Прошла неделя после ужасного дня, когда была обнаружена пропажа денег со счетов Мовлади. Их усиленные поиски так и не дали никаких результатов. Поэтому Ефим Аркадьевич, (директор коммерческого банка) скрепя сердце и как следует обдумав все, решил во избежание неприятностей, перевести на счета Мовлади в зарубежных банках, требующуюся сумму из своих собственных сбережений. Он совсем не хотел терять выгодного для банка клиента, деньги которого приносили ему двойной "навар". Собственно, "сбережения" эти были "нажиты" им за счет неоднократного и умелого "прокручивания" банком, возглавляемым Ефимом Аркадьевичем, средств клиентов, каковым являлся и Мовлади. Роль его банка, в случае с "накоплениями" Мовлади, заключалась в следующем: отмыть "грязные", полученные неправедными путями деньги клиента, а затем, "отстиранными", быстрёхонько перевести за рубеж.
Но перед этим, Ефим Аркадьевич все же счел необходимым известить об этой операции самого Мовлади. Он хотел показать тому, что даже несмотря на экстраординарное обстоятельство, каковым являлась кража весьма крупной суммы денег со счетов клиента, его банк полностью выполняет обязательства перед своими вкладчиками.
Сначала Ефим Аркадьевич позвонил Мовлади в офис, но телефон молчал. "Видимо, там никого нет", - решил он и набрал номер мобильника. Услышав знакомый голос, он, слегка заискивая, стал объяснять, что на днях деньги будут переведены, куда нужно... Но телефонная трубка, голосом Мовлади, сразу же, перебив его пространные объяснения, спросила:
- Фимка?! Это ты, что ли? Ты до сих пор еще живой?.. - искренне удивилась она данному обстоятельству.
И в самих вопросах, а особенно в тоне, которым те произносились, было так много ужасающего смысла, что Ефим Аркадьевич, не дослушав дальнейшее, быстро пристроил ее на место.
"Господи! Почему я сразу не перевел эти деньги?.. Что же мне теперь делать?" - запоздало сожалел Ефим Аркадьевич о своем легкомысленном и безрассудном поступке, находясь в полной прострации. Он теперь не был уверен за сохранность собственной жизни, даже в случае, если деньги будут переведены прямо сейчас же, немедленно... "Что делать?.. Что делать?.. Что делать?..", - кроме этого риторического вопроса, который бесконечно, как заезженная пластинка, вертелся в его голове, в той какое-то время, вообще, не возникало никаких других мыслей.
Но потом, сделав над собой усилие, Ефим Аркадьевич собрался, посидел еще несколько минут, о чем-то размышляя, и решил, что в данной ситуации лучше всего будет на некоторое время уехать в Испанию. Там у семьи была шикарная вилла, приобретенная на имя жены, в которой она вместе с детьми и проживала уже довольно длительное время. Он сам наведывался туда лишь изредка, наездами, когда позволяла работа. И, вообще, после покупки этой виллы их семейная жизнь превратилась в сплошную фикцию, но так было спокойнее для него и безопаснее для семьи.
А ведь он так любил и жену, и детей... Именно они - раньше и были смыслом его жизни, а потом, постепенно, этим смыслом стали деньги. Сначала средства, вроде бы, добывались для жены и отпрысков; для улучшения их жизненных условий и удовлетворения неуклонно растущих в связи с этим потребностей, а потом, как-то совершенно незаметно для него, - сами стали этим смыслом.
Сейчас же, кроме "девочек за деньги", у него, собственно говоря, никого и не было. Правда, девочки в его возрасте были уже не особенно-то и нужны, если учесть обстоятельство, что его страстью были совсем не женщины, а "бабки", и вовсе не женского пола, а зеленого цвета. Так что, пользовался он услугами продажных женщин не по собственному желанию, а, скорее всего, по необходимости: так было принято в среде, где существовал Аркадий Ефимович: девочки, рестораны, сауны... а также еще куча разнообразных совершенно ненужных ему условностей, определяющих его принадлежность к данному социальному классу...
А если по честному, то он гораздо больше любил еду, приготовленную руками жены, но та практически совсем перестала возиться на кухне: теперь для этого есть домработница. Да и сауну он переносил с трудом: ему иногда после нее бывало нехорошо с сердцем. И, вообще, он любил мыться даже не в ванной, а под душем... Короче, все что он сейчас вынужден был делать, как обладатель огромного капитала, шло вразрез с его привычками, желаниями и потребностями. Но так было заведено в их кругу, и он вынужден был, не желая того, подчиниться.
Он хотел улететь сейчас же, немедленно, но все сегодняшние рейсы в Испанию - уже убыли. Тогда он сразу же, по телефону, заказал себе авиабилет на завтра, сделал все необходимые банковские дела, требовавшие его непосредственного присутствия. Но, вспомнив, что все же нужно отдать кое-какие распоряжения по дому, на время своего длительного отсутствия, Ефим Аркадьевич решил, все-таки, сегодня переночевать там. В доме на Рублевке шла грандиозная реконструкция и умопомрачительный ремонт, который должен был превратить его и без того не особенно "скромное жилище" в нечто подобное загородным резиденциям русских венценосных особ, расположенных в пригородах Санкт-Петербурга.
В банке уже начался обеденный перерыв, и он, вызвав шофера, попросил подогнать машину со стоянки прямо под дверь банка: ему показалось, что так будет значительно безопаснее садится в нее. В его воображении, уже на всех крышах, окружавших банк домов, сидело по снайперу, держа в руках винтовки с оптическими прицелами, направленными ему прямо в голову или может быть в сердце. Собственно говоря, его опасения были небезосновательны: многих знакомых ему банкиров постигла именно такая участь. И он тоже почему-то решил, что если будут пытаться убить его, то сделают это именно таким проверенным временем и весьма результативным способом.
В коридоре Ефим Аркадьевич обогнал сотрудника своего банка Максима Бесфамильного, к которому сейчас испытывал странное чувство неприязни. С одной стороны, - вина того в исчезновении огромной суммы денег не была доказана. Но с другой... Максим взял отгул в день, когда деньги еще были на месте, и те еще тогда можно было бы перевести на нужные счета и вовсе избежать возникшей ситуации. Однако, перевод было не возможно сделать, потому что именно тогда не было на работе самого Максима... В общем, все эти обстоятельства каким-то странным образом переплелись в мозгу Ефима Аркадьевича, сделав Максима в собственных глазах не то, чтобы личным врагом, но, уж точно, и не союзником (как это представлялось раньше) в банковских аферах, которые он так виртуозно умел проворачивать.
"Ничего, - решил он, быстро проходя мимо Максима, остановившегося около входной двери и о чем-то оживленно болтающего с охранником. И данный, как показалось Ефиму Аркадьевичу, их чрез чур веселый (при сложившихся обстоятельствах) разговор, тоже внес определенную лепту в данное решение, - Вот вернусь назад, тогда и разберусь, - нужен ли мне такой безответственный сотрудник?"...
Потом он вышел за дверь, благополучно сел в лимузин, вслед за ним в тот сели его телохранители, и машина уже начала постепенно выруливать от двери банка на проезжую часть дороги... И тут, он услышал какой-то странный лязг железа над головой. Ефим Аркадьевич, удивившись необычному звуку, краем глаза успел увидеть, пронесшийся мимо машины на большой скорости мотоцикл, потому что разглядеть тот более детально, у него уже не хватило времени. Это мимолетное видение стало последним, что он видел в жизни... Он даже не успел сообразить, что это смерть явилась за ним не в образе снайпера, как им предполагалось, а мотоциклиста, прикрепившего наверх машины с помощью магнитной защелки большой заряд взрывчатки, сработавший всего несколько секунд спустя.
Яркая вспышка и грохот взрыва, случившиеся практически одновременно, навсегда прекратили мыслительный процесс Ефима Аркадьевича, так как - то, чем он мыслил, со страшной силой разлетелось в округе вместе с разорванным в клочья верхом машины. Серое вещество его изобретательного изворотливого мозга, смешавшись с кровью и расщепленной на куски черепной коробкой, размазалось и прилипло к стене его банка, к входной банковской двери, к плитке, которой был вымощен тротуар перед тем... Спустя мгновение, большая выполнявшая в банке представительскую функцию, дверь сорвалась с петель, пропуская внутрь взрывную волну; лимузин загорелся, от вспыхнувшего бензина; а потом, облитые им, загорелись и обезглавленные взрывом останки Ефима Аркадьевича, шофера и телохранителей...
Именно эту страшную картину увидел Максим, как только Толик стащил с него входную дверь, придавившую его в результате взрыва.
А в это время мотоциклист, который с утра, нервничая и изнывая от неопределенности сидел приклеенным к железному коню в ожидании выхода Ефима Аркадьевича из банка и изрядно обалдевший от жары, был уже далеко от места происшествия. Потом он бросил этот краденый мотоцикл в одном тихом переулке и, выйдя на оживленную улицу, смешался с толпой, вечно куда-то спешащей. Из кабины уличного телефона-автомата отчитался об успешно проделанной работе своему шефу:
- Мовлади, все сделано, как мы с тобой и договаривались. Так что гони деньги...
- Приезжай и забирай их. Раз договаривались... Зато теперь другие, не выполняющие контракты, будут знать, чем может закончиться для них невыполнение соглашений со мной... - нравоучительно произнес Мовлади и зло рассмеялся.
Когда спустя час, они встретились друг с другом в условленном месте, Мовлади, расплачиваясь за выполненную работу, предложил:
- Знаешь Арчил, у меня для тебя еще дело есть. Там у них в банке парень один работает. Именно он всегда занимался нашими переводами. В общем, он слишком много про нас знает... Сейчас, когда после случившегося, начнут копать в банке... Лучше будет, чтобы его тоже не было... Мало ли что он сможет наговорить лишнего. Так что, придется его тоже убрать вместе с этим жадным уродом. Заплачу хорошо. Возьмешься?..
- Да, конечно, - явно окрыленный сегодняшним успехом и долго не раздумывая над вновь поступившим предложением, моментально согласился Арчил.
***
А приблизительно за месяц, до описанного выше события, произошла очень странная, почти неправдоподобная встреча, случившаяся у Максима Бесфамильного. Она то, фактически, и определила дальнейшую судьбу банкира Ефима Аркадьевича, который являлся его "боссом". И было это так...
Максим злой, как десять чертей, сидел на лавочке, на платформе, ругая себя и своего сослуживца и друга Вадика на чем свет стоит. Он клял того что поддался на уговоры и поехал сегодня за город, на его дачу (хотя, по большому счету, мог бы и не согласиться). Вадик, же, не предупредил его, что идет очередная реконструкция железной дороги, и что электрички ходят, как им взбредет в голову, совершенно не придерживаясь расписания, тем самым ставя в тупик и приводя в бешенство большинство пассажиров, не осведомленных об этом ремонте.
"Правда, он мог и не знать... Ведь он сам не пользуется электричкой, а ездит туда на "Форде", - подумал Максим о Вадике, найдя тому хоть кое-какое маломальское оправдание, потому что если бы такового совсем не было, то в данный момент, он был бы готов разорвать сослуживца буквально на куски. Затем, немного поостыв от порыва не совсем обоснованной злобы на Вадика и как следует поразмыслив, наконец, сделал правильный вывод: "Сам дурак... Не надо было вчера так надираться... Чтобы сегодня бояться сесть за руль "Фольксвагена", дабы не влипнуть в очередную историю. Еще с предыдущим ДТП не успел окончательно разобраться. И с чего бы это, интересно, меня, вообще, понесло на его чертову дачу? Не иначе, как с перепоя... - весьма критически, но с другой стороны совершенно верно, размышлял о себе Максим. - Что я там забыл?.. Хотел послушать, как будет выпендриваться Вадик своим строением? Уже и так наслушался выше крыши: и на работе, и дома, и везде - он только о ней и говорит"...
Вот и электричка, на которую сел, выгрузила его на остановке совершенно ему ненужной... Скрипучий голос пробубнил по динамику что-то насчет реконструкции железнодорожного полотна, как-то невнятно попросил извинения за доставленные пассажирам неудобства и настоятельно потребовал покинуть вагоны, так как электричка дальше не идет. Насчет того, что она дальше не идет - было сплошным враньем: она проследовала дальше, но почему-то в гордом одиночестве. А высыпавшая на платформу толпа разъяренных пассажиров еще долго кляла и машиниста, и МПС, и правительство, и рыжего Чубайса из-за которого сейчас с неотвратимым постоянством и происходит все то, чего не происходило раньше...
"А теперь сиди тут, жди следующей... И тоже неизвестно, остановится ли та на нужной станции?" - с раздражением думал Максим. Однако его раздражение не было так социально направлено. Оно было более глобальным, потому что распространялось и на себя, и на Вадика, и на электричку, и на ужасающую жару, стоявшую этим летом не спадая, и не дававшую людям ни малейшей передышки... Короче, весь мир сегодня буквально с раннего утра ополчился на Максима, по всей вероятности из-за того, что вчера вечером он изрядно хватил лишнего.
"А может лучше, вернуться домой?.. - Он очень явственно представил себе запотевшую бутылку пива из холодильника, которая сейчас была бы как нельзя кстати, - Поваляться на диване перед телевизором; почитать какой-нибудь детектив... Или, может быть Катьке позвонить? Попытаться наладить испорченные отношения... - спросил он себя, и тут же ответил на него, - А стоит ли?".
Действительно, их отношения окончательно зашли в тупик: она ему все о любви рассказывает... "Неужели никак нельзя без любви обойтись? - искренне удивлялся Максим ее желанию. - Просто встречаться, проводить вместе время, заниматься сексом и получать удовольствия друг от друга... Так нет, она, видите ли, другого хочет: семью, детей, пеленки, кастрюльки... Почему женщины так любят всю эту рутину?.."
Нет, он совершенно точно знает, что не хочет этого. По крайней мере сейчас, пока еще молод... Видимо, только окончательный разрыв может исправить, создавшиеся между ними разногласия во взаимопонимании: когда одна мечтает о семье, а другой только о развлечениях.
Он залез в карман за пачкой сигарет, достал одну из них, потом стал снова рыться по всем, имевшимся в наличии карманам, ища зажигалку, но так и не нашел. "Потерял наверное... А может и забыл... Когда так голова трещала утром после вчерашнего "расслабления", тут уж не только зажигалку - мать родную забудешь... Хотя нет... Забыть наставлений матери "на путь истинный" невозможно: она еще вечером так вправляла мозги... Начала сразу, как только Вадик ушел. И сегодня с утра, несмотря на выходной день, не поленилась встать, чтобы еще, не все высказанное вчера, договорить сегодня", - приблизительно такие мысли возникли в голове Максима сейчас. И его мать занимала в них место вовсе не ангела-хранителя, хотя, в действительности, это было именно так.
Майя Борисовна - его мама, всеми силами, каждый раз после его очередной пьянки, которые стали случаться все чаще и чаще, пыталась это как-то предотвратить, или хотя бы уменьшить количество потребляемого им алкоголя. Но, к великому сожалению, все попытки добиться этого, - оказывались бесплодными: Максим совершенно не внимал разумным доводам. Он, как ей казалось, совершенно не слушал, что она говорила, или специально делал это ей назло...
Может быть сегодня, именно ее "наставления" и выгнали Максима в таком ужасающем состоянии из дома, в жару, на чертову дачу его сослуживца. Он, по-видимому, таким образом решил проявить собственный характер, которого, по большому счету, у него пока особенно-то и не было.
"Нужно заканчивать так "расслабляться": все неприятности от этого", - пришла в его голову благая мысль, но моментально и испарилась. Трудно удерживать в голове такие правильные мысли, когда молод, успешен и кажется, что вся жизнь впереди, и все еще успеется...
Максим огляделся. Рядом с ним сидела женщина пенсионного возраста с внучкой (скорее всего она сопровождала ее на дачу). Просить у той прикурить - было бы довольно странно, скорее, даже глупо. Да и вместо "огонька", можно было нарваться на целую лекцию о вреде курения или чего-то подобного тому, что он уже с утра выслушал от матери, и чего сейчас не смог бы воспринять совершенно, в силу своего "нежного" физического состояния, не огрызнувшись.
Он пригляделся к другим пассажирам, высаженным вместе с ним и с ропотом нетерпеливо ожидавшим следующей электрички, с надеждой, что та все-таки довезет их до места назначения. На другом конце (как ему показалось, бесконечно длинной платформы) увидел парня одиноко сидящего на самой дальней от него лавочке. Максим встал, тяжело вздохнул оттого, что сейчас нужно будет сделать столько лишних движений, каждое из которых давалось с напряжением, и медленно, на слегка дрожащих ногах, боясь еще больше расплескать головную боль, пошел к тому, в очередной раз за утро, подумав о пользе трезвого образа жизни.
Если бы он знал, о чем сейчас размышлял молодой человек, к которому он направил свои стопы, то непременно бы остановился и поискал кого-то другого, у кого можно было попросить прикурить, не отрывая того от глубоких мыслей о превратностях судьбы. Но он не знал...
А одиноко сидевший молодой человек, размышлял сейчас о своей, как ему казалось, совершенно неудавшейся жизни. Думал, почему судьба так несправедлива к нему; да, собственно, и не только к нему, но и к матери; а также к человеку, который был ему почти отцом и учителем - Федору Ивановичу. Почему так много хорошего досталось тем, кто неправедным путем "нажили" благосостояние, а все они - остались совершенно не обласканы ею? Ведь они честно, верой и правдой, старались принести пользу обществу, в котором жили, и питали надежду, что общество тоже как-то оценит их заслуги.
В данное время его мозги были заняты следующим: в уме он перебирал всех знакомых литературных героев, которым он бы смог "продать" душу за какие-либо материальные блага, чтобы не быть таким "униженным", даже в собственных глазах, из-за постоянной нехватки средств к существованию. Он мечтал, чтобы к нему сейчас подошли Мефистофель, Воланд или, на худой конец, черт из гоголевских "Вечеров на хуторе...", и предложили бы какую-нибудь выгодную денежную сделку, ставка в которой была бы его бессмертная душа. Потому что ничего другого кроме той, у него и не было. И хотя он не был верующим в прямом смысле этого слова, но прекрасно осознавал и понимал, что торговать ею не пристало.
Именно знание и понимание этого, отличало его от многих других людей, которые вопреки своей прежней вере, ранее заключавшейся - в неверии, побросав партбилеты, резко сменили религиозную ориентацию, моментально и поголовно став рьяными верующими. Он теперь довольно часто мог наблюдать этих "перевертышей", дорвавшихся до власти, на экране телевизора. Те стояли со свечами в руках поблизости от иерархов церкви и неумело крестились, замаливая грехи, видимо, после совершения очередной подлости по отношению к своим подданным.
Но сейчас, он уже и сам был готов был продать свою душу, только бы постоянно не думать о деньгах, вернее об их катастрофическом недостатке. И в этом абсолютно не было преувеличения, - чем-то вроде того, что "жемчуг мелкий"... Потому что это - было для него теперь жизненной необходимостью. Ему уже давно, он сам чувствовал это, нужно было обзавестись семьей и детьми. Но на зарплату, которую положили ему "хозяева жизни", он мог, работая почти без выходных и хорошо справляясь со своими обязанностями, с большим трудом содержать себя, и то безо всяких излишеств, не говоря уже о жене и ребенке, обычно прикладывающихся к женитьбе.
От этих грустных мыслей его отвлек голос, который явно не принадлежал ни одному из грезившихся ему сейчас литературных героев, мало того, голос почему-то показался очень знакомым.
- Огонька не найдется? - обратился Максим, с напряжением преодолев путь до противоположного края платформы.
Его поташнивало, и каждый шаг отзывался набатным звоном в раскалывающейся с похмелья голове, констатируя факт вреда чрезмерного потребления горячительных напитков.
Парень повернул голову... и они оба с изумлением уставились в лица друг друга. Один из них совершенно забыл о своих горестных мыслях и нереальных мечтах, а у другого - неожиданно быстро наступило полное протрезвление. Каждый лихорадочно соображал: "Где я видел это лицо"?.. И лишь спустя некоторое время оба осознали, что с пристрастием разглядывали его ежедневно в зеркале, а если быть более точным, то каждое утро во время бритья. Один из них даже нервно провел рукой по собственной щеке и подбородку, видимо рассчитывая на то, что его "визави" сделает то же самое. Тогда-то и выяснится, что напротив - лишь собственное отражение, материализовавшееся каким-то странным и неизвестным науке образом, но этого не случилось.
Обалдевший Максим, совершенно забыв зачем пришел и моментально избавившись от мучившего все утро сильного похмелья, не очень уверенно (что чрезвычайно редко случалось с ним в жизни) представился:
- Максим...
- Олег... - еще в большей растерянности ответил другой, вставая со скамейки и протягивая руку.
Для обоих было потрясением встретить тут, на платформе, где сегодня каждый оказался совершенно случайно, своего двойника. Причем они были не просто похожи - они были абсолютно идентичны...
Совершенно одинаковые серые глаза заинтересованно разглядывали друг друга. Совершенно одинаковые рты были чуть приоткрыты от удивления. Совершенно одинаковые уши вслушивались в абсолютно неотличимый друг от друга тембр голоса. И светлые, с легкой волной, волосы обоих готовы были шевелиться, так как удивление неожиданному явлению двойника было столь сильно, что граничило почти со страхом.
- Ты кто? - спросил Максим, отчасти понимая весь идиотизм задаваемого вопроса.
Он бы сам ответил на него, скорее всего, так: "человек - естественно"... Неестественным было то, что данный человек по неизвестной причине был издан природой сразу в двух экземплярах. Если бы они были близнецами, - тогда другое дело... Но оба видели друг друга впервые, и ни разу в жизни ни от кого не слышали о наличии брата-близнеца.
Однако его собеседник, вместо подобного ответа, стал обстоятельно и подробно объяснять: что живет здесь с детства; что работает фельдшером в больнице, которая недалеко от станции; что сегодня утром, несмотря на выходной день, пришлось идти на работу, так как пьяный водитель врезался в столб и, своротив тот напрочь, сильно поранил голову... А на обратном пути домой он просто решил немного посидеть на скамейке, что иногда делал, чтобы немного отдохнуть перед делами домашними, которых тоже было невпроворот...
- Ладно, ладно... - остановил его Максим, - Ты лучше скажи - как твоя фамилия?..
- Калинин... - как бы продолжая рассказывать о себе, ответил тот.
- Ну, а дальше... Дальше-то что?.. - с нетерпением и желанием быстрее как можно больше узнать о двойнике, снова спросил Максим.
- Что дальше?.. - переспросил "визави", не совсем понимая, что от него еще хотят.
- Ну, родители кто? Когда и где родился? - не преставал расспрашивать Максим.
- А ты что, следователь что ли? С чего я, вдруг, должен тебе все о себе рассказывать... Сам-то ты мне - только имя и сказал, а я уж вон сколько про себя наговорил... Твоя-то фамилия какая? - лишь сейчас поинтересовался Олег.
- Я? Я - Бесфамильный... - со всей серьезностью ответил Максим.
- Вот видишь, ты даже фамилию свою назвать не хочешь... А я тебе с какой стати даже про родителей должен рассказывать? - и он, сожалея, что уже успел так много наболтать случайно встретившемуся, хоть и очень похожему, но совершенно незнакомому человеку, с укором взглянул на Максима.
Тот весело рассмеялся. Потом достал из кармана совсем новый, недавно обменянный на российский, паспорт и протянул Олегу.
- Это у меня фамилия такая - Бесфамильный. Я еще со школы привык, что она вызывает недоумение у окружающих. А все, что хочешь узнать обо мне - посмотри в паспорте... Неужели тебя самого абсолютно не заинтересовало наше необыкновенное сходство?..
- Заинтересовало, - буркнул тот, листая документ и знакомясь с его содержанием, потом растеряно взглянул на Максима и, как бы не веря в увиденное, констатировал, - Мы с тобой родились в одно и то же время. Все совпадает: и год, и месяц, и день... Но больше ничего общего: ты - москвич, а я - местный, да и отчества - тоже разные... И, все-таки, теперь я почти уверен, что мы - близнецы...
- Вот, вот... Наконец-то, и ты догадался об этом... - покачав головой и сетуя, что собеседник так медленно соображает, подтвердил догадку Олега Максим.
- Ты знаешь, расспрашивать о нас у родителей, на мой взгляд, - не имеет никакого смысла. Раз они столько лет хранили эту тайну, то едва ли и сейчас скажут правду...
Потом он задумался, что-то вспоминая, соображая и рассчитывая в уме. Максим уже начал терять терпение, но тут Олег снова заговорил:
- Кажется я знаю, как можно выяснить это. Я знаю точно, что моя мать рожала меня здесь, и роды у нее принимал Федор Иванович. Он и тогда здесь главврачом работал. Мы с ним даже успели некоторое время сослуживцами побыть: когда я только начал работать, он все еще заведовал больницей и, однажды, сам сказал мне это. Сейчас он уже на пенсии, недавно вышел... - неизвестно для чего уточнил Олег, - Живет тут, совсем недалеко, любит выпить, но ты не думай, он вовсе не пьяница... - разубедил он Максима, когда тот с нездоровым интересом взглянул на него после сообщения, что бывший его сослуживец любит выпить, - Так что если хочешь, можем сходить к нему...
- Еще бы не хотеть! Конечно хочу! Идем быстрее... - поторопил он.
Максиму уже не терпелось разузнать как можно скорее все, что касалось их обоих.
Но Олег как-то неуверенно, стыдясь того, что вынужден был сейчас сказать, выдавил из себя:
- Ему бы надо понести какую-то выпивку и закуску... Это сильно поспособствует его воспоминаниям... Но у меня совершенно нет денег на это... - и он смущенно опустил глаза.
До Максима сейчас дошло, что все рассказы о мизерных, ничтожных зарплатах врачей, учителей и других служащих, на которые он иногда случайно нарывался в телевизионном эфире - правда. Обычно он не обращал, как ему казалось, на журналистские придумки - никакого внимания. Иногда, подобные истории считал просто вымыслом, взирая на проблему из своей сытой и обеспеченной жизни. Сейчас же, глядя на близнеца, к которому уже за короткое время знакомства, стал испытывать родственные чувства, отчетливо понял, что ошибался.
Эти люди, работающие не в столичном коммерческом банке, не позволяют себе "расслабляться", как довольно часто делает он. И если у него никогда не возникает проблем с деньгами, потраченными в свое удовольствие, то у них, видимо, каждая копейка на счету, если, конечно, они уже окончательно не спились от безысходности такой жизни. Ему стало ужасно неудобно, почти стыдно, перед Олегом за такую огромную разницу в их обеспеченности, и он, стараясь не обидеть его, дружески предложил:
- Ты не волнуйся... Я куплю все, что надо... Пойдем, ты мне только подскажешь, что нужно... Где тут у вас магазин?..
Они, зайдя в небольшой магазинчик около станции, отоварились и направились в гости к Федору Ивановичу. Тот жил действительно недалеко отсюда, совсем рядом с больницей, где теперь работал Олег.
Стоя около калитки, Олег несколько раз громко позвал:
- Федор Иванович!.. - потом, подождав немного, повторил громче и более настойчиво, - Федор Иванович!! - крикнул он еще раз.
- Ну чего раскричался? Иду, иду... Что, коллега, опять за консультацией пришел? Ну, рассказывай, - что у тебя случилось? - на ходу спрашивал он, узнав Олега по голосу.
Он еще не подошел настолько близко, чтобы хорошо разглядеть попутчика Олега. (А молодой фельдшер иногда прибегал к нему за консультацией или даже помощью в сложных или экстренных случаях, которые вызывали у того, в силу пока еще небольшого опыта, затруднения. Зато опыт Федора Ивановича - был огромный, и он действительно с радостью передавал тот, делясь им с молодым, только начинающим трудовую деятельность, коллегой.) Но потом, подойдя ближе и увидев рядом с Олегом Максима, Федор Иванович остановился в некотором замешательстве, покачал головой, и, как бы не совсем веря в то, что увидел, как-то обреченно вымолвил:
- Все-таки вы встретились... Вот уж, поистине - мир тесен...
И эти слова, и то как он произнес их, фактически были признанием того, что он знает о них все... И скорее всего не только знает, но и сам причастен к тайне их рождения.
- Максим Михайлович?.. Бесфамильный?.. Я не ошибаюсь?.. - спросил он, обращаясь к Максиму.
- Да... - несколько опешил тот, оттого что совершенно незнакомый человек, которого видел впервые в жизни, так верно назвал его имя, отчество и фамилию.
- И где же вы умудрились повстречаться? - продолжал удивляться Федор Иванович. - Ты что, уже сегодня с утра в Москву успел съездить? - обратился он к Олегу.
- Не ездил я в Москву сегодня. С утра пьяному шоферу голову зашивал. Тот видно еще со вчерашнего перепоя не протрезвел, а уже ехать куда-то собрался. Ну и, вполне естественно, в столб врезался... Хорошо, что еще не задавил никого... И что нужно было только зашивать его голову, а не мозги с дороги собирать... А потом, на платформе, и встретил Максима.
Максим, выслушав рассказ недавно обретенного брата, теперь в этом уже никто из них не сомневался, невольно обрадовался, что сегодня сам не сел за руль, а воспользовался электричкой: и голова цела, и с братом ненароком познакомился. И теперь уже сам поинтересовался у Федора Ивановича:
- А что Вам известно о нас с Олегом? Ведь, как он мне сказал, именно Вы присутствовали при нашем, вероятно не совсем обычном, почти таинственном, появлении на свет? - и он испытующе взглянул на пожилого врача, обладавшего тайной их рождения.
- Отчего же не рассказать? Правда, я не предполагал, что мне, вообще, когда-нибудь придется делать это... Но раз уж случилось такое... Вы оба - уже взрослые люди. Поди уж к трем десяткам подкатило?..
- Двадцать восемь, - ответил на вопрос Олег.
- Двадцать восемь... - повторил за ним Федор Иванович, - А кажется, совсем недавно Михаил Семенович и Майя Борисовна работали здесь, в нашей больнице, - потом он задумался и, обращаясь к обоим, сказал, - Я вам все расскажу, как на духу, только обещайте, что ваше отношение к родителям, после этого рассказа никак не измениться. Они, как я вижу, многое сделали, чтобы из вас выросли такие добрые молодцы. Не всем родителям сейчас, удается довести свое чадо до взрослого состояния, не столкнувшись при этом с их алкоголизмом, наркоманией или криминалом...
- О чем Вы говорите... Конечно не изменится... Просто мы оба рады, что у нас появилось по брату... И не просто брату, а еще и близнецу... Не каждому так везет в жизни... - наперебой заговорили Олег и Максим.
- Ну, тогда идемте в дом. Не у калитки же, мне вам все рассказывать... - и он жестом пригласил их зайти в небольшой домик, который ему в свое время выдели, как главврачу больницы, где он, собственно, и провел свою жизнь, приехав сюда по распределению после окончания медицинского института.
Максим достал из полиэтиленового пакета, рекламирующего какую-то иностранную сигаретную фирму, снедь, купленную в магазине. Федор Иванович, подивившись такому щедрому угощению, поинтересовался:
- А ты кем и где работаешь? Не "новый ли русский", случайно?
- Ну, до этого мне далеко... Я скорее - их обслуга... Я в коммерческом банке работаю. Закончил по настоянию родителей экономический факультет... Ну и, вписался во все эти перестройки и реформы... Закончил бы что-нибудь другое - неизвестно, что было бы тогда... Просто повезло, что в свое время родителей послушался...
Федор Иванович разлил по стопочкам, которые достал из серванта, "кристалловскую" водку. Подхватил на вилку несколько ломтиков сырокопченой колбасы, уже давно не водившейся в его доме, а так же какого-то сыра с заморским трудно выговариваемым и плохо запоминающимся названием, и несколько импортных маринованных шампиньонов, которые сам и за грибы-то не считал, а подцепил исключительно, чтобы попробовать, раз уж представился случай, взял кусок хлеба и предложил тост:
- За свидание. За свидание, которое, по всем расчетам, никогда не должно было случиться, но все-таки произошло... Я теперь абсолютно уверен, что "все тайное - когда-нибудь становится явным", как тщательно его не скрывай...
И он ловким, отработанным за долгие годы жизни, движением опрокинул стопку. За ним последовали оба новоявленных брата-близнеца. Движения, которыми те совершали это действо, были абсолютно одинаковыми, хотя обзаводились они ими совершенно независимо друг от друга. Глядя на них Федор Иванович усмехнулся и покачал головой:
- Надо же, до чего ж вы... Одно-яйцевые... Даже водку пьете одинаково.
И они втроем дружно рассмеялись довольно странному, но медицински совершенно верному, определению их схожести.
- Ну вот, - начал он рассказ, - Я тогда уже был главврачом, и к нам в больницу, по распределению, попали твои родители, - обратился он к Максиму, - Отец был хирургом, а мать - гинекологом... Собственно, они наверное и сейчас таковыми являются?.. Они поженились еще в институте и сюда приехали уже будучи мужем и женой. Я помню тогда сильно обрадовался, что вместо одного специалиста, нашей больнице, в связи с данным обстоятельством, досталось сразу два.
- Да, - подтвердил Максим. - Только мама уже на пенсию собирается, а отцу еще не так скоро до нее.
- Ну, что они у нас не останутся навсегда - было видно сразу. Оба были не из тех, кто смог бы прожить всю жизнь в провинции. А когда стал подходить к концу срок их распределения, они со всем рвением стали искать работу в Москве и, в конечном итоге, нашли ее... Кроме того, как-то в приватном разговоре, они поведали мне свою тайну, которой, видимо, больше ни с кем не делились. Но я думаю, - сейчас это уже не имеет никакого значения. И я своим рассказом не нарушу врачебной этики. Они оба не могли иметь детей. Как они нашли друг друга?.. Просто удивительно... Обычно в семье, кто-нибудь один из супругов страдает такой бедой, а тут - сразу оба. Так что будучи еще совсем молодыми, они, имея медицинское образование, уже не питали абсолютно никаких надежд, что когда-нибудь аист принесет им в клюве сына или дочь, и уже тогда начали подумывать об усыновлении.
В те времена с этим было все гораздо сложнее, чем сейчас. Во-первых, не было этой повальной пагубной моды отказываться от собственных детей и сдавать их в детские дома; а во-вторых, требовалось собрать кучу всяких справок, чтобы потом, "высшие инстанции" сочли возможным дать на усыновление чьего-то отказного ребенка. Довольно часто эта процедура так затягивалась, что младенца успевали "испортить" в домах ребенка, и тот начинал сильно отставать в развитии от сверстников, потому что там ими, естественно, не занимались должным образом. Потому что никакие детские учреждения никогда не смогут дать малышу той заботы и ласки, какую он получает от любящих родителей. Потом таких детей переводили в интернаты для недоразвитых, где они, зачастую, и заканчивали жизнь абсолютно никому ненужными. Это я рассказал, чтобы вы оба понимали, чем для вас это могло обернуться, и не слишком строго судили меня и родителей.
Федор Иванович замолчал, взглянул на обоих, чтобы убедиться, что его слова правильно истолкованы и, только убедившись, снова заполнил стопки, предложив следующий тост:
- Давайте выпьем за родителей... За тех кто родил, вырастил и воспитал таких молодцев. К ним можно присовокупить и меня: благодаря моим настойчивым стараниям никто из вас не попал в приют.
Они снова выпили, закусили и Федор Иванович продолжил рассказ:
- Но если за жизнью Олега я мог наблюдать, хотя бы со стороны, и радоваться, что из него вырос настоящий мужчина, то о твоей судьбе я совершенно ничего не знал. Твои родители, переехав в Москву, прекратили со мной всякое общение. Хотя, может быть, они и были по-своему правы: я был единственным свидетелем, что Максим не их родной сын. А кто из родителей, воспитавших ребенка с пеленок, хочет этого?.. Так что понять это я могу, но, все-таки, немного обидно...
Ведь я тогда пошел навстречу вам всем. Даже нарушил закон, который действовал тогда... Вообще-то, мог бы и в тюрьму сесть, если бы случайно все открылось. Сейчас уже срок давности прошел, да и законы другими стали... Правда не знаю, какой из них хуже: или тот - что был, или который сейчас, когда детей отдают на воспитание заграницу, неизвестно для каких целей, а потом - поминай, как звали... Почему-то у нас всегда впадают из одной крайности в другую. Абсолютно нет чувства "золотой середины", которое, на мой взгляд, и является одним из главных для человека, чтобы тот оставался таковым, а не превращался либо в циника, либо в животное...
Ну а сейчас, я буду рассказывать все по порядку... Приехал к нам как-то новый заведующий клубом, они менялись тогда очень часто. Как его звали, какой была его фамилия - я не помню, да и не интересовался этим никогда. "Ходок" был по женской части - необыкновенный... Чем он прельщал женский пол, - до меня до сих пор не доходит. Самовлюбленный, самоуверенный, ужасно нахальный субъект... Я бы, на месте женщин, на него и внимания не обратил, а если бы и обратил, то только для того, чтобы потом обходить за три версты... Но зато твоей маме он много работы предоставил, у нее тогда вышла здесь большая практика, благодаря нему, - сказал он, обращаясь к Максиму, - Майя Борисовна тогда на абортах так натренировалась...
А Наташа еще совсем девочкой была...Красивая, с шикарной длинной косой... Она, по-видимому, сначала даже не сообразила, что беременна, а когда сообразила и обратилась к Майе Борисовне, то аборт делать было уже поздно. Я, когда узнал эту историю, собирался в милицию заявить, чтобы этого самца по всей строгости привлекли по статье за совращение малолетних. Но Наташа, вероятно, надеясь, что тот женится на ней, узнав о ребенке, упросила не делать этого. Хотя, я обязан был это сделать по долгу службы... Ну, естественно, когда этот подонок узнал, что станет отцом, моментально и бесследно исчез с горизонта, и никто его в нашем поселке больше никогда не видел. Так что ваш настоящий отец, хоть это и обидно слышать, а тем более знать, - был мерзавцем и негодяем, бросившим на произвол судьбы совсем еще девочку, забеременевшую от него.
Наташу я ни в чем не виню. Маленькая, растерявшаяся... Она так плакала, когда поняла, что осталась брошенной. Собиралась руки на себя наложить... Кое-как, общими усилиями, удалось уговорить ее не делать подобных глупостей. Тогда она сказала, что как только родит, откажется от ребенка, и тут же, не дожидаясь родов, написала отказ от него. А когда Майя Борисовна после очередного осмотра Наташи сказала, что у той, по всей вероятности, будет двойня, я уж совсем пал духом. Ну был бы один, тогда еще можно было надеяться, что после родов в ней проснутся материнские чувства, и она не откажется от малыша, но от двоих - она бы точно отказалась...
Вот тут-то, мне и пришлось проявить все свои "таланты" и административные возможности, чтобы вы оба не попали в приют. Я устроил Наташу в больницу санитаркой, чтобы она все время была под присмотром и имела какие-то, хоть и небольшие, но собственные деньги. Саму-то ее, воспитывала ваша бабушка одна. Ее муж, ваш дедушка, умер вскоре после войны от полученных ранений. И в их семье, в общем-то, никогда не было особого достатка. То, что она в таком возрасте работала в больнице, тоже было нарушением закона: она тогда была несовершеннолетней... А в то время, использование детского труда было строго запрещено.
Потом я потихоньку начал убеждать Майю и Михаила, что им представляется уникальный шанс, возможно единственный в их жизни, - безо всякой очереди усыновить младенца, который прямо со дня своего рождения будет принадлежать им. В конечном итоге они согласились со мной. Никто, кроме нас троих, не знал, что у Наташи будет двойня. Зато я приложил все усилия, чтобы она не отказалась хотя бы от одного из вас. Несколько раз ходил к ее матери и просил, чтобы и она тоже как-то повлияла на решение дочери, и, в конечном итоге, добился этого: бабушка была рада появлению на свет незапланированного внука. В общем, к моменту вашего рождения, акушерку отправили в отпуск. Сделали все, чтобы, кроме нас троих посвященных, об этом больше никто не знал.
Роды у Наташи были тяжелые... Ей было очень плохо. Так что она просто обрадовалась, когда все ее мучения, наконец-то, остались позади, и даже не сообразила, что произвела на свет двоих, а не одного ребенка. Когда вы родились, уже стало ясно, что вы даже не двойняшки, а близнецы. Пока Наташа лежала в роддоме, она кормила вас обоих, даже не подозревая об этом. Когда же она выписывалась, я спросил, не хочет ли она отказаться от ребенка, как собиралась сделать раньше. Но она так взглянула на меня, как будь-то я предлагал ей совершить какой-то ужасный, подлый поступок. Сказала, что тогда, когда говорила об этом, - была дурой, а теперь своего Олежку никому и ни за что не отдаст. А я был очень рад, можно даже сказать - счастлив, что смог хорошо пристроить вас обоих...
Майя Борисовна тогда выписала откуда-то свою родственницу, и все смогли преподнести соседям, как будь-то бы - это та приехала в гости с грудным младенцем. А потом, буквально через пару месяцев, они переехали в Москву насовсем. Там уже не нужно было разыгрывать спектаклей, потому что для всех окружающих, Максим был их собственный ребенок. А отказное заявление, которое написала Наташа еще в начале своей беременности, очень помогло в его усыновлении.
Так что теперь, вы знаете абсолютно все... Можете ругать, ненавидеть меня, даже в суд подать... Только уже поздно. Но мною тогда двигали исключительно благие намерения, и в первую очередь они касались вашего дальнейшего благополучия.
Олег и Максим сидели потрясенные услышанным, они не знали, что сказать этому пожилому человеку, определившему когда-то их судьбу.
- А я уже какое-то время чувствовал, что не родной им, - задумчиво произнес Максим.
- Почему? С тобой плохо обращались? - удивился Федор Иванович заявлению Максима.
- Нет, нет... Совсем не то... Не говоря уже о том, что я абсолютно не похож ни на одного из родителей, я иногда совершенно не понимал их порывов и желаний...
Оба собеседника с интересом, ожидая объяснения сказанному, взглянули на него.
- Ну я, например, никогда не понимал их стремления уехать на "историческую родину": меня туда - никогда не тянуло. Или куда-нибудь в другое место, лишь бы подальше из "этой страны". А в прошлом году мы все вместе ездили в Израиль... Жара страшенная, незнакомая речь, ну и все такое... Хоть я и посещал здесь курсы по изучению языка, но, по-видимому, я тупой или совершенно не обладаю лингвистическими способностями, потому что общаться на русском, который знаю с детства, мне значительно сподручнее. В общем, я не нашел там абсолютно ничего привлекательного для себя и прямо сказал, что не перееду туда - ни за что... А они тогда обиделись, стали объяснять, что делают это исключительно для меня... Но мне совсем не нужны такие жертвы с их стороны. А вот теперь, я окончательно и бесповоротно понял, что моя историческая родина здесь, и я не уеду отсюда - никуда, ни когда и ни за что...
- Как, Майя Борисовна и Михаил Семенович собирались уезжать отсюда? Вот уж, никогда не подумал бы...- сильно удивился данному обстоятельству Федор Иванович, - Чего им тут не хватает?..
- Вот и я тоже именно об этом их спрашиваю, когда они предлагают уезжать. Оба работают в коммерческих медицинских центрах, и очень даже неплохо зарабатывают. То, что зарабатываю я, остается мне. Пока, в основном, на личные нужды и развлечения. У нас большая квартира; ремонт - европейского класса; две машины в семье: у них своя, у меня своя. Дачи правда нет... Так ее что, - всем переехавшим туда сразу же и выдают? Да она и здесь-то никому из нас не нужна. Никто в семье не любит возиться с землей, с растениями... А насчет животных... - здесь Максим замолчал ненадолго, вздохнул и, как бы жалуясь на родителей, продолжил свой рассказ, - У нас в банке, почти у каждого сотрудника есть животные, и буквально все - экзотические, - почти с восторгом сообщил он. - У кого - обезьяна, у кого - крокодильчик, а у одного - так целый удав в квартире живет... А я только сейчас смог кота завести, когда вырос и сам забочусь о нем, а так не разрешали. "От кошек и собак: блохи, грязь, шерсть и, вообще, лишние хлопоты"... - такие доводы мне приводили на протяжении всего моего детства. - Потом, улыбнувшись, заговорил о своем коте, - Пушком его зовут. Он у меня "перс", с родословной... Я за него заплатил, - и Максим назвал умопомрачительную, совершенно невообразимую для Федора Ивановича и Олега сумму в валюте.
Федор Иванович и Олег, переглядываясь, с интересом слушали рассказ о жилищных условиях Максима, его родителей и кота персидской породы, искренне удивляясь, - зачем нужно уезжать отсюда, когда и так есть все, о чем они сами могут только мечтать.
- Тебе животных не хватает? - Олег глубоко вздохнул, - А у нас с мамой их: пес - Шарик; кошка - Мурка со своими котятами, которых приходится периодически пристраивать в "хорошие руки"; куры, гуси... Еще поросенка держим, чтобы мясо зимой было. Кстати, мне уже давно домой пора: все они еще с утра не кормлены. Мама с работы вернется и всыплет "по первое число", что свои обязанности не выполнил, а ушел неизвестно куда, да еще и выпил в придачу...
- Ты это называешь - выпил? - искренне удивился Максим.
- Видишь ли, я не могу себе позволить напиваться, как тот шофер, которому я сегодня голову зашивал. Своя голова трещать будет, руки трястись начнут, да и денег таких нет, чтобы тратить их на такое сомнительное удовольствие. Правда, бывали раньше времена, когда я тоже здорово закладывал, мама тогда сильно переживала из-за меня, но сейчас они, слава Богу, прошли. Я очень рад, что смог с этим самостоятельно справиться.
Максим с нескрываемым уважением взглянул на брата, потому что взять в руки себя и прекратить собственные "расслабления" - никак не мог, несмотря на не менее сильные переживания своей мамы по поводу этого.
Федор Иванович, поразмыслив, задумчиво произнес:
- Я считаю, что извещать ваших родителей, о том что вы сегодня узнали, не стоит. Пусть живут, как раньше. Для чего им сейчас лишние волнения?.. А если хотите встречаться, то устраивайте встречи у меня, как сегодня. Дочь с мужем уже давно и далеко уехала и не живет тут. Лишь изредка я получаю от нее коротенькие сообщения, о ее жизни. Сын тоже отбыл: не хочет, как я, провести свою жизнь в провинции. А жена недавно умерла. Так что я, на старости лет, остался совсем один... - голос его дрогнул и на глаза навернулась слеза, которая обычно бывает при воспоминании о дорогом, но ушедшем раньше чем следовало, человеке.
- И я тоже согласен с Федором Ивановичем, что пока не стоит афишировать наше "открытие", а то, кто-нибудь из них, еще инфаркт получит. Не знаю - от горя или радости... - поддержал того Олег.
- Ну, раз вы так оба решили, - я тоже присоединяюсь к этому. Подчиняюсь мнению большинства... Хотя можно было бы здорово повеселиться с моими друзьями, - Максим улыбнулся, представив лицо Вадика, когда тот вместо одного Бесфамильного - увидит сразу двоих, совершенно одинаковых. - Что ж, я согласен, отложим эти развлечения на "потом"...
И они, поблагодарив Федора Ивановича за все и распрощавшись, ушли.
Почти сразу при выходе из калитки наткнулись на пьяного в дрезину мужика, который, увидев их, едва ворочая языком поприветствовал:
- Здравствуйте, Олег... - он еще не успел произнести его отчества и еще раз удивленно взглянул на них обоих осоловелыми глазами, и, сразу же поправившись, произнес, - Олеги... Потом махнул рукой, не совсем четко понимая, кто в данный момент находится перед его затуманенным алкоголем взором. И тут же, потеряв равновесие от этого незапланированного резкого движения, крепко обхватил руками столб, по счастью стоявший рядом, помогая совершенно не слушающимся ногам удержать себя в вертикальном положении. И это странное "видение" неизвестно почему раздвоившегося местного фельдшера, перестало волновать его совершенно, так как борьба за то, чтобы не свалиться прямо тут, посередине дороги, стала в данный момент намного важнее, чем мысль о только что увиденном.
Олег, покачав головой и объяснив Максиму, что это их "местная достопримечательность", уже совершенно серьезно обратил его внимание на это происшествие:
- Представляешь, если мы на него произвели такое впечатление, то как будут реагировать трезвые люди, тем более - родственники... Так что давай пока повременим с розыгрышами, хотя, честно скажу - мне тоже очень хочется этого... Наверное это потребность близнецов, которая у нас не была реализована в детстве. А в эти близнячьи игры, мы непременно сыграем, вот только узнаем друг о друге побольше. Да и отпуск у меня скоро начнется, так что кое-какое свободное время должно появиться. Извини, но на платформу с тобой не пойду. Это у нас одно из самых оживленных мест - там нас сразу же засекут. Так что, если тебя кто-нибудь, здороваясь, будет называть моим именем и отчеством, отвечай, а то придется потом долго оправдываться, перед всеми - почему не ответил на приветствие. У нас тут принято со всеми подряд здороваться. И еще, не забывай, что я лекарем здесь работаю. Личность, по местным меркам, довольно известная. К тебе за советом обратиться могут, так уж пожалуйста, не советуй каких-нибудь глупостей... Хорошо? Мне здесь все доверяют, и я ценю это доверие. Ну, пока... Я очень рад, что встретил тебя. Правда, очень рад... Давай на следующей неделе опять здесь, у Федора Ивановича, встретимся? - улыбнувшись, предложил он.
- Давай, - с радостью согласился Максим.
И они, крепко обнявшись напоследок, разошлись в разные стороны.
Максим, оглянувшись, увидел, как Олег подошел к пьянице. Тот уже не обнимал столб, так и не сумевший оказать ему необходимую услугу, подперев в трудную жизненную минуту, а лежал рядом, обхватив его основание и уткнувшись носом в грязь. Он поставил "местную достопримечательность" на ноги, стряхнул с того дорожную пыль, сказав что-то, развернул, видимо, в нужном направлении и слегка подтолкнул. И тот не совсем уверенно, как болотная птица - странно, переставляя ноги, явно не желавшие слушаться, и пошатываясь из стороны в сторону, двинулся вперед согласно определенному Олегом курсу.
***
То, о чем предупреждал Олег, началось сразу же, лишь Максим оказался на платформе. Он только и успевал отвечать на приветствия встречавшихся по пути людей. На его счастье, электричка, идущая в сторону Москвы, - подоспела довольно быстро. Максим, с предвкушением, что сейчас закончатся все эти - "здравствуйте" и "Олег Владимирович", постарался попасть в вагон, около которого не было людей, садящихся в тот на этой станции. Но не тут-то было...
- Олег Владимирович! - воскликнула какая-то женщина с таким радостным выражением лица, как будь-то бы всю жизнь только и ждала подвернувшегося счастливого момента, садясь напротив него. - Я Вас на платформе еще заметила, - торопливо, как бы оправдываясь, что не оказалась рядом сразу же, а только сейчас, быстро говорила она, - Но не успела добежать до вашего вагона, так что пришлось искать Вас, чуть ли не по всей электричке. Вы куда едете? - заинтересованно спросила она, явно для того, чтобы узнать, как долго сможет компостировать ему мозги.
- Я то? Я в Москву еду... - нехотя ответил он, чтобы та тут же от него и отвязалась.
Куда там... Из не закрывающегося ни на секунду рта незнакомой тетки, как из рога изобилия посыпались такие же незнакомые имена и фамилии; описание событий, которые произошли в жизнях этих абсолютно неизвестных ему людей. Потом начались жалобы на состояние ее собственного здоровья, недомогания детей, всех родственников до седьмого колена и соседей, а также просьбы дать кое-какие полезные советы, для улучшения физического состояния всех и каждого...
Максим несколько обалдел от большого количества совсем ненужной ему информации. Сначала он поддакивал ей и даже блеснул несколькими медицинскими терминами, которые за время жизни с родителями-медиками невольно усвоил, а потом просто не знал, что и делать. Он, под предлогом - покурить, вышел в тамбур, услышав последний вопрос, заданный вдогонку: "А разве Вы курите? Раньше, я помню, не курили"... - ей явно не хотелось терять такого собеседника, и она всеми силами старалась удержать его подле себя.
А Максим, наконец-то, освободившись от незнакомой весьма назойливой женщины и, естественно, не найдя вновь искомой зажигалки в карманах, весело рассмеялся. Затем представил в воображении совершенно растерявшегося Олега у себя в банке и еще раз улыбнулся. А потом стал вспоминать и обдумывать, что сегодня произошло в его жизни, совершенно перестав сетовать на глупое и неуместное, как казалось еще с утра, приглашение Вадика посетить его строящуюся дачу...
***
Олег вернулся домой. Мать еще не пришла с работы. И он успел до ее возвращения накормить всю живность, которая, завидев его, принялась радостно вилять хвостами, тереться о его ноги, гавкать, мяукать, кудахтать, гоготать и хрюкать, приветствуя и настырно требуя свой сильно просроченный завтрак. Потом раздалось дружное лакание и чавканье, зато все другие звуки на какое-то время прекратились вовсе.
А он задумался о сегодняшней случайной встрече с близнецом. Вот уж чего Олег точно никогда не мог ожидать, что судьба сведет его с братом, да еще и близнецом, о существовании которого он и не подозревал... Да что он?.. Даже его мать до сих пор не знает о существовании того, другого своего сына... Все, случившееся сегодня, было большим потрясением, неожиданно свалившимся на голову. Из этого задумчивого состояния Олега вывело возвращение матери с птицефабрики, где она работала уже давно, и фактически каждый день, потому что ее подопечные тоже просили положенную им порцию еды причем - ежедневно...
- Мам, а ты не знаешь, у нас в роду были близнецы? - слегка удивляясь своему же вопросу, неожиданно сорвавшемуся с губ, поинтересовался он.
Наташа с недоумением взглянула на сына:
- С чего тебя, вдруг, заинтересовало это? - удивилась она.
Но тут же вспомнила, что ее мать, когда она сама была еще девочкой, как-то сообщила ей, что у них с отцом, еще до войны, родились мальчики-близнецы. Правда мать больше ни разу не говорила об этом, видимо воспоминания о них, что не смогла уберечь, сохранить сыновей, сильно угнетали ее, и она, стараясь забыть об этом, больше никогда не упоминала о них. Во время войны, когда матери приходилось работать с утра до ночи, а дети были предоставлены сами себе, они однажды, как все маленькие мальчишки, ранней весной, в луже, промочили ноги, потом просидели весь день в нетопленом доме и заболели ангиной. Спасти их не удалось. Они, со слов матери, даже умерли в один день...
- А ты знаешь, - именно сейчас, неожиданно вспомнив это, ответила она, - были... У меня были бы старшие братья-близнецы - твои дяди, но они, будучи еще маленькими детьми, умерли во время войны от ангины...
- Правда?! - радостно воскликнул Олег.
- Почему это тебя так обрадовало? - Наташа даже рассердилась на сына: дети умерли, а у него это радость вызывает...
- Ты меня не правильно поняла. Я совсем не рад, что мои дяди умерли... Я просто подумал, что может быть и у меня тоже есть где-нибудь брат близнец, потому что способность рожать близнецов обычно передается по женской линии.
- Когда маленькие дети мечтают о близнецах, я еще могу понять это. Наверное им кажется, что учить можно в два раза меньше, а учиться в два раза лучше... Но, ты-то?.. Тебе-то, вдруг, для чего понадобился близнец в твои-то годы?.. - и она удивленно взглянула на него.
- А я, и когда был маленьким, все время мечтал о близнеце, просто никогда не говорил тебе об этом, и сейчас бы от него не отказался, - и Олег улыбнулся матери загадочной улыбкой, как будь-то бы сам обладал тайной, о которой та не знала и неизвестно узнает ли, вообще, когда-нибудь.
- Слава Богу, что ты у меня один. Двоих бы, я одна не смогла поднять. И так ты не смог закончить институт. Вместо того чтобы быть врачом - работаешь фельдшером, а я так мечтала дать тебе высшее образование...
- Мам, ну перестань... Это совсем не ты виновата... Если бы не эти "реформы", то был бы я врачом - обязательно... Ты же помнишь из-за чего я ушел из института? Совсем не из-за того, что плохо учился и меня поэтому отчислили - просто есть стало нечего, вот и пришлось в армию пойти вместо учебы... - он ненадолго задумался, и после возникшей паузы продолжил, - Ты знаешь, мне до сих пор, иногда, война снится. Снится, как оказывал первую помощь раненым. Какие ужасные видел ранения, как сам несколько раз чуть не погиб, - и он, вспомнив это, покачал головой. Потом, улыбнувшись, что все-таки остался не только жив, но и не стал инвалидом, что вполне могло произойти, причем не однажды, произнес, - Да мы с тобой - просто счастливые люди, что смогли пережить все это и не свихнуться, или не спиться... Не переживай ты из-за всяких глупостей, - и Олег нежно обнял мать за плечи, пытаясь успокоить ее, хотя и сам в душе всегда сильно переживал это свое - "незаконченное высшее".
Наташа с любовью взглянула на сына:
- Жениться тебе давно пора... Тогда и о близнецах будет думать некогда, - сделала она заключение из сказанного им.
- Пора... - согласился он с матерью, - Да только, на ком? - и он из-подо лба вопросительно взглянул на нее, - Вера не дождалась, пока я институт закончу... Надежда - пока из армии вернусь... Теперь мне только Любовь и нужна... А я в нашей округе, поблизости, девушки с таким именем - пока не встретил... - грустно улыбнувшись, пошутил он.
Наташа тоже взгрустнула. Действительно, была и Надя, была и Вера, только обе предпочли ее, самому лучшему из сыновей, чьих-то других сынов. И это ей было очень обидно.
- Ты знаешь, а они ведь обе уже развелись... Надя даже ребенком не успела обзавестись: развелась почти сразу же, - как бы успокаивая его, что с другими мужчинами, у девушек, не дождавшихся его, тоже ничего не вышло, - известила мама.
- Знаю... - глубоко вздохнув, ответил он, - они уже обе у меня на работе побывали... Видимо решили, что если там не вышло, то здесь-то, уж, - наверняка получится, но ошиблись... Я так не хочу... Они видимо думают, раз я так любил их, то можно сначала наплевав, растоптав мои чувства, теперь снова что-то получить от меня. А вот и нет!.. Пусть и не надеются!.. Этого не будет никогда! - со злобой вырвалось у него.
- "Никогда не говори - никогда", - произнесла Наташа, запомнившуюся фразу из какого-то кинофильма.
- И это ты - мне говоришь? Сама-то, почему замуж не вышла? Тоже наверное решила для себя что-нибудь, вроде моего "никогда"? - он вопросительно взглянул на нее.
- У меня была совсем другая история... Меня обманули... - и мама, первый раз в жизни, рассказала сыну историю его появления на свет, которую он сегодня с утра, с небольшими нюансами, уже выслушал вместе с Максимом из уст Федора Ивановича.
Олег улыбнулся матери, отметив при этом:
- Ну и дурак, этот мой отец... Такую девушку бросить! Я бы такого - ни за что не сделал... - потом взглянул на мать, соображая, сказать ли ей, что он уже знает об этом, и решив что будет лучше сказать - сделал это, - Ты знаешь, я уже слышал эту историю. Федор Иванович рассказывал...
Наташа смутилась и покраснела:
- Я не ожидала, что он может сделать такое... Что он посмеет рассказать тебе все. Тоже мне, доброхот нашелся...
Мам, он не собирался делать этого. Просто сегодня случай подвернулся... Я сам упросил его рассказать все. Мне уже надоело ничего не знать об отце. Ты-то сама, ведь, ничего не говорила о нем, ну вот я и... Ну, прости ты, и меня и его... Пожалуйста... - попросил Олег, видя что мама слегка расстроилась от его известия.
- Как я на вас могу обижаться, когда вы для меня два самых дорогих человека на свете: ты мой любимый сын, а он - человек, который помог мне не сделать тогда глупости, по малолетству, и сохранил тебя - для меня. Я ему очень благодарна... - и она, покраснев еще больше, опустила глаза.
"Господи, да она же любит его... Как же я раньше-то этого не замечал"?.. - подумал Олег, только сейчас, отметив странность поведения, которое возникало у мамы при любом упоминании о Федоре Ивановиче. "И раньше так было... Она всегда интересовалась им. Как он? Что с ним? Но тогда он был женат, а сейчас - вдовец... Было бы неплохо подтолкнуть их обоих к данной мысли. Собственно говоря, ведь именно он и был мне отцом: интересовался моей судьбой, когда я был еще младенцем; лечил меня все мое болезненное детство; сумел заинтересовать профессией врача... Ведь это была его идея, чтобы я поехал учиться в Медицинский институт. Для меня он даже направление от больницы умудрился раздобыть. Да и я сам, всегда хотел походить на него: именно он был для меня примером мужчины, которому хотелось подражать. А сегодня... С какой нежностью он вспоминал о маме, когда рассказывал о ее девичьих ошибках... И, собственно, ради чего он так старался тогда, если бы не питал к ней абсолютно никаких чувств?".
Он еще раз с интересом посмотрел на мать, пытаясь взглянуть на нее не глазами сына, а глазами совершенно постороннего мужчины. "Для своих лет она выглядит очень даже ничего. Стройная, подтянутая... Косы, о которой сегодня Федор Иванович вспоминал, правда, нет, но и седых волос - нет тоже... А если посмотреть, как у нее все ловко по хозяйству получается, так вообще, - невеста хоть куда"...
- Мам, а тебе Федор Иванович нравится? - напрямую, без обиняков, спросил он, заинтересованно взглянув на нее.
Наташа совсем растерялась от вопроса взрослого сына и ничего не ответила, только еще больше смутилась. Олег подошел, обнял сзади за плечи и сказал:
- Ну, ты у меня, прямо, как девочка... Кого ты стесняешься? Меня, что ли? Так я уже - совсем взрослый. Ты мне и так, почти всю жизнь посвятила... Давно пора уже и о собственной судьбе подумать...
И вдруг он увидел, что из маминых глаз капают слезы.
- Мама, родная моя, что с тобой... Если ты его любишь... Я ведь ничего не буду иметь против этого... Я только "за"... - и он поцеловал мамины руки, которым столько пришлось потрудиться, чтобы он стал тем, кем был сейчас, а не очередной "достопримечательностью" их населенного пункта.
Мама смущенно улыбнулась. А он понял, что раньше являлся в некотором роде препятствием к ее увлечению, которое, видимо, длилось уже не одно десятилетие. Теперь оно устранено. И она уже не будет связана какими-либо обязательствами перед ним, которые сама на себя и взвалила. Он сегодня снял с нее все обязанности матери перед своим уже великовозрастным ребенком...
За сегодняшний день столько всего произошло... И хотя нельзя было назвать его жизнь совершенно лишенной потрясений, их как раз выпало немало на его долю, но этот день все равно выделялся из других, за счет нескольких, определяющих его дальнейшую жизнь открытий...
***
Рано утром, приехав на самой первой электричке в Москву, Олег довольно быстро, по описанию и схемам как добраться, позвонил в дверь Максима. Сначала, на его настойчивые звонки за дверью не было никакой реакции, и только спустя довольно долгое время послышались шаги, и дверь с силой распахнулась, едва не ударив его по лбу. Он увидел перед собой совершенно заспанное, взъерошенное, не успевшее отойти от вчерашнего "расслабления" существо, напрочь забывшее, о чем договаривались неделю назад у Федора Ивановича.
А договорились они тогда о том, что сегодня попробуют поменяться друг с другом местами. Максим впервые познакомиться с матерью, которую никогда не видел, если не считать нескольких дней, проведенных с ней в роддоме, когда был еще младенцем.
А Олег проведет его в обществе Кати, с которой Максим окончательно решил расстаться, и даже успел завести себе другую пассию для веселого время препровождения - Ольгу. Поэтому он предоставил Олегу полную свободу общения с ней. Главным и основным во всей этой затее было следующее, - почувствуют ли женщины, с которыми каждый из них долго общался, - подмену?
- Максим, ты сейчас, вообще-то, соображаешь хоть что-нибудь? - сердито спросил Олег, чем-то напомнив Максиму мать, которая приблизительно с такими же вопросами и в таком же тоне обращалась к нему, после возлияний с Вадиком.
- Что-нибудь?.. - повторил его последние слова Максим и задумался настолько, сколько мог делать это в данном состоянии, - Наверное - да... Но - очень слабо... - едва ворочая языком, ответил он после некоторых раздумий, - Родители вчера в отпуск уехали, вот мы с Вадиком и "расслабились" немного...