"Бля буду, - прочувствованно заявил Руслик, - зуб даю!"
Димон приподнялся на локтях и недоверчиво уставился на друга, чуть склонив голову - "Да? А кто обещал на прошлой неделе взять у брата воздушку пострелять? Почтальон Печкин? А?"
Русел отвернулся и стал болтать ногами, свешенными с мостков. Солнце бликовало на реке. Прозрачная вода лениво струилась, на желтом песке лежали крапчатые бычки, иногда мгновенно срываясь с места. Маленький голавлик упорно держался в струе, иногда рыская налево-направо. Русел отколупал от ссадины на коленке кусок засохшей корки и кинул голавлю, тот хапнул. По воде побежали круги. Недовальный голавль выплюнул корку и ушел в траву. Руслик хмыкнул и откинулся назад, на горячие доски, и стал щурясь следить за летящим высоко в небе самолётом. Инверсионный след медленно таял в плотном гуашевом небе. Пассажиры самолёта и не подозревали о существовании Руслика, это факт.
Русел закрыл глаза.
"Так что, Русел, когда поедем? - изо всех сил стараясь придать голосу безразличный тон, спросил Димон, - может, сегодня вечером?" Русел прикинулся, что ничего не слышал. Его губы дрогнули в легкой улыбке. Под закрытыми веками медленно колыхался алый жар стоящего в зените солнца. Река тихо журчала, шелестел в набегающем ветре тростник. Русел слышал, как друг встал с досок, потом тень закрыла его лицо, алый жар потух. Димон сел рядом, тронул приятеля за коленку - "Ну, что молчишь?"
Русел лениво открыл крыжовенно-зеленые глаза, в них играли искорки, приподнялся на локтях.
- Так ты ж не веришь, да?
- Ладно, кончай, - сдался Димон, - когда поедем?
- Сегодня вечером, я зайду за тобой в шесть.
2.
Рованичи, так называлась деревня, где, по словам Русла на прошлой неделе открыли женскую баню, находилась в четырёх километрах от их Градно. Русел ехал впереди на своем старом ржавом Аисте, Димон на раскладушке пытался не отставать. Дорога была плохая, сплошной песок, маленькие колеса раскладушки вязли. Русел привстал на Аисте и обернулся поглядеть, как там Димон. Приятель заухмылялся в ответ, налегая на педали.
Вчерело. Въехали, наконец-то, в сосняк, дорога стала получше. Велики прыгали, наезжая на корни, у Русла при этом звенела о щиток цепь, которую давно стоило подтянуть, а то и слететь может. Солнце золотило стволы сосен. Димон поровнялся.
- Так что, - спросил он Русла, слегка задыхаясь, - верняк что с чердака всё видно?
- Верняк, - авторитетно заявил тот, - братан ставил крышу, и они там специально сделали лаз, чтобы все было видно.
Димон удовлетворённо хмыкнул.
3.
Баня стояла за околицей Рованичей. Сразу за баней начинался колхозный сад, светившийся насквозь в закатном солнце. Свежие бревна бани были желтые, липкие. Солнце подкрашивало их в алое.
Приятели, не доезжая до бани пары сотен метров, спешились, свели велики с дороги и положили траву. Дальше пошли пешком. Высокая некошенная трава шелестала, путая ноги, идти было тяжело. Tолкли мак комары. Из-под ног прыскали сонные кузнечики. Солнце расплющилось на горизонте оранжевым деревенским желтком. Высокие облака - завтра будет опять вёдро, жарень. Русел хотел придать всему делу слегка приключенческий ореол, поэтому они залегли в саду, ожидая жертв. Димон поделился семками. Минут через десять послышались женские голоса, и две бабы показались на пыльной дороге. Помывка в бане планировалась на семь. Русел с серьёзным видом достал пятикратный театральный бинокль, приставил к глазам. "Эй, я тоже хочу, - ткнул его локтем нетерпеливый Димон, - дай позырить!" "Ща... - Русел нехотя передал бинокль приятелю, - левая ничего".
4.
В семь двадцать приятели решили, что пора. Последняя баба зашла в объект в семь ноль пять по командирским часам Димона, настоящим, с танком. Прокрались перебежками, хотя особого смысла в этом не было, так, для антуража. С торца бани была приставлена невинная лестница на чердак.
Русел полез первый, осторожно пробуя ступеньки. Из бани донёсся радостный визг, и сердце отважного исследователя похолодело, он мертво вцепился в перекладины сведёнными руками. Тишина повисла в воздухе, но вроде как все обошлось. В лесу закуковала кукушка. Русел медленно продложил движение, и вот он уже добрался до лаза. Внтури было темно, пахло свежей сосной и опилками, которыми был выстлан чердак для теплоизоляции. Русел осторожно попробовал солому ногой, нащупывая доски - все, вроде, было спокойно. "Эй, как там?" - услышал он из-за спины голос Димона. "Всё в полном ажуре", - ответил Русел.
Смотровую щель нашли быстро. Прижавшись щекой к доскам, Русел заглянул внутрь. Парная была пуста. Баб еще не было, рано, переодеваются. Мальчишкам оставалось только ждать.
И семечки, конечно.
5.
Первая баба появилась в семь тридцать пять, и то - ненадолго. Плеснула воды на камни и ушла. Сплошное разочарование! Русел прям зашипел. Впрочем, баба была не особо какая. Будут много лучше!
Через минут десять появилась наконец баба. Завернутая в потлотенце, что б её. Дура уселась на лавку и, покачивааясь, стала папевать. Париться она, кажется, не собиралась. Русел разочарованно отстранился от щели, Димон нетерпеливо прильнул. "И что, она так и будет сидеть? - шепотом спросил он Русла, - ну что это за х...я!" Русел стал хихикать, закусив кулак. Честно говря, он ждал большего.
Но вскоре дверь в парилку откралась, и зашло еше пять баб, тоже, увы, завернутых в потоленца. Бабы расселись на скамейках и стали, покачиваясь, петь песню. Хор баб становился всё громче, их голоса обретали силу. Димон почувтвовал, как у него на загривке встали дыбом волоски. Что-то было не так. Это была какая-то странная баня. Бабы пели, и вот одна из них, ешё совсем молодая девушка, но для мальчишек - тоже баба - встала со скамьи и вышла в центр. Скинув полотенце на пол, она стала кружиться в медленном танце, плавно подпрыгивая на месте, мягко притопывая. Груди бабы, с большими коричневыми сосками, плавно качались, влажно шлепая. Димон нервно сглотнул. "Бля, дай позырить", - зашипел Русел, пихая приятеля под ребра. Димон только раздраженно дёрнул плечом. Баба медленно вращалась на месте, закрыв глаза. Остальные, плавно покачиваясь взад-вперёд, пели:
В мою больную грудь она
Вошла, как острый нож, блистая,
Пуста, прекрасна и сильна,
Как демонов безумных стая.
Она в альков послушный свой
Мой бедный разум превратила;
Меня, как цепью роковой,
Сковала с ней слепая сила.
И как к игре игрок упорный
Иль горький пьяница к вину,
Как черви к падали тлетворной,
Я к ней, навек проклятой, льну.
Я стал молить: "Лишь ты мне можешь
Вернуть свободу, острый меч;
Ты, вероломный яд, поможешь
Мое бессилие пресечь!"
Но оба дружно: "Будь покоен! -
С презреньем отвечали мне. -
Ты сам свободы недостоин,
Ты раб по собственной вине!
Когда от страшного кумира
Мы разум твой освободим,
Ты жизнь в холодный труп вампира
Вдохнешь лобзанием своим!" *
Танцующая баба стала ласкать себя, медленно кружась на месте. Руки, как две гибкие змеи, гладили тело, теребили соски, нотом левая нырнула в пах. Баба закусила губу. Её лицо исказила стралдальческая гримасса. Хор запел громче, строже. Баба выгнулась дугой, суча ногами и, как показалось Димону, оторвалась от пола, повисла в воздухе. Тело забилось в конвульсиях. Хор запел что-то торжественно-готическое, держа высокую вибрирующую ноту. Димону стало очень страшно. Танцующая баба вдруг как-то обвисла и расслабилась. Её тело висело в воздухе приблизительно в полуметре от пола, мягко прогнувшись в спине, руки свободно висели вниз, плетьми.
На спокойном лице играла умиротворённая улыбка.
Хор смолк. Баба открыла глаза и ласково улыбнулась. Изо рта бабы торчали кривые, как рыбловные крючки зубы. Баба смотрела прямо на парализованного страхом Димона.
"Бля!, - заорал Диомн, вскакивая, - бля-я-я!" "Ты что, ты что!,- закричал Руслан, - ты что орешь!" Мальчишки стояли посредине чердака, вцепившись друг другу в плечи. "Бля-я-я-я! - орал Димон, его трясло, - бля, мотаем отсюда! Это не просто бабы, это... это какие-то ёбанные ведьмы!" Он метнулся в лазу, Руслик кинулся за ним. Димон почти слетел с лесницы, больно подвернув ногу, бросился бегом к великам. Русел уже со всех ног мчался за ним.
Когда они добежали до великов, двери бани открылись. Окрестость огласилась леденящим кровь воем, пеходящим в хохот. Мальчишки на секунду замерли в ужасе, парализованные звуком, потом схватили велики и бегом потащили их к дороге, чертыхаясь. Было тихо, они слышали только собственное громкое дыхание и громкий шорох травы. Мир, казалось, замер, выжидая. Всё вокруг, казалось, замерло, глядя на мельчишек: ну, что они, смогут или нет, что сейчас будет, весь мир был как арена, а Димон с Русликом - как два гладиатора, одни против всех. В бархатно-черно небе горела полная луна, влажно мерцали звёзды.
Димон добежал до дороги первым, вспрыгнул на велик, с лязгом завалился, матерясь, залез на велик опять, стартанул; Русел был в седле через секунду. Парни помчались по дороге, виляя на песке. В ушах и горле билась горячая-горячая кровь, хриплое дыхание не успевало за скрипом и лязгом цепи о щиток. В голове у Димона металась одна мысль: "Да бля ну его на хуй, да бля ну его..." - он повторял эти слова, как заклинание, как оберег, как последнюю надежду. За спиной повторился вопль, пеходящий в хорот, а после этого над землей повис тонкий свист, пронзающий все. Свист становился всё громче, приближаясь. "С дороги, бля! - заорал Русел, тормозя, - с дороги, с дороги нахуй!" Через секунду они уже волокли велики в сад, громко дыша. Ноги промокли от росы, болело в груди. Сердце, казалось, было готово выскочить из горла. Русел потащил Димона на змелю.
Мальчишки лежали в высокой траве, глядя на небо и пытаясь успокоить дыхание. Спину холодило от земли. Трава тихо шелестела, мерцали звезды. В высоте медленно полз, мерцая, нательный крестик самолёта. Этот самолёт был как последняя надежда, как проплывающий мимо необитаемого острова корабль. Но пассажиры не знали ничего о двух мальчишках, лежащих в километре под ними, двух мальчишках, в ужесе вжавшихся в землю. Русел молился, или как еще это можно назвать... он просил, не известно у кого, просто просил.
Димон вцепился в руку Руслика, и тут они увидели ЭТО.
В небе летели голые бабы. Они летели клином, светясь в небе голыми телами. Ярко выделялись черные лобки. Вытянувшись по стойке смирно, они плавно летели, одни - прижав руки к телу, другие - вытянув их вперед, будто плавчихи с Дайнековских фресок в московском метро. Заствывшая энегрия движения. Бабы внимательно смотрели вниз, но их взгляды, казалось, скользили по мальчикам, не замечая их.
Эскадрилья меделнно проплыла в ночном небе. Свист стал удаляться, а потом и вовсе истаял в ночи. Стало тихо. Моргая, медленно удалялся самолёт.
Димон тихо сглотнул и выдохнул - "Ну, бля-я-я на хуй..."
Опасность миновала.
7.
Димон женился первый, в восемнадцать, прямо перед армией.
Женой была девчонка из Слободы, Ленка. Они познакомились на Ивана Купала, и, по причине беременности, пришлось пожениться. Впрочем, Димон был не в обиде - Ленка ему нравилась, он бы и так на ней женился. Свадьба получилась хорошая, с настоящей дракой, весёлая. Русел подарил другу вертикалку, тульскую, новую. Зарплаты две, не меньше.
Когда всё уже кончилось, и гости разошлись, пьяно покричав молодым "горько!", Димон, немного пошатываясь, пошел в хату. Споткнулся о порог, неловко попрыгал в прихожей на одной ноге, шопотом матерясь. Молодая уже ждала в спальне. Хватанув со стола недопитую румку самогона, Димон направился через темную гостинную к брачному ложу. По пути завалил стул, матрясь, поставил его. "Любимый, ты идешь? - услышал он крик из спальни, - я жду!" "Да, Ленка, иду, щас всё будет!", - крикнул он в ответ, удивившись тому, что голос показался каким-то чужим, не его.
Из спальни раздался девичий смех.
В спальне царил полумрак от горящей настольной лампы. Ленка сидела на кровати, поджав ноги, голая, и демонстративно ровняла пилочкой ногти, далеко отставив руку. "Пришел? - игриво спросила она, нарочито зевнув, и плавно откинулась на спину, - а то я уже спать собралась...". "Без меня?" - поинтересовался Димон, скача на одной ноге, пытаясь выскочить из штанины. Хмель давал о себе знать. "Без меня, без своего законного мужа? Непорядок!" - с наигранной угрозой спросил он. "Ну можно... и без тебя..." - ответила Ленка, развратно улыбнувшись, и медленно погладила себя между ног. Этот жест смутил Димона, рождая неясные, но откровенно негативные ассоциации. Ленка перевернулась на живот. "Ну так ты идешь?" - спросила она, прогибаясь в спине.
Димон забрался на постель, обнял жену, потянул к себе. Ленка стала целовать его в шею, грудь, спускаясь ниже. Димон, не привычный к таким ласкам (обычно на сеновале было не до того), смутился еще больше. "Глупый, - шепнула Ленка, мягко толкая его в грудь, - ляг". Дима откинулся на спину. То, что случилось потом, было удивительно, но немного неприлично. Мир погиб, а потом возник заново. Поневоле поверишь в гипотезу Большого Взрыва. Димон, улыбаясь, лежал на спине, глядя в темноту. Была теплая летняя ночь, тихо жужал комар.
Лена села Димону на грудь. Он чувствовал кожей её влажную грячую промежность. Девушка, мягко покачиваясь, стала сползать ниже, пока её движение не остановило естественое припятствие. Дима обнял её за бедра, вдыхая запах её волос. Голова легко кружилась. Время замедлилось, и, когда он вошел в неё, оно остановилось совсем. Лена улыбалась, ласкаясь носом.
- Дима, а ведь мы с тобой давно знакомы, я тебя вспомнила теперь... - улыбалась Лена.
- Да, уже полгода, - шептал тот, пытаясь начать двигаться, но девушка плотно сидела на бедрах, обняв его ногами.
- Нет, Дима, не полгода... гораздо больше. Не узнаешь меня? Не хорошо...
- Откуда же? Не помню... расскажи, - Диму уже почти сводила с ума эта тянущая боль, этот зуд в корне тела, - ну же милая, я хочу тебя, давай же...
- Сейчас расскажу, милый... - улыбнулась Ленка, оскалив полный рот кривых, как рыбловоные крючки, зубов.