Перевод с японского: Google, DeepL, Copilot, О.М.Г.
Иллюстратор Дзю Аякура
Пролог
Гусиное перо в его руке быстро скользило по бумаге при свете свечи. Деревянные ставни были распахнуты настежь, давая свободно вливаться ночной прохладе. На столе лежало множество книг, несколько исписанных листов и луковица - средство от сонливости. Могло показаться, что это была всего лишь одна из его привычных бессонных ночей, когда он обдумывал что-то, но сейчас он не мог отделаться от ощущения, что всё это - сон. Ведь на этих листах бумаги он записывал, каким должен стать мир в будущем.
Неблаговидные действия Церкви отозвались ей уже длительным, повсеместным осуждением людей. Поток требований тех или иных реформ Церкви, несомненно, не ослабел и сегодня. То, что сейчас выводила его рука, было частью этого потока, но как бы скромно он всегда себя ни держал, обманывать ему уже не удавалось даже себя.
Излагавшееся им сейчас на этой бумаги дойдёт до папы, вероятно, быстрее любого из тех предложений и будет иметь больший вес. Молодой человек, выводивший сточку за строчкой, был известен миру как Предрассветный кардинал, он работал день и ночь, словно прирос к своему стулу. Ему казалось, что всё это делал кто-то другой, настолько ненастоящим казалось происходившее, казалось, что кто-то другой сидел за столом, держа перо в руке, а сам он наблюдал эа этим откуда-то с потолка. Если бы он себе этого не воображал, то, наверное, осознание собственной дерзости заставило бы его перо остановиться.
Разве он мог сохранять хладнокровие, когда написанное им было способно установить саму суть Церкви по всему миру и, возможно, изменить сам мир.
Если бы его рука вдруг остановилась, могло прерваться даже его дыхание. Хор голосов в его голове ругали его и допытывались, правильно ли он поступал.
Уж не самолюбованием было всё это? Не желанием сделать по-своему, не считаясь с другими? Не были ли его доводы глупыми, как детское препирательство?
Этот малодушный хор голосов, хватавших его за ноги, державших за пояс, тянувших за плечи в трясину, был всего-навсего его собственным голосом.
Но слишком поздно поворачивать назад. Продолжать идти вперёд означало нести ответственность за то, что уже зашёл так далеко.
Он говорил себе это снова и снова, стискивая зубы и сжимая крепче в руке перо.
Глава первая
Моя вера - меч для меня.
Моя вера - щит для меня.
Моя вера - доспех для меня.
Моя вера - сама жизнь моя.
Эти слова рыцарской клятвы тихо повторял в такт шагам Родос, рыцарь-ученик, подобно тому, как менестрель что-то напевает под нос в часы досуга.
Он шагал к небольшому деревянному строению на вершине пологого холма. В королевстве Уинфилд, крае овец и лугов, обычно нечему было закрывать обзор, и церковный герб на крыше строения был хорошо виден даже издали.
Прежде Родос несколько лет прожил на острове Крузы в далёком южном море, стремясь стать настоящим рыцарем ордена святого Крузы, и здешние просторы ему всё ещё были в диковинку.
Вначале он был искренне тронут, узнав о прибытии священника в это столь отдалённый уголок королевства, чтобы неустанно распространять свет своей веры.
Вскоре он понял, насколько идеалы могут расходиться с действительностью.
- Живо-живо, топай, - собратья-рыцари Родоса вытолкали из строения угрюмого, откормленного вида мужчину.
Судя по всему, этот мужчина однажды пришёл в деревню показал какой-то пергамент - вроде бы подтверждение от архиепископа на получения церковного бенефиция - и поселился в небольшом деревянном доме, пустовавшем..
Жители деревни, благодарные священнику, приехавшему в их глухую деревню, приняли мужчину с открытой душой, стали отдавать установленные им подати деньгами и живностью, даже одалживали у него деньги под лихву, когда попадали в трудное положение. В итоге большая часть того, чем владела деревня, оказалась в руках мужчины, который в открытую жил с тремя женщинами, а селяне уже ничего с этим не могли поделать.
Пусть он едва умел читать, сроду не видел священных книг и прочесть мог лишь три молитвы, где-то услышанные, зато умел строить из себя степенного священнослужителя.
Для деревни стало удачей возвращение Родоса, мальчишкой покинувшего родной дом и уплывшего за море, а теперь вдруг вернувшегося. Повидав мир, он быстро распознал ложь выдававшего себя за священника мужчины и разоблачил его как мошенника.
Такое в королевстве встречалось довольно часто. К тому же, ближайшая церковь, в приходе которой находилась деревня, притворялась, что ничего не замечает, беспокоясь лишь о получении от мошенника дани.
Таким образом, это стало известно рыцарям святого Крузы, тайное стало явным. В то же время было трудно судить наверняка, были ли какие-либо дурные намерения у городского священника, долгое время покрывавшего мошенника. В таких удалённых землях мало было тех, кто смог прочитать Святое писание полностью, а если местные священнослужители не были способны даже перечислить имена семи основных святых, то речи не было, чтобы они могли что-то противопоставить мошеннику с хорошо подвешенным языком.
К тому же они и сами жили на церковные бенефиции. Глупо было поднимать шум из-за одного подозрения, что в приходе мог появиться мошенник. Разумнее молча принимать от него сборы.
И такое настроение было распространено повсеместно.
Узнав о широком осуждении Церкви, Родос был, само собой, возмущён этим. Но, покинув остров Крузы и узнав положение дел лучше, он понял оправданность людского гнева.
Его убеждения были поколеблены, он испытал разочарование. Но упасть на колени, сдаться было бы позором для чести рыцаря. А Родос принадлежал к Уинфилдскому отряду рыцарского ордена святого Крузы, к рыцарям - защитникам веры и доверенным представителям папы. И потому он не мог позволить себе раскисать, как и не мог допустить, чтобы тот, которого называли Предрассветным кардиналом, продолжал изобличать злоупотребления Церкви. Защита истинной веры - первый долг рыцарей святого Крузы, ради чего они должны были, преодолевая любые трудности, идти путём веры и справедливости.
И потому Родос заново утвердился в данном им обете.
Спустя некоторое время после избавления деревни от мошенника, обобравшего селян, Родос отправился обратно в город, в котором был устроен командный пункт отряда рыцарей, селяне провожали своего спасителя слезами благодарности.
По прибытии Родоса, ставшего в деревне героем, послали за продуктами. И вот он уже стоял у рыночного прилавка и никак не мог заставить себя открыть рот.
- Хозяин, вон того мяса... - пересилил, наконец, он себя.
Хозяин лавки, словно только сейчас заметил его появление, заговорил с восхищённым воодушевлением:
- А-а, надо же, надо же, господин рыцарь. Ваш орден рыцарей снова ради нас покарал Церковь, не выразить благодарности всем вам.
- А, да... мм... Хозяин, насчёт мяса...
- А-а, господин рыцарь. Будь снисходителен к бедным торговцам. Мы очень сожалеем, но цены на все товары выросли в последнее время. Мы делаем, что можем, чтобы только обеспечить поставки.
Родос не знал, насколько можно было внрить торговцу, но кое-что ему было очевидно. Денег, полученных от казначея отряда рыцарей, на требуемое количество еды точно не хватало.
И речь не шла, конечно, о чём-то роскошном. Орден святого Крузы считался в Церкви орденом монашеским, и что можно и в каком количестве должно употреблять в пищу каждому члену, определялось его должностью.
Еда - часть обучения служению Господу, недопустимо не обеспечить ордену предписанную пищу, хотел возразить Родос.
Рядом с Родосом появился его собрат-рыцарь постарше, он должен был закупить пшеничной муки для хлеба.
- Ладно, торговец. Продай, сколько сможешь за это.
- Да, да, надо же, как неловко-то.
Рыцарь покачал головой и перевесил мешок с пшеницей со своего плеча на иула, на котором приехал Родос. Насколько мог оценить юноша, пшеницы в мешке было раза в два меньше, чем предполагалось купить. Колбасы и солонины хозяин лавки взвесил на весах также примерно в половину, чем собирался купить Родос. Ему как-то удалось удержать при себе всё, что хотелось высказать, молча уложить мясо в мешок и увязать на спину мула.
- Если вспомнишь, как нам на острове Крузы почти нечего было есть, то этим всё же можно как-то прокормиться, - произнёс рыцарь.
- Может, было бы лучше тогда оставить себе какую-то часть имущества, отобранного у того мошенника? - вырвалось у Родоса, когда он вёл мула с недостаточной поклажей к особняку, в котором остановился отряд.
У него в памяти ещё были свежи воспоминания о деревне, освобождённой от мошенника, о месте, где его воспринимали как героя.
- Но наш долг вроде как не в этом состоит. Хотя я понимаю, что ты чувствуешь, - ответил старший товарищ пареньку, а потом рассмеялся. - А те бараньи рёбрышки впрямь выглядели восхитительно!
Лицо рыцаря стало серьёзным, и он добавил:
- И рост цен на различные товары ещё не означает недобросовестности этого торговца.
- Правда?
В королевстве Родос начал терять уверенность в том, кому можно было доверять, сталкиваясь со свидетельствами тирании Церкви и лицемерия духовенства. Повседневные молитвы становились у него всё длиннее, ибо мир погружался в беспорядок.
- Во всех лавках почти одно и то же. Должно быть, всё из-за влияния предстоящего Вселенского собора, - пояснил рыцарь.
Родос посмотрел на него, и тот, пожав плечами, добавил:
- Люди думают, что будет война. Вот почему всё так дорого.
- Но... но Собор...
- Верно. Изначально это подразумевало обсуждение, - сказал рыцарь, и, судя по его лицу, он сам не верил в сказанное.
Потом его взгляд снова обратился к Родосу.
- Когда мы были на острове Крузы, я и сам был переполнен решимостью, считал, что Предрассветный кардинал - это не более чем враг веры и злодей, которого следует без промедления казнить, - рыцарь, бывший старше Родоса и по званию в ордене, и по возрасту, тяжело вздохнул и - бомм - звучно хлопнул по крупу мула, вёзшего поклажу. - Теперь всё иначе. Я очень хочу, чтобы Предрассветный кардинал как можно более решительно высказался на Соборе и вернул порядок в разбросанные по окраинам местные церкви.
Родос не мог спорить с ним, он, если честно, ощущал то же самое. Но его всё же беспокоило одно обстоятельство:
- Но этот Предрассветный кардинал всё же не кажется тем, кто способен на это.
Как бы ни было неприятно Родосу признавать это, но если бы все священнослужители Церкви были подобны Предрассветному кардиналу, Церковь, вероятно, не погрязла бы так в злоупотреблениях.
- Это, может, и так, но, как ни смотри, совершенно неясно, что ещё этот Предрассветный кардинал собирается заявить на Соборе. А предположения могут дать лишь новые предположения.
- Э? - не понял Родос.
- Хорошо, давай так. Если мы хотим убрать из Церкви гной, нам придётся разрезать рану, - произнёс рыцарь и положил руку на меч - то ли неосознанно, то ли из желания сделать это своей рукой. - Ведь невозможно будет оставить её совершенно нетронутой, так? И тогда обычный люд увидит, как корчится от боли Церковь, когда ей нанесут эту рану. Иными словами - увидит войну.
Родос не нашёл слов и посмотрел вокруг: шум, суматоха, это можно было принять за кипение жизни.
Но причиной этого кипения было беспокойство от того, что Предрассветный кардинал, похоже, собирался вступить в открытое противостояние с Церковью.
- А что до Собора... У нас и без него есть дела, с которыми надо разбираться, - добавил рыцарь, прибавив к этому самый глубокий вздох за весь день.
Родос посмотрел на своего старшего товарища, продолжая тянуть мула за повод. Тот пощипывал свою щеку рукой в перчатке. Казалось, какое бы выражение он сейчас не придал бы своему лицу, оно оказалось бы неуместным.
- Ты о том, призовут ли на Собор нас? - задал Родос вопрос, беспокоивший весь отряд рыцарей, хотя никто не произносил его вслух:
Рыцарь, слегка кивнув, ответил:
- Допустим, наш уинфилдский отряд не призовут на Собор. Это будет означать, что нас больше не считают верным клинком папы и по сути отторгают от Церкви.
Лицо Родоса исказилось болью. С исчезновением язычников и вероотступников орден рыцарей святого Крузы потерял свой ореол славы. И когда великий день борьбы за веру наконец настанет, отряд Родоса и его товарищей может оказаться единственным из ордена, который не будет призван.
Рука Родоса невольно сжала на груди куртку, его старший товарищ, заметив это, сочувственно улыбнулся:
- Однако неопределённость нашего положения не разрешится, даже если нас и призовут.
Неожиданные слова рыцаря ошеломили Родоса.
- Что означает быть призванным на Собор? - подсказал рыцарь. - Что мы защищаем кого-то от кого-то.
- Конечно же, мы... а... - оборвал себя Родос, осознав вдруг смысл слов рыцаря.
- Именно. Если нас призовут на Собор, мы будем защищать его святейшество папу. А враг его святейшества...
- Это... Предрассветный...
- Точно. Мы тогда повернём наши мечи против того, кто помог этому королевству выбраться из трудного положения, - рыцарь прикрыл глаза, улыбнулся и со вздохом ссутулился.
- Моя вера - меч для меня. Моя вера - щит для меня. Моя вера - доспех для меня. Моя вера - сама... жизнь моя, - произнёс клятву рыцарь-ученик и взялся рукой за символ Церкви, висевший у него на шее.
- Конечно, у нас, простых членов ордена, нет иного выбора, кроме следования твоим приказам, господин командир, - шутливым тоном ответил рыцарь, глядя Родосу в лицо.
Родос мог лишь кивнуть.
Учитывая положение и задачи рыцарского места, Собор был местом, куда они не могли бы сами попасть при всём желании. Но ели бы они там всё-таки оказались, Родос и его товарищи встретились бы с Предрассветным кардиналом лицом к лицу. И если дело дошло бы до схватки, первыми обнажили бы свои мечи.
Представив это себе, Родос закусил губу.
Нет, даже в этом он не был искренен с собой. Конечно, Родос совершенно искренне не хотел направлять меч против Предрассветного кардинала. Он теперь понимал, о чём говорил этот человек, ему было ясно, что Церковь нуждается в исправлении. Кроме того, Предрассветный кардинал очень много сделал для рыцарей уинфилдского отряда.
Но Родоса больше беспокоило отношение прекрасной сребровласой девушки к тому, что он обнажит меч против кардинала. Он не мог не опасаться, что тогда эта девушка, которую, кажется, называли святой с солнечной улыбкой или солнечной святой, посмотрит на него как на предателя.
Возможно, это можно было счесть пятном на его рыцарском достоинстве. Однако он не мог не признать, что от воспоминания о том, как он дарил этой девушке герб своего ордена, у него приятно щемило в груди.
Родос не мог рассказать об этом никому и потому остаток пути до особняка, занимаемого рыцарями, он прошёл молча, не возобновляя разговора со старшим товарищем по отряду. Он не знал, что будет, что он должен был делать. Родос, всего лишь ученик, не полноправный рыцарь, не мог понять этого, но его душа стремилась верить в одно: направлять меч на Предрассветного кардинала - неправильно.
По совести говоря, если бы ему это было позволено, он бы с радостью отправился сопровождать Предрассветного кардинала и сребровласую девушку.
Добравшись до части города, застроенного большими особняками, рыцарь-ученик и его старший товарищ увидели остановившуюся перед особняком рыцарей карету слишком роскошного вида. Родос успел подумать, что к рыцарям с очередной просьбой приехали от какого-то влиятельного лица, когда кто-то вышел из особняка, намереваясь сесть в карету. У Родоса перехватило дыхание, когда он встретился с этой особой взглядом.
Она походила на коварную лису-королеву. Кажется, она была торговцем, но ощущение от неё исходило совсем иное, нежели от торговцев на рынке. Она села в карету, в которую был запряжён великолепный, мощный вороной конь, и карета в сопровождении нескольких повозок быстро проехала мимо Родоса и его старшего товарища. Вороной конь был вдвое выше мула, которого вёл Родос. Корма на этого коня уходило наверняка столько, что на эти деньги можно было прокормить несколько полноправных рыцаря.
Старший товарищ Родоса вывел его из задумчивости, и юноша повёл мула дальше.
Вскоре после того, как он зашёл в дом, комтур отряда объявил общий сбор. На нём рыцарей известили, что посланник папы объявил о высочайшем указе о проведении Вселенского Собора. Кроме того, вскоре во всех церквях мира одновременно также должны будут сообщить об этом.
- Наконец-то, - забормотали вокруг Родоса другие ученики и рыцари, выслушав сообщение, затаив дыхание.
Мир был на пороге серьёзных перемен, которые будут разворачиваться у них на глазах.
После чего внимание Родоса и остальных рыцарей вновь было привлечено заговорившим комтуром отряда Уинтширом.
- Его святейшеством папой приказано нам до созыва Собора держаться вблизи Предрассветного кардинала, не прекратившим осуждать Церковь, и следить за ним.
- Э? Что? - пронеслось бормотание рыцарей, обычно спокойных и выдержанных, им предписывалось не разговаривать без нужды, кроме особо отведённых мест.
Родос прижал руку к груди, ощущая такое беспокойство, что ему хотелось закричать что есть мочи, чтобы выплеснуть его.
- Комтур, и что это означает? - нарушая заведённый порядок, спросил один из опытных рыцарей.
Все разом смолкли.
Комтур Уинтшир не стал ругать или осаждать, он просто ответил:
- Мы защитники веры и тайное оружие его святейшества папы. Повторяю: приказано следить за Предрассветным кардиналом до дальнейших распоряжений.
Рыцари, не подвергая более сомнению приказ - приказ повторный, - приложили ладони к сердцам и отсалютовали комтуру.
Родос старательно готовился к рыцарской стезе, и сейчас его рука сама повторила их жест. Но под ладонью он ощутил бешеное биение встревоженного сердца.
Родос и все остальные его товарищи должны были подчиняться приказам. В конце концов, приказы им отдавал самый близкий к Богу человек в мире.
Пересохший рот Родоса вновь повторил рыцарскую клятву.
Покинув особняк, в котором остановились рыцари святого Крузы, Ив вспоминала, как выглядел ученик рыцарей, мимо которого она только что проехала.
Он ей показался обескураженным, тощий мул, которого он вёл, был не слишком нагружен.
Сейчас рост цен на всё был в самом разгаре. Вероятно, паренёк получил распоряжение сделать закупки, но, не сумев купить нужное количество, разочаровано поплёлся восвояси.
Комтур Уинтшир или из последних сил старался держаться, или и впрямь был несгибаемым, но Ив подумала, что её решение захватить несколько гружёных повозок было не слишком ошибочным.
- Право же, никто не хочет знать меры, - произнесла Ив, опираясь локтем на окошко в карете.
Маску великого торговца, закулисно направлявшую ход событий, сохранять даже в карете было явно незачем.