В баре оказалось как в пекле. Слышал, конечно, что туруанцы обожают, чтоб "сухо и тепло", но не настолько же! Под утро майку хоть выжимай. Знал бы, что у них в баре климат такой делают, поднял бы цену вдвое. А так отсыпали, насколько и договаривались, тридцать галактов, у чужих свои порядки, и утро я встретил мрачным, недовольным и изрядно помятым.
Вышел на свежий воздух, хмуро поправил лямку гитарного чехла, посмотрел вдоль улицы. Посёлок разросся, раздался вширь, делясь по пути на переулки и перекрёстки. Шахты по добыче тислия росли как на дрожжах, а вместе с ними распухал и посёлок, и инопланетные хари уже не вызывали ничего, кроме раздражения. Земных рож, правда, тоже хватало, но я всё-таки предпочитал играть для чужих; нарваться там на бандитов и грабителей светило куда меньше, чем у земляков. Вот такое се ля ви.
Сипена, так называлась планета, завершала суточный оборот, когда галакты были потрачены. Еда, питьё, отдых - что бедному музыканту надо? Ну, разве что ещё светлое будущее, где тепло и сыто, но это уже из несбыточного, так что и нечего. Договорился вечером поиграть для хангойцев, ящероподобных ребят из Ламайского сектора. Меня тут уже знают, ихний бугор сам подошёл, такая честь, однако. Можно и уважить, да и самому в радость, когда пальцы на струнах, всё при деле. Шахтёры вкалывают днём, вечером расслабляются, меняются посменно, вот такой круговорот шахтёров в барах.
Тут было куда прохладней, чем у туруанцев. По привычке огляделся, расчехляя гитару. Зал битком, дым коромыслом, гомон, хохот, визг. Однако при первых аккордах утихнут, чужие почему-то просто млеют от гитары. Наверное, язык музыки универсален, пробуждает любые сердца и трогает любую душу. При условии, конечно, что ты умеешь пробуждать и трогать. Я умею. Потому что на моей "Элее" стоит нечто необычное. От порожка до колков там натянуты шесть волос Лорелеи, превратившиеся в тугие струны. Когда-то давно, в бурную дождливую ночь, меня занесло на Рейн, на ту самую отмель, мне тогда было очень паршиво, неразделённая любовь, боль, отчаянье, и Лорелея вдруг решила, что нашла во мне родственную душу. Вышла из дождя призраком, красивая, недостижимая, с грустными глазами. И дала шесть своих волосков со словами: "Живи! И играй только о любви. О светлой и печальной. Ибо нет ничего важнее любви, уж я-то знаю, поверь...". И исчезла, растворилась в ночи. А я с тех пор играю только баллады, пронзительные и грустные, как её глаза. И буду жить, пока играю. Наверное, и жить, и играть буду вечно...
Извлёк минорный аккорд, приглашая зал послушать. Звук у гитары сочный, насыщенный, от басов даже звякают ложечки в стаканах. Ящеры замирают, многие оборачиваются. Любопытные глаза, открытые пасти.
Начинаю первую балладу. Медленно, перебором, постепенно добавляя септы и мейджи. Звук рождает откровение, понимание этого перерастает в сочувствие, и вот уже кругом музыка и ничего больше. Заканчиваю в полной тишине. Встаю, кланяюсь. Ловлю сумасшедшие взгляды, в которых дикий, первобытный восторг. Потом зал взрывается от ударов могучих лап по столам - это тут вместо аплодисментов. Сажусь, подстраиваю третью струну. Она одна не жёсткая, а мягкая, нежная, как пальцы Лорелеи.
После пятой баллады увидел рядом хангойца с саксофоном. У саксофона было два раструба, начищенных до блеска.
- Играй, хомос. Я просто поддержу мелодию.
И уже работали вдвоём.
Под утро закончил выступление, хангоец исчез чуть раньше, доигрывал опять один. Гитара не жаловалась, она никогда не жаловалась, подставляя свою нежность и любовь под пальцы.
Он вышел следом за мной. Рассвет постепенно превращался в утро. Я смотрел на солнце не щурясь. В голове продолжает звучать музыка. С той ночи на Рейне она меня почти не оставляет.
- Пора сделать паузу - сказал я хангойцу. - Хотя бы затем, чтобы с тобой нормально сыграться. Ты не против поработать в паре?
- Не против. Мне подходит твой репертуар. Чего я тебя не видел раньше?
- Я в этом сегменте почти не бываю... Хм, что за странный инструмент? Вроде саксофон, но не очень похож.
- Да нормальный сакс, просто когда-то второй раструб мне подарила ваша Эрато при печальных обстоятельствах. Эх, давно это было! Сказала, чтобы играл только о любви, потому что нет ничего важнее на свете... А что? Что-то не так?
- Нет, парень, всё именно так, как надо, всё правильно... - я посмотрел на него и понимающе улыбнулся.
Лорелея - якобы одна из дев реки Рейн в Германии, своим пением заманивающая корабли на скалы. По легенде - мстит мореплавателям из-за неразделённой любви.
Эрато - в греческой мифологии дочь Зевса, муза любовной поэзии.