Огромные хлопья снега падали с неба. Мне казалось, что если бы было солнце, то тень от них могла бы накрыть город. Но наяву... Наяву они слеплялись в большие белые клубки и падали, падали, падали. Словно бомбы, а, упав, раскалывались посередине. И оттуда можно было заметить холодное голубое свечение, и это было хорошо, потому что эти бомбы падали и убивали все, они проламывали крыши и квасили фонари, так что света вскоре не осталось совсем. Кроме голубых огней. Упав и рассыпавшись, комья оставались лежать волшебными, неземными цветками, а поверхность внутри них была бархатистой. Их благоухающие морозом венчики вводили меня в полнейшее недоумение. Я так думал...
И тут на высоком снежном хребте вдоль улицы я увидел собаку. Она словно летела над поверхностью, слабо-слабо передвигая ногами, будто ворочая что-то очень тяжелое. Движения ее были мутными, и я словно смотрел на нее сквозь толстое волнистое стекло, которое не давало понять, которое искажало и фигуру, и походку собаки. Наверно поэтому я и пошел за ней: она летела, а я обходил зигзагами снежные соцветия. В какой-то момент собака сжалась и коснулась пальцами снега. Шея ее вытянулась, а нос бесконечно вращался, стараясь угадать в воздухе присутствие чего-то, мне не известного. Собака остановилась, и мгновенно я понял, в чем дело. Из темноты выплыл объемный ледяной шар, в некоторых местах покрытый трещинами, но от того блестевший еще более. Собака вытянула лапу и коснулась ею льда. Там что-то ожило и задвигалось, и я осторожно выполз из-за снежной глыбы - рассмотреть, что там. Что-то красноватое, как уголь, мерцало в глубине сферы. Я увидел внутри огненную собаку! Да, это была вторая собака; первая была белая, с черными пятнами, а эта - раскаленная, огненная, и глаза ее были большими. Взгляд ее был очень печален, ведь зрачками она пыталась пронзить мутную ледяную толщу, но не могла. А пятнистая собака от беспомощности тоскливо завыла. И вокруг была темнота; лишь снежные цветки источали сияние.