Гандлер Эльза. Лето на границе

Вынужденная преамбула

Вскоре после возвращения из Казани началась третья моя экспедиция в Вязники, о которой говорили еще дольше, чем о прошлогодней. В нее я просилась с апреля, когда в очередной раз приезжала в Москву на практику, но моему участию угрожало единение отечественных и иностранных научных сил на скудной технической базе - незабвенном "Патриоте". Хотя к концу лета число желающих приобщиться к ископаемому апокалипсису явно превысило возможности машины, 21 августа я забрала маму из больницы, вручила ей кошку и отправилась на вокзал с дорожной сумкой наперевес.

Пунктом назначения значился город Гороховец, близкий к знаменитому Жукову оврагу с пограничными обнажениями перми и триаса. Раньше я там не была, поэтому еще до появления автобуса на станции начала надеяться на то, что занимало все мои мысли в отношении терминальной перми во Владимирской области, - встречу с моим любимым большим бро - драгоценной мегавайтсией. Желательно черепом. Желательно целым.

Мегавайтсия - это очень крупная зверообразная рептилия. Из этой группы вышли млекопитающие, так что нам она немного родня. Заинтересованной общественности сама мегавайтсия известна тем, что ко всем трем клыкам в верхней челюсти подходят каналы в кости, наводя на мысли о ядовитости и без того внушительного хищника. Мне она особенно мила тем, что ее плечевую кость я нашла в рамках своей первой экспедиции и с тех пор жаждала найти остальное, чтобы сложить целый образ и узнать, какая же она была, потому как науке сие неизвестно - описано животное по одной кости, той самой верхнечелюстной с ядовитыми клыками. Если бы я захотела составить "коллаж желаний", у меня не нашлось бы изображения для визуализации этой мечты.

Пока я думала об этом, автобус съехал с трассы в закуток у невнятной постройки, увешанной рекламой, и остановился. Водитель выскочил в проход и громко объявил, что мы прибыли в Гороховец и будем тут стоять 10 минут. Это было очень кстати, потому что сама бы я не догадалась о Гороховце вокруг и никаких опознавательных знаков не обнаружила. Я вылезла из автобуса, закинула сумку на плечо и побрела к гостинице, сверяясь на поворотах с самодельной картой из Яндекса. Городок мне казался если не вымершим, то разморенным жаркой погодой до полного оцепенения. Только на финишной прямой улице появились люди и почти пустые маршрутки, а затем магазин хорошо знакомой сети и, наконец, здание гостиницы.

Это был с виду мелкий двухэтажный домик, но он скрывал в своих темных недрах много всякой всячины, включая сотрудников, которые знали о грядущем нашествии клиентов, но не могли точно сказать, в какой номер предстоит поселиться мне. Общими усилиями мы его вычислили, и я оказалась в комнате-пенале, заставленной грузной мебелью 90-х годов. Особенно меня впечатлило прямо-таки монументальное кресло между кроватями - одно- и двухэтажной. На стенах в цветастых обоях висели картинки с умиротворяющими пейзажами.

Все это казалось мне забавным, пока в коридоре я не увидела прайс, который меня потряс, прямо как Волька-ибн-Алеша учителей своих познаниями. Впечатлившись ценами на внутренний туризм, я вышла в магазин за шоколадкой и тарелкой - тут ее вовсе не было, что вполне укладывалось в вязниковскую традицию проблемы с тарелкой. По дороге мне попался дом с загадочной вертикальной надписью из букв М, Ж и какими-то рожками из-под внешнего утепления квартиры под ними. Рядом с буквами красовалось неопределенное пятно из кирпича того же цвета, что и они.

День тем временем подходил к концу, я вернулась в гостиницу и передала сотруднице на кухне пожелания товарищей на ужин, после чего угнездилась ждать и задремала. Меня разбудил повторный звонок Андрея Герасимовича, который сообщил, что машина сломалась под Вязниками и еле плетется, поэтому ситуация неопределенная, но они надеются доехать до Вязников и там остановиться на привычном месте. Ужин немедленно отменился, а я осталась в томительном ожидании дальнейших событий в полном одиночестве и некоторой панике. За треснутым окном быстро темнело, и вскоре стало ясно, что я рискую застрять на ночь в Гороховце, но, к счастью, многострадальный "Патриот" с товарищами добрался до Вязников, а мне было предложено три варианта - переждать ночь на месте, метнуться в Вязники на такси или возвращаться домой. Первый вариант я отмела как тоскливый, третий - как неспортивный, и попросила всю ту же сотрудницу Ольгу вызвать машину для передислокации. Даже озвученная сумма не отпугнула меня от затеи, поэтому за панической беготней настал радостный момент погрузки в такси. За рулем сидела женщина, что было отдельно приятно, мы довольно быстро доехали по пустынной дороге до нужного города, а там выяснилось, что адреса гостиницы водитель не знает. Когда мы проехали площадь, я начала узнавать местность и давать ценные указания. Женщина за рулем поинтересовалась, откуда я знаю такие подробности, путешествую ли с туристическими целями по городам. Кажется, мои слова о практике и геологах (для упрощения картины) произвели на нее впечатление. Скоро слева замаячила вывеска "Дикси", а мы свернули к гостинице. По случаю конца рабочей недели, у дверей ресторана, соседствующих с входом в гостиницу, царило оживление. Пока я выуживала из рюкзака кошелек, в машину неожиданно заглянул Валерий Константинович с вопросом о такси для поездки на вокзал, но гороховецкая машина оказалась не той, которую он ждал, и отправилась обратно. Заказанная машина на вокзал подъехала тут же, поэтому я даже не успела спросить, что происходит, и пошла в гостиницу. В тот момент я была уже поистине бурно счастлива от скорого воссоединения с группой, как потерявшаяся львица со своим прайдом, потому что в работе я все-таки куда более социальный зверек, чем вне ее.

В гостинице на четвертом этаже нашлись Андрей Герасимович и ранее знакомый мне только по переписке в Сети журналист Антон. От волнений этого дня я начисто забыла о расширенном составе группы и не сразу осознала, кто это вышел мне навстречу такого слегка демонического облика.

Чтобы некоторым образом взять хаос под контроль, мы пошли к "Дикси" и далее в ближайший еще открытый магазин, чтобы закупиться провизией. Я из всей провизии желала только пива, но, когда мы все же собрались его испить, с нами снова был Валерий Константинович, а потом вся русская часть экспедиции куда-то исчезла, а я осталась в гостинице наедине с немцами. Они тоже жаждали выпить. Не вполне понимая, что теперь случилось, я пообещала немцам скоро вернуться и начать возлияния, а сама вернулась в свой прекрасный одиночный номер за 500 рублей, выглянула в окно и увидела пропавшую русскую часть группы вокруг "Патриота".

Позже оказалось, что машина почему-то не закрывалась, для ее спасения потребовался Валерий Константинович, уже собравшийся в Москву и с тем уехавший на такси. "Вязники. Следующий ход", - прокомментировал эту новую проблему Антон.

Когда до пива дело все же дошло, профессор Шнайдер выпил еще и vodka, после чего активно нас общал и рассказывал о работе, которой они с Франком приехали заняться. В целом деятельность сводилась к изучению границы перми и триаса с использованием геохимии и биостратиграфии по разным группам некогда живших тут животных.

Волнительный и непредсказуемый день страшно меня утомил, поэтому вскоре я пошла в номер. Там я спасла из ванны чешуйницу, которую была готова на радостях от воссоединения с коллективом и возвращения в любимые Вязники расцеловать прямо в усики. По крайней мере, один плюс в наших злоключениях я могла найти сразу - без них моя радость от встречи с Вязниками была бы сильна, но не настолько.

Джек-пот

Второй и куда более значимый плюс обрушения планов с неожиданным возвращением в Вязники открылся на следующий день. Утром ситуация все еще была неопределенная, но стало ясно, что здесь мы останемся по крайней мере до вечера. Чтобы не терять времени зря, решено было отправиться по местам "научной славы" в окрестностях и проверить те обнажения, где ранее находили кости.

Мы употребили на завтрак колбасу с чаем и спустились на крыльцо гостиницы, чтобы поехать туда на такси. На лестнице мне встретился Франк и спросил о моем номере, который ему показался "very simple". Прозвучало это так, словно он то ли старательно подбирал тому культурную характеристику, то ли попросту не знал русского мата для такого случая. Номер по сравнению с обителью немцев и правда выглядел бедно: старенькая мебель, голая лампочка на потолке и побитая жизнью сантехника. Я заверила Франка, что номер мне вполне нравится, и это была чистая правда: самое главное - отсутствие людей - в нем было, а прочие особенности щедро окрашивала в розовые тона любовь к Вязникам.

Из немногих доступных точек выбрали наиболее перспективные - раскоп поляков, где я нашла свою первую кость, и карьер, в котором закончилась осенняя экспедиция прошлого года. К карьеру я была настроена особенно воодушевленно, потому что именно там в последний момент я нашла маленький и непонятный фрагмент кости, за которым Валерий Константинович тут же обнаружил еще один. Ранее карьер был полезен только в собирательстве копролитов (ископаемых экскрементов) и мелких костей в осыпях, но теперь я надеялась, что прошлогодняя удача приведет к непосредственно слою, из которого все это время высыпались кости.

День был солнечный и жаркий, с высокого берега открывался великолепный вид на Клязьму в сочных тонах буйной растительности и ясного неба. Я впервые была в Вязниках летом и не привыкла видеть их окрестности такими яркими и умиротворенными. Пройдя утоптанную смотровую площадку в мелких белых и желтых цветочках, мы углубились по тропинке в заросли и вышли к оврагу. Разросшаяся трава частично скрыла помойку, но следы раскопов по-прежнему лысели в склонах. Скрылась из виду только "насекомная" точка, где почти два года назад я с палеоэнтомологами пряталась от журналистов и слушала культурный обмен между поляками и местными жителями.

Именно она была нужна немцам, поскольку там они могли взять образцы глины для геохимического анализа, а также поискать раковины конхострак (рачков). Они бесстрашно ринулись на борьбу с густой растительностью, а затем начали копать шурф. Мы оставили им в помощники Антона с лопатой, а сами переместились дальше по склону к раскопу поляков. Там щедро обнажались и осыпались верхние пустые слои, из-под которых еще торчал сильно погнутый штырь, вбитый поляками для укрепления склона. Искать там было нечего, оставалось только любоваться красивыми разводами оксидов железа и марганца.

Я предприняла попытку перебраться на другую сторону оврага грубо и прямо через дно, но, как это часто бывает с оврагами, там внизу оказался полускрытый ручей с мусором, поэтому пришлось отказаться от пути напролом, подняться и обойти овраг по цивилизованной тропе местных жителей.

С этой залысины в склоне просматривалась вся деятельность на другой стороне: немцы резво углубились в склон, а Антон и Андрей Герасимович беседовали под березой. На заднем плане картину дополняли следы моей "беготни по стенам" в поисках хоть чего-нибудь.

На моей стороне обнажение было поменьше, но очень красивое: там многообразно смешивались разнообразные оттенки красного и желтого, столь обычные для отложений поздней перми. Где-то порода была нежных пастельных цветов, в другом месте - огненно красной с прожилками насыщенно желтого песка. Не зря же Очев назвал свою книгу о работе с этими отложениями "Тайны пылающих холмов".

При всей красоте костей там тоже видно не было. Я извлекла из песка чей-то ржавый нож, полюбовалась пейзажами, понаблюдала за осой бембекс (Bembex), которой вздумалось выкопать норку, но та раз за разом осыпалась, но оса не отступала. Потом я сочла попытку неудачной, вылезла из оврага и дошла до карьера.

В карьере были дети. Пока я обдумывала этакое несчастье, они меня заметили и поинтересовались, откуда у меня кирка, а затем попросили зажигалку, чтобы поджечь канистру с бензином. Я ушла оттуда от греха подальше, встретила по дороге Андрея Герасимовича с Антоном, и мы направились к карьеру уже с численным преимуществом. Оно нам, впрочем, не понадобилось, потому что дети к возвращению самоликвидировались.

В карьере было ожидаемо много копролитов, но меня больше интересовал слой, из которого появилась та прошлогодняя косточка. Я засела там, где случилось это радостное событие, и буквально через несколько минут стала обладательницей кучки копролитов и маленького, невнятного, но обломка кости, гладкого сверху и с характернейшей структурой на сломе.

Еще через пять минут из буроватого песка показалась еще одна такая же золотистая красота. Я бережно очистила поверхность щеткой и убедилась в том, что мне попалась крупная вытянутая кость, уходящая в склон. Когда же удалось полностью откопать ее сверху, стало ясно, что переоткрытая точка по сохранности костей похожа больше на Сундырь, нежели на товарок по фаунистическому комплексу: они оказались очень хрупкими и ломались при каждом движении в свой адрес. Поскольку пропитки у нас с собой не было, пришлось запастись менее материальной субстанцией для спасения кости - терпением. Я вырезала вокруг "тортик" из породы для грядущего изъятия, оставила сокровище сохнуть и принялась копать в стороне. Мне тут же попался маленький кусочек челюсти с альвеолами зубов. Такой щедрости от Вязников я еще не видела, поэтому забегала между карьером и границей ближайшего лесочка, где товарищи устроили обеденный перерыв.

На рабочем настрое перерыв у них сказался плохо: Андрей Герасимович даже не пожелал прервать сиесту ради костей, а я не хотела оставить их in situ без присмотра, памятуя о прочих посетителях чудесного места. Конфликт интересов вылился в "голодовку" с моей стороны, продолжавшуюся до извлечения той самой первой кости и помещения оной в коробку подальше от всех возможных угроз.

К тому времени я успела найти еще пару мелких косточек и новую крупную, обреченную на томительное подсушивание в мире, полном опасностей. Андрей Герасимович все же оставил созерцание облаков и упаковал все добытое к тому моменту, включая пару позвонков хрониозухов (крупных хищных амфибий), а потом к нам присоединились немцы и вернувшийся из Москвы Валерий Константинович. Он извлек из карьера последнюю найденную в тот день кость и велел сворачиваться, поскольку солнце уже садилось.

Это было очень кстати, потому что зловредные дети вернулись и принялись крушить карьер и прыгать в него для собственного увеселения. Я лично о костях и копролитах умалчивала, но к вечеру информация утекла в местное население, и к нам явилась любопытствующая пара. К счастью, пара была значительно культурнее, чем это бывает в таких ситуациях.

Всего я нашла за день в карьере 9 костей и целый пакет копролитов. Мне хотелось это отметить, но ресторан "Вязники" при гостинице был закрыт на спецобслуживание (очевидно, свадьбу), поэтому ужинать поехали в "Любаву" на трассе М7. В машине нас теперь было шестеро, так что Валерию Константиновичу приходилось вылезать с водительского места и упихивать нас снаружи, как в токийском метро, чтобы закрыть двери.

В гостинице я осознала, как сильно устала от переизбытка эмоций, поэтому не пошла пить пиво с немцами, а свалилась спать. Мы оставались в Вязниках еще на сутки, поэтому будущее на всем их протяжении виделось мне самым радужным.

Еще один талант и его спутники

Если избежать пива с вечера, можно выспаться и приступить к новому рабочему дню в полной боевой готовности. Сейчас это было весьма кстати, потому как мы планировали ударно взяться за мою переоткрытую суперточку с костями и взять из нее побольше до неминуемого отъезда в Гороховец.

По дороге к машине Антон цитировал Еськова, который сказал, что удача - это такой же талант, как и все остальные. Это мысль предлагала приписать заслугу от столь богатой по меркам современных Вязников вчерашней добычи себе, а не одной лишь случайности.

"Филиал токийского метро" на колесах доставил нас к карьеру, где мы все вывалились из него и разбрелись по песку, но не прошло и десяти минут, как немцы и сотрудники лаборатории засобирались в другую локацию с границей перми и триаса, чтобы брать пробы и ловить тупилякозавров в гравелитах начала Мезозоя. Кроме этих маленьких и категорически неполных амфибий, в тусклой пестроте первых страниц эры динозавров почти ничего не встречалось.

Несотрудники остались на суперточке с пакетами коробочек и раскопочного инвентаря. Антон взялся за лопату и снес лужайку над местом упокоения копролитов и тех счастливчиков, чьи останки могли пригодиться через четверть миллиарда лет после смерти. Теперь театр копучих действий был похож на нормальный, правильный раскоп, а копать сверху вниз стало намного проще и полезнее. Я тут же нашла две небольшие косточки от конечностей.

Погода начала было портиться, но передумала и вернулась к жаркой солнечности. Как обычно, не подумав о бренном, я не взяла с собой никакую сидушку, так что пришлось порыскать по окрестностям и потом восседать на выброшенной кем-то доске.

Копролиты выскакивали из под кисти в большом количестве, новый пакет под них стал стремительно наполняться. Еще при первом посещении этого чудного места почти два года назад я слышала юморную версию их обилия здесь: мол, животные собрались по своим делам, увидели надвигающийся на них Апокалипсис и дружно от страха обделались. Как пессимист и мизантроп, я чуть позже придумала собственную теорию: на месте Вязников 250 миллионов лет назад был чудесный песчаный пляжик с теплым мелководьем и прочими красотами, по которому ходили терапсиды и гадили точно так же, как теперь делают их потомки - люди. Архозавры, впрочем, там тоже гадили - им принадлежали копролиты другой формы и менее интересного - из-за лучшего пищеварения - содержания.

Кости попадались, но реже и некрупные - такие, что даже пропитка не была нужна. Работалось спокойно, поэтому мы принялись незатейливо обсуждать значимых палеонтологов отечественного прошлого, особенно тех, кто занимался терапсидами. Большой ценитель истории нашей науки, Антон рассказал кучу историй, из которых вырисовывалось если не злодейство, то решительная странность "пушистиков". Вьюшков, хранитель Вязников, отличился историей про каменный член, которым смущал аборигенов, и неумением в понимание людей; Гартман-Вейнберг - авторитарным стилем управления; Чудинов оказался интроверт, Татаринов - нетерпимый, а Ивахненко - необщительный.

"Пушистики" особенно меня не смутили по причине чрезвычайно благостного настроения. В любое непосредственно рабочее время всякая моя критичность к людям отключалась любовью к терапсидам, коим мы приходимся отдаленными, но потомками. Этакая гордость за любимую группу примиряла меня с человечеством, пусть и временно.

Ближе к обеду "наше все" пропитка нам наконец понадобилась: на краю раскопа у Антона показалась узорчатая челюсть, из которой необоснованно храбро торчал зуб. Памятуя о собственном как радостном, так и печальном опыте с зубами в ПИНе (зубы важны!), я щедро залила его и всю вмещающую кость вместе с окружающей породой. Мы накрыли челюсть бумагой и потеснились в раскопе, чтобы не задеть столь перспективный в определении образец.

Минут через сорок, когда вызванный находкой большой переполох в маленькой яме поутих, среди копролитов и бурого песка показалось еще что-то костное и массивное. При вдумчивом выявлении кисточкой оно оказалось телом здоровенного позвонка. Его тоже пришлось залить пропиткой. Копать стало неудобно из-за сохнущих костей, поэтому обед случился весьма кстати. Уходить в тень под березки я категорически не желала, чтобы контролировать ситуацию, так что мы устроились на лужайке прямо над раскопом. При этом выяснилось, что никто не позаботился взять на нашу точку колбасу, зато Антон взял с собой персональную копченую курицу, которой и поделился.

После обеда я не выдержала и настояла на извлечении челюсти с зубом в коробку, потому что паранойя меня совсем одолела. При этом вокруг этой находки обнаружились еще какие-то костные фрагменты. От переживаний за позвонок меня отвлекло явление новой кости, которая с каждым движением кисти открывала все больше подробностей о себе. Этот момент - мой любимый, когда рассеянное ожидание сменяется азартом достижения конкретной цели, а сама она еще может оказаться какой угодно.

В этот раз любимый момент выдался длиннее обычного, потому что кисточка обнажала все новые и новые детали. Более всего кость походила на сносимый шквальным ветром воздушный шар: компактная ребристая корзинка и сам шар, завалившийся набок. Определить кость, пока она не извлечена и не очищена полностью от породы, зачастую затруднительно, но в этой диковинке мы в итоге опознали квадратную кость (quadratum). Кто бы ни потерял ее здесь много миллионов лет назад, голова у него была внушительных размеров.

Оказавшись полностью открытой сверху, кость тут же начала трескаться. Привычная к такой оборотной стороне удачи, я радостно залила пропиткой и ее, но не успел клей обсохнуть белесой пленкой на поверхности "шара", как случилось страшное: в карьер гурьбой ввалились дети и на сей раз облепили наш взрытый уголок, как мухи. Особенно активен был мальчик, явившийся со стаканом ящериц. Их он выпустил могучим для его размеров броском на склон, по которому ящерицы рассеялись, словно конфетти, и, к моему последнему на оставшееся в карьере время облегчению, исчезли в траве.

Мальчик меж тем непременно хотел "камушек", но от случайного копролита отказался и продолжил канючить. Девочка оказалась немного адекватнее и попыталась помочь нам с "камушками". Остальные их спутники в неопределенном количестве бродили вокруг и громко болтали. Больше "камушков" меня взволновали коробка с собранными на тот момент костями, которая до того крепко держалась на склоне кочкой, и беззащитный в породе квадратум. Если коробку удалось неинтересно для детей перетащить к остальным вещам и скрыть под курткой, то сохнущую кость они, конечно, заметили и тут же решили, что мы нашли в Вязниках динозавра.

"Динозавр" принес нашему разрытому пяточку неслыханную популярность у незваных гостей, которые немедленно начали сжимать кольцо, как те самые милые интеллигентные люди по Кнышеву. Мой внутренний параноик не вынес и потребовал извлечь последнюю находку в коробку к остальным, пока с ним не случилось какое-нибудь несчастье силами детей. Мы кое-как разогнали детей в стороны от раскопа устрашающей бородой Антона и увещеваниями, но стоило мне склониться к сохнущей кости, как алчущий "камушка" мальчик рванулся к оставленной у раскопочного ножа кости в трех частях. Я успела поймать его на месте преступления буквально за руку, что мне, впрочем, настроения не прибавило.

Мы уже начали закипать, когда за нами приехал Валерий Константинович и тут же выложил мелкому злодею информацию про копролиты и "динозавров". Ему даже удалось сменить кость, которую уже где-то то ли нашел, то ли все-таки спер мальчик, на копролит. Я залезла в машину, как персонаж американского фильма ужасов, и старалась не смотреть на карьер, в котором по прежнему роились дети.

Задерживаться в более негостеприимном месте не пришлось, поскольку Антона нужно было доставить на вокзал к появлению там "Ласточки". После столь неприятного завершения рабочего дня в карьере у меня все еще слегка звенело в голове, поэтому по пути я на заднем сидении созерцала березки вдоль дороги, почти не слушая обсуждение деятельности Ивахненко впереди.

Когда мы остановились у какой-то постройки возле перехода через пути, разговор снова зашел о детях. Валерий Константинович показал нацарапанную на машине надпись "ГРАТ" авторства его дочки, но мне от этого легче как-то не стало. На "Дети - цветы жизни..." я вспомнила, что "...их либо в землю, либо в воду" (с)

Перейдя через пути, мы нашли пустой вокзал, где в объявлениях на тему поездов дальнего следования значилась только "Ласточка" из Москвы и обратно, а рядом с ним - самый обыкновенный "Spar", лишенный какого-либо эффекта своего местоположения. Для возмещения морального ущерба от детей я купила себе мороженку. На обратном пути мы подобрали немцев и Андрея Герасимовича, я рассказала Франку про суперточку и начала надеяться на встречу с рестораном "Вязники" хотя бы напоследок сегодня.

Но ресторан снова был закрыт из-за спецобслуживания мероприятия, из-за которого в перспективе по окрестностям бродят дети и мешают работать. Сотрудница гостиницы порекомендовала пиццерию в супермаркете "Атак". Туда мы и отправились, заказали себе ужин и между делом вернулись к утренней теме удачи-таланта. Поскольку мысль эту Еськов вывел из жития четы Амалицких, разговор перешел на их удачливость. Узнав от товарищей, что именно Анна Петровна сделала первые находки в ранее "немых" отложениях на Северной Двине, а вовсе не ее именитый муж, я отметила гендерную несправедливость, по которой человек с "правильным" набором хромосом стал важнейшей фигурой в отечественной палеонтологии, первооткрывателем парейазавров и иностранцевий, а человек с "неправильным", занимаясь тем же делом, остался в истории "женой" первого, то есть никем. На это Андрей Герасимович мне на голубом глазу сообщил, что, по его мнению, лучшая роль для женщины - это вдохновлять мужчину. Громкая музыка в зале помешала диспуту.

У профессора Шнайдера был нынче день рождения, о чем нам "по секрету" сообщил Франк, поэтому мы заехали в "Дикси" закупиться пивом и едой для "вечеринки". Вечеринка на смеси русского, английского и немецкого отлично удалась: обсуждали все от "жалкой" границы перми и триаса (созвучно P-T boundary) до армейских историй и геополитики.

Демоны

Утром пришлось собрать вещи, чтобы покинуть гостиницу и сами Вязники. Пустой номер без моего бардака стал еще привлекательнее, поэтому спустилась я в довольно смурном настроении, отягощенным к тому же вчерашними интернациональными возлияниями.

Некоторое время понадобилось на то, чтобы Валерий Константинович рассовал наши пожитки по машине. Вещей заметно прибавилось за счет образцов глины у немцев, но в конечном счете эта партия в "тетрис" осталась за нами, и мы двинулись снова к карьеру под песню Ace of Base - Beautiful Life. Когда песня кончилась, меня высадили с рюкзаком и пакетом полезного копательного, не съезжая с дороги, после чего я в гордом одиночестве двинулась к суперточке под палящим солнцем.

Гордость поувяла, когда я добралась до места назначения, бросила в угол раскопа рюкзак и сфотографировала следствия деятельности последних дней. Вскрытый Антоном пятачок мы благополучно выработали, поэтому я принялась за менее грамотную, но все же работу в отвесном обнажении.

А потом в карьер снова пришли дети. Утренняя свежесть и отсутствие бороды Антона вкупе с Антоном целиком подействовали на них явно лучше, чем пиво и их общество на меня, поэтому теперь они облепили эпицентр событий, как слепни - вкусную живность, и начали с энтузиазмом громить стенки карьера. Я кое-как смогла внушить лидеру компании, мальчику Сереже, что "копают" они неправильно, потому как разнесут всех возможных "динозавров" в труху. Какое-то время они вгрызались в песок с меньшим буйством, но быстро разочаровались в палках-копалках и ушли в лесок возле карьера.

Кости, словно испугавшись детей, попрятались, но иногда попадались ошметки мелких и средних размеров. При более здоровой рабочей атмосфере они страдали бы меньше, но даже с уходом детей я не могла ее вернуть в потревоженный разрез. Много раз мне казалось при нормальном разборе слоя, что с момента, когда порода скрывает выкапываемые нами кости, время перестает существовать и их реальность никуда не исчезает, а я сижу на самой границе с ней. Теперь же это ощущение пропало силами "цветов жизни", но я упрямо ковыряла песок в надежде на то, что детишки не вернутся.

Пока их не было, тишину знойного дня нарушил только пастух: он был кем-то матерно недоволен на пути к реке и безжалостно посылал этого человека "на Украину".

Я посочувствовала участникам конфликта и Украине, ставшей местом, куда посылают возмутительных личностей, но тут дети вернулись с ножом, кисточкой и зажигалкой. Они сообщили, что украли все это добро у бомжей. Сережа по-прежнему горел раскопками, хотя его друзья начали терять интерес к происходящему и переместились на другой борт карьера. Они пытались дозваться приятеля, но он совершенно очевидно нашел в моем лице отличное развлечение, лучше редких серых ящериц и канистр с бензином. От группы детей, в конце концов, отделился и подошел к нам маленький мальчик, на вид самый младший, и лично пригласил Сережу на их мероприятие, но Сережа был категоричен и даже пообещал убить его ножом, если он не отстанет.

Все это время он не замолкал ни на минуту. Он поделился планами убийства бомжей все тем же ножом, рассказывал про местного авторитета-боксера 22-х лет, свои планы дожить до ста лет, сборы в первый класс и многое другое, но большей частью задавал вопросы про меня, мою учебу, работу и начальника, про "бородатого дядю", "динозавров", хранение костей и прочее. Его интересовало, кажется, все вплоть до того, в каком классе учился Валерий Константинович, что такое "двести" и чем отличается ящер от ящерицы. Для дошкольника он был отвратно доминантен и посреди потока вопросов регулярно высказывал пожелания то найти кость и оставить ее себе, то прогнать посторонних ученых из "их" карьера. Свою теплую не по погоде куртку он аккуратно сложил на мой рюкзак.

Мое общество он покинул только один раз на несколько минут, уйдя на луг. По возвращении он рассказал, что поймал ящерицу, у которой при этом вылезли кишки. Когда я применила хрестоматийный аргумент сетевого срача "А если бы тебя самого так?", он задумался и захотел жвачку. У меня как раз была в рюкзаке мятная, его любимая - он не оставил меня в неведении, - и я выдала ему всю упаковку в надежде, что теперь он немного помолчит. Это было глупо с моей стороны: уж я-то должна была помнить о том, что костное вторичное небо позволяет млекопитающим жевать, дышать и говорить одновременно.

Хуже всего было то, что в своей копательной деятельности он стремился подлезть как можно ближе ко мне, чем мешал уже напрямую. Я объясняла ему, что нам обоим неудобно копать в тесноте, и предлагала отодвинуться немного в сторону, но Сережа был не промах и прекрасно связывал появление костей с конкретным слоем, поэтому смещал точку приложения своей активности ненадолго и вскоре уже снова сидел почти у меня на голове.

Я с некоторой опаской думала о том, что буду делать, если мы таким негодным образом найдем что-то крупное и серьезное - требующее более кропотливой работы, нежели незаметно спрятать это в коробок под видом "камушка" копролита.

Копролитам Сережа поначалу радовался, но скоро сделал потрясающее открытие, что они "похожи на какашки", и перестал их собирать. Пакет с уже набранными он щедрым жестом вручил мне. После этого заинтересовался чешуйками рыб, а в какой-то момент даже нашел кость, но предсказуемо "убил" ее копательным буйством. От неизвестной кости осталось три лиловых ошметка, которые Сережа хищно схватил и поместил в пустой спичечный коробок с целью хранить вечно. Он настойчиво интересовался, безопасен ли коробок для "костей", так что я дала ему ваты для успокоения.

У меня уже начали сдавать нервы, когда мне, наконец, позвонил сначала Андрей Герасимович на тему возвращения к месту высадки из машины, а потом Валерий Константинович с тем же сообщением. Я быстро собрала вещички и ускакала по неровностям рельефа с мыслью о том, что наобщалась с юной порослью на десять лет вперед и твердым намерениям по возможности с ними не связываться.

Позже Антон рассказал мне занятный случай из работы Чудинова и Иорданского в тех же местах. Их раскопки тоже привлекли внимание местной детворы, среди которой особо отличился голубоглазый мальчик Серега лет 7-9, одетый в мае в шубу. Эта версия моего Сережи 1961 или 1962 года ответила на посыл из раскопа словами: "Вот мы на свалку пойдем и поболе вашего найдем! Мы там недавно целый гривенник нашли!" Я немедленно объявила Сережу духом-трикстером, который мешает палеонтологам работать в Вязниках с прошлого века.

С того места, где я стояла у дороги, просматривался почти весь карьер и суперточка в частности. После моего ухода туда набились спутники Сережи и следили за тем, как он ковыряет раскоп, но минут через пять я заметила всю компанию на краю леса, в котором демонические создания и скрылись. С чувством облегчения я взялась за коробки, чтобы посмотреть скудные находки мучительного утра, но тут подъехали товарищи и заторопились в столовую недалеко от гостиницы.

Столовая отличалась пирожками с вишней поистине выдающихся вкусовых качеств. Их мы там набрали целые пакеты в дополнение к обеду, а после оного вышли во двор гостиницы, где незадачливый "Патриот" уже погрузили на эвакуатор до Москвы. Сами мы забрались с ручной кладью в забитую методом "тетриса" машину Валерия Константиновича и отбыли в Гороховец, так и не добравшись до ресторана "Вязники" при гостинице.

По дороге, умученная детьми, я задремала от вида все тех же берез по обочинам, а когда проснулась, Франк спросил, что мне снилось. Снилась мне, если это можно так назвать, моя бедная мегавайтсия, которая, возможно, осталась на растерзание отряду Сережи и строителям вязниковских окраин.

Прибыв в гостиницу и встретив там мою спасительницу с вызовом такси Ольгу, мы определили совместными усилиями немцев в самый лучший номер с балконом и видом на Клязьму, отечественных представителей привилегированного пола в противоположный, а меня и пока отсутствующую Машу в большой номер вместо того, где я было заселилась в преамбуле. Там оказалось аж четыре кровати - две сдвинутые в одну большую и двухэтажная конструкция для детей и недалеко ушедших от них по размеру. Вид на Клязьму предполагался, но его закрывали деревья на высоком берегу, так что просматривалась из окна только стоянка при заведении. На крыше одной из гостящих там машин был установлен орел в натуральную величину.

Я только бросила вещи у двухэтажной кровати, а потом мы сразу же пошли к ближайшему интересному местонахождению пешком. По пути мы зашли на Лысую гору - холм, с которого открывался красивый вид на реку и заречные дали. Пофотографировав красивости, мы снялись оттуда и добрались все-таки до точки под обозначением "Гороховец", открытой Андреем Герасимовичем. Историю этого открытия он мне неоднократно рассказывал. Сделано оно было фактически по ошибке, пока он искал Жуков овраг; на пути туда ему встретился местный житель, которого Андрей Герасимович интеллигентно спросил, не тот ли это овраг, на что абориген ответил, что оврагов тут до ... и вообще шел бы он на ... . Спустившись в овраг и найдя там обнажение пермского возраста, Андрей Герасимович уже сильно устал и был готов послать мероприятие по народному адресу, но все-таки уронил молоток на породу - и оттуда ему вывалился позвонок хрониозуха (хищной крокодилоподобной амфибии).

Похоже было на то, что злой дух Вязников поработал и здесь, но уж точно не в облике Сережи, потому что маленький мальчик вряд ли уронил бы здоровенную березу прямо на обнажение. При этом само обнажение так густо осыпалось, что славного желтого песка с костями "цвета медвежонка" и прекрасной сохранности даже не было видно. Когда мы прошлепали по неизменному овражному ручью вниз, преодолели березу и принялись расчищать обнажение для немцев, песок показался на глаза, но тут Валерий Константинович забрал у меня сначала кисточку, потом нож, а потом крафт. В верхних слоях товарищи нашли остракод, конхострак и рыб. Пока они ими занимались я беспомощно кружила рядом с палкой в качестве орудия труда, как проклятущие дети минувшим утром, а Андрей Герасимович сидел у корней дерева, как сыч, и мрачно созерцал эту печальную картину.

На обратном пути мы снова зашли на Лысую гору полюбоваться закатом, но к нам немедленно пристала рецентная фауна в виде какого-то гопника, потребовавшего у профессора Шнайдера закурить. Не отказав страждущему, мы тем не менее сочли за лучшее вернуться в гостиницу к ужину. Там пострперестроечные интерьеры порадовали нас еще одной выразительной идеей: в качестве места приема пищи выступала комната с большим столом в виде окружности, накрытой малиновой тканью. Стулья к этому великолепию были декорированы золотистым и тем же малиновым. Эффект провала во времени разбавлял плоский телевизор на стене, показывающий передачу про Индию.

Локация 1

Здесь живет лаймстоун

Во время завтрака в том же помещении с эффектным столом официантка обнаружила в постояльцах иностранное происхождение и заговорила с профессором Шнайдером по-немецки, сообщив ему, что зовут ее Галя.

Не досмотрев передачу по NatGeo Wild, мы собрались во дворе гостиницы, вышли на дорогу и двинулись прочь из Гороховца. По пути из-за заборов нас радостно облаивали скучающие собаки, людей же видно почти не было. На самой окраине у чьего-то кирпичного гаража нашелся уличный телефон с многообещающей надписью "Универсальные услуги связи РОССВЯЗЬ". Такой нам уже встречался во время экскурсии на местонахождения под Котельничем, для звонка с него нужно было еще найти и купить карточку. Валерий Константинович попробовал позвонить на него с мобильника, но агрегат молчал как партизан.

От несговорчивого телефона, мы пошли дальше к следующему по плану обнажению. Оно значилось снова в овраге, сначала через традиционную помойку, а потом - полосу препятствий в виде наваленных как попало деревьев. На полпути Андрей Герасимович остался у выходов триасовых гравелитов, а немцы и я прошли за Валерием Константиновичем дальше до склона, густо поросшего молодыми кленами. Там на дно оврага вывалились триасовых палеопочвы - буроватые породы, исчерченные голубовато-серыми полосами с черными сердцевинками (когда-то корнями растений). Где-то там же нашелся кусок известняка, который порадовал Франка. "Здесь живет лаймстоун" - произнес он своим обычным мягко-восторженным голосом.

Поднявшись по склону, Франк начал копать шурф для изъятия образцов, а я постояла внизу и вернулась к Андрею Герасимовичу в надежде хотя бы на триасовую скудную живность. Преодолевая по дороге опрокинутую через овраг трухлявую березу, я заметила, что на ней беспардонно насрано, а от корней по песку уходят крупные, но нечеткие следы в сторону маячившего за деревьями дома.

Андрей Герасимович выкопал пару шурфов под другим упавшим стволом березы, который накрывала крона рухнувшего выше по склону дерева, и остался ими недоволен: слой с костями кончился. Я тоже выкопала себе маленький шурфик - с тем же неуспехом. Пока я стояла над крошечным плодом трудов своих, в один из больших шурфов слетела зарянка - мелкая птичка с ярко-рыжей грудкой. Я уже встречала такую при раскопках - в прошлом году она выражала нам свое недовольство писком с ближайшего куста, но этой зарянке не было до меня никакого дела. Она не улетела, даже когда в полутора метрах от нее с треском упала лопата.

Затем к нам пришел Франк, счел место "very important" и принялся за шурф вдвое больше прежнего дальше по оврагу. В самом его начале он выкопал крупного слизня. Если тот и осознал трагедию разрушения своего убежища, но никак об этом не заявил, а Франк лихо пошел вниз по склону, орудуя лопатой. Я понаблюдала за ним и вернулась к Андрею Герасимовичу, но он как сидел на ветках поваленной березы с полевым дневником в руках, так и продолжал сидеть. С этой точки из оврага виднелись симпатичные поля и леса за Клязьмой, не тронутые никакими строениями. Когда на небе появились облака, там пролегли узкими полосами длинные темные тени.

Я спустилась в овраг поискать чего-нибудь эдакого и тут же нашла кусок мозговой коробки коровы или лошади. Он был относительно свежий - по геологическим меркам, почти живой, - поэтому не понравился Андрею Герасимовичу, которому я показала хотя бы такую убогую находку. Пока я думала, с какой еще стороны попытаться извлечь пользу из оврага, на противоположном борту затрещали кусты, и к нам присоединилась Маша.

Когда все заинтересованные в глине скучковались вокруг шурфа Франка, "зоологи", то есть мы с Андреем Герасимовичем, ушли из оврага на ту точку, откуда утром начали спуск в него. Там за бытовкой была полянка, местами изрытая строительными работами. Там мы и устроились ждать обеда. Не успела я разложить на бетонном блоке куртку, как на полянке появился любопытствующий человек с молчаливым спутником в спецодежде. Любопытствующий оказался хозяином участка - он собирался строить на нем дом.

На обед мы пошли в более привлекательное и свободное от частной собственности место - премилый пятачок в березовом лесу над Жуковым оврагом. Андрей Герасимович забыл пряники, но взял шоколадку с имбирем. Повалявшись на травке, мы собрали остатки трапезы, вышли на грунтовую дорогу и разделились: мы с Андреем Герасимовичем пошли через поле к лесу, а остальные - дальше по дороге. Хотя пути наши расходились почти перпендикулярно, направлялись мы к разным местам одного оврага - того же, над которым вкушали обед, настолько он был протяженным.

Локация 2

Жуков овраг

В овраг, о котором столько говорили, мы заходили долго через плодоносящие разные растения, у которых неизменно зависал Андрей Герасимович, и светлый лесок по краю поля. Он напомнил мне любимые в детстве места вокруг базы отдыха медакадемии, где я собирала грибы с родителями. Здесь грибы водились и собиратели, надо полагать, тоже: по пути нам встретился чей-то шалаш из веток, стволов берез, куска полиэтилена и двух здоровенных шин.

По мере приближения к оврагу лес мрачнел, но при хорошей погоде тенелюбивая растительность и замшелые стволы смотрелись вполне дружелюбно. Спуск по тропинке среди корней привел сразу к обнажению песка, по углам которого стражами выросли три коровяка (Verbascum) ростом с меня и выше. Костеносная точка значилась немного в стороне от них и представляла собой такой же песок с кусками конгломератов, как в Нижнем недалеко от Ярильского оврага. Они так же меня разочаровали, а Андрей Герасимович припечатал точку выработанной, но, тем не менее, взялся расчищать ее от стволов, которые ломал и кидал в овраг.

Потом мы спустились в оврагообразующую речку-срачку, прошли по ней немного и свернули в отвержек, где встретили непонятно откуда выпавшие куски прочных конгломератов и принялись колотить их на поваленном стволе, как на наковальне. Я, к своему удивлению, нашла в них крохотный фрагмент косточки и большой, намертво впаянный в свою действительность копролит.

После этого туда явилась группа "геологов" с распечаткой описания разреза, которую они положили на обросший ствол и взялись за конгломераты. Оттесненная от "наковальни" и собственно материала для разбивания, я заинтересовалась стеной песчаного обнажения, покрытой непонятными "прыщиками". Забравшись туда и вытащив "прыщик", я обнаружила в нем премилую фигуру, слепленную из бурых шариков. Это были маленькие, окатанные в ровные сферы конкреции. Они торчали из песка повсюду. Начисто забыв про группу внизу, я обрушила туда пласт песка, который под протестующие вопли развалился и стек ко дну отвержка безобидными струйками. "Так они и погибли, именитые ученые", - замогильным голосом произнес Валерий Константинович, а профессор Шнайдер обозначил меня "Юлей-катастрофой".

Целые и невредимые, они отбыли на "next station", а мы еще немного полазили вокруг, но не нашли больше конгломератов и вернулись по сверкающей в лучах солнца речке-срачке к началу знакомства с оврагом. Андрей Герасимович обратил внимание на льющийся в речку-срачку родник из песка над глиной. Как и положено песку, он легко пропускал воду, а плотные глины препятствовали ей, поэтому естественным путем в склоне образовался симпатичный водопадик, смывающий грунт со слоев ниже выхода - красного, серого, снова красного и белого.

При всем уважении к гидрогеологии, пить я из источника не стала, и стояла фотографировала окружающую красоту. Хотя работа как таковая сегодня не заладилась, мы вернулись к гостинице позже немцев. Коллективно заказали ужин и только собрались добавить к нему посещение местного "Магнита", как в мужском русском номере сломался замок. Под возмущения Андрея Герасимовича пришел мастер и спас ситуацию в духе американских фантастических фильмов - таких, где мир спасен, but for how long? Раздосадованный Андрей Герасимович ушел на Лысую гору смотреть закат, но опоздал.

За ужином смотрели передачу о природе камчатки. Начался он с того, что Валерий Константинович уронил в пустоту окружности стола стакан с морсом, после чего ему принесли такой же морс, но почему-то в стакане меньших размеров. Потом мы переместились в "бар" с собственным пивом из "Магнита", где профессор Шнайдер показывал нам презентацию про раскопки во Франции. "Компромат" в виде фотографий раскопщиков с пивом он любовно прокомментировал термином "пивопитающее".

Пахучее путешествие в ископаемое будущее

За завтраком смотрели все тот же NatGeo Wild про драки у животных. Если бы не постоянно повторяющаяся однообразная реклама других передач, досмотрели бы до лучшего драчуна на первом месте, а так пришлось покинуть хит-парад на овцебыках.

В планах снова был Жуков овраг.

На сей раз добраться до него оказалось почему-то сложнее, но на помощь человеческой памяти пришел навигатор. Перейдя последнюю полянку перед спуском в царство тене- и влаголюбивых, встретили первого клеща - на Андрее Герасимовиче - и залились спреем от них.

Мы снова спустились к исходной точке со "стражами"-коровяками. Там я выкопала пару хилых шурфов, но нашла только песок и чью-то кладку икринок. Тогда мы прошли во вчерашний отвержек с кусками конгломератов и при свете дня установили слой, из которого они падали. К сожалению, это был крайне недружественный слой: его было очень мало, и при этом он подстилал пласты крепчайшего песчаника, от которых не хотел отделяться даже самыми свирепыми ударами в стиле Халка. Кое-как отбив немного на изучение, я нашла в нем только несколько унылых копролитов и пару двустворок. Андрею Герасимовичу лучше удалось крушение песчаника, но и у него ничего выдающегося в конгломератах не нашлось.

Сначала он уселся с полевым дневником на солнышке у тех самых песчаников, но затем спустился к поваленному стволу-"наковальне" и начал разбирать содержимое рюкзака. Я в это время прогулялась дальше по отвержку, но ничего интересного там не встретила. Вокруг было тихо и мокро. Обедать мы решили на месте, потому что далее по маршруту речка-срачка должна была начать сильнее вонять, по словам Андрея Герасимовича.

После обеда мы действительно пошли вверх по течению через традиционный бурелом. Наши силы в нем примерно уравновешивались, потому что Андрей Герасимович легко перешагивал через низкие преграды, которые представляли проблему для меня, но хуже пролезал под высокими.

В какой-то момент полоса препятствий стала нечестно низкой, и я потеряла его из виду, а потом даже перестала слышать треск ломаемых им веток в шуме воды. По мере приближения к источнику шума, он становился все громче, так что я уже представляла себе что-то вроде Саяно-Шушенской ГЭС размером с весь овраг. На деле водопадик оказался едва ли не меньше, чем вчерашний в склоне. В воде за ним появился подозрительный зеленовато-серый ил.

На повороте Андрей Герасимович сказал, что речка-срачка - это местная канализация, поэтому дальше мы не пойдем ( "Мы ходили - потом неделю воняли" ). Он направился к холмику на склоне у самой воды, где нашел куски характерных для раннего Триаса гравелитов.

Я взялась за них без особой надежды, поскольку мы с Триасом не дружили, но уже скоро нашла половину чешуйки рыбы. Андрея Герасимовича она не очень впечатлила, но то была первая моя находка в триасовых отложениях, поэтому я обрадовалась. Сам он нашел "тупиляка" - позвонок амфибии тупилякозавра, типичного для этих отложений. Позвонок - самая популярная часть тупиляка, именно их находят в таких местах чаще всего. Другие находки редки то ли из-за грустных условий захоронения, то ли из-за общей безнадежности раннего Триаса сразу после Великого вымирания, когда живность масштабно повымерла. Я, впрочем, видела его впервые, хотя слышала о нем и пыталась найти при случае с первой экспедиции два года назад.

Когда я взялась за фотоаппарат, чтобы заснять "пугливого зверя", Андрей Герасимович сказал, что рядом с позвонком находится еще одна мелкая косточка. Я разглядела ее с третьей попытки, настолько она была маленькая и неприметная в окружающей породе.

Затем мы переместились ниже по говнотечке в еще более печальное место с таким же холмиком и такими же гравелитами, которое, по мысли Андрея Герасимовича, должно было быть более богатым, но сколько там ни били - ничего больше не нашли. Я порядком устала от мелко-пестрых гравелитов, от которых у меня в сумраке оврага болели глаза, и окончательно разочаровалась в раннем Триасе, а Андрей Герасимович, надо понимать, во мне.

В овраге темнеть начало раньше, чем наверху, поэтому скоро мы оставили попытки найти Андрею Герасимовичу "текодонтика" (маленького текодонта), послушали, как стучит где-то поблизости дятел, и начали подниматься по склону, не возвращаясь к привычной тропинке. Путь пролегал через очень мрачный лес с копытнем и заросли борщевика в мою руку толщиной. Когда мы вышли, наконец, к проселочной дороге в поле, на Андрее Герасимовиче нашелся второй за день клещ. Пока мы осматривались на предмет его членистоногих родственничков, мимо нас прошла лошадь, тащившая на себе автомобильный прицеп. Из него на нас мельком взглянули пользователи конструкции. Мы пошли следом за ней и вскоре оказались на дороге в Гороховец.

Собаки к вечеру оживлялись, из-под одного забора на нас даже выскочила мелкая псинка, но пулей метнулась обратно, когда я переложила молоток с одного плечо на другое.

"Группы геологов" в гостинице еще не было, поэтому мы заказали ужин из стремительно сокращающегося списка блюд в меню и разделились: я пошла в "Магнит" за едой на завтра, а Андрей Герасимович - смотреть закат. По возвращении с провизией я двинулась было за Андреем Герасимовичем на Лысую гору, но тут пришла неторопливая уборщица и забрала пакет с мусором, неустанно жалуюсь на отсутствие в номерах других постояльцев. Она куда-то унесла наш с Машей мусор, надолго пропала и вернулась с пустым пакетом. Закат в тот день все равно не удался из-за облачности. Когда стало ясно, что "группа геологов" задерживается, Андрей Герасимович позвонил им с угрозами съесть арбуз, который привезла Маша.

На ужин мы все немного опоздали и вместе с супом получили вазочку белой субстанции. Когда вся еда была съедена, подозрительную вазочку заметили, сочли сметаной и презентовали Валерию Константиновичу. Он набрал полную ложку, под разговоры отправил в рот и немедленно сообщил, что это майонез.

По NatGeo Wild показывали передачу про самых опасных животных Австралии. Когда там мужика укусила сетчатая коричневая змея (Pseudonaja textilis), он сел на кухне пить пиво, вместо того чтобы бежать к врачу. "Последний пиво", - прокомментировал эту ситуацию профессор Шнайдер.

Воздушное место

Выход слегка застопорился, когда мы собрались все во дворике гостиницы, кроме Валерия Константиновича. Вечером перед сном я дочитала в "Палеомире" дневник Аллана Ефремова, сына Ивана Антоновича, который писатель, поэтому между сбрызгиванием штанов спреем от клещей сообщала стоявшему рядом Андрею Герасимовичу свое мнение об этом и стиле работы Чудинова в частности. Андрей Герасимович мое недоумение по адресу Ч поддержал, но далее сливать информацию об основном составе моего любимого "сериала" не захотел. Когда я спросила о Татаринове - его научном руководителе, - он замялся и сказал, что при девушках о таком говорить не может. Стараясь не подать виду, как меня в очередной раз бесит его закостенелый сексизм, я отправилась с ним все в тот же Жуков овраг.

На этот раз к нам присоединились немцы. Заботясь об их безопасности, мы рассказали им про грозных "ticks" (клещей), и те немедленно появились в своем излюбленном месте - полянке под деревьями. Я поймала одного очень прыткого на себе и усомнилась в эффективности спрея.

Едва спустившись в овраг, мы разделились: немцы ушли в одну сторону за глиной, а мы - в другую, туда, куда пока еще не ходили. Пройдя немного вниз по течению, Андрей Герасимович нашел куски конгломератов и дал команду подниматься. Мы забрались почти под самый верх, откуда дно оврага вообще не просматривалось, зато открывался красивый вид на кроны растущих внизу деревьев и заросли противоположного борта. В целом место было, как выразился Андрей Герасимович, "воздушное". Миазмы говнотечки и правда отсюда не чувствовались совершенно, а над головой было голубое небо в облачках вместо мокрой растительности.

В отличие от вчерашнего плохо отбиваемого слоя, тут были хорошие контактные конгломераты с крупными включениями, разламывающиеся иногда просто в руках. И их было много - Андрей Герасимович решил остановиться на одном углу, расчистил его и отбивал крупные куски, которые мы делили и крошили дальше в поисках костей и копролитов. Кости тут вроде как раньше находили, но редко. Но интересные. Но редко. В общем, почти как те раки по три и по пять они были - то есть реально их не было вообще.

Зато стали попадаться копролиты - темные, длинные и печальные на вид. Я предложила Андрею Герасимовичу играть в игру "Кто больше копролитов найдет?", но он отказался и тут же нашел самый большой и толстый - почти что "золотой снитч", который принес бы ему победу в игре, ежели бы он на нее согласился.

Мне попадались в основном мелкие, иногда соседствующие с кристаллами кальцита. Антон рассказывал, что находил в этом месте копролит, весь окруженный такими кристаллами, - "дерьмо в алмазах". Антону он очень понравился, но Андрей Герасимович не увидел поэзии в сочетании низменного и возвышенного и отбил копролиту изысканное обрамление. В коллекцию института он отправился такой же, как все.

Так час проходил за часом. Мимо нашей точки внизу проломился в сторону немцев Валерий Константинович. Мы прервались на обед и снова сели по краям площадки "воздушного места" долбить конгломераты. Валерий Константинович проломился в обратном направлении. Затем прошествовал снова к немцам в компании с Машей, которая искала остракод в проблемной точке и доказала, что их там нет.

Наш конгломерат упорствовал в нежелании одарить мегавайтсией (меня) или "текодонтиком" (Андрея Герасимовича), поэтому я не стала упорствовать, когда солнце зашло за борт оврага и у нас стало явственно темнеть, невзирая на воздушность, а молча собралась и пошла за обладателем навигатора на выход. Дорога до цивилизации обошлась без клещей, но заняла около часа.

На этом экспедиция как таковая кончилась, потому что завтра утром планировался отъезд: у "белых людей" на запад, а у меня - на восток. Но я решила не грустить раньше времени и после заказа ужина опять навестила "Магнит" для вечерних посиделок. Меню продолжало сокращаться, так что Андрей Герасимович даже стал заглядываться на большого жирного сома в аквариуме напротив бара.

Мысль о пиве посетила не только меня: едва вернувшись в гостиницу к ужину, Валерий Константинович сразу спросил о нем, так что мы взяли пиво с собой сразу. Однообразие NatGeo Wild нас вконец доконало - там показывали ту же передачу про тех же акул, что и вчера, а рекламу мы давно выучили наизусть, - поэтому Валерий Константинович завладел пультом и переключил на ситком "Два с половиной человека". Потом профессор Шнайдер показывал нам фотки из другой своей экспедиции.

В это время в "столовой" появился явно страдающий персонаж, купил пива и попытался с нами заговорить, но ошибся с языком - сделал ставку на французский. Эта неудача его подкосила: он остался сидеть на противоположной стороне стола, уронив голову на руки и время от времени мучительно икая.

От такого соседства мы ушли в номер немцев. Пиво из "Магнита" у нас кончилось, поэтому желающие взяли себе еще в баре, пока мы с Машей отвлеклись на аквариум и обсуждали рыбок в нем. В номере профессор Шнайдер показал птицу, которая сидела на занавеске и пыталась слиться с местностью. При поимке это оказался молодой стриж. Выпустив его в окно и подняв тост "За свободу птицы!" (с) профессор Шнайдер, мы продолжили посиделки обсуждением грядущей поездки товарищей в Южной Африку.

Клиффхангер

Сборы утром прошли быстро, хотя мы не особенно торопились. Я так не торопилась вовсе, надеясь на то, что автобусы ездят отсюда целый день регулярно. Идея Валерия Константиновича попить пива на Лысой горе с красивыми видами погибла под натиском аргумента про трезвое вождение, так что очень скоро мы стояли вокруг его машины и наблюдали за "тетрисом". Образцов у немцев стало гораздо больше, так что партия была даже интригующей. Если у кого-то и было желание подкинуть меня на автостанцию, я бы все равно не влезла в машину даже без вещей, так что после всех сборов мы отошли на остановку напротив гостиницы и встали там в ожидании маршрутки на вокзал. Профессор Шнайдер актуально постебался, поинтересовавшись, приедет она сегодня или завтра, потому что маршрутка как назло не появлялась. Я рассматривала ярко-розовую шейную подушечку, прижатую вещами к окну машины Валерия Константиновича, пока он тоже ее не заметил и не заинтересовался, что это такое там прилипло к стеклу.

Когда "пазик" все-таки появился, я со всеми попрощалась и полезла в него. Сначала в нем было мало пассажиров, поэтому я разместилась на переднем сидении с рюкзаком и дорожной сумкой у ног и приготовилась высматривать вокзал. Но уже через две остановки в маршрутку набилось неимоверное количество людей. Они все друг друга знали и любили, так что я моментально узнала о "базарном дне" на каком-то рынке, который и вызвал такой ажиотаж.

Наиболее тесно прижатая ко мне женщина охотно вызвалась сообщить об остановке у вокзала, а остальные приближенные давкой даже помогли мне спустить на землю сумку, когда мы подъехали к месту назначения. Я побрела к расписанию автобусов. Там выяснилось, что ближайший идет в НН только через два часа, а билеты на него не продают, потому как наличие мест - тайна, покрытая мраком. Я села у кассы и принялась ждать. Это оказалось не так скучно, как можно было подумать: то и дело подъезжали другие проходящие в разные стороны автобусы, к кассе приходили водители, а немногие желающие покинуть Гороховец подскакивали и бросались к транспорту. За бортом временно остался только парень, которого не взяли во Владимир из-за большого рюкзака.

Когда подошел, наконец, автобус на Чебоксары, кассирша продала мне билет до НН и сказала оставаться на месте, пока она не выяснит, откуда именно он будет отъезжать. Когда это случилось, я пошла к автобусу в компании сильно пьяного мужика, который хотел сесть рядом со мной, но водитель прогнал его в конец салона.

Хотя утром в Гороховце небо заволокло тучами - впервые за время экспедиции - теперь солнце жарило так, что к дому я подходила уже мокрая, как мышь. Финал показался мне менее печальным, чем обычно, поскольку я уже ждала и надеялась на возвращение в Сундырь с новыми чаяниями и познаниями о его ископаемой фауне.

Оставить комментарий © Copyright Гандлер Эльза Размещен: 08/03/2016, изменен: 08/03/2016. 60k. Статистика. Статья: Проза, Мемуары, Естествознание Полевые дневники Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Третья палеонтологическая экспедиция в Вязники + в Гороховец, август 2015.

Гандлер Эльза : другие произведения.

Лето на границе