- Понимаете, она ведь хорошая девочка. Она очень хорошая девочка. Очень.
Женщина, усталая, одетая аккуратно, но как-то не к лицу, и с лицом таким, что к нему ничего и не подберешь, все повторяла это свое "хорошая девочка". И смотрела на Алину так, словно у Алины есть ответы на все вопросы.
Алина думала о том, что с утра неудачно накрасилась, слишком ярко. Женщина ей остро не нравилась, ей не хотелось слушать про ее "хорошую девочку", но про свою ошибку с макияжем тоже думать было противно. Приходилось слушать.
- Ее постоянно дразнят. Доводят... Как стая, налетят, щиплют, визжат. Это ведь может ей повредить?
- Конечно, - авторитетно кивнула Алина. Женщина сжимала в руках сумочку, небольшую, потертую, почему-то тускло-сливового цвета, что абсолютно выбивалось из всей ее цветовой гаммы. Алине пришлось посмотреть на картину за ее спиной. Просто чтобы не раздражаться. Картину она нарисовала сама и была ей очень довольна - феерия нежных зеленых пятен. Прекрасный маленький мир зелени и света. Очень успокаивает.
- Вот! - визгливо сказала женщина. - Вот видите! И я тоже говорю... Ей нужно как-то научиться находить общий язык с ними, да? Да?
- Вы совершенно правы, - бездумно ответила Алина.
- Они, страшно сказать, они называют ее суркой. "Сурка-чурка"... И это целый день, как будто им не надоедает!
Алину как будто стукнуло по голове.
- Суркой? Она что...
- Да... - Женщина покраснела и уставилась в пол, явно стыдясь, что не смогла родить своего, - Она суррогатный ребенок.
Не могу, подумала Алина, выгоню ее сейчас к чертовой матери. Она, конечно, не виновата, психологов учат преодолевать отвращение, и вообще это некрасиво, но как же мерзко это все, эти все искусственные дети, искусственные люди, на ощупь какие-то словно липкие, биопластик. Или еще хуже, последние модели уже с натуральной кожей, трогаешь - и не знаешь, вдруг это...
Вдруг это сурка.
Алина сглотнула слюну и собралась.
- Но вы тоже должны понять... - начала она. - Дети реагируют отторжением на все... искусственное, поддельное...
- Но ведь она живая! - жалобно вскрикнула женщина. - Ей больно, когда ее щиплют!
- У нее что, полная чувствительность?
- Да... Я хотела настоящую девочку. Ну... не бить же я ее собиралась! Чтобы гладить, целовать. Чтобы вкусным кормить...
- Н-да... - неопределенно сказала Алина.
- Она на мою маму очень похожа. Я так и просила... Даже толстенькая, как я была в детстве, но мне сказали, что генетическая программа...
- Она еще и толстая, - Алина не сдержала отвращения. - Ну как же так можно ребенку-то вредить! Конечно, ее дразнят!
- Но она не виновата!
- Вы тоже не виноваты. А что делать?
- Она похудеет... Начнет худеть в четырнадцать, мне так сказали.
- К четырнадцати у нее будет изуродованная психика, - мрачно пообещала Алина. - Агрессия, мстительность. Ухудшится обучаемость и память. Проявятся тенденции к асоциальному поведению.
- Я бы вам посоветовала все-таки эвтаназию, - твердо сказала Алина. - Такие дети... бывает, ошиблись вы. Закажете другую, по последним рекомендациям... Кстати, нынешних и не отличишь от настоящих, дети не догадаются, если вы научите дочь себя вести. А можете мальчика заказать, им вообще... как-то легче.
Женщина тихо и обреченно заплакала.
- Как же так... мне сказали, на вас вся надежда...
- Сожалею, - без всяких сожалений произнесла Алина. - Я, как психолог, могу только предсказать неблагоприятное развитие событий. Вам же легче будет... сейчас. Чем если в семнадцать ваша девочка... - она не смогла себя заставить сказать "дочка", - ваша девочка будет арестована и экстерминирована за агрессию к людям.
- Она ведь очень хорошая девочка...
- Извините. Я больше ничем не могу вам помочь, - Алина развела руками и снова подумала, какой нелепый цвет у сумки.
Женщина молча поднялась и вышла.
Алина увидела их, когда через час заперла кабинет и отправилась обедать. Они сидели в больничном осеннем дворике, женщина плакала, а девочка, толстенькая некрасивая девочка с длинной черной косой, доходившей почти до колен, ладонями вытирала ей слезы с лица и что-то тихо напевала.