Герн Виктор
Христина

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    *** Она появилась внезапно, из ниоткуда... И так же внезапно - исчезла в никуда... Но Она смутила мой дух. Порой я отказываюсь доверять собственной памяти. Изобличаю её во лжи. Слишком уж отвлечённо и неправдоподобно то, что я помню. Слишком уж... Кажется, где-то на грани сна или лёгкого умопомешательства. Но так было. Была Она - у меня есть знак.
  
  
   []
  
  
   Она появилась внезапно, из ниоткуда...
   И так же внезапно - исчезла в никуда... Но Она смутила мой дух.
   Порой я отказываюсь доверять собственной памяти. Изобличаю её во лжи. Слишком уж отвлечённо и неправдоподобно то, что я помню. Слишком уж... Кажется, где-то на грани сна или лёгкого умопомешательства.
   Но так было.
   Была Она - у меня есть знак.
  
   Мы встретились в столице, на концерте "Юрайя Хип".
   Никогда не числил себя фанатом названной группы. Творчество их не нравилось мне. Что-то в их музыке повергало меня в недоумение, что-то наводило откровенную скуку. Я предпочитал нечто более весомое, нечто более энергичное. Суть же не в том. "Юрайя Хип" была одной из первых западных рок-групп, сумевших нырнуть под пресловутый "железный занавес". Исходя из личных убеждений, я просто не мог игнорировать столь грандиозное событие. Только ради того, чтобы почтить рок, я и притащился на концерт.
  
   Был закат 80-ых. Я мнил себя воинственным металлистом. Этаким проклёпанным мессионером. Мой мир был прост и контрастен. Сверстники делились на "железных" и "мыльных". Первых я уважал, вторых - нет. Выяснить who is who тогда не составляло особого труда. Это было видать и невооружённым взглядом. И слепой сумел бы сделать выбор по характерному звяку. "Железные" чтили металл так же, как чукотские шаманы свои костяные бирюльки. И обвешивались им соответственно.
   Но рассказ не о них.
   Металлисты пришли и ушли, сгинули аки обры. Кто-то из них заделался олигархом, а кто-то ночует под лестничным маршем. Кто-то коротает срок, а кто-то горделиво постукивает дубинкой по голенищу. И нынешний президент [*Медведев], судя по слухам, не равнодушен к тяжёлому року.
   Что ж, suum quique, как говаривали в Древнем Риме, каждому своё...
   Рассказ же о другом.
  
   Сияло солнце и громыхала музыка. Визгливые басы истерично царапали небо, заряжая неистовством порядочную толпу бесноватых фанатов.
   Мой взгляд выхватил Её из бурлящего хаоса.
   Она поразила меня дважды.
   Во-первых, внешним видом. Непривычным, прямо-таки вызывающим спокойствием выделялась она на фоне общего буйства. К тому же она оставалась шатенкой! Смешно и непонятно? Но тогда все девушки - и "железные", и "мыльные" - желали быть волнистыми блондинками. Они нещадно жгли локоны перекисью водорода и утюжили их плойками, отчего становились похожими друг на дружку, как заводская штамповка. Этакие куклы-драчуклы. Оставаться шатенкой по тем временам было явным вызовом, пощёчиной общественному вкусу.
   Яростно работая локтями, я пробился к интригующей меня особе.
   В кожаной мини и такой же жилетке она пыталась раствориться в окружении. Но было нечто. Я не сразу осознал - что именно, свойственное только ей одной. Оказалось, в её прикиде не было и грамма "священного железа", если, конечно, не принимать в расчёт маленькие, кажется, серебряные, серёжки крестиками.
   Скромностью я никогда не болел - и тут она поразила меня во второй раз.
   Она назвалась Христиной. Именно так, через "Х"!
   Сама мелодика этого имени дохнула на меня такой архаикой, что я чудом устоял на ногах.
   Вокруг была неисчислимая масса девчонок и я, почти наверняка, мог любую назвать по имени. Угадать было не сложно. Существовало всего лишь два основных варианта - Марина и Наташа. Просто и незатейливо: если не Марина, то явно - Наташа... На худой конец Лена или Таня. Исключения встречались редко. А тут - на тебе!
   Х-Р-И-С-Т-И-Н-А!!
   Я недоверчиво ухмыльнулся.
   Она измерила меня вызывающим взглядом, причём - свысока.
   Как это у неё получалось, ума не приложу. Она уступала мне в росте примерно на голову, но, если желала, смотрела свысока, как на... карлика.
   - Тебе что, паспорт показать?! - крикнула она.
   Я мотнул головой, мол, так и быть - верю на слово.
   - Как тебя зовут?!
   Оглушительный фон визга и музыки жутко мешал общению, принуждал кричать, но я назвался.
   - Тебе нравится "Юрайя Хип"?! - полюбопытствовала она.
   - По-моему, редкая лажа!
  
   Спустя несколько минут мы пробились к выходу.
   Это была её идея.
   Солдат из оцепления недовольно сморщился. Возиться с замком на калитке ради какой-то там парочки фанатов, ему не хотелось. Некоторым вообще свойственно напускать на себя необыкновенную важность, даже тогда, когда их роль в сути ничтожна.
   - Ну, ты чего, слоняра?!- взъярился я. - Нычку отвори!
   "Слоняра" оценил меня взглядом и ухмыльнулся.
   Я понял - быть войне, и внутренне сгруппировался. Конфликтовать с оцеплением мне не хотелось. Это было чревато. В перспективе же значило, провести несколько часов на жесткой скамье в "обезьяннике", потом, после задушевных бесед с особистом, суток десять рыть траншеи где-нибудь на гарнизонной гауптвахте. И перспектива эта мне не улыбалась. Я лихорадочно придумывал логическую увёртку.
  
   Однако, солдат вдруг ни с того, ни с сего молча вынул связку ключей и, точно сомнамбула, отворил злосчастный замок. Я бросил ошарашенный взгляд на спутницу. Та загадочно улыбнулась и кивком указала на выход.
  
   Мы шли по аллее.
   - Что это было? Фокус-мокус или ты дочь Кашпировского?
   - Это случайность.
   Какое-то время мы молчали.
   Обыкновенно молчанье тяготит. Я уже тогда разумел - девчонки любят ушами, за цветастый, стало быть, язычок. Но Христина казалась особенной, если не сказать - странной. В том обоюдном молчании я не находил криминала. Я просто шагал рядом и украдкой разглядывал её.
   Она была симпатична и по-восточному смугла. Лицо удивляло поразительной правильностью черт, но хранило какую-то неизъяснимую непроницаемость. Будто - маска, чудная и печальная маска "не от мира сего".
   Глядя на неё, я не мог избавиться от подспудного ощущения, от тоскливо-щемящего дежавю. Будто где-то и когда-то я уже встречался с ней, пересекался на скользких дорожках жизни. Я предпринимал отчаянные усилия пытаясь вспомнить, где и когда это было. Казалось, вот-вот и... но мысль тут же ускользала во вне - я оставался при своих: где и когда?
  
   - Ты не москвич, - вдруг обронила Христина, как бы просто озвучивая рядовой факт.
   Я пожал плечами: что есть, то есть.
   Она лукаво покосилась:
   - Ты из Восточной Сибири. Из-за Байкала, верно?
   Я внутренне вздрогнул и остановился:
   - А это что-то новенькое. Разве у меня клеймо на лбу?
   - Ты испугался? - она свысока окинула меня насмешливым взглядом и неторопливо продолжила путь.
  
   Парк был безлюден.
   Отчётливо громыхали аккорды "Юрайя Хип", заглушая робкий лепет природы. Я стоял и бессмысленно пялился вслед её удаляющейся фигурки. Я стоял, а некто незримый вкрадчиво нашёптывал мне: жизнь - это цепь случайностей, всякому смертному иногда выпадает шанс и глупо просто так взять и не использовать его... Чем дольше я стоял, тем явственнее становился шёпот: вы не безразличны друг другу, и ты просто так, из глупого суеверия, готов отказаться от неё, другого шанса может и не быть...
  
   Наконец, я не выдержал, уступил сатанинскому шёпоту и догнал её.
   - Слышь, Христина, как это у тебя получается?
   - Не знаю. Само собой.
   - Тебя в детстве на голову не роняли? - плоско сострил я, пытаясь обрести шаткое равновесие.
   - Вообще-то нет, - она улыбнулась. - Но когда мне было годика 3-4 я выпала из окна.
   - Как это?
   - Прямо с четвёртого этажа - в клумбу с маргаритками, - её улыбка показалась мне потусторонней, как у Кассандры. - С тех пор я под наблюдением. Слышал, в Сокольниках есть клиника? Там обитает мой лечащий врач... Да, ты не бойся. Я не буйная.
   - Значит, ты москвичка, - тупо сдедуктировал я. - И где ты живёшь, если не секрет?
   - Хочешь проводить? - кокетливо покосилась она.
   Краска хлынула к лицу, я пожал плечами.
   - Моя квартира неподалёку от Комсомольской.
   - Издеваешься? - недоверчиво переспросил я. - Это очередной фокус?
   Сам я именно туда и стремился - на "Площадь трёх вокзалов". Ибо жил, а вернее - служил, я в одном тихом подмосковном городишке, о чьих добродетелях распространялся ещё Радищев в своей нашумевшей брошюрке... Либо нам действительно было по пути, либо девица лукавила.
   - Я в самом деле там живу...
  
   Впрочем, я поверил в её искренность только минут через 40, когда мы вошли в тёмный подъезд крепкого, дедовских времён, здания. Мы поднялись на второй этаж и остановились у чёрной, обитой дерматином, двери с бронзовой блямбочкой "8".
   Христина вставила ключ. Замок дважды щёлкнул. Я решил во что бы то ни стало спросить у неё номер телефона, чмокнуть в щёчку и бежать на вокзал. О большем - я не смел и мечтать.
   Но Она вдруг сказала:
   - Soyez le bienvenu, mon ami...
   Я не силён во французском, но прозвучало трогательно, особенно это "мон ами".
   Гостеприимно распахнулась дверь.
   - Вот так сразу? - я оторопел. - Ты же меня впервые видишь. Случайное знакомство.
   - Извини, - в её глазах мелькнула насмешка. - Телефона у меня нет. А, если ты не войдёшь, то и щёчку я не подставлю... А что до электрички, то ты опоздал - следующая через час.
   - Да... но...
   - Ты же, знаешь, жизнь - только цепь случайностей.
   Христина взглянула в упор.
   Серые, цвета влажной гальки, глаза в обрамлении длиннющих чёрных ресниц, буквально зачаровали меня.
   - Хочешь, я расскажу тебе, где в области бикини у твоей подружки есть родинка? - она прошептала это совсем по-сатанински.
   - Нет, лучше не надо, - смутился я. - Так и быть приболтала... Только не говори мне, что я кончу где-нибудь под забором.
   Она вновь взглянула на меня в упор и рассмеялась.
  
   Квартирка была небольшая, тёмная, с видом во двор. Меня удивило отсутствие мебели. Вернее, отсутствие нагромождения мебели. На кухне - гарнитур. В комнате - старомодный диван, пара кресел, столик, тумбочка и телевизор.
   Я оглянулся, куда бы кинуть кости. Честно говоря, ноги гудели, как трубы Страшного Суда, ведь даже в метро мне пришлось ехать стоя.
   - Располагайся, - Христина кивнула на диван.
   - И?
   - Я угощу тебя дешёвеньким молдавским. Чем-нибудь вроде "Флюераш"... Если ты не возражаешь.
   - Я вообще-то...
   - Знаю-знаю, - она махнула рукой. - Предпочитаешь более крепкие напитки, обожаешь "Monowar" и не любишь целоваться.
   - Ну, впрочем... да. А ты всегда всё и обо всех знаешь? - с подобным феноменом я столкнулся впервые, но, к собственному удивлению, воспринимал его как данность.
   Возможно я был порядком оглушён её внешней привлекательностью. Либо же просто - сказывалась смертельная усталость.
   - Иногда, если человек мне интересен, - как бы мимоходом призналась она и скрылась в спальне. - Подожди минуточку.
  
   Я ощутил жар от прилива крови.
   Чёрт! Она же читает мысли. Она шарится в моей памяти, как у себя в бельевом шкафу. А мысли мои, увы, с самых первых секунд знакомства не блистали особой скромностью. Сколько же раз я уже сдёрнул с неё юбку? Да, мало ли что промелькнуло в мозгу. Этого нельзя контролировать. Просто невозможно! Что же она думает обо мне? Как судит? Она... Она же самая что ни на есть настоящая ведьма!
   Et ne nos indukas in tentationem, sed libera nos a malo...
  
   - А ты потешный, - Христина улыбнулась. - Моралист и грызёшь себя за то, чего не было. Ещё и молишься по-латыни. Кстати, я не читаю мысли. Я же не миелофон...
  
   Мы пили вино по-цивильному - из высоких фужеров. На экране вершились какие-то ужасы. Нудный, деформированный до неузнаваемости, голос переводчика подробно их комментировал. Христина просто воткнула в видак первую попавшуюся кассету. В те годы был настоящий видеобум, а домашний видеомагнитофон свидетельствовал о материальном достатке. Вероятно, о Христине было кому позаботиться. Хотя вряд ли я в тот вечер ломал об этом голову. Она мне жутко нравилась. Остальное же на этом фоне выглядело абсолютнейшей чепухой!
  
   Хмель расслаблял, стирая неловкость и природную робость. Хозяйка медленно, но верно обретала привычную приземлённость. Настороженность таяла, как свеча. Я уже несколько раз кряду поймал себя на мысли, что ведьмы в сути те же девчонки и ничто человеческое им не чуждо. Я начал подыскивать ходы, чтобы завязать более тесные и доверительные отношения. Слишком уж она была соблазнительна, слишком.
  
   Христина неопределенно хмыкнула и наша лёгкая беседа ни о чём вдруг перетекла в неожиданную для меня плоскость.
  
   - Над всеми сферами-небесами есть Мрак... Мрак, который прекраснее всякого света. Люди называют его по разному: Абсолют, Космос... Мы же предпочитаем называть его по-гречески - Патер Агнотос, Отец Непознаваемый, - тихо говорила Она. - Дочь его, София Ахамот, Премудрость Вселенной, познала бытие и омрачилась, и восскорбела. И сын её скорби был Иальдаваоф, Бог созидающий.
  
   Я смотрел на неё и слушал. А что мне ещё оставалось?
  
   - И захотел он быть один и, отпав от матери, погрузился ещё глубже, чем она, в бытие. Он создал мир из плоти, искажённый образ мира духовного, - она улыбнулась и пояснила. - То есть, обитают в просторах Вселенной разумные психические сущности - Ангелы. Они бесплотны, но могущественны. Они зачинатели жизни. Иальдаваоф старейший из них. Он решил покорить Вселенную. А когда этого у него не вышло, он задался целью населить Землю. Он создал Человека, который должен был отразить величие творца и свидетельствовать о его могуществе.
  
   С каждым словом Христина вновь отдалялась от меня. Приземлённость осыпалась, как старая штукатурка. Она вновь превращалась в ведьму. Нет, даже страшнее - в Жрицу.
  
   - Но сподвижники Иальдаваофа, его Ангелы, сумели вылепить из праха только бессмысленную громаду плоти, бессловесную, пресмыкающуюся как червь. Они не знали секрета воссоздания разума, - продолжала Христина, воодушевлённо развивать мысль. - И, когда привели её к царю своему, Иальдаваофу, дабы он вдохнул в неё "я", София сжалилась над Человеком. Она отомстила сыну скорби и подменила формулы. Так Иальдаваоф, к ужасу своему, сотворил Ангела - равного ему в силе и могуществе. Адам-Кадмон называли его древние.
  
   Тёмные, серые глаза её, казалось, сияли, светились изнутри каким-то таинственным, внеземным пламенем. Голос завораживал. Она была прекрасна. Прекрасна и недосягаема, как утренняя звезда... Я просто смотрел, любовался и слушал.
  
   Был Советский Союз. Религия возбранялась, причём всякая, кроме веры в дедушку Ленина и светлое будущее. Остальное было признанным "опиумом для народа". О сектантах я читал в книжках и был в курсе всех их злодейств. Однако, некоторый тип людей устроен загадочно. Думаю, что я имею честь принадлежать к их чину...
   Запретный плод сладок! И в этом я солидарен с Адамом.
   Мною обуяло любопытство.
   Я вырос в среде атеистов. Я не верил ни в бога, ни в чёрта. Но внутренне, подспудно ощущал, что в окружающем мире что-то не так. Не всегда и не везде действуют законы физики. Далеко не всё укладывается в простые химические формулы. Существует нечто необъяснимое и неуловимое. Нечто запредельное, неподвластное разуму. Но я хотел знать.
   Я искал ответ в запретных тогда книжках. Я уже имел весьма чёткое представление о Библии. Хотя никогда не мыслил её тексты как истину в последней инстанции. Я всегда был в лагере сомневающихся.
   Но Христина...
   Казалось, она открывала для меня нечто ещё более древнее, более причудливое и заповедное. Она призывала взглянуть на мир другими глазами. Глазами Непримиримых.
   Это гораздо позже, много лет спустя, я узнал, что она всего лишь прилежно изложила мне предание александрийских офитов, Посвящённых, поклоняющихся Женщине и Змию...
   Тогда же из уст её нисходило Откровение.
  
   Далее говорилось, что Человек, который должен был быть всего лишь управляемой и зависимой игрушкой, марионеткой в руках творца и его Ангелов, вдруг восстал.
   Иальдаваоф струхнул не в шутку. Даже загнанная в угол крыса становится львом. Он же, бог-творец, желал быть львом в сотворённом мире.
   Он обратил Землю в Ад, населил её разными опасными тварями. И туда же низверг Человека, просто вышвырнул из своей лаборатории известной, как Эдем, и оградил его всевозможными табу.
   Тогда Человек утратил Ангельскую суть и стал одним из животных в Аду.
   Но София Ахамот не покинула Человека в прозябании и "возлюбив, возлюбила его до конца". Она ниспослала на Землю своего Ангела, змеевидного и крылатого, Ангела Света - Люцифера.
   Тот открыл людям глаза, даровал им истину.
  
   То есть, говоря об Адаме-Кадмоне, поясняла Христина, не следует понимать, что он был в единственном экземпляре. Нет, Иальдаваоф жаден до славы и лести. Адамов-Кадмонов были сотни или тысячи... А истина Люцифера была проста.
   Но о ней позже.
   Люди, живущие в потёмках незнания, простые рабы. Они вынуждены блуждать в сомнениях и жить в страхе перед смертью. А смерти - нет. То, что мы называем смертью, всего лишь перерождение, смена декораций. Человек бессмертен, но и бессилен. Будучи ограничен сотнями табу и предписаний, он вынужден пресмыкаться между двух огней, зябнуть во лжи между Творцом и Разрушителем, между добром и злом, между Богом и Дьяволом. Которые в конечном счёте одно - Иальдаваоф.
   Рабы опутаны паутиной лжи. Их жизнь - череда страданий. Они - черви!
   Зато другие, которым открыта тайна, попирают все законы, преступают любую мораль, отрицают всякое табу. Они свободны.
   Ничто не может осквернить или запятнать их. Они не возвышаются в дружбе и во зле остаются чисты, как золото в грязи. Люцифер ведёт их путями мудрости и выводит прочь из земного Ада.
   Они - Люциферанты!
  
   Сказать, что я был ошеломлён, значит, не сказать ничего.
   Ещё бы!
   Смерти нет! Нет законов и табу. А я? Я бессмертен и почти равен Богу. Почти... Потому, что я всё-таки червь и прозябаю в Аду. Моя жизнь - набор бессмысленных страданий. Но я уже причастен. Я слышу какие-то слова истины, заповедной тайны. Всё это было симпатично и весьма тешило моё молодое, растущее ego.
  
   - Значит, ты не боишься смерти?
   Христина задумчиво взглянула на меня. Я же в который раз поразился красоте и выразительности её тёмных, серых глаз. Она порывисто встала и жестом увлекла за собой - в святая святых, в девичью спальню.
   Я обомлел. Древнее, животное и первобытное, получило импульс, стремительно наполняя тело теплом, концентрируясь внизу живота. В сладостном предвкушении я обласкал взглядом её округлые формы, но - обманулся.
   То, что мне открылось, невольно сорвалось с губ в два ёмких и чётких слова:
   - Древний Египет!
  
   Череп, служивший подсвечником близ ее ложа, беззлобно скалился на табурете. Я сказал "ложе", потому что назвать это сооружение кроватью язык не повернулся. Хотя, впрочем, по назначению это и была кровать, разве что... какая-то оригинальная.
   Внешне она походила на кладбищенскую оградку, с цепями на пикообразных основаниях. Сбоку, на стене, красовался венок, с жестяными цветами и траурной ленточкой. Белая вязь гласила: "Дорогой Христине - от друзей".
   - Но зачем? - выдохнул я.
   - Memento mori, - усмехнулась хозяйка и решительно потянула меня прочь.
   Я испытал облегчение, будто бы вышел из склепа. Всякое вожделение было убито на корню. Ведь я в сути нормальный парень, не чокнутый некрофил в самом деле. Но...
  
   Но я плохо знал Христину.
   Её близость, её трепетный взгляд и легкое прикосновение пронизали меня, как электричество. Неизъяснимо приятное электричество! Внутренняя дрожь, порождённая им, воскресила меня для жизни. Казалось, она сумела бы оживить и мумию.
  
   И тут меня осенило!
   Смутное ощущение дежавю вдруг получило простое и убедительное объяснение. Десятки, а может быть и сотни раз, я видел ее подобия в учебниках, исторических книгах и альбомах, посвящённых культурам народов древности - на фото и иллюстрациях. Она разительно напоминала изящную статуэтку какой-нибудь богини коптов. Скажем, Изиды там, Маат или Хатшепсут. Но сходство не было столь очевидным и ярко выраженным. Оно проступало исподволь - в движении, в жестах, в мимике. Так, словно сама Христина всячески пыталась исказить или спрятать истинную сущность себя.
  
   И тут все заверте...
  
   Москву я покинул утренней электричкой, увозя в своём сердце необыкновенное тепло и нежность о совершенно случайной, таинственной и пылкой встрече.
   Наверное, оборвись это волшебство даже на столь робкой вступительной нотке, Христина, её образ, её мировоззрение всё равно бы глубоко запечатлелись в моей душе. Рано или поздно они бы отобразились, проявились изнутри, обуславливая мой выбор. Но нет, авантюрка имела продолжение. К моему счастью или же горю - мы свиделись ещё несколько раз.
  
   Она сама находила меня и уводила за собой, точно племенного бычка. А я и не думал противиться. Мне это жутко нравилось. Пацаны-сослуживцы откровенно завидовали и только хмыкали, мол, везёт же некоторым...
   Обыкновенно электричкой мы добирались до Москвы, а потом, не торопясь, какими-то задворками шли к заветному дому. Чёрная дверь, с бронзовой восьмёркой, гостеприимно распахивалась передо мной и я окунался в невыразимо сказочную, уютную атмосферу по ту сторону бытия, тревог и реалий.
  
   Христина вовсе не пыталась производить на меня впечатление своей феноменальной прозорливостью. Это получалось у неё спонтанно, непреднамеренно. Напротив она стремилась быть обыкновенной - влюблённой домашней кошечкой. Что-то ласково мурлыкала, лукаво улыбалась и роняла многозначительные древнеегипетские взгляды. Я поддавался, позволяя себя увлекать. Я жил моментом и был счастлив. Никогда прежде неё, да, стоит признать, и после, я не встречал более свободной, более пылкой и, в то же время, более деликатной любовницы. Она представлялась мечтой, редким сокровищем, недостижимым в сути идеалом.
  
   Всего лишь 10 жарких ночей.
   Да, только лишь 10, но необыкновенно прекрасных! Но необыкновенно насыщенных! Казалось, я испытал всё, что доступно испытать простому, романтически настроенному, смертному на ложе любви... с Божеством!
  
   И всё-таки она была странной, чрезвычайно неустойчивой и подверженной сиюминутному раздвоению натурой. Я пользовался её расположением бессовестно, торопливо и безоглядно. Я знал - это не может длиться вечно, это не на долго. К тому же, нередко и внезапно призрак отзывчивой и бесшабашной девчонки ускользал прямо из моих пылких объятий. Вдруг ни с того, ни с сего в моих руках оказывалась все та же Христина, но страшно серьёзная, недоступная и запредельная Жрица. Она бледнела. Черты лица заострялись. Глаза наливались потусторонней тьмой. Кажется, даже резко падала температура её тела. И она выдавала очередное сакральное предание...
   В такие минуты я терялся, благоговел, ощущая неодолимую пропасть, бездну в мгновение ока разверзавшуюся между нами. И мне оставалось только - внимать и разуметь. Жрица же никогда не принадлежала мне...
  
   У неё, что говорится, было семь пятниц на неделе. Никогда нельзя было уповать на что-либо сколько-нибудь устойчивое. Впрочем же, это только заводило меня, подогревало неистребимый интерес, желание осознать и докопаться до сути. А сам факт сексуального обладания столь экзотичной, столь неординарной девушкой возносил моё растущее ego в запредельную высь!
  
   Между тем, Христина научила меня простеньким приёмам гипноза. Того самого, который нынешняя журналистская братия называет "цыганским". Прежде я ни в какие гипнозы не верил, как, скажем, и в - телекинез. Всегда считал это не более, чем ловким шарлатанством. Христина убедила меня в обратном. Клянусь, я собственными глазами видел - она не лукавила! Мелкие предметы оживали и двигались только благодаря усилиям её воли. Фужеры и чашки скользили по столику, зачинали причудливые танцы так, как она того желала. Я наблюдал её чуть бледнеющее, прекрасное лицо и задавался одним-единственным вопросом: но почему я?
  
   Как-то Христина мимоходом поведала мне такую историю.
   В начале времён не было ни мужчин, ни женщин. Иальдаваоф ведь творил Человека строго "по образу своему и подобию", Ангелы же не имеют пола. Вот и первые люди были сильны и самодостаточны. В греческих мифах сохранилась память об этом. Там их называли - Андрогинами.
   И только, когда они восстали на Бога, тот в страхе и гневе разорвал каждого Андрогина надвое, на мужчину и на женщину. Так погиб Адам-Кадмон. Так лишился он сил и богоподобия.
   Сотни мужчин и сотни женщин низверг Иальдаваоф в земной Ад, в самую гнусь материи.
   Люциферанты чтут это предание. Они знают, что если обе половинки одного Адама-Кадмона встретятся и соединятся, то обретут божественную мощь. В этом и заключена правда Люцифера: земная любовь, а не вера в потусторонние чудеса освобождает Человека! Любовь возрождает его, воскрешает в едином Адаме-Кадмоне... Делает Богом.
  
   Однажды, в пылу любовных игр, Христина загадочно взглянула на меня. Неясная тень мелькнула и растворилась в её тёмно-серых глазах:
   - Можно, я укушу тебя?
   - Зачем?
   - На память...
   Это меня не насторожило, я лишь усмехнулся:
   - Валяй... Ой! Бл*ть, больно же! По-ходу тебя не правильно назвали...
   Она вопросительно улыбнулась и угрожающе щёлкнула зубками.
   - Вот-вот... Какая ты нафиг Христина? Ты же типичная... Антихристина!
   Каламбур понравился.
   А потом...
  
   Потом она не пришла.
  
   Какое-то время я ждал.
   Но ожидание тянулось, как бубльгум. Мною овладело беспокойство. Я потерял покой и сон, и аппетит. "Вот и слила тебя прунцесса!", - зубоскалили пацаны. А мне было совсем не до смеха. Я ощущал себя неким нетерпеливым пассажиром, на пухлом чемодане скоропортящихся продуктов, где-то в глухомани, на заброшенном, богом забытом вокзале.
   Несколько дней я героически страдал. Наконец, моё терпенье лопнуло. Я сел на электричку и укатил в столицу. Я разыскал нужный дом и поднялся на нужный этаж. Я стучал, колотил, долбился, но чёрная дверь оставалась мертва.
  
   Кажется, в ту же ночь мы встретились во сне. Хотя, если честно, я до сих пор не уверен, было ли это сном.
   Я вдруг осознал себя стоящим у подножия крутого холма. Было темно и зябко, и одиноко. Сумрак клубился и завихрялся какими-то причудливыми рваными лохмотьями. Я не увидал, скорее почувствовал кожей её появление. Я резко обернулся. Неясный бледнеющий призрак зыбко проступал в сумраке. Испытывая восторг от предвкушения долгожданной, выстраданной встречи, я шагнул к ней.
   И увидал её.
   Она стояла бледная и отстранённая, совершенно нагая, прекрасная и недоступная. Потому, что - неживая и потусторонняя. В ней не было ничего человеческого. Это была Жрица.
   Нет, скорее - Богиня!
   Однако, я пренебрёг...
   Подобные преображения я наблюдал и раньше. Я задал несколько горящих и язвительных вопросов. Но она не проронила ни звука. Её лицо не отразило и тени эмоций. Казалось, маска глухой и немой непроницаемости навеки окаменила её черты. От неё веяло стужей.
   Я понял, наши пути разошлись. Она отдала мне всё, что могла, всё, на что имела право. И теперь - я должен уйти. Но куда?!
   Христина указала наверх. Я подчинился. Я начал карабкаться к вершине холма. Долго и яростно я продирался вверх, скользил и падал. Холм был сплошь покрыт чем-то отчаянно корявым и отчаянно колючим. Я изодрал в лоскуты всю одежду. Я изранил и лицо, и руки об эти проклятые, воистину библейские тернии. И вот, наконец, я вырвался из удушающего, смрадного фиолетового тумана.
   Я вздохнул полной грудью, увидел чистое звёздное небо. И на фоне его - белеющие стены, руины полуразрушенной мёртвой церквушки. Я понял намёк. Это - конструктор. Самый обыкновенный детский конструктор - "Сделай Сам"
   ...Но было ли это сном или Христина взаправду нанесла мне прощальный визит? Знаю, она сумела бы сделать нечто подобное.
  
   На следующий день я вновь укатил в Москву, на Комсомольскую.
   Исполненный фанатичной решимости, я снова стучался в ту же дверь. Но тщетно.
   На выходе из подъезда меня окликнули двое. Один - рослый блондин, с тяжёлой, как у гиены, нижней челюстью. Примерно мой ровесник. Другой - цыганистый, с багровым рубцом через всю левую щёку, выглядел лет на сорок. Я принял их за гопников, которыми кишела столица, и незаметно нащупал кастет. Но они окликнули меня по имени.
   Я остановился. Блондин приблизился, пряча руки в карманах. Он был в кожанке, накинутой прямо на голое тело. На широкой груди тускло переливалась цепочка, с аккуратным кулончиком. Пентаграмма! Я вздрогнул - знак Непримиримых.
   - Не ходи сюда больше, - тихо, но внятно произнёс Люциферант, с заметным балтийским акцентом.
   - А если приду? - нагло осклабился я.
   В тот же миг чувствительный укол прямо под лопатку принудил меня инстинктивно отпрянуть. Цыганистый криво ухмыльнулся и медленно, пряча нож, отступил в сторону.
   - Не ходи сюда больше, - повторил блондин. - Хорошо?
   Я кивнул.
  
   На этой минорной ноте история моего ученичества (столь волнующего и романтичного) обрела логическое завершение. Больше я никогда и нигде не встречал Христину, хотя какое-то время с лунатическим упорством искал этих встреч.
   Нож не испугал меня. В юности нож ничто. Юность стремится жить вечно, не предполагая смерти. Но у меня таки хватило ума рассудить трезво: Христина была Жрицей и вряд ли принадлежала сама себе. Либо между нами встала секта, либо же я оказался не той половинкой Андрогина, которую искала она.
   Жаль.
  
   Христина появилась внезапно, из ниоткуда... Так же внезапно она исчезла - в никуда. Иногда мне кажется, что ничего этого не было на самом деле. Я не могу отделаться от впечатления, что моё больное, воспалённое воображение сыграло забавную шутку с памятью, выдав желаемое за действительное. Что будто бы я сам придумал её образ, озвучил и анимировал, поселил где-то в сокровенных глубинах собственного сознания. А потом - вдруг утратил, неизвестно почему...
   Но Христина далеко не сон и не фантазия!
   Любил ли я её?
   Но, что такое любовь? Разве, кто-то уже знает ответ?
   Я и сейчас помню её улыбку, её запах. И ныне моё окостенелое сердце вдруг начинает бешено колотиться в груди, едва я увижу какую-нибудь, пусть даже отдалённо напоминающую Христину, девушку ли, женщину.
   В память о ней я назвал свою дочь.
   А на правой руке, чуть ниже плеча, у меня есть парочка белых точек - шрамик, след её укуса на память.
   И это знак! Это символ моего Посвящения.
   Потому, что укус на поверку оказался воистину ВАМПИРИЧЕСКИМ!
   Христина словно бы заразила меня. Раб судьбы, червь, пресмыкающийся под властью Иальдаваофа умер во мне тогда, тем памятным летом, последним летом восьмидесятых.
   И вот он - Я, один из Непримиримых!
  
   1998, В-Шахтама - 2008, Борзя
   ***
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"