Гаврилов Сергей Владимирович : другие произведения.

Из тьмы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Классическая мистика


   Настоящий ужас не приходит извне. Он рождается внутри человека, на тесном про-странстве меж-ду его ушей. Там, куда солнечный свет попадает лишь пройдя через черные ко-лодцы зрачков. В джун-глях нервных клеток, прореживаемых разве что опухолями. Каждый содержит там заповедник, где тайно разводит собственных монстров. Именно в нем все и происхо-дит. Без свидетелей. В аб-со-лют-ной тьме.
  

СЕРГЕЙ ГАВРИЛОВ

ИЗ ТЬМЫ

  

Я буду именно тем, что ты хочешь видеть

Майкл Джексон

"Это страшно"

Пролог

   Разорвав дрожащими руками новенькую пачку "Стрит" и достав сигарету, доктор Уоррен закурил. Закурил впервые за два последних года, нарушив торжественно данное жене обещание. Он успел сделать несколько нервных за-тя-жек, прежде чем вспомнил, что перед ним всего лишь ис-пу-ган-ный одиннадцатилетний мальчик.
   -- Господи Иисусе! Что же тут происходит?! -- Доктор затушил сигарету о металлическое пресс-папье, встал из-за стола и подошел к окну. Мир снаружи со вчерашнего дня не должен был измениться, и это могло бы вернуть чувство реальности.
   Кабинет находился на втором этаже здания, из окна были видны лужайка с фонтанами и подъ-езд-ная аллея. Фонтаны уже давно не работали - стоял поздний октябрь, а грунтовую дорогу ал-леи скрывал слой опавших листьев.
   Четыре года назад Алекс Уоррен получил здесь место главврача и только сейчас впервые пожалел об этом. "Зеленые холмы" являлись единственной в штате клиникой для лечения психи-ческих рас-стройств у детей. Конечно, в подобных заведениях всегда существует опасность само-му получить такое расстройство. Как говорил один из его преподавателей, "приходится быть на-стойчивым, чтобы доказать и себе и тому, второму - а иногда бывает и третий, и четвертый - кто в кабинете врач, а кто - пациент. По большому счету это всего лишь твоя реальность против его реальности". Та реальность, с которой он столкнулся сегодня, ис-пу-га-ла доктора Уоррена. К ней он не был готов.
   -- Ладно, что-нибудь придумаем.
   Он вернулся к столу и потянулся было к телефонной трубке, но вовремя остановился. Этим аппаратом пользоваться не стоило. По крайней мере, пока его пациент здесь, а здесь он бу-дет оставаться как можно дольше.
   В достаточно небольшой клинике было только два телефона, и второй находился в холле на первом этаже. Значит, придется звонить оттуда.
   Доктор подошел к мальчику, сиротливо сжавшемуся на стуле напротив его стола.
   -- Сидни, посиди пока сам, хорошо? Я оставлю дверь открытой.
   Тот кивнул, и доктор, покинув кабинет, направился к лестнице.
   Все двадцать пять минут, пока он слушал ребенка, доктор не переставал думать о своем брате. История, с которой начался рабочий день, напо-минала какой-нибудь затасканный сюжет ужастика, так что для основательного психоанализа врачу потребова-лась бы помощь эксперта в этой области. Конечно, если он, Алекс Уоррен, сорокатрехлетний пси-хиатр, только что нарушивший собственный обет воздержания от табака, решится провести этот психоанализ.
   То, что рано или поздно, но процедура должна будет состояться, он, разумеется, по-нимал. Как ни крути, за это дело ему придется взяться всерьез. Вот тогда ему и понадобится брат-писатель, занимавшийся когда-то мистикой. Пусть с Сидни поговорит он. Поговорит, и убе-дит своего ученого родственника, что вся история - бред. Пусть это скажет специалист. Потому, что собственные доводы Алекса Уоррена не успокаивали.
   Заглушив робкие возражения профессионального самолюбия, доктор решил поз-во-нить брату. Сейчас. Пока в клинику еще не нагрянула полиция.
  
   Небольшой холл в главном корпусе, предназначенный для встреч с родственниками паци-ентов, обычно вмещал не больше десяти человек. Сейчас в нем собрался весь персонал клиники. Санитары и доктора, за-быв про субординацию, напряженно перешептывались в спонтанно образовавшихся группках. Пос-то-рон-не-му, возможно, показалось бы, что это обычное утреннее совещание. Уоррен же, глядя на них, ви-дел реальную картину: двадцать три до смерти напуганных человека. Еще вчера их было бы двад-цать четыре.
   Он прошел в центр комнаты и поднял ладони, привлекая к себе внимание.
   -- Сейчас уже почти девять часов, и вам всем давно пора приступить к своим обязанн-остям. Па-ци-енты ждут.
   Конечно, он не хо-тел, что-бы кто-нибудь услышал его разговор по телефону. Но была и еще одна причина. Не займи он их не-мед-лен-но работой, к полудню, когда подробности трагедии неизбежно выйдут за пределы маленькой пер-со-наль-ной палаты на третьем этаже, клиника на-верняка уже будет охвачена паникой. А тогда никто не смо-жет и думать о больных. Как сейчас не мог он сам.
   Пока все расходились, к Уоррену подошел его заместитель, доктор Шелти. Единственный, кто смог сохранить хоть какое-то хладнокровие, даже он выглядел растерянным.
   -- Алекс, после того, что случилось, мы все на нервах. Не требуй от нас слишком многого.
   -- Я хочу, чтобы все продолжали выполнять свою работу. Это не слишком много... Собери персонал в спорт-за-ле, я выступлю... и держитесь вместе.
   -- Хорошо, я попытаюсь. Что делать с Сидни?
   -- Он в моем кабинете. Пусть его накормят.
   -- Успокоительное?
   -- Нет. Ничего не нужно.
   -- Он перевозбужден. Как он сможет отвечать на вопросы полицейских?
   -- Полиции ответы мальчика все равно ничего не дадут. Его должен выслушать специа-лист.
   -- Не знаю, кого ты можешь иметь в виду, ну да ладно, главный здесь ты. -- Доктор Шелти пожал плечами и, озадаченно нахмурившись, направился к палатам.
   Проводив его взглядом, Алекс Уоррен набрал номер брата.
   Какое-то время трубку никто не снимал.
   "По крайней мере, у него не отобрали телефон". Доктор усмехнулся, но тотчас, как всегда, когда он думал о брате, почувствовал нахлынувшую волну вины и поспешил спрятать усмешку.
   При том образе жизни, который вел Томми, казалось невероятным, что у него еще остава-лись какие-то сред-ства. Зато по утрам его легко было застать дома. Сейчас он наверняка в посте-ли, с гудящей от похмелья го-ло-вой.
   Томми поднял трубку даже раньше, чем можно было ожидать.
   -- Алло? -- Голос брата был громким, но сонным.
   -- Томми?
   -- Кто это?
   -- Это Алекс. Я звоню из клиники.
   -- Привет, Алекс. Как поживаешь? -- Звучало это, однако, не особенно приветливо. Доктор ре-шил, что Томми просто не выспался.
   -- Мне нужно, чтобы ты приехал.
   -- К тебе в клинику? Зачем?
   -- У меня для тебя отличный сюжет. История одного мальчика. Ты будешь в восторге.
   -- Ты это серьезно?
   -- Вполне. Приезжай как можно быстрее.
   -- Это стоящий сюжет? О чем он?
   -- Я не могу рассказать это по телефону. Приезжай, и сам все услышишь.
   -- ...Не знаю даже.
   "Можно подумать, у тебя есть более важные дела". Все напряжение этого утра, казалось, собралось в его легких, и доктор Уоррен едва сдер-жал-ся, чтобы не выругаться.
   -- Томми, тебе нужен сюжет?
   -- Да.
   -- Значит, ты приедешь?
   -- ...Я постараюсь.
   Доктор повесил трубку.
   На самом деле он так и не понял, приедет брат или нет. Алекс Уоррен чувствовал, что ска-зал не-дос-та-точ-но. Недостаточно для того, чтобы Томми бросил все свои дела (если, конечно, они у него были), забыл про головную боль из-за похмелья и примчался сюда, за семьдесят миль от города. Недостаточно, чтобы объ-яс-нить ему при-сут-ствие полиции, которая появится здесь с ми-нуты на минуту. Недостаточно, черт возьми, что-бы за-ин-те-ре-со-вать опустившегося и спивающего-ся мужчину, который когда-то сочинял хорошие истории ужа-сов. А нуж-но было всего лишь расска-зать об одном событии, происшедшем сорок минут назад. С него-то все и началось.
   В восемь часов утра медсестра Трэвор как обычно вошла в палату пациента Сидни Тейло-ра. Мальчик еще спал. Сестра открыла стенной шкаф, чтобы достать его одежду, и зас-ты-ла в ужасе. На пластиковом крючке для курток висела человеческая рука, проколотая крючком сквозь ладонь. Рука заканчивалась лохмотьями мышц и кожи, словно кто-то вырвал ее из тела. В бордов-ом от крови лоскуте ткани сестра Трэвор узнала рукав больничного халата и закричала. Ког-да в палату вбежал доктор Шелти, женщина лежала на полу в обмороке. Рядом с ней стоял Сидни, бе-лый как мел, и смотрел в стенной шкаф. Там находилось расчлененное тело санитара ночной смены Крис-то-фе-ра Айсетти.
  
  

Часть первая

  
   Часы на приборной панели старенького бьюика показывали без четверти три, когда Томми Уоррен свернул с шоссе на дорогу, ведущую в "Зеленые холмы".
   Конечно, он приехал бы раньше, будь при нем его верный форд шестьдесят седьмого года, доставшийся по наследству от отца. Еще вчера вечером, предвидя похмел-ье, Томми запасся бутылкой скотча. Он давно уже не хранил спиртное дома - слишком боль-шой соблазн. Он держал его в машине, и это служило своего рода страховкой. В форде да-же был специаль-ный тайник, местечко, которое не нашла бы и его бывшая жена. Но форд был продан, и Томми по-ня-тия не имел, где сейчас находится скотч. Пришлось занимать деньги на новую выпивку, а это зна-чит снова унижаться: лишь бы что он ведь не пил. Как бы то ни было, утро не прибавило тяги к работе.
   Вот уже два года как жизнь катилась к чертям собачьим. В довершение ко всему - прода-жа классического коллекционного автомобиля для уплаты долгов, поступок кощунственный с точ-ки зрения среднего американца. Впрочем, Томми всегда выходил за эти рамки.
   Все его истории были более чем страшными. Немного, но ровно настолько, чтобы пред-приимчивый издатель побоялся публиковать их все вместе. Рассказы ужасов Томаса Уоррена не стоило при-ни-мать в больших дозах. Их включали в сборники, довольно часто печатали в журна-лах. Но только по одному. Этот страх был слишком реалистичным, чтобы от него можно было по-лучать удовольствие.
   Именно из-за его рассказов они с Эммой и разошлись. Разошлись после двенадцати лет вполне сносной се-мей-ной жизни. В один прекрасный день жена Томми то ли от скуки, то ли в по-рыве любопытства решила познакомиться с твор-чес-твом мужа, чего никогда раньше не случа-лось. В трех ящиках его рабочего стола она нашла восемьдесят четыре рас-ска-за - единственное в мире полное собрание сочинений Томми. Прочитав их все меньше, чем за не-де-лю, Эмма Уор-рен пришла к вполне закономерному выводу. Ее муж - су-масшедший.
   Именно тогда Томми впервые посетил "Зеленые холмы". Жена настояла, чтобы он прошел об-сле-до-ва-ние у психиатра, и Томми выбрал брата.
   Алекс задавал какие-то глупые вопросы, потом попросил за-пол-нить тесты для компью-тера. Через какие-то секунды машина объявила, что Томми параноик, и выплюнула из дорогого лазерного принтера подробный диагноз. Томми даже не успел подняться со стула.
   Под натиском Эммы Алекс попытался назначить терапию, и тут Томми не выдержал.
   Вскочив на ноги, он выхватил из рук брата распечатку и разорвал в клочки.
   "Прекратите, черт возьми! Все писатели ненормальные. Мы думаем по-другому. Алекс, ты не мо-жешь меня вылечить".
   "Я тут не причем. Ты сам видел результаты тестов. Программа не ошибается".
   "Но она не учитывает мою личность, мой внутренний мир. Твой компьютер не в курсе, что я писатель ужасов. Это и есть для меня реальность. Это только для вас сумасшествие".
   "Значит, тебе надо писать что-то другое..."
   Но ничего другого Томми написать не смог бы. Он достаточно хорошо себя знал, и он до-верял себе, несмотря на уверения двух самых близких ему людей, что он ненормален.
   В тот день они с Эммой не впервые кричали друг на друга. Она вернулась в город сама, вы-звав такси и потратив целую кучу денег. Томми остался ночевать в мотеле, чтобы успокоиться. Сделать это ему, однако, не удалось. Утром он позвонил своему адвокату и подал на развод. Через два месяца все уже было закончено. За Томми осталась шикарная квартира в центре города. Долю жены он выкупил, ис-тра-тив почти все свои сбе-ре-же-ния.
   С тех пор в жизни Томаса Уоррена не было женщин. Он писал все меньше, а пил все больше. Это было похоже на падение в пропасть: с каждой секундой ты летишь быстрее, и все бо-лее отчетливо видишь несущееся навстречу дно. Новый рассказ, пусть даже очень удачный, не вы-та-щил бы Томми. Он это знал. Но ничего другого он не умел, да и не желал делать. Давно уже по-няв, что писать рассказы ужасов - даже не призвание, а скорее судьба, Томми и не пытался от нее уй-ти.
  
   Включив магнитофон, чтобы отогнать нахлынувшие воспоминания, Томми вдавил в пол педаль акселератора. Машина резко дернулась и, поднимая с земли ворохи сухих листьев, поне-слась вперед под лихорадочные крики Джагера. Гудевшая с утра голова мгновенно отозвалась на призыв пульсацией в висках, однако музыка, как всегда, завораживала, создавая необходимое для работы настроение. К концу песни Томми уже был на месте.
   Парковочные места на лужайке у главного корпуса занимали три полицейских автомобиля, так что бьюик пришлось оставить на аллее. Выйдя из машины, Томми обратил внимание, что это не до-рож-ный патруль, и у него вдруг появилось тревожное предчувствие. К полицейским он отно-сился совершенно равнодушно, но вот причина, по которой они здесь были, причина его беспокои-ла. "Похоже, Алекс неудачно выб-рал время". Томми было замешкался, но тут вспомнил, что обещал брату приехать еще шесть часов назад, и это ре-ши-ло вопрос. Взяв магнитофон подмыш-ку, он направился ко входу.
   В холле его остановил сержант, тихо беседовавший с двумя медсестрами.
   -- Меня пригласил доктор Уоррен, -- объяснил Томми, надеясь, что полиция здесь не из-за брата.
   Хоть это и было правдой, он неожиданно смутился. Спроси его сейчас полицейский, зачем он при-е-хал, Томми пришлось бы объяснять. Рассказывать, как так случилось, что взрослый бе-лый мужчина от-пра-вил-ся в психушку за сюжетом ужастика. Его уже слишком давно не принимали за из-вра-щен-ца, так что Томми успел отвыкнуть от этой когда-то привычной стороны своей про-фессии. Что поделать, все в этом мире забывается.
   Но сержант ничего не спросил. Послав одну из женщин за лейтенантом, он принялся мол-ча рас-смат-ри-вать вошедшего.
   Алекс спустился через пару минут, сопровождаемый детективом в штатском.
   -- ...И если ваши люди уже закончили, я скажу, чтобы палату начали приводить в порядок. Запах, знаете ли.
   -- Начинайте, специалисты уже уехали. Мне тоже пора, и единственное, что меня задер-живает, это тот факт, что я до сих пор не смог поговорить с мальчиком. -- Детектив окинул Томми оценивающим взглядом и снова повернулся к Алексу.
   -- Ничем не могу помочь. Вы как юрист должны знать, что можете допросить ребенка только в присутствии его родителей или с их согласия. Так что извините. -- Доктор Уоррен отвер-нулся и, взяв брата под локоть, повел за собой по лестнице.
   -- Вы ведь им еще ничего не сообщили, не так ли? -- Бросил вдогонку детектив. -- Боитесь за престиж клиники? Предпочитаете, чтобы это сделал я?
   -- Рассчитываю на вашу деликатность.
   Как только они вошли в кабинет и Алекс закрыл дверь, Томми опустился в уже знакомое кресло. Придвинув свой стул, брат сел рядом.
   -- Этот мальчик... дело как-то связано с полицией?
   -- О'кей, -- Алекс замялся, -- я думаю, ты должен узнать всю историю с самого начала. Значит так... О, прости, -- доктор встал со стула и подошел к своему столу, -- я не предложил тебе выпить. Чего-нибудь хочешь?
   -- Нет, спасибо.
   Пока Алекс возвращался, Томми включил магнитофон и положил его себе на колени.
   -- Прежде всего, я должен тебя предупредить: то, что ты услышишь, должно остаться между тобой и мной... ну, и твоим магнитофоном, никакой огласки. -- Доктор поджал губы. -- Я уже сообщил все главе наблюдательного совета, он в шоке. Вероятно, мы будем настаивать на том, что это не имеет никакого отношения к клинике, но количество пациентов все равно упадет... если только я с этим делом не разберусь. Собственно, для этого ты мне и нужен, и тут мы можем быть полезны друг другу.
   -- Вот оно что. Ну, давай, излагай, я заинтригован.
   -- Ладно... Сидни - мальчика зовут Сидни - поступил к нам два месяца назад. Его родите-ли обратились к врачу из-за того, что ребенок стал терять вес. При обследовании у него обнару-жили целый букет психических расстройств: боязнь темноты, боязнь замкнутых пространств, бо-язнь одиночества. Все это привело к тому, что в течение почти четырех месяцев мальчик не мог спать. Как только наступал вечер и ему нужно было отправляться в свою комнату, выключать свет, закрывать дверь и оставаться одному, у Сидни начиналась истерика. Он засыпал только под утро, еще спал днем, однако, этого его организму явно не хватало, и к тому моменту Сидни уже был на грани истощения. Лечащий врач направил его к психиатру, и тот начал лечение. Сид-ни прошел весь курс дважды, но оба раза результатов не было...
   -- Проблемы в семье? -- Перебил Томми. -- Я не сторонник Фрейда, но практически все-гда проблемы детей связаны с их родителями.
   -- Да, вероятно. Психиатр Сидни думал так же и поэтому решил изолировать мальчика от родителей на время лечения. Родители согласились, и Сидни направили в нашу клинику. Тут уже наши врачи обнаружили новую проблему, связанную со спецификой его заболевания. Дело в том, что лечение таких фобий за один сеанс невозможно, нужны недели, если не месяцы. И это в благоприятных условиях, когда терапии ничего не мешает. Что же касается случая Сидни, то, несмот-ря на все лечение, его состояние возвращалось к исходному каждый вечер, когда мальчику нужно было ложиться спать. Так что нам предстояло как-то устранить риск рецидива заболевания на весь период лечения.
   -- Подожди, -- Томми нажал на "паузу", -- ты уверен, что мне так необходимы подробно-сти? Я уже успел запутаться, но до сих пор ничего похожего на сюжет не услышал.
   -- Не перебивай меня, и все поймешь. Я лишь хочу, чтобы у тебя была полная информа-ция. Поверь мне, я не говорю ничего лишнего. -- Доктор протянул руку и отжал кнопку на магни-тофоне. -- На чем я остановился? Ах да, снотворное. Мы решили давать Сидни морфоклизол. Это новый препарат, что-то на растительной основе. Он не вызывает привыкания, полностью усваивается организмом и не дает побочных эффектов. Родители мальчика согласились, и мы возобновили терапию, уже с использованием снотворного. Эффект проявился примерно через неделю: мальчик стал поправляться. За эти два месяца он набрал семь килограмм, но мы реши-ли перестраховаться - в случае психотерапии детей это имеет смысл - и мы продолжаем дер-жать Сидни на снотворном. Он получит порцию и сегодня, возможно, даже двойную. Я хочу, что-бы после всего, что произошло, он спал нормально.
   -- Что именно с ним случилось?
   -- Обычно его будит медсестра, чтобы, проснувшись, мальчик не оказывался в комнате один. Она заходит в палату около восьми утра, одевает Сидни и провожает его в столовую на завтрак. Сегодня это была сестра Трэвор, спокойная уравновешенная женщина. Она открыла шкаф с одеждой и знаешь, что она там обнаружила?
   -- Откуда мне знать? -- Томми пожал плечами, сдержав на кончике языка дурацкое "Запеч-атанную бутылку скотча из этого магазина за углом".
   -- Она нашла там разорванное на куски тело нашего санитара.
   -- Чтоб тебя! -- Томми выключил магнитофон и, сняв его с колен, поднялся с кресла. -- Зачем ты меня пригласил?
   -- Дослушай меня! -- Доктор взял брата за локоть и наклонился к его уху. -- Он был разо-рван на куски, понимаешь, разорван. Ни один человек не в силах сотворить такое. Тут что-то нечи-стое. Я расспросил Сидни, и он рассказал мне, кто это сделал.
   -- Ну и при чем тут я? Пусть этим занимается полиция, а я ухожу. -- Томми освободил руку и направился к двери. -- Это убийство, и я не хочу иметь с ним ничего общего.
   -- Сидни сказал, что это был монстр, и он его видел.
   Фраза растаяла в воздухе, не успев дойти до сознания, но оставив смутное ощущение чего-то скверного.
   Томас Уоррен, медленно, но уже неумолимо седеющий сорокасемилетний писатель, кото-рый когда-то специализировался на ужастиках, застыл на полпути к двери кабинета и обернулся.
   -- Алекс, ты в порядке? Тут полно психиатров, если хочешь, я позову кого-нибудь для те-бя.
   -- Я серьезно, Томми. -- Доктор Уоррен встал напротив, готовясь, если понадобится, удержать брата силой.
   -- Да ну! Я, наверное, просто не понял. Давай повторим, ладно? Если я ошибусь, поправь меня. Итак, у тебя в клинике произошло убийство, с самого утра здесь торчит полиция, но их ты не считаешь достаточно компетентными, и ты заставляешь своего братца сорваться с места и приехать к тебе в психушку потому, что чокнутый пацан, которого держат на таблетках, думает, будто у него в шкафу живет чудовище. Алекс, я все правильно сказал? Ты меня вызвал для этого?
   -- Томми, успокойся. Хочешь, я налью тебе выпить?
   -- Ладно, налей. А то я уже подумываю, что приехал зря.
   Доктор Уоррен подошел к своему столу и, достав бутылку, налил себе и брату.
   -- Держи, я выпью с тобой.
   -- Ты же на работе.
   -- Ничего, мне не помешает. В такой день грех не выпить.
   Они одновременно опустошили рюмки, после чего Томми, уже не такой возбужденный, вернулся в кресло.
   -- Объясни мне еще раз: зачем именно я тебе тут нужен? Я так понял, "сюжет" был просто уловкой, да?
   -- Ты ведь писатель, и мне нужен твой совет. А сюжет ты можешь использовать - Сидни тебе все расскажет.
   -- Боже, Алекс, какой совет?! Произошло убийство, он должен рассказать все полиции.
   -- Он уже рассказал все мне, своему врачу, а я решил получить консультацию у тебя, про-фессионального писателя. -- В голосе доктора Уоррена появились жесткие нотки, и Томми ре-шил не спорить с ним. Пока. Покуда он не рядом со своей машиной, на которой можно умчаться прочь от всего этого кошмара.
   -- У тебя могут быть неприятности.
   -- Не будет. Наблюдательный совет клиники меня полностью поддерживает. А у них есть такие юристы, которые могут дать фору акуле из "Челюстей". Я здесь главный. -- Он еще раз на-полнил свою рюмку и сразу же выпил. -- Сегодня у меня был чертовски тяжелый день... и, на-верное, я останусь на ночь, понаблюдаю за Сидни. -- Алекс Уоррен опустил голову и закрыл лицо руками. -- В худшем случае я лишусь работы. Я избегаю таких мыслей, но... я ведь психи-атр, черт возьми... Они свалят все на меня и вышвырнут. Вечером приедет какой-то там специа-лист по связям с общественностью из конторы в Атланте, приедет, чтобы помочь руководству клиники решить сложившуюся проблему. Помочь главврачу, мне. -- Он затрясся, словно рыдая, потом убрал ладони, и Томми увидел, что брат смеется.
   -- Ты уже пил сегодня? Я имею в виду, пока меня не было.
   -- Нет. -- Доктор Уоррен улыбнулся. -- Было некогда.
   -- Ладно. -- Томми поднялся и, не веря, что делает это, поменял кассету в магнитофоне. -- Пошли к твоему ненормальному мальчику. Я его выслушаю.
  
   Они едва вышли за дверь, как наткнулись на детектива, которого Томми видел с братом на лестнице.
   -- Вот, это разрешение его родителей. -- Полицейский протянул Алексу листок факса. -- Теперь я могу поговорить с ребенком, отведите меня к нему.
   Мельком взглянув на документ, доктор Уоррен пожал плечами.
   -- Хорошо, только как лечащий врач я буду при этом присутствовать, и мой коллега доктор Дауэл - тоже. -- Он кивнул в сторону брата. -- Он еще не успел осмотреть нашего пациента. Идите за мной.
   Отвернувшись, чтобы скрыть гримасу досады, Алекс направился прямо по коридору к ка-бинету доктора Шелти.
   -- Постойте.
   Детектив нагнал его и, взяв за плечо, развернул к себе.
   -- Да, вот еще... Я надавил на корнера, и он успел подготовить предварительный отчет.
   Детектив понизил голос, но Томми удалось расслышать.
   -- Так вот, никаких повреждений на теле он не нашел - конечно, кроме того, что парня разорвали на куски - а голосовые связки целые. Он не кричал, вот в чем дело. И наркотиков в крови нет. Знаете, что это означает?
   -- Скажите мне.
   -- Его разорвало мгновенно, вот что. Он не успел закричать. Теперь скажите мне, есть у вас тут что-то вроде мастерских или гаража? Меня интересуют лебедки, моторы, вся эта механи-ческая ерунда, которой можно... -- детектив поморщился, -- вот, дерьмо... которой можно ото-рвать человеку ногу или руку.
   -- У нас всего три этажа, даже лифта нет, везде пандусы для колясок. Моторы здесь ни к чему, у нас ведь дети в роли пациентов.
   -- Значит, ничего?
   Алекс покачал головой.
   -- А фонтаны. Они работают?
   -- Да. Вас интересует компрессор? Пристройка у левого крыла. Ключ - на первом этаже у дежурной медсестры.
   -- Понятно. -- Детектив бросил взгляд на Томми и отпустил плечо собеседника. -- Теперь идемте.
  
   Мальчик сидел на кушетке, рядом с ним лежал включенный на запись магнитофон. Лучи октябрьского солнца, вырываясь из-под закрывавших полнеба тяжелых темно-серых туч, прыга-ли по кнопкам магнитофона и голым коленкам ребенка. Рассеяно следя за этими бликами, Томми поймал себя на том, что полчаса назад казалось ему невероятном. Слушая вопросы детектива, он и сам пытался представить, кто мог убить человека в стенном шкафу спящей больничной палаты.
   -- И последнее: когда-нибудь раньше этот санитар заходил к тебе в комнату? -- Детектив сидел на стуле напротив кушетки, записывая ответы ребенка в блокнот, Алекс занимал кресло хозяина кабинета, Томми же стоял у двери.
   -- Нет, никогда.
   -- О'кей, у меня все. -- Полицейский закрыл блокнот и поднялся со стула. -- Вероятно, я еще приеду поговорить с вами или с мальчиком. Он останется в клинике?
   Доктор Уоррен на секунду задумался.
   -- Ближайшее время - да, но потом я постараюсь перевести его, чтобы его не нашли ре-портеры. Возможно, он отправится домой.
   -- Что касается репортеров, то вам, конечно, придется туго. Хотя на вас будут давить, как и на меня, прошу вас ограничиться сухими фактами, без живописных подробностей.
   Детектив повернулся и направился к двери, и тут крупный специалист психиатрии доктор Дауэл в исполнении Томми Уоррена остановил его неожиданным, но банальным замечанием.
   -- мы все еще не знаем, почему Айсетти оказался ночью в этой палате.
   -- Ну... -- Полицейский пожал плечами, словно ответ был очевидным, однако выразить свою мысль ему не пришлось.
   -- Я знаю, почему, -- тихо проговорил Сидни и вдруг, закрыв глаза, запрокинул голову на-зад, так что из приоткрывшегося рта показались острые зубки верхней челюсти. -- Он пришел проверить систему обогрева. По ночам при переключении на экономный режим питания темпера-турные датчики почему-то не работают, и утром в палате холодно. За день до этого медсестра пожаловалась ему, и он решил проверить сам.
   Закончив, мальчик опустил голову. Секунду спустя он открыл глаза и огляделся по сторо-нам, словно видел комнату в первый раз. Трое мужчин смотрели на него раскрытыми от удивле-ния глазами.
   -- Он раньше так делал?
   Детектив повернулся к главврачу, тот лишь помотал головой.
   -- Сидни, это невозможно. -- Придя в себя, Алекс Уоррен сразу же критически оценил услышанное. -- Если бы система обогрева не работала, вся клиника замерзла бы.
   -- Не работают только датчики в моей палате.
   -- Откуда ты это знаешь? -- Доктор поднялся из кресла и, подойдя к панели регулятора климата, провел пальцами по кнопкам. -- Даже я не понимаю, как она работает.
   -- Это было в моем сне.
   -- Тебе кто-то сказал про датчики во сне?
   -- Нет. Я видел во сне, как этот человек входит в палату, и я знал, почему он это делает.
   -- Ты видел во сне, как он входит в твою палату? -- Детектив снова раскрыл блокнот. -- Сидни, ты уверен, что ты в это время действительно спал? Может, ты видел и то, что было по-том?
   -- Потом он вошел в стенной шкаф и закрыл за собой дверцу. -- Мальчик облизнул пере-сохшие губы и тихо добавил: -- Там его разорвало на части.
   -- Что его разорвало, Сидни?
   Ручка полицейского впилась в блокнот, прорвав страницу, но никто этого не заметил. Де-тектив следил за лицом ребенка, Томми, стоявший рядом, смотрел на колени мальчика. В лучах заходящего солнца они еле заметно дрожали.
   -- Послушайте, офицер, наш пациент каждый вечер получает снотворное, и всю ночь он крепко спит. -- Алекс сорвался с места и, встав между полицейским и Сидни, закрыл мальчика. -- Утром его приходится будить, сам он проснуться не успевает. Так что ничего видеть он просто не мог.
   -- Но он мог что-нибудь услышать.
   -- Дети во сне не слышат, -- соврал главврач психиатрической клиники, чтобы прекратить этот допрос. Еще секунда - и Сидни начнет рассказывать полицейскому то, что предназначалось для ушей писателя. Только писателя. Любой другой слушатель начал бы крутить пальцем у вис-ка.
   -- Сидни, а какая именно медсестра сказала санитару про датчики? -- Вмешался в разго-вор Томми.
   -- Не знаю. Этого не было.
   -- Он мог случайно услышать их разговор днем, а потом ночью ему это приснилось. -- Томми повернулся к детективу. -- Вас это не интересует?
   -- Интересует. Я поговорю со всеми, кто туда входил. До свидания, Сидни. -- Бросив по-следний взгляд на мальчика, полицейский вышел из кабинета.
   -- Ну, слава богу!
   Алекс Уоррен вернулся в кресло, кивком головы предложив брату занять место на стуле у кушетки.
   -- Сидни, расскажи этому человеку, что было в твоем сне после того, как санитар вошел в стенной шкаф.
   -- Хорошо. -- Мальчик вздохнул и, опустив взгляд, обхватил колени руками.
   Фигурка его, все еще щуплая, несмотря на набранные килограммы, показалась Томми жалкой и беспомощной, и, едва взглянув вблизи на бледное лицо ребенка, бывший писатель по-нял, что и сам дал бы ему снотворное, и послал бы любого, кто попытался бы помешать.
   -- Давай, Сидни, не бойся, я тебе поверю.
   -- Там, в шкафу... там был монстр. Он всегда приходит меня пугать, но теперь он хочет пугать еще и других. Он специально испортил эти штуки, он знал, что тот санитар придет поздно ночью, и сделал так, чтобы его никто не остановил и никто не заметил, как он вошел в мою пала-ту. Потом он заставил этого человека представить, что в шкафу стоит голая женщина, поэтому санитар и вошел туда...
   -- Кто стоит в шкафу? -- Не веря своим ушам, Томми взглянул на брата, но Алекс лишь кивнул в ответ.
   -- Голая женщина. -- Мальчик густо покраснел и поспешил отвернуться. -- Он может вну-шить человеку что угодно, проникает в воображение и заставляет человека представлять. И когда человек это себе представляет, он убивает человека и забирает его воображение.
   -- Сидни, а зачем ему человеческое воображение? -- Это действительно было похоже на законченную теорию, и Томми теперь хотел проверить, насколько ребенок продумал все осталь-ное.
   -- Он им питается. Сначала он ел только мое, но он не мог съесть его полностью, потому, что тогда ему пришлось бы меня убить. А он не может меня убить.
   -- Почему? -- Любое ограничение в теории должно быть обусловлено причиной, вот толь-ко скажет ли ее мальчик? Томми наклонился и посмотрел Сидни в глаза: если тот опустит взгляд, значит, еще просто не придумал.
   -- Он ведь живет во мне. -- Ребенок повернулся к доктору. -- Разве я не гово-рил?
   -- Нет, еще не успел.
   -- Ладно. -- Мальчик тяжело вздохнул и повторил. -- Он живет во мне, в моем воображе-нии, он там появился.
   -- Сидни, расскажи, как он появился. Как и когда.
   -- Я не помню когда. Он приходит по ночам, а наутро я уже ничего не помню. Я и на это утро ничего бы ни вспомнил, если бы не увидел... в шкафу... то, что он сделал. Я проснулся, уви-дел и все вспомнил.
   -- И ты не помнишь, сколько раз ты его уже видел?
   -- Двадцать, может быть тридцать или больше... много раз.
   -- Кстати, Сидни, когда ты его видишь, на что он похож? Какой он?
   Это была ловушка, последняя проверка невероятной теории про монстра из шкафа. На та-кой вопрос правильного ответа быть не могло. Мальчик видел все и знал, что тело было разорва-но на части, но он не знал, что это произошло мгновенно. И для того, чтобы теория могла иметь шанс на существование - конечно, исключительно как сюжет для рассказа, ведь никаких мон-стров нет, не так ли - это чудовище должно быть похоже на осьминога или на паука - у него должно быть много конечностей. По статистике же, и Томми знал эту статистику, большинство су-ществ из человеческих кошмаров похожи либо на самих людей, либо на волков или собак - хищ-ных животных, с которыми человек контактирует чаще всего, либо на динозавров - вероятно, из-за того, что с этими хищными животными человек никогда не контактировал.
   Чувствуя, что от ответа мальчика зависит дальнейшее спокойствие Алекса, Томми повер-нулся к брату и, щелкнув пальцами, чтобы привлечь его внимание, дал знак слушать вниматель-но.
   -- Он... никакой. -- Мальчик на секунду задумался, подыскивая слова. -- У него нет тела. Только глаза.
   -- У монстра только глаза? -- Такого Томми не ожидал. Это нарушало все законы жанра.
   -- Да, только глаза. -- Сидни поежился и снова стал самым жалким и беспомощным маль-чиком в мире. -- Такие... желтые глаза с раскосыми, знаете, как у кошки, красными... с красными зрачками.
   -- Но если у него есть только глаза, как же он смог повредить эти датчики, или как их там? -- Возможно, Алекса устроила бы такая простая неувязка в теории про монстра, в конце концов, именно это ему и нужно было - чтобы специалист доказал бредовость идеи, которая, по-видимо-му, действительно все объясняла. Хотя, конечно, должна была быть и еще одна история - то, как все произошло в реальности. В то, что эти истории идентичны, Томми не верил, как не верил и словам брата о причине его утреннего звонка.
   -- Когда ему нужно что-нибудь сделать с предметом, а не с человеком, он пользуется ког-тями. Иногда у него появляются когти, как у большого зверя, это большие когти.
   -- Хорошо, Сидни, я понял. -- Томми вздохнул, проклиная ту минуту, когда снял телефон-ную трубку и ввязался в это дело, и задал последний, обязательный для писателя ужасов вопрос. -- Если у этого твоего монстра, которого ты так хорошо знаешь, который живет в твоем вообра-жении, - правильно, да? - если у него нет тела, как же его можно убить?
   -- Никак. -- Сидни поднял взгляд и, посмотрев взрослому мужчине прямо в глаза, винова-то добавил. -- Его нельзя убить. Я не знаю, как.
  
   В кабинете главврача уже были сумерки, и Алекс включил свет.
   -- Я даже не представляю, каким образом у Сидни могла появиться эта теория, из чего она возникла. Обычно сновидения являются отражением работы бессознательного, но даже в этом случае в человеческом мозгу действуют стандартные процессы: искажение, стирание и обобщение, ничего другого просто не существует.
   Томми подошел к столу брата и, достав бутылку, налил себе еще одну рюмку.
   -- Это в нормальном мозгу, не напичканном снотворным.
   -- Я не понимаю твоего скепсиса. -- Доктор Уоррен устало опустился в свое кресло, зафиксировав в памяти уровень виски в бутылке. -- Впрочем, если это тебя успокоит, я могу направить запрос в ассоциацию производителей медикаментов, чтобы они по-вторно проверили препарат.
   -- Направь. Это успокоит и меня, и тебя. А что касается самого происхождения этого монстра, то тут все просто.
   -- Объясни мне.
   -- Когда Сидни поступал к вам, вы провели полное обследование?
   -- Да, конечно.
   -- Значит, есть и анализ крови?
   -- Есть.
   -- Во время лечения вы брали у Сидни анализ крови?
   -- Восемь раз, в конце каждой недели.
   -- Ты можешь сейчас достать результаты?
   -- Да, карточки в соседней комнате.
   -- Возьми их и сравни содержание адреналина.
   -- Я примерно помню данные. Что тебя интересует?
   -- Уровень адреналина менялся во время лечения?
   -- Нет. Когда мы начали использовать морфоклизол он несколько понизился, но затем восстановился. -- Алекс Уоррен пожал плечами. -- Для меня самого это загадка. Вероятно, лече-ние еще нужно продолжать.
   -- Он остался таким же, как и при поступлении?
   -- Да, практически не изменился.
   -- Вот тебе и ответ.
   -- Я все еще не понимаю.
   -- Когда у мальчика начались эти фобии, полгода назад? Значит, все это время каждый день в его организме поддерживался определенный уровень адреналина. Вполне возможно, что организм просто привык к такому состоянию, и когда вы убрали первичный источник страха, вы нарушили гормональное равновесие, уже сложившееся в крови ребенка. Его организм был вы-нужден восстанавливать это равновесие, и в результате подсознание мальчика создало персо-наж для кошмарных снов. Существо, которое пугало бы Сидни каждую ночь, когда вы не може-те его контролировать. Поэтому у монстра Сидни и нет четкой формы - его мозг не смог создать ничего нового на пустом месте, тут ты был прав, законы мышления все еще действуют. Но внешняя форма этому образу и не нужна, он лишь спусковой крючок для эндокринных желез, напоминание для Сидни, что он должен бояться.
   -- Хорошо, это звучит убедительно. -- Доктор Уоррен покачал головой. -- Но твоя теория не объясняет, как этот образ из сна убил моего санитара.
   -- Алекс, ты кое-что забыл. -- Томми, опустившийся было в кресло, снова поднялся и, подойдя к столу, наполнил свою рюмку в третий раз. -- Ты забыл, что алкоголик у нас в семье я, а не ты. -- Он выпил и, встряхнув головой, добавил неожиданно трезвым голосом: -- Чудовища, которые нам снятся, не убивают людей.
   -- Но как ты тогда объяснишь...
   -- Они могут заставить тебя проснуться в холодном поту, они могут заставить тебя чув-ствовать себя плохо по утрам и потом в течение всего дня, но они не могут тебя убить. -- Томми оперся обеими руками о стол и улыбнулся. -- Этот его монстр ничего не мог сделать. Он только плод воображения. -- Теперь его голос соответствовал концентрации алкоголя в крови, и Алекс поспешил спрятать бутылку. -- Ты зря меня вытащил из постели. Было, конечно, интересно, но...
   -- А как тебе сюжет? -- Главврач не собирался сдавать позиции.
   -- Я боюсь, что как сюжет я это использовать не смогу.
   -- Почему?
   -- В отличие от детектива, где антигероя приходится искать, в ужастике он, как правило, известен. Проблема заключается в другом: нужно найти способ его уничтожить. Именно поиском этого способа, а затем и его реализацией и занимаются персонажи. Вот о чем и "Тер-минатор" и "Кошмар с улицы Вязов" - как убить то, что сильнее тебя. Все это противостояние до-бра и зла - такая же мишура, как и диалоги. Главный вопрос жанра "действие" - "Как?". Так вот, если этого монстра нельзя убить, если у него даже тела нет, то какого же черта о нем писать? Кого я могу выбрать главным героем, и что мне делать с моим главным героем, если шансов у него все равно нет? Какой тут может быть сюжет? Слепой котенок бьется головой о стенку, но так и не может найти выход - это сюжет?!
   -- Мне жаль, что тебе не подходит.
   -- Ладно, не расстраивайся. -- Рано или поздно, с этим пришлось бы разбираться, и Том-ми решил не откладывать неприятное на потом. -- Ты зачем мне позвонил?
   Алекс вздохнул.
   -- Ты помнишь историю Сидни?
   -- Ну?
   -- Так вот, мой рабочий день начался с блевания себе под ноги в детской палате, после чего пациент, которому всего одиннадцать лет, рассказал мне о чудовище из шкафа. Можешь себе представить мое состояние. Я выкурил полпачки сигарет за час, но так и не избавился от привкуса во рту. Да что там привкус, я боюсь, что когда-нибудь это все мне приснится, и я до смерти напугаю жену. Лиз говорит, что я разговариваю во сне. Не лучшая привычка для психиа-тра, не так ли?
   -- И ты хотел, чтобы я тебя успокоил? -- Томми скривился в ухмылке, и брат предпочел промолчать. -- Ты же не думаешь на самом деле, что труп в шкафу как-то связан с глюками па-цана. Ребенка жалко, да, но я надеюсь, что вы его тут подлечите. Еще больше я надеюсь, что по-лиция поймает того ублюдка, кто это сделал, потому что возвращаться домой мне придется уже по темноте.
   -- Ты все же думаешь, что кто-то пришел и убил его?
   -- Ну, я не знаю. -- Томми надеялся избежать неприятной темы, но Алекс настаивал, и ему пришлось уступить. -- Неужели никто ничего не видел?
   -- Никто и ничего.
   -- В коридоре ночью кто-то был?
   -- Дежурная по этажу медсестра. Но с ее места дверь в палату и выход на лестницу не видно.
   -- А не могла она... -- Томми запнулся, не зная, что предложить брату. Игра в детектив, навязываемая Алексом, к тому же под боком у полиции вызывала у него раздражение и какое-то смутное беспокойство. Он словно пытался орудовать зубочисткой во рту, где был гнилой зуб.
   -- Два офицера беседовали с ней больше часа, спрашивали, нет ли у нее сейчас месяч-ных и не принимает ли она наркотики или спиртное. Возможно, женщина и заснула за своим сто-лом, но она и не обязана не спать, мы тут не преступников сторожим, в палатах спят дети.
   -- Значит, войти кто-нибудь мог?
   -- И вошел - Айсетти.
   -- Но ведь кто-то его убил! Не детский же кошмар разорвал мужика на части, причем мгно-венно, как считает полиция! Боже, да у меня мурашки по коже от одной мысли, что это произошло в десяти метрах отсюда.
   -- Ты в самом деле так думаешь?
   Алекс говорил спокойно и тихо, и Томми засомневался, не рассчитывает ли он на сцену братского откровения в духе голливудских драм.
   -- Ты с ума сошел? Думаешь, я начну рассказывать тебе по секрету, как однажды старпер из Миссури поведал мне правду о лесных духах или психованная домохозяйка на границе штата дала взглянуть на настоящую челюсть вампира, которую нашла в подвале? Алекс, все свои исто-рии я придумывал, кое-что в подпитии, по большей части - на трезвую голову. Ты не помнишь, как сам меня допрашивал?
   Брат молча кивнул и отвернулся.
   -- Да, для меня это дом родной. Нет ничего естественней, чем броситься на вампира с осиновым колом или подстрелить оборотня серебряной пулей, но эта реальность кончается, как только я снимаю очки. Я ем, пью и хожу в туалет как обычный человек, я даже уже почти не пишу - вы своего добились. И как обычный человек я тебе говорю: их нет. О'кей? Мы с этим разобра-лись? Моей реальности не существует, есть только ваш мир, настоящий, а в нем монстры не живут.
   -- Но как ты тогда объяснишь, что мальчик знает про сломанные датчики? Даже я про них ничего не знаю.
   Датчики Алекса Уоррена не интересовали. Просто те слова, которых он ждал от брата, тот еще не сказал. Заверения с запахом виски изо рта не могли убедить профессионального психиа-тра. Ему были нужны материальные доказательства.
   -- А может он ничего про датчики и не знает. Ты ведь их не проверил.
   -- Пойдем, посмотрим вместе.
   -- Но... там ведь кровь везде. И комната должна быть опечатана.
   -- Кровь там была... -- Алекс взглянул на часы, было полпятого, -- пять часов назад. По-лицейские и коронер закончили еще днем. Палата уже свободна, пойдем.
   Он взял брата за локоть и вывел из кабинета.
  
   -- Еще полчаса, и я закончу. -- Невысокий грузный санитар отодвинул от стенного шкафа пылесос с насадкой для мытья полов и, с трудом наклонившись, поднял ведро. -- Вот еще раз сменю воду...
   -- Не забудьте побрызгать от запаха. -- Алекс Уоррен подошел к окну и опустил стекло. -- Все было бы проще, будь здесь кондиционер. Но мы используем эти дурацкие системы искус-ственного климата, которые, оказывается, могут еще и сломаться.
   Открыв было рот, чтобы высказать свое мнение, санитар, видимо, передумал. Опасно по-качивая ведром с какой-то розовой жидкостью, он скрылся за дверью в туалет.
   -- Тело нашли здесь? -- Томми подошел к шкафу и заглянул внутрь. Вблизи тяжелый при-торный запах крови был гораздо отчетливее, и Томми пришлось отвернуться.
   -- Если это можно назвать телом. -- Алекс поморщился. -- Одного из полицейских вырва-ло прямо в шкаф. Помощник коронера, который приехал позже, сначала даже не хотел доставать тело, требовал, чтобы убрали рвотные массы.
   -- О, боже! -- Глубоко вздохнув, чтобы собраться с духом, Томми обернулся и снова по-смотрел в каморку.
   Стенки и полка вверху были чистыми, и, если бы не запах, можно было бы решить, что это обычная пустая кладовка. Если не смотреть вниз.
   Внизу, на полу, медленно пузырясь, словно кипящая магма вулкана, растворялась застыв-шая человеческая кровь. Кое-где вдоль стенок кровавая масса сменялась розовыми потеками, и Томми понял, откуда у воды в ведре был этот цвет. То, что не получалось убрать пылесосом, са-нитар смывал вручную.
   -- А где одежда мальчика?
   -- Выбросили. Кое-что забрали полицейские для своих анализов, а остальное сейчас в му-сорном баке. Все было пропитано кровью... Утром я позвонил одной из медсестер, и она по пути на работу купила Сидни новые вещи. -- Вспомнив удивление в голосе женщины, когда он попросил ее выбрать пачку сигарет, чтобы отдать долг Шелти, доктор вздохнул и покачал головой. -- Так что пока не приедут родители, ему есть в чем ходить.
   -- Когда они за ним приедут?
   -- Возможно, завтра. Я не стал их пугать, сказал лишь, что у нас произошел несчастный случай. Что им сказал полицейский - не знаю. -- Алекс Уоррен присел на колени рядом с крова-тью. -- Не хочешь осмотреть температурные датчики? Может, они действительно повреждены?
   -- Благодарю. -- Томми не купился на уловку и остался у шкафа.
   Эта игра в охотников за привидениями ему уже надоела. Через час-другой его любимое место у стойки бара займет какой-нибудь законченный алкаш, оставляя для проведения вечера только осточертевшую квартиру, а он, вместо того, чтобы быть там, где всегда находится в такое время, торчит в этой клинике за семьдесят миль от города.
   Не зная, чем себя занять, Томми посмотрел по сторонам.
   Рядом с пылесосом лежали флакон с растворителем и жесткая щетка, у самой стены на куске газеты сохли открученные пластиковые крючки и отвертка.
   Не успев понять, что делает, Томми потянулся за щеткой, и, перенеся ее в шкаф, опустил в кровавую магму.
   -- Нижний, вроде, в порядке, -- констатировал Алекс и, поднявшись с пола, встал на стул и начал осматривать пластиковую коробочку под потолком.
   Не обращая на него внимания, Томми надавил на щетку и провел по полу, стирая бордовую пенку. На обнажившейся доске, разрывая слой краски, зияли четыре глубоких параллельных царапины.
   -- Да и верхний в норме. -- Алекс спрыгнул со стула и, словно радуясь чему-то, улыб-нулся. -- Никаких внешних повреждений, иначе говоря, когти монстра здесь не хозяйничали. Ко-нечно, надо будет еще ночью проверить, какая будет температура.
   "Ну да, как же! -- подумал Томми, слушая, как стучит в ушах взбесившийся пульс, -- Ника-ких внешних повреждений, да?"
   Развернув щетку чистой стороной, он провел по доскам шкафа еще раз. Окончательно очистившиеся от крови, царапины белели свежей древесиной. Пугающе свежей. Настолько све-жей, что у полупьяного сорокасемилетнего писателя, неизвестно почему взявшего в руки эту чер-тову щетку, пересохло в горле.
   "Он меня не выпустит отсюда, -- со страхом подумал Томми, обернувшись и вз-глянув на брата, -- он заставит меня объяснять все это. Он заставит меня самого поверить в эту чушь, вместо того, чтобы разубедить его. -- Невидящими глазами он посмотрел на царапины. -- И зачем я сделал это?! Дьявол!" И тут из бездны, в которую он погружался каждый божий день, снова возник призрак бутылки с выпивкой. Томасу Уоррену мучительно захотелось домой.
   -- Что вы там ищете, доктор Уоррен? -- Сзади прогремел голос тучного санитара, и Том-ми вернулся к реальности. -- Этот полицейский полчаса назад тоже их осматривал.
   -- Эти же датчики? -- переспросил Алекс.
   -- Да. Он сказал, что пришлет специалистов из участка, я просто забыл вам передать, из-вините.
   -- Ничего. Он еще что-нибудь говорил про это?
   -- Вроде нет.
   -- Хорошо, продолжайте. -- Доктор обернулся к брату, сидящему на полу возле стенного шкафа. -- Нашел что-нибудь интересное?
   -- Да, в общем, что тут можно найти! -- Томми растягивал слова, подыскивая правдо-подобное оправдание. То, что он не мог объяснить самому себе, нужно было объяснять Алексу. "Осторожно, не выпачкайтесь в кровь", -- вставил санитар, и Томми решился. -- Я наклонился... хотел посмотреть поближе, и... у меня выпали ключи, прямо туда... я их поднял, они были все в крови, и я взял щетку... -- Его взгляд шарил по полу, и Томми тщетно силился поднять его и вз-глянуть брату в глаза. Ключи от квартиры сейчас лежали в правом кармане брюк, он чувствовал бедром их массу. Возможно, если он не будет шевелить ногой, они там не звякнут, и эта глупейшая версия, которую писатель-профессионал выдумывал прямо на ходу, не провалится с треском, как его утренние планы на сегодняшний день. -- Словом, я вытер эту пенку, взял с пола свои ключи... и мне показалось... мне показалось, что там кровь запеклась и... растворитель ее не растворил. Я хотел ее отчистить... ключами, но, похоже, только поцарапал пол. -- Томми пожал плечами и попытался изобразить улыбку. -- Вы уж меня извините.
   -- Главное - не выпачкайтесь, -- повторил санитар и, подойдя к шкафу, взглянул на пол. -- О, ничего страшного, я это закрашу. Древесина дешевая, легко царапается. -- Он нена-вязчиво оттеснил Томми от шкафа, поставил на пол ведро с чистой водой и продолжил свою уборку.
   -- Пойдем, провожу тебя к машине. -- Кивнув брату, Алекс Уоррен направился к дверям палаты.
   Не веря, что все кончено, Томми остался на месте. Перед глазами плавали царапины, ца-рапины, которые оказались не там, где должны были быть. Еще одна невероятная вещь - то, что его идиотской истории про ключи поверили. Томми ожидал подвоха, но подвоха не последовало.
   -- Ну, что же ты, идем, -- повторил брат и свернул в коридор. И уже оттуда до Томми до-неслись последние слова Алекса: -- Твоя миссия здесь закончена. Чудовище из шкафа поверже-но и его бренное тело расчленено по темам справочника по психиатрии.
  
   "Наконец-то!"
   Томми забрал из рук брата магнитофон и, положив на сиденье справа от себя, захлопнул дверцу машины.
   -- Не пропадай, звони. -- Алекс помахал ему рукой, хотя знал наверняка, что звонить Том-ми не будет. -- Ты уверен, что сможешь вести?
   -- Уверен. -- Томми кивнул и перевел взгляд на фасад корпуса.
   Из-за тяжелых мрачных туч на уже потемневшем небе серое здание казалось мертвым. Желтые лампы, горевшие над дверями, только усиливали эффект, вплетая жалкие цветные лоскутки в окружающий черно-белый мир. Лоскутки, выглядевшие нелепо и дико, словно недогнившие куски кожи на объеденном червями черепе.
   Ужаснувшись собственным ассоциациям, Томми одновременно обрадовался возвраще-нию этой силы. Силы профессионального писателя ужасов, силы, которая и заставляла его мозг искажать реальность. Искажать настолько, что она становилась отвратительной, грязной и пол-ной боли. Откуда все это бралось, Томми не знал, но он мог производить такие эмоции в огром-ных количествах, и делал это в лучших традициях шоу-бизнеса. Сейчас, когда все вдруг верну-лось, снова выделив его в какой-то отдельный вид живых существ, Томми лишь на мгновение за-думался о том, чем это воскрешение было вызвано, и этого мгновения хватило, чтобы решить, что он хочет все остановить. Заткнуть дыру в своем воображении, через которую в спокойно спя-щий мир уже готовы были вырваться орды тварей. Пара бутылок за вечер - и с ними будет покон-чено. Это был его фирменный способ расправы с монстрами. Напалм Томми Уоррена.
   -- Прощай, Сидни, прощай, уродец из шкафа. Романа у нас не получится.
   Он завел машину и, не оглядываясь на стоящего в конусе света брата, выехал с лужайки.
   Только по дороге от клиники к шоссе Томми удалось унять дрожь в руках. Он поменял кас-сету в магнитофоне, и по салону машины вновь разлились волны музыки, возвращая привычный ритм в этот пошатнувшийся мир.
  

Часть вторая

   Томми ехал, погасив фары. Направление подсказывали силуэты деревьев по обеим сторонам дороги. Не получая информации извне, глаза отдыхали, и даже бледный свет приборной панели лишь создавал иллюзию полета в какой-то космической пустоте. Музыка заглушала все посторонние звуки, это только усиливало ощущение изолированно-сти.
   Неожиданно Томми ослепил свет фар встречной машины, ударивший в лобовое стекло. Рефлекторно отпрянув назад, Томми вывернул руль, и через мгновение бьюик съехал в кювет, подпрыгнув на обочине и разнеся кучу сухих листьев.
   -- Дьявол! -- Томми надавил на тормоз.
   Сорвавшийся с сиденья магнитофон ударился об пол и замолчал, позволив заполнить ти-шину ржавому скрежету старой машины.
   После недолгой агонии бьюик застыл, едва не уткнувшись в ствол дерева. Томми качнулся вперед, навалившись грудью на руль, и тут что-то ударилось об его правый ботинок. Не обращая на это внимания, он открыл дверь и высунулся наружу, сжав челюсти, чтобы не разразиться руга-тельствами.
   Но неизвестная машина уже пронеслась мимо, и, обернувшись, Томми успел увидеть только удаляющиеся пятна габаритных огней.
   -- Чтоб тебя!
   Он поднял с пола магнитофон, но включать пока не стал. Нужно было еще кое с чем разобраться.
   Томми наклонился и нащупал что-то гладкое у своей ноги.
   Это была бутылка.
   Та самая, которую он купил еще вчера и куда-то запрятал. Как она оказалась здесь - один бог знает, но нашлась она очень кстати.
   Его сознание пока не обработало новую информацию, мозг еще не сообразил, что к чему, а нервные окончания на кончиках пальцев мгновенно отрапортовали, и все тело рефлекторно приготовилось. Что ж, так тому и быть. Весь день шел к этому.
   Томми отвернул крышку и поднес бутылку к губам. Резкий запах хорошего виски шибанул по ноздрям, заставив поморщиться.
   -- Это был трудный день. -- Из памяти выплыл образ бордовой жижи на полу шкафчика и нескольких глубоких параллельных царапин. -- Покойся с миром.
   Он сделал глоток.
  
   С огромным усилием Томми разжал веки и покачал головой, разминая шею. Несмотря на отдых, чувствовал он себя неважно. Руки затекли, на лбу отпечаталась дуга от руля.
   В своем пьяном полусне он постоянно слышал какой-то звук, сейчас же, очнувшись, обна-ружил, что звук исчез. Недоумевая, Томми растер лоб, и только тогда до него дошло, что, отклю-чившись, он упал на руль.
   И сейчас тусклый свет будто бы умирающей приборной панели мог означать одно - акку-мулятор сел. Теперь придется ждать здесь до утра или пешком возвращаться в клинику. Оценив собственное состояние, Томми тяжело вздохнул.
   Он вытащил свое размякшее тело из машины и сделал несколько неуверенных шагов в сторону деревьев.
   Взвесив в руке опустевшую бутылку, Томми неловко размахнулся и швырнул ее в лес. Растворившись в темноте, бутылка бесшумно исчезла.
   -- Дьявол!
   Почему-то он очень хотел услышать звук бьющегося стекла. На секунду задумавшись, Томми понял причину и грустно улыбнулся. Разбившаяся бутылка его успокоила бы.
   Несмотря на опьянение, мозг отреагировал мгновенно. Последний, не смытый горькой волной виски монстр выполз из глубин подсознания. Выполз, и по сухим обломкам веток и ли-стьям, по ядовитым грибам и истлевшим костям грызунов движется сейчас к дороге. Это его скользкое щупальце мягко поймало летящую в темноте бутылку, неслышно передало другому щупальцу, и в нем бутылка исчезла навсегда. Кто знает, во что она превратится внутри монстра. Пока же чудовище жаждало втянуть в себя новые формы жизни. И теперь его целью был человек.
   Томми стоял и ждал, когда огромные липкие лапы раздвинут ближайшие к нему стволы деревьев и вся эта отвратительная гора зловония вывалится из чащи на обочину дороги.
   Никто не появился.
   Как будто бутылка разбилась.
   Или как будто он, Томас Уоррен, был нормальным человеком с нормальным воображени-ем.
   -- Ну и хрен с тобой!
   Он вернулся к машине и на всякий случай попробовал завести двигатель. Затем достал документы, взял в руки магнитофон и, с размаху хлопнув дверцей, выбрался на дорогу.
   Была в этом какая-то злая ирония. Он стремился вырваться из чертовой клиники, теперь приходилось туда возвращаться. Возвращаться ночью, возвращаться пьяным и бессильным, воз-вращаться пешком. Верь Томми Уоррен в потусторонние силы, он бы, пожалуй, испугался.
   Налетевший порыв ветра донес откуда-то с запада далекие раскаты грома. Томми вздох-нул и, шатаясь, побрел по аллее назад.
  
   Доковыляв до лужайки минут за сорок, Томми остановился перевести дух. С момента его отъезда пейзаж успел измениться. Впереди, заехав в конус фонарного света перед фасадом зда-ния, стояла машина. Когда Томми уезжал отсюда, лужайка была пустой.
   Добравшись до автомобиля, Томми потрогал капот. Тот был теплым.
   -- Вот сукин сын!
   Ничего неожиданного в этом не было: дорога вела прямо к клинике и заканчивалась перед главным зданием, так что машина, проехавшая по аллее, должна была где-то найтись.
   Порывшись в кармане, Томми достал ключ от квартиры, воровато огляделся и провел туда-сюда по дверце.
   Меньше он себя уважать не станет, а вот кое-кто завтра утром очень расстроится.
   С глупой улыбкой на лице Томми подошел ко входной двери.
   Он, конечно, надеялся, что дверь будет открыта, что он пройдет по пустой клинике прямо к кабинету брата, а тот уже будет ждать его, сидя за своим столом с бутылкой в руках. От послед-него образа Томми поежился.
   Дверь оказалась заперта.
   Томми огляделся, звонка нигде не было.
   -- Эй!
   Он осторожно стукнул пару раз, как будто стоял перед входом в гостиничный номер.
   Должно быть, со стороны это выглядел забавно: одинокий путник изображает вежливость для спящего здания.
   Впрочем, через стекло наружной двери он видел, что в холле горит свет. Узкая желтая по-лоска светилась из-под второй двери, давая надежду, что ему все-таки откроют.
   -- Э-эй! -- Он забарабанил сильнее.
   Внутренняя дверь отворилась, и из-за нее показалась женская голова в белой шапочке.
   -- Вы кто такой?
   Несколько секунд Томми молча смотрел на медсестру в дверях, та с опаской разглядыва-ла его.
   -- Мне нужен Александр Уоррен, доктор Уоррен, я его коллега. -- Томми потряс магнито-фоном, словно это был диплом психиатра. -- Я профессор Доэл.
   Медсестра не реагировала, и Томми добавил, понимая, что выглядит в ее глазах недоста-точно надежным гостем.
   -- У меня кончился бензин, представляете? Пришлось вот возвращаться.
   -- Подождите.
   Медсестра скрылась, оставив свою дверь приоткрытой, а Томми украдкой взглянул на часы. Воз-вращаться ему пришлось в полвторого ночи.
   Брат показался в дверном проеме минут через пять, уже без халата, но не заспанный. Что-то лишало сна и его.
   -- Здравствуйте, коллега, -- вздохнул Алекс, затем, оценив состояние брата, добавил: -- Устали, наверное?
   Томми кивнул и прошел в холл.
   -- Бензин кончился, представляете. -- Он заметил телефон и остановился. -- Мне бы по-звонить.
   -- Я проведу вас в кабинет, вы отдохнете, а потом уже позвоните.
   Главврач подтолкнул того, кого назвал коллегой, к лестнице наверх, но медсестра все же успела заметить, что шел профессор Доэл очень неровно, словно пьяный.
  
   Едва они поднялись, Алекс остановился.
   -- Ты зачем... Ты где был?
   -- У меня случилась авария. Дай мне телефон, и я вызову сюда такси.
   -- Ты пьяный сел за руль? Где ты напился?
   Еще внизу он решил, что брат уже успел съездить домой и вернулся назад, и теперь Алекс гадал, для чего.
   -- Я... меня... машина сломалась перед самым шоссе. -- Инстинкты писателя в очеред-ной раз пришли на помощь, позволив составить из незначительных обманов связные предложе-ния. -- Я, кажется, потерял сознание. Вроде бы ничего страшного, я цел, хотя машина теперь не на ходу, и мне нужна аварийка или такси... Но лучше бы мне сейчас прилечь.
   -- С телефоном ничего не получится. Внизу - медсестра, в моем кабинете - человек из Атланты. А я не хочу, чтобы тебя видели... таким. -- Алекс прислушался к звукам снизу и снова заговорил уже шепотом. -- Я представил тебя коллегой, доктором Дауэлом. Так звали моего учи-теля, так что...
   -- Ладно, ладно. -- Томми поднял ладони. -- Алекс, ты уложи меня куда-нибудь.
   Четырехмильная прогулка к больнице была не такой уж и утомительной, но сейчас его разморило. Ехать домой не хотелось, да и смысла уже не было. Очередное пустой день можно начать и здесь.
   -- Уложить я тебя могу.
   Видеть брата в таком состоянии было неприятно, но Алекс понимал, что, даже спрятав его, проблему он не решит. Впереди еще будет утро.
   -- Есть кушетка в кабинете Шелти...
   -- К черту кушетку, она узкая! Нормальная кровать здесь есть? И чтоб туалет рядом был.
   В клинике была комната для гостей, но там уже остановился посланец от совета директо-ров, сам же Алекс собирался ночевать в комнате для персонала, куда гость из Атланты вполне может захотеть его проводить.
   Все же выход был.
   Одна из палат сейчас пустовала, и Алекс знал, что пациент туда уже не вернется. Правда палата эта была детской.
   -- Я мог бы положить тебя в пустую палату, вот только кровать там маленькая.
   -- Это мне все равно, трахаться я сегодня не собираюсь. Туалет там есть?
   -- Есть.
   -- Тогда подходит.
   -- Хорошо, пойдем. Только - тс-с! Иди молча и тихо, хорошо?
   -- Будь спок, коллега.
   Перед поворотом Алекс остановился и сделал знак подождать. Оставив брата, прошел к двери в палату и убедился, что путь свободен. Медсестра за своим столом в другом конце коридора, конечно же, не спала, но прятаться в собственной клинике Алекс и не собирался. Он просто хотел избежать лишних вопросов, вот и все.
   -- Давай!
   Толкнув дверь, он пропустил Томми вперед.
   -- Переспишь одну ночь, ничего страшного.
   Томми молча кивнул.
   Ночью, при искусственном свете палата выглядела иначе. "Менее живой" - подумал бы Томми, если бы все его мысли не были сейчас посвящены туалету. Где тот располагается Томми уже знал.
   Пару секунд он смотрел на стеклянную дверь справа от стенного шкафа, запоминая на всякий случай ее расположение, затем все-таки подошел и попробовал, как она открывается. Ручку на себя - и в комнатушке загорался свет. В шкафу же лампочки не было, и дверца сдвига-лась в сторону. Ничего, он не перепутает даже спросонья.
   -- Нормально.
   -- Ты уверен? Не подождать, пока ты...
   -- Как хочешь.
   Не найдя поблизости никакой мебели, Томми положил магнитофон на пол, и скрылся за стеклянной дверью.
   -- Я подожду.
   Алекс прикрыл за собой дверь в палату и, подняв магнитофон, переложил его на тумбочку у кровати. Прислушался к звукам из туалетной комнаты - лилась вода и стонал взрослый мужчина - и вынул кассету. Эту ночь она полежит у него в кармане, так, на всякий случай, пока Томми не станет лучше.
   Через пару минут Томми вышел, растрепанный, осунувшийся, с мокрыми покрасневшими глазами, и, если бы Алекс не знал, что брат умылся, он бы решил, что Томми плакал.
   -- Тебе полегчало?
   Томми вздохнул, решая, как ответить. В конце концов усталость взяла свое.
   -- Мне не полегчало, Алекс. Мне уже никогда не полегчает.
   -- Прекрати! Я все-таки твой брат, а не человек с улицы. Если тебе плохо, иди сюда и расскажи мне. Не отворачивайся. Я - единственный, кто хочет тебе помочь. Просто дай мне это сделать.
   Он сел на кровать и похлопал рядом с собой, приглашая Томми.
   Тот остался стоять.
   -- Алекс, я просто исчезаю из собственной жизни. Мои истории мне больше не нужны. А без желания писать я - всего лишь циник, умеющий соединять слова в предложения.
   -- Да что с тобой происходит? -- Вряд ли он сейчас был способен провести психоана-лиз собственного брата, но бросать Томми в таком состоянии ради хлыща, что ждал его в кабинете, Алекс не собирался.
   Томми ответил сразу, готовой фразой, которую оттачивал в уме сотнями ночей.
   -- Разочарование, единственная эмоция, которая может пройти через все твои воспомина-ния и заменить слово "любимая" на слово "сука".
   -- А тебе не кажется, что ты просто злоупотребляешь общением с текстовым процессором - вместо того, чтобы общаться с реальными... -- Алекс придержал "женщинами" и после секунд-ной заминки вставил "людьми". -- Не кажется?
   Если все действительно сводилось к подмене ощущений для образа жены, как брат бук-вально это описал, то с такой проблемой он вполне справится. Конечно, не сейчас. Возможно, завтра, если специалист по связям с общественностью не будет наступать на пятки. В конце кон-цов, он может перезвонить Томми на днях и заехать к нему домой.
   -- С каким там еще процессором! Я пишу все руками. Я писатель, а не машинистка.
   Томми осекся, и Алекс предпочел помолчать, пока тот не успокоится. Прежде, если ему не изменяла память, брат пользовался Макинтошем. Что ж, все меняется.
   -- Ладно, утром еще поговорим. Ты как - заснуть сможешь? Ничего не болит?
   --- Все нормально, спокойной ночи.
   Алекс поднялся с кровати.
   -- Утром мы все обсудим, прямо с утра, после завтрака. А сейчас ложись.
   Томми подождал, пока брат не подойдет к дверям, и только тогда окликнул его.
   -- Выключи свет.
   Кровать действительно оказалась маленькой, но Томми это сейчас волновало меньше всего. Главное - она была горизонтальной.
   Не раздеваясь, он лег прямо на покрывало.
   -- Пока.
   Томми вяло махнул рукой, и Алекс вдруг понял, что, как бы ни старался, он не смо-жет помочь собственному брату. Было обидно и неприятно, как неприятно любому врачу, любому родственнику или любому хорошему человеку, но ничего поделать он не мог. Томми уже не принадлежал обществу. Связь его с миром была чисто номинальной, как у любого алкоголика.
   -- Я зайду к тебе утром.
  
   Дверь за братом закрылась, и Томми остался один. Он огляделся по сторонам. В комнате было темно. Впервые за многие годы Томми поглотила чернота ночи.
   Редко ему удавалось оказаться в полной темноте. Он повсюду видел огни - лампочки, све-тодиоды, этих светлячков 20-го века. Телевизор и музыкальный центр, электронный будильник и даже удлинитель - все они испускали свет, напоминая о своем присутствии. Зеленые и красные, инди-каторы цивилизации не давали забыть, где он.
   "Но пока мы не окажемся под землей, заботливые лапы технического прогресса нас не отпустят. Мы под присмотром. И глаза эти не закроются от старости и не сомкнутся во сне". Сколько лет было этой фразе, Томми уже не помнил, не помнил он, и для какого рассказа ее на-писал.
   Никаких источников света в комнате не было, и можно было просто лежать и думать, глядя в никуда и ни на что не отвлекаясь. У себя дома, собираясь заняться сюжетом, он закрывал гла-за, чтобы сосредоточиться, но уже спустя пять минут крепко спал, оставив сюжет небытию. Здесь и сейчас, не будь он пьян, Томми мог бы работать.
   Он закрыл глаза и повернулся на бок, решив заснуть, и тут ему открылось еще одно сокро-вище палаты N 15. Тишина. Дома ее не было.
   Часы - старые, хоть и не старинные, настенные часы с маятником, ни грамма пластика, ни батарейки, ни лампочки. Продуктом их жизни было тихое щелканье. Ночью, когда Томми закры-вал глаза и других звуков не было, только это щелканье напоминало ему, в каком он мире. Имен-но эту вещь он ненавидел больше всего. Электронные часы не показывают, как идет время. Сей-час на них десять, проходит миг - и человек уже в другой минуте. Тихо и незаметно, как операция под общим наркозом или фантастический перелет из романов середины века. И только механи-ческие часы со своим циферблатом обнаруживают великое таинство бытия - бег секунд. Можно смотреть на стрелку и воочию видеть, как уходит жизнь. Незаметно, медленно, со скоростью ча-совой стрелки, и будь там еще одна стрелка, более короткая, более толстая, более страшная - стрелка жизни, при желании можно было бы заметить даже и ее ход. Томас Уоррен эту стрелку видел. Под аккомпанемент реального тиканья она двигалась в его мозгу, отсчитывая ненаписан-ные страницы.
   Потребность писать исчезала долго. Сначала появлялось чувство тоски - только на время, и, погрузившись в работу, о нем можно было забыть. Но уже через год тоска стала постоянной, и не отпускала даже в мире ужасов, отравляя каждый абзац, лишая его магии.
   То, что казалось ему неотделимой частью собственной личности, стало разрушаться. Для Томми Уоррена это было непостижимо.
   Несколько раз они с Эммой серьезно ругались, и Томми помнил тот ошеломляющий эффект, который это производило на него и на его закрытый от посторонних глаз внутренний мир.
   Он чувствовал, как из глубин его души, из каких-то нор и гротов, о которых он раньше и не знал, поднимается вязкая и тягучая зеленая жижа. Эта жижа наполняла его всего, и ее притор-ный смрад не давал дышать. На какое-то время он словно цепенел, пока все эти эмоции - гнев, возмущение, злость - не уходили, оставляя его истощенным и опустошенным. Медленно и мучи-тельно он приходил в себя, оставляя, однако, в памяти несколько строк обо всем этом ужасе. Не все, только самое лучшее. Но даже строки эти не были соизмеримой платой: он знал, что какая-то часть его осталась затоплена и выжжена, и там, в глубине, куда мужчина никого не пускает, кроме разве что своей первой женщины, уже никогда не вырастут цветы. Все же, тогда еще что-то оставалось, и это давало надежду.
   Поток воспоминаний был прерван посторонним шумом.
   -- Знаете, что я хочу вам сказать? -- донеслось из-за двери. -- Вы правильно сделали, что отказались от предложения прислать сюда полицейского на ночь. Если повезет, родители мальчика с ними и не встретятся. Кстати, что там - все уже убрали?
   -- Еще нет, -- ответил голос Алекса. -- Если хотите - утром осмотритесь.
   -- Но решеток на окне там точно нет?
   -- Решеток нет нигде, у нас ведь сигнализация.
   -- Хорошо.
   Судя по голосам, Алекс провел гостя дальше по коридору.
   "Утром". Томми казалось, что брат за ночь произнес это слово раз десять. Так звучит речь организованного человека. Да, у них у всех уже были планы на этот день. Каждый был частью стремительного потока жизни, и только он один из него выпал. Взрослый мужчина сорока семи лет исчез из вечерних новостей, а никто этого и не заметил. Там ведь еще оставались миллионы и миллионы других.
   Он закрыл глаза и позволил миру продолжать свой путь без него.
   Повернувшись на бок и поджав ноги, Томми Уоррен заснул сном младенца.
   Писатель ужасов - извращенец, изгой в благородном семействе литераторов, тот, кто пре-дал высокое искусство и его высокие цели в угоду потаканию собственным порокам. Даже близ-кие считали его странным. Но странным он не родился, он им стал, сделал себя сам с одной лишь целью: не быть таким как все. Прожить жизнь частью безликой серой массы - вот что пуга-ло Томми Уоррена еще с детства и было отвратительно даже сейчас, когда на целой огромной планете уже мало что могло вызвать у него интерес.
   Еще в детстве у него признавали талант, наперебой прочили радужные перспективы, и то, кем он стал после, было прямым ответом на все эти чаяния. Он не хотел никого подвести. Забав-но, что теперь мнение окружающих не значило для Томми Уоррена ничего. Частично он это пере-рос, частично - утопил в спиртном за сотни сеансов вечерней терапии с бутылкой. Но прежде он успел постараться изо всех сил чтобы стать живым воплощением жанра. И в этом Томми преуспел.
   Поначалу он страдал от того, что был не таким, как все, впоследствие же это стало прочным фундаментом для его самолюбия. Уже потом Томми узнал, что понятия "как все" просто не существует. Есть люди более или менее похожие на тебя, и это единственный критерий оцен-ки.
   Тот человек, который был с ним рядом целых двенадцать лет, оказался совершенно на него не похож, и Томми с ним расстался. Другого искать он уже не стал.
   Облегчения Томми не испытал. Его развод не был борьбой за свободу или за любовь, ско-рее - за свое самолюбие и право жить с тем единственным человеком, кто не считал его сума-сшедшим, с самим собой. Он мог мириться с подобным отношением посторонних людей, а ино-гда и добивался его сам, но в собственной семье, от жены - он ждал понимания. Обнаружив, что ошибался, Томми замкнулся. Раз и навсегда женщины перестали для него существовать, и это был даже не пост или вид затворничества, а священный крестовый поход, война со всем миром под девизом "я буду настолько странным, насколько захочу сам". Томми в этой войне проиграл.
   Однажды, тупо глядя в собственный черновик, он обнаружил, что не хочет больше писать. Что-то, что его поддерживало - или подталкивало - все это время, перестало иметь значение. Томми Уоррен остался в своем чудовищном мире один. Тогда он и начал пить. Никакой потери вдохновения и тому подобной де-кадентской чуши. Он просто стыдился быть несчастным.

Часть третья

   Часам к четырем ночи ветер усилился. Перекаты грома, прежде звучавшие далеко на западе, теперь раздавались совсем близко, и всполохи света то и дело выхватывали из темноты моментальные снимки бешено крутящихся листьев.
   В нескольких милях от "Зеленых холмов" молния ударила в брошенную у дороги ма-шину, и та взорвалась, забросав все вокруг кусками оплавленного металла.
   Досталось и самой клинике. Поддавшись вихрю, деревья отхлестали голыми ветвями окна нежилого первого этажа и разбили несколько стекол.
   Пациенты в эту ночь спали неспокойно - все, кроме щуплого одиннадцатилетнего мальчи-ка, придавленного к постели высокой дозой снотворного. Ребенок беззвучно шевелил губами, тело же его оставалось неподвижным, и медсестра, то и дело заглядывавшая в приоткрытую дверь запасной палаты, всякий раз удовлетворенно качала головой.
   Томми Уоррен не сразу понял, что проснулся. Поначалу шум снаружи казался ему частью тягостной дремы, но, невольно прислушавшись, он сообразил, что природа разыгралась и что он больше не спит. Какое-то время Томми ворочался, надеясь снова уснуть, затем все-таки заста-вил себя подняться и сходить в туалет.
   Щурясь от света, Томми умылся. Какая-то часть его сознания до сих пор спала, и даже собственное отражение в зеркале выглядело несфокусированным. Только вытирая лицо, он за-метил на полотенце вышивку "Сид Тейлор" и после секунды недоумения вспомнил, где на-ходится и как сюда попал. Остатки хмеля и сна вышли мгновенно. С опаской, точно боясь уви-деть на стенах кровь, Томми осмотрелся, повесил полотенце назад и вернулся в постель.
   Спать больше не хотелось. В голову лезли глупые мысли, и отмахнуться от них не получа-лось, особенно от самой первой. Почему он проснулся?
   Возможно, что-то ударило в окно и разбудило его. А может, он проснулся и сам. Он ведь спал перед этим в машине. Организм мог отсчитать свои восемь часов и послать сигнал на подъ-ем. Это казалось вполне вероятным.
   Любое мистическое объяснение Томми исключал, даже будучи напуганным. Как профессионал, он понимал, что гораздо проще бояться мерзавца, который сутки назад зверски убил человека в этом самом шкафу, а сейчас, возможно, прячется где-то неподалеку, чем выдуманного мальчиком монстра, не имеющего тела и еще не известного своей особой ма-нерой убивать.
   Повинуясь инстинкту - или привычке - мозг Томми тотчас исправил недочет, добавив опи-сания еще пяти трупов, разорванных в клочья в укромных уголках здания. Образы эти были не-схожими, так как, не видев тела санитара и зная о нем лишь понаслышке, Томми мог только га-дать, как же все выглядело.
   В одном случае получилась нечто-то вроде кучи фарша с женскими руками, торчащими как обломанные ветки из полурасстаявшего снеговика. В другом он изуродовал детскую комнату, раз-местив истекающие кровью органы на унылых обоях с персонажами из диснеевского "Винни-Пуха". Вы-рванный глаз прилип прямо к полоске для измерения роста, на отметку 95 сантиметров. Третью картинку Томми нарисовал в общем туалете: яркий безжизненный свет, зеркала, белая плитка, много свободного места, а у самых стен - кучки окурков. Посреди всего этого, в черной луже кро-ви выстроен домик из кусков мяса. Завершал образ жужжащий звук от одной из ламп дневного света под потолком. Представив это, Томми вернулся в детскую и добавил на стену свои старые часы. Часы медленно тикали, и ритм их хода нарушали только капли крови, периодически сры-вавшиеся с маятника. Четвертым был сантехник или водопроводчик, мужчина в темно-синем ком-бинезоне, с большим разводным ключем в нагрудном кармане. Каким-то образом бедняга оказал-ся натянутым на огромную стальную трубу, заполнившую все его туловище. Через руки и ноги в тело входили ржавые трубки меньшего диаметра, а там, где должен был быть пенис, торчал оца-рапанный кран. Поразмыслив, Томми добавил темно-красный подвальный свет и убрал кран. Слишком символично, искажает восприятие. А чтобы не сложилось впечатление, будто труба проросла в человеке, словно ленточный червь, и тварь из кошмара тут не при чем, Томми ввел деталь для уточнения. Кучу дерьма, которую произвел монстр, после того как сожрал внутренно-сти человека и натянул остатки его кожи на трубы. Огромная зловонная пирамида, присыпанная иссушенными жаром мухами.
   С пятым образом были проблемы. Поначалу Томми хотел набить останками ящики стола своего брата, затем вспомнил, что где-то там хранится еще не допитая бутылка, и поместил тело в картотечный шкаф, разделы "Д", "О", "Р", "И" и "С", по имени жертвы.
   Будь он младше, Томми оценил бы свое собственное впечатление и, довольный, улыбнул-ся во весь рот. Однако, сейчас этого было недостаточно. Картина являлась не полной. Монстр все еще не имел образа.
   Мальчик не случайно дал своему страху глаза. Должно быть ему запомнился взгляд какого-нибудь чудовища из фильма или мультика. Вот только куда он дел все остальное?
   Томми покопался в памяти, но ничего похожего на Чеширского кота из "Алисы в Стране Чудес" не нашел. Загадка так и осталась неразрешенной. Ладно, пусть над этим ломает голову Алекс: что должно произойти с одиннадцатилетним пацаном, чтобы тот забыл, как выглядит монстр из кино. В конце концов, на дворе девяностые годы, нормальные дети так себя не ведут.
   Оставались пальцы. С этим было просто - у Томми уже имелись свои предпочтения. Пупырчатая холодная птичья кожа, кольцами обрамляющая толстые короткие когти. Так могла бы выглядеть лапа курицы-мутанта. Сколько пальцев? А сколько было царапин - четыре или пять.
   Томми напрягся, но вспомнить не смог. Лапа вертелась у него перед глазами, то обзаводясь пятым пальцем, то теряя его, и это было как зуд в одном месте. Образ оставался туманным и незаконченным, не давая возможности убрать себя куда-нибудь на переферию сознания.
   Сколько же там было этих чертовых царапин?
   Был лишь один способ это проверить, и Томми не смог найти причину, чтобы его избежать.
   Прислушавшись к тишине и не уловив ничего, кроме шума с улицы, он поднялся с кровати. Сделал несколько шагов на цыпочках и оказался перед дверцей стенного шкафа. Той, что сдвигалась в сторону.
   "Место преступления," -- вертелось в голове. -- "Я вламываюсь на место преступления".
   Он открыл дверцу и замер.
   В шкафу было темнее, чем в палате, но глаза, уже привыкшие к темноте, на эту разницу не настроились. Он продолжал видеть всего лишь черный проем.
   "Ладно".
   Томми шагнул вправо и потянул дверь в туалет.
   Свет резанул по глазам, заставив зажмуриться и отступить.
   Держась рукой за дверь, чтобы не потерять равновесие, он простоял минуту или полторы, прежде чем приоткрыл веки.
   Палату пересекала его огромная тень, но даже под ней можно было различить мелкие детали. В стенном шкафу оставалось темно.
   Часть света отражала туалетная дверь, главным же было то, что шкаф выходил в ту же сторону, что и туалет. А бороздки эти были на полу и в глубине.
   Закрывать дверь Томми не стал. Так было уютнее, а уж если совсем честно - то и менее страшно. Убийство есть убийство, что бы вы ни говорили.
   "Да какого черта!"
   Он присел и, опустив в стенной шкаф руку, пошарил по полу. Ничего не было. Томми подсел ближе и, наклонившись, просунулся в шкаф по самое плечо. Царапин оказалось четыре. Ощупав их пальцами, Томми потянул было руку назад, то тут под ладонь попало что-то еще. Нечто пушистое и мягкое. Продержи он руку на секунду дольше, Томми определили бы, что оно было еще и теплым, но Томми руку отдернул.
   Он завалился назад, поднес ладонь к лицу и, не заметив ничего необычного, снова сел и уставился в шкаф. Тьма внутри оставалась неподвижной.
   На полу могла валяться тряпка санитара, носок ребенка, там могла быть даже мышь, но Томми почему-то был уверен, что на полу - как и во всем шкафу - пусто.
   В этот раз мозг нарисовал проявляющегося из темноты уродца с землистым лицом, эдакого лесного деда, обросшего плесенью и грибами, с суетящимися в лохмотьях одежды насекомыми и грызунами.
   Томми вытянул вперед ногу и толкнул дверцу шкафа в сторону. Уродец остался в темноте.
   Только теперь Томми услышал, что сердце бьется быстрее обычного. Он поднялся, несколько раз глубоко вздохнул и, решив, что уже успокоился, закрыл дверь в туалет.
   В палату вернулась ночь.
   Все эти образы пугали его только поначалу, сейчас Томми уже не смог бы удивить себя. То, какими они были, и то, как он их описывал, всего лишь составляло его фирменный стиль.
   В своем работе он привык идти по грани, где-то между страхом и отвращением, и лишь изредка позволял себе делать уклон в ту или другую сторону, заставляя издателей нервни-чать. Это была его возможность выпустить пар и его ниша.
   И все же, сумасшедшим он не был. Выключая компьютер или закрывая блокнот, Томми твердо знал: это всего лишь слова.
   В общем-то, он практически и не соврал Алексу.
   Такое случилось с ним лишь однажды, да и то он сомневался, не было ли это просто плодом его фантазии. Часы - опять эти чертовы часы - разбудили Томми своим боем, и он в ты-сячный раз пожалел, что у них нет пульта. Время его тогда интересовало меньше всего - голова гудела словно колокол, желудок тихо возмущался, рот хотелось открыть пошире и подставить под какой-нибудь водопад - но он стал считать удары. Раз - и, два - и, три - и... Досчитал он до двенадцати.
   Дюжина ударов - самая долгий марш, заложенный в их сложном механизме из пружин и шестеренок. А ведь часы били и до этого, и начали они прежде, чем Томми спьяну или спросонья принялся считать.
   Уже утром, услышав, как они бьют в очередной раз, Томми вспомнил ночное происше-ствие и спросил себя, сколько всего раз пробили его настенные часы в эту ночь. Должно быть, раз пятнадцать или шестнадцать, но такого ведь быть не могло, не так ли. Одиннадцать, двена-дцать, потом снова один и снова два.
   Возможно, он просто сбился со счета, возможно, ему приснилось, что часы его разбудили своим боем. Кто знает - была ночь, и он был пьян.
   Томми знал. И то, что факты не сходились, его не беспокоило. Это всего лишь часы, черт возьми. Земля не сошла с орбиты.
   Те вопросы, которые он не мог решить, Томми попросту игнорировал. Он, конечно, мог бы по-обещать себе больше не пить, но даже сама мысль о таком обещании насмешила его. Так что, покачав головой, Томми просто запомнил это, словно факт поломки для гарантийной мастерской. Однажды его старые настенные часы пробили пятнадцать раз, а может даже и все двадцать. Та-кое больше не повторялось, и причин считать это мистикой нет. Все, точка.
   В ту ночь реальность опасно близко подошла к замечательному миру, в котором то, чего не может быть, все-таки иногда происходит. Кто-то может укусить тебя за горло и начать сосать кровь, твое отражение в зеркале имеет право развернуться и уйти своей дорогой, а дождь с неба не обязан прекращаться, как бы того ни требовали законы природы. В мире, который Томми при-думывал для своих книг, а на самом деле - только для себя, такие часы могли бы висеть на сте-не, и их удары что-нибудь да значили бы. Чью-то смерть, например.
   В настоящем мире его часы пробили шестнадцать раз, а через несколько лет и сотню миль от его дома неизвестный Томми мужчина вошел в стенной шкаф и был разорван в мгнове-ние ока. Реальность, как маятник, ушла в одну сторону, затем, остановившись, развернулась и вышла за границы уже в другой зоне.
   Связь между этими событиями Томми предположил по одной лишь нелепой причине: это были единственные два события в его жизни - в его реальной жизни - которым он не мог найти разумного объяснения. Прочти он это в чьем-то рассказе - и оно было бы на своем месте, но это был не рассказ, и Томми это знал.
   И теперь, лежа поверх одеяла с открытыми глазами, Томми боялся не монстра из шкафа. Реальному человеку не дано стать персонажем ужастика, но он может быть частью детектива. Например, жертвой. Этого Томми бояться мог.
   Оторвав его от созерцания темноты, распахнулась дверь в палату, на мгновение впустив притушенный свет из коридора, затем в желтом прямоугольнике появился темный силуэт мужского тела. Гость прошел вперед, и, прежде чем дверь закрылась, Томми успел рассмотреть, что на нем были лишь длинные семейные трусы да тапочки. Молча и медленно, словно лунатик, мужчина прошагал полкомнаты и остановился между кроватью с Томми и дверью в стенной шкаф.
   -- Добрый вечер. -- Томми привстал, думая, должен ли спавший в одежде мужчина протягивать руку другому, вошедшему к нему среди ночи в одном белье. -- Я - доктор Дауэл. А это вы приехали из Атланты?
   Гость промолчал.
   -- Успели уже поспать? Я вот как раз пытаюсь.
   Не реагируя на Томми, мужчина начал медленно разворачиваться к нему спиной.
   -- Эй!
   Томми вдруг испугался, что тот засунет свою голову в чертов шкаф и начнет задавать вопросы о событиях прошлого дня.
   -- Почему бы вам не зайти утром? -- Опять это слово! -- Я обещаю не выпрыгивать в окно.
   Гость вытянул руки вперед, а Томми, поняв, что это на долго, спустил ноги на пол.
   -- Я же просил: давайте утром! Что же...
   Закончить он не смог.
   Дверь в стенной шкаф открылась. Не сдвинулась в сторону, а распахнулась, вырвавшись из пазов. Порыв ветра ударил Томми в лицо, растрепав редкие волосы. Мужчина впереди пошатнулся и опустил руки. Навстречу ему из шкафа вырвались несколько языков пламени.
   Все, что было дальше, Томми видел в свете этого огня.
   Живот гостя сдавило, и он вскрикнул. Затем дернулся, что-то выплюнул себе под ноги, и Томми заметил, как сморщенная талия, которую теперь можно было зажать в кулак, поползла вверх и вниз. Хрустнули кости таза, трусы сорвались вниз, задержавшись на миг на коленях. Гость снова закричал, на этот раз сдавленно, словно блевал, и взмахнул руками, как марионетка. Шея его вздулась, а из ушей и рта забрызгала кровь. Набухшие глаза вышли из орбит, исказив силуэт запрокинутой головы. Талия продолжала рости. Теперь хрустели ребра и ключицы. Мужчина уже не кричал. Изо рта в потолок непрерывно били струи крови. На пол выдавливалось содержимое кишечника. Когда смяло бедра, и человеческое тело посреди палаты номер 15 стало похоже на какую-нибудь гантель, весь силуэт зашатался, но остался стоять вертикально, словно подвешенный за голову. Шея раздулась до ширины головы и продолжала набухать.
   С барабанным треском лопнула кожа, и Томми почувствовал, как в лицо ему ударила волна горячих брызг. Не отрывая глаз от происходящего, он инстинктивно сплюнул попавшее в открытый рот.
   Мужчина уже был убит. Череп его сплющился, раздробленные обломки костей торчали из кожи, покрытые смесью человеческих внутренностей.
   Опустошенная оболочка рухнула на пол и, размазывая кровь, потянулась в топку шкафа. Когда она исчезла в нем полностью, языки пламени растаяли. Действо завершилось.
   Сидя на кровати с широко открытыми глазами и ртом, Томас Уоррен трясся. Только с силой прижав одну руку к другой ему удалось себя ущипнуть. Боль он почувствовал..
   Только что перед его глазами человека выжали как тюбик зубной пасты. Остатки его мозга все еще капали с потолка и медленно сползали вниз по стенам. Такого Томми себе представить не смог бы. Это был не плод его воображения. Это была самая настоящая чертова реальность.
   "Оно есть", -- только и смог подумать Томми.
   И тут он понял, почему все это произошло не в стенном шкафу, как в прошлую ночь, а по-среди комнаты, прямо перед ним. Монстр устроил для него представление. Монстр хотел сделать его зрителем.
   Из памяти всплыла фразу патрульного в одном чужом рассказе: "Собираешься чего-ни-будь бояться - отлично, бойся. Только бойся не "до" и не "после", а "во время". Сейчас и было это самое "во время".
   Томми вжался в кровать, инстинктивно стараясь не шевелиться. "Это знак. Это мне знак. Я это использую." Мысли в мозгу лихорадочно металось, пытаясь найти объяснение происходящему.
   Из черного пятна стенного шкафа выплыли два шара, как фары невидимого автомобиля, диаметром сантиметров по тридцать каждый, в метре друг от друга и в полутора метрах над полом. Испуская бледный свет, они достигли центра палаты и остановились, словно демонстрируя себя. Но Томми уже знал, что это.
   Зрачки действительно были красными - мальчик правильно передал их цвет - но писа-тель Томас Уоррен уточнил бы описание. Кроваво-красные, так было ближе к истине.
   Минуту или две одни неподвижно смотрели друг на друга: два человеческих глаза напротив двух глаз монстра. Никто не издал ни звука. Томми перестал дышать. Деревья за окном замерли, натянутые, словно луки, и даже капли пота на лице того, кто прежде сам создавал чужие кошмары, застыли, не решаясь срываться.
   "Оно есть".
   Как мог худосочный мальчишка, еще даже не знающий, для чего нужна нелепая висюлька у него между ног, вызвать к жизни эту тварь? И откуда он ее вызвал?
   Мозг взрослого мужчины на мгновенье принял реальность ребенка, и оцепенел, не в силах с ней совладать. Где-то в глубине, как эхо далекого грома, возникали все новые вопросы, фразы, звучавшие нелепо и смешно, как звучал бы сейчас и весь его жизненный опыт.
   Но был, конечно, один особый вопрос, вопрос писателя ужасов. Можно ли эту тварь загнать обратно?
   Кровать дернулась с места и медленно, царапая пол, заскользила к центру комнаты. Туда, где висели в воздухе два огромных глаза. Туда, где чуть пониже их должна была располагаться пасть.
   -- Нет!
   Томми лихорадочно сполз на другую сторону кровати, даже не заметив, что вцепился в подушку. Грохнувшись на пол, он отполз к самой стене, и только тогда обратил внимание, что сжимает что-то в руке.
   -- Нет!
   Размахнувшись, он швырнул свой снаряд в монстра, поняв в самый последний момент, что подушка просто пройдет между глаз. Чудовищной морды, которую Томми мог бы представить, не было. Были лишь два этих шара и пустота между ними.
   Пролетев часть дуги, подушка застыла в воздухе как раз перед глазами монстра, и через мгновение разлетелась в стороны кусками поролона. Кровать же продолжала ползти - медленно, издавая тонкий скрип, пока вдруг не дрогнула и, лишившись той половины, что была ближе к стенному шкафу, не опрокинулась на пол. Все произошло мгновенно, словно лазером срезали дугу. Если она исчезла в пасти, то пасть эта должна была быть двухметровой.
   "Ну, спасибо, Сидни."
   Неожиданно для себя Томми осклабился. Глаза отозвались на это пульсацией тонких серых жилок. Покачиваясь в воздухе, они медленно двинулись вперед, приближаясь к нему.
   Все еще продолжая дрожать всем телом, Томми заставил себя подняться. Отойти он уже не успел. Чудовище прижало его к стене.
   Покачиваясь в стороны, огромные глаза висели в воздухе перед Тома-сом Уорреном. От них шел едва заметный сизый дым. Болотные испарения слизистой монстра.
   "Страш-шно?" -- спросил голос в его голове. -- "Не знаешь, что делать?" Затем послыша-лось шипение, словно тварь смеялась. Смеялась в его голове, как скребется в барабанную пере-понку забравшийся в ухо жучок.
   Томми смотрел на колышущуюся перед ним роговицу, вздувавшуюся от какой-то отврати-тельной жижи внутри глаз. У ЕГО монстра, даже одни эти глаза должны быть ядовиты. Уже само прикосновение к ним будет смертельно.
   А это ведь только глаза. ТОЛЬКО глаза.
   И тут седеющий сорокасемилетний мужчина, знающий все на свете и уже забывший в два раза больше, посмотрел на висящую в темноте перед ним мерзость как ребенок. Посмотрел своими маленькими испуганными глазками, не вооруженными жизненным опытом и прагматиз-мом.
   Все пришло мгновенно. Он понял. Мозг Томми нашел лазейку, оставленную подсознанием другого ребенка.
   Задержав дыхание, он ткнул обеими ладонями в зрачки перед собой.
   Страшная боль пронзила обе руки.
   Лопнувшая оболочка больше не сдерживала кислоту внутри, и едкая светящаяся жидкость хлынула на того, кто эту оболочку проткнул.
   Рукава рубашки истлели мгновенно, открыв начавшую расползаться кожу на руках и груди. Капли, попавшие на лицо, с шипением прогрызлись сквозь эпидермис, и по щекам заструились ручейки крови и сукровицы.
   Томми заорал. Он кричал от боли как взрослый, знающий, перед чем современная меди-цина бессильна. Он кричал от страха как ребенок, увидевший смерть прямо перед собой.
   За пару секунд глаза монстра вытекли полностью, и опустевшие оболочки бессильно пови-сли на обожженных и изуродованных руках человека.
   Томми попытался разжать пальцы и тут почувствовал кроме адской боли еще кое-что. В его ладонях - в том, что когда-то было ладонями - остались два кроваво-красных мясистых ло-скута. Это было зрачки твари.
   Он с отвращением стряхнул с себя остатки чудовища, и, не долетев до пола, они вспыхнули пороховым облаком и исчезли.
   В темноте персональной палаты осталось одно существо.
   Испуганный, уставший и совершенно опустошенный ребенок. Томми Уоррен, мальчик лет десяти-одиннадцати.
  
   Было около семи часов утра, когда в палату зашел все еще заспанный Алекс Уоррен. Зашел, чтобы проверить состояние своего старшего брата.
   За окном уже рассвело, и ему не пришлось включать свет. Застыв на пороге, он увидел все.
   Стены были сплошь забрызганы каплями крови, на потолке же и на полу - в центре комнаты - пятна были метра по два в диаметре. В черной луже внизу на кусках поролона валялась исковерканная кровать, от нее к пустому стенному шкафу тянулись несколько грязных дорожек.
   В углу, дальнем от двери, закутавшись в какие-то лохмотья и держа поверх всего этого тряпья распухшие окровавленные руки, сидел на полу мальчик.
   Что-то в его лице показалось Алексу знакомым, словно старая фотография из семейного альбома, и только когда ребенок обернулся к нему, он понял что.
   Внутри все перевернулось, но он сдержал комок в горле и, стараясь дышать спокойно, шагнул вперед.
   -- Томми?
   Мальчик поднялся.
   -- Пойдем отсюда, пойдем. -- Алекс подхватил мальчика на руки и, моля бога, чтобы не встретить никого по пути к гаражу, вынес его из палаты. -- Не бойся. Я с тобой. Теперь все будет хорошо.
   -- Я знаю.
   Только через полчаса, когда они уже ехали по шоссе, ребенок закрыл глаза. Он лежал на заднем сиденьи "БМВ", укрывшись больничным халатом Алекса, и спал. Забинтованные руки свешивались с дивана, но беспокойства не доставляли. Боль ушла. Томми теперь был свободен.
   Не понимая почему, мальчик чувствовал, что победил. Победил единственным возможным способом. Решись кто произнести это вслух, объяснение показалось бы невероятным, как и многое другое, связанное с палатой номер 15. Но это было именно то, что произошло. Воображение ребенка вызвало монстра к жизни, и только воображение ребенка могло бы его уничтожить. Томми стал этим ребенком. Томми нашел выход. Томми убил тварь.
   Это было еще одно событие, к которому Алекс Уоррен не был готов, и ничего в его жизни не могло бы его к этому подготовить. В тот день он все-таки докурил свою пачку "Стрит".

Эпилог

   Телефон на столе доктора Менинга зазвонил в полвторого, как раз перед обедом. Как главврач пансионата, он питался отдельно, и тем не менее вынужденная задержка его не при-влекала. Даже в таком дорогом частном заведении, каким он руководил, режиму придавали большое значение, и нарушать распорядок дня не позволялось никому.
   -- Да, слушаю.
   -- Доктор Уильям Менинг? Это Алекс Уоррен, главврач "Зеленых холмов". Мы встречались на съезде в Бостоне. Я звоню по поводу Сидни Тейлора, он лечился в нашей кли-нике полгода назад.
   -- Да, да, я помню. -- Не опуская трубку, доктор развернулся к своему компьютеру и на-брал фамилию мальчика. -- Точно, психические расстройства, курс лечения успешно завершен еще у вас, к нам он поступил уже для реабилитации после какого-то несчастного случая.
   -- Все правильно, -- в трубке раздалось что-то похожее на вздох, -- дело в том, что когда мы его выписывали в качестве профилактического препарата Сидни было назначено слабое сно-творное, морфоклизол... Мальчик еще продолжает его принимать?
   -- Сейчас...-- Менинг вошел в очередное окно программы, показывавшее назначенное па-циенту лечение. -- Да, одна таблетка перед сном.
   -- Дело в том, что я полгода назад подавал запрос на это лекарство в ассоциацию произ-водителей, и сегодня мне прислали ответ. Они еще раз протестировали морфоклизол. В нем об-наружили вещества, которые могут являться галлюциногенами. Официальных результатов пока нет, они будут проводить повторные исследования, но на всякий случай... как бывший врач Сид-ни, я хотел бы вас попросить отменить этот препарат, если, конечно, у вас нет своих особых при-чин для его использования.
   -- Хорошо, тем более что я не вижу в нем надобности. -- Доктор вошел в окно "Состояние пациента". -- У мальчика хороший сон, вес нормализовался.
   -- Спасибо, и... передайте ему, пожалуйста, привет от меня. До свидания.
   -- До свидания.
   Менинг положил трубку, фыркнул и вышел из кабинета.
   По пути в столовую он остановил медсестру из детского корпуса.
   -- Черил, вы сегодня увидите Тейлора?
   -- Я сейчас иду за ним, отведу мальчика на обед.
   -- Передайте ему привет от доктора Уоррена из "Зеленых холмов", он в прошлом году там лежал.
   -- Хорошо, я передам.
   -- И перестаньте давать ему на ночь снотворное, замените витаминами той же формы и того же цвета.
   -- Хорошо, доктор.
   Кивнув ей напоследок, Менинг направился соблюдать режим дня.
   Медсестра свернула в скверик и, пройдя по выложенной фигурной плиткой тропинке, ока-залась на детской площадке. Сидни играл в бассейне, пуская ко дну пластиковые корабли.
   -- Сидни, тебе не холодно? -- Медсестра подошла к бассейну и, разувшись, обмакнула ступню. Вода была теплой.
   -- Нет, тут как раз хорошо. Уже пора выходить, да?
   -- Да. Идем обедать.
   -- Ну вот. -- Мальчик нехотя вылез из воды, собрал свои игрушки и понес их к домику раз-девалки.
   Глядя, как он вытирается, медсестра вспомнила:
   -- Сидни, как звали доктора из того места, где ты отдыхал раньше, из "Зе-ле-ных холмов"?
   -- Доктор Уоррен.
   -- Да, правильно. Доктор передает тебе привет и желает скорее поп-ра-виться.
   -- Но я ведь уже почти здоров, правда? Мой врач сказал, что через неделю за мной уже приедут родители.
   -- Правда, Сидни, ты уже здоров, но разве тебе здесь не нравится? Здесь ведь есть бас-сейн, сад, другие дети, с которыми ты можешь играть, и тебе, вроде, понравилось ездить верхом.
   -- Мне здесь очень нравиться. Здесь весело.
   На ходу натягивая футболку, мальчик помчался к выходу из сквера, медсестра направи-лась за ним. По пути она свернула к раздевалке и машинально прикрыла дверь, которую дети всегда оставляли открытой.
   Она уже отвернулась, когда в маленьком дверном окошке, сделанном для безопасности из пластика, показались из темноты маленькие злобные глаза.
   Ядовито-желтые глаза с раскосыми, как у кошки, кровавыми зрачками.
  
  

С. Гаврилов

февраль 2005

  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"