Галкина Ирина Сергеевна : другие произведения.

Ищущий, который нашел

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


  
  
   "Ищущий, который нашел"


жанр: фэнтези.

автор: Галкина Ирина Сергеевна.


  
  
  
   Оглавление
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Ум и хитрость решают все. Жизнь - как шахматная партия. И выигрывает пешка, ставшая ферзем... Главное - просчитать все ходы противника заранее и нанести удар. В спину, в лицо - не суть важно. Цель оправдывает средства. Все умно. Или нет?..
  
  
   Пролог.
  
   Горячий ветер больно обжигал щеки, солнечные лучи буквально впивались в кожу. Спасали только не пропускающие свет алмазные пластины плотно облегающего тело д'амондобито. Но тонкая кожа на лице словно горела, как и обнаженные руки. Азот стиснула зубы, в очередной раз пожалев, что она не может себе позволить полностью закрытое мужское одеяние.
   Юная яшинто по имени Азот сама не понимала, как и зачем ее занесло в этот странный, опасный и совершенно чуждый ей край. Яшинто испокон веков жили в родном Пятом Княжестве, среди холодов и снежных пустынь, где нет почти ничего живого, а ледяные айсберги сияют в лучах восходящего солнца. Тот мир был родным, там не было этой испепеляющей жары и непонятных цветов и оттенков, от которых рябило в глазах. И все же что-то манило ее сюда, что-то, что заставило решиться на этот грандиозный переход. Слушая шепот ветра, овевающего ледяные долины, яшинто ощущала зов. Ощущала каждой клеточкой, каждой частичкой. Ее аура разгоралась сильнее, мерцая хрустально-звонкими оттенками синего. Где-то там была сила. Где-то в далеком и неизвестном ей месте... Азот не могла не ответить на зов. Хотя бы потому, что это был зов источника. И теперь она шла, приближаясь к цели, отвергаемая враждебным миром, шла, пытаясь найти неизвестно что.
   Дышать становилось все труднее. С того момента, как она пересекла границу, легкие нещадно болели, а в огромных синих глазах прочно поселились злость и отчаяние. Вокруг простирались наливные луга, утопающие в зелени, плодовые деревья ломились от фруктов, а в воздухе дурманящим медом витали ароматы. Все это, такое привлекательное для человека, было убийственно для яшинто, лишенной своей силы. Она в который раз споткнулась и полетела на землю. Алмазные пластины приняли удар на себя, но боль от соприкосновения с песчаной дорогой пронзила тело, спеша поспорить в этом деле с уколами тысяч игл. Азот взвыла от боли и упала лицом в песок, смаргивая кристаллики песчинок, попавшие в глаза. У яшинто нет слезной жидкости, и такая мелочь, как песок, причиняла ей неимоверные страдания.
   Именно в такой позе Азот увидел юноша. Сначала он ускорил шаг, приняв яшинто за девушку. Но когда он разглядел истинную сущность несчастной, отступать было поздно. Парень замер совсем рядом с Азот, занеся ногу для следующего шага и так и не решившись ее опустить. Сердце ухнуло и ушло куда-то вниз, словно надеясь спрятаться в дебрях организма. Яшинто - это даже не просто что-то чуждое и инородное. Это что-то мерзкое и страшное, настолько далекое от привычного мира, что реальность существования этой девушки была для юноши чем-то из ряда вон выходящим. Да, он знал о синем спектре, знал, что Аркус представляет собой цветок из девяти княжеств, разделенных по цветам, и собственно центр. Знал о том, что люди - далеко не единственные существа в этом мире. И далеко не самые значимые.
   Поборов волну отвращения, он приблизился к яшинто. В конце концов, это чуждое ему существо было совершенно безопасно и, к тому же, оно страдало. А моральные принципы у юного спасителя сохранились.
   - Эй, ты жива? - робко спросил он, обходя вокруг лежащей на песке Азот и пытаясь заглянуть ей в лицо. Сначала он собирался попробовать пнуть ее носком сапога, дабы убедиться в способности яшинто двигаться, но передумал. И не пожалел об этом, когда Азот подняла голову. В темно-синих, огромных, почти на пол-лица, глазах, плескалось отчаяние. Таких глаз юноша еще не видел. Они были действительно огромными, совершенно нечеловеческими и буквально гипнотизирующими. От этих глаз исходило что-то невидимое и необъяснимое, заставляющее юношу смотреть на них, не отрываясь. Кожа была настолько бледной, что отливала в голубизну, а в обрамлении облака синих волос, застывших, словно узоры на окне, казалась и вовсе прозрачной. Четко очерченные пухлые губки играли всеми оттенками синевы, довершая чарующий образ.
   Юноша судорожно глотнул воздух, боясь выдохнуть и спугнуть очарование этого личика. Он уже не испытывал ни страха, ни, тем более, омерзения. Только жалость к этому хрупкому существу, распростертому на ленте пыли и песка. Он подхватил Азот под локти и потащил с дороги, бормоча:
   - Сейчас обоз поедет, тебя ведь раздавят, пойми ты...
   Но яшинто, похоже, его мнения не разделяла. Сопротивляться у нее не было сил, тепло рук жгло ее, как раскаленное железо. Но во взгляде читались такая ненависть и злоба, что, если бы ее нежеланный спаситель ее прочитал, то наверняка оставил бы попытки проявить благородство.
   - Отпус-сти... - прошипела сквозь зубы Азот, используя центральный язык. Голос оказался грубым и немного хрипловатым, совершенно не сочетающимся с хрупкой внешностью. Парень принял ее требование за заботу о нем, любимом, и щедро отмахнулся:
   - Да ты не тяжелая, не бойся! - и он опустил напрягшееся тело на землю. Яшинто застонала, стиснув зубы, и вцепилась скрючившимися от боли пальцами в траву. Длинные синие когти заскребли по земле, оставляя борозды. Азот было страшно, она ненавидела этого человека, подвергшего ее мучениям. Не важно, во благо или нет - ей было больно. Было жарко и страшно, яшинто ощущала себя чужой и злилась, отчаянно злилась на невидимую силу, призвавшую ее сюда, на верную смерть. Где он, этот зов?! Где?..
   Волна накрыла Азот с головой. Она чувствовала спасающий холод, прислушивалась к мелодичному звону ледяных колокольчиков и блаженно втягивала в себя силу. Высохшая кожа вновь стала упругой, волосы поднялись, как от ветра, а в глазах завертелись вихри. Когти расслабились, оставив траву в покое, и яшинто свободно вдохнула. Она не понимала, что происходит - смерть? Или... трава вяла от ее прикосновений. Зеленые бодрые травинки скручивались и чернели под ее пальцами, Азот слышала их жалобные стоны, ощущала их нежелание низвергаться в пустоту. Даже воздух вокруг нее стал разреженным и неподвижным. Он стал ничем.
   А юноша во все глаза смотрел, как спасенная им, как он наивно полагал, яшинто, уничтожает неведомым способом все живое вокруг себя. Как немыслимым образом гибнет трава в трех шагах от нее, как она поднимается на локтях и вдруг встает на колени, тряся головой. Синие волосы разметались по плечам, чудовищно красивое треугольное личико повернулось к нему. Вокруг яшинто образовался словно бы мертвый круг, какой остается от костра. Но после огня остается пепел, здесь же не было ничего.
   - Не трогай меня! - завопил юноша, отступая на шаг. Он боялся, что этот круг дойдет и до него, поглотив в свою воронку. А Азот только равномерно дышала, пытаясь привыкнуть к неожиданно полученной силе. Она понимала, что такую мощь нужно сдерживать, дабы не уничтожить все живое вокруг. И, как могла, справлялась с этим. Возможно, вскоре она научится и вовсе не уничтожать ничего без своего желания, но пока яшинто оставалась в круге, надеясь обойтись малыми потерями. Вопль юноши привлек ее внимание, и Азот подняла на него огромные глаза. Она не хотела убивать. Это вышло само собой - просто сила была слишком уж непривычной и огромной. Она переполняла все ее существо, а эйфория после дикой боли была как ослепляющий луч света после ночного полумрака. И юноша задохнулся, чувствуя, как он проваливается в эти глаза. Он не видел ничего за пределами синих колодцев, не чувствовал ничего, кроме боли, заставившей тело содрогнуться и рухнуть на колени напротив яшинто. А пустота все ввинчивалась холодными резцами в его душу и тело, пронзая насквозь и растворяя все. Вскоре не осталось ничего - ни боли, ни страха. Холодная леденящая пустота, уносящая в жуткую бездну забвения. И труп юноши со стеклянными глазами, в которых не было абсолютно никакого выражения.
   Азот опомнилась, только когда аура ее жертвы, напоминавшая радугу, превратилась в бесцветное облачко. Когда заметила, что на запястьях пылают синие узоры, мерцая холодным светом. Только тогда она поняла, что произошло. Да, зов не был ни издевкой, ни обманкой. Она пришла в Девятое Княжество за силой и получила ее. Вот только то, что она только что сотворила с несчастным юношей, Азот совершенно не радовало. Яшинто представляла свою силу немного иначе, но подарку принято радоваться...
   Так отворились врата Города, щедро распахнув источники.
  
   Глава 1.
   Лживая истина.
  
   Я развернулся на каблуках и направился в ванную комнату. Ароматы лаванды и фиалок окутали меня дурманящим облаком, приводя в блаженное состояние. Да, мне повезло в этой жизни. Я бы даже сказал, очень повезло, ведь всю свою жизнь я провел при богатейшем дворе Аркуса. Хм, как следствие, у меня есть все - богатства, шикарная одежда, роскошные покои, кровать с балдахином и мягкими перинами, образование, лучшие девушки... И еще я красив. Это замечают многие, стоит только взглянуть на меня. О да, скромностью не отличаюсь. Но мне она и не нужна. Я и так на удивление талантлив!
   - И на удивление хвастлив! - прошипела черноволосая девушка, наклоняясь к моему уху. Дрожь прошла по моей коже. Жанна меня пугала. Высокая, неправдоподобно красивая, с дьявольским огнем в черных глазах, она вечно появлялась из-за спины и совершенно неожиданно говорила что-нибудь меткое. Она читает мысли, нет сомнений. Но я гордо поднял голову и надменно хмыкнул:
   - Эрра, могу я остаться наедине с собой? Или даже в ванной мне не укрыться от вашего назойливого внимания? - Жанна усмехнулась и провела острым ногтем по моей щеке, отчего мурашки пробежали по коже:
   - Я по поручению царя. Расслабься, дорогуша! На твою неописуемую красоту никто не посягает. Просто вынуждена сообщить, что через час тебя ждут в зале заседаний. Желательно помытого! - Жанна хихикнула и совершенно спокойно удалилась из ванной, покачивая бедрами. Я хлопнул дверью, сдернул камзол и швырнул его на пол. Золотые пуговицы зазвенели по мраморному полу, но мне было плевать. Жанна меня раздражала как никто на свете, но ее же я желал, как никого на свете.
   Эх, опять не дали побыть в одиночестве! Есть у меня такая странная особенность - люблю побыть наедине с собой, подумать о чем-нибудь, поговорить. Аена - так я называю своего невидимого собеседника, о котором знают только я и Жанна. Жанна называет это шизофренией, а я - Аеной. Не знаю, почему именно женщина, почему Аена, но так сложилось. Когда я оставался в одиночестве, тихий голос обращался ко мне, и я отвечал. Не знаю, что это - мое воображение, сумасшествие, ангел-хранитель или дух... Знаю, что она есть, и знаю, что Аена - единственное существо, благодаря которому я, живя при дворе, сохраняю что-то человеческое.
   Я подошел к окну, вытираясь теплым махровым полотенцем. Нежная ткань ласкала тело, уставшие после утренней тренировки мышцы, согревала. Окно в ванной - немного странно, но мне нравится. Я прижался горячим лбом к холодному тончайшему стеклу, сделанному непревзойденными мастерами Восьмого Княжества. За окном светлое зимнее небо полыхало алым заревом рассвета. Темнеет рано, многим дворцовым эррам запрещают выходить на улицу после шести, а рассвет наступает очень поздно. Так что кроме этого краткого промежутка от рассвета до полудня нас окутывает тьма.
   Я смотрел вдаль, чувствуя, как впитываю зрачками красоту нашего мира. Солнце бодрым сияющим шаром поднималось из-за горизонта, снег сверкал, слепя глаза. Мне хотелось открыть окно и улететь прочь, в синеву, в небо...
   - Красиво, правда? - я кивнул, зная, что невидимая собеседница поймет.
   - И часто ты это видишь? - я не понял вопроса. Часто ли? Да каждый день! Или она не это имеет в виду?
   - Вижу часто, но замечаю редко. Ты об этом? А разве это можно изменить? - вопрос риторический, но она отвечает на всякие. Такая уж...
   - Ой ли? А ты пробовал? - я тряхнул головой. Нет, не сейчас. Не то настроение, не для философских рассуждений.
   Я оторвался от окна, быстро оделся, брызнул одеколоном. Белоснежная рубашка нежно коснулась кожи, легкий холодок пробежал по телу. Вот оно, счастье...
   - Посмотри в окно, дурашка! - я недоуменно послушался. И дыхание перехватило. Солнце отражалось от белоснежной земли, играя отблесками на башнях замка, а откуда-то падал хлопьями чистый белоснежный снег. Кружился, как в сказке, а небо полыхало алым, желтым, голубым, словно сумасшедший художник в экстазе пробует, экспериментирует, делая сначала первые робкие мазки, а потом широкие, яркие, по всему холсту. И этот художник - я.
   Я стоял у окна, касаясь кончиками пальцев прозрачного стекла, впитывая красоту каждой клеточкой тела, всей душой... Казалось, кто-то играет на невидимой флейте, извлекая легкими прикосновениями пальцев музыку души. Я молча улетал. Меня уже не было в ванной, я взмыл куда-то ввысь, в сказочное небо...
   - Лети, малыш! Вот это счастье! Оно такое... Ни потрогать, ни достать... Оно в одном звуке, одной краске, одном мгновении... Оно в тебе, малыш!
   Я закрыл глаза и отодвинулся во второй раз от стекла, застегнул камзол, взглянул на себя в зеркало - сумасшедший юноша со счастливым взором душевнобольного. Хотя у меня ведь и правда душа болит... от счастья. Я тяжело вздохнул. Я любил себя такого - грустного, немного испуганного, с мечтой в карих глазах, с растрепавшимися почти белыми волосами, на которых играет солнце. Любил, потому что таким меня любила когда-то моя мать. Она говорила, что в такие минуты я похож на ангела, а так - на наглого подлизу. Кто я? Вот в чем вопрос. Когда мне больно - я счастлив, когда хорошо по общепринятым меркам, - ненавижу себя.
   После ванны я быстро замерз в прохладном коридоре. Остается только надеяться, что на заседание я не опоздал. Эхо шагов гулко откликалось от сводов, факелы трепетали желтым огнем вдоль стен коридора, стражники отточенными движениями склонялись, отдавая честь. Я шел быстро, гордо подняв голову. Со стороны казалось, должно быть - я высокомерен и глуп. А в душе играла таинственная мелодия. На миг я закрыл глаза, и полумрак коридора исчез, уступая место сказочным краскам, нежной симфонии души.
   - Опаздываешь, дорогуша! Царь ждать не любит! Вот в один прекрасный день - раз... и нет красавчика Виктора... - я споткнулся и открыл глаза. Жанна стояла передо мной, агрессивная, как кобра перед броском. Я невольно испытал раздражение - сейчас мне хотелось побыть наедине с мыслями, а не вступать в словесный поединок. Жанна это, кажется, поняла, и с нахальной усмешкой просунула руку под мой локоть. Я вежливо склонил голову в приветственном жесте. В душе и я, и Жанна смеялись над глупыми дворцовыми традициями.
   - О чем мечтаем? Кого хотим? - не удержавшись, ввернула Жанна, наклоняясь совсем близко к моему уху, чтобы создать видимость светского разговора. Я приятно улыбнулся и наклонился к ней еще ближе, задев ее щеку своими волосами.
   - Не волнуйся, не тебя, дорогая моя.
   Жанна только тихо рассмеялась, но что-то нехорошее притаилось в глазах. Меня охватила тревога - в зале меня определенно ждал какой-то сюрприз. Причем, зная Жанну, рискну предположить, что до крайности неприятный.
   В зале стояла тишина. Все важно сидели на стульях с высокими спинками вокруг стола, а во главе, на сияющем троне - сам царь. Низковатый, лысоватый, толстоватый, какой-то весь "атый". Незапоминающийся, если бы не был царем. Дутое могущество, пустая обертка.
   Жанна толкнула меня в бок и ядовито хмыкнула. Но я знал, она согласна с моими мыслями. В этом мы с ней схожи.
   Лорд Пераль криво улыбнулся мне, призывая сесть. Взоры семи лордов буравили меня, царь не удостоил даже взглядом. Я попытался скрыть раздражение - в который раз меня лишили моей сказки, вырвали из уединения. Все казалось таким тщетным и смешным по сравнению с моими мыслями там, в ванной...
   - Все еще мараешь бумагу по ночам? - шепотом спросила Жанна, наклоняясь к самому моему уху. Пераль заметил этот жест и скривился. Меня это чрезвычайно позабавило - взрослые мужчины соперничают из-за проститутки. Наивно, господа, наивно.
   - Меня не допускают к таким важным государственным делам, как, к примеру, тебя. Вот и остается писать никчемные планы вместо ночных заседаний у царя, - прошептал я одними губами. Прошептал так тихо, что царь даже не шелохнулся, а Жанна расслышала. Это была наша старая игра в словесные поединки. На нудных заседаниях, да и вообще во дворце эта забава весьма успешно спасала от скуки.
   - Твои планы тебе скоро понадобятся, - неожиданно серьезно шепнула Жанна. Я вздрогнул, но спрашивать времени не было - лорды уже недовольно хмурились, изучая нас с Жанной. Одно то, что всеобщая любимица появилась именно со мной, самым глупым, по их мнению, членом совета, их несказанно раздражало. А Жанну, похоже, до такой же степени веселило.
   - Итак, ирвен Виктор, вы опять опоздали. Что ж, приступим, - сухо бросил Пераль. Я изобразил на лице извиняющуюся улыбку и присел. Чем удивят меня? Что они еще скажут? Судя по намекам и ухмылке Жанны - многое и неприятное.
   - Итак, из Девятого Княжества приехал гонец. Я об этом уже рассказывал, но раз некоторые отсутствовали, придется повторить, дабы донести до них... - дальнейшие разглагольствования я пропустил мимо ушей, отметив для себя хмурый взгляд, брошенный в нашу с Жанной сторону. А в голове все вертелись мысли. Планы о создании идеального государства, пусть и тщательно проработанные, оставались всего лишь планами. Пока что осуществить эти грандиозные идеи не было возможности. Жанна намекнула, что скоро...
   - Что мы имеем, ваше Величество? Обычный бунт или массовое помешательство? Очевидцы рассказывают о яшинто, которая якобы каким-то чудом оказалась в Девятом Княжестве и использовала силу. Настоящую силу синего спектра! Говорят, она убила кого-то, - услышал я обрывок речи. Я досадливо поморщился, так, чтобы эту гримасу можно было принять за озабоченность тяжелой ситуацией. Надо же было так задуматься, чтобы пропустить нужную информацию!
   - Или спектрумы решили захватить власть?.. - испуганно вставил лорд Августин. Я усмехнулся - наивные! Зачем спектрумам власть? Они умнее нас, глупых людей. Они создавали Аркус, наполняя его красками, они жили в нем в спокойном уединении. К тому же, источники не давали спектрумам силу с тех пор, как в Аркусе появился человек. То есть сначала выяснилось, что сила Спектрумов разрушительно влияет на радужные ауры людей, и Первородцы закрыли спектрумам доступ к силе. Так откуда же у какой-то яшинто способности?! Жанна хохотнула, глядя на меня. Опять читает мысли, чтоб ее! Что ж, я не возражаю. Все равно из всех этих горделивых и напыщенных людей меня поймет только один человек - дворцовая проститутка Жанна. Мы оба мечтатели, если угодно... Только я грежу об утопической стране счастья, а Жанна - о своем собственном мире. На этом различия кончаются. Я не лучше ее, просто я другой. Я - человек.
   - Что ж, лорд, возможно, возможно... Или все это вообще глупые слухи, - пробормотал царь. Я вздохнул, задумчиво крутя в тонких пальцах перо. Перо лежало передо мной на столе вместе с чистым пергаментом. Так же, как и перед каждым из лордов. Я провел кончиком пера по носу, жмурясь от щекотки. На меня неодобрительно посмотрели, и я изобразил внимательную улыбку, подавив зевок. Я уже вник в суть обсуждаемого. В автономном Девятом Княжестве опять начались какие-то волнения. Мало того, что яшинто, неспособная выжить в жарком климате, каким-то образом добралась туда, она еще и использовала силу, что в принципе невозможно. Или означает, что Первородцы открыли доступ к источникам... Однако предположения лордов до абсурда глупы - спектрумам нет дела до власти. Они бесконечно выше нас, людей - и в то же время мы для них - предмет зависти. У спектрумов аура одноцветна, и они не понимают нас, людей, использующих все спектры. Они начинали, как создатели, потом уравнялись в правах с человечеством, а сейчас высшие силы напомнили, что они все же ближе к этим самым силам, чем к нам, людям. Чувствуется, начинается какое-то действо. Война, о которой мне говорила Жанна. Только никто об этом не догадывается, хотя война уже идет, просто пока мы в ней не участники, а свидетели, секунданты в этом великом споре. Секунданты, которые сами ничего не знают о происходящей дуэли...
   - А что скажете вы, ирвен? Или ничего умного не пришло в вашу прекрасную голову? - с сарказмом поинтересовался Пераль. Я обворожительно улыбнулся и бархатным голосом ответил, глядя прямо в глаза царю, проигнорировав Пераля.
   - Ваше Величество, ваш покорный слуга, ирвен Виктор, считает огромной честью внести свое слово в этот спор. К моему огорчению, ничего радостного я предположить не могу. Один высокочтимый ирвен, - при этих словах Пераль поморщился, как от плохого коньяка.- Так вот, один ирвен сообщил что-то о яшинто. Вы говорите, она пользовалась силой спектра?- я выдержал паузу. Потому что если так - это серьезная неприятность. Очень серьезная...
   - Трава обращалась в прах под ее ногами, а парень умер безо всякого выражения на лице, - я перебил Пераля:
   - А на лбу и руках у яшинто загорелись синие татуировки? - видимо, мой голос дрогнул, потому что лорды и царь заинтересованно посмотрели на меня. Я изобразил каменное лицо и разжал побелевшие пальцы, сжимавшие стол.
   - Да, загорелись... Откуда вам это известно, ирвен? - я бы ответил, но лучше промолчать. Жанна зло смотрела на меня - я обещал ей ничего никому не рассказывать. Я вздохнул. Зачем заключил этот договор! Теперь не отвертишься!
   А теперь по порядку. Мы с Жанной строили план... захвата мира. Все началось с того, что я раскусил ее. Узнал, что она рубер. Началось все с обычной интрижки - мне скучно, Жанна надеялась на продвижение в должности... А потом мы поняли, что стоим друг друга. И можем друг другу помочь в наших честолюбивых замыслах. Пока будем помогать друг другу во всем, а потом... Потом разберемся. Такой недолговечный союз. Коалиция. Тайная. Пока все шло удачно, я притворялся спокойным и глупым красавчиком, влюбленным в Жанну, а она - такой же влюбленной, как кошка, дворцовой проституткой... Но мы оба знали, что и то, и это - неправда. Она - рубер, я - честолюбивый хитрец. Но была еще Аена... и все то, что я не принял во внимание. Или принял, но сознательно выкинул из условий договора.
   - Вам что-то известно о данной ситуации, ирвен? - не повышая голоса, спросил царь. Я покачал головой:
   - Догадался, ваше величество. - Пераль хмыкнул. Он не поверил. Видимо в то, что я обладаю достаточными умственными способностями, чтобы догадаться. Ну пусть так считает, в конце концов, это - право каждого.
   - Итак, что предпринять? Выслать отряд солдат на территорию княжества и подавить восстание? - поинтересовался Августин. Жанна кинула на меня игривый взгляд, отчего я вздрогнул. Что она задумала?
   - Я предлагаю выслать отряд под командованием храброго ирвена Виктора. А я помогу ему. - Сказать, что я удивился, значило ничего не сказать. Что ж, если она считает, это нам поможет...
   - Хм... Идея неплохая. А многоуважаемый ирвен справиться? - поинтересовался царь, поглядывая на меня. Я улыбнулся, но тут же подавил улыбку. Нет, тут надо по-другому. Я сжал челюсти, гордо поднял голову и встал, сжимая эфес меча, покоящегося в ножнах у моего бедра.
   - Я рад сложить голову во имя вас и справедливости, ваше величество! - царь кивнул, удовлетворенный моим пылом.
   - Что ж, решено. Молодой ирвен отправляется в поход в Девятое Княжество с отрядом в пятьдесят человек.
   Я поперхнулся. Они что, избавиться от меня решили?! Пятьдесят? А может уж лучше сразу троих?
   - Ваше вели...
   - Вы сообщили о своем желании сложить голову во имя царя, вот ваше желание и исполняют, - противно хихикнул мне на ухо Пераль. Я сдержал ярость и ослепительно улыбнулся.
   - Это честь для меня, государь. Когда выходим? - ответ меня просто убил:
   - Завтра на рассвете. Действия надо предпринимать моментальные.
   Что ж, я не против, конечно же! Зачем мне жизнь? Подумаешь, способность дышать, спать, есть, удовлетворять страсти... Естественно, это сарказм. Естественно...
  
   Мрачное удовлетворение. Я точил меч, сидя прямо на разобранной постели, наслаждаясь прикосновениями шелкового белья. Дворцовый мальчишка предлагал почистить мое оружие, но я отказался. Меня успокаивали мерные движения, скрежет затачиваемого лезвия. Я хотел побыть наедине с собой. Совсем наедине, без Аены. Она и не вмешивалась. Видимо, понимала, что только совести мне сейчас не хватало. От меня решили избавиться. Видимо, что-то заподозрили... Но Жанна-то знала. И ничего не имела против. Значит, видит какую-то выгоду. Хорошо, если бы она еще и меня просветила! А то не слишком-то приятно чувствовать себя быком на забое или надоевшей игрушкой...
   Дверь скрипнула. Жанна в шелковой ночной рубашке скользнула в мою спальню и присела на край кровати. Я невольно отодвинулся, не глядя ей в глаза. Не хочу поддаваться ее чарам.
   - Расслабься, дорогуша, все устроено, - шепнула она, обнимая меня за шею. Я вздрогнул, чувствуя ее горячее дыхание на коже.
   - Что устроено? Моя смерть? - я спросил ровным тоном, продолжая точить меч. Клинок уже сверкал, но я упрямо продолжал движения. Жанна противно хихикнула:
   - Нет, милый, наша жизнь. То, о чем мы мечтали! Все подстроено - для них ты умрешь, а Девятое Княжество станет нашей автономией. Подробности потом... - и она, хихикнув, повалила меня на кровать. Я оттолкнул Жанну и встал с кровати. Мне было не до веселья. Что она устроила? Что, в конце концов, за бред?!
   - С ума сошла?! Какое, к Хоггу, Девятое Княжество?! - Жанна усмехнулась:
   - А вот такое, дорогуша. Самое что ни на есть девятое. Не переживай, все будет хорошо. Расслабься... - я кивнул, послушно откладывая меч. Будущее казалось мне зыбким и странным, но волнующим. Что-то ждет меня там, за горизонтом... Я вздохнул. Ложь, сплошная ложь. Возможно, там я смогу перестать лгать. Хотя смогу ли я жить без лжи? Я и сам теперь не знаю, где ложь, а где - истина.
   Глава 2.
   В поход.
  
   Рассвет выдался бурный. Часов около восьми, когда небо еще казалось темным, солнце игриво забилось в шелковые шторы. Шторы пурпурные, и в моей нездоровой голове возникали нездоровые маниакальные ассоциации.
   Жанна в роскошном пеньюаре уже сидела на стуле перед зеркалом и заплетала густые черные волосы в походную косу. Скорее почувствовав, чем увидев мое пробуждение, она бросила:
   - Давай быстрее, нас уже ждут.
   Я скинул ночную рубашку и пошлепал на балкон. Народу еще не было, и мой вид вряд ли кого-то напугает. Я смочил полотенце в медном тазу, предусмотрительно поставленном слугами на том же балконе. Холодная мягкая ткань бодрила, я фыркнул, как морж, ежась от зимнего воздуха. Вгляделся в наливающееся утренним светом небо и сделал несколько упражнений, чтобы согреться. Спокойствие, вот что мне нужно. Или хотя бы видимость оного.
   - Ты ведь жаждешь вырваться из дворца, малыш, не так ли?
   - Пожалуй, - врать не имеет никакого смысла. Врать самому себе - судьба глупцов.
   - Или мудрецов, которые поняли, что самое их существование - ложь.
   - Но тогда они - глупцы. Разве это не твои слова?
   - Быть может, малыш, быть может... Чего ты ждешь? Новой жизни? Свободы?
   - И этого тоже... Ты сама все знаешь! Как ты думаешь, это опасно?
   - Опаснее, чем сейчас, вряд ли будет. Давай, малыш, тебе пора!..
   Я набросил шелковую рубашку, не самый парадный камзол и удобные брюки. Собрал непослушные волосы ремешком в короткий хвост и прикрепил ножны к поясу. Верный меч коснулся бедра, придавая уверенности. Жанна даже в мужской одежде умудрялась выглядеть соблазнительно и женственно. Поверх всего мы набросили шубы. Точнее, Жанна - шубу, а я теплый плащ на меху.
   Я молча поймал ее взгляд, и мы вышли из моих покоев.
   Наш отряд ждал на улице, снаряженный, готовый к бою. Горячие кони не могли устоять под наездниками... Так сказал лорд Симеон, расплываясь в лживой улыбке. Открылись двери и нашим взорам предстали "горячие кони". Я бы засмеялся, но мне было не до смеха. Кони - жалкие клячи, больные, с желтыми зубами и гноящимися глазами. Кроме всего прочего, их было только шесть. Окончательно меня добили люди. Человек десять - явные преступники, измотанные исправительными работами и побоями, со шрамами на оскаленных физиономиях. Другие десять - неудачники. Толстые, худые, неуклюжие, косоглазые и сумасшедшие... Оставшиеся тридцать человек должны были присоединиться посреди пути, они находились, по словам лорда, в Восьмом княжестве. Я хотел было сказать все, что думаю о царе, Перале и Симеоне в частности, но Жанна предостерегающе коснулась моих губ.
   - Спасибо, лорд! Премного благодарен. Сожалею, что вам пришлось потратить время на выбор лучших солдат для моей скромной миссии, и все же... Передавайте привет Пералю! - источая мед, заявил я, тряся руку опешившего лорда. Жанна неодобрительно хмыкнула. Видимо, решила, что я перегибаю палку. Пусть думает, что хочет. Я лжец, но не подкаблучник.
  
   Мы тронулись в путь. Снег скрипел под ногами, мороз щекотал нос и щипал щеки, но это было даже приятно - освежало и бодрило.
   Трех лошадей, груженных провизией и оружием, вели под уздцы каторжники, как я их прозвал. На одной ехала Жанна, на другой - неимоверно дородный "солдат", который не мог идти пешком из-за лишнего веса. На третьей - пожилой каторжник, видимо, недавно избитый - все его тело покрывали заживающие раны и язвы. Это я понял по его рукам и лицу, так как все остальное скрывалось под зимней одеждой. Я молча шел впереди, скрипя зубами. Вдруг моей руки коснулись. Я невольно отдернулся и брезгливо посмотрел на того, кто потревожил мой покой. Невысокий полный юноша с крупным носом, грустными, как будто падающими глазами и сумасшедшей улыбкой. Юноша мелодичным голосом спросил:
   - Ирвен Виктор, куда мы держим путь? В страну смерти? - задан вопрос был спокойным тоном, с легкой улыбкой на полных губах. Я вздрогнул, преодолевая желание взвыть:
   - О да, юный солдат, ирвен Виктор держит путь в страну смерти. Там он оставит кое-кого и продолжит путь, - шутка вышла неудачной. Юноша схватил меня за руку и почти простонал:
   - О, ирвен, вы знаете выход из страны смерти! Расскажите, молю вас! - я не знал, смеяться мне или плакать. Или бояться. Я еду Хогг знает куда, с двадцатью сумасшедшими!
   - Ирвен, я преклоняюсь перед вами! Вы - великий человек! - с забавным восторгом заявил он. Я хмыкнул.
   - Я знаю. А ты, собственно, кто?
   - Теодуш, ирвен. Поэт, - что ж, это проясняло если не все, то хотя бы часть. Поэт, значит... А это интересно.
   - Ты пишешь стихи? О любви?
   - Нет, ирвен, о смерти. Я пишу о том, чего боюсь. И тогда начинаю меньше бояться, - интересная точка зрения. Говори о том, чего боишься, и перестанешь бояться.
   - А любви ты не боишься? - задумчиво спросил я. Мы шли уже не впереди всех, а в хвосте. Первой гарцевала на гнедой старой кобыле невозмутимая Жанна. Ее не трогал мороз, снег и сумасшедший юноша-поэт. Она упрямо гарцевала к своей цели. Я ее лица не видел, но был почти уверен, что губы плотно сжаты, а глаза сузились в две ядовитые щелки.
   - А чего ее бояться? Любовь - это прекрасно... - мечтательно произнес поэт. Я хмыкнул:
   - По мне, так бояться не стоит как раз таки смерти. Тебе уже все равно будет. А вот любовь делает больно, и еще как больно.
   - Тогда это не любовь. Тогда это просто другая форма смерти, которая убивает медленно... - мудро вставила Аена. Я вздохнул, глядя в чистое зимнее небо. Оно было ясным, сияло ослепительное солнце, а снег сверкал. Я бессмертен и свободен... Но что-то мешало. Что-то внутри меня, что-то скользкое и тяжелое.
   - Я не знаю. Я никогда не любил, - протянул юноша, ковыряя носком сапога снег. Снег жалобно скрипел, сверкая всеми цветами радуги.
   - Я тоже.
   Странно, не думал это говорить. Само вырвалось. Правда, горькая правда. Я пропустил удивленный взгляд Теодуша и ускорил шаг. Все-таки странная фраза для ирвена Виктора. Что-то я выхожу из образа.
   Так мы шли довольно долго. Вокруг - белоснежная пустыня, только редкие кустики каких-то странных растений, выглядящие довольно неприятно, как перекати-поле в пустыне. Солнце, отражаясь от снега, слепило, у меня даже глаза заболели. Я уже начал чувствовать пробирающий до костей мороз и усталость. Вообще я редко хожу на большие расстояния, а мы шли без перерыва вот уже почти день. Особенно настораживало то, что спать придется прямо под открытым небом, несмотря на холод.
   Когда холод стал нестерпимым, Жанна слезла с лошади, чтобы пройтись и согреться. Каторжники прямо на ходу закурили что-то очень вонючее, явно не табак. Поэт прыгал зайчиком и пыхтел.
   Я выдохнул пар изо рта, любуясь белой змейкой, растворившейся в воздухе, и догнал упрыгавшего вперед поэта. Он мне понравился. Странный, но добрый. И без лжи. Я очень ценил в людях то, чего не хватает мне самому.
   - Мерзнешь? - поэт кивнул, мелко стуча зубами. Его большой, похожий на грушу нос посинел.
   - Угу. Ирвен, а зачем мы туда едем? - я замешкался. В принципе, меня не удивил бы и вопрос - куда мы едем? Эти люди явно не в курсе. Это пушечное мясо, те, кем так легко пожертвовали. Спрашивается, зачем? Подсыпали бы мне яду, раз уж так мешал. Они-то чем виноваты?
   - Ты хочешь правду? - я удивился, услышав в ответ следующее:
   - А что, бывает и неправда?
   - Поэт, где ты жил? В мире духов? - раздраженно спросил я.
   - Нет, зачем же. Я мыл полы во дворце. И писал стихи. Только это почему-то не нравилось царю и лордам. Они меня били. А тут вдруг такая честь - в поход, да еще с вами, ирвен Виктор... - я поперхнулся. Жалость затопила меня. Маленький сумасшедший юноша, оторванный от жизни, он был счастливее всех нас. Он верил людям и любил. Его детский страх перед неизведанным сочетался с безотчетной храбростью. Я не могу ему лгать. Хотя бы ему...
   - Мы можем встретить смерть. А можем - удачу. Мы хотим построить свою страну. Страну мечты, где нет царя и лжи, где любовь и понимание. Может, построим. А может, умрем. Или - передумаем. Ты можешь уйти, поэт. Я не держу, - и я отвел взгляд от его щенячьих падающих глаз. В глазах застыло недоумение и надежда.
   - Утопия... Главное, не разучись мечтать, ирвен! Конец - это когда в утопии идет дождь, - тихо сказал Теодуш и поковылял в начало нашего каравана, затерявшись среди моих "солдат". Каторжники грубо захихикали, глядя на его утиную походку и блуждающий взгляд, а я замер. На меня натыкались, ругались, но, поняв, кто это стоит, тут же извинялись и услужливо расшаркивались. А я все стоял и невидящим взглядом смотрел прямо перед собой. Снежная дорога искрилась на солнце, ноги гудели от усталости, а в голове звенели слова Теодуша. Безумный поэт, глупый и наивный. Но ведь он прав! Я тряхнул головой, пытаясь выбросить из головы навязчивые мысли. Опустился на корточки, зачерпнул снег и окунул лицо в белую кашицу. Кожу обожгло ледяным холодом, и я вздохнул свободно. Утопия... Что ж, пора вернуться в реальность.
   Жанна, неожиданно подкравшаяся сзади, взяла меня за руку и спросила, кивая на людей:
   - Видишь, как царь тебя не любит. Ай-яй-яй, дорогуша, довел старичка до нервного срыва!
   - Ты лучше скажи, когда мы придем, и что там увидим, - перебил я ее, любуясь заснеженными равнинами.
   - Придем дней через пять, не раньше. А насчет того, что мы там встретим... Поле битвы. По моим расчетам, сейчас там произойдет первое столкновение сил Хогга и Илен. Первое, в котором замешаны люди. Если победит свет, Илен то есть, твоя мечта об утопии может сбыться. Если тьма, то есть Хогг - моя мечта о государстве с тоталитарным режимом и матриархатом. Пока это только назревает, люди еще ничего не поняли, но это приближается. Нарастает, клокочет в самом сердце Девятого Княжества. Мы можем получить многое, если придем вовремя. Или мы придем раньше или позже, тогда нас просто убьет... Как получится. Это риск. Но риск только для нас - царь уверен, что это верная гибель.
   Я задумался.
   - А что это вообще за война? Объясни нормально! - Жанна хмыкнула.
   - О, это великая война! Мы получаем власть над людьми, можем склонять их к свету или тьме... Мы - то есть спектрумы. Первородцы открыли доступ к источникам, которые находятся где-то в Девятом Княжестве. Первородцы используют нас как солдат в этой войне. Ты же знаешь, что каждый спектр, используя силу источников, способен влиять на подвластный ему спектр ауры? Причем не только ауры природы, но и ауры человеческой души. По крайней мере, я так это вижу. Ну а всего не знает никто, - я посмотрел на темнеющее небо. Странная война, странные цели... Что ж, поневоле я ввязан в эту войну, несмотря на то, что мне этого совершенно не хочется.
   Жанна, заметив, что я опять ухожу в себя, легонько ударила меня по щеке изящной ручкой, одетой в изысканную кожаную перчатку на меху. Все уже обогнали нас, только самые медлительные обходили, кланяясь и что-то шепча. Мы оказались в хвосте каравана.
   - Дорогуша, я тебя теряю! Не стоило втягивать твою прекрасную головку, набитую опилками, в дела великих мира сего, - кажущаяся заботливость умело сочеталась с тонкой язвительностью. Глаза широко открыты, губы сочувствующе подрагивают, а все выражение какое-то ухмыляющееся, ядовитое. Я успел изучить Жанну и ее тонкие издевки и уважал ее. Но нервировать меня она не перестала.
   - Жанна, распускать руки можешь при других обстоятельств и для других целей. Как и язык, - усмехнулся я, начиная медленно двигаться вперед, дабы не отстать от каравана окончательно. На нас натолкнулся какой-то каторжник.
   - О, ирвен Виктор, эрра Жанна! Мое почтение, - пробурчал он хриплым, сорванным, по всей видимости, во время побоев, голосом. Поклонился нам. Я наклонил голову в ответ, а Жанна даже не заметила его, только брезгливо поморщилась, словно он был падалью. Каторжник ушел вперед, а мы медленно пошли дальше, продолжив наш разговор.
   - На что это вы намекаете, достопочтимый ирвен? - подхватила Жанна игру, в поддельном возмущении изогнув тонкие брови. Черные глаза прожигали, я тонул в них, как в омуте, что-то темное и жаркое охватывало всего меня...
   - О, простите, эрра, что оскорбил вас, однако я отнюдь не собирался этого делать. Просто вы вызываете во мне постыдные желания, - обворожительно улыбнувшись, ответил я. О неоднозначном положении Жанны при дворе ходило много слухов. Суть же была в том, что она спала с важными лордами, со всеми, кто имел при дворе какое-то влияние, а они дарили ей драгоценности и позволяли присутствовать на всех совещаниях. Ходили слухи, что Жанна была любимой игрушкой самого царя. Тот не только спал с ней, но и забавлялся разговорами со своей любимицей, говоря, что она очаровательно глупа. По своей простоте царь рассказывал лордам даже такие подробности своей жизни. Один я знал, что Жанна отнюдь не глупа, и драгоценности - не ее цель. Вот только каждый раз, как я представлял ее с царем, подступала тошнота.
   - Ммм, дорогуша, как откровенно. Я бы не назвала их постыдными, не стесняйся страсти, Вик. Я тоже хочу тебя, - добавила она после небольшой паузы, резко приближаясь ко мне, так, что прядь черных волос, выбившаяся из косы, защекотала мне шею. Я хотел отстраниться, но Жанна словно гипнотизировала, и я, сдавшись, прижал ее к себе, обвив руками тонкую талию, укутанную шубкой, и поцеловал ее.
   Поцелуй Жанны был обжигающим, страстным и долгим. Потом она кокетливо отстранилась, сказав:
   - Все, хватит с тебя. Хорошего по чуть-чуть, а то и рассудок можешь потерять. Это как травка для любителей иллюзий... - что-то мне подсказывало, что моя спутница не просто бахвалиться, а говорит вполне серьезно. Я все-таки не удержался и ввернул:
   - А с царем ты наверняка лучше обходишься... - Жанна ухмыльнулась, снова приникла губами к моим, слегка куснула нижнюю губу, еще больше распалив меня, и ответила:
   - Ревнуешь, дорогуша? Не бойся, ты мне намного дороже, чем этот плешивый царек. А, и, к тому же, ты самый искусный любовник. Вот, я одарила тебя комплиментами, так что с тебя... Даже не знаю. Я люблю сюрпризы, ты же знаешь, дорогуша.
   Я невольно осмотрелся. Огромное пространство, покрытое снегом, горело алыми всполохами заката. Закат отличался от рассвета буйством цветов, какой-то угрожающей яркостью. В груди метнулось тревожное предчувствие. Мелькнула мысль: а как, интересно, выглядим мы, если смотреть с небес? Маленькие, копошащиеся черные фигурки посреди огромного пространства, такие ничтожные в этом колоссальном храме величественной природы. Солнце пылало прямо перед нами - огромный раскаленный диск, ярко-малинового цвета, небо над нами уже загорелось алыми красками заката, и мир сиял в красных, фиолетовых, розовых и оранжевых тонах.
   Бывают закаты нежные и ласковые, приносящие умиротворение и покой. Тогда я люблю сидеть где-нибудь в одиночестве, смотреть на небо и говорить с Аеной. Сейчас же бушевал совсем другой закат. Как и рассвет, он был маниакально-огненным, краски плескались, словно северное сияние, снег тоже обагрился. У меня возникла нездоровая аналогия - словно бы кровь разлилась по белому полотну.
   - Быть бурану, - услышал я где-то впереди, словно в подтверждение своих тревожных мыслей. Видимо, это сказал кто-то из каторжников. Я быстро глянул на Жанну, но она стояла совершенно невозмутимая, продолжая немного ехидно улыбаться. Видимо, ждала ответа.
   - Любишь сюрпризы?.. Хорошо, тогда первый: скоро будет буря, - усмехнулся я, пытаясь скрыть тревогу. Я ни разу еще не был в каких-либо природных катаклизмах. Я боялся стихии - опасной и неизведанной. Я вообще ненавижу, когда что-то не зависит от меня, когда я бессилен перед чьим-то могуществом. Разумеется, мой страх не увидит и не узнает никто и никогда. Разумеется, я тверд и спокоен. Улыбка, совершенно естественная, глаза не выдают ни одной мысли...
   - Во-первых, это не сюрприз, ты меня разочаровал. Во-вторых, не буря, а буран. Да будет тебе известно, буря - это на воде, когда водичка немного злится. Вот как когда ты начинаешь думать, только вскипает не та сомнительная субстанция, которая играет у тебя роль мозга, а вода. А буран - это когда снежок метет, и ветер воет: "Ууу...". Субстанция не напряглась? - я уже открыл рот, изогнув губы в язвительной усмешке, чтобы ответить, но что-то впереди привлекло мое внимание. Я напрягся и, не подавая виду, что меня это волнует, прислушался. Кто-то дрался. Я ясно расслышал ржание лошади, крики, грубые ругательства. А потом - резкий, хриплый душераздирающий вопль, и - тишина. Весь караван замер. Люди, идущие сзади, натыкались на впереди идущих и останавливались. Гробовая тишина, как в фамильном склепе, когда слышно даже шевеление червей в могилах. Мне стало страшно. Стальная рука сжала мое сердце, я до боли стиснул пальцы, так, что костяшки побелели.
   - Малыш, быстрее, но осторожнее, - настойчиво шепнула Аена, и я бегом бросился вперед. Жанна пошла за мной, я услышал ее довольный голос:
   - Вот, а это уже сюрпризы. Люблю все-таки сюрпризы!
   Караван приобрел вид большого круга. Все хаотично столпились вокруг чего-то, что от меня было пока что сокрыто за спинами каторжников. Я быстро проталкивался вперед, на ходу командуя:
   - Разойдитесь, отойдите и постройтесь. Никакой паники! - голос звучал вроде бы уверенно и спокойно, по крайней мере, все послушались. Вскоре место расчистилось, и моим глазам предстало ужасное зрелище. От запаха крови и от увиденного тошнота подкатила к горлу, я сжал пальцы еще сильнее. Посреди образовавшегося пространства на белом снегу лежал тот самый каторжник, который наткнулся на нас с Жанной. Шея неестественно свернута, в широко открытых мертвых глазах - такой дикий ужас, что я невольно вздрогнул, чувствуя, как что-то темное и холодное струйками тумана крадется из темноты. Это было только неуловимое, почти иллюзорное ощущение, и я отмахнулся от него, как от ненужного, перевел взгляд назад на обагренный алой кровью снег. Воспоминание яркой картинкой вспыхнуло в мозгу - сумасшедший рассвет сквозь бардовые шторы и окрасившийся багрянцем заката снег. Теперь гигантский шар солнца скрылся за горизонтом, небо темнело, а мы так и стояли, молча глядя на мертвого каторжника. Я сделал над собой небольшое усилие, скривил губы в привычной усмешке и спросил у своего отряда:
   - И как это понимать? Кто это сделал? - я начал спокойно. Но тут гнетущую тишину прервал чей-то жуткий вопль. В центр круга вытолкнули какого-то несчастного. Лицо и руки покрыты язвами, худое тело, свалявшаяся борода, одежда заляпана кровью... Чужой кровью. Он рыдал, выдирая волосы и всхлипывая. Взгляд у него был совершенно безумным, в точности как у убитого.
   - Тихо, тихо... Успокойся, объясни, что тут произошло, тебя никто не убьет, - мой мягкий тон почти заставил каторжника успокоиться, но безумное выражение в глазах не исчезло, а плечи все так же вздрагивали. Он на коленях подполз ко мне и, уткнувшись лицом в мои сапоги, принялся истерично рыдать. Я удивленно замер, не зная, что делать. В который раз я ощутил стыд - ведь я едва ли не хуже всех этих людей, а они почитают меня... За что?
   - Малыш, ты сам этого добивался. Ты не в силах изменить это, но в силах помочь...
   Что ж, моя Аена как всегда права. Меня пронзила жалость, я почти физически ощутил боль этого несчастного...
   - Все хорошо. Я не казню тебя, я все пойму. Успокойся, все позади, все хорошо...
   - Это не я... Не я... Мне как будто шептали.. Я слышал голос...СЛЫШАЛ! - вдруг истерично закричал каторжник и неожиданно бросился бежать. Его схватили, но он принялся вырываться и кричать, срывая голос. Я случайно встретился с ним взглядом и в ужасе замер - такого безумного взгляда мне еще не доводилось видеть. Тут к нам подошла Жанна. Мягкой, почти кошачьей поступью, она прошествовала к безумному каторжнику, которого держали четверо других. Склонилась над ним и всмотрелась в его глаза. В них были безграничный ужас и безумие.
   - Хоггово отродье! Сгинь! - завопил он, пытаясь вырваться из рук, сжимавших его, и отползти подальше от Жанны. Я рванулся было помочь ему, но не успел... Жанна резким движением вынула из-за пазухи кинжал и легко, словно вылезшую из платья нитку, перерезала безумцу горло. Он тихо захрипел и рухнул на снег. Люди в ужасе отшатнулись, стараясь не смотреть на Жанну.
   - Что ты творишь! Зачем? - почти закричал я, хватая Жанну за рукав. Я был в каком-то ступоре, увиденное не доходило до меня, слишком несправедливое и жестокое... Зачем?! Они же и так мясо, рабы, шли на верную смерть...
   - Ты мог бы помешать. Задумайся над его словами, малыш. Безумец ли он? - тихо шепнула Аена. Я не понял ее слов, а спрашивать не было времени. Меня переполняло возмущение. Я развернул к себе Жанну и заглянул ей прямо в лицо. И меня передернуло. Ее глаза не были безумными, нет. Они были темными и гипнотизирующими, такими темными, что у меня захватило дух. Она только что убила человека, а вела себя так, как будто только что смахнула грязь с сапог.
   - Я не творю, я разрушаю. Устраняю мусор, так сказать, - ехидно и совершенно спокойно добавила она. Глаза постепенно становились обычными, тьма снова стала просто окрашенной в черный радужкой. Я задохнулся от возмущения:
   - Зачем?! Зачем было убивать его?
   - Чтобы дать понять всем этим людишкам, что я не терплю такое поведение. Воспринимай это, как казнь, как акт справедливости. Малая кровь оправдывает путь к утопии, - усмехнувшись, добавила Жанна. Я вздрогнул. Это слова, которыми я оправдываю все свои поступки. Путь к утопии жесток и полит кровью. Но сейчас это звучало дико и противоестественно.
   Мы отошли на довольно большое расстояние от залитого кровью места и собрались устраиваться на ночлег. Темнело, небо походило на разверзшуюся бездну или пасть голодного демона. Мороз ощутимо щипал кончики пальцев и нос. Я стоял в стороне ото всех и смотрел на суетящихся, как в муравейнике, каторжников. Черный плащ развевался на обжигающем ледяном ветру, длинные светлые волосы хлестали по лицу. А каторжники быстро устраивали стоянку - очищали площадку от снега, устилали мехами, привязывали неспокойно ржущих лошадей, собирали где-то хворост. Под издевательскими окриками и заливистым смехом Жанны они работали довольно быстро. Помнили ее уроки.
   Я все еще не мог с ней нормально общаться, когда я думал о ней, то мне представлялись черные глаза, как небо над нами, и кровь на снегу... "Я слышал их... Они мне шептали...", - вспомнились мне слова сумасшедшего.
   - Не вешай ярлыки, малыш. Ты не знаешь, и не суди, - шепнула Аена. Я решил не переспрашивать - это надолго затянется. Мне не хотелось рассуждать о морали. Хотелось горячего глинтвейна и тишины. А вместо этого - снег, белый снег вокруг...
   - Ирвен Виктор, вы там и будете стоять? Вы же замерзнете! - вежливо окликнул меня чей-то голос. Я вздрогнул, резко оборачиваясь. Это был Теодуш. Нос посинел, губы прыгали, легкая козлиная шубка совсем не спасала от холода. Но он не думал о себе. Он спрашивал не холодно ли мне. И опять эта излишняя сентиментальность! Я приобнял Теодуша за плечи и ласково спросил:
   - А ты чего не идешь ко всем? Жанна уже разожгла костры, иди, грейся. А мне не страшно, - добавил я, краем глаза заметив Жанну. Тонкая фигурка на фоне полыхающих костров. И как она их разжигает на таком ветру? И из замерзших ветвей? Хотя, мне понятно... В тот момент, когда я посмотрел на нее, Жанна наклонилась над очередной вязанкой хвороста, сделала вид, что чиркнула огнивом. Возможно, мне показалось, но я увидел, как на лбу и запястьях руберы полыхнули алые татуировки. Впрочем, это могли быть отсветы полыхнувшего тут же огня. Я замер, с восторгом и ужасом глядя на полыхающий на фоне черного неба костер. Каторжники, как пиявки к голым ногам, потянулись к костру. Я поежился - а там тепло.
   - Я за вами пришел, ирвен. Вы эрру Жанну не хотите видеть, да? - поинтересовался он, заглядывая мне в глаза. Я вздрогнул, услышав это имя. Какое точное попадание! Он определенно не дурак. И... он прав. Я действительно не хочу ее видеть. Слишком все запутано. Слишком странно сочетание ненависти и желания.
   - Пожалуй, ты прав, - непонятно зачем, ответил я. Не хотел я ему лгать...
   - Она страшная женщина, она несет смерть... Но вам она дорога, ирвен. Я все еще прав? - лукаво спросил Теодуш, внимательно изучая мое лицо. Губы, прыгающие от холода, изогнулись в мягкой улыбке. Странная, уверенная и красивая фраза. Все-таки этот поэт - глубокая личность. Но мне не до этого. Я думал о Жанне.
   - Возможно, - уклончиво ответил я, вглядываясь во тьму. Секунду назад мне померещились чьи-то глаза, красные, похожие на отблеск костра или искру из огнива. Я сделал Теодушу знак оставаться на месте и шагнул во тьму, вглядываясь все пристальнее. Кто-то стоял в стороне от нас. Какие-то тени... Я решил, что это кто-то из каторжников совершает побег. Но почему он не бежит? Видит же меня! Но силуэт не исчезал. Я повернулся, быстро пересчитал каторжников - восемнадцать, как и должно быть за вычетом двоих умерших и тридцати тех, кто должен присоединиться по пути.
   - Ирвен Виктор! Прошу к столу! - послышался насмешливый окрик Жанны. Я оглянулся - Жанна стояла неподалеку и махала мне рукой. От костров пахло солониной и дымом, у меня от голода закружилась голова, я даже слегка облокотился о Теодуша, чтобы устоять ровно. От Жанны не укрылось мое движение.
   - Пошли, пошли.
   - Нет, подожди! Объясни, что это было, - твердо произнес я, стараясь, чтобы мой голос прозвучал, как команда. Пусть она не узнает, насколько меня это задело. Не узнает, что и я умею сомневаться...
   - Ммм... Маленький сюрприз. Раз уж ты не в состоянии сделать его мне, я решила преподнести сюрприз сама себе, - ухмыльнулась она. Мне захотелось схватить ее за одежду и тряхнуть как следует, чтобы она перестала улыбаться и говорить с сарказмом. Ситуация была слишком серьезной, чтобы позволить Жанне взять все под свой контроль.
   - Я жду ответа. Жанна, я должен знать, что происходит, и какое это все имеет отношение к нашему договору... - начал я и осекся, увидев удивленный взгляд Теодуша.
   - Договора с царем. Пошли, Жанна, у меня уже слюнки текут, - поспешно исправился я, подавая Жанне локоть. Она кокетливо оперлась о него, но я почувствовал, как острые коготки больно впились в руку.
   - Да, я тоже проголодалась, - томно заметила она, изящными ножками ступая по скрипящему снегу. Я обернулся - фигура все еще маячила на горизонте.
  
   Глава 3.
   Огонь и пепел.
  
   Проснулся я от жуткого холода и гнетущей тишины. Уже светало, небо на востоке покрылось сетью розоватых трещинок в броне ночи. Вот только смущали черные, тяжелые и похожие на взбунтовавшийся океан тучи на западе. Я потянулся, сладко зевнул и встал, ежась. Костер, как ни странно, еще не догорел - слабо полыхал каким-то синеватым огнем, похожим на мерцание клинков в руках искусных бойцов. Только тепла от костра уже почти не было. Каторжники сладко посапывали, кутаясь в меха, Теодуш громко сопел, подложив под голову шкурку белки и то и дело взбивая ее, как подушку. Во сне черты его лица напоминали черты лица младенца. Я невольно улыбнулся, глядя на него. И даже чуть-чуть позавидовал...
   Я осторожно, чтобы никого не разбудить, встал, сделал несколько резких движений руками, чтобы согреться, и отошел от стоянки. Вдали от костра было еще холоднее, у меня заледенели пальцы, а изо рта синеватой дымкой вырывался пар, поднимаясь ввысь и исчезая в мрачном небе. Наконец-то я могу побыть наедине с собой!
   - Ну так уж и наедине. Не дождешься! - ехидно вставила Аена. Я даже вздрогнул от неожиданности. Не ожидал я сейчас ее голоса, ох не ожидал. А точнее - надеялся его не слышать.
   - Ну и о чем на этот раз? О Жанне? Я не прав, да? Я преступаю черту? - зло начал я, вглядываясь в степь. Возможно, это надвигающиеся черные тучи так гнетуще действовали на меня, возможно, недавние события оставили неизгладимый след в моей памяти, но я ясно чувствовал, как за мной следят внимательные глаза. Чей-то пристальный взгляд словно бы буравил меня, еще не прожигая насквозь, а пока только изучая, нащупывая мое слабое место. Как щупальца осьминога, как чернила каракатицы, неизбежной черной вуалью надвигающиеся на тебя...
   - Ты ничего не чувствуешь? - озабоченно спросила Аена. Я почувствовал ее легкое прикосновение к моему лбу, легкое и успокаивающее. Я вдохнул свежего воздуха и замер от боли. Ледяной воздух обжег легкие.
   - Как будто кто-то следит за нами... - прошептал я, продолжая вглядываться. Что это может быть? Проделки Жанны?
   - Прислушайся к себе. Вся опасность - внутри... - тихо шепнула Аена, умолкая. Ну вот! Как всегда она замолкает в самый неподходящий момент. Я прислушался, ожидая продолжения, но мне, понятное дело, никто не ответил. Я еще раз глянул на запад. Глаз видно не было, но я ясно ощущал присутствие их хозяина или хозяев. Тучи продолжали неумолимо надвигаться на нас черной стеной, пеленой начиная застилать дрогнувшее в рассветной лихорадке небо. Пора будить отряд, а то мы попадем в буран.
   Все нехотя встали, не сразу поняв, в чем дело. Один каторжник, когда я его растолкал, начал кричать что-то и отмахиваться, прежде чем осознал, что он в степи, а я - ирвен Виктор. Разбудить Жанну оказалось и вовсе непросто. Впрочем, у меня был готов план. Отомстить за "субстанцию". Я взял одну из фляг с водой и, подкравшись к моей драгоценной эрре, вылил часть содержимого на нее. Судя по запаху, воду я перепутал с коньяком. Жанна резко вскочила, сделала неопределенный жест рукой, и, клянусь, мне не показалось, вода вспыхнула огнем. Языки пламени слизнули жидкость, взвились змейкой в воздух и исчезли. Я поднял глаза на Жанну. Она была растеряна и напугана, на лбу горела алая татуировка. Померцала пару секунд и угасла, как потухающий уголек в догоревшем кострище. Жанна резко оглянулась - не заметил ли кто ее действий. Но нет, каторжники быстро выполняли мои указания - сворачивали стоянку и седлали и отвязывали лошадей, нагружая их припасами.
   - Ты этого не видел! - прошипела Жанна, бледнея. Я усмехнулся. Странные у нас с ней выходят отношения. Я понимал, что доверия тут и быть не может, но даже временная коалиция предполагает какое-то сотрудничество. А я хотел ее... и хотел ее убить. Я хотел говорить с ней и ненавидел ее идеи. Это не укладывалось в голове.
   - Я видел, эрра. И не только это. Жанна, драгоценная, ты не находишь, что нам стоило бы обсудить наши планы на будущее?
   - Выходить замуж за тебя я не собираюсь, и не проси, - стараясь совладать с недавним потрясением, ответила Жанна, оправляя шубку и застегивая ее плотнее на груди. Я смотрел на нее, на сочные полураскрытые губы, на нежную, словно фарфоровую кожу и черноту глаз, чувствуя, что меня опять затягивает в этот водоворот. Но я не должен поддаваться чарам. Я не раб - я партнер.
   - И не прошу. Не хочу, чтобы моя жена была спектрумом. Вспомни договор, Жанна. Я знаю, что ты рубер, и не пугайся так. Я также помню условия. Исходя из них, я вполне могу принимать решения. И я не согласен с твоими методами. И хочу больше знать о Первородцах и твоих идеях. И объясни, наконец, кто нас преследует? - я кивнул на запад. Тучи надвигались. Я чувствовал, как они давят на нас, словно делая небо тяжелее, подобно гранитной плите.
   - Нас преследуют тучи, дорогуша. Я ничего не знаю, кроме того, что говорила. Мы идем в Девятое Княжество, чтобы получить силу и власть. Я предупреждала, что мы можем умереть. Вопросы? И, кстати, если ты не поспешишь, мы можем умереть прямо сейчас, от бурана. Он будет сильнейшим, поверь.
   Что ж, Жанна быстро пришла в себя. И она права, я не имею права требовать от нее большего. Я знаю, кто она, я сам заключил с ней этот Хоггов договор, так что жаловаться не на что.
   Мы быстро снялись с места и пошли вперед. В этот раз мы шли собранно - я и Жанна во главе, остальные бодро шагали позади. Насчет бодро, я, естественно, сильно преувеличил. Но все же двигались мы куда быстрее, чем вчера. А тучи словно бы преследовали нас.
   Мы вскоре должны были встретиться с отрядом из тридцати человек. Мне все это казалось нелепым и смешным, даже тридцать человек никак не помогут нам. Это все равно, что в одиночку брать крепость. Но что ж, неподалеку где-то окраины восьмого княжества, возможно мы сможем там укрыться... Правда мне все это казалось безумной авантюрой, я не понимал этой игры, но хранил надежду, что игра все же стоит свеч.
   А буря все надвигалась. Жанна, плотно закутавшаяся в шубку, командовала каторжниками, погоняя испуганно прядающую ушами гнедую кобылу. Каторжники торопились, как потревоженные муравьи, а я смотрел на всю эту суету, быстро отмеряя шаги и чувствуя себя лишним. Вдруг впереди послышались крики. Я быстро нагнал остановившуюся процессию. Мы стояли на вершине склона, дальше дорога уходила вниз, обрамленная появившейся растительностью. Все было бы прекрасно, и эти заснеженные равнины, если бы...
   Снег был кроваво-красным. Как будто поле битвы, обагренное кровью, впитавшейся в белую землю. Черные тучи все надвигались, наступила гнетущая тишина, настолько гнетущая безветрием, что слышался каждый шорох. Затишье перед бурей. Кровавый снег... Рядом раздались вопли ужаса. Даже мне стало немного не по себе, мурашки пробежали по коже, но я взял себя в руки. В конце концов, это смешно. Подумаешь, водоросли. Светские леди же едят как-то живых устриц и ничего, от брезгливости еще не умерли.
   - Ирвен Виктор, что это? Это знак фатума? Мы пришли в страну смерти? - испуганно дергая меня за рукав, спросил Теодуш. Я ласково улыбнулся и громко ответил, обращаясь сразу ко всем:
   - Это всего лишь красные водоросли, здесь это довольно частое явление. Если что-то представляет сейчас угрозу, то это буря.
   Сомневаюсь, что мои слова кого-то убедили. Но скорость все-таки прибавили. Я старался не смотреть себе под ноги, но кровавый снег бросался в глаза, а зловещие тучи все давили... К тому же, каждый раз, как я ступнями касался красного снега, в моей голове словно раздавался шепот. Совсем непохожий на легкий, словно дуновение ветерка, шепот Аены. Нет, это был вкрадчивый сладкий шепоток, похожий на любовный шепот Жанны. Я не разбирал слов, но липкая паутина опутывала разум, и мне становилось страшно и плохо. Вот подул первый порыв ветра, меня обдало отчего-то сухим жаром. Повалил снег. К счастью, белый. Мы сбились в кучу, стараясь держаться за испуганных лошадей и не теряться. Вскоре снег повалил с такой силой, что все скрылось за снежной пеленой. Я с трудом мог разглядеть впереди идущих, зато слышал ржание лошадей и испуганные крики.
   - Хогг, мы все сдохнем... - услышал я недалеко от себя. В два прыжка настиг этого пессимиста, прикрываясь локтем от ветра, и резко оборвал его:
   - Оставь свои мысли при себе, ты только поднимешь панику! - прошипел я сквозь зубы, стискивая его. Каторжник вырвался и заорал, толкая меня:
   - Да мне плевать! Мы кто? Мы - мясо! А вы нам ничего не сделаете! Нас много! С какого Хогга мы должны идти за вами?! Эй, слышите? Убьем их! - завопил он, указывая кривым пальцем на меня и подошедшую Жанну. Каторжники столпились вокруг. Я не видел их лиц, их застилала пелена снега. Снег проникал в глаза, залипал на лице, ветер больно хлестал по незащищенной коже. Мне вдруг стало невыразимо грустно. Я не хотел всего этого, мне искренне было жаль этих людей. Но Жанна сейчас права. Я молча посмотрел на нее. Спокойное красивое лицо. Для нее это не проблема. Жанна спешилась, молча передала мне удила. Я ласково потрепал напуганную лошадь по гладкой шелковистой шее и копнул носком сапога красный снег. Рядом со мной возник Теодуш:
   - Что это они задумали, ирвен? Если что, я с вами! - прошептал он, на цыпочках приподнимаясь к моему уху. Я еле сдержал неуместную улыбку. Мы должны идти вперед, ведь от восьмого княжества нам навстречу идет еще отряд. Они же заблудятся в этом буране! Впрочем, я уже и не верил в существование этого отряда. Возможно, это тоже ложь. Зачем такие изощренные убийства? Массовая казнь куда показательнее.
   - Убью, шлюха! - завопил вдруг бунтарь, выхватывая длинный кривой нож. Кто-то вторил ему. Каторжники еще не объединились, но волнения определенно начались. Многие просто боялись выступить против нас, но большинство поняло, что мы им ничего не сделаем. Хотя, насчет Жанны я не сомневался. Уж она-то пресечет все это.
   - Внимание, многоуважаемые! Сейчас вы увидите фокус, - криво усмехнулась Жанна, не обращая внимания на пелену снега. Она взмахнула рукой, словно охватывая всех и привлекая внимание.
   - Что, прям как у царя в постели? - грубо усмехнулся каторжник, не решаясь, однако, напасть. Послышался гогот. Но Жанна стояла, гордо расправив плечи и улыбаясь.
   - Почти, - хмыкнула она. Ветер в этот момент подул особенно рьяно. Белой пеленой окутало все, я не мог различить даже лица Теодуша. Лошади испуганно заржали, Жаннина кобыла даже встала на дыбы. Я с трудом успокоил ее, поглаживая по шее. Изо рта лошади шла пена, а ржание подхватили остальные. Я закрыл глаза, уж очень сильным был ветер, снег попадал в глаза, крупа резала до боли. Когда ветер немного стих, на бело-кровавом снегу лежали четыре трупа. Смутьяны были жестоко наказаны, судя по искривленным от ужаса лицам - очень жестоко. Что ж, теперь нас ничтожно мало... Охи и ахи моментально стихли, только Теодуш испуганно жался ко мне, я же не счел нужным его прогонять. Этот поэт был мне симпатичен. Оставшиеся каторжники замерли, пристально глядя на Жанну стеклянными глазами. В них не было мыслей и эмоций - лишь слепое повиновение. Они напомнили мне прогоревшие поленья. Прогоревшие и ставшие бессмысленным пеплом.
   - С этого момента, дорогие мои, делайте все, что я прикажу, - властно, но негромко, произнесла Жанна. Пятнадцать пар глаз уставились на Жанну, молча и преданно кивая головами. Потом произошло нечто и вовсе из ряда вон выходящее - все опустились на колени. Даже лошади, чьи вишневые глаза подернулись беловатой пленкой, а зрачки расширились.
   - Источник далеко, приходиться еще и собственные силы тратить, зараза, - сквозь зубы пояснила мне Жанна. Я вздохнул. Это ее право, конечно. Тем более, не может же она допустить, чтобы кто-то узнал ее тайну. Тем более теперь, когда она получила доступ к источнику. Она и так очень хорошо себя контролирует. В белой пелене снега было видно лишь слабое красноватое свечение, исходящее от лба и запястий Жанны...
   Дальше мы шли в молчании, закрываясь от пронизывающего ветра. Холод становился практически нестерпимым, но мы продолжали идти. Пару раз пришлось остановиться, чтобы свериться с компасом и картой, дабы буран не занес нас куда не следует. На присоединение отряда мы уже не рассчитывали. Буран все не заканчивался, а холод все усиливался. Просвета в небе не было видно, а мы шли, усыпанные снегом, как ходячие сугробы. Каторжников Жанна строго контролировала, погоняя и покрикивая. Они безропотно выполняли все ее указания, двигаясь, как марионетки. Я не вмешивался, хотя порой хотелось. Но, в конце концов, сейчас нам главное выжить. Тут Жанна права.
   Так мы шли много часов. Дорога казалось бесконечной, а снег хлестал, как плетка раба. Отряд не присоединился, это было ясно еще с самого начала, но все же последняя надежда канула в реку забвения, когда мы прошли мимо развилки на Восьмое княжество. Белая дорога уходила вдаль, к лесам, а буран все мел и мел, засыпая наши следы.
   Но вот буран начал стихать. Я вглядывался в проявившиеся деревья вдоль дороги, пытаясь рассмотреть что-то сквозь ставшую прозрачнее пелену снега. И вот, наконец, буран начал подходить к концу. Где-то высоко в небе появился просвет. Я вздохнул, потер посиневшие от холода руки, и объявил об остановке. Второй день пути подходил к концу.
   Буран окончательно стих. Мы разожгли костры, устелили землю плащами и уселись передохнуть. Точнее, каторжники все сделали, а мы с Жанной просто уселись. Жанна положила голову мне на плечо и задумчиво играла с моими светлыми локонами. Мне было тоскливо и горько. Томило какое-то предчувствие и ощущение неправильности происходящего. Зачем я нужен Жанне? Вряд ли она меня любит. Возможно, ей просто был нужен, как и мне, верный союзник. Но правилен ли этот союз?..
   Ко мне подошел один из "каторжников" и нервно кашлянул. Я подскочил на месте, но не подал виду, что испугался. Хотя испугаться было чего. Неужели магия Жанны перестала действовать? Ведь если я правильно понимаю, она сожгла его ауру, сделав ее бесцветной, а его - безвольным... Каторжник прокряхтел:
   - Ирвен, есть прикурить? - я полез было в карман за огнивом, но меня опередила Жанна. Она сбросила замшевую перчатку, провела белой рукой над сигарой удивленного каторжника. Кончики ее тонких пальцев загорелись красноватым огнем. Пламя набирало силу, постепенно краснея. Скоро на ее руке плясал огонь, я видел усмешку в ее жгучих глазах и искаженное суеверным ужасом лицо каторжника. Огонь плавно отделился от руки Жанны и охватил сигару. Каторжник охнул, скрестив пальцы и отступая. Огонь, словно насмехаясь, плясал на кончике сигары.
   - Хогг! - выругался каторжник, отгораживаясь от Жанны. Я почувствовал себя неловко - жалко его. Что бы он ни совершил, но этот поход, да еще и Жанна... И вообще, я не понимал, зачем она все это. С мятежниками разобрались, наших и так осталось очень мало, тем более если то, что она сотворила, потеряло силу, его можно просто повторить...
   - Я предлагаю мир - вы со своими дружками помогаете нам с ирвеном, а мы вас оберегаем. Или смерть... - огонь на Жанниных пальцах полыхнул и осыпался черными пылинками пепла. Каторжник смотрел, завороженный, не в силах оторвать от Жанниной руки глаз. Видимо, думал, смогут ли помочь его друзья, если их позвать. Жанна хмыкнула, догадавшись:
   - Да хоть войско призови! - она сжала руку в кулак, и сигара с тихим хлопком взорвалась в руках каторжника. Тот застонал и рухнул на колени.
   - Как тебя зовут? - поинтересовалась Жанна, улыбнувшись мне глазами.
   - Донг... - просипел каторжник, стеклянными глазами глядя на Жанну. Я испытал острый укол - Аена требовала моего вмешательства. Я понимал, что не прощу себе, но... Но тогда я наверняка стану еще одним рабом Жанны и мои мечты об утопии скроются в никуда. Лицо Донга стало жалким, каким-то раболепным, но искренней преданности не было - страх и вожделение. Он - раб. И я такой же, только зачем-то обманываю сам себя...
   - Подожди! Он должен выбрать сам, ты не имеешь права!.. - вскрикнул я, хватая Жанну за рукав. Ее рука была горячей, как раскаленное железо, а искорки огня полыхнули на ее пальцах, отразившись алыми язычками в глазах. Я отступил на шаг, но не сдавался. Она приблизила свои губы к моему лицу и прошипела:
   - Он уже выбрал. Он ведь мог бы выбрать смерть, но выбрал рабство. Я его понимаю - такие рождены рабами. Считай это показательным выступлением лично для тебя - чтобы понял, какая мразь на деле все смертные... А будешь возмущаться, я ведь могу и передумать...- не сказать, чтобы я испугался этого "передумать". Но я люблю жизнь. Возможно, это трусость. Но я бы назвал это хитростью. Живая собака лучше мертвого льва.
   Мы устроились на ночлег. Каторжники подбавили дров в костер, покормили лошадей и привязали их к редким, но высоким деревьям. Все было относительно спокойно, я начал дремать, как вдруг кто-то принялся усердно трясти меня за плечо. Я вскочил и отмахнулся, и только потом увидел испуганного Теодуша. В его щенячьих глазах плескался панический ужас и неведомое благоговение.
   - Ну что там еще? - буркнул я. Безумно хотелось спать, тело удивленно вопрошало, не самоубийца ли я - так над ним издеваться.
   - Я видел их... - невнятно произнес Теодуш, вцепляясь в мою руку. Я оглянулся - все, кроме Теодуша и трех часовых - двух каторжников и толстого деда, спали беспробудным сном. Даже Жанна.
   - Кого? Сны? - саркастически предположил я, но поэт яростно замотал головой, так, что я даже испугался, не сорвется ли она.
   - Нет! Их! - я вздохнул, но, как оказалось, зря. Ответ добил меня окончательно:
   - Чертей!
   - Ко-ого?? - я чуть не упал, спасло только то, что я и так лежал. Теодуш энергично затороторил, отчаянно жестикулируя:
   - Я пошел в лес... э... опорожнить мой мочевой пузырь, и встретил там их... Высокие, в глазах - огонь, с хвостами... Они меня не заметили... От них веет смертью... - загадочно произнес поэт, заглядывая мне в лицо. Я зевнул. Черти, значит... Только их мне для полного счастья не хватало...
   - Ирвен, что вы собираетесь делать? - донесся до меня встревоженный голос Теодуша. Я сладко потянулся и рявкнул:
   - Спать!
   - Вы серьезно, ирвен? Странно!
   - Что странного, если человек, прошедший весь день пешком, хочет спать в два часа ночи?! - раздраженно произнес я, выговаривая чуть ли не по слогам. Поэт задумался. Видимо, решил, что раз с чертями не вышло, стоит рассказать байку про ангелов. Или про саму Смерть, чего уж мелочиться-то!
   - Я их вижу! - вдруг завопил Теодуш, наваливаясь на меня. Я вскочил, понимая, что поспать не удастся. Вскочил с твердым намерением вправить сумасшедшему поэту мозги, или, за отсутствием оных, просто немного улучшить форму головы. И застыл в недоумении...
   - Я... тоже их вижу... - прошептал я. Фигуры прорисовывались в стороне леса. В темноте, словно горящие угли, сияли татуировки у них на руках и лбах. Обнаженные, словно выточенные из белого мрамора тела были прикрыты черно-красными плащами. По всей видимости, именно полы плащей Теодуш принял за хвосты. Это были руберы. Они нас тоже заметили, потому что я испытал волну жара, исходящую от них, а снег начал таять у меня под ногами, обнажая черную замерзшую землю. Предупреждение. Я оглянулся на Жанну, но она спала. А часовые тупо смотрели в одну точку, будто ничего не происходило. Я собрался было закричать, но меня опередили - тихий вкрадчивый голос прошелестел:
   - Они спят, ирвен. И ты их не разбудишь. Нам нужно поговорить с тобой.
   - Может, с Жанной? - с надеждой спросил я.
   - С тобой, ирвен, - из темноты вышел высокий мужчина. На лбу и запястьях горели алые татуировки. За его спиной ясно очерчивались другие фигуры. Похожие на Жанну, бледнолицые, с алыми губами и черными глазами.
   Теодуш, мелко дрожа, вцепился в мою руку. Я улыбнулся и холодно заметил:
   - А вам не кажется, что для светской беседы день - более подходящее время суток? - мужчина оценил мою шутку. Красные, как кровь, губы растянулись в странной ухмылке, будто резиновой и жуткой.
   - Для светской - да. А для допроса... - он не договорил, а я еще не понял. Рубер пристально заглянул в мои глаза. Его глаза сперва напоминали пылающие угли. Чуть позже - прогоревший пепел. А еще позже - пустота, в которую я провалился, как в колодец... Сначала закружилась голова, а потом я ощутил, как сосущая боль пронзает меня. Я схватился за грудь, но болело не тело. Словно каленым железом... Боль была настолько сильной, а главное - необъяснимой, что я чуть не потерял сознание. Меня словно медленно жгли изнутри, поджаривали на вертеле. Я хотел оторвать взгляд, но не мог. Его глаза притягивали. В них было что-то, что манило, и в то же время - убивало. Медленно, постепенно, как убивает наркомана пахучая трава.
   - Отдай то, что ты прячешь! Отдай! - прошипел он, размеренно, монотонно. Я попытался вздохнуть, но грудь болезненно сдавило, словно я глотнул битого стекла. Отдать... Почему-то я подумал об Аене. На миг боль ослабла, я зачерпнул ртом свежий морозный воздух.
   - Держись, малыш! Выбирай смерть... Смерти нет, малыш, это последнее испытание. Вспомни вкус родниковой воды, запах свежескошенной травы, цвет рассветного неба... Ты сможешь жить без этого? Если да - тогда отдавай...
   - Нет, лучше убей меня! - просипел я, падая на снег. И только упав, понял, что боли нет. Перед глазами больше не метались разноцветные мушки, я видел белый снег, черное небо и сияющие звезды. Губы странным образом растянулись в счастливой улыбке.
   - Значит, не хочешь? Как хочешь. А ты мог бы стать счастливым! - с наигранной жалостью произнес мужчина. Фигуры у него за спиной шагнули ко мне, но он остановил их.
   - Ты хочешь умереть? Легко! - я зажмурил глаза... И мне вдруг показалось, что все - сон. Странный, глупый, ненужный сон, аллегория, где смысл сокрыт за семью печатями, а смерть - мираж. На самом деле реальны только высокое зимнее небо, холодный воздух и колкий снег под щекой.
   Я больше не боялся. Наоборот, я чувствовал даже какое-то удовлетворение.
   - Ты уверен, что это легко? - я встал в полный рост, высоко подняв подбородок. Рубер удивленно смотрел на меня, отступая в тень. А потом вдруг как-то противно, по-девичьи, расхохотался и произнес:
   - Значит, я не ошибся в тебе. Ты наш повелитель, Виктор.
   Я замер, чувствуя, как проходит жар, и ежась от холода. Смех все еще шелестел, фигуры еще смутно прорисовывались в морозной дали, но это было миражом, следом, воображением.
   Я обернулся - часовые начинали шевелиться, храпеть и вздыхать, словом - оживать. Раздалось тихое сопение Жанны. Я быстрым шагом подошел к ней и, схватив за плечо, грубо перевернул на спину. Жанна распахнула глаза, в них не было и тени испуга, только изумление.
   - Ты... что... все это... значит?! - срывающимся голосом спросил я, вцепившись в ее плечо. Жанна поморщилась, видимо, я сделал ей больно.
   - Знаешь, это впору спрашивать мне у тебя, дорогуша. Что с тобой?
   - К Хоггу все это, слышишь?! К Хоггу!! Ты - Хоггово отродье, и я не хочу иметь с тобой ничего общего!! - я развернулся, чувствуя, что весь дрожу. Теодуш стоял неподалеку и смотрел на меня своими преданными глазами.
   - Я хочу построить рай, а это невозможно, заключив союз со злом!
   Было тихо, даже ветер пропал. Я стоял один посреди равнины и смотрел на свой небольшой отряд и на пылающие от ярости щеки Жанны. Я бросал вызов. Им всем, ледяным просторам, злу, царю и себе самому в конце концов...
   - Я ухожу. Пойду один и сделаю то, что я считаю нужным. Прости, Жанна, но мы больше не союзники.
   - Я знаю. Мы враги.
   На белом фоне черный силуэт Жанны, утонченный и гордый, смотрелся как кинжал, воткнутый в тело земли. Убийственно красивая, притягивающая, разрушающая и лживая.
   Как и моя жизнь...
   Пора. Я выхватил из ножен меч и, повинуясь неясному зову, воткнул его в снег. Корочка наста с хрустом треснула, и меч вошел довольно глубоко. Я склонил на миг голову, следя за блеском лезвия - но только на миг. Тут же я резко выхватил меч и вдел в ножны, гордо вскинув голову. И спокойно встретился с ненавидящим взглядом Жанны.
   - Я убью тебя...
   - Или я тебя. Но не сейчас, а когда придет время.
   Я повернулся и пошел, чувствуя, как в груди что-то поднимается. Что-то, незнакомое до этого момента. Какая-то могучая волна уверенности в том, что я поступаю правильно. И гордости. И свободы.
   - Молодец, малыш. Я знала, что ты так поступишь...
   За спиной раздались чьи-то поспешные шаги и кряхтение. Я вздохнул, хотел было разозлится, но с удивлением понял, что испытываю радость. Вплоть до того, что я обернулся и радостно воскликнул, хлопнув нового друга по спине:
   - Учти - я злой и невыспавшийся. Не дашь мне опять спать - можешь отправляться в свою любимую Страну Смерти.
  
  
   Глава 4.
   Живой Город.
  
   Юный наследник престола наслаждался обществом девушек в старинной башне высокого замка. Эта башня была его секретом, его личным местом для свиданий. Каждый вечер он приводил сюда новую девушку, и каждое утро просил ее сохранять это место в тайне. Как и их связь. Которая, впрочем, на этом и заканчивалась.
   Но на этот раз девушка попалась неправильная. То ли слишком скромная, то ли слишком красивая... Юный Зак еще не разобрался. И решил на всякий случай проявить осторожность, чтобы не напугать ее.
   Вечерело. Закат опускался на Девятое Княжество, где было вечное лето, благодаря странному Городу. Но Зака это только радовало. Лето - время романтичное. И, опять же, ночами не холодно.
   Зефира старалась не касаться Зака, пока они поднимались на башню. Как дочь приближенной ко двору, она знала, зачем Зак водит девушек на башню, и сколько девушек там уже побывало. Она не хотела быть сотой, она хотела быть единственной. А для этого надо было дать гордому князю понять, что она выше остальных. Это она и собиралась сделать, хотя сердце бешено стучало, и кружилась голова. Зак хотел было приобнять ее, но Зефира выскользнула из-под его руки и кокетливо улыбнулась, сурово погрозив Заку пальцем. Юный князь неожиданно для себя понял, что ему нужна именно она и именно сейчас. А уж получать, что хочет, Зак научился еще с детства. Вот только он не привык добиваться.
   - Вот, мы пришли. Красиво, правда? - поинтересовался Зак у девушки, когда они поднялись на самый верх башни. Зефира глянула вниз, на далекие поля, где-то огороженные невидимой чертой. За чертой начинался снег. А прямо под ними светился загадочный Город. Он не показывал себя всем. И не показывал, когда не хотел этого. Но сейчас было видно самый его краешек. Гигантские валуны и струйки воды, стекающие с них... Видение было мимолетным, и тут же мигнувшая Зефира увидела обычные сады и башенки, украшенные закатными лучами. Это было красиво, но Зефиру захватило недавно увиденное. Она повернулась к Заку и спросила:
   - Ведь вам надо будет это сделать... Вы не боитесь? - Зак ощутил легкий укол ужаса, но это тотчас же прошло. Он был в самом романтичном месте Аркуса наедине с красавицей, и это целиком заполнило его неглубокий юношеский ум. Он придвинулся совсем близко к Зефире и косо глянул на бархатный диван в углу башни.
   - К чему думать о плохом? И вообще, зови меня просто Зак, крошка! Ну что, перейдем к делу? - княжеский сын явно забыл об осторожности и первоначальном плане: "не спугнуть".
   - Нет! Я не сплю с первым встречным, будь он хоть сам князь! - твердо сказала Зефира, вырываясь из объятий юноши. Зак почувствовал себя так, будто ему дали пощечину. Он насильно прижал к себе девушку.
   - Не бойся! Или я тебе не нравлюсь? Зачем тогда пошла со мной? - Зефира почувствовала, что сердце вот-вот выскочит из груди. Ей стало отчего-то больно и обидно. Она рванулась и залепила юному князю пощечину. А потом ответила дрожащим голосом:
   - Я не хочу быть одной из тысячи. Потому что я люблю тебя, хоть ты и идиот. Я одна из этой тысячи понимаю, какой ты никчемный и надутый, но я одна из тысячи люблю тебя. Можешь развлекаться, но рано или поздно тебе придется пройти через Него. И тогда будет поздно что-либо менять... - Зефира неожиданно для себя всхлипнула и бросилась вон из башни. Она быстро бежала по витиеватой лестнице, всхлипывая и сжимая до боли кулаки, пытаясь прогнать из памяти смазливое, но такое родное лицо Зака.
   Зефира хотела бежать домой, но вспомнила, что мать на работе. Во дворце. В том же, где и башня, поэтому ей будет намного ближе. Зефира попетляла по коридорам, пробежала на цыпочках знакомый до боли коридор, где все они учились, включая и Зака, и многочисленных девушек.
   Вот, наконец, знакомая дверь. Зефира, не стучась, распахнула дверь маминого кабинета и тут же упала в объятия высокой красивой женщины с длинными светлыми волосами. Женщина мягко улыбнулась и погладила дочь по голове. Зефира была лишь немного ниже матери и безумно на нее похожа. Обе они были с длинными светлыми волосами, высокими лбами, большими серыми глазами и нежной, светлой кожей.
   Пелагея, так звали мать Зефиры, усадила рыдающую девушку на стул и пошла наливать воды. Через несколько минут мать и дочь уже сидели, обнявшись, и Зефирины зубы отстукивали замысловатую трель по граненому боку стакана.
   - Мам... Я люблю его, понимаешь?.. Ты была там? Он ведь сможет пройти, да? - Пелагея вздохнула.
   - Сегодня не была. А до этого я только до первой гряды доходила... Это странно, Фи. Странно, но не страшно. Если все будет так и дальше, то он справится. Ну что ты плачешь, Фи? - девушка вздрогнула и заглотнула залпом ледяную воду.
   - Он... он такой идиот! А я его люблю... Зачем, мам?
   Пелагея не ответила. Она встала, задвинула штору и взяла со стола ключ.
   - Пошли со мной. Далеко мы не пройдем, но, возможно, тебя это успокоит.
   - В... Живой Город?.. - Зефира вздрогнула и замерла, слезы разом высохли. Она испытала одновременно жаркое волнение, любопытство и ужас. Живой Город... Ее мать ходит туда каждую неделю, как поверенная Зака. Как его кормилица. На самом деле она куда больше. Она его вторая мать. И она пыталась пройти хоть до второй Гряды Живого Города. Ведь в будущем Заку придется пройти сквозь него. Пройти, поменять реальность вокруг, раскрыть древнюю тайну и совершить древнее, кажущееся самому Заку бессмысленным, пророчество. Но Пелагея, проникшая уже на первую гряду, начинала понимать суть пророчества. Этот Город куда больше, чем просто лабиринт для проверки княжеской крови в очередном отпрыске. В нем скрыт целый мир. Скрыто больше, чем мы можем себе представить. И это Пелагею притягивало и пугало. И что-то говорило, что сегодня они пройдут очень много. Дальше, чем дозволено.
   Зефира шла рядом с матерью, такой уверенной и какой-то не от мира сего. Ее жгло любопытство и благоговейный страх. Врата в Живой Город... Она даже и не представляла, как они выглядят. Работа матери казалась ей чем-то сверхъестественным, священным, недоступным для сознания простой смертной. Мать ассоциировалась у нее чуть ли не с божеством.
   - Мы пришли, - прошелестел над ухом голос Пелагеи. Зефира вздрогнула, разглядывая ворота. Тяжелые, какие-то старинные, словно из другого мира... Она подошла к воротам, прижалась зачем-то щекой к шершавой, пахнущей чем-то неизмеримо древним двери. Дверь была теплой и даже словно пульсировала. Фи прижалась к ней всем телом, слушая ритм ее пульсаций - хаотичный, без закономерности, но почему-то чувствовалось - это и есть ее порядок. Фи слушала, внимала, и вдруг поняла - ее сердце забилось в такт с пульсацией двери - раз, два, раз, раз... Она была дверью, и одновременно - собой.
   А потом ей пришлось набрать полные легкие воздуха и шагнуть. И понять, что она либо сошла с ума, либо сошел с ума весь окружающий мир. Здесь все было совсем другое - воздух какой-то густой, влажный и словно живой. Видела она только на расстоянии двух шагов, дальше все скрывала изменчивая пелена тумана. Зефира вздрогнула, чувствуя, как в каждую клеточку ее тела впитывается Город. Девушка посмотрела на мать, ожидая поддержки. Пелагея стояла неприступная, сосредоточенная. Кожа бледнее обычного, взгляд немного затуманенный. Отозвавшись на прикосновение дочери, Пелагея очнулась и прошептала:
   - Не бойся. Просто иди за мной, - Фи кивнула.
   Они прошли совсем немного. Вокруг них творилось что-то необычное - гигантские скалы, поросшие странной травой, пар, поднимающийся из ниоткуда, туман и запах тропиков. Зефира уперлась в валуны и замерла. Дальше пути не было - валуны загораживали дорогу. Теплые, влажные и дышащие совершенством форм и мудростью. Зефира прикоснулась рукой к теплому камню и замерла.
   - Это первая гряда. Дальше я пройти не могу, - сказала Пелагея, глядя куда-то мимо дочери.
   Фи вдруг почувствовала, что земля под ногами тоже живая. Она дышит и шепчет что-то недоступное им, простым смертным. Рука Фи скользнула по камню, пока не уперлась в маленькое углубление. Оно тоже было идеальной формы, такое же странное и совершенное. Зефира огляделась в поисках предмета. Она точно знала, что он в форме скрипичного ключа, точно знала, что он похож по цвету на золото с вставленным изумрудом. И точно, что-то сверкнуло в траве. Если это можно назвать травой - странное растение, живое, как и все здесь. Зефира взяла ключ, чувствуя, как невиданный доселе материал обжигает пальцы. Морщась, она аккуратно вставила ключ в отверстие, слыша странный шепот, исходящий от ключа и камня. Она замерла у камня, завороженная. Пелагея поняла раньше - она схватила дочь за руку и потащила ее вверх, по валунам. Они поднялись довольно высоко, цепляясь за гладкие выступы и скользя на камнях. Площадка, на которой они остановились, оказалась довольно широкой. Фи прислушалась - ей казалось, что и воздух, и валуны, и вообще все перешептывается и вибрирует. Пелагея прижала палец к губам, призывая молчать. Зефира широко распахнула глаза, чувствуя, что все вокруг дрожит. Вдруг прямо из камня полилась вода. Сначала тонкая струйка, а потом... Потом Фи поняла, что скала огромна, а они сидят на крошечной площадке. Воды лились у них над головами, шумели каскады водопадов. А через секунду Фи поняла, что вокруг много похожих скал, обрамляющий бассейн. В этот бассейн и стекались все воды гигантских водопадов. От воды веяло тропическим воздухом и необъяснимой вечностью. Истинной вечностью, такой первородной, что бросало в дрожь.
   Из бассейна вода вытекала тонкими струйками и образовывала странный узор, который растекался по зеленому газону, раскинувшемуся там, за грядой. И Фи, и Пелагея, сидели, прижавшись к камням и смотрели на величественные воды и образовывающиеся узоры. И на открывающуюся вторую гряду...
   - Эти воды... Когда они закончатся? - тихо спросила Фи, чувствуя, что ее бьет дрожь. Она ощущала, что вторглась куда-то не туда, куда дозволено попасть лишь Создателю. Все это первично и изначально. Пелагея, не отвечая, смотрела невидящим взглядом сквозь толщу воды.
   - Мам... Так когда? - повторила вопрос Фи, вцепляясь в руку матери.
   - Никогда. Они вечны, - так же тихо ответила Пелагея, беря руку дочери в свою.
   - Пошли, - тихо сказала она, помогая Фи слезть с площадки. Они пошли вдоль узорчатого ручейка, а за спиной шумели гигантские водопады. Такой высоты Фи никогда не видела. Таких гор попросту не существовало.
   Зеленая поляна скоро закончилась, и Фи увидела гряду скал, через которую пролегал обрыв. Зефира заглянула вниз и почувствовала, что падает в пропасть. Это была настоящая бездна - такая же первородная и истинная, как и воды, и камни, и весь этот мир. По другую сторону пропасти горели болотные огни, заманчивые и пугающие. Пелагея сделала неуловимое движение рукой, и берега задвигались, повинуясь ее мысли. С громким стуком между берегами пролег гигантский мост. Фи смотрела широко раскрытыми глазами, чувствуя одновременно ужас, благоговение и восхищение.
   Пелагея стояла, сосредоточенная, бледная и высокая. Хрупкая женская фигурка, почти слившаяся с этим миром. А Фи чувствовала себя картонной куклой, оказавшейся в трехмерном мире людей. Это было непостижимо и... пугающе.
   - Пошли.
   Фи кивнула и взяла предложенную руку матери. Рука была теплой и пульсирующей, и на какой-то миг Зефире показалось, что эта рука тоже относится к этому миру.
  
   Оказавшись в обычном мире, Зефира жадно заглотнула ртом обычного воздуха, зарылась руками в обычную траву. Она вся дрожала, зубы стучали. Всю дорогу до дворца мать и дочь шли молча. Поднимаясь уже по лестнице, Зефира прошептала:
   - Он не пройдет, мам... Никто не пройдет! И это страшно... Это значит очень многое... Они все ничего не понимают, мам! Никто! И князь, и Зак, и даже сам царь Аркуса!
   Пелагея кивнула и прижала к себе Зефиру, погладив ее по голове. В последнее время она часто так делала. Фи казалась ей бесконечно маленькой и беззащитной по сравнению с Живым Городом и вечностью, с которой она соприкоснулась. Пелагея с отрешенной грустью заметила, что стала и сама причастна к этой первичной пугающей вечности. И бесконечно оторвалась от этого мира, дочери, Зака и многих других.
  
   Вечер был жутким и тихим. Ночь легла на Девятое Княжество тяжело, пластами опускаясь на шпили башен и словно придавливая вниз. А потом окутала все свинцовым облаком, так, что даже звезд не было видно. Фи поднялась в кабинет матери, чувствуя что-то очень нехорошее, отчего сосало под ложечкой. В кабинете было темно. Сердце ухнуло и застучало вдвое сильнее. Она сделала шаг в темную комнату и наткнулась на бледную фигуру матери в плаще с капюшоном. Она прижала палец к губам и протянула Зефире белый листочек. В сумраке девушка с трудом разобрала кривой почерк. А когда разобрала, уронила клочок бумаги и почувствовала, что вот-вот упадет в обморок.
   "Сожалеем, но всеми нами любимая Пелагея погибла в ходе исполнения секретного задания на службе юному княжескому сыну Заку, Аркусу и Царю"
   - Мам... Что это значит? - тихо спросила Фи, чувствуя, что губы перестали ее слушаться. Пелагея прошептала:
   - Князь узнал, что мы прошли слишком далеко. Он не понимает. Он думает, что там скрыта власть, а я хочу отнять ее у Зака... Он приказал арестовать меня, а чтобы никто не узнал, сообщит всем вот это. Но я должна быть там! Зак не пройдет! И я не пройду до конца, только часть пути. Но у меня все равно не осталось выбора, я уже не здешняя.
   Чувствуя, что все происходящее похоже на бред в жару, Фи побежала по лестнице, шаги гулко отдавались эхом от стен. Она стучала в комнаты, где жили дети богатых и приближенных к князю людей, стучала и истерически кричала, что ее мать хотят забрать. Пелагею любили, и Фи слушали. Скоро дрожащая девушка с закушенной до крови губой и безумным взглядом собрала большую толпу. Вместе они ворвались в башню, где застали Зака, страстно целующегося с какой-то девушкой. Зефиру словно огнем обожгло, а Зак тут же отпрянул от красотки, почувствовав вдруг страх и непреодолимое желание, чтобы на месте этой девушки оказалась другая, с горящими глазами и закушенной губой. Все наперебой принялись объяснять Заку и девушке, что всеми любимую Пелагею хотят арестовать. Зак слушал и не слышал. Он смотрел в глаза Фи и тонул в них. А Фи еле сдерживала рыдание и истерику. Когда Зак сделал шаг к ней, она пошатнулась и осела на холодный пол башни. Юноша сел рядом и прижал к себе рыдающую Фи. Толпа притихла, хотя продолжала вполголоса обсуждать план спасения Пелагеи.
   - Зак, ты дурак! Это страшно... Очень! Я видела это! Видела! Ты даже не представляешь, что это такое! Ты не пройдешь, Зак, никто не пройдет! - вскричала она, рыдая и обнимая Зака. Она зарылась лицом в его кудрявые волосы и вдохнула их запах. "Дурак... напыщенный индюк... как же я люблю тебя!".
   Заку передался ужас Фи, и он крепче сжал ее в объятиях.
   - Ну ничего, все хорошо... - глупо промямлил он, понимая, что сказать нечего.
  
   Во дворце стояла паника. Темная ночь отражалась в полыхающих ужасом глазах людей, князь сидел, запершись в своей комнате, чувствуя, что все, к чему он привык, рушиться.
   Бунт удался, и вот уже Пелагея проникла в Город. Он принял ее, и теперь Зефира и Зак, обнявшись, смотрели на светящийся в темноте силуэт, петляющий по странному зеленому полю, окруженному бассейном.
   - Я поняла... Только лучше бы я этого не понимала! Все намного больше, глубже и дальше, чем мы представляли, Зак.
   - Знаешь, я тоже это понял. Когда увидел тебя, - тихо произнес Зак, касаясь руки Зефиры. Город очерчивался мерцающим силуэтом под окнами башни. Веяло холодом и завораживающей туманной сыростью ночи.
   - Глупый маленький Зак, - прошептала Зефира, прижимаясь к Заку и согреваясь теплом его тела.
  
  
   Глава 5.
   Конец пути, начало жизни.
  
   Теодуш оказался просто незаменим как попутчик. Его рассказы, доверчивость и искренняя преданность поднимали мне настроение и боевой дух. Даже несмотря на то, что шли мы в окруженное ореолом беды Девятое Княжество, где нас встретит подчиненный Жанне отряд каторжников, наделенные силой спектрумы и еще неизвестно кто. Но Теодуш каким-то образом заставил меня поверить в себя. Видимо, потому что он сам верил в меня безгранично, ну и что мне оставалось? Хотя я-то всегда в себя верил.
   - Ирвен, нам еще далеко? - я вздохнул. Мы шли вторые сутки после разрыва с Жанной, еда заканчивалась, холод не прекращался, ноги вязли в густом снегу, пейзажи уже не радовали. Я хотел злиться, но не получалось. С Теодушем мне было легко и хорошо.
   - Не знаю, поэт... Не знаю. Возможно, мы заблудились. Не буду врать, - произнес я. Он ждет правду, вот я и озвучиваю ее. Горькую правду. Теодуш посмотрел на меня слезящимися от мороза глазами. Я выдержал его взгляд и промолчал. Что ж, хорошему командиру, такому как я, можно и довериться. За него можно и умереть. И мне это на руку... Вот только я не хочу, чтобы за меня умирали.
   - Подождите, ирвен Виктор, я что-то вижу! Смотрите! Это она... Страна смерти... - прошептал Теодуш, вцепляясь в мой рукав. Я хрипло рассмеялся - мне было не до шуток. Если еще этот поэт совсем с ума сойдет... Но он опять оказался прав. Впереди неожиданно кончался снег. Совсем. Просто черта - и снега нет. Зеленая трава, теплый ветер... Там, за чертой. Мне показалось, что я сплю. Или брежу. Девятое Княжество... Странное место. Очень странное. Но не до такой же степени! Мне ничего не говорили о том, что там вечное лето. Хотя мне много о чем не говорили. Меня ведь отправили на верную смерть. А я продолжаю туда идти, как упрямый баран. Зачем, спрашивается? И, тем не менее, отступать уже поздно. Я изобразил на лице радостное и гордое выражение, благодарение годам жизни при дворе. Теодуш, увидев это мое выражение, радостно засиял. Видимо, предвкушал снисхождение в страну Смерти следом за любимым ирвеном. Мне бы его наивность!..
   - Идем? - я кивнул, покрепче сжав рукоять меча. Замерзшая рукоять постепенно отогревалась в моих пальцах, прибавляя мне уверенности.
   - Аена... Что нас там ждет?
   - Жанна рассказывала тебе. Забыл? Только теперь все еще усложнилось. Если победит Тьма - смерть. Придем раньше или позже - тоже смерть. Победит Свет - выбор за тобой. Как видишь, вариантов немного, малыш.
   - Ты как будто не одобряешь мой выбор! Разве ты не хотела, чтобы я ушел? - удивился я, пытаясь уловить иронию в нотках Аены. Ее не было, и это меня пугало и дезориентировало.
   - Хотела. Только ты ведь не изменился. Все так же думаешь о своей выгоде. А может, это пока и к лучшему. Поможет тебе выжить. Ты молодец, малыш!
   - Я все-таки не могу тебя понять. Чего ты от меня хочешь?
   - Я же сказала, ты молодец! Иди вперед и не бойся. А там уж как получится...
   - Мне это не нравится! - воспротивился я, впервые испытывая злость на моего духа. И жалость, что я не могу посмотреть в ее глаза, накричать на нее, понять что-то по жестам... Хотя глупо, ведь Аена - мое воображение. То, что я ее не понимаю говорит об одном - я не понимаю сам себя.
   - Не трать время впустую, малыш. Просто иди. Там ты все поймешь... - загадочно шепнула она, умолкая. Я скосил глаза на Теодуша, тот смотрел вперед, на чудесную черту. Что ж, не выдавать свои мысли я научился очень хорошо. Только иногда хочется, чтобы был кто-то, кроме Аены, кто может их понимать. Тогда была Жанна... А теперь я одинок. И неуверен. И я опять лгу.
  
   Я занес ногу, чувствуя, что непременно должен переступить. С той стороны веяло теплом, даже жаром. Кожа рук и лица, отмороженная за дни пути, болела от теплого ветра, овевающего ее. Я перешел границу, втянув ноздрями запах лета. Долгожданного жаркого лета, такого сюрреалистичного после долгого пути по морозу. Теодуш был настроен позитивнее. Он вбежал в Девятое Княжество, смеясь и впитывая зрачками и каждой клеточкой тепло и свет.
   - Да! Ирвен, мы спасены! Мы пришли, ирвен! - радостно возопил он, падая в шелковую траву и стягивая с себя шубу и сапоги. Я сдержанно улыбнулся и аккуратно сбросил верхнюю одежду. Рубашка несколько помялась, а ноги оказались замерзшими и натертыми. Я сел рядом на траву и принялся растирать конечности. Трава на ощупь была совершенно обычной, зеленой и с дурманящим ароматом. Я вдохнул этот аромат и улыбнулся. Все это очень странно, слишком странно, чтобы вникать во все это. Но для меня это не ново.
   Когда мы немного привыкли к жаре и обстановке, встали и решили осмотреться. На границе никаких поселений не было, зато чуть поодаль располагались деревеньки, бескрайние просторы полей и пастбищ. Отсюда были видны деревянные крыши домишек, даже мелькали черно-белые коровьи спины. За несколько часов вполне можно было успеть. Идти по нагретой солнцем изумрудной траве оказалось несравнимо приятнее, чем по холодному снегу. Теодуш, казалось, совершенно не устал. Счастливый, как маленький ребенок, он бежал босиком по траве, обгоняя меня. Я, глядя на него, тоже невольно улыбался, но осматривал земли со скептицизмом. Что-то должно было быть в этом княжестве, из-за чего оно стало автономией. Ну, разумеется, кроме огромных плодородных почв. Хотя эти земли сами по себе многое значат, такой урожай весь Аркус бы прокормил. Вот только Аркус и не думает его завоевывать. Признало автономией и не трогает. Значит, есть тут какая-то тайна, скелет в шкафу... Что ж, скоро доберемся до деревни, можно будет поспрашивать местных жителей. А пока надо самому хоть что-то вспомнить об истории этого премилого местечка. Итак, давным-давно, несколько столетий назад, в Девятом Княжестве правил князь Артирус. Ходили слухи, что он был спектрумом. Так вот, этот Артирус открыл в Девятом Княжестве, тогда еще не автономном, то ли врата куда-то, то ли выпустил какого-то духа... В общем после этого княжество и отделилось, а спектрумы лишились силы. Что именно там произошло, я не знал, причем предчувствовал, что и сам царь не ведал. Попросту боялись сюда соваться. А зря. Очень уж выгодное географическое положение.
   - Ирвен, смотрите, яблоня! - прервал мои размышления восторженный голос Теодуша. Я закатил глаза - этот его вечный восторг начинал действовать мне на нервы.
   - И что дальше? - поинтересовался я, останавливаясь. В животе заурчало, опровергая мой скептицизм. Лучше бы, конечно, на деревьях жареные поросята росли, но и яблоки пойдут. Хогг! Откуда яблоня просто так, не на поле? Да еще, судя по размеру красных наливных яблок, не дикорастущая. Причем не одна...
   Моему взору предстала целая роща из яблонь. Зеленые листья трепетали на ветру, а наливные, буквально светящиеся изнутри яблоки призывали немедленно съесть их. Разум предостерегающе зашевелился, но я счел более благоразумным послушаться желудка. Тем более Аена молчала. Я потряс яблоню за измазанный в смоле ствол, и на меня градом посыпались отменные яблоки. Сохранить величественность и гордую осанку не вышло - по голове стучали яблоки, а мне пришлось от них уворачиваться, а так как я еще пытался их ловить, то представлял собой комическое зрелище. Теодуш громко смеялся, откусывая румяные яблоки и обливаясь сладким соком. Я плюнул на этикет и уселся рядом с Теодушем прямо на траву. Яблоки оказались не только отменно сладкими, но еще и потрясающе сочными. Я чувствовал, как сок стекал по подбородку прямо за шиворот рубашки. Почему-то от этого липкого сока, облившего рубашку и руки, мне было очень хорошо. Я как будто вернулся в детство, я пробовал новую жизнь на вкус, как эти яблоки. Пробовал, удивлялся, восхищался, как ребенок. Как юная эрра, которая снимает тугой корсет и вздыхает поглубже. Позже корсет станет частью ее повседневного гардероба, она свыкнется с ним, как с частью самой себя. А пока что она каждый раз чувствует счастье и свободу, снимая давящее нечто.
   Я лег на спину, чувствуя, как щекочутся и колют колоски и травинки, попадая в нос, касаясь обнаженной шеи. Синее небо было совсем близко, порой слышалось, как с деревьев тяжело падают созревшие яблоки. И все такое мирно спокойное, даже не верится, что мы идем навстречу опасности.
   - Ирвен, мы успеем до вечера дойти до деревни? - спросил Теодуш, опираясь на локоть и вглядываясь в далекие деревушки. Немного несло навозом, я невольно поморщился.
   - Успеем, конечно, - бодро ответил я, вставая. Идти было лень, так и хотелось развалиться на травке и так и остаться, сладко посапывая. Тем более непонятно куда идти, зачем и для чего. Но все-таки надо.
   Мы пошли, стараясь не смотреть, сколько еще осталось, любуясь окрестностями и вдыхая нежный аромат нагретой солнцем травы.
   - Как вы думаете, я найду девушку? - спросил вдруг Теодуш. Я чуть не прыснул от смеха. Надо же, а наш поэт, оказывается, тот еще романтик! Впрочем, расстраивать его мне не хотелось.
   - Думаю, когда-нибудь найдешь. Почему бы и нет? - ответил я вопросом на вопрос.
   - Ну... Я же некрасивый и глупый. Не то что вы... - протянул Теодуш, лукаво глядя на меня. Я, не выдержав, засмеялся.
  
   К вечеру мы подошли к деревне. Аккуратные домики расположились в каком-то хаотичном беспорядке, окруженные просторными полями. Крестьяне заканчивали трудиться на своих огородах, распрямляли согбенные фигурки, вставали и, перекрикиваясь, расходились по домам.
   Мне сразу приглянулся небольшой домик с красной черепицей и довольно большим огородом, усаженным огромным количеством разной растительности. В огороде работала, засучив рукава длинной, достающей до колен рубашонки, худенькая девчушка. Длинные выгоревшие на солнце волосы заплетены в тугую косу, выбившиеся прядки спадают на потный, усыпанный веснушками лоб. Несмотря на то, что грядок было очень много, девушка усердно пропалывала их, не жалуясь на судьбу. Скорее наоборот - она выглядела счастливой. Я хотел окликнуть ее, но Теодуш опередил меня:
   - Какой красивый флюгер! Что он обозначает? - я удивленно посмотрел на флюгер. Странная завитушка непонятной формы с тихим поскрипыванием крутилась в такт ветерку. Ничего особенного я в нем не увидел, но Теодушу видней.
   Девочка удивленно подняла на нас глаза, осмотрела Теодуша, потом перевела опасливый взгляд на меня, на миг задержалась глазами на моем мече и богатой одежде, взвизгнула и убежала в дом. Слышно было, как босые пятки звонко зашлепали по полу.
   - Да уж, не умею я производить впечатление на юных особ. А ты еще завидовал! - захохотал я, хлопая Теодуша по плечу. В этот момент дверь отворилась, и нам навстречу вышел невысокий полный мужчина с сединой в волосах. Его взгляд был каким-то печально-мудрым. Как будто он понял все в этой жизни, разочаровался в вечных ценностях и... пожалуй, стал жестоким.
   - Ну что вам опять надо?! Мало вам нашего Дориса? - голос оказался почти старческим, тяжелым, немного скрипучим. В нем был какой-то надлом, но, несмотря на это - уверенность и решимость. Мне стало не по себе от его голоса. Даже мурашки пробежали по телу...
   - Какого Дориса? Мы всего лишь хотим тут переночевать, - начал я, делая шаг вперед и выразительный жест рукой. Мужчина резко изменился в лице - боль и страх куда-то ушли, пугающая решимость - тоже. Он мягко улыбнулся, морщины на лице разгладились.
   - А, тогда добро пожаловать! Издалека идете, ирвен? - вежливо обратился он ко мне, склоняя голову и пропуская в дом. Мы пошли за ним, оглядываясь по сторонам. В доме оказалось прохладно и сыровато, зато солнечно. Было около трех комнат - две спальни - женская и мужская, кухня с печью. На кухне кроме большой печи стоял широкий деревянный стол, на котором ароматно расположился свежеиспеченный хлеб, кринка молока и каша из тыквы. Честно говоря, я никогда не пробовал крестьянской еды. То, что обычно подавали во дворце, разительно отличалось от этой простой пищи. Но желудок свело от голода, у Теодуша в животе даже громко заурчало. Он густо покраснел, смущенно хихикнул и отвесил парочку комплиментов хозяйке дома, хлопотавшей у печи. Увидев гостей, она оторвалась от готовки, хотя я и так понял, что она лишь делала вид, что готовила. Слишком заметно было, что она сильно испугалась, ожидая, что мы - те, кого они так не хотели видеть...
   Хозяйка тоже выглядела уставшей и грустной. В чертах ее лица не было такой решительности - только боль.
   - Добрый день. Я ирвен Виктор, а это мой...оруженосец, если угодно, Теодуш. Мы из Центрального Княжества Аркуса, проверка от царя, - с важным видом представился я, заметив, как вздрогнула женщина при слове "проверка". Тут в комнату вбежали трое детей, за ними - та девочка лет одиннадцати, которую мы видели работающей в огороде.
   - Мам, пап, мы есть хотим! - выпалил веселый ребятенок в короткой рубашке, изгвазданной в земле. Остальные подхватили за ним.
   - Вот когда Силна с рынка приедет, тогда и поедим, - отрезала женщина ставшим внезапно ледяным тоном. Дети загрустили, но тут, увидев нас с Теодушем, заметно оживились.
   - А вы опять кого-нибудь заберете? Как Дориса? - вдруг спросил все тот же бойкий мальчик. Я нахмурился. Странно, неужели здесь такие порядки, что любых людей с мечами бояться, как старухи с косой? Может, здесь жестокие налоги? И кто такой, Хогг его подери, Дорис? Впрочем, неважно.
   - Нет, милые мои, Илен столь милостива, что не посылает нам одни и те же испытания по нескольку раз, - выдал Теодуш, задумчиво щурясь. Мне захотелось его стукнуть: вечно он притворяется эдаким дурачком, а на деле - почти что гений. Мне часто просто не понять его мысли и суждения, простые, как у ребенка, и такие же глубокие. Продиктованные душой, не разумом.
   - Помолчи, Стэк, не позорься! - прикрикнула женщина. Мальчик притих, увлекаемый вместе с братьями старшей сестрой на улицу. Хозяйка виновато развела руками и улыбнулась нам с Теодушем. Устало как-то улыбнулась.
   - Простите, ирвен, я не уверена, что мы сможем предоставить нормальный ночлег. Как видите, места мало и шумно... Да и не ваш уровень. Но если хотите - мы постараемся сделать все, что в наших силах... - я кивнул, заявляя о своем намерении остаться. Возможно, это эгоистично с моей стороны, но мне нравились эти люди. Да и загадка этого Дориса не давала покоя...
   Спать нас уложили в мужской половине, переместив мальчишек на кухню. Идея спать на лежанке им очень понравилась, на что Эрлих, глава семьи, только улыбнулся.
   Когда с рынка пришла юная Силна - девчушка лет тринадцати, тоже конопатая, все мы сели за стол. Скромная крестьянская еда показалась мне пищей богов. Сдобренная веселым общением и шумом детской болтовни, она показалась удивительно вкусной. За столом все шумели, братья устроили чуть ли не потасовку за кусок хлеба, весело смеясь и роняя содержимое тарелок на полотняную скатерть. Родители с умилением наблюдали за своими отпрысками, изредка покрикивая на них, чтобы не зарывались.
   Насытившись, мы с Теодушем пошли в отведенную нам комнату. Не слишком удобная и совершенно точно не роскошная, она мне почему-то понравилась. Теодуш тяжело плюхнулся на деревянную кровать, счастливо вздохнул и захрапел. Его грязные босые ноги оставили на простыне темные следы. Я только головой покачал, осматривая помещение. В углах стен висела паутина, а в целом комната была довольно чистой. У одной стены я заметил что-то вроде алтаря. Алтарь был сделан из глины и кривовато покрашен - одна половина черная, другая - белая. На небольшом выступе расположилась крошечная фигурка, похожая на макет какого-то городка. Или парка... Чего-то странного. Я подошел рассмотреть поближе, и мой взгляд остановился на аккуратно сложенном листочке. Я с удивлением и трепетом взял его в руки, сердце отчего-то тревожно забилось. Странно, откуда крестьяне умеют писать? Впрочем, так ли это важно?.. Я осторожно расправил листок, боясь, как бы ветхая бумага не рассыпалась, и начал читать:
   "Я прибыл в столицу. Здесь много народа и сложно устроиться - это лишний раз доказывает, как мне повезло. Сегодня приступаю к работе. Я знаю, ты советовала мне держаться народа, заводить знакомства - но я не хочу. Они все глупее меня, а смотрят свысока - тоже мне, я же крестьянин, не чета им. Понятно, на мою образованность им всем плевать. Странно, как я вообще в город выбился. Мать... Прошу меня простить, если я сделаю что-нибудь не так. Знаешь, порой лучше жертвовать кем-то, чтобы близким было хорошо. Пойми, цель оправдывает средства. Я знаю, что я делаю, пусть это и противоречит твоим уверениям. Не пугайся, все хорошо.
   Я люблю вас всех, и сестер, и братьев, и отца. Особенно тебя, моя конопушка-Си... Знайте, все, что я делаю - я делаю для блага нашей семьи", - на этом письмо обрывалось. Я нагнулся, присматриваясь - нет ли других писем. Их не было. Был только набросок, выполненный углем. Угль местами размазался на бумаге, сама бумага пожелтела, но изображенные черты были нарисованы очень талантливо. Я приблизил набросок к лицу и замер. Что-то было в этом лице отдаленно похожее на меня. Белокурые волосы, обрамляющие красивое лицо со строго очерченными, немного резкими скулами. Только глаза... Судя по рисунку - светлые, даже немного стеклянные, холодные и умные. Неизвестно, как выглядел этот юноша в жизни, но на рисунке он был очень красив, с истинно благородными чертами лица. Ирвен, не меньше. Только странно все это... Что за непонятная история? За странные намеки? Напугал зачем-то стариков...
   - Вам чего-нибудь нужно, ирвен?.. Ирвен?.. - я подскочил на месте от неожиданности, но сохранил вид спокойствия. Это хозяйка дома вошла узнать, не нужно ли мне чего-то. Увидев у меня в руках угольный набросок и письмо, она бросилась отнимать их. Я вежливо улыбнулся, передавая листки ей в руки. Женщина прижала их к груди, как самое важное сокровище. Я впервые разглядел ее глаза - голубые, как море в шторм, немного стеклянные, но в них - затаенная боль и усталость.
   - Простите, я просто заинтересовался этим странным макетом, а тут увидел рисунок. Необычайно талантливо, - галантно заметил я, располагающе улыбаясь. Женщина только саркастически хмыкнула.
   - И после этого вы врете, что не из столицы? Не из городовой стражи? Ну что вам еще надо?! Моего сына забрали, я признала, что он виновен. Что еще? - голос дрожал, надломленный, как лопнувшая струна.
   - Успокойтесь, я из Центрального Княжества, ничего не знаю о вашем сыне, клянусь вам. Меня с отрядом послали проверить, что здесь творится, но отряд погиб в буран, - наполовину сочиняя, поведал я. Недоверие в ее глазах сменилось болью, задрожали капли, скатываясь по морщинистым векам. Лицо словно бы постарело в один миг. Я успокаивающе коснулся ее плеча, заглядывая в глаза. Теодуш громко всхрапнул, переворачиваясь на бок.
   - Расскажите мне, вам полегчает. Кто такой Дорис? Что с ним?
   - Дорис - мой сын... Был... - всхлипывая, начала хозяйка. Я мягко сжал ее дрожащие плечи, стараясь успокоить. Женщина, захлебываясь слезами и останавливаясь, рассказала длинную историю. Вкратце узнал я примерно следующее: Дорис - сын хозяйки. Юноша обладал редкой красотой и талантами, да и родители воспитывали своего первенца, не жалея сил. Достали деньги на обучение, продавая урожай с фермы, отправили учиться в город. Мальчик рос на удивление смышленым, да еще и с внешностью природа не обидела, и чем-то он привлекал людей, как магнит. Возможно, тем, что люди были ему абсолютно безразличны. Кроме родных, разумеется. И вот, достигнув девятнадцати лет, харизматичный юноша отправился покорять столицу. Как выяснилось, семья, в которой я остановился, отнюдь не принадлежала к крестьянскому сословию - происхождение хозяйки было достаточно высоким, чтобы называть ее эррой. Когда-то она жила с родителями в столице, гордилась родословной и наслаждалась богатой жизнью. Но тут встретился Эрлих. Девушка влюбилась без памяти, она не могла отказать юному крестьянину, нанявшемуся к ним работать в саду. И сбежала от родителей с юным тогда еще Эрлихом. Родители отреклись от своей дочери-беглянки, связавшей свою жизнь с простолюдином. Все было бы красиво и романтично, но женщина не раз еще жалела о содеянном, не раз с тоской вспоминала красивую жизнь...
   - А вы его любили? - вдруг спросил зачем-то я, оглядываясь на мирно храпящего Теодуша. Что это на меня нашло?
   - Возможно, но Дориса я любила больше, - тихо ответила женщина, смахнув слезинки с отекших глаз. Я кивнул, намекая, что можно продолжать рассказ.
   - Ах да... А потом он решил во что бы то ни стало найти моих родителей и потребовать у них денег. И чтобы их найти, отправился в город - работать кузнецом. Он был сильный и выносливый, таких мало. Мог работать целый день без передышки и не уставать... Так вот, работы ему было мало. Моих родителей он не нашел. А я была беременна Стэком. А тут и Силна заболела... И мой мальчик решил... он решил... - женщина зарыдала, утыкаясь в мое плечо. Тут проснулся Теодуш, протер сонные глаза, мутным спросонья взглядом осматривая окружающую обстановку. Увидев меня и рыдающую женщину, он со звуком падающего мешка с картошкой слез с кровати и утиной походкой пошлепал ко мне.
   - Почему вы пла...- начал он, но я жестом велел ему замолчать.
   - Он убил богатого человека и ограбил его, - набравшись решимости, выпалила хозяйка, и тут же зарыдала. Ничего не понимающий Теодуш повторял что-то успокаивающее, а я почувствовал, как кровь прилила к голове, в висках бешено застучало.
   - Цель оправдывает средства, Аена... Так говорил этот юноша. Так устроен мир... - мысленно сказал я. Аена не замедлила ответить:
   - А ты уверен, что цель настолько прекрасная, чтобы приносить жертвы? И имеешь ли ты право принести в жертву кого-то, кроме себя? - я не стал отвечать. Для начала надо было узнать, чем закончилась история, а только потом обдумывать неожиданно возникшую безумную идею.
   - А потом? - затаив дыхание, поинтересовался я. Женщина глухо продолжила:
   - Потом он вернулся к нам. Собственно говоря, мы догадывались о чем-то только по письму. Приехал, как всегда, красивый и надменный. Только... Морщинка на лбу... Такой молоденький был, а уже морщинка... Так вот, мы ничего не подозревали. А он привез кучу золотых. Я, честно сказать, испугалась. Но он говорил, что это мои родители дали, а про письмо велел забыть. Я не поверила, да и никто не поверил, Дорис и сам знал, что никто не поверил, но мы все предпочитали не говорить об этом. Сходили к знахарке, заплатили ей, и она вылечила нашу Си. А потом... потом пришли они. Приехали. На красивых гнедых кобылах, как сейчас помню... Пришли и говорят: "Где Дорис?". Я ничего не понимаю, Эрлих тоже... Иду в подвал за вином, гостей угостить, а там Дорис. Бледнющий, страх, даже в темноте видно... И говорит: "Мать, они за мной. Я хотел как лучше... Я убил одну важную шишку, теперь за мной пришли. Не злись, это был плохой и пустой человек, он бил свою мать и молодую жену, чуть не забил до смерти, я их спас в каком-то смысле... Спрячьте немного денег, хорошо? Они не спросят. Люблю тебя, мать... иди", - он быстро как-то все сказал, голос, как и всегда, надменный. Но дрожал, правду говорю, дрожал он! Стражи тогда его схватили. А потом, когда я с рыданиями им в ноги бросалась, сказали, что по закону мы можем заплатить выкуп. Деньги украденные мы, понятное дело, вернули, хотя и не все, но с нас все и не требовали, а на выкуп у нас не хватало... Да что там... Я бы отдала... Но Эрлих запретил. Я ему этого не прощу! Убил своего сына, Дориса моего убил... - в который раз захлебнулась рыданиями женщина. Я глубоко вздохнул, наполняя легкие до отказа. Эрлих просто не мог иначе. Поддайся он слабости, отдай последние деньги, не выросли бы веселые здоровые ребятишки. Он пожертвовал надменным убийцей ради счастливого будущего ребятишек. Да уж, в таких вопросах мораль - штука относительная. И порой убить - не грех, а благодеяние. Все слишком запутано, чтобы думать, жизнь намного сложнее, чем говорят священные книги...
   - Глупцы верят в прописные истины, умные начинают рассуждать и понимают, что все намного сложнее, а мудрецы, настоящие мудрецы - понимают, что нет ничего мудрее прописных истин. Ты уходишь слишком далеко от нужного пути, малыш. Помни, тебе нельзя ошибаться, - тихо заметила Аена. Ее голос явно был недовольным и даже взволнованным. Что ж, говорит она красиво, но я все же прав. Порой нужно пойти и против ангела...
   - Успокойтесь, не плачьте. Все, что вы сделали - правильно. Подумайте о детях - они добрые и здоровые, и, главное - счастливые. Вы мудрая женщина, и сильная. Дорис остался жить в вашем сердце, в ваших письмах и слезах. Он где-то там, в раю. Поверьте, смерти нет. Я на своем опыте знаю, - тихо добавил я, вспоминая руберов и свою маленькую смерть. От этих воспоминаний меня передернуло, по телу пробежала дрожь. Но, что меня напугало - легкое возбуждение, как от предвкушения чего-то захватывающе опасного, но - интересного...
   Когда успокоенная хозяйка ушла спать, я опустился на деревянную лавку, натянув полотняную простыню до подбородка. В окошке, не мигая, светили звезды, колыхались от ночного ветерка листья яблони в саду, пели что-то соловьи. Теодуш опять захрапел младенческим сном, а я все не мог заснуть, глядя в пустоту и думая о словах Дориса...
   "Цель оправдывает все средства, поверь"...
  
   Глава 6.
   В столицу.
  
   Когда я проснулся, уже откричали петухи, и солнце стояло высоко в зените. Теодуш, как ни странно, тоже уже встал, умытый и довольный, как румяный пирог. Я нехотя поднялся с кровати, вышел во двор, слушая, как девчушки подзывают кур, а куры противно кудахтают. Увидев меня, младшая с любопытством принялась меня разглядывать, а старшая, Силна, презрительно и немного смущенно отвела взгляд. Я облился ледяной водой из бочки и подошел к старшей. Меня еще со вчерашнего дня занимал один вопрос, и я чувствовал, что поговорить надо именно с Силной. Хозяйку я и так замучил, а Эрлиха, честно сказать, побаивался.
   - С добрым утром, Силна. Как спалось? - неловко начал я разговор, в глубине души понимая, что странно разговаривать с крестьянской дочкой, как с дворцовой эррой. Девушка хитро склонила голову набок и ехидным тоном ответила:
   - Благодарю, ирвен Виктор, хорошо спала. А что? - я робко поинтересовался, боясь, как бы не задеть еще одну семейную тайну:
   - Да ничего, собственно. Просто я обратил внимание на алтарь в нашей с Теодушем комнате. У нас обычно стоят только иконы Илен и в каждом княжестве оберег цвета спектра. А у вас ни оберега, ни цвета... Вы какой-то другой веры? - девушка изменилась в лице - глаза широко распахнулись, а лицо вытянулось в удивленную гримасу.
   - Вы что, не знаете про Город?! - я вежливо улыбнулся, стараясь скрыть удивление и не обидеть чужую веру.
   - Боюсь признаться, но нет... - девушку этот факт явно поразил. Она всплеснула руками, округлила глаза и выпалила, хватаясь за мой рукав:
   - Да вы что! Неужели там, за границей, не слыхали про Город?! Но как же... - я опять изобразил на лице виноватую улыбку и попросил:
   - Так разъясните же мне, невежде, что за Город. Стыдно не знать о местных достопримеча... - я явно совершил оплошность, потому что девочка резко перебила меня и гневно отчитала:
   - Как вам не стыдно! Город - это нечто! Нечто страшное и огромное! Знак власти вроде как, наш княжич должен по достижении совершеннолетия его пройти насквозь... Там легенда есть, очень длинная и страшная, вроде как там источники сил расположены... Стыдно сказать, я ее уже и не помню... Но суть в том, что он по преданию должен пройти этот Город. А что он есть - этот Город, никто не знает... Говорят, из-за него у нас и вечное лето, - закончила она, переводя дыхание. Я замер, вслушиваясь в ее слова. Наверное, у меня было уж очень сосредоточенное и возбужденное лицо, что немного отпугнуло мою юную собеседницу. Она схватилась за покрасневшие щеки и убежала. Я проводил ее задумчивым взглядом и сел прямо на влажную от утренней росы траву. Что же все это значит... Ясно одно - яшинто получила силу именно здесь, отсюда же ее черпают и другие спектрумы. Что ж, я готов. Как тот мальчик, Дорис, я готов пожертвовать всем на свете ради счастья людей, ради идеи.
   - Ирвен Виктор, нам пора идти. Куда мы кстати идем? - услышал я бодрый голос Теодуша. Рассмеялся, похлопал друга по плечу и поднялся с травы. Да уж, идти нам надо, и побыстрее.
   - Мы идем в столицу, к Городу. Он должен быть где-то около замка... Знать бы еще на что он похож, - задумчиво протянул я. Теодуш лишь пожал плечами - он готов был идти куда угодно и был бы счастлив при любых обстоятельствах. Честно говоря, я в который раз позавидовал этой его способности.
   Идти пешком лично мне не улыбалось. Требовать повозку было бы высшей наглостью, и я только пускал слюнки, глядя на конюшню, где ржали высокие откормленные лошади. Впрочем, непосредственность Теодуша в который раз оказалась полезна - он спокойно подошел к хозяйке, поклонился и выдал:
   - Тиерра, позволите вашим скромным гостям попросить об одной услуге? - хозяйка только глазами хлопала, переваривая неожиданное обращение. И где только мой поэтический друг понахватался этих словечек?!
   - Конечно, просите о чем угодно! - растеряно ответила хозяйка, опасливо оглядываясь в сторону дома. Видимо, проверяя, нет ли поблизости мужа, способного помочь в случае чего.
   - Я всего лишь хотел попросить повозку для моего ирвена. Негоже ирвену разгуливать пешком... - потупившись, скромно объяснил Теодуш. Я стоял, облокотившись о стену большого сарая, откуда ароматно пахло сеном. Я даже пожалел, что скоро придется покинуть этот гостеприимный дом, полный улыбок, тепла и вкусных запахов. И тут до меня донесся неожиданный, но весьма и весьма приятный ответ хозяйки:
   - О чем вы говорите?! Да конечно вам дадут повозку! И тройку запрягут, лошадки у нас хорошие, самому князю продаем! - гордо закончила она, с нежностью глядя в сторону конюшни. Лошади в ответ подтверждающее заржали. Мне надоело подпирать стену, и я пошел подбирать лошадок, как выразилась хозяйка. Лошадки и правда были отменные - не чета тем клячам, которых подсунул нам Царь. Возникал закономерный вопрос - неужто у Царя дела идут хуже, чем у его подданных? Надо будет при встрече обязательно поинтересоваться. Но я отвлекся от выбора лошадок, и они поспешили мне напомнить о своем существовании громким ржанием и недовольным пофыркиванием.
   - Ирвен, вам помочь? - раздалось совсем рядом. Я обернулся и встретился глазами с рыженькой девушкой, так мило сбежавшей от меня с утра во время моего маленького допроса. Я оценивающе оглядел помощницу, лучащуюся лукавством. В зеленых глазах плескались искорками веселые бесенята, как маленькие карасики в пруду блестят чешуей, иногда озорно выглядывая на поверхность.
   - Буду очень признателен, - улыбнулся я, пропуская девочку вперед. Она прошлепала босыми пятками в конюшню, стукнула по шее потянувшемуся ко мне коню и тут же потрепала его по большой морде с виноватыми вишневыми глазами.
   - Это Рыж, он для верховой езды - мечта! - и она смачно причмокнула, одновременно стукнув коня по морде во второй раз. Я с благодарностью покосился на нее, боясь, как бы меня не зажевали крепкими лошадиными зубами.
   - Но в повозке он мотаться туда-сюда будет. Так что нет, - констатировала Силна и потащила меня вперед, мимо стойл. Наконец мы остановились. В стойле спокойно стоял большой конь с печальным взглядом флегматичного пессимиста. И жевал ароматное сено, роняя соломинки на пол.
   - Во! Это Фег. Для повозки - самое то! Спокойный, упряжку на себя не перетянет. А к нему вот Леси и Бо пойдут, - и она по очереди ткнула пальцем в поджарую лошадку интересной бежевой масти и такого же коня.
   - Это братик с сестрой, - пояснила Силна, смешно морща носик.
   - Спасибо, ты мне очень помогла, - вежливо поблагодарил я. Силна ехидно усмехнулась и заявила:
   - Еще отблагодарите, ирвен Виктор, - я только плечами пожал. И пожалел, что не могу остаться здесь дольше...
   После сытного завтрака и получасового седлания лошадей, мы с Теодушем сидели в повозке. Точнее, я сидел в повозке, а Теодуш, заверив меня, что отлично справиться с управлением, устроился на козлах. Туда же, точнее ко мне в повозку, заботливые хозяева запихнули мешки с едой. Повозка ехала медленно, но меня нещадно трясло, и я мысленно посылал к Хоггу жадных чиновников Девятого Княжества, жалеющих денег на строительство дорог. Наконец я устроился поудобнее, пожалев, что с Теодушем не поговорить. Странно, я уже привык к простым теплым разговорам. Я с нежностью вспомнил лица рыжих обитателей фермы. Перед самым отправлением я, под предлогом посетить уединенное место для утоления нужд, зашел в комнату и положил на алтарь неизвестного мне Города мешочек с золотыми монетами. Пока я могу помочь этим добрым людям только так... Пока...
   - Ой! - пискнул высокий девический голос. От неожиданности я подскочил и стукнулся о мешок с яблоками. Прямо передо мной в полутьме крытой повозки возникло веснушчатое лицо со смеющимися глазами. Я протер глаза, надеясь, что это мне померещилось. Но нет - из-за мешков вылезла худенькая фигурка и уселась рядом со мной.
   - Ты что тут делаешь?! - как можно строже спросил я, хмуря брови. Видимо, злость изображалась слишком неестественно, потому что маленькая нахалка звонко рассмеялась и нагло ответила:
   - Еду.
   - А когда ты?.. - начал я и осекся. Ну да, и так понятно. Пока я пытался осчастливить приютившую меня семью, кладя деньги, меня осчастливили другим подарком. Вот только подумала ли эта мерзавка о своей матери?! Мало ей Дориса, так еще эта стремится добить материнское сердце! Я почувствовал, что начинаю злиться уже по-настоящему. Мать всегда была для меня чем-то неприкосновенным. Возможно оттого, что собственную мать я потерял в юности. А ведь она была единственным человеком, понимающим меня и способным увидеть мою душу, а не набор масок.
   - Послушай меня, девочка. Ты понимаешь, что заставляешь взрослого, многоуважаемого ирвена отвлекаться от своих дел, дабы повернуть повозку и отвезти тебя назад? За это мне придется тебя выдрать, не обессудь, - спокойно заявил я, буравя девочку взглядом. Но нахалка только ехидно улыбнулась, наклоняя рыжую головку набок и заявила:
   - Не повернете, мы уже далеко уехали. И потом, я все равно сбегу. И потеряюсь и погибну. А вы ведь позаботитесь о моей безопасности, разве нет? - вот стерва! Разве что язык не показала. И ведь права!
   - Но выдрать тебя мне это не мешает, не так ли? - заметил я, засучивая рукава. Девочка довольно хихикнула:
   - Да дерите на здоровье! - ну и что тут скажешь? Я только вздохнул и потянулся к мешку за яблоком. С хрустом вгрызся в сочную мякоть и вдохнул аромат нагретого солнцем бока. Все-таки я эгоистично радовался, что эта девочка совершила глупость. Мне нужно было ее общество, я чувствовал, что простая честная душа может мне помочь. Помочь начать новую жизнь и не сбиться с правильного пути.
   - А зачем ты все-таки это сделала? - вполне мирно поинтересовался я, искоса глядя на Силну. Она вся лучилась счастьем, каждой веснушечкой. Вот мерзавка все-таки!
   - Ну... Я давно хотела. В столицу. Мне брат писал, как там... Я просто... я хочу увидеть скачки! - выпалила она, смущаясь и опуская голову. Я чуть не рассмеялся. Маленькая девочка, совсем еще ребенок. Скачки... Ну надо же, и здесь это известное развлечение. Лично я был на скачках три раза за всю жизнь. И то, в основном из-за того, что нельзя было отставать от лордов. Хотя... для любителя лошадей это и правда красивейшее зрелище. Таких лошадей на ферме не найдешь. Это гордые скакуны, изящные и сильные, с длинными шелковыми гривами, несущиеся на бешеной скорости, что напоминает полет. Да, девчонку понять можно. А вот простить матери будет сложнее. Намного.
   - А почему нельзя было попросить отца? По-хорошему? - осведомился я, сурово сдвигая брови. Девочка неожиданно всхлипнула.
   - Он не разрешал! Он вообще теперь меня с собой никуда не берет!.. А вы... вы такой хороший! Вы же меня не выкинете? - всхлипывая, выдала малышка. Я понял, что с нахмуренными бровями погорячился. Ну ребенок, чего с нее взять. Я ласково прижал девочку к себе и провел рукой по кудрявым волосам, мягким, как шелк. Сердце потеплело, наполняясь нежностью. Да, а я ведь никого, кроме матери не любил... Жил как-то, как придется.
   - Не выкину, глупенькая. И даже на скачки свожу, так уж и быть. Но потом сразу же, с первым обозом - домой! Пойми, твоим родителям и так тяжело. Ты хотя бы записку оставила? - девочка молча закивала, вытирая слезы кулачками. Я неожиданно для самого себя ласково вытер пальцами слезинки с ее щек и поднял головку за тоненький подбородок.
   - Не плачь, Си. Раз уж сделала, значит, сделала. Но на будущее... - но окончательно войти в роль заботливого отца мне не дали - девочка с радостным визгом повисла у меня на шее, повалив на мешки с яблоками. Яблоки посыпались мне на голову, заставив помянуть жестокого брата Илен.
   Я вздремнул, убаюканный тряской дорогой и уверенностью, что все идет, как надо. Проснулся я оттого, что у меня затекло плечо под тяжестью... чужой головы. Я скосил глаза, не решаясь потревожить спящего. Вернее, спящую. Девочка прижалась ко мне, доверчиво опустив головку на мое плечо. Видимо, спать на мешках ей было жестко, вот она и... Да что же это такое! Ну почему, почему ко мне так быстро привязываются хорошие люди? И ведь эта девочка еще считает, что что-то должна мне. А вот и нет. Это я ей должен. Если бы она только знала, что она мне приносит в дар своей искренней улыбкой, нахальным взглядом зеленых глаз и заливистым смехом...
   - Ой... Вы проснулись, ирвен! - отпрянув от меня, констатировала девочка. Я улыбнулся, глядя на хрупкое создание. Надо же, доверилась мне, незнакомому мужику с мечом. Зря, девочка, зря. Я бы тебя прогнал, стоит того. Но... я все-таки эгоист. А ты мне нужна, девочка. Знаю, что нужна, но пока не пойму, зачем.
   - Проснулся, - кивнул я, выглядывая наружу. На улице уже темнело. Надо же, скоро уже ночь. А мы уже и выспались. Надо будет мне пойти Теодуша сменить, и пусть даже не возникает насчет его любимого "ирвену негоже".
   - Ирвен Виктор, а вы были на скачках? - что ж, закономерный вопрос. Я бы удивился если бы она не спросила. Только неуместно как-то... Хотя ясно все: смутилась того, что во сне ко мне прижималась, вот и пытается меня отвлечь. Ладно, подхвачу ее игру.
   - Первый раз в твоем возрасте. С мамой. Она была красивая, как сама Илен. Я помню, как шуршало ее длинное серебристое платье, когда она усаживалась на скамью. От нее пахло яблоками, как вот сейчас от тебя. Мне тогда все казалось огромным и красивым, а мама - красивее всех. Там было очень много изысканных нарядных людей, а лошади... Знаешь, они как будто летали, прекрасные и гордые. Говорят, скачки придумали вириды. И от них же пошла традиция заплетать лошадям перед скачками косы. Скаковым лошадям специально отращивают длинные гривы и плетут косы, вплетая ленты. И когда они скачут, ленты развеваются по ветру, как флаги... - я не смог удержаться от улыбки: Силна сияла, как сияют дети, которым рассказывают красивую сказку. В зеленых глазах зажглись маленькие факелы, освещающие полумрак повозки.
   - Ух ты... И я правда это увижу? А вы пойдете со мной? - я с удовольствием заметил, что она не добавила "ирвен". И с неудовольствием - что мои планы нарушаются. И, что самое обидное, этой девчонкой заниматься мне было куда приятнее, чем искать разгадки к тайне пресловутого Города.
  

***

  
   И вот, наконец, по истечении трех дней пути, впереди показались башни столицы. Зрелище нам открывалось поистине величественное. Шпили башен, сады, утопающие в зелени и далекие еще дворцы... По красоте здешняя роскошь не уступала нашей. Только в отличие от массивных помпезных зданий Центрального Княжества, здесь все было выполнено в готическом стиле - шпили уходило высоко в небо, высокие и легкие, словно улетающие ввысь... Издалека я не видел всего великолепия, но даже та скромная часть, открывшаяся нашим глазам приводила в восторг. Силна буквально повизгивала от восторга, как щенок. Она высунулась из повозки, заставляя меня волноваться, чтобы она не свалилась, и смотрела во все глаза. С козел доносились охи и ахи восхищенного Теодуша. Я один молчал с серьезным видом. Но в душе что-то перевернулось. Я начал меняться...
   Проблема "где остановиться" вновь стала актуальной. Даже острой: в столице найти жилье намного проблематичнее, нежели в деревне. Но тут неожиданным образом положение спасла Силна.
   - А вы где остановитесь? - спросила Силна, умильно заглядывая мне в глаза. Мордашка лучилась искренним счастьем: явно что-то скрывает.
   - А ты можешь предложить варианты? - поинтересовался я, рассеянно наблюдая, как Теодуш замедляет бег лошадей и смотрит по сторонам, особенно долгими взглядами провожая хорошеньких девушек. Девушки и правда были хороши - изящные туалеты и живые сияющие глаза. А возможно, я просто отвык от общества хороших девушек.
   - Просто ты готов к любви... - нуу... такой вариант тоже вполне возможен. Только у меня другие планы.
   - Могу! - губы растянулись до ушей, а бесенята в глазах начали свой бешеный танец. Ну еще бы, не могла...
   - И? - я поднял одну бровь, глядя, как это чудо чуть не прыгает от счастья. Теодуш повернулся к нам и крикнул:
   - Куда прикажете ехать, маленькая эрра? - я вздохнул. Ну зачем девочке мозги пудрить, называть высоким титулом? Впрочем, счастья это прибавило моей малышке неимоверно.
   - На Короткий переулок! - радостно объявила она, тыкая пальчиком куда-то в неосознанном направлении.
   - Там папин знакомый живет! - я помрачнел. Морочила голову, а оказывается, мне даже не придется переживать, как ее домой отправлять...
   Теодуш спросил парочку прохаживающихся мимо дам, и мы поехали по направлению к Короткому переулку. Переулок встретил нас красной брусчаткой и странными, немного скошенными домами с кирпично-красной черепицей. Силна радостно и немного ехидно посмотрела на меня, словно говоря: "А вы думали, я совсем дура, да? У меня все просчитано!". Да, девочка, но ты не знаешь, насколько все просчитано у меня. И только рядом с тобой у меня получается жить, а не просчитывать...
   - Мы приехали, ирвен Виктор! - радостно сообщил бодрый детский голосок. Я крикнул Теодушу и мы затормозили возле небольшого, но аккуратного двухэтажного домика. Черепица была приятно коричневой, как кора дуба, а на окнах красовались кадки с цветами, причем цветов было такое умопомрачительное количество, что дух захватывало. Вообще у меня сразу же возникло нелепое желание взять и поселиться здесь, но я его тут же отбросил, как совершенно невозможное.
   Силна спрыгнула с повозки и побежала к дверям, мы с Теодушем поплелись за ней. Теодуш, воспользовавшись тем, что мы оказались наедине, шепнул мне на ухо:
   - Вы изменились, ирвен.
   - В какую сторону? - насмешливо уточнил я.
   - Не в сторону. Вы стали... моложе душой. И счастливее, - сообщил Теодуш, тут же принимая вид блаженного дурачка. Он ведь прав... в который уже раз.
   Силна пропала за дверью, а мы так и не решались войти, ожидая вердикта на крыльце. Но тут выбежал молодой мужчина и распахнул перед нами двери. Мужчина был примерно моего возраста, невысокий и полненький, густые каштановые волосы короткой шапкой лежали на голове. Одет он был не богато, но чисто и опрятно.
   - Добрый день, высокочтимый ирвен! - расплылся он в сахарно-медовой улыбке, расшаркиваясь. Я кивнул, проходя в дом. Теодуш, мерзко похихикивая, вошел следом. И тут же мы столкнулись с бешеным вихрем в лице Силны.
   - Дядя Адрон нам разрешил! Представляете?! - завизжала она, бросаясь мне на шею. И тут же отпрянула, краснея так, что цвет лица слился с веснушками. Я искренне порадовался доброте некоего дяди Адрона и прошел вслед за служанкой в предназначенные мне покои.
   - Простите, ирвен, но лучших комнат у нас нет, - смущенно предупредила служанка у входа в комнату. Я заверил ее, что меня устроит абсолютно любая, и прошел внутрь. Комната оказалась на редкость симпатичной. Как я понял, именно здесь до нашего вторжения ночевал хозяин этого милого дома. Мне стало интересно, имеется в наличие жена или нет.
   Передохнуть мне так и не позволили: детские кулачки робко, но настойчиво забарабанили в дверь, и мне пришлось впустить Силну. Она радостно вбежала в комнату, по-хозяйски уселась на кровать и сообщила:
   - А мы идем на скачки! Завтра! - веснушки сияли, как начищенные медяки. Ну вот, завтра мы расстанемся... - отчего-то с грустью подумал я. Кажется, теперь и я научился привязываться к людям. Это совершенно бессмысленное и вредное качество, но отчего мне так хорошо, Хогг меня подери?!
   - А вы... у вас девушка есть? - я еле сдержался, чтобы не рассмеяться, так нелепо прозвучал этот вопрос из детских уст. И с такой надеждой, что, казалось, ответь я, что оная имеется в наличии - девичье сердечко разобьется окончательно и бесповоротно.
   - Я не люблю, когда мне задают вопросы, на которые я не знаю ответа, - улыбнулся я и ласково погладил девочку по голове, убирая за ухо кудрявые волосы. Она вдруг неожиданно всхлипнула и заявила:
   - А вы красивый. Как мой брат... - я вздрогнул. Не хотелось этого сравнения, очень не хотелось...
   - Это ты его рисовала? - зачем-то спросил я. Конечно нет, рисунок слишком хорош для детской руки. Но ответ меня удивил:
   - Я. Хотите, я вас нарисую? - вдруг спросила она. И я не смог побороть искушение кивнуть. Силна тут же засуетилась, забегала по комнате, в поисках бумаги и угля. Угль нашелся на кухне, куда я пошел вслед за неугомонной девочкой в надежде поесть.
   - Ну дай мне уголек! Тебе что, жалко? - хныкала Силна, приставая к растерянной и недовольной служанке, выгребающей золу из печи. Я, улыбаясь, сел за большой стол подле хозяина и уже уплетающего в обе щеки Теодуша. Мясо нам не подали, оно и понятно - экономия. Жить в столице само по себе - роскошь, а уж жить богато... Но и фасоль под соусом была неплоха, что говорить об ароматном грибном пироге с румяной корочкой.
   - Веди себя смирно, Си, а то к родителям тебя повезут сегодня же! - прикрикнул Адрон на девочку. Та нахмурилась и язвительно и вполне резонно уточнила:
   - То есть вы хотите сделать напрасным труд высокочтимого ирвена, доставившего меня в столицу? - я, не удержавшись, прыснул, а Теодуш хрюкнул. Адрон посмотрел на нас и оглушительно захохотал, запрокидывая голову. А служанка, улыбнувшись, подала ей самый большой и черный угль, нарочито сердито бросив:
   - На вот тебе, играйся.
   Силна победно улыбнулась и побежала к себе, унося с собой уголек.
   - Очаровательная девочка! - заметил Адрон, когда Си ушла. Я согласно кивнул, с вожделением глядя на поставленную передо мной тарелку с куском пирога. С количеством определенно пожадничали - я бы съел гораздо больше.
   - А вот брат у нее был... - с тоской добавил Адрон, и я подавился куском пирога, потому что следующей фразой было ставшее уже привычным, но от этого не менее неприятным:
   - На вас похож чем-то. А вы здесь проездом? Как Эрлих вам свою дочку доверил? - вдруг подозрительно спросил хозяин. Я вздохнул, понимая, что эти вопросы весьма закономерны. И все же, не стоит забывать, что я выше по статусу, а это дает кое-какие привилегии.
   - Когда вышестоящая персона оказывает услугу, обычно ей не возражают, не находите? - лукаво заметил я, подмигивая Адрону. Тот снова расплылся в слащавой улыбке, которую я уже имел удовольствие лицезреть, когда входил в дом.
   - Простите за бестактность, высокочтимый ирвен. Просто я очень привязан к семье Силны, вот и...
   - Почему в таком случае вы не помогли им деньгами в трудную минуту? Почему Дорису пришлось умереть, чтобы Си выздоровела? - холодно поинтересовался я, ловя на себе какой-то странный взгляд Теодуша. Адрон помрачнел, и, переходя в оборонительное нападение по главному фехтовальному принципу, заявил:
   - Я копил деньги на дом в столице! Они мне дороги, но моя жизнь и моя семья...
   - Семья? Я пока что не видел ни ваших детей, ни вашей жены. Вы живете исключительно на благо себе любимому. Впрочем, это ваше дело, несмотря на свое положение, я не имею права касаться вашей частной жизни, - холодно закончил я, вытирая губы услужливо поданной служанкой салфеткой. Адрон вдруг как-то обмяк, погрустнел. Да, чувство вины его гложет, только он его прятал глубоко-глубоко, дабы не тревожило. Ну что ж, по крайней мере я могу быть уверен, что Силну он довезет домой в целости и сохранности. По крайней мере, из чувства вины.
   - Ладно, оставьте. Скажите лучше, что вы знаете о Городе? - перешел я на нежеланную, но животрепещущую тему. Адрон не стал округлять глаза и удивляться моему невежеству, а просто ответил:
   - Это наше проклятие. Да, земли плодородны и нас не трогают враги, но, сами подумайте, разве приятно, когда рядом что-то страшное и неизведанное? Я бы выехал отсюда, да не могу, привык уже к теплому климату, не хочу кости морозить, - поежился Адрон. Я вздохнул. Проклятие, благодать... Городу поклоняются и его боятся. Город как-то связан со спектрумами и источниками. И еще Хогг знает с чем. Но мне мало это знать... Я должен его увидеть. Именно увидеть!
   - Скажите, любезный, а у кого я могу узнать о Городе все? Только у самого князя? - перспектива общения с престарелым правителем меня отнюдь не воодушевляла. Но Адрон меня несказанно обрадовал:
   - Нет, князь и сам мало знает. Вам стоит поговорить с Зефирой, дочерью кормилицы юного князя. Ее мать проходила Город, но там и осталась. А Зефира, говорят, тоже туда входила. Но сейчас с ней почти невозможно встретиться - она теперь у нас невеста юного князя, важная шишка... - вздохнул с некоторым злорадством Адрон. Мол, ничего у тебя не получиться, хоть ты и ирвен. Ну-ну.
   - А на скачки эта юная эрра ходит? - осведомился я. Адрон хмуро ответил:
   - Ходит. Все они ходят. Только вы знаете, сколько стоит туда попасть? - я улыбнулся. Вот этот вопрос меня волновал очень мало.
   - Ну я же все равно поведу туда Силну, - спокойно заметил я, наслаждаясь произведенным эффектом.
  
  
   Глава 7.
   Зефира.
  
   Утром меня разбудили лучи солнца, бьющие в окна и ласково касающиеся моих щек, теплые и немного щекотные. Они играли на полузакрытых ресницах, резвясь, как маленькие котята резвятся с хвостом матери, пока она спит. Мне было удивительно хорошо и уютно, я не чувствовал ни тревоги, ни страха, ни неудобства. Я потянулся, повернул голову и увидел листок бумаги. Пришлось садиться на постели и протирать глаза. Когда глаза наконец согласились открыться, я охнул от удивления и восторга. Сказать, что рисунок был необычайно талантливым, значит не сказать ничего. Это... это было удивительно. Линии, начерченные углем, были то уверенными и сильными, то удивительно тонкими, как воздушное кружево, как паутинка. И за этими штрихами и тенями вырисовывался я. Возможно, по пропорциям и чертам было не очень похоже. Но было что-то такое... что я сразу понял, что это я. Казалось, что девочка ухватила неуловимое, выделила главное и перенесла на бумагу мою душу. И эта самая душа мне понравилась.
   - Еще бы тебе не понравилось, - самодовольно прозвенела Аена. Я улыбнулся и свесил ноги с кровати, бережно прижимая рисунок к груди. Я сохраню его, моя девочка, обязательно сохраню, - с нежностью подумал я, одеваясь.
   Силна уже беспокойно ерзала на кухонном стуле, то и дело поглядывая за окно. Теодуш восседал напротив, смакуя поданный на завтрак пышный омлет.
   - С добрым утром, ирвен, - улыбнулся Теодуш, поднимая чашку с чаем, как бокал для тоста. Я улыбнулся ему в ответ и, присаживаясь подле Си, поднял в ответном жесте свою чашку. С глухим стуком чашки сошлись, плеснулась коричневая жидкость.
   - За удачу в грядущих предприятиях! - серьезно провозгласил я, и мы с Теодушем рассмеялись, потягивая ароматный чай.
   - Мы идем? - нетерпеливо спросила Силна, вскакивая и подбегая ко мне. Я улыбнулся, разглядывая тщательно расчесанные кудряшки и украшенное цветами из сада платье.
   - Конечно, идем, красавица, - я ласково потрепал ее по голове.
   - Ирвен Виктор, а вам бы тоже не мешало привести себя в порядок, - ткнул меня локтем в бок Теодуш, намекая на мою миссию соблазнения юной княжеской невесты для попадания в замок. Ну что ж, он прав. Я встал из-за стола и пошел к зеркалу, смотреть, что можно исправить. М-да, исправлять нужно много и тщательно. Поэтому я ограничился тем, что завязал отросшие ниже плеч светлые локоны в хвостик и попросил у хозяина дома свежую накрахмаленную блузку и жабо. В целом мой вид был далек от дворцового лоска, но я не мог не отметить, что стал мужественнее и загадочнее. Некий таинственный странник непонятного происхождения с манерами аристократа... Я остался доволен.
   Вокруг небольшого поля, где должны проводиться скачки, столпилось огромное количество народа. Проталкиваясь через дам в изысканных кружевах и молодых и не очень людей в накрахмаленных рубашках, мы пробрались на наше сидение на трибуне во втором ряду. За это место я распрощался окончательно с содержимым кошелька. Но, признаться, это того стоило. Девочка села рядом с Теодушем, сразу же свесившись вперед и пожирая глазами толпу нарядных людей, пестрые флажки и само поле. Лошадей еще не вывели, и по полю расхаживали жокеи в лоснящихся костюмах. Люди еще не расселись, и место рядом со мной пустовало. Я вздохнул и по примеру моей юной спутницы тоже воззрился на поле. И меня захватило в водовороте пестрой толпы, шумящей и смеющейся, волна радостного напряжения затопила меня, и я, как маленький ребенок, глядящий на праздник, придвинулся ближе к краю. Я, так же как и мои спутники, словно вернулся в детство, увлеченной этой объединяющей радостной атмосферой, и с нетерпением ждал появления лошадей. Вот прозвучал рог, и я откинулся на спинке, выискивая глазами лошадей. И их вывели. Высокие, тонкие, такие тонкие, что, казалось, эти ноги прекрасных бегуний тоньше фарфора. Длинные искрящиеся гривы заплетены в косы, у каждой - своя особенная ленточка. Одна лошадь, ведомая под уздцы низеньким кривоногим жокеем, встала на дабы и заржала. Высокий и чистый звук ее ржания охватил трибуны, служа началом соревнований. Зрители отозвались бурными аплодисментами и вскриками, и я последовал их примеру, ловя на себе немного насмешливые взгляды Теодуша, словно он говорил: "И ты умеешь искренне радоваться, больше не проведешь меня своей маской безразличия!". Я повернулся к Теодушу, чтобы сказать ему что-нибудь язвительное и замер. Место рядом со мной больше не пустовало. Я и не заметил, когда она пришла... Честно говоря, не ожидал увидеть здесь кого-то. Да еще и такое чудо.
   Девушка понравилась мне сразу. Полная противоположность Жанны, но и с Силной ее объединяли только живость и искренность. Нежная, утонченная, живая, с любовью в глазах. И сразу становилось обидно, что эта преданная и искренняя любовь предназначается не тебе. В данный момент, эта любовь была обращена к лошадям. Двадцатилетняя прелестница смотрела на прекрасных лошадей примерно как моя маленькая спутница. Широко раскрытыми глазами, полными детского восторга. Тоненькие пальчики впились в бортик, она вся подалась вперед в сплошном порыве, словно пытаясь улететь туда, к лошадям, помчаться с ними... Я невольно поймал себя на том, что уже несколько минут смотрю исключительно на девушку, абсолютно забыв про то, что происходит на арене. И тут же повернулся к лошадям, боясь, как бы она не обернулась. Лошади уже начали первый круг, из-под легких копыт летели комья земли, а зрители, сделавшие ставки и просто заинтересованные, возбужденно кричали. Силна возле меня оглушительно орала, поддерживая некую Аену... Аену?! Я снова перевел взгляд на девушку, и вдруг она посмотрела на меня в упор. Лицо осветилось приветливой улыбкой, а в глазах, горящих от радости, сверкнуло любопытство.
   - Простите, прекрасная эрра, вы не могли бы мне подсказать, что означает слово "Аена"? Я просто слышал, что так зовут одну из лошадей, - учтиво наклонив голову, поинтересовался я. Девушка задумчиво наморщила лобик, видимо, вспоминая, а потом ответила:
   - Душа, если не ошибаюсь, - голос прозвенел, как горный хрусталь, как ручеек в пустыне, как мелодия в невыносимой тишине... И я подался к его прекрасной обладательнице, понимая, что это неприлично, и в то же время чувствуя, что не могу иначе.
   - Спасибо, эрра. Вы даже не представляете, какую услугу мне оказали, - учтиво поблагодарил я, разглядывая изгиб высоких бровей, тонкую шею, светлые пшеничные волосы. Значит, душа. Вот кто ты мне. А я думал, что совсем сошел с ума. А получается, что Аена - моя связь с... вот только с чем?!
   Меня отвлек шум на поле. Шла финишная прямая. Хрупкая лошадка серебристого цвета с шелковой молочно-белой гривой, в которую была вплетена такая же белоснежная лента, пыталась догнать большую и черную, несущуюся вперед, как черный вихрь. Другие лошади безнадежно отстали, и теперь обе красавицы соревновались за победу. И я с удивлением понял, что всей душой болею за белую ленту. Сердце трепетало, как пойманная птица, и я чуть ли не вторил воплям Силны: "Давай, Аеночка, давай!". Когда черная вырвалась вперед, мое сердце глухо стукнуло, я сжал кулак и чуть не застонал. Но уже у самого финиша Аена неожиданно сделала рывок и прибежала первой. Трибуны взорвались, и Силна с визгом подскочила вверх, как мячик. Я чувствовал, что и сам готов подпрыгнуть от радости, и обернулся к своей соседке. Девушка сияла, прерывисто дыша и аплодируя. Поймав на себе мой взгляд, она счастливо рассмеялась и обратилась ко мне, склонив очаровательную головку на бок:
   - А вы ставок не делали, - утвердительно сказала она. Я удивленно приподнял брови: и правда, не делал.
   - Как вы догадались, эрра? - спросил я, заинтересованно ожидая ответа. Девушка мелодично рассмеялась:
   - Вы не очень-то болеете. И к тому же... у вас такое выражение лица...
   - Какое? - спросил я, улыбаясь.
   - Одухотворенное. С такими лицами не думают о деньгах. Вы как будто провели аналогию с этой лошадью, ну не знаю... - смутилась девушка, опуская сияющий взор. Я перестал улыбаться, задумчиво изучая каждую черточку лица своей собеседницы. Каким образом она смогла прочитать то, что до сих пор никто не мог увидеть? Кроме, разве что, Теодуша. Я глянул на него: он переводил свой преданный взгляд с меня на юную красавицу. Что ж, я его понимаю. Как бы я хотел прижать к своей груди ее словно фарфоровую головку, обрамленную пушистым облаком волос. И вдруг, любуясь изящной посадкой ее головы, я заглянул в прозрачные озера глаз... там была не только любовь. Там было и что-то еще, нездешнее, прекрасное и пугающее.
   - Вы удивительно проницательны, эрра. Возможно, вы знаете ответ на очень важный для меня вопрос. Что вы можете сказать о Живом Городе? А то я чувствую себя необразованным невеждой, - бросился я с места в карьер. И по тому, как изменилась в лице прекрасная незнакомка, я понял, что обратился к кому надо.
   - Живой Город... Город, где зародилась жизнь, да? - мечтательно вставил поэт, глядя то на меня, то на девушку. Девушка широко распахнула глаза, недоумение сменилось догадкой.
   - Нет, это город, который живет... Хотя... Ты прав! Как же я не догадалась... Первородный Город...
   Первородный Город... Так вот что такое этот загадочный Город. Что ж, это интересно. Это может приблизить меня к мечте и к решению многих загадок. Для начала надо узнать побольше, при этом не подавая виду, что для меня это важно. Так, интерес, любопытство и, пожалуй, немного вожделения на лице.
   - Эрра, как заманчиво... Меня вот направили с миссией в ваше княжество, ничего толком не объяснив. Может, вы мне объясните, невежде, что к чему? Эрра?.. - видимо, я переборщил с вожделением. Взгляд девушки, в котором отражались малейшие колебания настроений, наполнился разочарованием и даже презрением. Я мигом убрал руку с руки девушки и пошлую ухмылку. Да, переборщил. Привык общаться с беспринципными женщинами!
   - Послушайте, когда я вас увидела, то подумала, что вы порядочный человек, а вы... - она явно злилась. Даже Теодуш посмотрел на меня с нескрываемой неприязнью. Одна Силна не смотрела обвиняющее - она была поглощена вторым этапом скачек. На ее лице светился восторг, она словно находилась не здесь а на поле, среди лошадей, словно она сама неслась вперед, к своей цели.
   - Хватит лгать, малыш! Или, по крайней мере, смени набор масок. Ты больше не придворный льстец. Ты - предводитель. Я знаю, что ты не такой... Так найди подходящую маску. И не ошибись, малыш...
   - Эрра, простите... Я неудачно пошутил. Поймите меня тоже, я прибыл сюда из самого Центрального Княжества, по пути мило побеседовал с руберами, заполучил врага и чуть не погиб. А тут все это... Согласитесь, сложно оставаться спокойным... - вроде помогло. По крайней мере, в глазах появилось прежнее доброжелательное выражение. Как ни странно, на фразу о чертях она даже не обратила внимание. Создавалось впечатление, что это для нее дело обычное.
   - Хорошо. Раз уж вы пришли... Вы должны знать! Про Город... Хотя... Наш князь с причудами. Он считает Город знаком династии, ведь по легенде только князь в девятом поколении после Артируса сможет его пройти, чтобы получить силы, с помощью которых изменит мир. А ведь его значение несоизмеримо больше. Я знаю, что говорю. Я была там, - произнесла она, заглянув по очереди в глаза Теодуша и мои. Я вздрогнул, еще не понимая, насколько это важно, но уже чувствуя дыхание чего-то великого и необъятного.
   - А как ваше имя, прекрасная? - прошептал с придыханием Теодуш, глядя на девушку. Я хотел было рассмеяться, но тут же столкнулся с укоризненным взглядом девушки. Что ж... Аена, ты права. Я еще не изменился. Все такой же циничный негодяй...
   - Зефира, - Теодуш расплылся в счастливой улыбке, такой счастливой, что меня опять потянуло смеяться, но я сдержался. Я же предводитель... Да, Аена, я не забыл.
   - Я дочь кормилицы княжеского сына Зака, которая пробовала пройти начало города вместо него... Но князь ничего не понимает, поэтому моей матери пришлось отправиться туда...- неразборчиво выпалила Фи, а я наконец понял, с кем меня столкнула судьба. Да ведь это та самая девушка, которую я намеревался найти! Небывалое везение!
   - Ух ты! Ирвен, вы ведь искали утопию... - Теодуш ткнул меня локтем в бок, лукаво подмигивая. Он тоже понял, с кем мы встретились. А я замер, толком еще не понимая... Живой Город... Похоже, царь и сам не знал подробностей, и Пераль, и Симеон... Они испугались и решили, что лучшего способа сгубить ненавистного им ирвена - нет.
   - Ой, вы ведь должны доложить о своем прибытии князю, да? А почему вы до сих пор к нему не пошли? Потеряли бумаги? - вдруг обеспокоено выпалила девушка, заглядывая мне в лицо своими прекрасными сочувствующими глазами. Я просиял, понимая, что лучшего случая и придумать невозможно, и быстро ответил:
   - Да, это прискорбная история, вместе с бумагами я лишился своего отряда в жуткий буран. Только верный Теодуш со мной, - я кивнул в сторону расплывшегося в улыбке Теодуша.
   - Я поэт, прекрасная, и могу сочинить о вас стихи, - сообщил он. Девушка хихикнула и ответила:
   - Спасибо огромное, но как-нибудь потом. Надеюсь, мы еще много пообщаемся. В замке, - и она неожиданно подмигнула. Я, не удержавшись, наклонился и поцеловал ее ручку.
   - Мое имя ирвен Виктор, прекрасная эрра. Я премного благодарен вам, - вежливо сказал я, глядя в ее чистые светлые глаза, напомнившие мне весеннее небо, хрустально-безоблачное и свежее.
   - Сразу после скачек идем к князю, - безапелляционно заявила она, улыбаясь. Я обернулся к Силне. Девочка заметила, что я разговариваю с незнакомкой, и теперь смотрела на нас. Увидев мой взгляд, она резко отвернулась, покраснев. Губки зло надуты, ни дать ни взять. Обиженный ребенок. Глупышка!
   - Простите, эрра, мне жаль, что я доставляю вам неудобства, но мне необходимо отвести это юное создание к родственнику, - и я кивнул на Силну. Зефира улыбнулась Силне, а та, как только Зефира отвернулась, скорчила рожицу. Я чуть не рассмеялся. Вот ведь маленькая нахалка!
   - Какая очаровательная девочка! Ваша родственница? - недоверчиво поинтересовалась Зефира.
   - К сожалению, нет. Она дочь моего лучшего друга, - соврал я. Зефира вздохнула:
   - Что ж, тогда встретимся у дворцовых ворот через два часа. Вы сможете? К тому же, я надеюсь, что вы перестанете утомлять вашего, по всей видимости, небогатого друга, и переедете во дворец, - подмигнула она. Я обещал непременно быть, и тут же вместе с толпой поднялся выходить - скачки закончились. Зефира тут же потерялась в толпе, унесенная потоком возбужденно обсуждающих скачки людей. Я взял Силну за руку, чтобы не потерялась, и мы с Теодушем пошли протискиваться сквозь толпу. Наконец мы оказались довольно далеко от поля, и я отпустил Силну. Она тут же отодвинулась от меня, гневно вздернув подбородок. Из глаз готовы были брызнуть злые слезы. Я огорчился, по-настоящему огорчился. Хотел ведь подарить ребенку праздник, а вышло...
   - Что тебя расстроило, Си? - ласково спросил я, заглядывая в полные дрожащих капелек глаза. Ответом мне послужил громкий всхлип и тишина. Потом еще один всхлип. И по щекам побежали прозрачные ручейки. Я терпеливо набрал полную грудь воздуха, увернулся от укоризненного и немного ехидного взгляда Теодуша, и произнес:
   - Пойми, глупышка, ты всегда будешь мне дорога. Хочешь докажу это? - она недоверчиво покосилась на меня, в покрасневших глазах дрожали слезинки. До чего смешная... Я достал из-за пазухи аккуратный конвертик. Открыл его и жестом фокусника вынул оттуда сложенный вчетверо рисунок.
   - Я буду всегда носить его с собой. И думать о тебе, Си. Я не оставлю его, как твой брат, не бойся. И не оставлю тебя. До самой смерти я буду с тобой, даже если я буду далеко и даже если я умру. Обещаю, глупышка... - меня стиснули в крепких объятиях, намочив рубашку слезами. И по-детски упрямо ответили:
   - Ты не умрешь, понятно?! - резко переходя на ты, заявила она. И громко шмыгнула носом.
   ***
   Мы с Теодушем подошли к дворцовой ограде точно в назначенное время. Я чувствовал себя неуютно после разговора с Силной. Когда мы прощались, она не плакала, но я знал, что она чувствует себя брошенной во второй раз. Первый раз ее бросил брат, теперь - я. Я обещал не умирать, но где гарантия, что я сдержу обещание лучше, чем Дорис?
   - Вы пришли, - радостно констатировала Зефира. Я поклонился ей, чувствуя, как под лучистым взглядом тают все огорчения и сомнения.
   - Это ведь нужно мне, не вам, эрра. Я всего лишь корыстно пользуюсь предоставленным гостеприимством.
   - Как вы плохо о себе думаете! Ах да, я же обещала вам рассказать, - спохватилась Зефира. Рассказ она начала сразу же, и мы с Теодушем, поглощенные новой информацией, шли, не замечая красоты вокруг нас.
   Так вот. Рассказала она нам многое. Про своего возлюбленного Зака, который по глупой легенде предков, созданной великим князем Артирусом, который основал Девятое Княжество, отделившись от всего Аркуса, должен пройти Город. Говорят, что Артирус был последним спектрумом, который использовал силу. Это были ужасные времена, потому что спектрумам пришлось жить в лесах и пустынях, чтобы не пересекаться с людьми - их магия была опасна для людей. Артирус заключил договор с Первородцами, и те заперли силу в источниках. И вот девятый князь Зак в день своего совершеннолетия должен пройти насквозь Живой Город, и тогда что-то произойдет. Что именно, не знает никто. Только Пелагея, кормилица Зака, приняла эту ношу на себя. Она подозревает, что Живой Город хранит в себе тайну создания мира и смысла жизни. Что ж... Это поможет мне. Главное опередить Жанну. Если силы зарождаются в этом городе, то Жанну нельзя туда впускать. А я... Я не достоин этого. Может, еще меньше, чем Зак.
   - А что с князем? И еще вопрос - правда, что все спектрумы приходят в Девятое Княжество? - попытался я выяснить этот волнующий меня вопрос. Зефира посмотрела на меня чистыми родниковыми глазами. Глядя в них, я поверил, что у нее есть крылья. Только их не видно... Я даже вообразил себе эти белоснежные крылья, чистые, как звуки музыки. Мир вокруг был таким же - нетронутым, теплым, чарующим... Пахло клевером, согретой солнцем травой, безмятежностью и летом. Даже голова закружилась от обилия ароматов, тепла и спокойствия. И опять на глаза начали наворачиваться слезы, как тогда, в далекий зимний день, в ванной. Казалось, стоит только оттолкнуться ногами от шелковистой травы, и я взлечу в чистое небо.
   - Да, причем все они владеют силой. Даже одна яшинто пришла. Ирвен? Вы меня слышите?
   Я опять и слышал, и не слышал. Вспомнились дворцовые низкие своды... Здесь я свободен. Ото лжи. Я могу быть тем, кем хочу быть, могу мечтать, могу говорить правду. Только ведь правда - тоже ложь. Она у каждого своя...
   Здесь. Теодуш, спасибо! Правда, спасибо. За то, что пошел за мной. Помнишь, я говорил тебе о смерти? Ты - первый человек, которому я не лгал. Но скоро таких станет много. Отныне я не собираюсь больше лгать! Все эти мысли мешались в моей голове, эмоции лавиной захлестнули меня, я чувствовал, как что-то огромное и прекрасное поднимается во мне... И вдруг, неожиданно для самого себя произнес:
   - Зефира, а я могу войти в этот Город? - и Теодуш, и Зефира смотрели на меня удивленно. Даже Аена, казалось, была удивлена моему решению. Но ведь это, пожалуй, мой единственный верный шаг на пути к мечте. Ты ведь этого хотела, Аена?
   - Не боишься, малыш? - по ее голосу я понял, что моя придирчивая вечная спутница наконец-то довольна.
   - Есть немного, - честно признался я.
   - Все запутано, согласен?
   - Да... Ясно одно - это правильный ход. Почему-то правильный. И ты ведь не поспоришь...
   - Конечно нет, малыш... Главное - не заиграйся.
   - Эй, ты на что намекаешь?! - ответом мне послужило неслышное хихиканье. И как это, спрашивается, понимать?
   - Вы сумасшедший? - я ощутил мурашки на спине от восхищения в ее голосе. Теодуш тоже подошел ко мне и вдруг молча обнял меня. Я крякнул, боясь быть раздавленным. Неожиданно на глаза все-таки выступили слезы благодарности. Я похлопал Теодуша по плечу. Я начинаю жить! Слышишь, Аена?! У меня есть настоящий друг....
   - И настоящая любовь... - я чуть не поперхнулся. И это моя Аена говорит?!
   - Ну уж нет! Никакой любви!
   Я покосился на Фи. И опять эти манящие глаза... И не только глаза. Но все остальное мне знакомо. Знакома похоть, знакома страсть... А вот этот взгляд и те чувства, которые он вызывает - нет.
   - Вы и правда сумасшедший какой-то... Какой Город? Это очень страшно, я никому не пожелала бы такого! Тем более пройти его и остаться живым, может только девятый князь, князь, в жилах которого течет кровь Артируса. А вы не придумывайте ерунду, лучше расскажите о себе. Скоро придем, отдохнете... - заботливо и ошарашено лепетала девушка, касаясь моего плеча своей невесомой рукой. Я благодарно улыбнулся ей, не решаясь заявлять о твердости своего намерения. Еще не время...
   Мы пришли. Главная башня замка возвышалась прямо над нами, высокая и таинственная. А совсем рядом, буквально в двух шагах - туманная пелена. От одного вида этой пелены я ощутил суеверный страх. Оттуда веяло чем-то влажным и древним, неизмеримо древним... И вдруг пелена раздвинулась, обнажив дверь с поросшим на ней мхом, с вставленными в дорогое дерево драгоценными камнями... Я неосознанно коснулся ее рукой, чувствуя Зов. Рука ощутила пульсацию, от которой голова пошла кругом... "Тогда мы не ошиблись в тебе, ирвен. Ты - наш предводитель..."
   - Нет! - закричал я, отдергивая руку и бешеными глазами озираясь вокруг. Теодуш схватил меня за рукав. Меня била дрожь. Та боль, которую я испытал, глядя в черные провалы глаз рубера, вернулась вновь. Там, за дверью... Там есть ответ на все вопросы. Зачем мы живем, и что бывает после смерти. И еще на один вопрос, ответ на который я еще не готов узнать - кто я есть...
   - Что с вами, ирвен? - Теодуш поддерживал меня. Я понял, что отчего-то ослаб, тело не слушалось меня. Нет, так не пойдет! Мне ведь еще проходить Город...
   - Все в порядке. Мы сейчас идем во дворец, да? - я выпрямился, сжав рукоять меча. Рукоять отчего-то оказалась горячей. Фи смотрела на меня странным взглядом, в котором было и восхищение, и сочувствие, и страх. Теодуш приблизился ко мне и прошептал:
   - Вы видели его, ирвен? Сможете? - я обещал не лгать...
   - Нет. Не пройду... - глаза Теодуша наполнились слезами, смешное, похожее на щенячье, личико с большим носом сморщилось. Я не испытал жалости, но понял, что должен что-то сказать.
   - Не расстраивайся, поэт... Ты можешь сочинить обо мне поэму, - я лукавил. Поэму от Теодуша я бы не хотел услышать ни за что. Его способности как поэта прорезывались в исключительных случаях...
   - Ну мы идем? - прервала наш диалог Фи. Хорошо, что прервала...
  
   Глава 8.
   Девятое Княжество.
  
  
   Во дворце оказалось прохладно и немного пахло лавандой. Изнутри замок был замечательно устроен - высокие своды, удобные лестницы без излишнего пафоса, большие окна. Нам с Теодушем отвели большую комнату с видом на Живой Город и двумя широкими постелями. Я люблю роскошь, хотя могу обойтись и без нее. Поэтому шелковое белье оказалось как нельзя кстати. Я разделся, лег на кровать, нежась в шелковой прохладе...
   Когда я проснулся, за окном смеркалось. Закат разгорался постепенно, полыхая радужными цветами. Опять ассоциации с художником... Вот бы взять гигантский холст и нарисовать свою жизнь... Нежными, пастельными красками, теплыми и светлыми, от которых к горлу поднимается ком, и слезы счастья выступают на глаза... И вдохнуть аромат ее волос... Они пахнут спелой пшеницей...
   В дверь робко постучали. Я крикнул, чтобы входили, и только когда в покои вошла хрупкая служаночка, понял, что предстал перед ней нагишом. Девушка порозовела от смущения, теребя прозрачными пальчиками передник, и, стараясь не смотреть на меня, объявила:
   - Ирвен Виктор, Вам что-нибудь угодно? - я быстро завернулся в простыню, еле сдерживая неожиданно подступивший смех. Мне было хорошо, впервые за долгое время.
   - Можно вина и перекусить чего-нибудь? - осведомился я, глядя на пунцовую от смущения девушку, искоса поглядывающую на мой обнаженный торс.
   - Если Вам угодно, приходите прямо сейчас в большую залу на обед. Юный князь велел это передать, хотя сам присутствовать не может, - тихо закончила она, прямо-таки багровея от стыда и смущения. Вдруг она прыснула, испуганно округлила глаза от собственной несдержанности и выбежала за дверь. Я, не выдержав, звонко расхохотался.
   - Вы чего, ирвен? - удивленно поинтересовался вошедший в комнату Теодуш. Он был только что из ванной комнаты, которая весьма предусмотрительно располагалась прямо за перегородкой. Его рыхлое полное тело было обернуло полотенцем, а лицо сияло счастьем. Я невольно захохотал еще громче и не мог успокоиться. Теодуш только плечами пожимал, слушая доносящийся из ванной гомерический хохот. Ванна здесь была не чета нашим - просто деревянное корыто, бочка с водой и кувшин. Я быстро вымылся и вышел к Теодушу. Тот уже стоял полностью одетый и улыбался.
   - Знаете, ирвен, а я хочу сочинить оду этой девушке. Она похожа на ангела, вы согласны? - спросил Теодуш, хитро подмигивая. Возможно, это подмигивание мне почудилось, но я надеялся, что все не настолько запущено. Быстро одевшись, я вышел из покоев вслед за Теодушем, на ходу отвечая:
   - Девушка как девушка... Красивая, - с видом истинного ценителя женщин заявил я. Теодуш хихикнул, а я схватился за щеки - кровь прилила к самой коже.
  
   Обеденная зала была огромной и просторной. Высокие окна, в которые потоками лился свет закатного солнца, свечи в изящных канделябрах. Посредине залы стоял накрытый стол, а менестрель искусно играл на волынке и пел высоким чистым голосом. Мелодия завораживала и очаровывала. Нарядные люди в красивых легких костюмах щебетали, смеялись, кто-то кружился в медленном танце... Я замер от восхищения - тут все было настоящим и искренним, никто не врал, все относились дружелюбно...
   - Замечтались, Виктор? - я вздрогнул, почувствовав, как невесомая рука подхватила меня под локоть. Зефиру я узнал не сразу - светлые волосы убраны в высокую прическу, легкое белое платье свободно ниспадает до пола, открывая вздернутые плечики. А в глазах все так же светился мягкий теплый свет.
   - Есть немного, - признал я, кивая. Обстановка была слишком уж красивой и непривычной. Мягкий свет свечей отражался в моих глазах, а аромат, исходящий от стола в центре, кружил голову.
   - Вы же голодный, как волк! Что же вы себя мучаете?! - всплеснула руками Зефира, буквально таща меня к столу. В который раз я изумился отсутствию суверенитета между простыми людьми и власть имущими. У нас, чтобы попасть на такой прием, девушке надо было спать со всеми, причем в этом случае ее бы как шлюху и уважали, а Зефиру принимали, судя по всему, чуть ли не как родную дочь князя.
   - Зефира, а где сам князь и его сын? - шепнул я ей на ухо, когда мы садились к столу. Теодуш, за которого я сначала боялся, уже кружился в танце с какой-то эррой, что-то ей нашептывая и сияя. Эрра, судя по расплывшейся улыбке, отнюдь не брезговала такой компанией. Я в который раз удивился про себя неожиданным качествам своего нового друга и набросился на еду. Нежная индейка таяла во рту, а вино оказалось просто отменным. Я проглотил очередной кусочек индейки, понимая, что, заглатывая пищу, выгляжу некультурно.
   - Князь в тяжелом состоянии, боюсь, он помешался... А Зак готовится к прохождению Города. Скоро ему придется его пройти, а он еще нетренированный... А вот вы, ирвен, наверняка хороший воин, раз приехали к нам из Центрального Княжества... У вас там хорошо, да? - наивно спросила девушка, заглядывая мне в глаза. Я горько усмехнулся, восхищаясь блеском ее чистых красивых глаз и пением менестреля. К менестрелю присоединились дворцовые музыканты, мелодия слилась в дивную песнь красоты. Тени от свечей колебались на стенах, за окном погасли последние лучи солнца, а народ выходил из-за стола, пополняя ряды танцующих. Зефира мягко улыбалась, легкая и воздушная. Я видел, как ей хотелось присоединиться к этим парам, закружиться в волшебном танце, но бросить знатного гостя она не могла. Я решил ей помочь.
   - Эрра, пойдемте танцевать, ни к чему нам говорить о политике. Давайте лучше расслабимся, лично я устал от всего этого, - хитро улыбнулся я, вставая из-за стола. Девушка благодарно посмотрела на меня, глаза сияли от предвкушения танцев.
   - Знаете, а я первый раз танцую за обедом... Я обычно на них не ходила, меня не пускали точнее. А сейчас, когда я невеста Зака... Вот только он занят, - грустно добавила она, но тут же снова просияла - я увлек ее в танце. Мы медленно кружились в такт чарующей музыке, подол ее легкого платья взлетал вверх, открывая атласные туфельки и изящные щиколотки. Зефира обладала врожденным чувством ритма, она легко двигалась в такт музыки. Мелодия ускорялась, мы закружились в вихре танца, едва успевая менять пируэты, повороты и отсчитывать шаги. Мне показалось, что у нас выросли крылья, одни на двоих, так легко и приятно было танцевать. Обычно я во время танца скучал, размышлял о чем-то своем, а сейчас все вокруг остановилось, все проблемы и сложнейшие задачи, я видел только одухотворенное личико партнерши и другие пары, кружащиеся в танце...
   Когда музыка смолкла, мы, запыхавшись, остановились. Зефира рассмеялась, придерживаясь за мой локоть. Глаза горели.
   - Ирвен Виктор, вы потрясающий танцор! - воскликнула она, восхищенно глядя на меня. Я улыбнулся, не самодовольно даже, а просто радостно. Я чувствовал легкость и свободу.
   - Я вообще потрясающий, а вы сомневались? - смеясь, заявил я. Зефира звонко засмеялась, поправляя выбившиеся из прически светлые пряди волос. Музыка заиграла снова, начинался менуэт, длинный и пышный танец. Я прекрасно помнил все движения, хотя никогда не любил их. Убраться с танцевальной части залы мы не успевали, поэтому я отошел на несколько шагов, сделав традиционный поклон. Зефира легко склонила голову и присела в реверансе. Я сделал шаг навстречу, улыбаясь партнерше. Зефира кокетливо подала руку... Фигура сменялась за фигурой, а я не считал шагов и не следил за музыкой. Все перестало существовать кроме волшебства танца. Впервые я открыл для себя, что танцы - не скучная обязанность, а удовольствие. Мы сходились и расходились, кланялись и кружились, а вокруг мелькали сияющие лица. Я радостно рассмеялся, покрепче перехватывая руку партнерши. Зефира тоже сияла, для нее все вокруг было настоящей сказкой, волшебной и трепетной, первым откровением юной души.
   Музыка смолкла, оборвавшись на высокой ноте. Пары остановились, аплодируя музыкантам и друг другу. Мы с Зефирой присоединились ко всем.
   - Это было просто волшебно, - переводя дыхание и прерывисто дыша после танцев, воскликнула девушка. Я молча кивнул. Надо же так, попасть из ада в сказку!
   - Вы спрашивали, хорошо ли у нас? Нет, у нас намного хуже. У нас сплошная ложь и интриги. Интриги во дворце, в спальне и в деревнях. А тут как бальзам на душу... - улыбнувшись, добавил я. Мы присели за стол, я налил себе и эрре немного вина, отпил глоточек. Вино пьянило, а, впрочем, может и не вино.
   - Зато у вас нет этого ужасного Города! Мы живем в страхе потерять все это, - и она рукой обвела залу, как бы показывая это самое "все". Я почувствовал, как что-то екнуло в груди. Мне ведь предстоит еще решить что-то с Городом...
   - Эрра, вы так и не спросили о моей миссии. А она заключается в том, чтобы помочь Заку пройти Город. За этим меня и послали... - неожиданно выпалил я. Кровь бешено застучала в висках, но я улыбался. Не хотелось все это терять, но раз решил... К тому же, это мой единственный шанс...
   - То есть... вы должны оберегать его, а потом умереть? Это жестоко! Царь отправил вас на верную смерть! - я не ожидал такой бурной реакции. Зефира побледнела, голос звучал испуганно, она даже вцепилась в рукав моего камзола. Я успокаивающе коснулся ее плеча и мягким голосом ответил:
   - Не бойтесь, я сам это решил. Так будет лучше. Давайте не будем о грустном, хорошо? - улыбнулся я, поправляя выбившуюся из прически Зефиры прядь.
   - Жалко терять только что приобретенного друга, хотя это эгоистично, - жалобно улыбнулась она. Я рассмеялся:
   - Вы чересчур доверчивы. Мы же только что познакомились, а я уже успел занять место в вашем сердце. Это нелепо, - заметил я, разглядывая узоры на скатерти. Вышитые искусными мастерицами, они радовали глаз, паутина кружев завораживала, как и все княжество.
   - Да, это нелепо, - только и ответила Зефира, грустно улыбаясь. - И все же я как-то к вам привязалась. Вы не должны... идти, - дрогнувшим голосом закончила девушка. Она явно хотела сказать "умирать", но не решилась. Странно это как-то. Кто я ей? Случайный прохожий, первый встречный...
   - А когда я смогу встретиться с князем? - поспешил я перевести разговор на более безопасную тему. Зефира укоризненно глянула на меня, но все же ответила:
   - Завтра утром. Только не со старым князем, а с юным княжичем. Князь... в общем, худшие опасения оправдались. Он сошел с ума. Вообще, все так страшно... Назревает что-то ужасное... И вы не должны.. - я ласково накрыл ее руку своей и улыбнулся, наклоняясь к самому ее испуганному лицу:
   - Не волнуйтесь, все будет хорошо. А пока не стоит вам мучиться, посмотрите, как замечательно вокруг! Я бы предпочел провести это время с вами, изучая ваше удивительное княжество, - Зефира выдавила улыбку и встала из-за стола. Я тоже встал, выискивая глазами Теодуша и подавая своей очаровательной спутнице руку, согнутую в локте. Ее невесомая ручка оперлась о меня, и я замер от удивительного чувства, словно я проваливаюсь куда-то, теряя ориентиры...
   - Завтра я покажу вам нашу центральную площадь и летний сад. Вам понравится, я уверена! На площади много-много самого разного народу, запахов, красок... Как будто попадаешь из одного мира в другой, следуешь за этой пестрой толпой и растворяешься в ней... И там очень много талантливых музыкантов, правда! Дворцовые менестрели порой не сравнятся с ними... - мечтательно рассказывала Зефира. Ее лицо озарялось внутренним светом, а в глазах отражались нарисованные ею образы. И я понял, что буквально жажду увидеть эту площадь.
   - О эрра, вы прекрасны, как лепесток тех красных роз,
   Как лето страстны и опасны
   Подобно яду трупных вод...
   Глаза - как будто два алмаза,
   Они пронзают темноту.
   Слова - они острей кинжала,
   Так возбуждают, не могу... - сии гениальные речи раздались за моей спиной. Я прыснул в кулак и развернулся, узнав голос. Зефира тоже тихонько хихикала, уткнувшись в мое плечо. Что самое интересное, девушка, которой наш великий Теодуш посвятил свои шедевральные стихи, восторженно слушала его, склонив голову к плечу и приоткрыв рот от восторга. Грузный Теодуш вдруг рухнул на одно колено и поцеловал ей руку. Выглядело это удивительно комично, но девушка зарделась аки маков цвет и захлопала в ладоши. Теодуш, цеплявшийся за ее руку, пошатнулся и рухнул на пол, схватившись за талию несчастной красавицы. Она упала сверху, оказавшись в его объятиях. Как они разбирались дальше, я не увидел, задыхающаяся от душившего ее смеха Зефира потащила меня прочь из залы. Нам вслед доносились оправдания Теодуша и возмущенные восклицания девицы.
   Мы с Зефирой стояли в коридоре замка, весело смеясь. Дворцовые своды здесь были высокими, а вместо факелов горели свечи в красивых канделябрах. И я чувствовал себя счастливым и свободным...
   На прощание я поцеловал ей руку, легко коснувшись нежной кожи губами. Зефира слегка покраснела и робко спросила:
   - Вы ведь пошутили насчет Города? - я только грустно улыбнулся, в который раз ставшим уже привычным жестом поправил локон Зефиры, сползший ей на лицо.
   - Значит нет... Да не пущу я вас! Вы глупый и эгоистичный, вот! - выпалила она, смешно сжимая кулачки.
   - Спокойной ночи...
   - Ага, засну я прямо! - недовольно выпалила она. Смешная, как маленькая девочка, в этот момент она напомнила мне Силну...
   Я опять грустно улыбнулся и, тихо притворив за собой дверь, скрылся у себя в покоях. Что-то мне и самому эта идея начинала нравиться все меньше...
  
  
   Глава 9.
   Юный князь.
  
   На утро меня разбудили слуги. Нехотя встав с постели и вылив на лицо воду, принесенную слугами в золотом тазу, я влез в чистую рубашку и штаны. Волосы тоже пришлось вымыть и уложить мягкими волнами. Увидев себя в зеркале, я пришел в ужас от проявившейся щетины и тут же потребовал услуги цирюльника. После процедуры бритья я остался доволен собой. В зеркало на меня смотрел одухотворенный, немного уставший и, безусловно, красивый мужчина. Что ж, в таком виде можно и на верную смерть. Но я все же предпочитаю пожить.
   Теодуша тоже побрили и переодели, теперь и он выглядел если не красавцем, то уж во всяком случае, не походил больше на сумасшедшего бродягу. Ночевать он, кстати говоря, не пришел. Вернулся только под утро, что наводило на определенные мысли. Я пытался приставать к нему с расспросами насчет вчерашнего, но он краснел и уклончиво отвечал, что "любовные дела это дело сугубо личное". Я еще немного помучился, но вскоре отстал. Все равно Теодуш молчал, как верный солдат, пойманный врагом.
   Слуги попались неразговорчивые, прямо как и Теодуш, когда дело касалось его любовных похождений. Выполнив все наши требования, они сообщили, что нас ждет Зак, и скрылись. Пока я негодовал, где мы должны искать этого Зака, Теодуш восхищался видом из окон, постелью, слугами и едой. Меня это начало изрядно раздражать. Меня сейчас многое раздражало. Взяв друга за рукав, я потащил его прочь из покоев. Найти Зака оказалось не так уж и трудно. Видимо, чувство направления у меня врожденное. Мы пару раз повернули, и вскоре вышли к небольшой зале. На кресле с высокой спинкой восседал невысокий кудрявый юноша с удивительно смазливым лицом. Таким смазливым, что начинало тошнить, а в глазах столько самолюбования, что я рядом с ним выглядел самоотверженным аскетом. Я сразу испытал к нему острейшую антипатию.
   - О, ирвен, а я вас жду! Что так долго? - меня передернуло. Юноша сидел, положив ногу на ногу, в небрежной позе и лениво разглядывал узоры на потолке. Возле него стояла Зефира, облокотившись о спинку трона, и что-то шептала ему, кивая на нас. Зак смотрел на нее с нежностью, это было единственное его положительное качество. Впрочем, меня и это раздражало. Теодуш с тревогой посмотрел на меня. А я на миг задумался... Это моя судьба - преклоняться перед теми, кто глупее и ничтожнее меня, и распоряжаться жизнями тех, кто в сто раз лучше меня...
   - Простите за задержку, Ваше Высочество. Я, ничтожнейший из существующих, - не смог найти вас, хотя вы источаете величие, которое освещает путь... - кто-то за спиной Зака хихикнул. Зефира гневно взглянула на меня, а Зак так и не уловил иронии. Я виновато подмигнул Зефире, как бы говоря, что вступаю в дискуссию с Заком только потому, что она его любит. А Зак между тем недовольно осмотрелся вокруг, злясь на смех. Теодуш улыбался во весь рот. Как всегда, искренне и бесхитростно.
   - Ваше Высочество, разрешите посвятить вам поэму? Я странствующий поэт! Слушайте:
   Вы прекрасны, как звезда во мраке,
   Ваша мудрость - как мечта.
   Ваша смелость путь нам освещает,
   Ну а ваши глаза...
   О, утонуть в них навсегда...
   Я стоял с каменным лицом и натянутой вежливой улыбкой, а половина залы уже покатывались со смеху. Я-то знал, что Теодуш говорит искренне и не хочет обидеть Зака, но ни Зефира, ни Зак этого не знали. Зефира гневно вскочила, а Зак заорал, теряя дутое величие:
   - Уберите этих клоунов! Мне шуты не нужны! Фи, ты же не считаешь, что они пройдут лучше, чем я?! - Зефира обиженно сжала губы. Я ухмыльнулся и парировал:
   - Шуты вам нужны, дорогой мой. Хотя бы для того, чтобы научиться понимать юмор. А если вы будете так же контролировать эмоции, как и сейчас, то дойдете до первой гряды. Не дальше.
   - Зак, ирвен Виктор! Сейчас не время ссориться! - закричала Зефира, вставая между вскочившим с кресла Заком и мной. Я покорно убрал меч в ножны и криво улыбнулся. Что ж, грядущее готовит сюрпризы. И моя задача - стойко их встретить и соврать, еще раз соврать, что для меня это не сюрпризы...
   - Хорошо, эрра... Я готов вас выслушать. Мы готовы. С моим другом, Теодушем, - Теодуш благодарно улыбнулся и закивал.
   Зак сел назад, все еще красный от злости, похожий на маленького обиженного мальчика. Он пытался держать себя в руках, хотя было видно, что ему это тяжело и непривычно. А ведь он не так плох! Просто избалованный глупый мальчишка, поневоле ввязанный в серьезные вопросы... А ведь он и правда не пройдет! Надо что-то делать. Спасать и Зака, и всех нас.
   - Вы должны попробовать пройти этот Город вдвоем... Я говорила с мамой. Во сне, сегодня ночью... Началась Война. Там, в этом Городе, источник жизни и смерти, добра и зла... Оттуда исходят силы, рождающие спектрумов. Уже идет война Первородцев, Великая война... И мы можем изменить ее ход, пройдя Город. Вы можете... - вдруг тихо сказала Зефира. Ее побелевшие губы едва шевелились, она вцепилась в руку Зака, словно он уходил не в абстрактном будущем, а здесь и сейчас. Видно было, что она делает над собой усилие, чтобы сказать это.
   Я замер. Все сходится... Вот оно как. И главное - не потерять себя. А точнее - найти. Не испугаться и шагнуть в этот Город. И полюбить этого Зака. И забыть Фи. Вот мне опять хочется коснуться ее, утонуть в ее волосах, почувствовать шелк ее кожи... С этим пора кончать. Аена?.. Я прав?
   - Не спрашивай у меня, малыш... Ты молодец. Держись! Ты искусно лжешь... Главное - не путай правду и ложь. Точнее, истину и ложь... Это важно, малыш...
   - Что?! И почему вместе? Я что, один не справлюсь?! - вскипел Зак. Я вздохнул.
   - Не справишься. Ты не воин - просто мальчик. И забудь о своем величии. Я иду на верную смерть не ради того, чтобы потакать капризам мальчишки... - взгляд Зефиры обжег меня. Я так и не понял, что задело ее больше - мои слова о смерти или отповедь Заку.
   Однако надо отдать Заку должное - он не притворялся. Злился - значит злился. Вот и в этот раз он побагровел, вскочил и закричал:
   - Да что вы себе позволяете! Вы мой телохранитель, не поняли еще? Вы сдох... - Зефира схватила его за руку, крикнув:
   - Зак! Замолчи! - и расплакалась, прижавшись к нему. Зак обнял девушку, жестом говоря мне, чтобы я ушел. Я с кривой усмешкой вышел, поклонившись. Зак не смотрел на меня, он пытался оправдаться на нападки Зефиры.
   Аудиенция была закончена. Идти в Город мы должны были послезавтра, в день совершеннолетия Зака. Итого у меня оставалось еще два дня, чтобы отдохнуть, осмотреть княжество... Да что там мелочиться - два дня, чтобы пожить.
   Обещанную мне площадь я увидел в тот же день. Теодуш опять куда-то исчез, а я шел вдвоем с Зефирой по нагретой брусчатке. Зефира шла рядом и отчитывала меня:
   - Ну что вы себе позволяете?! Зайти не успели, а уже кричите на Зака! Да, он юн и глуп, но он добрый и хороший! И он князь!.. - девушка раскраснелась и бурно жестикулировала, размахивая руками. Я только улыбался ее горячности.
   - Не забывайте, что я умру за него. Неужели этого мало для того, чтобы просто повредничать? - Зефира ойкнула и ударила меня кулачком.
   - Знаете вы кто?! Вы негодяй, вот вы кто! Издеваетесь надо мной!..
   Так, в постоянных пререканиях мы и дошли до площади. Площадь и правда была огромная, развернулась, как разноцветный шатер. Торговцы здесь собирались не из других княжеств, а из разных концов Девятого. И все равно, народ был самый разный, а товары поражали своим многообразием. Еще издалека я услышал странную чарующую мелодию. Волынка тягучей струей наполняла сознание, как горячий жидкий мед заполняет замерзший желудок, а потом вдруг взмывала ввысь прохладной струей...
   Я потянул Зефиру поближе к раздающимся звукам. Я ожидал увидеть стройного юношу, похожего на эльфа, но увидел горбатого мальчишку с одним глазом. Уродливая дыра зияла на месте второго вытекшего глаза. И все же лицо мальчика было удивительно красивым. Он жил музыкой, которую играл...
   - Илен, как это красиво... - обращаясь к богине, прошептала Зефира. Я перевел завороженный взгляд на свою спутницу и замер. Зефира воплощала собой свет, она буквально сияла изнутри...
   Я порылся в кармане камзола и вынул золотые монеты. Что ж, возможно о моей щедрости будут ходить легенды - я опустил в котомку нищего музыканта столько золотых, что ему хватило бы на новый дом. Юноша же даже не заметил, не услышал стука золотых монет. Он был всецело поглощен игрой, прикрыв единственный глаз, он уносился ввысь, к недосягаемым высотам... На миг мне даже захотелось отбросить все мои идеи и просто жить ради Зефиры, ради друзей и этой музыки, поющей в душе...
   Вдруг наши возвышенные мечтания прервал оглушительный визг. Зефира прижалась ко мне, невольно вздрогнув, а я резко обернулся на крик, продумывая, какими приемами уложить стервеца и как ловко достать меч в два движения.
   - Ой, я вас зря сюда потащила... Тут драки часто случа... - начала было девушка, но я ее не слушал. Я пытался разглядеть происходящее. Но заметил только край чьего-то крыла. Черного и огромного. Проталкиваясь сквозь толпу, я пошел к самому центру событий. Игра талантливого горбуна оборвалась на высокой ноте, и он, кое-как подхватив волынку, поковылял за толпой. Зефира не отставала ни на шаг, постоянно возмущенно напоминая мне, чтобы не лез, куда не просят. Я только ухмылялся, поглаживая пальцами рукоять верного меча.
   Моему искушенному взору предстала полуголая очаровательная эрра с огромными черными крыльями и такими же глазами. К ней приставал какой-то рьяный страж порядка, требуя показать лицензию на пребывание в городе. Замучили несчастных спектрумов...
   - Ты, отродье, давай сюда лицензию, а не то... - грозно и пафосно вещал стражник под одобрительный шумок толпы. "Отродье" недоуменно хлопало глазами, явно не вникая в разделы кодекса неприкосновенности людей. Что ж, местные власти и правда перегнули палку - даже у нас, в Центральном Княжестве разрешается обитать спектрумам. Пока у них не было сил, они были безопасны, а теперь... Не запретишь тем, кто сильнее тебя. А вообще не нравилось мне это...
   - А то что? - нагло ухмыльнулось "отродье", проводя ногтем по прилавку. От ногтя остался огненный ободок.
   - А то... бошку тебе открутят, во! И хватит тут титьками светить, бесстыдница! - на деревенском жаргоне пробурчал сконфуженный стражник. В толпе раздались смешки. Похоже, только нам с Зефирой было не смешно. Хотя мне-то вполне можно было посмеяться напоследок. Все равно умирать. Черный юмор, естественно. Я пытался определить спектр этого существа, но пока определил только культ - понятно, что существо использует темный источник. А вот внешность не подходила ни под одно определение. И это означало только одно - это фиолетовый спектр, пурпура. А это значит, что надо быть начеку, ведь другое имя пурпуров - лукавые. Их стихия - иллюзии.
   - Вот как? Смущаетесь, любезный? - вкрадчивым голосом пропело "отродье", поворачиваясь внушительным бюстом прямо к стражнику. Надо отдать должное, на бюст засмотрелся и я. Пока Зефира легким отрезвляющим движением не дернула меня за локоть. Так как я в этот момент проверял острие меча, на ладони остался кровавый след. Я слизнул кровь и мрачно констатировал:
   - Острый еще, но заточить все равно надо, - Зефира нервно рассмеялась, пристально смотря за развивающимися событиями. А пурпура, нагло усмехаясь, смотрела на стражника, изображая саму невинность.
   - Я всего лишь хотела перекусить. Причем изначально человеческой едой. Теперь вот на человечину потянуло, - лениво заметила она, облизываясь. Пока я смотрел на все это, Зефира незаметно пробилась вперед толпы, хрупкая, но отчаянно храбрая. Я укорял себя за то, что упустил ее, пока любовно разглядывал свою "смертельную рану". А понял, где она, только когда услышал ее звонкий чуть дрожащий голос:
   - Вы не имеете права! Откуда вы вообще?.. - пурпура перебила ее, нависая над ней, колыхая своим бюстом, на котором разом сосредоточились все мужские взгляды. Но не мой. Я про себя посылал к Хоггу Зефиру и свою любовь к собственному, надо признать, достойному этого, телу...
   - Я слишком долго была бессильным ничтожеством, девочка. Теперь ничтожество - ты. И я хочу вкусить пищи. Объясняю для тупых - жрать охота, - и она с кривой усмешкой воззрилась на стражника. Тот взмахнул алебардой, но пурпура вдруг растворилась в воздухе и возникла у него за спиной, оставив после себя лишь колебания воздуха. Стражник ударил со всей силы алебардой по воздуху и рухнул на землю. Я понял, что надо что-то делать. И срочно. Я выхватил меч и вышел в центр, загородив собой Зефиру, взглянул прямо в глаза пурпуре, поигрывая клинком, на котором отражались солнечные лучи. Я ожидал чего угодно, но не того, что последовало за этим...
   Площадь поплыла куда-то, растворяясь в тумане, и я оказался совершенно один в каком-то жутком месте, пустом и страшном, от него веяло силой и болью.
   - Они ждут вас... Ждут... Повелитель, ­- еле слышно прошептала пурпура, неожиданно принимая облик Жанны. Я знал, что это не она, но сердце инстинктивно вздрогнуло, ощущая жар. Тонкие холодные руки обвили мою шею, а голос все звучал в ушах. Я замахнулся, резко развернулся и со всей дури ударил в живот ненавистному существу. Я не соображал, кто это - Жанна или пурпура. Я хотел избавиться от звона в ушах и не слышать страшных слов. Меч прошел насквозь, и пурпура растаяла в воздухе с тихим смешком, оставив меня стоящего на коленях посреди площади с воткнутым в землю мечом.
   Народ обступил меня и испуганную Зефиру, расспрашивал и приставал. Отвечать на глупые вопросы у меня не было ни времени, ни желания. Я взял Зефиру за руку, хотя и знал, что это прямое нарушение этикета, и потащил ее прочь.
   Во дворце пришлось опять идти к Заку с докладом. Зефира молча шла за мной, бледная, как смерть. Было видно, что что-то тревожит ее. Наконец она не выдержала и спросила:
   - Виктор, а вы убивали когда-нибудь? - я замер. Ожидал чего угодно, но не этого вопроса. Хорошо хоть на него я мог ответить честно и спокойно:
   - Нет, эрра, с чего вы взяли? Я так похож на жестокого убийцу? Отнюдь, я не он... - с легкой усмешкой ответил я. Зефира не успокоилась. Она остановилась, хотя мы не дошли еще до покоев Зака. Я вдруг задумался, куда пропал Теодуш. Мой застенчивый друг оказался тем еще ловеласом. Когда я одевался, чтобы идти на площадь, Теодуш сочинял очередной сонет для прекрасной эрры. Я улыбнулся, представив мечтательную рожицу Теодуша со щенячьими глазами, сияющую, как начищенная монета. Странно, на что девушки так падки. Не на стихи же в самом деле!
   - Виктор, мне иногда кажется, что для вас все игрушки. И чужие жизни, и люди, окружающие вас... Скажите мне, что я ошиблась, пожалуйста! - вдруг взмолилась Зефира. Решилась все-таки сказать именно то, что думала. А я этого даже не предполагал... Лгать? Я не хочу. Просто не хочу... А сказать правду - значит навсегда потерять эту девушку. Да если бы девушку, было бы не страшно. Но Зефира - не просто девушка. Она для меня как ангел-хранитель, она неприкосновенна и священна. Было бы кощунством обидеть ее, не оправдать ее надежд...
   - Знаете, мужчины поздно взрослеют. Мы все - большие дети. И для нас все - игрушки. А я-то особенно! У меня были вредные друзья, они ломали моих солдатиков. Как следствие, я не наигрался в детстве, - попытался я отшутиться, обворожительно улыбаясь и ненавидя себя за это. Зефира только горько улыбнулась и прошла мимо меня.
   Зак сидел у себя в покоях. Аудиенции на этот раз я не просил. Просто вошел вместе с Зефирой. Юноша выглядел как-то по-другому. Не такой самодовольный, что ли. На нем была смешная пижама, а обрамленное кудрями лицо выглядело совсем детским. Первой он увидел Зефиру, я стоял в тени, и Зак не обратил на меня внимания. Он просиял, раскрывая объятия и вскочил с кровати.
   - Привет! Какая ты красивая... - восторженно произнес Зак, обнимая Зефиру и со смехом валя ее на кровать. От Зака пахло дорогими благовониями. Как я понял, Города он еще не боялся. Его бледному лицу было другое объяснение... Впрочем, смотреть на любовные утехи юного князя я не желал. Громко кашлянув, я выступил из тени.
   - Простите, что помешал, Ваше Высочество. Вынужден доложить, что ситуация накаляется. Во время прогулки по центральной площади мы узрели весьма неприглядное действо, и даже стали его участниками. Некая пурпура намеревалась смутить похабными речами и действиями несчастного стражника, но мы храбро помешали ей... - с издевкой доложил я, поправляя меч в ножнах. А ведь мне было не до шуток. Во-первых, Хогг ведает, как не хотелось умирать. Во-вторых, Зефира. И, в-третьих, слова пурпуры засели глубоко в душу.
   - Ты все смеешься... - укоризненно добавила мне соли в рану Аена. Я только мысленно отмахнулся от нее. Только нравоучений сейчас не хватало! Впрочем, как выяснилось позже, мое плохое настроение сполна компенсировало вытянувшееся лицо Зака, моментально побагровевшее от гнева.
   - Замолчи! Ты паяц! - пафосно изрек он, видимо, подыскивая аргументы повесомей. Я лишь согнулся в изящном поклоне, щелкнул каблучками и вежливо напомнил:
   - Я лишь донес нужную вам информацию. А кто из нас паяц - решит Город. Приношу свои извинения за непотребное поведение, юный князь.
   Я плотно притворил за собой дверь, лишая себя удовольствия лицезреть лицо Зака. Так и началось мое знакомство с юным князем Девятого Княжества...
  
  
  
   Глава 10.
   Дыхание Вечности.
  
   Я понял, что не могу больше лежать здесь. Не обращая внимания на вопросы Теодуша, я накинул рубашку и влез в штаны. Вышел из покоев. Меня обдало свежестью замка. Я прошел по коридору, поднялся по витиеватой лестнице. Дверь. Я повернул ручку и оказался на балконе. На самом верху башни. Ветер овеял мое потрескавшееся от мороза лицо теплым воздухом. Здесь вид был еще прекраснее, а воздух сводил с ума.
   Я смотрел на небо, спокойное, чистое, с мерцающими звездами. Мир замер, замер в предвкушении чего-то особенного, чего-то необычного. А может, просто я замер... Облака плавно летели по темному небу, меняя форму, ветер ласково развевал мои волосы, смахивал слезы, гладил по щекам. Господи... Я не знаю, кто ты, но знаю, что ты есть. Прошу одно - прошу веру. Веру, чтобы выдержать, веру, чтобы сердце было чистым и открытым, чтобы я любил... Прошу чудо. Маленькое или огромное - решать тебе.
   Я сжал балконные перила, сглотнул соленые слезы и машинально провел рукой по воздуху. Я ловил неуловимое, верил в невозможное и любил несуществующее. Я - никто в этом мире. И в то же время, я - все. Ведь я - это маленькая Вселенная.
   - Красиво, правда? - я не заметил, как она вошла. И опять это наваждение... Зефира... Девушка, сотканная из эфира. Такой я представлял Аену. Наверное, я не проснулся посреди ночи, нет, я продолжал спать, иначе чем объяснить мое странное одухотворенное состояние?..
   - Не то слово...
   - Есть еще одна башня. Любимое место Зака. А это - наше с мамой тайное место. Мне здесь больше нравится...
   - Здесь удивительно... - я чуть не рыдал от восторга. Зефира сделала шаг ко мне, зачарованно глядя в мои глаза своими, светящимися, как два алмаза.
   - Вы такой необычный... Иногда я верю, что вы - наш герой. А иногда боюсь. Но мне ты ведь не причинишь вреда? - наивно спросила она, касаясь моей руки. Я хотел скомандовать себе остановиться, понимал, что это наваждение. Безумие. Но не успел.
   Зефира оказалась у меня в объятиях, я коснулся губами ее волос. Девушка обвила руками мою шею, и я почувствовал, как взлетаю ввысь. Словно у нас общие крылья на двоих.
   - Это странно... Не так, как с Заком... Он глупый и напыщенный, но я его люблю... А вы... Вы удивительный. И мудрый... Я знаю, что должна вас бояться, но не боюсь... - меня покоробило. Я делаю то, что не должен делать! Зефира была тут, в моих руках, готовая отдать мне себя, но я не могу принять этот дар. Она сошла с ума! Поддалась моим чарам. Я ей не нужен.
   Я отпустил ее, удивленную и обиженную.
   - Прости, эрра... У тебя есть Зак. У меня - Город.
   Я вышел, тихо притворив за собой дверь. Город...
   Шелковая постель показалась раем. Я утонул в ней, укрывшись простынкой, и забылся сном.
  
   Вскоре я уже собирался в путь. Слуги собрали мне еды, наточили меч, несмотря на мое желание сделать это самому. И вот я уже был готов идти. Теодуш опять куда-то вышел, я остался в комнате один... Из раздумий меня вырвал звук открывающейся двери. Я обмер. Это была Зефира в одной мужской рубашке, судя по всему - рубашке Зака, и босиком. Я разозлился на нее и на себя, стараясь совладать с собой.
   Зефира подошла совсем близко, села на край незаправленной кровати, как раньше делала Жанна, но совсем иначе. Девушка обвила мою шею руками и коснулась моих губ своими, такими нежными и чистыми. Рубашка неуловимо пахла Заком, также, как и сама Зефира. Я провел рукой по ее волосам и нежно отодвинул от себя. Зефира с яростью посмотрела на меня глазами, полными слез:
   - Зачем ты меня обижаешь?! Неужели я тебе совсем не нравлюсь? Я недостаточно красива для тебя? - свистящим шепотом произнесла она. Я вздохнул, борясь с желанием притянуть ее к себе. Она что, издевается?!
   - Послушай меня внимательно, эрра. У нас с тобой ничего не может быть. И все, что ты чувствуешь - обычная страсть. Забудь... Пойми, эрра, мне и без тебя тяжело! Я окончательно потеряю связь с этим миром, когда перешагну порог Города. Там меня ждет или смерть, или второе рождение. Я могу пойти вверх, а могу вниз. Могу принести свет, а могу - тьму. И у меня нет сил отдавать свою любовь тому, кому она не нужна. Прости, - впервые я говорил с ней так серьезно, без единого оттенка иронии. Она это оценила и поняла. Сразу как-то сникла и погрустнела...
   Я встал и открыл дверь. Зефира посмотрела на меня как-то странно, задумчиво и серьезно.
   А потом, уже стоя на пороге, неожиданно опустила в мою руку светящийся амулет на цепочке. Я почувствовал прохладу чистого алмаза и тепло ее пальцев.
   - Виктор, ты наверное прав... Я плохо знаю тебя и поступила опрометчиво. Но я хочу, чтобы ты жил и был счастлив. Ты пройдешь Город. Даже если пройти может только один.
   И она нежно закрыла мои пальцы, оставив амулет в ладони. Свешивающаяся цепочка искрилась на солнце, проникающем в комнату.
   Тихие шаги босых ног загасли в коридоре, а я еще ощущал ее запах, прикосновение пальцев к моей руке. Этот амулет. Это не просто цепочка, это ее воля. Она хотела сказать, что на моей стороне. Что, несмотря на любовь к Заку, считает меня достойным пройти Город. Я подошел к столу и коснулся пальцами листка бумаги, придавленного к столу чернильницей. Рисунок, начертанный детской рукой, стал для меня амулетом уже давно. Оберегом. Он помог мне очистить душу и полюбить. Я всмотрелся в черты собственного лица, изображенного Силной. Это было то самое лицо, которое так любила моя мать: одухотворенный взгляд и мечтательная улыбка. Я погладил листок, нежно касаясь угольных линий. Рука маленькой девочки вкупе с ее талантом и чистой душой сотворили чудо. Теперь у меня есть другой амулет, прости, малышка Си, но твой я не забуду никогда. Я не возьму его в Город, ибо мне будет попросту страшно его потерять. Но, обещаю, если вернусь, он всегда будет со мной - и в жизни, и в могиле.
   Я вышел на улицу и стоял в ожидании Зака и провожающих. Я провел рукой по рукояти меча, потом вынул лезвие из ножен и коснулся острия пальцем. Алая капля крови выступила из пореза, я слизнул ее и улыбнулся - второй раз уже ранюсь об этот меч. А сегодня его еще и заточили! Острый меч и смелое сердце это хорошо, но не там, где нужен чистый рассудок и добрая душа.
   - И, как ни прискорбно это признавать, разум. Ты должен думать, угадывать и рассчитывать. Это твоя сильная сторона, малыш, хотя мне это и не нравится... Ты готов?
   - Не совсем. Еще надо попрощаться с Теодушем... - от этой мысли мне стало горько и неприятно. Этот добродушный и доверчивый толстяк, говорящий иногда пронзительно мудрые вещи... Он любит меня, он мне предан. А я бросаю его, бросаю, не испытывая, впрочем, особой жалости. И все же попрощаться надо.
   Не успел я об этом подумать, как на улицу вышли Теодуш, Зефира, переодетая в шелковые шаровары и тунику, Зак, облаченный в жаркую и неуместную летом кольчугу, с огромным двуручным мечом и наручами. Я еле удержался от неуместного смеха, и только тут понял, как мне страшно. Неизвестность и величие пугали меня, обволакивали гипнотизирующим облаком, проникали в каждую клеточку. Я боялся вечности и того, что спрятано внутри меня. Боялся, что то, что я узнаю, мне отнюдь не понравится.
   - Ну что ж, пора? - спросил я спокойным голосом. Я слышал свой голос, словно со стороны, и удивлялся его спокойствию, хотя в висках стучала кровь, а рука судорожно вцепилась в рукоять меча.
   - Пора... - прошептал Зак побелевшими от ужаса губами. Сейчас он выглядел даже младше, чем на самом деле. Совсем юный паренек, ничего не знающий о жизни и вечных ценностях...
   - А ты-то что об этом знаешь? - я улыбнулся. А ты права, Аена! Мне только предстоит узнать...
   - Теодуш... Я уже говорил тебе, как много ты для меня значишь. Я рад, что у меня есть такой друг, как ты. И теперь, когда пришла пора прощаться... Я скажу только одно: спасибо. И прости...
   Я не посмотрел на Зефиру. И на Теодуша. Не мог смотреть на его сморщенное от подступивших слез личико с красным носом, не мог смотреть в ее прозрачные глаза. Они - все, что мне дорого. Что было дорого в этой жизни.
   Не оглядываясь, я окликнул Зака и ступил вперед. Туманная пелена рассеялась, как и в прошлый раз. Я коснулся двери и резко отворил ее, почувствовав дыхание вечности и услышав шепот. Сделав над собой усилие, я шагнул вперед, крепко зажмурив глаза. И вот я уже стоял здесь, в этом странном месте, похожем на сновидение. Вокруг клубился туман, трава под ногами шевелилась и что-то нашептывала, ветра не было. Совсем. Только какие-то странные, ощупывающие колебания воздуха. Меня забила дрожь, как от озноба. И ватная слабость, голоса, окружающие меня и давящие. Я упал на колени, чувствуя прикосновения странной травы. Из носа потекла кровь, а виски заломило. На какой-то миг я потерял контроль над своим телом и уронил лицо на руки, застонав. Но тут же вскочил, вытерев капельки крови тыльной стороной ладони. Страх стянул внутренности тугим узлом, а перед глазами стоял туман, странные запахи и голоса наваливались.
   Вдруг раздался громкий испуганный оклик. Голос Зака дрожал, сам он стоял неподалеку с вынутым из ножен мечом и закушенной губой.
   - Эй! Ирвен, как тебя там?! Где мы! Ирвеен!! - закричал он, не рискуя открыть глаза. Я, пошатываясь, подошел к нему и положил руку на плечо. Юноша подскочил, как ужаленный, и открыл глаза.
   - Вот мы и в Городе. Ну как, спеси поубавилось? - спросил я, стараясь выкинуть шум из головы и воздух, который, казалось, проникал в каждую клеточку, поглощая меня.
   Зак промолчал, но мою руку не сбросил. Я даже через кольчугу чувствовал, как он дрожит. И это он еще не испытывает того, что испытываю я. Он же не разговаривал с чертями и не заключал союза с руберами-распутницами...
   - Куда идти? - вымолвил, наконец, Зак, делая шаг на нетвердых ногах. Я огляделся, понимая, что чего-то не хватает. Сумы с продуктами. Но я же ее брал! Там было все... И еда, и вода, и...
   - Живой Город... Он оставляет только основное. Всю шелуху он счищает. Зачем вечности разбираться с обертками? Ей подавай сразу конфетки... Или отраву. То, что внутри.
   - Вперед, мой мальчик! Как видишь, другие вакантные пути заняты туманом, - язвительно произнес я, стараясь изобразить на лице улыбку. Проклятые мышцы не слушались, и вместо улыбки вышел кривой оскал. Зак опять гневно фыркнул и пошел вслед за мной. Туман постепенно отступал, открывая гигантские, идеальной формы валуны и исполинские водопады. Вода шумела как-то монотонно, словно гипнотизируя. Вечная вода. И почему-то я поверил, что отсюда берут начало все реки нашего мира. Я запрокинул голову, глядя на водяную громаду. Словно струящиеся волосы красавицы, вода стекала вниз, монотонно журча, и наполняла странные бассейны идеальной, первозданной формы. От воды пахло баней и бесконечностью.
   - Неет! Я дальше не пойду! Никогда! Ни за что! - заорал вдруг Зак, как маленький мальчик, угрожая мне мечом. По нежным, гладко выбритым щекам стекали слезы. Да уж, без меня он бы точно не прошел. Вот что страшного в воде? Хотя я и сам понимал, что. То, что она бесконечна. То, что она вечна. То, что она первозданна. То, что в ее шепоте слышится эхо всех твоих мыслей и решений, и не только твоих, а мыслей и решений всех людей мира.
   ...Вначале было слово...
   Я подскочил к Заку, ногой выбил у него из рук меч, и прыгнул на него, повалив на землю. Перекошенное лицо юного князя смотрело прямо на меня. В голове звучали манящие аккорды. Убить его, и конец проблемам.
   - Аена!... Я схожу с ума!...
   - Держись. Не поддавайся. Это Город испытывает вас. Держись...
   Я залепил Заку пощечину и встряхнул его, взяв за шиворот:
   - Идиот малолетний! Не паникуй! Ты должен, понимаешь? Должен! За тебя никто этого не сделает! Отступать поздно - гляди - там туман! Возврата нет! Ты не трус, ты князь! Ты должен это сделать! Должен быть храбр и спокоен, ты герой. О тебе сложат легенды, мальчик, а ты ведешь себя, как трусливый щенок! Поджал хвост и скулить! Никто не вытрет тебе сопли, никто не прижмет к роскошной груди! Здесь нет нянек и девок! Здесь ты не можешь себе позволить быть трусом! Ясно?! Не можешь! - Зак внимательно слушал мой яростно-холодный голос. И вроде начал успокаиваться. По крайней мере, безумный ужас пропал из глаз, а паника сменилась злостью на меня. Что ж, это радовало. Злость - неплохое чувство для создания смелости. Фи... Вот кто даст ему сил! И я ощутил холод алмазного амулета на груди. Рубашка открывала только цепочку, самого амулета Зак не увидит, даже если захочет. Амулет холодил кожу и придавал уверенности. Зак не должен об этом узнать. И Фи не должна узнать, что помогает мне справляться с собой в этом Городе.
   Я вздохнул и помог Заку встать. Тот обиженно посмотрел на меня исподлобья.
   Шумящие воды оказались прямо над моей головой. Я запрокинул голову, но все равно не увидел конца этой скалы. Зак шел рядом, дрожа и втянув голову в плечи. Мне стало его жаль. Я коснулся его плеча и подтолкнул Зака вперед. Скоро странные водопады скрылись у нас за спиной, и моему взору предстали пустынные поля, бесконечные, окутанные туманом и странным свечением. Пейзаж нельзя было назвать мрачным, но все же в нем было нечто такое... зловещее, нездешнее и пугающее. А по краям зияла темнота. Манящая темнота... И опять этот проклятый голос. Мне даже показалось, что я чувствую прикосновения Жанны, легкие и в то же время обжигающие.
   - Ирвен! Ты здесь? - Зак схватил меня за рукав. Видимо, у меня был настолько отсутствующий вид.
   Темнота по краям сгущалась, а местность стала совсем пустынной. Только изредка попадались деревья: крепкие, словно им стоило больших усилий удержаться в земле. И опять этот шепот, раздающийся повсюду.
   Пройти сквозь Город... Пройти, меняя реальность...
   Город стал таким из-за меня. И надо это исправлять.
   Зак шел сзади, он явно пытался бороться со страхом. И когда откуда-то сбоку раздался громогласный рык, Зак подскочил на месте. Я, признаться, тоже испугался. Рычание прокатилось по Городу, впитываясь, как и все звуки здесь, ядом в кожу. Я сделал шаг назад, отталкивая Зака себе за спину и выхватывая меч из ножен. Туман сгустился, и оттуда появилась фигура зверя. Мускулы перекатывались под гладкой черной кожей, глаза светились мертвенно-желтым, когти царапали землю. Я почувствовал холод по спине, и тепло, испускаемое амулетом Зефиры. Меч блеснул, острый и прочный. Я набрал в легкие воздуха и сжал меч покрепче. Провернул рукоять. Меч засвистел, разрезая вязкий воздух. Оглянулся на Зака. Парень, надо отдать ему должное, держался. Паники в глазах не было, он крепко сжимал свой тяжелый для его рук меч и сдвинул брови. Только закушенная губа выдавала ужас.
   Зверь стоял, перекатываясь на лапах. Мышцы буграми выделялись под гладкой шкурой. Он сделал шаг в нашу сторону, огромный и пластичный, как ртутная капля, перетекающая из позы в позу. Силой его не взять. Значит, надо обмануть. Я посмотрел на Зака. Мой план был жесток, но это - наш единственный шанс. Я отошел на шаг назад и толкнул Зака, срывая пружину напряженного ожидания. Зак взмахнул мечом, и зверь сорвался с места, в одну секунду настигнув парня. Это движение было слишком быстрым. Но я это просчитал и в момент прыжка уже сам прыгал на зверя. Черная громадина задела Зака когтистой лапой и взвыла от удара моим мечом. Меч вошел глубоко в тело зверя, черная кровь потекла на траву. И зверь упал, рассыпаясь в пепел. Он не корчился в агонии, он просто исчез, лишенный своей центральной идеи.
   Зак лежал на траве, бледный, испуганный. Все-таки я немного опоздал. И немного погорячился, сделав парня приманкой.
   - Ненавижу... - прошипел Зак побелевшими от страха губами. Из плеча сочилась кровь. Что я наделал?! Рискнул парнем, чтобы выжить... Но другого выхода не было. Мне надо пройти Город. Если выживет Зак, он не пройдет.
   Голос раздавался не внутри меня. Он звучал из темноты, голос, сотканный из пространства, как и этот зверь, как и этот мир. Мир, поддающийся сознанию проходящего. Он первичен и все время меняется. Ловит малейшие колебания и подстраивается под них.
   Боль сдавила виски, лицо Зака с белыми губами, нависшее надо мной, поплыло в тумане. Зак замахнулся и с перекошенным от ненависти лицом вонзил в меня меч. Я упал на траву, чувствуя боль и страх, и ненависть, и удивление, и непонимание. Меч выкатился из моей руки, а меч Зака, вошедший в мое плечо, причинял нестерпимую боль. Он промахнулся из-за раны. Он метил в сердце. Смелый мальчик! Лучше бы ты не промахивался.
   Все плыло перед глазами, я почувствовал, что схожу с ума от боли и нереальности происходящего.
   Амулет на груди потеплел, касаясь кожи и души, вкачивая в меня тепло и свет.
   Вдруг лба коснулась чья-то рука. Прикосновение было нежным и прохладным, легким и успокаивающим. Я не хотел открывать глаза. Не хотел видеть этого мира, темного и пустого, такого же, как и то, что внутри меня. Мне было страшно, меня била дрожь. Я плакал. И понял это, когда рука смахнула слезы с моих щек, нежная женская рука. Я все-таки приоткрыл глаза.
   Тьмы не было. Теплый чистый свет и легкая дымка. Та же поляна, только воздух стал чище, и дышать проще, виски не сдавливала невидимая сила. Небо было странным, чистым и легким, где-то в вышине загорались, словно разбрызганные краски, сияющие всполохи. Северное сияние. Только не такое, как у нас. А рядом горела радуга, дугой уносясь вдаль.
   И тут я увидел девушку. Очень похожа на Зефиру, с такими же чистыми глазами и бровями вразлет, с нежными губами и белой кожей. Только в глазах притаилась древняя мудрость, а лицо светилось, словно это не девушка, а ангел, сошедший с небес.
   -Держись, малыш... Все будет хорошо...
   Я узнал голос. Аена... Мое воображение, моя совесть, моя подруга. И вот она, живая и близкая. Я судорожно вздохнул и вдруг разрыдался, уронив голову на колени Аене. Она бережно перебирала мои длинные волосы тонкими пальчиками, легкими, как шепот утреннего ветерка, шевелящего листву.
   - Ну, малыш... Чего ты? Все образуется. Ты уже на третьей гряде! Осталось не так много! Вспомни утопию... Там у тебя ветрено и холодно... Согрей ее.
   Я улыбнулся, чувствуя себя маленьким мальчиком, засыпающим в объятиях матери. Утопия. Я закрыл глаза. Мир, который я сам себе придумал. В котором люди равны, и нет причин лгать, чтобы утвердится в обществе. Где у власти стоит высший разум, а людей связывает только их внутренний закон.
   Я сел, улыбаясь. Зак сидел в отдалении, широко раскрытыми глазами глядя на меня и Аену. Я, конечно, молодец. Разревелся перед ним. Хотя... Какое уже теперь дело?
   - Вам нужно поговорить, - шепнула Аена, отходя в сторону. Я пошевелил рукой - все нормально. Раны не было. Посмотрел на Зака - его плечо тоже было абсолютно здорово...
   - Если Город хочет забрать кого-то, ему не надо для этого убивать, - словно прочитав мои мысли, шепнула Аена. А почему словно? Раньше мы только мысленно и общались.
   Я встал и подошел к Заку. Юноша посмотрел на меня удивленно и, пожалуй, испуганно. Я усмехнулся про себя. Да уж, путь выдался нелегкий. Семь гряд, как семь кругов ада. И это надо пройти, чтобы узнать себя и еще что-то безумно важное.
   - Прости. Я мог бы оправдаться, сказать, что во всем виноват Город, но дело во мне. Я привык жертвовать чем-то ради достижения цели. А порой и кем-то. С этим пора заканчивать.
   - И ты прости... Виктор. Я глупый избалованный мальчишка. Привык все получать и всеми командовать. Виктор, и еще... Зефира ведь дала тебе арелио? - Зак, казалось, говорил спокойно, но я видел, каких усилий ему это стоило.
   - Арелио? - я еще не понимал...
   - Древний обычай Девятого Княжества. Арелио есть у каждой девушки с детства. Она может подарить его только один раз. Одному мужчине... Это знак вечной любви...
   Я замер, чувствуя, как тепло поднимается по телу, до самых кончиков пальцев...
   - Так вот что это... Но откуда?..
   - Когда ты дрался с этим монстром, арелио выглянуло из-под рубашки... Поэтому я и... прости.
   Так вот в чем дело! Все и встало на свои места. Арелио. Знак вечной любви. Хогг! Зачем я ей нужен? Она меня совсем не знает! И я... я отдан Городу. Я останусь здесь, по преданию Город пройдет только один. Кровный наследник Девятого Княжества.
   - Ты теперь... тоже. Ты мой брат, - запинаясь, выговорил Зак. Я замер, чувствуя, как голова идет кругом. Глупый юноша, избалованный и надутый, жертвует собой ради... ради чего? Я посмотрел на красного от смущения Зака, требуя объяснений.
   - Пока ты лежал без чувств, я многое обдумал. Ты прав, я не пройду Город. А если и пройду, то ничего не пойму. Это должен быть ты. Поэтому я... Я перелил из раны на моем плече немного крови в твою... Теперь в твоих жилах течет кровь династии князей Девятого Княжества...
   Я молчал, чувствуя холодящий душу страх. Ну почему так?! За что?! Все, окружающие меня, готовы искренне жертвовать ради меня, а я этим пользуюсь. Но все эти люди, так легко дающие свои жизни в мое распоряжение, все они лучше меня! Хогг!
   - Зачем? - только и спросил я, не понимая. Не понимая, откуда это в Заке... Я его совсем не знаю!
   - Она выбрала тебя. Ты умнее и старше. Ты справишься. А я боюсь... Я не смогу. И ты это знаешь, - одарив меня смелым решительным взглядом, сказал Зак.
   Он прав. Но мне от этого не легче. Храбрый юноша этот Зак. Я недооценил его. И он недооценил себя...
   - Еще ничего не решено. Просто теперь мы равны и никто не обречен. А дальше посмотрим... Нам еще четыре гряды, Зак. Четыре. Но теперь Аена с нами - она не позволит нам сойти с ума еще раз...
   Зак кивнул и встал с травы, протягивая мне руку. Я пожал ее, чувствуя, как вспотела его ладонь. Что ж... Нас ждет дорога. Дорога к Истине.
  
  
   Глава 11.
   Путь.
  
   Я шел рядом с Аеной, Зак плелся сзади, мрачный и несчастный.
   - Стыдишься, малыш? - я тяжело вздохнул, понимая, о чем она. О моей лжи, о Зефире и Заке, который отказался от гарантированного спасения и могущества ради того, чтобы его любимая была счастлива.
   - Нет. Я боюсь, - прошептал я, сжимая рукоять меча.
   - Там началась великая война, - тихо сказала Аена, касаясь моего плеча. Я вскинул брови:
   - Та самая?..
   - Да. А сейчас мы идем по древнему храму Первородцев. По их дому, ристалищу, цитадели. Колыбели всего сущего. Осталось немного... Сердце мне подсказывает, что тебе придется идти совсем немного. Время поджимает, малыш.
   Я сосредоточенно посмотрел вперед. Ничего особенного - тихий, замерший в величайшем спокойствии мир, красивый и чарующий.
   - А эта женщина... Мать Зефиры, Пелагея. Она погибла? - зачем-то спросил я. Аена улыбнулась.
   -А кто перед тобой, как ты думаешь? - и лукавые морщинки заиграли в уголках глаз, выдавая истинный возраст проводницы. Так вот почему Аена так похожа на Зефиру! Она вселилась в Пелагею... Аена - мое воображение. Пелагея - мой проводник. Я еще раз взглянул на Зака. Нет, пройти придется мне и никому другому. Бедный мальчик!
   Здесь не было времени, иначе я бы сказал, что прошло уже более часа. А для Города такое затяжное спокойствие было совершенно неестественным. Я на всякий случай сжал рукоять меча покрепче и стал зорче вглядываться в безмятежный пейзаж. Но нет, вокруг все по-прежнему не предвещало ничего плохого.
   - А какие еще испытания будут? - спросил вдруг Зак. Я хотел злобно огрызнуться, но вовремя понял, что вопрос предназначался не мне, а Аене. Мой ангел же по природе своей отличалась кротким нравом и на глупые вопросы отвечала крайне умно.
   - Тебе лучше знать, в чем твои силы и слабости, - пожала она плечами. А вот я почувствовал неприятный запах. Нет, мнительностью я не отличаюсь, но запах явственно витал в воздухе.
   - Кто-то на барбекю расположился, - изрек юный князь. Мы с Аеной недоуменно воззрились на Зака, распахнув глаза. А впрочем, в одном мальчик прав - пахло гарью. Но барбекю!.. Какое к Хоггу...
   - Огонь подступает! Пожар! - толкнул меня Зак, расширив от ужаса глаза. И правда, моментально вспыхнувший огонь пожирал благодатные равнины, руша иллюзию красочного спокойствия и неуклонно приближаясь.
   Уже веяло жаром, я видел столбы огня, дымовую завесу и слышал треск горящей травы. Местность начала меняться. Впереди я увидел болота с мерцающими огнями. На миг мой взгляд замер на огнях, манящих, как бордель холодной ночью. Я сделал шаг в направлении болота, забыв о подступающем огне, зачарованный болотным танцем.
   - Малыш, не дури! - довольно резко окликнула меня Аена, и я тряхнул головой, прогоняя манящие образы. И сразу меня обдало приближающимся жаром, совсем рядом возникло бледное перекошенное лицо Зака. Я наклонился и, велев Заку следовать моему примеру, закрыл лицо рубашкой. Так было значительно проще дышать - въедливый дым почти не проникал в легкие. Мы побежали под углом к пожару, в сторону Хогговых огней.
   Бежать было все сложнее, несло гарью, я слышал, как падали за спиной с оглушительным треском редкие деревья, видел, как загоралась позади нас трава. Зак начал задыхаться от дыма и быстрого бега. Аена молча подбадривала нас - ей ничего не угрожало, она, как часть Города - вечна... Чего не скажешь о нас с Заком. Как в плохой пьесе Зак рухнул на землю, простонав:
   - Я больше не могу... Беги один... - честно признаюсь, мне захотелось отшлепать его. Прямо по гладкой княжеской заднице! Эх, жаль, времени не хватало... Впрочем, я мог бросить его. Но победа у слабого врага - удел труса.
   Я схватил его за шиворот и потащил за собой. Довольно успешно мы пробежали около ста метров. И тут треск пожара прорезал протяжный вой. Такой издают гончие на охоте...
   - Огненные псы, - прошептала Аена, отгораживая меня своим телом. Я лишь криво усмехнулся - все равно она здесь бессильна нам помочь. А Зак всхлипнул, отчего мое желание отшлепать своего новоиспеченного брата стало таким сильным, что вызвало во мне сомнения относительно моей сексуальной ориентации. Но юмор юмором (а шутить я стал не в пример чаще), а псы приближались. Я уже мог разглядеть в завесе дыма и огня жуткие силуэты. От одного взгляда на них меня пробирала дрожь, памятный шепот болью отзывался во всем теле...Опять раздался вой. Я споткнулся на бегу, налетев на подталкиваемого мною Зака. Внутри меня словно тоже горел огонь, скручивая что-то там, в душе, и испепеляя. На Зака было больно смотреть - чем больше сокращалось расстояние между нами и псами, тем бледнее он становился. Его лицо искривилось в страшной гримасе, как будто он горел изнутри.
   - Не трогай его. Это испытание гневом. Они почти как руберы влияют на красный спектр, только руберы используют отражение силы, а эти - есть ее порождение. Псы ада, псы гнева. Они испепеляют душу, - да, Аена выразилась как всегда мудро, но мне и самому больно и страшно. Что уж говорить о вспыльчивом Заке.
   - Ты жив, князь? - тряхнув его за плечо, осведомился я. Зак стряхнул мою руку и вдруг зарычал. Меня пробрала дрожь от звучания этого ставшего чужим голоса. А псы и огонь были уже совсем близко. Надо бежать, необходимо. Я затряс головой, пытаясь выкинуть искры гнева. Выхватил меч. Лунный отблеск стали против огня... Зак не мог бежать, он упал и катался по траве, издавая почти звериный вой. Я сжал зубы и повернулся лицом к пламени. Меня обдало нестерпимым жаром, волосы опалило. Что я делаю? Ведь я могу бежать вперед, к цели. Но нет, тогда не будет смысла в победе, да и в утопии. Зак ведь дал мне шанс, а я дам ему.
   - Ну что, сразимся, суки? - усмехнулся я, глядя в огненную массу, именуемую псами. Мне ответил вой, от которого заломило виски. Ишь, не понравилось мое обращение! Из огненной массы выделилась огромная голова, потом мощная шея, тело и лапы. Языки огня и снопы искр слетали с этого странного тела. Пес напрягся, сжимаясь в сгусток пламени. Я качнулся, чувствуя дикий жар. Огонь, сжигающий заживо. Огненные зубы вонзились в мою руку. Дикое возбуждение и ненависть охватили меня, пополам с болью. А потом - пустота.
   И кривая усмешка тьмы...
   Я справился с собой, перехватил меч поудобнее здоровой рукой, сжал зубы и замахнулся. Меч пошел на удивление легко, полукругом очертил небо и пронзил огонь. Холодная сталь и пламень слились воедино. И пламень, зашипев, стух. То, что недавно было псом, уступив верной мне стали, осыпалось кучкой пепла. Я, не устояв, упал на колени, опираясь на вонзенный в землю меч. Лицо горело, пот струился градом, безумно болела рука. Радовало одно - теперь горело от нестерпимой боли лишь тело.
   - Ну что, решитесь? Или падаль мы не кушаем? - с трудом поднимая лицо, прохрипел я. Соленый въедливый пот затекал в глаза, больно щипал. А сил вытереть его не было - боль сковала все тело, края ожога разошлись, жутко садня.
   Огненная масса выжидающе смотрела на меня. Из массы выделилась песья морда, опасливо взвыла, косясь на меч. Прохлада от амулета Зефира немного приводила меня в чувство. Я медленно считал в такт пульсациям амулета: раз, два, раз, два...
   Блаженная свежесть разливалась по телу, уменьшая боль. Дыхание почти выровнялось, я глубоко вдохнул неожиданно прохладного воздуха и почувствовал, что меня переполняют силы. Я встал, взяв меч наперевес, нашел баланс, прокрутил клинок. Сталь сверкала, отражая языки пламени. Псы ощерились, испуганно взвыв. А я взмахнул мечом, рассекая пламя. Клинок плел паутину, руки делали свое дело, вспоминая регулярные тренировки. Распадаясь на отдельные языки пламени, и осыпаясь пеплом, огненная свора отступала под натиском моего меча.
   - Аудиенция окончена, пошли к Хоггу, суки! - закричал я, надрывая севший голос. Без ярости, с каким-то боевым задором. И они пошли. В миг почернели, как обгоревшая бумага, прощально полыхнули синим пламенем и рассыпались на тысячу кусочков, черных и безвредных. Я победоносно улыбнулся и растянулся на траве, отдаваясь заботливым рукам Аены. Где-то за пределами меркнущего сознания приходил в себя Зак, спасенный от всепожирающего огня. Спасенный, между прочим, мною.
   - С добрым утром, князь, - одними губами просипел я, окончательно теряя сознание. Странно, чувство юмора прорезалось у меня в самых неуместных обстоятельствах.
   Когда я в очередной раз пришел в себя, Аена печально возвестила:
   - Мы вышли к болоту... - сей факт меня, мягко говоря, поразил, ведь я тащил Зака в прямо противоположном направлении. Хогг его разберет, этот Город... я только вздохнул. Собственно говоря, мне больше ничего и не оставалось, как вздохнуть. В конце концов, шансов пройти Город изначально было ничтожно мало. Постоянное напряжение болью отзывалось во всем теле, хотелось просто упасть ничком и заснуть, но я не мог позволить себе такой роскоши.
   На нас пахнуло затхлой сыростью и мерзкой болотной вонью. Я невольно поморщился, а Зак с убитым и виноватым видом плелся сзади, не обращая внимания ни на что, кроме собственных мрачных мыслей. Мне его даже стало жалко, но на жалость катастрофически не хватало времени - откуда-то из самого сердца болота, где булькали и вздувались коричневые пузыри, светились, подобно тусклым факелам блуждающие огни; оттуда раздался треск и шум. Кто-то стремительно приближался, хлюпая по мерзкой жиже. Стало заметно темнее - небо слилось по цвету с болотом, только огни слабо мерцали, делая обстановку еще мрачнее.
   Я обернулся, чувствуя сосущий страх. Неизвестность пугала больше огненных псов, а мерзкая гниль вызывала тошноту.
   - Болото все равно надо пройти, малыш. Один совет - не следуй за огнями...
   Я кивнул и пошел вперед, раздвигая кусты. Почва, казавшаяся устойчивой, поехала под ногами, противно булькая. Зак поддержал меня, иначе я бы утонул. Страх бешено застучал вместе с прилившей кровью в висках - умереть, захлебнувшись в этой гнили - что может быть хуже?! Я тряхнул головой, плотно закрыл глаза, чтобы сосредоточиться и на миг забыть о болоте, и пошел вперед. Больше я не оступался - я шел ровно по кочкам, жижа опасно пузырилась по краям, но нас не задевала.
   - Ирвен, вы слышите? - тихо окликнул меня Зак. Я, увлеченный поиском следующей кочки, вздрогнул. Прислушался по совету юноши. Да, слышимый еще в начале пути треск стал громче и отчетливее. Невольно я опять нашарил взглядом огни и замер, завороженный. Они танцевали над коричневой жижей, выделяясь на тусклом темном небе. Я ясно видел развевающиеся края огоньков, похожие на шлейфы бальных платьев.
   - Виктор! - завопил не своим голосом Зак, вцепляясь в мою руку. Я пошатнулся, падая в жижу, и вдруг увидел, как из пузыря начинает вылезать жаба. Подхваченный Заком я стоял, чувствуя, как трясина проминается под ногами, затягивая вглубь. Жаба росла на глазах. Жижа стекала по бородавчатому телу, выпуклые желтые глаза гноились, а большой мерзкий рот растянулся в подобии улыбки. Жаба увеличилась до такого состояния, что стала больше человека. С хлюпаньем и треском к ней тянулись жабы помельче, за ними волочилась слизь. Странное дело - жабы словно летели, в жижу они не проваливались, только чиркали по ней лапами. Они окружали нас, смыкаясь плотным кольцом, пододвигаясь все ближе и ближе. Я почувствовал, что с трудом дышу, меня словно что-то душило изнутри, а от омерзения подкатила тошнота. Все вокруг стало казаться мне липким и отвратительным, даже руки Зака, поддерживающие меня за плечи. Аена белоснежным пятном света маячила чуть поодаль на фоне гнилости и тьмы, простирая ко мне тонкие руки и что-то крича. Я не слышал. Голова стала ватной, все вокруг подернулось дымкой и поплыло, утопая в болоте, а жабы приближались, я видел их стеклянные глаза, слышал монотонное сопение... Я попробовал очистить разум, как делал это в схватке с псами, но это не помогало. Стеклянные гноящиеся глаза маячили совсем близко, их взгляд впивался прямо в душу, заставляя цепенеть и лишая возможности дышать. Жаба растянула узкие синие губы и облизнулась. Сейчас приблизиться вплотную и задушит, а я даже не могу вдохнуть свежего воздуха, не могу окунуться в прохладу синего высокого неба - вокруг гнилость и трясина, затянувшая уже очень глубоко...
   Зак плотнее обнял меня и потащил куда-то, беспрестанно ругаясь и проваливаясь в топь. Я хотел оттолкнуть его, мне были неприятны его прикосновения, я хотел назад, в трясину... Но не смог. Пришлось волочиться за ним, залипая в жиже.
   - Куда... мы... бежим?.. - просипел я, не узнавая свой голос. Зак мне не ответил, а может, я не услышал его.
   Жабы продолжали нас преследовать. Они следовали за нами неотрывно, молча и не отставая. Безысходность волной налегла на меня, грузом осела на сердце. Зачем идти? Куда идти? Все мои цели - ничто. Я глуп. Зачем, ну зачем я вошел в Город? Ради людей? Но они - лишь жалкие рабы, протухшие изнутри людишки, пустые и никчемные. Власть над ними - все равно, что быть владельцем склада с тухлой рыбой, властвовать над пылью под ногами.
   - Виктор, да бей же ты! Ради Илен! - оглушительно заорал Зак. На миг я увидел сквозь пелену, застилавшую мне глаза, его бледное, заострившееся лицо, выражавшее смесь отчаяния и надежды. Я с удивлением обнаружил у себя в руках меч, а прямо перед собой - жабу. Голова еще шла кругом, но навязчивые, убаюкивающие мысли покинули меня, отголосками шелестя на задворках сознания. Неловко и медленно занес меч. Такой тяжелый... Зачем бить? Ради Илен? Да есть ли вообще боги, жизнь после смерти? А что, если это ложь? Я могу жить в свое удовольствие, наслаждаясь своим положением, едой и красотками.
   - Бей! - с надрывом крикнул Зак, его голос зазвенел в ушах, но тут же стих, как ненужная помеха. А жаба усмехнулась, остановив свой мертвый взгляд на моем лице. Я увидел в ее пустых глазах огоньки. Они плясали, чаруя и ведя за собой, гася все хорошее и светлое, заставляя покориться их медленному танцу. Я опустил меч, теряя разум, и шагнул вперед, по колено проваливаясь в зыбкую трясину. Жаба высунула язык, потянув его ко мне. Остальные жабы смотрели на нас, покачиваясь в такт плясу огоньков. А я падал вниз, чувствуя, что умираю. Тону в небытие, залипаю тут... Мне было спокойно и приятно, я отдавался этому падению, чувствуя липкие путы и осознавая, что гибну. Но мне было лень шевельнуться, так не хотелось. Ведь оказывается - так просто падать вниз. Зак оттолкнул меня, дрожащими руками выхватил меч и ударил жабу. Я испытал раздражение и досаду - зачем он вмешался, щенок...
   Меч, обхваченный липким языком, исчез в большом бородавчатом брюхе. Зак по-детски всхлипнул, все еще загораживая меня. Благородно, но глупо и бессмысленно. Я - его враг, и я бы убил его, если бы он не был так жалок.
   Но я уже провалился по пояс, бесстрастно следя за огоньками. Вдруг Зак стал вести себя чрезвычайно странно. Шумно вдохнув затхлого воздуха, он шагнул к жабе и провел рукой по склизкому брюху. Поднял наивные голубые глаза и прошептал:
   - Убей меня, если хочешь, меня не жалко... Но он должен дойти, понимаешь? Ради Илен... Ты же не убьешь нас обоих?.. - я ухмыльнулся. Способность соображать здраво почти вернулась, но чувства - еще нет. В голове понемногу начало проясняться, я смотрел, как жаба гипнотизирует Зака взглядом, чувствовал, как жижа коснулась моих волос, лопнул пузырь у самого подбородка, распространяя гнилостный запах.
   И вдруг... жаба стала уменьшаться. Стремительно сдуваться, как гриб-дождевик. Под прикосновениями Зака она изгибалась, урча от удовольствия, как сытая кошка. Остальные жабы по очереди лопались, как мыльные пузыри, продолжая покачиваться в своем танце.
   Зак недоверчиво открыл зажмуренные в ожидании скорого конца глаза и недоуменно воззрился на обычную, почему-то порозовевшую жабу, покоившуюся у него на ладони. Жаба квакнула и, оттолкнувшись сильными задними лапами, отпрыгнула в сторону. По болоту прошли круги... и вдруг трясина исчезла. Растворилась в молочно-белом тумане. Вокруг меня образовалась пустота, липкая давящая масса растворилась, и я упал на влажную от росы траву. Занимался рассвет, розоватыми красками стеснительно проникая из-за пелены тумана. Вокруг раскинулись бескрайние луга, почти реальные, только цвета напирали своей сочностью, как неосторожные мазки на акварельном полотне. Я чувствовал кожей немного колючую траву, дышал полной грудью, всасывая в уставшие легкие свежий холодный воздух, пахнущий клевером и свободой. А над головой куполом раскинулось голубое небо.
   Зак лежал совсем рядом, светлые кудри растрепались, в голубых глазах светилось счастье, лицо как-то изменилось, стало взрослым и одухотворенным. Мальчик возмужал.
   - Один-один, - усмехнулся я, поворачивая к нему лицо. Зак несколько секунд непонимающе смотрел на меня. Я укорил себя за необдуманную фразу - мы не соперники, он всего лишь мальчик, юный и глупый. И все же невольно шевельнулось что-то похожее на уважение. Да, придется им пожертвовать, но он не так уж и плох.
   - Я же сказал, ты мой брат, раз Зефира... - непослушными губами с раздражением выговорил Зак, смущенно отводя глаза. Он ведь мог дать мне умереть, и дело с концом. Зефира и могущество - все его. Впрочем, я мог бы поступить точно так же, но и я этого не сделал.
   - Ты думал когда-нибудь, что будешь делать, когда трон перейдет тебе? - зачем-то спросил я, внимательно следя за выражением его лица. Зак удивленно вскинул на меня глаза и тут же отвел их, глядя в чистое высокое небо. Он видел в этом небе что-то, что было недоступно мне.
   - Если я выживу, я обещаю, что наверстаю упущенное, - тихо сказал он, отводя глаза. А я вдруг неожиданно для себя произнес:
   - Я мечтаю создать утопию. Чтобы все люди были равны и счастливы, не было классовых различий, царил единый для всех закон и мир. Чтобы детям давали хорошее образование, а богачей, живущих одними развлечениями, не было. Чтобы люди стремились к добру и любви, были сыты и довольны, творили и изобретали, двигая мир к эволюции. А спектрумы жили в своих княжествах и почитались, ведь это они, в конце концов, создали княжества. У меня разработан целый план, я писал его вечерами во дворце. Если пройдешь ты, возьми этот план, я оставил его в той комнате, что вы мне отвели. Только следуй ему четко и беспрекословно. Я хочу, чтобы настала Эпоха Расцвета, - мой голос стих, я постарался скрыть свое воодушевление и лег на спину, подняв глаза к небу. Зак молчал. Видимо, я слишком раскрылся.
   - Я думал... ты не такой... хотя и подозревал. Зефира не ошибается в людях, она сразу поняла тебя, - задумчиво и все еще смущенно сказал Зак, приподнимаясь на локте. Мне стало стыдно. Зак не знал одного - благих целей я добиваюсь отнюдь не благими методами.
  
  
   Глава 12.
   Могущество.
  
   Мы прошли еще немного, местность не отличалась разнообразием. Аена теперь ни на шаг не отставала от меня, ее взгляд был полон грусти, она вела себя так, словно мы вот-вот расстанемся. Впрочем, возможно, так оно и было.
   - Виктор! Что это? Смотри! - закричал вдруг Зак, подбегая ко мне. Я проследил за его взглядом... Впереди виднелись очертания древнего храма. Он не был черно-белым, как его макет в доме Силны. Одна половина играла светлыми теплыми тонами, а вторая - холодными. Вот только смрадная туманная дымка затемняла почти все холодные цвета, окутывая жирной грязной пленкой, только синий мерцал. Я не стал гадать, что это может означать, потому что Зак констатировал факт, прервав мои размышления:
   - Мы пришли. - Мы переглянулись, не желая верить, что это правда. Хотя... Конец пути, а все живы и здоровы, ничего страшного не произошло, и мы, как и говорила Аена, пришли намного быстрее. Но что-то настораживало. Мы ускорили шаг, и, пока шли, свинцовый страх сковывал меня. И Зака тоже, если судить по цвету его лица. Воздух стал плотнее, гуще и, казалось, живее. А потом мы с Заком взялись за руки, как маленькие трусливые дети, и шагнули вперед.
   Аена осталась позади, легкая, как тень, молчаливая и мудрая. А мы, как две песчинки, стояли перед вечностью, огромной и необъятной. Стояли, держась за руки и глядя вверх, на гигантский храм, уходящий далеко ввысь. На миг ставший привычным пейзаж Города сменился огромным полем, на котором стояли войска. Я увидел черных, как смоль, коней, и одетых в сверкающие кольчуги из тончайшего и крепчайшего металла всадников. Увидел сверкающие мечи и рассветное робкое солнце, зловеще отсвечивающееся в черных глазах Жанны. Увидел светлые волосы Зефиры, собранные в высокий воздушный хвост и свет в ее глазах. А потом - чей-то клич, и войска двинулись друг на друга.
   Я пошатнулся и протер глаза, настолько отчетливым было видение. Посмотрел на Зака. Нет, тот ничего не видел. Город показал это только мне. Войну Хогга и Илен. Войну, где великие полководцы бессильны со своими стратегиями, царь понимает происходящее меньше всего человечества, а главным действующим лицом оказывается безнравственный ирвен по имени Виктор, ставший князем крови, пусть и только Девятого Княжества.
   - Ну что, мы идем туда? - поинтересовался Зак, глядя на меня. Пониже меня ростом, кудрявый и крепкий, он казался совсем юным. Я заглянул в его испуганные глаза и понял, что он не хочет туда входить. Я еще раз взглянул на Храм. Я тоже не хочу. Мой взгляд тянулся к темной половине, я чувствовал манящие голоса, шипение и шепот, неприятный, но затягивающий. И я сделал шаг... До меня донесся шум битвы, крики и звон мечей. Война идет. Мне пора делать выбор, на чьей я стороне.
   - Мы не ошиблись в тебе, ирвен... Ты - наш повелитель... Наш повелитель... Могущество, которое ты обретешь, необъятно... Все, чего ни пожелаешь - твое... Все...
   - Малыш! Ты выбирал смерть, так откажись от могущества! Откажись... Отринь все и все обретешь...
   - Всссе... Вссе твое... Твое...
   Виски заломило. Я поднял голову, глядя на черно-белый храм.
   И сделал шаг.
  
   ***
   Битва начиналась. Жанна с жалким отрядом вошла на рассвете в Девятое Княжество. Ее запомнил какой-то трактирщик. Потом долго рассказывал дрожащим и прерывающимся от всхлипов голосом про прекрасную девушку с отрядом сумасшедших на старых клячах, пришедшую в трактир и потребовавшую кружку огненного эля. Он говорил, что девушка даже рта не открывала. Он ощущал странный жар, пробежавший мурашками по всему телу, и чувствовал, что готов все отдать, лишь бы обладать ею. Жанна щелкнула пальцами, и он, как последний раб, пошел за элем. А потом она залпом выпила жгучую жидкость, усмехнулась, подошла к окну и произнесла: "Ветер с Запада... Город дает о себе знать. Скоро я обрету силу.". Трактирщик запомнил каждую черту ее внешности, каждую нотку ее сладкого, но пугающего голоса. А когда незнакомка заглянула ему в глаза, он и вовсе потерял голову.
   А потом подул ветер с Запада. Девятое Княжество заходило ходуном. Город волновался. Жанна вышла из трактира и усмехнулась, подставляя лицо ветру. На миг испуганному трактирщику показалось, что ветер этот черный. Он окутал Жанну, словно облаком, а потом разнесся по всему Княжеству. А может, и дальше. А позже на улицах Княжества появились толпы спектрумов. Никто и никогда не видел их в таких количествах. Все они обретали нешуточную силу. Люди сталкивались с прикрытыми плащами руберами с горящими глазами, насквозь фальшивыми пурпурами и коренастыми бруннами. Встречались и узнавали, что всех ждет великая война. И что людям тоже предстоит в ней участвовать. В спешке напуганные люди надевали кольчуги, отыскивали оружие и собирали отряды. А тем временем ветер дул. Дул, охватывая весь Аркус.
   А в далеком Центральном Княжестве, столице всех княжеств, царь сидел в кругу своих преданных лордов, в его трусливых, не наделенных мудростью глазах, как пожар полыхала паника.
   Лорд Пераль как всегда задумчиво и скептически рассматривал песочные часы, стоящие на столе. Ненавистный ирвен Виктор, тот, кого он хотел сжить со свету! Теперь в его руках судьба их всех. Новости доходят быстро, когда их не хотят получать. А Пераль не хотел. Он хотел объятий красивой девушки и курить - это его обычно успокаивало. Но сейчас он понимал, что и это не поможет. И тогда царь встал с трона, подставляя толстое лицо ветру с Запада.
   - Готовить войско! Послезавтра на рассвете выходим в Девятое Княжество.
   Голос прогремел, как набат. Симеон переглянулся с Пералем и нервно покрутил в руке дорогой перстень. Даже зачем-то попробовал его на зуб.
   А ветер все дул. Дул, охватывая мирные поселения эльфов и гномов, дул, призывая всех на войну, пугая тех, кто жаждал света и придавая сил тем, кто продался тьме.
   Так продолжалось до вечера. А потом подул другой ветер. И тоже с Запада. Жанна принюхалась к ветру и поморщилась. Этого она не ожидала. Воздух пах цветущей яблонею, морем и нагретой на солнце травой. Пах волосами любимого и его кожей, материнским молоком и слезами раскаяния...
   Зефира стояла на балконе, глядя в светлое далекое небо и принимая ласку теплого ветерка. Теодуш ободряюще улыбнулся Зефире и похлопал ее по плечу, глядя в ее бледное лицо с высоко собранными в хвост волосами, на котором явно читалось страдание. Девушка была одета в кольчугу Зака, по ее просьбе подогнанную по размеру.
   - Я боюсь, Теодуш...
   Князь Девятого Княжества окончательно сошел с ума. Ветер что-то шептал ему, и он выходил послушать. А потом долго разговаривал сам с собой, проклиная весь мир. Говорил что-то о Городе и кровном родстве. О ненависти и Викторе. А потом впал в прострацию, подолгу сидел в кресле и смотрел в пустоту. Зефира ничего не могла с этим сделать. Вскоре князя оставили в покое. Теперь он сидел в той самой башне, где Зак предпочитал встречаться с девушками. Сидел, перебирая морщинистыми пальцами пуговицы на рубашке. И только шептал, подставляя ветру лицо: мальчик мой, ты справишься...
  
  
   ...Все это я узнал позже. Когда вышел из Города. Вышел, исполненный могущества и силы. Сила была во мне, поигрывала в кончиках пальцев, у корней волос и во всем теле. Искристая, как шампанское, темная и пьянящая, как коньяк. Я шел и чувствовал, как истина и вечность наполняют меня. Они во мне... Я шел и знал все. Знал про войну. Я видел все, что происходило в каждом из уголков Царства. Видел лица, слышал мысли и голоса. Я знал, зачем мы здесь. Знал, кто такая Жанна. Знал, где грань между светом и тьмой... И нарушал ее.
   Два невольных брата, два князя по крови. Он выбрал Свет, видимо, вспомнив Зефиру. А я - Тьму. Выбрал и ощутил, как жалобно застонала Аена и простерла ко мне тонкие руки со своим тихим, укоризненным стоном: "Малыш... Зачем?..". И по привычке ответил ей: "Не верь мне. Я опять лгу... И, возможно, это первая за всю мою жизнь ложь во спасение...". Но мне не ответили. И это понятно... Теперь у меня другой советчик.
   Я взглянул на себя со стороны - теперь я мог и не такое, - и с удовлетворением заметил, что изменился. Глаза полыхали силой, подбородок стал как будто тверже, а лицо украшала подросшая щетина. Ни следа того мечтательного романтика, стоящего у зеркала в ванной... Я переступил черту. Переступил черту, чтобы переступить грань. Но об этом потом. Как хороший актер, я должен сыграть свою роль в этой пьесе.
   Я поправил рубашку, проверил острие меча. Два ветра дули с Запада, перекрещиваясь в странном танце. Два ветра - нежный и прохладный, дарящий радость, и темный и обжигающий.
   Я вышел из Города как раз недалеко от дворца. Зака видно не было, но я знал, что он где-то рядом. Просто он очень слаб. Светлые силы предполагают жертвенность и полную отдачу. Светлые спектры нашей ауры: желтый, спектр любви; зеленый - гармонии; оранжевый - радости. Все они и есть свет, ослепительно-белый в слиянии радуги. Зак обрел все и не получил ничего. Силы не принадлежали ему - он был просто их проводником. А я теперь мог использовать свое могущество, как захочу. Для начала, пожалуй, надо собрать войско и захватить власть. Отнять ее у Жанны... Думаю, теперь это будет несложно.
   Усмехнувшись, я пошел ко дворцу. По пути мне встречались спектрумы в таком количестве, что от их магии кружилась голова. У входа во дворец стояла стража, которая попыталась преградить мне путь. Четверо мужчин с алебардами в руках и перекошенными от страха лицами.
   - Стоять! Кто идет? - гаркнул бородатый стражник, вскидывая алебарду. Я вздохнул и ослепительно улыбнулся, обнажив зубы:
   - Ирвен Виктор, - больше ничего говорить не пришлось. Стражники переглянулись и убрали наставленные мне в грудь алебарды.
   - Проходите, ирвен! Эрра Зефира ждет вас!
   Я устало кивнул, играя роль замученного путника. А сила бурлила во мне, как вино, кипела в крови, опьяняя и волнуя. Я ведь могу одним щелчком пальцев разнести этот дворец, размазать по стенке всех четверых стражников. А они и не подозревают! Что ж, главное не забывать, для чего мне нужны эти силы.
   Звуки моих шагов гулко разносились по всему дворцу. Мне навстречу выбежали слуги, поднесли бокал с вином, который я тут же залпом опорожнил, и повели в покои Зефиры. Зефира ведь теперь временно взяла управление княжеством... Слуги радостно болтали, рассказывая мне о ветре, Жанне, о сумасшествии короля и многом другом, что я уже давно знал. Я старался делать вид, что слушаю, а сам думал о Теодуше и Зефире. Пока они не знают, что я такое. И не узнают, пока не придет Зак.
   Слуги привели меня в просторную комнату с балконом. Свет затоплял ее, были видны золотистые пылинки, летающие в воздухе. Теодуш, мой милый Теодуш, сидел на диване и уплетал виноград. Сочные ягоды, золотые в солнечном свете, словно налитые солнцем.
   Увидев меня, Теодуш вскочил и бросился меня обнимать. Добродушный толстяк разрыдался, отчего его нос опять стал фиолетовым. "Виктор, ирвен! Я так рад, так рад...", - шептал он, прижавшись к моей груди и похлопывая по плечу, отчего я зашатался и просипел:
   - Я тоже очень рад!.. Только ты меня сейчас задушишь, - Теодуш расхохотался и вытер слезы, отпустив меня. Я глубоко вздохнул и вдруг понял, как я его люблю - моего дорогого преданного друга. И как я не хочу его обманывать. Но пока надо наслаждаться мирной встречей.
   - Вы живы, ирвен, живы! А ирвен Зак... того? Отошел в страну Смерти? В вечные чертоги?.. - спросил Теодуш, мечтательно закатывая глаза. Меня потянуло рассмеяться.
   - Он не ирвен, глупенький. Он князь, его высочество...
   - В далекие времена обращение "ирвен" было обращением только к принцам крови. Это теперь появились "высочества" и "величества"... - я удивленно вскинул брови:
   - А почему ты меня зовешь ирвеном?.. - ответ доказал мне, что лгать поэту бессмысленно. Он мудрец. Обличие глупца - вот мудрость мудреца...
   - Ты велик. Я понял это, как только увидел тебя... Когда ты заговорил об утопии...
   Я хотел ответить, но не успел - в залу вошла Зефира. Не такая, как я видел ее в Городе - в кольчуге и с хвостом, воинственная и решительная, а хрупкая и уставшая, в легком платье простого покроя и с волосами, собранными в пучок. Легкая, грациозная и нежная, она подошла ко мне. Широко распахнула глаза, длинные ресницы задрожали, губы удивленно приоткрылись. Я непроизвольно нащупал рукой амулет на груди. Амулет, которым она связала нас.
   Зефира выдохнула и вдруг, разбежавшись и сбросив на бегу шелковые туфельки, бросилась мне на шею. Я подхватил ее и закружил по комнате, смеющуюся сквозь слезы. Теодуш отошел к своему винограду, посмеиваясь про себя. А я совершенно потерял голову, прижимая к себе Зефиру. Я поставил ее на пол, заглянул в прозрачные, полные слез глаза и нежно поцеловал в лоб. Она прижалась к моей груди и всхлипнула.
   - Я так боялась... Что ты не пройдешь... Что пройдет Зак... Он же князь по крови... - неразборчиво зашептала она. Я, неожиданно почувствовав слезы на щеках, прижался губами к ее волосам и прошептал:
   - Неважно! Все неважно... Главное - здесь и сейчас мы вместе.
   Я обнял ее за талию и закружил по зале. Она удивленно посмотрела на меня и поддалась слышной только нам музыке. Беззвучный вальс уносил нас ввысь, мы танцевали, словно летя над паркетом. Я случайно встретился глазами с Теодушем - тот крякнул и вышел из комнаты, запихивая виноград за обе щеки.
   Я приподнял ее и поцеловал. Зефира задрожала, откликаясь на поцелуй, и опять разрыдалась, прижавшись ко мне.
   - Ну ты чего, эрра? - ласково спросил я.
   - Не обращай внимания... Это я от счастья... - рассмеялась она, вытирая слезы. Мы сели на диван, обнявшись и глядя на золотистые пылинки, кружащиеся в медленном вальсе по зале.
   - Как там?.. Ты узнал то, что должен был? Получил силу? И Зак... он... умер? - тихо спросила Фи, положив руку мне на колено. Я сжал ее тонкую ладошку и набрался смелости.
   - Да. Зак умер. Я не хочу говорить о Городе... Это слишком страшно. Могу сказать только, что мы с Заком теперь кровные братья. И что Город - это место, где зародилась жизнь. Это дом богов. Первородцев. Оттуда идет вся сила, вся магия, вся суть, все живое. Город диктует Закон, единственный Закон, которому мы подчиняемся, который истинен. Ты не понимаешь... - догадался я, заметив, что глаза Зефиры расширились, а лоб сморщился, в тщетной попытке понять.
   - Я так и знал. Это не объяснишь словами...
   Фи удивленно и испуганно посмотрела на меня. Я, не желая говорить на эту тему, обнял ее. И почувствовал, что я поистине счастлив. Что это и есть моя утопия - комната, наполненная светом, любимая девушка и лучший друг, готовые поддержать меня в любой ситуации... Я подхватил Зефиру на руки и отнес в спальню.
  
   - Виктор... Тебе придется руководить войском. Жан, наш слуга, рассказал тебе? Начинается война. И нам придется в ней участвовать. Я буду воевать на стороне света. Эта наш долг! Спектры Илен соберутся завтра в полдень у дворца. А я уже договорилась, что к их войску присоединится отряд людей. Командиром должен быть не человек, или человек, наделенный знанием и силой. Это ты... Ты ведь согласишься?.. - спросила Зефира, натягивая на себя одеяло и прижимаясь ко мне. Ее амулет блестел у меня на груди, переливаясь всеми цветами радуги.
   - Я?.. Командовать войском? - лениво переспросил я, перебирая шелковистые волосы Зефиры.
   - Да, ты. Человеческим войском Илен. Ты ведь теперь наделен силой... И знанием, хотя и не делишься им.
   - Он будет командовать! Только не человеческим войском. И его силу тебе лучше не видеть! - дверь в спальню открылась. На пороге стоял Зак, изможденный, но решительный. Когда он увидел нас, его совсем еще мальчишеское лицо побледнело от гнева и ненависти. Я ощутил досаду и жалость. Этот мальчик достоин восхищения, но он всего лишь пешка в моей большой игре. Как и Зефира, прижимающаяся ко мне всем телом, напуганная и ничего не понимающая.
   - Что это значит?.. - тихо спросила Фи, глядя то на меня, то на Зака. Юноша облокотился о дверной косяк, его шатало - то ли от горя, то ли от гнева, то ли от усталости...
   - Он получил темное могущество! Он предводитель тьмы! Слуга Хогга! Убийца... Он обманывает тебя, обманывает всех! Он... - кричал Зак, делая шаг ко мне. На шум прибежала стража, но, увидев меня и Зефиру в одной постели, они стушевались и отвернулись, успев крепко схватить Зака за руки. Юноша не сопротивлялся. Только шепотом произнес:
   - За что?.. Я ведь князь по крови, наследник... А он здесь никто! Он враг, убийца... Отец... - качая головой, добавил он, потеряв сознание. Зефира вскочила с кровати, укутавшись в простынку, и накинула платье. Я тоже принялся поспешно одеваться. Странная, гробовая тишина, стражники, слуги, пытающиеся привести Зака в чувство, Зефира, побледневшая и взволнованная.
   Когда Зака наконец привели в чувство, а мы оделись, Зефира вдруг молча села на кровать и уставилась в стену. А потом приказала страже и слугам выйти. Остались мы втроем - Зак, которому только слабость мешала убить меня, Зефира, которая была на грани истерики, и я, понимающий, что могу разнести весь дворец, если мне будет нужно.
   - Это правда, Виктор? - наконец выдавила Зефира. Я кивнул, невозмутимо рассматривая узор на белье. А внутри у меня все разрывалось от боли.
   - Правда. Я же говорил, ты должна меня бояться, - тихо ответил я, глядя на рычащего от бессильной ненависти Зака. Крупные слезы катились по его лицу.
   - Ты понимаешь, что ты сделал?! Ты убил ее, Виктор! Амулет связи - это нерушимая клятва! Теперь она может быть только с тобой или умереть, - прошептал Зак, не вытирая слез.
   - Я же темный. Меня это не волнует, - только и ответил я, а Зак повалился на пол, схватившись за голову и бессильно закричав. Зефира сидела молча, глядя в стену.
   А я вышел из комнаты, не оглянувшись. Теперь я знаю их планы. Знаю, что командовать войском будет Зак, а Фи, скорее всего, останется во дворце, как управляющая.
   Хогг! Что же я творю... Аена! Где ты, Аена?.. Как же ты мне нужна...
   Я свободно прошел в некогда бывшие моими покои, дабы забрать подаренный Силной рисунок. Бояться стражи не имело смысла - пусть сами боятся. Я не люблю бросать обещания на ветер, потому и не обещал ничего Зефире. Но сейчас, когда я коснулся рисунка пальцами, в кончиках которых бесновалась сила, я почувствовал, что оскверняю своими прикосновениями этот дар. Юноша на потрете укоризненно посмотрел на меня, и я, не удержавшись, прошептал:
   - Я делаю это во благо. Как твой брат, глупышка.
   Хм, вряд ли это успокоило бы маленькую дарительницу. Я еле успел спрятать рисунок за пазуху, как раздался топот нескольких десятков ног, и дверь открылась. Я непроизвольно вздрогнул и оглянулся: стража смотрела на меня, обнажив оружие. Я спокойно пошел к выходу, в упор глядя на них.
   - Стой! - завопил самый смелый или, что гораздо вернее, самый истеричный стражник. Я вздохнул и руками раздвинул толпу. Они набросились на меня, махая мечами и алебардами, а я от неожиданности вскрикнул - на плече осталась царапина. Я осмотрел ее, грустно ухмыльнувшись - что ж, я не неуязвим. Привык к Городу, где от ран не умирают! Я толкнул ударившего меня, чувствуя, как искрится выпускаемая тоненькими струйками сила, как она туманными змеями окутывает испуганных стражников. Я поморщился, слушая их крики. Когда я огляделся, никого не было. Только какой-то олух бросил алебарду на пол, убегая. Я поднял оружие, подержал на ладони, проверяя баланс - да, неплохая алебарда, но не мое это. И я нарочито медленно пошел вниз, слушая, как гулко отдается стук шагов. Меня забавлял животный ужас окружающих и собственная безнаказанность.
  
  
   Глава 13.
   В преддверии.
  
   Из дворца я вышел беспрепятственно. Меня еще раз попытались остановить, но я поставил мысленный блок и, смеясь, прошел мимо разъяренных стражников. На улице вечерело. Я направился к таверне - что-то подсказывало мне, что Жанна там.
   Таверна была маленькая, деревянная и из нее сильно несло спиртом и подгоревшим супом. Я вошел. За столом вокруг Жанны расположились десять руберов. Именно их я видел в поле, когда мы шли к Девятому Княжеству. Они обернулись на звук шагов. Один поднялся и направился ко мне мягкой, кошачьей походкой. Я вспомнил ту ночь, и дрожь пробрала меня. Но теперь они мне не страшны.
   Рубер подошел совсем близко, я увидел его красные глаза с вертикальными зрачками, почувствовал на своем лице обжигающее дыхание.
   - А мы ведь не ошиблись в тебе, ирвен! Ты и правда - наш повелитель, - удивленно произнес он и вдруг опустился передо мной на колени. За ним опустились и остальные, встав с тихим шелестом одежды из-за стола. Я поднял голову и усмехнулся, чувствуя, как нескончаемая сила наполняет меня.
   Дверь в таверну открылась с тихим скрипом. Я обернулся - на пороге стояла Жанна. Ее красота обжигала глаз, пугала и зачаровывала. Если Зефира была легкой и светлой, словно сотканной из эфира, то Жанна походила на острие отравленного кинжала, украшенного драгоценными камнями, но с запекшейся кровью на лезвии.
   Я испытал жгучую боль и желание улететь прочь, избавится от этой проклятой силы. Но Жанна была рядом, ее глаза горели огнем, а по обнаженным рукам струились алые татуировки, светящиеся странным светом. Она была единственной, на ком кроме плаща имелась и другая одежда, и это к лучшему, иначе я не смог бы противиться ее силе.
   - Здравствуй, дорогуша! Помнится, ты собирался создать утопию, - протянула Жанна, не показывая волнения. Но она волновалась, и я понял это.
   - Тебя это не касается, Жанна, - произнес я, глядя ей в глаза. Нелепый пафос наших диалогов забавлял меня, хотя в то же время придавал и без того важным событиям значимости.
   - Завтра война, Виктор. Ветер набрал силу, - наконец произнесла она, не отводя взгляда от своих соплеменников руберов, мрачным полукругом стоящих у меня за спиной. Я позволил себе улыбнуться, чувствуя, что выигрываю.
   - То есть ты согласна продлить наш договор?
   - У меня нет другого выхода, - ответила Жанна. По нечеловеческому лицу пробежала тень, и я почувствовал, как недовольно запульсировала сила внутри нее. Одно меня забавляло - это была моя сила.
   Я расположился на втором этаже таверны, в небольшой комнате. Все вокруг кишело спектрумами, я чувствовал покалывание от их силы. Сидеть в комнатке таверны, запечатанным в четыре стены, было невыносимо. Я хотел действовать. Пришлось спуститься вниз и налить себе пива. Жанна с руберами уже куда-то ушли, по всей видимости, моя бывшая любовница предпочитала не вступать со мной ни в какие контакты. О судьбе несчастного трактирщика мне думать было недосуг - в сравнении с большой игрой его жизнь была ничем. Я глотнул пива и поморщился - на вкус оно было хуже затхлой воды. Вдруг меня ощутимо тряхнул мощный заряд силы, я чувствовал, как эта сила связана с моей тоненькими нитями отражений. За моей спиной стояла яшинто.
   Поперхнувшись чаем, я повернулся. Странно, не все же спектрумы собрались в этой таверне, здесь только элита, так откуда тут эта девочка... Впрочем, из яшинто вряд ли кто-то еще принимает участие в войне - их природная неспособность существовать в полном красок мире ограничивает их возможности.
   - Вы и есть посланник Хогга? - заинтересованно спросила яшинто, откровенно разглядывая меня. Синие бездны глаз касались моей ауры и соскальзывали, не имея возможности как-то влиять на нее. Забавная девочка. И красивая - для яшинто, разумеется.
   - А это ты подняла переполох в Аркусе? - вопросом на вопрос ответил я, бесцеремонно глядя в ее глаза. Яшинто это похоже смущало, и она резко отпрянула, инстинктивно сжавшись в комочек.
   - Сила... слишком много силы, - прошипела она, зло глядя на меня. Я почувствовал себя неуютно - ведь спектрумы связаны со мной и могут черпать силу из источников через меня. Ну что ж, ничего не могу поделать с этим неудобством, я совершенно не способен эту силу ограничить.
   - Просто оградись от меня, представь кокон вокруг себя, и сила останется в нем, - посоветовала яшинто, переходя на "ты". Легко сказать! Впрочем, сделать оказалось тоже довольно легко. Яшинто хмыкнула:
   - Сама через это проходила. Не очень-то приятно, когда идешь, а под ногами вянет трава, и вокруг осыпаются листья. Хотя они меня и бесят, - честно сообщила она, усаживаясь на стул возле меня.
   - Пиво - дерьмо. Как ты его пьешь? - кивая на стакан, спросила яшинто. Я улыбнулся.
   - Когда нет любимой, приходится довольствоваться шлюхами, - глубокомысленно изрек я, а моя собеседница фыркнула, задирая аккуратный острый носик.
   - По мне лучше ничего, чем дерьмо, - безапелляционно заявила она. Я глотнул еще пива и с любопытством воззрился на нее. В этой яшинто ощущался твердый стержень, которого очень не хватало мне...
   - Хотя ты всего лишь человек. Вам свойственно колебаться, с семью спектрами в одной ауре сложно быть решительным, - презрительно хмыкнула она, отвечая на мою невысказанную мысль. Сзади послышались шаги, и в таверну ввалилась парочка бруннов. При виде вошедших, яшинто скривила губы, как от неприятного запаха. Брунны были оборотнями, противоположностью виридов. Они тоже могли обращаться, только в больших существ темно-коричневого цвета, напоминающих глыбу камней. В то же время их глыбообразная внешность обманчива, и они очень подвижны, к тому же в этом виде практически неуязвимы, невероятно сильны. Зато пока они больше похожи не на глыбы камней, а на коренастых человечков в набедренных повязках и с низкими лбами, их сила не действует.
   - Это повелитель? - низким голосом спросил у своего напарника брунн. Тот сделал страшные глаза и кивнул. И тут же, как подрубленные, брунны с грохотом упали передо мной на колени.
   - Служим вам, повелитель! - хриплыми басами, перебивая друг друга, проорали они. Кружка с пивом даже подпрыгнула на столе от громовых раскатов голосов. Я только хмыкнул, а яшинто испепелила их взглядом. Мне, признаюсь, всегда было интересно, как спектрумы общаются друг с другом, а теперь, когда каждый из них обладал силой, мне стало любопытно просто до неприличия. Но по всей видимости обжигающий взгляд яшинто не произвел на бруннов должного впечатления. Яшинто это только еще больше разозлило, она подняла кружку, полную пива, и вылила ее прямо в морды бруннам. Их приплюснутые лица резко повернулись к ней, по коричневой грубой коже, пенясь, стекало пиво. В глазах вспыхнула неконтролируемая злоба, как у пьяных мужиков на площади. Вот только эти существа отнюдь не было людьми.
   - Я всего лишь остудила ваш пыл. Не стоит пресмыкаться ни перед кем, - спокойно заявила яшинто, окидывая таверну ледяным взглядом, от которого у меня, даже несмотря на мою неприкосновенность магией, пробегали мурашки. А дальше начало происходить нечто, чрезвычайно меня заинтересовавшее. Брунны, казалось, вросли в пол, окаменели. Рельефные мускулы напряглись, все тело стянулось, словно тугими узлами, а сверху стал нарастать камень, покрывая бруннов непреодолимой броней. Камень обрастал вокруг всего тела, и я чувствовал, как через меня проходят тоненькие ниточки силы, вливающиеся в бруннов. И вскоре передо мной вместо двух коренастых мужчин стояли две глыбы камней, словно врезанные в пространство, твердые и неподвижные. И вдруг эти глыбы двинулись, как мне показалось, прямо на меня. Я замер от ужаса - гигантские камни, источающие величавый покой необъятной силы двигались легко и непринужденно. Их гигантские ноги, приросшие к полу таверны, легко и быстро передвигались. Но меня они миновали, приблизившись вплотную к худенькой синеволосой яшинто. Та все так же сидела на высоком стуле, холодно глядя на нависшие над ней скалы. Я, честно признаюсь, немного испугался, что ситуация выходит из под моего контроля. Один из бруннов (я их не различаю) занес полукулак-полущупальце невероятного размера над головой яшинто, но та вдруг, опершись руками о стойку, подпрыгнула и оказалась стоящей на столе. Из голенища сапога на свет явился алмазный клинок, неограненный и не такой яркий, как отражающий свет д'амондобито. Клинок был коротким и очень острым, напоминающим длинную иглу. И вдруг эта алмазная игла, брошенная хрупкой рукой, провернулась в воздухе и вонзилась в каменное тело брунна. По камню пошли тонкие трещинки, и из раны вытекла темно-коричневая капля, дымящаяся и густая. А таверна затряслась от вопля брунна. Его собрат бросился на яшинто с громким рыком, пока раненый, рыча, терял остатки каменной брони. Каменный кулак с огромной скоростью полетел в живот хрупкому созданию, но "создание", ловко увернувшись, нырнула у него между ног и поднесла к затылку вторую "иглу".
   - Думаешь, я не знаю, что, ударив по затылку, я лишу тебя всей энергии? Знаю, - констатировала яшинто. В ответ ей раздалось глухое рычание. А мне все это представление начинало надоедать, и я негромко произнес:
   - Хватит, - надо же, теперь мне достаточно одного слова, чтобы управлять спектрумами - существами, которых я раньше боялся. Меня это забавляло, подогревало кровь, заставляло чувствовать себя едва ли не властелином мира. Хотя, в сущности, так оно и было.
   - Силы вы получили отнюдь не для того, чтобы эгоистично потратить их на свои маленькие развлечения, - улыбнувшись, выдал я.
   - Слушаюсь, повелитель, - одновременно прохрипели раненные брунны, а яшинто только кивнула головой, заодно отбросив назад растрепавшиеся синие волосы. Не любит подчиняться. Это интересно... Честно говоря, я сам себя пугаю. Я стал жестоким и самовлюбленным... Одна радость - у меня есть цель, оправдывающая все это. Но об этом потом, а пока я смотрел в широко открытые синие нечеловеческие глаза.
   Брунны лежали на полу, лишенные каменной брони и донельзя недовольные, а яшинто, усмехаясь, вытирала алмазную иглу.
   - Зачем ты это устроила? - спросил я, сверля ее взглядом. Впрочем, получалось наоборот. Яшинто только пожала худыми плечами, убрала иглу в голенище сапога и серьезно ответила:
   - Спектрумы жестко конкурируют друг с другом. Чтобы существовать комфортно, мне надо зарабатывать авторитет. Вы же как-то стали нашим повелителем, правильно? - я вспомнил Зака и свой нелегкий выбор. Да, возможно я тоже включился в простую борьбу за существование. Но мне хочется верить в то, что мои действия отнюдь не обусловлены животными инстинктами.
   - Как тебя зовут? - зачем-то спросил я, внимательно изучая взгляд синих глаз. В голове промелькнула абсурдная мысль - если иметь под рукой любовницу-спектрума, то это определенно должна быть эта яшинто...
   - Азот. Не смотрите на меня так, повелитель. Я не настолько низко пала, чтобы удовлетворять все ваши желания. Притронетесь - и я вас убью. Эта штука убьет даже вас, поверьте, - и она повертела прямо перед моим носом алмазной иглой. Я задумчиво проследил за блеском граней. И, вздохнув, пошел назад, в свою крошечную, совсем не подходящую для повелителя комнатку. Бросил на ходу:
   - Вставайте, лентяи. Считайте это тренировкой и не проигрывайте впредь девчонке с иголкой.
   Интересно, когда это для меня главным в диалоге стало уколоть противника в словесном поединке?
   Когда я только вышел из залы таверны, дверь скрипнула, и в помещение с гулом и криками ввалились брунны, прошелестели плащи руберов, и прозвенел хохот пурпуров. Общаться со всем этим спектрально окрашенным народцем я не имел ни малейшего желания и ступил на первую ступеньку. На лестнице у меня вдруг резко закружилась голова, и я пошатнулся, чувствуя, как раздвигаются стены коридора, люстра сотней осколков падает на меня, а воздух густеет. Тихо застонали отсыревшие ступени лестницы, и я, поскользнувшись, начал медленно съезжать по стене, не понимая, что происходит. Вдруг мое отяжелевшее тело подхватила твердая рука, а перед расплывающимся взором предстали синие твердые глаза, в которых светились кристаллики льда. Я вцепился в твердую холодную руку, как в перила, ища поддержки. Синие губы на бледном лице дернулись в усмешке, а меня вдруг повторно скрутило. Я зацепил взглядом картину на стене коридора, потрескавшуюся и далеко не гениальную. Иголки боли впивались в меня, я чувствовал силу, проходящую насквозь и бросающую то в жар, то в холод, и пытался цепляться за эту картину, ненавидя себя за постыдную слабость. Я не чувствовал своего тела, я горел и бился в ознобе, ватными трясущимися ногами упираясь в ходящие ходуном ступеньки. Вдруг что-то холодное и твердое, словно выточенное из камня, коснулось моих губ, и я вздрогнул, чувствуя вползающий в меня успокоительный холод. На миг безумная карусель замерла, и я увидел максимально приближенное к своему лицо Азот, темный коридор и ту самую картину.
   - Лучше? - оторвавшись от моих губ, язвительно спросила она. Я судорожно вдохнул, продолжая нелепо цепляться за худую твердую руку.
   - Мне придется отвести вас в комнату, повелитель, не поймите меня неправильно, - и она потащила меня наверх, помогая покорять ступеньки, кажущиеся мне непреодолимыми препятствиями. Наконец мы добрались до вершины, и я, борясь со слабостью, ввалился в комнату и упал на низкую грубоватую кровать. В голове по-прежнему шумело, а перед глазами бегали мошки. Я мотнул головой, надеясь прогнать надоедливую "мошкару". Худенькая рука стиснула мое плечо, и Азот подула мне в лицо, обдавая ледяным воздухом. Интересно, какая у этих яшинто температура тела?
   - Вот теперь вам лучше, - усмехнулась она, не мигая глядя на меня. Я поежился от стыда - почти свалился в обморок перед своей подданной безо всякой на то причины. Это глупая промашка, я показал какой-то яшинто, что я слабее ее. Это просто-напросто глупо! Теперь мне остается только либо довериться ей, либо... Впрочем, нет, вариант всего один.
   - Что со мной было? - в синих глазах плеснулось лукавство, в этот момент они стали почти человеческими.
   - Вы все-таки человек. Семь спектров слишком много, чтобы быть неуязвимым, - улыбнулась она, и тут же, увидев, что я ничего не понял, пояснила:
   - В таверну зашла Жанна с парой десятков бруннов и руберов, а брунны для тренировки приняли свой основной облик. То есть задействовали силу. А когда она прошла через вас, вам стало плохо.
   - Хогг! А что же будет на поле битвы? - с испугом спросил я, резко садясь на постели. Страх иголочкой кольнул под лопаткой, и я с надеждой и ненавистью смотрел на яшинто. Неприятно, когда твоя подданная, да еще и женского пола - ключ к решению проблемы. Возможно, это меня и заставило порвать с Жанной, хотя я все же буду продолжать лелеять надежду о собственной нравственности.
   - Просто научитесь контролировать силу, повелитель. Вы же сделали так, что ваша сила не причиняет боли мне. Сделайте тоже самое - разделите себя и силу. Не связывайте себя с ней, а то она подчинит вас. Это как со спиртным - либо вы контролируете его, либо оно вас, - усмехнулась она, пристально глядя на меня. Колкие льдинки впивались в мою кожу, ознобом пробегая по спине. Обидно, ничего не скажешь - эта выскочка может научить меня управлять своей силой, и только она. Но выбора у меня нет, кроме как довериться ей. Впрочем, у этого есть и свои плюсы.
   - Научи меня, - потребовал я, сжимая ледяную ладонь в своей руке.
   - Я же сказала, что не буду выполнять каждое ваше требование, повелитель, - твердо ответила она, продолжая смотреть насквозь. Я отчаянно вскрикнул:
   - От этого же зависит успех всей войны! Это не игрушки! - чувствуя себя слабым и униженным, я пытался выкарабкаться из грязи в собственных глазах. А в ответ получил давно знакомые слова, вылетавшие из других губ, мягких и теплых:
   - Для вас все это игрушки, повелитель. Иначе бы вы не использовали имя Хогга как ругательство. Но я не об этом. Я не собираюсь удовлетворять ваши страсти на время отсутствия любимой. Я не шлюха, как вы емко выразились, - с какой-то затаенной горечью и гордостью сообщила она. А я облегченно вздохнул - значит, управлять собой меня научат.
   Это оказалось не так-то просто. Пока Азот крепко сжимала мою дрожащую от напряжения руку и черпала силы, меня начинала бить легкая дрожь.
   - Сила - это не вы, помните? Сила - отдельно, вы - отдельно. Ну что же вы! Вы - отдельно, слышите? - и холодные губы второй раз впились в мой приоткрытый для частого лихорадочного дыхания рот. И сразу все встало на свои места - холодная пустота лилась из источников, касаясь меня, но не проникала внутрь, а в голове впервые за долгое время образовалась полная ясность, и я чуть не заорал от ужаса. В кого превращает меня могущество?! Кто этот ублюдок, Хогг его подери?! И я резко дернулся, разрывая слияние губ, дрожа от омерзения. Сила снова охватила меня, но теперь я понимал, где я, а где - нечто чуждое мне, страшное и враждебное. Крепко-крепко сжал твердую руку и шепнул:
   - Давай еще раз! - и вместе с кивком на меня набросилась гложущая стая ледяной тьмы. Прошла через меня, осквернив своим присутствием, а я, морщась от омерзения, наблюдал, как потоки незаметно для меня проходят через мое тело, лучами впитываясь в расширенные зрачки яшинто. Я не чувствовал даже покалывания - это был не я.
   - Вот видите, все получилось, - отчего-то немного грустно сказала Азот, убирая руку. Я кивнул, вставая с постели и заново оглядываясь в тесной комнате. В нос ударил затхловатый запах, и я пошел открывать окно. Азот молча следила за каждым моим движением, а я всматривался в улочку за окном. Было довольно тепло, но в окно дул ветер. Я пригляделся внимательнее - горячий и сухой, ветер был темным, словно к воздуху примешались крупинки сажи.
   - Ветер с запада, повелитель. Вам стоило бы спуститься вниз и пойти со всеми, - тихо сказала Азот, не глядя на меня. Я поймал пальцами ее острый подбородок и заглянул в немигающие глаза.
   - А я готов?
   - Смотря к чему. Возможно, я ошибаюсь, но ваша цель отличается от нашей. И я не могу пожелать вам в ней удачи, - помолчав, добавила она. Худые плечи дернулись, а губы тотчас искривила неожиданная холодная усмешка:
   - Не бойтесь, о наших секретах не узнает никто. Вот только боюсь, игрушка и кукловод могут поменяться ролями, - непонятно усмехнулась она, грациозно поднялась с кровати и вышла из комнаты, бесшумно притворив за собой дверь. А я остался стоять, скрестив руки на груди и нервно кусая губы. Отнюдь не хотелось спускаться вниз и присоединяться к оргии опьяненных темной силой спектрумов, не хотелось плясать во славу Хогга. Вот только не хотелось мне, а заполняющее меня могущество рвалось туда. Хорошо хоть Азот научила меня разделять себя и это Хоггово нечто...
   Когда я спустился вниз, то снова покачнулся с непривычки и тут же выровнялся - всю залу заполняли спектрумы, я не видел ни одного крошечного кусочка свободного пространства. Жанна быстро отыскала меня в толпе и, взяв меня за руку, потащила на улицу, прочь из трактира. Темные пошли за нами.
   На улице бушевал уже не ветер, а вихрь. Жанна, не отпуская мою руку, повела меня через улочки Княжества к большому полю. Ветер кружился вокруг в бешеной пляске, воздух потемнел. Воины собирались. Их было немыслимо много: камнеобразные брунны, тупо и мрачно смотрящие перед собой; многоликие пурпуры и строгие обнаженные руберы в черных плащах. Жанна улыбнулась, отпустив мою руку, и подняла голову вверх. Вихрь кружился вокруг нас, окутывая поле мраком. Вдруг полыхнул огонь. Я оглянулся - двое руберов разожгли костер, татуировки на белоснежной коже полыхнули алым, переливаясь в отражения отблесков костра. И огонь, постепенно разгораясь, начал танцевать. Послышались первые звуки музыки. Кто-то играл на свирели, а остальные начали пляску. Жанна взяла меня за руку и затащила в центр круга. Музыка играла у меня внутри, завораживающая и тягучая. А потом вдруг ноги ускорили движение, ветер усилился, звуки музыки слились в бешеный вихрь, огонь разгорался все ярче, в такт музыке. Языки пламени отражались в глазах Жанны и всех спектрумов, окружающих нас. Каждый кружился в танце - общем для всех и для каждого своем. Сила бурлила во мне, сливаясь с музыкой. Ноги танцевали сумасшедший танец, мы кружились, охваченные огнем, который, казалось, зажегся в каждом из нас. Татуировки запылали, а ветер все раздувал костер. Раздалось пение, хриплое и низкое. Потом к нему присоединился высокий девический голос, достиг кульминации, и я почувствовал необъятную силу, подставил лицо ветру и позволил огню наполнить меня. Черный ветер кружил над нами, образовываясь в гигантский смерч.
   - Оно в каждом из нас...- вдохновенно шепнула Жанна, не останавливая танца. За спиной раздалось гортанное рычание бруннов. Музыка замерла в кульминации, голоса певцов слились в единой высокой ноте, и руберы разом выплюнули огонь в темный воздух.
   Ветер сделал свое дело.
  
  
   Глава 14.
   Битва.
  
   Я закрыл глаза и перенесся мысленным взором ко дворцу...
   И я увидел, как в это время другой ветер бережно коснулся лица Зака. Юноша поднял полные света и боли глаза. Но боль была его счастьем. Он встал и подошел к окну, чувствуя, как нежный прохладный ветер ласкает его лицо, опухшее от слез. Юноша сбежал вниз по лестнице и бегом бросился к полю. Ветер нес с собой лепестки цветущих деревьев и влажные капельки грибного дождя. Он согревал и спасал от жары.
   Зак оглянулся - к нему со всех сторон собирались крылатые создания, летели прекрасные бабочки-вириды, их гигантские крылья с шумом разрезали воздух. Зак коснулся красноватого лба а'рантьяка, смотрящего на него своими темными, без белков, глазами, в которых теплилось безмятежное счастье и безотчетная любовь. Аквары легко ступали по траве, оставляя капли росы и отражая своими полупрозрачными телами свет солнца. Ветер окутывал волшебной паутинкой каждого из прибывших, объединяя их в одну великую силу. Зак улыбнулся, чувствуя связь, чувствуя гармонию.
   Светлое войско обступило Зака, окутанное теплым ветром. А'рантьяк смотрел на Зака, шевеля тонкими пальчиками и улыбаясь, а потом вдруг поклонился перед ним, а за ним повторили все а'рантьяки за его спиной. Вириды качнули усиками, наклоняя свои маневренные, туго скрученные тела.
   Ветер нарастал, лаская и согревая. Я смотрел на него, чувствуя немой укор Аены, и старался сдержать желание рвануться к нему. Так надо, думал я. Зак ничего не понимает. Пока. Он ненавидит меня. И я этого заслуживаю.
   Вдруг на поле прискакал белоснежный конь, словно окутанный сиянием. Его шерсть искрилась в солнечных лучах, грива разлеталась белоснежным огнем. Спектрумы расступились, бесшумно махнув крыльями, отлетели в сторону вириды. В образовавшемся пустом пространстве Зак смог рассмотреть всадника. На коне сидела прекрасная всадница в мужской кольчуге, подогнанной по размеру, с волосами, собранными в высокий хвост. У меня захватило дух, и у Зака тоже, да и у всех спектрумов заодно.
   - Привет... Я решила, что тебе нужна моя помощь,- твердо произнесла Зефира, остановив прекрасного коня. Зак поднял на нее удивленные глаза. Когда-то по-детски наивное личико возлюбленной стало резче и взрослее, но голос все еще звучал слишком высоко и нелепо для пафосных речей.
   - А связь?.. - тихо вымолвил Зак. Зефира тряхнула ставшим отчего-то белоснежным хвостом и произнесла:
   - Ничего. Все равно я вряд ли выживу в этой битве. Но я не могу отсиживаться во дворце. Я хочу сражаться! - твердо произнесла Зефира, сжимая кулаки. Ее хрупкие руки странно смотрелись в массивных наручах. Зак улыбнулся и вдруг, махнув рукой, крикнул:
   - Ветер набрал силу!
   Вперед выступили а'рантьяки в тончайших платьях и закружились в медленном танце в такт ветру. Даже вириды, казалось, поддались чарующей мелодии... Пение а'рантьяков напоминало игру на свирели, чей-то чудный голос переливался, как горный ручеек. Музыка окутывала, словно приоткрывая завесу в неведомый, прекрасный мир, где бегут ручьи, и пахнет морем, свежестью и первозданностью. Зефире, закрывшей глаза, даже почудился гигантский водопад и радуга, светящаяся над ним.
   Вириды, напомнившее огромных бабочек, закружились в танце, нежные и волшебные. Их тонкие ажурные крылья светились чудным светом. Зак подпевал, и его голос становился все сильнее, возносясь ввысь. На глазах сияли слезы, а спектрумы, взявшись за руки, кружились в удивительном танце, хрупкие и тоненькие. Зефира соскочила с лошади, легкая и грациозная, несмотря на кольчугу. Музыка крепла, голос Зака тоже, и, наконец, все слилось воедино в могучей высокой ноте.
   Это был призыв, это было заявление о силе, о решимости и готовности сражаться.
  
   ***
  
  
   Рассвет разгорался. Алые лучи солнца отсвечивали от блестящих кольчуг и шлемов. Войска стояли напротив друг друга - неимоверные полчища бруннов, крепких и опасных; руберов: высоких, испепеляющих и жутких и метаморфов-пурпуров, хохочущих и меняющих маски. И, напротив - хрупкие а'рантьяки, нелепо-прекрасные с тоненькими ручками теплой красноватой кожей, пламенем волос и высокими голосками; вириды - маневренные и прекрасные, изредка хлопающие изумрудными гигантскими крыльями; меняющие размер и форму непонятные аквары. И люди. Их было немного. Пока немного, но война обещала разрастись и захватить весь Аркус. И всех людей.
   Мы разбили лагерь напротив лагеря светлых, разбитого невдалеке от дворца. Я на своем вороном коне стоял во главе войска. Кольчуга, преподнесенная мне Жанной, наручи, украшенные резьбой, плащ, вьющийся за спиной и даже корона с темным рубином - все это было на мне. Жанна на гнедой кобыле стояла чуть поодаль. Плотно сжатые в кривой усмешке губы, надменно сдвинутые брови, глаза, пылающие огнем. Я оглянулся. За нами стояло внушительное войско вооруженных, пугающих и темных. Впереди стояло огромное войско светлых, с Заком во главе и Зефирой чуть поодаль. Я узнал ее только по хвосту и кольчуге.
   Солнце освещало их доспехи и крылья, красило наши плащи в кровавый цвет. Кони нетерпеливо рыли землю копытами. Крылья виридов волновали воздух, рык бруннов разносился по всему полю.
   Одновременно Зефира и Жанна подули в рог.
   Два звука - прекрасный и пугающий, слились воедино.
   Два ветра с Запада столкнулись в бешеном смерче.
   Два войска ринулись друг на друга.
   Комья земли взлетали под копытами коней, воздух сотрясался от отчаянных криков, мой меч блистал в свете разгоравшегося солнца, я плел оружием паутину, отражая удары и поражая направо и налево. Я слышал крики, чувствовал опьянение битвы и жар испуганного коня, слышал хлопанье крыльев драконов и соринкулов и их пронзительный визг.
   Прямо передо мной возник Зак на взмыленном белом коне. Конь встал на дыбы, а Зак выхватил сверкающий меч. Его кудрявую голову украшала корона отца. Его лицо изменилось. Это был уже не эгоистичный мальчишка, а настоящий сын Илен - сильный и выносливый. Мудрый и добрый, но твердый в решениях. Он пришел сюда, на это поле, не ради мести, а ради одной великой цели - сражаться за Свет. Я смотрел в его глаза, натянув поводья коня. Небо оглашал шум крыльев виридов, а землю - глухой рык бруннов, пламя опаляло облака, за спиной звенели клинки и ржали кони, тела заполняли поле.
   - Готов, ирвен? - тихо спросил Зак, прокручивая меч в руке. Я усмехнулся, кивнув.
   И два коня сошлись. Наши мечи переплелись в сумасшедшем танце, сплетаясь в смертоносное кружево. Кони сходились и расходились, мечи скрещивались и искрили, стальным скрежетом заглушая шум битвы. Я смотрел в глаза Зака, а он - в мои. Вдруг его взгляд потемнел - он увидел амулет у меня на груди. Амулет Зефиры... Его рука дрогнула, и он пропустил удар. Мой меч вонзился в плечо юноши, на землю потекла багровая кровь. Зак вскрикнул, и конь испуганно заржал. Я хотел чуть-чуть продлить удар, но Зак вывернулся и, забыв про рану, отразил удар. Клинки опять встретились, посыпались искры.
   - Ты воин Илен. Ревность и ненависть не должны трогать тебя,- сказал я. Сказал совершенно искренне. Но мои слова, слова Хоггова слуги, предателя и подлеца, прозвучали как издевательство на поле, усыпанном телами и окутанном криками.
   - Я не ненавижу тебя, ирвен, - неожиданно спокойно произнес
Зак, переводя дыхание и отражая очередной удар.
   - Я просто хочу совершить благое дело, убив тебя,- добавил он, и его меч, прочертив в воздухе идеальную дугу, коснулся моего горла. Тонкая струйка крови потекла по шее, темно-вишневая и словно чужая.
   - Убив меня, ты совершишь ошибку, - просипел я сдавленным голосом. Меч царапал мое горло, одно движение - и я упаду на землю, залитую пока еще чужой кровью. Зак смотрел на меня, смотрел и. Мне показалось, что он понял. Понял то, что я изо всех сил пытался передать ему одними глазами.
   - Но! - закричал Зак лошади, убрав мимолетным движением острие меча от моей шеи, и скрылся в пылу битвы. Его левая рука, залитая кровью, с трудом сжимала поводья, а голова была гордо поднята, и курчавые волосы развевались на ветру.
   Битва продолжалась. Силы были примерно равны, и обе стороны устали. Взмыленные кони с трудом выносили бешеных всадников, разящих врагов направо и налево.
   Раздался звук рога. Видимо, Зефира или Жанна просили о перерыве. Я вздрогнул. Зефира. Она одна, хрупкая и не умеющая драться, сражается против спектрумов. Я бросился в самую гущу, в надежде отыскать ее. Пробегая, я увидел, как, по-прежнему холодно усмехаясь, худенькая Азот вонзает свою иглу в массивное тело пикирующей на нее вириды. Вирида с печальным стоном хлопнула крыльями, и из раны в веретене тела хлынули зеленовато-прозрачные капли. Дрогнули усики, и вирида упала, превращаясь в крошечное существо с сухой зеленоватой кожей и огромными белыми ресницами. Ресницы укоризненно дрогнули, и большие глаза закрылись. Я невольно вздрогнул, глядя, как с тихим стоном обрывается невинная жизнь, полная света. Я хотел уже рвануться к ней, но тут на меня замахнулся солдат в длинной тяжелой кольчуге. Я еле успел увернуться от алебарды, как Азот оказалась рядом, и кинжалы ее глаз пронзили душу воина, и тот замер с занесенной алебардой, с ревом падая на колени, из носа пошла кровь, а яшинто продолжала холодно впиваться в него ледяным взглядом. Когда он, захлебнувшись кровью, со стеклянным взглядом рухнул на землю, твердая рука впилась в мое плечо.
   - Я ненавижу все это, - вдруг прошептал я, безумным взглядом окидывая поле боя. Меня тошнило от того, что это я убиваю этих прекрасных существ и людей, от запаха крови и вида боли. Никакая цель не стоит таких жертв...
   - Спокойно! Соберитесь, повелитель. Раз вы здесь, вы ведь знаете зачем? Вот и поторопитесь, а то либо вас убьют, либо я передумаю и сама это сделаю, - хмыкнула Азот, и толкнула меня в самую гущу. И я, не оглядываясь, бросился на поиски Зефиры, отмахиваясь окровавленным мечом.
   И вдруг я увидел: она каким-то образом оказалась прямо на поле боя, растрепанная и испуганная. Рог валялся рядом на земле, похоже, выбитый из рук девушки одним ударом. Жанна молча смотрела на нее, испепеляя пылающими глазами. Вокруг них образовалось пустое пространство, а от битвы их отделяло кольцо руберов, молча смотрящих на происходящее. Зефира тяжело дышала, в ее глазах была нестерпимая боль и мольба, ногтями она до крови царапала ладони, но не сдавалась. Я чувствовал огненную пытку, которой подвергалась Фи, темная сила шла от меня. Это я пытал ее...
   Я натянул поводья и обрушился на Жанну, руберы расступились. Она успела обернуться. Ее глаза потемнели - не то от страха, не то от удивления. В следующий миг она с хриплым стоном уже падала на землю.
   - Я поклялся убить тебя, и я это сделал,- произнес я, вытирая меч о плащ.
   Черный плащ обагрился черной кровью.
   В следующий миг я стоял на коленях возле Зефиры, упавшей на траву. Ее кобыла, испугавшись, умчалась прочь. А я подхватил Зефиру на руки, посадил на седло перед собой и помчался прочь с поля боя. Руберы только проводили меня молчаливым взглядом. Меня не атаковали. Возможно, из-за моего лица, а оно было ужасно.
   Вырвавшись с поля боя, я положил Зефиру на траву и склонился над ней. Меня трясло от ненависти к самому себе и от отчаяния. Я смотрел на Зефиру, на струйку крови стекающую по ее теплым и нежным губам. Ее лицо было бледно, но... сердце билось ровно. Наивная девушка-ребенок выдержала жесточайшую пытку. Я прижал ее к себе, качая на коленях, как младенца. Над полем битвы кружили вороны. Воины, раненые и уставшие, садились на землю. Войска расходились - день близился к концу. Обеим сторонам надо передохнуть. Я видел Зака, ищущего Зефиру, видел наше обезглавленное войско. Я покидал поле боя. Моей целью было не сражение на стороне Хогга. Нет, отнюдь нет. Но уйду я не один.
   Я поцеловал Зефиру в лоб. Жанна мертва. И это хорошо. И хорошо, что Зак жив. Все по плану.
   Раздались шаги. По их звуку я сразу узнал Теодуша - его ковыляющая походка, кряхтение и одышка. Я даже удивился, каким образом он оказался здесь - и ежу понятно, что он не сражался. Значит, находился неподалеку, в лагере, должно быть, а теперь, когда все остановилось, пришел посмотреть, живы ли близкие люди. Я не мог обвинять его в трусости - своим присутствием он мог бы только помешать войску Илен.
   - Ирвен, ведь у вас есть план, да? - с мольбой произнес он, глядя на меня и Зефиру. Я кивнул. Я не лгал.
   - Тогда я с вами. С вами, за вами, в огонь и воду, в ад и рай - твердо произнес Теодуш, протягивая мне руку. Я улыбнулся, пожимая пухлую ладонь поэта. На глаза едва ли не выступили слезы.
   - Спасибо, друг. Отнеси ее Заку. Она спит, - отрывисто скомандовал я. Я не хотел, чтобы Фи увидела меня, мне было больно и стыдно смотреть в глаза Теодушу. Только слова Азот вселяли в меня уверенность - я делаю во благо, и я должен это делать.
   - А потом я вернусь к вам, - настойчиво повторил Теодуш. Я хрипло рассмеялся, хотя было совершенно не смешно. И сам испугался своего смеха - какого-то чужого и истеричного.
   - Хорошо. Я жду. Только мы пойдем не одни - добавил я и увидел, как Теодуш задрожал. Он боялся их, боялся моих подданных. Это было наивно. Хотя бы потому, что меня-то он не боялся.
   Когда ночь окутала своими вороными крыльями мир, высыпав звезды на небосвод и осветив поле битвы мертвенно-лунным светом, я, Теодуш и отряд высших воинов мрака покинули Девятое Княжество. Мерцание Города осталось за спиной, так же, как и трупы, и войска, и безумный князь, и Зак, и Зефира.
   Мы подошли к черте. Оглянулись в последний раз и шагнули вперед.
   В снежную пустыню.
  
  
  
   Глава 15.
   Утопия.
  
   Пераль нервно раскуривал сигару, пытаясь согреться. Ему было неуютно и страшно. Снег и ветер били по лицу, конь проваливался в сугробах, а ночь, морозная и пугающая, пробиралась под одежду. Симеон, едущий чуть поодаль, согбенный под порывами холодного ветра, следил за огоньком сигары в руках Пераля. То и дело он оглядывался назад, на отряд из полутораста человек. Те медленно понукали уставших коней, безразличные ко всему в своем страхе. Никто из них не знал, что ждет их там, в Девятом Княжестве. Знали только, что ничего хорошего.
   Что-то темное кралось за лордами и их отрядом. Змеей по земле неслышно шуршала поземка, сдавливающая отряд в свое смертоносное кольцо. Холод и мрак обступали отряд, и сигара Пераля, вспыхнув, угасла, сильным порывом ветра выброшенная из его озябших пальцев. Пераль вскрикнул от страха, как трусливый мальчишка, с детским желанием закрыть глаза, спрятаться от невидимого врага...
   - Что это?.. - дрожащим голосом спросил кто-то из воинов, ежась от холода. Ни кольчуга, ни шуба не спасали...
   - Просто зимняя ночь, трус! - выкрикнул Симеон, хватаясь за рукоять меча. Паника начинала охватывать его - лорду уже мерещились смотрящие отовсюду красные глаза с узкими зрачками. И зловонное дыхание, приближающееся к ним. И шипение.
   - Назад! Быстро, назад! - срывающимся голосом закричал лорд, пытаясь развернуть коня. Паника охватила его, а вслед за ним и весь отряд. Пераль, сохранявший еще остатки гордости и спокойствия, обуздал коня и, подъехав к Симеону, ударил того по щеке. Удар вышел неожиданно сильным. Лорд покачнулся, конь под ним, испуганно заржав, встал на дыбы, сбросив перепуганного всадника.
   И тут из мрака вышел я. Не знаю, что я собою представлял. Черный, подобно ночи, конь, обагренный кровью плащ, корона, сияющая в лунном свете, ветер, не колышущий мою одежду и меч, длинный и острый, выписывающий узоры в морозном воздухе.
   За мной на поляну вышли десятеро руберов. Те самые, которых я встретил на этой поляне. Ирония... чего? Судьбы? Теперь-то я знаю, что судьбы нет. И иронии тоже. Просто круг замкнулся. И вершится суд.
   - Не бойтесь, лорд. Я убью вас быстро - пощажу как хорошего друга. По старой памяти, - произнес я. Мой голос прозвучал неожиданно громко, разрастаясь в ночи в стороны и ввысь, эхом отдаваясь от пустынной земли.
   Лорды и их отряд, взмыленные, напуганные кони, пытались бежать. Я едва заметно качнул головой - мои слуги выставили стену. Кони прошли сквозь нее, а люди - нет.
   Ошарашенные, они повернулись ко мне. А я усмехнулся. Скоро я смогу перестать лгать. Скоро. А пока...
   - Люди пойдут с нами. Они не виноваты. А лордов...
   Я не договорил. Пераль и Симеон, дрожащие от страха, рухнули передо мной на колени.
   События развивались очень быстро. Отряд Симеона и Пераля, подчиненный нам, вошел на рассвете в Центральное Княжество. Загремела Битва. Битва за власть. Так думали все, кроме меня.
   Мой меч разил направо и налево, пока рука не устала. А потом я просто закрыл глаза и выпустил силу, переполнявшую меня. Она потекла сквозь меня, окутывая меня мрачным сиянием. Я - царь, - мелькнула мысль. Верный Теодуш был рядом. Грустными глазами он смотрел на охваченный огнем дворец, на паникующих людей, на растерянную царскую гвардию, отступающую под неожиданным натиском своих же и спектрумов, внушающих ужас одним своим видом.
   - Ты уверен, что поступаешь правильно? Разве власть тебе нужна? Даже не победа Хогга, а власть? - удивленно спросил Теодуш. Хотя это удивление было наигранным. Казалось, он, как и всегда, давно уже все понял и только проверял меня. Не удивлюсь, если мой верный друг раскусил меня еще до битвы.
   - Мне нужна утопия, Хогг подери! - вскрикнул я, и вдруг, сорвавшись с места, побежал ко дворцу. На меня не обратили внимания. Стража дворца пыталась как-то обороняться. Сверху на мои отряды опрокидывали котлы с кипящей смолой. Но смертоносная жидкость не достигала цели.
   Я освободил силу. Темное могущество было мной, и одновременно - я не был им.
   Незримый, я прошел мимо стражи, мимо гвардии и котлов со смолой. Прошел, нацеленный на победу и никем не замеченный.
   И вот я оказался в покоях царя.
   Меня пока все еще не видели. Царь лежал на постели, а слуги, то и дело подбегая к окну, чтобы убедиться, что оборона пока держится, меняли компрессы на голове Его Величества. Я подошел совсем близко и посмотрел в глаза царю. Он меня по-прежнему не видел, но почувствовал что-то. Его глаза были совершенно пустыми. Без проблеска мысли, без живости и идей. Без справедливости и веры. И эта мразь управляет нашим миром! Ничтожнейшее из ничтожных, надутое существо распоряжается людскими судьбами! Да, я мог с этой силой повернуть время вспять. Мог стать властелином вселенной. Мог изменить закон. Но мне это не было нужно. Война великих меня не касается. Я - не зло и не добро. Я - герой. Просто герой своей эпохи. Такой, как есть. Подлец с душой романтика, убийца с глазами мечтателя, властелин, жаждущий покоя...
   У меня больше не было сил лгать.
   Я провел рукой, снимая паутину перед глазами царя и слуг. Охрана, стоявшая у двери, вздрогнула, увидев меня.
   - Ты... Виктор... - прошептал царь, выпучив рыбьи глаза.
   - Да, я. Не бойтесь. Я все равно вас убью. Но прежде... Прежде я скажу. Я вас не ненавижу. Более того, по-своему вы - неплохой человек. Но там, за гранью... Там я понял суть. Порой, чтобы создать утопию, приходится пройти через ад. Это не добро и не зло. Это жизнь. Без лжи.
   Царь смотрел на меня рыбьими глазами. Он не понял ни слова. Он надеялся. На слуг, на охрану... Напрасно. Я поднял меч. Острие блеснуло в свете дня, и царь, скорее удивленный легкостью этого события, чем испуганный, опрокинулся на постель.
   Я закрыл глаза и окончательно выпустил силу. Всю. До последней капли. Битва за окном прекратилась. Мои темные слуги испуганно попятились, ничего не понимая. Огонь в их татуировках погас. Сила ушла. Обратно, в Город, в свою цитадель. Хватит с этого мира зла. Пришла новая пора.
   Зак стоял лицом к Западу и смотрел на Город, туманом проступающий вдали. Смотрел и думал. Совсем недавно он был глупым мальчишкой. А сейчас - воин света. Совсем недавно ему принадлежала любая девушка. А теперь единственная, которая ему нужна, принадлежит не ему... Он многое понял. Он успел полюбить меня и возненавидеть. И, наконец, - понять. И теперь он начал понимать, что войне пора кончаться. Слишком много крови пролилось на алтарь добра и зла. Зак поднял голову и сказал Городу:
   - Первородцы... Вы заигрались. Пора остановиться, пока не поздно.
   - Ты указываешь богам? - раздался громоподобный глас. Зак улыбнулся:
   - Нет. Я молюсь...
  
   Первородцы в далеком Городе рассмеялись. Этот дерзкий мальчик им понравился. Я тоже улыбнулся. Заку осталось сделать последнее...
   - Нет, малыш! Сила Зака не принадлежит ему. Она принадлежит миру. Пусть остается здесь. Залечит раны.
   Я обрадовался. Аена, милая моя Аена! Я смотрел на Зака и улыбался. А потом открыл глаза.
   Кровь залила постель царя. Я подошел к нему и опустил веки рыбьих глаз, застывших без каких-либо эмоций. Слуги молчали. Я поднялся и пошел на балкон. Знакомый дворец со знакомыми запахами! Я выглянул на площадь. Так и есть, битва неожиданно прекратилась. Темных спектрумов больше не было - лишившись силы, они поспешили покинуть место кровавой бойни, опасаясь расплаты. Остались только люди, ошарашенные неожиданным вторжением и трупы на дворцовой брусчатке.
   - Это дворцовый переворот, - произнес я, стоя на балконе. Толпа внимала каждому моему слову.
   - Возможно, самый страшный, кровавый и странный переворот за всю историю Аркуса, - продолжил я, убедившись, что меня слушают.
   - Но теперь Аркус станет утопией. Станет родиной справедливости, равенства, братства и взаимопомощи. Ценой крови. Но что такое кровь по сравнению с угнетением и ложью? Теперь никто не будет лгать. Отныне миром правит Истина! - закричал я, и мои слова потонули в аплодисментах. Сначала неуверенных. А потом бурных, подхлестнутых страхом. Пока страхом. Но скоро...
   Что ж, переворот прошел успешно. На следующий день была назначена коронация.
   В моих покоях меня ждал Теодуш и придворные, принесшие мне ужин. Быстро же они восстановились после переворота... Еще утром здесь лилась кровь и царила паника. И вот уже мне приносят ужин, так же, как недавно приносили покойному ныне царю.
   Я только сейчас начинал осознавать масштаб содеянного мною. Все Девять Княжеств теперь подчиняются мне. И я должен создать утопию повсюду. Должен как-то примирить все цвета спектров, слить их в единую радугу, аркой справедливости раскинувшуюся над миром. Я - избавитель. Кровавый избавитель.
   Я прошел мимо слуг и Теодуша к балкону. На улице темнело, площадь уже убрали. Только тлели еще подожженные поместья лордов невдалеке. Дымок поднимался в чистый вечерний воздух, запахом гари портя красоту. С запахом гари мешался аромат талого снега. Весна идет. Я позволил себе вздохнуть свободно. Теплый ветерок обвевал меня, нежный и ласкающий, как улыбка Зефиры. Тени танцевали на талом снегу. Мне показалось, что я слышу тихое пение. Сначала я решил, что это плач по царю, а потом понял, что это совсем не плач. Это была песня возрожденной жизни. Сначала тихая и нежная, а потом много высоких голосов слились в один. Это пели маленькие хрупкие а'рантьяки. Сила покинула их, но голоса звучали чисто и высоко. Война окончена.
   Луна выглянула из-за туч и озарила полянку сразу за площадью. Я услышал шаги за спиной - Теодуш. Он улыбнулся мне и вдруг потянул прочь с балкона.
   - Ты когда-нибудь слышал, как поют а'рантьяки? Пойдем со мной, - позвал он, и я пошел за ним. Придворные проводили нас удивленными взглядами. Я накинул подбитый мехом плащ и выбежал на улицу вслед за Теодушем.
   Ночной воздух, пахнущий талой водой, окутал нас. На улице погром был заметнее - спаленные усадьбы, пятна крови на площади... Теодуш потащил меня дальше. Мы прошли мимо усадеб и площади, прошли прямо к поляне, залитой лунным светом. Ветерок пах весной и немного прелой листвой, которая скрывалась до сих пор под снегом. Я хотел сказать Теодушу спасибо за то, что увел меня прочь от мрачного дворца и запаха смерти, но не успел...
   Я увидел танец вирид. Взявшись за руки, хрупкие существа с зеленой кожей, сухой, как листы пергамента, и едва ли не шуршащей, кружились в странном хороводе. И там, где их худенькие ножки касались снега, он таял, обнажая листву, такую же зеленую, как их бездонные глаза, обрамленные белыми, как снег, ресницами. А рядом пели а'рантьяки. Красноватые тела, закутанные в легкие воздушные ткани, двигались в такт высоким чистым голосам, нечеловечески прекрасным и теплым. Я смотрел на пламя рыжих волос и улыбался. Вдруг вириды расступились, и а'рантьяки, не переставая петь, влились в стройный хоровод. Оранжевый и зеленый смешались в одно гармоничное целое. Маленькие, как будто детские ручки тесно переплелись, а снег таял, искрясь и радугой рассыпаясь под лунным светом.
   - Великая Ночь Нового Начала и Равновесия, - шепнул мне на ухо Теодуш. Я вздрогнул от звука его голоса - настолько глубоко я погрузился в этот чудный мир песни и танца. Я стоял, загипнотизированный. Холодный ветер грозил сорвать с меня плащ, но я не замечал этого.
   И вдруг танец прекратился. Музыка смолкла, голоса затихли. Я замер, боясь быть обнаруженным. А спектрумы расступились, ожидая чего-то... Я еще не понял, когда Теодуш подтолкнул меня вперед. И я очутился в самом центре круга, в свете луны, окруженный спектрумами.
   - Ты - подлец, ставший спасителем? - произнес чистый звучный голос. Вперед выступил а'рантьяк с синими, как васильки, глазами. Я кивнул, любуясь его грацией и бархатным теплом кожи.
   - Ирвен Виктор... - задумчиво повторил он, словно пробуя мое имя на вкус. Спектрумы куда мудрее нас, ведь у них всего один спектр и им несвойственны колебания. Возможно, именно поэтому я чувствовал себя неуютно. Но разве не я недавно командовал такими же, как они?..
   - Ирвен Виктор... Мы готовы признать тебя повелителем Аркуса. Считай, что день твоей коронации - сегодняшний день, - торжественно произнес вдруг а'рантьяк, и в его мудрых синих глазах вспыхнули искорки комет. Я замер. Запела свирель, и на поляну вышла вирида, стройная и величественная, несмотря на маленький рост. Белые ресницы дрожали, открывая дымку изумрудно-теплых глаз, кожа была скорее бледной, нежели зеленой, а обнаженная фигурка привлекала неземной грацией. В ее руках сиял венец. Сначала мне показалось, что это хрусталь, но это был совершенно другой материал, неведомый мне, но напомнивший д'амондобито и хрустальную иглу Азот. Он светился, как звезда в полуночном небе.
   Из такого же материала сделан амулет Зефиры.
   Венец коснулся моей головы, и я ощутил тяжесть венца и свет, заполнивший меня. Свет шел из короны и изнутри меня. Свет любви.
   - Ты можешь любить... Значит, можешь и править, - произнес а'рантьяк. Теодуш похлопал меня по плечу, а я так и стоял, слезы катились из глаз, такие же кристально чистые, как и моя душа, очищенная волшебным венцом.
  
  
  
  
  
   Глава 16.
   Мир.
  
   ... Ветер овевал поле битвы. В тот момент, когда обе армии неожиданно перестали сражаться, Зак сидел подле Зефиры. Сидел, забыв обо всем на свете. Девушка была бледной и не подавала признаков жизни. Раненое плечо совершенно не заботило юношу. И когда Зефира, наконец, очнулась, только тогда Зак поднял голову и опять обратился к Первородцам:
   - Спасибо, боги...
   - За что, мальчик? - удивились Первородцы. Зак посмотрел на еле заметную завесу Города, вечерним туманом колыхающуюся вдали:
   - За то, что вовремя остановились...
   - Мы ждем тебя, мальчик. Ты нам нужен, - загремел глас. Зак вздрогнул. А потом ощутил умиротворение и восторг.
   - Ждите, боги. Я приду.
   Зефира, лежа на коленях юноши, затрепетала. Она прерывисто вздохнула и открыла глаза. Светящиеся и прозрачные, как два озера.
   Война тем временем уже прекратилась. Воины Первородцев - это не люди с их страстями. Они прекратили войну легко, забыв о вражде и ненависти.
   - Где я? - спросила Зефира, оглядываясь и прижимаясь к Заку. Вокруг пылал огонь, ревели альцдеки и соринкулы, обращаясь обратно в магов, тела заполонили все поле.
   - Ты в безопасности. Все позади... - прошептал Зак, баюкая Зефиру на руках, как маленькую. Девушка встала с его колен и, пошатываясь, сделала несколько шагов.
   - А Виктор... Он умер, да? - тихо спросила она, оглядываясь. Гора тел и поле, где реяла смерть, действовало на девушку удручающе. Зак подошел к ней и, нежно коснувшись ее плеча, стараясь не причинить ей боли, произнес:
   - Он жив. У него был план, Фи. Он обманул всех. Он использовал даже самих Первородцев.
   - И?.. - нетерпеливо спросила Фи. Помимо воли губы растягивались в улыбке, причиняя Заку душевную боль.
   - Он не был никогда на стороне Тьмы, Фи. Он взял выше. И выиграл. Теперь твой избранник - царь Аркуса. Жестокий и коварный, он мечтает об утопии, как маленький ребенок, - в голосе Зака больше было восхищения, чем ненависти. Юноша повзрослел за это время.
   Зефира улыбнулась. По щекам потекли слезы, от страха, от счастья, от злости, детской, наивной злости... Упав в объятия Зака, она всхлипнула:
   - Он использовал меня! - Зак почувствовал, что сил терпеть это у него нет. Сердце разрывалось. Ему безумно хотелось прижать девушку крепче, поцеловать ее, провести рукой по ее нежному лицу. Но он не мог. И от этого ему было еще больнее.
   - Глупенькая... Он любит тебя. У него просто не было другого выхода, - не зная сам, Зак повторил любимое оправдание Виктора. Зефира подняла на него полные слез глаза, и Зак, не удержавшись, поцеловал ее. Девушка не вырвалась. Даже подалась вперед, прижимаясь к Заку и чувствуя тепло его тела.
   Странно все это выглядело. Нереально. Гора тел и воины, вместе хоронящие всех без разбору - и своих, и бывших врагов. Оружие, недавно нацеленное убивать, лежало в стороне. И двое сумасшедших, целующихся на поле боя, окруженные смертью и болью. Двое, не пара. Двое с совершенно разными, параллельными судьбами.
   Оторвавшись от Зефиры, Зак произнес хриплым голосом:
   - Я ошибался, Фи. Я считал тебя никем, а себя - героем. Я считал Город - игрушкой для княжеских детей. Я считал Виктора негодяем. Я ошибался. Но теперь я понял. Я ухожу, Фи... - девушка удивленно посмотрела на него. Ее губы дрогнули.
   - Куда?.. - только и спросила она, сжимая его руку. Зак бережно высвободил ее пальцы, погладив их нежным движением.
   - В Город. К Первородцам. Они ждут меня, Фи... А тебя ждет Виктор и Девятое Княжество. Я дарю тебе трон, - все так просто на словах. А может и не только на словах.
   - Зак... Я же люблю тебя! - всхлипнула Фи. Но Зак горько усмехнулся, делая шаг в сторону. Он стоял на камне, а за ним - горы кровавых тел и смрад. Казалось, вот-вот он воспарит над этим миром.
   - Как друга, Фи. Как друга. А я не могу так...
   И он ушел. Скрылся в туманной дымке, только следы его босых ног остались на камне и капли крови с повязки. И неуловимое движение ветерка. Зефира упала на теплый камень и зарыдала. А потом встала и пошла ко дворцу. Поле боя постепенно очищалось. Спектрумы не волновали Зефиру. Боль сдавила сердце, а где-то глубоко внутри упругим мячиком прыгала надежда. Виктор жив. Ее странный, непонятный, пугающий Виктор.
   ***
   Я отказался от предложенных царских покоев - мои были мне ближе. Я провел рукой по шелку постели, вдохнул аромат свежего белья. Сейчас не было времени отдыхать. Народ еще не успокоился, паника еще бушевала, многие возмущались. Но все протесты смыло рекой крови, весь страх спал под лучами солнца, вся ненависть потонула в аплодисментах. Я вынул из-за пазухи сложенный вчетверо листок, и впился глазами в лицо юноши, изображенного на рисунке. Главное - остаться таким же. Странное дело, амулет Зефиры помог мне пройти Город, а подарок Си - вернуться к себе прежнему. Какие щедрые подарки за то, что я всего лишь стал частью жизни для этих прекрасных девушек. Точнее, девушки и девочки. Бумага на ощупь была немного шершавой, я чувствовал сохраненное ею тепло собственного тела.
   - Ирвен. Простите, Ваше Величество... - я резко развернулся, пряча листок назад, за пазуху. Почему-то это обращение ко мне дрожащего голоса, исполненного рабского лепета, взбесило меня. После встречи с а'рантьяками и виридами я был в таком состоянии, что каждое слово глубоко проникало в меня, задевая душу.
   - К Хоггу ложь! Я ирвен Виктор! Пусть люди сами решают, что означает ирвен - великий правитель или средний класс, - крикнул я, ударив в порыве неожиданной ярости вазу с цветами об пол. Цветы, выращенные в придворной оранжерее, такие же лживые и неестественные здесь.
   Писарь, окликавший меня, попятился. Он был одет в длинную черную рясу, с седой бородой и красивыми серыми глазами. Что-то в глазах напомнило мне Зака.
   - Стой! Я не хотел тебя пугать. Просто не зови меня величеством. Я не царь, - спокойнее произнес я. Писарь кивнул. Он был еще молод, даром, что с бородой.
   - Вам надо бы примерить корону. И парадный камзол, для коронации он традиционный - передается по наследству.
   Я задумался. Нет, это должна быть особая коронация. Пожалуй, даже и не совсем коронация. Тем более настоящая коронация уже прошла, - и я покосился на венец, стоящий на столе. Он светился мерным светом, нежным и прекрасным.
   - Спасибо. Как твое имя?
   - Леон, ирвен. Леон меня зовут, - и писарь низко поклонился. Я поморщился. Поклоны не нужны. От них веет ложью. На миг я закрыл глаза и вспомнил Город. Страшное и странное место, ристалище богов. Вспомнил мое решение и темную силу, втекающую в меня по капле. Не ради того, чтобы передо мной кланялись я прошел через все это, не ради этого я предал Аену.
   - Малыш, теперь же все хорошо... Я с тобой... - я улыбнулся. Что ж, Аена, дорогая моя Аена...
   - Кажется, я придумал. Одобряешь?
   - Да, малыш. Одобряю. А насчет Первородцев не переживай. Это дело Зака.
   - А Фи? - вдруг вспомнил я, случайно глянув на амулет на груди. Он светился то ли от лучей солнца, то ли от чего-то другого. Дрожь пробежала по коже, когда я вспомнил ее бледное лицо и поле, на котором я ее оставил во время битвы. Она жива, я чувствую. Жива, но моя ли она? Не знаю, есть ли у меня права. И я опять погрузился в воспоминания. Вспомнил запах ее волос, прозрачные глаза, похожие на чистейшие озера, глаза, в которых нет ни капли лжи.
   - Ирвен. Так что насчет короны? - нетерпеливо переспросил писарь Леон, перекатывающийся в ожидании с ноги на ногу. Писарь был фаворитом царя. Я помню, как Леон рыдал у его ложа, когда труп царя уносили из покоев.
   - Короны? Зачем пересиливать себя, Леон! Ты меня ненавидишь, но боишься. Я не прошу мне подчиняться. Я всего лишь тот, кто совершил переворот. Правителем буду не я. А корону... Ну Хогг с ней, давай.
   Я пошел следом за удивленным и напуганным больше прежнего писарем. Мы проходили мимо коридоров с чахлыми факелами, поворачивали, и вскоре я запутался. Недоверие проснулось во мне. Не так прост этот Леон, совсем не прост.
   Вдруг чахлые факелы мигнули, я успел увидеть перед собой глухую стену. В голове пронеслась отрывистая короткая мысль: тупик. И лезвие ножа просвистело у меня над ухом. Я еле успел пригнуться, чувствуя, как растет уверенность в моих опасениях и... насмешка. Писарь перехватил нож поудобнее. Его взгляд помутился. Зачем он это делает? Какая выгода? Мстит за царя? Что ж, вполне возможно.
   Я вывернул его сухую костлявую руку, до боли сдавив ее. Пальцы разжались, и нож с громким стуком выпал на пол. Леон яростно захрипел и рухнул на колени.
   - Ненавижу... Ты убил Государя... - прошипел он, и в его преданных глазах пылала такая ненависть, что мне стало страшно.
   - Ты можешь меня ненавидеть, - начал я, стараясь говорить внятно и спокойно. Это было сложно, если учесть, что я сидел сверху на безумном писаре, прижимая его к полу.
   - Имеешь на это право. Но, поверь, я не к власти рвусь. Я не собираюсь править. Я... мессия... - слова вырвались сами собой. Леон замер, перестав вырываться.
   - Тогда умри! - взвыл вдруг безумец. Я не ожидал этого. Все произошло быстро и неожиданно, как будто погасла свеча под неожиданным порывом ветра. Нож, невероятным образом оказавшийся снова в руке у писаря, прочертил смертоносную дугу и вонзился мне в грудь. Я не почувствовал боли, только удивление. А когда боль нахлынула нестерпимым потоком, мое сознание уже отказывало мне. Все потемнело, уносясь куда-то вдаль, и я услышал тихий голос, звенящий в моей голове:
   - Вот и все, малыш... тяжело быть мессией, но это твоя судьба. Пойдем, пора... - и я увидел протянутую мне прозрачную руку.
   ***
   Я летел куда-то. Летел в неосязаемом белом пространстве, светлом, но сюрреалистичном. Вокруг играла радуга, я слышал голоса и смех, нежный и легкий. Слышал какую-то музыку. И ощущал, как внутри меня, подобно воздушному шару, раздувается легкость и свобода. Я не чувствовал свое тело, я чувствовал, как я растекаюсь на миллиарды частичек и лечу вперед, к свету, лечу, скользя по лучу. Когда я подумал о луче, он возник: серебристый, светлый и легкий, как рука матери, направляющая и поддерживающая. Я задохнулся от красоты, окружавшей меня. Вокруг было что-то невнятное, но от этого не менее прекрасное. Я знал, что это есть, просто я еще не дорос до того, чтобы видеть это таким, как оно есть. И во всей этой сумятице красок и ощущений ясно светился луч, уносящий меня вверх, словно по колодцу, к небу. Я чувствовал, что абсолютно свободен - не было ни моего тела, ни, что самое важное: глупых суетных привычек и сомнений, мучавших меня. Еще в Городе я начал понимать, что все, чего я боялся, о чем заботился и на что старался быть похож - полнейшая ерунда. Все, в чем я нуждаюсь, что мне и правда нужно - это молиться, дабы стать достойным коснуться этого лунного луча, раствориться во всеобъемлющей доброте, зовущей меня. Я рванулся вперед и неожиданно вырвался в чистое голубое небо. Интересно, это мои мысли делают это место таким, или оно такое и есть? Но ответ получать я не спешил. Я смотрел во все глаза и лишь молил, чтобы это длилось как можно дольше.
   Вокруг было бескрайнее небо. Огромное и всеобъемлющее, его оттенки варьировали от нежно-розового до ослепительно-синего, переливались, играя. И в то же время, это было что-то незыблемое и великое, вечное и прекрасное. Мне мучительно не хватало слов. Я задыхался, понимая, что никакими мыслями мне не описать это всеобъемлющее небо, нет, Небо, от одного взгляда на которое хочется смеяться и рыдать, захлебываясь слезами. Белоснежные облака окружали меня, рельефные и словно выточенные из мрамора, а одновременно - мягкие и воздушные. Я двинулся вперед, оглядываясь по сторонам. Мягко шевелилась трава, и каждая травинка что-то мне шептала, ветерок ласково играл со мной, каждая капелька воды в воздухе была живой. У каждой частички была душа. И весь мир говорил, живой и одушевленный. Я слышал шум волн и крики чаек, я летел вместе с ними, я говорил с волнами, и они отвечали мне...
   Вокруг меня мир обретал новые краски, и я увидел стоящую посреди зеленой травы перевернутую лодку. От лодки пахло рыбой и морем, немного персиками и вечным летом. Я коснулся пальцами шершавой поверхности лодки, провел рукой и задохнулся от всеобъемлющей любви. Любовь чистым светом переполняла меня и замирала, улетая ввысь, в бескрайнее небо. Подернутое ранним закатом, нежно-сиреневатым, а где-то рядом чуть розоватым, легким и теплым, как топленое молоко, прохладным, как свежий бриз. Я запрокинул голову и смотрел. Смотрел, как танцуют вальс чайки, как перешептываются души, растворенные в этом прекрасном мире. Я слышал музыку и танцевал вместе с ними, поднимаясь ввысь и чувствуя, что я - повсюду, что я - это все. Но слезы больно капали из глаз, прозрачными каплями срываясь вниз. Я слишком горд, чтобы быть здесь, я слишком много возомнил о себе, я недостоин...
   - Здравствуй, Виктор, - голос показался мне знакомым. Я обернулся, чувствуя себя маленьким и беззащитным ребенком. Здесь все было безгранично прекраснее и мудрее, и вся эта истинная вечность была во сто крат более настоящей, чем даже могущество Города. Я вырос, я помудрел, но это - ничто, в сравнении с главным законом, согласно которому парят облака, идет снег, и говорят что-то, радостно растворяясь в мире, души.
   - Здравствуй, - ответил я, глядя прямо в глаза высокому молодому человеку. У него были светлые вьющиеся волосы, добрая и открытая улыбка, а в темных глазах - мечта и тепло, способное согреть даже морозный зимний вечер. Юноша ласково улыбнулся мне и сделал шаг, коснувшись моей руки. На заднем плане мир подернулся светлой дымкой, исчезла, издав музыкальный звук, лодка, утонули в тумане чайки и шелковая трава. Я стоял посреди тихой полянки, обрамленной деревьями. Туман серебристой змейкой окутывал нас, как теплое одеяло. Тихо качались стройные ивы, шепча что-то, не предназначенное мне. Моей щеки коснулся ветерок, и тут же, рассмеявшись, принял облик единорога. Единорог глянул на меня огромным сливовым глазом, доверчиво ткнулся мокрым носиком и убежал, звеня своим серебристым смехом. Здесь форма не имеет значения, ведь мы все - это воплощенная мысль. Я снова повернулся к юноше. Он нежно смотрел на меня, и от этой нежности у меня защемило сердце.
   - Пойдем, Виктор, - сказал он, направляясь к берегу. К берегу?! Впереди мягко накатывали волны и шуршали о камни. Солнце играло, переплетая свои лучики с каплями воды, и море счастливо смеялось, забавляясь игрой. Я шагнул по белому песку, и он весело запищал подо мной, словно подхватывая игру. Море ласково коснулось моих ног, словно приветствуя, и я почувствовал, что я и есть - море, солнце и песок. Я - это вселенная, я - ее часть. Я могу раствориться в ней, стать крошечной песчинкой...
   - Не можешь, Ищущий, пока что не можешь, - тихо ответил странный юноша, снова касаясь моей руки. От этого прикосновения мне стало больно, как будто касаешься любимой женщины, зная, что не сможешь быть с ней. Но это чувство было во сто крат сильнее. Словно я касался чего-то прекрасного, идеального... совершенства.
   - Я - это ты, Ищущий. Я - Ищущий, который нашел. Ты не сможешь стать частью всего этого, пока не найдешь то, что искал, Виктор. Пока не найдешь себя...
   Я задохнулся, глядя на юношу с мечтательными глазами. Это - цель моей жизни. Найти себя в себе. Не заблудиться в потоках реальности, уводящих прочь от истины, а найти то, что спрятано так близко и так глубоко, бесценный клад - себя. Даже не найти, а выточить, снимая шелуху и проникая в глубь своей души. Я любил этого юношу, я мучительно мечтал стать с ним одним целым и обрести наконец себя. И боль сдавила грудь, светлая, но беспощадная, боль, от которой слезы подступили к горлу. Я чувствовал себя не целым и не совершенным, ведь я еще не обрел то, что искал.
   - Ты обязательно найдешь, - твердо сказал юноша, и в его взгляде было столько любви и понимания, любви ко всему живому и понимания всего живого...
   - Но я же умер, - возразил я, давясь рыданиями.
   - Нет, ты всего лишь сделал остановку, - улыбнулся он, и показал куда-то рукой. Я проследил взглядом и увидел, как сломанная старая лодка, стоявшая на зеленой траве, покачиваясь, плывет по волнам. Ее бока светились в лучах закатного солнца, а над нею образовывался из ниоткуда парус, сотканный из сотен надежд, из радуг улыбок и игривых душ, заливающихся веселым смехом.
  
   Часть вторая.
   Исправляя ошибки.
   Глава 16.
   Пробуждение.
  
   Холодно. Сыро. Озноб по всему телу, мурашки по спине, и давящая тишина, глухая и страшная, как в склепе... В склепе?! Я попробовал открыть глаза. Веки послушались, поднимая свой полог, и я увидел... да ничего я не увидел. Только темноту, пустую и мрачную. Я попытался шевельнуть пальцами, и они послушались. Но ощущения были какими-то непривычными, словно это не мои пальцы. Я вздохнул, и вдруг понял, что мне не хватает воздуха. Я резко дернулся и уперся ладонями во что-то твердое над своей головой. Толкнул со всей силы, и это что-то поддалось. Я алчно впитывал зрачками краски ночного неба, мерцающий свет звезд и синеву, жадно вдыхал ароматный густой воздух, поигрывал капельками влаги на языке. И только потом меня как ревом соринкула, бьющим прямо в уши, ударила мысль: "Я жив". Словно прекрасный сон, пронеслись в моей памяти пейзажи нездешних миров, и легкая дрожь пробирала мое тело по мере того, как я вспоминал. И понимал, где я нахожусь. Это и правда гроб, только почему-то он не закопан в землю, и, к тому же... к тому же меня окутывало облако невероятных чар. Я чувствовал, как чары покалывают меня, искрясь, как шипящие искорки догорающего костра. Это было лишь жалкое подобие данного мне в той, другой жизни, могущества, но чары ощутимые. И было совершенно непонятно, откуда они взялись, если силы исчезли в Городе. Но я предпочел не акцентировать свое внимание на неразрешимых вопросах, занявшись решением вполне разрешимых и насущных.
   Я осмотрел свое тело и с ужасом понял, что на мне абсолютно ничего нет из одежды. Даже традиционного в таких случаях савана. Я зябко поежился и, постаравшись отвлечься от собственной наготы и непривычных ощущений, быстро перевалился через стенку гроба и коснулся ногами земли. И, почувствовав твердую землю, радостно рассмеялся, опускаясь на четвереньки и проводя руками по шелковистой траве. Я ничего не понимал, но жить - это так прекрасно! Да, воспоминания о моем бестелесном существовании там тоже были прекрасны, но жизнь пьянила, как глоток хорошего вина, долго пролежавшего в погребе. Впрочем, и я тоже долго пролежал, не отставая от вина, разве что вместо погреба в гробу. Интересно, каков срок моей выдержки? Можно ли считать меня хорошим вином, достойным коллекции самого царя? И вообще, есть ли теперь царь?! М-да, столько вопросов, а поблизости - никого, способного дать на них ответы. Да и вообще никого. Я огляделся по сторонам. Меня окружал удивительной красоты лес, с ковром шелковистой изумрудной травы, жемчугом ночной росы и гигантскими деревьями. Тысячи светлячков кружились над прекрасными цветами, растущими между пучками сочных травинок. Цветы напоминали юбки придворных дам, пышные книзу, легкие и белоснежные. Я вздохнул еще и еще, заполняя легкие до отказа вкуснейшим воздухом. И только тут задумался, что вообще происходит?!
   Я вернулся к своему гробу. Странное дело, моя "опочивальня" отнюдь не была предана земле, а, напротив, возвышалась на бугорке, придавливая изумрудную траву. Гроб был каменный и окутанный легкой вуалью распадающихся чар. В принципе, довольно симпатичный, даже в каком-то смысле величественный. Вот только... почему он, Хогг его побери, не зарыт в землю и стоит посреди леса?! Впрочем, вряд ли было бы лучше, если бы я очнулся глубоко под землей. А это значит, что те, кто меня хоронил, прекрасно знали, что я оживу. Я по второму разу осмотрел гроб и удивился его древности: нарос мох по бокам, в выщербинках белела плесень. М-да, гроба поновее, по всей видимости, не нашлось. Я отряхнулся и пошел осматриваться в месте, где мне было суждено повторно родиться.
   За кустами раздался шорох, и я резко крутанулся, в надежде найти разгадку своему странному положению. На меня смотрел олень. Изящный, высокий, с ветвистыми рогами и очень умным взглядом карих глаз. Он смотрел на меня, не отрываясь, и я заинтересованно сделал шаг к нему. Олень, словно издеваясь, тоже сделал шаг. От меня. Я за ним. А потом он и вовсе побежал. Мне ничего не оставалось, кроме как броситься за ним следом, с треском врываясь в кусты. Пролетев через колючие заросли, я вывалился на берег какого-то водоема. Олень спокойно подошел к воде и приник губами к глади водоема, в которой отражались звезды и ветвистые рога.
   - Вот паршивец! - усмехнулся я, подходя к оленю. Он поднял морду от воды и, как мне показалось, с издевкой, посмотрел на меня и одним прыжком покрыл расстояние до кустов, оставив меня в одиночестве. Я неохотно подошел кромке берега, коснулся босой ногой теплой глади водоема, присел на корточки, занес руки, чтобы зачерпнуть воды для умывания (долго спал все-таки), и замер. Сначала мне показалось, что у меня за спиной кто-то стоит, а я по какой-то, неизвестной мне причине перестал отражаться. Даже это было бы более логичным объяснением того, что я увидел. Но, к огромному моему сожалению, за спиной никто не наблюдался. Разве что олень притаился где-то в кустах и злорадно ухмыляется, при условии, что олени это умеют. Впрочем, теперь я допускал что угодно. Из воды на меня смотрел другой человек. Нет, это не метафора. Это был не я. На меня смотрел юноша лет двадцати (что удивительно, так как я сам умер в двадцать пять с половиной), с мелко вьющимися волосами, носом картошкой и небольшими глазами. В темноте я не мог различить цвета, но и так было видно, что глаза - отнюдь не темные. Они были светлыми. А волосы вились так мелко, что навевали мысли об овцах. Да и вообще выражение лица у вышеупомянутого юноши было до крайности дурацкое. Я приблизился к воде в упор, ударил кулаком по зеркальной глади, наблюдая, как лицо покрывается мелкой рябью. Где тонкие черты лица, аристократический нос с изящной горбинкой, чувственный изгиб губ?! Я отнюдь не зациклен на своей внешности, но все же я всегда считал себя красивым и гордился этим. Моя выигрышная внешность во многом помогала мне, а что теперь?! Теперь я похож на деревенского недоумка! Впору в гроб назад возвращаться! Впрочем, это была идея. Я тяжело вздохнул, глядя, как рябь пропадает, и снова возникает ненавистное лицо. Обидно, Хогг побери! И я направился назад, к гробу. Не для того, чтобы умереть, а для того, чтобы поискать ответы еще раз.
   На этот раз мне повезло больше: засунув руку в гроб в поисках одежды, я нашел свернутый вчетверо листок бумаги. Он был ловко запрятан за выщербинку внутри, именно поэтому я его сразу и не нашел. Я развернул листок, надеясь, что внутри хоть какие-то указания. Каково же было мое изумление, когда передо мной оказался пожелтевший и поистершийся рисунок. Я с болью посмотрел на прекрасное лицо. Быль была неоднозначной: с одной стороны мне было эгоистично жаль былой красоты, а с другой, я с замиранием сердца вспомнил встреченного мною... меня. И, похоже, я совсем не приблизился к этому юноше, ведь я все так же нелепо трясусь над своей красотой. И вообще, сейчас меня должны занимать вещи куда более важные, нежели моя утерянная красота. Во-первых, что творится сейчас в Аркусе? Воспользовался ли Теодуш моими планами? Получилось ли им следовать? И почему я воскрес? И почему в другом теле? Тьфу, вопросов ужасающе много. Я глотнул свежего воздуха, сложил рисунок и направился искать цивилизацию. Абсолютно голый, некрасивый и со старым, но таким дорогим мне рисунком в руке. Кстати, почему те, кто снабдили меня этим рисунком не оставили мне одежду? И... амулет Зефиры? Я с нежностью вспомнил ее, но эти воспоминания померкли перед другими, куда более яркими.
   Я направился в сторону, противоположную берегу водоема. Шел, ступая босыми ногами на прохладную и мокрую от росы траву, слушал пение цикад и уханье сов. Как все-таки приятно - жить! Вот только хотелось бы все-таки знать, что вообще происходит. Я прошел под ветвистыми елями, угрюмыми, но прекрасными, нырнул под ветвистое поваленное дерево, раздвинул кустарники и остановился. Передо мной сияла гладь бескрайнего водоема, обрамленного, в отличие от предыдущего, песочной каймой. Я вздрогнул, лихорадочно пытаясь нащупать глазами край, но такового не находилось. Меня охватила легкая паника - глупо умереть на необитаемом острове от голода и одиночества сразу же после чудесного воскрешения из мертвых! Пусть и в другом, не слишком приятном теле.
   Но вдруг мой взгляд зацепился за темное пятно на самой кромке берега. Постепенно, вглядываясь во тьму, я разглядел вытянутый предмет. Я пошел к нему, сердце с надеждой забилось, а в руке я сжимал рисунок. Очертания странного предмета становились все четче, и вдруг я замер, как вкопанный. Передо мной стояла наполовину зарытая в песок лодка. Воспоминания о другой лодке в другом мире пронеслись в голове, и я, как сумасшедший, принялся раскапывать ее. Засаднила кожа под ногтями, но я продолжал откапывать, пока лодка полностью не оказалась на поверхности. Я с восторгом оглядел ее. Красавица! Видно, что стоит тут давно, но на удивление крепкая, ни трещинки, ни царапинки! Более того, я невольно залюбовался лодкой. Она была выстругана из какого-то удивительного дерева, бока искусно украшены узорами, изображающими неизвестные мне письмена. Пока я любовался красавицей, я случайно наступил на что-то и споткнулся. Оказавшись сидящим на песке на пятой точке, я весело рассмеялся. Что со мной происходит? Я стал свободным, я больше не лгу, и я искренне радуюсь мелочам. Возможно, новая невыигрышная внешность поможет мне сделать шаг к тебе, Ищущий, Который Нашел...
   Я копнул песок в том месте, о которое споткнулся - там лежало весло. Рядом обнаружилось и второе. Что ж, все это похоже на странный спектакль, недаром у меня ощущение, что за мной наблюдают. А ведь недавно это я наблюдал за людьми, как за подопытными... я зябко поежился и занялся выкапыванием весел.
   Когда я сел в лодку и отчалил от берега, робко выглядывал из-под подола ночи рассвет. Я улыбнулся первым лучам теплого солнышка и убрал завиток волос со своей щеки. Завиток был медовым, отливающим в бронзу. Что ж, возможно, я даже привыкну к своей новой оболочке. По крайней мере, на данный момент в полном одиночестве меня это не сильно огорчает.
   Я размеренно греб веслами, вслушиваясь в мелодичный плеск воды. Вода была пресной, что меня чрезвычайно удивило. Я припал губами к прохладной жидкости, свесившись с лодки, и напился всласть. Вода и правда оказалась приятно сладковатой на вкус. Мне было легко и спокойно, сознание растекалось, подобно воде, скользящей под взмахами весел. А с чего я вообще так спокоен? Ах да, я же теперь живу в твердой уверенности, что понял смысл жизни, поставил цель и... Хогг! Ведь все, чего я добился - абсолютно никому не нужно! Я ошибся в корне своих рассуждений. Ведь совершенства должен достичь каждый человек, каждый должен найти себя. Так и только так созидается утопия, а то, что создал я - картонный шаблон. Люди-то не изменились! Все мои планы были абсолютнейшей нелепостью, поиском непонятно чего. Хотя я что-то все-таки нашел - направление, в котором мне предстоит вести поиск. И, Хогг побери, мне срочно нужно исправлять все то, что я натворил! Как же это все было глупо! Неужели я и правда думал, что смогу насильно привести людей к свету! Да еще и ценой крови. Мир, который я называл утопией, согласно моим планам должен был превратиться во флакон с ядом: прекрасный снаружи и ядовитый внутри. Ведь даже при идеальных законах люди остались бы прежними. Ненавидели бы как раньше, жадничали, завидовали. Все то же самое, только ограненное кажущейся справедливостью. Ведь пока каждый человек не найдет самого себя, совершенного и идеального, не обретет гармонию с миром, никакой утопии быть не может. Потому и невозможен рай на земле. Для того чтобы туда попасть, нужно найти то, что искал. А на это порой уходит целая жизнь...
   - Эй, кто там? - раздался сквозь туманную рассветную дымку чей-то окрик. Я невольно вздрогнул от неожиданности. Кого это сюда занесло? Неужели остров так близко от берега? И если да, то почему меня не обнаружили? М-да, последнее время у меня слишком много вопросов, на которые нет ответа. Теодуш мог бы мне помочь оные найти, но его нет поблизости и вообще неизвестно, жив ли он. И неизвестно, что получилось в результате моего эксперимента. Что я о себе возомнил, в конце концов, когда взял на себя право решать за других?!
   - Эй, парень, ты там оглох?! - голос грубый, немного хрипловатый, однозначно мужественный. Я поежился.
   - Добрый день, - крикнул я в ответ, за что удостоился насмешливого фырканья.
   - Давай, возвращайся, парень, а то скоро гроза начнется, - крикнули мне. Надо же, какая трогательная забота! Вот только куда мне прикажете возвращаться? Обратно в гроб?
   - На небе ни облачка, - решил я поспорить, разглядывая выплывающего ко мне из тумана незнакомца. На старой рыбацкой лодке восседал седой старик с уставшим тяжелым лицом, на котором читалась злость на самого себя. Так выглядят люди, всю жизнь работавшие либо на очень тяжелой работе, либо - на ненавистной. Что ж, я могу его понять. Моей грандиозной ошибке вообще нет равных. И самое ужасное, что мне до дрожи, до замирания сердца страшно услышать, что же сейчас творится в мире. Я не хочу этого знать, просто не хочу и все. Тогда я считал, что мне можно все, сейчас мне жутко от одной мысли, что мне придется исправлять все это грандиозное безумие. Мне хотелось одного - уединиться в хижине на берегу реки и жить, постигая самое себя.
   - Чтобы найти, нужно действовать, малыш. Не надейся, что все так просто. Тебе еще рано на отдых, - ну надо же, мое воображение работает все так же. Все так же я беседую с собственной совестью.
   - Эй, парень, ты что, юродивый? - каркнул прямо над ухом старческий голос. Пока я размышлял, старик подгреб ко мне, и теперь внимательно вглядывался в мое лицо. Я гордо приосанился, но тут вспомнил, что больше красавцем меня не назвать. В моем воображение все еще рисовались светлые локоны и тонкие черты лица...
   - Простите, уважаемый, но с каких это пор промедление в ответе дает вам право считать человека юродивым? Ирвена, между прочим, - гордо заключил я, холодно окатив старика взглядом с головы до пят. Тот выпучил глаза и закричал:
   - Да ты голый, идиот! - вся моя величественность мигом испарилась. Хогг! Более дурацкое положение и представить трудно! Я, абсолютно голый, недавно вылез из гроба, из вещей у меня только старый рисунок и лодка, а в голове - сумбурные мысли о том, как исправить совершённое безумие.
   - Ах, так вы об этом! Приношу свои извинения, но я попал в ужаснейшую передрягу... - попытался я исправить положение. Судя по недоверчивому взгляду старика, получилось не очень.
   - Если вас так смущает мой вид, я могу прикрыться этим, но такой поступок будет кощунством по отношению к дарительнице, - и я показал старику рисунок, мило улыбаясь. Реакция превзошла все ожидания: старик помрачнел, в глазах вспыхнула старая, давно позабытая боль, губы дрогнули. Странно, что бы это могло означать? Еще одна загадка.
   - Ты знаешь этого человека? - просипел старик, дрожащей рукой касаясь бумаги. Для этого ему пришлось перевеситься через край лодки, и мы чуть не перевернулись. Я ухватился за борт своей лодки, чтобы не упасть, и ответил:
   - Вы об ирвене Викторе? - пока я пытался вспомнить, где я видел этого старика, тот огорошил меня ответом:
   - Какого Виктора? Я о Дорисе, - вот уж чего я не ожидал! Да, мы с этим юношей были похожи, подчеркиваю: были. Но откуда этот старик, встреченный мной в неведомой глуши посреди бескрайнего, как я раньше считал, водного пространства, может знать бедного крестьянина, закончившего свои дни на плахе? Или он о другом Дорисе? Я что, похож на всех Дорисов сразу?! Хогг, как же мне надоели бесчисленные знаки вопроса в собственных мыслях!
   - Я был бы не прочь обсудить и молодого человека, изображенного на рисунке, и упомянутого вами Дориса, тем более что я знаю обоих. Но было бы лучше, если бы наш разговор проходил в уютной хижине и с бокалом хорошего вина, - обнаглел я, не надеясь на положительный ответ. Было бы куда логичнее, если бы старик стукнул меня веслом по голове и утопил прямо тут. Теперь-то я не смогу спрятаться за свое высокое положение... А что, это символично: я начинаю новую жизнь с абсолютно чистого листа. И мне заново придется завоевывать расположение родных мне людей. Впрочем, что касается Теодуша, то он, скорее всего, мне поверит. И даже в то, что я видел и понял там. И Зак бы понял, ведь он видел Город. Интересно, жив ли он? А Зефира?
   - Греби за мной. И поживее, а не то не успеем до начала грозы, - бросил старик и развернул лодку. Этого я никак не ожидал, но все же было приятно. Я выполнил указания и поплыл, вслушиваясь в мелодичные всплески. Через несколько секунд старик остановился возле торчащей из воды палки и вынул сеть, полную серебристой рыбы. Сеть с громким всплеском упала на корму его лодки, и мы поплыли дальше.
   Берег показался намного раньше, чем я ожидал. От удивления я даже закашлялся. Пришлось отложить вопросы на то время, когда появится кто-нибудь, способный дать на них ответы, и осмотреть берег. Это была обычная рыбацкая деревушка с маленькими домиками и кучей ребятни у берега, с душным рыбным запашком и огромным количеством лодок возле каждого дома и на берегу. То там, то тут на воде виднелись палки, говорящие о том, что где-то здесь расположена сеть. Я старался лавировать между ними вслед за стариком, чувствуя себя как в далеком детстве, когда я спускался с горы на лыжах вместе с отцом. Это было изысканное дворцовое увлечение, на лучшие склоны ходил сам царь. Отец... он ведь еще наверняка жив! Царь отправил его наместником в Шестое Княжество, и с тех пор я его не видел. Мне было попросту не до него. И совершенно никакого желания бросать свои любимые планы и свою роскошную жизнь ради поездки в далекое княжество, где живут люди со странными обычаями и другим языком у меня не было. Почему я вспомнил об отце? Просто рыбацкая деревня подозрительно напомнила мне рассказы о Шестом Княжестве. Именно там было пресное море, славящееся своей рыбой и... плавающими островами. Вот и ответ на один из моих вопросов. Остров просто приплыл к берегу в ту ночь, как я проснулся, а до этого дрейфовал где-то посреди пресного моря. Скорее всего, тот, кто упокоил мою душу в гроб, наложил кое-какие чары и на остров. Так и объясняется мое внезапное появление возле самой деревни. Вот только этот старик явно не местный. Насколько я знаю, у местных жителей желтоватая кожа, водянистые, почти прозрачные глаза, и говорят они на странном крикливом языке. Этот же напоминал мне жителя Девятого Княжества с его южным акцентом центрального языка и загорелой от вечного лета кожей. Возможно, я вовсе не в далеком Шестом Княжестве, а на окраине Центрального Княжества, граничащей с ним. Тогда мне не придется переплывать все пресное море...
   - Ты знаешь кареч? - осведомился старик, поворачиваясь ко мне, когда мы уже почти причалили к берегу. Вокруг нас сгрудилась толпа ребятишек, громко кричащая что-то на непонятном языке и показывающая на меня пальцем. Что ж, с надеждой о том, что я всего лишь на окраине царства, придется проститься. И ко всему прочему я абсолютно не знаю кареч. Сейчас я могу спросить, жив ли мой отец. И по-прежнему ли он наместник княжества.
   - К сожалению, не знаю. Простите мне мою неграмотность, но могу ли я узнать, кто сейчас правитель Шестого Княжества? - старик удивленно выпучил глаза и посмотрел на меня, как на некрасивого деревенского парня, абсолютно голого и странного. Хм, а ведь я такой и есть.
   - Лорд Донуэн, если тебе так интересно, - бросил старик через плечо, заставив меня задрожать. Что за Хогг?! Ведь теперь, когда я точно знаю, что мой отец жив, когда я нахожусь здесь, в далеком Шестом Княжестве, я просто обязан с ним встретиться. Увидеть спокойный взгляд его темных глаз, холодную надменную улыбку. Отец был слишком занят карьерой, чтобы обращать внимание на своего сына. Вот она, обратная сторона медали...
   - Только он уже давно не правитель, а Исполняющий Обязанности. Ты что, парень, забыл новый кодекс? - вот это уже интересно. Ледяной ужас змейкой прополз под обнаженную кожу, сжав желудок холодными пальцами. Еще бы я не знал - ведь это мой план, написанный мною долгими вечерами во дворце. Я помнил эти вечера, когда я сидел на полу и писал, едва успевая макать перо в чернильницу, дабы успеть за летящими мыслями. Как же я ошибался! Одна надежда, что все еще не слишком далеко зашло...
   - Раз уж вспомнили о кодексе, сегодня день всеобщей благодарности, - буркнул старик, ехидно улыбаясь. Мы причаливали к берегу, и мальчишки помогали ему привязать лодку канатами к импровизированной пристани и выгрузить рыбу. Мне же пришлось делать все самому, и я, делая вид, что совершенно не стесняюсь своей наготы, выкарабкался из лодки и привязал ее. Мальчишки отпрыгнули от меня, как от прокаженного:
   - Оч ничар! - завопили мальчишки в разнобой. О переводе я догадался по тому, как они указывали пальцами на мое обнаженное достоинство. Я только усмехнулся - подумаешь, голых мужчин не видели, я же не к эррам в баню залез. Меня намного больше волновала сейчас "всеобщая благодарность". Что-то такое смутно припоминается. Ах да, это моя гениальная идея собирать всех людей раз в месяц на главной площади, дабы они поблагодарили жизнь за то, что все прекрасно. Хм, и интересно, работает?
   - Юноши, не могли бы вы принести мне одежду? Пока меня не увидели женщины, - попросил я, заканчивая завязывать узел. Узлы я вязать не умел, поэтому намотал веревку кое-как несколько раз вокруг палки. Ребята ничего из моих слов не поняли, и молча стояли, хлопая глазами. В дело вмешался старик, крикнувший им что-то на местном языке. Двое послушно кивнули и побежали к домикам, сверкая желтоватыми пятками.
   - Ачь врече кате? - спросил один особенно любопытный. Звуки вылетали из горла со странным присвистом, напоминая крик чайки.
   - Он спрашивает кто ты, парень, - перевел старик, ехидно усмехаясь. Я подошел к мальчишке, щелкнул по носу и заявил:
   - Я - царь Аркуса. Ирвен Виктор, - любопытно было наблюдать за тем, как меняется его лицо, вытягиваясь и бледнея. Из всех моих слов он понял только "ирвен Виктор". Он отшатнулся и закричал вдруг на ломаном центральном языке:
   - Неч смечте смеяреч нач эчим именчем! - я умилился:
   - Вы так уважаете этого человека? - парнишка немного помолчал, переваривая мой ответ, и испуганно прошептал все на том же ломаном языке:
   - Тчч! За эточ могутч пойматеч и казнич! - я отказывался в это верить. Просто быть такого не может, я ведь не хотел, чтобы все было так. Я хотел...
   - Да чего ты хотел?! Ты просто забавлялся тем, что можешь играть чужими судьбами, как игрушками. Когда-то и Зефира и Азот говорили тебе об этом, и ты ответил, что не наигрался в детстве. Так и есть, малыш. Но теперь игры закончились!
   Вот даже как. Суровая исповедь, которою я заслуживаю. Все мои разговоры о цели, которая оправдывает средства, о всеобщем благе и утопии были ничем иным, кроме как попыткой доказать самому себе свою нужность. И сейчас мне необходимо сделать невозможное, дабы исправить свои ошибки. А они, как видимо, грандиозны.
   Стоять на берегу было очень неприятно. Пронизывающий ветер обжигал кожу, капельки воды били по икрам, мокрый песок холодил ноги. Мальчишки больше заговаривать со мной не решались, а старик стоял чуть поодаль и разгружал пойманную рыбу. Серебристые хвосты горели в переливах выглянувшего из-за туч солнца, руки старика ловко перебирали рыбу, а глаза задумчиво смотрели куда-то в пустоту, туда, где прятался утренний туман. Его определенно что-то мучило, что-то давнее и, похоже, связанное с рисунком. Я подошел к нему и спросил:
   - Скажите, вы ведь не местный? Вы из Девятого Княжества? - старик вздрогнул и резко обернулся. Несчастное лицо, изборожденное глубокими морщинами, впадины глаз мрачно смотрят на меня, пряча в себе жуткую боль.
   - Откуда вы знаете? - переходя на "вы", резко спросил он. Я еле сдержал самодовольную ухмылку. Еще бы мне не знать! Говор жителей Девятого Княжества отличается мягкими приглушенными звуками и бархатистыми переливами. Странно, что в Шестом Княжестве свой язык есть, а в автономии - нет. Впрочем, Артирус ведь был исконно центральным жителем...
   - Догадался, - коротко ответил я, прижимая к себе листок с рисунком. Все это время я не знал, куда его деть, не прикрывать же даром юной художницы свою наготу!
   - Вы пришли напомнить мне, да?! Вы меня замучить хотите? Я хочу спокойно жить, понимаете? Спокойно! - истерично закричал вдруг старик, толкая меня и буравя бешенным взглядом. Я поймал себя на мысли, что мне искренне жаль старика. И на том, что последние надежды разбиваются в прах. Да, я жил при дворе и ни с кем не общался. Я не знал жизни и считал, что если насильно установить справедливость, то все будут счастливы. Как наивно! Ведь у каждого найдется своя заноза, мешающая ему жить, заставляющая его ненавидеть весь мир в День Всеобщей Благодарности. Как самонадеянно было строить далеко идущие планы, опираясь лишь на собственные нелепые домыслы! И я считал, что эта цель оправдывает все мои поступки. Но я даже не предполагал самого страшного - я выбрал не ту цель. В мое распоряжение предоставлен всего один человек - и это я сам. А я, вместо того, чтобы искать, решил менять мир по наивным образцам. Мне стыдно...
   - Вречешь шельмох! - сообщил мальчишка, протягивая мне одежду. Слов я не понял, но суть мне ясна. Я кивком поблагодарил за принесенные мне холщовые штаны и тонкую рубашку и начал быстро одеваться. Одежда была некрасивой. Да, я привык к роскоши. Я привык быть красивым и ловить на себе влюбленные женские взгляды. Привык, что моя мужественность оттенена изящным камзолом. Я всегда был "на удивление красив" и "на удивление хвастлив". Жанна ведь, в сущности, была отражением моей худшей стороны. Хогг, сколько открытый! Как у новорожденного младенца, удивляющегося каждому новому вздоху, каждой пылинке, каждому лучику.
   Я подвязал рубаху холщовой веревкой, служащей здешним жителям поясом, и спрятал за пазуху рисунок, чувствуя кожей шершавые прикосновения листка.
   Вслед за стариком я зашел в небольшую хижину. Крыша из ивовых прутьев и едкий запах рыбы красноречиво говорили о роде занятий своего хозяина. Встречать нас вышла женщина. Местная, с желтой кожей, большими прозрачными глазами и приятной радушной улыбкой. Она обняла мужа и крепко поцеловала его в губы. Я смотрел на них и видел, как разглаживаются морщинки на лице старика, как прорезывается улыбка, и светлеют глаза. Вот что приближает нас к утопии - свет в любимых глазах. Я мог бы жить в утопии, мог бы наслаждаться тем, к чему меня всегда тянуло, но от чего я добровольно отказывался. И во имя чего? Во имя нелепого тщеславия, замаскированного благородством.
   - А эчто что? - с акцентом, но все же на неплохом центральном языке, закричала женщина, отрываясь от губ старика и указывая на меня пальцем. Я вежливо поклонился и обворожительно улыбнулся:
   - Ирвен Виктор, ува... - и замер на полуслове. Как нелепо, должно быть, смотрится мое поведение в этом неуклюжем теле, да и представляться настоящим именем - верх безумства. Я поспешил исправить положение:
   - Простите мой неуместный юмор. Мое имя Арсис, я из восточной части Аркуса, - мой ответ никто по достоинству не оценил. Женщина встала руки в боки и гневно заявила:
   - Арче, я не впущчу эчого человеча в свой дом! - старик только тяжело вздохнул, потом обнял жену и поцеловал ее в макушку, тихо сказав:
   - Дорогая, это нужно мне, понимаешь? Этот человек - из моего прошлого.
   Женщина нахмурилась, потом капризно поинтересовалась:
   - Арче, ты же хочел забыть чего! - старик помрачнел и ласково шепнул ей на ухо слово, которое, как я понял, было ее именем.
   - Чиина...
   - Заходчи, - бросила она мне через плечо, и вошла в хижину. Я пошел следом, аккуратно вытерев босые ноги на плетеном ивовом коврике у входа. Хижина оказалась довольно светлой, и даже окна с рыбьими пузырями вместо стекол не портили вида. Хижина была небольшой и единственная комната представляла собой и спальню и кухню. Что ж, по сравнению с гробом - весьма уютно. Теодуш бы уже охал и ахал, восторгаясь рыбьими пузырями и другими прелестями рыбацкой деревушки. Он бы пошел сейчас на берег, слушать шум волн и рисовать ногами на песке узоры. Надо же, впервые в жизни я скучаю по кому-то. Расту.
   - Чиина, я не знаю, как он здесь оказался, но мне нужно ему помочь, понимаешь? - в голосе старика было столько мольбы и боли, что я невольно поежился. С Чиины слетел весь гнев, теперь она снова была на удивление приятной женщиной с красивой улыбкой.
   - Парень, располагайся, - обернулся ко мне старик, кивая на пол. Что ж, мне улыбается увлекательнейшая перспектива спать этой ночью на полу. Но так как сейчас только утро, мне предстоит чем-то занять себя. Я бы предпочел разговорами.
   Я счел невежливым приставать к старику с расспросами, поэтому, поблагодарив хозяйку, пошел помогать ей чистить рыбу, тем более что мне хотелось есть. Как выяснилось, чистить рыбу я не умел, за что удостоился насмешливого взгляда Чиины.
   - Ты как придворный прошлой эпохи, - хмыкнул старик, возникая за моей спиной. Я вздрогнул, чувствуя его внимательный тяжелый взгляд. Нож чиркнул по гладкой чешуе и змеей впился в руку. Кровь темным пятном капнула на стол, а я недоуменно смотрел, как вишневые капли плавно стекают вниз, с глухим стуком ударяясь о самодельную столешницу. Чиина резко перехватила мою руку и прижала вену пальцами. Темная кровь замедлила свой бег, испачкав длинные, испещренные морщинками пальцы женщины. Пока Чиина хлопотала с моей рукой, бормоча крикливые ругательства на своем языке, я сидел и расслаблялся. Какое эгоистично приятное чувство, когда о тебе заботятся. Жаль, мне нельзя им долго наслаждаться...
   - Сам виноват! - совесть. Куда же без нее!
   - Пошли со мной, сети у берега снимем, чтобы грозой не сорвало, - вздохнул старик, подходя ко мне. Я посмотрел на туго забинтованную руку и пошел за своим "покровителем".
   На улице было душно и пасмурно, солнце окончательно спряталось за набежавшими тучами, в воздухе пахло дождем. Я шел за стариком, выжидая, пока он начнет разговор. Но он не спешил. Молча глядя на воду, он засучил штаны и, забравшись в воду по колено, принялся убирать сети. А потом тихие всплески воды стихли под звуками голоса:
   - Ты ведь не Арсис, парень. И не из восточной части, - старик не оборачивался, но я по голосу заметил, что он улыбается. Грустно-грустно. И я решился:
   - Скажите, вы рады изменениям?
   - Изменениям, парень? Это ведь очередная ложь. Палачи не у дел, зато люди казнят сами себя. Теперь нельзя воровать, зато можно обманывать и предавать близких. Ложь, парень.
   Я подошел совсем близко к воде и присел на корточки, зачерпнул воды и опустил лицо в прохладную жидкость. Я зарылся лицом в воду, не дыша. Мне было больно вдыхать. Хотелось спрятаться от всего мира и зарыдать, захлебываясь слезами. Ведь больше всего на свете я боялся лжи! Я хотел видеть правду, как она есть, я хотел создать утопию, в которой нет места обману. И что в итоге? Создал самый лживый мир, какой только можно себе вообразить.
   - Тот рисунок, что у тебя... Я убил этого человека. Или человека, на него похожего, - надломленным голосом прошептал вдруг старик, продолжая все так же стоять по колено в воде и смотреть на рыболовную сеть, в которой трепыхались рыбешки.
   Я медленно поднял голову. Слезы, подступившие к глазам, высохли. Я тихо спросил, неотрывно глядя на силуэт старика на фоне серого неба:
   - Вы работали палачом? - старик вздрогнул всем телом, дернулись худые лопатки, и он глухо ответил:
   - Да. Я помню каждую свою жертву. Помню мальчика, изображенного на рисунке. Вроде бы все верно, по закону, но, Хогг, я вижу его лицо во сне! Он был неплохой парень, да?
   - Смерть - начало новой жизни. Вы лишь оборвали паутину лжи, - тихо ответил я, подходя к старику. Он тихо застонал, сжимая кулак и глядя в пустое серое небо.
   - А какое я имел право?! - я задумался. Но ненадолго.
   - Вы лишь выполнили свою роль. У вас не было выбора, а значит, так надо, - тихо, но твердо прошептал я. Старик обернулся, и я встретился с бездонной болью в темно-серых глазах.
   - А ты простишь меня, мальчик?.. - срывающимся голосом вдруг шепнул он, и столько было в этом вопросе отчаяния, что я невольно подался вперед, желая успокоить старика:
   - Прощу... Слышите? Я прощаю вас! - и я обнял старика. А он рухнул в мои объятия, тихо всхлипывая на груди. Я сжал его крепче, чувствуя старческие сухие кости. Из моих глаз тоже полились слезы, стекая по щекам. Я отошел от старика на шаг, не убирая рук с его плеч, и почувствовал, как темным туманом уходит из него боль. Как злоба на самого себя растворяется и уплывает сизым дымком прочь, как со слезами уходит гнойная рана души.
   - Спасибо, мальчик... - шепнул старик, а я только улыбнулся. Счастливой улыбкой. Душа старика, раньше напоминавшая болото, теперь спокойно сияла, как озеро. Глаза наполнились счастливым светом, в них заиграли тысячи радуг. Вот оно, подлинное могущество - творить утопию в душах людей.
   Небо разорвало набухшую рану, и горизонт очертился миллиардами нитей. Капли падали на лицо, на волосы, но я их не чувствовал. Я был ими.
   Вода колыхалась у ног. Я заглянул в нее, ожидая увидеть некрасивое лицо с крупным носом и маленькими глазами, подернутое дождевыми каплями. На меня смотрел юноша с изящными чертами лица, светлыми кудрями, немного грустной, но счастливой улыбкой, и мягким светом темных глаз. А потом все слилось под пеленой дождя, превращаясь в сплошной водяной круговорот...
  
   Глава 17.
   Отец.
   Рука ужасно болела. Из мелкой царапинки сочились темно-бурые капли, а меня лихорадило. Я лежал на единственной в доме кровати, глядя, как лучики солнца, выглянувшего сразу же после грозы, просачиваются сквозь ивовые ветви. От боли к горлу подкатывала тошнота, и тогда я сжимал зубы, чтобы не застонать. Чиина списывала мое ужасное самочувствие на рану, но я смутно догадывался, что дело не в царапине. Мне стало плохо после странного инцидента на берегу. Странность первая: на какое-то время я обрел прежнюю внешность. Старик тогда принял меня за Дориса, и это дало ему успокоение. Вот только одно ли это? Я ясно чувствовал, как выходит из него боль и ненависть, чувствовал, как очищается его душа от грязи. И одновременно с этим я ощутил слабость. И вот, сейчас я лежу на кровати, бледный и... я стал немного похож на себя прежнего. Глаза на тон темнее, нос меньше, а волосы светлее и кудри мягче. Это все конечно прекрасно, но... Хогг, как мне больно! К дикой боли в руке прибавилась еще и головная. Заломило виски, и я застонал, не удержавшись. Никто моего стона не услышал, и я вспомнил, что совершенно один в хижине. Хозяева уехали в город со странным названием Хаар на день Благодарности. Меня несказанно обрадовал тот факт, что отправились они на ел'ли. Это означало, что спектрумы и люди живут теперь вместе. Как выяснилось, ел'ли жили прямо в рыбацком поселке, подвозили людей по делам, а взамен получали рыбу. Что ж, что-то мне все-таки удалось...
   Новый приступ боли накрыл меня с головой, и я снова застонал, разворачиваясь к стенке. Вдруг скрипнула дверь, и я зажмурился от яркого света, бьющего изнутри.
   - Хорн, вы забыли убрать сеть, и ее сорвало грозой. Я бы на вашем месте... Ой! - взвизгнуло существо. Это была аквара. С голубоватой кожей, стекающими, подобно струям воды, длинными волосами того же цвета и огромными синими глазами. Я плотно сжал зубы и поднялся на локте. Аквара тихонько заскулила, отодвигаясь от меня. Я постарался как можно ласковее сказать:
   - Не бойся, - но вышел полустон-полушипение. Огромные немигающие глаза смотрели на меня. А потом все на том же центральном языке она спросила:
   - Вам плохо? - вот уж странно! Ее даже не волнует, как я здесь оказался!
   - Я пришла к Хорну, у него сеть порвалась, - тихо добавила она, глядя на меня. А потом вдруг выдала:
   - Это не ваше тело! Вас тут нет! - и оглушительно взвизгнула, отчего по стенам потекла вода, прохладными каплями падая на мое лицо. Я внимательно посмотрел на аквару и спросил, чтобы увести разговор от опасной темы:
   - А почему ты не на дне благодарности? - в ответ на что получил недоуменный взгляд синих глаз:
   - Я не могу без воды, как я поеду в город? Да и ел'ли меня не повезут. Фу, от вас разит чарами а'рантьяков! - сморщив носик, сообщила она, понемногу приходя в себя. Я решил не упускать шанса:
   - Ты сказала, что меня нет. Что это значит? И если нет тела, то почему мне больно? - спросил я, придерживая здоровой рукой больную. Хогг, царапинка, а как болит!
   - Не знаю! Правда, не знаю! Спросите у а'рантьяков, ирвен Виктор! - вдруг закричала она, хлопая дверью и выбегая из хижины. Я слышал ее испуганные всхлипы и наблюдал, как под дверью расползается водяная лужа. Что ж, меня узнали. Забавно, однако. Что я там говорил перед смертью? Я - мессия? О, Илен, как же это глупо! Я - ничтожнейший человек во всем Аркусе, я даже не нашел то, что должен найти, я...
   - Малыш, все не так уж плохо. Оглядись, кое-что из твоих планов удалось. Теперь тебе надо помочь и их душам. Только теперь тебе придется жертвовать не другими, а собой...
   Хм, интересно, это имеет прямое отношение к боли, которую я вынужден терпеть? Впрочем, боль уже уменьшилась. Я смог вдохнуть воздух полной грудью, чувствуя, как напряженное тело расслабляется.
   Лужу я кое-как вытер, кряхтя, как старый дед. Но за сорвавшейся сетью не пошел. Пусть остается на совести аквары. Отбросив мокрую тряпку, я сел прямо на пол, сжал гудящую голову руками и задумался. Старик Хорн, судя по всему, мое чудесное перевоплощение не запомнил. И тем ни менее, его душа теперь спокойна. Не знаю уж, как это получилось, и не простое ли это совпадение, но мне просто необходимо срочно найти а'рантьяков. И отца. А эти вышеупомянутые пункты моего поиска располагаются в столице. А значит, мне нужен всего лишь ел'ли. Жаль, день всеобщей благодарности я так и не увижу.
   Хорн и Чиина вернулись поздно. Я лежал на кровати и слушал стрекот ночных насекомых, когда дверь со скрипом открылась. Мигнув, зажегся свет, и я увидел счастливые лица супругов. Пламя свечки колыхалось, играя с моим воображением, рисуя причудливые тени, а у порога мялся ел'ли. Видимо, в ожидании рыбы. Стыдно сказать, но видел я это причудливое создание впервые в жизни. Тогда, на поле боя, я не присматривался к светлой армии, а уж тем более - к их коням. Ел'ли был очень мохнатым, невысоким, но крепким, и смущенно порозовевшим. Большие голубые глаза, напоминающие глаза аквары, пристально смотрели на меня. А потом, не знаю, почудилось мне или нет, но ел'ли склонил голову. Этот кивок длился мгновение, и тут же ел'ли тихо попросил:
   - Можно я пойду? - рыбак понял, что я не сплю по скривившимся губам, хмыкнул и сказал ел'ли:
   - Без рыбы? Ну уж нет! Тем более тебе еще этого парня на себе тащить, - и старик мне лукаво подмигнул. А я... я позавидовал. Хорн был идеально целым. Еще в тот момент, когда я сделал что-то на берегу, он был в поиске. Двигался. А сейчас он был целым. Как собранная мозаика, как склеенная чашка, как... не знаю, с чем сравнить. Но я знал, что себя он нашел сам. Я лишь убрал мешавшую плотину.
   - Хорн, к вам аквара заходила, сказала, что сеть оборвалась, - быстро доложил я, всем видом показывая Чиине, что я бодр и свеж. Боль и правда отступила, я мог спокойно дышать и говорить, не опасаясь, что следующий выдох превратится в стон.
   - Вот незадача! Ил, заходи завтра, я дам двойную порцию, - подмигнул старик ел'ли по имени Ил, виновато разводя руками. Ил послушно скрылся за дверью, Хорн проводил его взглядом. А потом пристально посмотрел на меня.
   - Я не знаю, что ты сделал со мной, парень, но спасибо, - от души сказал он. Я заглянул в старческие глаза и улыбнулся. Они были серыми, а в них горел огонек. Спокойный и чистый, как пламя свечи. Морщинки тонкой сеточкой бороздили улыбающееся лицо, и, казалось, тоже улыбались.
   - Вы помните что-то? - нерешительно спросил я, выныривая из волшебной глубины серых глаз. Старик вздохнул:
   - Ты про то, что на берегу стряслось? Нет, не помню... А может и к лучшему, а, парень? - и он обнял подошедшую с чистой повязкой Чиину. Жена ласково потерлась о его плечо головой, как кошка, и мурлыкнула:
   - Арче...
   А я вспомнил чистый взгляд Зефиры. Я ведь ее использовал! Так же как армию мрака. Так же как использую перо, а потом выбрасываю за ненадобностью. Нет, я не могу требовать такого же взгляда и нежного шепота, пока не предложу что-то взамен. Не требуя ничего.
   - Скажите, как там праздник? - страшно было спрашивать. Очень.
   - Знаешь, а ведь все эти изменения - это здорово! Войны теперь не будет, ведь этот их Венец Правосудия не допустит. Вот только хорошо бы еще люди менялись. Для этого идеальной системы правления мало, - здраво рассудил старик. Бывший палач понял то, что я смог осознать, только побывав на том свете. Что ж, самое время избавляться от радужных иллюзий на свой счет. Венец Правосудия?!
   - Простите, но я не знаю многого. Не могли бы вы рассказать мне о том, что случилось после смерти последнего царя? - если рыбак и удивился, то виду не подал. Только внимательно посмотрел на меня и начал рассказ:
   - Когда умер Виктор, а'рантьяки нашли во дворце его план государственного устройства. Их им показал какой-то близкий друг последнего царя. О смерти Виктора нам сообщили только когда Венец Правосудия был готов, чтобы не поднимать смуту. Говорят, этот разум следит за каждым нашим поступком. Для его создания источники даже позволили взять а'рантьякам силу. Как именно его создавали, я не имею ни малейшего понятия - это какая-то сложная схема. Разум руководствуется законами и планами, составленными покойным царем. Мы ездим в город на праздники и ходим в Храм Правосудия. Там такая штуковина, на которую каждый должен положить руки. И вроде как тебя проверяют: исполнил ты все или нарушил основные правила. Лгал там, воровал. В Центре, говорят, такое каждый день делают, да еще и еду за это дают. Вроде как не пойдешь в храм - умрешь с голодухи. Но не знаю. А если нарушил - что-то страшное делают и ссылают в деревни отдаленные. С тех пор прошло восемь лет, и ни одной войны, ни одной междоусобицы не было. Люди и спектрумы живут в мире. Сословий нет. Странно, сам порой не верю, что все так быстро удалось... Нам, простым людям, не так страшно, мы воровать не обучены.
   Хм. Это неплохо. Даже очень! А'рантьяки молодцы, ничего не скажешь. Вот только люди и правда не меняются. И выходит ложь. И вся моя утопия развалится к Хоггу, если... если не спасти нескольких ключевых людей. Если не помочь им избавиться от затычки, мешающей их душам двигаться в поиске. Ведь иначе "что-то страшное" сделают со всем миром, либо... либо души просто сгниют. Не делая явного зла человек может не стремиться к добру. Да и звучит все пугающе.
   - Всем не поможешь, малыш...
   С этим я разберусь позже. А пока я слушал затихающий голос рыбака, обнимающего примостившуюся у него на коленях Чиину, и смотрел на пляшущий огонек свечи. Как же хорошо! Огонек плясал, как новая жизнь на руинах старой. Возрождался из засаленного огарка и горел, даря тепло и свет. Мне виделись крошечные ручки и ножки, хороводы маленьких огненных человечков. Неприятно резануло воспоминание: огонь, вздымающийся к небу, и темные силы, пляшущие вокруг. Это позади. Теперь огонь другой: нежный и теплый, светящий и спасающий от темноты.
   - Доволен? - спросил старик, изучающе глядя на меня. Я кивнул:
   - Спасибо, уважаемый. Вы даже не представляете, насколько помогли мне своим рассказом. Могу я уточнить? Вы намереваетесь заплатить рыбой ел'ли? Я смогу завтра уехать? - Чиина фыркнула, утыкаясь лицом в грудь мужа, а тот мягко сказал:
   - Если вылечишься, то езжай на все четыре стороны. Я бы пригласил тебя остаться, но тебе не до нас, это и так видно. Так что удачи тебе, парень!
   Я просиял, в предвкушении завтрашнего дня. Слез с кровати и улегся на постеленный мне на полу мягкий матрас. Спать, а завтра я выеду в город. Покатаюсь на ел'ли. Увижу отца. Возможно, разберусь, наконец, что делать.
   - Спасибо вам. Пусть ночь укроет вас своим крылом и подарит лучшие сны, - торжественно сказал я, поворачиваясь на бок. За окном все так же пиликали насекомые и рассказывали друг другу страшилки мальчишки у костра. Где-то скрипела рыбацкая лодка, плескали барашки волн. А я проваливался в сладкую мягкость сна, а на губах застыла счастливая улыбка.

***

   Утром я проснулся в отличном настроении. Да и самочувствие меня порадовало - почти ничего не болело, что, по сравнению со вчерашним днем, было просто небывалым наслаждением. Я сладко потянулся, слушая довольное похрустывание отдохнувших косточек, и встал с матраса. На меня тут же воззрились два прозрачно-голубых лукавых глаза, обрамленных сеточкой морщин. Я улыбнулся глазами в ответ и произнес:
   - Доброе утро, Чиина, - женщина прищурилась, и я замер в ожидании: во что же превратится это промедление? И морщинки дождем рассыпались в теплых волнах радостного смеха:
   - Ич тебе доброго наччала, - ответила она, подавая мне деревянную кружку с пенистым напитком. Я глотнул и зажмурился от удовольствия - немного горьковатый, но очень приятный вкус с ароматом осени. Тепло заструилось по телу, принимая меня в свои объятия. Вот это напиток!
   - Спасибо, - улыбнулся я ей, подавая опорожненную кружку. Надо будет обязательно спросить у Хорна, что это такое, а то вдаваться сейчас в дебри каречского акцента нет ни сил, ни желания. Я быстро оделся в ставшую привычной одежду жителей Шестого Княжества, впервые не поморщившись от запаха рыбы. И даже пожалел, что мне придется покинуть гостеприимную хижину. Я молча посмотрел на Чиину, и она ласково кивнула мне, отворачиваясь к своей готовке. Я тихо притворил за собой дверь и вышел к прохладному мудрому морю, волнами бьющемуся о песок. Я грустно улыбнулся, наблюдая за бегом волн. Так и в жизни: волна за волной, то накатывают, то застывают на бешеном гребне, то ухают вниз. А остается только легкий след босой ноги на убаюканном водой песке. И крик чайки, и еще что-то там, за горизонтом...
   - Идем? - подойдя сзади, тихо спросил ел'ли. Я, не оборачиваясь, послушал глухое и неуверенное цоканье копыт по песку и так же тихо ответил:
   - Идем. А как же рыба? - Ил издал довольный звук, отдаленно напоминающий ржание.
   - Хорн мне уже дал, много. А вы... вы правда... - тут ел'ли замялся. Я обернулся и, скрестив руки на груди, внимательно присмотрелся к этому диковинному спектруму. А в голове роились тысячи мыслей. И так тоскливо было от всего...
   ­- Кто я? Я ирвен Виктор, правда, - устало представился я, глядя куда-то мимо ел'ли. Тот восхищенно уставился на меня огромными сияющими глазами и робко подошел поближе, оставляя на песке следы копыт.
   - И куда вы хотите чтобы я вас отвез, повелитель? - церемонно обратился ко мне ел'ли, и я с недоумением воззрился на него. Этот малыш меня вряд ли и пару шагов протащит... И тут произошло невероятное - ел'ли стал меняться. Вытянулись мохнатые кривые ножки, разросся круп, изящной дугой изогнулась длинная шея. А я смотрел на это чудо во все глаза, и не понимал, каким образом происходят эти восхитительные метаморфозы. Мне хватило сил только полувопросительно прошептать:
   - Сила сохранилась?..
   - Да, Зак отдал ее нам, когда ушел в Город, - ответил ел'ли, всем своим видом призывая меня сесть на него. Я коснулся блестящей лоснящейся шкуры и спросил:
   - Через сколько мы приедем? - и в ответ на вполне конкретный вопрос получил многозначительное:
   - А есть ли оно, время это, повелитель? - что возразить на данную реплику я не нашел, поэтому вскарабкался на широкую мускулистую спину и отдался бешеной скачке. Песок небольшими смерчами взвился в воздух, и мы понеслись прочь, замелькали вокруг деревья, и запестрела гладь водоема. Мне оставалось только захлебываться свежим ветром пополам с восторгом.
   До замка отца я добрался за несколько мгновений. Видимо, для ел'ли времени действительно не существует. Впереди показался замок с ажурными башенками, обрамленными голубыми флагами. Вокруг замка величественно простирался ров с прозрачной водой, в которой отражались многолетние деревья. Мост был спущен, и по нему поднималась карета, которую везла тройка обычных лошадей. Интересно, у князя так мало рыбы, что он не может позволить своим приближенным нанять ел'ли?
   Я слез с гладкой спины Ила, потрепал его по шелковой золотистой гриве и улыбнулся, глядя в большие янтарные глаза. Меня обдало теплом и счастьем, солнечным, как жаркий полдень и густым, как мед.
   - Поторапливайтесь, повелитель, мост скоро поднимут, а мне пора идти, - предупредил Ил. Я вздохнул и пошел к мосту, не оборачиваясь. У самых ворот путь мне преградили двое стражников, скрестивших у меня перед носом алебарды. Я со вздохом ответил на стандартный вопрос самым правдоподобным объяснением:
   - Я хотел бы попросить аудиенции у Исполняющего Обязанности Донуэна. Позвольте пройти бедному рыбаку, - смиренно ожидая отказа, попросил я. Стыдно признаться, в глубине души я даже надеялся, что меня развернут, придав скорости старым добрым способом - пинком под мой царственный зад. Желудок сжался тугим пульсирующим комком, а по спине маршировали мурашки. Мне было страшно видеть холодный пронизывающий взгляд человека, который стал мне чужим. Я в очередной раз хотел спрятаться за мои любимые обстоятельства и сделать вид, что я тут ни при чем. Но стражники, перебросившись друг с другом парой фраз вполне миролюбиво окрикнули какого-то паренька по ту сторону ворот. Вихрастый худенький мальчишка с большими глазами подбежал к нам и испуганно уставился на меня.
   - Малец, проводи этого молодого человека к Донуэну и сообщи им, что этот рыбак просит аудиенции, - и стражник протянул пареньку золотую монету. Я было расплылся в довольной улыбке - в мое время такого паренька бы еще побили, но уж денег бы точно не дали. Но лицо стражника скривилось в презрительной гримасе, и это уняло мои восторги. Парнишка кивнул и с громким топотом ринулся к замку. Я пошел за ним, наблюдая за сверкающими босыми пятками, а за мной с руганью и хохотом стражники поднимали мост.
   Когда мы подошли вплотную к замку, я разглядел витиеватые решетки на больших окнах из тонкого стекла и простой в целом стиль. Замок выглядел куда проще, чем восемь лет назад. Было ясно видно, что здесь не князь правит - здесь работает Исполняющий Обязанности, хотя я и не мог представить себе моего властного отца в этой роли.
   - Как мне вас представить, уважаемый? - робко спросил мальчик, замирая на крыльце дворца. Все было устроено как нельзя просто - никакой охраны, чистая дорожка и обычный вход. Я набрал в легкие побольше воздуха и достал из-за пазухи согретый теплом моего тела листок.
   - Вот, малыш, передай это Донуэну. И скажи, что меня зовут Виктор, - тихо произнес я, сжимая худые пальцы парня. Тот послушно взял листок, сглотнул, еще больше распахнув свои голубые глазищи, и, пискнув: "Подождите здесь", скрылся. Хлопнула тяжелая дверь, брякнуло железное кольцо, а я замер, отсчитывая секунды и сжимая кулаки. Отец... Это слово давно перестало вызывать во мне нежные чувства. Я запомнил только холодный взгляд серых глаз уроженца Шестого Княжества, сухие жилистые руки и неприятный, колкий, как иней, голос. И когда дверь со скрипом отворилась и я увидел изборожденное морщинами лицо, впавшие глаза и седые волосы, обрамляющие резко очерченные скулы, сердце ухнуло и ушло в пятки. Я вдохнул воздуха и до боли сжал кулак. Ногти белыми полукружьями впились в мякоть ладони, а я не мог отвести глаз от сурового старческого лица. Да, он был стар. Приоткрытый от частого дыхания рот показывал выпавшие от старости зубы, в глазах не было той пронизывающей суровости, которой я так боялся. Это были глаза уставшего человека, уставшего и несчастного.
   Железное кольцо все стучало по резко захлопнувшейся двери, дул ветер, теребя волосы, а старческие дрожащие руки сжимали тонкий пожелтевший листок. И вдруг из выцветших глаз потекли слезы. Внезапно, как капли дождя, чистые и прозрачные, они падали на крючковатый нос и стекали вниз, умирая на остром подбородке. А мы все стояли и смотрели друг на друга, не в силах сделать шаг навстречу. Как до безумия нелепо! Всего один шаг, такой крошечный и естественный, а он мешал нам всю жизнь понять друг друга...
   - Это... ты?.. - прошептал он хриплым голосом, совсем не похожим на тот надменный тон, которым когда-то отец отчитывал вихрастого мальчишку со смеющимися карими глазами. Я сглотнул и молча кивнул, язык не слушался меня, не желая ворочаться в пересохшем рту. Я все так же нелепо стоял на одном месте, словно приросший к полу, и смотрел на отца, а он тоже молча ловил мой взгляд. Что сказать? Что, Хогг побери, можно сказать, когда я прожил целую жизнь?! Когда я стал повелителем тьмы, потом царем, а потом умер, и все это - без малейшей поддержки со стороны этого чужого мне человека?!
   - Где ты был?.. Где ты был все эти годы?! - неожиданно воскликнул я, и не узнал собственный голос. Он был хриплым и сдавленным, а в глазах откуда-то возникли слезы. И я задохнулся яростной болью, падая на колени перед отцом. Тот смотрел на меня все так же молча и отстраненно грустно, а я боролся с подступающей детской истерикой.
   - Почему?! Ну почему ты тогда... почему... - я больше не мог бороться. Стоя на коленях, я зарыдал, содрогаясь всем телом, спрятав лицо в руках. И вдруг сухая старческая рука коснулась моего горячего лба, измазанного слезами.
   - Тише, тише... Тише, глупый, - хрипло прошептал старческий голос. Хрустнули суставы, и отец опустился на колени напротив меня. Его рука продолжала гладить меня по голове, совсем как в детстве, когда я, сваленный лихорадкой, лежал на шелковой постели. А где-то хлопотала покойная мама. Я поднял застланные слезами глаза и встретился с глазами отца.
   - Обними меня... Пожалуйста, - одними губами шепнул я, и вдруг почувствовал, как сухие, словно ветви старого дерева, руки отца обвили мое дрожащее от рыданий тело. Я молча уткнулся в костлявое плечо. Зачем выяснять то, что и без того понятно? Зачем винить, когда виноват сам? Зачем доставлять боль тем, кого любишь?
   - Молодец, малыш. Видишь, ответы на некоторые вопросы ты нашел сам, - шепнула Аена.
   Так я замер в отцовских объятиях, и время вокруг замерло. А есть ли оно, время? Может, ел'ли прав? И я не видел отца всего пару дней? Морщинистая рука вытерла слезы с моего лица, и, крепко сжав мои плечи, отец произнес:
   - Надо же, ты теплый, как настоящий... Ты совсем не изменился, как будто тебе опять двадцать пять лет, как в день твоей смерти... Ты простишь меня? - вдруг сипло прошептал отец, и я вздрогнул от странных слов. Отец думает, что я умер. Это совсем неудивительно, да, но... Но он думает, что я - дух. А я всего лишь твой сын, папа, из плоти и крови!
   - Чувствуешь, у меня теплая рука? У меня соленые слезы! Я жив, папа, жив! Конечно я прощаю, и ты прости... Прости, что я злился на тебя за смерть мамы... Прости, что не пришел раньше... Прости, что стал чужим, - бестолково говорил я, сжимая отцовскую руку и заглядывая в наполненные прозрачной влагой серые глаза. В них стояла невероятная боль. Этот суровый холодный человек раскаивался. Он нуждался только в одном - моем прощении. И я прижался горячими губами к испещренной морщинами руке. И в этот миг голова закружилась, и я почувствовал, как из души моего отца уходит боль, а из взгляда - апатия. На этот раз я ясно разглядел его ауру, на которой между разноцветными лепестками радуги застряли уродливые черные комки злости и затаенных обид. Холодно полыхало высокомерие, змеилась старая досада, но под действием какой-то таинственной силы все это таяло и исчезало, заставляя радугу сиять ярче, как после недавнего дождя. Я еще раз обнял отца и встал с колен, улыбаясь и глядя на его помолодевшее лицо, на нежный взгляд и добрую улыбку. Чтобы не упасть от внезапного приступа головной боли, я вцепился пальцами ног в подошву. Но на лице сияла улыбка. Если это - мой новый дар, то я приму любое побочное действие, ибо нет ничего прекраснее этого дара... Я бережно вынул из отцовских рук листок с собственным портретом, и отошел на шаг, ожидая, пока лорд Донуэн придет в себя. Я уже догадывался, что он не вспомнит того, что только что произошло. И был готов, что меня не узнают. Но слова отца потрясли меня больше, чем головная боль:
   - Юноша, чем я обязан вашему визиту? - я вздохнул. Значит, так надо. Что ж, какая, впрочем, разница? Главное, что отец рядом, и что все будет хорошо. А остальное...
   - Вы плакали? - удивленно спросил отец, подходя ближе и заглядывая мне в лицо. И уж совсем странное заявление:
   - Вы так похожи на моего покойного сына... - сердце бешено заколотилось. Каждый раз, когда я использую свой новый дар, вдобавок к жуткой боли я становлюсь ближе к своему естественному облику. Что ж, теперь осталось взять себя в руки и в который раз сделать вид, что ничего не было. Забавно...
   - Я не имею честь знать вашего великого сына, но я хотел бы попросить аудиенции, - вымученно улыбнулся я, кланяясь и пытаясь не обращать внимания на головную боль. Отец посмотрел на меня своим посветлевшим взглядом и повел к себе. Я шагнул за порог и направился следом за отцом в нутро этого обиталища. Не в силах разглядывать окружающие меня интерьеры, я пробормотал, что срочно нуждаюсь в отдыхе. Красноречивости моим словам придало то, что я чуть не упал, ухватившись за локоть отца. Тот улыбнулся, и в его глазах я рассмотрел лукавых бесенят. Странное дело, раньше я никогда в нем такого не замечал...
   ­- Проводи молодого человека в свободную комнату, - обратился отец к тут же подбежавшему слуге. И я поплелся следом за его спиной, шатаясь и пытаясь не потеряться в узких коридорах. Но последнее оказалось весьма проблематичным. Я и сам не заметил, как свернул куда-то не туда, утопая в тенях и падающих в моем воспаленном воображении стенах. Заплетающимися ногами я доковылял до первой попавшейся двери и потянул за ручку. Перед глазами поплыло, и я, шатаясь, шагнул в комнату. Глаза больно резануло от яркого света, но это было не самым страшным. От увиденного даже голова перестала кружиться. Я вцепился в дверной косяк, пытаясь сохранить равновесие, и нелепо моргал глазами.
   У стены располагалась большая двуспальная кровать, устланная роскошным бельем. И прямо на этой кровати влюбленная парочка предавалась любовным ласкам. Вы спросите, что же тут необычного? По мне, так все. Начиная с того, что девушка была вовсе не девушкой, а яшинто. И она, к слову сказать, любовным ласкам вовсе не предавалась, она просто...
   Увиденное меня возмутило до глубины души, заставив проснуться спрятанной внутри меня мужской солидарности. Закутавшись в одеяло, к спинке кровати жался испуганный юноша моих лет, взглядом загнанной дичи уставившийся на поднесенную к его кадыку алмазную иглу. Я медленно перевел взгляд с иглы на ее обладательницу, пытаясь унять бешеный круговорот расплывающихся стен, и почувствовал, как екнуло сердце, болью отозвавшись в груди. Худые лопатки недоверчиво дернулись, и огромные синие глаза переместились на меня.
   - Мне опять придется вас целовать, чтобы привести в чувство? - хмыкнула Азот, не убирая, впрочем, иглу от горла несчастного любовника. Я ухватился за дверной косяк и, медленно сползая по стенке, заявил:
   - Нет, со мной все в поряд... - худое тело за секунду переместилось с кровати ко мне, и твердая рука вцепилась в плечо. Я попытался вырваться, пробурчав что-то в духе, чтобы она не оставляла своего возлюбленного, но вышло злое бормотание, и я мешком свалился на кровать, гневно размышляя о том, кем себя возомнила эта странная синеволосая яшинто.
   Когда я соизволил прийти в себя, юноша был уже одет, как, впрочем, и сама Азот. Я тряхнул головой, стыдясь собственной слабости - кого не взбесит, когда ты в который уже раз показываешь свою слабость перед... хм, пусть и не девушкой, но все же существом женского пола.
   - Я могу идти? - недовольно поинтересовался мальчик, которого я имел счастье лицезреть в весьма нелестном положении. Азот молча кивнула головой, поворачиваясь ко мне. Лицо совершенно не изменилось, ни капли не постарело за восемь лет. Только челюсти обеспокоено сомкнулись, когда она принялась внимательно осматривать меня. Мальчик у двери кашлянул, не решаясь уйти, и Азот резко повернулась, спокойно заметив:
   - Дверь прямо перед тобой. Она открыта. Проблемы? - на что получила обиженное:
   - Азот, ты... кхм...
   - Ну что? - недовольно перебила она, встряхивая копной синих волос. Мальчик набрал в грудь воздуха и совершенно неожиданно выдавил:
   - Не злишься на меня? Ты ведь с ним не... Азот! - в голосе пылкого юноши прозвучало столько надрывной боли, что я еле сдержал усмешку. Надо же, моя старая знакомая успела влюбить в себя этого очаровательного ребенка. Что ж, пусть сама и разбирается. Хотя мальчика было однозначно жалко.
   - Уважаемый, не стоит переживать. Я - всего лишь... кхм... старый враг вашей ненаглядной. Нас не связывает ничего...
   - Я тебе этого не прощу! - взвивая голос до визгливых ноток, заявил юнец, хлопая дверью. Азот громко расхохоталась, запрокидывая голову, а потом перевела взгляд на меня. В бездонных глазах прыгали озорные искорки.
   - Это оказалось забавно. А вообще не знаю, что он во мне нашел. Странно, что он не сбежал при первой встрече.
   - Наверно ты пригрозила ему этой милой иголкой, разве нет? - усмехнулся я, садясь на постели. Голова почти не кружилась, но мне было неприятно ощущать себя слабым и немощным, особенно перед этой поистине сильной яшинто. Да и мысли об отце, как бы я ни старался их отогнать, не прибавляли радости.
   - Просто он меня разозлил. Сказал, что я не такая, как мой народ, - пожала Азот худеньким плечиком. Я перевел взгляд на ее одежду - яшинто была облачена в длинное бархатное платье, на мой взгляд, слишком тяжелое для ее худенькой фигуры, но открытые плечи красиво демонстрировали рельефные мышцы, а темно-синий цвет прекрасно подчеркивал особенности ее спектра.
   - А что тебя так обидело в этих словах, что ты сочла нужным наброситься на несчастного влюбленного мальчика с оружием? - поинтересовался я. Азот провела языком по пересохшим синим губам и задумчиво ответила:
   - Он считает мой народ хуже своего. Жалких людишек, вечно колеблющихся и зацикленных на бессмысленных эмоциях - лучше во всех отношениях совершенных яшинто. Разве вы можете терпеть боль? Сохранять спокойствие? Да стоит произойти какой-нибудь мелочи, и вы колеблетесь! - вдруг гневно выдала она, глядя куда-то мимо меня. У меня по спине пробежали мурашки - не хватало еще так бесславно окончить свою вторую жизнь. А вообще, я был искренне рад встретить эту опасную синеокую красавицу. Я неотрывно смотрел на ее торчащие из женственного платья плечи и улыбался. И Азот вдруг тоже улыбнулась, немного устало, но довольно дружелюбно.
   - Давай забудем о мальчике. Как вы себя чувствуете? - поинтересовалась она, накрывая своей холодной твердой рукой мою. Я поборол приступ стыда за повторяющееся неловкое положение, как вдруг меня озарило:
   - Как ты меня узнала?! Я же... Я что, похож?.. - бессвязно начал я, вскакивая с постели и подбегая к стене в поисках зеркала. Азот молча подняла бархатную юбку, показав кожаные сапоги, и вынула из голенища иглу.
   - Посмотри здесь, она отражает свет. И не забывай, что я все же спектрум, - улыбнулась яшинто, протягивая мне оружие. Я дрожащими руками схватился за гладкую поверхность. Игла оказалась плоской в середине, с легкой едва намеченной гардой и очень тонким заостренным концом. Я повернул ее к своему лицу и разглядел какую-то странную смесь себя старого и нового. Нос стал тоньше, глаза ореховыми, а кудри мягче и светлее. Но все же узнать меня было почти невозможно. Если только меня не ждали...
   - Ты знала, что это я? Ты для этого здесь? - тихо спросил я, пристально глядя в синие немигающие глаза. Неожиданно промелькнула мысль - яшинто не плачут. А хотят ли? Иногда слезы помогают очистить душу...
   - Я думала, ты сможешь мне помочь. Я ошибалась, - отчего-то ее голос дрогнул, и я с удивлением присмотрелся к яшинто. У губ залегла глубокая печальная складка, а в глазах - так свойственные ей упрямство и целеустремленность. Помочь? Так она знала, что я оживу! Она знала, где я был похоронен, поэтому и ждала меня здесь. Получается, Азот имела на меня какие-то виды. Странно, чем я ей могу быть полезен? Я же обычный человек, который, к тому же, становится слабее с каждым днем.
   - Не с каждым днем, а с каждым... разом. - Видимо, последнюю фразу я имел несчастье произнести вслух, но ответ меня совсем не обрадовал. Чего-то похожего я ожидал, но легче от этого ничуть не становилось. А чего я, собственно, хотел?
   - Малыш, ты не должен бояться. Все будет хорошо, я обещаю.
   - А если я не буду использовать дар?.. - трусливо поинтересовался я, готовя пути к отступлению. Но что-то внутри меня уже сжигало мосты, лишая меня возможности постыдно скрыться. А стоит ли? Разве это не величайшее счастье - дарить людям покой и свет? Разве не в этом и есть величайшее блаженство? А когда при этом ты каждый раз обретаешь частичку себя, и неважно, какой ценой! Да и цена? Разве это та цена, которую жалко заплатить?!..
   - Вспомни, ты жил без души и умирал в вечности. Что ты выберешь?
   - Тут нет смысла рассуждать. Я выбрал, причем выбрал давно. И теперь у меня нет возможности отступить, я и не буду...
   - Ирвен Виктор, с вами все в порядке? - касаясь моего плеча, осведомилась Азот. Я улыбнулся. Мне было хорошо, как никогда. У меня была цель, и я знал, что она правильная. Я видел перед собой лестницу и всходил на первые ступеньки, вглядываясь в туманную вышину. Там чистое небо и теплое солнце, главное - не испугаться высоты и дойти. А я дойду.
   - Дойду ведь, Аена, милая?
   - Дойдешь, малыш...
   Азот уже довольно-таки настойчиво тряхнула меня за плечо, пытаясь вернуть на грешную землю. Я глупо улыбнулся и посмотрел на нее. Яшинто отстранилась на миг, а потом устало села на край кровати, и вдруг презрительно произнесла:
   - Вы тоже стали таким же... Как и все люди. Я не могу вас больше уважать, - и она спрятала худое треугольное лицо в ладонях. Я опустился на колени возле Азот и ласково погладил по синим волосам. Она странно вздрогнула и прошептала:
   - Зачем я тогда тебе помогла?! - я обнял ее и шепнул на ухо:
   - Потому что и спектрумам иногда свойственно колебаться. И я благодарен тебе за это... - Азот резко перехватила мою руку и приблизила свое лицо к моему:
   - Во что ты превратился?! Ты стал тряпкой! И ты умираешь, ты что, не понимаешь этого?! - неожиданно переходя на "ты", прошипела она. Странно, что Азот так беспокоит мое состояние. Мы с ней почти не были знакомы, и потом, это явно не в ее характере...
   - Тряпкой? Возможно. На мой взгляд, это и есть настоящее мужество. Прости, что разочаровал тебя, - мягко ответил я. Азот вдруг вскочила, выхватила иглу и повалила меня на пол, локтем прижав шею. Я продолжал глупо улыбаться, глядя на ее обычно бесстрастное лицо. Странно, какими забавными показались мне все мои глупые метания и тщеславные желания. Ради чего я проделал такой большой путь, ради чего вся эта ложь, которую я так ненавидел и так умело использовал? Что ж, ответ прост - я просто искал себя. Нашел ли? Нет, но я на верном пути...
   - Я ждала тебя! Я думала, мы сможем... Когда ты успел стать таким?! - я отодвинул ее локоть от своего горла и пояснил:
   - Знаешь, Азот, смерть иногда и не так меняет людей. Ты же помнишь, у нас целых семь спектров в ауре, а это слишком много, чтобы оставаться спокойным. А теперь позволь мне встать, - и я поднялся с пола, отряхиваясь. Азот все так же сидела на полу и невидящим взглядом смотрела в пустоту. Странная получилась встреча. И незапланированная. Хотя, смотря кем...
   - А что ты от меня хотела? - полюбопытствовал я, помогая яшинто встать с пола. Она вдруг пожала плечами и тихо ответила:
   - Сама не знаю. Просто верила, что ты мне поможешь. Странно для яшинто, да? - кривая улыбка прочертила красивое лицо. Я со вздохом опустился на корточки рядом с ней, чувствуя, как меня привязывает к ней невидимая нить, прочная, как стальной канат. Я использовал всех, стремясь к своей цели, теперь мне остается одно - помогать другим, отдавать долги.
   - Нормально для человека. Возможно, я все же смогу тебе помочь, Азот. Скажи, чем? - улыбаясь, спросил я, поворачивая ее голову к своему лицу. Яшинто пристально смотрела на меня, впиваясь синими глазами, и я смотрел, как проясняется ее лицо, разглаживаются морщинки на мраморной коже.
   - Сущая ерунда. Я всего лишь хочу возродить свой народ, сделать его таким, каким он был раньше, - гордо сказала она, поднимая острый подбородок. Интересно, а чем эта идея грозит миру в целом? И вообще...
   - Азот, а ты уверена, что это нужно твоему народу? - осторожно уточнил я, боясь снова оказаться на полу. Яшинто повела плечом и брезгливо ответила:
   - Они стали жалки. Тебе ведь интересно, почему одна я была тогда в армии Хогга? А им было наплевать. Они не поклонялись ни Хоггу, ни спектру. Жили без сил и не требовали ничего. Они позорят наше гордое имя. Они...
   - Тсс! - перебил я ее, закрывая рот своей рукой. И ехидно заметил:
   - Ты ведь любишь их? Почему ты считаешь, что они идут неверным путем? - ответом мне послужило гневное:
   - Они теряют себя! Наша нация испокон веков была самой сильной, сильнее всех людей и Спектрумов! Мы... мы...
   - Успокойся. Ты и сама изменяешь иногда своим принципам, не так ли? Как насчет того, чтобы близость - только по любви, пиво - только хорошее? - язвительно подначил я, за что получил сильный удар по шее. А потом имел удовольствие лицезреть синие блюдца на полупрозрачном лице.
   - Я люблю этого мальчика, - услышал я в ответ. И тут же ответный укол:
   - А ты, я смотрю, совсем размяк. Близость... А как же - можно довольствоваться шлюхами?..
   - Я был самовлюбленным дураком, Азот. Многое изменилось. Поверь, ты узнаешь меня заново, и мы сможем стать друзьями.
   И я с интересом принялся наблюдать, как меняется ее лицо. И радостный возглас прорезал тишину:
   - Так ты согласен мне помочь?!
   - Ну, твои идеи меня отнюдь не вдохновляют, скажем так. Но я ведь тебе кое за что должен, разве не так? Только не обижай мальчика. Пусть идет с нами.
   - Он - твой брат, Виктор. И он пойдет с нами, это не обсуждается, - вдруг тихо произнесла она, уводя глаза. А я так и замер с открытым ртом - за все мои две скромные жизни у меня появилось уже целых два брата. И с обоими мне почему-то надо куда-то идти. И оба от меня, мягко говоря, не в восторге. Хогг... Ну что ж, здравствуй, жизнь. Отлеживаться в гробу было куда безопаснее и приятнее.
   - А ты и правда стал тряпкой, - расхохоталась Азот, глядя на мою обескураженную физиономию. В ответ на эту реплику я только задумчиво улыбнулся в ответ, морально готовясь к встрече с новоявленным родственничком.
   - А что ты знаешь о моем даре? - вдруг спохватился я. Надо же, чуть не забыл этот важнейший вопрос. В целом я представлял, что именно способен творить, но Азот каким-то невероятным образом ухитрялась знать больше моего.
   - А что знаешь о нем ты? - прищурив глаза, осведомилась яшинто. Ее синие омуты изучали меня, проникая, казалось, в самые глубины сознания. Я поежился, отвечая:
   - Да ничего особенно. Первый раз случайно вышло: я каким-то образом помог старику в рыбацкой деревне, но это могло быть просто совпадением. А сегодня... - я замялся. Рассказывать про то, что произошло сегодня со мной и моим отцом я не мог. В горле вставал ком, и слова не желали выстраиваться в логическую цепочку, как рассыпавшийся бисер не желает нанизываться на нить. Азот наклонилась ко мне, сдавив до боли плечо, и поторопила:
   - Ну?
   - Я сделал что-то со своим отцом, - выпалил я, робея, как мальчишка. Суровое лицо моей старой знакомой смягчилось, и я продолжил:
   - Я чувствовал, как из него выходит грязь, прямо из его души, как... я не понял, что произошло, - не сумев подобрать слов и досадуя на себя за это, я закончил. Азот выглядела спокойной, но во взгляде было волнение.
   - В случае со стариком ты просто помог найти ему верный путь. Все равно что...
   - Расчистить ручей от камней и мусора, мешающих ему течь в верном направлении? - перебил я, передавая представший моему внутреннему взору образ. Азот сухо кивнула, подтверждая, и продолжила.
   - А вот с отцом сложнее. Ты знаешь, что теперь есть Венец Правосудия и храмы, в которых каждого человека проверяют на исполнение твоих предписаний? Твой план дополнили, отредактировали (не люди разумеется), и привели в исполнение.
   - Мне рассказывали. Каждый человек подвергается проверке в храме и, если выясняется, что он что-то нарушил, его лишают вечности и ссылают, - опять перебил я. Азот терпеливо вздохнула и продолжила.
   - Близко, но не совсем. Нарушение должно быть достаточно серьезным, и тогда через возложенные на осколок Венца руки человек пропускает поток силы сквозь себя. И этот поток разрушает мост с абсолютным светом, что лишает его вечности. Я не думаю, что это страшное наказание, спектрумы априори лишены этого счастья и ничего, живут. Сначала никого не ссылали. А потом начали происходить странные случаи: некоторые сходили с ума. Эта дрянь, которую ты умеешь каким-то образом вычищать, может скапливаться. Но в этом явлении пока никто не разобрался. А, и еще: лишают вечности не навсегда. На определенный срок. Вот только обычно вернуть вечность не получается...
   Наш разговор прервал робкий стук в дверь.
   - Эрра Азот, позвольте узнать, вы не видели молодого человека, назвавшегося рыбаком, он... э... - последовал вслед за стуком такой же нерешительный голос. Азот встала во весь рост, расправив складки бархатного платья, и величественно ответила:
   - Передай лорду Донуэну, чтобы не волновался. Этот молодой человек - мой знакомый.
   А я только сейчас начал медленно соображать - а что, собственно говоря, делает моя нечеловеческая подруга в замке моего отца?
   - А как ты оказалась здесь? И у тебя все еще есть сила? - обрушил я на нее накопившиеся вопросы. Азот пожала худыми плечами, и я испугался, как бы она не вывалилась из ворота платья.
   - Пытаюсь, как и многие спектрумы разобраться во всем этом дерьме, а заодно выполняю важное поручение.
   - Подожди, темные тоже участвуют в этом? - перебил я, чувствуя напряжение во всем теле. До меня медленно доходило - вся эта дрянь скапливается. Скапливается из-за моих идей. Хогг!
   - А ты что хотел? Мы - не вселенское зло, Виктор, я надеялась, ты это уже понял. Вселенское зло, если уж тебе так нравится это определение, это та тварь, которая разрушает души людей, скопление черноты. Или даже не тварь. Мы не знаем, что это, поэтому и боимся. Пока что ничего страшного еще не произошло, только вот мне пришлось убить несколько человек, - совершенно спокойно сообщила Азот, не обращая внимания на мое резко побелевшее лицо. Я встряхнул ее за худые плечи, почти проорав:
   - А по-другому никак нельзя было?!
   - Они сходят с ума. Эта дрянь пожирает ауру. Причем действует в основном на тех, кого Венец лишает вечности. В теории она может поглотить все спектры, и человек станет... честно, я не знаю, кем он станет, - мне в голову пришла страшная догадка, но я побоялся ее озвучивать. Тем более что и так перспективы обрисовывались отнюдь не радужные. Поэтому я предпочел немного увести разговор в сторону:
   - А почему ты оказалась именно в Шестом Княжестве? Отец знает?..
   - Я уже говорила - я ждала тебя. А лорд Донуэн... Да, он знал. Это тайна, но тебе скажу. Твой отец не прошел исповедь в храме, и его должны были лишить должности и сослать. Но влиятельные... личности за него заступились. Поэтому я должна была помочь ему не впускать черноту в себя и, в случае, если он не справится, убить его. Если он выдержит нужный период до следующей исповеди, то обретет вечность вновь. Но теперь он выдержит, я не ошиблась? - вдруг грустно улыбнулась Азот, бросая на меня странный взгляд. А я так и замер. Странное дело получается... Сам того не зная, я спас двоих людей от страшной участи. Причем одного из них - дорогого мне человека.
   - Остается надеяться, что это не помешает тебе помочь мне, - добавила она, но голос был напряженным и тревожным. Азот не хотела, чтобы я умирал. На это могу ответить одно: "Азот, миленькая, а разве я хочу?!". Я выбрал свою судьбу, согласившись войти в Город, и не важно, когда и как это случится.
   - А как ты собираешься разговаривать с отцом? Ты хотя бы придумал, зачем рыбак заявился к Исполняющему Обязанности? - ехидно заметила Азот, издевательски наблюдая, как у меня вытягивается лицо, и я поспешно ретируюсь вглубь комнаты.
   - Понимаю, ты был в расстроенных чувствах. Предлагаю сбежать, - заговорщически подмигнула мне моя синеволосая подруга. А я с удивлением наблюдал за проступавшими в ее лице нотками лукавства.
   - А как же наш очаровательный мальчик? Устроим похищение? - подыграл я. В ответ на что увидел пугающую синюю улыбку.
   - А оставались сомнения?
  
   Глава 18.
   Черная пиявка.
  
   Похитить моего нежно любимого братишку оказалось делом довольно непростым и удивительно забавным. Сначала я имел счастье любоваться, как Азот, совершенно не стесняясь моего присутствия, меняла бархатное платье на д'амондобито. Выглядело это весьма привлекательно, но этот процесс лишало всякой перчинки то, что собственная нагота Азот совершенно не заботила. Как спектрум, она не придавала значения таким мелочам и чувствовала себя абсолютно комфортно вне зависимости от степени "одетости". Когда процесс был завершен, и передо мной предстала гордая воительница из долины льдов, началось самое интересное. По крайней мере, с точки зрения Азот. А ее чувство юмора, с коим я ранее не имел удовольствия познакомиться, приводило меня в ступор. Идея заключалась в следующем: чтобы не огорчать моего отца, надо было создать видимость, что моему братику с нежным именем Лаурон до беспамятства хочется покинуть замок. Причем со своей возлюбленной. Да еще и на семейное торжество. В общем, чем больше я слушал, тем страшнее мне становилось.
   - Тебе придется изображать яшинто, прибывшего, чтобы пригласить меня и моего нареченного на торжество в честь Северного Сияния. Тебе должно быть очень больно от тепла и яркого света, поэтому ты будешь закрываться плащом с капюшоном. Причем боль должна быть показана натуралистично, ты же это понимаешь? - ехидно осведомилась Азот, прищуривая огромные глаза. А мне оставалось только уточнить:
   - Ты же не предлагаешь меня избивать, чтобы я натуралистично стонал?
   - А это идея, - совершенно серьезно ответила яшинто, погружаясь в раздумья. Я закатил глаза и вернул ее к насущным проблемам:
   - Это был юмор, Азот. Черный. Объясни мне, каким образом мы сможем за несколько минут превратить меня в спектрума? В ванну с синькой? - глаза Азот азартно вспыхнули, и я испытал сильнейшее желание вновь уточнить, что мой предыдущий вяк тоже имел отношение к черному юмору. Но, к счастью, этого не понадобилось, потому что Азот подошла к своей кровати и принялась перерывать пространство под подушками, пока не извлекла оттуда склянку с какой-то жидкостью. Флакон по материалу напоминал иглу и д'амондобито, так что сомнений о его происхождении у меня не было. Зато вот о его предназначении...
   - Тебе нужно всего лишь умыться этим и сполоснуть руки, прозрачно-синеватый цвет кожи будет обеспечен, - спокойно сообщила яшинто, протягивая мне флакон, в котором зловеще плескалось что-то пугающего вида. Я открутил крышку и чуть не задохнулся от едкого запаха. Тут же защипало в глазах, и я оглушительно чихнул. Азот только высокомерно улыбнулась, чем вызвала у меня абсолютно детскую реакцию - я вылил довольно большое количество жидкости на руки и сполоснул лицо. И еле сдержал отчаянный крик - страшное содержимое флакона впилось в мою кожу, как изголодавшаяся собака вгрызается в кость. Я по инерции закрыл лицо руками и, не удержавшись, застонал. Из глаз потекли слезы, и я, гневно обернувшись к Азот, прорычал:
   - Ты совсем с ума сошла?! Что это за дерьмо?!
   - Помнится, вам не нравилось слово "дерьмо", ирвен Виктор, - издевательски заключила яшинто, наблюдая за мной, скрестив руки. И тут же спокойно добавила:
   - Это не дерьмо. Это замечательный напиток, который яшинто испокон веков употребляют по праздникам. Я еще оказала тебе великую честь, дав попробовать этот... - не выдержав, я перебил ее оглушительным воплем:
   - Я все понимаю, но какого Хогга я вылил это себе на лицо?!
   - Это тебе лучше знать, я не настаивала, - передернула плечами Азот и скрылась в поисках плаща с капюшоном. А я, как сумасшедший, носился по комнате, ловя на пылающих щеках свежий ветерок. Боль была ужасной, к тому же сама ситуация со стороны выглядела неимоверно комично, что мне отнюдь не доставляло удовольствия. А вообще, очаровательные женщины, окружающие меня, были правы: хватит играться с детскими игрушками, детство давно закончилось. Я неожиданно вспомнил Зефиру и уже было застыл с мечтательным выражением на лице, как мне на плечи легла плотная синяя ткань. Азот заботливо накинула мне на голову капюшон, оставив открытой только нижнюю часть лица. Плащ был длинным, в пол, и полностью скрывал мою одежду. Я расправил складку на плаще и вдруг разглядел собственную руку. Азот предусмотрительно отошла от меня на приличное расстояние, но мне было не до нее. Ну уж нет, такое количество метаморфоз для меня чересчур! Мои руки были почти прозрачными, бледными, как тающий снег, а ногти нежно голубели. К тому же дотрагиваться до чего-либо мне было нестерпимо больно. Что ж, радует хотя бы то, что своего лица я не мог разглядеть. И тут меня поразило ужасное открытие:
   - Когда ты только пришла в Девятое Княжество, тебе было намного больнее, да? И ты все равно шла? Зная, что можешь умереть? - спросил я, внимательно глядя в глаза Азот. Она опустила голову, а потом быстро встала и открыла дверь в коридор, бросив на ходу:
   - Тебе тоже будет больно, не забывай, - я хотел сказать, что это другое, но промолчал. Другое ли?
   В коридоре было прохладнее, и лицо стало меньше гореть, что меня чрезвычайно порадовало. Теперь оставалась самая сложная часть нашего плана - практическая. При этом я совершенно не представлял, каким образом мы сможем объяснить, почему вместо бедного рыбака в замке вдруг появился спектрум, да еще и яшинто. Азот убеждала меня, что с этим проблем не должно быть. И вообще спектрум мог проникнуть тайно. Хм, ну не настолько же тайно... Впрочем, я полностью отдался во власть яшинто. Ее идеи меня откровенно забавляли, а другого выхода придумать я все равно не мог. Итак, мы вошли в кабинет лорда Донуэна, моего отца...
   Лакеи у дверей посторонились, испуганно косясь на меня и на мою спутницу. Если к Азот они успели хоть немного привыкнуть, то я был для них явно в новинку. Ничего не спрашивая, перед нами отворили дверь, и мы вошли в небольшой кабинет. Я увидел своего отца второй раз за этот безумный день, и сердце предательски екнуло. Он сидел, склонившись над письменным столом, и рассматривал какие-то бумаги. А подле него на кресле сидел Лаурон и хлопал своими большими карими глазами. Я, не сдержавшись, покосился на Азот - наш план рушился. И чем дальше мы заходили, тем яснее понимали все безумство нашей абсурдной идеи.
   - Чем мы обязаны вашим визитом? - спокойно и величаво спросил отец, вставая. Сказывалась его многолетняя практика. Азот выступила вперед и, бросив убийственный взгляд на Лаурона, вполголоса предупредила:
   - Д'ьэну Вартрану больно говорить, поймите, он не успел привыкнуть к здешним климатическим условиям. Он пришел, чтобы пригласить меня и вашего сына на торжество д'Афатонито. Его проводят раз в год, когда в небесах загорается холодный огонь. Это официальное приглашение, - кивнув на меня и отступая в сторону, закончила Азот. Я многозначительно кивнул головой, морщась от боли и стараясь двигаться медленно и заморожено. Наблюдая за Азот, я успел заметить, что все ее движения экономны и спокойны, но если ей нужно сделать что-то быстро - она сделает это молниеносно. Вряд ли я смогу развить такую скорость, но ведь мне больно. Хогг, и вправду больно... Кожа горела, да еще и головокружение с мигренью никуда не делись. В данном случае это играло мне на руку.
   Отец недоверчиво смотрел на меня, едва ли не открыв рот от изумления. А про Лаурона я вообще промолчу: он обиженно отворачивался, как маленький ребенок, но бросал на Азот взгляды, полные страстной преданности. Меня он, казалось, вообще не замечал. Что ж, это радовало.
   - Д'ьэн Вартран, да? Вы приглашаете моего сына на родину яшинто? Это означает, что... Лаурон, мальчик мой, выйди ненадолго, - обернувшись, попросил Донуэн. Я успел заметить, как холодным повелительным огнем полыхнули глаза. Да, очищение не избавило его от старых привычек и особенностей. А Лаурон обиженно встал, не глядя на Азот, и вежливо притворил за собой дверь. Я не оглядывался, зная, что яшинто это несвойственно, и молча смотрел на отца. К счастью, моих далеко не бездонно-синих глаз он не видел за капюшоном, и выглядел я довольно убедительно. Чувствуя, как болит вся кожа на лице, когда я открываю рот, я произнес хриплым голосом:
   - Мы бы хотели видеть лорда Лаурона мужем Азот, ибо вы заслужили доверие нашего спектра. Собственно, ради этого я и прибыл с приглашением, лорд, - слегка наклонив голову в вежливом жесте, закончил я. Голос звучал, как чужой, чему я несказанно обрадовался. Этому, несомненно, поспособствовала дикая боль, которой сопровождалось любое движение. К тому же в кабинете было нестерпимо жарко, и я вполне натуралистично прошипел:
   - Лорд Донуэн, я бы попросил вас открыть окно, для меня слишком жарко.
   Отец покорно пошел к окну, а я обернулся к Азот. Она ничем не выражала недовольства моей импровизацией, но, судя по тому, как потемнели ее прекрасные глаза, моя месть за прелестнейшую жидкость удалась.
   - Спасибо, что пришли, д'ьэн. Странно, что о вашем прибытии меня не оповестили... Вообще сегодня такой странный день, еще приходил какой-то полоумный рыбак, просил аудиенции... - разоткровенничался вдруг отец, возвращаясь от окна и присаживаясь на стул. Азот спокойно пояснила:
   - Этот рыбак по странной случайности оказался моим знакомым. Он пришел, потому что считал, что у него нечиста аура. Ему сказала об этом аквара. Он хотел попросить вас выслать отряд в его деревню и проверить жителей. Но, к счастью, этого не понадобилось - аквара жестоко пошутила. Этот юноша покинул дворец еще днем, я провела его. Тогда же и встретила нашего дорогого гостя прямо у входа, - и Азот почтительно кивнула в мою сторону. Лорд Донуэн с интересом смотрел на нас, словно пытаясь что-то вспомнить. Азот невозмутимо смотрела перед собой, а я из-за всех сил надеялся, что ее искусная ложь подействует. Хотя, откровенно говоря, звучало это довольно-таки бредово. Впрочем, отец поверил. Он поклонился мне и вежливо попросил:
   - Уважаемый д'ьэн Вартран, я искренне благодарен вам за это поистине щедрое предложение. И я уверен, что мой сын будет счастлив принять его. Вот только...
   - Это еще не все предложение. В качестве приданного, яшинто преподнесут лорду Лаурону особенное д'амондобито. Кроме того что оно защищает тело, оно спасает от черной пиявки, как мы называем почернение ауры, - просипел я, импровизируя на ходу. Отец побледнел, поднимая на меня глаза. Я еле поборол желание закрыть лицо руками, но выдержал взгляд, как и положено яшинто.
   - Это очень щедрый дар, д'ьэн. От такого я не в силах отказаться. Предложение принято, - серьезным тихим голосом сказал мой отец, протягивая мне руку для скрепления договора. Я медленно поднес свою прозрачно-синеватую ладонь, но отец, видимо, заметил, как искривились мои губы в преддверии боли от прикосновения, потому что он убрал руку и извинился:
   - Простите, д'ьэн, я совсем забыл! А когда мой мальчик должен будет отправляться в путь? Скоро, я полагаю? - не слишком естественно вымучивая улыбку на старческом лице, осведомился отец.
   - Это всего лишь ознакомительная поездка. Надо же представить Лаурона моей семье и яшинто в целом. Он еще вернется, - вставила Азот, стреляя глазами в мою сторону.
   - Все так. Боюсь, что отправиться придется прямо сейчас, ведь праздник будет буквально через несколько ваших дней. Я опоздал с визитом из-за климатических различий, это стоило мне огромного труда, - прошипел я, убедительно доказывая, насколько мне тяжело присутствие в этом месте. Отец кивнул, поднялся, прошел по комнате, размышляя над чем-то своим. Что ж, я понимаю его. Одного наследника он потерял, хотя и не слишком горячо любимого. Теперь у него отнимают второго. Это ненадолго, папа, обещаю. Лаурон вернется в целости и сохранности.
   - Что ж, тогда разрешите мне поговорить с будущей... Ммм... - так и не найдя определение для Азот, он замолчал. А я понимающе кивнул и быстрым шагом скрылся за дверью, бесшумно прикрыв ее за собой. У самого выхода я чуть было не притормозил, чтобы сказать отцу хоть что-то на прощание, так и замер перед открытой дверью. На миг мне показалось, что за отцом шевелится какая-то неясная фигура, и это отвлекло меня от сиюминутного порыва. Присмотревшись, я решил, что мне показалось. Я выправился и вышел, так, что отец наверняка решил, что мне больно от прикосновения к дверной ручке. У двери не было никого, и я, как шкодливый ребенок, прильнул ухом к замочной скважине. Сначала я услышал только тишину, а потом тихий голос:
   - Что-то тут нечисто, Азот. Этот рыбак не мог просто так уйти. Что он со мной сделал? И... тебе теперь не надо быть со мной, чтобы... - судя по дальнейшим звукам, Азот обняла моего отца, а потом шепнула:
   - Не волнуйтесь, лорд. Теперь вы чисты, и мне не нужно будет вас убивать. Просто поверьте мне, все будет хорошо, - неожиданно мягким голосом сказала она. Я даже не узнал ее голос. Странно представить холодную ледяную воительницу, обнимающую старика и шепчущую успокоительные слова. Да, я многого не знал о ней. И об отце. И, Хогг побери, о жизни в целом!
   - Ты мне вот что скажи. Ты любишь моего мальчика? - услышал я голос отца. А потом я услышал то, что заставило меня распахнуть от удивления рот:
   - Да. Обоих. Я пойду, лорд?
   Дальше я не слушал. Отошел от двери, невидяще глядя в темноту коридора. Странно все. И...
   - Подслушиваешь? За свадьбу - убью когда-нибудь, - прошипела мне на ухо Азот, холодными губами приятно остужая горящее от боли ухо. Не найдя что ответить, я пошел за ней. Мы спокойно проходили по коридорам, не обращая внимания на стражу. Наконец мы увидели впереди худенькую фигурку. Лаурон стоял у колонн в большом холле. Точнее, прислонившись к колонне. Светлые волосы растрепались в художественном беспорядке, а в зубах он сжимал тонкую сигарету, из которой поднимался в воздух пахучий дым. Я с неудовольствием поймал себя на мысли, что хочу дать этому малолетке по губам, чтобы не курил всякую дешевую дрянь, но тут же сам рассмеялся со своих глупых мыслей. И какой он к Хоггу малолетка... Как Зак, только теперь все по-другому.
   - Азот, ты меня преследуешь? Между нами все кончено, - драматично выдыхая кольцо дыма прямо нам в лица, сообщил Лаурон. Я отшатнулся - дым больно обжег кожу. А Азот вдруг улыбнулась, подошла к Лаурону, обвила его шею руками, царапнув чешуйками д'амондобито. Лаурон недоуменно смаковал сигарету, не имея возможности ее достать изо рта. А Азот сообщила:
   - Нет, все только начинается. Мы женимся.
   Ладонь обвивающей шею руки разомкнулась, и по кадыку царапнуло лезвие иглы. Хм, да, возражений естественно не последовало.
   - Делай вид, что все замечательно, мы любим друг друга, - приказала Азот, медленно убирая иглу от горла. Лаурон сплюнул сигарету на пол, гневно посмотрел на свою ненавистную возлюбленную и с видом приговоренного к казни, идущего на эшафот, последовал за нами. Азот переплела свои пальцы с пальцами моего брата. Судя по тому, что цветом лица он сравнялся со мной, пальцы сжала она отнюдь не нежно, несмотря на иллюзию легкого прикосновения. Я шел с другой стороны от своего брата, ловя на себе его полные ненависти взгляды.
   Мы спустились вниз, к самому выходу из отцовского замка. Двое стражников широко распахнутыми глазами воззрились на меня, словно увидели привидение. Я быстро метнулся к ним, прижал локтем к стене одного из стражников и прошипел:
   - Если не доложите, что я входил в замок около часа назад, но вы забыли предупредить, потому что обкурились этой дряни - чернота поглотит вашу ауру, - и я швырнул им вынутые из кармана братика сигареты с пахучей травой. Стражники испуганно вытаращились назад, и я для убедительности провел бледной рукой над их головами, там, где по моим расчетам находилось средоточие ауры. Парни оказались сговорчивыми. Да и сигареты, в которые они вцепились, явно были недешевыми. Хм, странно, что за такие губительные пристрастия мой искусственный диктатор еще не лишил их вечности...
  
   Когда мы благополучно выбрались за пределы замка, запугав до полусмерти еще парочку стражников, Азот пришла в голову здравая идея передохнуть и обсудить дальнейшие планы. Мы остановились в живописном месте, на берегу реки. Это было одно из немногих незаселенных мест на берегу. Голубой лентой извивалась река, впадающая неподалеку в пресное море. Ландшафтом служила сочная зеленая трава и многолетние деревья с густой кроной, располагающей к отдыху. Я скинул жаркий плащ, чем вызвал удивленно-испуганный возглас Лаурона, и принялся раздеваться. Азот деликатность была отнюдь не свойственна, поэтому я был вынужден терпеть на себе ее холодный взгляд. Я подошел к воде, зашел по пояс, и наконец-то почувствовал себя комфортно, скрытый толщей воды. На меня смотрело мое отражение. Да, хорошо, что мой облик давно не был постоянным, и я привык ко всякому... Губы посинели, как у утопленника, кожа стала прозрачной, как просвечивающий листок бумаги. Рисунок! Я чуть было не выбежал голышом из воды - искать свое сокровище, но вовремя вспомнил, что переложил его в просторный карман плаща. И со спокойной душой нырнул в прохладную воду. Мои плечи нежно обнял шелк реки, и я блаженно окунул горящее лицо. Я чувствовал, как боль постепенно утихала, и погружался в безмятежный ток воды. Несколько сильных гребков, и я плыл на глубину, туда, где вода сливалась с заходящим солнцем. Я был свободен ото всего, включая одежду. Солнце медленным раскаленным шаром опускалось вниз, разбрызгивая по водной глади радужные лучи. А я плыл ему навстречу, глупо улыбаясь, как ребенок. Зачерпывал руками прозрачные струйки, любуясь, как они светятся в искрящейся дымке. Вода очищала меня, и вместе со струями воды из меня выходило все плохое, утекая в бесконечный поток, оставляя меня чистым и счастливым. Я глупо смеялся, переворачиваясь на спину, и наслаждался мощными гребками и сильными движениями своего тела. Я живу, и это прекрасно...
   Вдруг до меня донеслись крики с берега. Крики, без сомнения, принадлежали моему братцу. Я вздохнул и развернулся, лишая себя удовольствия насладиться одиночеством.
   Когда берег был совсем близко, и я приготовился достать кончиками пальцев до илистого дна, до меня донеслись выкрики:
   - Так какого Хогга вы меня сюда затащили?! Я вам зачем?!
   Мой братик, как раненый олень, носился по берегу, истерично тряся руками и крича свои воинственные речи. Азот сидела на песке, скрестив руки на груди, и задумчиво смотрела на воду. Лаурона она либо не слышала, либо не слушала.
   Я вышел из воды, попрыгал на одной ноге, пытаясь вытолкнуть воду, залившуюся в ухо. Пока я прыгал, как-то само собой вспомнилось, что я все-таки не совсем одет. Пришлось с невозмутимым видом пройти мимо Азот и завернуться в плащ, который я решил использовать в качестве полотенца. Когда я наконец опустился на песок, наступившее было на минуту молчание прервалось истеричным заявлением:
   - А вы кто вообще такой?! - я со вздохом переглянулся с Азот и прояснил ситуацию:
   - Я ирвен Виктор, бывший царь и повелитель Хоггова войска.
   Лаурон от такого "прояснения" побледнел, потом побагровел и изобразил глубокую душевную обиду. Меня передернуло - неужели и я был таким избалованным самовлюбленным идиотом?!
   - Да, малыш, был. И сейчас в тебе кое-что еще осталось от него...
   Брр, даже представить страшно, что я был таким истеричным переростком. И что, интересно, моя гордая спутница в нем нашла?!
   - Хватит меня за идиота держать! Какой к Хоггу Виктор?!
   - Твой брат, - улыбнулся я, изучая лицо Лаурона. Он бросился ко мне с явными членовредительскими намерениями, но я перехватил его руку и вывернул, зажав в захвате. Лаурон взвыл, падая передо мной на колени. Азот с интересом наблюдала за разминкой двух братьев.
   - Пусти! Я... Ты... - я с удивлением обнаружил, что мальчик вот-вот заплачет. В больших глазах дрожали слезы, а лицо искривилось в гримасе боли. Интересно, а зачем мы его вообще похищали? Зачем он нам нужен? И уж тем более, ему-то уж точно не нужны наши дела и проблемы. Слишком серьезные для мальчика, курящего траву.
   - Запоминай: я твой брат и тебе придется с этим смириться. Зачем ты нам? Хм, я уже сам неоднократно задавался этим вопросом. Но ты и правда в опасности. Черная пиявка может убить тебя, а ты все-таки мой единственный брат, к тому же Азот в тебе нуждается, - на ходу придумывал я объяснения. Причем они мне самому показались довольно-таки убедительными и даже единственно верными.
   - Я? - искренне удивилась Азот, вставая. Я отпустил руку Лаурона, и он мешком свалился на траву. Меня охватило чувство презрения, но пришлось сдержанно улыбнуться. Все-таки мой брат.
   - Ты ошибаешься, это он нуждается во мне. Хм... Мне понравилось определение "черная пиявка", - задумчиво добавила она, наклоняясь к Лаурону. Он лежал, уткнувшись лбом в траву, как обиженный ребенок.
   - Я не прощу тебя никогда, - пафосно изрек братец, гордо поднимая подбородок. Азот даже не улыбнулась, а только вынула соломинку, запутавшуюся у него в волосах и констатировала:
   - Простишь, никуда не денешься. Итак, Виктор, мы должны успеть к д'Афатонито. У нас совсем нет еды и лошадей, поэтому предлагаю спуститься вниз по реке, там должна быть хоть какая-то деревня, - я с удивлением посмотрел на невозмутимую красавицу.
   - К д'Афатонито? Я думал, это было частью нашей легенды...
   - Это было частью нашего плана. Помнишь, с какой целью мы идем? Помочь мне возродить яшинто. Не вижу более подходящего момента, чем д'Афатонито.
   - А свадьба будет? - вдруг подал голос незадачливый любовник. Азот криво усмехнулась уголками губ, так, что я едва рассмотрел ее улыбку.
   - А какой ответ тебя больше устроит? - вопросом на вопрос ответила она. Я с интересом наблюдал за тем, как мой брат поднимается, на коленях подползает к Азот и робко возвещает:
   - Пожалуй, я не против, - я не выдержал:
   - Кажется, недавно кто-то заявлял, что все кончено.
   - Тебя это не касается! - заявил братец, вставая с колен и отряхиваясь. И тут же выдал:
   - А где мои сигареты?! - я переглянулся с Азот.
   - Он обкурился, ты не понял? Эти травки не игрушка, - заглядывая Лаурону в глаза, констатировала она. Лаурон рванулся, обиженно отскакивая в сторону.
   - И что нам с ним делать? - обреченно уточнил я. Азот пожала плечами.
   - Я бы убила, пожалуй, но мы его уже зачем-то похитили.
   - Я правильно понял - ты сама не знаешь, зачем он нам нужен?! - возмутился я, гневно впиваясь глазами в свою спутницу. Азот улыбнулась:
   - Я только догадываюсь. И если мои догадки верны, ты скоро сам все поймешь, - я поспешил задать еще один волнующий меня вопрос:
   - А для кого мы разыгрывали спектакль? Не для отца же?
   - Для Надзирателя. Высший разум контролирует наши мысли, а Надзиратели контролируют политиков. Думаешь, все просто так? В кабинете твоего отца постоянно сидит Надзиратель и наблюдает за всеми переговорами, чтобы Исполняющий Обязанности не позволял себе лишнего и строго следовал своду правил. Между прочим, все это твои идеи, - не забыла упомянуть Азот, заставив мое лицо искривиться в гримасе злости. Чувствуя себя человеком с ограниченными умственными способностями, я уточнил:
   - Он невидим?
   - Он не человек, не забывай. Люди тоже могут стать Надзирателями, но для этого надо пройти полную проверку и отречься от земной жизни. Надзиратель не может создать семью, не может вмешивать человеческие чувства в свою жизнь. Он - воплощение закона. Конкретно у твоего отца Надзиратель - а'рантьяк, как и в большинстве княжеств. А'рантьяки, если помнишь, нематериальны и способны когда надо рассеивать свое тело до мельчайших структур, незаметных для человеческого глаза.
   Что ж, вопросы отпали. Что-то еще оставалось непонятным, но в целом мозаика складывалась, что меня отнюдь не радовало, ибо картинка получалась не слишком приглядная. Хотя пока все шло по плану, но отчетливо намечался грандиозный подвох. Я вздохнул и пошел за Азот: поднимать Лаурона с травы и тащить его к населенному пункту. Лаурон не сопротивлялся, а только мрачно смотрел себе под ноги, огрызаясь на любые попытки завести разговор. Я довольно скоро отбросил идею завязать диалог с собственным братом и принялся оглядываться по сторонам. За время моего пребывания вне тела внешний облик окружающей природы не сильно изменился. А вообще, я ведь почти не бывал в местах, подобных этому. Всю свою жизнь я провел при дворе в самом центре Аркуса, не считая последнего похода. Но и там я пробыл в деревенских землях ничтожно мало времени. Сразу вспомнились Теодуш, рыжая маленькая нахалка и сочные наливные яблоки. За пазухой царапался пожелтевший рисунок, напоминая мне, кто я есть и кем должен быть. Хорошее напоминание, особенно если учесть, что на непрерывное царапанье бумаги о кожу довольно сложно не обращать внимания.
   Впереди, за серебристо-розовым в закатных лучах изгибом ленты реки, виднелись дома. Чешуйки воды искрились под тяжелым светом солнечного глаза, извиваясь, как звенья кольчуги. Я вдохнул терпкий вечерний аромат речной воды, смешанный с запахом близкого костра. В деревне сновали туда-сюда между небольших хижин людские силуэты, по реке доносились отрывки разговоров и смех. Я искренне надеялся, что нам попадутся столь же гостеприимные хозяева, как Чиина и Хорн. Задумчиво-ленивую тишину прорезал голос Лаурона:
   - Нам еще долго идти? Я устал! И отдайте мне мои сигареты, Хогг вас подери! - я переглянулся с Азот. Лицо яшинто было мертвенно-спокойным, ни тени усмешки или раздражения. Чего нельзя сказать обо мне.
   - Забудь о траве. Раз и навсегда, - отрезал я, глядя прямо в глаза Лаурона. В глазах плескалась смесь дикого желания и животного страха. Страха перед чем-то, неведомым ни мне, ни Азот. Странно, что в мире, созданном по моим планам, курить траву не воспрещается. Тем более сыну Исполняющего Обязанности. Объяснение этому может быть только одно - кому-то было нужно, чтобы мальчик курил травку. Да, похоже, все отнюдь не так просто, как я себе представлял.
   - Так мы идем? - поинтересовалась Азот, следящая за нашим с братом бессловесным поединком. Я кивнул, но Лаурон вдруг рванулся и отпрыгнул в сторону, открывая уже рот для истеричного выкрика. Странное дело, пока трава была при нем, он не был таким раздражительным и неадекватным, хотя признаки нарушенного сознания прослеживались. Сейчас на мальчика жалко было смотреть.
   Мы кое-как дошли до деревни, подгоняя Лаурона чуть ли не пинками и выслушивая длинные рассуждения на тему несправедливости бытия и жестокости. Нашей с Азот жестокости. Поэтому, когда первый дом в поселении, обрамленный невысокой шаткой изгородью, показался в нескольких шагах впереди, я облегченно вздохнул, ускоряя шаг. Приветливо пахло костром, и посреди небольшого земельного участка горели сухие ветви и сучья. Суетились дети вокруг костра, крича и веселясь. На меня тепло дохнуло уютом. Странное дело, не имея собственного дома, я полюбил останавливаться в гостеприимных семьях бедняков. Именно здесь, в больших дружных семьях простых людей можно было окунуться в тепло и заботу безо всякой лжи. Я искоса глянул на Азот и Лаурона, идущих справа от меня. Азот скривилась от едкого дымного запаха - при всей своей выносливости и приспособленности запах костра был для яшинто отнюдь не приятным ароматом. Лаурон же молча брел, глядя себе под ноги и спотыкаясь. О чем он думал, я не мог понять. Понятно было одно - ничего хорошего.
   Я перегнулся через невысокую изгородь и окликнул ребятишек:
   - Есть кто взрослый? - ответом мне послужило испуганное молчание, и я с неудовольствием вспомнил, что большинство деревенских жителей знает только кареч. И не было никакой гарантии, что на этот раз мне опять попадется эмигрант из Девятого Княжества, да еще и мой старый знакомый, пусть и понаслышке. Азот уткнулась носом в мое плечо, закрывая ноздри от едкого запаха, и что-то неразборчиво просипела. Я переспросил, но в ответ услышал тот же набор бессмысленных звуков, только с более угрожающей интонацией.
   - Я знаю кареч! - заявил вдруг Лаурон вполне нормальным голосом. Азот, оторвавшись на секунду от моего плеча, пробурчала:
   - Это я и пыталась сказать.
   - Тогда вперед, - кивнул я Лаурону. Тот посмотрел отсутствующим взглядом на толпу испуганных ребятишек и, подойдя к изгороди, совершенно вменяемо сказал что-то на каречи. Те внимательно слушали его, выпучив большие глаза, а потом торопливо закивали. Мальчик постарше бросился к дому, сверкая босыми пятками. Остальные обступили Лаурона, изучая его одежду и искоса глядя на меня и Азот. Особенно привлекала внимание моя синеволосая спутница. Дети боязливо косились на нее, и наконец одна девочка с большими светло-голубыми глазами не выдержала и подошла к нам. Она молча смотрела на Азот, робко, но жадно разглядывая ее необычный облик. А потом осторожно дотронулась до сияющего д'амондобито, доверчиво хлопая большими глазами. Азот оторвалась наконец от моего плеча и гневно обернулась на Лаурона, облепленного тремя детьми. Дверь хижины отворилась, и оттуда вышла молодая женщина. Светлые волосы забраны в тугую толстую косу, закрученную вокруг высокого лба. Водянисто-голубые глаза и желтая кожа ясно говорили о том, что эта миловидная особа - чистокровная уроженка Шестого Княжества, а румянец на щеках, что она - счастливая мать. Увидев Азот, женщина немного испуганно отшатнулась, а потом, нервно теребя в руках край ситцевого сарафана, торопливо поклонилась. И выдала на чистом центральном языке с легким, едва уловимым акцентом:
   - Доброго дня, д'ьэнна, и вам, уважаемые, - вежливо начала она, но голос звучал испуганно. Я вспомнил, что хотел выяснить, откуда взялось это странное обращение "д'ьэн и д'ьэнна". Как я начинал понимать, это было нововведенным обращением к спектрумам. Что ж, это неудивительно, ведь теперь они обрели силу и получили уважение.
   - И вам доброго дня, - встрял я в разговор, убирая с дороги собственного родственника с полоумным взглядом. Азот коротко кивнула, закашлялась, снова утыкаясь в мое плечо. Женщина испуганно смотрела на нее, не решаясь сказать что-то еще. Я полюбопытствовал, чтобы придать разговору более ненавязчивый характер:
   - А все эти очаровательные дети - ваши? И можно тогда вопрос, почему они не знают центрального языка? - женщина нервно рассмеялась, с беспокойством поглядывая на детей.
   - О нет, что вы! Моя только Ричи, остальные - дети моей соседки, она сегодня попросила меня посидеть с ними, потому что ей плохо. Я и кареч знаю, но без центрального теперь сложно, сами знаете, - добавила она, натянуто улыбаясь. Наш приход явно не доставил ей большого удовольствия. Ричи подбежала к матери, утыкаясь головой в ситцевый подол. Женщина ласково провела пальцами по шелковистым распущенным волосам, и ее до того встревоженное лицо расцвело нежностью и теплом. Азот дернула за плечо высунувшегося было вперед Лаурона, и безо всяких церемоний перешла к делу.
   - Я направляюсь в Холодные Земли со своими спутниками. Исполняющий Обязанности лорд Донуэн не успел выдать нам провизию и сопровождение, так как нам пришлось покинуть дворец в спешке. Он понадеялся на жителей, преданных закону и Аркусу. Вы ведь не откажете нам в помощи? - просьба прозвучала довольно-таки угрожающе, особенно произнесенная охрипшим от дыма голосом. Казалось, женщина просто не могла отказаться. Но ее ответ нас всех удивил:
   - Простите, д'ьэнна. У меня на руках и так чужие дети, и мужа нет, он ушел в море на рыбалку. Предупреждаю честно, я женщина беззащитная, но если что...
   - Вы раскрыли нам все свои карты. Если бы мы хотели, мы бы уже провернули свое черное дело прямо сейчас, зная, что вы одна. Не так ли? - вставил я, другой рукой отодвигая в сторону Лаурона, открывшего было рот для очередного гневного заявления. Женщина опасливо оглянулась на замерших в ожидании детей, покрепче прижала к себе маленькую дочурку и покачала головой.
   - Простите, но нет. В деревне много домов, может, вам стоит обратиться к ним?
   - Я - сын Донуэна, Хогг вас всех дери! А это - моя молодая жена! Пустите нас немедленно, а не то... - тонкая твердая рука заткнула Лаурону рот. Он захлебнулся словами, гневно вращая сумасшедшими глазами. Женщина испуганно отстранилась, а я весело рассмеялся, пытаясь перевести странную выходку в веселую шутку.
   - Я понимаю, вам трудно в это поверить, но мы не причиним вам вреда, - попытался я исправить ситуацию. Темнело, солнечный диск захлебывался в потемневшей воде, разбрызгивая остатки лучей. Тени пугливо бродили за оградой, ловя отблески догорающего костра. Какое-то неясное ощущение тревоги витало в воздухе, смешиваясь с терпкими запахами. Азот тоже это чувствовала, потому что в синих глазах темным ободком пробежал испуг. Даже не испуг, а, скорее, предостережение.
   - Мы должны остаться ночевать здесь. И хватит разговоров, - вдруг твердо произнесла она, делая шаг в сторону дома. Женщина хотела преградить ей дорогу, но спасовала перед властной походкой яшинто, и сдвинулась в сторону, обнимая свою дочку. Я подошел к ней и мягко сказал:
   - Не волнуйтесь, мы вас не тронем.
   - Для нас было бы лучше, если бы вообще не пришли, - чуть слышно пробормотала она, а я сделал вид, что не расслышал. Гудела голова, и мне хотелось одного - лечь и нормально заснуть, первый раз за этот сумасшедший день. Ребятня хотела было назойливым хвостиком пойти за нами, но женщина крикливо отчитала их на каречи, и пошла в дом. Хижина оказалась значительно больше, нежели обиталище Чиины и Хорна. Даже присутствовало какое-никакое деление на части: их разделяли заштопанные ситцевые простыни. Женщина прошла первая и, опасливо косясь на нас, принялась мастерить гостевое ложе, состоящее из набитого сухой травой матраса, одного на троих. Молча положила его на пол, сухо кивнув головой, и вышла куда-то, задернув импровизированную занавеску. Не успел я разуться и упасть рядом с Азот, как женщина появилась еще раз, подавая нам миску с рыбной похлебкой. И нервно поинтересовалась:
   - А где ваш третий? Ну, который говорил, что он сын лорда Донуэна... - я почувствовал, как непонятно откуда взявшийся липкий пот стекает по спине. Что-то было зловеще нехорошее в этом вечере. Тихо, ветер не шевелился, к нам даже не попадал воздух. И запах гари неприятно впивался в ноздри. Чувство непонятной тревоги усиливалось. Я переглянулся с Азот, сидящей на краю матраса и задумчиво смотрящей в пространство.
   - Куда он мог потащиться на ночь глядя?
   - Тебе лучше знать твоего брата, - усмехнулась она, поворачиваясь ко мне. - Может, отошел в кусты. Или помечтать у берега реки.
   - Мне лучше знать, говоришь? Тогда я скажу, что он ушел не за этим! - я слышал, как нелепо звучал мой голос. Азот положила руку мне на плечо и успокоительно ответила:
   - Заразился истеричностью от брата? Не придумывай лишнего. Я устала и хочу спать, ты тоже. Спасибо, - обратилась она уже к женщине, нервно переминающейся с ноги на ногу. Внимательно слушавшая наши ничуть не воодушевляющие реплики, хозяйка всплеснула руками и вышла. Я вздохнул и зачерпнул похлебку. На вкус она оказалась почему-то сладкой с неприятным терпким привкусом. Этот вкус только усилил тревогу. Я попытался улечься поудобнее и закрыть глаза, облокотившись о твердое плечо Азот, но в животе переворачивался тяжелый камень. Мне было банально страшно. Не выдержав, я встал и вышел из-за занавески. Азот сонно открыла глаза и пробурчала:
   - Да никуда твой Лаурон не денется! Не мешай мне спать своими ночными бдениями... - и яшинто снова откинулась на жесткий матрас, закрывая глаза. Синие волосы беспорядочно растрепались по грубой холщовой ткани. Я секунду задержал взгляд на ее безмятежном лице и вдохнул побольше воздуха в легкие. Мне бы такое же спокойствие. Но нет, мне отчего-то по-прежнему тревожно... Я отодвинул занавеску и оказался в главной части хижины, где тихо, как притаившиеся мыши, сидели дети и хозяйка хижины. На меня тут же внимательно уставилось несколько пар голубых глаз. Я натянуто улыбнулся и вышел на улицу. Темный густой воздух терпким дымным облаком окутал меня, проникая в каждую клеточку тела. Я поморгал, пытаясь настроить привыкшие к свету глаза. Темнота пошла цветными кругами, и я зажмурился. Когда открыл глаза, первым мне запечатлелся в памяти красный круг догорающего костра. Я решил не играть с собственной памятью в ассоциации и пошел за изгородь, к кустам, окликая Лаурона. Собственный голос в этой вязкой дымке звучал странно и протяжно. Я подошел к кустам, осторожно ступая на траву. Почему-то мне не хотелось шуметь - я чувствовал себя чужим среди этой странно опустевшей к ночи деревни. Подул ветер, и озноб прошел по коже. Я перестал звать Лаурона и прислушался. Было совсем тихо, где-то вдали слышались голоса, и шуршала трава под моими ногами. Огоньки из соседних хижин тоскливо горели, растворяясь в терпком воздухе. Я принюхался: пахло чем-то нестерпимо сладким, омерзительным и дурманящим. Невольно поморщившись, я шагнул вперед. Чей-то тихий стон прорезал тишину. В горле пересохло, и я замер, прежде чем отодвинуть куст, за которым совершенно точно сидел мой брат. Мои худшие опасения подтверждались...
   Острые удлиненные листья отодвигаемой мною ветки зловеще зашуршали, открывая мне сжавшуюся в комок фигурку. Лаурон был сам на себя не похож. Все его тело сотрясала крупная дрожь, по белому, как мел, лбу, стекали капли пота, вызванного отнюдь не душным вечером. Меловые губы судорожно дергались, а в выглядящих огромными глазах с расширенными до предела зрачками стоял ужас. Я отшатнулся, не в силах побороть приступ необъяснимого страха. Лаурон, похоже, не замечал меня. Он смотрел куда-то сквозь, перебирая дрожащими пальцами невидимую никому паутину. Я медленно сел на корточки и заглянул брату в лицо. Странное дело, дурманящая трава всегда казалась мне пустым развлечением неудачников. Я не думал, что испугаюсь этого. Но теперь, стоя лицом к лицу с неизвестной мне стеной из дурмана, отгораживающей от меня сознание Лаурона, я спасовал.
   - Ты в порядке? - стараясь говорить медленно и спокойно, поинтересовался я. До безумия глупый вопрос. Почему бы ему быть не в порядке? Принял дозу. Большую, чем когда-либо... Только где он взял траву? И...
   - Хогг! - закричал вдруг Лаурон, содрогаясь всем телом. Его безумные глаза смотрели мимо меня, а дрожащими руками он обхватил худые плечи и раскачивался, как испуганный ребенок. Где-то вдалеке полыхнул огонь, раздался шум. Я хотел обернуться, но не мог оторвать взгляда от этого бледного лица. Изо рта потекла пена, а он продолжал кричать, истерично раскачиваясь. Я положил руки ему на плечи, почувствовав дрожь, и тряхнул посильнее:
   - Лаурон, очнись! - за этим последовала пощечина. Но Лаурон, казалось, даже не заметил. Крики стали громче. Черное небо озарилось красными сполохами, напоминая пурпурно-черную мантию. Вдруг тонкая бледная рука впилась в мое запястье, так, что на коже остались белые полукружья ногтей. Приблизив свое безумное лицо к моему и брызжа слюной, Лаурон просипел:
   - Это близко... Черное, душное... Зло... - голос был жутким и срывающимся, я не сразу расслышал, что он имел в виду. А когда расслышал, ощутил холод по спине.
   - Что ты хочешь сказать? Лаурон, это все бред! Просто бред! Ты обкурился и бредишь, - попытался я убедить его, с неудовольствием отмечая и в собственном голосе визгливые нотки истерики. Абстрактные фразы ничего сами по себе не обозначают. Это всего лишь... Огонь полыхал совсем близко. Деревня горела. Я резко обернулся в сторону соседних домов. Загорались изгороди, огонь поднимался вверх, плотоядно облизывая темное небо. Во всполохах то и дело мелькали людские фигуры, раздавались крики. Я почувствовал, что схожу с ума. Этого просто не может быть! Может, я тоже надышался дурмана?
   - Все мы сдохнем, как суки, если оно дойдет до нас, - истерично прошипел Лаурон осипшим голосом. В безумных зрачках плясали огни.
   - Все будет хорошо, ты бредишь, Лаурон. Что - оно? - попытался я уточнить, контролируя свой голос. Лаурон содрогнулся всем телом, мне показалось, что его сейчас стошнит. Но вместо переваренной еды он извлек из своего нутра только тихие слова:
   - Полная чернота. Чернее ночи и омерзительнее дерьма. Она тут, Хогг подери!
   В этот миг совсем рядом, в соседней хижине, раздался чей-то испуганный крик. Я вскочил, вглядываясь: какие-то темные силуэты с оружием в руках надвигались на полную женщину, мельтешившую у изгороди. Я видел выделявшееся на фоне черного неба и пылающего огня белое платье, растрепанные волосы, светлым пятном отчаянно мечущиеся из стороны в сторону. Силуэты из тьмы вышли на освещенную часть, снося изгородь на своем пути. Я смог разглядеть их, и волна ужаса с такой силой тряхнула меня, что я отшатнулся. Толпа состояла из мужчин, женщин и детей. У кого-то в руках блестело непонятно откуда взявшееся оружие, у кого-то - кухонные ножи. Их одежда была заляпана кровью, и они неумолимой стеной надвигались на несчастную женщину, по-звериному рыча и возбужденно подрагивая в предвкушении крови. Я оглянулся на Лаурона - тот все так же сидел, сжавшись в комок и бормотал: "Все мы сдохнем к Хоггу, оно близко, чернота, боль...". Я решил не обращать внимания на его бессвязные речи. Надо было бежать на помощь к женщине, но и приютивший нас дом не оставить. И Лаурона. И к тому же я был совершенно безоружен...
   Истеричный крик заставил меня опять обернуться. Я мешкал. Непозволительно, глупо, беспощадно мешкал, лишая эту женщину жизни вместе с толпой этих ненасытных убийц, впивающихся оружием и ногтями в тело упавшей на траву жертвы. Я уже не видел ее белого платья, подобно мирному флагу реющего на фоне неба. Только омерзительные твари, что-то кричащие и наносящие удары по давно бездыханному телу. Крики умирающей прорезали тишину, сливаясь с более далекими, и смолкли в ночном ватном безмолвии. Я зарычал, ненавидя себя за промедление, и, подхватив Лаурона, потащил его, стараясь оставаться незамеченным. Сердце бешено стучало в груди, грозясь вырваться наружу, отдавалось в стучащих по земле пятках и билось в висках. Я больше никому не позволю умереть! Там дети, они не должны этого видеть. Это слишком, это...
   Дверь мне открыла Азот. Ее синие глаза смотрели ясно и спокойно. Перехватив не сопротивляющегося Лаурона и захлопнув за нами дверь, она констатировала:
   - Надо что-то делать.
   Я не мог ей ответить. Страшные картины стояли перед глазами. Я слышал довольное урчание этих тварей, которые когда-то были людьми. Я видел белое платье, разорванное в клочья вместе с телом. К горлу подкатывала тошнота вместе с приторно-сладкой рыбной похлебкой. Надо будет сказать хозяйке, чтобы клала в похлебку больше соли. Хотя, говорят, что соль вредна, но все же... Хогг, о чем я думаю?!
   Испуганная хозяйка выглянула из-за занавески, пряча за спиной Ричи. Ричи испуганной не выглядела, скорее воодушевленной. Дети любят приключения, для них это игра. Игра, пока не столкнешься со смертью...
   - Что там происходит? Я слышала, Аза кричала... Начался пожар? - дрожащим голосом спросила она. Я хотел было ответить, но Азот, хлопотавшая над бесчувственным телом Лаурона, повернулась и перебила:
   - Нет времени разговаривать. Если мы промедлим, вы все умрете, - я молча кивнул, оглядываясь в поисках чего-либо, могущего сойти за оружие.
   - Ты еще и безоружен?! Хм, повелитель окончательно стал тряпкой, - фыркнула Азот, но в ее голосе проскальзывали нотки вины. Она понимала, что если бы поверила мне, все могло бы обойтись. Впрочем, какое теперь дело?
   - У меня есть палаш, остался моему мужу после войны с Холодными Землями. Здесь вообще почти у всех оружие есть, тут все ветераны, почти все недавно переехали из городов. Говорят, вроде бы им дали за что-то земли. Клочки жалкие конечно, зато река рядом, - от волнения женщина говорила без умолку, видимо, чтобы успокоиться. Я был подобен вынутому из ножен клинку - в любой момент готов сорваться с места. Промедление было невозможно, и с каждой секундой я приближался к панике. Даже на миг захотелось прильнуть к холодным губам, чтобы остудить разум. Наконец хозяйка выудила откуда-то бережно обернутый холщовой тканью палаш и протянула мне. Я скинул ткань и повертел оружие в руках. Клинок был шире шпаги, но уже меча, довольно тяжелая гарда. А в целом палаш был хороший: простой и надежный, настоящий вояка. Такого стоило уважать. Я оглянулся на Азот, стоявшую, скрестив руки на груди. Ее лицо не выражало ничего хорошего.
   - Идем? - позвал я, подходя к двери. Азот мрачно поинтересовалась:
   - И что ты собираешься делать? А, иди! У тебя есть план?
   - Остановить их! - выпалил я, понимая глупость сказанного. За окнами уже раздавались крики. Каждая секунда промедления стоила кому-то жизни.
   - Когда ты успел стать истеричкой, Виктор? Как ты думаешь, что происходит? Могу пояснить. Черная пиявка проникла в деревню. В этой деревне большинство - сосланные из городов. Следовательно, лишенные вечности и зараженные пиявкой. Пиявка поражает людей, причем почему-то на удивление быстро, такого еще не было. Мы не знаем, как она проникает в них, не знаем, что с ними происходит. Так что же ты будешь делать? Выйдешь один? Я предлагаю увести эту семью, - и она кивнула на притаившихся детей и хозяйку. Бедные дети, они не знают, что их мать несколько минут назад упала на траву, разорванная на части... брр...
   - Но остальные, - начал я, но Азот холодно перебила:
   - Остальные умрут. Они не будут ходить и всех убивать. Это не эпидемия бешенства. Те, в ком черная пиявка, скоро умрут сами, разрушенные до абсолюта. Останется только пустота. Подумай, Виктор. Всем мы не поможем, но эту семью спасем.
   - А если я излечу их? Я же могу, - высказал я абсурдную мысль. И тут же понял всю ее нелепость. Что со мной? Что за детская истерика? Я сам себе залепил пощечину, чувствуя, как горит щека. Азот вознаградила меня таким взглядом, что кровь прилила и ко второй щеке.
   - Что происходит? - подала наконец голос испуганная хозяйка.
   - Как вас зовут? - поинтересовался я. Она захлопала глазами и пробурчала:
   - Амичи.
   - Прекрасно, Амичи. Берите детей и за мной. Нам нужно отсюда уходить.
   - Уходить?! Вы спятили? Что происходит? И зачем вам оружие? На нас напали? - с опозданием спохватилась Амичи, истерично всплескивая руками. Я подошел к ней совсем близко и твердо произнес, глядя в глаза:
   - Просто пожар. Кто-то совершил поджог, и нам лучше уйти, потому что это может быть опасно. Таков был приказ Исполняющего Обязанности, - придумывал я на ходу, пока Азот тушила свет. Испуганные глаза смотрели на меня из темноты. На улице раздался крик. Мы медлили, непозволительно медлили. Я сжал палаш, покрутил его, пытаясь найти баланс. Я шел первым, Азот - замыкающей, шипением и тычками заставляя детей замолчать. Им не было страшно - пока только интересно и весело. Лаурон почти пришел в себя и плелся перед Азот, молча глядя перед собой и что-то бормоча себе под нос. Я отворил дверь и, пригнувшись, огляделся. Точнее, попытался: мы слишком опоздали. Прямо на меня уставилось несколько пар глаз. Я замер, закрывая собой проход, не позволяя детям и Амичи покинуть хижину. Прямо передо мной стояли трое мужчин. Жилистые, невысокие, но хорошо сложенные, лет сорока. Что-то было в них неестественное, я не сразу понял, что именно, а когда присмотрелся, заметил: странные позы, звериные, готовые к прыжку. И глаза... В отблесках костра водянистые глаза выглядели особенно жутко, бессмысленно-жестоко и страшно. В руках полыхали отраженным огнем палаши. Видимо, это стандартное оружие, которое выдавали в армии. Что ж, я проигрываю им во многом: их трое, они владеют палашами лучше, чем я, и...
   Первый удар обрушился совершенно неожиданно. Я едва успел отразить натиск палашом, чувствуя боль в плече. И сразу же град ударов. Они атаковали молча и беспощадно, не жалея себя. Я перешел в атаку, пытаясь оттеснить их от хижины и дать Азот выйти наружу. Удары были неожиданно техничными, один прошел совсем близко от меня, клинок чиркнул по бедру, разорвав штанину. Отвлекаться я не мог - воспользовавшись брешью в защите, я крутанул палаш и сделал резкий короткий выпад. Клинок с громким хлюпаньем вошел в тело, издав противный чавкающий звук. Оседая на палаш, безумец застонал. Я встретился с ним взглядом, и меня охватил ужас. Умирающее тело дергалось в конвульсиях, а в глазах зияла пустота и недовольное, обиженное выражение, как у незадачливого любовника, которого завели и оставили за несколько мгновений до окончания. Мне стало тошно, я брезгливо дернул палаш, сбрасывая тело. С глухим стуком то, что недавно было человеком, рухнуло к моим ногам, пачкая сапоги кровью. Но мне было не до этого: на меня уже градом сыпались удары. Послышался топот ног: к нам приближались другие зараженные. Надо было заканчивать. Борясь с тошнотой и пытаясь не обращать внимания на едкий пот, застилающий глаза, я рубанул одного по шее. Хрустнули сухожилия и, брызжа кровью, засияла жуткая улыбка от уха до уха. Я отпрыгнул и тут же увернулся от третьего удара, направленного мне в живот. Я крутанул меч, хитрым приемом выбивая оружие у него из рук, и подбил ногой по коленям. Но, падая, бывший вояка извернулся и, по-звериному зарычав, вцепился в мою ногу, царапая ногтями. Я замахнулся мечом, но замер на миг. Убить безоружного было для меня недопустимым. Взвившись и вскочив на ноги, он с хриплым криком сомкнул зубы на моей руке. Я почувствовал острую боль и, не пытаясь высвободиться, рубанул мечом по шее. Зубы клацнули и отцепились, сгибаясь от удара, он кулем рухнул за землю, брызжа кровью на траву. Я отскочил и огляделся, стараясь не обращать внимания на капающую из прокушенной руки кровь. Мне было тошно. К нам приближались еще зараженные. Они облепили изгородь, кто-то пролезал под ней, кто-то срубал доски, кто-то перелазил. Когда я оглядел новую партию врагов, сердце замерло в груди. Это были обычные жители, не только мужчины. Были три женщины, а может и больше, просто я не рассмотрел, и даже ребенок. Ребенок?! Его-то за что лишили вечности?! В животе неприятно похолодело. Мальчик лет восьми шел за взрослыми, изо рта текла пена, как у буйнопомешанного, а в глазах горела жестокость. Я оглянулся на хижину: Азот по одному выводила детей, пока я сражался с зараженными ветеранами. Когда я обернулся, она подгоняла мальчика. Тот по-пластунски полз, боясь поднять голову и тихо поскуливая от страха. Я так и не понял, куда именно она их переводила, не понял скольких уже перевела: на меня обрушился град ударов. К счастью, удары были нанесены не мечом, а кулаками. Острые зубы впились в уже прокушенную руку, впились, пытаясь вырвать шмат мяса. Я ударил ногой, не прицеливаясь. Меня уже облепляли рычащие звери. Именно звери. Эта копошащаяся, мечтающая убить, превратить в ничто, масса, не могла быть людьми, даже вооруженными. Мальчик пробился через толпу взрослых, пытаясь добраться до моего тела. Я отступал, едва успевая отбиваться мечом. Голова шла кругом, я отбивался на автомате, представляя, что я всего лишь дерусь с безликой массой, уверяя себя, что это не люди. Руки болели, отдача от проходящих вскользь ударов больно отзывалась в предплечье. Пот застилал глаза, едко щипал и мешал мне видеть противника. Моим противником стала масса. И я дрался с этой массой, исступленно бился, на автомате совершая выпады и тычки, рубящие и колющие удары. Чей-то палаш коснулся моей шеи, слегка царапнув кожу, и вонзился наискось в грудь другого. Отсутствующим взглядом следя за тем, как один зараженный заваливается набок и харкает кровью под ударом другого, я впервые задумался, почему они не дерутся сами с собой. Видимо, у них была общая цель. А вот сейчас... И я просто-напросто уклонился от удара. Из-за большой плотности тел, они столкнулись, превратившись в рычащее, кровавое месиво. Я, прорубая дорогу и принимая на себя кривые и скользящие удары, попытался вырваться из этого замкнутого пространства, образованного клубком обезумевших тел. Совсем рядом я увидел Азот. Она ловко убивала своей иглой, почти танцуя, не позволяя кому-либо коснуться ее. Увидев меня, она рванулась навстречу. Я расслабился, увидев совсем близко свою подругу, и позволил себе опустить меч и вытереть пот со лба. Удар звоном отозвался в ушах, боль пронзила меня, и я содрогнулся всем телом, издав хлюпающий стон. Мое бедро было рассечено, хлестала горячая кровь, облепляя штанину и натекая в сапог. Совсем рядом стоял мальчик, кровожадно рыча. Я попытался отшатнуться и предостерегающе поднял руки: уходи, я тебя не трону, но последовал следующий удар. Запах крови будоражил его. Тошнота подошла к горлу, я пошатнулся. Нет, ребенок есть ребенок, он не может... Игла тонко просвистела в воздухе. Водянистые глаза, полные ярости, мигнули и вытаращились, а я с громким стоном рухнул на траву.
   - Зачем, дура?! Зачем ты это сделала?! - закричал я, не в силах слышать рычание и сиплые крики. Холодные твердые руки подхватили меня, обняв за талию, а тихий голос прошептал на ухо:
   - Вставай, уходим.
   Меня толкнули в кусты, и, крепко держа за руку, потащили куда-то. Я поплелся следом, пригибаясь и стараясь вести себя спокойно. Шумело в ушах, кровь хлюпала в сапоге, штанина прилипла и натянулась. А я как-то шел, бессмысленно глядя в пустоту, чувствуя, как ужас холодными пальцами вцепился в горло и не отпускает. Это было самым страшным в моей жизни. Ни Город, ни смерть - ничто не сравнится с этим. Это нечто не могло быть человеком. Это было бы слишком ужасно, слишком страшно. Еще слышались хриплые выкрики существ, забывших человеческую речь. Но я не мог их слушать, я смотрел в одну точку и кое-как передвигал правой ногой, руками помогая левой. Липкая кровь засыхала на пальцах, а я шел. Черная пустота, страшнее смерти, омерзительнее дерьма... Да ты пророк, Лаурон. Это страшнее всего на свете.
  
   Глава 19.
   Железная дорога.
   Когда я очнулся, меня размеренно потряхивало, дикая боль сверлила ногу, отдаваясь во всем теле, а перед глазами плясали темные круги. Стоило мне шевельнуться, как пустой желудок содрогнулся в рвотном позыве. Я дернулся и полетел на жесткий пол, который продолжал так же равномерно трястись, как будто меня везли в повозке. Но это не было повозкой... Чей-то ехидный голос, эхом отзывающийся в голове, спросил:
   - Очнулся, братик? - было ощущение, что мне орут на ухо, голова раскалывалась на кусочки, а настойчивый голос все продолжал эхом звенеть в уголках сознания. Я мотнул головой, пытаясь ухватиться взглядом за плывущее белым пятном лицо. Светлые длинные волосы напомнили мне меня, но лицо было наивным, даже немного женским, особенно меня раздражали длинные ресницы, почему-то они казались моему воспаленному мозгу черными пиявками, извивающимися вокруг насмешливых глаз. А меня продолжало равномерно трясти, я слышал странное гудение, напоминающее рев какого-то странного механизма. Интересно, кто этот парень, и поможет ли он мне встать, Хогг бы надрал его тупую задницу!
   - Лаурон, он очнулся?! - я даже зажмурился от этого резкого возгласа, показавшегося мне оглушительным. Тут же рядом с Лауроном возникло странное лицо, при виде которого я содрогнулся. Память медленно возвращалась ко мне. Лаурон - мой брат. Синеокое существо - Азот. И ее глаза совсем не похожи на синие муравейники, отнюдь. И меня не трясет...
   Четыре руки помогли мне подняться и усесться на жесткую скамейку, при этом то ли мои помощники пошатнулись, то ли у меня перед глазами поплыло.
   - Виктор, ты меня слышишь? Виктор? - настойчиво пытался докричаться до меня Лаурон. Я про себя порадовался, что, по крайней мере, от звука голоса я не теряю больше сознания, и ответил:
   - Слышу, - собственный голос меня изрядно напугал: как будто говорил сорокалетний мужик с похмелья. Я кашлянул и попытался окончательно открыть глаза и осмотреться. То, что я увидел, меня очень удивило: небольшая комнатка с одним окном, двумя прибитыми к полу лавками и закрытыми дверями. При этом за окном постоянно мелькали пейзажи, сменяясь с такой скоростью, что я почувствовал, что схожу с ума. А нас по-прежнему трясло, и я неожиданно прошептал:
   - Мы едем? Это повозка?
   - Это железная дорога, - улыбнулась Азот. А я широко распахнул рот, чувствуя, что все очень прискорбно. Видимо, это все из-за того, что я побывал на том свете, или от ранения... Перед глазами замелькали забытые картины кровавого месива, и я тряхнул головой, пытаясь забыть это, выкинуть из памяти, как дурной сон. Нет, я слишком слаб, чтобы вспоминать это и что-либо решать. Потом, все потом.
   - Железная дорога?! Что это?
   - А'рантьяки развили бурную деятельность. В столицу Аркуса были приглашены лучшие умы всех княжеств. Вроде как какие-то проекты были уже давно, а спектрумы помогали их осуществить, потом добровольцев из крестьян брали. Ха, ну как добровольцев - теперь же необходимо быть хорошим, сам знаешь. Так вот, они за шесть лет построили дорогу. Ни без силы, конечно. И до шестого добрались. В общем, ездим теперь, как цари, - довольно закончил свой рассказ Лаурон, со счастливой физиономией сидящий напротив меня, закинув ногу на ногу. Я перевел взгляд на Азот, требуя подтверждения, слишком уж нереально все это звучало. Она молча кивнула, недовольно изучая мою ногу. Я проследил за ее взглядом и увидел аккуратно наложенные бинты, пропитавшиеся кровью.
   - Ложись, - скомандовала Азот, и я послушно улегся на лавку, продолжая ощущать тряску. Мне хотелось расспросить о железной дороге, о том, что это и каким образом мы едем без лошадей, но Азот приложила палец к губам, давая мне знак помолчать. Я послушно умолк, чувствуя, что во рту пересохло, а нога мерзко заныла. Азот, хватаясь за лавки, пересела ко мне, достала флягу и капнула немного едко пахнущей жидкости себе на руки. Я зажмурился, чувствуя, как быстрые пальцы снимают бинты, касаясь горящей ноги. Боль плавила все мое тело, отдаваясь во всех членах одновременно.
   - Больно? - участливо поинтересовался Лаурон. Мне вдруг вспомнился этот же голос, безумный, хриплый, страшный. Я застонал, невольно смешивая в одно целое боль и ужас.
   - Все, я закончила. Неужели так больно? Так, что даже повелитель тьмы стонет? - усмехнулась Азот, затягивая чистый бинт. Где она только обзавелась бинтами? Я помнил, как шел, долго и бессмысленно, проваливаясь в беспамятство. Потом помнил какую-то душную комнату, суету, толпы людей, громкие, душные, назойливые. Помнил, как мы поднимались куда-то, свистки, большое черное нечто, дымящее и железное, а потом - тишина и темнота.
   - Я мог умереть? - зачем-то уточнил я. Азот кивнула, не отводя взгляда. Она же яшинто, не человек...
   - Я не рассчитала, - спокойно отозвалась она, и меня обдало жаром. Все поплыло перед глазами, и я стиснул зубы, пытаясь вырваться из лихорадочного бреда. Да уж, после возрождения моему телу приходится несладко. Скоро я забуду, что такое плотские удовольствия.
   - Ты... что?.. - просипел я, приподнимаясь на локте. Вокруг плясали оранжевые искры, беснуясь и сводя с ума, а в голове шумел морской прибой. И все же мысль, охватившая меня, как лесной пожар, не давала мне покоя, буравя мозг.
   - По-другому никак. Ты должен был это увидеть, я не ожидала, что ты проявишь такое мягкосердечие и этим все испортишь. Я помнила тебя другим, Виктор, - в холодном голосе звучали нотки разочарования и сожаления. Пятна перед глазами пустились в пляс, насмехаясь надо мной. Я хотел ударить Азот, но не мог встать. Боль в ноге ударила вовнутрь, как отравленный клинок, и я упал назад, стискивая зубы и ощущая, как меня размеренно потряхивает. Лаурон непонимающе смотрел на нас, хлопая большими глазами. Вот наивный идиот!
   - Ты дала траву Лаурону?! - мой голос дрожал. Я смотрел на тонкую шею, смотрел на прозрачную кожу, под которой размеренно пульсировала синеватая кровь. Ну почему, почему опять...
   - Так было нужно. Иначе он бы не увидел ее, и нас бы застали врасплох. Зато теперь ты понял, зачем мы его взяли с собой...
   - Ты такая же шлюха, как и Жанна! Какого Хогга ты возомнила себя... да кем ты себя возомнила?! - заорал я, перед глазами смазались лица, и я почувствовал во рту соленый металлический привкус. Последнее, что я услышал, было тихое:
   - Прости...
   Когда я пришел в себя, я опять увидел перед собой лицо Лаурона. На этот раз я разглядел его острый, капризно вздернутый нос и золотые крапинки в глазах. Лаурон сидел напротив меня и изучал мое лицо. Увидев, что я открыл глаза, он заметил:
   - А мы почти не похожи. Азот говорила, ты был красивее, - непонятно к чему он завел эту речь. Об него вытерли ноги, он чуть не умер из-за женской прихоти, а все туда же...
   - Вик, она хотела как лучше. Она хорошая, просто не такая, как мы. Я уже привык. Знаешь, меня даже забавляет, когда тебя то и дело пытаются прикончить. Я был невменяемым без травы, а сейчас вроде бы даже получше. И потом, судя по мировой истории, ты вел себя точно так же, только играл судьбами не пары людей, а всем Аркусом, - ехидно заключил он.
   - Вик? - переспросил я, пробуя это новое имя на вкус. Не хотелось признавать, но последняя фраза была справедливой.
   - Ну я же твой брат, у меня должны быть кое-какие привилегии. И кстати, почему ты назвал Азот шлюхой? Не сказать, чтобы она сильно переживала по этому поводу, но ты не прав. Она любит меня, - я протестующее замычал, и Лаурон довольно ухмыльнулся: - Понимаю, не верится, что она может полюбить вечно обкуренного истеричного мальчишку, но, поверь, не ты один способен разбивать женские сердца.
   Я с недоумением смотрел на брата. Что-то было по-другому. Он был совершенно нормальным и даже неплохим. И на миг мне и правда захотелось стать его старшим братом.
   - А где Азот? - спросил я, оглядываясь. Я постарался вспомнить, как мы забирались в нутро этого железного монстра. Кажется, было много сцепленных комнат, которые называли ва-го-на-ми. Странное слово...
   - В соседнем купе. Говорит о чем-то со старым лошадником.
   - Ку-пе? Что это? - уточнил я, пытаясь согнуть ногу, но тут же отказался от этой идеи из-за пронзившей меня боли. Лаурон ехидно хихикнул, глядя на меня, постыдно откинувшегося назад и ударившегося головой о стенку. Причем довольно больно ударившегося.
   - Купе - это одно отделение вагона. Представь, что ты внутри железной гусеницы. Впереди - паровоз, в нем находится механизм, и он, как лошадь повозку, тащит всю гусеницу. Понятно? - вкрадчивый ядовитый голосок напомнил мне о дворцовых учителях, которые в далеком детстве мстили мне за мои выходки насмешками на уроках. На большее полномочий у них не было из-за моего высокого происхождения. И теперь я слышу этот отвратительный тон из уст моего новообретенного братца. Я уже открыл рот, чтобы язвительно напомнить ему об истериках и траве, но остановил себя. Мелочно это как-то. Я даже в худшие свои времена не позволял себе такого. И Азот... напрасно я это. Она спектрум, не человек. Старалась, как могла. Просто я в очередной раз придумал иллюзию и привязался к ней, не желая замечать реальности. Инфантильно и наивно. Пора уже открыть глаза и найти в себе смелость любить все вокруг таким, какое оно есть. Только так можно по-настоящему полюбить. А мои воздушные замки делают только хуже как мне, так и окружающим.
   Вдруг скрипнула дверь, неожиданно обычная, как в комнате, и в купе зашла Азот, твердой поступью проходя по трясущемуся полу. Я открыл было рот, чтобы начать извиняться, но Азот обратилась к кому-то, стоящему в проходе:
   - Заходите, Лефрем. Он, конечно, не лошадь, но попрактиковаться будет не лишним, - я приподнялся на локте, пытаясь разглядеть того, кого яшинто назвала Лефремом. И разглядел горбатого длинноносого старичка с совершенно седыми, но молодецки вьющимися волосами. Одет Лефрем был в простую одежду, но во всей его позе присутствовала важность, присущая только мастерам своего дела. Лефрем важно вплыл в купе, но пошатнулся и упал бы, если бы Азот не бросилась его поддерживать. Но она не успела - ее опередило юное создание, ворвавшееся, как свежий ветер в комнату, и налетевшее на Лефрема. В итоге почтенный старец полетел на пол, а следом за ним и само создание. Лефрем опустился на пятую точку, громко крякнул и огляделся по сторонам, а создание, оказавшееся девушкой, радостно хохотало, сидя рядом. Лаурон продолжал восседать в своей высокомерной позе, пока Азот, помогающая Лефрему встать, не шикнула на него. Взглядом со мной она принципиально не собиралась встречаться. Хм, интересно, значит ли это, что и спектрумы способны обижаться на нелепые человеческие оскорбления? Как бы то ни было, но разговаривать с ней я и сам не горел желанием. Вместо этого я перевел взгляд на девушку, усаженную Лауроном на сиденье. Она продолжала заливаться смехом. Звонкие, чистые нотки, пусть и не такие серебряно-тонкие, как у Зефиры, напоминали мне что-то из моей прошлой жизни. Но что именно и кого именно, я вспомнить не мог. А только смотрел на хохочущую без остановки девушку, веселую, живую, как ребенок, радующийся каждому вдоху, каждому звуку и каждой секунде.
   - Итак, юноша, это вас мне предстоит лечить? - обратился Лефрем ко мне, бросая суровый взгляд на девушку. Но суровость сменилась едва заметными искорками смеха и улыбкой в уголках глаз.
   - Будь серьезнее, не позорь меня, - бросил он, пытаясь сделать голос строгим. А девушка, покраснев, прижала ладони к пылающим щекам и прошептала:
   - Извините, пожалуйста, - голос был таким же звонким, как смех. В нем была бесконечная женственность и мальчишеский задор. А глаза говорили - эта девушка, несмотря на детские повадки, гораздо старше Зефиры. Не годами, нет, но что-то в ней было мудрое и достойное. А тем временем, Лефрем, властным жестом отодвинув Азот и Лаурона, присел ко мне на сиденье и потребовал показать рану. Я послушно сбросил колючую простыню, закрывавшую мое обнаженное, многократно перебинтованное тело. Лефрем кивнул Азот, и та послушно подала знакомую мне флягу с жидкостью для дезинфекции. Лефрем протер руки и приступил к снятию бинтов. Я закрыл глаза и сжал кулаки, чувствуя, как с тихим, но отвратительным звуком повязка отлипает от пропитавшегося кровью мяса, висящего по краям раны лохмотьями. Лефрем недовольно нахмурился, разглядывая что-то там, в этой кровавой бездне, а я чувствовал, как бледнею. Запах собственного теплого гноящегося мяса вызывал тошноту. Лаурон молча сидел напротив, не глядя в мою сторону и сосредоточенно изучая пейзажи за окном. А вот девушка мигом вскочила и, держась за плечо старика, рассматривала мою рану без следа отвращения. Я вдруг почувствовал стыд за собственную наготу под этим внимательным взглядом. Но девушка совершенно серьезно изучала место ранения, отпуская комментарии и совершенно не смущаясь.
   - Его лихорадит? Воспаление давно началось? Температуру мерили? Когда Быстрячка поранила ногу, у нее то же самое было, она тогда осколком стекла рассекла ногу, мы даже заметили не сразу, а потом...
   - Помолчи, будь добра, милая. Это не лошадь, а спутник Азот.
   Девушка недовольно тряхнула рыжими вьющимися волосами. Я разглядел на светлой коже веселые, как первые цветы, веснушки. Они золотились всеми оттенками меда, отражаясь в отчего-то знакомых глазах. Что-то связано с ними, что-то очень важное...
   Пальцы старика надавили на воспаленное место, и я почувствовал, как все вокруг плывет. Мою голову поддержали заботливые руки, и я опустился на жесткое сиденье, слушая шум в голове и ничего не ощущая. А дальше смешивались в один спутанный клубок лица, огонь в голове и всем теле, холодные руки и острые инструменты, разрезающие горящую плоть. Голоса казались мне оглушительными, а лица уродливыми. И вдруг, в этом калейдоскопе пугающих картин, мне привиделось детское лицо, обрамленное огнем. Знакомые черты сложились в тревожном выражении, а мрак беспамятства снова сжал меня в своих объятиях.
   - Пей, - голос Азот не был ни обеспокоенным, ни заботливым. Просто холодный приказ. Но мне было не до интонаций. Я жадно прильнул пересохшими губами к твердому боку стакана. Дрожащая жидкость полилась в горящее горло. Я жадно глотал, чувствуя, как живительная влага проникает внутрь, орошая измученный организм. Когда стакан был опорожнен, я вздохнул и распахнул глаза, прислушиваясь к ощущениям. В купе не было никого, кроме Азот и Лаурона. Неужели мне все это померещилось? Я прислушался к ощущениям: нога почти не болела, только сильно чесалась и покалывала. Неужели рана заживает? Я боялся поверить в это. Но жара не было. Этот раз был не похож на мои предыдущие обретения сознания. Теперь я ясно понимал, где нахожусь, и голова кружилась исключительно от слабости. Я закрыл глаза, вспоминая. Да, все это было, весь этот ужас. Я жив, и рана заживает. Мы едем в Пятое Княжество по железной дороге. А в соседнем купе едет девушка из прошлого. Или это был бред? Мало ли, что привидится умирающему. Хотя нет, на этот раз я бы не умер, и я это знал. Это было бы слишком просто.
   - Спасибо, - только и произнес я, переводя взгляд на сидящих на сиденье напротив Азот и Лаурона. Худые плечи Азот были неестественно гордо распрямлены, но копна нечесаных волос красноречиво говорила о том, что она переживала за меня. Лаурон же глупо улыбался, а расширенные зрачки выдавали наличие дурманящего вещества в крови. Впервые меня поразила догадка: он курит не траву. Азот дает ему что-то другое, гораздо сильнее и страшнее. Я не удержался и грубо спросил:
   - Что ты опять сделала с Лауроном?! - яшинто пожала плечами, опуская большие синие глаза. Я покосился на Лаурона: тот однозначно ничего не слышал, ему мерещилось что-то свое, и ни я, ни Азот не могли прорваться сквозь завесу иллюзии.
   - Говори! - крикнул я, вскакивая с сиденья. Удивительно, но у меня это получилось, нога только несильно заныла, но я бросился к Азот в нелепой попытке схватить ее за плечи и тряхнуть посильнее. Она не сопротивлялась. Я навис над ней, и вцепился в худые плечи. Но слабость давала о себе знать, и плечи яшинто стали для меня единственной опорой. Азот вдруг подняла печальные синие глаза и обняла меня. Я вздрогнул от удивления - таким неожиданным стало прикосновение холодных сухих рук к моей спине. Так мы и стояли, вернее, я стоял: я сжимал ее плечи, а она обнимала меня за талию. И мне вдруг стало грустно и стыдно. Я чего-то не знал и судил. Разве можно осуждать кого-то?! Ведь я сам, сам, собственной персоной, играл с Аркусом, как с большим кожаным мячиком, которым забавляются мальчишки во дворах. А княжествами легко жонглировал. Я восхищался всем тем, что воплощает Азот, а сейчас всего лишь понял истинное значение этих качеств, доведенных до предела.
   - Есть причина, да? - тихо спросил я, чувствуя, как дрожит от слабости голос. Азот тихо ответила, не размыкая рук:
   - Есть. Если ему не дать дозу, пиявка проникнет в него. Он тоже лишен вечности. Она совсем рядом, возле него, она всегда с ним. А я даю ему всего лишь нашу еду, еду яшинто. Белый порошок, который он курит, набивая в сигары и думая, что это трава. Он слабый мальчик, и я бы убила его, но он нужен. Пиявке он нравится особенно. Она присосалась к поверхности его ауры и следует за ним. Так как все пиявки - единое целое, он видит, как они размещаются. И только благодаря наркотику пиявка пока еще на поверхности. Под действием этого вещества аура превращается в непонятную кашу, и пиявка брезгует. Поэтому пока он наркоман - он в безопасности. К тому же выгодно держать подле себя человека, видящего месторасположение врага. Врага всегда надо держать рядом и знать в лицо. Теперь ты доволен? - спросила она, расцепляя руки и заглядывая мне в лицо. Я сел напротив, переводя дыхание. Нога заныла, но не слишком сильно. Захотелось рассмеяться, такой смешной показалась эта боль в сравнении с тем всепожирающим огнем. Я вытер капли пота со лба и все же уточнил, переваривая только что полученную информацию:
   - Зачем ты все-таки спишь с ним? И выходишь замуж?
   - А, тебя это так интересует! Ты сказал, что я шлюха. Прекрасный ответ, - холодно закончила она, задирая острый подбородок. Я сдержал улыбку - обиженный спектрум выглядел необычно. Я перевел взгляд на мелькающие за окном снежные пейзажи. Мы въезжали в зону холода. Пятое Княжество немного напоминало Девятое резкой сменой климата. Вечный холод здесь поддерживали ледяные образования. Географически Княжество должно было быть теплым, но благодаря этим особым условиям являлось царством вечной зимы.
   - Я был не прав. И мне на самом деле интересно услышать ответ, - мягко сказал я. Азот посмотрела на замершего в нелепой позе Лаурона, раскачивающегося, как во время медитации. Я тоже посмотрел на него и с изумлением заметил, как он похож на меня прежнего. Нет, поймите меня правильно, он отнюдь не походил ни на Дориса, ни на созданный рукой юной художницы образ, просто в нем было что-то от того меня, заносчивого и наивного. Яшинто немного помолчала и, наконец, ответила:
   - Просто я гораздо больше похожа на человека, чем хотелось бы, - я смутно догадывался, что означает эта фраза, но ни я, ни сама Азот, не хотели развивать эту тему. Поэтому я задал еще один волнующий меня вопрос:
   - Лефрем и та девушка мне привиделись в бреду? - Азот усмехнулась:
   - Если бы не они, вместо тебя здесь лежал бы разложившийся труп. Лефрем - известный во всем Аркусе заводчик лошадей, один из немногих людей, достойных уважения. Он едет в Пятое Княжество, потому что пытается вывести новую породу лошадей, которая была бы устойчивой к холоду. А девушка - его ученица, если не ошибаюсь, она была простой крестьянкой. Если бы не твоя идея со стиранием классовых различий, она бы ею и осталась, - я перебил Азот, вскакивая с сиденья.
   - Как ее зовут?! - яшинто улыбнулась, и по этой улыбке я не смог разобрать, что она чувствовала.
   - Не помню. Тебе лучше спросить у нее, мне как-то недосуг запоминать имена.
   Я рванулся из купе, но Азот усадила меня на место.
   - Лежи пока, скоро приедем - набегаешься.
   В купе постучались, и Азот оглянулась на Лаурона. Я понял ее взгляд: если Лефрем и его ассистентка увидят моего брата в этом состоянии, они сразу все поймут. Этого нельзя было допускать. Азот встала и, пошатываясь на ходу, приоткрыла дверь купе. А я улегся на ставшее ненавистным сиденье и прикрыл глаза, слушая доносящийся через шум поезда голос:
   - Он все еще без сознания, не стоит заходить, - сказала Азот. Я напрягся, ожидая ответа. Правда, ей ответил чистый женский голос:
   - Ему совсем плохо? Я принесла настойку, хочу ему дать, - настойчиво заявила девушка. Я улыбнулся: две такие упрямицы вряд ли смогут прийти к общему решению. И тут, как назло, провыл что-то нечленораздельное Лаурон, вскакивая с сиденья. Девушка рванулась и, сметая Азот, ураганом ворвалась в купе. Моя синеокая подруга только вздохнула, скрещивая руки на груди.
   - Что с ним? - испуганно воскликнула она, глядя на Лаурона. Тот что-то хрипло булькнул и повалился на сиденье, с громким стуком ударяясь головой о стенку. Азот мрачно прокомментировала:
   - Не бойся, он просто плохо высыпается. Во-первых, в поезде ехать непривычно, во-вторых, свадьба скоро, и, в-третьих, его брат при смерти... - я хотел возразить, что я уже совсем не при смерти, но Азот меня опередила, пинками поднимая Лаурона и водружая его себе на плечи.
   - Мы в тамбур, подышать воздухом. А ты посмотри за больным, дай ему, что хотела, - ядовито добавила яшинто. Многозначительность последней фразы заставила меня что-то недовольно промычать, но я спохватился и вовремя прикусил язык. Впрочем, этого было достаточно, чтобы девушка бросилась ко мне, крича:
   - Вам лучше? Вы очнулись?! Азот, он... Ой, она ушла, - сама себе сказала девушка, разглядывая закрытую дверь купе. Я понял, что пора бы уже "ожить", и приоткрыл один глаз. Этого оказалось достаточно, чтобы на меня накинулись с вопросами:
   - Вам больно? Пошевелите ногой? Колет или стреляет? Или ноет? А вот настой, вам надо срочно выпить! Лефрем мне запретил, но я все равно принесла! Я еще для Быстрячки готовила...
   - Кто такая Быстрячка? - прервал я поток словоизлияний. Девушка замерла в забавной позе с чуть приоткрытым ртом. Рыжие завитки растрепались, какие-то прилипли к тонкой шее, какие-то обвились вокруг порозовевших ушей. Неужели мне не снится, и это она? Но это было бы как-то слишком...
   - Кобыла. Гнедая такая, толстая. Старушка уже. Но я ее все равно люблю, я ее выхаживала, как сестру, я... А почему вы так улыбаетесь? Вам плохо? - вдруг прервала она свою пылкую речь. Я и правда улыбался, узнавая ту маленькую девочку, наглую и необразованную. Надо же, сколько встреч! Воистину, ничто в этом мире не происходит зря. Ни встречи, ни расставания, ни смерти, как бы ни было прискорбно это признавать.
   - Нет-нет, просто ты очень милая, - еще шире растягивая потрескавшиеся от высокой температуры губы в улыбке, ответил я. Девушка вспыхнула огнем, как будто зажглись маленькие солнышки в ушах и на щеках, расцветая огненными цветами. Тут же она вскинула большие зеленые глаза и строгим голосом доктора потребовала:
   - Пейте, я что, зря вам готовила? - и маленькая жесткая ручка, покрытая трудовыми мозолями, поднесла к моим губам флакон с остро пахнущей жидкостью. Я с детства с опаской относился ко всяким снадобьям, а уж после Хогговой смеси во флаконах яшинто так и вовсе испытывал панический страх перед любыми лекарственными средствами. Но когда очаровательная женская ручка настойчиво сует тебе прямо под нос мутноватую жидкость, отказаться невозможно. Причем дело не только в строгом взгляде красивых глаз, но и в чисто физической невозможности: ручка наездницы оказалась очень даже сильной. Я собрался с духом и глотнул. Приятное тепло потекло по горлу, мягким огнем согревая желудок. На вкус напоминало хорошую медовуху, смешанную с какими-то травами, которые так любят деревенские знахарки. Резкий запах тут же забылся, уступая место приятному теплу. Я облизал губы и открыл глаза.
   - Действует, да? - с довольным видом осведомилась рыжеволосая врачевательница.
   - Как тебя зовут, чудо? - поинтересовался я, с замиранием сердца ожидая ответа.
   - Силна, - ответила мне моя маленькая художница взрослым женским голосом. Сердце быстро забилось, и я вдохнул побольше воздуха. Ну что за глупое ребячество, в конце концов?! Да, судьбы людей странно переплетены. Неудивительно, что я встретил малышку Си: наши пути еще не сплелись в один, но и не разошлись. Вот только она меня не узнает, да и не вспомнит...
   - Раздевайтесь! - я чуть не упал от этого милого приказа. Не упал только потому, что уже лежал. Хм, странное требование из уст молодой девушки. Особенно теперь, когда я отнюдь не так привлекателен...
   - Вы не расслышали? Раздевайтесь, - повторила Силна. И тут же, поймав мой взгляд, вспыхнула. А я обругал себя последними словами за пошлые мысли.
   - Рану вашу покажите, я осмотреть должна, зажила или нет, - обиженно пробурчала девушка, отводя гневно сверкающие глаза и опять краснея. Я виновато улыбнулся и робко попросил:
   - А может, меня лучше Лефрем осмотрит? - реакция оказалась весьма непредсказуемой: девушка обиженно вздернула подбородок и возмутилась:
   - Я что, по-вашему, плохой врач?! Я конечно только с лошадьми, но мне же надо учиться... И потом, сам Лефрем меня в ученицы выбрал! - тут к обиде примешались нотки гордости, а веснушки засияли, как начищенные медяки. Я сглотнул. Хм, ситуация конечно презабавная, но все же...
   - Мне Лефрема позвать? Вы мне не доверяете? - обиженно-холодным тоном уточнила Силна. Ну как тут объяснить наивной душе, что мне попросту неудобно показывать всю свою истерзанную обнаженную плоть юной девушке, которая значила для меня куда больше, чем она могла себе представить?! И я выдал самую нелепую фразу из всех, какие я когда-либо произносил:
   - Я бы хотел, чтобы все было по-другому... - ответом мне послужила звонкая пощечина, от которой в голове загудело, а потом и гневный выкрик:
   - О чем вы думаете! Как вы смеете! Вы... вы... - девушка не находила слов от возмущения, забавно моргая длинными выгоревшими ресницами, обрамляющими потемневшие от гнева зеленые омуты глаз.
   - Если беззащитная бедно одетая девушка одна едет в поезде на другой конец Аркуса, это не означает, что она... она... Я - врач! - гордо завершила свою тираду Силна, вскакивая и спиной направляясь к выходу из купе. Но поезд тряхнуло, и юная врачевательница полетела на пол. Точнее на движущееся дно поезда, грозясь стукнуться головой о сиденье. Я еле успел вскочить с сиденья и придержать Си, падая вместе с ней на пол. Заныла нога, и я стиснул зубы, морщась от боли. Силна вырвалась и, вскочив на ноги, хотела уже возобновить свою гневную речь о моей развратности и неправильной оценке ее сугубо врачебных предприятий, но, увидев мое искаженное гримасой боли лицо, присела на пол и строго спросила:
   - Больно? Ну что вы скачете, как козел?! Вам же покой нужен! - я попытался дышать ровно, но боль была сильной. Ох, стыдно было... Но девушка и не думала насмехаться. Она помогла переместиться на сиденье и принялась разбинтовывать ногу. Я отвернулся, чтобы не любоваться собственным искалеченным телом. Кишки в бою это одно, а кровь и гниющие края раны - совершенно другое. В который раз приходится убедиться, что женщины сильнее нас духом. Девичьи руки аккуратно снимали бинты, краем глаза я заметил, как Силна сполоснула их из какого-то флакончика, а потом налила еще немного жидкости на кончики пальцев. Прикосновения были легкими и безболезненными. Даже, я бы сказал, снимающими боль. И да, признаюсь, Силна работала профессионально, как врач.
   - Успокойтесь, все зарубцевалось. Просто нерв задели, когда упали. А так идете на поправку, скоро бегать будете, - довольным голосом заверила она меня, завязывая чистый бинт. Я искоса глянул на рану, но не увидел ничего, кроме уже наложенной чистой повязки.
   - Неужели зажило? - удивленно спросил я, глядя на довольно сияющую Силну.
   - А то! Не кто-нибудь, а я старалась, - заявила она, убирая пальцы от моего бедра. Я поспешно прикрылся простынкой и заметил, как порозовели уши девушки. Чтобы перевести тему, я поинтересовался:
   - А ты ученица Лефрема? - Силна испепелила меня взглядом, и я смутно припомнил, что что-то подобное уже спрашивал, и мне уже отвечали. Но тем не менее в ответ я получил терпеливое:
   - Да, я с ним еду в Пятое Княжество, аж из Девятого. Напросилась, - гордо добавила она, и я увидел, как светятся ее глаза. Почти так же они светились, когда я рассказывал ей о скачках. Я улыбнулся, вспоминая озорную мордашку.
   - Напросилась? Да с твоими талантами он должен был тебя с руками оторвать, - заметил я, продолжая улыбаться. Силна тряхнула копной рыжих волос и фыркнула:
   - С моей настырностью он должен был мне руки оторвать, - я рассмеялся, вторя ее заливистому смеху. А девушка уже увлекала меня в свой рассказ.
   - У нас же теперь крестьян отправляют на учебу в город, куда все мастера приезжают, у нас обязательное обучение два года. Ну что я вам рассказываю, вы же все знаете! Так вот, к нам Лефрем когда приехал, я аж запрыгала, так хотела к нему попасть. Пошла учиться, только у меня плохо все с грамматикой оказалось. Такое нудство, я бы к практике лучше приступила, брр. А Лефрем меня плохой ученицей считал, лентяйкой. А я вечерами к нему приходила и вопросами донимала. А потом он объявил набор ребят в помощники. Ну и я тут как тут...
   - Залезла к нему в повозку? - не удержавшись, перебил я. Силна вздрогнула, распахнув глаза, но тут же взяла себя в руки и закусила губу. А потом и вовсе натянуто рассмеялась и ответила:
   - Нет, я просто стала на него кричать, что если он меня не возьмет, то многое потеряет, потому что я готова учиться и у меня все-все получится. Брр, стыдно прямо, наорала на своего кумира... А деду-то понравилось, представляете? Забавно, правда? И он согласился меня взять. Теперь мы будем на севере работать, Лефрем новую породу выводить собирается, а Центр его в этом поддерживает, даже денег нам на поезд выделил, представляете? Хотя чего я вам рассказываю, у вас все в сто раз интереснее, - махнула она рукой, как бы говоря своим видом, что я не умею радоваться обычным мелочам из-за собственной избалованности.
   - Малыш, такой вывод делаешь ты, а совсем не она. - Еще бы, женская солидарность...
   Тут меня чрезвычайно заинтересовало, знает ли моя врачевательница, откуда у меня ранение, зачем я еду и что с Лауроном. Спрашивать в лоб я боялся, поэтому вздрогнул от неожиданности, когда Силна сама спросила:
   - Лефрем мне говорил, что вас ранил какой-то грабитель на дороге, который тут же умер под страшным судом Разума. Только это ведь неправда, да? Кроме рубящего удара, у вас есть следы укусов, такие у Щекотушки были, когда на нее гончие напали, в деревне еще когда жили. Да и нет теперь грабителей, а уж на яшинто-то не нападут.
   - Тебе не следует этого знать, милая, - как можно ласковее и спокойнее заметил я, но вышло неубедительно. Девушка взвилась:
   - Во-первых, почему вы говорите со мной на "ты"? Я уже не крестьянка, я - врач! Не хотите, не рассказывайте, это не мое дело. Ладно, я пойду, выздоравливайте... как вас зовут? - наконец спросила она, оборачиваясь. Я запнулся на секунду, взвешивая все возможные варианты. Хм, вряд ли та очаровательная малышка узнала, что ее красивым взрослым спутником, подарившим скачки, был будущий и последний царь. И уж точно не узнает во мне ни того, ни другого. Признаться, я и сам с трудом узнаю. Поэтому я рискнул:
   - Виктор. Можно просто Виктор, - улыбнулся я, кривовато, правда. Силна неуверенно хмыкнула:
   - А я и не собиралась сложнее как-то называть. Выздоравливайте скорее, Виктор. Мы вот-вот приедем, - и она, стукнувшись плечом о дверь купе и ойкнув, оставила меня наедине с собой. Я тут же скинул простынку и принялся перерывать сиденье и тумбочку в поисках рисунка. Рисунок не находился, и я испытал настоящий ужас. Поэтому, когда зашли недовольная Азот и пребывающей в анабиозе братик, я накинулся на них с вопросами. На мои истеричные выкрики Азот подошла вплотную и раздраженно заявила:
   - Чем вы тут занимались?! Я устала стоять в тамбуре и делать вид, что Лаурону срочно требуется свежий воздух! А твои претензии...
   - Азот, дорогая моя, спасибо тебе огромное, но куда ты дела мой рисунок?! - в лучших традициях раннего послегрудничкового возраста продолжил я разговор. Азот неохотно дернула плечом и кивнула на тумбочку у окна. Я, трясясь под рывки поезда, подошел туда и осторожно достал из тумбочки пожелтевший листок. Руки задрожали, и я чуть не выронил его - смотрящее на меня лицо было удивительно прекрасно. Нет, не физически прекрасно, не притягательно, нет. Это было что-то до боли родное и чистое, как воспоминания о младенчестве, запах свежескошенного снега и первая трель соловья. Почему-то это чувство охватывало меня каждый раз, как я смотрел на этот рисунок. И отнюдь не из-за любви к самому себе, скорее наоборот - это чувство было сродни полному самоотречению. Да, Силна - гениальная художница. Хотя и врач не хуже.
   - Тебе не надоело носиться с этой пожелтевшей бумажкой? Даже в гроб с ней лег, - возмущенно откомментировала Азот, присаживаясь на сиденье рядом с Лауроном. Брат мирно спал, посапывая и изредка всхрюкивая. Я вздохнул и помотал головой:
   - Это не бумажка. Это мой пропуск в вечность, - подруга только хмыкнула и отвернулась в окно, следя бессмысленным взглядом за пробегающими мимо деревьями, покрытыми густым покрывалом белоснежного пуха. Они задумчиво качались, искрясь и вздыхая, как уставшие великаны, замершие в ожидании чуда. А откуда-то сверху лился розоватый свет, переливаясь с серебристым лучом луны. Я тоже засмотрелся, улыбаясь самому себе.
   - У вас так же красиво? - поинтересовался я у Азот. Яшинто не сразу расслышала, а когда поняла, что я имел в виду, досадливо буркнула:
   - Красиво? Я не придаю значения таким мелочам. У нас комфортная среда для выживания. Мне этого достаточно.
   - Но ты же любишь снег? - напирал я, не в силах оторвать взгляд от мелькающей за окном белизны.
   - Завтра утром приедем, посмотришь. Может, и красиво, я об этом не задумывалась, - я резко перевел взгляд на яшинто.
   - Завтра?! Уже?.. - это было неожиданно и... страшно. Я не знал ни планов Азот, ни своей роли в них. Я не был готов к действиям, отчаянно хотелось передышки. И... отчаянно хотелось еще пожить. Я жадно вдохнул свежего воздуха, просачивающегося через стекла. Азот отвела глаза и пробурчала:
   - Нам пора спать. Ложись, завтра рано вставать.
   Я хотел сопротивляться: в конце концов, за время болезни я спал больше, чем нужно. Но Азот погасила прикрученную к тумбочке керосинку и улеглась рядом с Лауроном, с трудом помещаясь на жестком узком сиденье.
   - Если хочешь, я уступлю тебе... - начал было я, намереваясь встать, но Азот только усмехнулась:
   - Лежи уж, болящий! И выпей на ночь микстуру, которую эта рыжая принесла.
   Я послушно глотнул из склянки, впитывая губами и телом мягкое тепло. А потом улегся, сжимая рисунок в руках и глядя в потолок, на котором причудливо играли тени проплывающих мимо деревьев. Невдалеке за окном показались гигантские заснеженные вершины, величественные и неприступные. Лунные лучи играли на их склонах, окутывая снежные шапки. А поезд трясло, размеренно и привычно, под особый ритм. Чух-чух, чух-чух... Убаюкивает, как мать в колыбели. Меня обычно убаюкивала нянька - большая теплая женщина, от которой пахло молоком и тестом. Я сомкнул глаза и провалился в ласковый, успокаивающий сон.
  
   Глава 20.
   Страна айсбергов.
  
  
   Я проснулся и не понял, что меня так удивило. Телу было непривычно, и я ощущал, что чего-то не хватает. Так бывает, когда зимой просыпаешься среди ночи и понимаешь, что пуховая перина, под которой было тепло и уютно, лежит на полу. Но сейчас не хватало другого - движения. Поезд стоял на месте, не двигаясь. Я шевельнул ногой - все было нормально, но ощущения - престранные.
   - Вставай, приехали, - и Азот потрясла меня за плечо. Я увидел рядом с ней вытаскивающего откуда-то большую сумку с провиантом Лаурона. Его лица я разглядеть не смог - по всей видимости, было еще очень рано, и восход солнца ожидался только в недалеком будущем. Но двигался он заторможено, а черные полукружья под глазами и заостренность лица было видно и в темноте. За дверью купе раздавался топот ног, отдаленные шаги и шуршанье сумок. Через несколько секунд все стихло, и поезд потонул в тишине. Азот бросила мне на сиденье стопку откуда-то взявшейся новой чистой и теплой одежды и поставила передо мной пару отличных, отороченных мехом сапог. На Лауроне тоже красовалась новая теплая одежда, которая на нем свободно болталась, как отцовская рубаха на мальчугане. Я не стал спрашивать, откуда моя спутница добыла одежду и провиант, а просто начал одеваться.
   - Все уже вышли? Чего мы ждем? - натягивая штанину на забинтованную ногу, поинтересовался я. Азот натянула на шелушащуюся руку перчатку, убрала с глаз синие волосы и с видом наставницы пояснила:
   - Мы ждем, пока все выйдут. Не хочу светиться.
   - А ты светишься, - зачарованно глядя на свою подругу, заметил я. Сверкающие чешуйки д'амондобито светились в отблесках лунного света, переливаясь холодным огнем. Наверное, в Пятом Княжестве невероятно красиво...
   - Пфф, какой же ты ребенок, - недовольно проворчала Азот, отворачиваясь. Я не видел ее лица в полумраке, но мне показалось, что она улыбается.
   В дверь купе кто-то робко постучался. Азот нервно оглянулась, а Лаурон простонал:
   - Потише, Хогг вас побери, и так все тело болит!
   - Простите, а чего вы не выходите? Вам помочь? - в дверь просунулась рыжая голова. Я вздрогнул от неожиданности и покосился на тумбочку, где лежал рисунок. Поспешно застегнув ширинку на штанах, я похромал к столу и, сложив листок вчетверо, спрятал его за пазуху, радуясь, что в темноте Силна не разглядит портрета.
   - Мы уже выходим, вы идите, - бросил я через плечо, но Силна вскрикнула:
   - Давайте я вам помогу! У вас же нога болит! - Лаурон испепелил ее взглядом и пробурчал что-то, непроизносимое в приличных обществах, и пошел к выходу, шатаясь под тяжестью набитой сумки. Силна шарахнулась в сторону, когда Лаурон молча выплыл в дверной проем, и втиснулась в купе. Азот холодно посмотрела на нее и отрезала:
   - Он не инвалид, девочка, и не больная лошадь. Иди к своему наставнику, а то его терпение лопнет, - Силна скорчила недовольную гримасу и усмехнулась:
   - А я вам не крестьянка, чтобы так со мной говорить. Заметьте, если бы не я с Лефремом, он был бы хуже, чем больная лошадь. Он был бы трупом, - едко закончила девушка, и в ее голосе засквозила гордость. Я несколько испугался вероятности такого исхода и нервно уточнил:
   - Что, рана была такая серьезная?
   - Более чем. Вообще странно, что вы выжили. Вот когда у Бусинки заражение крови пошло, ее три дня лихорадило, потом рвало кровью, а потом...
   - Вы можете оставаться, а я пошла. Меня уже и без вас тошнит, - заявила Азот, широким шагом направляясь к выходу из купе. Я благодарно посмотрел на ее сияющую спину и пошел следом. Хорошо, что Силна не видела моего побледневшего лица. Выходили мы в гробовом молчании, и когда его нарушил звонкий смех, я невольно вздрогнул. В тамбуре горели керосинки, и я пытался привыкнуть к свету, разглядывая Силну. Она куталась в теплую шубку, пряча руки в мохнатые рукавицы. Рыжие кудри, скрученные в высокий хвост, упруго подпрыгивали в такт шагам.
   - Что смешного в описании моей гибели? - резко спросил я, останавливаясь. Она прыснула и захохотала еще громче, мотая головой. Меня это изрядно разозлило.
   - Так что смешного?..
   - Ваша реакция... Ой, я не могу... Вы такой смешной! - меня покоробило. Ненавижу, когда надо мной смеются. Особенно - очаровательная врачевательница с огненными волосами.
   - Не вижу ничего смешного, - почему-то резко ответил я, поворачиваясь и направляясь к выходу. Пришлось пройти длинный вагон, освещенный прикрученными керосинками и с бесконечными дверями. У выхода стоял мужчина, одетый в тулуп и странного вида фуражку. При виде меня его лицо скривилось, и он недовольно заявил:
   - Вы бы там до утра еще просидели. Давайте-давайте, на выход! - я, не глядя вперед, шагнул вниз, на небольшую лесенку и почувствовал, как тело съежилось от болезненного холода. Я заморожено спустился с лесенки, не в силах вдохнуть воздух, чувствуя, как мороз обжигает кожу под рубахой. За спиной раздался смех, а Азот набросила мне на плечи что-то мохнатое и тяжелое, что при более подробном рассмотрении оказалось шубой. Я осмотрелся. Вокруг было довольно много людей, нагруженных сумками. Мы стояли на очищенной от снега платформе, а над нами высилось большое черное сооружение, похожее на гигантскую гусеницу, в утробе которой что-то недовольно урчало и пыхтело. Снаружи поезд выглядел устрашающе. Не хотел бы я увидеть такую штуку...
   - Идем мы или как? - раздраженно подпрыгивая на месте пробурчал Лаурон. Он тоже где-то взял шубу и такую же мохнатую шапку и теперь был похож на выпившего лесника. Или лешего, так было бы вернее. Заострившиеся черты лица, черные круги под глазами и желтоватый цвет кожи вызывали некое отвращение. А в моем случае - жалость. Теперь я знал, что ему угрожает и всю жестокость способа, которым его спасают. Уж лучше умереть... Хотя, не такой смертью. Это было бы слишком страшно... Смерть, пиявка... Что-то я хотел сказать Азот, вернее, предложить. Что-то связанное с этим рядом слов. Но вот что?
   Толпа двинулась прочь с платформы, а гусеница запыхтела, ее голова издала жуткий звук, выпустив облако пара, и понеслась прочь, застучали колеса, загудела земля, содрогаясь под массой этой пугающей штуковины. Меня толкнули, и я пошел вслед за всеми.
   Холод был поистине страшный. Слюна замерзала во рту, а ресницы покрывались белым инеем. Теперь я понимал, почему у яшинто нет ни ресниц, ни слезных желез: при такой температуре эти приспособления только мешают. Первое время я просто передвигал ногами, прихрамывая, ничего не соображая. Мысли были направлены только на то, как бы вдохнуть поменьше воздуха и согреться. Но со временем становилось проще дышать, и я смог оглядеться и хотя бы понять, куда мы идем. Большинство пассажиров шло в ту же сторону, что и мы. Но чем дальше, тем меньше нас оставалось: кто-то свернул к виднеющимся неподалеку огням, кто-то вообще в другую сторону. Было по-прежнему темно, хотя по всем расчетам пора было бы уже солнцу явиться и начать исполнять свои прямые обязанности. Но оно упорно не хотело к ним приступать, видимо, нежилось где-то в своей небесной постели.
   Мы шли по заснеженной довольно широкой дороге. Вокруг было на удивление безлюдно, только небольшие скопления домов, призывно горящих огнями вдали от дороги. А мы шли прямо в безлюдную степь, где одиноко маячили гигантские вершины гор. При виде гор так близко я замер. Они были поистине огромны, их белоснежные склоны купались в лунных и звездных лучах, как сочные кроны деревьев купаются в солнечном свете. Снег скрипел под сапогами, искрясь и переливаясь. В каждой крошечной снежинке играли все цвета радуги, посеребренные луной. Я запрокинул голову в морозное черное небо и ощутил себя маленьким мальчиком: такой бескрайней казалась эта высота, это небо, на котором отчетливо горели звезды. Я смотрел на их сияющие лучи, ровные и далекие, такие же ажурные, как снежинки под ногами. И горы, величественным ореолом обрамляющие снега, напоминали мне корону или, скорее, венец. Да-да, тот самый венец, что вручили мне а'рантьяки! Узорные вершины, лучами восходящие от белоснежного обруча. И искристый свет черных небес. Как же это невероятно прекрасно... Да, мне нравилось Пятое княжество.
   Я уже и забыл, что иду не один. Равномерный скрип сапог и дружное молчание нарушило старческое пыхтение и звонкий голос.
   - А вы в ту же сторону? - догнала нас неугомонная Силна. Азот всю передернуло, а Лефрем, ковыляющий позади, хмыкнул в усы. Лаурон простонал:
   - Да замолчите вы, ради Илен! Заколебали уже! - я оглянулся на его измученную фигурку, согбенную под тяжестью шубы и сумы с продуктами, и мне стало стыдно. Нагрузили его, а ведь парню и так нелегко приходится!
   - Давай сюда сумку, я понесу, - потребовал я, шагая к нему. Лаурон молча посмотрел на меня отчаянными глазами, в которых плескалась усталость, и буркнул:
   - Сам донесу. У тебя нога, свалишься опять. Мне полезно, - добавил он, и, не оборачиваясь, пошел вперед, догонять не останавливающуюся Азот. Позади нас ковыляли только Лефрем и Силна - больше никто в сторону гор не направлялся. Я решил получить объяснение на эту странность.
   - Да, в ту. А куда все делись? - немного запоздало обратился я к Силне. Та сияющим взглядом смотрела вокруг, щеки покраснели от мороза, а рукавицами она терла замерзший нос. Но глаза! Глаза сияли, как звезды. Она испытывала то же, что и я, глядя вокруг. Да, еще бы ей не восхититься суровой северной красотой, особенно если учесть, что всю свою жизнь она провела в мире вечного лета.
   Вместо Силны мне ответил ее наставник:
   - Большинство направилось к станциям, где лошади и таверны. Вы ведь видели огни, молодой человек? Вот туда все и пошли. Кто-то там и останется. Чуть южнее человеческое поселение. А мы, как отчаянные путешественники - прямо на север. Вам-то с яшинто не страшно, она знает куда идти, а вот мы... - и Лефрем развел руками. Его усы и борода покрылись инеем, став совершенно белыми. В бороде искрились снежинки, а старческие глаза горели задорным молодецким огоньком. Я задал резонный вопрос:
   - А вам зачем в поселение яшинто?
   - Нам необходимо обсудить кое-что с д'ьэном Вартраном, молодой человек. Вряд ли наши скромные исследовательские работы вас заинтересуют. И я бы имел наглость предложить вам продолжить путь, а то мои старые кости уже сводит от холода, - и Лефрем зябко поежился. Силна подпрыгивала рядом, пытаясь согреться.
   - Да уж, пойдемте! - хриплым от мороза голосом вмешалась она, выжидающе глядя на Лефрема. Азот и Лаурон шли где-то впереди, я видел их спины на фоне черного неба и зубцов гор. Я кивнул и пошел вслед за ними. Силна и Лефрем пошли рядом. Я шел молча, стараясь не вдыхать ледяной воздух, от которого все замерзало в горле, а Силна начала приставать к Лефрему с расспросами. Я не очень-то прислушивался к их разговору, ибо половины просто не понимал. Они обсуждали что-то связанное с лошадьми, используя термины и незнакомые мне, непосвященному человеку, узкоспециализированные названия. А мне оставалось только с восторгом оглядывать холодную красоту пейзажей и жалеть, что отстал от Азот и Лаурона. Мне совершенно не хотелось, чтобы моя рыжеволосая знакомая со своим наставником оказались втянуты в неведомые замыслы Азот. Я толком не знал, в чем они заключаются, но вряд ли в чем-то хорошем. С одной стороны мне было любопытно, да и расставаться так скоро со вновь обретенной художницей не хотелось, но подвергать ее и дедушку опасности не хотелось вдвойне. Впрочем, в данной ситуации от меня ничего не зависело.
   - Что-то всегда зависит от тебя. Так легко не отвертишься, каждый твой поступок имеет вес.
   Ну конечно, куда же без Аены! Впрочем, я с ней согласен. По-любому от меня и моих решений зависит многое. Не потому, что я велик, а просто потому, что от каждого из нас многое зависит...
   - А как у них там вообще, в поселении? Родственные связи есть? И где они живут? В домах или прямо так? - Силна настойчиво дергала меня за рукав, пытаясь заглянуть в глаза. Я открыл рот, чтобы ответить, глотнул ледяного воздуха, закашлялся и понял, что ровным счетом ничего не знаю о яшинто.
   - Увы, не смогу ничего ответить, - честно развел я руками. Силна свела брови и фыркнула. Я так и не понял, что именно ее рассмешило: мой тон или мое неведение.
   Вскоре кольцо гор выросло над нами, заслонив небо. Чтобы рассмотреть вершины, обрамленные облаками тумана, приходилось задирать голову. А звезды ярко светились на черном небе, холодные и прекрасные, ничуть не согревающие своим светом. Перед нами скалы расходились, образуя колоссальную арку, проход внутрь этого кольца. Силна восторженно ахала, а Лефрем что-то комментировал, изучая кристаллы снега. Азот и Лаурон остановились, поджидая нас у самого прохода в арку. Азот смотрелась среди этой местности как никогда органично. Глаза сияли, как звезды на небе, д'амондобито искрилось, как снег, а вся ее гибкая худая фигура словно была частью этого пейзажа, такая же ледяная и словно выточенная из тончайшего хрусталя. Впервые она была на своем месте, и только сейчас я начал понимать, какая сила воли ей требовалась, чтобы выдержать чуждую ей среду.
   - Мы пришли, - только и сказала она, и я разобрал в ее голосе непривычную торжественность. Мы все остановились, замерев на секунду, и как по команде задрали головы, чтобы посмотреть на нависшие над нами две скалы. Их вершины уносились вверх, к звездам, а между вершинами пролегал ледяной мост. Я не смог на глаз определить его природу, но склонялся к мысли, что это ручная работа. В образовавшуюся узкую арку вела тропа, ледяная и сияющая, а там, за кольцом, был чужой мне мир, необыкновенный, но прекрасный. И мы все замерли, как перед входом в храм. Азот склонила голову, и я впервые увидел, как эта гордая яшинто признает чье-либо превосходство. Она почитала святость ее родины, и в этом было нечто большее, нежели патриотизм или страх перед великим. Примерно то же чувство я испытал, переступая порог Города. Это были чужие боги, но я должен был уважать их, ибо они, как и все великое, внушали трепет.
   С черного неба слетели светящиеся снежинки, холодные и ажурные. Силна стояла с открытым от восторга ртом, ее лицо выражало все то, что я испытывал внутри. Лефрем снял очки, протер их и крякнул. Лаурон же просто стоял, бледный и худой, как тающая свеча. И все же здесь, в этом мире холода, ему было явно лучше. Видимо, под защитой гор пиявка не смела тронуть его. И его красивые глаза приобрели осмысленное выражение.
   - Пора. Идите за мной, - так же торжественно произнесла Азот и первой ступила под арку. Я слышал, как легонько поскрипывает снег под ее шагами, и мне казалось, что звезды сияют в такт ее легкой походке. Мы переглянулись, и я пошел следом. Лаурон за мной, а Силна, обгоняя Лефрема - за нами. Под аркой я ощутил давящую тишину и робость. Перед этими скалами и вечностью, такой близкой в этом черном небе, я чувствовал себя крошечной песчинкой. Сердце перестало биться, и я ступал осторожно, стараясь не нарушить покоя невидимых сил. А впереди что-то светилось, сокрытое от наших глаз белоснежными скалами. И я сделал последний шаг, очутившись внутри горного кольца. И вдохнул ледяного воздуха, чувствуя обжигающую морозную боль в легких. Нам предстала огромная ледяная площадка, идеально гладкая, как царский каток. На прозрачном льду отражались звезды. По краям зеркальной поверхности высились ажурные колонны, выточенные изо льда, а впереди площадь расходилась широкими развилками, уводя снежными коридорами в... куда?! Домов не было. Только снег. Много снега, белого, искрящегося, пушистого. И ни яшинто, ни домов. Только узорные колонны, скалы в отдалении величественным кольцом и шапки снега в человеческий рост. Я переглянулся с Лауроном. Брат шепотом произнес, наклоняясь ко мне:
   - Если бы у нас хотя бы вполовину было такое уважение к родине и традициям, никаких революций бы не понадобилось... - я недоуменно посмотрел на него, смысл его слов дошел не сразу. Но когда я наконец осмыслил, то посмотрел на брата совершенно другими глазами. Это был образованный молодой человек, достаточно умный и интересный, добрый и совсем не капризный. В общем-то это и неудивительно, ведь я видел его в основном в периоды ломки или под воздействием дурмана. Что ж, приятно, когда люди открываются с неожиданной хорошей стороны...
   - Ой, смотрите! - закричала вдруг Силна, и тут же оборвала крик, как будто разбилась хрустальная ваза, и эхо осколками покатилось по пустой зале... Но "зала" уже не была пустой. Снег осыпался вниз, сияющими искрами разлетаясь в стороны, и из него появлялись яшинто. Сияющие хрупкие фигуры выходили из снега, как из воды, изящно отряхивались и ступали на зеркальный лед. Сугробы взрывались, и из них на свет выходили все новые и новые яшинто, сияющие и хрупкие. Их было много, больше, чем я мог себе представить, и вскоре уже весь зеркальный лед был заполнен яшинто. Свет звезд отражался в д'амондобито, а потом и на льду. Азот стояла впереди нас, гордо подняв подбородок, и звездами глаз внимала пробуждению. Когда весь лед сиял от тел яшинто, а горам стало тесно от их количества, Азот дождалась тишины и начала речь на своем языке. Мы стояли, прижавшись друг к другу и кутаясь в шубы. Красивому голосу Азот, отражавшемуся от скал, вторили другие голоса яшинто. Немного свистящие непривычные звуки странного языка срывались с холодных губ. Яшинто внимали, глядя то на нее, то на нас огромными глазами всех оттенков синевы. Вперед вышел яшинто в длинном плаще поверх д'амондобито. Плащ касался льда, тонкий, как кольчуга сверкающий и длинный. Яшинто выглядел таким же стройным, хрупким и сильным, но что-то отличало его. Он был стар. Красивое холодное лицо, точно вырезанное изо льда, было похоже на маску, а в глазах - близкая вечность. Я не знаю, как умирают яшинто, но этот был на пороге. И это было не страшно, нет, это было величественно и прекрасно. Я поймал его взгляд, оглянулся на своих спутников. Силна восторженно смотрела на него, медленно склоняя голову. Лаурон тоже склонился перед ним, а Лефрем продолжал стоять, но скорее от удивления, чем от неуважения. Я тоже поклонился, чувствуя стыд - как я понял, именно его я изображал при дворе собственного отца. Какая же это была нелепая пародия! Отец не мог ошибиться, но ведь и не отца же мы обманывали...
   - Я привела их сюда, д'ьэн Вартран, - кивая на нас, произнесла Азот на центральном языке. Вартран кивнул, переводя синие немигающие глаза на нас. Я с трудом выдержал этот взгляд. Вартран не выпивал мою энергию, он просто смотрел сквозь меня, бесконечный, как вечное небо над головой. Я опустился на колени, чувствуя возрастающее в груди уважение. Я не любил этого яшинто и не любил этот холодный мир, но я склонялся перед его величием.
   - Я очень рад, что увидел вас! У вас здесь все потрясающе! Я давно мечтал изучить климат вашего мира, ваш быт... Я вообще-то по лошадям специализируюсь, я хотел бы вывести новую породу для этого климата, чтобы было возможно наладить транспорт в Пятом Княжестве и... - затараторил Лефрем, вскакивая и направляясь к Вартрану. Тот поморщился, и Азот жестом остановила Лефрема. Тот оборвал свою проникновенную речь на полуслове, а я почувствовал легкое напряжение в воздухе. Планы Азот начинали мне нравиться все меньше. На что я понадеялся? Я толком не знал ее, знал лишь, что она - слуга Хогга. Я оглянулся на Силну. Девушка не боялась, но она тоже явно что-то заподозрила, взгляд стал напряженным. Один Лаурон не понимал ничего. Либо был уже к чему-то готов.
   - Ты говорила, что люди несут зло, а теперь приводишь их в нашу цитадель для наведения связей с внешним миром. Что ты делала там, среди людей? - обратился Вартран к Азот на центральном языке. Азот сделала шаг вперед, вставая так, чтобы быть видной всем яшинто.
   - Люди породили высшее зло. Зло, перед которым меркнет сила Хогга. Вечное и смертельное. Это зло - порождение людской разобщенности и мелочности. Они пытались построить идеальный мир, но зло прорвалось сквозь искусственную оболочку. Этот мир похож на гнойник, который назревает под кожей и вот-вот разорвется. Посмотрите на этого человека, - и она кивнула в сторону Лаурона. Тот послушно шагнул вперед, а меня накрыло волной ужаса. Что происходит?! Я знал, что Азот затевает нечто опасное для нас, людей, но это же предательство! Чем виноваты Лефрем и Силна?! Чем виноват Лаурон?! Неужели она хочет уничтожить людей? Я не хотел в это верить. Нет, тут был другой план. Скорее, она хочет избавиться от пиявки и от влияния людей на ее княжество. В этом есть смысл ее поддерживать...
   - Я привела их сюда как свидетелей ужаса, который назревает в их мире. В их мире, не в нашем. Я предлагаю окончательно отделиться от них. Для этого я и собрала вас здесь. Доран, Джут, я знаю, вы поддержите меня, - обратилась Азот к яшинто, и из общей массы выделились двое. Одна яшинто, судя по всему, Джут, была женского рода. Синие волосы были намного длиннее, чем у Азот, стянутые в высокий хвост они гладким металлом стекали вниз. Огромные глаза мне не понравились. В них чувствовался голод, от которого становилось не по себе. Доран тоже выглядел пугающе: его движения были резкими и хищными, а колючий взгляд больно обжигал ледяным огнем. За этими двумя шагнули еще несколько яшинто. Я чувствовал, как Силна прижимается ко мне, как ее замерзшая рука вцепляется в мой рукав, а Лефрем, ничего не понимая, хлопает глазами. Один Лаурон стоял спокойно, бледный и готовый непонятно к чему. Джут поклонилась Азот и произнесла на плохом центральном языке:
   - Вартран, мы выше, чем эти люди. Мы ближе к вечности и у нас больше прав. Они убивают наш мир, мы - возрождаем. Они пытались спасти жизнь, но сделали хуже. Они - наша пища, - вдруг шепотом добавила она, голодным взглядом пронзая Лаурона. Вартран остановил ее речь жестом.
   - Мы заключали мир с людьми, Джут. Пока у нас не было силы, мы могли умереть, и если бы не люди, умерли бы. Я не знаю, что там такого страшного, Азот. Покажи нам, иначе я сочту тебя предателем.
   Азот поморщилась. А потом события начали развиваться стремительно быстро. Она подошла к Лаурону, вывела его в центр ледяной поляны и поцеловала. Холодные губы коснулись приоткрытых губ Лаурона, я успел увидеть, как расширились его зрачки, он дернулся, но сильные руки Азот впились ему в плечи. Я ощутил ужас Лаурона, дернулся ему на помощь, но Силна крепко вцепилась в мою шубу. Я еще не знал, что именно сейчас произойдет, но мне было страшно. Ледяной мир замер, я чувствовал боль Лаурона и подкрадывающуюся пустоту. Хогг, я убил Лаурона, я согласился помочь убийце, я... Что же это такое?! Я сжал Силну в объятиях так крепко, что она вскрикнула. Живая, теплая, я слышал, как бьется ее сердце под шубой. Нет, они не отнимут ее у меня, не посмеют заморозить эту жизнь!
   А тем временем в небе над Лауроном и Азот возникала картина. В черном пространстве появлялись какие-то всполохи, которые я принял за северное сияние, но это не было им. Все семь цветов ауры переливались то ярче, то совсем тускло, сливались и перемешивались. На миг я забыл о страхе, любуясь переливами цветов. Яшинто следили за картинами в небе завороженными глазами, как вдруг на фоне этой радуги цветов возникло черное завихрение. По рядам яшинто разнесся испуганный шепот. Это завихрение было чернее черного неба, это была воронка абсолютной пустоты. Черная мерзость увеличивалась в размерах, пробуравливаясь через всполохи цвета. Вскоре она приобрела жуткие очертания, я мог разглядеть некое подобие пасти, и это подобие заглатывало свет, превращая его в ничто. Я смотрел на это и не мог пошевелиться, не смел оторвать взгляд, по-прежнему крепко сжимая Силну. Эта дрянь была страшнее всего, что я видел. Я слышал завывания и стоны, я видел в ней всю грязь человечества, все пороки, всю мерзость. Это было творение всего рода людского, вся та чернота, которую я пытался запереть на замок, спрятать и сделать вид, что ее не было. Но нет, она была, она была здесь, и я видел ее тень, и готов был заскулить, как щенок, при виде одной лишь тени. Пиявка росла и росла, закрывая собой небо. Вартран что-то кричал, но никто его не слышал. Белые скалы окрасились в черный, всполохи ауры Лаурона отчаянно плясали, отражаясь на льду. Вдруг Пиявка издала голодный воющий звук и ринулась вниз. Она была здесь. На меня дохнуло смрадом и ужасом, а крылатая тень неслась вниз, задевая своим мерзким существом яшинто. Я толкнул Силну на лед, закрывая собой, а когда решился поднять голову, на меня смотрели голодные глаза Джут. Она не сдерживала свои желания, теперь она была слугой Хогга. Глаза смотрели на меня страстно и жадно, и мне вспомнились искаженные отвратительным возбуждением лица крестьян в той деревне. Джут отбросила меня в сторону и подняла двумя прозрачными руками лицо Силны. Девушка не пыталась сопротивляться, она дрожала от ужаса, с мольбой глядя в синие бездны. Джут вонзилась взглядом в душу Силны, заставив ту застонать от боли. Я рванулся вперед, ударом сшибая Джут на лед. Она ударила меня, и боль отозвалась в ноге, но я отчаянно дрался. Сзади меня сшиб какой-то яшинто, ударив по шее. Я покатился по льду, успев заметить тень на небе, застилающую звезды. Прекрасный ледяной мир стонал от боли, моля о пощаде, а тьма окутывала все, лишая возможности дышать. На меня навалилось твердое тело яшинто, я видел, как синие воронки глаз приближаются к моему лицу, но пытался сопротивляться.
   - Виктор! Останови это! Виктор! - услышал я отчаянный вопль, принадлежащий Азот. Я не мог разглядеть, что происходит вокруг, за нависшим надо мной яшинто я не видел ничего. Сквозь плотную пелену боли и страха доносился этот вопль. Останови... Но как?! Неужели я смогу...
   Я без страха посмотрел на почерневшее небо. Сосредоточился, попытался установить контакт с черной тенью, ставшей отвратительно огромной. И я толчком рванул ее, пытаясь схватить и вытянуть отсюда. Пиявка испуганно взвыла, и меня охватила волна черноты и боли, скручивая все тело. Но я не сдавался. Я не чувствовал тела, не ощущал тяжести яшинто на себе, я весь был там, вверху, где вечное сияние холодного неба стонало под смрадными крыльями пиявки. Я чувствовал пульсацию этого мира, улавливал его ауру, мощную и свободную. Давай же, ты ведь сильнее меня... Меня начало засасывать в черную воронку, я почувствовал, что теряю сознание. Боль била меня, и я кричал, но сделать ничего не мог. По щекам текли слезы, замерзая на ресницах, а я только молил, чтобы мир не сдавался. Я молил эти белоснежные скалы, молил высокие звезды и душу этого мира, которая была намного сильнее меня и выше... Ну же, чуть-чуть, эта дрянь - всего лишь тень! Она чужда вам, она нелепа здесь, в этой цитадели льда... Пиявка взвыла так, что голова раскололась на части, а скалы задрожали, отвечая эхом. А потом рассыпалась на разноцветные осколки, и наступила тишина.
   Когда я открыл глаза, все было по-прежнему: тихо и гнетуще. Я попытался встать, но не смог, чувствовалась слабость и тошнота. Зажившая нога нестерпимо ныла, а голова раскалывалась. Я попытался оглядеться, но тело плохо слушалось, и это простое движение стоило мне огромного труда. Я разозлился бы из-за собственного бессилия, но, как это ни парадоксально, у меня даже на это не было сил. Я был пуст, как выжатый лимон, как выпитый до дна бокал.
   - Вы живой?! - раздалось над самым ухом. Рыжие волосы растрепались, шапка куда-то улетела, а глаза горели на бледном испуганном лице. Далее последовала пробуждающая оплеуха, и мне пришлось издать стон, чтобы не испытать это прекрасное чувство еще раз. Я не чувствовал ни холода, ни страха, только боль как-то напоминала, что я все еще жив.
   - Как вы это сделали?! Вы нас всех спасли, вы же понимаете? - кричала Силна, заглядывая мне в лицо. Я помотал головой, чувствуя, что сил отвечать нет. Это было до слез обидно - оставаться немощным и бессильным. Мне хотелось встать, осмотреться, скоординировать действия, продумать план, спасти кого-нибудь. Быть героем, в конце концов. А не лежать тряпичной куклой посреди ледяных просторов. Да и красоты Пятого Княжества я больше не видел. То, что я испытал недавно, было слишком страшно, еще страшнее, чем кровавое месиво в деревне. Мне было стыдно. Да, именно стыдно! За людей, за то, что мы позволили этой грязи жить и расти в нас. За то, что не смогли ее остановить. Хогг подери, я так хочу узнать, что задумала Азот, свидетелем чего я только что стал!
   - Пейте, - потребовала Силна, прижимая к моим замерзшим губам твердую склянку. Я скользнул языком по граненому стеклу, чувствуя, что сил сделать глоток не хватит. Силна, похоже, поняла это, потому что насильно разжала мне зубы и влила какую-то дрянь. Я закашлялся, но жидкость продолжала заливаться в глотку, проникая туда против моей воли. Я поперхнулся и согнулся пополам, пытаясь выплюнуть ее, но микстура уже попала в пищевод. И тут я с удивлением почувствовал тепло в теле. И осознал важный факт - я сидел. Силна сидела на снегу рядом со мной, ежась от холода. Я наконец-то смог оглядеться: зрелище было плачевное. Многие яшинто просто лежали на льду, вжавшись в ледяной пол, не подавая признаков жизни. Ни Азот, ни Лаурона я разглядеть не мог. Но что-то изменилось в самом пейзаже... Откуда-то шел свет. Не лунный и не звездный, а странный, всполохами. Силна ткнула меня локтем в бок, показывая вверх. Я поднял голову и восторженно замер: на черном небе играли всполохи всех цветов радуги, переливаясь и словно танцуя. Это напоминало то зрелище, которое предстало нашим глазам, когда Азот что-то делала с аурой Лаурона. Но краски играли ярко и уверенно, полыхали кромкой, а потом переливались в другой цвет. То медленно, то быстро, нежно и ярко... Я вспомнил все свои ассоциации с безумными художниками и окончательно убедился, что Создатель, кем бы он ни был - потрясающий художник. Ведь ауры рисуются по тому же принципу: цвета одни, но в разных пропорциях оттенки смешиваются, играют, загораются, и получается великое чудо - новая жизнь.
   - Это и есть д'Афатонито? - только и смог выдавить я, понимая, что сейчас мой вопрос крайне неуместен. Силна посмотрела на меня, как на умалишенного и спокойно сообщила:
   - Я не знаю, о чем вы, но яшинто собираются собрать сейчас совет. И, если я не ошиблась, казнить кого-то. В общем, я бы посоветовала бежать отсюда, - закончила она, обеспокоено оглядываясь назад. Яшинто и вправду собирались толпой. Тела убрали со льда, и вскоре гладкая поверхность сияла, как и прежде, а яшинто выстроились большим, хотя и поредевшим полукругом. Куда они дели умерших, я не мог разглядеть. Я пытался высмотреть своих знакомых, но увидел только высокую, скрытую плащом фигуру Вартрана. Он направлялся к нам с Силной. Силна инстинктивно съежилась, отползая в тень. Стояла тишина, я слышал шаги Вартрана, слышал, как бьется сердце Силны. И удивлялся, что я все это слышу и чувствую. Ведь по-хорошему я должен был умереть, если вспомнить прогнозы Азот. Кстати, об Азот...
   - Я не знаю, как ты сделал это, но спасибо. Ты приглашаешься в наш круг на Совет, - голос Вартрана был надтреснутый и свистящий, из-за чего приходилось замолкать, чтобы услышать его. Но слова были значимыми, поэтому стояла тишина. Я вежливо склонил голову, ибо это приглашение и правда было для меня огромной честью. Вот только вряд ли этот совет приведет к чему-либо хорошему. Впрочем, выбора у меня не было. С помощью Силны я поднялся и пошел за Вартраном. Яшинто выстроились плотным полукругом, стоя по краям ледяной площади, и когда я вошел в их ряды, ощутил холод по коже от их присутствия. Колючие ледяные взгляды настороженно впивались в меня, но не посягали на мою жизнь, и это успокаивало. Я скосил глаза на стоящую рядом Силну. Девушке было страшно, но она держалась, закусив губу и крепко сжимая руки. Я поймал ее испуганный взгляд и ободряюще улыбнулся. Силна улыбнулась в ответ, но улыбка вышла жалкой и натянутой - девушке было явно не по себе от близости холодных тел и пожирающих глаз. Холодная красота становилась острой и обжигающе ледяной...
   Вартран начал речь на незнакомом мне языке. Яшинто опустились на колени, склоняя головы и слушая в абсолютной тишине надтреснутый голос. Я тоже опустился на колени и нащупал руку Силны. Крепко сжал замерзшую дрожащую ладонь и поймал благодарный взгляд. Яшинто ничего не заметили - они были поглощены этим голосом, обволакивающим и вечным, как льды. Когда колени уже начали болеть, а голова кружиться, Вартран вдруг перешел на центральный язык, жестом велев нам встать с колен.
   - Азот была верной хранительницей айсбергов, дочерью ледяного ветра. Мы любили ее и верили в нее, несмотря на странные идеи, которые она проповедовала. Но она слишком долго жила среди людей. Да, она всегда ненавидела людей, но все же напиталась их злом. Она впустила грязь в свою чистую ауру, она принесла зло в наш мир. Не мне решать, как поступить с ней. Сначала нужно упокоить павших, - чуть дрогнувшим голосом закончил Вартран, почему-то поймав мой взгляд и ответив мне каким-то странным выражением глаз. Яшинто отступили на пару шагов, окончательно освобождая пространство в центре. Мы с Силной отступили вместе с ними, я по-прежнему крепко сжимал ее руку. Несколько яшинто процессией двинулись в центр, появившись непонятно откуда. Они несли какое-то полотно, на котором, судя по всему, лежали тела погибших яшинто. Я не смог рассмотреть ничего, в давке оттиснутый назад, но яшинто тут же вернули строй, жадно глядя в центр. Шестеро несущих полотно опустили его на лед, и я увидел лежащих Джут и Дорана, а с ними еще нескольких. Надо же, я-то думал, что жертв будет больше. Странно, но я не видел ни Лаурона, ни Лефрема. Так что можно было сделать вывод, что либо они живы, либо их просто не сочли достойными покоиться вместе с яшинто. Увы, но второй вариант казался наиболее достоверным. Я пока еще плохо соображал, все плыло перед глазами, и только едкая микстура Силны поддерживала мое существование, поэтому я не воспринимал всю ситуацию достаточно остро. Когда я осознаю, что происходит, то отреагирую по-другому. А сейчас я просто плыл по течению, пытаясь хоть как-то осмыслить происходящее.
   В полной тишине все смотрели на тела яшинто, холодные и мертвенные, как ледяные скульптуры. Я на миг залюбовался Джут с ее тонкими хищными чертами лица, но тут же отвел взгляд - вспомнилось, как она пыталась выпить жизнь из Силны. Силна, видимо, тоже это вспомнила, потому что я почувствовал, как она сильнее сжала мою руку. Я ответил ей крепким рукопожатием, пытаясь подбодрить.
   Вартран подошел к огромному полотну, и все яшинто замерли, ожидая чего-то. Как я понял, яшинто живут долго и умирают редко. И этот ритуал был торжественным и прекрасным. Хотя я не понимал, что прекрасного в смерти, тем более в такой жалкой и омерзительной, но я тоже заворожено следил за тем, как Вартран ходит вокруг полотна, произнося что-то на северном языке. Вокруг полотна закручивались столбы снега, скрывая от глаз тела мертвых яшинто. Вартран отошел, открывая нам все зрелище. Ледяные снежинки облепляли обнаженные тела яшинто, покрывая их твердой броней, как некогда, при жизни, их покрывали д'амондобито. Кружась, светящиеся ледяные звездочки оседали на лица, скрывая от нас их тела. А потом подул холодный ветер. Такой ледяной, что я поежился, чувствуя, как под шубу проникает обжигающий воздух. А лица и тела яшинто покрывались льдом, как мрамором, и вскоре на полотне лежали точеные статуи, словно вышедшие из-под рук дивных мастеров. Вартран замолчал, прервав монотонную речь на незнакомом мне языке, и все яшинто склонили головы, и начали петь. Это была странная песнь: одновременно леденящая кровь и прекрасная. Свистящие резкие ноты сливались в монотонный гул, как ноты снежной метели. А потом те шестеро яшинто, что вынесли полотно, подняли ледяные статуи на руки и отнесли к колоннам. Теперь это были не тела - это были памятники. Статуи стояли вдоль колонн, а вокруг выл ветер и наносил снег на словно вырезанные из мрамора фигуры. И я невольно вздрогнул - мне вдруг стало понятно, из чего сделаны колонны. Меня передернуло - как-то это было жутко и противоестественно. Но все же прекрасно. Да, у этого народа странное отношение к смерти, но это их право и их традиции... Прав был Лаурон... Хогг, где Лаурон?! А тем временем церемония похорон завершилась, и Вартран обратился к своим подданным:
   - Зло, принесенное извне, убило наших детей. Я бы обвинил в этом людей, но я не настолько глуп. Люди - лишь жертвы. Вина целиком и полностью лежит на Азот. И пришло время судить.
   Шестеро яшинто, успевшие скрыться, вновь возникли посреди зеркального пространства. Они двигались на удивление слаженно и отточено, как дворцовый караул, но ими руководило нечто большее, нежели просто годы тренировки и обещание большого заработка. Этот ледяной мир представлял собой единый организм: душа этого места и души этих яшинто удивительным образом переплетались между собой, вплетаясь в огранку из айсбергов и ветров. И, несмотря на опасную ситуацию и свое весьма странное состояние, я не мог не любоваться всем этим. Но когда яшинто раздвинулись, и передо мной предстала обнаженная Азот, руки который были связаны, а рядом с ней - дрожащий Лаурон, непонятно как выживший, сердце ощутимо екнуло. Бледное лицо брата светилось мертвенным светом в отсветах северного сияния, и я испытал сильнейшую жалость. Все начиналось как забавная шутка, но в глубине души я хотел, чтобы они и правда поженились с моей суровой подругой, как бы нелепо это ни звучало. А теперь они оба стоят перед судом, а я даже не знаю, что произошло. Не знаю, во что втравила меня Азот и для чего. И почему я, Хогг побери, жив?! Почему жив Лаурон?!
   - Не все знают, что произошло. Не все поняли. Но спасибо вам, дети мои, что работаете быстро и слаженно, что не теряете веры в меня и друг в друга. Что ваши чистые холодные сердца всегда бьются в такт с сердцем нашего мира, что бы ни делали отдельные личности. Итак, начну издалека. Наша дочь Азот считала, что мы мало любим свою родину. Что контакты с людьми лишают нас чистоты, превращая нас в низших существ. Поэтому она сочла нужным устроить заговор. Джут и Доран, ближайшие друзья Азот, поддерживали ее заговор. Вместе с ними - все те, чьи тела ныне стали стенами нашего дворца. Это не случайность. Азот, пытавшаяся изолировать нас от людей и показавшая необходимость сделать это таким жестоким способом сама поддалась людским страстям. Она хотела всего и сразу, а мы, привыкшие выживать, знаем, что это невозможно. Ты ошиблась, Азот, принеся смертельную отраву в родной край. Ты хотела напугать нас и поднять восстание, но принесла лишь смерть. Хотите знать, что есть Черная Пиявка? Это абсолютнейшее зло. Хогг и Илен - дети, покровительствующие спектрам. То зло, что принесла Азот - порождение людских пороков. И оно поразило лишь тех, чьи ауры были нечисты. Заметьте, поражены все участники заговора. Ты думала, что будет наоборот? Ты в корне ошиблась, Азот. И теперь нам предстоит решить твою судьбу и судьбу ни в чем не повинного мальчика, ставшего сосудом, в котором ты провезла нам отраву. Вот только зачем ты привела и спасителя? Знала, что все пойдет не так? - Синие звезды глаз Вартрана лукаво моргнули, и он пристально посмотрел в глаза Азот. А потом перевел взгляд на меня. Я крепче стиснул руку Силны, только теперь это я просил у нее поддержки. Взгляд Вартрана, мудрый и проникающий в самую душу, тяжело было выдержать, и я склонил голову. Возможно, мне показалось, но Вартран одобрительно кивнул. А потом обернулся к Азот, жестом приказывая ей говорить. При одном взгляде на обычно гордую и недоступную яшинто, сердце сжалось от боли. Ее лицо было болезненно отчаянным, а в глазах - стыд, такой непривычный в ее взгляде. Когда она начала говорить, было видно, что язык с трудом слушается, а губы болят. Не знаю, мучили ее яшинто, пока я был без сознания, или это последствия встречи с пиявкой, но Азот выглядела больной.
   - Я хотела как лучше. Я ошиблась, - и тишина. Больше Азот не произнесла ни слова. Но и этого было достаточно, слова обожгли меня, заставив вздрогнуть. Нет, я не мог допустить того, что вот-вот произойдет. А Вартран уже понимающе кивнул, и шесть исполнителей его воли уже обступили Азот и Лаурона плотным кольцом. Лаурон вообще не подавал признаков жизни, а только стоял, как тряпичная кукла, закутанная в меха. Его даже не связали - видимо, сочли недееспособным. Впрочем, что-то мне подсказывало, что они ошибались. Я присмотрелся к нему. Да, что-то явно не так: Лаурон напрягся, еле заметно, неуловимо. Мышцы ног сведены, в кажущемся расслабленным лице видна сосредоточенность. Впрочем, я ничего не знаю об этом человеке. Отрывочные высказывания были умными и адекватными, они характеризовали его как образованного человека. Вполне возможно, что теперь, когда пиявка нейтрализована, он удивит не только меня. Впрочем, возможно, мне только кажется.
   - Пусть высшие силы решают, жить им или умереть, - заключил Вартран. И замер. Все яшинто тоже замерли, а шестерка опустилась на колени плотным кольцом вокруг Азот и Лаурона. Вартран опять произнес несколько слов, и снежные вихри окутали подсудимых. Когда вихри успокоились, наступила гробовая тишина. Я не знал, что должно было произойти, поэтому шепот Силны: "Смотри!" стал для меня неожиданностью: я не знал, куда смотреть. Но она упорно толкала меня в бок, и я поднял глаза. На небе полыхал костер д'Афатонито. И из лепестков сияния на лед падали кровавые капли. Я вздрогнул: второй раз в жизни я видел красный снег. Тогда я списал это на водоросли, но сейчас это была кровь. Небо роняло кровавые слезы. И одна капля упала на щеку Азот, стекая вниз по обнаженной прозрачной коже. На миг наступила тишина, а потом все яшинто вокруг нас взорвались громкими криками. Я обнял Силну, воспользовавшись общей суматохой, и прижал ее к себе. Она широко раскрытыми глазами следила за происходящим, но когда шестерка, вынимая ледяные иглы, сжала Азот и Лаурона, она не выдержала и прошептала:
   - Ты дашь им их убить?! - я хотел было возразить, что я не в силах что-либо изменить, как вдруг Лаурон дернулся вперед, ударом ноги выбивая ледяную иглу у ближайшего яшинто. Лицо Азот изменилось, она была удивлена и напугана происходящим, и просто стояла, оторопело следя за действиями шестерки. Силна толкнула меня в бок и я, не понимая, что делаю, схватил ее за руку и побежал вперед, скользя по зеркальному льду. Я прекрасно понимал, что сопротивление бесполезно и с яшинто мы не справимся, поэтому просто закричал во все горло: "Остановитесь!". Яшинто замерли, Вартран сделал жест рукой, и даже Лаурон застыл в незавершенной позе.
   - Вы хотите что-то сказать? ­- обратился ко мне Вартран, делая остальным знак подождать. Лаурона скрутили и повалили на лед, Азот как стояла с ничего не выражающим взглядом, так и осталась стоять. Силна сжала мою руку и прижалась всем телом, так, что я чувствовал, как она дрожит даже через две шубы. Я собрался и посмотрел ледяному царю в глаза, ощущая, как по телу бегут мурашки.
   - Да. Я считаю, что у меня, как у человека, спасшего вас, есть право голоса, - как можно тверже произнес я, не отводя взгляда. Вартран усмехнулся, а может, мне это только показалось: мимика яшинто значительно отличалась от человеческой.
   - Не только как у спасшего, я бы сказал. Впрочем, да, право голоса у тебя есть. Говори, - и Вартран отступил в сторону, пропуская меня в центр круга. Силну он принципиально не замечал, воспринимая ее как дополнительное приложение, как аксессуар. Вполне естественное отношение яшинто к человеку. Ко мне же этот странный народ относился совершенно по-другому... Оттого, что я уничтожил пиявку? Или причина крылась в другом? Хогг! И Азот, и аквары сразу узнали во мне Виктора, значит, все спектрумы способны узнать меня по ауре... И сейчас я, бывший повелитель тьмы, как бы банально это ни звучало, пришел к спектрумам, которым достаточно одного взгляда, чтобы увидеть больше, чем я хотел бы сказать. Жадные взгляды насквозь пронизывали меня, синие глаза с неведомыми мне эмоциями смотрели на мою жалкую в этом ледяном великолепии фигуру, ожидая чего-то. Силна, вцепившаяся в мою шубу, прошептала: "Говори скорее, а то они нас убьют". Девушка была права - их глаза отнюдь не выражали дружелюбие, а по отношению к Силне во взглядах отчетливо проступал плотоядный оттенок.
   - Вы знаете, кто я. И пусть я не был вашим непосредственным повелителем, ведь вы всегда были горды и обособлены, я был посредником между спектрумами и Хоггом. На основании этого факта я беру на себя смелость попросить сохранить жизнь Азот, единственной яшинто, пришедшей тогда на Зов. Я не знаю ее идей, знаю лишь, что она допустила ошибку и сожалеет об этом. У каждого из нас есть это право - право на ошибку. Я свое уже истратил. Лаурон - ни в чем не повинный мальчик. Кроме того, он - мой брат. Я прошу сохранить жизнь этим двоим. Таков мой голос.
   - Что ты несешь? - прошипела мне на ухо Силна. Я увидел ее испуганно-бешеные глаза, она смотрела на меня, как на сумасшедшего. Что ж, я мог ее понять: мои речи звучали весьма необычно. Впрочем, Вартран ничуть не удивился. Он кивнул и еще пристальней уставился на меня, склонив голову набок. Взгляд был немного птичьим, как у полярной совы, выжидающе следящей за жертвой.
   - Все это прекрасно, но высшие силы распорядились иначе. Ты считаешь себя настолько великим, что вправе перечить им? Впрочем, никто не удивится, если это так, - от этих слов кровь громко застучала в висках. Неоправданное напоминание о том, что я меньше всего на свете хотел вспоминать. Вартран смотрел с легкой усмешкой, создавалось впечатление, что он ждет от меня какой-то определенной реакции. Вопрос в том, какой...
   - Я говорил, что ошибся. Давайте не будем разводить интриги, д'эн Вартран. Я уважаю вас и хочу знать ваше решение, - как можно тверже произнес я, выдерживая на себе испытующий взгляд. Вартран улыбнулся уголками тонких губ. Что ж, видимо, такого хода с моей стороны он не ждал. И сейчас был доволен тем, что я разнообразил старую, как мир, игру.
   - Перейдем к делу? Хорошо. Ты просишь за жизнь этих двоих и хочешь знать, какое влияние оказывает твой голос на общий вердикт, я правильно понял? - я кивнул, не выдавая волнения. Вартран сделал шаг ко мне, изучая что-то в моем лице, а может, в ауре. Что-то, чего я не мог разглядеть. От этого мурашки бежали по коже, и, хотя ветер прекратился, казалось, что под шубу задувают ледяные порывы.
   - Я бы сказал, что да, твой голос важен. И да, я бы оставил жизнь этим двоим, раз ты просишь за них. Но не мне принимать это решение. Я думаю, ты не сочтешь слишком большой честью спросить об этом у тех, кто принял это решение, - по рядам яшинто пронесся ропот, напомнивший белую поземку. Я с недовольством уставился на Вартрана. Чего он хочет от меня?!
   - Прямо под очагом д'Афатонито стоит одноименная гора. Тебе нужно всего лишь взойти на нее и поговорить с Люциа или, на центральном наречии: Теми, Что Творят Огонь. Они прямо ответят тебе, принята твоя просьба, или отклонена.
   Я проследил за длинным и тонким пальцем Вартрана. Прозрачный ноготь указывал на гигантскую гору. Да, ее не спутать ни с чем: высокая белая громада, вершиной уходящая в горящее небо. На вершине, если присмотреться, можно было разглядеть плато. Что ж, кто-то наверняка проходил этот путь. Одно "но" - этот кто-то определенно не был человеком. Прямо над горой полыхало небо, как будто расколотое на две половины, а из кусочка между черной броней лился свет, яркий и сверхъестественный. Складывалось впечатление, будто бы раскол произошел над вершиной горы, отсюда, вероятно, и пошла легенда яшинто. Легенда ли?..
   - Я согласен, - твердо объявил я, стараясь не ловить многообещающий взгляд Силны. Мне ничего не оставалось, кроме как согласиться: жизнь моя стремительно приближалась к финалу, удерживаемая чудодейственным снадобьем моей знакомой лекарки. Я больше не боялся смерти, нет, я понимал, что смерть была бы для меня самым простым и приятным исходом. А для того, чтобы обрести покой мне необходимо всего лишь исправить свои ошибки. Возможно, там, на горе, я искуплю свою вину и узнаю, как уничтожить черную пиявку. Или просто умру, что маловероятно, ибо меня не для этого возрождали.
   По рядам яшинто опять пронесся ропот, но я не обращал на них внимания. Я бросил взгляд на Азот: она не смотрела мне в глаза, а по-прежнему стояла, словно прибитая гвоздями. Она как-то обмякла, обычно напряженные мышцы не удерживали хрупкое тело. Волосы закрывали лицо, и я задохнулся от жалости, когда увидел ее глаза из-под синих прядей. Подумать только, еще какие-то несколько часов назад она чувствовала себя замечательно в близкой ей стихии, и я восхищался ее изяществом и органичностью грации. А теперь она безжизненно смотрела в пустоту, несчастная и потерявшая смысл. Лаурон на удивление неплохо держался: на обычно бледном лице даже проступил румянец, а в глазах горела жажда борьбы. Похоже, без груза пиявки и дурмана парень был вполне вменяемым.
   - Все будет хорошо, я обещаю, - сказал я им, надеясь, что меня расслышат. Вартран ухмыльнулся, но я не обратил внимания: не ему это было сказано. Азот прошипела, не поднимая головы, страшным, чужим голосом:
   - Ты глупый наивный мальчик, Виктор, таким и умрешь... Иди, убивай себя, все равно тебя не переубедишь...
   Я улыбнулся: Азот в своем репертуаре. Неверия в мои силы. Что ж, может и разумно, но я с такой позицией не согласен.
   - Да, веры в меня от тебя я не дождусь никогда, как и одобрения. Неблагодарное дело - быть твоим другом, - заявил я, ухмыляясь в ответ Вартрану. Азот помолчала, оценивая мои слова, и вдруг подняла голову. Если бы яшинто умели плакать, она бы расплакалась, в этом я уверен.
   - Ты - мой друг, - раздельно произнесла она, словно пробуя на вкус новое слово. Я подошел к ней, не обращая внимания на окружающую нас шестерку, и крепко сжал холодную ладонь. Настало мое время давать ей поддержку. Да, Азот, ты - мой друг. Я сам узнал, что это такое совсем недавно. Поэтому мы равны. Но вслух я ничего не сказал, просто подмигнул Лаурону и отпустил ладонь. Губы Азот дрогнули в слабой улыбке. Что ж, своего я добился...
   - Итак, я пойду прямо сейчас? А где мои сумки с провиантом? - обратился я к Вартрану. Тот недоуменно посмотрел на меня и сообщил:
   - Восхождение на д'Афатонито - путь духа, а не тела. Пища тебе не понадобится. Ты идешь первозданным.
   М-да... Мне не привыкать идти в поход налегке. Причем удобства уменьшаются прямо пропорционально времени.
   - А одежду можно оставить, или нужно раздеться? - язвительно уточнил я. Вартран совершенно серьезно разрешил:
   - Нет, одежду можешь оставить.
   И на том спасибо...
   - А куда вы дели Лефрема? - вдруг раздался звонкий голос возле моего уха. Я вздрогнул от неожиданности: надо же, совсем забыл, что Силна рядом. И невольно разозлился: чего этой девчонке вечно неймется?! Неужели непонятно, что Лефрем давно мертв, и зачем лишний раз злить...
   - Ты про того старика, что вечно суетился? Он мертв. От него было слишком много шума, так что это к лучшему, я думаю.
   Силна резко изменилась в лице - до этого закушенные губы задрожали, а в глазах заблестели тщательно сдерживаемые слезы. Я молча следил, как прозрачные капли катятся по покрасневшей от мороза коже, а плечи заметно дрожат. Казалось, все накопившееся напряжение готово было выплеснуться прямо сейчас. Я подошел к ней и крепко обнял за плечи, ощущая, как она дрожит. Наклонился и шепнул на ухо, касаясь холодной кожи губами:
   - Не начинай истерику, сейчас не время, - Силна вздрогнула и выпрямилась, но дрожать не перестала. Я чувствовал, что еще чуть-чуть - и она сдастся, усталость и шок дадут о себе знать, прорвавшись истерикой. Но надо отдать ей должное: девушка и правда держалась. Я оглянулся на яшинто: они смотрели на Силну с ненавистью, холодные кристаллы глаз впивались в ее ауру, мечтая превратить ее в ничто. Я крепче обнял Силну и громко заявил:
   - Она пойдет со мной, - я не спрашивал, я ставил условие. Вартран молча кивнул.
   - Меня это не касается. Но помни, если ты не вернешься, Азот и этот человек будут казнены. Я не буду устанавливать сроки, думаю, ты сам понимаешь почему, - я поймал его взгляд и ответил:
   - Понимаю. Мы пошли.
   Глава 21.
   Д'Афатонито.
  
   Мы шли по узкой тропинке, то и дело соскальзывая с нее и по колено проваливаясь в снег. В спины нам смотрели яшинто, а над нами горело сияние. Я не помнил, как мы прошли арку из мертвых скульптур, я просто шел, крепко сжимая руку Силны. Когда я начал двигаться, тело сразу же отозвалось слабостью. Перед глазами все плыло, утопая в сиянии. Мы немного прошли, и остановились, чтобы перевести дух. Силна всхлипнула и разрыдалась, вздрагивая всем телом. Я прижал ее к себе, но она меня оттолкнула и закричала охрипшим от мороза голосом:
   - Кто вы такой?! Что вы устроили?! Мы же теперь умрем, понимаете?! Бред какой-то несете! Думаете, они поверили?! - кричала она, а слезы замерзали на щеках. Что ж, истерика сменилась яростью. Это уже плюс. Однако, сильная девочка.
   - Никто не умрет. Уж ты-то точно. Мы заберемся на эту Хоггову гору и поговорим с их высшими силами.
   - Вы думаете, я такая дура, что поверю?! Я - врач, и... - я не смог сдержать слабую улыбку. Надо же, она и здесь начинает ту же песню! Я осторожно приблизился и смахнул слезы со щеки. Она не оттолкнула руку, а только зло следила за движениями моих пальцев. Я не удержался и провел тыльной стороной ладони по щеке, касаясь нежной кожи. Силна на мгновение замерла, и тут же резко отпрянула. Смягчившееся на миг лицо снова посуровело. Но слезы окончательно высохли, а от наступающей истерики не осталось и следа.
   - Они же поверили, не так ли? - улыбнулся я, подмигивая. Силна скривила губы, а потом вскрикнула:
   - Значит, они глупее, чем кажутся! Или просто притворились, что поверили, а на деле послали нас на верную смерть! - неожиданная догадка заставила ее содрогнуться от ужаса. Я поежился от холода и констатировал:
   - Никто не умрет, я же обещал. А мы идем на гору, не забывай. И я предлагаю идти побыстрее, потому что иначе мы умрем тут от холода. И еще у нас нет еды.
   - Именно поэтому мы умрем и... Как Лефрем! - вдруг вспомнила она, и глаза опять налились слезами. Я понял, что стоять и обсуждать дальше бессмысленно. Необходимо было идти. Я молча схватил девушку за рукав куртки и потащил за собой. Силна попыталась вырваться, но я волоком тащил ее, и вскоре она поддалась. А через минуту сочувственно поинтересовалась:
   - Вам не плохо? Может, еще снадобья? - я инстинктивно содрогнулся в предвкушении горячей жидкости, дающей тепло и возвращающей жизнь.
   - Там много? - Силна порылась в карманах и выудила на свет пузырек. Отрицательно покачала головой, демонстрируя полупустую склянку. Осталось только вздохнуть:
   - Пожалуй, не стоит. Я еще в норме.
   Вокруг нас высилось множество гор, зубцами уносящихся ввысь. Снежная пустыня напоминала мне челюсти какого-то белозубого чудовища. И все же холодный мир был прекрасен, я не мог это не признать. Снег под ногами даже не скрипел, покрытый настом, а в черном небе по-прежнему безумствовали всполохи. Я вдохнул морозного воздуха, поднимая глаза на высящуюся впереди гору д'Афатонито. Да, она была величественна. Более чем. Это была верховная гора, гора, соприкасающаяся с небом, словно разрывающая собой пласты небес. Я смотрел и искренне верил, что смогу пообщаться с Теми, Кто Рождает Огонь. Люциа, так назвал их Вартран. Я уже не сомневался, что это не легенда, а реальность. После Города мне не стоило ничему удивляться. И еще я твердо знал, что несмотря ни на что я взойду на эту вершину. И Силна тоже. Я покосился на нее: девушка тоже шла, запрокинув голову. Я читал в ее обращенном к небу взгляде благоговение и восторг. Да, она тоже это знала.
   - А как мы поднимемся? Там очень крутые склоны, - поинтересовалась Силна, пытаясь различить склон горы впереди. Но подножие горы сливалось с белыми снегами, теряясь в едином белом безмолвии. Я улыбнулся и ответил:
   - Как-нибудь поднимемся. Это реально, иначе нас бы не послали, - на лице Силны отчетливо проступил скепсис.
   - И все это без стоянок, перерывов и еды? Вы издеваетесь, да? Зачем я пошла с вами!..
   - У тебя был выбор? Они бы тебя убили, - успокаивая скорее сам себя, заметил я. Да, зря я потащил девочку с собой. Это был мой путь, а не ее...
   - Но я бы все равно с вами пошла. Вы без меня однозначно погибнете, - самоуверенно заявила она, улыбаясь. Я вздохнул и пошел вперед, уверенно отпечатывая шаги. Голова все еще кружилась, но присутствие Силны и вера в то, что я делаю, помогала мне не обращать на недомогание внимания.
   Я не знал, сколько времени прошло. Мы подходили к подножию горы, склон и правда выглядел пологим. Тонкой цепочкой хребта, припорошенного снегом, он поднимался вверх. Теперь, чтобы увидеть вершину, приходилось запрокидывать голову. Мы остановились передохнуть, замерев и не решаясь говорить, чтобы не нарушить торжественного покоя. Гора словно спала, укутанная снегом, а нам предстояло разбудить ее.
   - Мне кажется, она дышит, - осторожно ступая, произнесла Силна, разрывая безмолвие. Я прислушался. Да, складывалось ощущение, что снежные бока медленно вздымались, полагаясь на какой-то свой внутренний ритм.
   - Красиво тут, - вдруг сказала девушка, поворачиваясь ко мне. Я молча кивнул.
   - Но холодно. Здесь не место людям, - оформила Силна мою мысль, и я вздрогнул - только хотел произнести то же самое.
   - Малыш, все получится. Только смотри и слушай. И терпи. Терпение - вот что тебе сейчас необходимо.
   Да, давно я не слышал мудрого голоса. На душе потеплело. И если быть честным: я не боялся. Знал, что не умру сейчас, и знал, что должен сделать то, что должен. И потом, жизнь этой девочки я обязан сохранить.
   - А можно вопрос? - вдруг спросила Силна, переминаясь с ноги на ногу. Я недовольно обернулся: только я собрался начать подъем и приготовился к долгому и трудному пути, как меня сбили, лишив отрешенного состояния.
   - Ну, - грубовато поторопил я, чувствуя, как подгибаются ноги. Идти было проще, когда же я позволял себе расслабляться, все вокруг плыло и оглушительно звенело в голове.
   - Только он глупый. Мы раньше нигде не встречались? - я вздрогнул от неожиданности и натянуто улыбнулся.
   - Хорошо, что предупредила насчет глупости вопроса. Где мы могли встречаться, милая? - вкрадчиво уточнил я, вглядываясь в раскинувшееся передо мной подножие горы. Я выискивал самый удобный путь наверх. Самое удивительное, что, казалось, мы подошли к самому пологому склону горы. Да, подъем будет нелегким, но пора уже начинать. Там, наверху, где хребет приобретает опасную крутизну, а воздух становится разреженным и пустым, как аура под колючим взглядом яшинто, тропа исчезала. А внизу она четко была видна, начинающаяся прямо у подножия и восходящая вверх. Это было удивительно, особенно если учесть, что на девственно-чистом снегу не было ни единого следа.
   - Да, нигде. Ладно, пойдемте, - смешавшись, ответила Силна. Я посмотрел на гору, потом на Силну. И опять на гору.
   - Никуда ты не пойдешь. Останешься здесь и...
   - Прекрасная идея. И гарантированно умру от обморожения в течение нескольких часов. Это очень благородный способ избавиться от моего назойливого общества, ирвен, - перебила Силна, язвительно усмехаясь. Я вздохнул, узнавая в ней веснушчатую малышку, забравшуюся ко мне в повозку. Да, она права. Оставлять ее здесь - все равно, что убить. Но тащить с собой еще опаснее... И оставить я ее не мог. Как ни крути, придется брать с собой.
   - Вы чего встали, как вешка в лесу? Вперед, а то ткани отмирать начнут, пойдет общее обморожение, и все, - уверенно направляясь по тропе вверх, заявила Силна. Напомнив мне, что распоряжаться чужими жизнями я не имею права. И к тому же не умею. Хотя и очень люблю, как бы стыдно не было признавать сей факт. Я обреченно вздохнул и поплелся следом. Над головой горело сияние, раскалывая небо и освещая путь. Надо же, здесь вечная ночь. Я слышал что-то такое от учителя естествознания в далеком детстве: якобы на севере ночь длится полгода. Да, здесь вместо солнца горели другие огни. Удивительно...
   Подъем оказался совсем не таким легким делом. Хотя склон был пологим, но ноги увязали в снегу, а наклон заметно ощущался. Первые полчаса мы шли молча, Силна позади, а я плелся, проваливаясь в снег и глядя прямо перед собой. Я взял за правило не смотреть вперед и не думать, сколько осталось, иначе идти станет совсем невозможно. Поэтому я молча передвигал ноги, борясь с давящей болью в голове и слабостью. Ноги шли сами по себе, мысли путались, как после изрядной порции вина, и я просто переставлял конечности, как, должно быть, делали рабы в караванах. Чем выше мы поднимались, тем больше было снега и круче склон. Ноги залипали в снегу, проваливаясь почти по колено. Только какая-то узкая оледенелая дорожка, а по краям - покрытый тонким слоем наста снег. Когда нога проваливалась под наст, кожа резалась о ледяную кромку. Я оглянулся на Силну, но она не жаловалась. Из-за небольшого веса она проваливалась не так глубоко, да и вообще держалась молодцом. Однако, поймав мой взгляд, тут же заявила:
   - Я же говорила, что мы не дойдем, это было безумием! - я остановился, чувствуя, как кружится голова и сводит мышцы ног, и просипел:
   - У тебя были другие варианты? Вот и все, - на этой не слишком убедительной ноте я повернулся и пошел дальше. Силна недовольно фыркнула, а я с неудовольствием подумал, что как-то не так все идет. Я должен был оберегать и защищать эту девочку, подарившую мне шанс на спасение, девочку, подарок которой я забрал с собой в могилу. А вместо этого мы только ссоримся... Глупо как-то. Но сейчас мне было слишком плохо, чтобы думать об этом, я думал только о том, куда бы поставить ногу, чтобы не провалиться. Сияние становилось все ярче, и мне начало казаться, что я схожу с ума.
   Вскоре подул ветер и повалил снег. Крупицы снега, заледенелые и колючие, больно били по незащищенному лицу, а ветер норовил сбросить вниз. Меня начало шатать, и я закусывал губы, чтобы позорно не застонать. Приходилось оглядываться, потому что Силна за мной не успевала.
   - Нужно сделать перерыв, - крикнула она, в очередной раз падая в снег и смешно барахтаясь. Я подошел, чтобы помочь ей встать, и сам свалился рядом. На тело сразу же грузом навалилась вся усталость, мышцы ног свело судорогой, и я бессильно развалился на белой хрустящей постели. Силна встала на четвереньки и подползла ко мне, борясь с усиливающимся ветром и назойливыми крупицами снега, бьющими по лицу. Когда покрасневшее от мороза лицо возникло над моим, а до заледеневших ушей донеслось: "Вставай, замерзнешь!", я только поморщился. Все вокруг плыло, а лежать было хорошо и спокойно. Над головой бесновались яркие всполохи, и все кружилось в бешеной карусели. Я просто лежал, ощущая, как постепенно перестаю чувствовать холод, а там, наверху, я слышал какие-то звуки. Я прислушался, пытаясь игнорировать назойливый женский голос. И да, получилось. Музыка медленно лилась сверху, завораживающая, монотонная. Она звала меня куда-то, звала отказаться от борьбы и отдаться этому холодному безмолвию. Холод тек по венам, и я уже не чувствовал его, как не чувствовал и боли. Вершина далеко, нам не дойти, все равно я умру. Рано или поздно. Так что мне терять? Вечность рядом, стоит только расслабиться. Закрыть глаза и заснуть. Просто заснуть, и не идти куда-то, не издеваться над собой. Я уже достаточно сделал. Я и сейчас пытался. Но не смог. Все, хватит! Вечность лукаво подмигнула мне сияющим глазом. Я едва различал всполохи в черном бесконечном небе. Небо горело и звало меня присоединиться к его безумной и в то же время размеренной пляске. Величие этих гор в смерти. В вечной смерти, в небытии. Да, я просто засну и не проснусь... Как же это прекрасно...
   До моего затухающего сознания донесся звонкий голос. Я поморщился, любые звуки, входящие в резонанс с мелодией в моем сознании доставляли мне жуткую боль. Кто это? А, это же та девочка, Силна... Как я мог забыть?! В один миг все показалось мне бредом сумасшедшего. Кровь загорелась в венах, обжигая, а боль впилась в каждую клеточку тела. Я резко открыл потяжелевшие веки, и черные мушки запестрели перед глазами. Оборвалась чарующая мелодия, показавшаяся мне вмиг омерзительной, и я просипел:
   - Дай мне... пузырек...
   Я попытался протянуть руку, но рука не слушалась. Неужели все так печально? Прошло ведь всего ничего времени...
   - Его нет! - донесся до меня истеричный вскрик. Я разглядел заплаканное лицо, слезы замерзали на щеках и ресницах, превращаясь в кристаллики льда, а волосы покрылись белым инеем. Я смотрел на немного курносый нос с побелевшими от мороза и страха веснушками, на плавные линии овала лица, на посеребренные завитки волос и широко распахнутые большие глаза, в которых теплился свет. Словно капелька солнца хранилась в этом сосуде, в этом хрупком девическом теле, пока еще теплом и красивом... Она же замерзнет! Я не соображал, как я могу помочь ей, обессиленный и измученный, но понимал, что если я сейчас умру, то умрет и она, а этого я себе никогда не прощу, никакое небытие, которого нет, не даст мне успокоения.
   - Иди сюда, - попросил я, шевеля губами. Силна, отчаянно всхлипывая и сжимая руки ползала на четвереньках, пытаясь найти пузырек. Услышав мои слова, она послушно подползла ко мне и легла рядом. Слезы все текли по ее лицу, текли и замерзали. Я собрался с силами и пошевелил руками - кровообращение восстанавливалось. Силна прижалась ко мне вплотную, и принялась растирать мне руки, не переставая всхлипывать.
   - Встать не можете? - спросила она, отчаянно глядя мне в глаза. Я попытался. Боль обрушилась на меня таким нещадным потоком, что я со стоном упал обратно. Я стиснул зубы и отрицательно покачал головой. Силна всхлипнула и принялась усерднее тереть мне руки. Ее маленькие сильные ладошки быстро-быстро работали, растирая бесчувственные конечности, и я ощутил покалывание, как от сотен иголочек. Понемногу начало возвращаться чувство холода, застучали зубы.
   - Иди, - просипел я, понимая всю бессмысленность своих слов.
   - Куда идти?! К яшинто, которые меня убьют? На гору, на которой никого нет? Хватит вам! Вы не умрете! Все же хорошо было, мы шли, вы шли, я вас догнать не могла, а сейчас что?! Вставайте, Хогг вас побери! - захлебываясь слезами, кричала Силна, молотя кулачками мне по груди. Я ощущал боль от ударов как-то заторможено, словно на мне были доспехи. Наконец девушка выбилась из сил и прижалась ко мне, дрожа и всхлипывая. Я осторожно поднял руки и обнял ее. Горячее дыхание согревало меня, и я прижал ее к себе покрепче. Силна еще несколько раз всхлипнула и затихла. От холода ее била дрожь, и стучали зубы. Я напрягся и приподнял ее, чтобы девушка оказалась сверху и не соприкасалась с холодным снегом. В неподвижности смерть - это я прекрасно понимал, как понимал и то, что идти я не могу. Силна взяла мою закоченевшую руку в свои и потерла пальцами, потом подышала.
   - Мы не умрем, не умрем, слышите? - стуча зубами и всхлипывая, сказала Силна, глядя мне прямо в глаза. Я высвободил почти отогревшуюся руку и смахнул заледеневшие снежинки с лица девушки. От нее исходило тепло жизни, и я неосознанно потянулся губами к приоткрытым потрескавшимся от мороза губам. Силна неожиданно ответила на мое движение, и я ощутил обжигающий жар губ. Я закрыл глаза и сжал Силну в объятиях, чувствуя жидкое золото тепла, которое потекло по венам, чаще забилось сердце, и я поймал себя на том, что забыл о холоде, а думал только об этом живом прекрасном создании, в котором пульсировала жизнь. Я самозабвенно отдался поцелую, мысли смешались, и я уже не думал ни о чем. Я прильнул к ней, как жаждущий к стакану с чистой водой. Странные это были ощущения, не испытанные мной до этого... Жанну я хотел, и это было влечение тела и жуткое извращенное влечение ума. Зефиру я боготворил и испытывал к ней какое-то поэтическое, не связанное с таинствами близости чувство. А сейчас я просто тянулся к теплоте женского тела, я хотел близости и нежности, прижимая крепче к себе замерзающую девушку и нежно, но пылко касаясь губами ее губ. Меня охватила полнота счастья - словно все встало на свои места, словно я нащупал верную ниточку, словно в этом теплом чистом и каком-то первородном слиянии губ и тел и есть спасение...
   Вдруг Силна резко отпрянула от меня и, отодвинувшись, села на снегу. Я посмотрел на ее покрасневшие щеки, на неуместное в такой ситуации смущение и понял, что теперь просто обязан спасти ее. А когда есть цель, нет ничего невозможного. И я кое-как, падая и проваливаясь руками в снег, встал на четвереньки. Сердце все еще громко стучало, но перед глазами плыло. Я собрался с духом, простояв в постыдной позе какое-то время, а потом встал. Силна тоже вскочила, подбежала, утопая в снегу, и уцепилась за мою руку. Холодный ветер снова ударил в спину, но я молча двинулся вперед и вверх, крепко сжимая руку девушки. Она послушно побрела за мной, второй рукой обнимая меня за талию. Мы шли молча, говорить не было ни сил, ни надобности. Так мы и шли, падая, проваливаясь в снег, стуча зубами. Я старался выкинуть из атакуемого болезненными видениями мозга все: и жуткую музыку, и боль, и страх смерти. Держал в сознании только ощущение тепла, солнечного и благодатного. Я даже не оформлял для себя четкого образа, не придумывал пафосных и убедительных доводов. Просто шел на этот свет, свет, рожденный чем-то доселе мне неведомым, о существовании чего я лишь догадывался. И я, подчиняясь, брел. Вскоре пришлось согнуться в три погибели, потому что склон стал слишком крутым, а ветер - слишком хлестким. А потом и вовсе ползти на четвереньках. Мы цеплялись друг за друга и продолжали двигаться вперед, переговариваясь только редкими фразами по делу: говорить было тяжело, ледяной воздух сразу же попадал в дыхательные пути, обжигая. Карабкаться тоже становилось все труднее и труднее, желудок сводило от голода, горло пересохло. Я запрокинул голову, глядя вверх. До плато оставалось еще очень много, ползти и ползти, а крутизна склона все увеличивалась. Мы цеплялись за покрытые снегом камни, но руки соскальзывали, и каждый следующий шаг становился большим риском.
   - Мне страшно, - крикнула Силна, ползущая от одного выступа до другого. Я обернулся и с трудом подтащил ее к выступу. Обнял и срывающимся от усталости голосом просипел:
   - Не смотри ни вперед, ни назад. Просто иди, шаг за шагом, по чуть-чуть. Главное, помни, я рядом, - последнее было самым ненадежным аргументом, но, как ни странно, возымело эффект. Силна порывисто обняла меня и, вздохнув, поползла вперед. Теперь мы могли передвигаться исключительно на четвереньках и никак иначе.
   Сияние становилось все ярче и полнее, мерцающий свет заполнял все пространство. Огни плясали на снегу, в воздухе, на черном небе, на наших лицах, создавая ощущение полной сюрреалистичности. Сияние выглядело плотным и ощутимым, казалось, протяни руку - и дотронешься до луча. А потом все перемешалось, и мою руку нащупала ледяная ладошка Силны, и мы, крепко-крепко сцепив пальцы, до боли в суставах, поползли вверх. Выступ за выступом, через дикую боль. Мы ползли, а неземное сияние било в глаза, затмевало все вокруг, проникало в каждую клеточку, и я не чувствовал уже холода. Мне мерещились какие-то лица, глаза, синие и сияющие, слышались голоса, но я сжимал крепче руку и мысленно обращался к кому-то, посредником с кем была Аена...
   Я не знаю, сколько мы так ползли: несколько часов или несколько дней, все смешалось, и я сходил с ума, цепляясь за руку и за спасительные мысли, желудок болел от голода, а глаза приходилось закрывать, потому что я не мог ничего рассмотреть за пятнами, плывущими перед глазами. И вот я оступился, упал, ударившись головой. На какое-то время отключился, а когда очнулся, тупая боль сверлила все тело, свет бил в глаза, и мне казалось, что я умер.
   - Мы пришли! Вставайте! - радостный, звонкий, со слезами голос. Я с трудом разлепил веки: тело болело от усталости, голода и жажды, штаны позорно промокли, так как справлять нужду пришлось уж, как пришлось, и ноги сводило от холода. Я чувствовал, что умираю, но хотел жить. Свет ударил в лицо, и я увидел прямо над собой небо. Черное-черное и бесконечное, оно уходило туда, ввысь, где не было богов, а было что-то единое и целостное. Я смотрел вверх, из опухших глаз текли слезы на ветру, а в небе бесновались всполохи. Они плясали, а у меня в голове все выстраивалось в цепочку: мои поступки, моя смерть, нелепые идеи, свет и тьма, безумие и ясный рассудок... Я распахнул глаза шире и сел. Ровное плато, холодно-ледяное, черное небо и белый снег, а в центре: всполохи света, бьющие, как из фонтана. И там, в этих всполохах, рождались фигуры, неясные очертания приобретали объем, и ко мне уже двигались существа, вышедшие из холодного сияния, расколовшего гору посередине.
   - Что это? - прошептала Силна, прижимаясь ко мне. Я загородил хрупкую фигурку собой, не желая отдавать эту частичку земного, чистого и светлого тепла на суд ледяной пустоте. Для меня эта холодная магия была пустотой и ничем больше, а бьющий в глаза свет - отражением другого, чистого первородного источника. Всмотрелся в то, на что указывала пальцем Силна. Из столпа света выплывали фигуры, неясные, нечеткие и нереально высокие. Я услышал голос, как будто раздробленный на сотни осколков-голосов. Звенящий и отражающийся от скал и кристаллов льда голос обращался ко мне. Я не мог разобрать слов, все перемешивалось и звенело на разных тонах. И вдруг в завихрениях снега и сиянии неба я увидел силуэт. Фигура приближалась ко мне, приобретая вполне четкие контуры. Это был мужчина, но в то же время он отличался от всех людей и всех спектрумов. В нем было что-то более неземное, нежели во всех яшинто вместе взятых. И в то же время я ощутил, что что-то связывает меня с этим могущественным некто, что-то неуловимо знакомое было в его величественной фигуре, в чертах лица, которые я не мог разглядеть и которые я, без сомнения, не мог раньше нигде видеть.
   Мне стоило большого труда держать глаза открытыми, и различать, что бред, а что - реальность. Но когда некто приблизился ко мне вплотную, и я смог разглядеть бледное красивое лицо, дрожь ужаса прошла по телу. Он был велик, причем все величие этого существа я не ощущал, и это меня спасало. Мужественное и суровое лицо было породистым, как у чистокровных царей, глаза - бездонными и мудрыми, как у Вартрана... но нет, все эти сравнения были бессмысленны, когда речь заходила о нем. Некто был величественнее их всех. Во всей его стройной, но суровой фигуре было первозданное мужество, и перед ним хотелось упасть на колени, признав свое ничтожество рядом с ним. Но я не мог этого сделать, ибо лежал на плато, не в силах встать. И смог разглядеть безумие, отчаянно плескающееся в бездонных глазах, кривую усмешку искусанных обескровленных губ, змеями извивающихся на бледном лице.
   - Виктор... - произнес вдруг Некто, и от его голоса воздух стал словно реже, а я почувствовал себя жалким и слабым людишкой. Голос был мне знаком, хотя я мог поручиться, что слышу его впервые. И ощущения он вызывал знакомые. Я вспомнил почему-то Город, могущество, капля за каплей втекающее внутрь меня, мало-помалу завладевающее мной, пьянящую власть и понимание, кто стоит за этим могуществом...
   - Хогг... - сорвалось с пересохших губ. Не то ругательство, не то откровение. Некто склонился надо мной, так, что я смог разглядеть платиново-белые пряди волос, словно припорошенные снегом, и суровый излом крыльев-бровей.
   - Вот мы и представились.
   Мне уже не было страшно. Казалось, я давно знал, что эта встреча должна состояться. Страшно было только из-за того, что где-то за моей спиной, куда я был не в силах повернуться, дрожала от страха Силна. Я не хотел, чтобы она была тут, хотел защитить ее, но знал, что это невозможно. Ибо я сам бессилен перед величием этого существа, которого я не смел назвать по имени.
   По лицу Хогга вдруг прошла гримаса, сделавшая на миг лицо страшным, но тут же он спокойно улыбнулся. Странное дело, в нем не было ничего темного и страшного, злого и удушливого, как в Жанне, как в черной пиявке... Он был воплощением мужества, холода и разума. Хотя нет... Я присмотрелся внимательнее. Был надлом, страшный надлом, и эта бездна отчаяния плескалась в каждой его черточке. Я вдруг ощутил острую жалость - это создание когда-то было безупречным... Создание?! То есть Хогг - не создатель?! Это открытие настолько поразило меня, что я даже приподнялся на локте, широко раскрыв глаза и попытался поворочать языком, чтобы сказать хоть что-то.
   - Кто ты? - прошептал наконец я. Нелепейший вопрос, и если бы я задал его кому-то другому, то мог бы и не рассчитывать на ответ. Но от слабости я не мог сказать что-то более вразумительное, да и мой собеседник все понял. Кто он: создание или создатель, зло или добро, плоть или дух? Лицо Хогга искривилось, но было видно, что он борется с собой. Словно что-то изнутри раздирало его, проступая на миг сквозь прекрасные черты, как кровь из зажившей на вид раны. Наконец он взял себя в руки и ответил. Я вздрогнул, пытаясь привыкнуть к звучанию его голоса. Он звучал и вне меня, и внутри. Словно бы повсюду и только в моей голове. Надо было привыкнуть, чтобы не сойти с ума, но такой роскоши мне не позволили.
   - Я ждал тебя. Хотел увидеть того, кто пошел по моим стопам. И спросить, - при этих словах по его телу прошла судорога, и я ощутил, как дрогнула вместе с ним гора, отозвавшись голодным стоном. Хогг улыбнулся, а я ждал. Пока мне было ровным счетом ничего не понятно.
   - У нас нет времени, поэтому буду краток. Ты был в Городе, в нашей Цитадели. Ты знаешь, что это. Но ты не знаешь, кто мы. Я и моя сестра Илен - те, кому было поручено удерживать равновесие в мире. Те, на чьих плечах качались чаши весов. Мы должны были создавать этот мир и наполнять его, как наполняют сосуд напитками. Илен создавала теплые спектры, она порождала то, что было близко ей. Я - то, что было близко мне, - он печально улыбнулся, а я пожалел, что не могу склонить голову. Он был велик, и я трепетал перед этим истинным величием, перед печальной гордой улыбкой и могучей фигурой. Я слушал внимательно, не смея поверить, что я слышу это, что мне открываются тайные знания, получить которые мечтал бы каждый. Хогг говорил, а я не верил тому, что слышу. Но приходилось поверить, ибо звучало все слишком убедительно. Он говорил быстро, будто бы боясь не успеть, и боролся с собой, некоторые фразы давались ему с огромным трудом.
   - У нас не было ни памяти, ни знания - ничего. Мы были заперты в Городе. У нас был только свод нерушимых правил и вера. Только вера - ничего больше. Никаких доказательств, никакой уверенности, что что-то есть... там. - Он выделил голосом это "там". Голос дрогнул, эхом расколовшись на сотни осколков. В глазах плеснулось подавленное отчаяние.
   - Мы лишь наместники здесь. Мы созидали этот мир, но не мы его создали. Но никаких доказательств. Абсолютная власть. Илен верила. Она верила и следовала законам, она говорила, что знает, что это правда. А я... я хотел как лучше. Ты знаешь, что это, Виктор. Поэтому я и ждал тебя. Ты тоже решил, что свыше ничего нет. Что восстанавливать справедливость придется тебе. И я так решил. Я не верил, я лишь хотел как лучше, - голос задрожал, задрожала и гора. Вдруг по лицу прошли судороги, белые волосы взметнулись в воздух, а в бездонных глазах проявилась чернота. Абсолютная чернота - прогоревший пепел. Лицо исказилось, став жутким и страшным. Хогг зарычал и вдруг ударил меня ногой в живот. Дыхание прервалось, я почувствовал, как треснуло ребро и надорвалось что-то внутри. Тупая боль отдалась во всем теле, меня отшвырнуло на несколько метров, я ударился головой о скользкие ледяные камни, цепляясь ногтями за снег. Перед глазами все поплыло, а во рту отчетливо ощущался металлический привкус. Я держался, сплевывая кровь на снег, пытаясь не показать ужаса. Нога опять взметнулась, и я съежился от неминуемой боли, но удара не последовало. Хогг взял себя в руки. Жуткая улыбка сошла с лица, он с сожалением смотрел на кровь, текущую у меня изо рта. Я сглотнул соленые капли и молча поднял голову, показывая, что слушаю.
   - Все цвета, все спектры, объединенные вместе - абсолютный свет. Так я рассудил. Я ничего не сказал Илен, я знал, что она не поймет. Я хотел рискнуть и создать абсолютное добро, то, что займет место Того, кто оставил нам только веру. Я уже не верил в него, не верил в того, кто бросил нас одних на произвол судьбы с такой тяжкой ношей, как власть. И я попытался сотворить абсолютное добро. Но ведь если случайно уничтожить все цвета, получится абсолютная тьма. Абсолютная чернота, та, которая рождается там, где нет веры. Я ошибся...
   - Черная пиявка?.. - одними губами прошептал я, вцепляясь ногтями в красный от крови снег. Голова кружилась, я не обращал внимания на боль. Хогга ломало, он еще держался, но очередной приступ безумия был близок. Он понял это, поэтому только молча кивнул.
   - Да. Я создал зло, создал по глупости, потеряв веру и возомнив себя выше Создателя. Поэтому ветер с запада и был черным. Поэтому и есть зло в нашем мире - все из-за моей глупой ошибки. Ты пошел по моим стопам. Но ты счастливый... Ты видел... там. Ты знаешь, как это. Ты... Расскажи! - голос сорвался. Хогг переместился ко мне, я не заметил самого движения. Его лицо очутилось совсем близко, он тряхнул меня за плечи, жадно глядя в глаза. Подступающее безумие плескалось во взгляде, но за ним горел огонь, полный надежды и мольбы. Еле ворочая языком, я принялся рассказывать.
   - Это прекрасно... Это как всеобъемлющая любовь, когда ты становишься частичкой целого, когда ты - часть одной этой вечной всеобъемлющей любви, ты растворяешься в ней, ты никто пред ней, и в то же время ты - значим для Него. Когда ты готов отдать всего себя, без остатка, а в этом - вечная благодать. Я не умею объяснять такие вещи словами, и язык меня не слушается. Но это есть... - последние слова утонули в пустоте. Хогг страшно взвыл. Гора задрожала от основания до плато, взметнулись искры северного сияния, вертясь, как в бешеной карусели. Я весь сжался, глядя на то, как темнеют глаза Хогга, как гаснет последняя искорка, застилаемая чернотой. От жуткого воя у меня носом пошла кровь, а ужасом сковало все тело. Хогг дернулся, пытаясь ударить меня, но вдруг рухнул на колени. В глазах проскользнуло разумное выражение, и он простонал:
   - Убей меня! Я этого не вынесу, и это буду не я... Убей! - глаза в последний раз осветились надеждой, и чернота поглотила остатки былого величия. Это было могущественное тело, сосуд для абсолютной тьмы. Я чувствовал, как клубится тьма внутри него, протягивая ко мне невидимые щупальца. Удар последовал сразу же. Я еле успел вдохнуть еще раз, как обрушился новый удар. Он бил меня не переставая, я едва успевал сглатывать мерзкую соленую кровь и ловить ускользающее сознание. Вдруг, когда от очередного удара я вжался зубами в залитый кровью снег, я услышал тихий молящий шепот: "убей"... И понял, что не имею права умирать. Я должен был это сделать. Я еще не знал как, но понимал, что выбора нет. Я отполз к краю плато, рассчитывая расстояние. Хогг был безумен, он неистовствовал, как зверь, и не следил за расстоянием. Я подполз к самому обрыву. Попытался уловить краем глаза, куда он двигается. Я не ошибся - Хогг переместился совсем близко ко мне, его движения были так молниеносны, что я не успевал уследить за ним. Я резко схватил его за ноги и дернул на себя. Хогг не ожидал такой прыти от умирающего и зарычал, падая. А я покатился к склону, увлекая за собой Хогга. Тот рычал, осыпая меня ударами и впиваясь ногтями. Я нащупал в шубе острый предмет, не помня уже, что это, и провел им по горлу Хогга, чувствуя, как туго идет лезвие, разрезая сухожилия. Отвратительный хруст... Я, собрав все силы, толкнул Хогга вниз, в ледяную пропасть. Я молча смотрел, как тело медленно летит вниз, озаряемое всполохами сияния и орошаемое каплями собственной крови, замерзающей в воздухе на лету. Вдруг глаза раскрылись, в них исчезала куда-то, клубясь черным дымом, тьма. Губы сложились в последней улыбке, а в моей голове раздался тихий голос: "спасибо...".
  
   Глава 22.
   Память Хогга.
   Как же мне хотелось в очередной раз лишиться сознания! Сейчас мне не было бы за это стыдно, нет, я мечтал об этом. Хотелось утонуть во мраке, на короткое время сделав вид, что ничего не произошло. Что я не знаю то, чего не знал и не знает ни один из ныне живущих. Что на моих плечах не лежит неподъемный груз ответственности. Что я не видел самого Хогга, что я не убил его, что я... Так можно перечислять до бесконечности. Но, увы, я лежал и смотрел вниз, в зловещую пустоту, а вокруг меня шипел и дымился залитый горячей красной кровью снег. А руки еще помнили ощущение сопротивления некогда живого тела. А в ушах стоял потусторонний звук голоса. Я подавил рыдания, вжимаясь зубами в снег. Вдруг я ощутил чьи-то руки на своих плечах. Меня трясли и что-то говорили, прерываясь на всхлипывания. А потом спокойные голоса что-то отвечали. Я попытался рассмотреть говорящих, но все плыло, а слезы застилали глаза. Боль была невыносимой, она была мною, сжигая дотла, но я не мог даже отключиться, чтобы не чувствовать ничего. Вдруг на кровавом фоне проступили бледные лица в обрамлении синих волос. Яшинто! Я дернулся, вспоминая о Силне, нуждающейся в защите. Но боль накрыла меня с головой, заставив в очередной раз куснуть омерзительно соленого снега. Холодные твердые ладони легли мне на плечи, чей-то незнакомый голос мягко и медленно произнес:
   - Все хорошо, мы о тебе позаботимся. И о девочке тоже, - с легким пренебрежением добавил яшинто. Голос был мужской. Я что-то нечленораздельно промычал, чувствуя, как сильные руки поднимают меня в воздух. От боли перехватило дыхание, и я судорожно заглотнул свежего воздуха, сплевывая пузырящуюся в горле кровь. Я прекрасно понимал, что не выживу - ранения слишком серьезны, но я и не рассчитывал. Знал только одно - я не имею права умереть, пока не расскажу то, что узнал. Пока не удостоверюсь, что Силна в безопасности.
   - Ты не умрешь, Виктор. Ты слишком важная фигура для такой роскоши, - сказал вдруг яшинто. Две пары сильных рук несли меня, а сквозь заглушающую все кровавую пелену я слышал рыдания Силны. Я хотел что-то сказать, но не получилось.
   Так прошло много времени. К моим губам то и дело подносили какую-то жидкость, и вливали в горло. Глотать я не мог, и жидкость просто заливали в меня. Обжигающий омерзительный на вкус напиток тем не менее приносил облегчение и придавал сил. К концу пути я окончательно потерял счет времени, и когда меня наконец положили, я только с облегчением вздохнул, обрадовавшись, что боль стала меньше. Меня тут же обступили яшинто. Мне показалось, что я слышу голоса Вартрана и Азот. А потом и увидел их, Вартрана особенно близко. Он склонился надо мной и что-то делал. Я не понимал, что, но дикая боль пронзала все тело. Боль была такой сильной, что все мои предшествовавшие мучения показались детской забавой. Кричать я не мог, только слезы текли по обмороженным щекам. Руки Вартрана что-то творили с моим телом, а над головой я смог разглядеть потолок снежного дома. Ледяные кирпичи четко врезались мне в память, и я пытался сосредоточиться на них, забыв о боли. Кирпичи, прозрачные, аккуратно вырезанные изо льда... Новый приступ боли заставил меня немыслимым образом выгнуться и стиснуть кулаки. Все опять куда-то поплыло, кирпичи размылись перед моим взором. Я понадеялся, что лишусь сознания, но нет. Боль не отступала, а соображать я мог еще достаточно, чтобы сопротивляться. Так я лежал неизвестно сколько времени. Когда Вартран оставил меня в покое, я был практически мертв. Боль начала постепенно спадать, и я услышал собственный стон. А потом и голоса:
   - Вартран, он будет жить? Мы не можем его потерять! - это говорила Азот. Я не мог ошибиться. Да, я, конечно, могу выдавать в бреду желаемое за действительное, но...
   - Будет. Прости, мы действительно перестарались, - голос Вартрана сочувственно дрогнул. Мне показалось, что он обнял Азот. Они помолчали, а потом яшинто тихо спросила:
   - Он видел его? - я едва расслышал вопрос. Что ж, я ничего не соображал, но концентрироваться на диалоге было куда лучше, чем на боли.
   - Да. Все случилось, как и должно было случиться. Не бойся, он поправится.
   - Я знаю. Он сильный... И, что самое главное, он знает, что должен сделать. А все-таки это было жестоко, - голос Азот непривычно дрогнул. Я решил, что брежу. Вдруг знакомая холодная рука легла на лоб, провела по волосам, замерла на щеке. А потом холодные губы прикоснулись ко лбу, и в этом прикосновении была какая-то странная нежность, облегчающая боль.
   - Ты справишься, Виктор. Ты сделал все, как надо, - голос дрожал. Странно, непривычно, неестественно было слышать голос Азот таким. Я опять попытался что-то сказать, но не смог даже пошевелиться. Одно из тех лекарств, влитых в меня, действовало, видимо, парализующее. Я почувствовал, как меня клонит в сон. Боль стала вполне терпимой, и я позволил себе расслабиться, уходя в сладкую дрему.
   Когда я проснулся, то почувствовал, что чего-то не хватает. Открыл глаза, щурясь от света, хотя он был голубоватым и приглушенным. Я смог разглядеть своды ледяного дома, светящиеся в отблесках светильника, стоящего на таком же, вырезанном изо льда столе. Я не мог определить, что же это был за светильник, но мерцающий голубой свет, исходящий от него, удивительно органично вписывался в эту обстановку. Я попробовал присесть на кровати, и со второго раза получилось. Кровать была, похоже, тоже изо льда, но лежать на ней было на удивление тепло. Я нахмурился, пытаясь понять, чего не хватает. И вдруг понял... Боли. Я не ощущал боли. Не то чтобы совсем, но она была вполне терпимой, как при переломе ребер. Судя по всему, ребра и были сломаны. Но я ведь ясно ощущал, что задеты внутренние органы! Я захлебывался в собственной крови... Меня передернуло от воспоминаний. Вдруг за моей спиной кто-то зашевелился. Повернуться я не мог, поэтому терпеливо ждал, пока Силна потянется, закричит и бросится ко мне. Девушка села на край кровати и прошептала, широко открыв глаза: "Вартран настоящий мастер!". Я даже возмутился: стало быть, мастерство яшинто занимало ее больше, чем моя жизнь? Но тут я заметил, как слезы ручьем текут по ее щекам, а она их стирает кулачком, и смотрит на меня счастливыми сочувствующими глазами.
   - Вы живы! Понимаете? Живы! - прошептала она, вкладывая мою руку в свою. Я только слабо улыбнулся - сил отвечать не было, я уже и забыл, как шевелить языком, чтобы извлекать звуки. Силна шмыгнула носом, и я ощутил, как тепло разливается во мне, лаская изнутри золотыми лучами. Эта храбрая девочка заставляла меня забыть о боли и смерти, она дарила мне веру в жизнь и понимание, что я обязан защищать ее.
   - Я не знаю, что было там, на д'Афатонито. Говорят, это был сам Хогг, да? Я так испугалась за вас... Я хотела помочь, но меня парализовало, я смогла шевельнуться, только когда яшинто пришли. Я думала, я там умру со страху, - добавила она, сжимая мою ладонь. Я вздрогнул. Я не хотел, чтобы Силна была там, хотел огородить ее от всего этого ужаса, и мне было больно, когда я понимал, что ей пришлось пережить из-за меня. Силна судорожно вздохнула, машинально погладив мою руку, и я вздрогнул от нежных прикосновений тонких пальчиков. Мне вдруг отчаянно захотелось остаться с ней вдвоем, и чтобы шипели дрова в камине, и горела свеча, фырча в гулкой темноте, а за окном шумела вьюга...
   - Азот и вашего брата никто не собирался казнить. Азот - дочь Вартрана. Это был план, на горе вы должны были встретиться с Хоггом... Я ничего не поняла, так что не слушайте меня, - сбилась вдруг Силна, понимая, что говорит лишнее. Мне и вправду стало плохо от ее слов. Это было жестоко. Но, впрочем, я не знал причин, поэтому не вправе судить. Все равно я смертник. И мне никогда не сидеть в теплом доме с рыжеволосой веснушчатой женой, не подкидывать поленья в печь, не пить простоквашу, заботливо поданную на стол... Меня определенно заносило куда-то не туда. А Аена молчала, оставляя меня наедине со своими горькими мыслями. Впрочем, совершенно неуместными. Я посмотрел на Силну и почувствовал, как плывут куда-то стены под взглядом теплых зеленых глаз.
   - Кто вы? - вдруг прошептала Силна одними губами. Я сам не заметил, как сжал ее руку. Мне стало страшно. Я не был готов сказать ей. Я набрал воздуха в легкие, когда услышал:
   - Вы ведь Виктор? Тот самый, который помог мне когда-то? Скачки?.. - робко выдохнула она последнее слово, глядя мне прямо в глаза. Ее прямота не имела ничего общего с прямотой Зефиры. Зефира кокетничала, даже говоря честно, а Силна и не думала об этом. Я опять ощутил боль. Но это была не та боль, которая раздирала мое сознание на сотню клочков, нет, это была душевная боль, мешающая мне связать мысли воедино.
   - А еще я последний царь Виктор, - с трудом прошептал я. Голос звучал хрипло и незнакомо. Силна на миг расширила глаза, но тут же опустила голову и ответила:
   - Я знаю. Я узнала вас. Вы знаете, что изменили внешность? Тогда, на д'Афатонито. Теперь вы выглядите совсем как тогда, восемь лет назад... - дыхание остановилось. Сердце бешено заколотилось. Как тогда?! Но ведь я должен был умереть, когда внешность станет прежней, так почему я... Впрочем, не важно.
   - А Хогг - не Бог? - вдруг понимающе спросила Силна. Я отрицательно помотал головой. Силна вздохнула.
   - Я так и знала. Мне его жалко если честно... И что теперь будет? - я не ответил.
   Вдруг в дверном проеме что-то засветилось, и к моей кровати подошла Азот. Я невольно закрыл глаза, так ярко сверкало ее д'амондобито в свете синеватого светильника. Она подняла на нас с Силной глаза. Голос прозвучал незнакомо и хрипло:
   - Ты меня ненавидишь? - только и спросила она, не удостаивая Силну взглядом. Девушка сжала мою руку, словно не хотела отдавать Азот. Я вспомнил, как гневно она смотрела на Зефиру, как я утирал слезы с ее детских щечек, и улыбнулся. Азот вздрогнула, приняв улыбку на свой счет. Улыбка причиняла ей боль. Я поспешно перевел глаза на яшинто и отрицательно помотал головой. И в самом деле, я не испытывал злости ни к кому. Ни к Азот, ни к Вартрану, ни к Хоггу, ни к Джут. Я только хотел знать, что мне делать дальше. Я понимал, что путь уже обозначен, и даже не просто обозначен, а начертан твердой рукой. В потемках собственного подсознания этот путь был, но я никак не мог осветить его, и надеялся, что мне помогут.
   - Я не знала, - одними губами прошептала Азот, и тут же полыхнула до того несчастными глазами в сторону Силны. Девушка только крепче сжала мою руку. Я вздохнул: придется ее прогнать.
   - Силна, ты не могла бы... - я не смог придумать ничего вразумительного, так как не знал, в каких условиях мы сейчас живем, и что вообще происходит. Поэтому только виновато-просительно посмотрел в глаза Силны. Она недовольно поджала губы, но потом смягчилась, улыбнулась мне и вышла, закутавшись в шубу. Я только сейчас заметил, что дверного проема в ледяном жилище не было, а когда Силна подошла к стене, та заискрилась синим, выпуская девушку наружу. На миг стали видны белоснежные сугробы за пределами жилища. Я как завороженный смотрел на это чудо, а искры пронзительно-голубого света уже угасли, вернув стене плотность. Яшинто поймала мой взгляд и неуверенно улыбнулась.
   - Да, у нас необычные дома. Зато удобно, - неестественно бодро сообщила она, и я почувствовал себя последней сволочью. Ведь она считает, что я ненавижу ее, виню во всем случившемся, а я не стремлюсь разубеждать ее в этом. Я поспешил исправить ошибку:
   - Азот, я знаю, что ты ни в чем не виновата. Даже больше тебе скажу: я не виню и тех, кто задумал этот план. Я даже благодарен им. И я счастлив, что ты жива, - улыбнувшись, я протянул руку. Азот неуверенно вложила свою ладонь в мою и ответила на рукопожатие. В глазах засветилась надежда.
   - Садись, я хочу услышать очень много всего, - попросил я. Азот послушно села, я никогда еще не видел ее такой покорной. Я внимательнее всмотрелся в ее лицо: да, недавние события оставили серьезный след. Яшинто сломали. Или мне это только показалось? Можно ли вообще сломить такую силу? Сердце болезненно сжалось: я надеялся, что нет.
   - Вик, я не знала, клянусь тебе! Я думала, он убьет меня. Я не знала о Хогге, хотя, если честно, я ощущала его присутствие. Я не хотела верить самой себе, но я ощущала, - быстро заговорила она, но когда я мягко коснулся ее руки, вздохнула и начала заново. - Я не знала, что произойдет, когда я поцеловала Лаурона. Я не хотела этого, я хотела только показать. Мой план состоял в том, чтобы убедить отца и других яшинто, что пиявка - страшное зло. А ты был мне нужен, чтобы подстраховать. И помочь убедить их. Но я клянусь, я не знала, что это произойдет! Просто мне казалось, что все спланировано, осечки быть не может... А Джут и Доран знали. Они знали, потому что впустили пиявку в себя! - почти закричала она. Я смотрел на Азот и ужасался. Да, в ней и раньше иногда была видна слабость, но то была лишь крошечная брешь, тут же залатанная. А сейчас она расползалась по швам.
   - Азот, ты мой друг. Я верю тебе, несмотря ни на что. И ни секунды не сомневался. Расскажи по порядку, - я сам удивился тону, которым я говорил с той, которую всегда считал недосягаемо мудрой.
   - Я хотела отделить яшинто от отравленного этой дрянью мира, хотела спасти хотя бы нас. А отрава прорвалась и сюда, в ледяные просторы. Джут и Доран предали всех... Отец знал об этом! Знал, но ничего не предпринял. Позволил этому свершиться. Я поверила, что он убьет меня. А оказалось, все это - часть плана. Он оказался намного мудрее меня. И намного лучше меня привык использовать других в своих целях, - закончила она, опустив голову. Я с недоумением понял: ее мучил стыд. Но не только. Что же с ней?!
   - Хогг мертв. Я - часть его, - прошептала Азот, глядя мне в глаза. В синих озерах не было огня. Я сжал ее руку. Все начинало становится на свои места.
   - После второго рождения мне постоянно приходится разгадывать загадки. Это весьма увлекательно, но я не могу позволить себе ошибиться, поэтому должен знать наверняка, - твердо произнес я. Надо же, боль почти отступила! Такое чувство, что раны залечиваются на глазах! Как будто исцеление происходило в ускоренном до предела темпе. Впрочем, похоже, что так оно и было.
   - Ты хочешь знать все? От начала и до конца? Я расскажу, - спокойно ответила Азот, и я услышал в голосе знакомую сталь. Азот посмотрела мне прямо в глаза, и я почувствовал, что мысленно следую за ее голосом, ведомый властью гипноза.
   - В те времена, когда слово стало материей...
   ...Трава зашевелилась от невесть откуда взявшегося ветерка. Пустоту наполнил сочный аромат травы, зеленой, бескрайней. Разлилась прозрачная вода, орошая просторы. Рассыпались звезды в небе, вспыхивая, как легкое дыхание жизни, и становясь материей. Травы и воды заискрились, купаясь в лучах света, теплого и яркого. А потом секунда - и мир наполнился звуками. Миллиарды звуков, запахов, прикосновений... И вдруг взмахнула крылышками первая бабочка, объемная и живая. Ее тельце трепетало от любви, от всеобъемлющей благодати, дарованной новому миру. А волны радостно накатывали одна на другую, безумствуя от любви. Все дышало, подчиняясь единой пульсации. Дышало, жило, ожидая чего-то, готовясь к великому. И вдруг на поляну ступили двое. По покрытой первой и потому самой прекрасной росой траве прошли они, едва касаясь босыми ступнями земли. Трава почтительно примялась, вся дрожа от любви и счастья, склоняясь перед прекрасными созданиями. Безупречные обнаженные тела и прекрасные лица, в которых светились чистота и все та же благодать. Юноша и девушка. Их красота воплощала их души, и потому была прекрасна вдвойне. Юноша - воплощенная суровая мужественность, светлые волосы и ясные глаза, в которых светилось торжество любви и сила, такая же прекрасная, как и этот мир. Девушка же улыбалась мягкой светящейся улыбкой и, казалось, эта улыбка берет истоки оттуда же, откуда реки и травы берут свое начало.
   Двое шли вперед, едва касаясь ногами травы и держась за руки. Шли, а вокруг них менялась действительность. Едва девушка поводила рукой, расцветали прекрасные цветы. Лепестки светились, рождая новые цвета, новые жизни. И раздавалось пение. У каждого цветка свое. Из земли выглядывал крошечный росток и тянулся к солнцу, в мгновение вырастая и раскрывая лепестки. А потом раздавалась и музыка, в такт которой дышал мир вокруг. Цветы были радостно-желтыми, умиротворенно-зелеными, мудро-оранжевыми и чисто-голубыми. И все вокруг окрашивалось этими цветами, а воздух звенел от смеха юной созидательницы.
   А по другую сторону под рукой юноши вырастали острые, мужественные и не менее прекрасные цветы, играя всеми красками, от синих до красных. И, удивительное дело: музыка не сливалась в какофонию звуков, а играла независимо, но в то же время создавалось впечатление, что все - единый организм, единая душа, единая материя, созданная любовью Творца.
   Под ногами двоих вдруг осветилась дорожка. Они легко ступали босыми ногами в лучи света, и шли вперед, а перед ними возникали из ниоткуда валуны, обтекаемые водой. И казалось, что эта вода обтачивает камни уже целую вечность, раньше, чем родился этот мир. И каждый валун значил для этих двоих что-то большее, чем можно было увидеть. Они добровольно вошли в круг, окутанный рассветной дымкой первозданного мира, и тут же возникли стены, закрыв за ними проход. А новорожденный мир дышал, наполняясь жизнью и спектрами. В небе заиграла первая радуга, ослепительно сияя ослепительной любовью...
   Сияние от цветов сливалось воедино, а мелодии переплетались в одну, и мир дышал одной благодатью. Так все и произошло...
   Я дернулся, освобождаясь от гипноза синих глаз. Азот улыбнулась, но я не смог ей ответить тем же, настолько меня потрясло увиденное. Это было лишь знанием Азот и отчасти моим воображением, но я знал, что так оно и было. Почти так, ведь нельзя передать того восторга созидания, того объемного счастья и ликующей любви. Не передать и не понять ни глазами, ни внутренним взором - только душой. Я был потрясен увиденным. Хогг был когда-то действительно безупречным, то, что видел я, было лишь жалким подобием.
   - Там они и оказались взаперти. И там Хогг лишился веры, не видя перед собой ничего, кроме вечных водопадов и того, о чем не знает никто. Где-то там, в Городе, изложены законы жизни, законы, следуя которым можно спасти душу. Законы, которые должны нести в наш мир Хогг и Илен. Правосудие и Милосердие, как иногда называют их, - я взволнованно кивнул. Эти имена подходили им как нельзя больше.
   - Готов слушать дальше? - поинтересовалась Азот, взглядом оценивая мое состояние. Я только коротко кивнул, заверяя ее, что все в порядке. Боль почти прошла, уступив место дрожи нетерпения. Я судорожно глотнул воздуха и привычно провалился в озера синих глаз. И чуть не закричал, испуганный увиденным: я был в Городе...
   ...Трепет ветра, дыхание земли, запах влаги и еще что-то, живое и терпкое. Хогг шел к валунам. Священные камни, округлые, отточенные, вечные и бесконечно значимые. Любоваться их безупречностью можно было бы целую вечность, если бы только эта вечность не была такой невыносимой. Там, куда не ступала нога ни одного живого существа кроме Хогга и Илен, где они подолгу молились, на камнях светились мерцающим огнем невесть как и кем вырезанные письмена. Хогг остановился и присел на корточки. Светлые волосы падали на лицо, щекоча нос и закрывая решительные голубые глаза. Хогг вздохнул, вчитываясь в выученный наизусть текст.
   За каждым человеком - выбор. Каждый сам волен выбирать: быть сильным и идти к свету или скатываться во тьму. Ничто не происходит случайно: это лишь исполнение истинных желаний...
   Хогг поморщился. Он знал эти строки наизусть. Знал, трактовал по-разному, верил и молился. Вот только... Только что? Этого он и сам не знал.
   Сверху лились воды, вечные и монотонно шумящие. Они отрезали пятачок с валунами от другой части Города. Водопады и валуны походили на свой аналог при самом входе в Город, но их величие было несопоставимо. Хогг сглотнул, вставая. На прекрасном лице играли желваки, в холодных глазах полыхал синий огонь. Он явно что-то задумал. Осмотрелся вокруг, словно впервые разглядывая свою живую тюрьму. В глазах плеснуло отчаяние. А потом холодная решимость. Но тут тишину нарушили тихие шаги. За спиной Хогга возникла обнаженная прекрасная Илен, наклонила голову, и пышные волосы заструились по плечам, шелковистые и янтарные. Хогг обернулся, стараясь скрыть жестокую решимость во взгляде. Илен мелодично произнесла:
   - Что ты тут делаешь? Мы уже молились утром, - от ее голоса вода зажурчала звонче, а цветы заколыхались на тонких стебельках. Ветерок бережно и ласково играл с волосами Илен и смеясь, кружился вокруг ее ног. Хогг передернул плечами. Ему было неуютно и страшно, страшно, что Илен что-то заметит.
   - Я хотел почитать. Чтобы успокоится, - зачем-то добавил он, не глядя в глаза сестре. Илен положила руку ему на плечо, мягко улыбаясь, и от ее улыбки все осветилось мягким золотистым светом. Хогг заглянул в янтарные глаза, в которых танцевали лучики солнца, и захотел на миг поверить, что он ошибается. Где-то в душе затеплилась вера, заполняя возникшую в груди болезненную пустоту. Но Хогг одернул себя: слишком нелепо было бы опять поддаться на эту удочку. Он и так позволил обвести себя вокруг пальца. Если все это правда, если есть, кому верить, тогда почему м не дали знака?! Ни малейшего. Только эта ставшая ненавистной прекрасная тюрьма, бесконечно долгие дни и никакого проблеска надежды. Где гарантия, что все правильно? Кто сказал, что надо именно так? Да нет этого. И там нет ничего. Только холодная сосущая пустота, как у него в груди.
   - Что-нибудь не так, брат? - участливо спросила Илен, заглядывая ему в глаза. Хогг резко прижал сестру к себе, чтобы она не успела разглядеть выражение его глаз.
   - Ты когда-нибудь думала, зачем мы все это делаем? Зачем мы выполняем указания, высеченные на камнях? Зачем... судим? - помедлив, выпалил он. Илен отстранилась, в прекрасных янтарных глазах плеснулся испуг и удивление.
   - Так велел Создатель. Это наш долг, - уверенно ответила она, и Хогг горько и криво улыбнулся. Он не верил.
   Вскоре Илен ушла, оставив брата в одиночестве. Хогг подошел к камням, провел рукой по гладкой теплой поверхности камня. Замерцали буквы.
   - Если ты есть, дай мне знак! Просто дай мне знак! - сорвавшимся голосом попросил Хогг пустоту. В ответ только по-прежнему журчала вода, и смеялся серебристыми колокольчиками ветерок. Хогг сжал кулаки, запрокинув застывшее лицо к небу...
   На этот раз меня выкинуло из видения резко и неожиданно. Все тело тряхнуло, я моргнул, пытаясь привыкнуть к реальности, а Азот молча сидела напротив. Отдышавшись, я вздохнул:
   - Мне его жаль. Вместо веры - пустота. Все надежды рухнули, - Азот все так же молча кивнула, а потом ответила:
   - Я этого не чувствую. Только ты. Я показываю воспоминания из твоей памяти.
   Я замер с открытым ртом. Услышанное билось в голове, как муха настойчиво бьется о стекло. По спине противно промаршировали мурашки. Моя память?!
   - Я так понимаю, Хогг отдал тебе свою память. И свою жизнь, - тихо заключила яшинто, наклонив голову набок и изучающе глядя на меня. Этот немного птичий внимательный взгляд напомнил мне Вартрана. Но услышанное не желало укладываться в голове. Хогг?.. Да, я подозревал, что не сам убил его. Понимал, что это он последним усилием воли позволил мне это сделать. Но передать свою память и жизнь?
   - Я - посредник между тобой и Хоггом, Виктор. Я пришла тогда на Зов лишь для того, чтобы помочь тебе овладеть могуществом. Я жила в Шестом княжестве лишь для того, чтобы помочь тебе. Я вела тебя сюда ради этой встречи. Хогг давал мне указания. Но указания неясные, загадки и намеки. Я знала, что ты нужен ему в Пятом, но не знала, как это произойдет. А Вартран знал. Я клянусь, я не...
   Я с трудом встал, и, не обращая внимания на боль в ребрах, прижал Азот к себе. Она вцепилась пальцами мне в спину, спрятав лицо на груди. Плечи слегка подрагивали, но она не плакала. Не могла плакать.
   - Это мое последнее поручение, - вдруг тихо произнесла яшинто, отстраняясь. Лицо выражало решимость, но боль и усталость выдавали себя, тенями прячась в глазах. Я не понял, что эта фраза означала, и уточнил:
   - Ты больше не будешь помогать Хоггу?
   - Я перестану существовать, - просто ответила она, улыбнувшись. Мне стало плохо.
   - С чего ты взяла?! - почти закричал я, сжимая ее холодную руку. Азот вздохнула.
   - Знаю. Последнее, что я должна сделать: извлечь память Хогга. Ты будешь жить, Виктор. Долго. Ты не умрешь от пиявки, теперь ты можешь вбирать ее и не слабеть. Ты можешь жениться и жить с любимой. Зачать и родить детей. Ты будешь жить, Виктор. И ради этого стоит умереть, - все так же просто и спокойно сказала Азот. Она по-прежнему улыбалась. Странное дело, кто она мне? Яшинто, холодная, надменная. Но я не мог видеть эту ее печальную улыбку, совсем человеческую. Не мог, и все тут. Но против воли где-то внутри затеплилась эгоистичная радость. Значит, я буду жить! Мне стало противно от собственного эгоизма. Хорошо, что Аена давно не беседовала со мной, ее бы это огорчило.
   - Я прервалась, чтобы сказать это. Остался последний отрывок, который тебе нужно посмотреть. И... все.
   - Я не хочу смотреть, - отрезал я. Не хочу смотреть такой ценой, хотел я добавить. Но Азот неожиданно резко рванула меня за плечи, разворачивая к себе. Холодный взгляд вонзился в мою душу, и я ощутил, как против воли проваливаюсь назад, в пелену Города.
   ...Белый камень, гладкий и безупречный. И красные письмена. Приходилось писать собственной кровью, ибо больше было нечем. Писать собственные законы. Не законы даже. Так, размышления. Кружева спектров цветками складывались в пентаграмму. Интересно, что есть абсолютно белый? Всего лишь соединение всех цветов радуги. Если объединить их все, то получится то, откуда все они взялись. Создатель.
   Хогг втянул в легкие побольше воздуха. Неожиданное открытие заставило его вздрогнуть, ощущая непривычный жар внутри. Да, именно так! Он давно уже чертил планы. Давно пытался изобрести что-то, что объединило бы все, что привело бы к спасению. Хотел заполнить эту пустоту внутри, пустоту, подобную зияющей ране. И вот оно, решение! Простейшее, гениальнейшее! Всего-то объединить...
   Он наклонился к озерцу, куда стекали струи воды из водопадов. Зачерпнул прохладной прозрачной воды, плеснул на лицо. На миг в озерной глади отразилось его лицо. Только отражение вдруг поплыло, а вокруг наступила тишина. Небо над головой было непривычно розоватым, гнетуще-розоватым. А ветер тоскливо скользил по траве. И что-то тревожное маячило в воздухе, что-то такое, чего отродясь не было в Городе. И вообще нигде. Страх сковал Хогга, но он продолжал смотреть на постепенно меняющее черты отражение. А оно искажалось, становясь все омерзительнее и страннее. Вода потемнела, потемнело и небо вокруг, воздух словно бы сгустился. Пылал только белый камень. Хогг не отступал, он ждал. А потом понял, что ждать нечего: нужно действовать. Он хочет как лучше. Странно все, конечно, но это просто Город не понимает его. Никто его не понимает, а он лишь хочет спасти всех, хочет дать им то, во что они верили. Напрасно, как оказалось.
   Он встал, сжав челюсти. Тьма вокруг сгущалась, но Хогг не обращал внимания. Он провел рукой по воздуху, вспоминая забытые за целую вечность ощущения созидания. Замелькали цвета, сливаясь в одну большую карусель. Они бешено вертелись вокруг Хогга, а он лепил из них нечто. Он верил, что это к лучшему. А лепестки света сплетались в одно. И наконец последний штрих... Все ухнуло куда-то в пустоту. Замигали насмешливо блуждающие огоньки, полетел куда-то перевернувшийся мир. А вылепленный Хоггом абсолютный свет рассмеялся черной беззубой пастью, гулким эхом застонал Город.
   - Это не... - начал было Хогг. И дико взвыл, когда абсолютная чернота пронзила его тело насквозь. Выгнувшись дугой, он нечеловечески заорал, а созданное им нечто рванулось прочь, проходя сквозь Город. Это была абсолютная тьма.
   Застонав, Хогг опустился на чернеющую траву, вцепился в нее сведенными судорогой пальцами. Из-под ногтей текла кровь...
   ...Я выпал из видения. Просто выпал, почувствовав, как ослабла гипнотическая сила взгляда Азот. И тут же качнулся к ней, хотя перед глазами еще маячило распростертое на траве тело Хогга, сквозь которое сотней жалящих стрел проносилась тьма. Нет сомнений, она вырвалась из Города. Так было создано зло в безупречном мире. Зло родилось там, где не было веры. И теперь я понимал, почему Хогг ждал помощи именно от меня. Я был похож на него. Я тоже хотел как лучше. И я помог тьме стать целым и страшным оружием. Хогг создавал бога, а я создавал правосудие. Теперь я знал, где сердце пиявки. И от этого знания мне стало тошно, и меня бы вывернуло наизнанку, если бы не пустой желудок. Тьма концентрировалась в моем Венце Правосудия. И еще я понял, как она заражала людей. Зло просачивалось в каждого по чуть-чуть, но абсолютный свет побеждал. А отлученный от вечности человек становился пустым сосудом. Где нет веры, там есть пустота. А пустота заполняется тьмой. Вот она, самая страшная моя ошибка...
   - Вот и все. - Эти тихие слова прервали мои размышления. Я взял себя в руки и тут же подхватил слабеющую Азот. Тихий стон сорвался с ее окончательно посиневших губ. Она посмотрела на меня пронзительно-синими глазами, и вдруг нежно провела слабеющей рукой по моей щеке. Я вздрогнул от ее прикосновения. В груди рвались рыдания, я смотрел прямо в ставшие почти человеческими глаза.
   - Ты... понял? Что делать?.. - шепотом спросила Азот. Голос ее не слушался. Я молча кивнул. На синих губах заиграла улыбка.
   - У тебя все получится... - тихо сказала яшинто. И вдруг из ее глаз потекли слезы. Я машинально смахнул прозрачные соленые капли с бледных щек, а потом удивленно распахнул глаза. Яшинто плакала. Слезы все катились, крупные, прозрачные. Синеватые отблески отражались в этих каплях, а бледная кожа словно бы светилась.
   - Ты плачешь, - ошарашено констатировал я. Азот не отвечала. Она только крепче сжимала мою руку. А лицо тем временем меняло цвет. Заиграли розовые краски на щеках, лишились гипнотической силы глаза. Она менялась. Я смотрел на это чудо, продолжая обнимать ее, а яшинто вдруг рассмеялась. Звонко, чисто, совсем по-человечески. И вдруг сильным движением прильнула ко мне. И сказала:
   - Я плачу...
  
  
   Глава 23.
   Ответы.
  
   - Пустите. Я все равно пойду, - знакомый голос за невидимой дверью. Я слышал его как сквозь глухую завесу. Но в замерцавшем дверном проеме метнулась тень, и я разглядел худощавую фигуру. Бледное заострившееся лицо выглядело синим и треугольным в фосфоресцирующем сиянии светильников. Я сразу не понял, кто это, лицо показалось мне смутно знакомым, не более того. Юноша посмотрел на бессильно лежащую в моих объятиях Азот и тихо спросил:
   - Все?.. - я выдержал внимательный взгляд больших странно-умных глаз и поспешил успокоить:
   - Она жива. Лаурон... - начал было я, но мой брат едва не сшиб меня, бросаясь к яшинто. Яшинто ли?..
   Лаурон с громким стуком бухнулся на колени, сжав обеими руками лицо Азот. Я смотрел на него и не узнавал. Дело было не в том, что он еще похудел и даже не в отросших ниже плеч волосах и жидкой бородке, нелепо смотрящейся на молодом лице. Удивляло что-то внутри. Я представлял себе своего брата язвительно-истеричным избалованным мальчишкой, а это был умный решительный мужчина. Хотя сложно судить по мимолетному взгляду. И я помог Лаурону поднять Азот и перенести ее на кровать, еще теплую от тепла моего тела. Меня тут же одолела слабость, и я присел рядом. Лаурон уселся у ног яшинто, сжимая ледяную руку и сосредоточенно вглядываясь в черты ее лица. Я тоже смотрел на свою подругу, не узнавая ее. Кожа розовела, загорался румянец, и теплели руки. Я не понимал, что происходит, но улыбался. Она будет жить, и это главное. Вот только не как яшинто.
   - В этом есть какая-то горькая ирония, ты не находишь? Она считала людей жалкими существами, а в итоге сама стала такой же, как мы, - вдруг усмехнулся Лаурон. Я продолжал лыбиться, как идиот, но при этих словах брата бросил на него внимательный взгляд. По-прежнему сжимая теплеющую руку Азот, он тоже посмотрел на меня и добавил:
   - Ну вот, теперь ты достаточно красив, чтобы быть моим братом. А то даже обидно как-то было. - Острое заросшее лицо кривилось в ехидной усмешке. А в глазах плясали черти. Но это был поверхностный слой: если копнуть глубже, там светилось обычное человеческое счастье и облегчение. Я неожиданно обнял брата, и почувствовал, как он в ответ сжимает меня в объятиях и стучит по спине. Хорошо еще, что это не Теодуш, а всего лишь худой парнишка, иначе я был бы уже задушен. Я вырвался из братских объятий и, вглядываясь в его лицо, спросил:
   - Ты что-то знал? И вообще, кто ты? - вдруг задал я нелепейший для стороннего наблюдателя вопрос. Но ведь и правда, кто этот человек? Я знал лишь сумасшедшего мальчишку, зависящего от жуткого вещества. Этот человек был мне незнаком.
   - Лаурон, сын князя, ныне И.О. Шестого Княжества, брат покойного последнего царя Виктора. Очень приятно познакомиться, - язвительно склонив голову набок, мой брат протянул мне руку для обычного в таких случаях приветствия. Я пожал ее, поддерживая игру, а потом резко спросил:
   - Что ты знал, Лаурон? - ответ меня не особо удивил:
   - Больше, чем знаешь ты, Вик.
   - А конкретнее? - напирал я. Лаурон улыбнулся, неприятно так, как улыбаются нетерпеливым детишкам.
   - Я не хочу вести этот разговор возле лежащей без сознания яшинто, ставшей человеком пару минут назад. Смотри, у нее глаза как будто стали меньше... - задумчиво протянул Лаурон, вглядываясь в изменения, происходящие с телом подруги. Мне, признаться, было жаль огромных, как блюдца, кристально-синих глаз, но я радовался, что их жуткая сила уже не коснется ни одного живого существа. Сколько всего мне предстоит... Сколько серьезных диалогов, сколько всего нужно выяснить, прояснить, разложить по полочкам. Радует одно: я точно знаю, что я должен сделать.
   - И что же? - тихо вклинился в мои мысли голос Аены. Я улыбнулся и решительно ответил:
   - Идти в центр Аркуса, туда, откуда все начиналось. Идти и уничтожить собственное творение.
   - Малыш, ты молодец. Ты сильнее, чем я думала...
   - Я жива, я так понимаю? - метко заметила Азот, открывая глаза. Лаурон прижался губами к ее руке, и я с удивлением заметил, как трясутся его худые плечи. Но когда он поднял лицо, оно было почти спокойным, а на губах играла саркастическая улыбка. Только вот губы предательски дрожали.
   - Боюсь, ты бы предпочла умереть, - заметил я, переглядываясь с Лауроном. Тот совершенно по-детски прыснул, и я ответил ему широкой улыбкой. Мы были счастливы, что Азот жива, и это еще больше нас объединяло. И я начал верить, что у меня появился брат.
   - В каком смысле? - холодным, как лед, голосом осведомилась моя подруга. Я радостно смотрел на нее и глупо улыбался. А Лаурон ответил:
   - В том смысле, что теперь нам придется быть осторожнее. Ну или воспитывать общих детей, - подмигнув, заявил он. А я с любопытством следил за тем, как меняется и без того незнакомое лицо бывшей яшинто. Но вот во вполне человеческих синих глазах загорелись знакомые ледяные огни, от которых стыла кровь. На удивление быстро для человека она метнулась к Лаурону, вцепившись ему в шею, но мой братец только прижался губами к ее губам. И, что удивительно, на этот раз Азот не смогла вырваться. Я только вздохнул: тщетно постучав по спине брата, Азот покорно опустилась на мою уютную постель под весом Лаурона. Я был здесь лишним. И, признаться, меня это даже радовало. Хорошо, когда все хорошо. Даже если не у тебя. А впрочем, меня ждет такое же счастье. Только его еще надо заслужить. Доделать дела и... сердце сладостно екнуло, да, признаюсь, и не только сердце. За спиной на пол с глухим стуком упал какой-то элемент обмундирования яшинто, и я посочувствовал Лаурону: снимать все это хозяйство наверняка нелегко. И тут же поспешил ретироваться.
   Перед дверью я на миг застыл в нерешительности. Причина проста: двери как таковой не наблюдалось. Чтобы пройти сквозь замерцавшую синими искрами стену мне понадобилось набраться решимости. И я успел услышать тихий стон Азот и слова:
   - Я счастлива...
   - И я, льдинка. Наконец-то ты отогрелась, - смех в голосе Лаурона не был язвительным. И я тоже улыбнулся, ступая в ставшую прозрачной пустоту. И через секунду уже задыхался от холода, заполнившего меня. Я не мог дышать, глотая ледяной воздух, а вокруг белели бескрайние снега, светились в огнях д'афатонито заснеженные дома и сверкали д'амондобито. Надо же быть таким дураком, чтобы выйти на мороз в одной сорочке! Спасибо, что хоть не нагишом... Теперь ведь и назад не вернуться! На мои дрожащие плечи опустилось нечто тяжелое и шерстяное. Я вцепился в загрубевшую на морозе шубу посиневшими пальцами и закутался в нее. Силна стояла рядом, тревожно разглядывая меня. Надо же, стояла тут, на морозе, ждала, пока я соизволю выйти! Так странно переплетаются в этой девушке гордость и самопожертвование...
   - Спасибо, милая, - стуча зубами, выговорил я. Силна подошла ко мне и вдруг прижалась щекой к моему плечу. На слегка посиневших от холода губах блуждала улыбка.
   - Я так рада, что все хорошо. Эта яшинто тоже жива, да ведь? - уточнила Силна, заглядывая мне в глаза. Зеленые озера, в которых плещутся золотые рыбки и пляшут солнечные зайчики... Я молча кивнул, заворожено глядя в ее глаза. Силна вдруг понимающе улыбнулась, и мне стало неловко. Я поспешно отвернулся и заговорил:
   - Что произошло, когда нас нашли? Мы здесь пленники или как? - я прекрасно знал ответы на эти нелепые вопросы, но перевести разговор было просто необходимо. Иначе... не знаю я, что иначе. Ощущал я себя, как мальчишка...
   - Вы умирали. Нас нашли яшинто и на носилках притащили сюда. Я очнулась, думала, вы умрете. Вы такой страшный были, даже не представляете... после такого никто не выживает. А потом сам Вартран собрался вас лечить. Я стояла у входа в хижину. Вы так кричали... Мне снилось это потом. В кошмарах, - тихо добавила девушка, крепче сжимая мою руку. Я только с благодарностью вздохнул. Бедная девочка, столько всего пережила, а сама думала обо мне! Мне отчего-то стало очень хорошо. И захотелось пережить все заново. Только чтобы ощущать на себе взгляд заботливых зеленых глаз.
   - Но я же выжил. Теперь все будет хорошо, - сжимая теплую ладошку в ответ, пообещал я. И сам поверил. Да уж, врать не буду. Не имею на это право, хватит лжи за всю мою жизнь! Теперь придется выполнять обещание. Все во мне ликовало. Я верил, что все будет хорошо, я знал это. Осталось совсем чуть-чуть напрячься, и... И счастье.
   - Я вас теперь не отпущу, - безапелляционно заявила юная врачевательница, заглядывая мне в глаза. Яшинто проходили мимо нас, сверля меня недоверчивыми взглядами. Некоторые кланялись, некоторые просто проходили мимо. И все определенно были чем-то заняты. Жизнь шла своим чередом, пусть и такая странная для меня. И я, улыбнувшись, ответил:
   - Я сам тебя не отпущу. Никогда, - глаза напротив просияли, словно в глубине зажглись крошечные светлячки. И тут же блеснули бесенята, и я услышал:
   - Тогда идем вдвоем. Когда выходим? - а вот этого я не ожидал. Нет, она должна ждать меня, как любая порядочная девушка! Вот только где? У яшинто? Придется согласиться. И не могу сказать, чтобы этот факт меня сколько-нибудь огорчал.
   - Скоро. Надо спешить. А все-таки, что говорили тебе яшинто? И Лаурон? - попытался я выяснить интересующие меня вопросы. Силна хмыкнула, закатила глаза и начала рассказывать:
   - Был какой-то план. Вартран этот сволочь! Он не собирался казнить ни Азот, которая еще и его дочь к тому же, ни Лаурона. Ему нужно было, чтобы ты встретился с Хоггом. Я когда узнала, я на него наорала. Думала, он меня убьет. А он посмеялся и говорит: "За все нужно платить. Виктор еще будет мне благодарен". Я сама его чуть не убила. Вот скотина, а! - гневно выплюнула Силна. А я только улыбнулся - я и правда был благодарен Вартрану. Как это ни нелепо, но я совершенно искренне испытывал благодарность. Силна укоризненно посмотрела на меня: мол, что я улыбаюсь. Я приобнял ее за плечи и жизнеутверждающе пообещал:
   - Мы со всем разберемся. Пожалуй, надо сходить к Вартрану, - Силну передернуло. Она подняла на меня потемневшие глаза и умоляюще предложила:
   - Может, ну его? Вы же только-только на ноги встали, еще обморожение схватите, или осложнение, знаю я...
   - Я уже достаточно долго провалялся в бессознательном и беспомощном состоянии. Поверь, чем быстрее мы сделаем то, что должны, тем больше шансов выжить. - Я осознал, что сказал только после того, как сказал. Во-первых должен я, а не мы, а во-вторых... Незачем было пугать девочку. Хотя Силна, похоже, Вартрана боялась больше, чем смерти. По крайней мере, в реальности первого она не сомневалась.
   Так, кутаясь в шубу и опираясь о хрупкое женское плечо, я доковылял до странного вида сооружения. Странно, как это я раньше не обратил внимания на сей объект: посреди ледяного поля высился закругленный ледяной шатер. Вокруг него сгруппировались изваяния, еще не до конца застывшие и прекрасные в своей натуралистичности. Я бы восхитился, но узнал лицо Джут. Заледеневшее в смертельном покое оно было прекрасно, но мурашки маршировали по телу от этой красоты. Да, скульптур явно стало больше. Я начинал узнавать это место - именно здесь проводился суд над Азот и Лауроном, разве что ледяной шатер возник, как по мановению палочки. Не вдаваясь в подробности, я двинулся вперед, ловя себя на том, что задерживаю дыхание, проходя возле фигур. Мертвые глаза, отделенные от меня одним лишь тонким слоем льда сверлили насквозь. Я не боялся смерти и, тем более, трупов. Хотя, чего уж скрывать, боялся. Но прекрасные трупы пугали куда больше, нежели смрадные полуразложившиеся тела. И входить в ледяной дворец, охраняемый мертвыми стражами, мне отнюдь не хотелось. Но я вошел. Силна шла рядом, ее громкое горячее дыхание ощущалось в районе шеи, а руки впились в мою шубу. Но она шла молча. А вокруг было пусто, как будто мы отмеривали гулкими шагами коридоры музея. Небо было темным, а всполохи сияния только высвечивали белые лица. Только наши шаги в тишине... И я начал считать, что идти сейчас к Вартрану было глупой затеей. Но отступать сейчас, в присутствии девушки, я не мог. Поэтому, задержавшись у входа в шатер без дверей и ощущая спиной пристальные взгляды мертвых глаз, я сделал шаг. Привычное сияние заискрилось у ног, вспыхнув холодно-белым огненным шлейфом, и впустило меня внутрь. Тут же промелькнула мысль: зачем я позволил Силне войти со мной?! Но оглядываться на нее я не стал. А глазам моим предстало весьма странное зрелище. Все помещение изнутри было наполнено таким же мертвенно-белым свечением, как хижина, в которой находился я. Но этот свет был ярче, а комната больше. И в ней тоже были колонны: такие же, как те, у входа. Некогда бывшие живыми. Они стояли широким полукругом, обрамляя центр. А в центре стоял обычный стол, разве что вырезанный из цельного куска льда. А за столом, напомнившем мне отчего-то стол в зале заседаний в царской палате сидел Вартран. И опять его жуткий птичий взгляд и усмешка тонких губ! Подле него сидели приближенные яшинто, лица которых я видел впервые.
   - Пришел в себя? - осведомился Вартран, и от этой его усмешки я ощутил себя маленьким растрепанным мальчишкой, стоящим перед важными дядями. Но я поднял голову и улыбнулся в ответ:
   - Да. И готов выслушать все, что должен.
   - Должен кому? И зачем ты таскаешь за собой всюду эту девочку? - сверля меня взглядом, спросил Вартран. Я сжал дернувшуюся было руку Силны, впиваясь отросшими ногтями в кожу, чтобы она не успела что-нибудь ляпнуть.
   - Должен Хоггу. А остальное вас не касается, - как можно спокойнее произнес я. И заглянул по очереди им всем в глаза, остановившись на Вартране. Тот посмотрел на меня с неожиданным уважением. И произнес:
   - Ты молодец. Мы не ошиблись, ты чего-то да стоишь. Что ты хочешь услышать? Тебе же уже все известно. - Я невольно потупился. И правда, известно, вот только необходимо, чтобы все разложили по полочкам. Чтобы проще было идти в опасную дорогу.
   - Вы - отец Азот? И тем не менее чуть не казнили ее? - я лукавил. Я знал ответ, и знал, что казнь бы в любом случае не состоялась. Вартран понял это и усмехнулся.
   - Я не собирался казнить свою дочь только оттого, что это было не нужно. Она лишь выполняла задание. Пиявку она не высвобождала, она пришла с Хоггом. Все было подстроено. Подстроено для того, чтобы Хогг убедился в твоих способностях. Только она и сама не знала еще о том, что все так и должно быть. Моя умная девочка действовала исключительно в интересах Хогга. Он связывался с ней, но не объяснял ничего. Я же, как умудренный опытом, расшифровывал послания Хогга, которые Азот мне пересказывала. А что она не говорила, я читал в ее мыслях. Хогг хотел убедиться, насколько твой дар способен помочь миру. Он не мог отдать свою жизнь кому попало. И не упрекай меня, мальчик. Не тебе судить меня. Да, я привык распоряжаться чужими жизнями. Но не ради забавы, а исключительно ради общего дела. Ты и сам...
   Я разглядывал бледные нечеловеческие лица яшинто. Не все понимали, о чем мы говорим, но враждебность читалась на всех без исключения лицах. С легкой примесью страха, что не могло не радовать. Силна привычно сопела рядом, и мне не было страшно. Я знал, что меня не тронут. Поэтому позволил себе закрыть на секунду глаза. В темноте слышалось горячее дыхание Силны и тихое, почти беззвучное дыхание яшинто. Вдох-выдох, как будто заморозка отходит. Вдох-выдох...
   - Вы оправдываетесь, Вартран. Передо мной. Почему? Кто я вам? Жалкий человечишка. Но вы оправдываетесь. Я отвечу, почему я лучше вас: я не смог бы издеваться над родной дочерью. Но я человек. Только вы ведь все равно оправдываетесь. Потому что, какой бы благой ни была цель, мы не вправе решать за других людей. Кем бы мы ни были, - я распахнул глаза, посмотрев прямо в глаза Вартрану. Яшинто, окружавшие его, поднялись. Я ощущал на себе их гневные взгляды. Они готовы были растерзать меня, выпить до капли за неслыханную дерзость. Но я только грустно улыбнулся. Силна вцепилась в мою руку так, что стало больно. Я наклонился и шепнул ей: "Уйди отсюда, милая. Тебе тут не место". Силна вспыхнула и быстро пошла прочь, прямая спина должна была означать праведный гнев. Я только улыбнулся и посмотрел на Вартрана. Он жестом попросил свою свиту удалиться, наткнувшись на непонимающие взгляды синих глаз. Но ослушаться Вартрана они не смели. Что-то прошипев, они удалились, и у меня зарябило в глазах от ярких всполохов проходной "двери".
   Когда мы остались одни, Вартран вдруг как-то резко постарел. Белоснежная прозрачная кожа больше, чем раньше, отливала в синеватый, а в жутких глазах читалась усталость. Он вдруг скрипучим старческим голосом сказал:
   - Ты прав, если рассуждать как человек. Ты бессмертен. Ты можешь спасти свою душу и попасть туда, куда нет хода нам. У нас только один спектр в ауре и нет права выбора. И чем старее я становлюсь, тем мне страшнее. Я бы перенес любые муки, лишь бы обрести бессмертие там, я умер бы, я... Забудь, - вдруг резко оборвал свою речь Вартран. Мне стало искренне жаль его, и я, не соображая толком, зачем, подошел к нему и стиснул руку. Вартран невольно поморщился, но руку не отдернул. А потом прежним, сухим надтреснутым голосом продолжил.
   - Хогг давно выбрал тебя своим помощником. Та сила, которую ты получил в Городе - сила, зараженная пиявкой. Азот пришла на зов, зов Хогга. Пришла, чтобы спасти тебя от этой заразы, она научила тебя отделять пиявку от себя. Иначе ты бы тоже был заражен. Та война была войной не добра и зла, как все мы считали. Это Илен пыталась остановить пиявку, заразившую Хогга и его источник. Потому темные спектры и были темными, и несли в себе зло, что были заражены. Илен же пыталась спасти брата, но он, обезумев, открыл источники, и тогда и ей пришлось действовать. Так и сложилась легенда о войне света и тьмы. А тьмы нет, тьма - лишь отсутствие света... - я неожиданно ярко вспомнил храм, стоявший в Городе. Половина Хогга была окутана мерзкой дымкой, и только синий огонек искрился чистым холодным светом. Что ж, многое вставало на свои места. Я подался вперед, жадно слушая, и потребовал:
   - Дальше?..
   - Дальше Азот ждала, пока ты очнешься, она знала от Хогга, что ты восстанешь через восемь лет. Ее задачей было привести тебя на свою родину, зачем - она не знала. Хогг имеет дурное свойство говорить загадками, которые разгадываю только я, - в этой, казалось бы, хвастливой фразе не было и тени надменности. Скорее грусть. И насмешка, горькая насмешка.
   - А кто меня похоронил и наложил чары? - последний кусок головоломки никак не желал вставать на место. Вартран искренне ответил:
   - Не знаю. Этот вопрос меня не волнует. Я выполнил свою задачу, - устало завершил яшинто.
   Я задумчиво смотрел на светильники. Свет излучали небольшие чаши, в которых светилась густая голубоватая жидкость, словно в ней плавали сотни светлячков. Такие чаши были расставлены по всему периметру шатра. А бледные лица скульптур смотрели на меня печально и задумчиво. Тонкие фигуры, покрытые слоем тончайшего льда. Бессмертие, или... вечная смерть? Неужели это все, что им остается? Мне было жаль их всех. И в то же время я впервые со всей остротой ощутил все величие данного мне дара. Дара, который я едва не растратил понапрасну.
   - Азот стала человеком, - почему-то полушепотом произнес я. Вартран вскинул на меня больные старые глаза. Я не видел в них мудрости: только боль. Но тут же он справился с собой и тихо сказал, не глядя на меня:
   - Ты узнал от меня все, что хотел. Увы, больше я ничего не могу сказать. Тебе нужно как можно скорее покинуть Пятое Княжество. Время не ждет, да и мы тебе не рады, Повелитель, - с ядовитой насмешкой добавил вдруг яшинто, и я невольно вскрикнул, потому что когтистые пальцы впились в мою руку, оставив кровавые полукружья на коже. Я молча поклонился и, уже выходя, вдруг добавил:
   - А я благодарен вам. За то, что помогли мне узнать, наконец, что нужно делать. И стать сильнее и мудрее. Если кому и стоит на вас злится, так это Азот, но и она должна быть благодарна - она получила бессмертие души. Разве что Лаурон... но он избавился от пиявки. Спасибо вам, Вартран, - закончил я, ступая ногой в сияющую пыль. Я не увидел его лица, вихрь снежной искрящейся крупы окутал меня с ног до головы. И вот уже я стоял на улице, задыхаясь от морозного воздуха, как от удара под дых.
  
   Выехали мы на рассвете. Лаурон, Силна и Азот пошли со мной. Яшинто доставили нас до станции, лично переговорили с человеком, управляющим этой жуткой махиной, и нам выделили два купе: для меня с Лауроном и Силны с Азот.
   Я стоял в тамбуре у окна в нутре железного зверя и заворожено смотрел, как клубится белый туман, взмывая ввысь, словно песок в торнадо. И эта белоснежная мгла закрывала собой все окно, а фигуры яшинто на пустой платформе становились крошечными. Полыхало вдали над вершиной неприступной скалы д'Афатонито, горели белым огнем ледяные склоны, уютно дымились печки в редких человеческих домах где-то в стороне. Силна стояла рядом со мной, тоже глядя вдаль, а по щекам текли слезы. Наверное, девушка думала об умершем учителе. А может, о том страшном, что пришлось пережить. Как бы то ни было, лицо было спокойным, только дрожали губы и капали слезы. Потрескавшиеся от мороза руки вцепились в перильца у окна. Поезд дергался и трясся, но я привык. Я мысленно прощался с прекрасным гордым краем, с холодными яшинто, обожествляющими смерть. Прощался с Хоггом, которого я так и не узнал, но в то же время понимал его лучше, чем кого бы то ни было. Я знал, куда еду, и невольно улыбался. Как же это прекрасно - знать, куда и зачем идешь. И, главное, ради чего.
   - Мы едем в Центр? - даже не вытирая слез, спросила Силна. Я сам осторожно смахнул слезинки с ее щек и ответил:
   - Да. Только то, что я должен сделать, я сделаю один. Это только мое задание, а ты жди. Жди, и все будет хорошо, я обещаю, - твердо сказал я, глядя ей в глаза. Силна криво улыбнулась, и из глаз опять хлынули слезы.
   - Я всегда всех ждала. Ждала Дориса, но он предал меня - он умер. Потом я ждала вас. Но вы тоже умерли. Потом я ждала Лефрема. И теперь я только-только вас нашла, и вы предлагаете мне опять ждать?! Там, в Центре, И.О. княгиня Зефира. Та самая. Вы же любили ее? Там смерть... Я не хочу вас делить с ними! Не хочу! - вдруг закричала Силна, вцепляясь в ворот моей рубашки. И вдруг прижалась ко мне, всхлипывая. Я ощущал ее горячее, вздрагивающее от рыданий тело совсем близко, сильные руки, сомкнувшиеся на вороте рубашки. Я обнял Силну за трясущиеся плечи и сжал крепко-крепко. Сердце забилось чаще, и перед глазами все поплыло куда-то. Захотелось раствориться в ней, ощутить себя с ней одним целым, только бы ни на миг, быть ближе каждой клеточкой тела, всей душой... Я зарылся лицом в копну рыжих волос. От девушки пахло потом, да и от меня здорово несло: мыться в таких условиях было невозможно. Но даже запах пота был каким-то родным. И я чувствовал, что мне хорошо и уютно, когда Силна вот так вот замирает в моих объятиях. Больше всего хотелось позволить себе... Впрочем, я бы все равно этого не сделал. Да и Силна отстранилась, посмотрела мне в глаза и всхлипнула. Веки распухли, и глаза превратились в щелки, но лицо все равно было прекрасным. Я приблизил ее к себе и твердо сказал:
   - Мы всегда будем вместе. Я обещаю. Я не уйду и не умру. Просто я не должен отвлекаться. То, что я должен сделать, очень важно, и... - меня нагло перебили:
   - Отвлекаться?! А разве не это помогало тебе жить? Жить как человеку, а не как... - она не договорила, сунув мне под нос вынутый из-за пазухи помятый листок. Я совсем забыл о нем! Получается, когда я умирал, она забрала рисунок... Стыд опалил меня. Силна ведь права. Именно она помогала мне оставаться человеком, несмотря на все мои блуждания впотьмах. Ее рисунок был мне путеводным лучом. Если бы не он, я бы... Да, впрочем, не важно! Я совершаю сейчас ошибку. Когда-то я отверг Зефиру, но Силне со мной по пути.
   - Прости. Ты права, милая. Мы больше не расстанемся никогда, - уверенно сказал я. А Силна вдруг прильнула ко мне, и я ощутил ее губы на своих губах. И опять все поплыло куда-то, закружилось в бешеном вихре, только бешено стучало сердце. Впрочем, физиологические изменения, происходящие с организмом, были мне не внове. А вот ощущение уюта и спокойствия, умиротворения и тихой, светлой радости, словно все так и должно быть, я испытывал впервые. Я с сожалением оторвался от Силны и, сжав ее руку, тихо сказал:
   - Спокойной ночи, милая. Тебе еще успокаивать Азот, она сегодня сама не своя.
   Силна молча кивнула, а глаза сияли, как изумруды. Я пошел к Лаурону. Мне было хорошо, я знал, что впереди почти неделя мирных разговоров с братом в тряском поезде, обеды в вагоне-ресторане и живительное общение с Силной. Азот я предпочитал избегать: последние дни она стала нервной. Видимо, бытность человеком так угнетала ее. Глупая, она не знала еще, какое счастье обрела...

***

   Я вздохнул, перевел взгляд на соседнюю лавку. Лаурон умудрился развалиться на узкой, прикрученной к трясущемуся полу кушетке, смяв простыню и свесив босые ноги. Копна отросших волос была скрыта нахлобученной сверху подушкой. Солнечные лучи играли по купе, щекоча мне нос. Я еще немного посмотрел на брата, всхрапывающего и изредка дергающего ногой в такт толчкам поезда. Этим утром мы прибывали в Центральное Княжество, а это означало конец пути. Во всех смыслах. И от этого неприятно холодела спина. С одной стороны, я хотел приехать в до боли знакомый дворец, упасть на мягкую шелковую постель, увидеть старых знакомых. А с другой - не хотелось видеть, что стало по моей вине с миром. В поезде ехали несколько чиновников, и я пытался расспросить их, но они ничего толкового не отвечали. В целом картина была печальной: омерзительные кровавые пиршества, подобные тем, что я имел несчастье видеть в деревне, происходили то там, то тут, все чаще. А что касается Центра, все было слишком мутно, как покрывшаяся жирной пленкой гладь озера, за которой нельзя рассмотреть ничего. Я тряхнул головой, выгоняя прилипчивые мысли. Наклонился к босой пятке Лаурона и провел ногтями по загрубевшей, покрытой мозолями коже. Брат резко дернул ногой, едва не заехав мне по лицу, и вскочил. На меня тут же посыпался град ругательств. А потом прямо мне в лицо полетела подушка. Я успел увернуться, и подушка с глухим стуком врезалась в стену, сбив прибитую к стене картину. Я оценил силу удара и, согнувшись, резко выстрелил ногой в грудь Лаурону. Тот опрокинулся на спину, но тут же вскочил и, сосредоточенно и недовольно хмурясь, почти без замаха ударил меня в живот. Точнее замах был, только молниеносный. Я успел перехватить руку только потому, что поезд дернулся, и Лаурона толкнуло назад. Я вывернул запястье, но меня тут же повалили, ловко подставив подножку. Мы покатились по полу, пока я не подмял Лаурона, применив удушающий захват. Полузадушенный Лаурон вдруг рассмеялся, и я полетел через голову, подброшенный сильным и точным ударом ног. Отдышавшись, мы посмотрели друг на друга. Я рассмеялся, а брат с надутым видом уселся на полу.
   - С добрым утром, - радостно заметил я, смеясь еще громче с надутого и недовольного лица брата. Лаурон хмыкнул:
   - Ты точно старше меня? И вроде как умнее? - ядовитый прищур. Меня охватил приступ острой нежности. Странно, сейчас я узнавал в этом хмуром язвительном парне своего брата, и мне было хорошо.
   - Это как посчитать. Моя биография имеет некоторые, как бы точнее выразиться... Ммм... недосказанности, - промычал я, откусывая яблоко, валяющееся со вчерашнего вечера на столе. Силна притащила из вагона-ресторана, куда я не удосужился вчера пойти, оставив себя без обеда. Желудок громко протестовал. Да и вообще, хотелось уже помыться в горячей ванне... Хогг, я совсем отвык от роскоши!
   - Интересно, можно ли использовать имя Хогга как ругательство? - вслух поинтересовался я. Лаурон, зашнуровывая сапог, пробурчал:
   - Лично я бы использовал как ругательство имя Виктор. Хогг лично мне ничего плохого не сделал, зато Виктор... - я вздрогнул. Конечно, Лаурон имел в виду, что я разбудил его, да еще и таким весьма неприятным образом. Вот только он прав. Я сотворил больше зла, чем Хогг. И мне страшно смотреть, во что превратилось Центральное Княжество. Потому что все это - дело моих рук. Чтобы отвлечься, я спросил:
   - Азот к себе подступиться не дает? - Лаурон скорчил недовольную мину и резко дернул шнуровку сапога, чуть не оторвав ее.
   - Да кто ее знает! Ее вообще не поймешь. Приношу ей вчера воды со льдом, а она мне в лицо вылила и потребовала горячего вина со специями. Вот что значит человеком стала - раз, и стерва готова, - пробурчал Лаурон. Я хихикнул: Азот по этим рассказам узнать было невозможно. Всю эту неделю я ее почти не видел, а разговаривать со мной бывшая яшинто не желала. Навязываться я не мог, потому что Силна не пускала меня в их купе. Приходилось обходиться без общества прекрасной синеокой подруги. Впрочем, меня этот факт не сильно огорчал.
   Поезд дернулся и с оглушительным свистом затормозил. За окном тянулась широкая платформа, с тающим на весеннем солнце снегом, сбившимся островками. Сновали туда-сюда люди, виднелись шпили замков. Родной Центр, милый дом! Сердце екнуло и остановилось. В купе вбежала Силна. Рыжие волосы гладко причесаны, насколько это возможно для копны непослушных кудряшек.
   - Мы приехали! - радостно объявила она. За ее спиной высилась мрачная фигура Азот. Я встал и двинулся к выходу, подхватив мешки с провизией, которой нас одарили в поезде по просьбе яшинто. Я забросил за плечи мешок с теплыми шубами, оставшись в залатанной рубашке и легком протертом плаще, принадлежавшем когда-то Лаурону. Азот выглядела почти такой же бледной, как и в бытности своей яшинто. Синие глаза были полны злости и еще чего-то.
   - Ты как? - коротко спросил я, не зная, что еще сказать. Лаурон возник рядом, озабоченно вглядываясь в лицо Азот. Она только мотнула волосами и заявила:
   - Не стойте в проходе, нам выходить надо, - и быстрым шагом пошла к выходу через длинные коридоры. И на полпути взвыла: "Мне плохо!". Мы с Лауроном недоуменно переглянулись, причем братец издал возглас: "Ох уж эти бабы!", и, пожав плечами, пошел к выходу. Силна мягко придержала меня за руку и посмотрела в мои глаза своими, сияющими в полумраке коридора, как два изумруда.
   - У Азот будет маленький. Только не говори никому, - доверительным шепотом сообщила Силна, сияя, как первые, искрящиеся на солнце ручейки. Я схватил ее за руку, не в силах поверить. И глупо заорал: "Азот беременна?!". Силна резко ударила меня кулачком в живот, и я задохнулся от неожиданности. Я воровато оглянулся: не слышал ли Лаурон. Но они с Азот уже вышли на перрон. Что ж, и отлично.
   - А почему она не сказала Лаурону? - спросил я. Силна тихо рассмеялась. Было видно, что она счастлива за Азот.
   - Это сюрприз. Азот хочет, чтобы родился мальчик. Она назовет его Виктором, только боится, что Лаурон не согласится, - заметила Силна, улыбаясь. Я обнял ее за плечи.
   - Он будет не против, ему все без разницы. Хотя теперь у него и смысл появился: растить ребенка очень неплохой такой смысл. А ты... ты хотела бы детей? - ляпнул я. А Силна вдруг звонко рассмеялась, обвила мою шею руками, и я ощутил ее горячее щекочущее дыхание у своего уха.
   - Очень хотела бы... - руки крепче обвились вокруг моей шеи, и я прижал девушку к себе.
   - Пошли, там наши заждутся, - не размыкая рук, прошептала Силна. Я быстро и страстно поцеловал ее и, подняв мешок с тряпьем, пошел к выходу. Лаурон и Азот ждали нас на платформе. Азот ежилась от холода, а Лаурон, покорно отдав ей свой плащ и дрожа в тонкой рубашке, вслух рассуждал о подлости женской половины человечества. Впрочем, особой злости в его голосе не наблюдалось.
   Я огляделся. Центр Аркуса изменился до неузнаваемости: люди попадались реже, тянулись длинные платформы, грозным зверем нависал поезд. Только шпили башен, такие родные, виднелись вдали. Люди роились, как в растревоженном муравейнике, но стоило присмотреться, и я увидел, что все они движутся в одном направлении.
   Мы молча шли по покрытым брусчаткой улицам, и слушали мягкий стук шагов. Железнодорожная станция располагалась довольно близко от центра, поэтому мы сразу попали в кипящий котел города. Я вертел головой, рассматривая недавно выстроенные и знакомые улицы, потоки людей. Странное дело, такие скопления народа обычно бывали лишь по праздникам, а сегодня, если не брать в счет неизвестных мне новых празднеств, был обычный день. Когда улицы стали такими людными, что нашей большой компании невозможно было разойтись в узких переулках, я спросил Силну, что означает такое столпотворение. Девушка недоуменно посмотрела на меня и пожала плечами:
   - Не знаю, у меня в Девятом такого не было. Разве что... - тут она красноречиво замолчала, и всякая охота расспрашивать дальше у меня отпала. Азот мрачно смотрела себе под ноги, а Лаурон был поглощен мыслями о том, что же творится с его ненаглядной, видимо, поэтому всех не волновало происходящее. Впрочем, был и другой вариант: все, кроме меня, знали. Но я решил не настаивать, тем более что ответ я все равно получу в ближайшем будущем. Мы шли за толпой, которая притесняла нас, толкая и задевая. Я пригляделся и с недоумением заметил, что у всех на руках были какие-то странные татуировки. Возможно, это и не бросилось бы мне в глаза в другое время, но воспоминания о татуировках спектрумов заставили меня обратить внимание на странного вида серебристые полоски на запястьях. Азот молча шла вперед, сливаясь с общим течением, только крепко сжимала руку Лаурона и оглядывалась, чтобы не потерять нас из виду. Силна цеплялась за меня, а я лавировал в толпе, пытаясь параллельно осмыслить происходящее. В ушах гудело от общего гвалта, цели видно не было, и я отсчитывал бессмысленные шаги по непривычно теплой брусчатке. Странное дело, переход из холода в тепло дался мне достаточно легко, я практически не заметил смены климата.
   - Простите! - это я налетел на кого-то. Интересно получается: я налетел, а передо мной извиняются. Я посмотрел на женщину и миролюбиво кивнул ей, точнее хотел это сделать, но натолкнулся на умоляющий, полный боли и страдания взгляд. В небольших усталых глазах стояли слезы. Не удержавшись, я схватил ее за рукав и хотел было спросить, куда они направляются, но женщина наткнулась взглядом на мое оголившееся запястье, лишенное серебристой полосы, и ее глаза расширились.
   - Идем, - прошипела Азот, увлекая нас с Силной за собой, и мы послушно пошли. Дышать в этом столпотворении становилось все труднее, висевшее в воздухе напряжение делало этот день все менее похожим на праздник.
   - Куда мы идем? - не удержался я. Азот только молча ускорила шаг, и нам с Силной пришлось сделать то же самое, чтобы не отстать и не потеряться в толпе. Я не успевал даже разглядывать ставшие чужими улицы, не мог даже определить, сильно ли изменился мой родной Центр за восемь лет. Вдруг мы остановились. Точнее остановились идущие впереди, а мы врезались в их спины, задыхаясь в этом гигантском столпотворении. Вдруг по толпе прошла волна, и раздался голос:
   - Вставайте по одному в колонну, организованнее, граждане, соберитесь с мыслями и ждите обращения! - голос звучал из ниоткуда. Впрочем, говорящего я бы все равно не увидел, потому что дальше спины впереди стоящих не видел вообще ничего. Люди стали перестраиваться, образуя колонну, я тоже подался слегка назад, так, что очутился между Силной и Азот. Все это походило на хвост гигантской змеи. Такие очереди раньше выстраивались в дни празднеств для прохода на центральную площадь. А сейчас я даже не знал, куда эта очередь вела. Гвалт утих, и люди неожиданно замолчали, только изредка раздавались чьи-то переговоры полушепотом. Я попытался спросить Азот или на худой конец Лаурона, но Азот сосредоточенно всматривалась куда-то в толпу, а Лаурон знал не больше меня. Силна же испуганно переминалась с ноги на ногу, пытаясь съежиться и показаться незаметной. Я приобнял ее и прижал к себе, шепнув на ухо:
   - Ты начинала что-то говорить. Что это может означать? - Силна слегка побледнела, как мне показалось, и прошептала в самое ухо:
   - У нас что-то похожее бывало по праздникам. Мы ходили в специальные Храмы Правосудия, где должны были... - не дослушав, я оборвал ее на полуслове. В памяти шевельнулись слова старика Хорна о том, что из Центра людей, не прошедших испытание в Храме Правосудия, ссылают в деревни. С одной такой деревней мы уже имели несчастье познакомиться вплотную. Еще он говорил, что в Центре люди обязаны посещать Храмы Правосудия раз в неделю и в случае, если они не нарушили запретов, получают за это пищу. Тогда я, признаться не поверил в эти россказни, слишком уж невероятно все звучало. Когда мы попали в деревню сосланных, в некоторые детали поверить пришлось поневоле, ибо перед нами было живое доказательство. И тут мне стало страшно. Я впервые начал осознавать, чему стала причиной моя самонадеянность. Казавшаяся безупречной система не просто давала сбой. Она не рушилась, она работала все более отлажено и безупречно. Однако произошло нечто куда более страшное: вся эта система в целом была смертоносна для всего населения Аркуса. Причем, судя по тому, что внедрение ужесточений распространялось из Центра, Венец захватывал разум людей, подвластных ему. Или, что еще страшнее - нелюдей.
   - Проходите по пятеро. Стоя в очереди, готовьтесь к суду, сосредоточьтесь и помните, что все справедливо. Судья беспристрастен, и ваши души видны ему насквозь. Заходя в Храм, прекращайте разговоры. Удачного суда! - завершил свою речь по-прежнему невидимый мне вещатель. Силна вздрогнула и прижалась ко мне. А я молча буравил взглядом прямую спину Азот. Люди шептались и толкались, медленно, как стадо овец, передвигаясь вперед по очереди. Я тоже вслед за всеми совершал маленькие шажки, не оглядываясь.
   - Зачем мы стоим здесь? Надо уходить, пока не поздно, - прошипела мне на ухо Силна, и я непроизвольно вздрогнул от ощущения ее горячего дыхания на своей коже. Смысл фразы дошел чуть позже, но я все равно не мог ответить. Поэтому я просто крепче сжал ее плечо и шепнул:
   - Я должен посмотреть, что они там делают. И Азот просто так не привела бы нас сюда. Не переживай, милая. Все будет хорошо. - "Наверное", - мысленно добавил я, скривив губы в усмешке. Силна кивнула и, нащупав мою талию, обняла. Лаурон обернулся ко мне и скептически произнес:
   - Мы самоубийцы, не находишь, братик? Твой режим сейчас лишит тебя вечности. Ты же думаешь о плохом? Хотя бы в эту самую минуту, - он саркастически улыбнулся и ехидно подмигнул. Пока я пытался сообразить, о чем это он, Силна вспыхнула, рванулась вперед и громко заявила:
   - Если ты такой пошляк, это не значит, что Виктор такой же! И это тебя сейчас лишат вечности, а не его! - я оторопело наблюдал за этой сценой вместе с десятками горожан, а Силна все продолжала что-то кричать. Лаурон поморщился и заявил:
   - Возможно, я плохо знаю своего брата, но трахнуть тебя он определенно хочет. А это не есть хорошие мыс... - с визгом Силна обрушилась на Лаурона, отвешивая ему оплеуху за оплеухой. Я перестал задумчиво созерцать происходящее и, чувствуя, как кровь прилила к щекам, бросился лупить острого на язык братца. Хм, надо будет потом сказать Азот, что пылкий юноша без женской ласки долго не протянет...
   - Остановитесь, кретины! - прошипела Азот, расширенными от ужаса синими глазами глядя на нас. Но останавливаться никто и не думал: Лаурон пытался увернуться, я пытался поймать его в захват, Силна пыталась его убить. И тут мы услышали все тот же голос, только совсем близко. Странно, толпа расступилась, но сквозь нее никто не проталкивался. И прямо вокруг нас вдруг буквально собрались из частичек четыре а'рантьяка. Все оттенки оранжевого, искрясь и переливаясь, мерцали в воздухе, как пылинки, поднятые ветром, а потом, словно притянутые магнитом, вдруг соединялись в одно целое, обретали форму и оживали. Мы прекратили возню, любуясь прекрасным зрелищем, только что-то меня настораживало. Что-то в этих а'рантьяках было не то, они отличались от своих сородичей, виденных мной. Что именно, я определить не смог, да и не успевал: нас схватили под руки и повели. Хватка хрупкого существа с оранжевой кожей и куском ткани на бедрах вместо одежды оказалась неожиданно крепкой. Нас провели сквозь расступившуюся толпу, а люди провожали нашу процессию испуганными и сочувствующими взглядами, значения которых я пока не понимал. Впереди возвышалось, нависая над нами, большое, странного вида здание. Круглое, с плоской крышей, оно напоминало башню. Окон не было, только вместо купола было вставлено тончайшее стекло, сквозь которое под прямым углом падали ослепляющие лучи. Дверь была прикрыта какой-то черной тканью, отодвинув которую нас впихнули внутрь. Я огляделся, широко раскрывая глаза. В здании был полумрак, словно лучи цеплялись за некое подобие венца, хрустальной лепниной окольцовывающее стекло в куполе. Потом шли голые стены без каких бы то ни было украшений, форма стен изнутри напоминала стеклянную банку. Создавалось ощущение, что ты - бабочка, пойманная в ловушку любителем насекомых. Посредине здания, в самом его центре, высился постамент, на котором в обрамлении очередного подобия венца стоял светящийся куб. Просто обычный куб, сверкающий гранями. Приглядевшись, я понял смысл сложной конструкции и причину полумрака: лучи, отражаясь от выпуклого узорного кольца, приземлялись в центр, пучком собираясь в кубе, отчего он ослепительно сиял, заставляя щуриться. По краям здания стояли черные лавочки, сливающиеся по цвету со стенами, а на них в ожидании сидели люди. А у куба, под надзором двоих а'рантьяков стояла бледная как полотно женщина и протягивала руку с пульсирующей светом татуировкой к кубу. При соприкосновении ладони и поверхности куба, тот как будто ожил, по граням побежал свет, он запульсировал, странно сжимаясь и расширяясь, а у женщины на лбу выступили капли пота. Наконец он вспыхнул так ослепительно ярко, что все помещение озарилось светом, я смог рассмотреть лица сидящих в ожидании людей, а женщина вдруг тихо застонала и осела на пол, сжимая руками виски.
   - Вы можете идти, все хорошо. Вашу еду получите на выходе, - вежливо сказал один а'рантьяк звенящим, нечеловеческим голосом. Женщина кивнула и, пошатываясь, пошла в другую часть здания где, очевидно, и располагался пункт выдачи пищи.
   - Пойдемте за мной, - обратился он уже к нам, кивая приведшим нас спектрумам, что они свободны. Мы послушно последовали за ним куда-то вбок здания и, подняв очередную черную штору, очутились в небольшом полукруглом боковом помещении. Задвинув штору, а'рантьяк кивнул нам на стоящую вдоль стены полукруглую скамью, и мы осторожно сели. Комната была почти пуста и кроме скамьи и небольшого квадратного стола ничего в себе не содержала. Пока я оглядывался, Азот деловито достала из-за пазухи вчетверо сложенный листок и протянула его а'рантьяку.
   - Это просьба от д'ьэнна Вартрана. Он обращается к вам в надежде на понимание. Мы - чрезвычайно важные для Аркуса люди, и наши методы порой не входят в рамки привычных. Однако у нас нет выбора. И д'ьэн Вартран, мой отец, просит вас позволить нам пройти в Центр без нанесения татуировок во избежание неприятностей. Все мы чрезвычайно важны Аркусу, и вы не можете это отрицать, - закончила бывшая яшинто, уничтожая а'рантьяка взглядом. Он рассмотрел листок, потом перевел изучающий взгляд серых, как скала, глаз, на нас, по очереди останавливаясь на каждом. Потом резюмировал:
   - Увы, красавица, я не могу принять просьбу вашего отца. Правила есть правила, и вы не исключение. Никто не должен быть выше Закона, перед которым все равны. Вы попали в сферу влияния Венца Правосудия, и вы должны принять знак его власти. Иначе нельзя.
   Азот побледнела. Я с удивлением наблюдал, как заиграли желваки на скулах, как сжались челюсти, как дрогнул острый подбородок.
   - Вы не имеете права! Мы не жители вашего центра, мы...
   - Да, увы, Венец еще не имеет влияния на другие округи нашего великого Аркуса, но в скором времени все будет. Диапазон расширяется. Процедура пройдет быстро и безболезненно. Просто протяните руку, - перебил ее а'рантьяк, мягко усаживая на скамью. Судя по тому, как нахмурились брови бывшей яшинто, мягко это было сделано лишь на вид. Откуда у этих хрупких существ такая сила? Я переглянулся с Силной и с братом. Убить друг друга они больше не хотели, бледные и испуганные, они ждали своей участи. С лица Лаурона, впрочем, не сходила саркастическая улыбка, но в глазах ясно читался испуг.
   А'рантьяк выбрал в качестве первой жертвы почему-то именно Азот. Она молча протянула руку и гневно посмотрела прямо в глаза спектруму. А'рантьяк доброжелательно улыбнулся и попросил положить руку на предупредительно пододвинутый стол. Азот молча выполнила просьбу. А'рантьяк взял со стола светящуюся иглу из такого же материала, как и надетый мне когда-то на голову венец, и почти коснулся прозрачной кожи, как я вскочил с места, выкрикивая:
   - Я первый! - и Азот, и а'рантьяк недоуменно посмотрели на меня, но ничего не сказали. Я занял место подруги и положил руку на прохладную гладкую поверхность стола, встретившись взглядом с бывшей яшинто. Она видимо что-то прочитала в моих глазах, потому что в ее взгляде появилась надежда. Потом я ободряюще кивнул закусившей губу Силне, и повернулся к а'рантьяку. Игла коснулась моей кожи, и я ощутил пульсацию и боль, как от ожога. И вдруг в голове закружились образы, я почувствовал холодную твердь Венца, сдавливающую меня со всех сторон, словно я был замурован в этот странный материал. Я задохнулся, глупо хватая ртом воздух, как вдруг ощутил жуткую боль, а потом голос в голове, от которого заломило виски: "Виктор, я узнал тебя". Игла задрожала, накаляясь и шипя, а потом вдруг оттолкнулась от моей кожи и со звоном отлетела на стол. Я упал на скамью, хватаясь за виски в тщетной попытке облегчить боль. Белый свет Венца был черным. Как сказал Хогг: отсутствие всех цветов есть абсолютная тьма. Этот кажущийся ослепительно белым Венец есть не что иное, как средоточие пиявки, и теперь я это ясно понял, даже ощутил. Один забавный момент - Венец подчиняется мне. И я в силах уничтожить и его, и пиявку. И свою ошибку, и ошибку Хогга. Главное, не ошибиться еще раз.
   Силна обнимала меня, всхлипывая и извиняясь за что-то, Лаурон обнимал Азот, а испуганный а'рантьяк бегал по крошечному помещению, не понимая, что ему делать.
   - Ваше дело требует срочного разбирательства. Приношу свои извинения, но мне придется доставить вас к властям, - остановившись и пронзительно глядя в мои глаза, произнес ледяным тоном а'рантьяк. Я вздохнул, переводя дух, но втайне радовался услышанному. Клеймо не поставили, а к властям попасть нам было необходимо, и чем скорее, тем лучше.
   - Я имею в виду вас, молодой человек. Остальные пройдут процедуру и будут отпущены. Хотя вот вы, - протянул он вдруг, глядя в глаза бывшей яшинто. Азот нахмурилась, высоко вздергивая острый подбородок.
   - Что - я? - таким же ледяным тоном уточнила она, не отводя глаз. Силна прижалась ко мне, похолодевшими пальцами вцепляясь в мою руку. А'рантьяк подошел к Азот совсем близко, бесцеремонно поднял пальцами ее за подбородок и произнес:
   - Невероятно... Ты была яшинто, а теперь - человек. Как это возможно? Ты тоже пойдешь с нами.
   Силна вскочила со скамьи, ударившись ногой о стол, и закричала:
   - Я тоже поеду. Я хороший врач и я... - я молча пнул ее ногой под столом. Вскрикнув, девушка упала, не успев закончить фразу. Но а'рантьяк уже поменял свое мнение.
   - Вы едете все. Впрочем, я бы на вашем месте особо не радовался, - сочувствующе вздохнул а'рантьяк, хлопая в ладоши. Из воздуха по светящимся песчинкам соткались четверо его помощников. Их глаза были такими же серыми, оттенка брусчатки или грязной воды. Когда их руки, испускающие странное покалывание, сомкнулись на моих запястьях, меня тряхнуло так, что перед глазами забегали звезды, и заискрилось некое подобие д'Афатонито. Когда зрение ко мне вернулось, я разглядел на своих руках наручники, которые обжигали болью при каждом движении. Они представляли собой два браслета, которые не стесняли движений. То же самое проделали и с моими спутниками. Я с беспокойством взглянул на Силну, но она на удивление стойко переносила боль. Растрепавшие рыжие косы вились по плечам, а в сухих глазах горела ярость. Азот молча обжигала всех ледяным взором, а Лаурон продолжал вымучивать скептическую улыбку, то и дело морщась от боли и разглядывая большой палец левой руки. Это было последнее, что я увидел: на глаза мне повязали черную непроницаемую повязку, и повели куда-то. Голова еще кружилась, а ощущение наручников, готовых вот-вот взорваться новой болью, предостерегало меня от опрометчивых поступков. В целом я был доволен ситуацией: нас везли именно туда, куда нужно. Вот только Силне и Лаурону делать там нечего...
  
  
   Глава 24.
   Венец Правосудия.
  
   - Вот скоты! Какое они имели право! - кричала Силна, бегая по небольшой комнате с четырьмя кроватями, одним окошком и прибитым к полу столом. Свет падал искоса, слегка задевая нас, но не освещая пространство. Лаурон давно уже спал, Азот угрюмо смотрела в стену, и только Силна никак не могла успокоиться. Повязки с нас сняли только недавно, после утомительной дороги в тряской повозке, потом долгий подъем, видимо на мост, а потом по коридорам, смутно знакомым мне. Я догадывался о местонахождении помещения, в котором нас держали, но прояснять ничего не стал. Наручники по-прежнему обретались на наших запястьях, и единственным их плюсом было то, что они не сдавливали руки, как обычные. Но вот удары боли, которыми они награждали в случае неповиновения...
   - Поверить не могу, что это идет от Илен! - всхлипнула Силна, разбудив Лаурона. Я вздрогнул: и правда, одна загадка неразгаданна. Что же такое с Илен, что она допустила все это? Почему а'рантьяки поддались Венцу? Неужели пиявка и сестру Хогга тоже окутала своей черной завесой? Но отвечать на эти вопросы было некогда. Азот вдруг застонала, согнулась пополам, и ее стошнило на голый холодный пол. Лаурон брезгливо поморщился, но сочувственно спросил:
   - Укачало? Да, трясло жутко, - бывшая яшинто проигнорировала вопрос. Она содрогалась в рвотных позывах, благо желудок был пуст. Силна ринулась к ней, тут же забыв про свой гнев, опустилась на корточки и заглянула в посиневшее лицо подруги.
   - Ты как? Желудок крутит? Мутит? - обеспокоено спрашивала она, заглядывая в лицо Азот. По бледному лбу пробежала капля пота, а синие глаза словно ввалились.
   - Я выживу? - одними губами прошелестела бывшая яшинто. Силна положила руки ей на плечи, заглядывая в глаза, и твердо, со смешком сказала:
   - Не дури. Ты просто беременная, это нормально все. Вон когда кобыла моя, Злата...
   - Беременна?! - слишком резко вскакивая с кровати и получая за свою поспешность удар боли, возопил Лаурон. Азот подняла на него слезящиеся глаза, вытерла рукавом рот и просипела:
   - Да, Лаурончик, быть тебе отцом. Если я выживу, конечно, - жестко добавила она. Силна нахмурилась.
   - Никуда ты не денешься, понятно? Здоровая молодая женщина, все через это проходили. Лаурон, будь с ней ласковее. Ребенок, это же такое счастье, это как маленькое солнце, - вдруг добавила девушка, и ее лицо словно засветилось изнутри, как облако, подсвеченное изнутри. Я невольно улыбнулся, глядя на Силну. Азот тоже изогнула губы в странной улыбке, а Лаурон оторопело смотрел на свою возлюбленную льдинку. Лицо у него было, как будто ему на голову свалился выпавший из кладки кирпич. Я хотел было уже вмешаться и пояснить брату, что надо бы хотя бы изобразить радость, но он вдруг просиял и обнял Азот, да так, что она невольно застонала.
   - Ребенок? Ну и отлично, буду значит папашкой, - объявил он, и я с удивлением увидел, как счастливо он улыбается. Азот тоже улыбнулась, на ее обострившемся более прежнего лице засветилась искренняя радость. Она перевела взгляд на меня и произнесла слабым голосом:
   - Виктор, прости, что так вышло. Это бумага должна была сработать, я должна была предупредить тебя. Мне правда жаль. На этот раз я не собиралась играть чужими жизнями, и у меня не было плана. Правда, - грустно закончила она, а Лаурон обнял ее за плечи и поцеловал в ухо, заставив улыбку скользнуть по ее губам.
   - Все сложилось даже лучше, чем я ожидал, Азот. Все по плану, и не ври, что его нет. Он гениален, милая. Мы во дворце, или главном здании, не знаю, как теперь это называется. Эта комната - переделанная тюрьма первого яруса. Прямо над ней - мои старые покои. Венец где-то в этом здании, и я его ощущаю, - закончил я, победно оглядывая друзей. Венец я и правда начал чувствовать уже довольно давно, еще когда нас с завязанными глазами вели коридорами. Его присутствие ощущалось наряду с присутствием пиявки.
   - Я ничего не понимаю в происходящем, и если вы считаете, что это не моего ума дела, то пожалуйста. Но когда меня будут пытать, хотелось бы умирать, зная хоть что-то, - вдруг заявила Силна, подходя ко мне и заглядывая в глаза. От прищура зеленых глаз по коже пробежали мурашки, и я поймал ехидный взгляд Лаурона, массирующего Азот плечи. Прокляв стражей за то, что поселили нас всех в одну камеру, я начал пересказывать Силне ситуацию. По мере моего рассказа с дополнениями Азот и Лаурона, в основном принижающими мои заслуги и достоинства, Силна бледнела и распахивала глаза все шире. Под конец, казалось, шире уже некуда. Наконец она молча подошла ко мне, обняла, уткнувшись носом в шею, и щекотное дыхание заставило меня вздрогнуть всем телом.
   - Бедный мой. Ничего, теперь все будет правильно. Ты справишься, малыш, - вдруг сказала она мне на ухо, и я почувствовал, как колотится сердце. Странное дело, после встречи с Силной моя незримая собеседница куда-то пропала, и ее голос я слышал все реже и реже. Это меня не особо заботило, но я не понимал почему. А вот теперь я слышу обращение Аены из уст Силны... Я сжал ее талию, словно боясь потерять, и задохнулся медом волос. Наконец Силна мягко отстранилась, ободряюще взглянула мне в глаза и отошла. Лаурон открыл было рот, как вдруг дверь открылась. На пороге стоял обычный страж-мужчина. Он молча подошел ко мне, кивнул в сторону выхода и легонько подтолкнул в спину.
   - Куда мне надо идти? - попытался я уточнить. Страж только покачал головой и ответил многозначительное:
   - Вас желают видеть.
   Меня подтолкнули в спину, и я услышал, как с глухим щелчком захлопнулась дверь за спиной. Коридоры за все это время почти не изменились. Те же старомодные чадящие факелы, все те же низкие своды. Все тот же гул шагов и запах сырости. Где-то наверху ванная комната, в которой я проводил прекрасные часы своей недолгой жизни... Я не заметил, как мы поднялись по длинным витиеватым лестницам и вышли к покоям. Открылась незнакомая мне прежде дверь, и я очутился в просторном помещении, лишенном излишков роскоши. Страж кивнул кому-то и закрыл дверь. Я оглядел помещение, просторное и светлое, с паркетом вместо роскошного ковра на полу, с удобным креслом вместо трона и с хозяйкой этого кресла. Положив руку на изящный подлокотник, на меня смотрела красивая женщина чуть постарше меня. Белоснежная кожа, словно у мраморной статуэтки, светлые волосы, высокий лоб, лучистые голубые глаза... Я задохнулся, узнавая. Комната поплыла куда-то, ноги подкосились. Я смотрел в эти глаза и лицо, лишенное былой полудетской пухлости. Красота раскрылась, стала богаче и изысканнее, а взгляд больше не был взглядом наивной девочки. Зефира смотрела на меня глазами, полными женской премудрости.
   - Здравствуй, Виктор. Я ждала тебя, - только и сказала она, странно знакомым, но все же изменившимся голосом. Странно, я не чувствовал былой нежности. Всего меня скрутило от звука ее голоса, это да. Но ощущения крыльев и каких-либо высоких чувств я не испытал. Странно, возможно все из-за той нашей последней встречи, или из-за прошедшего времени. У меня не было сил гадать, как она очутилась здесь, в центральном дворце Аркуса. Я только смотрел на нее и дышал ею, пытаясь унять дрожь во всем теле и стук сердца, ставший невыносимо громким.
   - Я был мертв, - заявил я, разрушая очарование встречи. Фраза прозвучала настолько нелепо, что Зефира хихикнула, опуская свои прекрасные глаза. Я набрал воздуха в легкие для более умной речи, но она жестом остановила меня.
   - Я знаю. Теодуш мне все рассказал, и про твою смерть, и про твое возрождение. Восемь лет большой срок, поэтому я не могла ждать только тебя, Виктор. У меня двое детей и я теперь супруга И.О. правителя Аркуса. Теодуш справляется со своими обязанностями лучше, чем ты, - закончила она, опасаясь смотреть мне в глаза. А я чувствовал, как земля в который раз уходит из-под ног, и в уме размышлял: она имела в виду мои возможности в постели или способности как правителя? Но нелепые мысли не помогали мне отключиться от главного. Я дернул рукой, вызывая боль в наручнике, но ее не последовало. Зефира мягко улыбнулась:
   - Он здесь не действует. Ты свободен, Виктор. Неужели ты думаешь, что мы будем держать старого друга в плену? Теодуш, к сожалению, сегодня отсутствует. Но когда он узнает, что ты здесь, он придет. Он ждал тебя больше, чем я, - тут же добавила она. Я присмотрелся внимательнее и вдруг с недоумением понял, в чем кроется подвох. Нарочито мягкий голос и спокойная поза говорили о нервозности. Зефира до сих пор злилась на меня за то, как я поступил с ней. Несмотря на прошедшие восемь лет, она ненавидела меня. Если тогда, наивной девушкой, она готова была простить меня, то сейчас, зрелой женщиной, могла только мстить. Я протянул руки к голове Зефиры, вызывая свой дар, ставший в последнее время послушнее котенка. Аура девушки была цельной, но на поверхности виднелись сгустки пиявки. Она, подобно яду, просачивалась внутрь, но не могла заполнить собой все пространство. Что ж, хотя бы у нее еще не отняли вечность. Это радовало.
   - Глупая женщина, - раздосадовано бросил я, удерживаясь от желания сплюнуть на пол. Вся дрожь и волнение ушли, ушел трепет и восхищение. Глупая женщина, по-другому не сказать.
   - Ты вышла замуж за моего лучшего друга мне назло? - уточнил я, зная ответ наперед. Зефира побледнела, в красивых глазах полыхнул гнев, и она обиженно заявила:
   - У вас завышенная самооценка, повелитель, - я подошел вплотную, взял ее лицо в свои руки и раздельно произнес, глядя ей прямо в глаза:
   - Все эти годы твое сердце сжигала ненависть ко мне. Ты так и не смогла простить. А ведь ты сама виновата. Я не хотел близости с тобой, потому что знал, что не ты мне нужна. И только когда я был ничуть не более вменяем, чем мой братец под изрядной долей травы, я сделал то, что сделал. Я готов сделать все, чтобы ты простила меня. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Я уверен, что Теодуш любит тебя, - закончил я, глядя в наполняющиеся слезами глаза. Я почти не использовал свой дар, разве что самую чуточку, но результат превзошел все ожидания: кажущаяся чужой женщина всхлипнула и упала мне на грудь, разражаясь рыданиями. Я обнял ее, ощущая позвонки на ее спине и холод дорогой ткани, но ни тело, ни душа не отозвались, как раньше, на магию ее голоса и тела. Я отчего-то испытал разочарование, как бывает, когда пьешь давно испитый желанный напиток, а он не вызывает тех же пьянящих чувств, что вызывал раньше. Но в то же время было спокойно и радостно. Я легонько отодвинул Зефиру, заглядывая в покрасневшие от слез глаза. Она, бесспорно, стала красивее, как распустившийся цветок. И все же, я по-прежнему ничего не испытывал.
   - Теодуш после моей смерти занял мое место? - скорее сказал, чем спросил я. Зефира кивнула, не вытирая прозрачных капель со щек. Повествовать она была не в состоянии, поэтому я решил сам говорить, получая от нее лишь опровержения или подтверждения.
   - Это ведь по его просьбе меня положили в тот гроб, который восстановил мне новое тело через восемь лет? И он каким-то образом знал, что я вернусь. И венец создали по его просьбе, ведь только он знал о существовании моих планов. Я правильно говорю, эрра Зефира? - как можно более мягким тоном уточнил я, начиная раздражаться. Женские слезы приводили меня либо в ужас, либо в состояние умиления, либо в раздражение. Сейчас я испытывал именно третий род эмоций.
   - Правильно. Теодуш всегда верил в тебя, и хотел помочь тебе осуществить твою мечту - создать утопию. Он был преданным другом, он искренне любил тебя, как друга, и...
   - И поэтому нанял убийцу для меня, - резко прервал я ее. Зефира вздрогнула, округляя глаза, а я весь сжался внутри, больше всего на свете боясь, что моя неожиданная догадка окажется верна. Кто такой вообще Теодуш? Он вышел в моем отряде людей, направленных на верную смерть. Да, несчастный поэт, мывший полы, вряд ли представлял для Царя какую бы то ни было ценность, но все же в моем отряде были сплошь отъявленные преступники. Воры, убийцы, насильники. А Теодуш - всего лишь бездарный поэт. И еще... Никто его не узнавал, как будто все члены отряда видели его впервые. А ведь и внешне, и характером Теодуш был личностью весьма неординарной и запоминающейся. То есть можно допустить, что Теодуш попал в наш отряд неспроста и ко двору Царя не имел ни малейшего отношения. Что у нас дальше? А дальше он стал моим другом. И несмотря на нелепое поведение и неказистую внешность он всегда оказывал влияние на людей. К нему хорошо относились в домах, где мы останавливались. Его полюбили девушки. Он находил какие-то ключики, чтобы открыть крепко запертые двери моего сердца. Что же получается? Я знал одного человека, вернее думал, что знал. Думал, что это я веду его за собой, а он слепо мне доверяет. А ведь на деле все было наоборот - это Теодуш вел меня за собой, создавая видимость обратного. Это я был послушной игрушкой, которая попалась на собственное тщеславие и искреннее желание найти друга. Я думал, что строю хитроумные планы, играя чужими сознаниями, а все это время каждый мой шаг направлялся. Обидно то, что я не знаю и не могу понять, с какой целью. Но обидно не только это, но и мое разочарование в мужской дружбе. Есть ли она вообще? Что это такое - нити отношений? Незримые, хрупкие, есть ли они, или и это - очередная ложь?!
   - Он этого не делал! - крикнула Зефира, но промедление было слишком долгим, а гнев - напускным. Что ж, я напрасно страдал, что недостоин идущих за мной людей. Вместо слепо верящего во все поэта - коварный наглец, не побоявшийся убить меня и прибрать к рукам мою девушку. Преследуя какие-то непонятные цели. Нет, все слишком примитивно. Я вспомнил пухлую фигуру Теодуша, его светящийся взгляд, мудрые слова. Его слова помогали мне оставаться собой вместе с советами Аены. Аена, ну что же ты молчишь?!
   - Мои советы тебе уже давно не нужны. Ты вырос, малыш, и пора бы переставать доверять собственным мыслям только в том случае, если они произнесены женским голосом.
   Вот и все. Все рушится. Сначала моя идея, моя цель, ради которой я пожертвовал столькими и стольким. Потом дружба и любовь. А теперь и вера в существование чего-то высшего рушится. Я крепко стиснул кулаки, злясь на себя и на мир. А потом со всей дури врезал кулаком в стену. По плотно сжатым пальцам потекли струйки крови, алой и соленой. Я не стал их слизывать, молча глядя в одну точку. Зефира испуганно смотрела на меня, широко распахнув глаза и думая, позвать охрану или бежать. А Силна бы уже забыла обо всех страхах, бросаясь мне на помощь... Я вспомнил зеленые теплые глаза, такие простые глаза деревенской девушки, которая была мудрее этой взрослой красивой женщины. Зефира была влюблена в таинственный образ загадочного рокового красавца и наслаждалась опасностью находиться рядом со мной. Любовью тут и не пахло. А вот Силна любила во мне душу, изображенную на листке бумаги детской рукой. Какой же я идиот! Тьфу, противно аж. Но все-таки с Теодушем все не так просто. Отнюдь. Я продолжал верить этому странному человеку. Глубоко в душе я был уверен, что все, что он делал, он делал неспроста. Просто, возможно, его цель была еще выше моей, и он, подобно мне, жертвовал многими. Хотя и в это верится слабо. А если подумать, жертвовали ли мной? Это ведь все моя гордыня. Если бы я не умер, путь мне после смерти был бы только один - вниз. А так со мной произошло чудо. И ведь я, подчиненный силе венца, не помог бы Хоггу. Не спас бы яшинто от пиявки. Не... Да меня ведь спасли. Теодуш, похоже, не жертвовал никем, кроме себя. Погорячился я с выводами...
   - А когда Теодуш придет? - стараясь взять себя в руки, поинтересовался я. Зефира все еще стояла в стороне, испуганно хлопая большими глазами. Потом тоже изобразила спокойствие на лице и ответила сиплым голосом:
   - К вечеру должен вернуться. Пока располагайся, как хочешь, можешь отдохнуть в бывших когда-то твоими покоях. Теперь там, конечно, скромнее, но все же...
   - А моих спутников отпустят? - спросил я, не сомневаясь в положительном ответе. Естественно, если бы а'рантьяки знали, кто мы такие, с нами бы так не обращались. Но ответ меня удивил.
   - Юношу и девушку отпустят, а вот существо, которое пришло вместе с тобой, мы отпустить не можем. А'рантьяки настоятельно просят отдать ее им, чтобы изучить. Они говорят, что это существо когда-то было яшинто, а теперь...
   - А теперь это беременная женщина, которой нужен уход и покой, - отрезал я, прерывая Зефиру. Девушка подняла на меня все еще красноватые от недавнего плача глаза, и покачала головой:
   - С ней будут обращаться хорошо, но, увы, осмотреть ее необходимо. Это явление не изучено, и а'рантьяки просили. К тому же необходимо поставить печать Венца Правосудия им всем на запястья, - и девушка машинально взглянула на собственное запястье, обвитое серебристой змейкой. Ну уж нет, этого я допустить не могу.
   - Стало быть, я здесь ничего не решаю? - поинтересовался я, добавив в голос стальных ноток. По спине Зефиры заметно пробежала дрожь испуга, смешанного с желанием. Как все банально - ей всего лишь нужен был некий таинственный загадочный идол. А я-то, романтик несчастный...
   - Решает здесь Венец, - холодно ответила мне старая знакомая, и от тона, которым была произнесена эта фраза, я вздрогнул. Глаза девушки стали стеклянными. Вот оно что! Все, у кого на запястье красуется это очаровательное украшение, вбитое в кожу, подчиняются Венцу, точнее его законам. Пиявка собирается вокруг таких людей с удвоенной концентрацией и ждет, пока они оступятся. И тогда защиты нет - тьма заполняет сосуд, ведь других чувств, кроме страха и желания услужить у таких людей нет. Вместо веры - стремление подчиняться, дабы избежать страшной участи. А ведь любой поступок, совершенный без любви и веры - ничто. Пустота. Интересно, сколько же пиявки собралось вокруг самого Венца? Нужно это определить, пока я не решился на самый смелый, безрассудный и в то же время - самый правильный поступок в своей жизни. А проверить можно, только если дать Лаурону некоторое количество того интересного вещества.
   Когда молчание затянулось, Зефира вдруг встала с кресла и пошла куда-то шурша тканями скромного с виду, но явно дорогого платья. Я проводил ее взглядом, не интересуясь, куда она направляется. Когда Зефира вернулась, в руках у женщины был сложенный вчетверо листок.
   - Это от Теодуша. Я не знаю, что там, но еще тогда, давно, он попросил меня отдать его тебе.
   Я молча принял листок из нежных, не тронутых мозолями рук и развернул его. Глаза забегали по строчкам, и по мере того, как я читал, глаза расширялись. Во рту пересохло. Я крепко сжал листок, чувствуя, как все плывет перед глазами. Да, чего-то подобного я и ждало, но узнать это достоверно...
   - Я думаю, тебе не стоит здесь находится. До приезда Теодуша я бы посоветовала тебе отдохнуть, - прервала мои раздумья Зефира, пристально наблюдая за моей реакцией. Я постарался взять себя в руки и кивнул.
   - Только если освободить моих друзей не представляется возможным, я бы хотел быть с ними. Это ведь можно осуществить?
   - Я уже сказала, что девушку и юношу ты можешь брать собой в предоставленные для тебя, как для гостя, покои. Только после того, как они пройдут процедуру. То есть сейчас уже можешь ждать их, - улыбнулась Зефира, и я с трудом сдержал порыв рвать на себе волосы.
   - То есть их... уже? - нелепо прошептал я, с трудом ворочая языком в пересохшем рту. Зефира молча кивнула. Что ж, ничего страшного. Все равно скоро эти татуировки станут ничем большим, нежели обычными татуировками. А в случае, если этого не произойдет, уже и не важно, что там и у кого на запястье.
   Мои старые покои изменились до неузнаваемости. Ремонт был проведен основательный, вплоть до снесения стен и изменения общей конструкции. Линии стали строже, цвета мягче, вместо моей шикарной постели виднелась скромная деревянная кровать, вместо глубоких мягких кресел - обычные стулья, а вместо стеклянного письменного стола - строгая дубовая столешница. Но разглядывать изменения в моем бывшем жилье мне было не дано: на кровати сидел Лаурон, а Силна мерила шагами комнату. Тончайшие шторы на окнах вздымались от порывов ветра, когда девушка проходила мимо окна. Когда я вошел, они обернулись, на бледном обострившемся лице Лаурона наметилась ухмылка, а глаза Силна расширились.
   - Что все это значит?! - на выдохе произнесла она, делая шаг ко мне. Пальцы плотно сжаты в кулаки. На запястье змейкой свилась серебряная лента татуировки. Меня обожгло каленым железом, когда я представил, как тонкая игла прожигает тонкую кожу. Я сдержал порыв заключить Силну в объятия и остался стоять на месте, изображая на лице спокойствие.
   - Все складывается как нельзя более удачно, вот и все, - улыбнувшись, произнес я. Губы Силны сжались в узкую нить, а брови сошлись на переносице.
   - Мою беременную жену лапают какие-то извращенцы, а я ничего не могу сделать, это, по-твоему, удачный исход? - раздался с кровати голос Лаурона. Мне отнюдь не наплевать на синеокую подругу и на переживания брата. И на Силну. Но только я не принадлежу себе, увы. Моя задача сейчас важнее даже самых близких людей, ведь если я не справлюсь, то все потеряет смысл.
   - Все будет хорошо, я обещаю. Лаурон, ты можешь сделать важную вещь. Которая поможет и тебе, и Азот. И еще много кому.
   - От меня есть польза? Я польщен, - кривя губы, бросил Лаурон. В его глазах явно читалась ненависть к самому себе, а пальцы нервно сжались на покрывале. Я вздохнул. Что ж, придется сказать правду.
   - То, что я сейчас попрошу тебя сделать, может показаться тебе издевкой или нелепостью. Да что там, однозначно покажется. Но, поверь, это очень важно. Тебе нужно принять дозу той штуки, которую ты употреблял для удовольствия. Всего один раз. Ты мог бы это сделать? - говоря, я с неудовольствием заметил, как изменилось лицо брата. В глазах полыхнула ярость. Уже не только на себя.
   - Я все понял. Я - никчемное создание, от которого вы хотите избавиться, чтобы проще было делать дела. Я понял, Вик. Я привык. И да, я ничего не могу сделать! - я хотел спросить, остался ли порошок, успокоить, но... Лаурон достал из кармана мешочек и моментально глотнул сероватую россыпь. Я хотел было остановить его, но истерика полностью завладела юношей. Я с ужасом смотрел, как сереет его лицо под цвет порошка, как из рук вываливается мешочек, и порошок рассыпается по полу. По узким губам скользнула дикая, кривая усмешка, а глаза закатились.
   - Он умрет! Ты дурак, да?! Ты хотел его убить?! - закричала Силна, бросаясь к парню. Я только пожал плечами, скрывая волнение. Девушка опустилась на пол возле Лаурона и попыталась разжать ему челюсти, но тот уже дергался в каких-то странных судорогах, из открытого рта текла пена. Я только вздохнул. Парень настоящая истеричка, увы, ничего не попишешь. Но и моя вина тут есть, и немалая. Впрочем, сейчас главное, чтобы он выполнил свою задачу. А там уж я выполню свою и буду решать все вопросы. Жаль, что не удалось убедить Лаурона в значимости его поступка.
   - Силна, отойди пожалуйста, милая, - мягко сказал я, наклоняясь к брату. Девушка сверкнула глазами, а потом вдруг залепила пощечину.
   - Ты эгоист! Ты убил его, понимаешь?! Я не смогу помочь, такая доза смертельна! - щека отозвалась огнем, но стыдно мне не было. Я только с горечью вздохнул и силой отодвинул девушку в сторону, опускаясь подле Лаурона. Взяв двумя руками его лицо, я заглянул в помутневшие глаза.
   - Пиявка. Черная пиявка. Ты ее чувствуешь? - глядя ему прямо в глаза, отчетливо произнес я. Лаурон что-то хрипло простонал, а потом вдруг содрогнулся всем телом.
   - Она рядом... Она совсем рядом. Сука-а! - выругался он, округляя глаза. Такого бешеного ужаса я до сих пор не видел. Пальцы впились мне в руку, до крови царапая кожу, а серебристая змейка на запястье вдруг засветилась ярче.
   - Где ее средоточие? Где ты чувствуешь пиявку больше всего? - продолжал я, сжимая лицо брата и не переставая смотреть в его бешеные глаза.
   - Везде, Хогг бы ее побрал... - простонал Лаурон, роняя на мои руки рваные клочья белой пены. Силна попыталась оттолкнуть меня, но я не сдвинулся с места, сильнее сжимая Лаурона.
   - Почувствуй. Где конкретно? - брат честно попытался сосредоточиться. Лицо исказилось дикой болью и ужасом, тонкие губы дико кривились, принимая противоестественные изломы. Я внимательно следил за движениями расширенных зрачков. Наконец он поднял глаза к потолку и глухо простонал:
   - Над нами, немного левее... - голос был слабым и сиплым. Я на миг закрыл глаза -горькая ирония, венец в палате царя, где я и убил его.
   Захлебываясь пеной, Лаурон вдруг стиснул мою руку до боли, а потом в глазах что-то полыхнуло, и он завизжал, дико и противоестественно. Даже у меня по спине пробежали мурашки, а сердце сжалось от боли. Я зажал ему рот, стараясь совладать с желанием помочь и стыдом. Сейчас мне не до этого. Последний шаг. Одно маленькое дело и все.
   - Си, милая, ты можешь сделать что-нибудь? Чтобы он потерял сознание? - попросил я девушку, продолжая зажимать брату рот. Мою руку уже прокусили до крови, и теперь на пол падала кровавая пена красивого розоватого оттенка. Силна молча кивнула, подошла и резко надавила на какие-то точки за ушами. Лаурон выгнулся дугой и обмяк в моих руках. Я бережно уложил его на кровать, и Силна тут же бросилась вытирать ему рот. Из глаз девушки текли прозрачные слезы, при виде которых мое сердце болезненно сжималось, словно каждая капля плитой давила на мою совесть. Я мог бы проверить, не проникла ли частичка черной мрази в Лаурона, но не имел права. Я должен беречь силы для исполнения задачи. Оставалось только вздохнуть. Подняться с кровати, подойти к Силне и крепко стиснуть ее в объятиях. Девушка рванулась было прочь, но я нежно провел рукой по шелковой коже щек, шеи и выреза платья. Прижался губами к горячему лбу, дунул на шелковистые завитки волос. На глаза выступали слезы. Что же теперь? Я никогда не буду с ней, никогда не назову своей любимой, не разделю ночную тишину и не встречу утренние первые лучи. Чтобы не выглядеть нелепо, я сжал Силну, зарываясь лицом в копну рыжих волос. Девушка понимала что-то, что-то чувствовала, поэтому больше не упрекала меня. Ладошки скользнули по вороту моей рубашки, обвили талию, губы прижались к моим. Нежные, сладкие, солоноватые от привкуса слез, но такие родные почему-то губы... Я на миг позволил себе забыть обо всем. А в следующий мы стояли, прижимаясь друг к другу лбами. Мне пришлось наклониться, чтобы это сделать. Я смотрел в зеленые глаза, похожие на лесной мох, и на молодую листву, и на морской прибой одновременно. Сейчас не до романтики, увы. Но романтики и не было: была немая поддержка. А потом тихий вопрос:
   - Ты уйдешь? - тишина. Сопел Лаурон, слегка постанывая во сне. Из открытого окна доносился шум с улиц столицы. Клочок голубого небо и шпили башен, торчащие из оконного проема, то и дело открывались вздымаемой ветром шторой. Не решаясь разрушить очарование, я молча кивнул. Силна сглотнула.
   - Не вернешься? - губы плясали в грустном танце. Я провел пальцем по дрожащим полукружиям. На палец капнули тщательно сдерживаемые слезинки. Надо быть честным. Надо...
   - Скорее всего нет.
   - Ты знаешь, что это правильно? - после минутного молчания прошептала она. Я крепче сжал ее руку и тоже почти шепотом откликнулся:
   - Да. Знаю.
   Шторы колыхались, шаркая по стене. Шорох напомнил листопад, а лучи клонящегося к закату солнца золотили кудри Силны и подсвечивали белую стену розовым. Силна захлебнулась рыданием и вдруг прижалась ко мне в отчаянном поцелуе. А потом резко оттолкнула, отступая назад, к колыхающейся шторе. Хрупкая фигура, подсвеченная изнутри, и вуаль шторы за спиной, подобно крыльям или морской пене. Величественная картина. И не жаль умирать теперь. Жаль только что так скоро.
   - Дурак ты! Дурак и эгоист! И если не вернешься - я тебя убью! - заявила Силна, вымучивая улыбку. Губы прыгали в замысловатой пляске. Я сглотнул, тоже улыбаясь старой шутке. Кивнул головой и ответил в том же тоне:
   - Ты не оставляешь мне выбора, - и повернул ручку двери. Она была не заперта: никому и в голову не могло прийти, на что я решусь. Ворвавшийся через открытую дверь порыв ветра поднял вверх крылья шторы и локоны Силны. Я впитал глазами эту картину, запоминая каждый штрих. А потом притворил за собой дверь.
   Знакомые коридоры. Я обходил стены, стараясь не задеть факелы и не натолкнуться на стражу. Поднимался по лестнице, ступнями чувствуя сквозь сапоги знакомую твердь камня. Я старался двигаться вдоль стен, находясь в тени и особо не шумя. Было как-то тоскливо и спокойно. Я не нервничал, не боялся. Пришел и ушел, всегда так, смерти не избежать. А боль... Я испытывал и не такую. Сейчас мне не надо принимать решение, я принял его давно, еще выбрав смерть тогда, при встрече с руберами, падая на обжигающе холодный снег. Мимо меня прошел страж, но я даже не сделал попытки слиться со стеной. Меня то ли не заметили, то ли не обратили внимания. Я и не боялся: путь и должен быть легким, ведь путь к смерти обычно не сопровожден препятствиями. Замкнулся круг, соединились два конца кольца, пробежала волна, впадая в море и окончательно замедляя свой бег. Я шел и с каждым шагом чувствовал свободу. Жаль, что так рано. Жаль, что многого не было и еще многого не будет. Но с каждым шагом я становился ближе к вечности, ближе к свету. Я все равно не смогу жить в этом мире, смотреть на отражение теней моих тщеславных идей. И эта боль будет во много раз страшнее той, что принесет мне жертва...
   Белая полоса света из открытой двери, расширяясь, била по глазам. Темные коридоры замкнулись за спиной, лишая меня возможности отступить, да я и не собирался. Комната была абсолютно белой. Никаких предметов мебели кроме большого куба посреди залы, свет из окон отражался от его граней, разбрызгиваясь по стенам и образуя царственный ореол для того, что некогда было абсолютным светом. На миг я задержал дыхание, пока глаза привыкали к ослепительно-белому свечению, делающему всю залу похожей на большой светильник. От Венца исходили потоки, давящие на меня и призывающие пасть на колени. Они ощупывали меня, проникали сквозь меня, выискивая слабые места, пульсируя и осматривая. Я не мог поднять голову, чтобы посмотреть на предмет, приносящий столько зла. Лаурон сказал, что пиявка сосредоточена здесь. Я закрыл глаза, стараясь не обращать внимания на пробивающиеся под веки ослепляющие лучи. Постарался расслабить тело, впуская в себя потоки. И вдруг закричал, как от укола раскаленной иглой. Чернота сжигала все пространство вокруг. Ослепительно-белый был равнозначен черному, абсолютной тьме. Меня вывернуло наизнанку, ощущение было, словно содрали кожу. Я крепко сжал зубы, стараясь не закричать. А когда открыл глаза - увидел Венец. Тот же материал, напомнивший мне мою коронацию, холодные айсберги яшинто и амулет вечной любви, врученный в дар с холодным сердцем. Я сделал шаг вперед, протягивая руку. Что ты есть, кусок ледяного камня, ловившего тогда ласку лунных лучей? Ты несешь справедливость или хаос? Боль или блаженство? Или ты просто орудие? Инструмент, способный служить для разных целей? Пожалуй, последнее вернее всего. А'рантьяки ведь были тогда полны любви и света. Я вспомнил, что насторожило меня в их нынешнем облике: синие глаза стали серыми и пустыми. А что же с вашей создательницей? Впрочем, это не играет роли. Сейчас моя очередь делать свой решающий ход. И пусть он приведет к благополучному финалу. А если нет - что ж, я сделаю все, что могу.
   Я шагнул совсем близко к Венцу. Странно, об его охране никто не позаботился. Я протянул руку, чтобы коснуться его, но Венец вдруг дрогнул. Точнее, дрогнул воздух вокруг него, толкая меня.
   - Ты принадлежишь мне, Виктор. - Голос внутри меня и вокруг, словно я обезумел. Хм, нелепая фраза, но чего ожидать от Венца? Инструмент, всего лишь инструмент.
   - Это ты принадлежишь мне, - ощущая себя ненормальным, произнес я, делая шаг ближе. А потом схватил Венец и ударил его о белый мраморный пол. Плиты жалобно застонали, трескаясь, а на тончайшем материале не осталось ни царапины. Боль с новой силой ожгла меня, заставляя согнуться пополам и упасть рядом на пол. Дверь со скрипом отворилась, и в залу вошел грузный мужчина в строгом, но дорогом камзоле нового покроя. Одежда странно смотрелась на пухлом неуклюжем теле, строгость не шла к мягкому лицу со щенячьими падающими глазами и большим носом. Я задыхался на полу, пронзаемый все новыми волнами боли от венца. Теодуш подошел совсем близко. Встал рядом, глядя сверху вниз.
   - Вы все так же хотите создать утопию? - поинтересовался он, наклоняясь к моему перекошенному лицу. Пиявка вихрилась над нами, теперь я ясно видел ее на искусственно-белых стенах комнаты. Над Теодушем и в венце. Венец словно бы излучал пиявку, я ощущал ее злобную усмешку совсем рядом, не в силах глотнуть смрадного воздуха, я задыхался, боль ломила все тело, а ужас перед беспросветной тьмой нарастал.
   Я не отвечал. Да и сил не было. Теодуш вздохнул, помялся немного, а потом вынул из висящих на поясе ножен, выглядящих так неуместно для его неуклюжего тела, меч. Длинный, узкий, с красивой узорной гардой и длинной рукоятью. Я тяжело дышал, собираясь с силами. Пиявка скалила пасть, насмехаясь надо мной. Я принадлежу тебе, мразь? Нет, ты ошибаешься, это ты - лишь пешка в моей игре. Как и я - пешка в чьей-то, еще большей игре. И я не должен подвести игрока. Все, что мне оставалось - это перекатится по полу, уворачиваясь от удара клинка. Меч отражал белое свечение.
   - Вы можете просто уйти, ирвен Виктор, - тихо сказал Теодуш, наклоняясь надо мной. Я разглядел на обнажившемся запястье серебристую змейку. В голосе не было издевки, но я понимал, что вопрос произнесен просто так, без надежды на положительный ответ. Встретился глазами со ставшим стеклянным взглядом Теодуша. Странно, я не узнавал этих глаз. Впрочем, в моих плескалась дикая боль, а внутри клокотала безумием чернота, пытающаяся поработить меня, и это делало меня тоже непохожим на самого себя. Я судорожно глотнул ставшего вязким воздуха, пытаясь побороть желание ответить старому другу. Так странно, что тот, кто был другом, поднимает сейчас меч, слегка отводит полную руку, за эти восемь долгих лет покрывшуюся морщинами, как и лицо, отводит и совершает замах. Я едва успел схватить венец и выставить его вперед. Меня тряхнуло, а меч со звоном обрушился на прозрачный бок венца. Черная пасть пиявки распахнулась у меня над головой, приближаясь все плотнее. Да, то, что я видел у яшинто, и правда было лишь тенью. Сейчас надо мной клубилась абсолютная тьма, сливавшаяся с кристально-белыми стенами. Но почему-то страшно уже не было. Страх отступил, и я лихорадочно соображал, что же делать. Один ход, решающий, ход, когда пешка становится королевой, или же король загнан в цейтнот. Меч снова просвистел в опасной близости от лица, и меня спасло только то, что взбунтовавшаяся пиявка в равной степени мешала нам обоим. Но вот уже из черной пасти высунулся длинный язык, облизал меня, оставляя капли ядовитого черного дыма, и боль пронзила все тело, одеревеневшее в преддверии еще больших мучений. Из носа пошла кровь, и алые капли со стуком падали на чистый белый пол. Я с недоумением поймал себя на мысли, что жалею о том, что пол испачкан. Как-то глупо и бесславно устраивалась моя кончина: я думал о героизме и близости света, а сам корчусь на полу, пачкая белый мрамор и едва сдерживая рвотные позывы. А меня лижет абсолютная тьма, ехидно скаля ядовитые клыки. Над головой занесен мой собственный меч, уютно устроившийся в руке единственного друга. Миллионы людей стонут, ощущая, как накаляются серебристые змейки у них на руках, их души могут сорваться в пропасть заботливо распахнувшейся пасти пиявки. Эта же ловушка! Сейчас искусственно и насильно созданные праведники рванутся во тьму, надеясь обрести свободу. И ловушка захлопнется. Один миг - и наш мир не спасти. А я корчусь на полу, захлебываясь собственной кровью и безысходностью, тупо глядя на лезвие меча, на дикой скорости несущееся к моей шее. Я крепче сжал венец в одеревеневших руках, и за секунду до соприкосновения с лезвием совершил бессмысленный и отчаянный поступок: водрузил венец на свою голову. И вот она уже должна была вместе с венцом покатиться по полу, но... Этого не произошло. Меч выпал из рук Теодуша, а я ощутил прилив сил. Опять мне предлагали могущество, на этот раз не темное, а справедливое. Могущество пробежало язычками пламени по телу, пузырьками игристого вина ударило в голову. Но я только усмехнулся: нет уж, второй раз я на это не куплюсь. Венец сдавил виски, не желая расставаться со мной. Меня наполнил холодный звон, отделяя от происходящего в зале. Стеклянная стена окружила мое сознание, запирая в подобие клетки. Я почувствовал, что не только не вижу ничего вокруг, включая пиявку, но, более того, погружаюсь внутрь венца. Вернее, внутрь Венца. Здесь был целый хрустальный мир, искусственный и пугающе пустой. Видимая справедливость придавала форму, но внутри была лишь пустота, и эта пустота заполнялась чернотой... Я покачнулся, не ощущая своего тела. Я видел, как пиявка со стоном метнулась прочь. Я направил все свои силы на нее, пытаясь разорвать черный сгусток, рассредоточить его, уничтожить, или впитать в себя и погибнуть. Пиявка в панике металась по клетке Венца, билась об стены собственной ловушки. А я медленно, осторожно прощупывал ее, пытаясь найти брешь. Бреши были, и я впитывал и уничтожал черноту, не обращая внимания на сопутствующую боль. Вдруг пиявка рванулась, причиняя мне немыслимую боль, и вошла в Венец. Я на миг замер, направляя на нее всю силу дара, пытаясь раздробить ее на мельчайшие частицы, но она просто прошла сквозь Венец и...
   Голова раскололась на миллиарды частиц. Связав себя с умирающей пиявкой, я вдруг услышал всех людей, внутрь которых попала черная дрянь. Мне стало страшно. На это я не рассчитывал: понимая, что прямого воздействия моей силы она не выдержит, пиявка вселилась во всех людей, носящих серебряный знак на руке. Они с готовностью приняли в себя тьму, несчастные, уставшие от искусственного света. У них не было защиты от этой дряни, не было веры, к которой можно обратиться...
   Люди, столпившиеся на площади у Храма правосудия, удивленно переглядывались. Мрак завладевал их сердцами. В головах роились миллиарды жутких, противоестественных мыслей. Впиться в глотку наступившей на ногу женщине, растерзать податливую плоть, хлебнуть соленой горячей крови... выколоть глаза слишком пристально смотрящему молодому человеку, ощутить прохладу выдавленных глазных яблок, вонзиться ногтями в лицо. Дочь с ненавистью смотрела на мать, ненавидя за замечания и контроль, ненавидя и отрекаясь от нее, тем самым разрывая последнюю нить, связывающую со светом. Мать же проклинала дочь за испорченную личную жизнь и погубленную молодость, ненавидела до жуткого желания впиться руками в волосы и дернуть со всех сил. Тьма была внутри, она порабощала людей, пробуждая их низменные инстинкты и лишая опоры. Со звериным рычанием люди бросались друг на друга, раздирая плоть и выкрикивая дикие, пока еще человеческие слова. Тьма засасывала их души, как в воронку, лишая возможности уцепиться за последние лучи света, проглатывала мир, плотоядно облизываясь.
   Я проиграл. Вдруг мое тело кто-то толкнул. А потом ногти впились в мое тело, проникая глубже и глубже, до мяса. Теплые струйки крови потекли по коже. Я не видел окружающей обстановки, мой взгляд был направлен внутрь, в Венец, в головы людей, носящих метки Венца. Но одна из этих меток горела совсем рядом. Даже две. Или три... К ногтям добавились удары кулаков, сбившие меня с ног. Потом меня били ногами. Нечеловеческое шипение и выкрик:
   - Он мой! Я хочу его, я! - изменившийся голос Зефиры. Опять шипение, на этот раз я узнал голос Силны. В душах троих людей, окруживших меня, бесновалась пиявка. Мысли хаотично плясали, обжигая воздух. Теодуш ненавидел меня за мое положение и самоуверенность и еще за что-то, неведомое мне. Его удары приносили сильную боль, но острые ноготки Зефиры впивались гораздо ощутимее. Ее мысли я боялся чувствовать, от них к горлу подкатывала тошнота. Но я ощущал присутствие еще одного человека. Она ненавидела всех в этой комнате, ее удары и укусы доставались всем троим. А потом я услышал хриплый голос Силны:
   - Я убью тебя. Я ненавижу тебя, слышишь, ты?! Ты меня оставил! Ты хотел умереть! Убью! - знакомые милые руки с мозолями на ладонях впились в мое горло. А там, на всей территории Центрального Княжества, полыхали пожары, люди убивали людей, высыпая на улицы. Горели факелы, впивались в мясо зубы, насиловали женщин. Женатый мужчина жестоко насиловал юную девушку, задрав ей юбку посреди площади и рыча от звериного удовольствия. Девушка извивалась под ним, пытаясь прокусить сонную артерию. И таких было миллионы. Тела извивались в диких занятиях, смерть и насилие сплелись в тесный клубок. Горящие заживо в подожженных домах рвались на улицу, но не спасать свои жизни, нет - убивать. Вот как хрупка искусственная утопия. Как же я ошибся! И смерть от руки любимой - это лучшая кара за то, что я никогда не смогу искупить. Я закрыл глаза, ощущая сдавливающие горло руки. Они сжимались все крепче, я глотал воздух, но он уже почти не попадал в легкие. Постаравшись расслабиться, я охватил разумом весь пылающий в агонии мир. Уже были затронуты другие территории помимо Центрального Княжества. В деревнях повторялись кошмарные картины, подобные тем, что я увидел в Шестом Княжестве. А'рантьяки напрасно пытались изменить что-либо: их не замечали. А я попытался впитать в себя тьму. Тьма прочно прилипала к душам людей, но я позвал ее, как игривого котенка. Позвал и тут же впитал в себя, растворяя. Тьма слушалась. Я засасывал ее в себя, поглощая и уничтожая, освобождая горящие души людей.
   - Аена, милая, я смогу?
   - Сможешь, малыш. Успокойся. Просто вспомни: там, где открываются ворота на небеса, тебя будут ждать. Вспомни себя. Я люблю тебя малыш, и я всегда с тобой. И ты должен верить, верить, что смерть порой ценнее такой жизни...
   Я больше не дышал, сознание ускользало, но я улыбался. Тьма входила в меня, а я шептал про себя:
   - Я виноват перед вами, люди... Моя жизнь - не искупление. Отнюдь. То, что я совершил, не искупается кровью. Я люблю вас люди, люблю, пусть от моей любви всем только хуже, но я люблю! И хочу, чтобы вы любили друг друга, любили, ведь только отдавая частичку себя, мы впускаем в себя свет. Как поздно я понял простые истины... Я умираю, люди, но уношу с собой тьму. Вы можете начать заново, но не ошибитесь...
   Тьма все вливалась в меня и растворялась. Я слышал стоны пиявки, видел, как падают обессиленные ненавистью люди, как полыхают костры, как стонет мир. Я собирал всю мразь в себя, и эта боль не могла сравниться ни с чем. Смерть будет блаженством, когда эта пытка закончится, вот только я не посмею войти туда, где меня не ждут. Я не заслужил.
   Я впитывал тьму, не замечая. Пальцы на моем горле все сжимались, я уже не дышал, но боли в легких не чувствовал за невероятными муками. Я уже не жил, я просто впитывал и уничтожал, испытывая облегчение от боли. Я искупал свою вину, и пиявка, понимая, что ей не выжить, послушно исчезала, а от ее воя содрогался весь Аркус.
   Наконец последний клочок того, что отделяло нас от света, растворился, рассыпаясь золотыми искрами, и Аркус вздохнул спокойно. Золотая пыль оседала на черные от пепла горящих кострищ земли, а люди, обессилев, падали. Все равно крошечные частички тьмы остались, и эта мразь никогда не покинет нас. Но теперь, люди, в ваших руках ваши души. Вы ведь не впустите в ваши сердца эту жуткую дрянь? Вы ведь выберете верный путь? Я верю, что да. Верю, что однажды все самые крошечные лоскутки тьмы рассыплются золотой пылью. Верю, и это все, что мне остается. Это и так слишком много для человека, перед мутным от собственной крови взором которого лежат единственный друг и бывшая возлюбленная, в изодранной одежде и со следами ушибов и укусов. А на шее размыкаются вдруг пальцы любимой, и она опускается на колени, горько-солеными слезами заливая мое бездыханное тело.
   - Любимый мой, ты справился, - вот и все, что она сказала, роняя слезы на горящее от боли лицо. А потом сняла Венец с моей головы и отбросила его в сторону. С глухим звоном он прокатился по полу. Бесполезное орудие. Нежные губы коснулись моих, и я блаженно окунулся в смерть. Я сделал то, что должен был...
  
   Глава 25.
   Князь Артирус.
  
   - Простите, повелитель, но вам придется жить. Я понимаю, вы разочарованы, но судьба распорядилась так, - насмешливый голос Теодуша сквозь пелену кровавой темноты и нещадный шум в ушах. Я с неудовольствием мотнул головой, а в груди отчего-то комом нарастала досада. Даже умереть спокойно не дают!
   - Перевернутая лодка на зеленой поляне будет ждать тебя, ирвен Виктор. И когда-нибудь дождется, только не сейчас. Тогда, когда ты с полным правом сможешь назвать себя Ищущим, который нашел. Героической смерти для этого мало, ирвен. Для этого нужна долгая героическая жизнь.
   Я наконец смог разомкнуть глаза и разглядеть полутьму задернутых штор, заботливо склонившихся надо мной а'рантьяков и сидящего у края кровати Теодуша. Он был в домашнем халате, весь в примочках и бинтах. Но родные глаза искрились смешинками, а полные губы мягко улыбались. Я не мог злиться: взгляд был слишком понимающим. Да, ты прав, друг, прав, Хогг тебя подери! Нелепое ругательство, которое и не ругательство вовсе, нелепая злость, переходящая в благодарность. Пожалуй, я разочарован. Ждал, что обрету вечность, а вместо этого придется еще поиграть. Или нет? Теперь уже не поиграть - пожить.
   - Я справился? Или не оправдал твоих ожиданий? - с трудом разлепляя губы, произнес я. Теодуш наклонил голову, лукаво щурясь.
   - Справился, справился. Приятно не ошибаться, даже как-то самоуверенность прибавилась. Уфф, так меня гордецом сделать можно! - похлопывая себя по толстому животу, усмехнулся Теодуш. Я улыбнулся. Забавная история: кто бы мог подумать, что я, великий и могущественный Виктор, был пешкой в игре сумасшедшего поэта Теодуша. Ведь все было продумано изначально именно им, князем Артирусом, последним а'рантьяком прошлого века, заслужившим вечность и ставшим человеком. Именно он, пройдя Город, увидел ошибку Хогга и понял, что если медлить, то мир погибнет в черной трясине. Так как вся сила Хогга была отравлена, пришлось лишить всех спектрумов силы. Но эта мера была временной. Для удачной партии нужна была особая шахматная фигура. Пешка, возомнившая себя ферзем, однако готовая отдать себя для удачного завершения матча. И я стал этой пешкой. Я удивлялся тогда, что ни в чем не повинного поэта отправили на верную смерть, и что никто из каторжников не узнает его. Действительно, Теодуш пришел в этот караван, чтобы вести меня в верном направлении. Отсюда и знание древних слов и обычаев, отсюда и умение найти ключики к моему сердцу. Обличие глупца, вот мудрость мудреца. А Теодуш, вернее Артирус - мудрец, каких стоит поискать. Идея создать Венец Правосудия зрела в его голове давно. Венец был задуман как ловушка для пиявки. И Теодуш прекрасно понимал, что и сам попадет под ее влияние, поэтому написал мне подробное письмо, которое и передала мне Зефира. Вот только одно вызывало жгучую досаду: я обрел могущественного покровителя, но терял друга. И еще... Хогг, до чего же обидно чувствовать себя пешкой! Особенно в руках лучшего друга, казавшегося... ах уж эта моя самоуверенность!
   - Ты злишься на меня? - прищурив глаза, спросил Артирус. Я сдул с лица прядь волос и попытался честно ответить на этот вопрос: для начала - самому себе. Хм... А вот и не злюсь. Что весьма странно, если учесть, что мной попросту играли.
   - А тот наемный убийца был заказан тобой? - зачем-то спросил я. Теодуш вдруг просиял:
   - Ты и правда злишься именно на это? - я тоже улыбнулся.
   - Да нет, за это я благодарен. Но мог бы сказать мне раньше, чтобы я хотя бы не питал надежд, будто сам решаю за себя.
   - Ты решал сам. Я только пытался предугадать каждый твой шаг, решение же всегда оставалось за тобой, ирвен. И твоя победа - всегда твоя. А вот если бы я посвятил тебя в этот план, ты бы, пожалуй, назвал меня безумцем и попросту прибил. Я не прав? - я тяжело вздохнул.
   - Прав. Только можно я буду называть тебя Теодуш? Артирус мне не нравится, - буркнул я, чем вызвал громкий заливистый хохот. А потом я спросил:
   - А зачем ты накладывал чары воскрешения? - вот сейчас в голосе прозвучала нескрываемая обида.
   - Ты бы все равно там не остался, Виктор. Верь не верь, но магию а'рантьяки наложили только на гроб, который должен был восстановить твое тело. Душа же могла и не вернуться. Я сильно рисковал, ведь ты мог остаться там или упасть вниз. Но все вышло так, как вышло, и, клянусь, я не сумел бы ничего изменить. - Теодуш посерьезнел, говоря эти слова. Оставалось вздохнуть и поверить. Странный я человек! Ведь теперь у меня впереди целая жизнь. Целый шанс найти то, что искал. Жить с Силной и с братом, нянчить племянника...
   - А где Азот и Лаурон? Они живы? - сердце бешено забилось. Опять в голове роилось великое множество вопросов, которые я боялся задавать. В комнате теплился мягкий огонек, а'рантьяки, закончив свои исцеляющие действия, ушли, притворив двери. Теодуш улыбнулся:
   - Живы, естественно. Азот была нужна мне, потому что под властью Венца я лишился памяти об обретенной вечности, а Азот напомнила бы мне. Приказ доставить ее ко мне я отдал бессознательно. Она жива и здорова, ни ее ребенка, ни ее саму никто не тронул. Да и ты здоров, ирвен Виктор. Не надоело валяться в постели, изображая умирающего? Всю вторую жизнь ты этим и занимаешься, - ехидно усмехнулся Теодуш, новые морщинки проявились возле родных теплых глаз. Я рассмеялся, искренне и счастливо. Огромный груз свалился с плеч. И правда, хватит мне лежать в постели, меня ждет... А что меня ждет? Политика? Я не чувствовал в себе сил решать за народ. Я давно уже понял, что это бессмыслица. Утопия там, за чертой, разделяющей жизнь и то, за гранью смерти. Здесь же замкнутый круг - к власти рвутся лишь жестокие и недостойные люди либо власть их портит. Влиять на умы и души людей - гиблое дело, ибо все мы недостойны это делать, ведь самая маленькая оплошность способна запустить машину смерти, остановить которую не сможет никто. Самый маленький просчет, не тот ход пешкой, и все - пария проиграна. Нет уж, хватит с меня ошибок. Я не хочу этого, до панического ужаса не хочу, до скрежета зубов и воткнувшихся в мясо ногтей.
   - Не бойся, ирвен Виктор. Это моя забота, еще десятка на три-четыре меня хватит. А дальше что... Судьба и матушка Илен будут благосклонны к нам - все пойдет правильно. Нет - уж как будет...
   - А что с Илен? - вдруг задал я волновавший меня вопрос. Теодуш хитро прищурился.
   - Об этом узнаешь, когда придет время, ирвен Виктор. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, так говорила бабка моя. Да ведь, ирвен?

***

   Я сидел в большой зале за обеденным столом, укрытым белоснежной скатертью, рядом сидела в ослепительно-белом платье рыжеволосая красавица, испуганно, но счастливо осматривающаяся по сторонам. Пышные залы и красивые наряды бедной сельской врачевательнице были внове, и даже за недели проживания во дворце и подготовки к свадьбе Силна не смогла привыкнуть к этой роскоши. Рыжие волосы были собраны заколкой на затылке, локонами спадая на прекрасное лицо. Девушка нервно теребила край платья и кусала губы, но глаза лучились счастьем. Хрупкая фигурка, выгодно подчеркнутая белоснежным атласом, сосредотачивала на себе взгляды всех присутствующих. Отрезая кусок большого, украшенного глазурью, торта, Силна тихо смеялась, прядки рыжих волос упали на глаза, и девушка, смешно фыркнув, попыталась сдуть их. Я вскочил со своего места и сжал новоиспеченную жену в объятиях.
   - Горько! Горько! - раздался сопровожденный ехидным смешком голос Лаурона. Ему стали вторить все собравшиеся. Теодуш встал со своего кресла подле заметно округлившейся Зефиры и произнес, лукаво улыбаясь:
   - Пусть горько вам будет только сейчас, в остальное время пусть горечь будет легкой приправой к сладости. Сладкой жизни не желаю - такое можно разве что мухам пожелать.
   Я притянул Силну за талию, заглянул в сияющие глаза, в которых искрились лучи солнца и загорались драгоценные изумруды.
   - Люблю тебя, милая, - прошептал я, касаясь губами ее губ и убирая с лица прядь огненно-рыжих волос. Силна хихикнула, приподнимая худенькие плечики и заливаясь краской. А потом сильным движением сжала мне шею и крепко поцеловала. Я ответил на поцелуй, а гости громко закричали. Краем глаза я увидел, как Зефира крепко сжала руку Теодуша, а тот поцеловал в лоб свою беременную жену. Она любила его, любила по-настоящему, нежно и крепко, без ненужных страстей и всплесков. А он души не чаял в своей девушке из эфира. А я сжимал в объятиях самый драгоценный изумруд во всем мире...
   Белоснежное белье на широкой кровати, мягкие оттенки заката из окна. Моя спальня, такая родная и такая странно новая. За окном полыхали нежно-розовые, сиреневые и золотые отблески, сменяясь и пронзая белоснежные, как постель, облака. Я осторожно потянул за ленту, стягивающую корсет Силны. Девушка стояла лицом ко мне, со светом в изумрудных глазах, легкой улыбкой на серьезном лице. Руки безвольно опущены, но дыхание прерывистое. Лента легко поддалась, и платье раскрылось на спине, обнажая шелковую кожу, и легко соскользнуло к ногам. Я приник губами к ложбинке у груди, чувствуя прерывистое горячее дыхание и шелк кожи. Руки скользнули по моей шее, а потом тонкие пальцы принялись расстегивать пуговицы на рубашке. Пуговицу за пуговицей, и скоро рубашка полетела вниз, к платью, а по моему телу скользили нежные пальцы. А в следующую секунду мы встретились глазами. Прекрасное обнаженное тело, такое близкое, теплое и родное. И мы, задыхаясь от страсти, принялись снимать друг с друга остатки одежды, тихо смеясь от счастья опустились на белоснежные простыни, и мир вокруг замер во всполохах заката, когда наши тела слились в одно целое, ритмично двигающееся в такт беззвучной музыке...
   Утром я проснулся от прикосновения любимых губ, целующих мое плечо. Я улыбнулся сквозь сон, крепко сжал под простыней руку жены и услышал счастливый смех.
   - Теперь ты моя, и не убежишь, понятно?
   - Нет уж! Это ты мой, и никуда не убежишь! Понятно? - мы засмеялись, обнимаясь и крепко целуясь. Рассветные лучи играли на подушке, окрашивая белую наволочку золотом.
   Через неделю мы переехали в подаренный нам Теодушем дом в Девятом Княжестве. Дом с огородом был недалеко от селения родителей Силны, но он был наш. И впереди нас ждала мирная жизнь с лошадьми, выращиванием капусты и уборкой навоза. Что ж, я устал. Устал от бесконечных поисков. И понял важную истину - чтобы найти, не нужно бежать. Нужно всего лишь прислушаться. К себе и миру. И к тому, что ждет там, где стоит перевернутая лодка... Правильно я говорю, Аена?
   - Тебе давно не нужны мои советы, малыш.
   Я смирился с тем, что Аена - плод моего воображения. Но так ли это? А, Хогг знает! Я начал поиски. Пока я нашел спутницу, которой было со мной по пути. А вот цель моих поисков найти не так-то просто, но я найду. Стану Ищущим, который нашел.
  

***

  
   Мы с Теодушем только что плотно пообедали в деревенской таверне. Силна скрепя зубы отпустила меня с приехавшим отдохнуть от дел государственных Теодушем. За год совместной жизни мы почти не разлучались, и были счастливы обществом друг друга. Были, есть и будем.
   Еда в таверне оказалась на удивление вкусной и сытной, говор людей и пение деревенского менестреля подняли настроение до небывалых высот.
   - Пошли со мной, ирвен Виктор, - улыбнулся вдруг Теодуш, кутаясь в плащ. После душной шумной таверны на улице было тихо и холодно. Я кивнул и пошел за другом. Мы остановили извозчика и поскакали навстречу закату. Ежась от вечернего холода. Когда впереди замаячили башни столичного замка и призрачные шпили Города, по моей спине пробежали струйки холодного пота. Стыдно было бояться, но воспоминания о Заке, Городе и всех его ужасах бросали в холодный пот.
   - Спасибо, добрый человек. Чтобы тебе всегда были видны верные дороги, - отдавая извозчику деньги и грузно вылезая из повозки, многозначительно изрек Теодуш.
   - Зачем мы здесь? - глядя на холодные пульсирующие жизнью башни и кутаясь в плащ, спросил я. Стук лошадиных копыт скрывался вдали. Теодуш обнял меня за плечи и усмехнулся:
   - Ты задавал мне вопросы, ирвен Виктор. Так смотри ответы.
   Я недоуменно хлопал глазами, всматриваясь в тающие в туманной дымке башни. И вдруг все куда-то поплыло, и я увидел...
   ...Огромные вечные валуны и аромат тропической сырости. Капли радужных брызг от гигантских водопадов. Юноша, в котором все было идеально и мужественно сидел на гладком боку валуна и перебирал волосы виденной мною прекрасной Илен. Юноша повернул голову и в изменившемся прекрасном лице я узнал Зака. Но. Хогг, как же он изменился! Что-то в нем неуловимо напоминало бывшего повелителя холодных спектров, только до его падения. Зак был совсем другим - не мальчиком, но примером всех мужчин. Илен провела рукой по его щеке, и они поцеловались, сливаясь в одно целое. Мать теплых спектров. Первая женщина мира наконец нашла мужа. Взамен брата, но все же... Возможно, это начало новой жизни.
   - Я так счастлив, что ты теперь здорова, - произнес Зак (или же новый Хогг?). Илен подняла лучистые глаза и вздохнула, счастливо теребя локоны любимого.
   - Я долго спала... Мои дети много бед натворили, да? Я должна была умереть без брата. Странно, что я жива...
   - Странно, но разве не замечательно? Мы принесем новую жизнь в это вечное место. Принесем же, ненаглядная моя? - улыбнулся Зак, и рокот водопадов заглушил разговор, который прекратился из-за долгих поцелуев. Пугающий и вечный Город начинал становиться и вправду Живым...
   Мир успокаивался под чутким руководством Теодуша. Люди постепенно приходили в себя, волнения улеглись, но что-то изменилось. Что-то неуловимое внешне. Нет, эра любви и добра не наступила. Утопии не было. Просто люди обрели еще один шанс. Избавившись от пиявки, Аркус обрел возможность начать все с чистого листа. И все зависит теперь только от каждого из нас, не от мудрости игроков. Отнюдь. Всего лишь от правильных ходов каждой пешки. Ведь победу делают сообща, каждый по маленькому шажочку ведет партию к поражению или победе. И теперь не столь важно, что будет с политикой, с государственным аппаратом, с устройством страны, хотя Теодуш будет хорошим правителем. Важно другое: люди смогут попробовать еще раз сами создать утопию. И если им хватит сил не выбрать снова тьму, у них есть шанс. И шанс огромный...
   Я перевел дыхание, осмысливая увиденное и вдыхая теплый слегка влажный вечерний воздух. Где-то там, где закат встречается с рассветом, на изумрудной, влажной от росы траве ждет меня перевернутая лодка. Мы с Силной однажды ступим туда вдвоем, пройдем по негнущейся траве, растворимся в чистом воздухе и станем теми, кто нашел. А пока... Пока у меня остался один невыясненный вопрос. Я повернулся к Теодушу, изображая на лице серьезное выражение и спросил:
   - Теодуш, а зачем все-таки были нужны те стихи?
  
  

09.08.2013

  
  

  
  
  
   Оглавление
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Эрра - обращение к женщине, дословно "госпожа".
   Ирвен - господин, но в то же время - господин, лишенный высокого титула. Для простого человека это приятно, а для лорда с его привилегиями - оскорбление.
   Рубер - существо красного спектра, использующее для своей магии темный источник Хогга, как и яшинто. Способны воздействовать на красный спектр ауры - возбуждать гнев, ненависть, страсть и воспламенять предметы.
   Обращение к хозяйке, матери семейства, используемое обычно на востоке, в седьмом княжестве.
   Вириды - зеленый спектр. Тесно связаны с природой и ее сущностью. Почти не влияют на людей. Способны обращаться: их истинная форма - огромные бабочки с маневренным обтекаемым телом. Нет особей мужского пола, зарождаются непосредственно из природы, способны как угодно на нее влиять.
   Обличие глупца, вот мудрость мудреца - У. Шекспир, "Гамлет".
   Зеленый спектр. Тесно связаны с природой и ее сущностью. Почти не влияют на людей. Способны обращаться: их истинная форма - огромные бабочки с маневренным обтекаемым телом. Нет особей мужского пола, зарождаются непосредственно из природы, способны как угодно на нее влиять. В приближенной к человеческой форме напоминают девушек с огромными ресницами, похожими на усики бабочки, и сухой, как пергамент, зеленой кожей.
   Оранжевый спектр. Пробуждают теплые эмоции. Тело не совсем материально, способно рассыпаться на частицы.
   Голубой спектр. Тесно связаны с водной стихией. Влияют на эмоции голубого спектра - спокойствие и умиротворение, могут обращаться в воду.
   Кареч - наречие, используемое в Шестом Княжестве. Отличается резкостью, интонации напоминают крики птиц. Частые окончания: -еч, -ич, -чр.
   Он голый! (кареч)
   А вы кто? (кареч)
   Ваша одежда (кареч)
   Обращение к близкому человеку, принятое в Шестом Княжестве, дословно - "дорогой".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"