Аннотация: В 2030 году в российской глубинке мало что изменилось по сравнению с 1930 годом.
У ВОДЫ
- Не тянет... - пробормотал Устиныч. - С первой всегда так. Душа не принимает.
Он поднёс к губам стакан с водкой и опрокинул в рот.
- Устаканится, - успокоил Сергуня, принимая драгоценную посудину и заново наполняя её. Стакан был один на всех. Это существенно замедляло дело.
- Прошла, - трогательно прошептал Устиныч. - Вот и умница.
Сегодня с нами расплатились водкой, но её было мало. Обычно мы пили дрянную мутную самогонку, почему-то называемую "пидорасовкой". Она воняла табаком и птичьим помётом. Это было самое ходовое зелье среди грузчиков козьмодемьянской пристани, по-старинке называемых крючниками.
- Давай, Боцман, - протянул мне стакан Сергуня. Со своим точным глазомером он был главным разливающим и потому пил последним. Не церемонясь, я выплеснул водяру в пасть и вернул посуду. - Травки вот пожуй.
- Я после первой не закусываю, - на удивление ровно ответил я, хотя водка оказалась резкой и явно палёной.
За что меня невзлюбил этот косматый мужик, я не понимал. Он мне напоминал кого-то, но среди своих знакомых я подобного быдла не числил. Собственно, я и сам превратился в люмпена, устроившись на пристань. При городке Козьмодемьянске, расположенном в марийской глубинке, откуда до ближайшего моря не меньше тысячи километров. Впрочем, выбора не было: здесь не проверяли документов и не требовали трудовую книжку. Тут были простые порядки и совершенно отсутствовала милиция. Порт меня кормил и поил. Ночевал я в дежурке на дебаркадере, а в ясную погоду - на дровяном складе, закутавшись в старый бушлат.
- Курить есть у кого? - огорчённо похлопал по карманам Кузьма, пятый и последний член нашей "семьи". - Боцман, угости гвоздиком.
Я дал Кузьме пачку "Севера", которого у меня были полные карманы. Эти кургузые папироски, называемые почему-то "гвоздиками", мы сегодня разгружали полдня. При том нерасторопный Кузьма ухитрился не заначить курева. Поленился, скорее всего. Он был из местных - рыхлый, тупой мужлан, какие в изобилии населяли в марийском крае пойму Волги. На пристани такие были редкостью. Тут работал расторопный пришлый люд с тёмным, вероятно, уголовным прошлым. Грузчиков в Козьмодемьянске было две "семьи" - наша и козинская, из восьми человек. Мы жили мирно, хотя раньше, как говорили, случались пьяные драки и таинственные исчезновения глупых или строптивых работников. Администрацию речного порта это нисколько не беспокоило. Она занималась своими делами и зорко следила только, чтобы никто не обращался в милицию. Виновных наказывали. По традиции, их отправляли в фарватер - кормить сомов.
До недавнего времени я был удовлетворён жизнью и даже стал находить в ней странное удовольствие. Я был как евангельская птица: не сеял, не жал, и на меня не охотился уголовный розыск. Проблемы возникли позавчера, по моей естественной слабости характера. В тот вечер "пидорасовка" быстро кончилась и мы снарядили гонцов за добавкой. Денег на круг вышло как раз догнаться. Отправились Устиныч и Кузьма. Они тут всех знали, Кузьма с большинством козьмодемьянцев состоял в родстве и мог взять отравы подешевле, а то и вовсе в долг. Пока они ползали, мы разговорились.
- Скажи, Боцман, - вопросил меня Сергуня, дождавшись, когда Кривоногов пойдёт отлить, - ты денег добыть хочешь?
- Ну, в общем, да. Не век же тут швартоваться.
- Рискнёшь?
- А есть за что?
- Есть, - прищурился Сергуня. - Тебе хватит, чтобы сдёрнуть отсюда, устроиться и начать новую жизнь на югах. Любишь Чёрное море?
- Люблю, - ответил я, глянув с тоской на коробку "Сызрань-2", пришвартованную у стенки. Дорого бы я дал, чтобы снова пойти в рейс, но на палубу отныне мог ступить разве что пассажиром. Все другие пути вели в тюрьму. Как, впрочем, и тот, что собрался предложить Сергуня. - Выкладывай, что у тебя?
- Позже, - оборвал он себя, поскольку из-за штабеля вынырнул Кривоногов. - По трезвянке поговорим.
Неожиданно быстро возвратившиеся Кузьма с Устинычем притаранили "пидорасовки", мы догнались и отправились на дебаркадер спать. С утреца, пока не было разгрузки, Сергуня отлучился и, вернувшись, обнадёживающе кивнул мне.
- Вечером пойдём, побазарим конкретно,- шепнул он. - Не передумал?
Я только пожал плечами. Пристань не то место, а у меня не то положение, чтобы от чего-то отказываться. Пусть даже это будет голимый криминал. Продолжая аналогию с птицей небесной, я готов был поклевать зёрнышек с чужого поля, хотя выглядеть это будет совсем не по-евангельски.
Водка закончилась, а с нею и посиделки. Догоняться мы с Сергуней не стали - впереди ждал серьёзный разговор. Попрощавшись с мужиками, мы ушли в город. Сергуня повёл через центр, в обход складов и фабрики, на другой конец города. Загаженная избушка у воды помещалась напротив кабака "Тройка", где вкалывал вышибалой и разнорабочим сергунин корешок.
- Миша, - представился высокий, плотно сбитый блондин лет сорока. - Можно просто Майор, - он держался бесхитростно и располагал к себе. - Был майором, короче, когда в Воздушно-десантных войсках служил.
- Капитан-лейтенант Скворцов, - отозвался в свою очередь я. - Ходил штурманом на бригантине "Президент Российской Федерации В.В. Путин". Можно звать Боцманом.
- Ну и компания собралась, - засмеялся Майор.
- Ого, это про тебя в газетах писали? - заинтересовался Сергуня.
- Про меня, - ответил я. - А ты что, прессой интересуешься?
- Полистывал в зоне, - хмыкнул Сергуня, и больше я ни о чём его не расспрашивал.
Мы устроились в зловонной комнатке окнами на воду. Заметно было, что жил здесь сухопутный офицер-"сапог", не привыкший за собой убирать. Я у себя в кубрике такого бардака не допустил бы. Впрочем, флот остался за моей спиной пройденным этапом. Впереди этапы ждали только арестантские - дело, на которое позвал Майор, перетягивало все мои грехи вместе взятые.
- Деньги повезут на пазике, - информировал Майор, заручившись нашей поддержкой, - это автобус такой старый. Броневик в банке сломался, короче. Другого нет. Поэтому возьмут машину с завода. Другого такого случая не будет, короче.
- Охрана какая поедет?
- Из банка - два инкассатора с автоматами, от конторы - два сторожа с "наганами". Ну, водила будет и тётка-кассир, - прикинул Майор. - У этих ничего нет.
- А у нас что есть? - поставил я вопрос ребром. - С голыми руками пойдём?
Майор без лишних слов выволок из-под койки здоровенный пыльный баул.
- Обрез, "наган", ружьё, - выложил он на стол немудрёный арсенал. - "Наган" я себе беру.
Мы с Сергуней осмотрели разобранную двустволку, бывшую, судя по клейму, на год старше моего отца. Обрез вообще представлял собой изъеденную ржавчиной железяку, прикрученную проволокой к самодельному ложу. Длительное пребывание в земле мало что оставило от винтовки Мосина, которой эта рухлядь была когда-то.
- Ты из него стрелял? - спросил я, брезгливо повертев в руках ветерана Великой Отечественной.
- Один раз, когда покупал, - признался Майор. - Из него ещё раза три пальнуть можно, пока ствол не расшатается. Всё равно патронов больше нет, - добавил он.
С боеприпасами к ружью дело обстояло значительно лучше. Дробовые патроны, один из которых Сергуня для пробы расковырял, оказались набиты корявыми веретенообразными кусками свинца. Их Майор наделал из оболочки старого телефонного кабеля, капая расплав в воду. "Волчья дробь" Сергуне понравилась, и он решил идти с ружьём, укоротив стволы на две трети, а приклад вполовину. По его соображениям, выстрел дуплетом мог разнести весь салон автобуса. Согласно разработанному нами плану, майор шёл вторым и добивал из "нагана" всех, способных к сопротивлению. В основном, это касалось автоматчиков. Мне досталось место в арьергарде. Я должен был стрельнуть из обреза в лобовое стекло, напугать водителя и заставить его открыть дверь. После чего лезть в салон вслед за Майором, подстраховывая ребят от какого-нибудь недобитого инкассатора.
Разработанный общими усилиями план был сдобрен литровиком "Кремлёвской крепкой", ждавшим своего часа в буфете. Богатая и разнообразная закуска, выставленная Майором, дала понять, что работа на подхвате в крупном ресторане приносит обильный урожай объедков и позволяет не тратиться на еду. По ходу пьянки Сергуня взял ножовку и обкорнал дробовик, превратив его в короткое и ухватистое штурмовое оружие.
Спать легли у Майора, а с утра разбежались на работу. Ещё не полностью достигнув состояния евангельской птицы, приходилось, вследствие ветхозаветного проклятия, добывать хлеб свой в поте лица.
На берегу нас ошарашили неприятным известием. Ночью козинская семья крупно передралась. Двое строптивых новичков сумели постоять за себя и, прежде, чем их пустили ко дну, исхитрились убить троих, включая самого Козина. Остальные с ножевыми ранениями отправлены в больницу, где находятся под охраной мусоров. В общем, дело дрянь, потому что следак теперь начнёт проверять всю пристань.
Больше нам с Сергуней места здесь не было.
Радуясь стечению обстоятельств, избавивших от тяжёлой работы, которой пришлось бы заняться напоследок, чтобы не вызывать подозрений, мы отчалили в город. Администрация поймёт. Ей самой не нужны хлопоты с тёмными личностями. Если крючники загасились сами, тем лучше. Можно их не предупреждать, когда нагрянут прокурорские.
Чтобы не кружить бесцельно по городу, направились к Майору. Сначала в ресторан - забрать ключи и пакет жрачки с буржуйского стола, а потом домой. Перекусили на загаженном камбузе, сварганив прихотливый закусон к купленной по дороге поллитре "Адмиральской". Чтобы не скучать, занялись оружием. Сергуня довёл до ума дробовик, а я тщательно отдраил свой обрез. Потом взял напильник и сточил остриё у пули, чтобы первым выстрелом расколошматить стекло в салоне и вызвать панику. Я зарядил самопал, загнав сточенный патрон в казённик, и повернул пуговку ударника на предохранительный взвод.
- Лихо ты шпалером орудуешь, - заметил Сергуня, наблюдавший за моими манипуляциями. - Вы и трёхлинейки в училище изучали?
- Мы там всё изучали, - я не покривил душой. - А винтовка Мосина образца тысяча восемьсот девяносто первого дробь тысяча девятьсот тридцатого года не только находится в стратегическом резерве, но и состоит на вооружении в качестве снайперской.
- Да ну! - удивился Сергуня. - Сто лет прошло, а с ней всё воюют.
- Зачем пропадать хорошему оружию?
- Ладно, посмотрим завтра, на что оно годится, - рассудил подельник.
За разговорами об оружии скоротали остаток дня, благо, обстановка располагала. Поздно вечером пришёл Майор и принёс ещё водки. Это было кстати - деньги у нас уже кончились, а похмелье началось. Майор включился в беседу и, развивая тему, продемонстрировал свой нож. Тесачина был кованый, работы местных умельцев. Майор собирался взять его на дело. Мне тоже было чем похвастаться, но я снова промолчал, как и всё время, что работал на пристани. Я тщательно скрывал источник моих бед, и даже Сергуня о нём не подозревал.
Спозаранку Майор разбудил нас уставной командой:
- Подъём!
Мы вяло расселись у стола. Майор разлил оставленную на опохмелку водяру. Немного придя в себя, позавтракали, набивая живот про запас - ведь неизвестно, когда снова удастся поесть. Вооружившись, мы оставили берлогу Майора и вышли через заднюю калитку. Чем меньше людей увидит нас вместе, тем лучше. Мы двинулись вдоль берега к лесу. Слева расстилалась безмятежная гладь Волги. День был как день, ничто не предвещало беды. Впрочем, так бывает всегда. Я знал это по собственному опыту.
Для засады мы выбрали позицию, идеальную с точки зрения Майора. От шоссе к фабрике вела асфальтированная дорога километра два длиной, окружённая лесом. На этом отрезочке мы и обосновались, у самого поворота. Расчёт был гениально прост, как все грамотно спланированные военным специалистом операции: завернувший в глушь автобус не успевает набрать скорость, тут-то мы его и стопорим. Для верности мы положили поперёк дороги три здоровенных валежины - с шоссе их не было видно.
- Ждём, - сказал Майор. - Я к автобану иду, там пазик издалека заметно. Наблюдаю, короче, потом сюда бегу. Ясно?
- Как божий день, - ответил Сергуня.
Майор умёлся, а мы отошли за деревья и стали ждать.
Изнурительно тянулось время.
- Скажи мне, Боцман, - Сергуня нервничал и его пробило на откровенность, - чего тебя сюда занесло?
- Жизнь так сложилась, - я задумчиво снял с предохранителя обрез. - Думал, что выполняю свой воинский долг, а выяснилось, что совершил тяжкое преступление.
- Убил что ли кого?
- Матроса. И ранил нескольких, - распространяться на эту тему было тяжко, - когда бунт подавлял.
- На корабле бунт?
- На бригантине. Учебный парусник и на нём команда из курсантов.
Воспоминание было неприятным. Всплыли в памяти волчьи взгляды молодых обморозков. Провонявший анашой кубрик, куда офицерам просто опасно было заходить. Открытое неповиновение, завершившееся резнёй. В ней я, спасая жизнь, участвовал довольно активно. Тот поход оказался каким-то проклятым. А потом было дознание, в ходе которого я понял, что трибунала лучше не ждать.
- Я дезертировал, - признался я. - Оставил часть и бежал, пока не отправили на губу. Я жил у себя в офицерской общаге под домашним арестом, поэтому свалить не составило труда. Теперь-то пути назад точно нет.
- Сложно у вас там всё в армии, - скривился Сергуня.
- На флоте, - поправил я.
- Без разницы. У Майора тоже непонятка вышла...
Сергуня не договорил. От шоссе напрямки к нам ломился Майор. Долго жить будет - только что его поминали.
- Приготовились! - крикнул он на бегу и тут же послышался нарастающий рокот заезженного движка.
Из-за деревьев медленно вывернул короткий прямоугольный автобус и удивлённо затормозил, едва не ткнувшись тупой мордой в завал.
Сергуня снял с предохранителя дробовик, и мы ринулись к автобусу. Пазик деловито рявкнул, заскрежетала коробка передач, но сдать задом он не успел. Я саданул с бедра, целясь в лобовое стекло. Думал расколошматить и напугать пассажиров, но вместо этого пуля проделала в триплексе рваную дырку и вдребезги разнесла водителю башку. Нарочно так не попадёшь! Шофёра отбросило на спинку сиденья, а потом он, как тряпичная кукла, завалился грудью на руль. Видимо, нога его слетела с педали газа, потому что плохо отрегулированный мотор заглох. Пазик замер будто вкопанный. Правда, непонятно было, как теперь выкуривать инкассаторов, потому что дверцу открыть мог только шофёр.
Подельники решили эту проблему на удивление быстро. Майор с силой врезал ногой в дверной сгиб. Дверца послушно сложилась гармошкой, открыв щель. Одновременно Сергуня засадил по окнам из обеих стволов. Уж там-то был не гибкий триплекс, а калёное стекло - град осколков обрушился внутрь. Головы в салоне исчезли.
- Внимание! Слушай меня! - проорал Майор. - Сопротивляться бесполезно. Бросайте оружие и выходите по одному, с поднятыми руками. Если не сделаете, закидаем автобус гранатами. Всё поняли? Выхода у вас нет!
Он не спрашивал, просто приказывал. Ответом ему было подавленное молчание. Вероятно, инкассаторы ещё не пришли в себя. Наконец, раздался женский возглас:
- Я выхожу!
Наставив "наган" в салон, Майор отжал плечом дверь пошире. В окне показалась тётка, вероятно, кассир. Она грузно выползла наружу. Сергуня тут же схватил её за плечо и повалил на асфальт. Тётка взвизгнула. Из автобуса тут же донеслось:
- Эй, женщину не троньте!
- Ничего твоей женщине не сделается, - огрызнулся Майор. - Мы её мордой в землю уложили. Вы давайте, вылазьте, потому что времени мало. Ждать не будем. Нам проще вас гранатами закидать. Короче, давай без крови.
Послышались приглушённые матюги, возня, лязг.
- Выхожу! - с пола поднялась фигура в камуфляже.
Мы проводили его стволами: я спереди, Сергуня и Майор - сбоку. Когда инкассатор вышел, Сергуня положил его рядом с тёткой.
- Сколько вас ещё человек осталось? - спросил он.
- Четверо, - промямлил инкассатор.
- С водителем?
- Без.
Сергуня показал майору четыре пальца. Тот кивнул и крикнул:
- Ну, давай резче!
Наконец, все живые охранники оказались уложенными ничком. Мы забрались в автобус, выкинули невинно убиенного шофёра и ведомый Майором пазик вернулся на шоссе.
Заехав в укромное место, мы пересчитали деньги. Очень приблизительно, прикинули на глаз, сколько может быть в каждом мешке. Их было так много, что даже не представлялось, как можно потратить все за целую жизнь. Не говоря уж о том, чтобы унести свою долю на горбу.
- Теперь нас будут искать, - заметил я.
- Не нас, а похожих людей, по приметам, - уточнил нюхнувший следствия и зоны Сергуня.
- Тогда зря мы их не замочили, - пожал плечами Майор.
- Нет уж, если можно обойтись без мокрухи, тем лучше, - Сергуня был непреклонен. - Вот только жаль, что дороги перекроют, придётся тихариться здесь.
- Не придётся, - я вспомнил "Сызрань-2". - Мы погрузим мешки на коробку и отчалим вниз по матушке, по Волге. Или вверх, куда она там идёт...
- А сумеем? - недоверчиво спросил Майор.
- Дело говорит, - смекнул Сергуня. - Сумеем!
Ночью мы прикатили на пазике к пристани. Сергуня и Майор ушли на "Сызрань-2" добазариваться с вахтенным, чтобы дал заныкать несколько мешков нужного груза, а уж с капитаном мы о проезде добазарились бы легко. Нас тут знали. Я остался в автобусе, охранять сокровища.
Было темно и тихо. Я вылез наружу, обошёл пазик, присматриваясь к причалу.
- Слышь, Боцман, - Кривоногов возник словно из-под земли.
- Чего тебе? - я вздрогнул и пожалел, что не прихватил с собой обрез. Впрочем, стрелять сейчас было всё равно нельзя.
- Сматываешься отсюда? - он подошёл ко мне почти вплотную. Патлы его были немытыми, подтухли и смердели. - Знаю, драпаешь. Но я не о том.
- А о чём? - я знал, что он знает, чей это автобус, и что там внутри, однако никому ничего не расскажет. У Кривоногова был ко мне свой собственный, совершенно особенный интерес.
- За тобой должок!
От воды вдруг почему-то так повеяло матросским кубриком, что я непроизвольно отшагнул назад. В свете луны блеснул нож. Я снова отпрыгнул и достал из-за пазухи кортик. Всё повторялось: озверевший матрос против офицера...
Почему-то я не испугался. Не потому что не успел - просто стал привыкать к чувству постоянной опасности и нервному напряжению. Настороженность сделалась новым свойством натуры. Я вдруг вспомнил, как всего месяц назад колол и резал кортиком взбесившуюся матросню. Бунт на паруснике мы подавили, но уголовное дело по нему осталось. И остались люди, желающие вернуть мне кровавый долг.
- Так это был твой брат! - выдохнул я.
- Вспомнил, сволочь!
Кривоногов прыгнул ко мне, выметнув руку с ножом и полосуя воздух перед собой резкими движениями кисти. Хотел расписать, но у меня уже имелся опыт боевого фехтования в тесных корабельных помещениях, а тут, на свободе, возможности открывались куда большие. Я поднырнул под вытянутую руку и ткнул Кривоногова в печень. Кортик до половины ушёл в подреберье. Локоть противника жёстко прошёлся по моим волосам. Я выдернул клинок, встал с колена. Кривоногов согнулся и схватился за живот, словно обжегшись. Реакции у близких родственников были похожими. Именно так я убил его брата, и теперь от той же раны должен был умереть и сам кровник.
- Это судьба, - сказал я и ударил снизу-вверх, в склонённую грудь. Кортик утонул в ней до самой рукояти, насквозь пронзив сердце.
Кривоногова будто выключили. Он молча повалился на траву, скончавшись даже без судорог.
Чтобы не пугать подельников, я оттащил труп за дровяной склад. Спустя час мы разместились на "Сызрани", а с восходом солнца отчалили. Пазик мы отогнали в гнилой сарай, стоящий на отшибе у самой воды. С разгоном козинской бригады и развалом нашей ночевать на старом пакгаузе стало некому. Там автобус найдут нескоро, когда мы со своими деньгами окажемся очень далеко.
Я вышел на палубу и обозрел ровную озёрную гладь очередного волжского водохранилища. Мы уходили на юг. Туда, где будет много воды. Солёной воды.