Генер Марго : другие произведения.

  

  Темно... душно... Кто это вдалеке? Всадник! Боже, как жарко. Всадник приближается. Меч! Нужно бежать, скорей! Но куда? Он догоняет, замахнулся! Голова, моя голова...

   - А-а-а!

   Я с криком проснулся, резко садясь в кровати. По лбу текут холодные капли пота, сердце заходится в бешеной скачке. В ушах все еще слышится стук адских копыт, похожих на небольшие кувалды.

  Фу! Это был сон, только сон.

  Как жарко. Смотрители опять не перевели вентиляцию в ночной режим. Наверное, пьянствуют у себя в каморке, кричат 'гол' и наполняю животы хмелем. Нельзя их винить - бедняг и так природа обделила мозгами.

  Я, наверное, кричал во сне, значит, сейчас прибежит дежурная. В этом месте она всего одна - Бэлка зовут. Надо ж было человека так назвать - Бэла Николаевна. Высокая, с округлыми бедрами, добрыми карими глазами и роскошной черной копной. Хотя о чем я, в таком месте любая покажется богиней...

  Мое имя Дмитрий Карнауз, но Бэлка почему-то называет меня Док.

   Вообще-то, я снайпер. Сейчас нахожусь в особой сверхсекретной больнице, напичканный транквилизаторами, чтобы не сбежал. Чувствую, их действие заканчивается, а лампочка под потолком не зажглась. Значит - вчера была последняя доза.

  В динамике над дверью захрипело, раздался металлический голос:

  - Камера икс двадцать три, сегмент сорок. Подготовиться к процедуре.

  Я угадал. Какие заботливые.

  Вокруг палат столько охраны, что, наверное, хватило бы для захвата небольшого государства. Место, куда я попал - запретная зона. Отсюда не возвращаются живыми, и я не надеюсь. Еще до прибытия сюда, слышал истории о территории S-35. Будто существует зона, куда отправляют солдат с безнадежно искалеченной психикой. Агрессивных психопатов, у которых поехала крыша после ужасов войны, секретных агентов, и прочий элитный и не очень сброд. Никогда не думал, что сам окажусь в этой мифической зоне. У попавших сюда одна дорога - прямиком к праотцам, после нескольких дней подтверждения данных и прохождения очередности.

  Пытался доказать, что нормальный, что сдвигов в психике нет и я абсолютно адекватен. Правда, потом показали несколько кадров, где нападаю на безоружных гражданских. А этого я не помню. Может, подстроили? Не мог я вот так запросто кинуться на людей. Или мог? После того ужаса, что пришлось пережить, конечно могло что-то нарушиться. Но не до такой же степени.

  Они еще и варианты умерщвления предлагают, шутники чертовы. Чернуха, да и только. Насколько знаю, пока никто не избегал этой 'избавительной', как они говорят, процедуры.

  Из динамика снова раздались проверочные звуки, голос проинформировал:

  - Дежурный отсека задерживается. Просьба сохранять спокойствие. Примите горизонтальное положение и ожидайте команды.

   Что там у них еще стряслось? Такая неприступная крепость, а не могут наладить систему обслуживания.

  Я вытянул руки вперед, посмотрел на пальцы - не трясутся. Транквилизаторы окончательно выветрились. Хрустнул затекшей шеей, едва не потянув задубевшие мышцы, и нажал на кнопку диалога. Эти заботливые уроды посчитали, что перед смертью нам восхочется поговорить по душам с кем-нибудь. Вот и повесили на стену монитор с 'электронным падре'. Так мысленно назвал дроида психологической помощи.

  Экран загорелся, появилось пиксельное лицо, от которого сразу зарябило в глазах. Из бокового динамика раздался бодрый мужской голос:

  - Приветствую. Назовите код камеры.

  Я разлепил засохшие губы, язык еле ворочается после лошадиных доз препаратов.

  - Икс двадцать три.

  Электронный падре на секунду завис, обрабатывая данные, затем радостно проговорил металлическим голосом:

  - Код принят. Добрый день, Дмитрий. О чем желаете поговорить?

  В спине что-то щелкнуло, я прогнулся, стараясь не делать резких движений. О чем поговорить. Они шутят, наверное. Не хочу я разговаривать. Жить хочу.

   Официально в нашей стране запрещена смертная казнь. Но это так, для придания государству вида гуманности, демократичности и человеколюбия. Хотя для определённой категории людей только это и уместно. Для насильников и убийц, на пример. Хотя не уверен. Люди все-таки. Я ведь снайпер, и не мне говорить о гуманности.

  Глянул слезящимися глазами на падре. Хочет поговорить, ну что ж, давай поговорим.

  Спросил зло:

  - Что я здесь делаю?

  Дроид даже не стал искать подходящий ответ, видимо это первое, что спрашивают все обреченные.

  Выдал моментально:

  - Ожидаете процедуры освобождения.

  Почувствовал, как во мне закипает гнев - процедуры. Ха! Так они называют обыкновенное убийство. Я приблизился вплотную к экрану и прокричал в лицо электронному падре:

  - Знаешь, за что я сюда попал? А ни за что! Когда нас отправляли в бои - некоторые отряды готовили по особым, так сказать, методам! Проводили зомбирующие занятия, после которых перед глазами только одна цель - уничтожить противника. Вводили то ли наркотики, то ли химию какую-то, от которых становишься бесстрашным и способным поднять небольшой автомобиль голыми руками. После дозы этой дряни просто звереешь, становишься боевым компьютером. Подчиняться можешь только голосу одного человека, на которого программировали.

  Электронный падре покрылся мутной испариной от моего дыхания, из динамика раздался голос, настроенный на доброжелательность:

  - Продолжайте, Дмитрий. Я вас внимательно слушаю. Расскажите подробнее об этом веществе.

  Понимаю, что падре автоматически задает вопросы, в нем нет ни капли участи или сострадания. Только сухая бездушная программа, но остановиться не могу.

  - Это вещество имеет ограниченный срок действия. Через пять дней мы теряем всякую надобность. Силы тратятся на бой в таких количествах, что потом не можешь двигаться. Доползаешь до первого укрытия и падаешь в отключке. Первый раз очнулся в полевом лагере. Надо мной висит лицо в медицинской маске. Спросил где я, когда смогу отправиться домой. Но мне сделали укол. Мир расплылся, сквозь надвигающийся шум услышал чьи-то слова о том, что нас не могут отправить домой из-за секретности проекта. Короче, мы слишком много знаем и нас необходимо ликвидировать. Так что нас, слышишь падре! Тех, кто добровольцами шёл на эту долбаную войну, взяли и отослали, как последнее дерьмо, на полное уничтожение, к настоящим, маньякам и убийцам в зону S-35.

  В груди все клокочет, в голове раненой птицей бьется единственная мысль - жить! Хочу жить! Я уперся рукой в стену, стараясь привести дыхание в порядок. Но внутренняя дрожь вылезла из глубины сознания и растеклась по всему телу. Во рту пересохло, руки похолодели от осознания неизбежного.

  Электронный падре просигналил, отмеряя первые десять минут разговора, и спросил бездушным голосом:

  - Вы хотите, что бы я поставил успокаивающую музыку? Могу предложить Моцарта, Чайковского и индийские мелодии.

  - Софт себе новый поставь!

  Я в бешенстве ударил ладонью по экрану, поверхность пошла слабыми волнами, и тут же пришла в норму. Внешнее покрытие монитора предусмотрительно защищает дроида от таких, как я.

  Падре вывел на экран список композиций, игнорируя мой гнев, и включил первую в списке. Из динамика зазвучало пианино - легкая непринужденная мелодия. Как-то не вяжется с обреченной атмосферой палаты.

   Музыка неожиданно прекратилась, на экране снова появилось пиксельное лицо и сообщило, улыбаясь цифровым ртом:

  - Последние новости. Наши войска оставили линию обороны и отступили на восток.

  Я бессильно застонал и прокричал в лицо электронному падре:

  - Значит, я напрасно угробил свою жизнь? Меня сегодня убьют, тупая железяка!

  - Успокойтесь, Дмитрий. Все будет хорошо. Формально, смерть это прекращение функционирования физиологических и биологических функций на клеточном уровне. Однако на уровне молекул и атомов движение не прекращается. Поэтому фактически вы не умрете, а просто продолжите активность в другой форме. Можете оставить данные памяти в центральном хранилище. Для этого вам необходимо снять защиту с подсознательных рефлексов.

  Я взревел:

  - С рефлексов? Не нужна мне другая форма! Меня эта устраивает!

  Коленки затряслись от очередной волны осознания - сегодня меня казнят. Ликвидируют, зачистят, отправят на заслуженный покой. Они обещают безболезненность, наивные. Можно сто раз мучительно умереть от ожидания.

  Бэлка все не идет. Сейчас в самый раз вколоть хорошую дозу транква. Или нет, лучше чего-нибудь крепкого, и побольше, чтоб забыться.

  Послышался стук тяжелых сапог по металлическому полу. В груди все упало - это за мной. Разум дернулся в отчаянной попытке включить логику, сказать, что могут идти в любую камеру. Но интуиция верещит, как испуганная девка.

  Лязгнул замок, дверь открылась, на пороге замерли четыре конвоира. У двоих автоматы наперевес.

  Тот, что ближе, сделал приглашающий жест. Я обреченно опустил голову, еле соображая от нервного перегруза, и вышел в коридор. Мы двинулись мимо железных дверей с порядковыми номерами. Из-за них донеслось унылое постукивание - похоже, обреченные, которые успели очнуться, провожают в последний путь.

  Солдат справа держит руку наготове, если я вдруг решусь на отчаянный поступок. Подготовились, гады.

  Коридор закончился массивной дверью. Один из конвоиров набрал длинный код на панели, приложил ладонь. Дверь с шипением отползла в сторону. Я защурился от яркого света, глаза помокрели. Когда зрение привыкло к дневному свету, увидел широкий двор, огороженный стеной метра в три, с натянутыми по краям проводами. По территории парами ходит охрана в легкой на вид форме, в руках автоматы. Я горько ухмыльнулся - знаю, что скрывается за этой обманчивой легкостью.

  Меня провели через колонну каких-то прямоугольных сооружений, несколько раз повернули, огибая очередное обтекаемое строение. Подошли в железной калитке и вошли внутрь.

  За ней оказался небольшой садик с пышными экзотическими цветами и густым кустарником. Посреди зарослей постамент, на котором установлены аппараты и кушетка с толстыми ремнями в районе рук и ног.

  Я не выдержал и сказал на выдохе:

  - Вы что, издеваетесь?

  Из-за аппарата с широкими монитором вышел человек в белом халате до пола, резиновых перчатках по локоть и широкой медицинской маске. Вокруг глаз видны глубокие морщины, видимо много щурится. Радужки когда-то были, скорее всего, голубыми, но сейчас приобрели мутно-серый оттенок.

  Человек проговорил тоном, которым говорят с детьми, когда собираются сделать укол и обещают, что больно не будет:

  - Добрый день, Дмитрий. Как вы себя чувствуете? Готовы к процедуре?

  По телу прошла очередная волна дрожи. Там, на войне мы знали, что можем умереть в любую минуту. Но это не пугало так, как сейчас, когда знаешь, что можешь жить.

  В горле застрял тугой комок, я проговорил сдавленно:

  - Не готов. Никогда не буду готов.

  Доктор утешающее сказал, похлопывая ладонью по застеленной белым кушетке:

  - Ну-ну. Полно вам. Вы просто заснете и ничего не почувствуете. Во всяком случае, еще никто не жаловался.

  Он хихикнул скрипучим голосом, довольный своей шуткой. Один из конвоиров аккуратно, но настойчиво толкнул меня в спину.

  Я не хочу. Не хочу!

  На деревянных ногах под прицелом двух автоматов прошел вперед и поднялся на постамент. Доктор смотрит на меня, как будто я уже труп. Нет, как будто я всегда им был.

  Я затравленно оглянулся в безнадежной попытке найти хоть какую-нибудь ниточку спасения. По периметру высокие стены, внутри нелепый сад и четыре конвоира с безумным врачом.

  - Ложитесь, Док. Все произойдет быстро.

  Меня аж дернуло. Откуда он знает про Дока? Неужели Бэлка наболтала?

  Я медленно сел на край кушетки, опустил взгляд - руки побелели и пошли красными пятнами. В голове стало пусто, как в высохшем колодце. Сердце с грохотом ударяется о грудную клетку, отдавая пульсом в яремной впадине. Может рвануться, кинуться на конвой и умереть в борьбе? Все равно живым отсюда не выбраться.

  Доктор положил мне руки на плечи, укладывая на спину, закинул ноги, будто сам не могу этого сделать.

  Я постарался представить, что меня уже нет и все сон. Как тот, с адским всадником.

  Доктор обернулся к конвою и проговорил:

  - Можете быть свободны, я сам все закончу.

  Один из солдат возразил чеканным голосом:

  - У нас приказ проследить за процедурой до констатации избавления.

  - Чей приказ?

  - Самого маршала.

  - Гм.

  Солдат шагнул вперед и напряженно сжал рукоять автомата.

  - Что-то не так?

  Доктор странно посмотрел на меня, прищурился, затем достал из кармана два небольших кружочка, похожих на пуговицы протянул мне и сказал спокойно:

  - Вставьте это в уши.

  Не понимая, что происходит, я послушно выполнил приказ. Звуки преломились - вроде слышно, но будто через каменную стену. Покосился на доктора, тот последовал моему примеру, вставил пуговицы в уши. Затем вытащил из другого кармана небольшое круглое устройство с кнопкой и сказал, обращаясь к конвою:

  - Тогда у нас проблемы. О, извиняюсь - у вас.

  И нажал на кнопку.

  Почувствовал, как по коже пробежали мурашки, волосы, в прямом смысле, зашевелились. Глянул на конвой - солдаты похватались за головы, упали и корчатся с искривленными лицами на траве.

  Доктор резко развернулся ко мне и быстро проговорил бодрым, уверенным голосом:

  - Сейчас со всей территории набегут.

  Я в оцепенении уставился на чокнутого медика и спросил не своим голосом:

  - Что происходит?

  Он поднял брови и сказал удивленно:

  - Хорошо же они тебя обработали, если не узнаешь.

  Я, заикаясь, выдавил:

  - М-мы вместе воевали?

  - Воевали? Эй, никто не воевал уже лет сто! Чьи воспоминания тебе загрузили? Смотрю, мы вовремя успели. Еще немного - и они бы сломали твои систему защиты. Помню, ассистент возмущался, мол, зачем блокировать подсознание, кому надо лезть в такие дебри? Наивный, - он хищно прищурился, всматриваясь мне в глаза, и прошипел, - Ну гады, обкололи тебя какой-то дрянью, травили и атаковали психогенно. Аж сам на себя не похож.

  - Зач-чем атаковали?

  Доктор покачал головой, оглянулся на конвой и сказал:

  - Я бы тоже пошел на все, ради того, что бы вытащить из твоей головы формулу бессмертия.

  Он достал из кармана тонкий шприц и без предупреждений воткнул иглу мне в шею. Я дернулся от неожиданности, но доктор придержал за плечи, до конца вводя препарат.

  В голове будто что-то щелкнуло. В памяти заворочались странные образы, вид лабораторий, огромные резервуары с человеческими телами, машины микроскопических размеров. И, кажется, я принимаю участие. Мысли загудели растревоженным роем, сознание заворочалось, словно сытый удав, восстанавливая реальные события.

  Медик махнул рукой, набрал что-то на приборе, который откуда-то возник в руках.

  Сверху послышался едва заметный гул, поднял голову и чуть не свалился с кушетки. Прямо надо мной в десятке метров завис зеркальный шаттл. В середине дна открылся люк, из прохода рядом с постаментом опустился шест с широким диском на конце.

  Доктор дернул за рукав.

  - Давай быстрей. Ты же не хочешь здесь остаться? Ребята месяц планировали операцию.

  Я, все еще не веря в происходящее, спрыгнул с кушетки подбежал к шесту, встал на диск и вцепился обеими руками в трубу.

  Чокнутый врач оглянулся, совершил картинный взмах рукой, прощаясь со скрюченными в траве солдатами, одним прыжком запрыгнул на диск и сделал жест, чтобы поднимали.

  Шест быстро пошел вверх, оставляя внизу место, которое минуту назад считал обителью обреченных. Шаттл набрал высоту, под нами раскинулась обширная территория с прямоугольными строениями, огороженная высокой стеной, за которой тянется бескрайняя пустыня с гребнями барханов.

  Нас втянуло в люк, я спрыгнул на гладкий пол, отшагнул к стене и опасливо оглянулся. Доктор спустился с диска, который поднялся до потолка и уложился в специальный паз, подошел к стене, нажал на сенсор. Люк в полу медленно закрылся двумя створками.

  В голове, как полоумные зайцы мелькают картинки, не могу уцепиться ни за одну из них. Вот опять резервуары, машины чипируют девушку, дроиды-автоматы вводят растворы. Затем место меняется - за толстым стеклом черное небо и красно-бурая земля. Я машу кому-то. Снова переключение - лаборатория, девушка перемещается по помещению, как голограмма, машет мне полупрозрачной рукой. В голове, как ядерный взрыв, вспыхивает мысль - это сделал я.

  Я сделал эту девушку такой. Многомерной, меняющей формы, способной перемещаться на большие расстояния и моментально приспосабливаться к космическим условиям. Но главное - она никогда не умрет от старости.

  Чокнутый врач стянул с себя медицинскую маску, под которой оказалось старое морщинистое лицо бывалого вояки.

  Я проговорил хрипло:

  - Вы кто?

  Лицо доктора задрожало и поплыло, как расплываются акварельные рисунки, если на них пролить воду. Черты лица размылись, превратились в сплошное цветное пятно. Волосы удлинились и потемнели, рост уменьшился, фигура приобрела мягкие изгибы, под халатом появились округлости. На лице прорисовались ясные карие глаза, проступил нос и полные губы.

  Девушка радостно улыбнулась мне и сказала мягким бархатным голосом:

  - Привет, Док.