Они живут вдвоем - мать и дочь, и совсем не похожи друг на друга. Этот удивляет и озадачивает. Мать стара и уродлива, причем это не искаженные черты - в ее возрасте трудно говорить о каком-либо обаянии, а ясное ощущение неприязни, которое выдвигает на первый план малейшие недостатки лица, и возводит их в степень уродства. Когда позже стараешься припомнить облик старухи, в памяти прежде всего возникаете глухое томящее чувство, которое отказывает видеть в ее лице какие-либо смягчающие черты. Вроде как ил мутит и не дает толком разглядеть дно. Большие мужские кисти, которые неподвижно лежат на коленях, при этом тонкие восковые пальцы существуют отдельно от грузных ладоней, и еще дряблые, прикрытые векам глаза, ставшие от старости белесыми.
И вдруг глаза представляются удивительно ясно. Различимы не совсем круглые, расплывчатые зрачки и мутный цвет белков. Физически чувствуется ее взгляд, отчетливый и сильный. От него хочется спрятаться, уйти. Кажется чудом, что слабые, дряблые веки могут его сдержать. Трудно заставить себя забыть эти глаза. Вызванные в памяти, они еще долго будут преследовать вас. Когда она говорит, двигается только нижняя губа, а верхняя и остальная часть лица остаются неподвижными. Впрочем, рядом с ее мертвенным, застывшим взглядом даже они, эти черты, кажется, живут бурной жизнью. В этой стеклянности есть что-то жестокое, хищное, удвоенное ее бессилием. Особенно это становится заметным, когда старуха пытается улыбнуться. Ее тонкие сухие губы сначала слегка подрагивают. Потом медленно расползаются. На лице возникает тоненький серпик. Глаза при этом остаются такими же пронзающими собеседника, как и были. Она сейчас же гасит улыбку, словно осознавая роковой контраст глаз и губ. Она боится самой себя.
А дочь на редкость привлекательна. Рядом с матерью она кажется чудесным цветком, выросшим на мрачном утесе. Жесткие, застывшие черты матери удивительным образом трансформировались у нее в особую, устремленную куда-то красоту. Если внимательно приглядеться, то можно заметить, что от глаз все ее лицо чуть-чуть сходится ко рту. У нее неправильные черты, кажется, каждая в отдельности может не понравиться: раскосые, глубоко посаженные глаза, которые смотрят и не смотрят на вас, тонкий нос с широко распластанными крыльями, большой рот. И, возможно, спящая она некрасива. Но я не представляю ее спокойной. Следящий взгляд не останавливается долго на ней, а непроизвольно устремляется вперед, будто ожидая в следующее мгновение увидеть ее там. Она вся в движении, и при этом каждый ее жест, каждая смена облика излучают неизъяснимую прелесть. Первая встреча с ней вызывает робость, беспокойство, и какую-то особую взволнованность. Она сразу же отнимает возможность у своего визави свободно и непринужденно рассуждать. Если дать этому чувству развитие, оно превратится в сильную страсть. Таков неизбежный результат встречи с ней. Осознает или не осознает она эту свою власть, не знаю, но, кажется, она безразлична к ней. Ее обаяние ярко и неуловимо, как бесконечный фейерверк, не дающий в отдельности рассмотреть каждую вспышку.
Но однажды мне показалось, что я что-то понял. Это было на одном вечере. Я что-то рассказывал, но она, видимо, не слушала, отдаваясь своим мыслям. И вдруг, как мне показалось, она перестала контролировать свое лицо. Возможно, ей показалось, что она одна. Это продолжалось мгновение. Взгляд вдруг знакомо остекленел, нижняя губа растянулась и выдвинулась вперед. Лицо постарело и стало неподвижным. В нем проскользнуло что- то хищное. В следующую секунду черты смягчились и приняли свое прежнее чарующее выражение. Но мне показалось, что я увидел ее мать.