- Давай спать, малыш. Смотри как за окном темно и тихо. Это ночь пришла. Тихо, на цыпочках она пришла в наш мокрый весенний город, прошлась по безлюдным улицам и проспектам и мягким темным покрывалом укутала дома.
- Все. У нее длинное платье со шлейфом, а еще плащ, расшитый звездами.
- Она красивая?
- Конечно, красивая... закрывай глазки, уже очень поздно, слышишь как тихо кругом?
- Ага, только ты скажи, а откуда она покрывало достает? Из сумки?
- Да, из сумочки. Она у нее на плече висит, на длинной ручке. И покрывало тонкое-тонкое, легкое, как облачко. Ночь идет по городу и набрасывает его на дома.
- А зачем?
- Чтобы все люди хорошо отдохнули за ночь и им приснились хорошие и добрые сны. Так что засыпай быстрее.
Дочь еще раз зевнула, повернулась на бочок и согласно прикрыла глаза.
- Ты еще посидишь со мной? Совсем чуть-чуть...- тоненьким просящим голосом попросила девочка.
- Посижу.
Она наклонилась к ней и прижалась щекой к ее теплой маленькой ладошке. Соня улыбнулась:
- Щекотно. Твои волосы меня щекочут. Посиди пока я не засну. Мне уже совсем немного осталось...
Девочка обняла ее и тихо прошептала на ухо:
- Я так люблю, когда ты дома со мной. И я не люблю, когда ты уходишь надолго.
- Я знаю, малыш. Я тоже не люблю от тебя уходить, но ты ведь понимаешь, что нужно.
- Да. Но сейчас не уходи, посиди со мной подольше.
Спустя десять минут Соня уже крепко спала, а Она еще немного посидела рядом с ней, потом аккуратно поправила одеяло и тихо вышла из комнаты.
На кухне Она поставила чайник и, достав чашку, стала ждать, пока из носика покажется пар. Потом выключила его и так и, оставив пустую чашку на столе, подошла к окну, откинула тонкую штору и стала смотреть на темный город.
Было уже очень поздно, Она не знала, сколько времени, но чувствовала его. Время в ее жизни бежало очень быстро, торопилось, словно боялось, что Она чего-то не успеет. Ей давно нужно было спать, но Она продолжала стоять на кухне и вглядываться в черноту за стеклом.
Пошел дождь. Капли ударили о подоконник и эхом отозвались внутри. В глазах показались слезы. Она смахнула их рукой, но они вновь выступили в уголках глаз и медленно потекли по щекам. Больше Она их не вытирала, только вздохнула несколько раз глубоко, стараясь удержать рвавшиеся наружу рыдания.
"Надо взять себя в руки. Я не имею права расслабиться и позволить себе плакать".
Это ей удалось, и теперь Она стояла у окна и медленно водила по своему размытому дождем отражению.
- Устала очень. Ты ведь меня понимаешь... - шепотом сказала Она ему. - Ничего завтра будет легче. Завтра у меня работы в кафе нет, Нина Петровна выходит после больничного. Денег будет меньше, но что уж тут поделаешь... Хорошо, что подработать получилось, Соньке в школу две тысячи сдать нужно, как раз эту сумму и заплатили.
Она помолчала и, собравшись с силами, продолжила:
- Тяжело очень. Когда Игорь был, было тяжело, а сейчас и говорить нечего. Из фирмы его как уволили так он больше ничего не смог найти. Вначале на собеседования ходил, но его не брали даже на испытательный срок. Он побегал, поискал и сдался. Сел к компьютеру и стал в игрушки играть. Неделями так сидел и ни на что не реагировал. Ни на дочь, ни на меня. Искать больше работу он не стал, говорил, что все это бесполезно, кричал, что б оставила его в покое. Истерил, одним словом. Совсем невыносимо было тогда. А счета за квартиру накапливались и где денег взять я не знала. Моей зарплаты учителя начальных классов хватало только на еду, но я тогда как-то исхитрилась и купила Соньке с отпускных рюкзак и сарафанчик. Домой, помню, пришла такая радостная, захожу в кухню, а он котлеты из телятины Сонькины доедает. И я сорвалась . Знаешь, мне так тяжело было, ведь все сама делала, надеялась, что он хоть куда-нибудь устроится, ведь видел, как нам тяжело, пусть не по специальности, но попытаться ведь он мог! На мне все было: и счета, и одежда, и продукты, я ведь и в сад за Сонькой бегала дважды в день, и на танцы ее водила, а еще ухитрялась с учениками заниматься. А он все это время просто сидел перед монитором. Утром мы вставали, а он уже в игрушку играет, вечером я приходила и заставала ту же картину. Я ведь не давила на него, особенно сначала. Понимала, как ему обидно и что не получается у него ничего с работой. Но он ведь больше ничего не искал и даже попытки не делал, сидел месяцами перед компом и играл, а все остальное его не интересовало. На Соньку стал кричать, даже ударил ее. А котлетки те... Я на последние деньги покупала ей мясо, сама на гречке сидела, а он спокойно все съел.
Не сдержалась я тогда, накричала. А он дверью хлопнул и ушел. Вернулся через неделю, забрал вещи и сказал, что теперь мы сами по себе, а он сам. Нашел себе другую, которая не требует от него денег и начинает с ней новую жизнь. А мы в нее с дочкой не вписываемся. Соньке так и сказал, что б считала, что отца у нее больше нет. Развернулся и ушел. Вот так мы и остались вдвоем.
Было ли мне больно? Вначале да, а потом... Мне и подумать было некогда... Выживала в прямом смысле этого слова. Со школы ушла, бегала по фирмам, надеялась , что хоть кто-нибудь возьмет. Но баба одинокая с ребенком на руках мало кому была нужна. Вначале, что могла - продала. У меня такая библиотека была книг, еще мой дед собирал, но есть было нужно, и счета копились, потом удалось устроиться уборщицей к одному адвокату. Он платит мне в два раза больше, чем я в школе получала. У него убираю и бегу газеты разносить, а вечером свою соседку подменяю в кафе рядом с домом. Она с Соней сидела, а я за нее посуду мою. Кредит за машину выплатила и продала ее сразу же, а на те деньги смогла, наконец, за квартиру по счетам расплатиться, Соню в школу отправила и даже на пуховик себе тогда осталось...
На самое необходимое мне хватает. Может быть, даже летом удастся ее в лагерь отправить, я в прошлом году хотела, но 13 тысяч запросили, а у меня не было... Он ведь не помогает ничем. Никто не помогает нам. Только соседка иногда с Сонькой сидит и на танцы ее водит, да подруга иногда, мама у меня совсем старенькая и больная. А так... Родители его говорят, что это я во всем виновата. От хороших жен мужики не уходят, а я вместо того чтобы их сына кормить и поддерживать в трудный момент стала закатывать истерики и требовать что б он работу искал, так что все он сделал правильно... Что тут еще сказать...
Знаешь, мне даже сил на слезы иногда не хватает. Так устаю под вечер. Это сегодня что-то расслабилась. Из-за дождя наверное...
А моя девочка после тех его слов стала другой. Несколько дней она почти не разговаривала и плакала, а потом как-то утром встала, как ни в чем не бывало, и стала вести себя по-прежнему. Почти по-прежнему - Соня стала очень бояться, что со мной что-то может случиться, страшно переживает, если я вдруг болею или задерживаюсь на работе. В такие дни дочка не отходит от меня ни на шаг, садится рядышком с книжкой и читает вслух, поит чаем и дает таблетки, строго придерживаясь рецепта. Однажды, я как-то заснула, а когда проснулась, то увидела что Сонечка лежит рядом, держит меня за руку и плачет.
Я стала успокаивать ее и уверять, что со мной все хорошо и простуда почти прошла, а она подняла на меня глаза и спросила:
- Ты ведь всегда будешь рядом? Ты ведь не уйдешь?
У меня сердце оборвалось.
- Конечно, нет, маленькая. Всегда буду рядом. Даже надоем тебе еще своими нравоучениями.
Я тогда обняла ее и постаралась все перевести в шутку, только б не плакала.
После того случая я и не могу позволить себе плакать. Это только с тобой, наедине... И не могу позволить себе быть слабой. Из-за Сони. Я просто не могу видеть ее слезы, ее боль. Эту боль как свою чувствую и не могу показать, что и мне плохо. Я должна быть сильной, надежной, уверенной, чтобы ей не было страшно. Чтобы она знала, что мама рядом и на нее можно положиться, и она не уйдет.
А с личной жизнью не сложилось. Это в романах и телевизионных мелодрамах в трудный момент появляется принц, и все проблемы как по волшебству исчезают или ложатся на крепкие мужские плечи. Но я не героиня романа и принц не появился. Никто не появился и не помог кроме нескольких подруг и больной матери. Ладно, чего уж теперь, хватит себя жалеть. Ну не появился и Бог с ним. .. Я уже давно привыкла засыпать в пустой постели...
Дождь за окном усилился, но Она больше не плакала. Сильные - не плачут. Вернее, они тоже плачут, но тогда когда никто их слез не может видеть. Вот как сейчас, на кухне, под шум дождя за стеклом...
- Мне ведь уже скоро сорок один. - тихо сказала Она своему размытому отражению. - У меня есть дочь, мама, друзья и работа. Но знаешь, мне иногда так тоскливо делается... Вот как тебе сейчас. И я тоже плачу. Знаешь сколько я уже одна? Четыре года. Долгих четыре года. А когда мне личной жизнью заниматься? Я домой попадаю только к 12, падаю на кровать и отключаюсь до пяти утра. Именно отключаюсь, а не засыпаю... Какое уж тут личное счастье?
Слезы высохли, но ее отражение продолжало плакать. Дождевые капли холодный весенний ветер бросал в окно и ручейки слез стекали по тонкому полупрозрачному силуэту.
- Ты не плач, не надо. Уже спать пора и я пойду. Сейчас еще минутку постою здесь с тобой и пойду.
Она на секунду прижалась лбом к холодному стеклу, потом оторвалась и, махнув ему рукой, вышла из кухни.