Аннотация: Рассказ о небольшой экспедиции по среднепермским точкам в сентябре 2020
Путешествие в среднюю пермь
--
Предварительное
Этот кусочек золотой осени в обрамлении самых низменных чувств и диких скандалов вышел на удивление благостным, потому что нам всем очень повезло с погодой и местностью, а мне лично - с местонахождением, которое наконец-то после двух лет кромешного уныния вернуло мне вкус к работе.
Пару лет назад для такого случая была кем-то придумана шутка про поездку на море, Казанское море, и вот теперь она пригодилась, потому что мы поехали в среднюю пермь - время "страшноголовых" диноцефалов и фрагментарных остатков жителей морских побережий и приморских равнин. Гвоздем программы должна была стать точка Х в Татарстане, которую не вполне уверенно, но рекламировал начальник отряда, теперь он будет Лепторофа. Остальные, все целых двое, останутся под прежними обозначениями.
Несколько лет назад Лепторофа уже был на этой точке и копал ее на пару с товарищем, но все добытые образцы поглотила пучина черной дыры под названием "Техподполье". Найти их к поездке он не нашел, но помнил, что там были зубы диноцефалов и крупные кости. В надежде на замену Сундыря я спрашивала про эту точку каждый раз, как речь заходила о любом выезде после Сухоны. Сначала планировалось посетить ее по дороге в солнечное Оренбуржье, но ковид и тут внес свои коррективы, поэтому поехали непосредственно туда - и в окрестную среднюю пермь на разведку.
Поскольку дорога в Татарстан лежала мимо некоторых более близких к Москве точек, в две из них мы заехали. В одной это был обед, в другой - исполненная печалей и странностей ночевка для отбора образцов Ярилинусом. Меня он об этом, конечно, не предупредил, но после его выступления в мой адрес в Москве сильно меня расстроить он уже не мог, так что печали прошли гладко.
Обед в свежеоткрытойточке этого года явил нам наглядную иллюстрацию воздействия крупных фитофагов на окружающую среду и безлесные пространства в частности: все место, занятое под лагерь, четко выделялось ковром сочно-зеленой травы в окружении серовато-бурых зарослей вокруг. Даже пятачок на противоположной стороне дороги, использованный один раз для готовки, радостно зеленел к нашему вторичному появлению. Между делом мы сходили на краткую экскурсию к местонахождению, запечатлили его на фото и поехали дальше, в приснопамятный Сундырь.
Туда приехали, как обычно, под вечер и встали на все той же поляне в мягких лучах заходящего солнца. Пойти отбирать образцы Ярилинус не смог из-за своего перфекционизма в раскладывании многочисленных вещей из машины и решил отправиться туда утром. Вскоре на поляне появился Лепторофа прямиком из другой точки. Он похвалил мужика, который принес и выбросил при нем в карьер мешок с мусором, потому что именно после этого сакрального действия Лепторофа нашел у себя в раскопе две интересные челюсти. Опознать их он сходу не смог, поэтому точкой остался доволен, и заодно пришел к выводу, что чем больше помойка, тем лучше дело идет. Не согласиться с ним было сложно - хорошие местонахождения и правда часто соседствуют с внушительными помойками.
Вечером обсуждали справедливость рецензирования научных статей. Решили, что должна быть либо третья незаинтересованная сторона, либо печать всего подряд - а история рассудит.
Ночь была теплая, ветер шумел в кронах окружающих поляну берез, вокруг нас летали шершни, стрекоза-полуночница и везде было много слабо-пахучих клопов. Около шести утра я проснулась, вылезла из палатки и прошлась до разреза с единственной целью посмотреть глины, в которых находили отдельные кости и скелеты при вскрышах.
Первым, что я увидела в просвете между деревьями, была цапля, сидящая на куске бетона у берега, - самое обычное зрелище для торопящегося на работу из опыта прошлых лет. Следующим цапли не доставалось, поскольку она тут же снималась с места и улетала подальше от людей.
Человеческого присутствия на склоне стало огорчительно больше: на берегу, где купались коровы, кто-то выстроил сарай, а еще спилил яблони и бросил лежать их черные остовы на пути к воде. Тропы, разумеется, не было, поэтому я спустилась напрямую к обрыву, прошла вдоль него до выхода на бечевник и по немупродраласьв зарослях к конечной точке маршрута. Там меня тоже встретили разруха и запустение, но уже в виде огромной и густо заросшей мать-и-мачехой осыпи, которая полностью скрывала место наших раскопок. Я побродила по осыпи, всматриваясь в глины, нашла небольшой выход костеносного песка у конгломератов, достала из них двустворку и пару кусков с неопределимыми фрагментами костей, сложила все это в карман и вернулась в палатку. Чуда опять не произошло.
Примерно через час Ярилинус выбрался из палатки, но к разрезу не ушел, пока не встали все остальные, не приготовили завтрак и не съели его, а также пока все вещи не оказались собраны, кроме яблок, скатерти и почему-то моей кружки. Отбор породы на цирконы занял часа полтора, которые я провела, лежа на скамейке у стола, Лепторофа сходил постирать одежду, а Элгиния дремала в машине.
Когда Ярилинус вернулся, мы погрузились в машины и поехали из "солнечной Чувашии" (тм) в Татарстан. Там мы долго катались по грунтовым дорогам среди полей и перелесков в поисках точки Х и места для ночевки. Во время одной из остановок я вышла из машины и прошла буквально метра три по полузаросшей колее и подцепила на штаны сразу четырех клещей. Меня учили, что в августе у них второй пик активности, но, видимо, в Татарстане август продолжается в сентябре. Клещи произвели на нас сильное впечатление, поэтому смотреть свою точку пошел только Лепторофа, а мы сидели в машине и "держали круговую оборону", как он метко заметил, вернувшись. Меня эти милые создания как-то особенно любят, видимо, потому что такого пристального внимания от них удостоилась только я и единожды Ярилинус, Лепторофа поймал одного, а Элгинию они и вовсе игнорировали практически всю экспедицию.
На ночь решили встать в узкой дубраве и возле нее: я и Ярилинус с Элгинией поставили палатки под деревьями, а Лепторофа расположился на поле у машины, предварительно разровняв жесткие кочки на высохшей земле лопатой. Стол для ужина и вечерних посиделок тоже поставили на краю дубравы и смотрели под открытым небом "Касла" на ноутбуке.
--
Местонахождение моей мечты
Утром похолодало, дул сильный ветер, солнце скрылось за облаками, и все это было очень кстати, потому что предстояло превратить малозаметную проплешину в траве в полноценный раскоп, во-первых, на четырех человек, а во-вторых, большой по площади, потому что костеносный слой нам обещали всего в 4-5 см глубиной. На фоне предыдущих точек сезона-2020, здесь вскрыша казалась какой-то неимоверной. Всю первую половину дня мы махали лопатами, потом ушли обедать к машинам, а потом вернулись и добивали оставшийся угол. Этот угол получился в геометрическом смысле немного тупой, а в остальном раскоп вышел на удивление ровным.
Когда все слои до костеносного обнажились, на фоне серых и черных пород стали заметны широкие извилистые линии светло-коричневого цвета. Они змеились сверху вниз и расходились по горизонтальной поверхности раскопа. Предположение о том, что это трещины высыхания, как в такыре, быстро отвергли из-за глубины прохождения и решили, что это морозобойные трещины, привет от зимних холодов.
Прямо над костями лежал толстый и брутальный слой угля, похожий на немного подсохший свежий асфальт. Ковырять его ножом было сплошное мучение, поэтому очень быстро мы начали подрезать его лопатами и выкидывать в отвалы.
Лепторофа сразу же нашел в костеносном слое позвонок, а я - кусок от большого ребра. И все было бы хорошо, но по хрупкости местные кости уверенно делали Сундырь. Доставать их было решительно невозможно без пропитки, но даже с пропиткой они упрямо крошились от каждого прикосновения. За немногое оставшееся до заката время Лепторофа достал еще ценный зуб, который торчал корнем наружу из породы, поэтому являлся в некотором роде интригой. Его я запаковала и убрала к себе в рюкзак, чтобы бережно хранить, а потом унести к себе в кабинет и единолично отпрепарировать. В Москве он оказался диноцефаловым с небольшой характерной для них пяточкой.
Вечером, когда солнце из раскопа совсем ушло, стало зябко, и Элгиния развела из лишних спичек костерок. Некоторое время он нас радовал и чуть-чуть согревал, но затем Ярилинус кинул в него влажную салфетку, которая от этого ядовито завоняла.
К ночи стало еще холоднее, поэтому серия "Касла" про убитого Санта-Клауса очень хорошо пошла, а я задумалась о том, чтобы начать применять взятые с собой на всякий случай теплые вещи.
--
Лучшая находка сезона
На следующее утро весь Интернет был в тупом календарно-шансоновом меме, окружающая среда стала теплее, зато мышцы как будто состояли из молочной кислоты целиком. Наверное, поэтому мы очень медленно собирались и выехали только в десять. Поскольку дежурных у нас не было, каждое утро приходилось снимать и полностью упаковывать лагерь. Я, несмотря на альтернативный состав мускулатуры, справлялась со своими личными вещами, ковриком, палаткой и рюкзаком довольно быстро, но основной игрок в тетрис в своей машине - Ярилинус - с понятием "быстро" был несовместим. Несмотря на внушительные объемы машины, вещи занимали всю ее багажную часть и левое заднее сидение.
На раскопе без вскрыши дела пошли веселее. Я сняла задубевшее за ночь вчерашнее ребро почти без потерь и углубилась в сторону высившейся надо мной отвесной стенки. А Элгиния тем временем нашла шикарную максиллу (челюстную кость) очень вероятно тероцефаловую, поскольку на частично открытой внутренней стороне была видна альвеола клыка, не похожая ни на диноцефаловую, ни на горгонопиевую. Такой внезапный успех меня слегка ошеломил, а Лепторофа заметил, что работает правило "будет специалист по группе - появится и материал по ней".
После обнаружения, кость начали готовить к изъятию из места ее 255-миллионнолетнего пребывания. Для этого ее щедро залили пропиткой и начали обкапывать на некотором расстоянии, чтобы она в итоге оказалась вишенкой на торте из породы. Я тем временем пообещала Элгинии бутылку за находку, которую она пожелала заменить на облепиховый морсик (нашелся в итоге на Wildberries). Сама я благоразумно к лучшей находке дня подходила только фотографировать и продолжала раскапывать свое место, третье слева. Там у меня было скучновато: шли мелкие и средние - относительно мелких - кости большей частью рыб. Спичечные коробки быстро заполнялись мелочью, ничего выдающегося видно не было.
У Элгинии зато в лучших традициях Сундыря при обкапывании чудо-максиллы рядом появилась то ли зубная, то ли тоже челюстная кость архегозавроида. Это были такие крупные крокодилоподобные амфибии с вытянутыми узкими мордами. Кроме размеров и вытянутости, кость еще была художественная - со скульптурой на поверхности, что вообще характерно для пермских амфибий. Если видишь на кости сетку из извилистых гребешков или пупырышков, она наверняка окажется амфибийной.
На обед мы снова расположились на дороге, потому что вокруг нее колосились клещевые угодья мне по пояс. После каждого захода на траву, я снимала с себя по паре штук и вообще была тут просто звездой. Если кто и ценил меня в это лето, то только клещи. К тому времени они уже разобрались в ситуации и начали падать в раскоп, чтобы подойти ко мне по горизонтальной поверхности.
На этот раз нам немного не повезло - посреди употребления частично натурального борща нас согнала с места зачем-то проехавшая тут машина. Обстановка к тому моменту сложилась довольно нервная, потому что мы не пришли к консенсусу на тему метода выемки супер-максиллы. Я хотела гипсовать, Лепторофа был готов предоставить гипс и прочее надобное для такого случая, а Ярилинус настаивал на стандартном сундырском методе, хотя сам недавно признал, что там надо было брать многие кости "пирожками" (загипсованными).
Тучи на эту тему сгущались почти до заката, когда Ярилинус волюнтаристским решением обмотал мою прелесссть скотчем, подрубил и взял сундырским методом. Потом он завернул ее в несколько слоев крафта, предварительно прикрыв ватой, и до лагеря она ехала у меня на коленях. Там я нашла ей и вчерашнему зубу небольшую коробку и оставила жить на сидении в машине.
При постановке палатки я заметила, что где-то у земли между моим местом и Элгинии с Ярилинусом временами пахнет какой-то тухлятиной. Поскольку рядом хороших площадок для палаток не было, а запах появлялся спорадически и не ощущался в палатке, я не стала ничего предпринимать по этому поводу.
За ужином мы записали поздравительный ролик на день рождения товарищу, который копал нынешнюю точку с Лепторофой в прошлом, и отправили ему с некоторым трудом метрах в пятидесяти от палаток, потому что Интернет был только там. Потом Лепторофа, ценитель фантастических идей, пожелал прибор, который бы показывал все кости тетрапод, которые есть на платформе. Идею эту я нашла крайне занимательной для гуманитарной фантастики и даже пожалела о том, что не умею писать драму про людей, потому как последствия для нее в узких кругах причастных получились бы наверняка разнообразные и интересные. Еще мне сообщили, что к нам едет "Сэйлор Мун" (?) заниматься радиоактивными (?!) костями с Мезени, а я, по мысли, товарищей могу ему чем-то помочь.
Поскольку день и вечер были ясные, температура к ночи настолько резко упала, что "Касла" мы смотрели в машине. Ценную коробку меня склонили вынести и положить под столик на время работы "автокинотеатра". Видимо, из-за снижения радиуса нашего антропогенного воздействия, в дубраве кто-то начал бегать по кустам, так что я чувствовала себя немного как в фильме ужасов, когда шла спать.
А в районе часа ночи меня разбудили истошные вопли у палатки. Сначала их источник перекрикивался с, видимо, птицей, потому что в итоге она не выдержала и улетела, а потом орущий зверь побежал к нашему мусору, не переставая оглашать дубраву немного скрипучими криками. Памятуя о том, что мусорный пакет висит на сучке довольно низко, я приготовилась увидеть утром то же, что и после первой ночевке на Сухоне: разодранный мешок и хаос по окрестностям. За нежеланием что-либо предпринимать за пределами палатки, я достала телефон и попыталась записать крики, но животное уже отбежало к палатке Лепторофы, где я его прекрасно слышала, а диктофон - нет.
--
Плато
Утром мусор оказался цел, а ночного гостя никто из слышавших не опознал. Слышали его все, кроме Ярилинуса, который флегматично заметил: "Вот так меня съест кто-нибудь, а я и не замечу...".
Поскольку ему нужно было поставить в свой джентльменский прибор точку на одно местонахождение недалеко от лагеря, мы поехали сначала туда. Я уже была там несколько лет назад, но всего лишь несведущим экскурсантом. Тогда я как-то сумела найти там уплощенный клык с зазубренным режущим кантом, мне даже обещали его определить когда-нибудь. Теперь, зная возраст местонахождения и соответствующую ему фауну, я мрачно тащилась за Ярилинусом и Лепторофой к краю обрыва, бормоча "Эээ, верните зуб!.." воображаемым коллегам из светлого прошлого.
С места мимолетной встречи с тероцефаловым, вероятно, зубом открывался прекрасный вид на реку. Глубина безоблачного неба светлела, опускаясь на город, и возвращала себе пронзительную синеву в текущей воде. На противоположной стороне прорезавшего берег оврага застыла фигурка Элгинии, которая ушла туда от машины, чтобы сфотографировать нашу сторону.
Лепторофа уверенно спрыгнул на склон, показал там Ярилинусу свою закопушку и ушел, я нырнула следом, но, не обнаружив пространства для маневров, вылезла на поверхность, села на край и фиксировала действительность. На обратном пути мы попали в ловушку в виде кустов шиповника с ярко-красными ягодами. Насобирав два пакетика и пару клещей на меня, мы вернулись к машинам и поехали в населенный пункт за продуктами.
В местном мелком магазинчике Элгиния, возможно, спасла кого-то, указав им на плесневелые сосиски. Потом Лепторофа поехал отвозить мусор в другой населенный пункт, потому что в этом, невзирая на бесславную гибель сосисок, уже наступила Европа: мусор они оставляли у ворот своих домов для сбора специальной машиной по каким-то дням.
Мы же поехали на местонахождение мой мечты, где у меня наконец поперло костье. На фоне вчерашней максиллы оно, впрочем, смотрелось бледненько, но зато, когда к нам в гости приехал коллега из Казани с двумя студентками, весь мой раскоп был заложен копучим инструментом. Так я помечала пропитанные, но еще не выбранные кости, чтобы на них не наступить и не сесть. Коллега покусился на черный-черный слой, который мы ему охотно предоставили для будущего поиска в нем цирконов. Студенткам он тут же на месте показал, как пользоваться лупой и высматривать в породе полезную мелочь. Полезной мелочью в данном случае выступили остракоды - рачки, которых удобно использовать для стратиграфии.
После обеда было все так же интересно, только я не послушала внутренний голос, когда он предупреждал меня об одной смутно на что-то похожей кости, и вынула ее раньше, чем следовало. Кость обнажилась, брызнув во все стороны осколками, и оказалась предчелюстной (praemaxillare) - она располагалась впереди от челюстной и формировала с парой противоположной стороны передний кончик морды сверху. Просмотр Ярилинусом сделал все еще хуже: в его руках странная премаксилла мстительно развалилась пополам. Уложив ее куски в два разных коробка и собрав все возможно относящееся к ней в третий, я долго думала, взять ли ее себе в коробку особо ценного, но в итоге не признала ее своей (от своих "зверей" ). Спойлеры из настоящего момента сообщают, что права я была лишь отчасти: кость скорее всего принадлежала терапсиду, но не хищнику, а растительноядной венюковии.
На этой печальной ноте солнце село, и мы уехали. Вечером в дубраве неизвестное животное снова носилось по кустам, но молча. Ночью также было тихо, зато утром оказалось, что кто-то приходил к моей палатке и оставил возле нее кусок птицы.
--
Проклятия разные
В этом году я открыла для себя "проклятие последнего дня". Это такое нарушение желаемого хода событий, когда в день перед отъездом или даже день самого отъезда в раскопе вдруг появляется что-то эдакое, требующее к себе пристального внимания, а с ним времени и усилий. Когда отъезд из точки моей мечты возник в темах для обсуждения, я заранее напряглась, ожидая "эдакого". Ярилинус же напротив расслабился, чем быстро начал меня бесить.
Большую часть рабочего времени он бродил по раскопу то с телефоном, то с измерителем уровня падения слоев, то с термометром, чтобы узнать очень нужную нам (нет) температуру окружающей среды. За это все он был похвален и сфотографирован персонально Лепторофой, который назвал его "настоящим ученым". Занятая поиском ценных костей в ограниченном пространстве и времени, я почувствовала себя конем Бо Джеком из серии Yesterdayland: "He is literally a spy trying to destroy America, the country we all live in. How am I the bad guy here?" (с)
С утра я извлекла из породы вчерашнюю зубную кость темноспондила в трех, но довольно крепких кусках, потом нашла несколько довольно крупных костей, но ничего определимого. К вечеру проклятие последнего дня перенеслось на завтра, поскольку решили с утра доработать здесь, а потом уже ехать в следующую локацию.
Вечером Лепторофа отказался быть последователем великого Чака (с), то бишь есть с нами чак-чак за просмотром "Касла", зато вознамерился спасти нас от прилетающих на свет лампочки шершней. С этой целью он героически перекинул телогрейку через плечо, чтобы она там развевалась, как накидка у рыцаря, и размахивал в ночи металлической тарелкой из-под спиралек от комаров. Большей частью это было бесполезно, зато смешно.
Мне лично шершней было жалко, но окружающие их почему-то боялись. Я в свою очередь боялась клещей за них троих, потому что на следующий день они не только бросались на меня с травинок и подбирались в раскопе, но и начали совсем нагло лезть из свернутого крафта для упаковки образцов.
За утренним кофе спрашивала Лепторофу про другие точки, похожие на нынешнюю, такие, чтобы там крупные терапсиды в изолированных костях шли. Совместными усилиями мы вспомнили шесть штучек, включая ту, на которой я работать зареклась, и это печальное откровение определило мое отношение к данной точке - я решила ее на будущее возлюбить.
Поскольку времени оставалось мало, с утра мы рьяно взялись за работу. Я тут же нашла почти в стенке очередную художественную кость темноспондила, которую сочли скуловой. При расчистке от нее отвалился кусочек, его я положила к другим мелким образцам сушиться на крафт на поверхности возле рюкзака.
Когда обед приблизился к нам на полчаса, началась лихорадочная беготня по раскопу и вокруг него с заворачиванием добытого и выниманием из костеносного слоя оставшегося там ценного, хотя оно еще толком не высохло. При этом я умудрилась потерять кусок от скуловой кости, а сразу после этого Лепторофа задался вопросом, не остаться ли нам тут до завтра. Предложение я горячо поддержала, потому что у меня в раскопе оставались еще две кости с ихтиодорулитом (плавниковым шипом акулы) у каждой.
После обеда мы вернулись в раскоп, но кости в нем внезапно исчезли. За все оставшееся время до заката только Элгиния нашла что-то в своем углу, мы же с Лепторофой под смешки и шуточки "ну вот там точно череп" сняли весь костеносный слой до стенки без единой находки. Ярилинус бросил это гиблое дело еще раньше и ушел на противоположную сторону искать себе известняки. Элгиния же нашла красивый зуб акулы, который вернувшийся вечером Ярилинус для дополнительной интриги потерял. Зуб в итоге был найден, но, обескураженная таким поворотом сюжета, я опять перестала понимать, как относиться к этой точке. Чтобы вогнать меня в полное смятение, в машину залез клещ и ползал по стеклу, как водится, с моей стороны.
--
Миграция к морю
Громкое животное снова приходило ночью, но орать не осталось, а только возмутилось нашим присутствием и убежало дальше. Утром до подъема остальных и потом в машине я переслушала голоса всех потенциально обитающих в округе животных и сочла его куницей. Близость к цивилизации, согласие на скромный лесок в окружении полей и ночная активность пошли аргументами в пользу заочного определения в каменные куницы (Martes foina). Более прицельный гуглинг показал, что в Татарстане они не слишком часто, но встречаются с 1988 года и называются "таш сусары".
Этим ценным знанием я поделилась с товарищами на остановке по случаю заправки, но особенного успеха куница среди них не имела, потому что машина Лепторофы перестала заводиться самостоятельно. Чтобы заставить ее двигаться, пришлось достать из второй машины трос и этой второй машиной тащить пострадавшую несколько метров. Несмотря на все еще сохраняющуюся близость к цивилизации договориться на вот прямо сейчас ни с одним автосервисом в округе не удалось, поэтому мы поехали на ночевку на высокий берег Камы.
Проехать в желаемое место удалось не сразу, потому что дорогу преградила лежащая поперек нее монструозная металлическая труба с шипами-пиками, зато потом мы через очень красивые виды выехали прямо на берег. Оттуда были видны величественные холмы, рыжеватые от проплешин пермских отложений, а противоположный берег густо усеивали многочисленные домики. К закату их заволокло пеленой тумана, а в городе за ними зажглись огни многоэтажек и факелы завода.
Река Кама с утра (бгг) была не очень привлекательна, поэтому я не стала ее фотографировать даже ради подписи. Собрались быстро и поехали в город на поиски автосервиса, с которым Лепторофа смог договориться на осмотр пациента. Для этого мы встали раньше обычного и уже в восемь бодро тряслись в сторону цивилизации. Когда я работала в Яндексе, конкретно эта цивилизация всегда радовала меня тотальным расхождением в названиях улиц в запросе и на карте, поэтому ничего хорошего я от нее не ждала. Так и вышло: в результате долгих поисков и заездов в разные промзоны мы искомый автосервис не нашли. В полной растерянности мы заехали за магазин обоев с крупными цветами, где нас облаял изнывающий от жары лохматый пес, и оттуда дозвонились в другой сервис. Там, разумеется, машина моментально завелась, как будто ничего и не было с ней такого, поэтому владелец получил только рекомендацию проверить что-то там уже в Москве, после чего мы поехали к местонахождению.
Чтобы попасть к нему, пришлось съехать по плохонькой дороге через деревню, словно налепленную на склон чьими-то не слишком аккуратными руками. Самой современной там, кажется, была табличка на столбе с надписью "переправа закрыта" и номером телефона для тех, кто хочет поговорить об этом. Ярилинус искал магазин, но сказал об этом неизвестно кому, но не мне, потому что потом обиделся, когда я магазин видела, но ему не сказала.
Внизу поставили столик и пообедали, чтобы не тратить время на возвращение к машинам. Мы с Лепторофой еще постирали одежду, свою я потом сложила в открытый пакет под сидением.
Весь берег был усеян битыми плитками, высыпавшимися из высоких холмов. Конкретной точки тут не было, фактически местонахождением являлся весь бечевник. Где-то на нем коллега из Казани нашел два амфибийных черепа. Планировалось повторить этот подвиг хотя бы частично.
От машин мы пошли вверх по течению, местами продираясь через густые джунгли переплетенных корней прибрежных деревьев, в которые были вбиты куски пермских пород. Там, где заросли немного отступали от воды, мы осматривали россыпи известняка разных оттенков серого цвета, оставшиеся от Казанского моря.
Первые успехи были не слишком значительны: Лепторофа нашел отпечатки растений, а мне попался крупный белый копролит, набитый чешуями рыб, которых автор копролита жрал этак 260 миллионов лет назад. Гораздо больше меня впечатлили попадавшиеся местами огромные валуны приблизительно прямоугольной формы, растрескавшиеся по слоям и похожие на гигантские каменные книги. Кости тоже попадались, но разрозненные и довольно замученные жизнью. Зато Элгиния, отставшая в самом начале маршрута, появилась и представила нам челюсть с парой сохранившихся в ней зубов. Рядом на породе лежала покровная кость амфибии, так что все это можно было счесть развалом черепа.
Далее вверх по течению известняки стали более светлыми и желтоватыми, зато вся органика из них пропала. Тогда мы решили пройтись еще вниз по течению. Сначала там была невнятная щебенка и рыбаки. Я неосторожно стукнула наиболее крупный фрагмент молотком, и Лепторофа сказал, что стоит их опасаться и не стучать рядом с ними. Вскоре рыбаки кончились, а плитки известняка появились из слоистых выступов под желтоватой и бурой растительностью, но ничего ценного там не было.
На обратном пути мы встретили снова где-то отставшую Элгинию. Теперь она принесла два развала черепов с челюстями, птеригоидами и другими костями. Лепторофа ими очень впечатлился и попросил показать место обнаружения, а Ярилинусу по рации сообщил, что мы идем туда. Ярилинус из рации напомнил про надвигающийся закат и потребовал сделать Элгинии выговор. "Лично вознаградить, понял", - рапортовал Лепторофа, на что Ярилинус тут же выдал, чем и как надо вознаградить, но я споткнулась и не расслышала. "Слышно отвратительно, - возмутился Лепторофа, - а что слышно - отвратительно!", после чего выяснилось, что рациевый собеседник идет прямо за нами метрах в пятнадцати.
На месте обнаружения черепов осмотр более ничего не выдал, зато меня угораздило подобрать с бугра, заросшего травой, кусок с костями рыб. Тут же выяснилось, что я таким образом переоткрыла находку Ярилинуса, которую он тут сложил на будущее. Более того, он утверждал, что кусков там было три, и поиски дополнительных костей к черепам превратились в спасательную операцию для рыб. К счастью, пропавшие куски нашлись и даже до наступления темноты.
На месте ночевки было теплее, чем вчера, и потому, наверное, вились тучи комаров. Мной и Лепторофой они интересовались значительно больше, чем Ярилинусом и Элгинией. Если последнюю никакая живность, кроме мошек, есть обычно не хочет, то Ярилинус объяснил невнимание комаров к себе тем, что успел где-то помыться. Оскорбленные таким предположением и кусаемые мы посмотрели "Семейку Крудс", которую Лепторофа почему-то вспомнил на берегу.
--
Всевятский потоп
С утра клещи совсем разбушевались: четырех я убила, не выходя из палатки, а потом еще двух во время ее сборки. Даже один уже мертвый за меня зацепился с травы. На этот раз я была не одинока - из палатки Ярилинуса с Элгинией доносились звуки борьбы с членистоногими агрессорами. Начальник же у себя подозрительно молчал. Как выяснилось, он тоже бился с ними, но тихо и скрытно.
В дополнение к нашествию клещей на лагерь погода начала портиться. Поскольку вчерашняя стирка у меня так и не высохла, я разложила шмотки и пакет из-под них на траве вокруг опустевшего места ночевки. К отъезду ветер немного растащил это богатство по округе, но я все поймала.
Как только мы выехали на трассу, начался дождь. По дороге заехали в магазинчик за чак-чаком, поскольку желающие оного имели убеждение, что самый лучший чак-чак нужно покупать непременно в Татарстане, а мы его покидали.
В Кировской области мы проехали по грунтовке мимо очень ровного леса в виде полос из сосен и остановились на высоком берегу Вятки. Вокруг были мокрая трава, мокрые деревья и вообще мокрое все, а с неба капало дополнительное мокрое, поэтому некоторое время мы сидели в машинах и изучали привязку местонахождения 70-летней выдержки. Само оно располагалось в полутора километрах отсюда у воды, но съезжать к реке никто не рискнул. Я приготовилась к худшему и, извернувшись буковой "зю", достала из завалов сзади сапоги из своей сумки. До нее самой добраться было решительно невозможно.
Когда дождь с виду прекратился, мы вылезли из машин, взяли кто что хотел (я лично рассовала инструмент по карманам и оставила рюкзак на сидении) и гуськом спустились по крутому склону с кирпично-красными колеями, пробитыми более храбрыми автомобилистами ранее. В обе стороны у реки открылся довольно унылый вид: от заваленного разномастными каменюками и мусором бечевника комковато поднимался высокий берег, весь заросший травой и низкими кустами. Все небо было в тучах, грязноватые волны Вятки угрюмо набегали на бечевник, и никакого местонахождения вокруг не наблюдалось.
Чтобы найти указанную в привязке точку, мы прошли около полутора километров по берегу, колотя камни, но ничего не найдя, кроме ржавого перочинного ножа и мертвого ужа, а потом на нас коварно хлынул дождь. Побродив под ним в поисках обнажения, мы решили вернуться в машинам. Сделать это оказалось не так просто на подъеме с колеей, потому что от выпавшей влаги ее всю мгновенно развезло так, что даже пешком там было пройти очень сложно. Я вылезла оттуда по сложной траектории, образованной пучками растительности в скользком красном месиве. К тому времени плащ-дождевик не справился с задачей, поэтому ноги у меня были мокрые от сапог целиком.
По дороге из этого мокрого места нас ждал аттракцион типа американских городок, только из раскисших вятских дорог. Особенно весело было съезжать с крутого холма у деревни на пути к трассе. Лепторофа встал позади, а мы начали спуск, виляя вправо и влево с выносом ценной кормы в стороны и разнообразным креном, а в середине квеста дорогу преградила сумка для инструментов. Она, очевидно, выпала из проехавшего ранее навстречу коммунального грузовичка. Как сидящая ближе, удалять препятствие выскочила Элгиния, и потом пожаловалась на его тяжесть. Спустившись и отъехав в сторону, мы подождали Лепторофу.
После спуска тот вызвал нас по рации и предложил заехать в гостиницу в Вятских полянах, где собрался забронировать два номера. Я категорически потребовала три, сказав, что свой оплачу сама. По дороге Лепторофа вдруг заволновался на тему того, не посадят ли нас в карантин, но Интернет никаких явных угроз на эту тему не выявил. По приезду нас встретили три миленькие комнатки с общим санузлом и двумя прихожими. В одну мы вытащили стол и лишние стулья для ужина и задумались, что предпринять на этот счет.
В округе поиском нашелся только какой-то бар, поэтому решили достать кухонное снаряжение и сварить гречку в санузле, потому что в прихожих и комнатах могли быть датчики тепла, а там нет. Выглядело это довольно извращенно, зато мы сэкономили и устроили культурный досуг прямо там с неизменным "Каслом". "Касл" неожиданно выдал серию, явно инспирированную делом Элизы Лэм, чем очень меня порадовал.
--
Исторические изыскания
С утра вовремя встали только мы с Лепторофой, наверное, потому что у наших комнат окна выходили на восток, а я еще и по старой общажной привычке - чтобы первой захватить никем не защищенный стратегический объект "санузел". Мы попили кофе, собрали свои вещи, утро постепенно переставало быть томным, а Элгиния и Ярилинус признаков пробуждения не подавали. Иногда я подходила к их двери с желанием заорать, как куница в Татарстане, но ни разу не решилась это сделать, а потом они вылезли сами, сонные и мятые.
Собраться удалось довольно быстро, после чего мы поехали мимо живописных полей и лесов к следующей точке. Машины припарковали в поле у самого края обрыва, под которым расположилось большое село.
Лепторофа повел нас к обрыву, где обнаружилась сухая каменистая тропинка по краю вниз. Немного спустившись по ней, мы смогли увидеть огромную стену обнажения пермских пород. С другой стороны ее обрамляли деревья, казавшиеся игрушечными. В этот самый момент полоса солнечного света проскользнула по заросшему склону и остановилась на обнажении, выхватив из его из окружающей современной действительности. Под впечатлением от этого зрелища мы вернулись к машинам.
Лепторофа сказал, что ему нужно отобрать из эпичной стенки породу на промывку, взял из своей машины кирку и лопату, пожелал нам удачи в поисках раскопа П.К. Чудинова 1958 года и ушел по тропинке вниз. Мы остались у машины. Ярилинус, который ничего и никогда быстро не делал, начал натягивать гамаши, а я добралась до распечатки дневников той экспедиции за авторством Чудинова и Иорданского. К ней прилагалась черно-белая фотография трех копателей нужного нам местонахождения, которых с некой неизвестной точки напротив снимал фотограф, он же начальник отряда. Как мы ни вертели фотографию, представить ее положение в нынешнем мире нам не удавалось. Привязка в виде "пожарного сарая" за 62 прошедших года канула в Лету. Та же судьба, видимо, постигла и шахту медного рудника. Поэтому, побродив по холмам, поспорив о количестве излучин речки и посмотрев на разные залысины на склонах, мы пошли в сторону последнего сохранившегося ориентира - кладбища.
Это я поняла только тогда, когда бодро шагавший по грунтовой дороге Ярилинус свернул в удивительно недружелюбный лес на склоне и рванул по нему вниз, да так, что я едва видела его между деревьями и шла скорее на треск веток. Вскоре к буйной растительности добавились хаотично раскиданные прямо по склону клетушки из оградок могил. В некоторых стояли памятники с фотографиями и гравировками дат и имен, а другие содержали только покосившиеся и полусгнившие кресты. В иных и вовсе ничего не было. На самые свежие и ухоженные могилы ниже по склону были привязаны тряпочки - кладбище, как и само село, было марийское ( "черемисское", как написал в своем дневнике Иорданский).
В итоге я вышла к закрытым воротам кладбища и вознамерилась как-то перелезть через них, но рядом вдруг возник Ярилинус и резко возразил против такого кощунства. Он показал, как открыть засов в виде штыря с цепью, который я вообще не заметила. Выбравшись в мир живых, я сказала ему, что мы потеряли Элгинию. На мое предложение ей позвонить Ярилинус ответил, что ее телефон остался в машине и вообще она сама может к ней вернуться, если не найдет дорогу. Потом этот прекрасный человек и замечательный муж решительно пошел в село с целью найти там свидетелей пожарного сарая, медной шахты или даже самих раскопок 50-х годов.
По дороге нам встретилась пастушка-марийка со стадом коров, но она ничего из искомого не знала. Мы пересекли речку по доске, спрятавшейся в тени деревьев, и пошли по селу. У одного из домов встретили пару лет 60, которые неожиданно знали и про сарай, и про шахту. Мужчина очень эмоционально рассказывал, как лазил в нее в детстве, но точно сказать, где она находится, не смог. Зато мы получили новый ориентир - магазин.
Перед магазином мы пытались свернуть к холмам, но встретили на пустыре между домами двух свободно бегающих агрессивных псин и ретировались. Я псинами была недовольна, однако ж Ярилинус вступился в очередной раз за скрепы и сказал, что законности и справедливости я могу требовать у себя в Москве, а на просторах необъятной, мол, собачки могут и не иметь понятия о границах, охраняемых и личных.
В магазине мы купили четыре ватрушки и 2,5 литра кваса, но после того, как Ярилинус подтвердил, что понесет их в гору сам. Плана дальнейших действий не было, зато нами заинтересовался дедушка, пришедший в тот же магазин за баклажкой пива и буханкой хлеба. Он оказался местным жителем 1966 г.р. и пообещал отвести к роднику возле бывшей шахты.
Сначала мы зашли к нему на участок вместе с коротколапым псом Джеком, который больше вилял хвостом, чем охранял что-либо, и слушал команды вполуха. Завидев нас, с крыльца дома сбежали разномастные цыплята, а хозяин провел нас мимо каких-то строений в сад и предложил набрать яблок. Я подозревала, что дополнительный вес в рюкзаке выйдет мне боком, и не очень старалась.
Потом дедушка повел нас по тропинке мимо соседнего участка в смурный влажный лес у речки. Речку мы перешли по импровизированному мосту из пары досок и оказались у родника. Прибитая к нему сверху выцветшая икона сообщала, что родник святой. Рядом на гвоздике висел пластиковый ковшик. Вода в роднике была ледяная.
Родник преодолевался по трубе, которая вела к тропинке прямо над берегом заводи у все той же речки. Над тропинкой поднималось искомое обнажение коренных пород, со стороны села и сверху полностью скрытое деревьями. В основном оно было желтое и серое, но вместе с тем из песка вываливались и висели над тропинкой и водой большие глыбы пестрых конгломератов. Ярилинус нашел на поверхности ближайшего куска сначала чешуйку рыбы и зуб темноспондила, а потом в его толще - большую уплощенную кость. Достать без специнструмента ее было невозможно, поэтому я над ней повздыхала и стала обходить конгломерат с другой стороны и тут же наткнулась на застывшую на его поверхности разломанную кость пермской амфибии.
Еще пара мелких косточек нашлась там, где конгломерат становился рыхлым и легко крошился пальцами. Ярилинус тем временем насобирал чешуек и резво пошел наверх. Я попыталась последовать за ним, но где бы ни совалась к задернованному склону, везде обнажение было мне по грудь и выше, а по краю дополнительно росла колючая ежевика. Песок под ногами осыпался, ежевика колючками впивалась в руки, поэтому вылезти из обнажения мне удалось только с пятой попытки. Ярилинус к тому времени уже скрылся из виду. Я побрела зигзагами наверх и вышла на поверхность через овраг от машины. Оттуда я успела увидеть, как он огрызнулся на недовольную Элгинию, и ушел посмотреть, как дела у Лепторофы, а мы остались в напряженном молчании готовить обед.
Вскоре появился Лепторофа и сказал, что мы с Ярилинусом таки нашли раскоп Вьюшкова 1956 года и Чудинова 1958, поэтому на оставшиеся полтора часа рабочего времени мы пойдем туда снова. Мне он также сказал, что боится меня с киркой, но все же выдал мне оную для отъема кости у конгломерата. Поскольку от места стоянки почти в сторону обнажения нашлась тропинка, мы легко и весело спустились по ней вниз, зашли в лес и пересекли родник. Лепторофа при знакомстве с ним обнаружил там лягушек.
Сам он приобрел визуальное сходство с лягушкой, когда дошел до конгломерата и забрался на него сверху. Я же попыталась воспользоваться киркой для извлечения кости, но не добилась в этом деле никаких успехов. Лепторофа, увидев это, достал зубило и кувалду и начал долбить конгломерат. Медленно, но он разрушился и отдал кость, которая, как назло, дальше не продолжалась. Вручив мне кусок с этим фрагментом со словами "Поэтому я и не люблю конгломераты", Лепторофа вернулся к своим делам.
Я пропитала амфибийную кость на поверхности и предоставила Ярилинусу выбрать ее, а сама полезла посмотреть, что еще принесет историческое место. На этом моя удача на сегодня кончилась: сначала я неудачно махнула киркой и порвала собственные штаны, а затем отбила крупный кусок конгломерата так, что он с размаху прилетел мне на большой палец на левой руке. Кажется, при этом я высказалась несколько более экспрессивно, чем обычно, по крайней мере, Лепторофа со своего места невдалеке посмотрел на меня с некоторым испугом. Пока я ждала отклика от пальца и бродила по обнажению с киркой, остальные нашли еще рыб, конхострак (это такие рачки) и флору.
Флора была как обычно загадочна, поскольку потребности ботаников самые непонятные со стороны. Если оценить тех же конхострак, рыб или насекомых в плане ценности для специалиста по ним тетраподчикам обычно удается, то качество растения остается тайной до самой встречи со исследователем. Бывало, что ботаники отвергали очень хорошей сохранности, на наш вкус, растения, но бурно радовались чему-то совершенно невнятному.
Ярилинус предположил, что фотография 1958 года была сделана с повышения местности за речкой, где тогда еще не было деревьев. К закату в исторической точке мы все порядком разочаровались, а поскольку ставить большой раскоп у нас времени не было, решили завтра работать на той самой эпичной стенке, с которой начали сегодня. Лепторофа нашел там какой-то очень удачный слой с костями хорошей сохранности ( "Тебе понравится" (с)).
На ночь встали неподалеку у леса на краю поля, заросшего маленькими елочками. Я бы сказала, что там было не очень уютно, но терпимо.
--
Великая пермская стена
Утром шел дождь, поэтому просидели в лагере почти до двенадцати часов, попеременно готовя завтрак и прячась в машинах и палатках от очередной набежавшей тучи. У меня по-прежнему болел пришибленный вчерашним конгломератом палец. Оказалось, что я на удивление много делаю левой рукой. Особенно сложно стало завязывать шнурки.
Наконец, погода смилостивилась и позволила поехать к стенке. Лепторофа снова нас опередил, поэтому на спуске мы смогли наблюдать его маленькую фигурку, сосредоточенно махавшую киркой и лопатой на фоне пермской эпичности. Спускаться совсем, а потом лезть по осыпи наверх не пришлось: примерно на середине от тропинки прямо на крутой склон обнажения сворачивала следовая дорожка из ямок. Немного неровно они шли цепочкой по нему и вели к месту, где Лепторофа выкопал не слишком внушительных размеров закопушку. Я немедленно пристроилась справа от него и сотворила себе примерно такую же, ориентируясь на слой, который мне назвали "вишневым". Ничего вишневого я там не видела, но вскоре начала отличать искомое от выше- и нижележащих глин по оттенку. Дальше направо слой резко падал и уходил в склон, поэтому места для других двоих копателей не нашлось, и они убрели куда-то наверх.
Следить за ними я довольно быстро перестала, потому что в закопушке у меня как из ниоткуда пошли красивые глянцевитые кости очень хорошей сохранности, крупные и совсем не потертые. Было в этой "вишневой" идиллии одно жирное "но": взять чудо кости получалось только кусками, потому что порода вокруг не располагала к тонкой очистке или пропитыванию вместе с образцом.
Несколько затрудняли работу также условия вокруг. Места на стенке почти не было, поэтому приходилось стоять, сидеть или даже лежать в позе буквы "зю", разложив инструмент и вату с крафтом во всех углублениях поблизости. Оттуда их часто срывал ветер, а взамен швырял в нас песок, который сыпался в глаза, уши, рюкзаки и на свежепропитанные кости. Если улетающие вещи не удавалось поймать на старте, приходилось бегать за ними по осыпи к речке. Некоторые сомнения вызывали также торчащие сверху глыбы твердых пород. Лепторофа сказал, что место камнеопасное, а поскольку он не может обеспечить нам никакую защиту от стихии, тот, кто считает свою жизнь подвергнутой опасности, может сегодня не работать. Таковых, впрочем, не нашлось. В случае падения сверху чего-то тяжелого, нам было предложено кричать: "Камнеопасность!" Я подумала, что кричать мы будем что-то покороче, но проверить это опытным путем не случилось.
Кости у меня были в основном посткраниальные (от скелета, который не череп) и все темноспондильные. Позднее выяснилось, что там был, очевидно, развал платиопозавра - похожей на крокодила с вытянутой мордой животины. Лепторофа собирал тоже что-то амфибийное. Только Ярилинус обнаружил и принес нам показать кусок предположительно терапсидной кости, весьма внушительной, но нашел он его где-то в осыпи сверху без признаков источника на стенке.
Поскольку на обед нужно было подниматься наверх к машинам, решили его проигнорировать и никуда не ходить. Когда солнце скрылось за деревьями, шквалистый ветер стал еще и холодным, даже куртка мне не помогла. В слое к тому времени уже ничего толком было не видно, поэтому я не очень расстроилась, когда мы загрузились отрытым за день и покинули место упокоения платиопозавра. Идти обратно по своим следам почему-то не решились, а спустились к речке, продрались через лес к тропинке и по ней бодро поднялись. Несмотря на полные ботинки песка и мелких камешков, тяжелый рюкзак и две лопаты, сегодня подъем дался мне лучше, чем вчера.
Лагерь ставили уже в темноте. Ветер дул теперь постоянно, было очень холодно. Макароны у меня остыли до того, как я их съела хотя бы наполовину. Эффект заполировали холодным квасом. Это все определило тематику вечерних обсуждений - одежда первопроходцев Эвереста и прочие погодные лишения разных восхождений.
Поскольку для четверых работы на стене не было, а делать большую вскрышу мы не могли по срокам, решили завтра сниматься и ехать на следующую точку, а эту презентовать в нынешнем виде Двинозавру, который занимается как раз теми животными, чьи кости мы весь день извлекали. "Если бы мои звери там шли, я бы писал кипятком", - сказал на эту тему Лепторофа. Могу ему только плюсануть, как говорится.
--
Повтор сборов прошлых лет
Утром приехал какой-то мужик на серой иномарке и решительно пошел к лагерю, но, увидев там нас, резко отвернулся и стал заинтересованно разглядывать деревья, а потом ушел в лес.
Лепторофа, придя к столу с завтраком, выдвинул идею оцифровать все облака, чтобы следить за ними. Дабы не останавливаться на достигнутом, предложили также перевести в матрицу всех работников умственного труда. Ярилинус даже предположил, что мы уже там. Я возразила ему тем, что мы копаем неизвестные объекты, а в матрице такого быть не может. На это он сказал, что объекты неизвестны нам, а про создателей матрицы мы ничего не знаем.
В задумчивости мы погрузились в машины и доехали до нужного нам городка в Кировской области и добрались по его узким улочкам до берега Вятки. Там дороги уже не было, поэтому искать местонахождение пошли пешком.
Пейзаж вокруг напоминал то, что мы видели ранее с поправкой на относительно хорошую погоду. Бечевник, как и в прошлый раз, был завален кусками коренника, местами из-под почв берега выступали наружу серые или красноватые глины. В глинах Лепторофа сумел найти слой с маленькими двустворками. Находка его не слишком обрадовала: он сказал, что тут был перемытый пляж, а кости на пляже обычно не валяются.
Километра через полтора он счел разведку бесперспективной и сел колотить конгломераты. Ярилинус и Элгиния упрямо пошли дальше по навигатору, а я выбрала мстить конгломератам за свой пострадавший палец. Получалось у меня это довольно плохо, но один кусок раскололся легко и явил миру сначала отпечаток, а потом и охристо-серую кость. Более всего она походила на ключицу амфибии.
Там же я нашла ржавый колокольчик и некоторое время радостно ходила кругами в поисках похожих кусков и звенела для собственного увеселения. К сожалению, больше полезных конгломератов мне не встретилось. Откуда выпал тот самый кусок, выяснить было невозможно - слои даже не просматривались под дерном. Когда вернувшийся Ярилинус в обед спросил, фотографировал ли кто-нибудь разрез, я удивилась и спросила, где там был разрез? Лепторофа тогда сказал: "У тебя есть главная проблема. Тебе не повезло в жизни. У тебя первая точка была Сундырь, первый разрез - Сухона. А обычно все вот такое".
Пока мы раскладывали снаряжение и провизию на обед, нас обнаружила местная собака. Сначала она постепенно подходила все ближе и ближе из-за машины, а потом получила банку из-под консервов и принялась ее облизывать. Мы тем временем обсуждали планы. Поскольку в точке удалось только "повторить сборы прошлых лет" (с) - найти одну невнятную кость в точности как Вьюшков когда-то, решили возвращаться в Москву через дубраву куницы для более комфортной ночевки. Когда стали собирать мусор, выяснилось, что банку собака куда-то дела. Мы сами ее по-прежнему интересовали, но у нас больше ничего для нее не было.
Комфортную ночевку в дубраве омрачила кем-то плохо закрытая бутыль с водой. Она залила спальники и одеяла Ярилинуса и Элгинии, поэтому вечером они развесили их сушить вокруг палатки. Это, видимо, не очень помогло, потому что к дубраве приехали уже почти в темноте. Куница появилась, когда мы ужинали. Утром она же разбудила меня еще до будильника, заорав прямо возле палатки. Я успела сделать одну хоть сколько-нибудь приличную запись на диктофон, а потом она убежала. Оставленный ей на ночь бекон оказался нетронут.
Невзирая на традиционную идею выехать пораньше, провозились, как обычно, и уже в Нижегородской области озадачились грозящими нам пробками. Был вечер воскресенья, поэтому число конкурентов, желающих попасть в Москву до ночи, навевало самые мрачные мысли. На подъездах к Ногинску перед гигантской пробкой, Ярилинус решил, что он в Москву больше не хочет и поедет на дачу, и отправил меня в машину Лепторофы вместе с рюкзаком.
Поскольку ранее я спрашивала, кому можно доверить ценную коробку с самым нужным мне материалом, и Лепторофа сказал, что поедет не в ПИН, а в автосервис, сокровище я с собой не взяла. А потом еще и просила Элгинию пристегнуть ее там ремнем. Не знаю, сделала она это или нет, но через все пробки мы все-таки доползли до ближайшей станции метро, от которой я протряслась через всю Москву наискосок, Лепторофа на следующий день приехал в ПИН, а машина Ярилинуса со сборами и вещами зависла на даче до середины октября. Если бы не такой финальный аккорд, было бы это лучшее поле за последние два года.