Аннотация: Просто все зашло немного дальше... Дальше, чем возможно принять.
Uri
Юрическая соната для Алекса Поволоцкого.
Спасибо за все. Кицунэ.
.....
В доме моем - холодно от раскрытых морозному воздуху окон. Прокуренных комнат - вот предел, за который не выйти... Я смешно и дерзко - в эту ловушку поймала себя. И теперь только светлые пальцы на темном грифе гитары... В тон темно-вишневым губам, которые не целовать - теперь.
Я опрокинута в черные зрачки. Навсегда, с того дня, когда темно-вишневые губы ее перестали быть склепом. Жарко открылись на встречу, посылая за кордон белых зубов острый язык. Через два кордона - и мы целовались взасос, обтираясь жесткой кожей косух. Тогда это и началось. А потом были долгие ночи и ветер бил в лицо: мы не знали тогда, куда мчит нас ее "Хонда". "Хонда" - это чуть мене сексуально, чем "Харлей", разве не так?
Были прокуренные клозеты клубов - для бесстыжих поцелуев, для смелых рук под свитера на голое тело. Свитера на голое тело - это сексуально. Мужской парфюм, женственность жестов - это сексуально. Джин из горла и шататься по апрельской ночи, по пустому Арбату - горланя песни. Изучать визуально и на ощупь сильное, тонкое тело - мягким золотом на белом снегу... Она не боялась холода - только твердели вызывающе соски. Она вообще ни хрена не боялась, и я замирала в восторге и ужасе, благоговея перед первобытной дикостью. Она была бисексуальна и дерзко смотрела мне прямо в глаза, подснимая на пятнадцать минут очередного обладателя цепей и кожи... Мотокентавра, жеребца. Она любила так: бесстыдно, на столе, за стойкой, в гараже, на байке... Ей не было плевать, вижу ли я... Лучше, если вижу...
Она кончала бурно, непристойно, жарким шепотом матеря партнера. Блестящие глаза и приоткрытые губы. Я как сейчас вижу это. Стоит только закрыть глаза.
Со мной она не материлась, была почти нежной. Нежной до кончиков пальцев, до тихих глупостей на ухо.
Со мной они были другими - дерзкие и насмешливые глаза цвета коньяка. Старого, доброго, пронизанного солнцем коньяка... Совсем.
И невозможно забыть - как мы впервые вместе курили анашу - а потом трахались до остервенения, используя культового "Калигулу", как простую порнуху...
А осенью "Хонда" слетела с блестящего полотна дороги, по мокрой листве... под откос. Она умерла почти сразу, но последние минуты, стремительно бледнея - поднося к глазам ладони в густой крови, шептала: мама, мама...
А мне не повезло. Я живу... со сломанной спиной, обездвиженная в тюрьме квартиры.. Одна напротив сотни фотографий... где мы вместе. И каждый раз - глядя на ее улыбку, я понимаю как свободна она... Но я овца, трусливая, беспомощная овца - без нее.. Она бы ушла - коротким взмахом ножа. А я... я не могу.