Вот если вы были человеческие дети, вы бы слушали! Но нет - вы нечеловеческие дети, вы бьёте одна другую подушкой, пока бабушка говорит что-то важное. Всю правду.
У кого вы попросите булочку, немного мёду и молока в день праздника? У подушки? Я смеюсь с вас. Ну, ша! Уже отпустите кошку. Теперь, когда вы успокоились и даже перестали колупать в носу, я таки вам что-то расскажу.
Было это или не было на самом деле, мне неизвестно, но истинно то, что жил тут неподалёку, в Бардичове (славный городок и базар там раньше был дешёвый), один приятный лицом человек.
Немногое известно про него нынче. Говорят, он красиво пел, хорошо танцовал, играл на гитарах, а ещё немножко шил. И звали его Меер.
Ну так этот Меер один раз шёл себе домой поздним вечером, и в полнолуние. Был Меер в радостном настроении - ибо Царица Суббота близилась, а в кармане у него завелось немного денег.
И Меер не заметил, как по неосторожности вошёл в тень яблоневого дерева, и это в лунную ночь, вот несчастье, и конечно Меер забыл сказать: "Жив Б-г". Тут же из тени дерева выступил навстречу Мееру дух, и определённо это был очень злой дух, надо сказать вам, хоть вы и дети - никогда не повторяйте ошибки Меера - не ходите под луной и не шастайте в тени - мало ли кого встретите там, да.
Так вот, Меер встретил у дерева демона-лилиту, многие тысячи их бродят по свету и крадут лунными ночами у неразумных сначала покой, а потом и саму жизнь.
- Что ты ходишь под луною, Меер Костополиц? - осведомилась лилита. - Чего блуждаешь? Посмотри на меня, не та ли я, кого ты ищешь?
Меер был весельчаком, а в тот вечер он, грешный человек, надо сказать, немного выпил.
- У девушки, что ищу я, будут рыжие косы, - сказал он.
- Ну смотри же на меня, - ответила лилита. - Разве не прекрасны как медь косы мои?
- Истинно, - ответил Меер. - Но у девушки, что ищу я, будут синие глаза!
- Загляни в мои глаза, - улыбнулась лилита, - в них ты увидишь цвет небесный.
- Но девушка, которой я отдам сердце, должна хорошо петь, - сказал счастливый Меер.
И тут лилита призадумалась.
- Я немного знаю о пении, - сказала она, после недолгого молчания. - Пение часть радости, а радость удел сил высших. Не мог бы ты спеть для меня, Меер Костополиц? Я могла бы узнать больше о высших силах, пении и о тебе.
- Почему нет? - как заведено, спросил её Меер. - О чём же спеть?
- О чём хочешь, но лучше всего о любви, - сказала она. - Красиво. С правильными словами. И чтобы было с печалью.
- Разве может быть о любви по-другому? - ответил Меер, и запел.
Ой, это было очень и очень красиво. И были там все правильные слова, и конечно печаль, хотя и не без веселья.
Меер пел долго. Он спел про Эрмозу-пастушку, про Флейте, он спел про Голде Рейзен, он спел ещё и ещё - и все песни были свет Господний, что так близко и такой прекрасный - но невозможно схватить его пальцами, да.
И лилита заслушалась. Что такие, как она, могут знать про свет? Что есть он, что он чист и всякое в нём ярко. И лилита задумалась, и мысли её были глубоки так, что зло бывшее в ней почти захлебнулось и стало беспомощно. Ведь с музыкой вошли в демоницу мечты и свет, и желание делить печаль, а веселье умножать, и стремление дарить - многие из частей любви, если не все.
Но вам понимать такое ещё рано, в среду вы пожалели оставить бабушке мисочку сливок, вот и про любовь вам неизвестно ничего, да.
- Постой, Меер, ша, - сказала лилита после песен. - Теперь моя очередь. Хоть и было неизвестно мне ничего о пении, но во многом другом я сведуща, удостоверься же...
И она вышла из тени, совсем...
Шло время: ночь за ночью, луна за луною, песенка за песенкой и Меер привязался к лилите настолько, что похудел, побледнел, кашлял, спал на ходу, и, по всему было видно - сам не мог избавиться от своей нечистой страсти. Все вы помните как ваш отец, чтоб он был здоров, загнал себе занозу? Вы помните, как он кричал? А как всем показывал свой палец? А как жалобно стонал? Вот такое случилось и с Меером - только его заноза дошла до сердца и поселилась там свободно.
Нашлась одна знающая женщина, да. Она не только гадала на бобах, но и могла из них сварить суп, если надо, так вот - она подсказала бедняге верное, пойти и спросить совета у Людомирской Девы, это тут недалеко, даже если идти, а если ехать на паровоз - совсем рядом.
Как это вы не знаете про Людомирскую Деву? Совсем не знаете? Ну незнайте дальше...
Вы такие тёмные, что одним незнанием больше или меньше, ничего страшного. Ни закона, ни легенды. Один стыд.
Так вот, Меер отправился к Людомирской Деве за советом и помощью, ведь такова она была, что ни отказывала в помощи никому, так повелел ей Господь, хотя она и родилась женщиной, да. И как верно, то, что жив Б-г, верно и то, что пока Меер добрался в Людомир, она уже всё знала. И знание её было столь велико, что она повелела евреям Людомира и другим людям также, не впускать Меера Костополица на ночлег ни за что и ни под каким видом, и как бы ни просил.
Сказала так: "Идущее следом за ним - воистину страшно".
Таки когда Меер туда дошёл, уже был сильный вечер, но его не впустили ни в единый еврейский дом, и у христиан он не нашёл пристанища также.
А тут уже настала ночь и взошла луна тогда совсем ущербная, и в свете её одинокий Меер набрёл на чей-то сеновал и решил: "Была не была, посплю здесь, раз такое горе. Не ночевать же под открытым небом"
Вошёл во двор, поднялся по лестнице на горище, где сушили сено, и стал моститься на ночь. Вот, наверное, у него не было такой подушки как у вас, и ему совсем не надо было щипать оттуда перья, перестаньте так делать и вы...
Тут снизу окликнула его голосом тихим и немножко печальным, увязавшаяся следом лилита.
- Меер милый, любовь моя, - сказала чертовка нежно, - выйди-спустись ко мне, ко мне. Расскажи, зачем ты убежал так далеко? Только чтобы встретиться здесь?
- Ушёл, чтобы уйти, а что? - ответил ей Меер из сена. И вид его возлюбленной, и запах ещё свежих полевых трав, и слабый свет лунный, при котором всё так любит не быть, но казаться - разожгли в его сердце прежнюю страсть и он даже попробовал спеть некую песенку и засмеялся.
- Чего ты смеёшься, любимый мой? - громко прошептала лилита, глаза её были темны, а облик печален и мучителен. - Спустись ко мне скорее. Пусть всё станет, как было, как было.
Меер удивился:
- Почему ты просишь меня спуститься? Раньше приходила ко мне сама.
Лилита помолчала, Меер смотрел на неё сверху, а Луна - тонкая и звонкая, глядела на них с небес и весёлой не выглядела.
- Есть в сене одна травинка, к которой я не могу приблизиться, - ответила, наконец, лилита.
- Покажи мне её, чтобы я её вытащил и выбросил, - сказал Меер совсем невесёлым голосом. Лилита согласилась.
Стал он показывать ей травинку за травинкой, и на всё она говорила: "Нет", но приблизиться не могла. Шелестело сено, скрипели разные джуки, как вы их называете: "сберчки", птахи ночные робко покрикивали, луна совсем занавесилась тучкой и сползла к самому краю неба - и тогда лилита кивнула головой и сказала Мееру: "Вот эта".
Схватил Меер травинку, повязал её у ворота рубахи, слез с горища, глянул на любимую свою и бочком-бочком к калитке, а оттуда ещё раз - зырк. А лилита и слова сказать не могла, и вздохнуть не решалась, а плакать тогда не умела - только глядела вслед Мееру, и первым он глаза опустил, как часто бывает, да.
Пустился Меер бежать, а люди Людомира спали и звери Людомира спали, умолкли и травы и птахи, и даже ваши ничтожные джуки, вот эти сберчки замолчали, лишь Людомирская Дева не спала - видела всё, знала многое. Сказала так: дороги Меера и чертовки сойдутся на полпути, на пороге, и как даром кровь не льётся, так и слова мои исполнятся, чтоб вы знали.
И вот Ангел Зари явился в Людомир, разбудить добрых людей и загнать на место всякие порождения ночи и всё нечистое, но каково же было удивление его, когда наткнулся он на лилиту.
- Интересно, - спросил Ангел Зари. - Пустота дочь Пустоты, а мать твоя знает, что ты здесь и в неурочный час?
- Я оставлена тут без радости, обманно, - ответила лилита. - И нечего так кричать, я уже иду-ухожу, тоже мне, ангел.
- Плохие вести для твоей скверной матери сегодня. И ваших обманывают. Воистину, жив Б-г! - ответствовал Ангел и возвестил утро.
Лилита же обернулась лицом на север и отправилась вниз, в самую середину пустоты, там, где Ничто. Нет, Пинск ближе, но не мешайте.
Так она шла-шла и спускалась всё ниже и в конце пути предстала перед Праматерью своей, и поклонилась.
Праматерь Лилит сидела на троне одиноко и расчёсывала свои длинные седые волосы, прядь за прядью, искала чёрные - если находила, вырывала прочь. Вот от этого взялись у нас змеи, да.
- Что тебе, красавица? - спросила лилиту Праматерь.
- Не ищу милости и прощения, ищу утоления и мести, - ответила та.
- Хороший разговор к хорошему делу, - одобрила старая молодую. - Но расскажи всё - от начала и до потом, и мы посмотрим, что со всем этим сделать.
И лилита рассказала.
Праматерь Лилит долго молчала в ответ.
- Кто ищет, чего не подобает, найдет то, чего не хочет. Ты сама виновата во всём и я помогать тебе не стану, но пригодится тебе травка, что обратил адамов выродок против тебя, иди поклонись ей сто раз, где встретишь и попроси сказать имя...
- Имя? - переспросила чертовка младшая
- И у травы оно есть, а как же, ты не глухая: я сказала, а ты слыхала,- ответила ей Праматерь. - Спроси-узнай, и согласись на любую цену, даром такое не скажут.
- Низко склоняюсь перед твоим знанием, - ответила лилита.
- Растревожила ты меня, утомила, - проскрипела чёртова бабка. - Пойду зло сотворю, хоть успокоюсь. И ты ступай назад, на землю и сюда не возвращайся, а то будет тебе хуже, чем плохо. Фа!
С тем и расстались.
Тем временем Меер, в своём Бардичове, окреп совершенно - много работал, иногда играл на своих гитарах и танцовал на вечеринках также. Со спасительницей травинкой не расставался совсем - носил ее на себе, не снимая, в ладанке, и особенно ночью, чем на какое-то время спасся.
Не совсем ясно, сколько прошло - может быть и месяц, может три, но скорее всего год, и люди уговорили Меера жениться. Ой, ну мазлтов, да...
Тут конечно была вся эта кутерма, потом тарарам и даже гевалт с вереск - какой бывает на свадьбе всегда и точно такой, как делаете у колодца вы, когда видите пара жабен.
Ну и там всё прошло как должно и закончилось, чем следует...
Жену Меера звали Фейгеле, что как вы знаете, означает "птичка", ну и ума у неё было ровно столько, да... Одно можно сказать, она делала такой себе хороший квас.
Люди брали.
А лилита тем временем всё ходила по свету и кланялась встречной траве и кланялась, и кланялась - удивительно, как у неё не поломалось в спине с непривычки - ведь травы ей не отвечали.
И путь её совершил круг и замкнулся на Бардичове, откуда всё и началось, где жил пошивал себе Меер, висела на стене его гитара, а жена его на базаре ходила с бочкой на тележке и давала людям квас за их копейке.
Всё началось, а потом и случилось, когда Меерова жена, вот эта не так чтобы разумная Фейгеле, а надо сказать она до сих пор продаёт свой квас на их базаре, приступилась, с чьих-то слов, к своему супругу без почтения, но с ревностью и злобой и сорвала с него ладанку. Выбросила оттуда волшебную травинку на перелаз, и плюнула вслед спасительнице мужа, ещё и разорвала мешочек надвое, да. Может, в помрачении была, может, обратилась к колдовству, но скорее в Пустоте кто-то сотворил знатное зло.
И где одно зло там и два их - возникла от теней у бузины лилита, и тут же подбежала она к перелазу, и поклонилась травке и не один раз. И попросила:
- Скажи мне имя своё и проси взамен что хочешь, что хочешь!
- "Лаана" - прошептала трава. - "Лаана", назвал меня Адам, и была я божьим деревом в саду.
- Если я попрошу тебя об услуге, какую цену назовёшь, о Лаана? - смиренно спросила лилита.
- Если попросишь меня, "нет" не скажу, но если не заплатишь - "да" говорить не стану, - отозвалась трава.
- Хочу подойти к потомку адамовому, вон к тому, что называется Меер Костополиц, - сказала желание лилита.
И встрепенулась трава и ответила еле слышно, но твёрдо.
- Хоть ты лишь демон, лишь демон, но дыханье Господне, коснулось тебя и изменило навсегда - нет тебе пути вниз, и не осталось для тебя пути наверх, потому как хочешь мстить, а это губительно. Отдай мне, демон, свою месть, отдай свою горечь, отдай свою боль, свою боль - и ступай куда видишь, но заплатишь мне не единожды, а каждым шагом.
- Ты сказала - я слыхала, будь по-твоему, - ответила лилита и отворила кровь из жил на руках.
И трава воспряла - напиталась болью её и гневом и горечью - и встала у перелаза пышная и высокая, правда от избытка зла чертовки трава та сильно потемнела, да. И не все, но некоторые называют её теперь чарнобиль.
И переступила лилита перелаз - и видно было, как больно ей сделалось, ведь каждый шаг её по двору Костополица обозначился чёрным, и спросила она.
- Что же не поёшь ты, Меер Костополиц? Что не смеёшься? Или не рад мне? Или потемнели мои косы? Или потускнели мои глаза? Отвечай же!
Так говорила она, и трава колыхалась без ветра, и упала на колени Фейгеле, и вслед лилите тянулся чёрный след, и тень светлая, а Меер стоял, будто глухой и смотрел на покинутую чертовку, смотрел, смотрел и смотрел. Ну она подошла к Мееру совсем и поцеловала его, и с поцелуем выпила у него всю душу и песни, да. Ну от такого он сразу умер и упал весь белый.
Лилита вышла со двора Костополицов, не оглянувшись, и села прямо на дорогу, в пыль, ну может это была и не пыль, в Бардичове многие улицы мостовые... Но те, кто видел это, говорили, что лилита плакала, и слёзы были как кровь её - почти чёрные. Был вечер и спустился на Бардичов Ангел Заката - так уже повелось, что проходит он всюду, а этот городок ничем не хуже других.
- Встань, - сказал он лилите. - Встань и иди прочь. Не хочу губить тебя неразумную.
- Куда же пойти? - спросила лилита. - Нет мне пристанища ни прежде, ни впереди, ни сверху ни внизу.
- Иногда подняться тяжелее всего, но говорю тебе - как жив Б-г, встань и иди! - вразумил её Ангел. И ослушаться она не посмела. Встала и совсем немного посмотрела назад, туда, где неразумная Фейгеле, уже вдова, причитала над покойным, куда бежали соседи и где на крыше халупы стоял в гнезде аист.
А затем пошла.
Шёл ей вслед Ангел Заката, и заря вечерняя была тогда красной как кровь и ужасной как пожар, а следы лилиты были черны, и схожи со следами громадного петуха - и сейчас их можно видеть в Бардичове. И на Острожной, и на Юридике, и около кляштора, и там - на Училищной, да. Воистину праведные люди не наступают на те камни...
Так шли они, не озираясь, и вышли к лесу - ненаселённому месту у быстрой реки, сейчас его называют Пяски, и Ангел Заката взмахнул мечом, и оглянулась лилита - так ждала она утоления и покоя, но меч отсёк лишь тень - так по велению Б-га исторг из лилиты ангел подаренное Господом и забрал с собою, в сад вечерний.
Лилита продолжила путь одна в месте ненаселённом - и с каждым шагом к бегущей воде, тело её становилось меньше и легче, вскоре иссохло совсем, и обросло перьями - сжалился над нею Б-г, сделалась она совою. Летает, хищная, ночью, при луне и без, в чащах и пустынях и кричит протяжно: "Лаана, Лаана, Лаана" и будто смеётся, но может быть и плачет. Слышите?