Аннотация: Я ясно вижу этот провинциальный город. За чистыми, вымытыми на пасху окнами, грохочет громом май.
Я ясно вижу этот провинциальный город. За чистыми, вымытыми на пасху окнами, грохочет громом май.
Погода такая пасмурная, что спать бы до обеда, но Катьке мало того, что не давали спать вторые сутки, так и с утра подняли, ни свет ни заря. У матери Катькиной, впавшей в маразм, уже как года четыре, началось весеннее обострение.
Всю ночь несла полную ахинею - то, о каком-то столе, и о том, что готовить любит, хотя за всю Катькину жизнь баловала дочь, разве, что вареной картошкой. За четыре года своей жизни с больной матерью, женщине достались: и бесконечные стирки, и памперсы.И вечное беспокойство на работе, а как там, беспомощная мать.
Катьке давали путевки в санаторий,подлечить нервы, но уехать, и бросить мать она не могла. Все попытки найти сиделку, ни к чему не привели. Одна набожная соседка, было, согласилась, но наутро огорошила Катьку, своим рассказом о ворах, что стучались к ней всю ночь. Соседка и раньше, что-то такое подобное рассказывала: что воду воруют, свет тоже. Женщина не очень вникала, но теперь поняла, соседка в еще большем маразме, чем ее мама.
Потом Катька подошла к уборщице убирающей подъезд, но та словно с цепи сорвавшись, набросилась на нее, крича на весь двор: "Да вы что? Я еле полы мою! У меня муж лежачий был, я знаю, что это такое".
Катька уверяла соседку, что мама не лежачая, если помочь, так и до туалета сама дойдет. Ее просто надо покормить, погреть еду. Можно столоваться, и деньги, она будет платить.
Никого так и не найдя, они с матерью благополучно встретили Катькину пенсию.
Казалось бы чего лучше? Целый день дома, мать под присмотром, но беспокойное Катькино сердце и расшатанные работой нервы, дали пищу новым страхам.
Страх смерти, он известен всем, и даже глубокие старики, его ощущают, что бы они там не говорили. Катькин страх, был особого рода. Она боялась собственной смерти из-за матери. Пока она работала, ее могли искать на работе в случае трагедии. Теперь, когда она пенсионерка, кто про нее вспомнит, а подруг у нее не было.
И ее стал преследовать кошмар: вот она умерла, а мать одна в квартире, ждет, умирает, мучительно долго. Хорошо, если Катька умрет на улице, хоть кто-то может, найдет. Если украдут сотовый телефон, или паспорт, то уж на клочок бумаги не позарятся. Для этого случая женщина носила с собой и паспорт, и записку с телефонами работы, соседей.
Страх точил Катькино нервы все сильнее и сильнее.
За зиму она вытянула мать из тяжелейшего воспаления легких. На это ушло немало сбережений, потом мать сломала руку, пришлось вызывать частную скорую. Это сделало немалую дыру в Катькином бюджете, а потом еще и лекарства. От остеопороза , от давления.
Скорая помощь приезжала к ним по очереди, сначала к матери, потом через день, два к дочери.
Катька заливала тяжкую жизнь пивом, раз в три дня, позволяла себе выпить пару бутылок темного, чтобы уснуть, и все забыть.
Спать она любила больше книг и сериалов. В бытность свою телефонисткой, спать ей приходилось мало, теперь вот мать не давала. Иногда вставала по ночам и толи от слабости, толи от давления падала на пол, как срубленная елка.
Когда это случилось первый раз, женщина побежала к соседям, к одним, ко вторым. Время было час ночи, никто ей дверей не открыл. Пришлось, матерясь и плача, поднимать мать самой. Теперь мать похудела, или Катька натренировалась, но поднимала она свою старуху, на раз,
Вот и сегодня, мать мало того, что болтала безумолку весь день, и ходила по двухкомнатной квартире, как до болезни. Она еще и ночью не спала, самое паршивое было то, что когда дочь на нее кричала, она замолкала, и как только Катька засыпала, на всю квартиру раздавался, бессвязный лепет, звучащий в ночной тишине, очень громко.
К утру Катька озверела ,била мать по щекам, пыталась дать снотворное ,в первую ночь получилось ,а теперь мать отказалась пить и таблетку от давлении, и снотворное.
И в воспаленном Катькином мозгу пришло спасительное решение: надо просто не давать матери таблеток от давления. Ведь если дать много таблеток, растолочь и в еду бросить, это преступление, а так что же, забыла и забыла.
Если бы кто-то сказал, этой пожилой, издерганной страхами тетке, что есть и такая статья "Неоказание помощи больному", она бы удивилась, а может, и нет.
Не давать таблеток, и видеть, как мать мучается от приступа гипертонического криза, слышать ее стоны, рвоту, и видеть ее глаза, в бордово-синих кругах, этого бы Катька не вынесла.
Помощь пришла с экрана телевизора. Номер телефона с предложением работы пенсионерам. Работа была на целый день, продавать мороженное. Катька, конечно, пошла к работодателю не с пустыми руками, с коробкой конфет, и в приличном брючном костюме, из той, прошлой жизни.
Ей досталась очень хорошее место - привокзальная площадь.
Место проходное, соседка с напитками рядом. Мать мучилась уже пятый день. Катька пила с новой соседкой по пятьдесят коньяка, "для сна".
Дни стояли жаркие, днем парило, к вечеру гроза и ливень. Катька чуть не насильно кормила мать вечером, та отказывалась, Катька, ругаясь, и пьяно рыдая, одевала матери памперс, и шла спать. Сон был кратковременным, пока хватало алкоголя. Она просыпалась и слушала, как мать бессвязно что-то говорит, шуршит памперсом, и клеенкой под простыней.
У женщины болело под левой лопаткой, во рту пересыхало. Она лежала до рассвета в своей комнате, молилась за мать и за себя. Утром, посмотрела на уснувшую мать, залила кипятком моментальную кашу, и поставила тарелку на табурет возле постели, туда же поставила кружку чая.
Тихо закрыла дверь и ушла на работу.
На улице уже с утра было невыносимо дышать. В воздухе не дуновения, запах гари, мокрого асфальта.
Под лопаткой словно ковыряли ножом, дыша, как будто пробежала стометровку, женщина села в автобус.
Забрав товар из ночного магазина, даже не сверив количество брикетов, Катька повезла тележку на точку.
Толкая тележку, она вдруг почувствовала, как ее окатило ледяной испариной, а в груди, напротив, жег огонь. Она, держась за тележку двумя руками, упала на колени, не ощущая боли в ободранных, об асфальт коленях. Жаркая волна страдания поднималась от груди, все выше и выше. За мгновенье, до взрыва боли в затылке, она успела подумать: "Надо было все-таки дать сразу много таблеток".
Я ясно вижу этот провинциальный город, в давно не ремонтированной "хрущевке", лежит на полу старушка. Запутавшись в тяжелом , мокром памперсе, она лежит, уставившись в потолок выцветшими от прожитых лет глазами, и ждет.
Катя ,да Катюша, так ее зовут, так звали ее дочь, маленькую, пухлую ,ласковую. Совсем не похожую на эту, вечно орущую, злую тетку.