Жил-был в ящике моего стола пистолет. Он был красивым и большим. Серебряный корпус, рукоятка красного дерева, изящный изгиб курка - Вальтер ППК. Чистый, промасленный, таинственно блестящий Бог.
Бог войны.
Марс.
Я любил смотреть на него. Брать его в руки, ощущать приятный холод железа и вселяющую уверенность тяжести.
По вечерам, когда все вокруг замирало, я доставал его, разбирал, тщательно протирал сухой тряпкой, смазывал и медленно, с большим наслаждением собирал воедино.
Это ему нравилось...
Иногда, по выходным, когда я оставался дома, мы выходили с ним на задний двор, и я расставлял в конце сада пустые бутылки из-под пива. Потом с замирающим сердцем передергивал затвор и стрелял. Запах пороха приятно щекотал нос и обволакивал нас неземным облаком. Бутылки разлетались тысячами сверкающих звездочек.
Это ему нравилось...
Но однажды мне пришлось отправиться в командировку. Пока я собирал вещи, чувство вины не давало мне покое. Он обиделся на меня. Тогда я достал его из стола и, погладив матовый ствол, пообещал ему, что привезу с собой кобуру. Кожаную кобуру. Для него.
И это ему понравилось...
Я улетел, а он остался лежать в ящике стола. Сначала ему было скучно, и он с горечью вспоминал моменты нашей близости, щекотки шомпола, чистящего его дуло, пули, которые он извергал из себя, звон бутылок, разлетающихся на заднем дворе.
Но уже тем же вечером он познакомился с книгой, лежащей рядом с ним. Эта была моя книга, часть моего мировоззрения. Моя часть. Он нашел часть меня.
И это ему понравилось...
"Психоанализ сна! Вот как меня зовут!" - сказала ему книга, - "я не только часть хозяина, но и часть того, кто меня создал, написав меня! Я часть большого мира!"
Пистолет смутился. Он помнил, как я его зову, а прочесть то, что было написано у него на боку, он не мог. Но книга была умудренная жизненным опытом, и она прочла ему его имя - ВАЛЬТЕР. ВАЛЬТЕР ППК. Он повторил его, смакуя каждую букву. Четко, коротко. Как вспышка в ночи. Как выстрел.
И это ему понравилось...
Они говорили друг с другом днями и ночами напролет. И книга рассказывала ему про жизнь, смерть, сны и мечты. Она раскрывала ему свою душу - свои страницы. И он, уткнувшись дулом в ее листы, с жадность впитывал в себя все это. Она говорила - он молчал. Она рассказывала - он слушал.
И это ему нравилось...
Однажды книга начала рассказывать ему о черной силе человека - агрессии. Она говорила, что человек - единственное животное, которое убивает себе подобных ради забавы. Что он, человек, теряет над собой контроль, стоит ему взять в руки оружие. Это его тупик. Это саморазрушение и самоуничтожение.
Его смерть.
Пистолет злился. Он смолчал, но злоба на эти слова душила его.
Злоба переполняла его, заставляя конвульсивно дергаться курку. Он был разъярен. Он был переполнен темной силой злости.
И это ему понравилось...
Целую неделю он учился вставать. И когда это получилось, уже переполняющая его злость научила передергивать затвор. Патрон ушел из обоймы в ствол. Он замер, чувствуя его в себе. Он медленно развернулся дулом к книге и напомнил ей об оружии в руках человека. Книга посмотрела в черную пропасть его дула и, все поняв, испуганно зашелестела листами, пытаясь отползти за кипу чистых листов, лежащих между ними. Она заверещала. Она ужаснулась.
И это ему понравилось...
Потом...
Уже потом...
Уже потом, после выстрела, он изможденный, лежа на боку в дальнем углу ящика, куда его забросила его отдача, изверг из себя еще теплую гильзу, с шумом вытолкнул из дула остатки порохового дыма и замер в наслаждении. Книга лежала без движения. Прямо за ней поблескивала расплющенная пуля, застрявшая в крепком дубовом ящике стола. А книга...
Она безучастно распласталась на кипе бумаг и уже не подрагивала своими страницами. На обложке зияла опаленная дыра с рваными краями. От них шел запах тлеющей бумаги. Запах смерти. Он чувствовал этот запах. Он жил им.
И это нравилось ему...
Через день после этого я вернулся из поездки. И только открыв дверь, я почувствовал какой-то странный запах, витавший по квартире. Пистолет услышал звук открываемой входной двери и пристав, рефлекторно передернул затвором, посылая новую порцию свинцового гонца смерти в дуло. Он немного отодвинул ящик и выставил наружу ствол. Вместе со щелчком открываемой двери, что-то отчетливо щелкнуло и где-то внутри него, в нем самом и у него пронеслась мысль. И, если бы он мог улыбаться, то сейчас он улыбался.
И это ему нравилось...
И когда я открыл дверь кабинета и заметил черный провал дула, смотрящего прямо мне в лицо через всю комнату, я замер. И в этой тишине отчетливо услышал сухой щелчок взводимого курка. Я знал этот звук. И я знал, что сейчас будет. Я стоял как пригвожденный к полу. Ладонь моя, сжимающая ручку двери, взмокла и предательски задрожала. Волосы на голове встали дыбом. Я уже не пытался понять, что происходит. Я боялся. Мои глаза вылезли из орбит и светились страхом. Животным страхом последних секунд жизни Моей жизни.
Он смотрел мне в глаза. Он видел этот страх.
И это ему нравилось...
...И в этот последний миг, пока пуля летела к моей голове, я вдруг спокойно и отчетливо подумал:
А ИНТЕРЕСНО, ВИД РАЗБРЫЗГАННОЙ ПО СТЕНЕ КРОВИ, ТОЖЕ ПОНРАВИТСЯ ЕМУ?!