Каждое утро, выходя из дома, Алексей, хотя друзья почему-то его звали Кеша, крепко закрывая глаза своими большими руками, делал глубокий вдох. Ему представлялся крутой скалистый берег моря, порою, особенно в дождливую самарскую погоду, он ощущал на лице мелкие теплые соленые брызги от набегающих волн, а шорох машин плавно перетекал в шум морского прибоя.
После недавно перенесенной увулопалатотомии мощный Кешин храп превратился в безобидное похрапывание. Чтобы научиться выговаривать название операции по лечению храпа, Кеша специально ходил целый месяц к армянскому логопеду, который оказался женщиной с маленькими аккуратными усиками. На операции настояла Прасковья, женщина приятная во всех отношениях, одновременно являющаяся женой Алексея, по своему внешнему виду и возрасту годившаяся ему в матери. Ей непременно хотелось сделать жизнь лучше не только себе, но и окружающим ее людям. Это благородное чувство не умещалось в маленькой доброй душе начинающей пенсионерки и постоянно выплескивалось наружу, угрожая затопить весь досягаемый мир.
Объектом ее добрых дел, сам того не подозревая, был несчастный супруг, подобно губке вынужденный впитывать плещущие через край чувства жены, от чего ходил постоянно мокрым и в холодное время часто простывал и болел. Конечно, логично было бы предположить, что в один прекрасный морозный солнечный день Кеша заболеет и умрет, не выдержав ледяной заботы любящей супруги. Но! Ярким солнечным днем трудно представить пронизывающий холод и искаженное смертью и опытами Прасковьи лицо Кеши. Пусть лучше он живет вместе с армянским логопедом, я думаю, за месяц-другой они вполне могут найти общий язык.
Высоко в небе светило солнце, искрящийся снег скрипел под ногами.