Фил и Наташа стояли возле накрытого стола, держа бокалы с шампанским. Оно искрилось в лучах свечей, заливавших комнату ярким, мерцающим светом. Замерев, молодая пара смотрела на экран телевизора, их глаза пристально следили за секундной стрелкой часов, отмерявшей последние мгновения года, века, тысячелетия. Вот сейчас начнут бить часы, сейчас они услышат первый удар...
Но они его не услышали. И никто не услышал. Никто ничего не услышал, не заметил, не почувствовал. Потому что мир вдруг исчез. Исчезли планеты, звезды, вся Вселенная. Вместо нее возникло нечто бесконечно малое, но обладающее бесконечно большой массой и энергией. Оно неподвижно висело в пустоте, и никто не мог его увидеть - в пространстве, еще недавно заливаемом светом мириадов звезд, царила абсолютная темнота.
--
Троркл посмотрел на Гворкла и от раздражения щелкнул нижним, самым длинным, хвостом. Затем ткнул крайним правым щупальцем в непроглядную тьму, еще несколько мгновений назад освещенную мириадами звезд.
-- Ты же говорил, все будет отлично!? Но твоя вселенная просто исчезла, просуществовав всего-то 11381237 триллионов лет! Я жду объяснений!
Гворкл молчал, смущенно рассовав зрительные отростки по карманам. Наконец он извлек один из них, заканчивающийся круглым голубовато-фиолетовым глазом с маленьким черным зрачком, и робко взглянул на разгневанного наставника.
-- Простите, Троркл-скроо, -- пробормотал он. -- Составленная мной программа внешне выглядела совершенно правильной. Но я уверен, для вас не составит труда найти ошибку, -- добавил он, заискивающе помахивая всеми тремя хвостами.
В месте, где недавно не было ничего, даже пустоты (не было даже и самого места как такового) появилась пустота. Затем в ней родилась вселенная. Сформировались звезды и планеты. На них зародилась жизнь, развились разумные существа, родились и погибли одни цивилизации, уступив место следующим. На одной такой планете, ничем не отличимой от других таких же зеленовато-голубых для стороннего наблюдателя, но казавшейся несравнимо прекрасной и самой лучшей ее обитателям, одна из цивилизаций готовилась отметить свой странный праздник: две тысячи лет от чьего-то рождения. Все готовились к нему, так или иначе, а некоторые, кому повезло, уже отметили его наступление - на планете не было единого времени. Но тут что-то произошло, и спустя всего 11381237 триллионов лет и 32 секунды (для вселенной, которая практически бессмертна, такой возраст - сущий пустяк) после своего появления из ниоткуда, вселенная разрушилась, превратившись в один тугой ком материи, одиноко висящий в непроглядной пустоте. А затем исчезла и пустота. А затем возникла снова. И появилась вселенная, и снова разрушилась, прожив точно такой же срок, с точностью до секунды, как и предыдущая. Да это и не удивительно: она была ей абсолютно идентична.
Вселенные возникали и исчезали, возникали и исчезали, и снова, и снова, и снова... И все они повторяли друг друга даже в самых бесконечно малых и незначительных деталях.
--
Троркл не был в ярости. Он даже ничуть не сердился. У него уже не осталось на это сил. Ни один из его хвостов не шевелился, зрительные отростки безжизненно повисли. Да и голос его, когда он заговорил, звучал далеко не так властно, как раньше:
-- Я сдаюсь, хотя такому, как я и, к тому же, скроо, не пристало так говорить. Но мы уже просмотрели всю программу, элемент за элементом, и прогнали ее 113812 раз. И я просто не могу больше ничего предложить... Хотя нет, постой, кое-что мы все же можем предпринять. -- Центральное сердце Гворкла похолодело в мрачном предчувствии. -- Мы можем изъять из программы развитие разумной жизни, тем самым мы значительно упростим ее и наверняка избавимся от ошибки.
Для Гворкла это прозвучало как приговор. Это означало, что оценка за его первую самостоятельный проект будет снижена на 11,38 % из-за отсутствия разумных существ, развитие которых можно было бы сравнивать и изучать. И он решил ни за что не сдаваться и все же найти ошибку в программе.
-- Послушайте, скроо, -- сказал он, -- в программе есть какой-то неучтенный фактор, но он вряд ли связан с одной из этих цивилизаций. Ведь они все гораздо моложе даже минимального триллиона лет, они бы просто не успели развиться до такого уровня, что бы научиться оказывать влияние на материю на столь высоком уровне. Большинство из них погибает, едва открыв энергию атома. Поэтому, скорее всего, наш неучтенный фактор - наверняка всего лишь маленькая ошибка в программе, которую мы не заметили именно из-за ее элементарности.
Троркл надолго задумался, почесывая левым щупальцем между глазными отростками. Наконец он произнес:
-- Я думаю, ты, если хочешь, можешь повозиться с этой программой еще - сколько? - ах, да, три космодня. Я, конечно, тоже подумаю над этим, но только дома. Ведь мы занимались этим почти весь космодень, а ведь ты обещал, что я буду свободен еще до обеда. Если я найду решение, то свяжусь с тобой сразу же. Если же этот, как ты сказал "неучтенный фактор", так и останется неучтенным, тебе придется просить отсрочку. До встречи.
Оставшись один, Гворкл снова и снова создавал и уничтожал вселенную, пытаясь найти ответ на мучающий его вопрос.
--
Питер сидел в своем более чем скромном кабинете и вертел в руках предмет, очень похожий на авторучку. Его глаза были устремлены куда-то вглубь бледно-серой стены, словно видели ее насквозь; он размышлял - о жизни в целом и в частности - о своей. А так же о том предмете, который он держал в руках. Время от времени он принимался вертеть его, внимательно осматривая со всех сторон, словно где-то на простой темно-синей поверхности был написан ответ на те вопросы, которые вот уже месяц он не уставал себе задавать. Он снова и снова вспоминал, как, проснувшись однажды ночью, он спросил себя: может ли один человек уничтожить весь мир? Не только планету, но и всё, всё, что только существует на бескрайних просторах космоса? И эта мысль стала вызовом, задачей, решение которой он должен был найти.
Сколько Питер помнил себя, он мог решить все задачи, попадавшие к нему в руки. Если для этого его собственных знаний было недостаточно, он искал их вне своего разума; сидел в библиотеках от открытия до закрытия, изучая все, что хоть как-то касалось темы задачи. Но решение находил всегда. И всегда оно было гораздо более изящным и продуманным, чем даже решения лучших специалистов. И потому и этой новой задаче было просто предопределенно быть решенной.
Движение вперед было медленным, но непреклонным. И вот, месяц назад, он получил решение - маленький, похожий на ручку прибор. Простой снаружи, он был собран из многих тысяч составных частей, некоторые из которых просто невозможно было рассмотреть невооруженным глазом.
Лишь одно немного огорчало Питера - провести испытания прибора было невозможно. Да и если бы они были бы проведены, никто бы не узнал о его успехе. Но он не сомневался: ни над одной задачей он не трудился так долго и тщательно, а ведь все его предыдущие решения были абсолютно верны.
И вот теперь перед ним стал новый вопрос: что делать с прибором? Ответ именно на него он и искал, рассматривая гладкий синий пластик. И все больше склонялся к мнению, что существует лишь один возможный выход. Необходимо уничтожить его.
-- Я начну завтра, -- громко сказал Питер, хотя и был один в комнате. Словно, произнесенные вслух, слова могли помочь ему удержаться на выбранном пути. Взглянув на часы, он удивился, как долго просидел, уставясь в стену. А ведь на этот Новый Год он обещал быть у брата пораньше. Он встал и направился к сейфу. Тот стоял на видном месте - Питер любил этот сейф, он сам разработал проект замка для него. Открыть его, не зная кода, было невозможно, даже используя новейшие устройства для взлома, а закрывался он автоматически при закрытии дверцы. Получив этот проект, компания, производящая сейфы, была в восторге; - для Питера это было лишь решение очередной задачи. Однако сейчас чудо-замок впустую растрачивал свои способности - сейф был пуст. Отперев дверцу, Питер положил прибор внутрь и почти закрыл ее, как вдруг за окном оглушительно сработала автосигнализация. Он вздрогнул и не услышал щелчка замка. Ругая себя за то, что так распустил свои нервы, он вышел из кабинета и, кивнув на прощанье Мэг, ночном охраннику, направился к выходу. Минуту спустя свет фар его автомобиля, скользнув по потолку, отразился в зеркале и осветил сейф с совершеннейшим замком и приоткрытой дверцей.
--
Мэг взглянула на часы: еще 10 минут. Она решила, что вполне успеет прорепетировать еще раз. Мэг была очень суеверна, и недавно услышала новую примету: в Новый Год, пока бьют часы, надо написать свое желание на листе бумаги левой рукой, располагая буквы в обратном порядке и поворачивая их зеркально. Если успеешь, желание обязательно сбудется. Она тренировалась уже две недели, но все равно никогда не упускала возможности сделать это еще раз. И вот сейчас она взяла в левую руку ручку и провела первую линию. Однако на бумаге осталась лишь неглубокая вмятина. И, сколько она не старалась, ей не удалось ничего написать. В зарождающейся панике она принялась обыскивать ящики стола, как назло, там не было ничего: ни ручки, ни карандаша. Она взглянула на часы и бросилась в кабинет своего шефа. Но и там удача не улыбнулась ей. Почти отчаявшись, она вдруг увидела, что сейф приоткрыт. Она распахнула его и - наконец, удача! - увидела там ручку. В ее голове мелькнул вопрос, зачем класть ручку в сейф, но тут же исчез - времени оставалось в обрез. Она метнулась к столу, взяв ручку в левую руку, схватила лист бумаги и тут заметила, что не видит шарика ручки, но почти сразу заметила и кнопку, правда, не на обычном месте, а почти посередине. И она нажала кнопку, вложив в это движение всю свою надежду - ведь из радиоприемника уже доносилась тишина, предвещающая начало боя часов...