На днях, лежу себе на песочке под пальмой, прибой легкий слушаю, ветерок сладко пахнущий вдыхаю, одним словом - остров в южных морях. Где? Какая разница, может и Полинезия. Практически - рай. Вдруг, ласковый и нежный женский голос:
--
Здравствуй, милый!
Меня аж подбросило! Озираюсь по сторонам - никого. Дурак только этот разноцветный на пальме сидит, смотрит на меня круглым глазом. Почудилось что ли? Да уж скорей всего. А может, и приснилось. "Ну и чудно, - думаю, - на фига оно мне надо! Только и будешь слышать потом:
--
Это не читай;
--
Лучше сходи, бананов к обеду принеси;
--
А камни те переставь вон туда;
--
Трусы одень чистые, нечего по три дня в одних трусах ходить;
--
Воды принеси для стирки;
--
Птицу накорми;
--
Мусор вынеси;
--
Ты хоть когда-нибудь можешь мне ласковое слово сказать?
Нет! Нет! Нет! Этого нам не надо! Не для того я на остров необитаемый забрался, чтобы ее сюда впустить вместе со всей инфраструктурой. На кой мне эта инфраструктура? Она ей нужна, и то потому лишь, чтобы быть не хуже других. Нет, и точка!
Улегся опять и о приятном думать стал. О кризисе литературы. Кризис-то, вот он - очевиден. Тысячи бутылок по морю плавает, и в каждой талант запечатан, - ждет, не дождется, когда его распечатают. Нет, друзья мои, что ни говори, а...
--
Здравствуй, милый!
Тьфу ты черт! Да шо ж такое! Опять подскочил, на попугая в упор гляжу - ну, некому ж больше... И точно! Не меняя выражения своей птичьей морды, ласковым нежным голоском заявляет:
--
Здравствуй, милый!
Аж от сердца отлегло:
--
Да пошел ты!
--
Ты такой красивый!
--
Ты на что намекаешь, петух долбаный? - а сам медленно, не сводя с него глаз, на песок опускаюсь и рукой шарю, - каменюку поприличней ищу.
И тут мысль у меня в голове зашевелилась... Да, друзья мои, не всегда удается себя в руках удержать - нет-нет, да и зашевелится какая-нибудь мысль. "А не тогда ли он этого набрался, - думаю, - когда я с острова его попер, и он два дня где-то шлялся? А он, значит, к женщине подался, и теперь, значит, ее слова передает... Мне, что ли передает? А голосок-то... Приятный голосок".
--
Слышь, птичка, а чего она там еще говорила?
--
Здравствуй, милый!
--
Слышал-слышал, еще чего говорила, спрашиваю?
--
Ты такой красивый!
--
Ну, эт понятно. А еще чего?
--
Ты такой красивый!
--
Вот дубина! Еще что говорила???
--
Здравствуй, милый!
Мда... Толку с него никакого. Никакого... Никакого?
--
Слышь птичка, ты бы это... слетал туда еще раз, а? Передай, ну, типа... ты тоже красивая. Впрочем, нет, не говори "тоже", скажи просто - красивая. Понял?
--
Слушай, давай по-хорошему, а? А то ведь я тебе шнобель начищу, что "мама, не горюй"!
--
Здравствуй, милый!
--
Задрал, паразит! Убью гада! Тупица безмозглая!
Нашел таки камень, запустил в него, чуть не попал, только бананы на песок посыпались. Смотрю, полетел в море. Дошло до него что ли?
Дня два не прилетал. Я аж извелся весь: "Вдруг опять к ней подался? Интересно, как она выглядит? Ходит, небось, в одной набедренной повязке по острову, загорелая вся. Блондинка или брюнетка... И некому даже бананов ей нарвать... Надрывается, небось, там одна... А сама, наверное, хрупкая, изящная... талия, ножки ну и все такое..."
Утром просыпаюсь, гляжу, а он уж на пальме восседает и глазом круглым на меня смотрит. И так дружелюбно смотрит, что у меня аж сердце замерло, прям, дыхание перехватило!
--
Привет, птичка! Что скажешь?!
--
Пошел вон, урод!
--
...
Нет, друзья мои, на фига они нам нужны? Что в них хорошего? Одна морока и неприятности.