Я поместился в этом мире весь - без остатка, без колебаний, без сожалений, а мои мечты нет. // Бартелеми Гийон, поэт-вагант * вымышленное автором лицо
Шел снег. Платон толкался с запрещенкой на Пушкинской площади.
- Телефон, заграничный телефон, айфон - и распахивал на холоде пальто.
Блондинка издалека скосила глаза с интересом. Мужчина в форме ополченца поджал губы. Полицейские, шмыгнувшие из-за памятника Пушкину, сразу перешли к делу:
- Контрабанда. Знаешь, что за такое бывает?
Платон знал и хотел дать деру, но у входа в метро тоже была полиция. План на этот случай имелся. Лучше поделиться частью, чем лишиться сразу всего товара.
- Что-то там с конфискацией, - прогнусил, пригибаясь, Платон - но ведь и другой выход всегда найдется?
- Вот это верное решение. Протокола составлять не будем. Заберем себе, и все.
- Хотите, выручку вам отдам? - засуетился Платон, - Лучше же выйдет. Зачем вам вещи. И спрячете быстрей.
Полицейские переглянулись.
- Много у тебя той выручки ? И еще будет? До какого часа торгуешь вообще?
- Сами же знаете. Сегодня день-то какой. Пока не стемнеет. Рождество...
Полицейский поднял голову в серое небо, явно не надеясь увидеть там звезду, и перевел на Платона - все такой же бессодержательный взгляд. .
- Договориться с этим не удастся, - сгорбился Платон. - что же теперь он в самом деле... возьмет меня и...
Да! в любое время, в другом месте, и в этом тоже, вышло бы ровно как обычно. Не будь эта история рождественской, то есть волшебной. Нить такой истории свободна от обстоятельств, а если встречает их на пути, то, ни с чем не считаясь, перекраивает под себя.
- Дай хоть взглянуть, - вдруг смягчился страж порядка, сам на себя непохожий, - может, и правда брать у тебя нечего. Может, у тебя еще китайская подделка. Китайское у нас не запрещено.
- Да-да, - поддакнул второй, - на прошлой неделе на Трубной такое уже было. - Стерли этикетку - думали, вон запрещенка, наконец-то. Уже приготовились брать. А это оказался Китай...
- Китайского теперь много. Теперь везде Китай.
- И трогать его не моги.
Платон виновато разводил руками - но полицейский, взявший себе товар, наоборот, жадно стискивал его в ладонях.
- Нет, сейчас такого барахла из Китая не доставят. Раньше всякое еще привозили. К китайцам вопросы были: где ваш хваленый параллельный импорт? Снова свое говно нам впарили? А теперь с ними договор, они его соблюдают. Ни за что не отправят брак.
Платон сунул руку в карман.
- У меня никакого брака, - нашарил он телефон и нажал пару кнопок невпопад. Иконки не двигались с места, как будто какой-то робот-андроид припаял их к стене.
Платон пробовал тыкать сильнее.
Полицейские тем временем сами нажимали кнопки и потешались. Даже желание брать деньги у них пропало. Звезды тускло светили над Пушкинской, когда менты, махнув рукой, скрылись из виду. Платон еще долго мыкался на холоде, пока его не попросили на выход обычные полицейские, не опасные, не охотившиеся за запрещенкой. Но у страха глаза велики: Платон дал деру и не выдохнул, пока не очутился на Тверской.
. С ее покрытой снегом плитки тут же свернул в один из переулков, ведших в самое чрево столицы. Когда, отдышавшись, остановился, возле него не было ни души.
*
Это был Гнездниковский переулок - большой или малый. Там Платон сложил на скамью весь свой негодный товар. Выкидывать и такой было жалко: что бы там ни было, он достался трудами. Раздавал его Алихан, добывавший запрещенку по своим каналам и набиравший дилеров по всей Москве. Одни выкупали всю партию целиком, другие - арендовали: шерстили по столице и вечерами возвращали нераспроданное назад. Платон сдуру взял целый блок, так что теперь имел основания разыскивать Алихана. Но вместо этого жался и прикидывал, как сделать так, чтобы больше не попадаться ему на глаза.
Чтобы представить себе такое, глаза пришлось зажмурить. Воспользовавшись этим, незваные воспоминания ринулись не на свое место. Они тянули за собой лица людей,
от которых Платон хотел скрыться. Одни из них втянули в ипотеку,и вскоре подняли проценты. Другие втравили в бизнес, быстро подпавший под санкции. Третьи - познакомили с Китаем. 'Теперь время Китая, китайцев боятся, на китайском в России прогореть нельзя', - убеждали они...
Лица стали мелькать сами собою, что уже пугало: Платон встряхнулся, поднялся со скамейки и протер глаза. Переулок был так пуст, как будто и не вел на Тверскую. Если бы хоть один айфон работал, стоило бы проверить карту. А так оставалось доверять себе, от чего на душе рождалось скверное чувство. Плохо было бы взять и еще раз свернуть неудачно. Столько раз он уже сворачивал не туда...
Справиться с сомнениями помогла бы чекушка. Платон вновь обернулся и убедился, что посторонних не было, так что откупорил бутылку. Перед тем, как выпить, воровато
огляделся еще раз. Снова никого - и казалось, никто уже давно не сворачивал в переулок. Поверить в это было сложно, но Платон, хлопнув, сразу поверил.
Никого не стесняясь, он чокнулся со скамьей - и с дальней Тверской, денежной жилой столицы, и почувствовал, как тепло разливается по груди. Он пил за неудачи - ипотеку, китайцев, ушедшую Лину, которая тоже мелькнула перед глазами, но вскоре пропала, потому что ей больше не было места. Под алкогольными парами дурные мысли оседали сами, а вверх поднимались те, что были легче и приятнее. Выходило, что без Лины на душе становилось теплее.
И как всегда в такие минуты, мир раскрывался с вечной и даже возвышенной стороны. Казалось, будто удача на деле всегда была рядом и не хватало лишь мелочи, чтобы
однажды дотянуться до нее.
Достаточно было лишь сложить кубики бытия иначе: вместо Лины - Алина, вместо китайцев - тайцы, а телефонов... что на сегодня? Глушилки, может быть? Ах, если бы начать продавать глушилки, тогда бы удача в новой России улыбнулась бы в лицо...
Хорошее настроение крепло, хотя повода для этого не было.
В лучах фонаря танцевали пылинки, сходясь в причудливую и притягивающую взор картину, когда-то вдохновившую Родена: атлета, предающегося раздумьям. Сразу Платон ее не
заметил, а когда пригляделся, то простился с остатками хмеля. Оказалось, что в Гнездниковском - большом или малом - все это время был человек.
*
- Телефон! - потер незнакомец руки с явным удовольствием, что его заметили, и можно
больше не скрываться.
- Можно попросить у вас телефон?
И добавил изменившимся голосом:
- Очень он мне нужен!
Платон уставился в полутьму, а потом нерешительно попятился и, наконец, попятился сильнее. Решительнее.
- Неудачно выразился, - спохватился незнакомец, - вечно - целую вечность - меня понимают неверно. Не позвонить. Ни в коем случае даже не собирался. Сразу купить. Хотите доллары, хотите юани, мне все равно.
- Все распродал, - ответил Платон еще неубедительнее и тут же загреб телефоны в рюкзак.
Незнакомец скосил взгляд на скамейку с выражением детской обиды на лице, но тут же и разулыбался.
- Не торгуете. Ах, понимаю. Но пьете же? есть вещи, которые совершенно извинительны. Гораздо менее извинительно их отрицать...
Платон, стесняясь, закупорил бутылку и, вдвойне смущенный, даже не бросил ее в сумку, а просто бросился с ней наутек.
- Напились, значит? Так еще лучше! - Тогда вы могли бы угостить меня - вам больше не нужно! праздник, замечу, - не какой-то там ваш день рождения, а как первая звезда, касается всех...
Платон, убегая, зыркал через плечо и сообразив, что расстояние стало уже приличным, вступил разговор.
- Извините. Ждут друзья. Тоже празднуем. Когда-нибудь попозже!С праздником - всего светлого! и не дожидаясь ответа, который был не нужен, свернул в темноту.
- Попозже? Ну, ловлю на слове, - проворчал незнакомец. - хотя вообще-то так не поздравляют. Лучше уж самого себя извините за глупость, а мне-то все равно.
Обдумать эти слова предстояло в тупике, куда завел Гнездниковский и где Тверская была уже отдаленным воспоминанием, хотя гул от нее продолжал раздаваться. На него можно было идти, но одна трудность сразу приходила в голову. Из тупика другого хода, кроме как назад, не было.
Сконфуженный, Платон предпочел дождаться звуков из Гнездниковского. Но оттуда ничего не доносилось, как будто незнакомец, хоть и потерпел поражение, в глубине души все равно злорадствовал - никуда не уходил.
Платон попробовал завести себя на храбрость, вспоминая что со странными людьми уже имел дело раньше, например теми, кто покупал у него ваучеры на отложенные рейсы Аэрофлота. Но и эти, наконец, заподозрили что-то неладное, так что от них пришлось спасаться бегством. Вот и сейчас стоило развернуться и рвануть мимо Гнездниковского - на Тверскую, на одном дыхании, не оборачиваясь назад...
Полчаса ушло у Платона на то, чтобы принять это решение - но уже при первом повороте за угол его озадачил лишний штырь. Стоило бы изучить его заранее, да не нашлось времени,
а на прямом пути штыря как будто не было. Зато теперь он рос, и рядом с ним рос сапог,
крепко сшитый, латексовый, доходивший Платону до самого носа. Волей-неволей и хозяина сапога тоже приходилось разглядывать снизу вверх.
*
Сапог вел к незнакомцу - тому же, что и раньше, но более самодовольному, чем полчаса назад.
- Черт знает что творится. Опять встреча, а значит, нужно знакомиться. Пусть вы и отказались продать мне своего товару, и знакомиться не хотите. Побрезговали угостить меня водкой, завязать приятный и полезный разговор. Наконец, надумали скрыться, но не справились с Гнездниковским... да что вы всё лежите, хотите, я вам руку подам?
- Нет.
- Уму не постижимо. Четвертая неудача подряд.
Платон поднялся сам и теперь прикидывал, способен ли еще на один рывок из Гнездниковского. Что-то внутри отчаянно гнало его прочь.
- Вы опять хотите убежать, как будто боитесь. Как ни странно, тем самым, вы только подстегиваете мой интерес.
Незнакомец выдохнул.
- Что бы ни говорили бытовые нытики - дилетанты в теории вероятности настоящее невезение встречается в жизни нечасто. Притягивать невзгоды - не только природная склонность, но и такая же редкость, имеющая общее со сверхъестественным. Как каждый человек, знакомый с квантовой механикой, вы же верите в магию? А впрочем неважно... для связности моих объяснений это все равно.
Итак, важнее всего то, что своими талантами люди пользуются неразумно. И в раздражении доходят до того, что проклинают вверенную им способность. Как в юности Пушкин, жаловавшийся, что черт наделил его талантом, не обеспечив сообразным комфортом, в частности, не дав возможности жить в Париже. Инфантильно, но если вдуматься, в чем-то похоже на вас.
Однако в сторону. При любых обстоятельствах я не доверяю слухам. Все, что доходит до меня, уже много веков вынужден проверять лично. Теряю время, недостатка в котором, впрочем, не имею. И все-таки радуюсь, когда сознаю, что особенного расхода не случилось. В важном для меня смысле ваш талант подтвердился на все сто.
Платон приходил в себя медленно, но уже чувствовал возвращение сил.
Надо напугать его, - пришла мысль, - У меня есть идея. Может быть, сейчас он отступит. Или хотя бы ступит...
Платон набрал воздуха в горло и крикнул... но возглас повис в воздухе. Никто и не подумал отозваться. В треклятом Гнездниковском действительно не было ни души.
- У меня есть нож,- предупредил Платон.
- Только попробуйте. Если вы вздумаете свести счеты с жизнью, я оценил бы ваши шансы
крайне невысоко.
*
- В любом случае этот вопрос зададут, пусть он и совершенно никчемный. Сопротивляться бесполезно. Платониэль. Называть меня можно так. Ну а с вами...
- Платон
- Я уже знаком, потому и назвался Платониэлем. Действительно - вопрос глупый. И все же от него никуда не деться. Надеюсь, на этом с формальностями покончено.
Платон рассчитывал, что какая-то возможность остановить знакомство все же найдется. Хорошо подошла бы еще одна встреча. Кто-то сейчас мог бы свернуть на Гнездниковский, да и остаться. Но, к несчастью, никому до этих мест не было дела. Платон водил головой из стороны в сторону совершенно без толка.
- В том, что отсутствие жизненного счастья - большая сила, сомневаться не приходится, -
заметил Платониэль тоном приговора, - и тем обиднее, что ее значение повсеместно ставят низко. К неудаче относятся как к заурядному, не требующему усилий, пустому делу. Подход, основанный на грубом невежестве, был бы извинителен, если бы не вел к трате ресурса. Взять любого твердого неудачника. Денег и жилья нет, половой жизни тоже, здоровье разрушено, как после истязаний - наложенных, что пикантно, на себя самим собой. Кто скажет, что этот жизненный трек не требовал усилий? Проблема не в том, что силы на исходе - если задуматься, то все с точностью наоборот...
Конечно, остроты, которую приобретают жизненные трудности, я не отрицаю. Силы и у неудачника имеются, но приложены они с небрежностью. Сколько неудачников подтвердили свою репутацию, не справившись с управлением тем, что им дадено? Еще они исходили на ненависть к тем, кто добился большего, и снова не имели успеха - своего рода порочный круг.
Увы! Действительность с ясностью показала, что ненависть неудачника безопасна. Зато его любовь куда перспективнее, поскольку наделена специфическим свойством. Не мне вам объяснять, все, что искренне любит неудачник, обычно разрушено в ноль.
Платониэль сделал пальцем пасс.
Пришло время использовать этот аспект не для горестных размышлений, сухих, отвлеченных споров, а в практике ближнего боя. Открыть свою душу миру, сохранив уникальный, сложившийся годами навык взаимодействия с ним. Тот самый, который Позволяет неудачнику не оставлять камня на камне буквально ни от чего.
Тут уж Платон понял, что незнакомец не случайно обращается именно к нему. Оставалось придумать, что ему можно возразить.
- Ну, не глядите так уныло. Иначе я решу, что полюбить вы ничего на свете не способны. Тогда мы расстанемся, и я отправлюсь на поиски неудачника дальше. У меня есть еще несколько часов Рождества.
- Не надо. Может быть, под Рождество сделать так, чтобы моя жизнь переменилась? - ухватился за соломинку Платон.
Платониэль развел руками.
С таким талантом, как у вас, едва ли. Но как я пытаюсь втолковать, его тоже можно перевести в деньги. На разрушения в наши дни значительный спрос.
Но хоть вам и благоприятствует конъюнктура, в одиночку отыскать покупателя не удастся. Неудача довлеет. И тем не менее вопреки невезению и вашему собственному яростному сопротивлению один помощник у вас все-таки нашелся. Как вы понимаете, это я.
Платон глядел, не моргая.
- Попробую еще раз. Вас преследуют неудачи. Если кто-то доверит вам свои деньги, то и он потеряет их тоже, не так ли? А если пойдет дальше и вложится в ваш жалкий бизнес по продаже телефонов, то тем более. Сами понимаете.
Платон моргнул.
- Нужно брать не китайские, а турецкие. Надо еще раз попробовать... конечно, не Алихан...
об Алихане и думать нечего...но может быть, мне поможете вы...
- Да. Я и есть твоя удача, глупый. А то, что мы встретились на Рождество, можно считать подарком. Я научу тебя как делиться тем, что ты имеешь в избытке, - неудачей, невезухой, непером. Невзгодами. Провалами. Горем! да так, чтобы всем этого хватило вдоволь.
Чтобы не тянуть, сразу поделюсь секретом: делать так, чтобы другим становилось плохо - и есть главный секрет. На нем - и уже много тысячелетий - надежно строится любой долговременный успех.
*
Успех действительно был где-то рядом, там, куда Платона настойчиво тянули за руку. На бегу бросались в глаза все его главные приметы. Спортивный автомобиль, припаркованный поблизости, охрана, занявшая всю обочину, шофер, позволявший себе плевать в сторону полиции, а еще Тверская, но не пешеходная, со стороны дома Елисеевых, которую может увидеть всякий непосвященный, а та, что проносится в мареве за окном авто по воле тех,
кто пишет правила движения, имеющие способность действовать во времени назад.
Даже непосвященные знают: таким дорогу на зеленый свет переходить нельзя.
Оказалось, что даже поворот, ведший куда-то на запад, где раскинулось Рублево - успенское шоссе, - нес на себе отпечаток успеха. Что доказывалось одним неоспоримым фактом: раньше в этих местах Платон никогда не бывал.
То, что взгляду открывалось необычное зрелище, сразу не вызывало сомнений.
В живописных домиках поселилась особая цепкая сила, умевшая держать на расстоянии посторонних, которую миллиардер Полонский, визионер и мистик, описал верными словами: 'у кого нет миллиарда, может идти в жопу'. Тяжесть этой чеканной формулы он испытал впоследствии, когда, не справившись с силой, сам вынужден был покинуть эти места. Много позже его примеру последовали и другие, не вытерпевшие ноши: одни настигнутые санкциями, другие репрессиями. Нет! Вовсе я не хочу сказать, что они отправились в жопу. Но верно и то, что возвратиться оттуда хоть ненадолго, чтобы продать свое имущество они уже не смогли.
Но попутчик Платона заранее знал, в чьих окнах свет не гаснет. После его пассов водитель умело срезал углы, объезжал бордюры и вписывался в проулки так отточенно и плавно, что Платон не сомневался: волшебная сила давно познакомилась с Платониэлем и не собиралась держать его в стороне от себя.
Ворота одного из домов, напичканные японской электроникой, открылись сами.
Платониэль обернулся. Внимательно изучил Платона и чего-то в нем явно не найдя, щелкнул языком.
- Запомни, то, что ты сейчас увидишь, может быть тебе непривычно. И понято тобою неверно. На всякий случай предупреждаю: никакой злости на то, что кто-то лучше тебя устроился в жизни! Забудь о рессентименте. У зависти нет поражающей силы. Иначе бы мир Рублевки давно бы провалился. А он, скорее, утянет в прорвал всех остальных.
Если тебе так будет понятнее, то вспомни про рынок. За поражения не платят, жалобы на несправедливость бросают в избирательную урну, а внутрь пускают только с качественным и желательно редким товаром. Который, к счастью, нас с тобой нашелся. Разумеется, я рассуждаю про любовь.
- А что, если у меня не выйдет...
- Полюбить? - Платониэль поскреб подбородок, - Есть повод для беспокойства, но прежде сосредоточься. Вспомни что-нибудь из детских лет. Организуй свой ум вокруг того, что дорого лично тебе.
- Это место...
Брови Платониэля сошлись.
- Не это! Как раз это место любить не нужно. Иначе твоя нечаянная глупость все испортит. Если ты что-то захочешь полюбить, предупреждай заранее! Иначе все может отправиться кувырком.
Платон вжал голову в плечи, и Платониэль, глядя на это, смягчился.
- В твоем лице имеем профессионала, которому про его работу - терпеть поражения - объяснять ничего не нужно. Возьми себя в руки, будь собой. Ради этого тебя, собственно, и привезли.