Поначалу теплоход "Ruys" нас напугал. Он был такой большой, такой сияющий, красиво меблированный и битком набит шикарно одетыми людьми. Они все выглядели хорошими знакомыми, собравшимися на междусобойчик, они беседовали, они о чём-то смеялись, глядя сквозь нас, словно нас тут не было. Офицеры, одетые в белоснежное форму с золотыми шнурами, отвечали на вопросы вежливо, на протокольном английском языке, но по всему было видно, что они слишком заняты своими важными делами, чтобы беспокоить их нашими тривиальными проблемами. Мы быстро затосковали по старому доброму, пусть бестолковому, но уютному "Gulf Shipper".
Впрочем, мы нашли наши койки вполне удобными, а каюта оказалась изысканным, просторным совершенством. В ванной комнате были душ и полноразмерная ванна, и она была куда просторнее многих ванных комнат на берегу. В ней поместились две раковины и множество зеркал, а ещё большой диван и два платяных шкафа, в которых хватило места, чтобы убрать с глаз долой все десять наших чемоданов, при этом множество ящичков и полочек остались свободными.
Наш стюард Квай Яу поставил гигантские гладиолусы Германа в вазу на туалетном столике перед трельяжем, отчего каюта стала выглядеть жизнерадостней и ещё более роскошной. Наш Квай Яу мог бы дать любому вышколенному камердинеру урок того, как нужно заботиться о людях, но тогда мы ещё не успели познакомиться с его достоинствами. Мы приняли душ, переоделись и отправились на встречу с внешним миром - лицом к лицу.
"Ruys" является флагманом голландских Королевских "Interocean Lines". Титул "Королевский" - это декоративное украшение, пожалованное Королевой в память о многочисленных - больше половины флота - кораблях, потерянных на военной службе. Сама "Ruys" имеет длинный и почётный послужной список, но прошла всю войну невредимой. Она и её сёстры теперь курсируют между Южной Америкой и Дальним Востоком, через мыс Доброй Надежды и Сингапур. Она не относится ни к пассажирским, ни к грузовым судам, она - грузовой лайнер, что означает, что, хотя она несет в себе много груза (больше, чем "Gulf Shipper"), она одновременно перевозит сотни пассажиров всех трёх классов.
"Ruys" (1938-1968) Палуба 170х22 м. Пассажиры: 131 первого класса, 84 второго, 179 третьего.
На таком судне могут разместиться всего лишь сто с лишним пассажиров первого класса, но зато здесь они попадут в более роскошные условия, чем на модных гигантах Североатлантического направления. В грузовом лайнере все номера первого класса расположены по борту, и они, как правило, больше, чем на пассажирских лайнерах. На палубе много места для того, чтобы поиграть, прогуляться или позагорать, в бассейне не бывает слишком тесно, в баре всегда найдётся местечко, и не приходится спешить, чтобы занять место в кинозале - в то время как во многих, так называемых "роскошных судах", народу полно, как сельдей в бочке.
Второй класс в грузовом лайнере достаточно удобен, но не более того. Чем меньше будет сказано о третьем классе, тем лучше; лучшее, на что можно надеяться - это на то, что там будет чисто. В "Ruys" было чисто, я-то знаю, я видел такие, в которых было грязно.
К нашему удивлению и облегчению официальным языком на "Ruys" был английский. Офицеры были голландцами, а экипаж - китайцами. Офицеры пользовались голландским только в быту, пассажиры его никогда не слышали. Китайские старшины все говорили на английском, и это вынуждало голландских офицеров управлять кораблём на английском языке, потому что это был единственный их общий язык с экипажем. Большинство младших чинов-китайцев говорили на английском или на пиджине (Квай Яу говорил на превосходном английском языке, с чем нам очень повезло, а вот некоторые из пассажиров могли общаться со своими стюардами только через старшин).
Девять десятых пассажиров первого класса говорили по-английски, очень немногие из них знали только испанский язык. Те дни, когда нам приходилось прилагать массу усилий, чтобы объясниться, практически завершились. Ещё на борту оказались южноафриканцы, их было больше, чем южноамериканцев, и была всего лишь горстка прочих, таких, как мы с Тикки - несколько человек с Дальнего Востока, из Австралии, Маврикия. Была ещё одна пара с американским гражданством, но они жили в Южной Америке и больше держались друг друга. Так что мы с Тикки были единственными жителями Штатов на борту.
День или два нам было довольно одиноко. В первый же день, когда мы выползли из нашей каюты, мы заблудились ("Ruys" достаточно велик для того, чтобы в нём заблудиться, если не знаешь ориентиров), потом, наконец, нашли бар и установили, что наши росписи на чеках здесь принимают. Поначалу бар показался нам мрачным, как монастырь: повсюду было резное дерево, потемневшие балки и тусклая медь. Но в его напитках содержался подлинный сок радости, и когда гонг позвал на ужин, мы уже были вполне готовы встретить его лицом к лицу.
Обеденный зал был в две палубы высотой, с открытым, огороженным люком в потолке, откуда падал дневной свет. В зал нужно было спускаться по потрясающим изогнутым лестницам, которые взывали к музыке Штрауса, после чего мы попали в место, наполненное хрустящими скатертями и сияющим, избыточным серебром. Старший стюард приглушённым голосом спросил наши имена и сопроводил нас в замедленном шествии к столику, затем главный стюард и помощник главного стюарда усадили нас. И тогда я увидел Квай Яу, стоящего позади. Он поймал мой взгляд и улыбнулся. Я почувствовал себя немного лучше.
Мы представились и обнаружили, что все четверо наших соседей по столу были из Буэнос-Айреса - Señor и Señora Рубинштейн и две señoritas, не связанные родственными отношениями. Все, кроме Señor Рубинштейна говорили по-английски, он говорил на испанском и французском языках, и мы могли пробовать достучаться друг до друга с помощью ужасающей смеси их обоих. Тот факт, что мы только что посетили их родной город, чуть-чуть смягчил ситуацию, и нас приняли довольно дружелюбно.
К сожалению, у нас не было возможности получить навыки южноамериканского застольного этикета, из-за чего мы сильно нервничали, сидя за тем столом. Нет, я вовсе не собираюсь извиняться за наш собственный национальный застольный этикет - по моему предвзятому мнению большинство из нас подбрасывают дровишки в топку разумно, аккуратно и ненавязчиво. И я не понимаю, почему яйцо всмятку непременно нужно выедать ложечкой из скорлупы.
Вы когда-нибудь видели, как воспитанный южноамериканец обращается с фруктами? Это же демонстрация хирургической виртуозности, на обучение которой у меня лично ушла бы масса времени (если я вообще способен такому научиться). Любой из них с помощью фруктового ножа и крошечной вилочки разрезжет яблоко, апельсин или банан, потом очистит плод и в финале уничтожит его, не прикоснувшись ни одной из его частичек к человеческой коже. Подумайте, что это означает, например, в случае банана: по правилам вы не можете помогать себе даже большим пальцем, чтобы начать снимать кожуру. Это то, что называется "даже пальцем не тронул".
С дыней они управляются столь же асептическим образом, вместо того, чтобы как мы придерживать её левой рукой и черпать ложкой.
Мы с Тикки молча восхищались этими трюками, но не рисковали их повторять. Так что мы не сьели не слишком много фруктов во время этой поездки.
Монтевидео находится менее чем в ста пятидесяти милях вниз по Рио-де-ла-Плата от Буэнос-Айреса; мы были там уже в первой половине дня. В районе Буэнос-Айреса эстуарий около тридцати миль в ширину; в районе Монтевидео он более ста миль в ширину, практически открытый океан, хотя технически всё ещё река. Именно здесь британцы загнали "Graf Spee" чуть не на самый берег и устроили морское сражение глубоко внутри признанной территории Уругвая, за что позднее расплатились компенсацией и неискренними извинениями. Чисто технически "Graf" был ими упущен и не стал трофеем.[01]
Когда мы проснулись, обычные пассажиры уже роились на палубе. Прежде чем идти на завтрак, мы договорились о туристической поездке на берег, благо график движения судна это позволял. У нас было всего два дня в Уругвае, этого совершенно недостаточно на то, чтобы неспешно слоняться. Señor Ройтман, наш гид и переводчик, который держал себя как хозяин, принимающий гостей, пообещал, что будет ждать нас и ещё двоих пассажиров после завтрака в своей машине.
Двумя другими были английская леди (я использую это слово преднамеренно) и лохматый молодой джентльмен из канадской дипломатической службы, во внешности которого сквозила та тщательно отмеренная небрежность, которая характеризует "голубую кровь". На первый взгляд они оба были чрезвычайно надутыми особами[02]. Но я знал, по своему прошлому опыту, что англичане на самом деле не такие уж недружелюбные; они просто застенчивы, стеснительны и побаиваются незнакомых людей. Мы с Тикки твёрдо игнорировали холодность, которую они к нам проявляли, и продолжали оставаться дружелюбными, неформальным и разговорчивыми. В конечном итоге это сработало, как это почти всегда и бывает. Почти все англичане оказываются отличными людьми, если вы сумеете пробиться сквозь их настороженность, и они согласятся признать, что вы тоже хороший парень. Хороший для янки, имеется в виду.
Монтевидео - большой город, столь же большой как Сент-Луис. Первое, что бросается в глаза - его чистота. За этим поверхностным впечатлением лежат стандарты реально действующей санитарии, такие же высокие, как в остальном мире, и гораздо более высокие, чем во многих наших городах, таких как Филадельфия, например. Вам не нужно опасаться ни пищи, ни воды в Монтевидео: здесь они чистые.
Второе, что бросается в глаза - нечто противопроложное: никаких полицейских. Это отсутствие вряд ли произвело бы на нас впечатление, если бы мы прибыли сюда прямо из дома, так как у себя в стране мы мало видим полицейских, а те немногие, что попадаются нам на глаза, как правило, уличные регулировщики. Но в большинстве стран Латинской Америки полицейские или солдаты (что почти то же самое) вечно сверлят взглядами вашу спину. Обычно они не беспокоят туристов-гринго, но они непременно маячат где-то рядом, вездесущие, бдительные и угнетающие, как дуэнья, когда вы собрались покувыркаться/учитель, когда вы собрались забить косячок.
Возможно, в Уругвае на самом деле есть полиция, но я не припомню, чтобы видел хоть одного из них, хотя я их искал. Не думаю, что в Монтевидео вы сумеете выманить на свет божий полицейского, даже если припаркуетесь перед пожарным гидрантом.
Я спросил об этом Señor Ройтмана, и он ответил со всей своей (латиноамериканской) прямотой. "Нашему президенту не нужны никакие телохранители". В это время мы сидели в открытом кафе, он посмотрел через площадь и добавил: "Во второй половине дня, когда он заканчивает работу, он выходит оттуда и в одиночку идёт через эту площадь. Он проходит мимо вас, и вы знаете его, и он знает вас, так что вы просто сидите здесь вместе со всеми остальными и пьёте свой "café exprés". Никто не пялится на него во все глаза, ведь это было бы невежливо".
Президент Уругвая не босс, и он, безусловно, не диктатор, раздающий декреты. Здешняя система напоминает швейцарскую, в которой он был бы председателем исполнительного совета. Я даже не помню имя действующего уругвайского президента, поскольку его имя не намалёвано на каждой стене во всех общественных местах, как это сделано в Аргентине.
Третье, что бросилось в глаза, это обычное для Южной Америки обилие парков, площадей, памятников и городских скульптур. До сих пор я думал, что потрясающая красота южноамериканских городов - следствие их возраста. Но Монтевидео среди прочих всего лишь младенец, он заложен в 1726 году, спустя сто с лишним лет со дня основания Нью-Йорка. Кстати, где статуи и памятники Нью-Йорка, хотелось бы узнать? Разумеется, речь не идёт о той штуке над прудом в Радио-Сити. И не говорите мне о Могиле Гранта, я видел Могилу Гранта. Они не должны были вытворять такое с мёртвым человеком.
Моя страсть к скульптуре едва не завела меня в неловкую ситуацию. Мы проезжали один из многочисленных парков, и наша дорога проходила мимо памятника Крытому Фургону. Я настоял на том, чтобы остановиться, чтобы как следует его осмотреть. Это была прекрасная академическая скульптурная группа из бронзы, состоящая из крытого фургона, пионеров на лошадях, упряжи из шести волов и сменных волов, следующих позади. Всё было выполнено в натуральную величину, с детальным реализмом, который, тем не менее, достигает удовлетворительной композиции при любом подходе. Это был опус, подходящий, чтобы увенчать карьеру великого мастера, и на его фоне многие "современные" скульптуры выглядели как детские куличики, каковыми многие из них и являются.
Я был заинтересован им с трёх точек зрения: как произведением искусства, сильным сходством изображённой группы с образами нашей собственной пионерской истории, а также чисто механическими и инженерными проблемами, которые для предметов такого размера не менее сложны, чем художественные. Я взобрался на основание скульптуры, чтобы поближе рассмотреть одну из фигур.
Откуда ни возьмись появился парковый сторож и категорически объявил, что тут prohibido приставать к статуям. Я попытался смиренно объяснить ему, что я не имел в виду ничего плохого, и что я ничего тут не трогаю, но здесь мой хилый испанский окончательно сломался, и м-ру Ройтману пришлось вмешаться в беседу. Он взял на себя персональную ответственность за моё пристойное поведение, и я в полном смущении отбыл в своё условно-досрочное освобождение.
Я полагаю, что паркового сторожа можно посчитать за настоящего полицейского, правда он был вооружен граблями вместо пистолета.
Мы проехали много миль по старому городу, потом столько же по новому городу, который тянется вниз по течению Плайя-де-Карраско. Большая часть старого города была в стиле рококо, даже барокко, но в Карраско мы нашли мили и мили беззаботной, образной современной архитектуры, подобной той, что мы впервые увидели в Лиме, а затем неоднократно сталкивались в Чили и Аргентине (и должны были вновь столкнуться в Бразилии). Я опять попросил показать мне трущобы, придерживаясь своей теории, что взгляд на местную культуру снизу является единственным ракурсом, открывающим истинную перспективу.
М-р Ройтман пообещал сделал всё возможное. Спустя некоторое время я спросил его:
- Когда же мы доберёмся до мест, где живут бедные люди?
Он остановил машину.
- Вот это место.
Я посмотрел вокруг и возразил:
- Нет-нет, я имею в виду действительно бедных людей, - и рассказал, что мы видели в других местах.
- Но это и есть бедные люди. Это самые бедные люди во всём Монтевидео!
Я снова огляделся, борясь с желанием назвать его лжецом. Здесь не было ни съёмных домов, ни лачуг нищеты. Здесь стояли маленькие и простые домики на одну семью, каждый со своим цветником. Для меня было вполне очевидно, что эти дома принадлежали не потерявшим самоуважения представителям нижней прослойки среднего класса. К этому времени я уже знал, что м-р Ройтман был гордым патриотом, и я заподозрил, что его национальная гордость не позволяет ему показывать мне изнанку своего города. В моём собственном родном городе Колорадо-Спрингс мало бедноты, и его трущобы - вообще не трущобы в том смысле, в котором это слово применяется в Нью-Йорке, Чикаго, Рио или Сиднее, но я знал, и был возмущём осознанием того, что худшее из Колорадо-Спрингс было удручающе хуже, чем это, причём по многим параметрам.
Неудовлетворенный полученным результатом, я решил его проверить. Оказалось, что Señor Ройтман был прав: это была их "беднота". В Уругвае нет других бедных. Это государство всеобщего благосостояния, которое обошлось, насколько мы могли видеть, без прискорбных изъянов других государств всеобщего благосостояния. Как им это удалось, я не знаю, потому что я видел другие страны с похожой законодательной системой, которые пришли к результатам, которые мне совершенно не нравятся - у них репрессивные законы, бесконечная бюрократия и правила, связывающие вас по рукам и ногам. Уругвай совсем другое место, в нём есть социальное обеспечение граждан с колыбели до могилы, есть бесплатное образование в колледже, бесплатные лекарства для малообеспеченных, а также выход на пенсию в пятьдесят, без потери в качестве жизни - для тех, кто хочет уйти в отставку в столь юном возрасте.
Возможно, тут есть какой-то подвох, если и так, мы его не нашли. Наше исследование было столь же быстрым и поверхностным, как вояжи наших конгрессменов в Европу. Как бы то ни было, сейчас я убеждён, что им каким-то образом удалось сотворить чудо. Я планирую когда-нибудь вернуться сюда и копнуть глубже: если тут есть секрет, который следует раскрыть, мы должны его изучить. А пока что я чувствую сильную симпатию к фермеру, который сказал, увидев жирафа: "Таких зверей не бывает!"
Уругвай не чужд латинский страсти обозначать известные события одними датами. (Кажется, Марк Твен сказал, что французский политик может произнести страстную и эффективную патриотическую речь, просто отбарабанив список дат?) Разъезжая по городу, я заметил следующие названия улиц: "14 июля", "18 июля", "25 мая", "26 марта", "4 июля", "31 декабря" и "24 сентября". И это не полный перечень, а только случайная выборка. В их календаре (и, соответственно, на уличных указателях) полным-полно дат, таких как наш День Матери или Неделя Жевательной Резинки[03].
Обратите внимание, чтобы сделать нам приятное, они назвали одну из улиц Днём Четвёртого Июля, единственным нашим праздником, который вписался в их систему. Добрые жесты подобного рода можно найти повсюду в Южной Америке, здесь всегда можно наткнуться на Бульвар Вудро Вильсона, Шоссе Рузвельта или Джордж Вашингтон Плаза - и это не проявление подхалимства к Tío[04], потому что они не пренебргли и национальными числами других стран, а не ограничились только нашей. Интересно, в какой степени (если мы вообще это делаем), мы возвращаем своим соседям подобные знаки внимания? Дома я ни разу не встречал Бульваров Боливара или Сан-Мартин-Роуд. Возможно, я смотрел не там, где нужно?
Этой благородной традиции следуют все наши южные соседи, но именно в Уругвае она используется на всю катушку. Вот несколько примеров: Avenida Simon Bolivar, Rambla República de Argentina, R.R. de Peru, Rambla Presidente Wilson, Calle George Washington, Parque Franklin Delano Roosevelt (самый большой в городе), Rambla Presidente Bernardo O'Higgins, и ещё куча всяких ramblas, названных в честь Мексики, Чили, Франции и Великобритании (rambla - это такой причудливый бульвар с деревьями, цветами и видами), Avenida Italia, Avenida General San Martín, и даже Calle Missouri и Calle Mississippi. После этого в названиях следуют герои, герои и снова герои, здесь редко расходуют улицы на пустячные названия типа "Каштановая", "Сосновая" или "Пятая".
Человек может попасть в путеводитель улиц даже не будучи генералом, политиком или уругвайской знаменитостью. Эмиль Золя и Герберт Спенсер туда угодили, и у вас это тоже может получиться. Там уже есть Дарвин, Сервантес, Клемансо, Магеллан, и кто-то по имени Сэмюэль Бликсен[05]. Поднимитесь на какую-нибудь гору или напишите эпическую поэму - рано или поздно муниципальный совет Монтевидео наградит вас парочкой миль вымощенного бессмертия.
Я думаю, что единственное подходящее слово для этой традиции - "добрая".
На следующее утро мы поехали на рынок крупного рогатого скота, который отличался от виденного нами в Буэнос-Айресе тем, что был расположен в нескольких милях от города и тем самым предоставлял больше возможностей увидеть работу гаучо. Тут всё же не истинный край скотоводов, настоящий находится дальше на север, на Великих Равнинах. Сельская местность вокруг Монтевидео больше походит на фермы Айовы, за исключением того, что часть растительности субтропическая. В Уругвае не бывает морозов, но не так уж много действительно жарких дней, и тут достаточно дождей, всего около тридцати дюймов осадков в год.
Я не заметил большой разницы между гаучо Уругвая и Аргентины, но местные лошади выглядят более тонкокостными, ближе к Аравийской породе, и, насколько я мог видеть, они не обучены загонять скот. Представители основных североамериканских поставщиков мяса постоянно сидят на этом рынке крупного рогатого скота и скупают большую часть поставок, это основная статья уругвайского экспорта в нашу страну. Мы "взяли мате" с торговцами и гаучо в расположенном на рынке клубе гаучо. Здесь это называется "tomar maté", буквально "взять чашку", что на практике означает "пить травяной чай из yerba через серебряную трубку из горшка из тыквы, который называется "maté". В социальном отношении это означает куда больше: это уругвайский символ гостеприимства.
Обычай требует, чтобы все в одном дружеском кругу пили из одного горшка через одну и ту же серебряную трубку. Первой отпить предложили английской леди, которая была с нами, затем Тикки, потом мне, потом пошло дальше по кругу. Есть мнение, что микробы не могут жить на горячей серебряной трубке, что она сама себя стерилизует. Надеюсь, это правда, поскольку обряд столь же неизбежен, как целование невесты.
Мате не неприятен, он очень похож на зелёный чай, но это на любителя. Уругвайцы и аргентинцы придают ему много значения, они считают, что это - и еда, и питье, и витамины в одном флаконе. Существует история про осаждённый гарнизон, который несколько недель продержался исключительно на одном матэ. История почти наверняка правдива, но я думаю, что это была довольно скудная диета.
Возвращаясь с рынка крупного рогатого скота, мы проехали к вершине Серро. Это - гора, благодаря которой город получил свое название: Монтевидео - "Я вижу гору". На ней стоял старый форт, который когда-то доминировал над гаванью, теперь это исторический музей, а Уругвай, что очень разумно для страны с населением в три миллиона человек, просто отказался от конкуренции в гонке вооружений. М-р Ройтман показал на остров посреди раскинувшейся перед нами гавани и сказал, что это "политическая тюрьма".
Я так и подпрыгнул при этом замечании.
- Я думал, тут страна свободы, где нет политических заключенных...
- Ну, - сказал он, - в таком качестве её использовали раньше, больше века назад, когда тут правили испанцы. Сейчас там пусто, и это просто местная достопримечательность.
Я думал об антиперонистах, бежавших в Уругвай, и смотрел на океан в сторону Аргентины. Невидимая, она лежала где-то там, совсем близко за горизонтом.
- А вы не опасаетесь, что когда-нибудь "Папа" придёт сюда, и всё тут изменится?
Он мрачно улыбнулся.
- "Папа" хотел бы этого, но он знает, что у нас есть "Дядя".
Позднее, в тот же день, мы с Тикки одни прогуливались по Avenida 18 de Julio, главной торговой улице. Мы были очень удивлены услышав весёлый оклик:
- Привет! Вы - мистер и миссис Хайнлайн!
Окликнувший нас был красивым молодым парнем с широкой улыбкой на лице. Он не был одним из наших попутчиков, в этом я был совершенно уверен, и мы никого не знали в Уругвае, но его лицо мне было знакомо. Я обменялся с ним рукопожатием и признался:
- Я знаю, что мы встречались, но я никак не могу вспомнить, где и когда.
- Разве вы не помните? Собачка!
Накануне мы с Тикки сидели в открытом кафе у Площади Независимости. Рядом с нами шла какая-то вечеринка, и в компании с людьми была маленькая шебутная сучка-спаниель. Тикки предложила спаниелихе арахис и картофельные чипсы. Дружба между народами, заложенная посредством собаки, вскоре распространилась на её хозяев, и мы болтали с ними через столы. У них был семейный праздник: там были отец, мать и их взрослый сын; двое мужчин могли говорить по-английски.
Это было самое мимолётное знакомство, едва ли больше, чем обмен мнениями к взаимному согласию, что Primavera - отличная собачка, правда-правда! Мы обменялись с ними именами, но беседа длилась не более пяти минут; не было ни намерения, ни ожидания того, что краткая встреча разовьётся во что-то большее. Мы просто погладили их собаку.
Я тогда едва разглядел их сына. Потому что его мать была женщиной необыкновенной красоты; мой выбор в таких обстоятельствах - это не выбор, но безусловный рефлекс. Я смотрел на мужчин в этой компании только из вежливости - я надеюсь, что я был достаточно вежлив.
Но когда молодой человек, остановивший нас на улице, сказал: "Разве Вы не помните? Собачка!" шестерёнки щёлкнули, а цифры выскочили на табло. И я сказал:
- О! Ну конечно же!
Морис Нейберг пригласил нас к себе домой, и мы провели там весь день, на себе испытав практику, сформулированную в латинском выражении: "Этот дом - ваш дом" Гостеприимство Нейбергов было особенно ценно тем, что оно было совершенно неожиданным, они совершенно не были обязаны столь любезно к нам отнестись/ни в малейшей степени не были нам чем-то обязаны, чтобы так по-доброму к нам относиться.
С подобной открытой доброжелательностью к нам отнеслись Кириехо в Чили, тоже в обстоятельствах "сверх необходимого по служебным обязанностям". Характерна ли эта теплота отношений для Южной Америке в целом? Я не знаю. Разумеется, не следует пытаться построить кривую на основании двух измерений - это будет не научная оценка, а попытка принять желаемое за действительное. И всё же, тысячи других маленьких примеров - все указывают в том же самом направлении. Моё поверхностное, составленное наспех мнение, было и остаётся прежним: подавляющее большинство южноамериканцев дружелюбно встречают всех гринго, у которых хватает сообразительности это заметить.
Ещё один предмет для критического самоанализа - вопрос о том, насколько дружелюбна в сравнении наша собственная любимая страна? Трудно дать справедливую оценку. Я живу в ней, я - её часть, а рыбе непросто увидеть воду, в которой она плавает. Могут ли незнакомцы и иностранцы, без каких-либо связей или рекомендаций точно так же случайно столкнуться с подобным отношением в Нью-Йорке? Или в Колорадо-Спрингс?
Я размышлял над этим и пытался по-честному подойти к рассматриваемому вопросу. Допускаю, мы по-человечески щедро гостеприимны к тем, кто приходит к нам с мало-мальскими рекомендациями любого рода, но встретит ли радушный приём незнакомца, у которого нет вообще никаких рекомендаций?
Да, думаю, мы на это способны, при условии, что незнакомец и иностранец сам открыт для этого - и эта же оговорка столь же жёстко действует в Южной Америке. Возможно, мы будем в этой ситуации чуть более подозрительны/стеснительны, но не слишком, не достаточно, чтобы это имело значение. Конечно, мы более провинциальны, менее космополитичны, чем они, по тем же причинам, по которым жители Нью-Йорка более провинциальны, чем люди из остальных частей нашей страны.
Но открытость и дружелюбие присутствует среди нас повсюду. Любому иностранцу, считающему американцев "холодными", лучше поискать холод в своём собственном сердце.
Характерна ли эта готовность к гостеприимству для всех народов во всём мире? Нужно ли перепуганному мальчику всего лишь войти через ворота в Большой Город, чтобы найти в нём те же "добрые сердца и приветливых людей", что он оставил в своей родной деревне? Когда-то я был готов поспорить, что это истинная правда, но я был неправ. Хотя подобная черта потенциально может быть у каждого человека, но это черта обусловлена культурой, и в некоторых культурах она отсутствует. Просто, чтобы усвоить это, посмотрите у Рут Бенедикт жуткое описание культуры Dobu в ее "Patterns of Culture". Если Dobu предложит незнакомцу выпить, он это сделает только с целью его отравить. Тем не менее, Dobu - генетически люди того же вида, что и представители некоторых других тёплых и дружественных культур, существующих с ними по соседству.
Но я изменил своё мнение не чтением научной антропологии, я изменил его своим опытом, позднее посетив другую страну, где к нам отнеслись без обычной вежливости и с куда менее щедрым гостеприимством. Опыт вылечил меня от романтической ерунды, и я больше не думаю, что люди во всём мире такие же, как у нас дома. Некоторые из них совсем другие.
Восхитительным визитом к Нейбергам завершилось наше пребывание в Уругвае, поскольку корабль отплывал в тот же день. Мы захватили с собой символические подарки и множество визитных карточек для лиц в полдюжине других странах. Морис сам был на уругвайской дипломатической службе, а его отец занимался импортно-экспортными операциями, их семья была хорошо известна за рубежом. Морис проводил нас до нашего судна.
Возможно, вы ждёте, что, проникнув в уругвайский дом, я должен его вам описать. На самом деле нет необходимости это делать. Это была большая городская квартира для семьи из высшего класса, которая выглядела бы точно так же в любом крупном городе мира. Вместо этого я расскажу вам о Кларите. Кларита - маленькая голубка, имевшая несчастье сломать себе крыло. Миссис Роберт Нейберг нашла её и ухаживала за ней, пока она не поправилась, а затем выпустила её на волю. Но Кларита отказалась улетать. О, она присоединилась к другим голубям, которые роятся вокруг многочисленных памятников города, но на ночь она усаживается на насест на балконе Нейбергов, а немалую часть дня проводит внутри квартиры Нейбергов, оставляя случайные следы своих визитов на полу. Теперь это её дом, по её собственному выбору.
Эта история демонстрирует удивительное для птичих мозгов здравомыслие, и ещё больше говорит о людях, таких как Нейберги.
Никакое описание не должно быть полностью комплиментарным, и здесь мне следовало бы добавить немного критики, хотя бы для контраста и чтобы придать убедительности благоприятным утверждениям. Но мне очень трудно найти что-то, что можно было бы покритиковать в Уругвае.
Думаю, вот этого будет достаточно: иногда совершенно невозможно поймать такси в порту, где причаливают суда, и тогда путешественнику приходится тащиться почти полмили к ближайшей трамвайной остановке! Очевидно, это нужно как-то исправить. Конечно, погода для прогулок не бывает холодной, и вряд ли будет невыносимо жаркой.
[01]"Graf Spee" - "Адмирал граф Шпее", немецкий тяжёлый крейсер типа "Дойчланд". Спущен на воду в 1934 году. Во время войны успел потопить 11 британских торговых судов, пока в декабре 1939 не был атакован британской эскадрой крейсеров. Получив повреждения и исчерпав боеприпасы, крейсер отступил в устье Ла-Платы и бросил якорь близь Монтевидео. Власти Уругвая, сохранявшие нейтралитет, разрешили пребывание на территории страны в течение трёх дней, которых было недостаточно для проведения ремонта. По приказу из Берлина капитан затопил судно в нейтральных водах. Команда сошла на берег и была интернирована в нейтральной Аргентине. Капитан Ганс Лангсдорф застрелился. Англичание предприняли специальную экспедицию для подъёма радарной установки и другого технического оборудования "Графа", но им помешал шторм.
[02]надутыми особамив оригинале "veddy, veddy" - этим словом британцы изображают американцев, пытающихся говорить с британским акцентом
[03]День Матери - празднуется во второе воскресенье мая; Неделя Жевательной Резинки - одно из сотни общенациональных или региональных мероприятий, среди которых Неделя Пожарной Безопасности, Неделя Здоровых Ног, Неделя Национального образования и т.п.
[04]Tío - (исп.) Дядюшка (имеется в виду Дядюшка Сэм)
[05]Сэмюэль Бликсен - Хосе Андрес Самуэль Бликсен Кларе, уругвайский писатель, журналист и политический деятель (1867-1909)
![[]](/img/g/gold_s_w/heint05/tr-05-01.jpg)