Сколько бы мест я ни посетил, сколько городов ни проехал, а мне все время приходилось оглядываться. Нет, не метафорически - вспоминая прошлое или ушедшее, - а в самом прямом смысле: я люблю встречать рассветы, а так как я ехал строго на запад, рассветы всегда оказывались у меня за спиной.
И я оглядывался, раз за разом примеряя на себе новый город, и ни на одном из них не мог остановить свой выбор, пока не увидел Париж, залитый лучами восходящего солнца, розоватыми отблесками играющего на химерах и горгульях величественного Собора, на вершинах домов и розово-белой пене каштанов, вслушиваясь в трели резвящихся в вышине пташек, вдыхая свежесть весны вперемешку с густым туманом Сены.
Честно говоря, даже несмотря на любовь, которой я сразу же воспылал к Парижу, я бы поехал еще дальше, но дальше был только Ла-Манш и Британия, а я, к стыду своему, невероятно боюсь морских путешествий. Тем более, расстояние, разделявшее меня с прошлым, было достаточно велико, чтобы меня кто-нибудь смог разыскать.
Я был безумно, беспардонно молод, и все мое имущество состояло из одного только саквояжа, правда, доверху набитого золотом. Мысли о том, откуда оно у меня взялось, заставляли меня краснеть подобно солнцу, занимающемуся над землей, потому я настойчиво гнал их от себя, оставляя их на будущее, на потом. Усилием воли старался не вспоминать, а потом они и сами постепенно покинули меня, их затмили дела насущные и требующие немедленного решения. Но фамилию я на всякий случай сменил, а в выборе слуг был настолько осторожен и щепетилен, что мне мог позавидывать бы сам король.
Но тогда у меня впереди была весна, будущее и бесконечное число рассветов в этом чудном, дивном, прекрасном городе, где я надеялся провести всю свою жизнь.
Ведь для еврея это очень важно - найти свой дом...