Давным-давно, до того, как звезды нашли свой путь в небесах, а моря познали ритм луны, мир был совсем не таким, каким мы его знаем. Древние рассказывали о плоской земле, широкой и необъятной, раскинувшейся подобно огромному диску, плавающему в космическом море. Эта земля, по их словам, не висела в космосе и не вращалась в пустоте, а вместо этого мягко покоилась на спине колоссального существа - Мировой черепахе. Ее звали А'туин, хотя некоторые знали ее как Тама-нуи-те-ра или Ао. Существо старше времени, она плыла сквозь вечную тьму, ее панцирь сверкал созвездиями, взгляд был мудрым.
На ее спине восседали четыре могучих слона - сильные, молчаливые титаны по имени Беран, Джама, Лут и Харан, - и они несли на своих спинах тяжесть всего мира. Сама земля была священной равниной, окруженной бескрайними океанами. Каждое утро солнце вставало на востоке в виде золотой колесницы, запряженной огненными львами, и садилось на западе, чтобы ночью на серебряной ладье уплыть под землю. Они говорили, что звезды - это дыхание самой А'Туин, выдыхаемое в виде образов, рассказывающих истории богов. В те дни люди боялись заплывать слишком далеко, чтобы не достичь края земли и не упасть в пустоту. Они говорили о Краевом водопаде, где океаны бесконечно низвергаются в огромную пропасть. Было рассказано множество легенд, объясняющих, как мир оказался на спине А'туин. Некоторые говорили, что она возникла из космического яйца, расколотого голосом бога грома. Другие верили, что она всегда плавала в темноте, и боги, не найдя небесной тверди, которую можно было бы создать, заложили основы мира на ее панцире.
Но существовала легенда, передаваемая шепотом только среди старейших провидцев: мировая черепаха плывет с определенной целью. Она отправляется к далекой звезде, которая поет голосом, слышным только ей. Шаманы говорили, что это ее пара. Волхвы утверждали, что это родина всех черепах, где она заложит новый мир, когда наш мир станет старым, потрескавшимся и разрушится окончательно. И вот люди наблюдали за звездами, ища знаки в их медленном движении, задаваясь вопросом, движутся ли они не из-за времени, а из-за путешествия Черепахи. Они построили храмы на самых высоких горах в честь Четырех слонов и бросали подношения в море для благословения А'туина. Хотя с появлением карт, спутников и науки этот миф рассеялся, некоторые все еще видят Черепаху во сне. И в этих снах земля все еще плоская, все еще древняя и все еще путешествует - во веки веков, на спине черепахи, плывущей сквозь ночь. И в тихих уголках мира - высокогорных пустынях при лунном свете, густых джунглях, заросших виноградной лозой и окутанных туманом, на забытых островах, где ветер все еще шепчет на древнем языке, - миф продолжает жить. Старейшины с затуманенными глазами и посеребренными волосами все еще рассказывают эту историю при свете костра. Говорят, что когда ты рождаешься, твой дух не тяжелее перышка и плывет по небу, как падающая звезда. Если он мягко опустится на панцирь Мировой черепахи, тебе будет дарована жизнь. Но если она промахнется, вы потеряетесь в бесконечной темноте и будете ждать, пока Черепаха снова подплывет поближе. Дети, молча, с широко раскрытыми глазами, слушают эти истории с благоговением. Они узнают, что землетрясения, которые они ощущают, - это не стихийные бедствия, а медленное перемещение могучих конечностей А'туин. Северное сияние? Искры, вылетающие из ее ласт, когда она задевает рифы из звездной пыли. И гром? Это звук, с которым Четыре Слона переминаются с ноги на ногу, переговариваясь друг с другом на языке камня. Одной из самых священных легенд является рассказ о Повороте - пророчестве о том, что однажды А'Туин достигнет места, к которому она шла тысячелетиями. Там, за последней завесой звезд, она найдет море света и тепла. Слоны будут радостно трубить, и мир раскроется, как семенной коробочек, высвобождая всех живущих в нем духов - не для разрушения, а для преображения. Земля, говорят, потеряет свою форму, как змея сбрасывает кожу, и появится новая форма - круглая, спиральная или что-то невообразимое, - чтобы начать свою следующую жизнь на спине другой черепахи или, возможно, на чем-то еще более странном. Но у этой истории нет конца. Она о движении, целеустремленности, неторопливой мудрости, которая заглядывает за пределы жизни богов и людей. Ибо А'Туин не торопится. Она не сомневается. Она скользит, устойчивая и огромная, неся на себе леса и горы, города и мечты, богов и зверей - все это уравновешено на ее панцире. И даже сейчас, когда мир кажется хаотичным и хрупким, эта история дарит странное утешение: за всей этой суматохой скрывается что-то древнее и спокойное, что несет нас - медленно, терпеливо, вечно. Черепаха плывет. И мир движется вместе с ней. Жил-был мальчик по имени Кави, родившийся в тихой рыбацкой деревушке, расположенной на краю света, где море с шумом и таинственностью обрушивалось с самого края. Кави был маленьким и любопытным, с глазами, похожими на грозовые тучи, и волосами, от которых всегда пахло солью. Пока другие дети учились чинить сети и предсказывать приливы, Кави обычно сидел на краю обрыва, свесив ноги с обрыва, и смотрел на клубящийся внизу туман. Он хотел увидеть Черепаху. Ему нужно было не просто услышать о ней из рассказов, не просто проследить за ее панцирем на стенах храмов - ему нужно было увидеть ее. Его бабушка, Старая Маджи, была деревенской сказительницей, хранительницей древних песен и тайн. Однажды ночью под звездным пологом она сказала ему: "Только те, кто слушает сердцем, могут увидеть правду о мире. Черепаху не найдешь одними глазами". Но Кави не хотел загадок. Ему нужны были ответы. И вот, в ночь своего тринадцатилетия - возраст Поиска - Кави ускользнул из деревни, прихватив с собой только краюху хлеба, глиняную флейту и фонарь с вырезанной мордочкой черепахи. Он направился к Башне Наблюдателей, давно заброшенному шпилю, который, как говорили, пронзает облака вверху и туманы внизу. Он одиноко возвышался на узкой полоске земли, уходящей в Обрыв, потрепанный ветрами и легендами. Внутри башни были ступени - очень много ступеней, - которые бесконечно уводили вниз, в темноту. Кави спускался целый день и целую ночь, освещаемый только мягким голубым пламенем своего фонаря. Воздух становился холодным и сырым. Он слышал эхо своего дыхания, скрип древних камней, а затем - тишину. Тишина была такой густой, что казалась гудящей. И тут он увидел это. Сквозь пролом в каменной стене, сквозь давно забытое окно, украшенное лунными рунами, Кави увидела спину Черепахи. Она простиралась под ним бесконечно, ее панцирь походил на ходячий горный хребет. Он также мог видеть одного из слонов - Харана, самого западного - его глаза были закрыты в вечном терпении, хобот обвивался вокруг столба света. Море переливалось через край мира сияющим занавесом, уходя в бесконечное пространство, усеянное звездами и тенями. Кави опустилась на колени, дрожа, но не от страха, а от благоговения. И тогда Черепаха слегка повернула свою огромную голову. Один огромный глаз, древний, как само мироздание, посмотрел прямо на него. Это было похоже на то, как если бы на него смотрело нечто, помнящее, когда родился свет. Кави поднял свою флейту. Он заиграл простую песенку, которой научила его бабушка в тот день, когда его родители утонули в море. Черепаха прислушалась. И затем она двинулась - не быстро, но с такой грацией, что, казалось, сами звезды наклонились. Кави почувствовал, как что-то изменилось в его теле. В этот момент он понял правду, стоящую за этими историями: мир - это не тюрьма и не тайна, которую нужно разгадать. Когда несколько недель спустя Кави вернулся в деревню, он был немногословен. Но он вырос человеком, который умел слушать, который безопасно вел корабли вдоль Края, который учил детей играть на флейте и разговаривать с ветром и камнем. Его называли Свидетелем черепахи, а некоторые говорили, что в его глазах можно было увидеть, как меняются звезды. Больше он никогда не покидал деревню. Но каждую ночь он зажигал фонарь и смотрел на море, тихо шепча в темноту слова благодарности. Потому что он знал. Черепаха плавает. И он видел ее. И иногда, в самые редкие ночи, когда туман сгущался сильнее, чем во сне, а океан был неподвижен, как стекло, Кави слышала звук. Негромкий, не близкий. Глубокий, медленный рокот, похожий на вздох самой земли. Старейшины шептались о грозах, но Кави только улыбалась. Он знал, что это ее дыхание. Когда он подрос, дети стали приходить к нему с собственными вопросами. "Куда направляется черепаха?" "Что находится за Краем Обрыва?" "Что, если она перестанет плавать?" Кави никогда не давал им ответов. Вместо этого он рассказывал им истории. Он говорил о поющих небесах, о крылатых китах и парящих лесах. О второй черепахе, поменьше и помоложе, которую он видел лишь однажды во сне, когда звезды были зелеными. И когда он сильно состарился, и море начало шептать его имя в пене, Кави вырезал флейту из серебряного дерева и установил ее на вершине Башни Наблюдателей. Он сказал:
"Играй на ней, когда звезды будут падать дождем. Играй, когда будешь готов слушать".
Утром, когда он не проснулся, жители деревни нашли его сидящим на скалах, лицом к туману, с нежной улыбкой на губах. В тот день волны не разбивались о берег - они мягко плескались о камень, словно пели колыбельную. Некоторые говорят, что небо замерцало, а Край Водопада озарился невиданным прежде полярным сиянием. И некоторые клянутся - только самые старые, которые еще помнят вкус мифов, - что сразу за краем огромный глаз моргнул еще раз, словно прощаясь. Они похоронили Кави под пирамидой из гладких морских камней, на которых были вырезаны черепахи, флейты и звезды. А дети по-прежнему взбираются на Башню. Они наблюдают за горизонтом. Они прислушиваются. Потому что теперь они тоже знают - Черепаха плавает. И однажды, если их сердца будут легкими, как перышки, и их песня будет правдивой, она, возможно, оглянется назад.