Жизнь протекала здесь совсем иначе, хотя внешне немного походила на обычную. Нина Николаевна давно к ней привыкла, несмотря на то, что, в отличие от большинства сотрудников, росла в семье, до совершеннолетия никогда не переступала порога интерната или детского дома. В детстве она любила играть "в школу" и со временем поняла: ей нужно работать именно с оставленными детьми. Они больше остальных нуждаются в хорошем воспитании, знаниях, заботе и внимании, а Нина надеялась помочь им в этом. Правда, почти все её отговаривали, убеждали, что дети "трудные", вряд ли смогут почувствовать и оценить её старания, да и она не справится. Там нужны "железные нервы" и отстранённое отношение, иначе никак. Опять-таки, она никогда их не поймёт, ведь сама-то не была в детдоме. И вообще, это только работа, тяжелая и неблагодарная, а она слишком возвышенно и сквозь "розовые очки" всё воспринимает. Разочаруется и зря потратит время. Но Нина слушать не стала, была в себе уверена и после окончания педагогического отправилась на работу, о которой давно мечтала.
Оказалось, что привыкаешь к "дому" очень быстро. Причём с каждым месяцем, годом он занимал в жизни Нины всё больше места, это замечали её семья, родные. Иногда она искренне не могла бы ответить точно на вопрос, где её настоящий дом и не потому, что в семье было плохо; просто детям Нина нужнее. Они вовсе не были "трудными" или "неблагодарными". Сначала Нина, действительно, немного побаивалась, что не справится. Но быстро поняла, что эти дети ей ближе. Они очень ценили любое проявление внимания, хорошего отношения, были взрослее и рассудительнее. Однако фальшь они чувствовали отчётливее и резче реагировали на неё, а также на попытки подавить, подчинить. С этой стороны Нине нечего было бояться. Она никогда не стремилась занять позицию "вожака стаи" и не принимала подобные педагогические приёмы. Каждый ребёнок - такая же личность, как и она, её задача как взрослой, воспитателя: не разочаровать его, заинтересовать, заслужить доверие и уважение. По молодости она даже пару раз поведала о своих убеждениях некоторым знакомым и сокурсникам, удивив их искренней верой в успех "нелепой системы". В общем, нечто подобное и принято было говорить, но большинство понимало, что такой путь не самый короткий и надёжный. Тем более в детдоме! А как же дисциплина, авторитет?.. Однако и с этим у Нины проблем не возникало. Но одна сложность была: порой хотелось большего эмоционального сближения с какими-то детьми, создания чего-то подобного семейным, родственным отношениям. Это могло быть только искренне, основано на взаимной симпатии. Безусловно, нельзя стать матерью для всех, но и обделять кого-то, выделяя некоторых, разделяя детей на "любимчиков" и всех остальных невозможно. В итоге, она была всё-таки другом, но не могла заменить семью.
Была и другая сторона работы в детском доме. Нина больше узнавала о людях, прочувствовала как на себе некоторые тёмные стороны характеров, судеб. Иногда впечатления поражали своей резкостью, негативностью и навсегда отпечатывались в памяти, сердце... Последние три года она работала в коррекционном детском доме-интернате. Сейчас наступили самые тяжёлые дни за всю её работу, да, наверное, и жизнь. Несмотря на смерти близких, знакомых, уход этого мальчика поразил её несравнимо больше. Плохо ещё то, что к горечи утраты примешивалась ненависть к той, кого она считала виновницей происшедшего, и ненависть эта временами заслоняла все другие чувства. А Костя её любил, любил свою мать... Мать ли?..
Тяжело думать, вспоминать. Временами Нине начинало казаться, что своим осуждением, обвинением, желанием наказания - и самого страшного! - она словно может обидеть Костю. Что поделать? Эмоции захлёстывали, чувства рождались независимо от воли и, положа руку на сердце, они не вступали в большое противоречие с разумом. Нина в данный момент искренне не понимала, зачем появляются на земле такие, как эта. Правда, здесь заключался и своеобразный парадокс: она погубила, но она же и подарила жизнь мальчику...
Когда Нина пришла сюда, Костя жил тут давно. Мать отдала его в раннем детстве, стоило ей убедиться, что признаки болезни бесспорны и вылечить её окончательно не удастся. По закону мать имела полное право воспользоваться помощью государства, хотя и не произошло ничего непоправимо плохого, с чем она не смогла бы справиться сама. Необходимые процедуры требовались регулярно, но не постоянно; ребёнок смышлёный и самостоятельный; болезнь выдавали только сильно раскоординированные движения и немного нарушенная речь (впрочем, вполне ясная и даже чётче, чем у многих сверстников). Однако, Костя оказался в интернате. Его мать не отказалась от своих прав, и никто не мог усыновить мальчика. Ребёнок явно тяготился новыми условиями, тосковал по дому, хотя ни когда не показывал недовольства и был на редкость послушен. Больше всего он скучал по матери, которую очень любил... Он понял и ощутил новое отношение матери к себе, осознал её поступок, оставшись в чужом большом доме, наполненном детьми и взрослыми, но не семьями, в восемь лет. Счастливая, безмятежная жизнь, несмотря на болезнь, светлая и радостная, детская, длилась, таким образом, совсем недолго. Оказавшись в интернате, Костя повзрослел, его терзали совсем недетские чувства и мысли; агрессии, ожесточённости не было и следа, хотя обиду он не всегда мог скрыть. А надежда оставалась. Первое время он всё ждал, что мама вот-вот заберёт его домой, когда он пройдёт "необходимый курс лечения", с нетерпением ждал её прихода. Она правда сначала часто его навещала. Но время шло, визиты становились всё реже и реже. Костя и до этого боялся заговаривать о возвращении домой, теперь же всё становилось отчётливее и яснее. К его шестнадцатилетию, последние два года, мать приходила аккуратно, но - раз в три месяца. Всем было понятно, что она делает это лишь по обязанности, как по расписанию и без чувства, скорее даже с досадой, хотя и старается её не показывать. Четыре появления в году, по-видимому, представлялись ей большой жертвой и великодушным поступком, данью сострадания к ставшему совершенно чужим ребёнку. Ради этого она откладывала дела, нарушала привычный распорядок, терпеливо относилась к "окружающей картине" в детском доме, хотя, безусловно, всё, что находилось вокруг, действовало на нервы и раздражало. Она же переносила все трудности и ни разу не забыла об обязанности, не нарушила привычный распорядок.
Нина не раз пыталась заговорить с этой женщиной. Та отвечала всегда неохотно и как бы с некоторым удивлением: как эта воспитатель решается на вопросы, почему считает себя вправе что-то выяснять, выспрашивать? Почему бы ей не заниматься своими делами, кого может интересовать её мнение? При всём этом, она всё-таки говорила с Ниной и, похоже, сама удивлялась своему благодушию и лояльному отношению к "обслуживающему персоналу". Сказывалось настроение женщины, которая "несмотря ни на что" остаётся "матерью для своего ребёнка", давно уже ставшего обузой, дарит ему внимание, хотя это и неприятно и очень "мучительно снова к этому возвращаться", видеть его и т.д. Так уж она считала, и никто не смог бы её переубедить. Всего удивительнее было то, что она искренне верила в свою правоту и справедливость. К сожалению, ни одно слово Нины не достигало цели. Мальчик болен, нуждается в уходе. Он, безусловно, не такой как все дети. Что же она должна была делать? Не оставлять же его дома? У неё своя жизнь, распорядок, полная и насыщенная, как у всех полноценных людей. Это естественно! Вот если бы она решила посвятить себя уходу - это действительно было бы странно и нелепо. Такие люди встречаются конечно, но... к чему бессмысленные жертвы? Зачем мучаться вдвоём?.. На Нинины слова о самостоятельности Кости, степени его заболевания, вовсе не такого тяжёлого, чтобы нельзя было жить дома, в семье и учиться в обычной школе, у той, что называла себя страдающей матерью, находились твёрдые аргументы. Она не смогла бы жить с Костей так, как она хочет и как живёт сейчас. В конце концов, болезнь есть болезнь и она просто не желает быть постоянным её свидетелем - такую склонность она считает извращением - конечно, если человек не врач. Она же никогда не мечтала стать доктором. Тут она уже начинала раздражаться и заканчивала обычно железным доказательством: "Вы сами-то никогда бы так не сделали, как советуете! Легко говорить!" Нининым словам она не верила, хотя и допускала небольшую возможность "абсурдного альтруизма", несвойственного ей, как "человеку здравомыслящему".
Нину поражал тот факт, что "мать" жила с мужем, очень дружно и счастливо, детей у них не было, работала она в вузе и недавно стала доктором экономических наук; свою жизнь считала совершенно удавшейся и наслаждалась ею от души, не видя ничего отрицательного и неприятного в ней и в себе, кроме тягостной обязанности приходить в интернат. Оставалось только удивляться, как в таком потерянном семействе родился Костя - с добрым сердцем и открытой душой, несмотря ни на что. Мальчик тосковал, скучал и продолжал любить мать. Скорее всего, он был единственный человек на земле, кто так к ней относился - она и её близкие к любви не способны. Но и оценить она этого не могла. Костя продолжал на что-то надеяться, на ответное чувство, живое слово, взгляд, старался её разговорить, пробиться сквозь стену, но всё безрезультатно. Она относилась к тем особенным существам, что не умеют чувствовать - словно пустые внутри; но пустота эта особенного свойства, она всё поглощает, втягивает в себя, её невозможно ничем заполнить, сколько не старайся. Надежды сына постепенно таяли, но растущее убеждение в потере матери навсегда не приносило облегчения, давило непосильной тяжестью. Мать давно стала призраком, образом из сна, эфемерным обликом человека, не существовавшего в действительности, созданного в воображении ребёнка, стремящегося обрести опору, пристанище, пусть далёкое - но реальное, а значит достижимое. Хоть когда-нибудь. С этим образом нелегко расстаться. Почти невозможно - как с жизнью.
Костя стал единственным ребёнком, с которым Нина отступила от принципа равного отношения к детям, его одного она выделила. Об этом никто не догадывался, кроме них двоих и пары сотрудников интерната. Нину и Костю объединило случайное происшествие, породившее общую тайну, дружеские, особенно близкие отношения, отличающиеся от других. Костя как-то очень возвышенно воспринимал природу, животных, необычно для своего возраста и глубоко. Однажды Нина заметила, что мальчик слишком долго где-то пропадает, и отправилась искать его. Оказалось, Костя был занят спасением, перевязкой и кормлением котёнка, найденного им недалеко от забора. Нина принялась помогать. Они не поняли толком, что случилось - то ли животное сбила проезжавшая машина, то ли травмы нанесли люди... ясно одно - нужно было везти котёнка к ветеринару. Костя смотрел выжидательно, но ничего не говорил; боялся спугнуть возможное спасения малыша и хотел, чтобы Нина сама дошла до мысли о ветлечебнице. Она, конечно, так и сделала и, отпросившись с работы, поехала помогать страждущему, но уже успокоенному котёнку. Потом пришлось оставить его у себя дома, с обязательным условием "выпустить, когда окончательно поправится"; быстро привыкнуть к постоянно шалившему и постепенно выздоравливающему сорванцу; в конце концов, стало ясно, что никуда его не выпустишь и не отдашь - так и придётся его любить и терпеть частые выходки. На следующий день после того, как он нашёл малыша, Костя стал спрашивать о котёнке. Нина, неожиданно для себя, рассказывая, как было дело, предложила Косте зайти к ней в выходные в гости и помочь в воспитании юного жильца. Разумеется, Костя очень обрадовался и согласился. Некоторых детей родители забирали на выходные домой, и было условлено, что Костя заходит к матери, а не к Нине - чтобы не обижались те, кто оставался всегда в доме. Его об этом никто не расспрашивал, всё происходило само собой. Нина не заменила ему семью, мать, но их дружба была особенной, и хоть немного восполняло пустоту, стала насыщать жизнь необычными событиями и заботами; была общим невинным и добрым секретом в интернате, где все всегда на виду. Мать Кости не была против, отнеслась к этому совершенно равнодушно и с непониманием, но спорить не стала - слишком далеко от неё; только с удивлением смотрела пару секунд на Нину. Родители Нины были очень рады Косте и жалели, что нельзя обласкать других и уделить побольше внимания всем детям. Костя видел в ней друга и полюбил её, как можно полюбить сестру. Нина знала, что он ждёт выходного, как и она.
С тех пор прошло три года, Косте недавно исполнилось семнадцать. Кто бы мог подумать, что всё так произойдёт?.. Он продолжал тосковать по матери, надеяться, всё больше понимал, что её не будет, а, скорее всего, никогда и не было. Болезнь, связанная напрямую с нервной системой, внешне не усугублялась, но происходили внутренние изменения. Страдали и душа, и тело мальчика... а теперь его нет. Внезапная смерть Кости всех поразила; малышам объяснили, что его забрали домой, старшие мрачно молчали, а вот подростки обсуждали несколько раз его уход. "Спровадила... Она породила, она и убила!" - услышала как-то Нина. Некоторые даже думали, что Костя мог покончить с собой, но на самом деле он умер от внезапной остановки сердца. Нина же постаралась объяснить наедине некоторым, кто так думал, что Костя любил жизнь, а самоубийство - не выход, он это отлично понимал и никогда бы не поступил так, он ценил всё окружающее, данное ему судьбой. Но болезнь развивалась...
Дети любили Костю, старшие ребята обвиняли в его смерти мать. Они знали, как он надеялся на чудо. Нина их разубеждала, но сама считала его мать главной виновницей. Та пришла на похороны и поминки, организованные интернатом, как в гости; смотрела немного печально, но вполне отстранённо и вскользь заметила, что "они с сыном отмучались". Нина же ничего не могла говорить; сначала глядела с непониманием и удивлением на "мать", потом с трудом сдерживала гнев... Временами он заслонял все другие чувства, и она понимала прекрасно, что это неправильно, но ничего не поделаешь. Сейчас шёл восьмой день. Ощущения и мысли Нины продолжали мешаться: горечь утраты постоянно вытесняло раздражение, непонимание и неприятие существующего порядка вещей. Её следовало бы судить, навсегда лишить комфорта, уверенности в своей неуязвимости и правоте, она преступница и по справедливости должна быть жестоко наказана. Ещё Нину мучил странный вопрос: Костя верил, верил в добро, сострадание, чудо, в ту толику человеческого, что могла остаться в душе его матери. И эта вера его убила?.. Какая-то нелепость. Что бы случилось, если бы он забыл о "матери", не думал о ней, не переживал? Развилась бы так его болезнь? Или он жил бы долго и спокойно? В любом случае, "мать", даже не считающая нужным проявлять хоть каплю внимания, не способная любить и сострадать, демонстрирующая полное равнодушие в свои редкие "визиты" к собственному ребёнку, заслуживает самую тяжёлую кару. Здесь-то Нина и начинала ощущать бессилие не только вернуть прошлое, Костю, но и воздать по заслугам. Конечно, она бы никогда не стала брать это на себя - в ней совершенно отсутствовала склонность к преступлению. Но ведь и жизнь, судьба, нечто высшее не наказывали ту, которая так жестоко наказала родного сына!
В подобных рассуждениях и одолевающих постоянно мыслях не было, разумеется, ничего хорошего. Нина начинала чувствовать, что больна. В этом состоянии ощущалось что-то недоброе; злость точила изнутри, лишала покоя, от неё никак не получалось избавиться, несмотря на редкие разумные мысли и справедливые чувства. Они не могли оформиться ни во что цельное, законченное, в отличие от твёрдого мнения о бесспорной вине той. В конце концов, Нина пришла к выводу, что Костя не должен был верить, ждать. Нужно было отрезать раз и навсегда! Тогда бы всё обошлось.
Сегодня Нина ходила в церковь. Там она познакомилась и разговорилась с настоятелем, совсем молодым человеком. Самой ей за тридцать, а он казался ещё моложе, такой юный - это было необычно. Он внимательно слушал, почти не задавал вопросов; потом стал говорить сам. Нина сразу удивилась его особенному, мудрому взгляду на вещи, умению всё обобщить, вывести логичное заключение, кардинально отличающееся от её, Нининого; но она не могла с ним поспорить - таким верным и справедливым оно представлялось. Она возвращалась домой и размышляла, вспоминала. Да, он, пожалуй, прав. Самое главное, что её заинтересовало: Костя был совершенно прав, в самом высшем смысле, продолжая верить в восстановление матери. Возможно, потеряй он веру в неё - утратил бы и веру в людей вообще, способность любить и прощать, надежду на лучшее, что есть в человеке. Тогда это был бы уже не тот Костя, которого она знала и любила. Нина задумалась. Беседа её смягчила и несколько успокоила, но сомнения оставались. Неужели всё действительно так? Её волновала какая-то мысль, словно что-то необходимо вспомнить; забытое, но очень важное именно сейчас, в эти дни. Но Нина не сумела сосредоточиться и заснула.
Впервые за тяжёлое время снился Костя. Радостный, смеющийся. Они о чём-то говорили, шутливо спорили. Он вдруг похвалил Нину за то, что она "очень сообразительная и смогла думать сердцем" и показал "лучшую фотографию, любимую". На ней изображены женщина, уставшая и бледная, но со счастливыми глазами и улыбкой, и миловидная радостная девушка лет четырнадцати с серьёзным и уверенным взглядом. Но кто они?.. Нина не успела вспомнить и проснулась. В комнату светило яркое солнце. Она не сразу сообразила, что пора вставать. Да, ведь сегодня выходной! И девять дней. Эту дату они не будут отмечать специально, но каждый, конечно, отметит в своём сердце... Как хорошо приснился Костя. Внезапно Нина вспомнила тех, с фотографии. Как она могла забыть? Правда, это было очень давно, в другом детском доме; она только начинала работать, да и история почти вся шла без неё. Зато завершилась уже при Нине. Света всегда отличалась серьёзностью и добротой, скромность сочеталась в ней с твёрдой уверенностью в некоторых вещах, бывших для неё незыблемыми. Так она верила в свою мать, и никто никогда не смог бы её разубедить. Безусловно, вера её поддерживала и помогала в трудные моменты. Но её чувство к оставившей родительнице, молоденькой Ольге, никто не разделял, хотя и не обсуждали тему, чтобы не обижать Свету, тем более её мнение неизменно. "Чем бы дитя не тешилось..." - говорили добродушно нянечки. Нина тогда удивлялась твёрдости характера тринадцатилетней девочки. Мать приезжала к ней только раз в месяц на пару дней, из другого города, где она работала, выплачивая какой-то неясный и тёмный долг. Разумеется, от прав Ольга не отказывалась. Были люди, недовольные этим положением дела. Нине рассказывали, что Света, отданная в детский дом в девять лет, всегда отличалась прекрасными манерами, симпатичным личиком, умом, разнообразными способностями - например, отлично рисовала и пела; она имела природный дар располагать к себе. Её несколько раз замечали приходящие выбирать детей родители и "давно бы девчушка устроила своё счастье", если бы не Ольга со своей "любовью материнской". Правда, со временем, Нина поняла - Света бы сама не согласилась на жизнь в приёмной семье. Она ждала родную мать. Света верила совершенно твёрдо, что они обязательно будут жить вместе с мамой, рано или поздно, когда позволят обстоятельства. Не было ни одного человека, включая Нину, кто бы разделял это. Ольга родила в семнадцать лет, одна, прожила как-то с дочкой девять лет, вдруг отдала в детский дом, приезжала редко, иногда пропускала месяц и являлась лишь через два. В её пользу, кроме посещений, и то нерегулярных, ничего не говорило. Вид у Ольги всегда был какой-то испуганный, смущённый, на губах застыла несмелая улыбка, глаза смотрели мимо собеседника... Дело всем казалось ясным.
Совершенно неожиданно, незадолго до четырнадцатилетия Светы, Ольга приехала в дом значительно раньше срока, взволнованная, счастливая и стала оформлять документы на возврат ребёнка в семью. Света обрадовалась, но восприняла это как должное, хотя и ожидаемое. Все же остальные были просто поражены и ничего не понимали. Нина говорила со Светиной мамой о том, как всё случилось. Ольга жила с мужем без регистрации. Они собирались купить небольшую квартиру и взяли кредит. Потом муж внезапно исчез, объявившись потом в далёком городе, о чём совершенно случайно узнали их общие знакомые. Ольга осталась с ребёнком, долгами и без работы. После долгих поисков стало ясно, что выхода нет. Банк назначил необходимую сумму выплат, уже угрожали коллекторы... Работа нашлась лишь у дальних знакомых в небольшом соседнем городке. Они же и предложили отдать временно Свету на попечение государства. К сожалению, ни в каких инстанциях городка не могли посоветовать ничего лучшего... Ольга искренне боялась, что дочь её не простит, разлюбит и вообще будет тяготиться продолжающимися отношениями. Но каждая встреча со Светой, разговоры, письма разубеждали мать и придавали новых сил. Наконец, всё закончилось благополучно. Нина тогда подумала, что такие случаи, безусловно, огромная редкость; но даже если в одном из миллиона возможен такой конец - стоит поверить в чудо, не оставлять надежды. Тем более, она всё же поддерживает и помогает. Возможно, кто-то ошибся, неправильно повёл себя, принял неверное решение, в общем - не идеален. Но есть любовь, привязанность, вера; они приводят к объединению семьи. Люди снова счастливы, счастлив ребёнок. Чего ещё искать?.. Света и Ольга радостно и светло попрощались со всеми, благодарили, обнимали, даже поплакали; уехали совершенно счастливые. Оставили веру в чудо.
Сейчас те необыкновенные ощущения снова отчётливо вспомнились Нине. Она понимала Костю. Тёмные, злые чувства растаяли без следа и не будут больше приносить вред, разрушать и подтачивать душу. Печаль светла... Впереди новые судьбы, истории.