Гендель Валерий Яковлевич : другие произведения.

Великий грешник Лев Толстой -- высший из первостепенных пророков России

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Толстой это не только зеркало русской революции, как верно определил в свое время Ленин, но и зеркало вообще. То есть в нем, как в Зазеркалье, если вступить туда, можно найти весь мир, в котором мы живем, со всеми его противоречиями. 1. Каждый, когда ум его созреет для того, начинает искать смысл жизни 2. Творец хочет, чтобы человек искал 3. Через Льва Толстого Творец сам входит в эту жизнь, чтобы помочь найти 4. Медвежья помощь помогает так, что и новое не находится и старое теряется 5. Вместо ћосвобожденияЋ (по Сатане) тюрьма получается
  1. Каждый, когда ум его созреет для того, начинает искать смысл жизни 2. Творец хочет, чтобы человек искал 3. Через Льва Толстого Творец сам входит в эту жизнь, чтобы помочь найти 4. Медвежья помощь помогает так, что и новое не находится и старое теряется 5. Вместо "освобождения" (по Сатане) тюрьма получается 6. Не освобождает, а дополнительные путы накладывает любовь на заключенного в земную тюрьму 7. Путы должны чувствоваться, чтобы хотелось от них освободиться 8. Все хотят от них освободиться - как положительные, так и отрицательные души 9. Захват души осуществлялся постепенно, постепенным должно быть и освобождение 10. Сразу из многих сложных одежек не выскочишь 11. Раздеться сможешь лишь когда четко знаешь устройство каждой одежки 12 Если одежка не снимается. то не она виновата, а хозяин ее 13. Если у Толстого не получается "опроститься" (раздеться), то это значит, что не с той стороны за одежку берутся (брюки через голову не снимешь, как юбку) 14. Если у самого учителя ничего не получается, то что получится у учеников?! 15. Если учитель лжет на каждом шагу, то нет веры такому учителю 16. Если хочешь освободиться от нижней одежки, не сняв верхнюю, то попадешь в трудное положение, в какое обычно попадает клоун в цирке 17. Душа Льва в одежде козленочка скверно себя чувствует 18. Легко рвется шкура козленочка, а Лев и не замечает 19. Не замечает, что обратной стороной ключ в скважину вставляет 20. Всем очевидно, что Лев бревна в своем глазу не видит, кроме него самого 21. Эго свойственно оправдывать себя, если недостатки вдруг замечаются 22. Любить до самопожертвования и ненавидеть так, чтобы убить предмет своей любви, - также способность больших Эго 23. Я - это мир, мир - это Я, говорит Сатана, забывая, что, кроме его Я, есть еще другие Я 24. Принцип зеркального отражения себя самого в окружающем мире видящему помогает узнать себя, но не слепому 25. Слепой он всегда слепой, хоть и с шестью глазами 26. Сатана сам по себе, Толстой сам по себе, но уж очень похожи 27. Сатана вмешивается в жизнь Толстого и вообще в жизнь, творя все по образу и подобию своему, что как раз и мешает родиться освобождению
  
  1. Искать смысл жизни человека заставляет Хозяин мира сего, по образу и подобию которого скроен человек. Поиски смысла жизни заставляют человека, с одной стороны, жить, работать, любить, заполняя пространство времени, отведенное ему для жизни, что, вроде бы, само по себе имеет какой-то смысл, с другой - непрестанно думать, когда ум созреет, о том, что Творец закладывает каждому в программу его жизни, то есть о настоящем смысле жизни. Абстрактно эта идея всегда присутствует, но конкретно волноваться по этому поводу человек начинает лишь когда созреет. Наиболее зрелым в этом отношении был Лев Толстой, который потому так хорошо созрел, что за ним стоял сам Творец этого мира (Сатана). Человек еще не знает, в силу разных причин, где, в чем, как искать смысл жизни и куда устремиться в поисках его, а главное, как выразить конкретно то, что требуется найти. Конкретно это знает Сатана. Знает потому, что и мудрости у него в порядки раз больше, и давление оков чувствует он сильнее.
  2. Сатана точно знает, что ситуация требует поисков путей к "освобождению". В такой же степени точно он знает, что искать пути следует в самом низу, то есть в том мире, где живут люди. Сам он это сделать не может, как не может человек залезть в муравьиную кучу, чтобы найти что-то муравьиное. Еще более задача осложняется тем, что, находясь на самом верху Иерархии, не так просто, по многим причинам, достучаться до маленького человечка. Сатана как относительно видимый Творец появляется в поле внутреннего зрения живущего лишь с той поры, когда начинает зреть ум у человека (Сатана - непосредственный Повелитель сферы ума). До этого у человека формировалось тело чувств, прямым хозяином которого был Дьявол. Закончив формировать тело чувств, Дьявол не ушел, а продолжил свою работу и, поскольку тело чувств по отношению к телу ума стало как бы старшим братом, чувствам не так трудно было подчинить себе ум. То есть можно сказать, что ум у нас сейчас работает больше на чувства, чем на что-то другое. Все это мы рассказываем здесь для того, чтобы понятнее стало, почему Сатана, генеральный директор всего, прямо не может сообщить своим верным проводникам, чего хочет от них. Вторая причина невозможности прямого сообщения между так называемым Богом (именно Богом человек называет все то, что имеет на него какое-либо воздействие свыше) и человеком - это абстрактный способ мышления у вышних. Пока душа у человека была относительно проста (вначале), абстрактная мысль, преобразовываясь в конкретику в человеке, почти не искажалась, и первобытный человек делал точно что требовалось, ни о чем не задумываясь (не анализируя), тем более что и задумываться было нечем. Сейчас, через развитое и переразвитое тело чувств, захлестывающее ум, мысль свыше преломляется так, что искажается, мягко говоря, до неузнаваемости.
  3. В результате, лишь в самом конце жизни человека, когда душа выходит из тела и когда, соответственно, ум вкупе с чувствами (на время перехода души из одного мира в другой) устраняются, Творец получает возможность передать в мир без искажения то, что хочет он сказать людям. Однако кто всерьез на Земле воспринимает слова умирающего?! Толстой, умирая, говорил своим близким, записывайте. "Часов в одиннадцать начался бред, - (собрание сочинений И.А.Бунина, том 9, изд-во "Худ. лит.", 1967, "Освобождение", стр.26). - Он опять просил записывать за ним, но говорил отрывочные, непонятные слова. Когда он просил прочитать записанное, терялись и не знали, что читать. А он все просил:
   - Да прочтите же, прочтите!
  Утро 4 ноября было тоже очень тревожно. Появился еще новый зловещий признак: он, не переставая, перебирал пальцами, брал руками один край одеяла и перебирал его пальцами до другого края, потом обратно, и так без конца (Комм: поскольку слов никто не понимал, Толстой на пальцах пытался передать что требовалось). Иногда он старался что-то доказать, выразить какую-то неотвязную мысль.
   - Ты не думай, - сказала ему Александра Львовна (Комм: любимая дочь).
  - Ах, как не думать, надо, надо думать! ...
  - Саша, пойди, посмотри, чем это кончится ...
  - Ах, нет, нет.. Как не понять... Это так просто!
  И снова бредил:
  - Пойдите сюда, чего вы боитесь, не хотите мне помочь, я всех прошу ...
   - Искать, все время искать ..."
  Всю свою жизнь Толстой (а через него как через верного проводника своего Сатана) искал. Вначале он искал в пороке (до 35-ти Толстой жил, как все офицеры тогда, обычной разгульной жизнью), затем - в семейной жизни (48 лет он прожил с любимой и любящей его Софьей Андреевной). Творец создал своему подопечному идеальные условия для того, чтобы найти именно в семейной жизни. Семья, как известно, есть идеал добропорядочности и гарант благополучия в будущем. Софья была красавицей, по рангу графа Толстого - графиней Берс. Он был влюблен в нее и она в него. В результате, он не нашел так, как никто никогда не находил. Толстой говорил, умирать буду, из гроба поднимусь и скажу, ненавижу тебя. То есть ни в любви, ни в семейной жизни наши друзья не только не нашли то, что искали, а наоборот - усугубили. Жениться, говорил Толстой, это значит, привязать к своей ноге ногу женщины и так ходить. И находился Толстой в связанном виде настолько, что мечтал избавиться от этой связки всю оставшуюся жизнь. Но избавиться не смог, потому что сверху была установка: "Жениться и до конца не оставлять женщину". Именно этими словами напутствовал Толстой молодого Бунина.
  4. Очень хотел Творец найти то, что искал, в любви, семье, женщине, в противовес данной через Иисуса Христа идее идти за Христом, оставив и жену, и детей, и близких, и, самое главное, что было не по нутру Творцу этого бытия, саму жизнь свою. Идею Христа он же давал, но давал он ее тогда, зная, что она не восторжествует. Давал он ее, чтобы поражением противоположного утвердить свою идею жизни в этом мире. Однако история постоянно переворачивала все с ног на голову. И вот уже через Достоевского Творец, частично осознавая крах своей идеи, все-таки выбрасывает в мир, как соломинку утопающему, фразу "красота спасет мир". В этом направлении ищет Творец. Толстой был его последней надеждой. Если у Достоевского личная жизнь, мягко говоря, не сложилась (любовные отношения с замужними красавицами да с секретаршами), то у Толстого все как в раю: Софья Андреевна так любит своего Левушку, что шагу не дает ступить самостоятельно. Это надо пережить, чтобы в полной мере ощутить несвободу при этом. Толстой, подвигнутый на подобную семейную любовь самой судьбой, не выдержал в конце концов и бежал из дома. Контролировались даже его мысли: обо всем Софья Андреевна выспрашивала его и во всем принимала живейшее участие. Чтобы избавиться от этой несвободы хотя бы в конце своей жизни, Толстой душеприказчиком выбрал себе Черткова (кузнеца Черта), с ним обсуждая свои наследственные дела. И более всего, когда бежал из дома, Толстой боялся, что жена узнает о его местонахождении. Он не сомневался в том, что она явится и тут же начнет заботиться о нем. Прибежав в Оптину Пустынь, где предполагал обосноваться, он и здесь не чувствует себя спокойно, потому что Софья Андреевна, конечно же, узнала, где ее ненаглядный. Толстой и дальше побежал бы - да вот времени у него уже не было. Уже дана команда на выход души из тела, командировочное задание уже исчерпало себя: он сам открыл форточку, (душно ему стало), ветер ноябрьский, слякотный дунул. И все.
  5. Искал Толстой, вместе с Творцом, свободу, а нашел тюрьму, да такую, какой история еще не знала. Такие парадоксы везде и во всем в этом мире, где творит зло, что получается все наоборот. Всем Творец твердит и в макушки их вдалбливает, что Бог это любовь и смысл жизни в любви - но живут людишки-бараны (хотя и любят вначале) как враги, ненавидящие друг друга. Женщину Творец сравнительно легко настраивает на требуемый лад (Софья Андреевна любит, вплоть до самоубийства, если любимого лишается), с мужчиной, на ком печать духа добра стоит, дела плохи у Творца. Даже такой верный подопечный, как Лев Толстой, не только не находит освобождения там, где оно, вроде бы, должно быть, а начинает ненавидеть предмет своей любви как раз по той причине, что связывает его эта любовь.
  6. Несвобода особенно тягостна для творческой личности. Творчество требует свободы ума, в принципе. Невозможным становится творчество, когда ум связывается путами любви. И путы эти у Толстого оказываются крепче любых других, потому что имеют глубокие корни, из которых, если что-то рвется снаружи, тут же отрастают другие щупальцы. Не учитывает Творец, а людишки тем более, что любовь, когда накладываются на нее все качества Эго (ревность, зависть, частнособственничество ...), превращает счастье в несчастье, поскольку любящий начинает считать любимого собственностью своею. И если женщина стать собственностью способна, так как изначально не самостоятельна, то мужчине то же самое против естества его.
  7. С этой несвободы и начинается весь сыр-бор со всеми творениями, в том числе и с творением нашего физического мира. Не знал Творец нашего бытия вначале никакой несвободы, пока не началось творение тела чувств. С этого самого момента было установлено ограничение и на творения и на сферы творения, и на самих Творцов. С этого момента Творец бытия стал чувствовать пределы своего сознания. На эфирном плане это ограничение выглядит как граница, которая начинается сразу за вторым эфирным центром (сексуальным). То есть тело чувств (третий центр) и сердечный центр лежат уже как бы за пределами. Как же взращивать, возникает вопрос, тело чувств, если оно за пределами? Взращивать можно, так как зона третьего и четвертого центров это как бы нейтральная полоса, куда допускаются Творцы с обеих сторон. Казалось бы, твори в содружестве! Но - в то же самое время Творец от графа Калаавы получает перстень с пятью змеями, одна из которых выползает и кусает его. В подробном описании этого события (в предыдущих книгах) змей мы называем качествами КОНКУРАНТИ. То есть с появлением их начинается зараза, одним словом обзначаемая как Эго. С тех самых пор Творец начинает чувствовать пределы, потому что Эго всегда хочет расшириться (распространить свое влияние как можно дальше). Это хорошо видно на примере Римской империи, Александра Македонского, Наполеона, Гитлера - их всех не устраивает территория, предоставленная им для жизни. Все они захватывают чужие территории, и занимаются этим до тех пор, пока смерть или что-то подобное не остановит их. То же самое происходит и с Творцом, с тем отличием, что люди умирают и успокаиваются (успокоишься, когда родишься в следующем воплощении в теле урода), а Творец не умирает. Его Эго все растет, и оковы все крепче сдавливают его дух. Давление такое, что умершему позавидуешь. Потому не знает Творец Сатана покоя. Потому взращивает такую душу-фрукт, которая, спустившись в миры, по идее, должна найти ключ к заветной дверке. А пока взращивал он Толстого, мир продолжал погружаться во тьму. То есть связаться с людишками становится все труднее, поскольку все больше грязи наворачивается на их души. Но и отказаться от варианта через людей найти требуемое нельзя, так как точно известно Творцу, что клад под землей.
  8. Задачу освобождения решает не только Творец Сатана, представляющий Тьму, но и Свет. На Востоке положительную силу называют Драконом Добра. Но как ни назови ее, это будет лишь условное обозначение ее. Называя добро силой, мы искажаем то, что есть, потому что сила это уже меч, извлеченный из ножен. А какое добро в мече?! всякое действие, как нам уже известно, это зло. И все-таки добро существует и силу, в принципе, имеет большую, чем зло, и параллельно задачу освобождения тоже решает. И решает оно ту же самую задачу так, что в конце дверь открывается. Однако случается это не вдруг: на каждом этапе развития человечества должна быть решена своя часть задачи (подзадача). И всякую малую часть обязательно надо решить правильно. Иначе в конце результат не сойдется с ответом. И не сойдется он так, что ответом своим загромоздит все проходы. Мой напарник по работе в котельной, когда сдавал вступительные экзамены в геофизический институт в Ленинграде, в самом начале решения задачи по математике сделал ошибку. Больше он ошибок не делал и получил четыре балла за этот экзамен, но ответ у него получился с таким количеством умопомрачительных дробей, что большое терпение требуется переписать все это. У него терпения хватило, как хватает его у Творца этого бытия на бесконечную дифференциацию всего.
  9. "Все Я... все проявления... довольно проявлений... вот и все", - говорит Сатана через Толстого, который в бреду. Надоело Творцу размножать самого себя в людях. Каждое его творение начинается с двух начал - Бога и Сатаны. Бог и Сатана это два заряда, положительный и отрицательный, заложенные в центре души, как в зерне. Бог и Сатана через эти начала имеют связь (абстрактную) с человеком. Все было просто в самом начале. И с каждым шагом Сатана (поскольку Инволюция) все более укреплялся в человеке. Прекрасные для него были времена. Достаточно вспомнить стенания библейского Иова, чтобы увидеть, как ловко Сатана подставил Бога и таким образом под чужим именем вошел в душу человека и завладел ею. Бог в данном случае, увидев фарисейство Иова, тут же удалился. А Сатана, разделившись на Бога и Сатану, разыграл спектакль, где во всех трех лицах главенствовал он один. Иов это конкретное проявление Сатаны, в котором Сатана только начинает искать или, можно сказать, еще ничего не ищет. Захватив человека, Сатана решил, что остальное дело техники. (Конкретное проявление отличается от абстрактного тем, что данная душа более конкретно отвечает характеру Сатаны, то есть своим духом он плотнее может войти в нее, чтобы исследовать низкие миры и искать там то, что бараны, по его представлению, все равно не найдут).
  10. Самое печальное для Сатаны, что и он не может найти то, что вначале, казалось, не составит труда найти. "Боже мой, - думал князь Андрей в ночь перед Аустерлицким сражением, - что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую? Отец, сестра, жена, все самые дорогие мне люди - я всех их отдам за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю!" Кто точнее может сказать о славе!? Но, сказав это и многое другое, что есть истина, Сатана не санкционировал распространение открытых истин. Бунин удивлялся, что последние работы Толстого почти никем не были замечены в мире. "Мало того, что пространство и время и причина суть формы мышления и что сущность жизни вне этих форм, но вся жизнь наша есть (все) большее и большее подчинение себя этим формам и потом опять освобождение от них..."(стр.7 тома девятого) "В этих словах, еще никем никогда не отмеченных, главное указание к пониманию его всего". Конечно, не Сатану имеет в виду Бунин, но это Сатана, хотя и Толстой тоже. "Никак не могу понять эту материю" много раз повторял Толстой. Говорил так Толстой, потому что Сатана не мог понять. Действительно, суть материи духу понять невозможно, если ты сам входишь в нее. Совокупляясь с мясистой поломойкой, Толстой почти проник в суть материи. Но почти не считается, так как не происходит соединения в действительности. Хочется эту сладкую материю в момент оргазма съесть, разорвать, что, в принципе, невозможно и что нарушает целостность ее. Есть беспредельщики, которые и едят, и разрывают, но такие люди, известно каждому, уже преступники, а не исследователи. Они просто уже безумны. Чем анализировать происходящее, если уже ума нет!? Единственное, что понимается, когда ум выходит на грань с безумием, это факт, что следующий шаг точно будет глубоким падением в глубокую и темную яму, из которой обратного хода нет. На грани наблюдается противоречие между расширением, которое похоже на освобождение, и провалом. Душу разрывает на части с одной стороны, с другой - сдавливает, как это бывает при рождении. Но никакого рождения в действительности нет, если не считать безумия, а есть, цивилизованно выражаясь, ограничение для духа, что конкретно и высказал Толстой. На данном этапе исследования включается блокировка предохранительных устройств, которая оставляет дух в сжатом состоянии. Это как залезть в "испанский сапог" и остаться там. Настоящее свобождение душа испытывает на Земле лишь когда покидает тело в момент смерти тела. Именно это освобождение имеет в виду Бунин, думая, что это все. Нет, не все, Сатана через Толстого ищет внизу освобождения такого, которое освободит душу на самой Земле и, соответственно, душу Хозяина наверху. Как видно, задача не такая уж и простая, тем более не простая, когда за нагромождениями дифференцированного мяса (отрицательной энергии) трудно что-либо разглядеть.
  11. Никак без знака плюс, который сократит отрицательные дроби, не решить задачу. Знает это Сатана. Более того, он сам ведет положительного Иисуса Христа, назвавшись Отцом его единородным (в действительности он отчим, а не отец). Алгоритм решения, в положительном смысле, настолько прост, что Отец-Отчим не затрудняет себя вводом ключа в дверь (это как вору войти в квартиру с готовым ключом - неинтересно, а главное, противоречит сути Инволюции, имеющей в виду дифференциацию всего, а не интеграцию). Поэтому Повелитель мира сего использует явление Христа в своих интересах: положив в основу положительный камень (самого Христа), в качестве главного строителя он присылает одного из самых верных своих слуг под именем апостола Павла, который строит храм Христианства на имеющемся хорошем фундаменте, как обычно все исказив и перевернув. Это сейчас до Хозяина доходит, что искажение Павла есть как раз та ошибка в начале, которая в конце не дает нужному ответу проявиться. Поэтому Хозяин через Толстого открыто говорит о фарисейской роли Павла, нисколько не беспокоясь о самом Толстом, на которого Петро-Павло-вская церковь, конечно же, навалится за святого Павла. Была у него такая надежда - через это откровение-покаяние вернуться к началу. Увы!
  12. Ума, разума и мудрости у Сатаны палаты (он трехголовый). Нападки церкви на Толстого, вплоть до анафемы, для него это как разговоры подчиненных на кухне. Гораздо весомее были слова Толстого, которыми обличал он церковь. Церковь это детище Сатаны, которому, по праву Отца, он имеет право сказать что угодно и в конце своей жизни придти в дом сына, как это и делает Толстой, собираясь обосноваться в Оптиной Пустыни, когда бежит от Софьи Андреевны. Толстой даже условие выдвигает, чтобы не заставляли его ходить в церковь. Глупо умному человеку биться об пол головой, не такой уж баран Сатана заниматься тем, чем заставляли заниматься людишек его подопечные. Стоять часами в молитвах, не спать ночей, каясь на коленях, - извините, это для баранов.
   "Раз в Хамовниках, среди множества гостей, он подошел ко мне.
   - Вы исповедуетесь и причащаетесь? - вдруг спросил он.
   - Да, Лев Николаевич, исповедуюсь и причащаюсь.
  Он пристально посмотрел на меня.
   - А Михаил Николаевич, - спросил он про моего отца, - тоже верующий?
   - Да, Лев Николаевич.
   - И в церковь ходит?
   - Да.
   - И исповедуется и причащается?
   - Каждый год.
  Он вдруг задумался и ничего не сказал" (стр.80, т.9 Бунина).
  Покаяние это почти единственное, что имеется ценного в Православии и что приоткрывает дверку к тому, что искал Сатана на Земле. Чует он абстрактно, что есть что-то в исповеди, но не конкретизируется в Толстом это знание. Не конкретизируется потому, что механизм преобразования (в теле) не включается. Это как с машинкой для проверки валют, когда в нее вкладывают купюру - а она выбрасывает ее обратно. И в голову не приходит никому, что купюра здесь настоящая, а машинке неисправная. В нашем случае с Толстым как раз все наоборот: машинка фальшивая, а знание верно, хотя так же относительно верно, как может быть верной ложка меда в бочке дегтя.
  13. Многие, в том числе и Бунин, пытающийся в воспоминаниях о Толстом синтезировать свое знание о нем, и Чиннели, которого цитирует Бунин, чувствуют, что в Толстом есть что-то величайшее, что прикасается к истине настолько, что остается лишь открыть ларчик... "Их немало было, "благородных юношей, покинувших родину ради чужбины": был царевич Готама, был Алексей Божий человек, был Юлиан Милостивый, был Франциск из Ассиза.." К лику их сопричислился и старец Лев из Ясной Поляны" (стр.8 т.9 Бунина).
  "Кто же такой, по мнению Чиннели, Толстой? Мнение это - типичный образец того, что и до сих пор (1935) думает о Толстом большинство просвещенных людей "во всех странах и народах".
   - Толстой - не пророк, не святой, все в нем, - человеческое, здоровое, нормальное...
   - Когда продумываешь его пути, его Голгофу, все думаешь по контрасту о самом счастливом и самом святом из людей - Сан Франческо д,Ассизи...
  Если все в Толстом кажется Чиннели таким "человеческим, здоровым, нормальным", то почему он говорит о Голгофе? Проходят ли через Голгофу "здоровые, нормальные" люди! Если Толстой "не пророк, не святой", зачем Чиннели проводит параллели между Толстым и святым? Это тем более непонятно, что еще никто не канонизировал Толстого во святые. Да если бы и был он канонизирован, почему непременно надлежало бы ему быть похожим на Сан Франческо д,Ассизи? Великое множество святых не похоже на святого Франческо. Понятно одно: святой Франческо понадобился Чиннели для хулы на Толстого" (стр.100, т.9 Бунина).
  Вывод Бунин сделал правильный. Но вывод дался ему трудно. В подтверждение этого вывода (хотя его можно было сделать по одному слову Чиннели "контраст") Бунин говорит следующее: "Начать с того, что еще в юности и без всяких размышлений, колебаний бросил Франческо и родной дом, и семью, и все мирские блага, всю прелесть и соблазны земные, а Толстой "опростился" только в старости, ушел от той роскоши, в которой провел весь свой долгий век, только перед смертью... Да, начать хотя бы с этого. По всему свету еще держится убеждение, что, невзирая на все свои "опрощения", несмотря на все свои отказы от всякого барства и богатства, жил Толстой все-таки в барстве, в богатстве" (стр.100, т.9 Бунина).
  14. Вот почему не проходит истина через эти врата. Вот почему не может Сатана найти через своих единородных ни ключей, ни освобождения. Потому что в корне мерзкого по своей природе духа Сатаны лежит-сидит-стоит фарисейство. Понимает это Сатана и через Толстого говорит о важности личного примера, но у самого с примерами такая напряженка, что приходится вымучивать их. Потому получается Толстой ни святой, ни простой, если на зуб его попробовать, а то, что есть в действительности, когда на зуб пробуют, - барин, или хозяин мира сего, которого что-то (неведомое ему) отвращает от родного мира, требуя найти дверь в мир иной.
  " Я говорю, что в жизни не имеет значения почти никакая проповедь. Только то, что человек сам переживет, перечувствует, перестрадает, может убедить его...
  Он смотрел, присматривался, как бы примеряясь, стараясь что-то сообразить.
   - Да, это главное, надо действовать примером, - сказал он наконец" (стр.80, т.9 Бунина).
  Говорит это Толстой, "примеряясь", то есть это его собственный вывод. Точно вывел. Теорией фарисеи всегда славились. Но не для теоретических поисков был послан в командировку Лев. Когда ему сказали на его "непротивление злу насилием", что делать, если тигр нападет, Лев ответил, на меня еще ни разу в жизни тигр не напал. Ответ опять правильный, но опять же условно фарисейский, потому что в данном случае тигр действительно не нападет на льва, потому что тигр на более сильного не нападает. Кто осмелится напасть на Бога, за именем которого скрывается Сатана!? Только церковь, за которой опять же стоит Сатана. Самому на себя нападать можно сколько угодно, сам себя сильно не ударишь. Всю жизнь Толстой сам себя обличал во всех смертных грехах, и приклеилось к нему это - "великий грешник", потому что никто никогда не посмел бы вспомнить о грехах его в ином качестве, как никто никогда (до нынешних времен) не смел упрекать святых отцов в их грехах.
  15. Все "Освобождение" (название книги Бунина) это перечень примеров величайшего в истории фарисейства. Сатана сам на себя нападает, когда обличает церковь через Толстого, и сам себя отлучает от церкви, отлучая Толстого. Будь кто-то другой на месте Толстого, когда его церковь проклинала, худо бы ему пришлось. И только Сатана не боится самого себя. И о своих пороках Толстой говорит сам, потому что никто больше не скажет. Не осмелится. Более того - не осмеливается никто поверить в сказанное Толстым. Через царей, помазанников своих, Сатана уже говорил о своих пороках, но там подданные уже знали почти точно, что царь таким образом проверяет верность их, и спешили сдать зачет на верность, отвечая на самообличение в превосходной степени восхвалениями. Толстой официально не царь, поэтому с дифирамбами к нему со всех сторон не очень поспешали. Что и требовалось Сатане, потому что именно в этом направлении (через покаяние в грехах) надеялся он продвинуться дальше в своих поисках. В то же время весь мир должен был услышать его, для чего требовалась всемирная известность. Покаяние через простых людей ничего Сатане не открывало, потому что простые вообще не имели привычки размышлять над чем-либо подобным: исполнили что попы приказали и все. Толстой, не в пример им, начал размышлять над всем происходящим с ним еще в детстве своем, и в своих размышлениях в течение своей жизни достиг такой высоты, на какую никто еще не поднимался.
  16. "Совершенный, монахи, не живет в довольстве. Совершенный, о монахи, есть Высочайший Будда. Отверзите уши ваши: освобождение от смерти найдено". С этой цитаты начинает Бунин рассказ о Толстом, то есть о материальном "неосвобождении" Толстого (в противовес освобождению Будды), коим "была вся жизнь Толстого, невзирая на всю великую силу "подчинения". Через Бунина Сатана пытается додумать и найти то, что не додумал и не нашел через Толстого. Пример Повелителя Востока, который через Будду нашел освобождение, не дает покоя Сатане. Если получилось на Востоке, почему не должно получиться на Западе? Очень он надеялся на Толстого, а еще на любовь, от которой сразу отказался Гаутама (почти в самом начале своей жизни оставил царевич Гаутама царские палаты, жену, сына и удалился в леса). Толстой же лишь говорил о странствии, о юродивости, об уединении, о нищенствовании - но никогда в действительности не оставался один. Даже когда решился он на побег из Ясной Поляны, то разбудил чуть не весь дом, чтобы собирали, запрягали лошадей, везли. Только Софья Андреевна спала. Поэтому потихоньку его собирали. Поэтому, можно сказать, воровски он бежал. Вор иначе, как воровски, и не может, потому что он вор. Более всего боялся Лев, что Софья Андреевна проснется и перехватит его. Ее он очень хорошо знал. То есть знал самого себя, который через Софью воспрепятствует побегу. Вот ее реакция на побег мужа: " Софья Андреевна, узнав утром 28 октября о его бегстве, дважды покушалась на самоубийство (два раза убегала на пруд и топилась), рыдала весь день, била себя в грудь то тяжелым пресс-папье, то молотком, колола себя ножами, ножницами, рвалась выброситься в окно и все кричала:
   - Я его найду, я убегу из дому, побегу на станцию! Ах, только бы узнать, где он! Уж тогда-то я его не выпущу, день и ночь буду караулить, спать буду у его двери!..
  Вся эта ее бурная реакция есть аналог его внутреннему сопротивлению побегу, который был против естества его и совершался фактически насильно (по воле свыше). Понятно, что ничего хорошего из насилия не может получиться, тем более в деле, которое в качестве одного из обязательных условий требует своей доброй воли. "...Ее письмо, которое привезла с собой Александра Львовна, было тоже совершенно ужасно по своему отчаянию. И вот, потрясенный и этим письмом, и всем тем, что было после его бегства в Ясной Поляне, охваченный ужасом, что, того гляди, Софья Андреевна узнает, где он, и бросится в погоню, он побежал дальше" (стр.22, т.9 Бунина).
  Вот что такое любовь (к самому себе) в ее крайности. Частью самого себя считает влюбленный предмет своей любви до такой степени, что расстаться со своей собственностью не может, вплоть до смертоубийства. Известно было Сатане, благодаря Востоку, что освобождение это растворение в Боге, которого следует достигнуть в смертной жизни. Но куда уж растворяться в Боге с бульдожьим рылом, если тебя растворили в женщине!? (в отрицательной силе).
  17. Бульдожья челюсть, зубы и волчьи глаза отличали Толстых, пишет Бунин. Тело его было огромным ширококостным, ходил как горилла, и даже не ходил, а бегал. Каков дух, таково и тело плюс задача, поставленная на воплощение, которая также находит отражение в характере. В результате, получается и тело, и характер, и сама жизнь, если задача поставлена не в соответствии, как раз такими, какими все это было у Толстого. Дух у Сатаны такой, что тело должно быть ширококостным и поступь иметь тяжелую, такую, чтобы ноги впечатывались. А здесь нечто обезьянье получается. И голос у Льва был "старческий, альтовый", когда он покрикивал. По голосу это, конечно, не лев. Зато, когда зевал у себя в кабинете, то звуками этими пугал случайных гостей в доме, те думали, не плохо ли хозяину. Домашние успокаивали, нет, не плохо. То есть, вроде, лев зевает, но уж как-то по-козлиному.
  18. И в Москве в Хамовниках у Толстого всегда было много народу, и лакей в белых перчатках подавал к столу и называл всех "ваше сиятельство". Для графа слуги были той атрибутикой, которая естественна была его натуре. Графом он был до мозга костей своих последних. Знающие толк в сословиях и светских манерах современники говорят, что если бы их попросили назвать самого яркого светского представителя, они назвали бы Льва Толстого. И вместе со всем этим он носил простую блузу навыпуск, подпоясанную тонким ремешком, и его видели, как он сам лично катит по улице бочку с водой. Очевидно было многим мыслящим, что показуха все это его "опрощение". И "толстовцы" (последователи его учения), которых подробно описывал Бунин, вначале и сам присоединившийся к ним, люди малопривлекательные. "Темными" их называли в доме Толстого все.
  19. За что ни возьмись у Толстого, все это мешанина из мощного духа Сатаны с последствиями поставленной перед воплощением Толстого великой задачи освобождения. Как никто из живущих, Толстой жизнью своею исследовал материю и, как никто из писателей, литературным трудом, натурально отображая увиденное, анализировал ее. Толстой говорит, что убивал на войне, но нигде у него не описано, как душа убийцы переживает чужую смерть, то есть можно сказать, что чужую смерть Толстой не замечал. Зато собственную смерть он изучает досконально. Умирание князя Андрея в "Войне и мире" длится так долго и переживаний столько, что впору в комиксах пародировать все это, если бы этому не придавалось так много серьезного значения. Искать надо, что такое смерть. И Толстой ищет. И кричит через князя Андрея, нету смерти, нету смерти. Кричит от отчаяния, потому что ларчик, с какой стороны его ни ковыряй, остается закрытым. В себе Толстой ищет тогда, когда надо искать вне себя, и вне себя ищет, когда надо искать в себе. То есть если способен убить и не очень переживаешь, то в себе уже ничего не найдешь.
  20. Навоевавшись и нагулявшись, Толстой женился. Занялся хозяйством, увлекся пчелами и свиньями. Хозяйство затягивает так, что человеку, имеющему назначение размышлять, становится скучно. Понял и Толстой (когда подстегнули сверху), что не его это дело. Его пророческое дело привнести в жизнь что-то новое. Гаутама пошел в лес, когда понял, что царствовать не его дело. Но в России это не в Индии - заблудиться можно в лесу. Да и зачем куда-то ходить, если можно совместить полезное с приятным!? Толстой дома разделся: снял графскую тонких сукон одежду, выбросил сапоги (кожу убитых животных, мол, нельзя носить) - и облачился в посконную рубаху. В таком виде вышел в чисто поле и встал за плуг. Крестьяне глядят на барина и смеются. Нет, и это не то! Жену свою возненавидел, в определенном смысле уподобившись Христу, о браке сказал - погибель, попов проклял за то, что идолам молятся. Вроде бы, все правильно. Но душа чует, что опять не то. "И все рассказывали одно и то же - о его "чудачествах", о резкости, нелепости или невежественности его мнений, суждений, о страстности его натуры, которую он должен был то и дело смирять, о тех противоречиях и слабостях, что были в нем:
  - Кто так, как он, осуждал и все еще осуждает людей надменных, гордых, честолюбивых, чувственных, самонадеянных, самоуверенных?
  А сам во всех этих качествах всех превзошел. Вот уж кто истинно насытился в удовлетворении всяких своих пороков и страстей и как дьявол обуян гордыней! (стр.68, т.9 Бунина).
  21. Свою непоследовательность Толстой оправдывал тем, что человек должен меняться: менять свои убеждения, стремиться к лучшим. Опять все сказано правильно. Однако лучше Толстой не стал, оттого что менял убеждения. Совершенного Будды никак из него не получалось, потому что фарисей, сколько ни стремись к чему-либо, Буддой не станет и на небо не вознесется. Даже крестьянин о Толстом говорил, когда тот выходил на косьбу, что, мол, зыркает барин глазами своими, нет ли порубки леса. Собственничество Эго, как ни стремись на словах к бескорыстию, никуда само не денется. Не может оно исчезнуть незаметно, как не может Лев Николаевич исчезнуть из жизни Софьи Андреевны просто так, без борьбы.
  22. Противоречивость характера зависит от качеств души, с которыми человек пришел в данное воплощение. Качества не меняются: с какими пришел в воплощение, с такими и уйдешь. Стремиться к совершенству - можно, и это хорошо, потому что в анкете души данное устремление будет отмечено и в планировании следующего воплощения обязательно учтется, но, чтобы не барахтаться в жизни, подобно Толстому, лучше бы знать, что с чем пришел, с тем и уйдешь. Надо знать, что если ты резко меняешь свои убеждения, то это происходит вовсе не от свалившегося вдруг на тебя совершенства души, а по причине качелеобразности свойств души (когда из одной крайности человека кидает в другую). "От любви до ненависти один шаг" это сказано о таких, как Толстой. Именно для его большой души его большим зверем были созданы идеальные условия, дабы утвердить любовь и в ней найти освобождение (для Востока - это растворение). Однако - качели любви подняли душу Толстого на высоту почти 12-ти часов, и увидела душа, что нет там никакого Бога. Наоборот - теснотища там, как в кишке при запоре. Резко полетели качели с достигнутых высот вниз и по инерции взлетели опять к 12-ти часам с другой стороны - а здесь как при поносе: сплошная ненависть. "Один шаг от любви до ненависти" это действительно только для сверхмерных душ, которые взлетают слишком высоко и слишком быстро переносятся с одной стороны качелей на другую.
  23. Эго свойственно все присваивать: до такой степени оно все присваивает, что не свое уже начинает считать своим кровным и распоряжается им в соответствии с этим. "Знаю, - говорит Бунин, - как часто Толстой повторял Марка Аврелия: "Я - Антонин, но я и человек; для Антонина град и отечество - Рим, для человека - мир" (стр.7, т.9 Бунина). Повелитель мира сего является хозяином и мира и человека, и любит всех живущих, как не любит никто, но и ненавидит ровно в такой же степени (принцип качелей). Любит Сатана, Бог евреев, свой божий народ, он создал их, как создают любимые творения, как создают автопортрет, по образу и подобию своему. Однако, как думает Создатель, в данном случае где-то что-то не состыковалось и тварь получилась такая, что Бог говорит Моисею, уничтожу сей жесткосердный народ. Метнулись качели в другую сторону - и Сатана уже не любит свой народ, а ненавидит так, что действительно готов уничтожить. Великое фарисейство! Конечно, не уничтожит, как не уничтожит мать дитя свое, которому сгоряча говорит, убью.
  24. "Восемьдесят тысяч верст вокруг самого себя!" Нет, не только вокруг самого себя, но и вокруг всего на свете, поскольку весь мир, созданный им, это Он. И что же, в результате, когда посмотрел Сатана на дело рук своих спустя много лет, нашел Он в этом мире? А то же самое, что и у евреев: уже тогда вместе с Моисеем они смотрели будущее, и увидели такое, отчего и захотелось Творцу уничтожить свое творение. Сейчас, вместе с Толстым, Творец, уже в поисках ключа, прошел по этому миру. Все подтвердилось. Не то все здесь и не так, как виделось ему в его добрых помыслах. Скучно стало Творцу или, как сказал Бунин (стр.163, т.9 Бунина): "...Настало одиночество, которого не бывает ни под землей, ни на дне морском, говоря его собственными словами", то есть словами Толстого или Творца. Все его! И каждая тварь земная, и весь мир - а вот скучно становится. От самого себя скучно, если со стороны посмотреть. Софья Андреевна это отражение самого же Толстого (нет уже в ней ничего своего). Но отражение свое ни Толстой, ни Сатана уже не любят, они его ненавидят. Толстой всей этой техники про зеркала не знает, а вот Сатана знает, знает Он, что есть в мире такой механизм зеркального отражения самого себя, но великий фарисей, как и фарисей самый простой, лишь в отношении кого-то готов правильно говорить, в отношении же самого себя - в своем глазу свое бревно так будет защищать, что всех говном вымажет. Виновата у Толстого Софья Андреевна, что шагу не дает ему ступить самостоятельно. И не видит Толстой, что это он сам такой, с тем отличием от зеркального отображения, что в нем это качество хитро завуалировано и проявляется иначе.
  26. Много Сатана знает: он, как минимум, на две головы больше живущего. Соответственно и Толстой наделен двумя головами, благодаря чему душа его имеет восприятие на уровне второго посвящения. Официальных мистических посвящений Толстой не получал, потому что Творец, наученный горьким опытом, официально оставил Толстого вне ведения своих способностей. Горький опыт Творца это масонство, где и посвящают и сообщают тайную информацию, и Творец может прямо воздействовать на своих подопечных. Возможности, казалось бы, большие, при таком взаимодействии, а результат, что касается поисков ключа, нулевой. Нулевой потому, что Ищущий сам должен додуматься-догадаться-дойти до истины. Вместо этого получается очередной спектакль, где Гордыня еще более взвинчивается. Поэтому корабль Толстого Творец отправил в плавание без вышнего капитана. Хотя не совсем без вышнего: имеет право Вышний 4 раза (в течение всей жизни подопечного) вмешаться в ход событий. То есть можно подправить курс корабля, что и делает Творец на примере Толстого наглядно.
  27. Одно такое вмешательство было, когда Толстой увлекся обычными для хозяйственного помещика делами и поехал в Арзамас покупать имение. "В Арзамасе останавливается в номерах и ложится спать (стр.135, т.9 Бунина). Пробует заснуть - невозможно.
   - Заснуть, я чувствовал, не было никакой возможности. Зачем я сюда заехал? Куда я везу себя? От чего, куда я убегаю? Я убегаю от чего-то страшного, и не могу убежать, Я всегда с собою, и я-то и мучителен себе. Я - вот он, я весь тут. Ни пензенское и никакое именье ничего не прибавит и не убавит мне. Я надоел себе, несносен, мучителен себе. Я хочу заснуть, забыться, и не могу. Не могу уйти от себя.
  Я вышел в коридор. Сергей спал на узенькой скамейке, скинув руку, но спал сладко, и сторож с пятном - спал. Я вышел в коридор, думая уйти от того, что мучило меня. Но оно вышло за мной и омрачило все. Мне так же, еще больше страшно стало. "Да что это за глупость, - сказал я себе, - чего я тоскую, чего боюсь?
   - Меня, - неслышно ответил голос смерти. - Я тут.
  Мороз подрал меня по коже. Да, смерти. Она придет, она - вот она, а ее не должно быть".
  Точно определил Толстой по беззвучному слову, что это смерть. Но "смерть" это следствие, "смерть" это страшилка, которой Творец хочет напугать своего подопечного. Мол, если и дальше будешь заниматься хозяйством, умрешь. В виде абстрактного страха проявляется Сатана здесь, чем наводит смертельный ужас на человечка. Перед Моисеем Бог Сатана появлялся в виде огня. Огонь - тоже средство воздействия. Толстого Творец пугает, в соответствии с уровнем его развития, смертью, евреев пугал огнем и не только пугал, но и сжигал их. Моисею Сатана показывался в благообразном виде со спины, лицо отворачивал, мол, ослепнешь (от огня). Действительно, ослепнуть можно, но не от огня (огонь там не совсем настоящий, хотя и способен сжечь грязных людей напрочь), а от ужасного лика Хозяина мира сего. Я его видел в натуральном виде. Это темно-серая личность, с рельефными чертами лица, что само по себе больше привлекает, чем отвращает, как привлекают вообще красивые люди. Но двойная челюсть уже доверия не внушает. Всех Толстых, как пишет Бунин, отличала эта двойная бульдожья челюсть. Уши у Сатаны я бы назвал великолепными: они крупны, с завитками, словно по лекалам выведенные, прижаты к голове, как у зверя, изготовившегося к прыжку, расположены высоко. У Толстого уши тоже высоко расположены, тоже большие, но оттопырены. Оттопыренность говорит как о простоте, коей хотел оснастить Творец своего проводника, дабы способствовать успеху дела, так и о другой крайности - когда "оттопыриваются" (живут в свое удовольствие). То же самое и с волосами, которых у Толстого везде много: на голове, на подбородке, и взлохмачены они, - у Сатаны, наоборот, волос почти совсем нет: ежик на голове в полсантиметра, четко очерчен на высоком лбу, заострен по центру лба. И главное, взгляд больших мрачных глаз, растворяющих ужасом своим в себе, то есть это как черная дыра, поглощающая все, что ни увидит. Это свое видение я успешно зарисовал и сдал художнику в издательство, собираясь поместить рисунок на задней обложке 4-й книги "Свет". Однако еще на третьей книге мои издания были приостановлены, то есть Хозяин мира сего допустил сказать то, что разрешалось до Времени, и все. Благополучно исчез и мой единственный рисунок. Конкретнее, художник решил присвоить его. Видел я у него ксерокопию рисунка. Там уже совсем не то. Я, если надо, еще нарисую, потому что видел, он, хоть и профессиональный художник, даже скопировать не сможет. А главное в этом инциденте - нежелание Сатаны показывать свой натуральный лик миру. Как правду он скрывает от мира, так и себя. Как он ужасен, так и правда ужасна. Но Время его кончается. Я уже знаю и правду, и его, скоро и мир узнает о настоящем смысле жизни. Пока работали глаза Сатаны, все доброе в них исчезало. Но вот у Толстого, как говорят, глаза были маленькие, волчьи. Такими же будут глаза у Сатаны в следующей половине нашего развития, то есть зло смотреть на происходящее он сможет и даже загрызть по-волчьи кого-то сумеет, но уже не будет черной дыры, а будет просто санитар леса, делающий свое санитарное дело. (Продолжение следует)
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"