями об исчезновении профессора. Вторично я был поражен тем, что об этом не было НИКАКОЙ информации в интернете. Я попросил моего юриста обратить внимание на этот факт во время прений. Долго разглагольствовать судья никому не дал и вскоре огласил принятое решение: отменить решение суда от ноября две тысячи седьмого, признать Воронского В.П. частично дееспособным с правом раздельного проживания и снять с матери обязанность по его опеке.
Мать и акула ясно дали понять, что затаскают нас по апелляциям - и на это решение она тоже будет. Я, наконец, смог увидеть Веньямина вблизи. Представитель опеки улыбнулся и протянул руку, Веньямин неуверенно пожал. Представитель сказал, что Веньямину придется еще немного пожить с опекуном, но скоро ему выделят жилье в близлежащем городке. Веньямин уточнил, на чем оттуда ездят в Петербург. На всем, ответили мы хором.
А не мог ли профессор удариться в бега? Проверка спецов явно не обошла его стороной, уж больно он солидная фигура. Устал, наверное, как и мы, все время оглядываться. А бесследно именно затем, чтоб спецам работу усложнить. Потому что обычно его искать не нужно, все знают, где найти профессора.
В целом я за, чтобы пригласить профессора выступить на апелляции. Я не буду называть его некомпетентным или злонамеренным. Он написал идеальную историю болезни, чтобы я не оставил от нее камня на камне. Его показания могут усилить позиции Веньямина.
Какая связь между снятием шарфа и бытием Вашего отца? Что может вызывать в Вашей матери такой всплеск эмоций по отношению к Вашему отцу? Со мной они точно таким не поделятся. Не знаю, зачем я это пишу здесь - может, думаю, что раз это раздел ответов Вам, то Вы как-то об этом узнаете. Чертова сентиментальность, хорошо, крепкое осталось. Все пить не буду. Чувствую, спаться будет без задних ног. Надеюсь, у профессора все так же - пожелаем ему приятного отдыха где-нибудь на море. И чтоб гэбни вокруг поменьше.
Утро разорвалось новостями - на краю Ленобласти найдено тело профессора Файнберга. По свидетельствам двух источников, выстрел в голову. В мвд-шных телеграм-каналах скудно - только, что неясно, как он там оказался, следов подхода или подъезда возле тела не было. В комментариях ищут украинский след, поадекватнее рассуждают о заказухе из девяностых. Отсутствие следов вынуждает подозревать то ли злой умысел, то ли саботаж. Ну или с вертолета скинули. Руками на бумаге пока не буду писать - сразу в хранилище, под все электронные замки. Шутки кончились - теперь неясно даже, дадут ли семье уехать. Все капитально осложняется, наша возня привлекает слишком много внимания. Позвонила непосредственный руководитель, голос ее был трагичен.
"Олег Андреевич, извините, что без предупреждения..."
"Ничего, Вера Ильинишна. Говорите, пожалуйста".
"У нас у всех такое потрясение на кафедре. У коллег, сами понимаете, еще больше. Пока не объявляли, я только вам скажу - отпевание и похороны завтра. Перед этим будет памятная встреча в институте. Надеюсь, вы понимаете - ваших слов ждут".
У меня дернулся глаз.
"Вы хотите от меня речь?"
"Мы не настаиваем. Понимаем ваше состояние. Просто вы многих обяжете".
"Вера Ильинишна, я не слезаю с новостей. Пожалуйста, если вы что-то знаете..."
"Бже упаси, Олег Андреевич, чтоб я не сказала, если б сама в догадках не путалась!"
"Спасибо. Я подготовлю речь".
"Выпишу вам премию. Уверена, профессор согласился бы".
"Спасибо... даже не знаю как..."
"А как, кстати, продвигается с вашим пациентом?"
"Профессор, - я сглотнул, - с месяц назад освободил меня от отчета. Это как... вызов мастера ученику. Я работал и в какой-то момент он понял, что контроль не нужен".
"Что вы говорите! Ах, какой же был человек. Впрочем, не буду вас больше отвлекать. Согласитесь, если я оставлю пациента за вами?"
"Спасибо, Вера Ильинишна. Постараюсь оправдать, как с профессором".
Мы тепло попрощались. Что, конечно, было фальшиво с моей стороны. Будь я директором института, в нем осталась бы от силы треть работников, которые реально что-то делают. А Вера Ильинишна и иные представители "групп влияния" из разных ведомств вылетели бы вперед своего писка. Остаток крепкого ушел по назначению, аж захотелось за добавкой сбегать. Чушь, конечно. Попытался выдавить из себя подобие речи, но, провозившись два часа и аж протрезвев, ничего путного не родил. Первой и главной причиной этого я полагал то, что сам же в своей голове развенчал тот образ, который до того видел путеводным. Ус отклеился - и моя психика отказалась возвращать как было. Было странно, что я не мог припомнить ни одной цитаты профессора, хотя в наших разговорах лет десять назад он любил ими сыпать. В голову лезла всякая дурь - я однажды чуть на маму не обиделся. Просто он тогда заходил каждую неделю, и надо мной начали подтрунивать во дворе, что мама с ним не только в мозг долбится. Я дрался, получал угрозы. Однажды я не выдержал и прямо спросил маму, было ли у нее чтотто с профессором. Мама уже была больна, но не стала прятаться за этим и сказала "один раз". Профессор называл это "вопросами, касающимися не всех". От идеи с цитатами пришлось отказаться. Мысль плавно перетекла на памятные события. Он действительно частенько заходил просто на кофе, поболтать, обсудить что-нибудь насущное. Начиная лет с десяти, я хорошо запомнил некоторые из его рассказов о пациентах. Его любимицей была девочка, у которой, как он приговаривал с особым чувством, была комбинация из десяти отклонений, что вкупе с взрослением невероятно расширяло границы наблюдаемого. Были еще и другие, кто-то жил дома, кто-то в стационарах. Если обобщить до неприличия - восприятие профессором его пациентов всегда напоминало "в мире животных". Я полагал, что в силу опыта и профессионализма такая оценка может быть справедлива, пока не осознал, что...
Справедливости нет!
Остатки хмеля, как топливо, разожгли пожар. Была такая история! Пациентом был мальчик, страдавший внезапными приступами! Которого профессор жалел и говорил, что он к пяти годам уже был умнее своего отца! И что без подсказок читал наизусть Пушкина! Но самое прекрасное - об этом мальчике был еще один рассказ, примерно четырьмя годами позже! Был хмурый дождливый день, мы с мамой даже уже не ждали профессора. Но он пришел. Жаловался, что получил воображаемую экскурсию и узнал о сомнениях пациента в родстве с отцом. С которым у него, на самом деле, абсолютно одни и те же черты!
Я облегченно выдохнул и принялся писать речь. Буквально получаса хватило, чтобы в цветистых и горестных эпитетах рассказать о преждевременном уходе достойнейшего из славных учителей, знатока человеческой души и подлинного визионера. Никто не ждет на этом собрании правдорубства, так что и распинаться незачем. Похмелье точно будет, но я доволен, что попытался. Работа сама идет ко мне, только надо быть внимательнее к мелочам.
Вынужден признать, сомнения в отцовстве в столь раннем возрасте не являются обычным делом. Я, разумеется, тоже прошел этот этап, но, поскольку мне отца заменяла мама, последствия сомнений были сильно сглажены. Что же касается Вас... ну, я бы назвал внешнее сходство не менее чем впечатляющим. Судя по нашему общему диалогу, Вы вполне можете с ним поспорить, а он вполне вежлив в общении. Но влияние матери всегда было столь неохватно бОльшим, что фигура отца как бы "потускнела" для Вас. Это вполне возможное явление. Безусловно, ввиду Вашего совершеннолетия и вынесенного судом решения Вы можете заказать экспертизу. Нужны будут добровольно сданные образцы ДНК, ваши и его.
В отличие от большинства собравшихся коллег, я на памятной встрече был спокоен. Речь вызвала аплодисменты и пару всхлипов. На отпевании ряды коллег с других кафедр сильно поредели, но зато была девочка - похоже, та самая, с десятью отклонениями. Ее сопровождала женщина, и девочка вполне уверенно держала подсвечник с горящей в нем крохотной свечой. Я впервые увидел семью профессора - жену и троих взрослых детей. У всех были скорбные лица. Я не нашел в себе решимости подойти к ним. Молитву за упокой встретил нестройный "аминь". На похоронах никто уже не просил речей. Я наблюдал за окружением и отметил присутствие некоторых лиц, судя по их поведению, могущих являться агентами. Но, на самом деле, уже не готов поручиться - образ жизни взаперти сказывается. Я стал ближе к видению мира первого пациента. Мама бы сказала, что это прогресс, но цена...
Дома все осталось как было, электронное хранилище не трогали. Возможно, персональный надзор за мной ослаб. Возможно, внимание спецов сосредоточилось на ком-то другом.
03.03.2023
Мой юрист сообщил, что стороной матери подана апелляция и дата заседания назначена.
От прекращения постоянной слежки голова немного прояснилась. Я набрал орган опеки и уговорил секретаршу соединить меня с главой.
"Здравствуйте, Олег Андреевич", - голос главы не был дружелюбен.
"И вы здравствуйте, Елена Сергеевна. Я на минуту - скажите, утвердили дату вселения?"
Глава ответила не сразу.
"Мы работаем. Остались нюансы".
"Я извиняюсь за вторжение, но... я только что потерял учителя".
"Мы слышали. Соболезнуем, Олег Андреевич".
Голос главы не выражал того же.
"Елена Сергеевна, я видел эту семью. Веньямину нельзя оставаться..."
"Доктор, извините. Мне рассказали о суде. И вы меня до конца не убедили".
"Потому что это не конец. Просто назначьте дату - и терпеть меня вам больше не придется".
Назначила. Надо будет приехать с документами на руках и забрать его. На апелляцию, если помечтать, он поедет уже с нового места. О профессоре довольно скоро перестали писать.
15.03.2023
Настал этот день. Я бы хотел похвастать, что познал дзен, но для этого слишком стараюсь не выглядеть как объект слежки. Когда мы с юристом подъехали к дому семьи и увидели "скорую", явилась тяжелая тревога. Я вылез и подошел ближе. У машины, опершись спиной, стоял мужик в медкостюме.
"Извините, - обратился я к нему, - я врач одного из жильцов. Можно узнать, что случилось?"
"Не положено", - был ответ. Не очень врачебный.
"Хорошо, я сам спрошу".
"Дом закрыт для посещения".
"Что? Кто это вообще сказал?"
"На данный момент идут реанимационные мероприятия".
"В отношении кого?"
"Одного из находящихся в доме".
"Кого?!"
"Не положено".
Лучшим средством преодолеть ярость оказалось моментально выжечь из памяти лицо этого человека. Я бросился к входу, протягивая руку к звонку - и только тут заметил, что звонка нет. Как и ручки у двери. Я колотил не меньше получаса - безуспешно. Мужик за это время не шелохнулся. Я достал телефон, сфотографировал "скорую" и все данные с нее. Хотел сфотографировать и мужика, но он отвернулся.
16.03.2023
Они издеваются! Как это номер не существует? Я распечатал и лично принес фотографии! В Минздраве пожали плечами - не знаем, монтаж какой-то. О месте, где находится Веньямин, информации нет. Стучусь во все инстанции - ничего. Не имею представления, что бы ответил Вере Ильинишне, спроси она, где пациент. Если реанимация была для него, то заниматься лечением должны мы, как ответственные перед законом. Но мы не можем отвечать за последствия того, что непонятные люди под предлогом медпомощи держат пациента в изоляции. Спрошу юриста, не пора ли обратиться к правоохранителям.
17.03.2023
А правоохранители такие "ничего не знаем, наверное, с опекуном уехал". О расследовании убийства профессора тоже не ответили, хотя я убеждал, что это связано. Юрист пытался увещевать, но заявление на розыск не приняли и решительно попросили нас на выход.
Уже прощаясь со мной, юрист обронил фразу:
"Если с ним активно работают, то о Вас уже, наверное, знают все".
"Важнее, сколько знают о нем. Человеку его взглядов в России будет трудно", - мой ответ.
Я, конечно, позвонил и в орган опеки. Но ответом меня не удостоили.
27.03.2023
На апелляции Веньямина не было, матери тоже. Акула зачитал возражения по решению первого суда. Говорил он уверенно, и я не мог уяснить, в курсе ли он о происходящем или мать наплела ему сказку. К счастью, ответ юриста был сильный, и апелляцию отклонили. Собравшись, акула без единого слова покинул зал. Если после такого он сохранит место - я удивлюсь и признаю за матерью некоторую широту души.
02.04.2023
День вселения Веньямина. Я поднялся в пять утра, раньше не получилось. Я был готов прождать сутки, так что собрать запасы оказалось совсем нелишним. На такси добрался до дома, где Веньямину предстояло жить. По увиденному из окна, район относительно небитый, есть магазины. Поднявшись на этаж дома, я нашел нужную дверь, подошел и прислушался. Изнутри не доносилось ни звука. У входа в дом была небольшая скамейка. Я спустился и решительно уселся на нее. Люди начинали выходить - на работу, с детьми, с собаками. Многих мое присутствие смутило, но они старались не подавать виду. Первые два часа было интересно наблюдать пробуждение мира, но потом пришлось отвлечься на завтрак. Потянулись мамы с колясками, пенсионеры - ничего подозрительного. Громко пели птицы, меня даже чуть разморило. Только ближе к полудню во двор въехала знакомая "скорая". Ее появление было столь резким, что у меня дернулась рука и я уронил бутылку с водой, из которой пил. Поймал довольно неуклюже, часть воды пролилась. Я завинтил и убрал бутылку. "Скорая" остановилась у подъезда, боковая дверь открылась. Веньямин вылез, держа в руках небольшой чемодан на колесах. Дверь захлопнулась, "скорая" уехала. Мы вытаращились друг на друга.
"Привет, доктор. Хотите знать, как они прокомментировали падение бутылки?"
"Да?"
"А докторишка сам, походу, на работе поплыл. И ржач в три лица".
На Веньямине были ботинки, брюки, простая белая рубашка, черная куртка и чертов шарф. Веньямин достал из кармана ключи и показал мне.
"Вы уверены, что нас не слушают?" - я понизил голос.
"Нет. Но с вами я научился не бояться".
Поставленным пригласительным жестом он предложил мне идти первым. На негнущихся ногах я возглавил нашу скромную процессию. По пути наверх нам никто не встретился. Веньямин вполне успешно справился с замком - и его новое жилище, наконец, предстало...
...пред геенной огненной!
Я бочком, чтобы не уронить громоздящийся хлам, проследовал через комнату в дверной проем, за которым оказалась кухня. Которая была получше комнаты и даже относительно чистой. Санузел и душ были нормальные. Я посматривал вокруг, уже не скажу, сознательно или по привычке, изучая обстановку на предмет "ушей" и "глаз".
"Доктор, здесь явно раньше жил какой-то собиратель!"
Голос, сказавший это, звучал как у одухотворенного подростка. Я вернулся в комнату, где Веньямин, оставив чемодан на полу, с любопытством оглядывался.
"Придется начать с уборки", - ответил я.
"Немного пыльно, это ничего..."
"Не только".
Я посмотрел ему прямо в глаза и приложил палец к губам. Вообще я, конечно, довольно самонадеян, потому что пришло время описать эту прелесть. Органу опеки явно понравилась идея с армией, иначе бы хоть немного постарались. Комната была не просто неубранной, а заваленной разной степени битости хламом. Из мебели был стул, диван-кресло, кривая тумбочка и книжный шкаф, будто порезанный ножом или поеденный жуками-древоглотами. Он тоже был захламлен. Я подошел и прошептал Веньямину на ухо:
"Осмотрим все и составим список, что нужно купить. Добавлю в заказ мусорные мешки".
"Можно я сам поищу прослушку?" - ответил он шепотом.
Я кивнул, Веньямин просиял. Осмотр кухни занял минуту - старенькие мебель, холодильник и газовая плита, посуды и приборов не было. С Веньямином я даже в этой обстановке сразу почувствовал себя комфортнее. Я сам отчасти принижал его в своем видении - казалось, он безвольный пленник. Пока я наполнял электронную корзину, было слышно, как он поднимает и ставит разные предметы. Некоторые, судя по звуку, он откладывал в сторону. Когда я оформил заказ и вернулся в комнату, треть, судя по взбитой пыли, уже была осмотрена, а на рубашку уже было жалко смотреть. В центре комнаты лежала кучка предметов - самым крупным было чучело головы козла, остальной козел отсутствовал. Из более мелких были игрушечная машинка, побитый фотоаппарат и грязная мягкая игрушка слона. Хотелось пошутить про ассоциативный тест. Я взял машинку. На первый взгляд не казалось, что в нее вносили какие-то скрытые доработки. Веньямин посмотрел на меня, я пожал плечами. Веньямин кивнул, я переломил машинку в руках. Внутри не оказалось ничего подозрительного. Я взял фотоаппарат, открыл заедающую крышку. Внутри все было в фарш - я сразу успокоился. Мягкую игрушку трогать хотелось меньше всего, не считая головы козла, конечно. Я сжал покрепче голову слона, потом туловище - и почувствовал внутри нечто твердое. Я, похоже, изменился в лице - Веньямин прекратил работу и подошел ко мне. Я положил игрушку на пол, порылся в своих вещах и достал мультитул, в котором был нож. Я сделал надрез на ткани и распорол игрушку, из нее выпала небольшая коробочка. Я не успел моргнуть, как Веньямин выловил из хлама гантелю и саданул по коробочке. Она озарилась искрой. По лицу было видно, что Веньямин доволен.
"У вас есть запасная рубашка?" - спросил я.
Он хитро подмигнул и продолжил осмотр комнаты. Это заняло еще минут сорок - как раз приехал ошалевший доставщик с кучей сумок, двумя швабрами и прочей утварью. Я рассудил, что раз премия уже дошла, это не худший способ ее потратить. Дав на чай, я развернул сумки, нашел мусорные пакеты. За четверть часа мы сложили в них весь хлам и за несколько приемов отнесли к ближайшему баку.
"Вы не курите, доктор?" - спросил Веньямин, когда мы шли назад.
"Нет, а что?"
"Можно добавить брутальности".
"Это был скорее интеллектуальный труд".
"А вы умеете резать людей?"
Вопрос этот был задан самым невинным тоном.
"Живых - нет".
"Я останавливаю поток ужасов, пришедших мне на ум".
"Веньямин, - я старался не повысить голос, - мы с юристом подняли на уши весь мир..."
"Хотите продолжить здесь? Не боитесь, что нас слушают?"
"Нет, Олег Андреевич. Хотя, полагаю, как и вы, я давно понял - они не врачи".
"Вы знаете, что я приезжал забрать вас?"
"Да, они не скрывали. По итогу все выходит, как я и хотел".
"По какому итогу?"
"Опекунство мама не сохранила, но уехать им с сестрой дадут".
"Откуда вы знаете?"
"Со мной тоже поработали. Это, в общем, не были допросы, скорее беседы. Ничего опасного ни о себе, ни о ком другом я не сказал".
"То есть, вы думаете, мы справились? Осталось добиться полной дееспособности?"
"Доктор, а как же ваша научная работа?"
Веньямин беспрестанно улыбался и уже этим был очень приметен в наших хмурых краях.
Закончив уборку комнаты, мы разобрали привезенные сумки. Продукты я предложил не тратить, а пообедать тем, что взял с собой. Так и сделали. Вскоре потянуло в сон, и мы переместились в комнату. Веньямин разложил диван-кресло, я уселся на стул - он скрипнул. Посмотрев на меня, Веньямин лег.
"Мне очень повезло, доктор".
"Это немного смущает, Веньямин. Не в смысле, что лучше бы наоборот".
"Осмотрите мои вещи, меня, может, и правда где-то жучок?"
"Вижу, настроение у вас хорошее..."
"Доктор, я могу одолжить у вас на билет до Петербурга и обратно? Я скоро буду готов".
"Можете не одалживать, я получил бюджет на ваше лечение. Но мы давно не виделись, а в дороге небезопасно открыто общаться".
"Справедливо. Начну с того, что никто никого не реанимировал - это все чепуха".
"Понятно. Что не чепуха?"
"Что нами с сестрой занимались не так плотно".
"Ни полиция, ни Минздрав не захотели помочь вас найти".
"Видите, доктор, как это, оказывается, легко! И никакое противодействие не работает!"
"Звучит как пораженчество".
"Вы мою сестру напоминаете. Она не выносит нашу погоду и словесно без устали мешает ее с грязью. Но погоду в любом случае не проконтролируешь".
"Грязь с грязью не мешают..."
"Ооо, вот-вот! Эх, жаль, что у вас такая разница. Были бы прекрасной эмигрантской семьей".
"Я не заставляю вас думать так же".
"Спасибо, доктор, ценю".
"И я сравнил с грязью не из-за погоды, а из-за людей".
"Я извиняюсь - вы с юристом подняли на уши весь мир, чтобы что?"
"Чтобы найти вас живым и здоровым, Веньямин".
"А какая связь понятия жизни и здоровья с восприятием этих мест как грязи?"
"Не понял вопрос", - я потер шею.
"Если здесь повсюду грязь, а мне нравится, то я грязнуля. Это не очень хорошо для жизни и здоровья. Возможно, с разъяснения этого противоречия стоит начать научную работу".
"Каким образом погода лучше или хуже оттого, что не нравится лично мне?"
"Никоим. Поэтому вам, как и сестре, вовсе не обязательно проводить такие сравнения".
"Как и вам - на них реагировать".
Веньямин вздохнул и, сложив руки на животе, посмотрел в потолок.
"У вас всегда была возможность удалиться. Моя сестра, например, взаперти только последние несколько месяцев. И раньше, если ей со мной не нравилось, она могла не проводить со мной больше пяти-десяти минут в день".
"Веньямин, вы забыли, что я не считаю вас ущербным? Ваши вкусы к погоде мне правда..."
"У меня нет вкусов к погоде, тем более, в Стокгольме она похожа на нашу. Жару не люблю, но между настоящей погодой и климат-контролем все же выберу первое".
Я оперся на спинку стула.
"Не знаю, в курсе вы или нет - апелляцию отклонили. Вы почти полноправный гражданин".
"Спасибо, доктор. Расскажите, каков наш дальнейший план, и поедем".
Просьба была более чем справедлива. Только ответить было нечего.
"У меня есть еще один вопрос. Ваша мама ничего не говорила о профессоре?"
"Что его убили. Подозреваю, что маму именно поэтому сильнее проверяют".
"Вы думаете, она могла?"
"Сама вряд ли. Она ни разу не отсутствовала больше получаса".
"У вас есть еще родственники?"
"Отец и сестра".
Я замолчал на полминуты, обдумывая все услышанное.
"Наш план, - наконец, продолжил я, - состоит в проведении некоторых тестов для дела о полном восстановлении дееспособности. Вообще, в таких делах краткость - обычно сестра таланта, но, поскольку чиновники обожают бумажки, то, чем больше будет результатов, тем весомее будет выглядеть..."
Я юлил как мог, чтобы не переходить к самой важной части. Говорил о бытовых вопросах, о поведении в общественных местах. Веньямин смежил глаза. Я говорил еще минут десять и, конечно, момент, когда он заснул, уловил постфактум. Я замолчал и вскоре задремал и сам.
19:10
Я хорошо запомнил третье апреля две тысячи семнадцатого. Не сосчитать, сколько раз проезжал перегон, из которого в тот день взорванный вагон въехал на станцию. Вопреки расхожему заблуждению, это не был первый теракт в Петербурге. Но до того казалось, что такие истории все же больше о Москве. И острота темы ясно отчего была - не найти утюга, из которого в нулевые-десятые не орали бы о мусульманских радикалах. Три дня в городе были траур и шмон. То, что сегодня второе, конечно, ничего не значит.
19:40
За окном явственно потемнело. Веньямин проснулся. Я сидел, уткнувшись в телефон.
"Все нормально, доктор?"
"У меня да. А дому Алексеева досталось".
"В чем дело?"
"Не волнуйтесь. Я думаю, деньги на ремонт там найдутся".
"Алексеева, который Рубана, или который Алексеева?"
"На Университетской набережной".
"Рубана. Там сейчас кафе..."
"Лучше перенесем поездку", - сказал я.
"Почему?"
Я глубоко вздохнул.
"Теракт. Сейчас не то, что на Стрелке, вообще в центре города все на ушах стоят".
Веньямин буквально подскочил.
"Пойду хотя бы кровь сдам! Узнаю у соседей, где можно это сделать!"
"У вас есть противопоказания..."
"Доктор, там, может, люди умирают, а мы сидим и умничаем!"
Я понял, что выбора нет.
20:23
Чувство времени обострилось до невероятного. Опять, как в день объявления мобилизации.
Мы сидели с Веньямином в районном центре сдачи крови. Я позволил двести миллилитров. Меня попросили подождать и пригласили Веньямина в кабинет. Я продолжил скроллить. В одном z-паблике скинули ссылку на видео с заголовком "генерал ФСБ об убийстве военкора Татарского". Увидев превью, я похолодел. Не для красного словца, натурально. Качество видео было не лучшим, но лицо генерала до боли напоминало... отца Веньямина.
Медсестра вывела Веньямина из кабинета, он был бледен - под стать лицу, взиравшему с экрана телефона. Я судорожно вздохнул и убрал телефон в карман. Медсестра подвела Веньямина ко мне, я кивнул ей, подставил ему плечо и повел к выходу. Я вызвал такси - в таком состоянии общественный транспорт был противопоказан. Вскоре мы уже были у Веньямина. Он прилег на диван-кресло, я остался стоять.
"Проходите, доктор, - слабым голосом пригласил Веньямин, - можем не говорить о теракте".
"Спасибо, Веньямин, но я бы тоже отдохнул. Давайте напоследок про ближайшие планы".
"Привезти цветы к дому Алексеева. У меня даже телевизора нет, представьте, какие мысли будут одолевать".
"Я сделаю вам общую выжимку. Как раз первая пыль осядет".
"Сколько оседает пыль?"
"Посмотрим, будет ли траур. Хотя это вряд ли. Но день-полтора точно".
"Почему вряд ли? Это же..."
"Источники говорят, там был конкретный человек заказан".
"О Господи."
"В выжимке все будет. Постарайтесь не накручивать себя".
"По рукам, доктор. Спасибо, что вы есть".
Меня кольнула совесть. Я надеялся, что это случится позже. На лице наверняка отразилось, но Веньямин лежал с закрытыми глазами.
"Вы собираетесь выходить в ближайшее время?" - спросил я.
"Если устрою пожар на кухне, скорее всего, выбегу сломя голову".
"Я хочу на всякий случай сделать дубликат ключа. Но мне нужно будет забрать оригинал".
"Запрете меня, доктор?"
"Это просьба или обвинение?"
"Кажется, вы приглашаете быстрее попрощаться".
"Без обид, просто мне до дома прилично ехать".
"Я придумал, что куплю на первую зарплату".
"Да?"
"Кровать, чтобы у вас для работы было нормальное кресло, а не скрипучий стул".
"Уверены, что не станет слишком тесно?"
"Я как раз хотел померить комнату на этот счет".
"Да тут как ни меряй..."
"Я пока не планировал приводить девушек. Так что и раскладушка подойдет".
"На чем вы спали в доме семьи?"
"Полутораспальная кровать".
"Значит, нужно как минимум то же самое".
"Будет дороже. Можем ли мы шиковать, доктор?"
"Это не шик, а потребность. Я вам не золотой ершик для унитаза предлагаю".
Веньямин прыснул от смеха.
"Почему все пишут, что он срет в чемодан? Очевидно же, что он какает в модный от кутюр кейс из загнивающей."
"Не хочу пугать, но стены тут в палец толщиной, а доносы пишут все кому ни лень".
"Вы молодец, Веньямин. Петербург встретит в вас достойного жителя".
Веньямин слабо улыбнулся и поднял ладонь в знак прощания. Я ушел, заперев дверь.
Домой электроном и автобусом. Уже в пути начал писать в телефоне о событиях дня. Хотел разобраться с этим как можно быстрее. Проверил квартиру - нигде ничего не изменилось. Хранилище было нетронуто. Глубокий вдох - я открыл видео на нормальном экране.
Это была вырезка из интервью - судя по всему, в кафе. Ведущий с генералом при погонах пили из бумажных стаканов. Ведущий подлизал, что такие как генерал меняют в восприятии людей образ спецслужбиста, показывают его более открытым. Генерал ответил, что его просто застали в кафе. И что он ходит по форме, потому что не боится народа, которому служит. Ведущий спросил, так ли, что генерал назначен расследовать взрыв на Васильевском острове по линии ФСБ. Генерал подтвердил, но сразу сказал, что никаких фактологических комментариев давать не может. Ведущий попросил обнадежить зрителей и сказать, имеется ли вероятность, что к делу причастны иностранные разведки? Генерал однозначно подтвердил. Ведущий: "просто видите, мы с вами столкнулись в кафе, таком же точно, как там. И люди, видя вас, хотят верить, что ни один преступник не решится поднять руку на российский народ". Генерал поднял стакан и посмотрел в камеру. Его ответ: "Мы стоим на страже наших людей и будем это делать. А иностранным разведкам лучше приготовиться - очень скоро заказчики взрыва будут установлены. И после санкций, которые применим мы, ваши напугают вас самих же. Потому что за них тоже спросят". Ведущий чокнулся с генералом, они выпили до дна. Генерал поставил стакан, похлопал Ведущего по плечу и пошел к выходу.
Я перемотал на момент, когда генерал посмотрел прямо в кадр. Для начала нельзя не отметить мастерство гримера. Как будто и впрямь то же лицо, но некоторые черты уловимо изменились. Говорил он низким голосом и держался уверенно. Не говоря о том, что постанова абсолютно очевидна... Что за фигня? Зачем крупного шпиона, давно работающего за границей, тащить в Россию расследовать взрыв в кафе? Даже если иностранные разведки замешаны - в России есть свои специалисты. И - отец Веньямина уже в России? Выходит, если и был план на какое-то "семейное" задание в Швеции, теперь это наверняка на паузе. Можно ожидать, что скоро мной займутся опять, чтобы я не мог сообщать Веньямину неудобную информацию. И вообще, сильно похоже, что маски уже сброшены. Интересно, сколько минут отцу Веньямина хватит выяснить у жены, что я изображал спеца, и пробить по своим каналам, что это не так? Я, как и профессор Файнберг, поверил, что Веньямин умнее отца. А оказалось, мы просто не видели то, что не положено.
04.04.2023 (1)
Знаете, Веньямин, предложение Вам стать блогером нравится мне уже меньше. Чувствую себя грязным, все время хочу помыться. Утешаюсь тем, что, так сказать, ради искусства.
Кафе на Университетской шесть. В сем месте достославном сошлись любители войны, послушать им да поглазеть хотелось на жирный кус коллабарАнины блогера из области Донецкой, сражавшегося в армии РФ, при том считаясь военным почему-то журналистом - не знаю, как их можно в едином предложении писать. И девушка с коробкою явилась, художницею Настею назвавшись. Там бюст был гипсовый, позолоченый, что блогера того в военном виде, с улыбкой в пол-лица изображал. А блогер тот, представьте, был растроган - он раз уж был в тюрьме за ограбленье банка. И если бы не бойня в Украине, подобные ему сидели б под корягой и изредка бы пырхали оттуда ядом с обычною фашистской болтовней. Помиловали данного субъекта, что новым управлением назвались, и, как стрела, прямой был путь на фронт, блиндаж, окоп, блиндаж, окоп - и в тот круговорот кричать о правде будто бы призвал его сам бг. Он много лет влиял небезуспешно на думы разношерстной интернет-толпы. Он был так трогателен, чуток, вежлив, вещая, что не страшно, раз идут гробы. И был, похоже, до того уверен, что кто-нибудь отвадит от него беду, что сам своей охране не поверил и, пробубнив беспечно ерунду, сказал нести ему коробку прямо, нигде не отвернув, упрямо, как он в своем служении стране. И девушка, довольная вполне, тот бюст ему торжественно вручила, и следствие считает, что тротила в том бюсте было где-то двести грамм. Ту девушку уже поймали, само собой, уж отыскали и украинский след, и натовский сапог, и русофобию, и все на свете. А блогера, поверите ли, вождь наградою за мужество отметил. А тот, что ныне тем кафе владеет, убитого так славит за труды, что армии своей по личной воле навечно записал в ряды. На том пока винюсь, оставить вынужден перо я, устал и нету слов. Я продолжать следить готов, но возлагать цветы не стану.
КАК Я: В ПЕРВЫЙ РАЗ НЕ ЗНАЮ, ЧТО ВАМ НАПИСАТЬ
Про сомнения в родстве профессор просто неграмотно интерпретировал. Вообще все Ваше умопостроение висит на волоске, доктор, и мне ничего не стоит его оборвать. Вы, значит, думаете, что я родился и вырос в логове гэбни? Что шарф - отметина для кого-то? Возможно, у меня другая мать, а эта не моя и просто напялила мне шарф, чтобы злить отца? Что там еще - "семейное" задание? Меня никогда не учили никаким спецнавыкам. И то, что отец вначале не хотел отдавать меня на капитана, чистая правда - а этого не требовалось, если цель была как раз сделать меня им. Матс Бергман для "нашего" резидента вел слишком приметный образ жизни. Разве что он, как говорят, "сбитый летчик" и меня отдали ему, чтоб хоть какая-то польза стране была. Спасибо за выжимку, но я все равно хочу возложить цветы.
04.04.2023 (2)
На часах было два пополудни, когда позвонил Веньямин. Я собрался и двинулся в дорогу, прихватив бумажные копии последних записей. По пути сделал дубликат ключа. Придя и открыв дверь, я увидел Веньямина сидящим на стуле. Шарф был на месте, комната добротно начищена. Я протянул оригинал и дубликат ключей, Веньямин взял.
"Прочтете последние записи сейчас? На случай обыска их при нас быть не должно".
Веньямин кивнул и жестом предложил пройти на кухню. Мы прошли, сели за стол, я достал все необходимое. Прочитав записи, Веньямин взял чистый лист с ручкой и принялся писать. Я собрал прочитанное, разорвал на кусочки, кинул в свежекупленную кастрюлю и с помощью спичек превратил в пепел. Пришлось открыть окно. Шум районной жизни ворвался в кухню. Веньямина словно оглушило - вспоминая уровень контроля в доме, сейчас он словно переехал в джунгли. Он положил ручку, встал и пошел в комнату. Я сделал качественное фото написанного, загрузил в хранилище, тут же удалил из телефона и сжег.
Больше всего я боялся не слежки, а того, как Веньямин почувствует себя в толпе. Питерская, конечно, не чета московской, но у него в голове город существовал лишь как продуманный абстракт. Ни в одной книжке по краеведению не напишут "не свети карманы" или "не покупай жетоны с рук", а учиться на своих ошибках в нынешних реалиях может быть смерти подобно. С первых минут в электроне Веньямин не отлипал от окна. Сидевшая напротив него бабушка, похоже, о чем-то догадалась и сама с интересом начала поглядывать. Веньямин предложил мне экскурсию. Я согласился, Веньямин начал рассказ. Довольно скоро оказалось, что другие пассажиры тоже поглядывают в окна. Новые пассажиры, входившие на станциях, быстро вливались. Некоторые задавали уточняющие вопросы, на которые Веньямин отвечал, не прерывая повествования о виденном. Когда поезд подъехал к границе Петербурга, Веньямин расцвел. Он вещал как харизматический проповедник. Жестикуляция давалась хуже - выработанного навыка не хватало. Кто-то из пассажиров вполголоса отметил это. В вагон вошли контролеры. Пассажиры засуетились с билетами и проездными. Веньямин замолк. Я достал наши билеты и предъявил на проверку. За пару минут контролеры справились, я шепотом предложил Веньямину продолжать. Пассажиры были сконфужены, будто их застали за чем-то неприличным, но, когда голос Веньямина зазвучал вновь, навострили уши и глаза. Контролеры тоже заинтересовались, один достал телефон и начал снимать. Не стану врать, я был заворожен. Знание обстоятельств жизни Веньямина придавало его выступлению совершенно особый дух. Единственным, кто покинул наш вагон до вокзала, был один из контролеров - ему, похоже, не понравилось, а может, он ответственный и решил, раз коллеги застряли, сам допроверить оставшиеся вагоны. Веньямин завершил свой рассказ на конечной остановке. Вагон огласили аплодисменты, стоявшие на платформе люди были явно удивлены этим. Около десятка пассажиров поблагодарили Веньямина или пожали ему руку. Веньямин выглядел потерянным - слабо отвечал на пожатия и невпопад кивал.
"Если спросите меня, за такое вполне нормально брать деньги", - сказал я.
Веньямин опустил голову, я положил руку ему на плечо. Пассажиры покидали вагон.
"По правилам общественного транспорта на конечной надо выходить".
Веньямин кашлянул, расправил плечи и кивнул. Мы вышли последними. Пара пассажиров обернулась. Их смешки и перешептывания я уже не расслышал. Стоявшие на платформе смотрели с любопытством. Веньямин окинул взором здание вокзала.
"Куда вы хотели бы сначала?" - спросил я.
"Даже не знаю, доктор. Посоветуете?"
"Налево пойдешь - Канонерку найдешь, прямо пойдешь - к Адмиралтейству придешь..."
"Спасибо, - он задумался на несколько секунд, - тогда на СВО и потом на Университетскую".
"Тише. Я же сказал, все пишут доносы".
"А что я такого сказал?"
"Вам повторить?"
"Если все пишут доносы, видимо, не стоит?"
"Да. А вы провоцируете людей".
"Это не я придумал называть войну..."
Я шикнул и сделал страшное лицо.
"А все эти пассажиры не были искренни, благодаря меня? Думаете, они бы написали донос?"
"На нас уже смотрят", - я понизил голос.
"Ответьте, пожалуйста, и я пойду".
"Люди любят дармовые развлечения. Никакой связи с тем, о чем я говорю".
Мы двинулись к вокзалу.
"Вы не любите людей, доктор".
"Хотите продолжить о погоде?"
"Нет, не хочу опять про грязь", - Веньямин помотал головой.
"Говорите и пишите что угодно. Скорость превращения нормальной жизни в кромешный ад обратно пропорциональна лени тех, кому вы не нравитесь".
Автобус с балтов был битком, мы еле втиснулись. Я, как мог, прикрыл собой Веньямина. Почти сразу проявились тревожные симптомы - его начало слегка потряхивать. За время поездки я успел дать ему таблетку, закрыть от нескольких тычков и вызвать подозрение, что мы геи-наркоманы. Подъезжая к Стрелке, я вежливо попросил пропустить нас к выходу. Кто-то пожелал хорошего свидания, по автобусу прокатился смех. Когда мы выбрались на остановке, я первым делом проверил свои карманы, потом его. Ничего не пропало.
"Почти узнали, что такое палочный строй".
Веньямин не ответил - он глазел на рекламу службы по контракту.
"Что, так просто?" - спросил он.
"Это не российская армия".
"В смысле? А какая?"
"Кафе, где был теракт, принадлежит человеку, который создал это, - я понизил голос и указал на рекламу, - они сейчас убиваются об украинскую защиту".
Веньямин почесал лоб.
"Спасибо, что пояснили".
Мы с Веньямином воззрились на Биржу.
"Ее когда-то начинал Кваренги, достроил уже Тома де Томон. По чужому проекту, хотя признано, что построено новаторски", - задумчиво сказал он.
"Слышал выражение "творчески украсть", но никогда не понимал смысл воровства, если умеешь творить", - ответил я.
Веньямин хмыкнул и перевел взгляд на одну из Ростральных колонн.
"Скоро девятое мая. Я бы посмотрел, как тут будет с огоньком".
"Как у Петра с потешными полками".
"Ну, я не собираюсь орать "Пресбург отстой, нет войне".
"Веньямин, если не прекратите, я уеду домой. Бюджета на административные штрафы нет".
"Вы пойдете со мной на парад, доктор?"
"Если объясните, зачем".
"В просветительских целях".
"Я просветил вас сполна. У меня плотный график".
"Девятое мая выходной".
"Не могу обещать".
"Можете. Если произойдет форс-мажор, просто сообщите".
Подъехал новый автобус, из него вышли люди. Мы ушли с остановки.
"Ладно. Жаль, белых ночей еще не будет. Вот они ничуть не испортились".
"А рыбалка?" - спросил Веньямин.
"Давайте спросим, может там есть кто".
Гранитный спуск Стрелки привел нас к самой Неве, гнавшей к морю неровные грязно-серые льдины. Рыбаков не было. Но панорама - шпиль Петропавловки, Адмиралтейства, величественные Эрмитаж и Исаакий - многое бы отдал хоть глазком увидать, как это видел и чувствовал он. Глаза Веньямина наполнились слезами, он потрогал каменную маску льва и, обернувшись, замер в восторженном созерцании. Я почтительно держал рот на замке и тоже смотрел. Показались люди - семья с детьми. Я отвлекся на них, Веньямин взял меня за руку. Глава семьи заявил, что сдаст нас в мусарню, где "отпетушат уже нормально". Я грозно посмотрел и сунул другую руку в карман. Веньямин не шелохнулся. Глава семьи хохотнул, что перцовкой лечит насморк, я ответил, что лечу насморк шокером. Дети посмотрели с осуждением и поспешили за старшими. Я подождал, пока семья скроется.
"Веньямин..."
"Доктор, а давайте специально так ходить".
"Не смешно. Вы думаете, это день такой исключительный? Рано или поздно побьют".
Веньямин отпустил мою руку.
"Теперь я ваш должник чести".
"Веньямин, это моя работа..."
"Клянусь, у вас нет и не будет другого первого пациента".
Я поклонился.
"Так что не выпендривайтесь, купите самый маленький букет цветов и отдайте его мне".
"Нет. Извините, ради сраного пропагандона..."
"Там были еще пострадавшие, много".
"Откуда вы знаете?"
"Знаю. Некоторые в тяжелом состоянии. Они точно не должны были пострадать. Я возложу в их честь".
По Макарова мы дошли до Первой линии, нашли магазин цветов и купили букет. Веньямин больше не предлагал экскурсию, он словно проводил ее себе самому - в голове, которой непрестанно вертел. До площади Трезини и кафе мы дошли, когда уже включалось уличное освещение. У фонарного столба высилась горка цветов, невдалеке стояла машина полиции. Веньямин вздрогнул и замер. Я взял его под руку - Веньямин начал оседать, его голова затряслась, глаза закатились. Из машины полиции вылез молодой в форме.
"Все нормально?!" - крикнул он мне.
"Помогите!"
Я с трудом удерживал Веньямина на весу. Молодой примчался. Я сказал снять с меня куртку и положить на землю. Молодой справился. Я уложил Веньямина и начал оказывать первую помощь. Минут через пять он "вернулся", я попросил помочь ему встать. Молодой справился. Я поднял и отряхнул куртку. Молодой козырнул и пошел обратно к машине. Я перво-наперво проверил карманы и громко поблагодарил молодого. Он махнул рукой.
"Можете остаться у меня сегодня. Двадцать минут на такси, если без пробок. Завтра поедете домой, провожу до вокзала и куплю вам билет".
Веньямин поклонился, я поднял упавший букет и протянул ему. Подшаркивая, Веньямин донес букет до горки и положил сверху.
04.04.2023 (3)
Есть любимая вещь, оставшаяся мне от семьи - дедово кресло-качалка. До сих пор не решался зайти ни в один антикварный, но всегда думал, что оно могло бы там стоять. Кресло было не только удобным и эстетичным, но и надежным - за десять лет лишь раз понадобился мелкий ремонт. Я настоял, чтобы Веньямин устроился в нем, и был рад, что он согласился. В сочетании с пледом и кружкой чая даже шарф выглядел не так ужасно. Я сидел напротив.
"Ваша мать под присягой заявила, что у вас началось ухудшение здоровья. Вы сказали, стало сложнее в быту, но ваша квартира почти блестит. Что было с приступами до переезда и, отдельно, до начала нашей работы?"
"Примерно то же. Только до начала работы я не обращал внимания на положение тела".
"То есть, ухудшения не было? Ваша мать заявила на суде неправдивую информацию?"
"Думаю, она просто так видит".
"Придется продолжить работу по этой линии. Нужен способ справляться в одиночку, хотя бы в крайнем случае".
"Согласен, доктор".
Я бросил взгляд на историю болезни, лежавшую в стороне и уже прочтенную Веньямином. Я не собирался давать ему читать, но без этого он наотрез отказался обсуждать то, что я хотел.
"Признаюсь, вы удивили меня, хотя я вовсе не удивляюсь вашему интеллектуализму..."
"Не ходите вокруг да около".
Он сказал это просто, с легкой улыбкой.
"Вы с кем-то созванивались?"
"Холодно".
"Общались через окно?"
"Теплее".
"Через стену?"
"Холоднее".
"Веньямин..."
"Через дверь".
Я выдохнул.
"Соседи?"
"Женщина. Из квартиры через одну".
"Вы ее видели?"
"Да, в глазок".
"Что она хотела?"
"Познакомиться. Сказала, что видела, как вы с ранья слушали мою дверь".
"Как прошло знакомство?"
"Ну, - Веньямин чуть нахмурился, - она пригласила на пироги, но я не смог согласиться".
"Чем аргументировали?"
"Сказал ей, что попросил вас сделать дубликат ключей. И что чувствую слабость, потому что сдавал кровь после теракта".
"Веньямин..."
"Сказала, ее зовут Дарена Матвеевна. И попросила пару вещей... я так понял, это что-то общедомовое, но, по правде, я не очень понял. Завтра спрошу еще раз".
"Веньямин, вы в любом случае не знаете этого человека. Личная информация и безопасность защищаются здравым смыслом носителя, и лишь потом - законом".
"Она рассказала, что в теракте пострадали больше тридцати человек. И что показывали запись с камеры на Благовещенском мосту - бахнуло так, что витрина кафе вдребезги".
"Слухи, Веньямин, не лучший способ узнавать информацию".
"Олег Андреевич, что здравый смысл подсказывает вам насчет видео с моим отцом?"
Спокойный тон, которым это было сказано, сильно оттенял звон "ментальной" пощечины.
"Возможно, его решили продвинуть на самом верху. Вывести из тени, так сказать".
"Я ведь рано или поздно обзаведусь чем-то с доступом в интернет", - кротко ответил он.
"Признаюсь, Веньямин, когда вы сказали "холодно", я скорее обрадовался. Я читал, что в Израиле у людей для экстренных ситуаций должен быть готов чемодан или рюкзак со всем необходимым - на случай, если, условно, по вашему району стреляют ракетами. По моему району пока не стреляют, но рюкзаком таким я уже обзавелся. Хотите, покажу?"
"И куда вы с этим рюкзаком собираетесь, доктор?"
"Куда билеты будут. Сегодня особо не выберешь".
"Там вас не найдут?"
"Ну, всяко посложнее, чем здесь".
"Не уверен, что смогу поехать с вами".
"Знаю. Плакала моя научная степень".
Телефон Веньямина завибрировал. Я резко метнулся за ручкой и бумагой и вернулся на место, когда он достал телефон.
"Мама", - голос Веньямина напрягся. Я тут же начал призывать патронуса.
"Здравствуй, мама", - сказал Веньямин, поставив на громкую связь.
"Добрый вечер. Я на минуту. Мы хотели в гипермаркет съездить, купить несколько ящиков соков. Можем манговый взять тебе".
"Спасибо, но ящик мне много. В сроки годности не уложусь".
"Отдашь там кому-нибудь, мало ли, у людей тоже не каждый день бывает".
"Мам, ты хочешь, чтобы я помог тебе заняться продовольственной благотворительностью?"
"Нет, просто повидаться, посмотреть, как у тебя все устроено".
"Хорошо устроено. Очень удобно после двойной уборки".
"Одной не хватило?"
"Сперва мы с доктором сделали грязную работу, а потом я позволил себе навести немного лоска".
"Так тебе комфортно сейчас?"
"Да, мне отлично".
Я старался не издать ни звука.
"Ладно, нам больше сока достанется. От меня хоть отстали, можно на улицу выйти".
Я насторожился, вывел на листе вопросительный знак и показал Веньямину.
"Кто?" - спросил он.
"Уже забыл?"
"Насчет профессора?"
"Уж думала, тебя нейросеть подменила".
"Они нашли того..."
"Нет, как я понимаю. Мы, наконец, смогли съездить потренироваться в зал. Колено пока не грузим, больше растяжка и снаряды. Мяч лучше всего удался".
"Мам, я видел папу".
Я замахал рукой, требуя молчать.
"Вот как? Доктор дал тебе созвониться по видео?"
"Нет. Мне сказали, была запись, где его застали в каком-то кафе. Он в России?"
"Ты соврал мне, - изменившимся голосом произнесла она, - ты не дома сейчас".
Я замер. Выражение моего лица явно не приободрило Веньямина.
"Ты позвонила изобличить меня?"
"Я говорила с опекой. Доктор убеждал, что военкома приглашать не надо, что ты сам готов бежать призываться. Значит, я плохая, потому что хочу, чтобы ты жил?"
"Мам..."
"Я была не против, если из Стокгольма ты вернешься в Петербург - я плохая. Я убедила папу оставить тебе дом - я плохая. Продолжай, что еще я натворила?"
"Не ответила на вопрос о папе".
"Ответила. Не один десяток раз. Наслаждаюсь свободой от этих вопросов".
"Ответь мне. Ты позвонила по обычной связи, значит, не опасаешься прослушки".
"Это не твое и не мое дело! Я наелась, понял? Никаких чертовых тайн никогда больше брать на себя не буду! Знаешь, где я была по миру? Что видела, кроме всей этой бытовухи, конвеера дерьма и нытья?!"
Веньямин был явно сконфужен. В трубке послышался смех.
"Старею, похоже, не сразу поняла. Эхо такое объемное, значит потолки высокие. У тебя советская планировка, а сейчас дореволюционная. И мы на громкой. Привет, доктор!"
Я не удержал вздох.
"Ай какие молодцы. Что же, можно поздравить? Мечта исполнилась?"
Я начиркал "нам срочно надо позвонить отцу!" и показал.
"Мам, извини, мне нужно папе позвонить".
"Это ты так решил или доктор подсказал?"
"Нет, я..."
"Я лишь хотела предупредить, что попытка чревата".
"Чем?"
"Необратимыми и гибельными последствиями для всех причастных. Вот почему я больше не буду обсуждать эту тему".
"Может быть, ты нет, но мы с доктором..."
"Я подаю уголовный иск. Тот, кто желает смерти моему сыну, мой враг".
"Ничего подобного, мам. Мы видели рекламу службы по контракту, и он меня отговаривал".
"У тебя две опции - вернуться домой либо сосредоточиться на выживании. Раз уж теперь ты на это способен. Папочки, доктор, есть на всех, и вашу откроют, когда понадобится".
Щелчок, звонок оборвался. Веньямин строго посмотрел на меня.
"Про отца она вам так и не ответила".
"Вы тоже! Покажите видео!"
"Веньямин..."
"Я солгал ей при вас! Ради вас!"
"Обещаю, мы разберемся".
"МЫ не разберемся, пока ВЫ прикрываетесь этикой, которую триста раз послали к черту!"
Веньямин снял телефон с блока.
"Что вы делаете?"
"У вас с мамой шпионские игры, не буду мешать. Я звоню папе".
"Нет!"
Я подался вперед и попытался забрать телефон. Веньямин отдернулся, кресло сильно качнуло и чуть не завалило назад. Горячий чай из кружки пролился на руку с телефоном. Веньямин вскрикнул от боли. Я придержал на возврате, чтобы его не выкинуло из кресла - и остаток чая обжег уже меня.
"Ладно! Хорошо! Сами же убеждали воспринимать вашу мать серьезно!"
Обожженная рука Веньямина крепко прижимала телефон к груди, на лице был страх - впервые за время нашего знакомства. Я достал свой телефон, нашел видео, запустил и повернул экран. С каждой секундой страх на лице Веньямина уступал место шоку. Я не ощущал облегчения - наоборот, на меня словно навалилось что-то.
"Грим отличный. Как будто чуть..."
"Это не он", - отрезал Веньямин.
Настал черед мне быть в шоке.
"Это другой человек. Очень похож, но не он".
Сбитый с толку, я убрал телефон. Веньямина снова начало потряхивать. Я бросил ручку с бумагой и принес таблетку. Веньямин отпустил телефон и накрыл руку концом шарфа.
"Значит, ваш отец благополучно работает в Стокгольме и ждет переезда семьи?"
"Да".
"Когда он последний раз был в России?"
"Года два назад".
"И похоже, особо не торопится. Как и вы на выезд. Почему тогда нельзя позвонить?"
"Вы сами сказали..."
"Извините, Веньямин, я просто рассуждаю вслух. Какие фатальные последствия могут быть от простого звонка, если ваш папа и человек с видео - разные люди?"
"Что вы меня мучаете? Я за сегодня..."
"Она врет, Веньямин".
"А вы утаиваете правду. Это ничем не лучше".
Тяжело дышащий Веньямин отставил чашку и свободной рукой слегка оттянул шарф.
"Вам же трудно дышать".
"Когда захочу - сниму!"
"Спокойно, я не..."
"Во сколько первый транспорт, на котором я могу уехать?"
Не думал, что первая размолвка случится в тот же день, что и знакомство с городом. Обидно быть ложкой дегтя в чужой бочке меда. Я ответил, что около шести утра, и сказал, что пойду готовить ему спальное место. Дрожь отпустила Веньямина, он проверил время в телефоне и сказал, что подождет здесь. Я попросил его не глупить и лечь отдохнуть после долгого дня. И добавил, что сам еще буду записывать произошедшее за день, так что лягу позже.
Почти полночь. Надеюсь, Вам снится что-то хорошее, обнадеживающее. В общем, если не хотите продолжать переписку - можно не, тем паче, что надобность отпала. Узнать у профессора, что он там не так интерпретировал, мы все равно уже не сможем. Я могу больше не трогать очевидно больные для Вас точки. Сосредоточимся на цели полной дееспособности и забудем думать о глупых совпадениях.
Показал Веньямину свой "ответ" - он промолчал и продолжил собираться. Когда мы вышли во двор, я предложил доехать вместе до его дома. Он помотал головой. Я: до вокзала. Вновь помотал. Дошли до остановки автобуса, я достал предварительно записанный на листе маршрут, приложил несколько купюр и протянул Веньямину. Он поклонился и принял.
"Звоните, если по пути что-то случится", - сказал я.
"Спасибо, но вряд ли это будет первым, о чем я подумаю".
"Веньямин..."
"В смысле, я буду активно занят случившимся и не буду иметь возможности параллельно позвонить вам".
"Я поговорю с юристом. На случай, если вас отловят военные, он будет наготове. Пришлю его номер смской".
Подъехал автобус.
"Мне снилось, что я снял шарф. И с вами поступили как с профессором", - сказал Веньямин.
Перехватило дыхание. Я протянул руку, он поклонился и зашел в автобус.
"Напишите, как доедете!"
Автобус уехал. О приезде Веньямин написал три часа спустя. Юристу я уже позвонил.
08.04.2023
Уже до плюс двенадцати, много солнца и чистого неба. Хотя все прошлые дни я много гулял, встречая весну с городом, в душе словно застряла та самая грязная невская льдина. По факту подачи иска у Веры Ильинишны не останется вариантов, кроме моего отстранения, пусть даже временного. Само собой, без сохранения. Зашел после прогулки в магазин и купил все по желтым ценникам. Чек вышел скромнее обычного, я даже приободрился. Но новая жизнь оказалась с привкусом картона, пластика и каких-то реагентов, которыми явно обработали овощи. Я с трудом доел приготовленный обед, ужин решил пропустить. По новым тестам для Веньямина не продвинулся ни на шаг. Уже нет уверенности, что мне позволят довести дело до конца. О теракте столько противоречивых мнений, что "выжимать" можно бесконечно.
Отрицать, что рассказ о сне меня напугал, было бы не только не умно, но и двулично. И если о профессоре кто-то написал в СМИ, то себе я такой чести не ожидаю. Все последние дни думал о трактовке шарфа. Может быть, это не метка, а оберег. Ваша мать знает, что некое зло только и ждет, чтобы напасть, когда Вы его снимите. Если будете регулярно ухаживать за шарфом, люди примут, но будут считать Вас слегка "не от мира сего".
Не спалось от слова "совсем". Снова захотелось есть. Яичница даже при сосисках с привкусом бумаги оказалась ничего, хотя четыре утра и рановато для завтрака, если не работаешь в поле. Пытался успокоиться чаем с ромашкой - не помогло. В полуживом состоянии встретил утро, когда позвонил юрист и сообщил, что позавчера против меня зарегистрировали иск, но по какой-то причине в базах он отобразился только сейчас. Добавил извиняющимся тоном, что готов со мной поработать, но не как с Веньямином. Я ответил, что сам разберусь, а ему еще вести Веньямина к полной дееспособности. Десяти минут не прошло, позвонила Вера Ильинишна. Я удивился времени звонка, в ответ услышал об отстранении и необходимости прохождения дисциплинарной комиссии при любом исходе рассмотрения иска. Пообещал ей вернуться, хотя уже понимал - никогда. Предательски-жалостливая мысль: "Мир горит, а я даже не его хозяин, чтобы почитать трагические стихи на фоне". И тут же отрезвляюще-бодрящая: "А что, работы больше нет? Не хочешь на военный завод - не надо". Но был и третий звонок.
"Доброе утро, доктор. Извините, если разбудил".
"Доброе, Веньямин. Я не спал".
"У меня практический вопрос. Какие есть эффективные инструменты контроля власти печатного станка, кроме противопоставления ему еще более монструозного дата-центра?"
"У меня тоже практический вопрос. Вы ничего не курили?"
"Доктор, пожалуйста. У меня пара минут".
"Мне хватит секунды".
"Да?"
"Это мозг".
"Вы не в духе, доктор. Полагаю, мне стоит извиниться, что я не пожал вам руку".
"Просто я не знаю более эффективного инструмента контроля чего-либо".
"Я иду на рабочее собеседование и, честно, очень волнуюсь".
"И вы боялись, что я просплю такое? Веньямин, если не пройдете - займите мне место в очереди. Хотя я в упор не представляю, кто собеседует утром в воскресенье".
"Доктор, у нас есть кому работать в типографии. Профессионалов вашего дела куда меньше".
"Беда в том, что в окопы идут куда больше из типографий. Хотя я и за себя уже не знаю".
"Как это не знаете?"
"Меня отстранили. Это тянет на аннулирование брони, хотя прямо мне этого не сказали".
"Доктор, не шутите так!"
"Еще я попробовал, так сказать, дешевый ценовой сегмент в магазине продуктов. Вам это лучше не повторять. К счастью, бюджет на ваш черный день остался".
"Что это значит?"
"Вы не знаете, что такое черный день?"
"Родители так никогда не говорили. А в интернете люди что угодно и чем угодно называют".
"Виктор Цой не помог, Веньямин?"
"Почему вы его вспомнили?"
"Я чувствую, закрывая глаза - весь мир идет на меня войной".
Задумчивый вздох в трубке.
"На самом деле, я хотел еще кое-что сказать. Но я уже рядом".
"Проходите собеседование спокойно. Мне кажется, я все равно уже не имею права называться вашим врачом. Так что будем считать, я куратор вашей абсорбции. Я буду тут".
"Понял вас, доктор. Спасибо, я скоро вернусь".
Звонок прервался.
Голова начала понемногу плавиться. Я сдался и заварил кофе покрепче - ромашка все-таки подействовала, но теперь уже спать было не с руки. Все происходило столь стремительно, что я явно запаздывал с реакцией. Вопрос "как он узнал о работе в типографии" можно смело адресовать хоть матери, хоть отцу, хоть черту лысому. Не позвонить ли в полицию на всякий случай? В воскресенье только евреи и арабы работают, и не кажется, что в его городке такие люди могут быть незаметны для окружающих. Полчаса спустя Веньямин перезвонил.
"Привет еще раз, доктор".
"Веньямин, вы были у арабов?"
"Что?"
"Или у евреев?"
"Нет..."
"Извините. Как прошло собеседование?"
"Собеседование..."
Веньямин остановился, шум шагов в трубке стих.
"Надо печатать. Детские книги, раскраски".
"Это называется "служебные обязанности..."
"Доктор, извините, что прерываю, но про печатный станок я не просто так спросил".
"Извините, Веньямин, вот сейчас я не понял".
"Люди печатают не только книжки, но и деньги, акции, документы".
"Я все еще не понимаю..."
"Само собой, за зарплату. Но ведь нам могут заказать напечатать и какую-то дрянь? Рекламу службы по контракту, как была на Стрелке?"
"Возможно, удивитесь, но те, кто сегодня делают такое в России, очень неплохо живут".
"Удивлюсь? Доктор, я не только Петербург знаю - историю России тоже".
"Извините, что не хлопаю, одна рука занята".
Пауза.
"Меня не взяли".
"Что не понравилось?"
"Работодатель счел мои ограничения по здоровью потенциально опасными и посоветовал найти что-то попроще".
"Сочувствую, Веньямин. Вашей вины здесь нет, так что..."
"Во многих моментах, доктор, мама была с вами честна и откровенна".
"Вы хотели поговорить о многих моментах?"
"Только об одном. Судя по всему, у меня действительно была родовая травма. Сама по себе она редко приводит к приступам, а в сочетании с определенным фоном мысли - постоянно".
"Веньямин, нам бы о терминах договориться".
"Мысли определенной направленности в сочетании со стрессом и последствиями родовой травмы провоцируют приступы. И шарф здесь ни при чем".
"Почему вы решили, что я думал о нем?"
"Потому что талдычите о нем с первой встречи. В детстве я им грелся. И я правда частенько простужался. А еще, представляете, доктор? Когда-то я мог закутаться в него с головой!"
"Кажется, я понял. Сколько вы уже не принимаете таблетки, Веньямин?"
"Ну вы вспомнили, доктор! Не знаю, думать о них забыл уже".
"Хорошо. Про шарф я вам письменно ответил..."
"Постойте. Можно сперва я расскажу главную часть истории? Это связано с шарфом и с вашим пожеланием".
"Пожеланием?"
"Я злонамеренно использовал одну из данных вами купюр и купил в магазине сырный пирог. Знали, что такой есть, доктор? Вот и я удивился. С этим пирогом я пришел к Дарене Матвеевне. Она была рада, засмеялась, что я в Тулу со своим самоваром. Я тоже посмеялся, хотя мозг только через секунду напомнил мне смысл шутки. Признаться, немного стыдно".
"Прийти в гости с пирогом?"
"Нет. Это я просто должен был сделать. Но культурному человеку положено..."
"Веньямин, извините. Я хочу не более чем помочь вам наладить здоровую коммуникацию с миром. Она строится на максимальном неучастии в ней предрассудков, комплексов, сверхценных идей и иных когнитивных искажений. Явно такие вещи могут не проявляться, но подспудно крайне негативно влиять и на коммуникацию, и на жизнь вообще".
"Доктор, вы душнила".
"А вы кокетка. Мир жестче, чем вам кажется. Так вы отведали сырный пирог?"
"Да, с большим удовольствием, - с вызовом в голосе ответил Веньямин, - и Дарене Матвеевне понравилось. Сказала, магазинные почти всегда невкусные, это было редкое исключение".
"Хорошо, Веньямин. Главное, чтобы пироги не стали основой рациона".
"Дарена Матвеевна, кстати, вполне обычного телосложения. Непохоже, что пироги портят ей фигуру".
"Женская анатомия отличается от нашей. И не могу не напомнить - приоткройте себе там форточку - вы не знаете ничего об этой женщине. Точнее, в лучшем случае знаете то, что она сама пожелала рассказать".
"Она печет пироги по заданию?"
"Веньямин, очнитесь! Обычным людям не ограничивают выезд из страны! За обычными людьми не следят и не вынуждают прятаться! Обычных людей не травят веществами, не обнаруживаемыми никакими тестами! До вас не доходит, чей это почерк?"
"То, что вы свободно говорите об этом, доктор, показывает, что вас это не очень тревожит".
"Веньямин, ваш отец оказался матерным гэбэшником, ведущим дело о теракте! А кто у нас назначает генералов на такие дела?"
"И вы говорили об осторожности?" - ответил он со смешком.
"Даже когда ваша семья уедет - если уедет - я не думаю, что присмотр за вами снимут".
"Дарена Матвеевна тоже посоветовала снять шарф".
"Прямым текстом?"
"Да. Я рассказал ей мою историю. Она согласилась с вашими словами, что шарф придушивает, и сравнила с собачьим ошейником. Не считаю это оскорбительным, просто интересно, как вам такая точка зрения?"
"Веньямин, вы точно не подсели ни на что? Мы с вами выстраивали коммуникацию долгие месяцы, а тут вы надеетесь проскочить все эти этапы? Точка зрения неизвестного мне человека, действующего с неясными мотивами, интересует меня только в разрезе непосредственного влияния на вашу жизнь".
"Мне пофиг" было бы короче".
"Если она за снятие - класс. В остальном у меня нет причин верить".
"Доктор, вы понимаете, что я не смогу избежать нового разговора с мамой?"
"Конечно сможете, Веньямин. Многое из того, что она скажет, вы легко предугадаете. Или надеетесь на чудо, что она поменяет точку зрения? Сколько раз такое было за вашу жизнь?"
Вздох в трубке.
"Шарф я вам не отдам".
"Последний вопрос, Веньямин - откуда вы узнали о работе?"
"Дарена Матвеевна. Сказала, что ее друг ищет сотрудника. У этого друга я сегодня и был. А она еще не знает, что я провалился".
"Вы не провалились. Это естественный процесс. И я не шутил - похоже, мне скоро тоже придется. Еще я понял, что черный день требует, чтобы у вас уже был телефон с интернетом. Куплю и закажу доставку к вам".
"Спасибо, доктор. Позвольте тогда мой последний вопрос - вы придете на мое новоселье, если я приглашу Дарену Матвеевну?"
"Я подумаю, Веньямин".
"Раз вы сложили полномочия, это уже не врачебный прием, а просто дружеская встреча?"
"Принесу печенье с жучком. Послушаем как пойдет".
"Хаха, давайте! Я скажу ей тоже".
На том и попрощались. Послевкусие от разговора привело к мысли, что я неосознанно стал отрабатывать на Веньямине родительские навыки. И пока справлялся так себе. Но, дерзнул подумать я, начало дня все же стало бодрым, и я понадеялся на хороший день. Что было ошибкой. Потому что ближе к вечеру появилось новое видео с отцом Веньямина. На этот раз, уже предельно серьезно, он выступал перед прессой. По его словам, вся цепочка украинских агентов и их иностранных кураторов установлена поименно, для работы по этим людям уже задействуются необходимые ресурсы. Вся оперативная информация непрерывно доводится до руководства страны, принимаются меры к укреплению защищенности граждан от повторения аналогичных преступлений. Журналист из зала спросил, рассматриваются ли варианты ответных мероприятий в отношении заказчиков теракта. Отец Веньямина оправил мундир и заявил: "в любую игру можно играть вдвоем, кроме тех, что придумываем мы сами. И могу заверить, это будет не война с гостями творческих вечеров".
Генерал ФСБ, видимо, допускает возможность уничтожения важных общественных деятелей Украины. Но что-то подсказывает, что пронести к ним бомбу посложнее, а главное, целью будут не оскуфевшие ватные уголовники, а воины, опаленные огнем и забрызганные кровью, защитники Родины, вкусившие самые горькие плоды войны и нашего вероломства.
10.04.2023
Удалось вволю переспать с новой информацией, почти полсуток. Я спросонья кинулся заказывать телефон - после полудня все уже не так шевелятся. Благо я немного подготовился и выбрал модель. Доставку обещали до конца рабочего дня. Я пошел готовить поздний завтрак. Вкуса я не помню, мозг был занят. Получается, нас всех проверяли, убеждаясь, что возвышению отца Веньямина ничто не угрожает. Это бы было логично, но Веньямин был в Швеции - открыто и, по словам самого отца, с его личного настояния. А значит, проверять сына незачем. Может быть и так, что просто совпало... А может, отца давно готовили и дали что-то вроде отпуска. Но Швеция в новостях о теракте нигде не мелькала. Не натягивается хренова сова. Не утрудив себя уборкой со стола, я пошел в комнату, включил компьютер и...
11.04.2023
...отмахал больше полсотни листов. Тестам на полную дееспособность, наконец, положен старт. Я не выходил из дома, почти не ел и прикончил свои запасы кофе, заботливо собиравшиеся пару лет. Никогда не пробовал амфетамин, но описания "марафонов" из интернета до боли напоминают. Проблемы со сном мне, конечно, ни к чему, но что поделать, если прет? Наконец, пришло ощущение, что испытания слежкой и отравлением были не зря. Вот бы спросить отца Веньямина, лично ли он санкционировал их в моем отношении.
Вечером решил позвонить Веньямину, спросить, как ему телефон. Номер был заблокирован.
12.04.2023
Маму бы не обрадовало увидеть, как меня занесло. Кофе уже двенадцать часов ни капли, но сон так и не пришел, хотя вслед ушла вся ромашка и лаванда. На случай, если Вы это прочтете, Веньямин - постарайтесь никогда так не делать. Это крайне нездорово.
Пришло сообщение в мессенджере с незнакомого номера - абонент назвался "Веньямином". Сообщил, что нашел салон мобильной связи и смог завести сим-карту на свое имя. Я попросил фото и, к облегчению, получил. Веньямин позвонил по видеосвязи.
"Позавчера вечером привезли телефон. Спасибо большое, буду считать это подарком на день рождения. Я смог посмотреть информацию о тарифе. Оказывается, когда-то давно мама его завела, и в него до сих пор не входил интернет-трафик. Как вам такое в две тысячи двадцать третьем? Я переключил. Интернет, который я увидел, меня не обрадовал. У нас дома настроен контроль и мусора все же было меньше, особенно в поисковиках. Но я посмотрел и сохранил оба видео - просто чтобы вы знали".
"Какие видео?"
"Вы серьезно думаете, что это грим? Это другой человек!"
"Я уже все сказал".
"Доктор, самый ответственный момент, а вы хотите сдать назад?"
"Почему заблокировали старую симку?"
"Это нужно спросить у мамы. Знает ли она, что я видел эти видео - вопрос вопросов".
"Я не хочу говорить об этом".
"Не хотите, не надо. Я утверждаю, что генерал и мой отец - два разных человека".
Я хотел промолчать, но...
"Все-таки одна из шведских версий?" - вырвалось.
"В смысле, эмиграция либо спецзадание?"
"Это вполне мотивировка проверить нас. Ну и недавнее".
"Профессор?" - голос Веньямина дрогнул.
"Царствие небесное".
"Из всех нас мне жалко только его. И его семью".
"Понимаю, но соглашусь только со второй частью".
"То есть Вы не заметили, что его смерть вызвали, в том числе, ваши действия?"
"Классный дипфейк, Веньямин. Только фраза не ваша".
"Идите к черту, доктор".
"Добро, пойду".
Я сбросил звонок. Похоже, меня-таки настигло головокружение от "успехов".
КАК Я: ***** ВАШУ МАМУ
Не знаю, что Вы сами себе понаписали за это время, доктор. Но я давний чтец, еще со времен ЖЖ, и обычно дневники составляют собой банальную бытопись. Мы оба оказались в новых обстоятельствах, но я не готов закрывать глаза на вопрос чести. Ваше показательное неуважение к бывшему учителю, которого Вы до того превозносили, не рисует, а мажет Вас самого как личность с гнильцой. Вы могли многого не знать о его мотивах, могли быть запутаны или использованы "втемную". Могли добросовестно заблуждаться. Но МЫ разворошили осиное гнездо, доктор. Не понимая до конца всех перспектив. Профессор поплатился за это жизнью, его семья - потерей кормильца. Полагая, что Ваша истина важнее Его жизни, Вы приговариваете себя, что и Ваш уход мир может встретить тем же полаганием. Вот почему я жалею вашу маму, доктор. Если все, что Вы писали о ней, было правдой, она вряд ли назвала бы Ваше поведение мужественным. Будьте милостивы, простите людям их несовершенство, как они прощают его Вам. Скажите важным людям спасибо, а если их уже нет - отдайте честь их памяти. И не призывайте зло ни на чье имя, иначе однажды, может статься, призовут и на Ваше. Можете считать это угрозой, но я скорее считаю это воззванием. К воззванию прилагается приглашение на новоселье в моей квартире - на девятнадцатое апреля сего года. Форма одежды любая, алкоголь, наркотические вещества и женщины низкой социальной ответственности - с собой. Будут пироги и чай. Попрошу Дарену Матвеевну добавить в муку немного кокаина. ВВП.
Дневниковых записей в разделе "реакция" еще не было. Посмотрим, как сработает смешение форм. Это великолепное сообщение я получил посреди ночи в закрытом чате. Конечно, первым порывом было проораться матом, но, как нормальный человек, я не допускаю в отношении соседей того, чего не хочу в свою сторону. Вторым порывом было уничтожить все наработки по тестам, ибо долбись оно конем, раз я уже не доктор. Но, как жадина и задрот, я бы не смог смириться с мыслью, что выдул весь кофе просто так. Пришла мысль прогуляться, благо район не криминальный, только в ночных ларьках можно странных персонажей увидеть. Я оделся и вышел из дома. Мозг усиленно шевелился, выдавая варианты колких ответов. Так прошел час, два - я кружил по извилистым улочкам, никуда не заходя и даже не присаживаясь. В какой-то момент захотелось побежать, хотя Петроградская сторона не слишком способствует. Это единственная часть города, план которой, как по мне, рисовался без оглядки на остальной центр вообще. Стук ботинок по асфальту отдавался эхом, за время ускорения я разбудил несколько собак. Учитывая недавний "марафон", я быстро выбился из сил. Взмокший от пота и тяжело дышащий, я перешел на шаг, добрел до скамейки и повалился на нее. Дыхание постепенно замедлилось, я достал телефон, записал все - и теперь отвечаю потоком. Спасибо за приглашение. Да, я превратил Вашу историю болезни в дневник и признал это. Я говорил до сих пор - вы не ущербный и вполне адекватно мыслите. Так что я в курсе, какой Вы чтец, и, будьте уверены, думать не смел удивить своей бытописью такого, как Вы. И знаете, пусть я ужасный, недостойный человек. Но тогда профессор либо наивный дурачок (во что, я полагаю, мы оба не верим), либо в том и был его расчет - взять на замену кого-то схожего. В теории же выглядит идеально? Брать хорошего, честного, исполнительного опасно - мало ли что он накопает. Хотя в наших реалиях скорее даст себя на лоскуты порезать, чем не угодит начальству. Так сложилось, что профессор Файнберг вел не пойми что вместо Вашей истории болезни. Вы были поражены в большинстве гражданских прав - и это всех устраивало, включая его. Есть ли у меня стопроцентные улики, что его убийство связано с Вашим делом? Нет. То, что я почерпнул у него как у учителя, было абсолютно верно с точки зрения медицинской науки - и абсолютно неверно со стороны той самой чести, которую Вы, не пойми с чего, бросились защищать. Не думаю, что моя мама, зная все обстоятельства дела, сказала бы "оставить как есть", так что и с мужественностью Вы явно погорячились. А уж призывы зла на чью-то голову... Извините, патронус это не проклятие и на Вашу мать никак не действует. Окей, шарф это оберег от зла, Вы защищены. Круто, носите на здоровье. Я отдал все долги чести, кроме одного - Ваше освобождение. Проведем тесты, юрист приложит их к иску в суд. Потом будете вольны удалить меня из телефона и жить дальше. Подарю Вам на выписку белое пальто.
Я не отправил эту "реакцию" заранее. Всю неделю работал над тестами, что дало хороший результат. Смешно, что желание и нежелание работать с Веньямином вместе подстегивают действовать. Сроки судов непредсказуемы, но, если до конца июня пройти хотя бы первую инстанцию, заставить его уехать с семьей будет, по сути, невозможно. Неясно, оставят ли ему дом или то предложение уже неактуально. Отцу Веньямина явно не до того - надо вывозить за базар и рисовать фюреру планы "ответных мероприятий".
Купил в любимом супермаркете нормальных фруктов. В парадной Веньямина висел плотный запах выпечки и разных начинок. На этаже приглушенно звучала классическая музыка. Я подошел к двери Веньямина и постучался. Вскоре дверь открылась - на пороге предстала невысокая женщина. Одета была по-простому, волосы собраны в пучок, на лице очки. Спина чуть кривилась, но женщина широко улыбалась.
"О, здравствуйте! Дарена Матвеевна, очень приятно! Веньямин, к тебе гость!"
Женщина поклонилась мне и направилась на кухню. Веньямин, одетый в неведомо откуда взявшийся белый халат, слушал пластинку на неведомо откуда взявшемся советском проигрывателе. ШАРФА НЕ БЫЛО!
"Привет, доктор. Это не ретро-вечеринка, просто обычно я слушал один. Можно другое включить".
"Не имею ничего против... Бетховена?"
"Холодно".
"Шуберта?"
"Теплее".
"Я больше не знаю".
"Гайдна. Добро пожаловать!"
Веньямин подошел ко мне с улыбкой - я силился увидеть хитрый прищур, но его не было. Я протянул пакет с фруктами - Веньямин принял, радостно пожал мне руку и жестом пригласил заходить. Я снял верхнюю одежду, разулся и последовал за ним. Не дай бг он кота заведет, мелькнула мысль, такую чистоту испортить. Женщина суетилась у плиты, напевая и готовя начинку для пирога. Духовка, похоже, кочегарила с ранья.
"Вы пустили на это запасы?" - поинтересовался я.
"Ни крошки, доктор, чтоб мне пусто было".
"Я все время пеку, все, что надо, есть! Веньямин только отнести помог!" - жизнерадостно сказала женщина.
"Очень мило с вашей стороны", - я пытался быть дружелюбным, но сам не очень верил себе.
"Чай, кофе, боярышник?" - спросил Веньямин.
"Смешно. Спасибо, чай".
Веньямин занялся чаем. Женщина открыла духовку и, надев варежку, достала румяный пирог. Она сгрузила его на приготовленную подставку и принялась смазывать противень.
"Вам чем-нибудь помочь?" - спросил я.
Веньямин и женщина дружно помотали головами и поблагодарили. Я вернулся в комнату, осмотрелся. Было видно, что поработала женская рука, хотя из новых предметов был только проигрыватель и несколько пластинок. Но обстановка приобрела новую упорядоченность, и вполне ясно, кто был ее источником. По грешному я подумал, что здесь нечто амурное, но по первому впечатлению все же нельзя судить даже вне рамок врачебной этики. Просто потому, что при первом впечатлении все обычно стараются. Веньямин вскоре пришел ко мне с чашкой чая, ложкой и двумя кубиками сахара на блюдце.
"У вас очень уютно", - я поклонился и взял у Веньямина чай.
"Уверен, доктор, вам и на прежнем месте было неплохо. Не так плохо, как вы описывали".
"Ну, здесь не бьют за то, что вы в таком виде".
Скоро все было готово. Мы перенесли кухонный стол и стулья в комнату и сели есть. Пироги были отменные. Музыка вскоре поменялась на советскую эстраду, Веньямина потянуло лечь. Женщина была очень активной, мне после еды уже не хватило сил танцевать.
"Извините, если звучит банально - Веньямин много о вас рассказывал".
Она произнесла эту фразу, не прерывая танца.
"А о вас почти ничего", - ответил я.
"Ничего непристойного я не делала и не собираюсь делать, если вас это беспокоит".
"Вы давно здесь живете?"
"Где-то год".
"Помните, кто жил до него?"
Женщина остановилась, отдышалась и села на место Веньямина, уже благополучно свернувшегося на диване.
"Никто. Сюда вообще ни разу никто до него не заходил".
"Вы здесь на тех же условиях, что и он?"
"Где здесь, доктор? В самом доме или в этой квартире?"
"В самом доме".
"Ясное дело. А вы раньше не сильно интересовались?"
Я смутился.
"Раньше я интересовался Веньямином, а не жильем".
"Ну как, доктор! Вам тут что, Майями? Нельзя в Петербурге жить под пальмой и нормально себя чувствовать!"
"Смотря какая вилла у вас к этой пальме имеется".
"Ахаха! Какой ни у кого из нас не будет!"
"Простите, Алена..."
"Дарена. Можно Даша".
"Да. Чем вы занимались раньше?"
"Работала в торговле. Пока чуть с ума не сошла".
"Извините, что случилось?"
"Нервный срыв поставили. На этой почве обострились другие проблемы. Мне нельзя поднимать ничего тяжелее пирога, и нельзя танцевать дольше минуты в час. Хорошо, что до того я голодная была".
"В каком смысле?"
"Работала много. На пироги пенсии хватает, и на старые пластинки, когда на развалах попадаются".
"Вы как-то связаны с типографским бизнесом?"
"Нет, - посмеялась она, - мой друг занимается. Я просто предложила попробовать".
"Я удивился - в воскресенье..."
"Милый мой, - с нежностью произнесла она, - по расписанию отдыхают те, кто работает на государство. И то не всегда уже. Я говорила Веньямину не расстраиваться - он не плохой, просто работа слишком опасная для него".
"Вы со всеми соседями такая дружелюбная?"
"Пыталась поначалу, но люди угрюмые стали, так уже друг к другу не ходят".
Я присмотрелся к рукам - колец было много.
"Я была замужем. Не столько раз, но была", - усмехнулась она.
"Веселые приключения юности?"
"В ваших устах это звучит неискренне. Как будто у вас их не было".
"Я спросил о ваших".
"Я никому зла не делала. И желать не желала. И кокаин в муку не добавляла, хотя предложила Веньямину такую шутку".
"Шутку, значит", - я огрубил голос.
"Веньямин рассказал мне свою историю, и вашу роль, само собой, описал".
"Очень глупо с его стороны".
"Ладно, так и быть, рискну честью. Обыщите меня всю, вдруг где-то жучок".
Я встал и начал обыскивать комнату. Я точно оставлял Веньямину пачку офисной бумаги и запас ручек, он просто физически не мог все истратить. Но ни черта не находилось.
"У меня есть ручка и бумага, если вы..."
"У Веньямина тоже были. Куда-то делись".
"Не знаю, он мне ничего..."
"Тут все вашей рукой обустроено", - процедил я.
"Я еще и воровка? Нашла дурачка ради халявной канцелярии?"
Я не отвечал, продолжая поиски. На кухне тоже ничего не нашлось. Оставалось разбудить Веньямина. Я вернулся в комнату, склонился над ним, тронул за плечо и шепотом позвал. Он не откликнулся. Я слегка потрепал, Веньямин вздохнул и разлепил глаза.
"Доктор, - сонно проговорил Веньямин, - извините, так вкусно было..."
"Веньямин, у вас в доме можно рисовать женщин?"
"Ммм... Да, возьмите подо мной".
Веньямин свесил руку через край дивана. Я пошарил, достал из-под него бумагу, ручки были там же, россыпью. Я взял одну, сел возле Веньямина и быстро начиркал треугольниками:
"она агент"
Веньямин вопросительно посмотрел на меня. Я продолжил:
"очень опытный в вытягивании информации"
Веньямин протянул руки, я передал бумагу и ручку.
"О, вдвоем хотите порисовать? Еще интереснее!" - улыбнулась женщина.
Веньямин начиркал:
"доктор вы реально помешались на детективах"
Я достал из-под дивана еще ручку и вывел в ответ:
"скорее всего она от вашего отца иначе бы не поддержала снятие шарфа"
"и это услышало ваше печенье с жучком"
"забудьте о тестах если она останется ничего не будет"
"хотите сказать что уходите"
"хочу сказать что не хочу вслед за профессором"
Прочитав это, Веньямин посмотрел на женщину. Я тоже. Видимо, комбинация получилась недружелюбная. Женщина была удивлена и, как казалось, опечалена. Она опустила глаза, встала и медленно пошла к выходу. Веньямин дернулся, я силой удержал его. Веньямин попытался оттолкнуть меня, но не хватило силы. Женщина бросила взгляд на Веньямина и закрыла за собой дверь. Веньямин издал боевой клич и попытался схватить меня за шею, я отбил его руки. Веньямин подорвался с дивана, я поднялся вовремя, чтобы поставить блок - кулак Веньямина летел мне в грудь. Я с силой толкнул Веньямина обратно на диван. Он попытался вскочить, я толкнул еще раз. Ни диване лежали листы, исписанные треугольниками. Я едва успел на них посмотреть, как Веньямин сгреб их и прижал к груди. Наверное, так испепеляют взглядом, но у Веньямина даже это вышло мило. Я достал телефон, открыл мессенджер и отправил Веньямину свою "реакцию". Звуковой сигнал возвестил о доставке Веньямину сообщения. Я поклонился и пошел на выход.
20.04.2023
Прости, мама. Я не стал бы, глядя на себя со стороны, становиться кому-то примером. Может я и помогу Веньямину освободиться, но сам вырвусь только "с мясом". Не жалуюсь тебе, просто странно - порядки сейчас вроде бы другие, а процент освобождаемых остался в пределах погрешности. Понимаю, что, скорее всего, Веньямин мне уже никогда не поверит. Но то, что мне это неприятно, не значит, что я бы вернулся во времени и поступил иначе. Люблю тебя. Скоро приеду в гости.
22.04.2023
Пытался готовиться с юридической литературой, но на второй день понял, что ни черта не выйдет. Позвонил юристу, попросил за вознаграждение подготовить меня к суду.
25.04.2023
Охренеть. Не как в "Матрице", но как будто уколом прямо в мозг.
26.04.2023
Я почти удержался, но вчера вечером все-таки сходил за маленькой коньяка. На суде был уже как стекло. Судья, прокурор и секретарь были другие, здание суда и пристав - те же. Немного задолбался ездить, было бы лучше, чтобы Веньямин переехал уже в Питер. Тогда мы оба задолбаемся и развалим иск. Этим я успокаивал себя до прихода в суд.
Веньямина не было, с моей работы тоже никого. Сестра Веньямина пришла. Мать с акулой даже не пытались скрывать враждебность. В этот раз прокурор решил не отсиживаться в сторонке, а сразу обозначить свое участие - заявил ходатайство о проведении заседания без Веньямина. Судья по очереди спросил мнение участников процесса - я был последним и единственным несогласным. Судья думал недолго и принял решение удовлетворить ходатайство. По матери было видно, что ее прям распирает - на секунду даже подумал, нанюхалась. Но она просто слишком долго ждала. Судья спросил, понимаю ли я суть обвинения, как к нему отношусь, хочу ли сделать заявление по этому поводу.
"Понимаю, отношусь отрицательно, заявления буду делать по ходу судебного следствия".
Судья предложил стороне матери представить доказательства. Мать картинно протянула акуле руку, тот пожал и поднялся с места.
"Веньямин отказался приехать, - заявил акула, - мы были у него два часа назад. Он кричал через дверь, что хочет пройти какие-то тесты, и чтобы все от него отстали. Мы не имеем понятия, о чем это, но мы никогда раньше не слышали его таким. Взяли его любимую еду, хотели подвезти. Чуть не на коленях стояли - не поеду и все. Семья проклинает тот день, когда этот так называемый специалист вошел в ее жизнь".
Меня долго чихвостили. Гримасы прокурора... если сильно нахмуриться и пальцем потянуть вверх кожу на лбу, получается моментальное перевоплощение - из героя в того, кто труханул с подливой. У прокурора получалось без пальца. Мне бы поменьше ерничать, но я просто смирился с неизбежностью. Работа над тестами дала последний шанс - провести их и оформить задним числом, пока я на свободе, а там юрист, надеюсь, доделает. С "тревожным рюкзаком" я реально погорячился - кто мне еще уехать даст. Будет ли мать за два месяца до отъезда снова делать сына недееспособным? В ее "доказательствах", выдаваемых пастью акулы, все было старо как мир, только теперь утверждалось о злонамеренности моих действий. Судья попросил пояснить, акула сказал, что я с первой встречи вел с пациентом тайную переписку, которой провоцировал его на нарушения закона. Мать в своем испуге была очень органична, когда пролепетала, что дискредитация - не лучшая статья, чем превышение полномочий. Я чуть не рассмеялся - неужто все, что у них есть, это про кощея? Оказалось, было еще фото нас, держащихся за руки на Стрелке. Снято издалека, но качественно - наши черты вполне поддавались идентификации.
"Ваша честь, мы вполне толерантные люди. И мы, конечно, не можем указывать совершеннолетнему, как поступать со своей жизнью. Но проявлений подобных чувств мы также прежде не наблюдали. И считаем это неестественным уже в силу того, что это грубо нарушает врачебную этику".
Судья хмуро посмотрел на фото.
"Подсудимый, как вы это прокомментируете?" - спросил он.
"Спасибо за слово, ваша честь. Хочу обратить ваше внимание на незаконный сбор личной информации. А прокомментирую просто - Веньямин всю жизнь мечтал оказаться в этом месте. От избытка чувств он взял меня за руку".
"Хотите сперва свидетелей заслушаем или подсудимого?" - спросил у матери судья.
Я оторопел - думал, послышалось. По процедуре должно было быть мое выступление.
"Обвиняемого", - ответила она. Мать уже не улыбалась, но и страх играть перестала.
"Подсудимый, вы в самом деле не фиксировали в истории болезни ухудшение здоровья пациента?" - спросил судья.
"Эти утверждения истца как были, так и остались голословными, ваша честь. Никаких независимых подтверждений нет. Я не фиксировал ухудшения, потому что его не было".
Мать покачала головой.
"Но как же не было, - продолжал судья, - если вы сами писали о трясущихся руках?"
"Ваша честь, - как можно спокойнее отвечал я, - давайте я предельно уплощу картину. Представьте семидесятипятилетнего мужчину. Многие из которых, увы, имеют данный недуг в России. Но у этого мужчины трясутся не постоянно и не сильно, и без всяких таблеток. А голова ясная, натура деятельная. На каком основании признавать его недееспособным?"
"Общество знало высокофункциональных людей с отклонениями и просто не хочет, чтобы они могли навредить".
"Деятельная, ваша честь, не в смысле идти в криминал или, не дай бг, в политику. У него идеи ненасильственного улучшения окружающего мира. Недавняя комплексная экспертиза признала его полностью вменяемым, а меня даже не было среди экспертов, проводивших ее".
"Общество скорее боится, что он может навредить себе", - ответил судья.
"Навредить себе может кто угодно, ваша честь, случайно или нет. Это не основание - тогда полмира можно в недееспособные записать".
"Ясно. Ирина Константиновна, хотите заслушать свидетелей?"
"Извините, ваша честь, а меня вы не хотите заслушать?" - уточнил я.
"Я уже заслушал".
"Вы задали вопросы, я на них ответил. Мне есть что сказать по сути иска - по процедуре сейчас время для этого".
"Я понял, что вы с ней несогласны. Этого достаточно".
Нервный смех едва не вырвался, я успел за долю секунды удержаться.
"Недостаточно, ваша честь. Мы не разберемся с претензиями истца заочно, без потерпевшего. Потому что даже историю про тесты истец пересказал".
Едва произнеся это, я глянул на мать. Спина и шея прямые, грозная блуждающая улыбка. Она напоминала валькирию, но это скорее дань ухоженности. По смыслу ближе "гарпия".
"Ваша честь, - будничным тоном сказал акула, - позвольте мы поставим послушать".
Я похолодел. По документам в представлении к суду никаких аудиозаписей не было.
"Ставьте", - разрешил судья.
"Протестую, ваша честь, - я повысил голос, - к делу не приобщали..."
"Обвиняемый, мне не нравится, что вы постоянно влезаете", - судья умрачнил интонацию.
"Это мое право как обвиняемого".
"Ваше право и обязанность - отвечать на вопросы. И я скоро продолжу их задавать. Передайте запись секретарю".
Акула вручил стенографистке телефон со светящимся "PLAY" на экране. Она положила телефон на стол, приготовилась печатать дальше и нажала кнопку.
"Веньямин Павлович, - заговорил акула, - мы не просим специально говорить о нем плохо..."
"Да плевать, что вы просите! Вы не мой юрист, так что проваливайте!"
"Веньямин! - воскликнула мать. - Открой дверь, что за ерунда! Так не встречают гостей!"
"Я не звал гостей!"
Звук открывшейся двери, голос соседки.
"Он уже много дней не выходил, - печально проблеяла она, - с новоселья, как доктор крайний раз был".
"А вы...", - мать не закончила вопрос.
"Дарена Матвеевна. Этот доктор грубый человек".
"Откуда вы знаете?" - голос акулы приобрел оттенок металла.
"Когда они сюда заехали, доктор его на пару дней запер и ушел с ключом".
"Запер?" - мать задышала сильнее.
"Веньямин сказал, все нормально. Но я не знаю - меня в этой компании не привечают."
Запись оборвалась. Акула сунул руки в карманы и стал прохаживаться по залу.
"Это соседка. Она рассказала еще немало, но поскольку мы не зафиксировали, то и апеллировать к этому не будем. Обвиняемый, почему она назвала вас грубым?"
"Потому что я не был с ней особо дружелюбен", - ответил я.
"И чем эта милая женщина заслужила такое отношение?"
"Она ничем не заслужила доверия".
"О каких тестах была речь?" - судья не сводил с меня глаз.
"Психологических, ваша честь".
"Поподробнее".
"Чтобы Веньямин стал дееспособным юридически, нужно доказать суду этот факт медицински".
"Вы, похоже, не очень понимаете процедуру", - заявил судья.
"Отлично понимаю, ваша честь. Как и разницу юридического и медицинского статусов. Моя часть - медицина, доказывать в суде буду не я. Тем более, истец меня уже отстранил".
"Ага! - Акула ткнул в меня пальцем. - Вас отстранили, а вы намерены проводить тесты! Ваша честь, это самоуправство!"
Веньямин, НИКОГДА НЕ ДЕЛАЙТЕ ТАК, КАК Я ДАЛЕЕ! И ИЗВИНИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА!
"Я уже провел все необходимые тесты".
Повисла пауза.
"Когда это вы успели?" - лицо матери выражало удивление.
"До того, как был отстранен".
Мать и акула переглянулись.
"Хотите сказать, что остались просто друзьями?" - акула сощурился.
"Мы ходили возложить цветы жертвам теракта, у Веньямина был приступ, чему свидетель сотрудник полиции. Я оказал медпомощь. Если друзья так делают, то да, остались. Но извините за самоуправство".
"Что же вы не вызвали сотрудника свидетелем?" - спросил судья.
"Вы лжец! - вступила мать. - Веньямин ждет тестов! А вы говорите, уже провели!"
"Он быстро думает, я никогда не мог за ним угнаться. И он постоянно в общении намекает мне на это. Для Веньямина пройти тесты означает, что юрист отнес результаты в суд и выиграл дело. Потому что все мысли Веньямина сейчас о свободе".
"Думаете, что сможете у нас за спиной передать эти результаты?" - лицо акулы скривилось.
"Отрадно то, что я проигрываю только ему. Потому что результаты уже переданы".
"КОГДА?!" - взорвалась мать.
"До отстранения".
"КТО ПОДТВЕРДИТ ЭТО?!"
"Ваш сын, если будете больше слушать и меньше садиться ему на уши. Отчего, подозреваю, он и отказался ехать сюда на самом деле".
"АХ ТЫ..."
Акула схватил мать за руку и быстро что-то зашептал.
"Ирина Константиновна, - судья занервничал, - несмотря на серьезность обвинений, я все же прошу держаться рамок приличий".
Акула погладил мать по руке. К горлу матери подступила тошнота.
"Ваша честь, давайте заслушаем свидетеля", - обратился акула.
"Двоих свидетелей", - уточнил я.
"Кто второй?"
Я посмотрел прямо на мать - ее голова была опущена. На мгновение почувствовал страх, но патронус был на месте.
"Не хотите поговорить о самом первом суде, Ирина Константиновна?"
Она подняла голову, и я увидел на лице потуги разжалобить себя, чтоб подбавить слез.
"О каком суде?" - спросил прокурор.
"Который лишил Веньямина дееспособности по шизофрении. Которой у него не было".
Слезы есть, отлично. И ярости, праведной ярости!
"ВЫ ЕЩЕ ПОСМЕЕТЕ ВСПОМИНАТЬ ПРОФЕССОРА?!"
"Какого профессора?" - у судьи явно голова начинала идти кругом.
"Файнберга, первого врача Веньямина, - ответил я, - у Ирины Константиновны это больная тема, как видите. Хотя то, что с ним случилось, явно не моих рук дело".
"КТО ВАС УРОДОВ ЗНАЕТ!!!"
"Вы сдали, Ирина Константиновна. Давно пора снять с вас опекунство".
"Обвиняемый, - судья тоже начал раздражаться, - я выношу вам замечание за отвлечение суда от темы заседания".
"Простите, ваша честь, но ничего подобного. Истец подал иск, что я плохой и злонамеренный врач. Но без первого суда у Веньямина бы не было жизни в четырех стенах, с горстью ненужных таблеток каждый день".
"Ирина Константиновна, - сказал судья, - оскорблениями и криками мы не продвинемся. Если вы не хотите свидетельствовать - так и скажите. Я вас не заставляю".
Мать достала платок и промокнула глаза.
"Я буду, ваша честь, только дайте мне немного времени. Пусть пока моя дочь выступит".
Минутка на выдох, я достал бутылку воды и отпил. Сестру Веньямина привели к присяге.
"Что вам есть рассказать?" - спросил судья.
"А про что вы хотите?" - невинно поинтересовалась она.
"Девушка, - устало выдохнул судья, - просто держитесь темы заседания".
"Я первый раз в суде, не знаю, как себя вести, ваша честь. Не наказывайте меня".
Тошнота подступила уже к моему горлу.
"Расскажите об отношениях с братом, хронологически".
"Как это, ваша честь?"
"От первых воспоминаний до этой минуты", - помог прокурор.
"А! - сестра оживилась. - Ну я помню лет с четырех, моих, в смысле. Ему семь... или уже восемь было. Нет, еще семь. Он мог долго сидеть и просто смотреть в стену. А, еще у него был свой способ есть любую еду".
"Что?"
"Ну, он болтал, что важно, как есть круглую, а как квадратную. Потом это прошло".
"И какие же у вас с ним были тогда отношения?" - судью опять начало плавить.
"Ну вот такие, ваша честь - сестра развела руками, - он правда жил все время в доме. Мы общались, играли, но не все время. В смысле, у меня была школа, гимнастика..."
Акула закрыл лицо рукой, мать сурово посмотрела на дочь. Та смешалась и опустила глаза.
"Ваша честь, можно я задам вопрос?" - я поднял руку. Судья отмахнулся.
"Давайте сразу к сегодня, - судья весь подался к сестре, - вы сказали на записи, что хотите закрыть какую-то обиду. О чем речь?"
"Ну, я бы не очень хотела..."
"Девушка, - судья потерял терпение, - вас привели к присяге. Вы понимаете, что происходит? Я спрашиваю, вы отвечаете. Если отвечаете нечестно - получаете наказание".
"Ваша честь, - мать повысила голос, - моя дочь сказала, что первый раз в суде!"
"Поэтому я прямо и спокойно спросил - что за обида?"
"Ему... повезло один раз. А я пыталась испортить момент", - сказала сестра.
"Расскажете сами или мне оставить вас обвиняемому?"
Я изо всех сил удерживал покерфейс.
"Я... упала с лестницы, Веньямин меня поймал. А я соврала, что это он меня уронил".
"Зачем вы соврали об этом?"
"Это любовная история, ваша честь. Она касается человека, которого сегодня здесь нет".
"В смысле, он умер?"
"Бже упаси, нет, ваша честь! Он во Франции!"
"В чем связь этой истории и ваших отношений с братом?"
"Веньямин пытался... не знаю, что он пытался, я думала, он просто доставал меня. Я перенервничала, отвлеклась и неудачно поставила ногу, когда бежала по лестнице".
Новая пауза. Сестра успокоилась и повернулась к судье.
"Извините, ваша честь, больше не отнимаю время. Я была на соревнованиях в Париже и влюбилась в мальчика-гимнаста. Мы потом не раз виделись, он был очень красивый и очень хороший спортсмен. Наши родители несколько раз водили нас пить молочные коктейли - это даже не были свидания. Но я думала, что да".
Мать вздернула бровь. Прокурор и акула будто колы проглотили.
"С каждой новой встречей я влюблялась сильнее. Один раз я выиграла соревнования в Чехии, он тоже там был. После победы подошел, обнял и поцеловал в щеку. Я думала, оторвусь от пола и полечу. И... может, если бы мы жили рядом, у нас бы получилось. Веньямин убеждал меня не убиваться по равнодушному человеку, а я злилась и не хотела слушать. У мамы комната на втором этаже, прямо напротив лестницы. Мы с Веньямином спорили - я хотела немедленно рассказать историю маме, Веньямин убеждал, что не надо. Я бежала вверх по ступенькам и на третьем шаге опорная нога соскользнула. Веньямин меня выручил".
"С какой целью вы ложно обвинили его?"
Сестра несколько раз моргнула. Я силился увидеть интеллектуальный процесс на лице.
"Мне было обидно, что я оказалась дурой".
"Это не цель. Чего вы хотели добиться своим обвинением?"
"Чтобы его наказали. Хотя он оказался прав".
"В чем?"
"Этому мальчику потом завели соцсети, выкладывали там фотографии... с его девушкой".
Мать покачала головой. Уже не было ощущения, что все шло по ее плану.
"Как вы представляли себе забывание этой обиды?" - поинтересовался судья.
"Словами. Какими именно, не скажу. Не знаю. Думала, спонтанно что-то придет в голову. Но разговаривать с дверью я не могу".
"Обвиняемый, есть вопросы к свидетелю?"
"Нет, все понятно, ваша честь. Хочу только напомнить, что из-за этого эпизода Веньямину отменили прогулки во дворе дома. Которые до того с тяжким скрипом разрешили".
Сестра потупилась. Судья закончил допрос и разрешил ей вернуться на место.
"Обвиняемый, вы говорите, он заперт в четырех стенах, теперь, что были прогулки..."
"Ваша честь, я обалдел не меньше вашего, когда познакомился с этим делом поближе. Все, чего я желаю - помочь Веньямину вырваться из этого порочного круга, поскольку его реальные кондиции абсолютно достаточны для полноценной самостоятельной жизни. Не знаю, что там было в отношениях с едой в детстве - при мне Веньямин ел сэндвич. Ел как нормальный человек. Я понимаю, у вас достаточно поводов осудить меня, но пожалуйста, вызовите Ирину Константиновну. Надо хоть немного поговорить о сути иска".
Судья посмотрел на мать, пожал плечами и жестом пригласил на свидетельское место. Акула и прокурор словно потерялись. Судья привел мать к присяге и указал мне на нее. Я поднялся на ноги и подошел поближе, сложив руки за спиной.
"Жаль, что мы так и не нашли время договориться".
"Вам повезет, если судом все закончится", - ответила мать.
"Позвольте узнать, почему отец Веньямина не приехал? В семье сложности, логично, чтобы он выступил".
"Он работает заграницей, через два месяца мы все равно едем к нему".
"Вы уверены? Мне кажется, в зэт-среде его чуть ли не Акеллой прочат".
Лицо матери на мгновение перекосило, как от боли. Но голос остался спокойным.
"Вы заблуждаетесь, доктор. И близки наговорить на новый иск, уже от государства".
"Хорошо, тогда расскажите, как проходил суд в ноябре две тысячи седьмого".
"Профессор подготовил документы, другой врач - экспертизу, судья проверил и признал".
"Ирина Константиновна, юридически человек недееспособен до восемнадцати. А вы почти с пеленок сделали его таким медицински..."
"Я уже поняла, доктор, что соблюдать правила - это не ваше, так что буду общаться, как мне удобнее. Во-первых, идете вы на сами-знаете-что. Не я сделала так, что он на ногах плохо держался и кашу мимо рта ел. Я не курила и не пила - ни до, ни во время, ни после родов".
"Попрошу вас не отходить от темы, Ирина Константиновна. Как проходило заседание? Что говорили Веньямин, профессор и вы?"
Мать метнула гневный взгляд на судью.
"Вы сказали, что готовы", - сказал он.
"Я плохо помню детали, много времени прошло".
"Что помните в общем?"
"Веньямин не до конца понимал смысл происходящего. Вел себя, словно пришел на первый урок в новую школу".
"Как это, Ирина Константиновна?" - спросил я.
"Сидел тихо как мышь, на вопросы отвечал коротко, боялся лишний раз шевельнуться".
"Он при вас всегда такой? Или в вашей семье все плохое от отца?"
"Я, доктор, не затем пришла в мир, чтоб утолять вашу жажду идеала. Я не сумасшедшая, я не учила его называть кресло жуком, а солонку телевизором. Я дала ему лучшее, что могла".
"Забрав за это свободу", - уже в моем голосе зазвучал металл.
"Я выполняла указания врача!"
"Которые сами же ему заказали".
"Обвиняемый, - возвысил голос судья, - сейчас не прения сторон! Вы закончили?"
"Извините, ваша честь, еще нет. И вы извините, Ирина Константиновна. Чертовски сложный первый пациент. Я когда-то мечтал, что в момент, когда освобожу его, это увидит не только мама, но и профессор. Но я не отчаиваюсь. Цель освободить Веньямина стоит достижения при любом раскладе".
"Поэтому я подала иск. Сочувствую из-за мамы, но, выходит, для вас и людей-то больше не осталось. Вот и позволили себе действовать вне любых рамок. Вы опасны для общества".
Мать смотрела не моргая. Мой мозг работал на запредельных скоростях.
"К первому суду тоже была экспертиза. Кто ее готовил?" - спросил я.
"Не помню. От профессора, на "гэ", кажется".
"Постарайтесь, Ирина Константиновна".
"Га... ган..."
"Есть же в документах", - предложил прокурор.
"Я прошу Ирину Константиновну вспомнить".
"Я уже сказала, что не могу".
"Начали вы хорошо. Окончание осталось".
Мать нетерпеливо хлопнула рукой по коленям.
"А можно узнать, зачем я вообще это делаю?"
"Вы узнаете, когда вспомните окончание", - я поднял руку, словно приносил клятву.
Мать моргнула, шумно выдохнула и на минуту задумалась.
"Ганцер..." - наконец, произнесла она.
"Отлично, зафиксировали. Ваша честь, будьте добры, проверьте теперь в документах".
Судья, прокурор и акула как по команде бросились искать.
"Ганцев", - почти хором сказали они.
"Отлично, - кивнул я, - с вероятностью девяносто девять и девять в периоде это он. Михаил Александрович Ганцев через полгода после экспертизы Веньямина был лишен всех званий, лицензий и дипломов. Также на него открыли уголовное дело о подделке документов. Скажите, Ирина Константиновна, зная наперед эти факты, вы бы согласились, что профессор позвал этого человека оценивать вашего сына? Если я плохой врач, но хочу освободить - не лучше ли я хотя бы плохого врача, сажающего под замок?"
Мать сложила руки на груди.
"Лучше вас обоих был бы просто хороший врач", - хмуро ответила она.
"Ясно. Ваша честь, у меня последний блок вопросов".
Мать посмотрела на меня исподлобья.
"Вы любите футбол, Ирина Константиновна?"
В глазах матери вновь затлели угли.
"Я люблю врагов. Они помогают быть в форме".
"Звучит как девиз футбольных хулиганов. Как вы относитесь к этому явлению?"
"Плохо, как к любому насилию".
"Вы считаете своего сына неполноценным?"
"Нет, и я много раз это повторяла".
"Ношение шерстяного шарфа летом было его выбором?"
"Шарфа?" - спросил судья.
"Да, ваша честь. Шарфа Зенита, который Веньямин носил, почти не снимая. Если бы он был здесь, то мог бы похвастать, что в детстве закутывался в этот шарф полностью".
У матери задвигалась верхняя губа.
"Это был наш общий выбор".
"Недавно Веньямин его снял. Это тоже был ваш общий выбор?"
"Я всего лишь придала заботе игровую форму. Всегда ворчат на маму, что напоминает про шапку, но в будущем сами спасибо говорят".
"А как шарф связан с отцом Веньямина?"
Я долго думал, когда нанести этот укол. Мать обомлела.
"Он... если только в смысле..."
Акула и прокурор смотрели на нее в шоке.
"В каком?" - дружелюбно спросил я.
"Я... сама связала его. Для него".
"А он не стал носить?"
"Да".
"Шведские ультрас не прощают? Или московские?"
"Так, стоп! Я протестую, ваша честь! Это все не имеет никакого отношения к делу!"
Голос акулы прорвался словно из самой пустоты.
"Ирина Константиновна, не отвечайте, вы не обязаны! Подсудимый пытается манипулировать следствием, и я это докажу!"
Мать "отпустило", она села ровно.
"Обвиняемый, - обратился прокурор, - вы признаете себя плохим специалистом?"
Меня чуть не порвало от смеха.
"Извините, ваша честь. Виноват, эмоции. Просто - почему именно прокурор?"
"Извините?" - прокурор расправил плечи.
"Скажите, пожалуйста, можете ли вы действовать от имени потерпевшего и в его интересах?"
"Вы меня спрашиваете?" - прокурор весь подобрался.
"Не хотите отвечать, я спрошу господина судью. Ваша честь, скажите, пожалуйста, имеет ли прокурор в соответствии с ГПК право действовать от имени потерпевшего и в его интересах? Как юрист, законный представитель и тэдэ - имеет право?"
"Я хочу отвечать! - возвысил голос прокурор. - Да, имею!"
"Ваша честь?" - я был миролюбив, как мог.
"Частично", - через паузу ответил судья.
"Господин прокурор, вы можете частично объяснить Ирине Константиновне, что мое вмешательство в жизнь Веньямина заключалось только в отказе от приема ненужных лекарств и, в целом, в выравнивании жизненного графика?"
"Он стал невозможен, - почти пролаяла мать, - я с трудом добивалась того самого графика!"
"Как с трудом, Ирина Константиновна? Вы, человек, давший ему самое лучшее! Вы явно не кривое дерево, чтобы ждать худых плодов. Что же, земля ваша недобра? Но вы сами впустили меня в дом - и я видел, что добра. Что же за злой рок над Веньямином?"
"К теме иска это точно не относится", - ответила мать.
"Относится! У Веньямина должно было быть обычное, нормальное детство! Он не был болен - его лишили свободы по другой причине!"
"Бремя доказательства лежит на утверждающем", - ответил акула.
"Вот мое предложение. Я уговорю Веньямина участвовать в суде, мы все еще раз встретимся и вы, ваша честь, с чистой совестью примете решение. Готов дать временную подписку, если сторону истца это успокоит".
"Вам это зачем, доктор?" - спросил судья.
Все смотрели на меня, даже пристав.
"У семьи очень разные планы. Если не разрешить наши вопросы, все зависнут в полупозиции - ни нормально уехать, ни нормально остаться не выйдет. Мы с Веньямином хотим остаться, а я еще хочу написать с ним научную работу".
"То есть, он для вас просто пациент? Или скорее подопытный?" - акула обнажил зубы.
"Не более чем ваши клиенты для вас - или Веньямин для сами-знаете-кого".
"Что вы, ваша честь, - акула посмотрел на мать, - ленинградское воспитание не позволяет хамить в лицо. Даже когда хочется".
"Согласна, если Вы не будете видеться, а договоритесь по телефону", - мать надела маску злой надменности.
"Не подойдет. Веньямину важен живой фактор общения".
"Я против продолжения ваших встреч".
"Тогда без подписки. Я помню, что стало с профессором".
"О господи, вы издеваетесь? - Судья был уже на взводе. - О чем речь?"
"Его убили. Связь этого события с делом Веньямина для меня неочевидна, ваша честь. У профессора не спросишь, а Ирина Константиновна не расположена это обсуждать".
"Уж не обвиняете ли вы ее...", - вступил акула.
Судью прорвало.
"Тишина! Замолчите! Мне уже очевидно, что к суду вы все подготовились плохо! Извините, Ирина Константиновна, сегодня решения не будет, нужно исправить все недоработки. Я отражу в определении."
"Спасибо, ваша честь, - едко ответила мать, - но я рассчитывала на прерывание общения моего сына с мутным типом".
"Ирина Константиновна, мы не в Америке - у нас нет запретительных ордеров".
"И даже там их не выписывают всем, кто вам просто не нравится", - добавил я.
Мать наконец расцепила замок на груди и положила руки на колени.
"Подписка о невыезде до двадцать четвертого ноль шестого".
"Хотите устно договориться, что не будете препятствовать нашему общению?" - спросил я.
"Вас не устраивает?"
"Иск о полной дееспособности готов. Если подобное будет иметь место, ему дадут ход".
Судья дал месяц на "доработки". С остальными формальностями скоро было покончено. Я на свободе и не ограничен в общении. Нужно добиться прощения Веньямина, чтобы побыстрее провести тесты. Дату мать явно выбрала не наобум - не хочет, чтоб я свалил первым.
Время выбора пришло для нас обоих, Веньямин. Скажу прямо - я надеюсь, форточка у меня все же останется. Радует, что Интерпол стал пристальнее следить за запросами из России - если что, я попытаюсь доказать политический характер моего преследования. Я прошу прощения за перегибы в моей работе, которые нанесли Вам психологический вред. Это, очевидно, несовместимо с серьезным восприятием меня Вами. Все, что как условный специалист я могу еще предложить, это пресловутые тесты. Вы сможете быть капитаном - я не забыл историю про Олимпию и понимаю, что Вы хотели бы разобраться с этой стороной своей жизни. Еще одна вещь, которую я хочу предложить лично от себя - и как специалист тоже считаю, что это благотворно скажется на Вашем состоянии. Седьмого мая матч со Спартаком - Зенит играет дома и, если выиграет, досрочно станет чемпионом. У меня есть два билета - я могу пойти с Вами, а могу отдать, чтобы Вы сами выбрали спутника. Я не солгал в том, что иск готов - юрист свою работу проделал. По моему ощущению, он проникся Вашей историей, и потому упорно работал за минимум. По Вашему желанию я повторю любое из прежде сказанного или написанного, привезу полную историю болезни, без цензуры. Извините за выражение, но я готов станцевать перед вами психологический стриптиз, только без денег в трусах и прочей пошлости. И потому робко прошу Вас не просить жалобную книгу с порога. На тестирование понадобится три дня. Я привезу Вам оставшийся бюджет. Ответьте, пожалуйста, если у Вас будет время и желание. Если не будет, то... удачи Вам. Простите еще раз. Не забудьте, как прочтете, сразу удалить - телеграм тоже помутнел в плане приватности.
Отправил позавчера в закрытом чате. Прочитано полчаса назад, только что пришел ответ.
КАК Я: ВИЖУ НАШЕ БУДУЩЕЕ
Это последняя какья. Завтра можем начать с тестами. Если все, как Вы говорите, седьмого день будет свободен для матча. На который я бы предпочел пойти один, поэтому готов выкупить билет. Вы мой герой, доктор. Возможно, таким же профессор Файнберг был для Вас. Надеюсь, мои крайне дурные сны не сбудутся. Я как мог утешил Дарену Матвеевну - она ранимый человек и сложно пережила ту встречу. Семья больше не приезжала и не звонила. Я попробовал связаться с отцом, но в трубке даже гудков не было. В первый раз такое, очень странно. Не продумывал заранее, что написать. По краеведению, наверное, Вам уже неинтересно, а так... Про Олимпию, на самом деле, стал реже думать. Не представляю, когда и почему окажусь в Стокгольме, а она из Норвегии, плюс политика - невелик шанс вообще когда-нибудь встретиться. Вы, кстати, никогда про себя в этом плане не рассказывали - только по нервной реакции я догадываюсь, что Вы предпочитаете девушек. Насчет бюджета не волнуйтесь - я устроился на работу. Простите, но мне не очень интересен Ваш стриптиз. Уверен, что Вы талантливы, просто полагаю действия более важными, чем церемонии, которые их сопровождают. Жалобной книги, ну насмешили. Вы сами про себя все признаете, каетесь, опять делаете - и так по кругу. Не знаю, где вижу нас через пять лет - надеюсь, работу Вы защитите, а я буду знакомить людей с Петербургом. Конечно, сперва город нужно будет отмыть, чтоб он был красивый и нарядный. И, как во всех грязных углах, начать уборку стоит с дезинсекции. К грусти ленивых и капризных людей, как моя сестра, чистота не данность, а следствие усилий, особенно против крыс, тараканов, моли, не говоря о более фантастических тварях, давно научившихся притворяться людьми. Спасибо за все, доктор. Завтра с восьми утра я Ваш.
Он не прекратил общение с агентом. Страшно, что прошлое мое сообщение могло быть тоже ей известно. Первым действием стала покупка билета в Таиланд. Я, само собой, не останусь там - просто должно выглядеть, будто еду в отпуск. Я бессилен защитить Веньямина от него самого - слишком легкая мишень для мало-мальски обходительных.
Приехав позавчера к нему, я обнаружил, что в обстановке прибавилось - Веньямин раздобыл полутораспальную кровать. Три дня, с перерывами на естество, мы заполняли анкеты, проходили опросы и замеряли показатели. Не считая работы, мы не сказали и двадцати слов. Чертовски тяжело цветисто описать, как хорошо я чувствовал себя. Когда мы закончили, я все отснял и загрузил в хранилище, пока Веньямин читал историю болезни.
"Теперь все сжечь?" - спросил Веньямин.
"Шутите? Передать юристу для суда. Вот прямо сейчас и отвезу".
Я начал собирать бумаги. Открытый рюкзак, с которым я приехал, покорно ожидал принять их в свое нутро. Веньямин потянулся и встал.
"Чай, кофе, боярышник?"
"Спасибо, чай".
Веньямин пошел на кухню. Убрав все бумаги, я достал телефон и написал юристу "есть" - как было уговорено, в закрытом чате. Ответ вскоре пришел - "приезжайте".
Чайник вскипел. Я прошел в кухню, где Веньямин поставил на стол две чашки с блюдцами, сахаром и ложечками, и взялся за чайник. Донеся его, он начал лить в чашки кипяток, рука дрогнула и немного пролилось. Я с улыбкой поклонился, боясь напугать - логично, кто опасался физического контакта. Веньямин вернул чайник на место и сел, я тоже.
"Когда вы собираетесь подавать иск, доктор?"
"В этом загвоздка, Веньямин. Это зависит от результатов моего суда".
"Каким образом?"
"Если суд решит, что я хрен с горы, эти тесты все равно не признают. И вашу частичную дееспособность, с высокой долей вероятности, попытаются оспорить назад".
"Значит, выбора вы мне не даете. Придется идти в суд и говорить, что вы не такой".
"Веньямин, еще раз - не я придумал систему..."
"Разумеется. И белое пальто, наверное, со своего плеча подарите".
Я фыркнул.
"Ладно, шутки в сторону. Вот билеты".
Я достал их из внутреннего кармана и положил на стол.
"Сколько они стоили?"
"Перестаньте. Давайте пообщаемся, может, это последняя встреча."
Веньямин хмуро воззрился на меня.
"За вами опять следят?"
"Не считая вашей соседки? Вы зря думаете, что генерал ФСБ больше не покажет лицо".
"Доктор, вам правда надо в отпуск..."
"Тогда, видимо, дурные предчувствия у вас от другого источника. Если вам станет легче, можно об этом".
"Я вас совсем не знаю, - Веньямин добавил сахар, - кому вы по жизни могли дорогу перейти, для меня загадка".
"Вы считаете, ваша семья - не очевидный подозреваемый?"
"Моя семья не уронила и волоса с вашей головы", - твердо ответил Веньямин.
"В любом случае, - ответил я, - почти все, с чем я пришел к вам, исполнилось. Вы съехали и сняли шарф. Две из трех базовых тем можно считать закрытыми. Осталось разобраться с Петербургом".
"В каком смысле разобраться?"
"Чтобы вы успешно интегрировались, нужно связать город из вашей головы с реальным".
"В смысле, сходить в Эрмитаж, а потом опиздюлиться в Мурино?"
"Кхм, - я вздернул бровь, - вам бы вернуть фильтрацию контента, а то нахватаетесь".
"Ладно, мы уже общаемся?" - уточнил Веньямин.
Я отпил из чашки.
"В Эрмитаж по желанию, а второе ближе на купчаге. Но лучше не".
"Почему, доктор?"
"Убьете себе вкус к малым голландцам".
"Если что, боярышник я вам не подливал".
"Я трезв, Веньямин, уже неделю не пил".
Веньямин прищурился.
"И вы, наверное, прочли про суд от двадцать шестого апреля. В общем... я не написал о том, что немного отравился той маленькой".
"Почему не заявили перенос суда?" - спросил он.
"Я бы забыл подготовку с юристом. И я не собирался давать слабину перед наглыми и лживыми наветами".
"А, возможно, стоило бы, доктор. Знаете, самое надежное - гибкое, а не твердое".
"Это точно вы, Веньямин? По-моему, так ваша мать разговаривает".
"Нет, это местный телеграм-канал. Рубрика "мужские советы".
"Случайно не тот, где вы про дезинсекцию прочитали?"
"Хаха, - Веньямин просиял, - где я сам про нее и написал".
"Так у нас собрание опасного сообщества. Надо выдумать фирменное приветствие".
Мы оба посмеялись.
"Вот сейчас не уверен, что нас не слышали", - утирая слезы, сказал Веньямин.
Я опустил лицо и кивнул в пол.
"Расскажете, что за работа?"
"На складе, - Веньямин развел руками, - каждый выход - три тысячи".
"И сколько раз вы выходили?"
"Пять раз по двенадцать часов. Тут не очень далеко, полчаса пешком".
"Ого. Вот так сразу на полное время?"
"Давайте чуть назад. Покупая продукты, я взял свежую местную газету. Там было несколько объявлений о работе. Я прозвонил все, что нашел - оказалось, с частичной дееспособностью почти никто не рискует. И только на этом складе сказали, что им пофигу - главное, чтобы ущерба от работы не было. У меня не было - даже наоборот".
"Вы предотвратили коррупцию?"
"Какой вы любопытный, доктор, - улыбнулся он, - и сентиментальный".
Веньямин развязал поясок халата и показал голое плечо. Точнее, синяк размером с плечо.
"Не пустили гопника на склад?" - я был в легком шоке.
"Поймал просевший паллет. Вы думаете, чтение греческих мифов к такому готовит?"
Веньямин рассмеялся и запахнулся обратно.
"Веньямин..., - я бы растерян и сходу запнулся, - скажите только, что не продались туда".
"А там нет такого, доктор, - Веньямин был лучезарен, - люди приходят и уходят, иногда нет смысла имена запоминать. По лицу буквально видно, сколько человек выдержит".
"Вам... вам это физически точно подходит? Я имею в виду, приступы..."
"Был один, в первый день. Но уже после, когда я домой дошел. Ничего, справился".
"Это... это же отлично!"
Веньямин приподнял брови. Я осушил чашку, поставил и с жаром потрепал его по здоровому плечу. Он дернулся, но не отстранился. Я погладил нежнее и убрал руку.
"Извините, вы правы - сентиментален порой. Опасная работа, раз там паллеты надо ловить. Еще и поэтому я привез, - я достал из другого кармана конверт, - бюджет вашего лечения".
"Нет, доктор, - Веньямин затряс головой, - это ваша премия за работу".
"Веньямин, вы сами в это верите? Тогда я должен вернуть ее институту как несправедливо выданную. Моя профессиональная карьера в России окончена".
"Уедете, а дальше деньги станут не нужны?" - Веньямин уперся.
"Вы сами только что стриптиз устроили. Я бы не хотел, чтоб ваша полная дееспособность сорвалась из-за рабочей травмы, которую вам никто не компенсирует".
Веньямин не сразу, но поклонился и принял конверт.
"Спасибо, доктор. Но я поработаю еще, до вашего суда. Я думаю так, что смогу накопить на переезд в Петербург. Это не противоречит вашему плану?"
"Главное, - ответил я, - чтобы вы не убились".
"Тогда расскажите план до конца. Пожалуйста".
Я вздохнул.
"Если мы развалим иск, не будет оснований оспаривать результаты моей работы, в том числе тестов, которые вы прошли. Очевидно, целям вашей матери это противоречит - поэтому она наверняка задействует против меня какие-то более весомые средства. Как только бумаги будут у юриста, мы включим таймер обмена сообщениями. Если я пропущу три, он подает иск. Тогда вашей семье останется только убить нас обоих, чтобы вы не освободились. Пойдут ли на это - другой вопрос".
"Я понял, доктор. Вы все-таки считаете, что профессора заказала моя семья".
"Веньямин, - я сложил руки перед собой, - он был вашим врачом с малолетства. Вы понимаете, какой секретности знания он мог носить? В России убивают за меньшее".
"С чего вы взяли, доктор? Пусть моя мама когда-то работала в гэбне, давайте согласимся. Кроме гэбни, никто не рожает детей? Ни у кого не появляются проблемные, которым нужны врачи? Почему ни на одном из этапов вы не перепроверяли собственные выводы?"
"Я только этим и занимался. И вы, наверное, тоже, раз не захотели ехать на прошлый суд".
Лицо Веньямина приняло горделивое выражение.
"Я не стукач".
"Прекрасно. А так, на мой взгляд, все подготовки вы прошли. Нужно переехать в Петербург и найти легальную работу, с пенсионными отчислениями, медицинскими фондами и тэдэ".
"Вообще любую?" - на лице Веньямина было легкое недовольство.
"Если вы о капитанстве, я просто не владею вопросом. И знакомых у меня нет".
"Ни одного знакомого моряка в морской столице?"
"Об этом я и говорю. О приведении города в голове в соответствие с реальностью. Я, если вам интересно, не умею плавать".
"Я тоже не умею, - Веньямин разгорячился, - но мне негде было учиться!"
"А у меня морская болезнь, о чем я однажды случайно узнал, и с тех пор к воде стараюсь не приближаться. Я недостаточно петербуржец для вас?"
"Вы так и не ответили, доктор, рыбачили на СВО или нет".
Мы смотрели друг на друга без тени улыбки.
"Нет, не рыбачил".
"Тогда нам ледоход помешал, сейчас его нет".
"Как и удочки у меня, Веньямин".
"Ничего, где-нибудь добудете. Веселее, доктор - не так страшен черт, как смешон".
"А можно шепотом уточнить, - я понизил голос, - кого вы чертом зовете?"
"Все мы немного черт. Вам не нужна компания?"
"Оружия у вас, наверное, нет?"
"А если бы было, вы бы взяли меня с собой?"
"Нет, отобрал бы оружие и поехал один, а вас оставил печь пироги".
"А, так вот почему у вас нет девушки".
Веньямин рассмеялся - я думал, соседи уже могли позвонить в полицию и сказать, что мы накурились. Пора было заканчивать встречу.
"Придумал шутку, но я не решусь", - ответил я.
"Что вы, Олег Андреевич, не стесняйтесь! Моя история все стерпит же?"
"Вы знаете английский?"
"Более-менее".
"How does FSB know that the Russian president is not gay?"
(Откуда ФСБ знает, что президент России не гей?)
На лице Веньямина была смесь веселья и любопытства.
"His poo is thin".
(У него дерьмо тонкое)
Веньямин замер на несколько секунд, а потом затрясся от беззвучного смеха. Я успел испугаться, что приступ - к счастью, зря.
Вызвал такси и доехал до юриста, ищеек в пути не заметил. В своем офисе юрист спрятал бумаги в сейф и запер его.
"Теперь у Веньямина есть зубы", - сказал я.
"Их легко обломать. Я ничуть не в большей безопасности, чем вы", - ответил он.
"Вас-то им зачем трогать? Вы с Веньямином, кроме суда, нигде не встречались".
"Из-за вас. Я для них ваш человек и могу знать, как вас прижать".
"Вы же сторона закона! Вас нельзя взять и..."
"Проще простого - семья, дом, все здесь. Вы можете рюкзак собрать и усвистать хоть куда".
"Значит, если вы пропустите три сообщения..."
"Думали, это только в вашу сторону работает?" - улыбнулся юрист.
"Есть подозрение, что трех сообщений можно не ждать", - я помрачнел.
"Извините, Олег Андреевич, у вас набрался. Серьезно, вы же сохранили тесты в цифре?"
Я кивнул. Юрист протянул мне руку. Я пожал, думаю, сильнее, чем хотел.
07.05.2023 (1)
МВД объявило об окончании следственных действий по убийству профессора - фактически, признало его "висяком". Опять захотелось нажраться. Я думал, Веньямин будет рад моему шагу. Оказалось, так, да не так. Купил безалкогольного и закуски, ни в какой бар не пошел - экономить надо. Сделал уборку - подзабросил слегка. Хватался за любую возможность дотянуть до матча - едва я прекращал действовать, мрачные мысли обрушивались как лавина. Наконец, трансляция пошла. Спартак попробовал сразу навязать бой, Зенит удержался и первые десять минут владел инициативой. Спартак раз дошел до чужой штрафной, потом Зенит дошел до их - и вратарь Спартака дрогнул. Неудачный вынос, от ноги зенитовского игрока мяч прыгнул в сетку. Трибуны взорвались криками. Спартак не сник, а удвоил усилия, перехватил инициативу и на тридцать третьей сравнял. Но Зенит и не думал садиться в оборону, а погнал восстанавливать преимущество. Спартаковцы сразу нарвались на желтую, а на сороковой Зенит забил второй. Так закончился первый тайм. В кадрах с трибун я искал глазами Веньямина, но никого похожего не было. После второй бутылки желание продолжать немного ослабело. Вмиг осиротевшие четыре поллитровки притаились на полу у дедова кресла. Второй тайм начался атакой петербуржцев, мяч попал в сетку Спартака с внешней стороны. Спартак получил еще желтую, но вратарь вернулся в игру, справившись со сложным ударом. Зенит не смог продавить, Спартаку атаки тоже не давались. Лишь к шестидесятой был опасный отрезок, только забить не вышло. Я все-таки продолжил с безалкогольным, и решение было верным, потому что четверть часа ничего особенного в игре не было. В одном из моментов зенитовец получил мяч на фланге, а спартаковец жестко вкатился. Москвичи остались вдесятером - и включили все свои резервы. Зенит схватил желтую, а на восемьдесят четвертой судья дал пенальти в его ворота, и еще одну желтую сверху. Спартак сравнял - я уж и подзабыл, какие у Зенита валидольные игры. На последний штурм у хозяев вышел свежий нападающий. Судья добавил пять минут, Зениту хватило одной - свежий нападающий технично подставил пятку под пас с края штрафной, мяч влетел под дальнюю штангу. Восторг стадиона был абсолютен - и, наконец, камера выхватила в толпе на трибуне группу обнимающихся и машущих шарфами людей, среди которых были Веньямин... и соседка. Все сияли от радости. Люди привлекли внимание Веньямина - он увидел себя на большом экране, нашел взглядом камеру и расправил свой шарф. Бутылка в моей руке треснула. Я поставил ее на пол - в руку попали несколько мелких осколков. Остаток матча я провел, доставая их. Желтая вратарю петербуржцев и угловой Спартаку не помогли. Если Зенит сыграет так же в новом сезоне, то сравняется с ним в чемпионствах России. Но ни этот факт, ни одержанная победа не наполнили меня радостью. Выкинув мусор, я обработал руку и сел записывать. Закончив, открыл мамину работу - с третьей страницы внимание стало соскальзывать. Включил музыку, не осилил больше десяти минут. Начал охватывать нервный зуд. Я подошел к входной двери, прислушался - тихо. Опять записал. И понял, что свихнусь, сломав границу потоков сознания и жизни. Срочно надо было чем-то заняться. Кроме очередной смены пароля от хранилища.
07.05.2023 (2)
Биток прицельно вонзился в верхушку пирамиды, шары раскатились по бортам и лузам. Администратор намелил кий - в "восьмерку" ему со мной всегда везло.
"Решил наказать меня?" - усмехнулся я.
"Без тебя скучнее будет", - пророкотал он своим утробным басом.
Биток загнал цельный шар, которые стояли выгоднее. Я пытался не обращать внимания на остальной зал - столов, свободных от фанатов Зенита, не было.
"Еще сезон - и в Москве можно будет фирменный бар открывать", - изрек я.
"И сколько он проживет?"
"Парня с пушкой страшной нанять, никто не сунется".
Администратор загнал новый шар и заговорил тише.
"Если не выпустят - пиши, спрячем".
"Чтоб к тебе тоже пришли? Не удивлюсь, если про это место еще с ноября знают".
"Кто сказал, что я про это место?"
Администратор хорошо ударил, но шар немного не докрутился. Я приготовился бить.
"Они нашли моего учителя. Это было не очень сложно, но... его бросили в лесу с пулей в голове. А следствие официально признало, что хер кого найдет".
Я хорошо ударил - полосатый залетел в лузу, биток удобно откатился.
"Можно спрятать сильно подальше от города", - ответил администратор.
"Ты правда не боишься проблем из-за меня?"
Я забил новый шар и без паузы ударил снова. Биток залетел в лузу. Я чертыхнулся.
"В девяностые, малой, бывало и покруче".
"Была бандота, стали спецы. Методы не поменялись".
Администратор достал биток и поставил в дом.
"Ты дурак. Была и есть".
Администратор один за другим положил свои шары - осталась восьмерка.
"Неясно только, нахрена мафии война. Все ж по наклонной пустили", - сказал я вполголоса.
"Перемолоть наших детей, пока ихние спокойно наследуют. Мы-то покрепче вырастили, как драка начнется, еще знай, кто кого", - ответил он так же.
Я посмотрел на него со всей серьезностью.
"Самооккупация?"
"Вот ты доктор, - он приготовился бить, - а Герцена не читал?"
"Ну процитируй", - фыркнул я.
Он ухмыльнулся.
"Государство расположилось в России как оккупационная армия".
Удар - биток остался у борта, "восьмерка" упала в заказанную лузу.
"Партизанить остается. С оккупантами иначе никак", - тихо ответил я.
У меня зазвонил телефон.
"Ну, зато сильно подальше от города", - улыбнувшись мне, администратор положил кий и отошел. Я достал телефон, посмотрел на экран. Высветилось "ВЕНЬЯМИН НОВЫЙ".
"Алло".
"Эй, доктор, привет! Извините, вы сильно заняты?"
"Уже нет", - я положил кий на стол.
"Вы дома? Мне нужно поговорить лично".
"Не дома. Поговорить можно".
"Ладно, пришлете адрес?"
"Вы один?"
"Это имеет значение?"
"Да, Веньямин".
Я зажал телефон плечом, положил пирамиду на стол и начал собирать в нее шары.
"Сегодня же весь город празднует. Вы правда не хотите окунуться в дружескую атмосферу и повеселиться компанией?"
"Видно, мы просто предпочитаем разные компании", - я грохнул шарами, равняя их.
"Интересный звук. Похоже на... Ладно, доктор, я обещаю, что приеду один".
Я прислал адрес в закрытом чате. Веньямин появился в клубе через полчаса. Я сидел на скамейке и пил второе светлое, внутренне матеря себя на чем свет стоит. Стол были готов к партии. Завидев Веньямина, я поставил пиво, встал, подошел к столу и взял кий. Веньямин обвел взглядом зал и обнаружил меня, когда я ударил. Биток "мазнул" пирамиду, улетел в два борта, стукнул пирамиду сзади и остался у нижнего. Хорошо, что администратор этого не видел - перестал бы наливать. Веньямин подошел, когда я мелил кий, глядя на "позицию".
"Вы быстрый, доктор, но я все же не слепой".
"Я отдохнул с прошлой партии. Не люблю платить просто за время".
Я с навеса катнул биток в полосатый, стоявший у лузы. Успешно, полосатый упал, биток нет. Но нормального продолжения не было.
"Какие правила?" - с интересом спросил он.
"У каждой партии своя цена", - ответил я и ударил по битку, чтобы коснуться полосатого шара. Забить не смог, но штраф не получил. Я снова стал мелить кий.
"Это точно вы, доктор? Мне кажется, так ваша мама разговаривала".
"Еще слово о ней - и я разобью бокал о вашу голову".
"Оу! Это что, я вам тогда так ответил? Сами говорили, мама учила вас мужественности".
Я схватил недопитый бокал. Веньямин ойкнул и отшатнулся. Никто из веселящихся фанатов не обратил внимания. Я осушил бокал и поставил обратно.
"А кто учил ей вас, Веньямин?"
Я указал на кий, оставленный администратором. Веньямин не сразу, но взял его.
"Вы использовали одно слово, доктор. Негативизм. Я был в местной библиотеке, там выбор скудный, но в сети, что можно было, нашел и прочел. Очевидно, в вашем отношении к Дарене Матвеевне это основа".
"Вы ставите мне диагноз?"
"Психология не раздел медицины, чтобы их ставить. Но у вас явно не прибавилось фактов, когда вы рассуждаете, кто такая моя соседка".
"Мне плевать, - я начал собирать шары по новой, - тесты сделаны, они у юриста. Осталось прийти на суд и дать показания в вашу пользу".
"Такое ощущение, словно мы записываемся во враги..."
"Не я ваш враг, Веньямин, а вы сами", - я подготовил партию и взял в руку биток.
"Вы не пытались с ней подружиться. Разве мама не учила не верить первому впечатлению?"
"Учила. И я думаю, что суетливая добродушная пенсионерка - просто образ".
"Значит, цена игры - дружба".
"Что?"
"Выиграете вы - я прекращу общение с соседкой. Выиграю я - с вами. Утешительный приз - разрешение на использование материалов для вашей научной работы".
"Лучше бы вы девушку нашли", - я покачал головой.
"Дарена Матвеевна знает весь мой диалог с Олимпией. Вам я его не расскажу".
"Вы можете переехать с ней в Питер. Но есть варианты суициднуться проще".
"Я называю вас доктором из уважения, а не потому, что считаю, что вы во всем отлично разбираетесь. Особенно в теме отношений".
Веньямин принял мелить кий и перепачкался. Я поставил биток в дом и раскатил. Не супер, на ладонь от верхнего борта. Я взял биток и протянул Веньямину.
"Мои мотивы прозрачны, а ее мутны как грязное зеркало".
"Просто вы их либо не знаете, либо не признаете", - Веньямин взял биток.
"У вас надежный источник данных - она сама?"
"И мозг, который вы нахваливали как инструмент контроля".
Он поставил биток на то же место, что и я. Раскат вышел лучше - биток встал у борта.
"Так вы знаете правила?" - уточнил я.
"Вы согласны на мои условия, доктор?"
"Если выиграю я, разрешение на материалы будет?"
"Нет".
"Это нечестно, Веньямин. Я не мог предсказать ее появления".
"Или придется ответить за то, кем вы ее считаете".
"Перед кем ответить?"
"Мной".
"Какое вам дело? Или вы всерьез собрались в Питер вместе переезжать?"
Веньямин поставил биток и хорошим ударом разбил пирамиду, закатив два шара. Что ж, решил я, если это все же амурное, то... могло быть и хуже. Судя по действиям Веньямина, о бильярде он не только слышал. Забив подряд три, он передал ход, но в этой партии интриги не оказалось. Веньямин выиграл - я был в который раз поражен им.
"Второе поражение, доктор - и матч за мной", - Веньямин спокойно занялся сборкой шаров.
Мне срочно нужно было прийти в себя. Я оставил кий, ушел в туалет, умылся и помыл руки. Мозг сверлили мысли: если с Веньямином я не могу доверять ни первому, ни второму, ни третьему впечатлению, то какому вообще можно будет доверять? И что мучительнее - десять лет в подполье или в эмиграции? Вернувшись, я немного пришел в себя, и вторая партия вышла лучше. Мне удалось подловить и заставить Веньямина бить, как удобно мне, и в итоге обогнать на один шар. Счет сравнялся. К нашему столу подошел администратор.
"Веньямин, это Руслан Хадрисович, хозяин заведения".
"Очень приятно", - Веньямин протянул руку и поклонился, администратор пожал.
"Классный шарф, - похвалил он, - добро пожаловать! Хотите что-нибудь выпить?"
"Спасибо, Руслан Хадрисович. Если у вас есть горячий черный чай, то с удовольствием".
Администратор улыбнулся, ему явно понравились манеры гостя. Он обернулся ко мне, я помотал головой. Веньямин разбил пирамиду. Я играл цельные, один из шаров стоял удобно, чтобы прятать за ним биток. Веньямин быстро получил несколько штрафов.
"Интересная у вас идея, доктор - позвать на помощь математику".
"Так напряженнее".
"Думаете, я гонюсь за победой?"
"Не знаю, вы вроде поговорить хотели", - я намелил кий.
Веньямин не забил. Администратор принес чай и унес мой бокал, Веньямин поблагодарил.
Я забил еще один шар и передал ход.
"Вы не сам сусам, доктор. Много людей потрудились, чтобы вы оказались на своем месте - целый и, в общем, невредимый".
"Слава бгу, пальто можно уже не дарить".
"Слышали о пороке уныния?" - нанеся точный удар, сказал Веньямин.
"Проповедь я тем более не заказывал. Не хотите, чтобы вашу историю узнали, нет проблем".
Веньямин забил снова. До восьмерки ему оставался один шар. Я развинтил свой кий.
"Вы что, сдаетесь?"
"Идите к черту, Веньямин. Вы намеренно нарушили мои предписания. Если из-за длинного языка вас не освободят, еще будете винить меня. Поздравляю с чемпионством".
Я кинул на стол деньги и ушел. Через четверть часа, по пути домой, получил сообщение.
Вы хам, доктор, это раз. Я уже рассказал Дарене Матвеевне, что хочу переехать, это два. Она порадовалась за меня, хоть и не смогла скрыть долю расстройства. И от обоих чувств плакала вполне настоящими слезами. Я не звал ее жить вместе в Петербурге, и она не намекала. Просто хотела, как папа о маме сказал, надышаться. Это три. Если надо продолжать о том, что Вы сами подтверждаете все подозрения насчет себя, то, наверное, и я уже не достучусь.
В девять утра я вышел из вестибюля Василеостровской. Ленточек, флагов и портретов на палке не захватил. Был отличный погожий день, я направился в сторону Дворцового моста. Было весьма многолюдно, хотя на площадь было не суждено попасть. И не потому, что уже битком, а потому, что нужен пропуск. Настроения были, в целом, позитивные, но как будто неуверенные, с фигой в кармане. Были люди, что опасливо посматривали в небо - видимо, ждали украинский беспилотник. Или боялись, что свой же на голову упадет, и за побитое имущество еще штраф впаяют. Факелы Ростральных колонн были зажжены. Людей становилось все больше, я с трудом пробирался ко входу на мост. И увидел Веньямина - он стоял на остановке, где мы сошли в первый раз. Шарфа не было. Я поднял руку и помахал несколько раз - Веньямин не шелохнулся. Меня потеснили, я был вынужден войти на мост. Александровский сад был традиционно огорожен - в прошлый раз меня там "брали" на митинге оппозиции. Отпустили без протокола, что все равно не делало задержание законным, но в институте никто не узнал и меня не вышибли еще тогда. Космонавты ребята смешные, дубасили палками в щиты, орали, что выебут нас - лающих собак не хватало, чтоб совсем как у фашни. А потом подъехали пазики - не автозаки, обычные пазики! Космонавты загнали нас в них, отвезли за хулиард километров и сказали, что мы нарушали масочный режим. Они даже план "Крепость" ввели, правда, через час им позвонили сверху, и они с конфузом пропустили врачей и адвокатов. В итоге из ста человек протоколы дали трем или четырем самым ярым. Можно сказать, ну, повезло, бывает. Но все, кто туда попали, прошли пресловутые пять стадий - и пришли, кто быстрее, кто медленнее, к тому, что вместе мы сила. Отдел, принявший нас, был тотально попущен и не получил ни показаний, ни признаний вины. А на штрафы за самых ярых мы скинулись, не сходя с места.
К ограждению было не подойти, люди стояли плотной массой. Я видел квадраты войск на Дворцовой площади. Меня дернули за рукав.
"Я видел, как вы махали, доктор, - Веньямин пролез, не обращая внимания на цоканье языком, - решил, догоню".
"Охренел вообще!" - возмутилась одна женщина.
"Он со мной, - строго сказал я ей, - я его врач".
"Так возьмите свой зад и подвиньте к нему! Здесь все на парад, не только вы двое!"
Веньямин встал передо мной, подальше от нее. Люди еще потолкались, но через четверть часа парад начался и все успокоились. Сам парад был унылый. Авиации не было, большинство участников - студенты и курсанты. Веньямин заметно оживлялся, когда мимо проходили девушки в форме, но, когда пошла техника... мне показалось, я натурально увидел крушение надежд на лице человека. Учитывая, что он не тупой, понимание, что на парад пригнали даже машины-заправщики, должно попахивать определенно не шоколадом. Когда техника прошла и оркестр замолк, было уже одиннадцать часов. Люди стали разбредаться, люди на трибунах Дворцовой поднялись с мест и частью тоже пошли на выход. Я заглянул в лицо Веньямина - он смотрел на Александровскую колонну.
"В два часа концерт будет, должны открыть проход", - сказал я негромким голосом.
"И это все?" - ошалело спросил он.
"Парад да".
"А Армата? А гиперзвуковые ракеты? А боевые роботы?"
Какая-то девушка в толпе засмеялась.
"Видно, вы мультиков тоже насмотрелись", - участливо ответил я.
Веньямин сглотнул.
"Нет. Я подожду, может еще что-то покажут".
"Как хотите. Мне концерт неинтересен, так что я пойду домой".
"Прекрасно", - ответил Веньямин.
"Ладно. Пока".
Он помахал рукой, я медленно повернулся и пошел обратно к мосту. Уже когда я одолел половину, Веньямин догнал меня.
"Вы еще хотите проверить мою сверхценную идею?"
Я не сразу нашелся с ответом.
"Вы о рыбалке?"
"Я вас приглашаю, доктор. Считайте, как на свидание".
"Прямо сейчас?"
"Как хотите".
"Вы хотите купить удочку? Веньямин, не слишком ли много всего одновременно? Переехать в Питер, теперь еще удочка".
"Что-то изменилось с начала нашей работы?"
"Никто не против. Просто не все сразу".
"Давайте поищем, может, где-то можно арендовать".
"Учиться на чужой опасно - потеряешь или сломаешь, штрафы большие".
"Я понял, доктор".
Веньямин кивнул и пошел обратно. Я продолжил свой путь, но пошел не к метро, а по Кронверкской набережной. В полдень я проходил рядом с Петропавловской крепостью, когда сзади зазвучали торопливые шаги. Я обернулся - меня догонял Веньямин.
"Вы были правы. Не было ни армат, ни ракет, ни роботов", - он чуть не плакал.
"Ну... это скорее хорошо?"
"Наша Родина не имеет нормальной техники, и это скорее хорошо?"
"Вы очень точно обозначили проблему наличия ядерного оружия".
"Это не оружие войны!"
"Кое-кто, как видите, считает иначе".
"Вы же врач-психиатр, это ваше поле!"
"Я не проводил полноценного исследования. А пытаться угадать диагноз..."
Звук пушечного выстрела разнесся по округе. Веньямин вздрогнул и посмотрел на крепость.
"...все равно что из пушки сбивать Луну с неба. Наверное, вы помните - Петр строил это место, чтобы воевать со шведами. Вы можете не воевать, а переехать к ним жить".
Он посмотрел на меня с видом оскорбленного достоинства, развернулся и поспешил прочь. И на этот раз уже окончательно. Во мне проснулось тревожное чувство. Хотя дома ничего не изменилось, я не поверил первому впечатлению и проверил хранилище. Все было на месте, пароль верный. Я открыл почту и увидел новое письмо. В нем говорилось, что некто безуспешно пытался войти в хранилище около двух часов назад. Тревожное чувство получило свое разрешение, я тут же поменял пароль снова. Спецом по безопасности за день я не стану и долго защищаться не смогу. Логично перейти в оффлайн, но, если арендовать ячейку для флешки, кому доверить доступ? Все же маловероятно, что пароль от хранилища попытаются выбить силой. Отец Веньямина мог бы, но тут слишком очевидно, кому выгодно.
17.05.2023
"По результатам следственных действий, проведенных органами государственной безопасности, уверенно констатируется причастность к теракту спецслужб киевского режима. Данную информацию подтвердило министерство внутренних дел, объявившее в розыск гражданина Украины по подозрении в организации теракта. Нами же было установлено, что следы цепочки агентов, подготовивших и осуществивших его, ведут в несколько иностранных государств - помимо Украины, в частности, в Литву и Польшу. Все эти люди на виду, мы знаем время, когда они едят, парикмахеров, которые их стригут, и дилеров, продающих им запрещенные вещества. Эти люди думают, что защита спецслужб перечисленных стран прочна и им ничто не грозит. Позиция верховного главнокомандующего и правительства страны всем известна - мы не позволим безнаказанно совершать акты геноцида русского народа ни в одной точке земного шара. И мы будем с нетерпением ждать новостей о судьбе людей, которые не понимают, какие силы в их собственных странах поднимаются в связи с преступлениями против нас".
Мамин день рождения. Который я не планировал начать с выступления отца Веньямина. Учитывая его новый статус, логично предположить, что это не его слова - и не его вектор. Ощущение ненормальности происходящего... то есть, о какой пенсии в демократической стране может идти речь после таких заявлений? Разве что план - потом смыть грим и сказать, что играл специально, чтоб семью отпустили, а на самом деле он честный чекист, за народ. Тогда вариант с защитой в обмен на сотрудничество. Но и то, сработает, только если он уже все порешал с их спецслужбами, а хозяин ни о чем не догадался. Что сомнительно, учитывая подозрительность любого диктатора. Неделю я не выходил из дома. Сперва было две атаки на хранилище - против них хватило собственных ресурсов. Смена пароля раз в полчаса стала строгой. Потом была третья - самая сильная. Я создал в даркнете чат, где в прямом эфире спрашивал советов о мерах активного противодействия. Были те, кто советовал нанять цыган, но были и годные советы, которые помогли отбиться. В какой-то момент в чате появился персонаж, дававший сомнительные указания. Я написал, что взломщик забыл перелогиниться. Остальные повеселились и культурно выпнули персонажа из чата. Я поблагодарил всех, вняв совету перенести данные в оффлайн - раз не жалко никаких ресурсов, чтобы доломать хранилище. Я полностью скопировал хранилище на флэшку, взамен накидав лекций и конспектов с учебы. Подготовка с юристом слегка подзабылась, но я был прилежным учеником и записал достаточно, чтобы освежить перед самым заседанием. Я купил маленькую бутылку итальянского вина и булочку челси в хорошей пекарне. Раньше меня бы назвали хипстером. А мама просто вернулась из Лондона с маленькой любовью, и в последние годы, когда она уже почти не выходила, я стал носить ей булочки. У мамы был вкус - в каких пекарнях можно брать, а в каких точно нет. Булочка челси, может, не очень годится как кусок деньрожденного торта, но зато это что-то личное. Флэшку я вакуумировал и тоже взял с собой. Уже на кладбище нашел местного работягу и спросил, у кого можно взять инвентарь, чтобы почистить могилу. Я был готов к футболу, но мужик попался добрый и сам проводил куда надо. Там я за приличный залог смог получить грабли и веник. Я навел на могиле чистоту и порядок, сгреб сор за пределы участка и добавил к уже приличной куче, высившейся неподалеку. Я пошел возвращать инвентарь - получив назад залог, выдохнул и вернулся к могиле уже спокойным.
"Извини. Сегодня позже, чем в тот год, день начался суматошно, - я достал вино и булочку, положил их у плиты с маминым портретом, - С днем рождения, мам. Часто думаю о тебе. Знаешь, мой первый пациент читал резюме твоей работы. Попросил, я дал. А его матери это сильно не понравилось. Пытается через суд выгнать меня из профессии. Я дал бой и буду давать. Но не думаю, что смогу удаленно нанять кого-то помогать тебе здесь. В этом вопросе могу уповать лишь, что наше расставание не продлится долго. Прости, что не могу обнадежить насчет внуков - не та полоса в жизни. Но еще минимум раз я приеду".
Я огляделся - никого не увидел, только могилы и деревья. Я опустился на колени, поцеловал мамин портрет, достал из кармана флэшку, спрятал ее в давно примеченное углубление под плитой и подсыпал земли с травой. Поднявшись, я отряхнулся и с полегчавшим сердцем отправился в обратный путь. Все произошедшее я записал в автобусе, везшем меня назад в город. Благо расшифровок слов генерала уже было предостаточно, чтобы скопировать.
Ху из мистер джэнерал - мог бы, цитируя Давос двухтысячного, спросить какой-нибудь иностранец, посмотревший выступление отца Веньямина. Особенно, если бы знал, что это видео расползлось по z-каналам как злокачественная опухоль - не говоря о качестве самих каналов. Я сильно заблуждался насчет этого человека - он казался мягким и уступчивым. Чувство собственной бестолковости больно стукнуло в темя. И ведь я же строил версию, что он спец, но... что настолько, не думал. Я заблудился в главном - все это дело не о психиатрии. Думал, будет обычный гражданский спор - а теперь еще и чужие могут начать присматриваться. Дома принялся собирать "тревожный рюкзак" - плевать на подписку, я должен быть готов на случай любой угрозы. Стало спокойнее, когда отделил нужное от барахла и сложил в одно место. К тому еще пришла мысль... или просто надежда - что, может, я и без профессора разберусь в последнем слепом пятне из детства Веньямина. Схожу на рыбалку и выспрошу. К "биографии" генерала, которую уже напридумывали в сети, даже не прикоснусь. Переиграть, что ли, план - купить участок рядом с мамой. Нет, такие мысли прочь. Только кремация, только хардкор.
26.05.2023
Не пил ни разу с матча Зенита. Хотя гордиться особо нечем - доходов не намечается, а расходы уже пришлось прилично ужать. Я не смог без потери качества уменьшить средний чек, но с витаминными комплексами - этого добра от работы осталось - полезных веществ хватает. Я добился вызова свидетелем в суд полицейского, помогавшего мне у кафе, узнал, что истец сделал то же самое с соседкой Веньямина. В заявленном составе участников суда опять не было никого с моей работы. Судья, секретарь, прокурор, пристав - они появлялись в прошлых записях, хотя ни об одном мне, по сути, нечего рассказать и отдельно упоминать их может показаться ненужным. Это критическая ошибка. Они придают работе системы свои характеры. Ни от судьи, ни от прокурора я не почувствовал расположения к себе, но исключительно к Ирине Константиновне. Сторона истца ходатайствовала о приобщении видео с отцом Веньямина - с "ответами на общие вопросы о работе доктора". Само собой, я заявил протест, но судья отклонил и разрешил приобщить. Мать также заявила, что "желает добавить к своим показаниям, что знает, как доктор и Веньямин начали обниматься задолго до фото со Стрелки". И это судья тоже допустил. Веньямин и соседка сидели в метре друг от друга и оба были напряжены, только полицейский был спокоен. Судья прочел обвинительное заключение и спросил, как я отношусь к нему. Я ответил, что считаю несостоятельным - и что в моем случае не имело места ничего, что образовывало бы состав преступления. Судья разрешил представить доказательства вины. Акула, сидевший рядом с матерью, встал.
"Ваша честь, мы просим разрешения начать представление с просмотра видео".
Судья указал приставу на свет, пристав погасил его. Акула передал секретарю флэшку. Секретарь включил проектор, загрузил с флэшки видео и открыл в проигрывателе. На стене появилось лицо отца Веньямина - обычное, без грима. Судя по обстановке, он был в каком-то загородном доме. Ниже было лицо акулы - он сидел с телефоном на балконе.
"Добрый день, Павел Викторович".
"Здравствуйте", - отец повел шеей.
"Все в порядке?"
"Да. В Швеции погода шалит, отдает в кости местами".
"Понимаю. Павел Викторович, не буду вас надолго отвлекать. У меня, по сути, всего несколько общих вопросов. Никакого давления, прошу вас, ответьте свободно - именно то, что вы считаете нужным. Вопросы будут касаться работы врача Голованова с вашим сыном".
Отец насупился. Очень наигранно.
"Я слушаю".
"Первый вопрос, Павел Викторович. Можете ли вы сказать, что врач Голованов за время работы с Веньямином стал частью вашей семьи?"
"Пожалуй. В последний раз, когда мы говорили, темы были внутрисемейные".
"Понимаю. Второй вопрос - вы считаете лечение врача Голованова эффективным?"
"Единственное, что я отметил - у Веньямина возросла капризность. Изменений иного профиля не наблюдал. По мне, полгода здесь дали куда больший позитивный эффект".
"Понимаю. Тогда, с учетом ваших ответов, большинство вопросов, наверное, можно свести к одному - вы считаете, что смена врача дала положительный эффект?"
"В районе погрешности", - последовал ответ отца.
"Последний вопрос - вы считаете сына дееспособным?"
Отец замялся на несколько секунд.
"Думаю, да, но тот путь, на который Веньямин свернул под чужим влиянием, нерационален, опасен и неперспективен в нашей стране".
"Понимаю. Спасибо, Павел Викторович. Назовите, пожалуйста, свои данные и дату-время".
Он назвал и видео закончилось. Пристав включил свет.
"Очень. В свое время обязательно, ваша честь", - ответил я.
"В какое свое время? Если возражений нет - продолжим исследовать доказательства".
"Отлично, ваша честь. Заслушаем проформу побыстрее и займемся настоящим следствием".
"Обвиняемый, - судья повернулся ко мне, - если вы будете проявлять неуважение к суду, то будете удалены".
"Я как раз очень уважаю и суд, и вас, и ваше время. Поэтому чем менее серьезно все будут слушать то, что собирается вывалить сторона истца, тем быстрее мы дойдем до сути".
"Предупреждение за дерзкое поведение. Внесите в протокол", - сказал судья.
Я скрипнул зубами. Секретарь услужливо отстукал по клавишам. Акула открыл рот.
Соседка была приведена к присяге. Судья воззрился на нее.
"Что вам есть рассказать о взаимоотношениях обвиняемого и потерпевшего?"
"Они с самого начала показались странными, - соседка сложила руки на поясе, - я, ваша честь, сплю довольно мало и встаю рано. В тот день - второго апреля сего года - доктор приехал ни свет ни заря, подходил к двери Веньямина, прислушивался. Потом уже около полудня они пришли вместе. По звукам я догадалась, что они делали уборку, и еще приезжал курьер с сумками. Я уже год живу в этом доме, и за это время в той квартире никто не появлялся. Но странное не это, ваша честь. Через день я постучалась, хотела поздравить с новосельем. У меня дома были пироги - я все время пеку. Веньямин сказал, что не может принять пирог, потому что дверь заперта, а ключ у доктора, который должен сделать дубликат. Я сразу почувствовала, ну как-то не звучит такое объяснение. То есть, может это и правда, но зачем запирать снаружи, если можно запереться изнутри? Только затем, чтобы тот, кто внутри, не сбежал через дверь".
"Понятно. Что-то еще?" - спросил судья.
"Я... извините, ваша честь, я в таком не очень понимаю, но по доктору чувствуется, что у него не чисто профессиональный интерес. Думаю, что он ревнует меня. Веньямин говорил, что за время лечения они очень сблизились. Но я спросила про личную жизнь, и он признал, что ничего не знает об этой стороне доктора".
"И что, по-вашему, это значит?"
"Ну, ваша честь, я не могу лезть в чужие дела. Только по-дружески посоветовать не нарушать законы о меньшинствах".
Я не выдержал и прыснул от смеха. Судья вмиг стал раздражен.
"У вас есть вопросы к свидетелю?" - спросил он акулу. Тот помотал головой.
"Обвиняемый, - сурово сказал судья, - можете допрашивать свидетеля, но я слежу за вами. Позволите себе лишнего - секретарь запишет, а вы пойдете вон".
"Благодарю, ваша честь, - уже спокойно ответил я и обратился к соседке, - что же выходит из этих показаний? Какая жуткая картина. Я гомосексуал, который использовал служебное положение, чтобы совратить пациента, вырвать из семьи и закрыть доступ к нему женщин. И дошел в этом до такого цинизма, что аж запер на пару дней, чтоб не сбежал. Я ничего не напутал, вы так меня рисуете?"
"Откуда я знаю, доктор, чем вы там в свободное время..."
"Ваша честь, я проявляю неуважение к суду, требуя прямых ответов на прямые вопросы? Или можно уповать, что хотя бы вы своей властью заставите свидетеля отвечать?"
Судья не сразу отозвался.
"Свидетель, ответьте на вопрос", - нехотя изрек он.
"Я не говорила, кто вы и какой..."
"Вы дружески советуете не нарушать некие законы. При том, что именно истец на голубом глазу притянула и раздула эту тему. Никакой физической интимности между мной и пациентом никогда не было. Я понял, на однозначный вопрос вы отвечать не желаете, тогда свободный - что вы думаете о словах отца Веньямина, что его сын свернул не на тот путь?"
"Я думаю, как отец он просто беспокоится..."
"Ваша честь, - опять обратился я, - извините, но, если так будет продолжаться, меня уже можно удалить. Истец требует лишения свободы и приводит в суд мычащего свидетеля, который не желает отвечать ни на один вопрос. Я заявляю отвод этого свидетеля и всех его показаний как не имеющих ценности".
"Отклонено. Еще есть вопросы к свидетелю?"
Пилюля оказалась горше, чем предвкушалось. Следующей была мать.
"Что вы хотели добавить к прежним показаниям?" - спросил судья.
"Я долго не признавала, что это важно. Веньямин мне сам рассказал, это было в начале октября, когда мы еще жили вместе. Веньямин с доктором обнимались в нашем доме. В доме
людей, для которых подлинные семейные ценности - основа основ".
Маска оскорбленности, как по команде, прыгнула на лица большинства присутствующих. Я посмотрел на Веньямина. Кольнула совесть - выходит, ничего и правда опасного он соседке не рассказал. Я повел себя с ним как мудила.
"То есть, лично вы этого не видели?"
"Нет, ваша честь. Но, как сказал мой муж, это неперспективно".
Судья предложил акуле задать вопросы, тот ответил, что вопросов нет. Судья указал на меня.
"У меня один вопрос. Все ладно и замечательно в вашем иске, Ирина Константиновна. Но вы так и не потрудились разъяснить, в чем конкретно был злой умысел в моей работе. Каких преступных целей и какими преступными средствами я, по-вашему, хотел добиться?"
"Вы все уже видели и слышали! Вы подводите моего сына под нарушение закона!"
"Нет никаких законов о секс-меньшинствах, о которых тут заявляла свидетельница. Есть конкретные статьи у-ка с конкретными формулировками нарушений".
"Закон сто тридцать пять", - встрял акула.
"Мы познакомились, когда Веньямину было восемнадцать. Пропаганда несовершеннолетним это не ко мне".
"Вы позорите мою семью!" - воскликнула мать.
"Вы поймали нас держащимися за руки, и в каких красках ни опиши, что испытал ваш сын при встрече с местом мечты - вам побоку и вы будете видеть то, что хотите. Или изображать, что видите. Вас никто не позорит - вы как жили, так и живете за семью замками, и обо всем этом никто не знает. Никто, кроме нужных людей, разумеется. Остальное я скажу в последнем слове. Спасибо, ваша честь, я все".
"А я нет, - возвысила голос мать, - ваша честь, у меня есть кое-что, но это не для протокола".
"Что у вас есть?"
"Я нашла это у Веньямина. Записано шифром - полагаю, чтобы спрятать от меня содержание. Не знаю, кто автор, но мне удалось перевести. Вслух это лучше не читать".
"Почему?"
"Там... ваша честь, просто я настаиваю, что, если это сочинил мой сын, он не делал этого в твердом уме и трезвой памяти. Это доктор, это все из-за него!"
Судья кивнул. Акула достал лист, испещренный треугольниками. На обратной стороне были написаны строчки. Акула передал лист секретарю, тот судье. Чтение преобразило лицо судьи - оно покраснело, черты стали резче.
"Не знаете, кто автор?" - мрачно спросил он мать.
"Клянусь жизнью, нет, ваша честь!" - она вскинула руки.
"Хорошо, вы свободны".
Мать вернулась на свое место. Судья сложил лист со стихом, достал платок и вытер лицо.
"Потерпевший, вы готовы выступить?"
Все повернулись к Веньямину. Он огляделся, торопливо поднялся и проследовал на свидетельское место. Судья привел его к присяге. Все глаза были устремлены на Веньямина.
"Каково ваше отношение к обвинениям вашей семьи против доктора?"
"Отрицательное, ваша честь. Доктор знает меня лучше семьи и, как никто, понимает, что никакая романтическая или плотская связь между нами невозможна".
"То есть, вы не чувствовали с его стороны какого-то необычного, повышенного интереса?"
"Не буду врать, чувствовал, ваша честь".
Акула и мать синхронно покивали.
"Расскажите, как вы познакомились".
Веньямин сел поудобнее, повернулся к судье.
"Мне по возрасту подошел срок менять врача на взрослого, и родители много спорили об этом. Папа настоял, чтобы мама отпустила меня на полгода к нему, а по возвращении нашла нового врача. В августе прошлого года Олег Андреевич приехал в наш дом в первый раз".
"Вы были как-то связаны до встречи?"
"Мой первый врач был его учителем".
"Вы заранее были готовы сотрудничать или нужно было время построить доверие?"
"И то, и то. Я считаю, кроме Олега Андреевича никто бы не справился".
"То есть урон от действий подсудимого..."
"Я не понес, ваша честь", - закончил Веньямин.
Судья вздернул бровь и посмотрел на мать. Ее покерфейс был образцовым.
"Какова же природа его повышенного интереса?"
"Доктор хочет написать научную работу по моему случаю. Такие как я - его специальность".
Даже я охренел - не знаю, откуда он это взял.
"Ирина Константиновна, - как можно спокойнее сказал судья, - прокомментируете?"
"Чушь и промывание мозгов", - отозвалась мать.
"Потерпевший под присягой говорит, что не понес урона от действий обвиняемого".
"Я надеюсь на благоразумие суда! - Мать повысила голос. - На оставлении мокрого места от манипуляций, которыми обвиняемый занимался с первого дня знакомства с нами! Он писал оскорбительные вещи о своем так называемом учителе! Мне плевать, любит он мальчиков или девочек - я хочу, чтобы он держался подальше от моего сына!"
"Ирина Константиновна, - повысил голос и судья, - во-первых не надо кричать, во-вторых, у вас был месяц на переподготовку".
"Ваша честь, почему мы говорим так, словно это я обвиняемая на процессе?!"
"Вы можете задать вопросы потерпевшему, если пожелаете".
Сторона истца коллективно замялась.
"Ваша честь, - обратился я, - сторона истца может спросить напрямую, кто автор. Это не манипуляция - просто, если они не спросят, то я точно спрошу".
"Видите, ваша честь?! - Мать зашлась в эмоциях, тыча в меня. - Этот негодяй хочет упечь моего сына! Из тюрьмы Веньямин не поможет с научной работой!"
"Ирина Константиновна, - судья повернулся к ней, - попейте воды и подышите минуту".
С пылающим от гнева лицом мать подчинилась.
"Обвиняемый, у вас только этот вопрос к потерпевшему?"
Я кивнул. Судья повернулся к Веньямину.
"Это часть очерка об истории народов Ленинградской области. Того, что от них осталось".
"Чьего авторства?"
"Моего, ваша честь".
Судья сложил руки на кафедре.
"Вы точно осознаете возможные последствия публикации такого очерка?"
"Вы о всплеске сепаратизма, ваша честь? Я думаю, это больше в головах, чем в книжках".
"Молодой человек! - Судья опять повысил голос. - Вы в присутствии гособвинителя!"
"Там нет имен, ваша честь, - спокойно ответил Веньямин, - а топонимы мало кто поймет".
"Как то, что вы написали это, связано с обвиняемым?"
"Доктор это читал и говорил, что это опасно и не надо нигде такое публиковать".
"Юридическим языком, вы признаетесь в опасном преступлении, а доктор, получается, виновен в недонесении".
"Господин прокурор читал мой стих?" - Веньямин повернулся к прокурору. Тот лихорадочно зарылся в бумаги. Акула нагнулся и шепнул ему на ухо, прокурор остановился. Судья бросил на него насмешливый взгляд.
"Потерпевший, вы свободны. Свидетель защиты, ваша очередь".
Судья привел к присяге полицейского. Маска оскорбленности до конца не спала, но эпизод у кафе он описал точно. Акула пытался добиться, не трогал ли я Веньямина неподобающим образом, полицейский ответил, что нет, но ходить за руки по улице все равно не советует. Я сказал, что вопросов нет, и полицейского отпустили.
"Обвиняемый, вы хотите дать показания?" - спросил судья.
"Если у стороны истца есть вопросы, ваша честь".
"А сами в свою пользу не хотите?"
"В последнем слове, ваша честь".
Судья пожал плечами и указал матери на меня.
"Где настоящая история болезни?" - ее взгляд примерз ко мне.
"Подана и рассматривается в данном суде", - бесстыдно солгал я.
"Ваша честь, - прошипела мать, - прикажите арестовать его. Я уверена, за авторством этого человека масса экстремистских материалов. Отпустим - он может от них избавиться!"
"Пока что вы грозитесь засадить своего сына. Еще раз", - бросил я в ответ.
Преображение в гарпию было молниеносным. Никто не успел вмешаться, когда мать сорвалась с места. Я едва успел закрыть лицо - мать явно метила расцарапать его. Поднялся гвалт. Акула и пристав кинулись оттаскивать мать, остальные застыли в ошеломлении. Я вскочил с места и смог уйти от новой атаки - пристав закрыл меня собой, акула потребовал от матери прекратить истерику. Вскоре она сникла, попросила прощения у судьи и вернулась на свое место. Судья лишил ее слова до конца заседания, а вместо нее на прения никто не решился. Судья опять утер лицо и отпил воды.
"Обвиняемый, по готовности приступайте к последнему слову".
Я тоже попил, откашлялся и положил перед собой лист с заметками.
"Уважаемый суд, ваша честь и все присутствующие. Формально справедливо сказать, что мы собрались выяснить, виновен ли я как врач перед пациентом. Формально, потому что пациент уже признал, что не понес урона от моих действий. Я настаиваю, что, фактически, мы собрались по другой причине. В марте две тысячи двадцатого года Госдума анонсировала, что федеральная Нотариальная Палата создаст на уже имеющихся мощностях реестр недееспособных лиц. Учитывая доступность сервисов вроде проверки истории машины или выданной доверенности, возможность за пару минут узнать, не является ли человек, у которого вы, например, собираетесь купить квартиру, тем, кто по закону не имеет права заключать такие сделки, крайне актуальна. Вы рискуете своими деньгами в случае, если его опекуну не понравится ваше лицо. А когда речь идет о прикарманивании чужих денег, почти всегда находится миллион поводов не полюбить лицо их хозяина. Госдума решила, что мощностей хватит, глава ФНП сказал, что создание реестра - крайне полезная инициатива, направленная на повышение безопасности и стабильности гражданского оборота. В какой же срок чудо-реестр был презентован благодарной общественности? Ответа нет, потому что каждый новый день пока увеличивает этот срок. Если кого-то из нас завтра признают недееспособным, а другой не будет в курсе и захочет купить его жилье, то единственный путь узнать о недееспособности продавца - через нотариуса. Это время, деньги и слот в памяти. А знаете, ваша честь, какая у нас статистика возвращения людям дееспособности? Околонулевая. О правилах, как надо рассматривать заявления на отмену недееспособности, в законе нет ни слова - то есть буквально, на усмотрение суда. Веньямину чертовски повезло, теперь его хотят лишить и этого. Если меня посадить, это само по себе даст основание требовать отмены решения прошлого суда. И этим превратить молодого, свободного, набирающего силу парня обратно в бесправного. В системе психического здоровья у нас, безусловно, не худшая ситуация в мире, но мы позади не только всего так называемого запада, но и некоторых наших соседей. Может ли одно дело поменять правила игры? Только нам как обществу решать это. Веньямин доказал всеми возможными способами, что он нормален. К сожалению, опекунство и попечительство в нашей правовой системе дают почти неограниченную власть. И, поскольку государство не компенсирует траты опекунов, у некоторых людей может появиться мысль о лазейках, чтобы, так или иначе, получить свое. Даже признавая, что опекун, бывший при подопечном с рождения, заслуживает награды, его главная цель - ввести подопечного в общество как полноправного гражданина. Потому что без этого не выйдет даже завести банковскую карту и подписаться в приложении, чтобы автоматом отправлять маме часть каждой зарплаты. Много проблем вылезает, когда реально начинаешь сравнивать нашу систему и, например, американскую. Полно недовольных везде, разумеется. Но в том, что касается недееспособности - извините, там людей не лишают гражданских прав в принципе, а назначают людей для помощи человеку в решении конкретных жизненных задач, на что он самостоятельно не способен. Меньше искушения получить власть над подопечным, потому что и суды работают не так однозначно, как у нас. Давайте откроем статистику, она не секретна. Сколько в год людей у нас объявляют недееспособными? А сколько освобождают? Небо и земля. Значит мы как система заняты чем? Актуализацией своих болячек вместо избавления от них. При том, что, в отличие от Америки, у нас опекуны реально отвечают за все, что связано с подопечным. Так что никто не заинтересован в демонтаже опекунства как института - только в приведении его в адекватное потребностям граждан состояние. До две тысячи девятого года в России лишить дееспособности можно было заочно - что и произошло с Веньямином. И возвращаться к делам десяти-пятнадцатилетней давности уже как бы и не с руки. Дело Штукатурова, в котором Европейский суд указал на неисполнение Россией взятых обязательств быть демократией, заставило Конституционный суд признать несколько статей ГПК противоречащими Конституции. Тех самых статей, заочно поражающих в правах. Но, например, моя мама, блестящий врач-психиатр, поднимала эти вопросы в научных статьях и работах еще в девяностые. Как всегда, реформы были нужны вчера. А знаете, ваша честь, я заметил, что никому, кроме меня, как будто не бросилась в глаза одна деталь. Никто не пришел ни на один суд от моего института, который и назначил меня на работу с Веньямином. Кажется нелогичным - по идее, Ирина Константиновна должна была бы, извиняюсь, выдрать их за мое назначение. Ни на одном заседании их не было. По всему выходит, система открестилась от меня загодя. Но если бы в суд вызвали, например, бухгалтера института или моего начальника, они бы могли подтвердить, что начислили мне премию за работу с Веньямином. А хотите, еще вызовем в суд сотрудника банка, где я держу карту? И вы сможете легко увидеть, что эту премию я почти целиком потратил на Веньямина. Конечно, в гей-версию истца этот факт ложится отлично - типа, я дарю молодому любовнику подарки. А встречаемся мы, видимо, чтобы заниматься содомией и делать экстремистские материалы. По этой логике я обвел вокруг носа свое начальство, и оно незаслуженно меня премировало. И не появилось ни на одном суде, видимо, от стыда. Реальность же такова, что меня премировали, потому что я сдвинул сизифов камень. Потому что у Веньямина появился шанс, и та самая система, что меня кинула, признала мой вывод, что он психически здоров. Ирина Константиновна могла бы рассказать, какой уровень доверия оказали мне поначалу в семье. Теперь она говорит, что с первого дня почуяла во мне гнильцу, но, вместо немедленной смены врача, почему-то все равно оставила меня. Она, очевидно, рассчитывала на формальный подход, который я не обещал и которому не собирался следовать. С какого-то момента это стало проблемой, потому что Веньямин начал выходить из подчинения, и тогда меня попытались убрать в первый раз. Несмотря на это, я не прекращал работать. На сегодня есть все необходимое, чтобы подать иск о полной дееспособности Веньямина. Один шанс не допустить этого - опровергнуть меня на корню, отвести любые мои наработки как полученные с нарушениями. Вот настоящая причина этого иска, ваша честь. Вся история с меньшинствами - просто попытка отвлечь внимание, чтобы мы обсуждали не то, что важно, а нечто несуществующее, от начала и до конца выдуманное, по всем статьям опровергнутое даже потерпевшим. Вполне ясно, что именно поэтому никто не потрудился доказать мой умысел. Вы же сами свидетель, ваша честь, ни единого аргумента так и не прозвучало. Ирине Константиновне просто показалось, что я действовал с умыслом, а не спонтанно - так в иске и написано. У меня с самого начала был один умысел - освободить Веньямина. Напишу я или нет научную работу, не столь важно. Не будь ярого противодействия истца, Веньямин давно был бы свободен. В рамках нашей системы я сделал все возможное, чтобы добиться цели. И дело не закончено - Веньямину нужны полные права. Возможно, с отъездом семьи доделать работу станет проще. Спасибо, ваша честь, у меня все".
Сидя и записывая, я вновь и вновь возвращался в новое счастливое воспоминание. Судья думал в два раза дольше регламента. Наконец, выйдя в зал, он огласил решение - пять лет запрета работать в психиатрической системе. И все. Обвинение, рушащее мою работу с Веньямином, признано недоказанным. Гарпия оборотилась мегерой - мать рычала, что найдет настоящую историю и подаст апелляцию. Так закончился этот суд. Я поспешил уйти первым, чтобы не ждать ухода семьи.
27.05.2023
Надолго этого не хватило. Все начало отвращать - даже трехсотдвадцатилетие города не зацепило. Веньямин прислал кучу фотографий отовсюду, где побывал - перфоманс Лицедеев, "Соляной городок" (не шутка, так и называется), рыцарский турнир, театр Пэжо, диктант по краеведению и концерт классической музыки на Адмиралтейской набережной. Я удовольствовался отблесками Петровских огней, увиденными из окна.
28.05.2023
Не писал о том, что уже раз тридцать перечитал прошлое выступление генерала. Видно, что ему дали некоторую свободу - в выборе способа поедания. Учитывая, как генерал хочет выслужиться, неудивительно, что воображение дорисовало ему коричневый рот. Никакой негигиеничности, только старательность и подзабытый комсомольский угар. Но вообще я сам не отписался от пары z-каналов и теперь расхлебываю за повышенную осведомленность. Об очередном завихрении у того, кто нонстоп генерирует дичь и заставляет старого эфэсбэшного пса исполнять трюки. Я отметил и другую явную проблему - проникновение большого количества обсценной лексики в собственную речь. С этим еще предстоит поработать, а пока пришлось насладиться шортсом, нарезанным из свежего интервью генерала с объебанной рашизмом копией Дудя.
"Мы послали вполне четкий сигнал. Мы были теми, кто с самого начала СВО предупреждал об опасности тактики запугивания в отношении нашей страны. Любые причастные к преступлениям против России лица ставят себя в положение, при котором мы можем быть последними, кто придет спросить про совместимость демократии с государственно-аффилированным терроризмом. Обычные европейцы в массе своей отрицательно относятся к русофобии и любой иной форме дискриминации. Иностранные граждане, обвиняющие наши спецслужбы в действиях своих... мы полагаем, в силу демократических ценностей к таким людям могут прийти. И во имя свободы слова спросить за них".
Я ознакомился с контекстом. В Словакии исчез некий проукраинский телеграм-блогер. Гражданин Литвы, знает русский, написал много статей с разбором версий взрыва в кафе. Есть только одна загвоздка - этого человека никто никогда не видел вживую. И какую-то активность по розыску и освещению ситуации проявили только его коллеги по цеху. То есть, абсолютно мутная история, которая даже не разрешилась, а генерал уже празднует. Мать Веньямина перед серьезной дилеммой - учитывая, как легко она расправилась с профессором, искушение насчет меня должно быть сильным. Но делать этого нельзя не потому, что я убедительный шпион, а потому, что это может окончательно порушить план отъезда - у спецов точно возникнут новые вопросы после смерти второго врача. Настоящая история болезни нужна матери позарез, а срок обжалования только до десятого июня. Любой выход в мировую сеть теперь через три защиты. Хранилище все же доломали. Как бы сейчас было классно взять кредит на мое имя, чтоб не выпустили.
30.05.2023
От юриста пришел имэйл с полным набором исковых документов. А потом первый раз не пришло контрольное сообщение. Сначала подумал, ничего страшного, мелкий форсмажор. Потом не пришло второе, адреналин полез вверх. Пока распечатывал документы, в голове носились мысли - авария, здоровье внезапно подвело, утопил телефон и не успел еще достать новый. Или... мать решила начать с него. Но про флэшку он не знал. Время было позднее - для подачи иска в любом случае ждать утра. Мозг пронзила мысль, что, возможно, на это и расчет. С "тревожным рюкзаком" и портфелем документов я запер квартиру и растворился в лабиринте улиц. На случай, что за мной уже ехали, выключил и разобрал телефон. Я понимал, что меня могут перехватить у самого суда, но вынужденно признавал бессилие - думал, если что, попаду в новости как символ вернувшихся девяностых.
31.05.2023 (1)
Под утро, как свели Троицкий мост, перешел Неву и присел на скамейку на Марсовом поле. Одинокая машина проследовала мимо Летнего сада, прохожих не было. Я был измотан, отпуск реально был нужен. Но в годовщину маминого ухода меня могли ждать лишь новые испытания. Стоило об этом подумать, как в поле зрения появилась черная точка. Она была далекой, но сразу привлекла внимание - это был человек в черном плаще и шляпе. Пульс опять подскочил, усталость сбило как щелчком. Между нами было несколько сот метров, я не смог бы при всем желании разглядеть особенностей внешности - но буквально ощутил, что он идет прямо на меня. Я поднялся и, хотя ноги уже приятно размякли, заставил себя идти к Спасу-на-Крови, прочь от черной точки. Оттуда я двинул к Невскому - в какой-то момент, быстро обернувшись, увидел точку в трехстах метрах позади. Я сразу прибавил шаг - перейдя проспект, свернул на Думскую улицу и побежал. На перекрестке обернулся - чисто - и махом рванул налево, рассчитывая скорее укрыться за Гостиным двором. Шум бега несколько демаскировал, но я не грохотал, так что эха почти не было. Пять секунд - поворот на Садовую улицу. Точка показалась с Невского. Апраксин двор еще был закрыт, там не затеряться. План, придуманный на ходу: мне нужна красная ветка метро, сил хватит до станции Пушкинская, она откроется через полчаса. С Садовой метнулся на Гороховую улицу, нарушив светофор. Решил, спрячусь неподалеку от метро и скину хвост. За ТЮЗовским сквером много дворов, пока будут искать, незаметно выскочу. И даже нашел укромный двор, и даже спрятался. Но не помогло - вскоре зазвучали гулкие шаги, отчетливо приближавшиеся ко мне. Я не смог удержать нарастающий страх, только задержал дыхание и покрепче прижал к себе вещи. Черный силуэт словно всплыл из воздуха - я дернулся и чуть не упал. У силуэта не было лица - точнее, то, что я лицезрел, явно было накладным.
"Отдайте мне историю", - проговорил низкий женский голос.
Я посмотрел с вызовом.
"Доктор..."
"У меня ее нет".
"Скажите, где она".
"У юриста уже спросили?"
"Ваши тесты нам не интересны".
"А мне очень. Даже заново распечатал и с собой взял".
"Вы будете обысканы, по желанию или без".
Я уловил знакомые ноты в голосе.
"Не раньше, чем вы назоветесь и докажете правомерность своих требований".
Силуэт сунул руку в карман и достал пистолет со старым знакомым дротиком.
"Доктор, мы правда не хотим опять доводить до этого".
"Что добрый народ вас всех перевешает? Плохо стараетесь".
Силуэт покачал головой и навел на меня пистолет.
"Повернитесь. В бедро не так больно, как в шею".
"Вы сумасшедшая. Я не боюсь угроз тех, кого за бабки и медальки натравливают на людей. Думали, испортили мне праздник? Ха, мне явилось новогоднее чудо!"
"Это ваше последнее слово?"
"Нарядить бы вами ель, как игрушками, насадить вождя замест звезды и хоровод с песней..."
Выстрел - дротик вонзился мне в шею. Темнота и провал.
31.05.2023 (2)
Пришел в себя, когда утро уже потянуло людей из домов. Огляделся - вещи были при мне. Поймал пару косых взглядов. По субъективным ощущениям дозировка яда уменьшилась - я лишился сознания, чего хватило для обыска, но скорую вызывать не пришлось. Худо-бедно придя в себя, стал осматривать вещи. В них, разумеется, все было перерыто, но... ничего не пропало. Это смутило. Поднялся на ноги и пошел со двора. В сквере добрел до скамейки, сел, раскрыл портфель и стал изучать содержимое. Я понял, что это была соседка. Ей и тем, кто за ней стоит, нужна конкретно история. Складывалось, что соседка - агент матери, видимо, профессора мать тоже ей заказала. Однако и документы не пропали, ни один. Я мог добраться в суд и подать иск, что прямо противоречило желанию матери. Оставался только генерал. День в суде был "горячим" - я проторчал в очереди почти до закрытия. Посмотрев на меня, секретарша, регистрировавшая иск, налила мне воды и дала шоколадный батончик. Я послал ей воздушный поцелуй. Получилось неловко, но она ничего не сказала. Не было чувства упавшего с души камня. Не только из-за юриста - я чувствовал, что близок к потере чувства реальности. Экстремистский материал уже есть и даже показывался в суде, зачем генералу краеведческие очерки с моими "реакциями"? Страсть как хотелось есть. Хотя еще надо было к маме, я зашел на полчаса в кафе. Там меня ждал, наконец, нормальный обед... и выпуск новостей по всем телевизорам в зале. Генерала впервые показали на ТВ - был кат с его словами, что расследование выявило признаки измены среди высокого военного командования РФ, и что подозреваемые имеют отношение к сети агентов, ответственной за взрыв в кафе. Доесть не получилось, я оглядел зал - пара человек с интересом слушали, жуя и глядя в экран. Не став себя мучить, я покинул кафе. До мамы добрался к закату, бутылки вина и булочки на могиле уже не было. Там, где была зарыта флэшка, выросла новая трава и уже пробивался маленький цветочек. Я признался маме, что только теперь понял настоящий потенциал тех, с кем боролся - и что мне страшно. Где-то в ветвях запела птичка, зашелестела трава. Я представлял маму, сидящую рядом, и думал, как бы она могла посмотреть на известные мне факты. Если соседка - агент генерала, и профессора убила она, то, похоже, генерал узнал о сфабрикованном диагнозе. В общем, с отъездом семьи безопаснее в России мне не станет. По пути в город написал Веньямину в закрытом чате.
"Я подал иск. Нужен будет новый юрист".
"Почему?"
"Первого вывели из игры".
"Что произошло?"
"Поговорим при встрече. Когда вы хотите порыбачить?"
"Я взял дополнительных смен, хочу быстрее накопить на переезд".
"Хорошо, подумайте".
"Доктор..."
"Да".
"Ради бга, поберегите себя".
"Ради вас поберегу. Не забудьте удалить чат".
Дорога заняла время, так что технически я вернулся домой за полночь...
01.06.2023
...и только к часу сел фиксировать последние события. Пора признать - я уже не уверен, что пишу. Как история болезни это ничто, потому что мало о внутреннем мире пациента. Как дневник - потому что часто пишется задним числом. Вряд ли, приложив полученный труд к заявке на защиту кандидатской, я буду воспринят серьезно хоть кем-то. Искал контакты семьи юриста. Нашел, написал. Меня заблокировали.
05.06.2023
Несколько дней тишины. Суд сообщил, что мать подала апелляцию на мой приговор, она двадцать третьего. Иск о полной дееспособности рассмотрят двадцать восьмого. Пробовал связаться с семьей юриста с другого номера, все повторилось. Написал Веньямину.
"Привет. Два суда будут в конце июня, ваш позже. Его будете проходить уже сами".
"Все-таки уезжаете, доктор?"
"Вы подумали насчет рыбалки?"
Он ответил не сразу.
"Двенадцатого выходной. До пятнадцатого нерестовый запрет. Хотя если окуня или язя..."
"Вам бы что попроще, корюшка там..."
"Ладно. Думаю, полдень подходящее время".
"Доверюсь полностью. Двенадцатого в полдень на Стрелке. Попробую достать удочку".
"Там, наверное, будет толпа. Если захочется уединения, затеряемся в кустах Биржевого".
"Уже не улавливаю, когда вы шутите, а когда серьезны, Веньямин".
"Нужна удочка, доктор".
06.06.2023
С полудня ждал "выхода" генерала. Второй теракт против национал-экстремистов - здесь-то точно замешаны чужие спецслужбы. Молчок. С вымышленными агентами бороться проще, и перед шефом неудобно - достали врага за пол-Европы, а над ними пАТЕШаются в России.
12.06.2023
Я обил порог полиции с требованием объявить юриста в розыск, приходил каждый рабочий день. Под конец меня знали все сотрудники отдела - знали и недолюбливали. Единственный, кто отнесся нормально, сказал, что без участия семьи добиться розыска почти нереально - нет оснований. Я просил, убеждал, что знаю об особых обстоятельствах, о возможном давлении на семью опасных людей. Сотрудник виновато пожал плечами и ответил, что они "не махновские, чтоб воду мутить". В таком состоянии покупка удочки - последнее, о чем хотелось думать. Но предать доверие пациента на последнем шаге было бы приговором самоуважению, и я заставил себя зайти в интернет, чтобы разжиться-таки девайсом. Нашел самые дешевые варианты и выбрал одну не сильно битую. Взял с мыслью, что на раз. Ростральные колонны зажглись аккурат перед встречей, даже на Стрелку мы пришли одновременно. Веньямин был экипирован лучше - кроме удочки, была наживка.
"Так и думал, что вы с одной удочкой придете", - сказал он.
"Я не шутил, что я валенок. Даже не знаю, нормальная ли она".
"Вот и проверим, доктор".
Стрелку украсили к празднику, люди мирно прогуливались. С пары лодок рыбачили поодаль, так что мы размотали лески, насадили на крючки наживку и закинули вблизи. Минут пять ничего не происходило, мы переглянулись и смотали лески. Оба крючка были пусты.
"Может, течение сорвало?" - предположил я.
"Ага, времени. Рыба и та быстрее разобралась".
Сияя золотым зубом, мимо профланировал старичок в матросской бескозырке. Мы насадили наживку снова и закинули. В этот раз я, наоборот, начал сматывать еще на первой минуте - и вытянул крючок с наживкой. При попытке закинуть снова наживка сорвалась с крючка и пошла ко дну. Я не сдержал тихое бранное слово. Веньямин тоже начал сматывать.
"Пацан, ты че, первый раз удочку держишь?" - обратился к нему красноносый прохожий. Он прогуливался с толстобровым товарищем, зависшем в телефоне.
"Андрюх, слыхал? - Толстобровый гмкнул. - Братан, тут совсем другое. Ты если на этого смотришь, - он ткнул в меня пальцем, - то не надо, он инвалид. Че, давай поучимся".
Красноносый подошел к Веньямину, протянул руку и взялся за удочку. Веньямин чуть опешил, но не двинулся.
"Правша, левша?" - спросил красноносый.
"Правша".
"Удилище под правый, - красноносый рванул удочку так, что ее конец уперся в локоть Веньямина снизу, - кистью жми вверх. Стоять удобней".
Я принялся насаживать новую наживку, пока красноносый школил Веньямина.
"Локоть на пояс, - Веньямин исполнил, - ага, так, на животе".
"Нерв пишет, минута", - процедил толстобровый.
"Нормас, успею, - красноносый посмотрел на посуду с наживкой, - че, кого ловить собрался?"
"Я... я...", - Веньямин растерянно косился на меня.
"Такой рыбы нет. Язя можно, но те б кого попроще. Окунь опарыша ест. Смари глубину как ставишь, - он ухватился за поплавок, - от низа. Окунь полтора-два метра".
Я закинул и взял удочку как Веньямин. Красноносый размотал ему леску, взял опарыша и насадил на крючок.
"Там справа, вишь хрень? Щелкни ее, больше не размотается".
Веньямин нащупал рычаг на катушке и с щелчком передвинул его.
"Да не ссы, - красноносый улыбнулся, - терь надо нормально забросить. Подыми малек".
Веньямин поднял удочку, красноносый отпустил леску, крючок с наживкой повис в воздухе.
"Качни и как можно дальше забрасывай. И сразу на пояс".
Веньямин кивнул и исполнил. Поплавок встал в трех метрах от берега.
"Андрюх, видал? Этот тоже решил поучиться, - хохотнул в мою сторону красноносый, - че, давай им курсы продадим?"
Толстобровый гмкнул опять, нажал "вызов" в телефоне и отошел.
"Зырь на поплавок. Если чутка качается, это рыба тя проверяет. Может и щипнуть, похрен. Терпение - лучший друг. Вишь, поплавок под воду ушел - знач взялась. Дальше хош, дай рыбе самой насадиться, хош, дерни и помоги. Не гони, дыши ровно и все будет четенько."
Поплавок задвигался. Веньямин громко вздохнул и покрепче взялся за удочку. Толстобровый вернулся в компании обросшего, диковатого вида мужика в военизированной одежде с нашивками "ВАГНЕР". На груди болтался орден. Я быстро наклонился к уху Веньямина:
"Никаких шуток про войну. Серьезно - убьют прямо здесь".
"Ооо, Нерв, здарова! С праздником! Смари, отъелся уже!"
Красноносый пожал руки с вагнеровцем, обнялся и крепко поцеловался в щеку.
"Тебя сожру, еще больше стану", - ответ прозвучал без нотки иронии.
"Ахаха, Андрюха, че, мангал организуешь?"
"А че те это не мангал?" - толстобровый зыркнул на ближайшую колонну.
Поплавок ушел под воду. Веньямин застыл. Леска натянулась, удочка задвигалась в его руках. Я моментально отбросил свою и ухватился за удочку Веньямина, чтобы не дать рыбе унести ее. Веньямин был будто в трансе и никак не отреагировал. Я прижал удочку, как учил красноносый, и начал мотать леску. Через десять секунд из воды показалась рвущаяся с крючка рыба. Я вытянул ее и опустил на брусчатку. Рыба дергалась и прыгала, стремясь обратно в воду, я был вынужден держать удочку, чтобы у нее не вышло.
Нерв смотрел на нас с нескрываемым пренебрежением.
"Как рыбалка?" - гаркнул он. Мы оба вздрогнули, Веньямин сильнее, так как стоял спиной.
"Первую поймали", - сглотнув, ответил я.
"Ага. Забыли кое-что".
"Нерв, да они первый раз тут. Мы с Андрюхой увидели - смех ваще, ни техники, ниче. Дал урок молодому", - вальяжно сказал красноносый.
"Который удочку чуть не проебал?"
Нерв сплюнул, схватил конец лески и с силой ударил рыбу о брусчатку. Голова рыбы тут же превратилась в месиво, рыба подергалась и затихла.
"Первый блин комом", - я деланно пожал плечами.
"Эй, молодой!" - интонация Нерва была смягченной, но ничуть не дружелюбной.
Веньямин медленно повернулся - его стоический покерфейс был реальным триумфом воли.
"Здравствуйте", - Веньямин слегка поклонился.
"С праздником", - добавил я.
"Заткнись", - бросил мне Нерв.
"Внатуре, Нерв, - пробасил толстобровый, - новички. Не шарят, как ты".
Нерв улыбнулся.
"Что, малышня, сегодня ваш особенный день. Доставайте епта ручки и тетрадки".
"Я хорошо запоминаю", - кивнул Веньямин.
Я промолчал. В глазах Нерва заплясали искорки.
"Гордый до хрена? Не хочешь учиться?"
"Нерв, да все нормас, - красноносый искренне пытался разрядить, - красавчик мож и научится, второй инвалид, забей на него".
"Базара ноль, леща поймает - и пойдет гулять".
"Да какого леща, ты видел, как он окуня мучил?" - мирно проговорил толстобровый.
"Извините! - Вступил Веньямин. - Я понял, вы Нерв, а вы Андрюха. Я Веньямин, а как зовут моего учителя?"
"Миха, оч приятно. Смари, Нерв, вот те настоящий петербуржец!" - просиял красноносый.
Нерв не сводил с меня глаз.
"Скажи, Веньямин, я ему не нравлюсь?"
"Я так не думаю, Нерв", - жизнерадостно ответил Веньямин.
"Он что-то не торопится представляться".
"Вы же сказали ему заткнуться".
"Попадешь со мной в окоп - по-другому вести себя будешь".
Нерв, наконец, отвел взгляд от меня и протянул руку. Веньямин отдал ему удочку.
"Я только в тюрьме не рыбачил. А так везде".
"Правда?" - просиял Веньямин.
"Довелось на Днепре две недели побывать", - Нерв поставил глубину в два раза больше.
"О, он тут недалеко, у северной колонны!"
"Че?" - зыркнул толстобровый.
"Статуя. А где ваша родина, Нерв?"
"Тагил. Там родился, жил и сидел".
"Как в Тагиле рыбачится?"
"Кайфово. На карася у меня везуха. А на Днепре бычки и карпы хорошо шли".
"Вы их ловили, а потом ели в окопах?"
"Не один же, - Нерв закинул крючок с окунем, - нас там было, все голодные как волки".
"Извините, Нерв, я просто человек совсем новый, если понимаете. Я вижу, что написано на шевроне и видел рекламу на остановке - вон там, наверху. И у вас орден..."
"Не юли, епта".
"Извините, не буду. Вы не часть российской армии?"
Нерв глубоко и тяжело вздохнул.
"Хрена им лысого".
Нерв уперся ногами, прижал удочку к боку. Веньямин посмотрел на меня, я не ответил.
"Кому?"
"Хуилам из высшего, блять, командования. Министрам, начальникам, порезал бы гандонов".
"Вам дали освободиться, а теперь хотят загнать назад?"
Нерв бросил на Веньямина хмурый взгляд.
"Меня уже не загонят. Я за пацанов переживаю".
"Ваших сослуживцев, кто остался в частях в Украине?"
Веньямин говорил таким спокойным, умиротворяющим голосом, что Нерв почти отмяк.
"И времени сука не осталось, только до первого".
"Первого июля? Ваших сослуживцев хотят загнать в российскую армию первого июля?"
Нерв утер глаз.
"Я молюсь, чтоб президент не поддержал. Иначе не знаю, что сделаю - пойду рвать всех".
Поплавок резко ушел под воду. Нерв подсек и принялся яростно бороться. Удочка сгибалась чуть не под прямым углом - в глубину ее тянуло неистово. Нерв быстро сматывал леску, изо всех сил упираясь ногами. Вскоре из воды показалась здоровая щука. Веньямин обомлел. Нерв вытянул щуку на брусчатку.
"Мужчина, - послышался голос из толпы, - ее вообще-то только с пятнадцатого можно".
"Че? - Нерв вмиг ощерился. - Кто тут разрешения выдает?"
"Вы как себя ведете? Люди пришли на праздник, а вы материтесь, нарушаете порядок".
"Я вам этот порядок и делаю".
"У вас же там такие зарплаты, купить в магазине не хватает?"
Лицо Нерва оборотилось маской осатанелости, он бросил удочку. Щука запрыгала в сторону воды, Веньямин поймал ее и принялся отцеплять с крючка.
"Выходи, пообщаемся! - Нерв надвигался на людей. - День независимости - самое то поискать предателей!"
Люди расступались перед ним, больше никто не подавал голоса. Веньямин, наконец, справился с крючком - губа щуки была разорвана.
"Э!" - толстобровый повернулся к Веньямину.
"Приглуши ее, пацан! Как Нерв показал!" - воскликнул красноносый.
Веньямин подхватил щуку за хвост и бросил обратно в Неву. С громким плеском щука унеслась в глубины. Взгляды всей толпы перешли на Веньямина. Нерв медленно повернулся.
"Спасибо, что показали, как поймать щуку, Нерв", - Веньямин встал и поклонился.
"Зачем ты выбросил ее?" - спросил он.
"Правду сказали, до пятнадцатого запрещен отлов".
Нерв плотоядно улыбнулся.
"Закон типа защищаешь?"
"Правила... это влияет на баланс природы..."
"Знаешь, что влияет на баланс природы, пацан? - Голос Нерва огрубел. - Когда травоядных слишком много, их трудно защищать".
"Здесь все люди, значит, всеядные. Кроме человечины, это табу."
Нерв хрипло засмеялся.
"Желать фронта не буду, культурный шок получишь. Но ты должен мне".
"Вы поймали щуку на окуня, которого вытащил мой врач".
"Пацан, - опасливо заговорил красноносый, - ты глупее, чем я думал".
"Нерв может счетчик включить - скоро будешь две должен", - пробасил толстобровый.
"Ты не ответил, Веньямин. Ты защищаешь закон?" - процедил Нерв.
"Есть правила отлова рыбы. Не я их придумал".
"Конечно не ты. Это те же, кто придумали загнать моих братишек в армию, где люди мусор, снаряги нет, а потери от ран как в первую мировую".
Нерв медленно надвигался на Веньямина.
"Мне жаль это слышать, Нерв. Я просто думаю, что все правила разные. Те, которыми вас хотят загнать в армию - плохие, эти хорошие".
"Так не бывает, - Нерв не останавливался, - если конченая тварь пишет законы, они не будут справедливыми".
"Если допустить, - Веньямин примирительно поднял руки, - что я не такой, я бы тоже написал, что ловить можно не всегда. Рыбе надо давать пожить".
Нерв встал напротив Веньямина. Я весь дрожал, он нет.
"Ты видел, что с ней было. Все равно умрет от раны".
"Она дитя воды. Каждому лучше умереть в своей естественной среде".
"Философ дохуя?" - рыкнул Нерв.
"Братан, ты че! - Красноносый шагнул к Нерву. - Он окуня не удержал, убить его хош?"
Все или ничего, решился я и встал перед Веньямином, лицом к лицу с Нервом.
"Я первый", - выдохнул я.
Нерв отступил на шаг и разразился смехом.
"Видали? Не хуже, чем у вас, только вы не долбитесь, а эти не знаю!"
"Это мой пациент, а я его психиатр, помогаю адаптироваться в мире. И нас обоих заебали в край утырки, везде видящие гейство, особенно с имперством головного мозга поверх".
Пара человек охнула, услышав это.
"Это ты про кого, психиатр?" - Нерв весь подобрался.
"Бывают пассажиры. Шокер помогает, когда хуеют в край".
"Олег Андреевич, - заговорил Веньямин, - не надо больше мата. Нерв, клянусь, я за год почти ни разу от него не слышал. Давайте я куплю и отдам вам щуку".
"А если я скажу, что одной не отделаешься?"
"Отделаюсь. Я не должен был, это жест доброй воли".
Веньямин обошел меня и встал спереди.
"Еще раз хочу сказать спасибо, от всей души за такой ценный урок. Я думал, ничего не поймаю и пойду дальше видео в интернете смотреть. А поймал! Ну... технически доктор поймал окуня. А вы щуку! Два ценных урока за день. Считайте, подарок мне сделали. Что ж я, рыбы вам пожалею и пива сверху? У нас же теперь есть что-то общее!"
"Что?" - Нерв глядел исподлобья.
"Мы оба рыбачили на СВО. Вы даже дважды, получается!" - Веньямин расплылся в улыбке.
Все смотрели на него как на сумасшедшего, а я молился, чтобы у Нерва не было оружия.
"Когда это ты там рыбачил?"
"Да только что".
Стало тихо, как в минуту молчания по покойнику. Нерв сжал кулаки.
"На Стрелке Васильевского Острова. Как настоящий петербуржец".
Веньямин манерно поклонился. Я увидел замах Нерва, но не успел вмешаться. Веньямин получил удар в лицо, упал и затрясся всем телом.
"Епта, ты че творишь! - Красноносый перешел на вопль. - Хош с кичи на войну опять?!"
"Ты бы знал, как", - Нерв шмыгнул носом, не отрывая взгляда от Веньямина.
"Вызовите полицию!" - крикнул я и бросился к Веньямину.
"Уже набираем!" - крикнул кто-то.
"Валим", - сказал толстобровый.
"Я скажу, когда, - Нерв поднял руку, - и еще скажу - благодари бга, что я в отпуске с братишками. Скажи ты это там - обнулил бы на месте".
Нерв сплюнул и пошел прочь. Красноносый и толстобровый поспешили за ним. Я хотел крикнуть, чтоб их задержали, но понимал, что на это никто не пойдет. Я попытался перевернуть Веньямина на спину. Он схватил и сжал мою руку, лег набок - ко мне лицом - и стал трястись слабее. Никто в толпе не видел, как широко он улыбался, несмотря на кровоточащую губу. Через минуту шапито окончилось, я сказал, что больной будет ходить и не под себя. Пара человек посмеялась, остальным сразу полегчало. Я спросил, нет ли у кого-нибудь чистого куска материи, чтобы остановить кровь. Из толпы возник дедушка с золотым зубом - его лицо уже не было насмешливым. Веньямин убрал с лица улыбку и повернулся к людям, дедушка подал ему носовой платок с вышитым гербом Петербурга. Веньямин пожал дедушке руку и зажал платком губу. Я помог Веньямину встать. Все молча смотрели на него.
"Знаете, мне через месяц девятнадцать, и я, кажется, понял, чем хочу заняться. Пожалуйста, посмотрите назад", - Веньямин указал на Биржу. Многие повернули головы.
"До недавних лет в здании Биржи был военно-морской музей. Теперь это здание отдали человеку, заправляющему там, - он указал на Эрмитаж, - и он хочет сделать музей геральдики. Я буду добиваться открытия тематического зала по зэт-днищу. Вы уже видели медаль за отвагу ЧеВэКа Вагнер, она хорошо впишется в будущую экспозицию".
Я был в полном ужасе - любой из толпы мог, не сходя с места, вызвать органы и накатать донос. Веньямин сложил платок и протянул дедушке. Тот покачал головой и широко заулыбался. Кто-то присвистнул, раздалось несколько хлопков. Я подобрал наши удочки, взял Веньямина под руку и повел в противоположную от Нерва сторону.
"Зачем?" - выдохнул я.
"Не хотел, чтобы вам прилетело".
"Вы не должны подставляться! А если бы он ударил так, что вы не смогли прийти на свой суд? И вас могли не освободить, и закон был бы попран дважды!"
Веньямин сплюнул в платок остатки крови, сложил платок и сунул в карман.
"Закон типа защищаете?"
Я ошалел, глядя на него.
"Лишили вас права копаться в моей голове - сразу в отказ?"
"Веньямин..."
"Хотел поделиться мыслями. Но раз вы так - базара ноль".
Мы шли прочь от Стрелки в сторону Дворцового моста. В какой-то момент я не выдержал.
"Да какого хрена! Я же сказал, никаких шуток про войну!"
"Ааа, доктор. Уже второй раз на это попались. Ждете, что люди вас заранее не поддержат".
"Я на баррикады не лезу! Это явно по вашей части!"
"Да? То есть, у меня некая навязчивая идея провоцировать?"
"Очень похоже, Веньямин".
"А как вы, извините, представляете обучение ораторству, кроме попыток выступать живьем?"
"Вы махали мулетой перед разъяренным быком!"
"Доктор, вы охренели, а? Танцевали передо мной психологический стриптиз, просили не требовать жалобную книгу, а теперь сами переобуваетесь!"
"Обоснуйте!"
"Никому не легко! Вы зачем память мамы позорите? Приосаньтесь, вдох выдох и вперед!"
Веньямин с разбитой губой казался еще нежнее и чувственнее. Если сейчас встретим девушек, подумал я, может получиться двойное свидание.
"Я хочу тест на отцовство", - сказал он тихо.
Я закашлялся.
"Я понимаю, но..."
"Нужны те, кто сделают вчерную, доктор".
"В каком смысле?"
"Без согласия того, чью дээнка будут проверять".
"Свою вы дадите, а генерала?"
"Я про отца".
"Веньямин..."
"Помните, папа предлагал оставить мне дом? Он тогда упомянул открытки. На Новый год он всегда присылает их нам с сестрой - там подсказки, где найти подарки. Маме это никогда не нравилось, она бы ставила просто под елку, но папа очень любит игры с нами".
"Так. И вы хотите добыть почерк генерала и сравнить с его?"
"Я ничего не говорил про генерала, доктор".
Я остановился, посмотрел на Веньямина.
"У вас есть дээнка отца?"
"Волосы, слюна".
"На открытке?"
"Нет, доктор. На клеевой полоске конверта".
"Отрывная полоска затем и нужна..."
"Клеевая, а не отрывная. Доктор, вы поверите, что я не просто так решил проверить вашу же идею? Заплачу остатком премии, если это важно для ваших моральных принципов".
"Отрицательный ответ может значить разное", - мрачно заметил я.
"Да. Но вам не меньше моего хотелось бы узнать".
Веньямин забрал свою удочку.
"Спасибо за компанию, доктор. И с праздником".
"Той страны нет, чей это праздник".
"Знаю. Но признания болезни мало для излечения. Это лишь первый шаг".
Он поклонился и ушел в сторону Кунсткамеры. Я смотрел ему вслед, идя на остановку.
13.06.2023
Пересидент поддержал министра нападения. Уголовникам с липовыми орденами скоро укажут их место. Веньямину лучше им больше не попадаться. Никогда. Нашел лабораторию, цена немного кусачая. Написал Веньямину, он тут же согласился. Я не мог поверить, что получится. Думал, за то время, что им занималась "скорая", все, что с ним связано, прошло такую обработку - не то, что ДНК, бактерия не проскочит. Гостайна же, как в кино, ходят следы за собой подтирают. Но если там реально окажется ДНК отца, получится, либо лоханулись, либо... никто не подчищает за ним следы, ибо не сдалось.
18.06.2023
ДНК на клеевых соскобах с конверта нашли. Ответ - отрицательный. Разумеется, "отец" мог бы поручить заклеить секретарше, но отец вряд ли бы так поступил. Я переслал Веньямину результаты в секретном чате. Он ответил через час.
"Вы уверены, что мы тут одни?"
"Я не в курсе скрытых функций телеграма".
Минута молчания.
"Давайте как когда я съел написанное на встрече - Вы напишете свою версию, а я сравню".
Я не боялся чистого листа. Скорее ощутил себя владельцем дневника Тома Реддла4.
"Думаю, нам надо объединить наши версии".
"В каком смысле, доктор?"
"Тот, что живет в Стокгольме, нанятый актер. Мать все эти годы прятала Вас от генерала".
"Вы охуели такое заявлять?! Я с этим актером первые шаги делал!"
"Как скажете. Что с Вашей версией?"
Минута молчания.
"Я как-то представил генерала в шарфе... и что мама о нем тогда разозлилась".
"А я, сам не зная, рисовался его агентом. Без этого Ваша мать, наверное, убрала бы меня, а не профессора".
"Вы что, каетесь, доктор?"
Я сжал телефон в руке и почти через силу набрал ответ.
"Я осуждаю то, на что профессор пустил свои блестящие способности. Но он лучший учитель, который мог у меня быть".
"Да уж, доктор, вы козел, каких мало. Захотите увидеться перед отъездом - я с радостью".
И тишина. Тяжелая, напряженная тишина.
23.06.2023
Апелляционный суд согласился с доводами акулы. Это заняло время - я возражал по каждому пункту. Но моя подготовка была хуже прежней, и приговор на пять лет запрета в профессии был отменен. Матери это однозначно влетело в копеечку. Акула также запросил продление моего невыезда. Я напомнил, что у матери завтра рейс, так что не с меня надо требовать подписку. Ничто не помогло - мою продлили и вернули дело на новое рассмотрение. Было больно видеть, как заносят кувалду над зданием, которое я с таким трудом возводил.
14:00
Пока я был в суде, телефон стоял на беззвучном. Но едва я вышел и проверил - оказалось, начался замес. Главный дядя из вагнеров обложил хуями апэшку, спецов и министерство нападения - за разграбление и уничтожение Донбасса под видом защиты, за ложь и причинах войны с Украиной и за абсолютную неготовность армии РФ. Дядя раздухарился и заявил, что ему известно: президент Украины с первого дня был готов к переговорам, но жопа фюрера слишком приросла к уютненькому олимпу. Дальше больше - министр нападения был заклеймен евнухом за неспособность взять ответственность в критический момент, что стало причиной затягивания "спецоперации". Забавно было слушать, как дядя возмущался, что в первые дни военно-политическое руководство не бросило все силы на смену власти в Киеве, и "тонко" намекал, что самоизоляция стала фактором отрыва от реальности и становления "дедушек" теми самыми евнухами. И настоящей целью войны он назвал как раз попытку "дедушек" это опровергнуть. Личное впечатление - у дяди прорвало седалище от осознания неизбежности потери автономии. Что могло бы стать наглядным пособием для любого россиянина... если бы у дяди самого были шары на что-то большее.
17:15
Дядя заявил, что подал в СК заявление на министра нападения за геноцид русского народа. А я думал о том, что и без подписки о невыезде остался бы посмотреть, к чему все придет.
21:10
Да, иногда дневник все же может быть дневником. Дядя выложил видео "ракетного удара" по своему лагерю и сказал, что это министерство нападения. Выглядит как тупейшая постанова, но... я надеюсь, что все верно понимаю, и это casus belli.
21:25
"Совет командиров" решил, что идет бороться со "злом, погубившим десятки тысяч жизней русских солдат". Дядя пригрозил, что любой, кто попытается их остановить, будет уничтожен, что они восстановят справедливость в армии, а потом по всей России. Интересно, еще не поздно за попкорном сбегать?
21:41
Дядя сообщил, что министр нападения "тварь" и будет остановлен. А я гадал, почему генерал еще не выступил - то ли ему прямо сейчас накидывают тезисы, то ли генерал ждет окончания просера. А может и то, и другое вместе.
21:49
Министерство нападения: информация о ракетных ударах - информационная провокация.
Дядя: нас двадцать пять тысяч, и мы идем разбираться, почему в стране творится беспредел. И ведь будут те, кто откликнется. Не думал, что увижу своими глазами вооруженный мятеж.
22:29
Дядя: это не военный переворот, это марш справедливости.
22:39
Дядя: большинство военных нас поддерживают, министр нападения прячет трупы в моргах, чтобы не сообщать потери. Дядя словно позабыл, как ругал власть за фальсификацию и "промывание" - как видно, сам он прекрасно понимает силу этих механизмов. Потому и не отвечает на новые вопросы о "ракетном ударе по тыловым лагерям".
22:42
Ай да дед - целый час на чемоданах! Пока не в том смысле, но все же. Окей, значит наверху в курсе. Похоже, теперь очередь генерала.
22:47
Мать честная, а раньше такой скромняга был! Вышел как елка наряженный - и заявил, что расследование взрыва замкнулось на личность владельца кафе, что достоверно установлены его связи с иностранными разведками и работа в интересах врагов России. В связи с новыми обстоятельствами ФСБ завело уголовное дело о призывах к мятежу, но может добавиться обвинение в госизмене.
24.06.2023 (00:20)
Я не мог спать - залип в z-каналы. Спектр чаяний запредельный - от угроз распять каждого вагнеровца на кресте до возведения их в ранг святых воинов, борющих нечисть в сердце Родины. Появилось видео двух высоких военных чинов - они призывали остановиться, именовали произошедшее переворотом и заклинали "героев" СВО не наносить удар в спину своим. Удивительные, конечно, люди - так выебываться на всех, а потом скулить, обвинять в ударах в спину и призывать к миру. Редкий дар бесстыдства.
00:37
Видео в телеграме - генерал повторил слова об измене и от имени ФСБ призвал вагнеров задержать своего главаря и самостоятельно передать в руки правосудия.
01:35
По первому каналу сообщили, что приказы вагнерам - преступные и предательские. Из интернета дядю уже старательно вытирают, так что теперь, если логика нигде не будет нарушена, между вагнерами и некими силами подавления будет бой где-то в районе Москвы. Много ли желающих воевать с бандой головорезов при куче оружия и серьезной военной технике - вопрос спорный. Пришло аудиосообщение от Веньямина. Я стал отвечать так же.
"Доктор, вы верите, что это февраль тысяча девятьсот семнадцатого?"
"У меня так в детстве "стрелки" забивали. Знаете, что это такое?"
"В общем, представляю".
"Я тоже в них участвовал. Иногда сам забивал, но чаще мне. Только без танков и пушек".
"Доктор, вы серьезно сравниваете свой препубертатный мордобой с военным мятежом?"
"Веньямин, это Россия. Привыкайте, что тут не все как в книжках".
"На Россию напали!"
"Извините, если это вас заденет - я думаю, что аналогии с февралем семнадцатого нелепы".
"Утром иду к военкому! Я хочу защищать страну!"
"От кого, Веньямин?"
"От таких, как Нерв!"
"Они такие же, как все остальные. Вы верите, что здесь нечто большее, чем разборки главных бонз? Давно Оруэлла не перечитывали?"
"При чем здесь он?"
"Никакой страны, которую вы хотите защищать, нет. Есть куча преступных группировок, которые заняли все посты во всех возможных местах. И едины они лишь формально, но вы будете стрелять и умирать не там, где нужно защищать Родину, а там, где они вам скажут".
"А предложи вам враг сотрудничество - небось, еще задумались бы?"
Я матернулся и чуть не кинул телефон в стену.
"Вы не хотите понять, что я говорю, Веньямин?"
"Так говорят предатели".
"Я не могу предать то, чего нет. Перефразируя одного персонажа, чтобы защитить что-то важное, надо сперва создать что-то важное. А пока оно не создано, защищать нечего".
"Само оно не появится, доктор. Убегать от трудностей, как вы, это самое простое".
"Я не убежал от них с вами. Вы вроде хотели ораторством заняться? Пожалуйста, можете ходить убеждать людей, что быть аполитичными - глупо и преступно по отношению к себе, стране и будущему. Что "мы люди маленькие, какой с нас спрос" это обыкновенный инфантилизм, а "наверху разберутся, им виднее" не заповедь, а голимая отмазка".
"Это при том, доктор, что все пишут доносы?"
"Оставьте меня в покое. С навязчивыми идеями борются, воплощают, либо не признают".
"У меня, доктор, если и есть навязчивая идея, то одна - жить на Родине. Понимаю, вы видите себя белой костью - вы все верно говорите и про историю, и про все. Разница в том, что марать руки лично вы не хотите. То есть, одни аполитичны, потому что глупы, другие ничего не меняют, потому что боятся. Вы вот вообще уехать решили. Выходит, и правда народ наш ужасно разобщен - и строить что-то важное просто некому".
"Если вам хорошо с самим собой, Веньямин, вы сможете жить где угодно".
"Да, это, конечно, многих убедит остаться".
"Не думайте за всех. Можете попробовать дозвониться на горячую линию военным. Не знаю, кто там ответит в ночь на субботу, но мало ли. Спросите их, как Вам защитить страну".
Веньямин сбросил.
02:05
Дядя заявил, что вагнера вернулись в Россию и идут до конца, что пограничники с ними обнимались, а срочники, которых поставили перекрыть путь, просто отошли в сторону.
Эх, вот жаль попкорн все-таки не запас - похоже, самое интересное начинается. Начали выкладывать первые видео движения вагнеров по России.
02:30
Дядя заявил, что начальник Генштаба выслал против вагнеров самолеты, но пилоты отказались исполнять приказ на уничтожение. Как я понял, вагнера занимают Ростов.
03:20
Дядя сообщил, что атаки авиации на их силы продолжаются. И недвусмысленно дал понять, что вагнера идут нахлобучить задницы министра нападения и начальника Генштаба.
03:50
Дядя заявил, что вагнера сбили военный вертолет РФ, стрелявший по гражданской колонне.
05:15
Дядя заявил, что сбили еще один вертолет. И пригрозил опять, что будет уничтожать всех, кто встает на пути. Дядю понесло - он заявил, что все двадцать пять тысяч готовы умереть, что защищают народ России от ее власти. К тому моменту в сети было полно видео, как люди встречали их с цветами, угощением, приносили символику. Полиция и росгвардия старались не отсвечивать, особенно когда россияне сэлфились с вагнерами и желали им удачи.
07:30
Дядя заявил, что они заняли Ростов и все военные объекты, а также то, что командование на порядки занижает в отчетах реальные потери российской армии. По нему, армия теряет до тысячи человек в день. Я надеюсь, что Веньямин посмотрел - или посмотрит это видео.
09:05
По пути следования вагнеров ввели режим КТО, как когда-то в Чечне. Параллельно министерство нападения призвало мятежников вернуться в части и пообещало помиловать всех, кто это сделает.
10:05
Вылез дед прокудахтать об ударе в спину и преступной авантюре. Дескать, не боится дядиных понтов. Припомнил семнадцатый год - Веньямину, может, и польстит, но из деда историк, как из меня мореплаватель. Лучше б не позорился лишний раз.
11:50
Рамзан вылез. До того не доводилось его канал читать. Копирайтер более-менее, только это... братан, ты предупреждал "нЕ раз" - минус балл. Ну серьезно, "скрупулезно" ты пишешь правильно, а тут такой косяк. Ты же понимаешь, что приписываешь своему Донатеру? Мы, выходит, не движемся в Северную Корею - мы в ней, выходит, давно. Национальный лидер проверяет надои, покосы и вырубы - привычная телемишура. Национальный лидер хранит скрепы и самосознание нации - типичная мозгомойка. Национальный лидер, без которого не чинят трубы, не прокладывают дороги, не привозят лекарства - очень некомпетентный хер. Национальный лидер, который звонит на передовую и командует - леденящий душу пиздец.
12:05
Позвонил Веньямин.
"Алло".
"Доктор, привет. Они улетели".
"Когда?"
"Наверное, сейчас. Мы говорили четверть часа назад. Был приступ, но я уже в порядке".
"Понятно. Вы спали сегодня?"
"Нет. Еще я спросил маму, кто мой отец. Она ответила, что я знаю. Я сказал, что, очевидно, не тот, кого всегда считал. Она ответила, что однажды я пойму: это было по любви. Сестра скоро от Швеции поедет в Париж на соревнования. Сказала, найдет того мальчика француза и плеснет ему водой в лицо. Мама поддержала".
"Вы в это верите, Веньямин?"
"Ну... там был шум аэропорта на фоне..."
"Откуда вы знаете, какие звуки бывают в аэропорту?"
"По видео из интернета. Поверьте, было время изучить".
Я тяжело вздохнул.
"Интересно, дадут ли мне из тюрьмы написать по вам работу".
"Вы думаете, есть причины?" - спросил Веньямин.
"Думаю, вашему отцу хватит повода. Как же фюреру повезло с ним".
"Почему?"
"Боевитый, с выправкой - куда лучший, так сказать, рот, чтобы общаться с врагами".
"Стих мне не вернули, если что".
"На всякий случай - вы все еще хотите в армию?"
"В оккупационную - нет".
"Готовы бегать вместе?" - спросил я.
"Да зачем? Дать вам контакты проекта сдачи в плен, доктор?"
"Спасибо, сам уже нашел. "Хочу Жить" отличное название".
12:35
Товарищ Сталин, произошла чудовищная ошибка. Как можно так унижаться, когда сам же начал мятеж? Ладно хоть сказал, что не подчинится и пойдет дальше. Везде предатели, везде только пилеж бабла. Какая неожиданность. В общем пересказе выходит, что у нас как будто третий рейх, только Геббельс в нем так могущественен, что может обманывать даже Гитлера.
14:55
Дядя разместил в своем телеграм-канале нечто убойное. Походное письмо на вырванном листе в клеточку.
"Здравствуйте уважаемый Евгений Викторович. Я хочу вас и ваших бойцов поддержать. Права за Вами, много людей трусов в Ростове, стыдно за таких. Я вместе с вами разделяю ваши мнения в отношении всего. И скажу Вам вы еще максимально лояльны к педерсии всей. Я молилась и буду молиться о Вас и бойцах, которые и есть герои всех времен. Дай Вам Бог Сил, Терпения и Благополучия! Вы молодцы, Вы герои! Правда за Вами!"
Опущу вопрос подлинности - пусть это реальная жительница города. Людей трусов это, видимо, тех, кто опасаются сталкиваться лицом к лицу с отпетыми уголовниками. Вполне справедливо опасаются, учитывая, что останавливать этих уголовников некому. Слово "педерсия" авторка не конкретизировала - видимо, это пресловутый общественный запрос на справедливость. К сожалению, авторка вряд ли живет в Московской области, и потому не сможет помолиться в главном храме ВС - приложиться к мозаике со Сталиным, к мозаике с "педерсией" и к фуражке Гитлера заодно. Я довольно ясно представляю себе моральный облик человека, протягивающего такое письмо бандиту, убийце и отравителю детей. И понимаю стоящую за этим колоссальную степень отчаяния - раз за порядком можно прийти только к бандитам, дело совсем дрянь.
??:??
Около трех часов дня я услышал шевеление за дверью квартиры. По уже давней привычке она была закрыта на все замки. Расценив шум как недобрый знак, я принялся избавляться от опасных материалов. Послышался звук дисковой пилы - и визг металла моей двери. Ребята возились минут пятнадцать, я успел сообщить Веньямину, что происходит, но ответа не дождался. Когда дверь была снята, в квартиру зашел отряд во всеоружии. Я заранее сел на пол и поднял руки, так что избиений и заламываний не было. Мне сковали руки за спиной, надели на голову мешок и повели на выход. Мы спустились вниз, меня усадили в машину и много часов катали с орущими из колонок z-песнями. "Я узкий" кто-то из моих спутников подпевал, но криво по нотам и не в такт. Мне даже на время вернули одну руку, дали сникерс, пол-литра воды и приподнять мешок до носа. Наконец, то ли бензин вышел, то ли поступила команда, но машина остановилась. Меня вывели. Я слышал шум города и чувствовал через обувь, как асфальт сменился брусчаткой. А потом она пошла под уклон. Мешок сняли - была ночь, фонари Биржевого сквера еле подсвечивали спуск Стрелки. Львиные маски на стене казались ожившими. Веньямин, ловко сматывая леску, вытащил из Невы маленького окуня. Рядом стояло ведро, в котором уже плескалась пара таких же. На Веньямине был его шарф. Ребята, приведшие меня, убрали руки и встали поодаль. В скупом свете мелькнул силуэт. Это был мужчина, он приближался почти бесшумно. Я подумал об особой обуви, гасящей звук шагов.
"Кто-то идет", - прошептал я.
"Знаю".
Я посмотрел на Веньямина. Это был другой голос - раньше он так не говорил.
"Полагаю, сейчас узнаем, как мама смогла улететь", - он снял рыбу с крючка и кинул в ведро.
Силуэт обрел очертания генерала, одетого в черный плащ и шляпу. Веньямин насадил опарыша на крючок. Генерал остановился в пяти метрах от нас. Веньямин закинул.
"Привет, пап".
"Нахрена ты его летом надел?"
"Я фанат, ношу когда захочу".
"Веньямин, - я умоляюще зашептал, - не надо дерзить..."
"Доктор, я не просил советов. Проявите терпение - преуспеете и в рыбалке, и в жизни".
Поплавок начал покачиваться, Веньямин крепче сжал удочку.
"Вы... не вы курсе, как разрешилось..."
"Им затянули петлю", - грозно ответил генерал.
"Насколько я понял, доктор, папа навел батьку и тот согласился поскоморошничать. Часть вагнеров развернулась назад, часть уйдет в Беларусь, остальное - государственная тайна".
"То есть, и у бандитов нет шаров. После такого в камеру на фоне трупов уже не полаешь".
"Очевидно, Олег Андреевич. И раз папа здесь, полагаю, он временно освободился от дел".
Вдох выдох, я приосанился и повернулся к генералу.
"Здравия желаю, товарищ генерал".
От одного его взгляда во мне все перевернулось.
"Где история болезни?" - прямо спросил он.
"Где ты познакомился с мамой?" - спросил Веньямин.
"Я не буду обсуждать это при посторонних".
"Доктор не посторонний. Он мой ангел-хранитель".
"Спасибо, Веньямин, но..."
"Вы не уедете с ней", - твердо сказал мне генерал.
"Товарищ генерал... неужто вам мало славы за остановку мятежа?"
"В том и дело, доктор, - проговорил Веньямин, - славы не будет".
"Почему?"
"Батька иначе не соглашался. А надо было, чтоб. Вот папа, считайте, от себя и оторвал".
Генерал перевел взгляд на сына.
"Веньямин, не продолжайте, что бы вы ни думали", - заклинал я.
"В смысле, не только бандиты не готовы воевать по-настоящему. Наверное, это бесит, когда ты настоящая машина смерти".
"Гений, у тебя наживку давно сожрали", - процедил генерал.
Веньямин смотал леску - крючок оказался пуст.
"Товарищ генерал, - я поклонился в манере Веньямина, - у нас не было ни малейшего намерения вмешиваться в вашу работу и вашу жизнь. Но я с самого начала подозревал Ирину Константиновну в двойной игре. Не зная ничего о ее биографии и подходах к работе".
Веньямин насадил нового опарыша.
"Мы недавно обсуждали профессора, пап. Доктор признал, что лучшего учителя у него быть не могло".
"Товарищ генерал, - меня бросило в жар, голос стал хрипеть, - недавно я был на могиле своей матери. Хотите, поедем туда прямо сейчас - и я поклянусь вам, что не имел никакого понятия обо всех этих обстоятельствах, когда начинал работу с вашим сыном? И что с первого дня моей единственной целью была та же, что у моей матери - освобождать людей".
"Нас давно проверили, доктор, - ответил Веньямин, - если бы эти факты не были известны, вас бы тут не было".
"Олег Андреевич, - сказал генерал, - вы все понимаете. Не отдадите историю, вас не будет".
"Товарищ генерал, - меня словно наэлектризовало, - вы тысячу раз будете правы, сказав, что не мне говорить о врачебной этике. Но я искал лазейки для Веньямина, а не для себя. Меня уже запретили в профессии, а теперь хотят укатать в тюрьму. Если мое лечение и причинило кому-то зло, то явно не вашему сыну".
"Пап, тебе не жалко времени? К делу. Фюрер тебя обманул - пообещал преемничество, а сам повел себя как педерсия. У меня нет симпатий к вагнерам, от одного из них я даже схлопотал. Но правда в том, что порядок умеют наводить только люди с яйцами. Когда они больше у замов и протеже, чем у патронов, ситуация становится ненормальной. Твой гнев и желание разбить крысиную морду - понятные и широко разделяемые в России чувства".
Генерал достал пистолет, я отпрянул. Поплавок нырнул, Веньямин подсек и стал мотать.
"Спокойно, доктор, мы просто общаемся", - спокойствие Веньямина пугало еще сильнее.
"Веньямин..."
"ГДЕ ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ?!" - рыкнул генерал, целясь в меня.
"Пап, что с тобой? Только что спас страну, а психуешь как..."
"Кто?" - с ледяным спокойствием генерал перевел дуло на сына.
Из воды показался очередной окунек. Веньямин смотал леску, снял рыбу и кинул в ведро.
"Вы не в курсе, доктор, меня привели к отцу такие же ребята. От них я узнал настоящую предысторию моей жизни. И сказал, что в целом во всем согласен, кроме одного. Дай я расскажу, пап, а потом стреляй, если хочешь".
Генерал фыркнул, но с предохранителя не снял.
"Веньямин, возможно, ваш отец справедливо не хочет..."
"Это касается меня, доктор, извините - человеческие права не отменяются чьим-то нежеланием. Я согласен с папой во всем, кроме того, что мамины действия - заговор".
Веньямин насадил пару опарышей разом.
"Папа пока не пояснял свою позицию, так что, полагаю, мы можем ее обсудить".
Генерал взвел курок. Веньямин закинул вновь. Он не дрожал ни единым мускулом.
"Товарищ генерал, - обратился я, - позвольте я выскажу то, что думаю - может быть, мы совпадем".
Генерал перевел взгляд на меня.
"Она решила дожить остаток дней в эмиграции, а для страховки могла загодя, в том числе через официального мужа, навести мосты в тамошних разведках. И в обмен на защиту предложить свои услуги".
"Как вы сейчас?" - дуло снова посмотрело на меня.
"Вот тут ты неправ, - Веньямин понизил голос, - просто за нами уже так давно ходят, что понятно, хотели бы убрать - убрали. Но вопрос остается - ты не согласен с решением начальства, которому все по кайфу".
"Поддерживаю, товарищ генерал!" - выпалил я и непроизвольно вытянулся.
Удочка Веньямина согнулась, он прижал ее сильнее. Я застыл и не мог пошевелиться, глядя в лицо генерала. Между Веньямином и рыбой разгорался нешуточный поединок.
"Товарищ генерал, - у меня пересохло во рту, - рыба может утащить".
"Тогда он слабак и пусть канет за ней. Своих таких девать некуда".
Веньямин упер конец удочки в бедро и смог начать мотать леску. Я перевел взгляд на воду. Вскоре по поверхности пошла пена, показалась отчаянно рвущаяся с крючка золотисто-коричневая рыбина. Опорная нога Веньямина соскользнула, он упал на спину, не разжимая рук. Рыбина описала дугу в воздухе и попала генералу в голову. Он в гневе отшвырнул ее ногой - точный выстрел разорвал рыбину на клочки. Веньямин затрясся, и на этот раз он не придуривался. Я тут же принялся оказывать помощь.
"Эпилептик. Мамкина сучья порода".
"Эписиндроматик, - я почувствовал укол злости, - на фоне тяжелого стресса!"
"Да без разницы..."
"Не вас, товарищ генерал, с рождения кормили пачками ненужных вам лекарств! А Ирина Константиновна все на этом построила! Сильно же она хотела, чтобы вы не узнали о сыне!"
"Вы не бессмертный, доктор".
"Товарищ генерал! Меня не волнуют ваши личные взаимоотношения! И как она смогла улететь, тоже! У вашего сына через несколько дней суд, который должен, наконец, сделать его полноправным гражданином! Это моя цель! Делайте что хотите, но без согласия Веньямина историю я не отдам - там слишком много его личного!"
"Вы не знаете, на что соглашаются люди, когда им что-то ломают", - холодно ответил он.
"Пап, - слабым голосом проговорил Веньямин, - я ненавижу то, что ты ставишь выше всего. Думаю, ты и сам стал спецом не ради происходящего. Ты, как и многие, верил фюреру, но оказалось, он лжец каких мало. Единственное, почему вы сами его не уберете - вы боитесь, что новые власти не будут благосклонны и всех вас перевешают. Ответственно заявляю, это не то, чего мы хотим".
"Мы?" - генерал вновь сжал пистолет.
"Да. Ты тоже".
"Ты сказал?"
"Ну, разве что ты хочешь уйти вместе с фюрером".
"Вместе с врагами, - в глазах генерала полыхнул огонь, - с превеликой радостью".
"Зэт-публика о тебе иного мнения, ты же в курсе? У кого еще такой модерновый стиль?"
Генерал навел оружие на сына. Веньямин улыбнулся и, вздохнув, откинулся на спину. Я молча смотрел на генерала.
"Собрались защищаться на Западе?" - спросил он меня.
"Думаю, это звучит оптимистично, товарищ генерал. У меня не было и нет никакой карьеры вне России, так что начинать придется с самого простого".
"И зачем вам это, доктор? Предлагаете сотрудничество, но сами хотите быть подальше?"
"Я не верю в нашу систему психического здоровья. Если у специалистов моего профиля нет достаточной свободы, то нет смысла в самой нашей работе. Не думаю, что кто-то станет реформировать систему ради меня, а тем более допускать меня самого до реформ. Думаю, начну с чистого листа - работа в Макдональдс, что-то такое".
"Серьезные планы на жизнь", - генерал не сдержал ухмылки.
"Если наладите отношения с сыном, он вам откроется и сам расскажет все подробности о себе. А я как раз никаких подробностей выдавать не планирую - и на защите кандидатской, конечно, скрою все имена, личные данные и прочие опознавательные признаки".
"Вы ничего не расскажете в принципе. Все произошедшее должно остаться в этом кругу. Если твоя мама, - бросил он Веньямину, - начнет что-то болтать, мы разобьемся, но достанем ее. Если ты начнешь что-то болтать, приедем и накажем".
"Херня, пап".
Веньямин отпустил удочку и начал подниматься. Я подал руку, Веньямин благодарно оперся и встал. Генерал, не мигая, смотрел на него.
"Чего ты ждешь?" - спросил Веньямин.
На лице генерала отражалась внутренняя борьба. Я крепко обнял Веньямина за плечо.
"Ты бы знал, как хочется. Особенно после твоего леща".
Веньямин виновато улыбнулся и склонил голову.
"Но пусть твоя мать трижды конченая, ты ее не выбирал. Это я запер ее на двадцатку".
"Она всегда плохо отзывалась о фюрере. Наверное, тебя это доставало?"
"Пыталась за что-то извиниться. Надел раз и в шкаф, вернул при расставании".
"Надеюсь, ты создал свою, нормальную семью?"
"Надейся, что я стану рассказывать при посторонних".
Я опустил взгляд.
"Он и сам когда-то был женат. Все эти гимнастки, тайные дети пошли уже потом. В России иначе не работает - живешь трудно и веришь в лучшее, либо отпускаешь все тормоза".
"Если ты отпустишь доктора, это будет трудное, но лучшее решение".
Я посмотрел на Веньямина. В профиль он вдруг стал почти копией генерала.
"Отпущу, когда он отдаст историю".
"Спроси меня, пап. Будь тем, кто выслушает, а не отмахнется. Или, раз пришел ловить нас как шпионов, кончай болтать и делай что должен".
Генерал помолчал несколько секунд.
"Ты, пацан, больше шагу без меня не ступишь. Опасен ты больше себе, так что не считай это слежкой".
"Товарищ генерал..." - заикнулся я.
"А вам, - сказал он мне, - напомню - мы умеем искать тех, кто прячется. Если эта история как-то всплывет, будете до конца дней ходить и оглядываться".
"На иное я и не рассчитывал", - я поклонился.
Генерал поставил пистолет на предохранитель и опустил дуло в землю.
"Валите", - сказал он мне.
Я пожал руки с Веньямином, отпустил его плечо и пошел прочь.
"Добро пожаловать в Россию", - раздался за моей спиной голос генерала.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Веньямин успешно прошел свой суд и был освобожден от всех ограничений прав. Мне пришло уведомление о закрытии иска, снятии невыезда - и билет на аналогичный рейс в Таиланд через день. Придется без всяких скидок перейти на партизанский режим - в этом смысле Европа лучший выбор для жизни, потому что не визируют на каждой границе. Я за месяц начал почитывать о работе для русскоязычных за рубежом. С ингерманландскими корнями дорога известно куда, но тут как в поговорке - близок локоть, да не укусишь. Начинать придется издалека. В Азии еще есть страны, нормально относящиеся к России, в которых востребован английский язык. Буду жить на минимуме, благо там он совсем недорогой, параллельно наводя мосты дальше. Год-два на то, чтобы временно где-то осесть, это еще оптимистично в плане времени тления окурка. Поехал прощаться с мамой, всю дорогу как на иголках - а вдруг был дождь, подмыло, кто-то увидел и украл флэшку. Но она оказалась на месте. Я забрал ее, тепло попрощался с мамой и вернулся домой. Сборы не заняли много времени. Незадолго до рейса написал Веньямину.
"Я думаю, оформить в прозе больше смысла, чем как научную работу".
"Ого! Собираетесь оставить весь экстремизм, доктор?"
"Да, и выкинуть большинство цифр, таблиц и прочего. Можно будет смело заливать в сеть и призывать всех распространять".
"Вы не тщеславны?"
"В прежние времена романы в письмах были популярны, сегодня так сказать не получится. Будем считать, мы поучаствовали в создании чего-то редкого. Мне нужно будет Ваше согласие на публикацию истории. Еще не знаю, под какими именами, но нужно что-то максимально далекое от настоящего".
"В каком виде Вам нужно согласие, доктор?"
"В идеале - написанное Вашей рукой".
"Обычное письмо мне вряд ли позволят - скину скан на имэйл".
С этим я сел в самолет и через сутки был в Таиланде.
P.S.
Идея с Макдональсом, может, и была неплоха в теории. Но в каждой новой стране, куда меня заносило, оказывалось, что английского недостаточно. А на постижение местных языков катастрофически не было ни времени, ни удобной возможности. Работы, которыми я занимался, были откровенно черными и часто неблагодарными - к нелегалам любого происхождения везде относятся так себе. Часто смотрят сквозь, словно не замечая. Заработанного хватало на абсолютно базовый уровень жизни и скорый перелет в новое государство с безвизом. Чувство одиночества, конечно, стало настигать много чаще, чем даже в последние месяцы дома. Лучше, хотя и короче всего, было в Израиле - я улетел перед седьмым октября, днем позора России, поддержавшей хамасных убийц и насильников, кичившихся в сети кадрами своих зверств против мирных жителей. Весьма характерный штрих к морде деда на мировой арене. В Северную Африку я приехал переправляться в Европу. Предварительно у меня была договоренность с русскоязычным агентством, но, гуляя перед первой встречей, я столкнулся на улице с представительным болгарином, который на ломаном английском спросил, как ему найти один музей. Я ответил, что сам новичок в этом месте, но, кажется, табличку с указанием на музей видел в двадцати метрах позади себя. Мы вместе дошли и посмотрели - оказалось, я не ошибся. Европеец сделал комплимент моему языку и спросил, не ищу ли я работу. Я ответил, что занимаюсь своей переправкой в ЕС и иду на встречу. Он предложил подождать меня и вместе сходить в музей, я не отказался. После мы зашли в кафе, он угостил меня и прямо отсоветовал обращаться в мутные компании. Я ответил, что нашел людей, которые за деньги находят легальные возможности, вроде работы на заводе. Европеец спросил, какое у меня образование, и предложил работу учителем английского для его внучки. Он как гражданин ЕС мог предложить мне договор, это давало основание для въезда. Я спросил, когда он хочет, чтобы я начал - он ответил, что начать можно онлайн, а когда документы будут готовы, перейти на живые встречи. И он честно исполнил свое слово. Оказалось, в Болгарии отлично, девочка хорошая и быстро схватывает, я не совсем дно как преподаватель - и, наконец, связал историю воедино...
P.S. 2
...подумал я, поставив "последнюю точку". И только после недели эйфории вспомнил, что не все записал. Я поздравил Веньямина с днем рождения и признался: мне стало казаться, что все произошедшее было с кем-то другим, а не со мной. Сообщение осталось непрочитанным. Было грустно, но генерал свои намерения обозначил ясно, и вряд ли отступился бы. Но...
16.02.2024
Пришел имэйл от Веньямина. Не треугольниками, обычным текстом.
"Спасибо за поздравление. Знаю, может смутить, что я пишу открыто, словно папа решил с Вами поиграть. Да, и я тоже в игре. Папино ленинградское прошлое для нас хорошее подспорье по связям. Не знаю, кто еще в России готовится, но мы будем в первых рядах. Широкая автономия в составе федерации нас устраивает. Это значит, "центр" идет лесом в части уменьшения наших прав на самоуправление. Никто из нас не имеет диктаторских амбиций, власть будет передаваться прямым волеизъявлением граждан, строго прозрачно и с равным доступом кандидатов. И главное, мы не убийцы, не смутьяны и не западные агенты. Мы никуда не собираемся валить, и нас достаточно, чтобы эффективно подрывать зады фантастическим тварям. Из двух зол мы выбираем победить оба. Зло в себе мы преодолели, очередь за плодами его. Захотите вернуться и вместе покончить с третьим Римом - будем рады. Но Ваше желание должно быть ясным - если есть шаг, должен быть след".
Notes
[
←1
]
'Песня без слов' (гр. Кино)
[
←2
]
'Ленинградская поэма' (О. Берггольц)
[
←3
]
'Песня без слов' (В.Цой)
[
←4
]
Магический предмет из вселенной Гарри Поттера, забиравший жизненные силы