Смесь злобно кипела уже третий час. Я всё это время сидел рядом. Зима, холодно, а у меня в лаборатории тепло, плиточка греет. Выпив третью кружку чая, я понял, что мне просто необходимо отойти (если быть точнее, то добежать) до туалета. Мигом сорвавшись с места, я постарался выбежать из лаборатории, но запнулся и медленно начал съезжать по косяку входной двери. Медленно выполз в коридор, потирая ушибленный лоб. Блин, надо будет медленно объяснить своей распрекрасной Тамарочке, что не надо ставить свои ящики со своими реактивами на проходе. Добравшись до места своего облегчения, я, заткнув нос, хотел было слить лишние пол-литра, но сильный толчок ударил мне в спину и я снова треснулся своим лицом, но теперь уже об бачок.
Штаны были мокрые, не хватало двух зубов, из носа хлестала кровь. Я встал кое-как. Нога была перебита кирпичом. Ходить было больно. Лаборатория моя горела. И, кстати говоря, неплохо горела. Я достал телефон и позвонил Васе. Это был единственный человек, способный забрать меня в три ночи из любой точки города. Мы договорились, что я буду ждать его у заднего входа. Я уже дошёл до лестницы, когда рванули мои баллоны с водородом. Снова толчок в спину и я кубарем качусь по лестнице. Дальше я видимо снова ударил голову и отключился.
Василий молодец. Он не побоялся замарать в моей кровищи свою дорогую косуху и мотоцикл. Я не помню, как я выбрался, но Васёк сказал, что я лежал у чёрного входа без сознания. И самое страшное, что это было позавчера. Голова раскалывалась и сильно болела нога. Впрочем, ходить я мог. Сделав дело, которое мне не дали сделать в институте, я завалился на кухню. Пельмени! Вася знает, что я люблю. Именно пельмени! С майонезом! Горячие. Впрочем, Васёк кроме макарон картошки да пельменей больше ничего варить не умел. Варили ему в основном его вечно меняющиеся подруги. Я хотел ему сказать спасибо, но тут же наткнулся на двухсотграммовый стакан водки Васиного изготовления и грозное басистое: "Пей! Молчи и пей!"
Он спокойно начал мне рассказывать, как сегодня утром меня хоронили. Как клали капсулу с якобы моим прахом. И как плакала Тамарочка. На плече у Кости. Как закрыли дело о взрыве в виду того, что это я неосторожно обращался с огнём. И кто теперь ходит в моих любимых тапочках и мою Тамарочку (тварь такую) каждую ночь ... гладит. Там где не следует. Я медленно зверел. Вася это знал. Он знал все мои мысли, которые сейчас крутились в моей голове. Он отобрал у меня бутылку, которую я уже наполовину осушил за эти пятнадцать минут разговора. И молча положил на стол маузер и три патрона... Я видел боль в его глазах. Ему было жаль меня, но он знал, что если даже он меня здесь запрёт, то я всё равно слезу с девятого этажа и пришибу тех тварей. Он сжал мою руку. Его трясло. Через пару секунд, он ворча взял бутылку и ушёл в ванную. Я знал, что мешать ему не следует...
Вечер был тихий. Снега почти не было, но небо было весь день затянуто тучами. Хоть и было на улице не ниже десяти, но я всё равно основательно промерз за эти три часа выжидания. Вот они, порождения ада, идут, рука об руку, улыбаются, чёго-то поют. Радуются гады! Ну вот вы и дорадовались! Я медленно снял с маузера предохранитель и зарядил его. Они подходили. Я целился. И в самый последний момент вдруг проскочила странная мысль: "Какого чёрта?!".
Коллекция Васиного оружия была замечательна. Моё внимание привлёк топорик. Бронзовая полуметровая ручка в стиле фэнтэзи. Красивый и удобный. Я несколько раз повращал его в руке. Вспомнил старые ролевые игры, посиделки у костра, штурмы крепостей... Василий гулко храпел. Иногда пропуская матерные слова в сторону своего шефа и господа бога. Мдя, развезло его по полной. Даже в туалет теперь не сходить и тот забило. Но мне уже было не до этого. Я в одной футболке и джинсах выскочил с этим топориком на улицу. Два километра до моего дома я пробежал незаметно быстро и на удивление легко. Дверь в дом была заперта. Я аккуратно открыл калитку и потрепав собаку за холку направился к дому.
По всему дому стоял гулкий стон. Я включил свет в прихожей, громко крикнул: "МАЗДАЙ!" и направился к спальне. Стон прекратился, и меня это обрадовало. Заметили. Засуетились, голубчики. Из спальни уже выбегал некий абуминог с тапкой в руке. Я не замедлительно двинул ему кулаком по зубам. Он отшатнулся, но не упал. Однако, осадив его ручкой топорика по голове он всё таки принял своё законное беспомощнолежащее положение. Тамара вцепилась в ногу. Что-то кричала. Я уже ничего не слышал. Лезвие пропороло брюхо волосатой обезьяны довольно легко....
Очнулся я на кровати с панцерной сеткой в просторной белой комнате с решётками на окнах. Пахло спиртом и хлоркой. Рядом сидел Вася. Он мне поведал, как я потрошил, того Костю. Как визжала Тамарка до тех пор, пока я не намотал ей кишки на шею. Как я рубил черепушку и рвал руками мозги, как, я снимал кожу с рук и ног и оборачивал в неё уже лежащую без сознания Тамару и много чего ещё неприятного. Затем он сказал, что пока я должен полежать в дурке. Он мне справку выбил, что я контуженный. Потом он обнял меня и сказал: "Зато живой! Живой!". Он прослезился и вышел. Я лежал и думал, а что же всё таки произошло? А разве так делать вообще нормально? Зверски? Беспомощного? На куски? А потом куски - в унитаз? (Кстати, прикольно придумал, теперь у этого гада даже могилы не будет, а у меня уже есть!). А почему нет? Они же меня сами хотели на тот свет отправить! Не вышло! Нет! Можно! И нужно. Они меня похоронили. Значит я имею право воскреснуть и забрать их с собой. И я должен был так поступить. Как сильный человек. Только слабые говорят, что человеку чужды животные инстинкты. Чёрта с два! На кося! Человек есть часть живого мира! Кровь за кровь. И я только сейчас заметил, что на соседней кровати сидела Тамара. Руки её тряслись, взгляд был пуст, смотрела она на дырку в стене и что-то лепетала. Похоже, она на самом деле сошла с ума. У меня поднялось настроение. Отомстил! Сам вас загрыз! И плевал я на правосудие! У меня справка есть, я контуженый...