Лег в больницу - повод не очень серьезный, проблему решили за три-четыре дня. Но так просто со мной расставаться не захотели - подарили еще бонус, который задержал меня в больнице еще на 20 дней. Называется он гематома. Возможно, не туда ткнули иглу. Куда? Не скажу. "Молчание? - как писал Гоголь в "Записках сумасшедшего?. Выглядит гематома так- см. картинку. Снимок сделала жена - сам я не вижу. Взглянул - Боже, прекрасная абстрактная картина! Какое сочетание красок, какая экспрессия... Жаль, что не могу выставить. Правда, сейчас появилось новое направление: создатель - он же экспонат. Не подходит: долго на стенде не простою: болит. Сразу же подумал: надо поместить в фейсбуке, о чем сказал заведующему отделением (он заменял палатного врача - тот в отпуске).
-Пожалуйста,- ответил он. - но если прежде не покажете, что написали, не выпишу.
Серьезное учреждение. Обещание, кстати, я исполнил. "Все правильно, - сказал заведующий. - Только бонус не наш. Особенности организма?.
Может быть. Во всяком случае, я стал звездой больницы. "Это тот самый?, - поясняли врачи отделения незнакомым коллегам, изредка навещавшим меня.
Боль не отпускала ни на минуту. Стоял, сидел, лежал, спал, бодрствовал. Какой там спал! Может, за десять ночей уходил в забытье на пол часа или час - не больше. Не сильная, тупая, ноющая, а главное беспрестанная. Постепенно сходил с ума, и уже с вожделением поглядывал на лестничный пролет. Заведующий сказал:
- Обращался в хирургическое отделение. Сказали: прежде, чем не начнется нагноение, вскрывать не будем.
Дискуссии тон не подразумевал.
Человек я бесконечно далекий от медицины, а потому почтительно отхожу в сторону, раз так - то так. Будем смиренно ждать сепсиса, а потом дружно с ним бороться.
Сердобольная сестричка сказала:
-А вы попробуйте капустный лист.
Тут я понял, что нынешняя медицина - фантастическая техника, немыслимые пересадки - с простым синяком не знает, что делать. Делали то, что знают и умеют: решили поднять гемоглобин - масса крови, устремилась туда, куда ее не просили, и унесла с собой изрядное количество красных кровяных телец. Их надо было восполнить. Для этого меня поместили на четыре дня в реанимацию.
Реанимация - особая песня. Все отнято - одежда (зачем она, когда вставать нельзя?), эл. книга (чтобы не мешала самой палате, набитой электроникой) и даже часы. Последнее особо умилили меня. "Сестра, сколько времени?? Говорит. Прошло томительных два часа. А, может, больше. "Сестра, сколько?? Оказывается, десять минут. Так вот, , часы забирают затем, чтобы больные не нервничали. Какая трогательная забота! Неподвижный (ибо опутан массой трубок), испытывающий нестерпимую боль, ты можешь только думать. Но это прямой путь в герои новых "Записок сумасшедшего?.
О чем думать? О чем думать? Надо как-то свернуть с этой опасной, губительной дороги. Надо дать ей другое направление. И вдруг приходит спасительная мысль: абстрактная картина! Дело в том, что день ото дня она менялась, появлялись новые краски (тяжелая сезановская охра, странно красные всполохи нездешнего пламени, трагические черные полосы, пробитые светлыми лучами, безумные, пронзительные вангоговские желтые пятна). Площадь, занимаемая отдельными красками, уменьшалась, разрасталась, и, наконец, заняла - с просветами - пол тела. (Жена все это фиксировала). Но ведь это не вариации одной картины - серия картин! Цикл, объединенный одним замыслом, одной идеей, одним мучительным чувством. Надо дать ему название. Мерещилось что-то значительное (под стать моему состоянию), но что? Эта мысль не давала покоя. Какое счастье! Она отвлекла меня от трагического мироощущения.
"Портрет?? Только злой человек мог дать такое название. "Автопортрет?? Претенциозно, намек на Оскара Уальда, "Муки, запечатленные красками?? Вычурно, многословно. Просто "Боль?? Примитивно. И вдруг счастливое озарение: "Человек?! Ведь это главная идея всего цикла, высшая точка всех обобщений, взгляд на всю человеческую жизнь. Почувствовать это можно каким-то неведомым десятым чувством, таинственными и загадочными задними мыслями. Отметая бытовые подробности. историю возникновения моего необыкновенного жанра (кому она интересна? "Факты глупы? - сказал Бальзак), название выходит на основную составляющую человеческого существования, его имманентное свойство: человек может пройти мимо своего счастья, но страданий ему не избежать. Итак, окончательное название: "Человек. Задние мысли?.
Кровь мне переливали четыре раза, но боли это не уменьшало. Бессонница, странные пробуждения, когда и сна-то нет, сопровождаемые жуткими видениями, все это продолжалось и в палате, куда меня вернули. Первым не выдержал заведующий.
-Если уж очень разжалобите...Пока терпите.
Зачем искать слова? Разве ему недостаточно моего собачьего взгляда? К тому же я понимал: мне никто не поможет. Медицина еще не так совершенна, чтобы лечить синяки.
Вечером меня повезли в какую-то особую палату, набитую всевозможной электроникой. Заведующий надел белый халат поверх обычной врачебной амуниции, сестры тоже - а вдруг кровь хлынет фонтаном? Подробности опускаю, скажу только, что мне поставили дренажную трубку, отсасывающую кровь. "Надо было дождаться образования жидкой фракции. - сказал заведующий. - Пол литра наберем?. Все действо продолжалось не более получаса. Хотя боли оставались, но появился лучик надежды.
Дальнейшие события развивались драматически. Через день я узнал, что сам заведующий находится в реанимации. Давление. Молодой, живой, доступный руководитель, не больше сорока. Дело в том, что, будучи сам профессиональным хирургом, о своей нехитрой операции он доложил на ежедневной летучке у главврача. И в ответ услышал:
-А вы знаете, что за такие вещи снимают с работы?
Вмешался не в свое дело.
Врачи всегда представлялись мне существами необыкновенными. У них особая быстрая походка. В больнице, во всяком случае, они ходят по коридорам почти бегом. Объясняясь между собой, они не употребляют ни одного лишнего слова, ни одного междометия - и сразу понимают друг друга, и сразу исполняют сказанное коллегой. Никогда не повторяют и никогда не повышают тона. Такое можно наблюдать только в армии. А если останавливаются, чтобы перекинуться двумя словами, и подходит больной, они мгновенно прерывают беседу, все внимание ему, больному, сразу же отдаются приказы. Сочувствие, сопереживание нельзя имитировать, качества эти редкие, научить им невозможно. Значит, в медики идут люди необыкновенные? Я чувствовал себя виноватым. Не выдержал, сказал об этом случайному врачу. Он прервал меня . "Забудьте об этом. Ваше дело лечиться. А что касается заведующего... У нас такая обстановка. С приходом нового начальства многих увольняют - ни за что, ни про что, некоторые уходят сами? Обычные служебные дрязги, мерзкие внеделовые подробности - среди необыкновенных людей? Все это трудно укладывается в голове.
А со здоровьем заведующего, кажется, обошлось. Уже через. день в открытую дверь ординаторской я видел, как он проводит совещание с коллегами. Его врачебная куртка была распахнута, и было видно, как он весь обвешан проводами, а к телу прикреплены датчики. Это эхограмма - что-то вроде ЭКГ, но точнее, данные за сутки. Видимо, по блату отпустили из реанимации, и он тут же принялся за работу.
Через неделю меня выписали. Скоро я забыл о боли. Неблагодарный. Ведь это же тень нашей жизни.
![[]](/img/g/glan_i_w/abcdkl/jagodica.jpg)