Волнообразный прилив рассвета выкручивал последний шуруп из разбросанных по небу звёзд и день уже можно было начинать. Гарик потрогал воду, поёжился и кинул коротким взглядом в сторону Монаха. Тот сидел на песке в позе лотоса и вслух гадал на астре, сорванной с какой-то неизвестной клумбы. Астры на местности не росли.
курить / не курить / любить / не любить /
подать / не подать / валять / не валять /
придёт / не придёт / взойдёт / не взойдёт /
зависнет / заквасит / погаснет / забасит /
за тучи / за кручи / не хуже / не лучше /
вечно / прочно / учить / заочно /
верить / не верить / мерить / не мерить /
думать / не думать / плюнуть / не плюнуть /
плавать / летать / жить / умирать /
вспомнить / забыть / пить / не допить /
солнце / луна / рыба / блесна /
Бог / счёт / кран / звездочёт /
курить / не курить ...
"А что такое "забасит?" - поинтересовался Гарик. "Это когда у пианино верхние октавы закупорило", - придержав на секунду цветок, чтобы не сбиться, Монах продолжил гадание.
любить / не любить / понять / не понять / валять ....
Прикинув на глаз количество лепестков, Гарик подумал, что часа два у него есть, и пошёл в кемпинг посмотреть на кофе. Кофе делали в огромном тазу девушки из соседней палатки и угощали им всех, кто оказывался поблизости.
Кофе пах сосной и сахаром. Туристы подгребали со своими половниками и кастрюлями, черпали напиток и отползали в тенёк, потому что солнце уже начинало припекать. В этой местности оно не церемонилось, вылезало и сразу же давало о себе знать. Солнцу было наплевать даже на то, что луна ещё не успела укатиться в далёкую синь.
А синь была огромная до бесконечности. Гарик даже позавидовал луне, которая сладко и медленно растворялась в наполненной чашке неба.
Туристами жильцов кемпинга можно было назвать только относительно. Никто из них никогда не уезжал.
Берег океана был покрыт низкими соснами, которые судорожно цеплялись за песок, чтобы не унесло ветром, и сёрфингистами. Деревня неподалёку называлась Los Caños de Meca, что казалось очень символичным. Имя происходило от источников бьющих из скал, то тоненьких, то превращающихся в бурный поток, но Гарику почему-то очень хотелось вставить в Меку дополнительную "К".
Для него на ступенях мечети всё и началось.
У кофейных девушек была совсем другая история. Они поехали отдыхать на тропические острова, где очень весело проводили время, пока однажды не залезли в решето, которым какие-то синерукие играли в футбол, и мгновенно очутились в кемпинге, а решето превратилось в таз. В нём они варили кофе в ожидании следующего перемещения.
В кемпинге у каждого была своя история.
У деревенских тоже были истории, некоторые ещё помнили Трафальгарскую битву, а к сосне, на которой повесился французский капитан, даже протоптали дорожку для туристов. В самом начале сражения его сшибло мачтой и вынесло на берег, откуда он и наблюдал погружение вверенного ему судна, после чего покончил с собой. Гарик не очень верил этой басне, потому что несколько лет жизни в кемпинге посвятил изучению течений пролива и считал, что если кого куда и вынесло, так это пиарщика сосны.
С историей самого Гарика было так.
Мечеть стояла ослепительно белая, её минарет терялся в высоте вместе со звуком. Такую мечеть можно было увидеть только во сне, чтобы построить проснувшись - не для себя, Бога или людей, а просто для красоты.
Толпы заходили внутрь, зашёл и Гарик.
Не молиться - ислам он не исповедовал, а посмотреть, и конечно оставил свои сандалии снаружи, вместе с тысячами других сандалий, терпеливо ждущими своих владельцев, как собака у магазина.
Но, в отличие от собаки, сандалии нельзя позвать.
И все они были почти одинаковые.
То есть 37ой и 46ой опознать было легко, но Гарик носил 43ий.
Уйти босиком для человека, не тренированного танцевать на углях, было невозможно. Решив, что это не воровство, а обмен, Гарик всунул ноги в самые потрёпанные сандалии, оставив их неведомому владельцу свои потерянные, чуть поновее.
И сделал шаг.
Парашют раскрылся сам, Гарик начал тянуть за что тянется, пытаясь следовать законам ветра, совершенно ошеломлённый новым ощущением, до этого случая он ни разу не летал без самолёта, одновременно удивляясь, почему сандалии не упали, а как будто прилипли к ногам. Потом он приземлился в кемпинге.
В кемпинге из которого никто никогда не уезжал.
Гарик налил в термос кофе для Монаха и вернулся на берег. Тот уже закончил гадать и просто сидел, наблюдая за небрежно сколоченным из чего попало плотом, который только что причалил невдалеке. С плота посыпались нелегальные мигранты и врассыпную кинулись в лес. За ними гналась полиция.
Рядом остановилась моторная лодка. Неизвестно откуда, видимо из воды, возникли тридцать три мужчины, все молодые и спортивные. Они выстроились в цепочку и быстро, как вёдра на пожаре, перекидали коробки из лодки в припаркованную у дороги машину. Та сразу же умчалась в северном направлении, мужчины исчезли, а лодка с шумом завелась и уплыла.
"Что-то людно тут сегодня", - сказал Монах и начал пить кофе, который Гарик подал ему в крышке от термоса.
Монах был исключением. Он появлялся когда хотел, пропадал то надолго, а то всего на пару дней и в кемпинге не жил.
Где он ночевал, куда и зачем уходил, никто не знал, но человеком Монах был явно образованным, мог говорить на невероятном количестве наречий, включая язык пчёл и древнеегипетский, а иногда делился эзотерической информацией. От него Гарик узнал, что люди, рождённые в циклы Крысы и Кролика по китайскому календарю, обожают новейшие фармакологические препараты и смотрят на доктора, как на икону, в то время как Лошади при виде врача начинают лягаться и кусаться, Тигры рычат, а Драконы в лучшем случае просто улетают, а в худшем - сжигают больницу вместе со всем персоналом, зато обожают гомеопатию.
"Что на астре вышло?" - спросил Гарик, накручивая обратно крышку термоса, которую Монах возвратил ему с благодарностью. "Понятия не имею, я сбивался несколько раз, - улыбнулся тот. - А ты прыгать сегодня будешь? Я на гору собираюсь. Посмотри, плот какой замечательный..."
Монах не был парашютистом, но любил сидеть на скале и смотреть вдаль типо орла. Гарик же летал часто, с лёгкой ноги сандалий пристрастившись к этому виду проведения части жизни, остальную оставив для сёрфинга.
"Я про подводные потоки прикидывал, - сказал Гарик. - Правда по физике в школе у меня двойка была... Получается, если выплыть отсюда по течению, то обязательно принесёт в Харьков, Вологду или Монреаль. Правда я двадцать два раза пересчитывал и получилось двадцать два города. В теории..."
И вдруг он решился: "Я поплыву и проверю".
"Это правильно", - поддержал Монах. - Тем более, что давно пора. Провиант есть?" "Конечно!" - Гарик достал из кармана банку консервированного шпината и заглянул в термос. Кофе оставалось достаточно. Уложив еду и парашют на плот он вернулся к Монаху попрощаться. "Сандалии оставь, - подсказал тот. - Зачем тебе на плоту сандалии?"
Чувствуя себя неожиданно свободным, Гарик снял сандалии и протянул их Монаху вместе с доской для сёрфинга, но тот отрицательно вздохнул: "Обувь оставь на берегу, кому надо - найдёт, а доску я в кемпинг отнесу, подарю кому-нибудь на счастье. Есть такое выражение - любить до гробовой доски. Только оно не всегда так. Бога можно любить только без доски. Я потому и Монах, что без доски".
Он помог подтолкнуть плот, который немедленно подхватило течением.
Гарик смотрел на сосны и берег, исчезающие во времени, радовался, что ночью карта звёздного неба засверкает над головой, и думал о странном человеке, который умел любить без доски.