Марыськина сидела перед большим зеркалом, держала свечу и внимательно наблюдала, как с той стороны по зеркальному коридору ползет чудовище.
Чудовище старательно ползло.
Когда оно оказалось совсем близко, Марыськина ухмыльнулась и большое зеркало убрала. А потом поставила на его место другое, принесенное из ванной, и снова взяла свечу.
Недоумевающее чудовище показалось в глубине, нервно ощупало сузившиеся стены и робко постучало в край.
Когда из зеркала высунулась длинная белая рука, Марыськина сердито пихнула ее обратно, опрокинула зеркало и поставила на его место маленькое зеркальце из сумочки.
...к утру Марыськина любовалась своим отражением в чайной ложечке. Чудовище с той стороны металось и потрясало тощим кулаком.
Иногда Марыськина показывала ему язык.
2.
Марыськина сидела одна дома и делала математику, когда что-то поскреблось в дверь ее комнаты и влажно хихикнуло.
- Кто там? - сурово спросила Марыськина, не переставая писать ("247 + 103"...).
За дверью не ответили, зато поскреблись еще раз. Потом задергалась ручка.
За дверью снова захихикали и причмокнули. Марыськина почесала нос.
- Там, на кухне, гороховый суп. Подогретый уже. Там даже мяса немножко осталось.
Что-то, стоящее за дверью, перестало трясти ручку и влажно пошлепало по коридору. Услышав, как оно загремело черпаком в кастрюле, Марыськина удовлетворенно кивнула и снова склонилась над тетрадкой.
* * *
- Катя, - укоризненно сказала мама, - ну можно же было оставить суп на вечер, там ведь много было? Небось, опять весь класс притащила в гости?
Марыськина виновато засопела. Класс там или не класс, а гороховый суп все-таки извела она.
- Ладно, хоть кастрюлю помыла, - добавила мама и переставила кастрюлю со стола на верхнюю полку. Сама Марыськина туда пока не доставала.
3.
Марыськина просунула под кровать руку с толстым куском колбасы и помахала ей. Под кроватью завозились, тяжко вздохнули и причмокнули. Потом Марыськина почувствовала, как колбасу дернули и с шуршанием утащили куда-то в угол.
- Она больше не будет, - пообещала Марыськина и заглянула под кровать сама.
Под кроватью было пусто.
- Я ей обязательно скажу!
Пустота под кроватью не ответила.
- Может, конфету?
- Три! - обиженно отозвалась пустота.
- У меня только одна.
Пустота подумала.
- Так и быть, - великодушно согласилась она.
Марыськина сунула под кровать и конфету, подождала немного, услышала тихий шелест обертки и снова туда заглянула. У дальней стенки возился, устраиваясь поудобнее, комок темноты, который, как ни старайся, не разглядишь толком; темноты, правда, какой-то уютной и домашней. Марыськина довольно кивнула, поднялась с колен и отправилась объяснять младшей сестре, что, счастливо визжа, гоняться за домовым с портфельчиком наперевес совсем не стоит.
4.
Каникулы Марыськиной
Для Муравьиного льва.
1.
- Я в лес! - крикнула Марыськина маме, возящейся на чердаке, схватила со стола бутерброд с маслом и выбежала из дома.
Через деревню она промчалась галопом, время от времени подскакивая, как мяч, так что разлетались косички, проскакала по камням через ручек, нырнула на узенькую тропинку между деревьев и во все горло завопила:
- Дедушка леший! Мы приехали! Дедушка!
2.
- Ой, - сказала Марыськина, провалившись ногой в яму. - Ой-ой. Ой, извините, я не хотела на вас наступать, честное слово!
Марыськина была очень вежливой девочкой.
- Хотите, я помогу вам надеть голову? Это же я ее отбила...
Полуистлевший скелет в остатках солдатской формы мирно кивнул почти отвалившейся головой и уронил ее окончательно. Говорить он не мог - нечем было.
Марыськина, сопя от осознания важности момента, приладила его голову на место, отряхнула ладошки и спросила:
- А как вас зовут?
Скелет, порывшись в своих лохмотьях, протянул ей металлический жетон.
- Тихон, - прочитала вслух Марыськина и протянула ему руку. - А я - Катя. Очень приятно, - солидно сказала она. - Можно, вы проводите меня в деревню? Мы тут приехали с мамой и папой, и Настя еще, но она маленькая, а я заблудилась, хотела уже дедушку звать.
...- Ой, опушка, - огорчилась Марыськина получасом позже. - А можно, я вас еще навещу, дедушка Тихон?
Он нисколько не возражал.
3.
Марыськина возвращалась домой поздно. Честно говоря, было уже жутко поздно, папа с мамой наверняка будут сердиться ужасно, хоть и знают, что Марыськина всего-то играла в догонялки с русалками, а как же можно играть с русалками днем?
Дорога шла через лес (ну, там было совсем нестрашно, там Марыськина всех-всех знала - и бабушку Лизу, и дедушек Тихона и Андрея, и дедушку лешего, и даже Волка) и мимо озера. А у озера спиной к дороге сидел мальчик - в деревне Марыськина его раньше не видала, хотя всех живых и неживых знала хорошо.
- Привет, - сказала ему Марыськина. - А ты кто, утопленник? А я тебя раньше не вид...
Мальчик обернулся и ощерился по-собачьи.
- А ты чего меня пугаешь? - искренне удивилась Марыськина, которую не пугал никто и никогда.
И тогда мальчик прыгнул с места, скаля мелкие зубы и вытянув тонкие когтистые руки, больше похожие на птичьи лапы. Марыськина взвизгнула и замахнулась на него гребнем, выпрошенным у русалки Ули, а потом мальчик сшиб ее с ног, обдав сладковатым запахом тины и трупа - и тут же зашипел, отскочил в сторону.
- Колдунова дочка! - выплюнул он и плюхнулся спиной в воду, не сводя с Марыськиной круглых прозрачных глаз.
Марыськина всхлипнула, на четвереньках отползла подальше, а потом вскочила на ноги и с плачем опрометью помчалась домой.
...- Саш, ты б хоть фонарик взял, - сказала мама Марыськиной, выглянув из окна. - Глаза ведь испортишь.
Папа Марыськиной, не откладывая книгу, которую он читал в темноте, сидя в траве посреди двора, покачал головой. Свободной рукой он поглаживал бабушкину голову, лежащую на земле рядом. Книгу он читал для бабушки - с тех пор, как от той только и осталось, что голова, читать ей самой стало трудно.
Марыськина выскочила из-за деревьев.
- Папа! - крикнула она сквозь слезы, и папа уронил книгу и кинулся к ней. Марыськина врезалась в него с разбегу и разревелась еще сильней, торопливо рассказывая про страшного мальчика у озера.
- Сашка, ну я же просила! - почти крикнула мама, выбежавшая из дома следом - Марыськина ткнулась носом и в нее и притихла, всхлипывая. Мама погладила ее по голове. - Я же говорила тебе - погляди как следует!
- Я завтра его достану, - хмуро пообещал папа.
Бабушкина голова ткнулась Марыськиной в ногу, утешая, и та ее подобрала и погладила, последний раз хлюпнув носом.
...- Пап, - шепотом позвала Марыськина в темноте.
- Мрр? - отозвался огромный черный кот, спящий на ее подушке.
- А еще он сказал, что я колдунова дочка! - с обидой сообщила Марыськина.
- Глупости, - папа зевнул, показав острые клычки. - Будь ты колдуновой дочкой, ему бы повезло. А ты... мрр... дочка фольклорного элемента. Спи, Катюш.
Марыськина глубоко умиротворенно вздохнула. Она понятия не имела, кто такой фольклорный элемент, но быть его дочкой было определенно лучше, чем колдуновой.
...первой ушла бабушка, спящая на лавке. Марыськина услышала сквозь сон, как она спрыгнула на пол и укатилась в сени. Потом папа превратился в человека, погладил ее по голове и ушел. Потом мама завозилась с завтраком. А потом младшая сестренка Настя с размаху прыгнула Марыськиной на живот и пришлось просыпаться.
К полудню папа вернулся веселый, Марыськина глядела из окна, как он идет по дороге. Тень за ним тянулась особенно замечательная - огромная, непроглядно-черная и кошачья, не то что серая городская тень, которая еще и была похожа на человека впридачу.
Он принес Марыськиной потерянный вчера гребень и сказал:
- Все, больше никаких уродов в озере, ходи смело.
- А как ты его?..
Папа улыбнулся, щуря на нее круглые зеленые глаза и запустив пятерню в волосы.
- Я ему спел.
- Баюльную? - восхищенным шепотом спросила Марыськина, получила кивок и мечтательно заулыбалась. Научить ее, когда подрастет, баюльной песне, папа обещал уже давно.
5.
Марыськина лежала на ветке елки, шевелила блестящим кончиком и тяжело вздыхала. Хотя, по правде говоря, она была совсем, совсем не виновата в том, что случилось. Ну, разве что чуточку. Вообще-то, безобразие учинил папа.
Папа прочитал ей "Щелкунчика" - и это еще не было безобразием. Но потом он рассказал ей, как сунуть нос в сказку и поглядеть ее изнутри, Марыськина хотела немного побыть Мари, и еще познакомиться с игрушками, и с мышами тоже познакомиться, и ужасно важно было встретить крестного Дроссельмейера, а еще - очень интересно, что чувствует гирлянда, когда висит на елке... вот на гирлянде-то превращение и закончилось.
Марыськина пошелестела кончиком и решила, что быть гирляндой, конечно, ужасно интересно, но пора бы уже и превращаться обратно. Обратно-то и не получалось - а папа, как назло, ушел на кухню, резать там мясо, так что Марыськина лежала на ветке елки и тяжело вздыхала.
На кухне зашелестели фольгой шоколадки, и Марыськина заерзала на ветке так, что чуть не порвалась пополам.
- Ой, Катя! - голосом младшей сестры сказала нижняя ветка, и Марыськина изогнулась и свесила кончик посмотреть. Точно. Настя стояла прямо перед елкой и восхищенно смотрела на старшую сестру.
- Ты туда нарочно залезла? - спросила Настя.
Марыськина дернула кончиком.
- Тогда давай, я тебя сниму! - решительно предложила Настя, подпрыгнула, ухватилась за кончик и дернула изо всех сил.
"Ой! - чуть не взвизгнула Марыськина. - Я же разорвусь!"
"Ой!" у нее все-таки вырвалось, когда она грохнулась на пол под елкой, глядя на покачивающийся перед носом ярко-красный шарик. Через несколько секунд шарик заменила довольная Настя.
- Здорово я тебя, да? - гордо спросила она.
Марыськина пощупала голову (голова была на месте), руки, ноги, поглядела на болтающуюся гирлянду, у которой был только шелестящий кончик, и кивнула, широко улыбнувшись.
6.
Ветер поднялся поздним вечером, когда все уже собрались в чуме у огня, и он никого не мог напугать, как ни старался. Мама послушала, как он воет снаружи и бьется о стены, и предложила:
- Давайте сделаем вид, что испугались! Вон как ветер старается, ему будет приятно!
И тогда они и правда притворились, будто испугались. Залезли все вместе под большое одеяло, вышитое бабушкой Айной, взяли соленого мяса, потому что никак нельзя прятаться от ветра и холода на пустой желудок, зажгли коричневую глиняную плошку с топленым жиром внутри, и мама подкрутила фитиль, чтобы он не чадил. Огонь в очаге развели пожарче, а потом начали рассказывать сказки, прижавшись друг к другу покрепче, и ветер за стеной гудел уже довольно, а не сердито - его встретили как надо.
Уже совсем ночью Марыськина выползла из-под одеяла и тихонько выглянула наружу. Ветер носил белый снежный пух, кружил его, засыпал им землю, и чум тоже засыпал, как медвежью берлогу, в которой сладко спать до самой весны. Марыськина умиротворенно вздохнула и улыбнулась.
Метель вокруг чума все еще мела, когда она уснула.
Утром мама проснулась рано-рано, еще до рассвета. В чуме было совсем темно, только чуть светились красным угли в очаге. Рядом ровно дышал спящий папа, маленькая Настя причмокнула и мечтательно вздохнула, а Марыськина, не просыпаясь, хищно пробормотала:
- Я тебя поймааааю...
И никто на свете не знал, что мама уже не спит, а слушает их дыхание, потрескивание углей и утреннюю уютную тишину снаружи. Вчерашний ветер улетел куда-то, и теперь там было просто удивительно тихо, и мама прислушивалась к этому, пока не задремала снова.
Снаружи чирикнула птичка, коротко и задорно. Потом - еще одна, и еще, так что через совсем скоро поднялся настоящий гомон, от которого папа проснулся, зевнул и спросил:
- Чего это они так расчирикались?
- Они просто так разговаривают! - отозвалась Настя.
- Они обсуждают план охоты на лис, - веско решила Марыськина, которая вчера своими глазами видела, как лисица впилась зубами в крыло маленькой серой птичке, отбила птичку и показала лисице кулак. Лисица убежала сердитая и долго кралась следом по кустам. Иногда Марыськина оборачивалась и показывала ей язык.
- Это просто весна пришла, - сказала мама.
- Вчера же была метель?
- Это не метель, - мама улыбнулась. - Это прилетали белые гагары, которые на лапках земное тепло носят. Потому и лапки у них черные.
Она отодвинула занавеску у входа в чум, впуская прохладное бело-голубое утро. Белым-бело было все вокруг, от сопок и до чернеющего вдалеке леса. Голубым было небо и длинные тени, лежащие на поле.
- Замело... - протянула Марыськина, высовываясь из-под ее руки. - А ты говорила - весна!
- Это не снег.
На белое поле упал солнечный луч, и оно ожило. Хлопнули крыльями белые гагары, спящие бок о бок, вытянули длинные шеи, принялись чистить перья.
Марыськина ойкнула, потом ахнула, зажав рот обеими руками и округлив глаза, а потом шепотом, чтобы их не спугнуть, закричала:
- Папа! Наська! Идите сюда скорей!
Настя подскочила к ним первой, сгоряча выбежав босиком из теплого чума прямо на землю, и тут же взвизгнула - сначала от холода, а потом от восхищения. Между пальцев ее ног зеленела первая трава - не трава даже, а еще совсем маленькая травка на по-весеннему черной земле. Черной земля была и под лапками гагар, прорастала травой, пахла так, как она пахнет после дождя, и еще немного - талой водой.
Гагары взмахнули крыльями - зашумело, как ветер в кронах деревьев, - и взлетели. Закружились метелью в воздухе, белые птицы, белые перья, поднялись в небо облаком и умчались - а с ними улетела и зима. Вдали, у сопок, зазвенел ручей, качнулись, выпрямляясь после сброшенных снежных шапок, деревья.
Мама глубоко вздохнула, щурясь на солнце.
- Вот и домой пора, - сказала она.
- Только сначала посмотрим, как все засыпают, да? - спросила Марыськина, и мама кивнула, улыбнулась и погладила ее по голове.
Бабушка в темной холодной воде, в домике изо льда и ила устраивается шить из кож оленьими жилами рукавицы и чуни, расшивать их цветным бисером. В следующем году обновки получат и мама, и папа, и Настя, и Марыськина - все со своим узором, лучше бабушки никто не вышивает.
Выйдет летом дедушка, любящий рыбу, грибы и папоротник с черемшой, накоптит, насолит, насушит столько, что и не съесть. Потом Марыськина с Настей наперегонки будут бежать к его захоронкам, спускаться в них, темные, вкусно пахнущие, на бегу совать в рот кусок рыбы или хватать связку папоротника, жуя ее всю разом.
Спать до самой осени ляжет дядя. Нельзя бить зверя по лету, нет у него еще ни шкуры хорошей, ни жира, а дядя охоту любит, так и будет дремать под корягой до осени, на подушке из мха и сухих листьев.
А Марыськина - Марыськина на еще одной снежной гагаре, самой большой из всех, самой белой - полетит домой. До следующей зимы.