Аннотация: Часть третья В тёмном углу (Орффическая)
Главадевятнадцатая
ВтёмномУглу, частьТретья
(Орффическая)
Итак, диннер начинался скверно.
Самоуправство Тимоти (которое с превеликой охотою было поддержано Дунечкой) заметно вывело из контенанса организаторов ответственного мероприятия. Как и предполагала русская графиня, ими оказались наиболее неприятные ей родственники Николаса - его двоюродный дядя Майкл Орфф, которому активно помогала супруга младшего брата графа Норчестерского, уроженка солнечной Австралии, по имени леди Патриша.
Напомню читателям: Майкл Орфф, в английских категориях, аристократом не был. Он не имел права ни на сэрство, ни на пэрство, ни на де перед фамилией. Так уж случилось, что его предки всегда оказывались младшими сыновьями младших сыновей. На мой взгляд, это было несправедливо, - как несправедлива и вся английская система т.н. родовой аристократии.
Впрочем, я сомневаюсь, чтобы сам Майкл Орфф так уж из-за этого переживал. Потому что человеком он был практическим и трезвым. И так как он уже в раннем детстве уяснил, что титулы, аристократические тусовки в Виндзоре и прочие судебные разбирательства из-за родовых наследств за границей ему не угрожают, то он и выбросил их из головы.
Потому что хлопот у него и без того хватало. Майкл Орфф был очень богат. То есть по-настоящему богат, - а не по-английски. Ведь, если вдуматься, то и графиня Дотти была богата. Страшно сказать, - но рыночная стоимость земельных угодий и наследного имения ёрла Норчестерского оценивалась суммой с семью нулями (в фунтах, естественно). И это - не считая картин, старинных книг, фамильных драгоценностей, и т.п.! Ну, и что с того? Ведь даже и мысль о том, что всё это можно реально продать, казалась Дотти страшным предательством и даже святотатством!
Собственно, обычное дело. Потому что настоящие аристократы зачастую богаты только виртуально. Ведь собственность их семьи имеет не просто товарную цену, - это ещё и коммунальное, городское или даже национальное достояние! Взять и продать всё это, простотак - трудно. Обязательно начнутся пересуды, непременно появится какая-нибудь гадость в местной, а то и в лондонской газете, - и пошло-поехало...
Всех этих забот у Майкла Орффа не было. Потому что он был богат
по-американски. В США ему принадлежала довольно крупная торговая
фирма, дела у которой шли блестяще. Так что только рыночная капитализация личных акций мистера Орффа оценивалась в пять-шесть миллиардов (долларов, разумеется).
Нью-йоркские миллиарды, тем не менее, не мешали мистеру Орффу выглядеть безнадежно пошло, - и владеть домом, который, по словам сэра Николаса, был самым чудовищным во всем Коммонвелсе (и Дотти вполне разделяла эту оценку).
Впрочем, Майкла Орффа Дотти не боялась. Он был ей неприятен - это да. Эти его бесконечные тирады о "Великой Цивилизации Британии", "о нашей, англо-саксонской миссии", о "Лондоне как защитнике Демократии и Свободы" и т.п., - после которых, естественно, следовала какая-нибудь чушь или заведомая гадость о России, Франции, Германии или Италии (не говоря уже о Сербии и черной Африке!) - чего уж там, эти майкловы тирады действовазали Дотти на нервы.
Но в то же время Майкла нельзя было назвать заведомым злодеем.
Не был он и дураком. Так что в последние годы Дотти даже стало приятно с ним общаться: когда у России дела пошли на лад, то резко возрос и интерес у Майкла Орффа. А так как его американские компаньоны пришли в Москву в числе первых, и были очень довольны тамошними оборотами, то и Майкл внезапно воспылал к Нью-Раше пламенной любовью, - и даже начал учить русский (и регулярно приставал к Дотти с той или иной идиотской фразой, которую она не сразу и разобрать-то могла!)
Так что, несравнимо хуже, чем с Майклом, отношения у Дунечки складывались с леди Патришей де Орфф, - супругой младшего брата Николаса, лорда Джона де Орффа. Это была, мягко говоря, нелюбовь с первого взгляда. Причины такой ненависти к себе со стороны Патриши Дотти даже не пыталась анализировать. Потому что знала - это безнадежно. И чтО бы она, Дунечка, ни делала, чтО бы ни говорила, -- Патриша ненавидела её ещё сильнее. И уж совсем тяжко было то, что сын Патриши, восьмилетний рыжий обаяшка и смышлёныш Сэм, просто души не чаял в Дунечке. Года три назад, за пару месяцев до исчезновения Николаса, семья младшего брата наследного ёрла пару недель гостила в Норчестерском имении. Бедные Николас и Дотти! Они ничего не могли поделать с Сэмом! Он просто хвостиком бегал за дядей и особенно за тётей, демонстрируя полнейшее равнодушие к приторным ласкам своей австралийской матушки!
Вот и сейчас: вопль "леди Дотти! леди Дотти!! здравствуйте!!!" раздался сразу же, стоило только Дунечке и её кавалеру пересечь порог орффовской залы. И навстречу графине, улыбаясь до ушей, и полностью игнорируя шипение леди Патриши, ринулся Сэм.
Естественно, сразу же начались разборки. Тут же выяснилось, что "Сэмюэл, вам давно пора в кровать! И вообще: вы обещали вести себя пристойно!"
Ну, тут уж не преминул подать свой глас и Тимоти-зе-Сноб. Слово пристойновообще относилось к числу его самых любимых.
--Милеееееееди, - загнусавил Тимоти с такой своей фирменной елейной интонацией, что Дотти похолодела (ох, что-то будет!),-- неужели же ваша матушка, ввашей-тоблаааааасловенной, еслинеошибаюсь, Батавииотп` аааавляла вас так `аааааано спать, даже не позволив вам и поздо`оооооваться с вашей любимой тётушкою?
Это было классическое оскорбление, - сходу, наотмашь. Австралийское происхождение леди Патриши - вообще было её самым больным местом. Она жутко стыдилась того, что родилась и выросла в пригороде Канберры. Хотя, казалось бы, - чего же в этом позорного-то? И уж особенно, - в отношениях с Дотти, у которой даже и английский язык был не родной, но благоприобретенный! Но нет! Как никому бы и в голову не пришло избегать в присутствии графини Дунечки российских тем, - так никто бы даже и не подумал упоминать Австралию, если бы знал, что несчастная Патриша находится в радиусе мили! О, сколько же сил несчастная, бесталанная Пэт потратила на то, чтобы избавиться от своего характерного акцента! О, как же она старалась произносить глубокие английские гласные -- ох! глубоко! очень глубоко! А вот долгие -- доооолго, ооочень долго!
И тут - нате вам! С порога, в лицо, от самого герцога Тимоти! Патриша побагровела, как помидор, почти до слёз. А негодяй Тимоти продолжал, как ни в чем не бывало, - да к тому же перейдя на невероятно, чудовищно смешной провинциальный оссиевский диалект:
--Ооооу, кэк у вас тут к`ууууто, мэдм! Столик такой цивильненький, почти похоже на нашу, английскую мебель! Цветочки тоже неплохие, -- п`аааавда, букет подбирал определенно дальтоник, но это ничего, ничего, у вас там ведь всё кве`хь то`машками, это не удивительно...
Тимоти, вроде бы, внял. Но настроение, конечно, было уже испорчено.
* * *
Орффы были в сборе. Самые пожилые уже сидели за столом, помоложе - толпились у входа в зал. Дунечка приступила к ритуальным клевкам в щёчку со знакомыми дамами - и кавалерами своего возраста. Большинство ограничивалось легким прикосновением надушенных щек, но пара молодых людей воспользовались моментом, - и, на французский манер, чмокнули Дунечку как с права, так и слева.
Более пожилые господа церемонно прикладывались к ручке. Память у Дуни была хорошая. Она со всеми здоровалась по имени, не забыла ни одного титула и немедленно интересовалась о здоровье детей, никого не перепутав.
Тимоти же, презревший и собственный титул, пренебрег всеми ритуалами, рявкнул в воздух нечто вроде "Пгииииивееет, пгииииивет!" - и уселся за самый дальний конец стола. Через минуту он тормознул мимо пробегавшего официанта, велел принести себе сигару и пепельницу, - и предовольно запыхал, полностью игнорируя то обстоятельство, что леди Патриша не просто была страстной борчихой с курением, но даже и основала соответствующий фонд собственного имени.
Когда же Дотти достаточно, с точки зрения будущего герцога, наритуалилась, он ловко подскочил, внедрился в толпу, взял Дунечку под ручку, - и усадил рядом с собой, с правой стороны, -- замкнув своим собственным сиятельством столовый ряд.