Боюсь, что некому во морги будет ехать...
  
  Когда глумились, распинались: - Вот потеха!,
  Он шёл дорогой в никуда, где нет и люда,
  Ведь слёзы горькие тогда прошиб иуда.
  
  И пал когда голодной смертью под Варшавой,
  Всё так же ржали, выхваляясь, те, кто правы,
  Считая тению его своих обносков:
  - Не представляет ничего умишком плоский!
  
  Запомнил лес слова чужие да лихие.
  Запомнил сам, что нос его, лицо - плохие.
  Теперь над ним лишь небо вечное прекрасно:
  Он сук собой освободил. Но своечасно.