Галанина Юлия Евгеньевна : другие произведения.

Княженика_3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 3.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Следующее продолжение романа "Княженика". Нежданно-негаданно Алисе выпала роль учителя русского языка для Ярослава. А если учесть, что в русском языке она и сама не особо-то...:) Встречайте две главы: "Педагогическую поэму" - шестую, и "Непедагогическую" седьмую.:) Поддержать книгу "Княженика" можно перечислив помощь: Яндекс-деньги: 410011396152876 Киви-кошелек:+79148889453 Карта Сбербанка: 676196000146388542 можно распространить информацию о книге - и это тоже будет поддержка. Я постараюсь выкладывать продолжение один раз в неделю, предположительно по вторникам-средам.
  
  Глава шестая
  ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ПОЭМА
  
  
  В понедельник стало ясно, что субботний ледяной ветер был гонцом, предвестником грядущих холодов. А вот теперь они и нагрянули.
  
  Избушка за ночь сильно выстыла, утром я собиралась в школу, завернувшись в одеяло. Печку топить было совершенно некогда, да и страшно оставлять ее без присмотра, вдруг она опять чего-нибудь выкинет, как вчера? Придется после школы топить... Может, еще один обогреватель купить? Так я разорюсь, здесь, похоже, электроэнергия раза в три дороже, чем в Красноярске.
  
  В школе на уроке литературы, к счастью, письменных заданий не было. Так что проверить успехи, то есть полное их отсутствие, у моего ученика было решительно невозможно.
  
  Ярослав первый со мной поздоровался, отдал диски. Сегодня он приехал не на маршрутке, наверное, все-таки телохранители отца привезли. Интересно, отец у него ночью, правда, фильм смотрел или просто скопировал?
  
  Урок шел своим чередом, а я написала на тетрадном листе крупно:
  
  "ОТЦУ ПОНРАВИЛОСЬ?"
  
  И пододвинула Ярославу.
  
  Он помедлил - и о чудо! - вывел так же крупно, практически печатными буквами: "ДА".
  
  "Здорово!" - обрадовалась я и тому, что фильм понравился, и тому, что Ярослав пишет буквы.
  
  Он под моим "Здорово!" написал второе "ДА".
  
  Ну ладно, одно слово в словаре есть. Идем дальше.
  
  "А отец тебя не ругал?"
  
  "НЕТ"
  
  "Повезло!"
  
  "ДА"
  
  К сожалению, бурную переписку пришлось свернуть, не добившись от Ярослава третьего слова. Татьяна Николаевна прервалась на полуслове и очень выразительно посмотрела на нашу парту - похоже, она была не очень довольна, что Ярослав избавляется от стягивающих его пут и расправляет крылья прямо сейчас, во время урока.
  
  А я подумала, что в субботу совершила страшную глупость: раз уж мне так хотелось сменить соседа, не надо было ни о чем просить, а надо сразу начинать шуршать бумажками на уроке и нас бы легко рассадили, не пришлось бы теперь ломать голову над учебными планами.
  
  Но, покосившись на невозмутимого Ярослава, я подумала, что мне похоже, начинает нравиться эта парта.
  
  На большой перемене Ярослав куда-то испарился, нигде его не было видно.
  
  Накрашенная, хоть прямо сейчас на фотосессию, Анжелика прошла мимо меня по коридору с видом испанской королевы. Я как вспомнила пятничную дискотеку, так зачесалась прямо вся. Пусть сама носит эти китайские тряпки, мне и в джинсах хорошо.
  
  
  ***
  
  
  Когда я приехала домой, в избушке было тепло, печка топилась. Видимо, дядя Гриша успел заскочить раньше и спас меня от холода. Насколько я знала, все выходные он и тетя Неля получали товар на станции и размещали его в "Версале" так, чтобы у входящих глаза от красоты ослепли.
  
  После обеда Ярослав пришел как по расписанию.
  И без разговоров сначала занялся дровами. Колун взлетал хищной птицей и тюкал клювом поленья прямо в темечко. Красиво.
  
  Сегодня он догадался сменить бежевый пиджак на тот камуфляж, в котором ходил в поход. И сразу перестал раздражать своим несоответствием избушке и дровам, теперь все было так, как надо, и смолистые щепочки, прилипшие к его штанам, смотрелись как родные.
  
  Когда Ярослав вошел в дом и сел за верстак, я сначала, для затравки, подсунула ему чистый лист и попросила переписать алфавит, который нашла на задней стороне обложки тоненькой зеленой тетрадки в двенадцать листов.
  Он посмотрел на меня, как на буйнопомешанную, но безропотно написал.
  
  Потом я вытянула с полки "Хоббита".
  
  - Одна часть нашего занятия будет состоять в том, что мы начнем переписывать эту книгу, - объяснила я свой гениальный план. - Это, так сказать, кусочек предыстории "Властелина колец". А поскольку книжка детская, то и слова в ней попроще, чем в самом ВК. Напиши тетрадную страницу, и мы ее разберем.
  (Уж подлежащее-то от сказуемого я как-нибудь отличу!)
  
  - Хорошо.
  
  Приятно, все-таки, когда твои слова принимают без возражений. Сразу чувствуешь себя уверенней.
  Я открыла потрепанную книгу (мы ее с мамой любили часто перечитывать вслух), положила перед Ярославом. Примостила рядом написанные им буквы алфавита, чтобы смотрел, если забудет.
  
  "В земле была нора, а в норе жил хоббит...", - начал Ярослав. - "Не в мерзкой грязной и сырой норе, где не на что сесть и нечего съесть, но и не в пустом песчанике, где полным-полно червей. Нет, это была хоббичья нора, а значит - благоустроенная и уютная".
  
  На улице уже сгустились сумерки, начался длинный осенний вечер. Пришлось включить настольную лампу, задернуть шторы. Абажур из разноцветных стеклышек сразу наполнил комнату волшебством, а ровный круг света, вырывавшийся из-под его купола снизу, позволял спокойно работать. Мозаичный узор абажура - цветы, бабочки и стрекозы - мягко светился.
  
  Ярослав был в светло-серой футболке. Загадочный золотой знак прятался под ее вырезом. Левая ладонь спокойно лежала на столе, пальцы были длинные и ровные. У меня есть странность, я "западаю" на руки, мне нравится их рассматривать, нравится, когда у парней они крепкие, но красивые, даже и не знаю, как более определенно сказать - какие именно. Примерно такие, как у Ярослава. Чисто теоретически.
  
  С левой руки я перевела взгляд на пишущую правую. На лист бумаги.
  
  Рот у меня непроизвольно открылся от изумления. А потом я стала пунцовой от стыда.
  
  Он не только умел писать "наши" буквы, он еще и делал это куда изящней, чем я. Если честно - почерк у меня корявый, особенно, когда я тороплюсь и пишу быстро. Говорят, есть такая наука, которая по почерку определяет характер человека - так вот мне кажется, что мой почерк прямо говорит о том, что его владелец беспринципен, расхлябан и двуличен, хотя бы потому, что я могу в одном слове две буквы "т" по-разному написать. У папы почерк четкий, летящий, у мамы - аккуратный, библиотекарский. У Ольги Ивановны самый, пожалуй, затейливый, какой я только встречала - каждая буква в завитушках, и как она не устает их выписывать...
  
  А здесь почерк был какой-то прямо таки образцовый - как надо бы писать, но так никто не пишет, долго это. Буквы, одна ровней другой, возникали на белом листе. Все, как на подбор, с должным наклоном. С размашистыми петлями в "д" , "в" и "у", с округлыми "а" и "о".
  
  А я алфавит ему подсунула, чтобы смотрел... Мда.
  
  Хорошо, что в избушке царил полумрак, а лампа бросала на потолок, стены и лица стаю разноцветных бабочек...
  Ну, ладно, буквы он знает - но почему тогда стопорится на русском и литературе?
  
  Ярослав словно угадал мои мысли. Сказал:
  
  - Наверное, это вроде болезни.
  
  - Но здесь же можешь! - возмутилась я.
  
  - Это не школа.
  
  - А что твой отец про "Властелина колец" сказал? - вспомнила я, что хотела спросить еще утром.
  
  - Доспехи странные. Воюют странно, - лаконично обозначил Ярослав.
  
  - Это, наверное, потому что фильм, для зрелищности. В книге по-другому. Дать почитать?
  
  - Дай.
  
  Я нашла и отдала ему первую книгу. Пока он ее осваивает, я дочитаю ВК.
  
  Надо было, никуда не денешься, продолжать занятия.
  
  - А теперь разберем предложения. Найдем подлежащее и сказуемое. Ну, вот, для примера: "В норе под землей жил был хоббит". (Я решила упростить первое предложение и записала его сокращенную версию на отдельном клочке бумаги). В этом предложении подлежащее - хоббит.
  
  - Почему? - заинтересовался Ярослав.
  
  А я знаю?!
  
  - Потому что он там жил.
  
  - А что такое подлежащее? - огорошил меня Ярослав.
  
  - Это... это... это - главное слово в предложении, вокруг которого все вертится. Оно существительное, а сказуемое обязательно глагол. Здесь два сказуемых: "жил" и "был". Подчеркни их двумя черточками каждое. - Я вручила карандаш Ярославу. - А подлежащее - одной чертой.
  
  Уф, с одним предложением, вроде бы, разобрались. Что там дальше: "Не в мерзкой грязной и сырой норе, где не на что сесть и нечего съесть, но и не в пустом песчанике, где полным-полно червей".
  
  Караул! Здесь нет подлежащего и сказуемого, похоже, тоже нет, потому что "не на что сесть" и "нечего съесть" как-то мало похожи на настоящие сказуемые.
  
  - На сегодня, пожалуй, все! - решительно завернула я урок, понимая, что со вторым предложением не справлюсь.
  
  Надо было сказку попроще взять. Типа: "Жили-были дед да баба. Ели кашу с молоком.. Рассердился дед на бабу, хвать по пузу кулаком!"
  
  Четко и по делу.
  
  - До завтра, - распрощался Ярослав.
  
  
  ***
  
  Когда он ушел, я с горя, бросив все дела, достала справочник для школьников и принялась с отвращением его читать.
  
  ***
  
  Неделя шла, росла поленница из переколотых дров на моем дворе.
  
  Гномы в тетради Ярослава вместе с хоббитом уже добрались до Одинокой горы: этот мазохист взялся и дома сказку переписывать, приносил мне домашние задания. Старательно подчеркивал подлежащее и сказуемое, где находил. И "жи-ши" через букву "и" - тоже. Непонятно только, когда он ухитрялся все это делать - ведь нормальные домашние задания тоже никто не отменял, приходилось сидеть и делать.
  
  Вот так потихоньку мы дотянули до выходных. Всю неделю тетя с дядей были заняты в бутике, привоз нового товара в "Версаль" вызвал всплеск интереса, тетя стояла на вахте с утра до ночи.
  
  В субботу после уроков я пошла их навестить.
  
  Почти уже добралась до знакомой калитки, как услышала позади:
  
  - Алиса, подожди.
  
  Ярослав за моей спиной словно из воздуха нарисовался! И как я могла его не заметить? Это же надо так легко ходить.
  Сегодня он опять в был в вязаном жилете с ромбами, с папкой под мышкой. Куртка, несмотря на прохладу, была распахнута настежь, вот же не мерзнет человек...
  
  - Алиса, подожди, - повторил он.
  
  - Чего? - насторожилась я.
  
  - Я с тобой.
  
  - Куда?
  
  - К твоим родным.
  
  - Чего?!
  
  Ярослав ничего не ответил, просто открыл калитку и вошел в дом дяди и тети первым.
  
  Ну что же, дело, конечно, хозяйское. Только на его месте я бы не удивлялась, если дядя Гриша пальнет в него из какой-нибудь берданки, за тот случай, когда их черный "Мессершмит" чуть его любимый жигуль не протаранил...
  
  Ярослав поднялся на крыльцо. Открыл дверь и вошел на веранду. Я за ним и не успевала.
  
  Что ему нужно от дяди с тетей?
  
  Деликатно постучав о косяк, Ярослав распахнул дверь и шагнул в прихожую.
  
  Тетя Неля, вся в бигудях, выглянула из кухни, дядя Гриша, в цветастых трикотажных бриджах (обновке, между прочим) - из зала. И оба замерли в полном недоумении, пялясь на нежданного гостя.
  
  Я просочилась в дом следом за Ярославом. Выглянув из-за широкой спины, молча покрутила пальцем у виска и развела руками, дескать, что с малахольного взять. Наверное, дядя с тетей поняли, что я тут ни при чем и тоже ничего не понимаю, как и они.
  
  - Милости просим, - ожила первой тетя Неля, лихорадочно сдергивая бигуди. - В зал проходите. Гриш, тапочки гостю отдай!
  
  - Спасибо, не надо, - снял обувь и прямо в носках прошел в большую комнату Ярослав.
  
  Дядя Гриша, похоже, очень обрадовался, что его тапки не достанутся понаехавшим тут. Тетя Неля молнией пронеслась в их спальню и через секунду вернулась, уже причесанная и с футболкой для дяди Гриши.
  
  Пока дядя Гриша одевался - Ярослав раздевался: почти силой я стянула с него куртку, отнесла в прихожую, повесила на крючок.
  
  Дядя Гриша и тетя Неля уселись рядышком на диван, как послушные дошколята, только что руки на коленях не сложили.
  
  - Дядя Гриша, тетя Неля, это мой одноклассник Ярослав Ясный, мы на литературе вместе сидим, - затараторила я, чтобы хоть как-то начать разговор.
  
  - Здравствуйте, Григорий Иванович, здравствуйте Неля Семеновна, - ничуть не смущаясь, поздоровался Ярослав, присаживаясь на стул у стола, поставленного около стены напротив дивана. - Я давно хотел к вам зайти, но знал, что в рабочее время вы заняты, поэтому отложил визит до выходных.
  
  Вот даже как.
  
  Визит отложил.
  
  Но давно собирался.
  
  Зачем, черт меня подери?!
  
  Хорошо еще Анжелики дома нет...
  
  - Поскольку вы ближайшие родственники Алисы, вы соответственно, обязательно должны быть в курсе, что с этой недели Алиса дополнительно занимается со мной русским языком, так получилось, что я серьезно отстаю от программы. Занятия проходят после уроков у Алисы дома, поскольку мы соседи и идти недалеко. Администрация школы поставлена в известность, не волнуйтесь. Татьяна Николаевна нас контролирует.
  
  Ему можно было в адвокаты идти, сразу, минуя юридический вуз. А, может, он вообще робот?
  
  У тети Нели заблестели глаза, похоже, она лихорадочно отсчитывала в уме, сколько будет, если к сегодняшней неделе прибавить девять месяцев.
  
  Дядя Гриша тоже немножко пришел в себя, почесал затылок и буркнул недружелюбно:
  
  - Чо, тимуровская помощь?
  
  - Повышаем успеваемость класса, - вставила я. - Татьяна Николаевна за всех взялась после сочинения. Тоже двоек нахватали, как и на физике.
  
  - А сколько берешь за урок? - сурово спросил дядя Гриша.
  
  - Он мне дрова колет в обмен на знания, - сказала чистую правду я.
  
  - Правда? - не поверил дядя Гриша.
  
  Еще бы, всякий, поглядев сейчас на Ярослава, усомнился бы в том, что этот манекен прилизанный знает, что такое дрова вообще.
  
  - А приезжайте посмотреть - одна поленница уже готова.
  
  Ярослав раскрыл папку, достал тетрадь, протянул дяде Грише.
  
  - Пока не могу похвастать особыми успехами, но вот здесь, Григорий Иванович, наработанное за неделю.
  
  Дядя Гриша - замечательный человек, но, подозреваю, что "корову" он пишет через три "а". Это не делает его менее замечательным, но тетрадь он взял с бо-о-о-льшой опаской. И, похоже, все-таки никак не мог понять, чего это Ярослав до него докопался.
  
  Тетрадь у него из рук цепко выхватила тетя Неля, просмотрела оком прокурора. Ну, все, теперь в бутике "Версаль" пищи для разговоров на несколько лет вперед будет.
  
  - А теперь разрешите уйти, дела, - поднялся Ярослав. - До свидания, Григорий Иванович, до свидания, Неля Семеновна, до свидания, Алиса.
  
  Забрал у тети тетрадь и к общему облегчению испарился.
  
  - Партзадание у меня такое! - объяснила я. - Раз на парте вместе сидим. Неудобно отказывать было.
  
  - Ты его пятерками-то не балуй! - строго велел дядя Гриша. - Пусть попотеет, узнает, каково учиться-то!
  
  - А он всегда такой ненормальный? - спросила тетя Неля.
  
  - Всегда! - сказала чистую правду я.
  
  - Вот что заграница с людьми-то делает... - поставила диагноз тетя Неля, вскакивая с дивана. - Пошли чай пить!
  
  После чая дядя с тетей отвезли меня в Душкачан: им не терпелось посмотреть на дрова, наколотые Ярославом.
  
  По дороге я обратила внимание, как тетя Неля провожает взглядом каждую проезжающую мимо иномарку. С тоской и завистью, вот как.
  Похоже, она все-таки стеснялась своего жигуля.
  
  Сегодня распогодило, и когда мы добрались до избушки, солнце стало припекать. Болота за железной дорогой красовались, расцвеченные бурым, черным, золотым, красным. Темно-зеленым.
  
  Тетя Неля с пылом энтузиаста-таможенника устроила в избушке настоящий обыск. Анжелику бы она вот так бы пасла, куда больше пользы было бы. Я не стала ей мешать, вышла на двор к дяде Грише, который придирчиво изучал поленницу.
  
  - Дядь Гриш, - спросила я, - а чего вы иномарку не купите? Мне кажется, тете Неле очень хочется. Сейчас же, говорят, автокредит можно взять.
  
  - Кредит - никогда! - отрезал дядя Гриша, и даже рукой махнул. - Вы уже взяли, о последствиях молчу, сама все знаешь. Жила бы сейчас в Красноярске с мамкой и папкой, и в ус бы не дула. Мы и без кредита машину можем поменять, накопили понемногу. Но Анжелику же учить надо, в город отправлять. Пока так обойдемся... Дрова вроде неплохо поколоты. Но ты смотри, если что - сковородкой его!
  
  - Хорошо, - пообещала я.
  
  Тетя Неля завершила свои розыскные мероприятия, вышла на крылечко.
  
  - Хорошо-то как тут, - промурлыкала она, оглядывая болота. -
  Сплошной воздух! Гриш, поехали, а то в кафе опоздаем.
  
  Сегодня у них был светский выход - кто-то из знакомых праздновал день рождения.
  
  В избушке тетя Неля проверила все, что только могла. Даже под подушку мне заглянула, не поленилась.
  
  Интересно, что она там надеялась найти? Трусы Ярослава, забытые им впопыхах?
  
  
  ***
  
  
  После того, как тетя с дядей уехали, я долго одновременно и смеялась, и злилась на Ясного. Нет, ну кто так поступает, а? Отчитался он за неделю. Тетю с дядей чуть кондратий не хватил.
  
  Ярослав появился в избушке ближе к четырем. И, видимо, почувствовал что-то, не стал дрова колоть, сразу в дом зашел.
  
  - Садитесь, ученик, на место, - махнула я в сторону верстака. - Дядя Гриша велел тебя гонять, как сидорову козу.
  
  - Я что-то сделал не так? - спросил сразу Ярослав. - Так не принято?
  
  - Как? Ярослав, ты что, с луны свалился?!
  
  - Почему?
  
  - Нормальный пацан дом дяди с тетей седьмой бы дорогой обошел.
  
  - Алиса, но разве твои родные не должны были со мной познакомиться? Если бы твои родители были здесь, я бы, разумеется, еще до начала занятий узнал, согласны ли они. Но ты живешь одна. Я не имею права не поставить дядю с тетей в известность.
  
  От его слов мне неожиданно стало плохо.
  
  Такое теперь изредка случалось, после того, как маму увезли в больницу: все нормально, но раз - и мир словно разделяется надвое. Как будто то, что тебя окружает - люди, вещи, деревья, дома, - оно все ненастоящее, плоское, ненадежное, словно на листе бумаги нарисованное. А за этим тонким листом - темнота и пустота беспросветная, гулкая и холодная. Вот чья-то безжалостная рука сейчас возьмет - и скомкает тонкий лист вместе с мамой и папой, и кроме пустоты ничего в мире не останется. И я тоже перестану быть, раз ничего живого теперь нет.
  
   Я замерла, боясь пошевелиться, боясь сорваться в черную пропасть.
  Упал табурет. Мое запястье обхватила крепкая, горячая ладонь, делясь своим теплом, заставляя ночь отступить, лист - расправиться. Снова все вокруг стало объемным, крепким. Настоящим. Вернулись запахи и цвета.
  
  - Я кофе сейчас сделаю, - убрал руку с запястья Ярослав.
  Но его ладонь прорвала уже какой-то тонкий невидимый барьер, сделала мир немного иным.
  
  Зашумел чайник.
  Кофе был приторно-сладкий, горький, горячий. Такой, какой сейчас нужно. Я пришла в себя, и мы стали заниматься русским письменным, словно ничего и не произошло.
  
  Горела настольная лампа, светились яркие бабочки и цветы. Ярослав старательно выписывал буквы. Поблескивала золотая подвеска на тонкой цепочке.
  
  Я смотрела на тетрадь, на книгу, на ручку. На подвеску - сегодня мне казалось, что это не скособоченный крест, а птица, взмахнувшая крыльями. Странное чувство овладело мной - захотелось коснуться Ярослава, дотронуться до плеча, или кисти, словно это помогло бы что-то прояснить. А, может быть, тянуло снова почувствовать, что тебя защищают. Не знаю. Было и спокойно, и тревожно одновременно.
  
  
  ***
  
  
  Разумеется, никто ничего не заметил. Но с понедельника мы стали сидеть за партой чуть-чуть ближе друг к другу.
  
  ***
  
  Эти кроссовки не могли выбрать другого момента, чтобы порваться! Не вынесли местных дорог...
  
  Неделей раньше - и я бы смогла их заменить, купила бы мойку на кухню подешевле. Месяцем позже - и уже можно было бы в теплые ботинки переобуться, а это рванье выкинуть. А так и деньги, папой присланные, я уже потратила на всякие нужные краны и шланги, и в зимней обуви упаришься. Можно, конечно, у Анжелики какие-нибудь старые попросить, но не нравятся мне ее вещи, вот не нравятся и все тут.
  
  Такая мелочь в обычное время - но сейчас эти рваные кроссовки серьезно выбили меня из колеи. Можно занять денег у дяди Гриши, немного он наскребет и без обращения к тете Неле, но здесь я не смогу купить ту обувь, которая мне по душе, здесь же все примерно такое же, как бутике тети Нели, из одного места везут.
  
  Можно было открыть контейнер и найти ящик с маминой обувью... От этой мысли сразу стало плохо. Нет уж. Скоро ударят настоящие холода, и я переселюсь в ботинки. Надо лишь немного продержаться. Купить клея и постараться починить лопнувшие носы моих кэрриморов. А в следующий раз взять туристские, такие, у которых и нос, и пятка резиной укреплены. (Планы на будущее немного успокоили.) Ничего, зато джинсы пока, тьфу-тьфу-тьфу, держатся. Вот же влипла...
  
  Пришлось ехать за клеем. Где-то там, конечно, должна была прятаться мастерская по ремонту обуви, но в расстроенных чувствах я ее не нашла. Купила "Супер-Момента", который клеил все, и дома постаралась подлатать носы кроссовок. Получилось не ахти, но я решила, что нормально, потянет.
  
  
  ***
  
  
  Время шло, и я вдруг поняла, что начала чувствовать Ярослава, не глядя: узнавала по шагам, когда он заходит в класс, знала, что он стоит позади меня, даже если его не видно.
  
  Иногда теряла - когда расстояние было больше, чем обычно. Тогда начинала осматриваться, искать его взглядом. Находила - и успокаивалась. Словно мне не все равно. Странно...
  
  Он словно начал заполнять собою мою жизнь, обживать угол в моем доме, хотя его, собственно говоря, никто особо не приглашал. Но дни без него стали скучными. А с ним - интересными. Он ухитрялся быть ненавязчивым но, даже и не знаю, как сказать, объемным, что ли. То есть занимал какое-то пространство и в нем держался, как король в своей стране.
  
  Наблюдать за ним было чистым наслаждением: умудряясь оставаться самим собой, в школе он, все-таки, был другим, нежели чем у меня в избушке. Настороженным, натянутым, как струна. Вызывающим. Выпятит челюсти - и смотрит на всех насмешливо.
  
  А усаживаясь за мой, то есть папин, верстак, он становился сосредоточенным, спокойным. Умиротворенным каким-то.
  
  Ярослав, оказывается, умел улыбаться не только ехидно. Если хотел.
  Ему нравилось отрабатывать какое-нибудь упражнение, когда он его понимал. Это сразу было видно по легкому, стремительному почерку. Когда же упирался во что-то непонятное, начинал выписывать ручкой такие осторожные и медленные кренделя, словно по-пластунски подкрадывался к опасному месту.
  
  Он вообще, как я поняла, был очень осторожен.
  Не труслив - сложно назвать трусом человека, легко раскидавшего мальчишек из бэ класса. Но при этом риск ради риска - это уж точно не про Ярослава. Права была Татьяна Николаевна, когда говорила, что иногда он напоминает совсем уж взрослого.
  
  Странный он какой-то. Непонятный.
  
  Однажды, когда он пришел, на улице разыгралась буря.
  
  Сначала было тихо, светло, а потом поднялся ветер, откуда ни возьмись, появились тучи. И резко потемнело. Пришлось зажечь свет раньше времени.
  
  Холодный дождь хлестал по стеклам. Ветер завывал, дергал ставни, пытаясь сорвать крючки. Шум крыльев и птичий клекот слышался в этом вое.
  
  - Смешно, да? - рассказала я о своем впечатлении Ярославу.
  
  А он помрачнел. Сказал, что ему пора, мол, у них там за кладбищем тропу может размыть - и ушел в самый ливень. А лицо у него при этом было - мама моя!
  
  Было так жалко, что он ушел. Я поняла, что с нетерпением жду завтра - чтобы в школе его увидеть. И еще я поняла, что мне хочется, чтобы он был рядом.
  
  
  ***
  
  
  ... И вот когда я все это поняла, Ярослав вернулся. Постучался в дверь, возник на пороге, мокрый с головы до пят. Жемчужно-серая футболка облепила мускулистую грудь, загадочный золотой знак пламенел на ней, словно солнце на фоне грозовых туч.
  
  Он изысканно вежливо сказал, что в ближайшее время занятий не будет, у него дела. Развернулся и быстро исчез, словно за ним кто гнался.
  
  
  ***
  
  
  Сказать, что это был шок - ничего не сказать. У него, значит, дела. Поэтому все побоку, еще бы. Зачем такому крутому мачо русский язык. А я-то, дура, расслабилась, напридумывала себе невесть что... Как последняя идиотка.
  
  Я не ожидала, что возьму и разревусь. Задрожали губы - и готово, слезы хлынули градом, я даже растерялась. Сидела на диване и рыдала в голос, благо услышать меня никто не мог. Постаралась как-то взять себя в руки, доковыляла до раковины, глянула в подвешенное над ней зеркало - лицо красное, глаза отекли, нос опух. Разозлилась - и разрыдалась по новой от обиды и злости. Сволочь, сволочь и гад! Ненавижу его, ненавижу!
  
  Всю ночь просыпалась оттого, что плачу во сне и зову папу.
  
  Поездка в школу была похожа на пытку, хотя я изо всех сил делала вид, что все нормально. К счастью, Татьяна Николаевна приболела, и литературы не было, не пришлось отсаживаться.
  
  В понедельник Ярослав еще был в школе, а потом исчез.
  
  Возвращаться домой после школы теперь не хотелось, что там делать до вечера? Поэтому уроки я стала готовить в школьной библиотеке. Там мне попался на глаза словарь французского языка, экзотический гость.
  Я вспомнила, что где-то в рюкзаке валяется листок с сочинением Ярослава, с трудом его разыскала и попыталась разобрать, чего он там понаписал.
  
  У него был какой-то неправильный французский. Ничего не получилось. Какие-то отдельные слова нашла в словаре, да и только. Плюнула на это дело.
  
  А когда вышла на остановку, ко мне привязался анжеликин Димон, словно специально поджидал. Чего делаешь, да куда собралась, да почему тебя на дискотеках не видно, а хочешь, пошли сегодня в кафушку, угощаю, классная компания там соберется. Хорошо, что маршрутка подошла, не пришлось грубить.
  
  В пятницу Ярослав появился, как ни в чем не бывало.
  
  Меня он в упор не видел. Еще бы.
  
   Не знаю, какие там дела были, но выглядел он не ахти, осунулся, в глазах появилось что-то звериное, желваки перекатывались на скулах.
  Но, поскольку, он и в обычное время был больше похож на мраморную статую, чем на человека, никто ничего не замечал, кроме меня. Я-то уже знала, что он бывает и другим...
  
  Хотя, вру, кое-кто все заметил. Около кабинета истории меня поймала Анжелика и приторным голоском спросила, даже не спросила, а пропела:
  
  - А что, Алисочка, говорят, Ярослав больше не ходит к тебе получать знания? Неужели, правда?
  
  Я бы, наверное, ударила ее в запале, если бы не знала способа сделать еще больнее. А я знала.
  
  - Уже не ходит, - оскалилась в улыбке в ответ я. - Зато Димон достал, просит и просит подтянуть, как ты думаешь, есть смысл помочь хорошему человеку? Время у меня теперь есть.
  
  Удар попал прямо в цель, глаза Анжелики сузились, она круто развернулась и кинулась к лестнице. Ну вот, похоже теперь мы враги на всю оставшуюся жизнь. Ну и ладно, можно подумать, мы раньше были самыми задушевными подругами. И вообще мне никто не нужен, как-нибудь одна обойдусь, без всех. Так спокойнее и надежнее. Но представляю, что сейчас говорит обозленная Анжелика, какие слухи обо мне распространяет среди своих друзей... Ведь она правда поверила, что мне может понадобиться ее расчудесный Димон, она до смерти напугана. И самое смешное, что я действительно могу его увести у Анжелики, даже только потому, что я новенькая, загадочная и ему любопытно, а Анжелика ему поднадоела, она ведь всегда под рукой.
  
  Могу.
  
  Но не хочу.
  
  Не знаю, как я дожила до конца недели.
  
  В субботу я пыталась уработаться на уборке избушки до полного изнеможения. Окна помыла, побелила потолок, точнее, покрасила белой водоэмульсионной краской. Стало светлее. Сил осталось много.
  
  Тогда я решила облагородить верстак. Сначала попыталась его наждачной бумагой обработать. Верстаку, который папа с дядей Гришей чуть ли не из шпал сколотили, наждачная бумага была, как слону дробина. Тогда я обозлилась и измазала его "Белизной". Жутко завоняло хлором, но - удивительное дело - хлор почистил древесину, верстак стал посветлее. И тогда я покрыла его лаком, решив, что грязные пятна от оружейной смазки придают ему особый, изысканный шарм. Это тоже будет гламурное милитари и пусть Анжелика слюной подавится от зависти.
  Воняло в избе жутко.
  
  А в воскресенье решила, раз уж жизнь моя кончена, наделать пирожков с мясом. Нажарить их и в морозилку сложить. А потом, в течение недели доставать пирожок утром, разогревать на сковородке и есть. И пусть я стану толстая, да. Зато буду сытая и довольная. А когда-нибудь в будущем я смогу купить себе микроволновку и буду разогревать все там.
  
  Включила любимый папин диск: Франциско Гойя, гитара. И под мелодичный перебор начала заводить тесто. Муку достала, соль, дрожжи быстрые. Воду. Замесила все в миске. Пока тесто поднималось, обжарила фарш. Налепила пирожков и поставила первую порцию жариться.
  
  Словно привлеченный их запахом, появился дядя Гриша.
  
  Увидел, что я, замороченная стряпней, вожусь у плитки, молча затопил печку.
  
  Я включила чайник, выложила на тарелку первые два пирожка (больше на сковородке не помещалось).
  
  Дядя Гриша, управившись с печкой, присел к столу, налил чаю. С подозрением осмотрел мою стряпню. Не сразу, но решился, уцепил один пирожок.
  
  - Наша маркиза на тебя чего-то дуется, - сообщил он, жуя.
  
  - А чего она первая! - обиделась я.
  
  - У Анжелики язык колючий, ага! - подтвердил дядя Гриша. - Чего она тебе ляпнула?
  
  - Да так, ничего особенного, - буркнула я.
  
  - А где твой ученик? - поинтересовался дядя Гриша, облизывая жирные от пирожка пальцы.
  
  - Отучился, - отвернулась я к плитке: чтобы новую партию пирожков перевернуть. - Дела.
  
  - Правда? - обрадовался дядя Гриша.
  
  Потом спохватился.
  
  - Да не расстраивайся ты, Алиска. Ведь могут быть у человека дела, скажи!
  
  - Могут, - нехотя сказала я и подумала: "Не могут!"
  
  - И что вы все такие, - сграбастал новый пирог дядя Гриша. - Неля вон тоже считает, что я каждую секундочку только о ней думать должен.
  
  - А о ком еще? - удивилась я.
  
  - Не о ком, а о чем. Про футбол не думай, о рыбалке забудь, запчасти у нас с неба падают, а бензин мы из колодца ведром черпаем, - разозлился на тетю Нелю дядя Гриша. - А когда кое-кто сериалы свои дурацкие годами смотрит и по телефону часами ни о чем трещит - я же помалкиваю. Хотя обе трещат, балаболки. Ты на Анжелику не сердись, у нее язык вперед головы бежит.
  
  - Да не сержусь я, - подсунула я ему еще один горячий пирожок, а второй положила на тарелку. - Просто ко мне ее парень клеится, кому ж такое понравится. А меня он раздражает, не люблю таких.
  
  - А-а-а, ну тогда понятно... - расслабился дядя Гриша. - Вы же обе - заглядение, вот пацаны с ума и сходят.
  
  Слышать это было приятно.
  
  Но дядя Гриша вдруг спохватился.
  
  - Какой это парень к Анжелике клеится? - загрохотал он.
  
  - А черт его знает, в спортивном костюме такой, - пришлось уйти в глухую оборону. - Я в местных парнях пока путаюсь.
  
  - Ну ладно! - с угрозой сказал дядя Гриша, решительно вставая с табурета. (Пирожок он прихватил с собой.) - Я этому ко... кавалеру рога-то поотшибаю, ишь чего! Пока, Алиска, вкусные пирожки, спасибо.
  Хлопнула дверь, взревел испуганно жигуль. Дядя Гриша помчался домой порядок наводить.
  
  Ну вот, сто раз уже зарекалась хоть слово взрослым говорить, кроме "да", "нет", "не знаю", "спасибо". Расслабилась, бдительность потеряла. И снова в ту же лужу вляпалась.... Ну что такое! Теперь хоть вообще у дяди с тетей не появляйся.
  
  На сковородке одиноко шкворчал последний пирожок. Дядя Гриша не на шутку позаботился о моей талии, очень мило с его стороны.
  
  Горестно вздыхая, я напилась чаю с мясным пирожком и забралась за печку с книжкой.
  
  
  
  Глава седьмая
  НЕПЕДАГОГИЧЕСКАЯ
  
  
  
  В понедельник первой парой была математика. Пунктуальная Лариса пришла на удивление поздно. Была она грустная и подавленная.
  
  - Что случилось? - шепнула я.
  
  - Мы с Сережей поссорились...
  
  Ну, вообще! Они все что, сговорились, что ли? Гады! Теперь даже смысла не было посматривать в сторону заветной парты.
  
  Вот и хорошо, вот и замечательно. Больше времени на уроки останется без этих дурацких переживаний. В любом случае надо ЕГЭ сдавать как можно лучше и убираться отсюда куда подальше, в нормальный вуз. И мне, и Ларисе.
  
  Ярослав, наоборот, именно сегодня выглядел на редкость оживленным.
  Словно айсберг растаял и выпустил человека из ледяных глубин. А мне, собственно говоря, какое до этого дело? Ни-ка-ко-го!
  
  И я постаралась с головой уйти в задачи.
  
  Последней парой была физика и я прекрасно убедилась в правоте Ларисиных слов: теперь, как обычно, Сергей и Ярослав сидели на второй парте позади нас. Но они поменялись местами! Лакированные туфли уже не торчали из-под моего стула, да и кроссовки тоже не высовывались, все-таки Сергей был не так высок. Мне даже страшно стало: что у них могло стрястись такое, чтобы надо было пересаживаться? Лариса кусала губы, видимо, это ее тоже задело не на шутку.
  
  Счастье, что на уроке у Ольги Ивановны особо не попереживаешь, надо слушать в оба уха. Но у меня, почему-то, шея затекла. Наверное, так ей хотелось повернуться.
  
  Первый урок этой пары завершился, и Ольга Ивановна сказала:
  
  - А сейчас мальчики помогут мне закрыть шторы. Будем смотреть фильм про нанотехнологии. За ними будущее, если кто не знал.
  
   Все дружно заорали от радости - еще бы! Целый урок не трястись от страха, а смотреть кино в свое удовольствие. В одно мгновение плотные рулонные шторы, спрятанные над окном, были развернуты, и наступила темнота.
  
   Продолжалась она недолго, Ольга Ивановна включила свет, присоединила проектор к своему компьютеру, опустила экран на доску. Убедившись, что все в порядке, фильм пошел и его хорошо видно,
  снова погрузила класс в темноту.
  
  - Услышу чье-то веселье - выставлю в коридор! - пообещала она напоследок и прибавила громкость.
  
  Подперев подбородок рукою, я уставилась на экран. И вдруг почувствовала, как кто-то склонился рядом со мной.
  
  - Алиса, - зашептал мне в ухо Сергей, - уступи мне место, пожалуйста, очень надо!
  
  - Кто там шипит? - раздался в темноте голос чуткой Ольги Ивановны. - Какой змей ядовитый?
  
  Но свет включать она не стала, а я почувствовала, как Сергей практически силой стянул меня со стула, дотащил до своего места - чтобы быстро занять мое. Когда я поняла, что все эти пересадки были специальными, он знал про фильм и придумал так, чтобы помириться с Ларисой, сразу стало легче на душе. Хоть кому-то будет хорошо, а уж сорок минут я как-нибудь высижу и здесь. Какой же Сергей молодец!
  На экране разворачивалась нановселенная... А в двух шагах сидел почти невидимый в темноте Ярослав. Только силуэт чернее остальной темноты вырисовывался рядом. Протяни руку - и коснешься. Я чувствовала запах его одеколона, он мягко обволакивал, словно брал в плен. Злость испарилась, ведь он был рядом. Совсем рядом. Наверное, это и было счастье - сидеть в темноте, глазеть на экран и ничего не видеть. И чувствовать тепло сбоку. Я так устала за эти дни.
  Мне было хорошо. Кожу словно искорки покалывали. Я пропустила мгновение, когда он придвинулся ближе, и мою ладонь на парте мягко накрыла другая, большая. Сердце застучало - и оборвалось. Время остановилось, словно мы сами стали крохотными наночастицами меж его зубчатых колес.
  Завладев ладонью, Ярослав тихо поднес мою руку к своему лицу, придвинувшись совсем вплотную. Он был без пиджака, в одной рубашке и плечом я чувствовала тонкий хлопок. Кончики пальцев ощутили его скулы, его веки. Получалось, что глаза у Ярослава были закрыты. Он водил моей ладонью - и помимо воли я гладила его лоб, его виски, его скулы, его подбородок. Чтобы пальцам ничего не мешало, я тоже закрыла глаза, обостряя ощущения. Над губой свежевыбритая кожа покалывала. Было неизъяснимо приятно обвести четкий контур его губ. Это уже была моя инициатива, мне так давно хотелось это сделать. Левая рука Ярослава на мгновение замерла, словно не веря, но и не препятствуя мне. А потом... А потом он прижал мою ладонь плотнее и начал целовать. В это же время правая его рука незаметно нырнула под водопад моих волос, и, пользуясь прикрытием, поднялась до затылка. Это был полный плен, его губы целовали мои пальцы, его пальцы легко перебирали мои волосы, гладили мою шею и затылок, заставляя тепло волнами уходить по позвоночнику вниз. В голове взрывались фейерверки.
  Мне казалось, что я сейчас сознание потеряю. Его губы целовали мою ладонь, словно уговаривали не сердиться, что-то рассказывали, обещали, что все будет хорошо.
  
  Фильм про нанотехнологии заканчивался, скоро включат свет... Я и страшилась этого, и радовалась. Мне просто необходимо побыть одной.
  
  Фильм закончился - и, похоже, мы с Сергеем оба взвились вверх, как чертики из табакерок, боясь быть застуканными. Свет включился - а мы уже сидели на своих местах. У меня в ладони была зажата записка. "Я приду сего дня?"
  
  Угу, сего дня.
  
   Пахать еще на этом поле не перепахать.
  
  Хорошо еще, восклицательный знак вместо вопросительного не поставил, двоечник противный...
  
  
  ***
  
  
  Я добралась до дома как в тумане.
  
  Включила чайник, взялась картошку чистить - поняла, что руки трясутся. Поставила кастрюльку на огонь - и забыла про нее насмерть.
  
  Было холодно, меня знобило. Надо, наверное, переодеться и причесать растрепанные волосы, но не было ни сил, ни желания. Сейчас он придет - и все начнется по новой, как ни в чем не бывало? А потом снова неотложные дела и привет?
  
  С друзьями так нельзя.
  
  Но мы ведь и не друзья. С друзьями легко. С ними дурачишься и веселишься, понимаешь их с полуслова.
  
  А с ним мне плохо, без него еще хуже, какая же это дружба. Мы же кружим друг около друга как две голодные косатки. Это пытка какая-то, а не дружба. Все так запуталось, я ничего не пойму!
  
  Потянуло горелым - оказывается, вода в кастрюльке выкипела, картошка превратилась в уголь. Пришлось выставить ее на крыльцо, распахнуть окно и дверь, чтобы вытянуть гарь. Я завернулась в красное шерстяное покрывало, забралась на диван с ногами.
  
  Может быть, не пускать его, не начинать все сначала? Уйти отсюда, пусть стучится в закрытую дверь, сколько хочет. Какое у нас будущее? Никакого совершенно. Кто он и кто я. Зачем все это, вот уж глупости.
  
  Тепло окончательно покинуло избушку. С трудом я поднялась, захлопнула дверь, закрыла окно. Кое-как налила чая, снова забралась на диван, обхватила чашку, грея руки.
  
  Сплошные тайны, сплошные дела. Меня слишком сильно тянет к нему, вот в чем беда... Я голову от него теряю.
  
  В дверь тихонько постучали - я вспомнила, что накинула крючок.
  Путаясь в покрывале, дошла в одних носках до двери, сняла запоры.
  
  Сильный рывок - дверь распахнулась. На пороге стоял Ярослав. В камуфляже, в серой трикотажной рубашке.
  
  Он молчал, и я молчала. Бухало сердце, словно медный колокол.
  
  Без тапок ступни быстро замерзли на ледяном полу.
  
  Я прошлепала обратно к дивану, забилась в угол.
  
  - Что-то сгорело? - принюхался Ярослав.
  
  - Картошка.
  
  - Поэтому так холодно?
  
  -Угу.
  
  Хлопнула дверь: Ярослав вышел за дровами. Вернулся с охапкой, сгрузил ее на жестяной лист, стянул камуфляжную куртку, повесил на гвоздь и по-хозяйски завозился у печки. Как у себя дома!
  
  Я наблюдала за его действиями из покрывального кокона, словно сова из дупла.
  
  Вот он появился, высокий, красивый, подтянутый. Опять хочется смотреть на него, не отрываясь. А потом он уйдет, как в тот раз. И ночи опять станут беспросветно черными...
  
  За окошками стремительно темнело. Время ведь уже перевели.
  Ярослав возился у печки, изредка бросая на меня быстрые взгляды.
  
  Потом спросил:
  
  - Сильно замерзла?
  
  - Да.
  
  Поленья в печи разгорелись.
  
  - Тебе дров не жалко? - вдруг спросил он.
  
  - Нет.
  
  - Тогда я оставлю дверцу открытой - огонь будет видно. Но они скорее прогорят.
  
  - Хорошо.
  
  Мне никак не удавалось согреться, наоборот, чем дальше, тем больше я остывала, начала дрожать мелкой дрожью. Пламя в открытой печи завораживало взгляд.
  
  Ярослав задернул шторы. Наступил призрачный сизый полумрак, лишь бился под печными сводами огненный цветок.
  
  Неожиданно я почувствовала, что еду вместе с диваном по полу. Как Емеля на печи.
  
  Подтащив диван так, чтобы он очутился как раз напротив открытой печной дверцы, Ярослав уселся сам, ближе к другому краю.
  
  Дрова в печке обуглились, по головням пробегали искры, огненный рисунок постоянно менялся, и казалось что там, в глубине, раскинулся черный причудливый город, в котором мерцают огни.
  
  Я высунула ноги из-под покрывала, пододвигая ступни ближе к теплу, чтобы они хоть немного оттаяли, а то скоро у меня зубы от холода стучать начнут.
  
  Черт бы побрал эти холодные полы. Надо делать какое-то утепление, так невыносимо.
  
  Словно нечаянно Ярослав задел рукой мою ногу.
  
  Сказал:
  
  - Ого! У тебя ноги, как ледышки.
  
  Придвинулся ближе, задрал рубашку и поставил мои ступни себе на живот.
  
  Из наших тел получилась какая-то странная фигура, похожая на букву Т. Я полулежала на диване, опираясь спиной на толстую, обернутую поролоном ручку. Ярослав сидел, откинувшись на спинку. Снизу мои ступни грел его накачанный пресс, сверху - горячие ладони.
  
  - Так они не оттают, - сказал он решительно и стянул с меня носки. Угу, вот так и раздевают издалека.
  
  Но теперь, и правда, я почувствовала его тепло, ноги отогревались все выше и выше. Пресс был тугой, упругий. Еще чуть-чуть посидеть в тепле и истоме, и я опять растаю.
  
  - Наверное, нам не стоит больше заниматься, - собрав все силы, сказала я.
  
  - Почему? - Ярослав не удивился, он смотрел, не открываясь, сквозь огонь.
  
  - Ярослав, что ты хочешь? - в лоб спросила я.
  
  Раз уж начался такой разговор, будем начистоту. Лучше разорвать все сейчас, пока я окончательно не сошла с ума от его прикосновений, от запаха кожи, от всего. Сейчас будет кровоточить, очень больно и долго, но потом, если все это, если этот разрыв будет потом - там кровь хлынет потоком, и я просто умру от кровопотери.
  
  - Я хочу быть у твоих ног, как ты видишь, - усмехнулся Ярослав.
  
  - Очень романтично, - процедила я зло.
  
  Ярослав посмотрел на меня. Светились золотые звездочки в синих глазах, словно отражая мерцание углей.
  
  - Алиса, я хочу быть с тобой.
  
  Как же объяснить ему?
  
  - Ярослав, понимаешь, это Сибирь.
  
  - Ну и что? - удивился он. - Я знаю, что это Сибирь, Алиса Сибирская.
  
  Я поморщилась, не зная, как подступиться.
  
  - Понимаешь, в местах, где тепло, все по-другому, - начала я, тоже уставившись на огоньки. - Ну, там, откуда ты сюда приехал. Там - иное.
  
  - Я много где был, но везде все так же, - возразил мне Ярослав и чуть подтянулся вверх, чтобы расположиться поудобнее. Но ноги мои из плена не выпустил.
  
  - Подожди, - отмахнулась я. - Сама собьюсь. Там люди не борются с холодом так, как мы. Там весело, там даже зимой можно не сидеть дома, там мороз щиплет за щеки игриво, а не кусает безжалостно. У нас чтобы выжить, приходится хранить тепло. Не открывать окна, не распахивать двери, дрова беречь.
  
  - Золотые слова, - улыбнулся Ярослав, поглаживая мои ступни.
  
  - Ты вторгаешься в мою жизнь очень сильно, - нахмурилась я, глядя на него. - Заставляешь не просто дверь тебе открывать - у меня такое чувство, что в доме моей души кусок стены рушится с твоим появлением.
  
  - Я тебе неприятен? - отвердели скулы у Ярослава.
  
  - Мне в жизни никто не нравился так, как ты, - сказала я чистую правду. - Это-то самое страшное. Ты притягиваешь, заставляешь распахнуться тебе навстречу, как я ни сопротивляюсь. Это захватывающая игра, я не спорю, но в один прекрасный день ты исчезнешь. А я замерзну насмерть, по-настоящему замерзну! До конца. Здесь Сибирь. Для меня это не игра. Мне не до игр сейчас, извини.
  Зараза, скулы свело, в висках закололо. Сейчас рыдать начну.
  
  Ярослав сидел, низко опустив голову, и молчал.
  
  Я знаю, что я права. Но лучше сейчас, чем потом. Не надо откладывать.
  Мне нужно рассчитывать только на себя, слишком уж причудлива у меня жизнь, ее сложно понять со стороны. Но она очень... очень уязвима без папы и мамы.
  
  - Понимаешь, я не сержусь на тебя, - нарушила я молчание. - Но это моя жизнь, здесь слишком много зависит от каких-то глупых, мелких вещей. Есть ли деньги на телефоне, чтобы я могла позвонить в мамину клинику, хватит ли дров на всю зиму, не замерзнет ли в подполье картошка и морковка. Я понимаю, как это по-дурацки, когда ты сильно зависишь от того, порвутся твои кроссовки или нет, но так получилось, мне приходится сейчас жить именно в такой реальности. Нужно дождаться лета, и я должна бережливо расходовать силы, тлеть потихоньку, чтобы под пеплом сохранились горячие угли. А с тобой - я вся горю, ты заставляешь меня вспыхивать и искриться. Со стороны это, наверное, очень забавно. Но у меня нет сил, нет средств на забавы. Мне нужно выжить здесь, на севере, дождаться тепла, дождаться папу. Отпусти меня, не мучай, ладно? Уходи, в округе любая девчонка от тебя голову потеряет, скучно тебе не будет. Уйди.
  
  - Уйди, говоришь, - хрипло, как прокаркал, сказал Ярослав, поднимая голову. - А кто тебе печку топить будет?
  
  - Что?
  
  - Кто тебе печку каждый день топить будет, если я уйду? Алиска, ты дура. Ты же ничего не понимаешь!
  
  - Сам дурак! - огрызнулась я, вытирая слезы пополам с соплями уголком красного покрывала. - Ты же ничего не рассказываешь! Какие-то тайны, несостыковки, одни загадки. Как тебе верить, скажи?
  
  - Расскажи сначала мне про меня, а потом я тебе отвечу, - уклонился от прямого ответа Ярослав. - По-твоему, я какой?
  
  Отчаяние вспыхнуло с новой силой. Опять увиливает, опять темнит.
  Ненавижу!
  
  Шмыгнув носом, я собрала остатки сил и начала безжалостно перечислять все по порядку.
  
  - Что ты и твоя семья вообще здесь делаете? На севере Байкала? С вашими-то возможностями? Почему вы вернулись из Франции не в Москву, не в Питер, не в Новосибирск, в конце-то концов, если вы уж такие любители морозов. Что вы здесь-то забыли? На краю света? В районе, приравненном к Крайнему Северу?
  
  - Дальше, - уронил Ярослав.
  
  - Сколько тебе лет? Иногда ты ведешь себя, как будто мы все вокруг, словно дети малые, а иногда похоже, что любой детсадовец знает больше тебя. Ты врешь, что всю жизнь прожил во Франции и русских букв не видел. Ты умеешь писать по-русски, только как-то очень странно. И французский у тебя тоже странный! Я проверяла в библиотеке. В словаре не так пишут! Это диалект? Вы на самом деле из Канады или какой-нибудь другой французской колонии?
  
  - Дальше.
  
  - Чем занимается твой отец? Я знаю, что он взял лицензию на большой охотничий участок, но с этого не проживешь, это скорее хобби.
  
  - Еще что?
  
  - Чего ты боишься?
  
  - Тебя, Алиса, - буркнул Ярослав. - Ты много наговорила, скажи уж сразу, что тебя во мне не устраивает, чтобы я начал отвечать на все по порядку.
  
  - Ты слишком красивый. Слишком вызывающий. Ты не такой, как все мы. Зачем ты здесь?
  
  - Но я же не виноват! - возмутился неожиданно Ярослав. - Это папа с мамой отвечают за то, что я такой получился. Этот вопрос - не считается.
  
  - Какие дела тебя отвлекали? Почему ты ничего мне не объяснил, ничего не рассказал?
  
  - Чтобы покончить с делами и рассказать сейчас. Я просто не знаю, с какой неприятности начать рассказывать. У меня много тайн, одна хуже другой.
  
  - Самую плохую.
  
  - Хорошо, начнем с самого страшного. Может быть, она сразу объяснит тебе большую часть моих странностей, и ты с криком кинешься прочь, - посулил Ярослав.
  
  Он снял мои ступни со своего живота, бережно опустил их на диван.
  Сел, облокотился на колени.
  
  - Это - страшное - лечится? - уточнила я.
  
  - Нет. Мне продолжить?
  
  - Да.
  
  - Я - оборотень.
  
  Честно говоря, я была железно уверена, что он сейчас скажет: "У меня СПИД" ("и, значит, мы умрем"), поэтому, услышав другое, не особо-то и испугалась. Оборотень - это же не болезнь, получается, а такой бонус. Наверное.
  
  - Ну и что? - вопрос, похоже, прозвучал по-идиотски, но я знаю многих милых людей, которые в душе чистые упыри, только они в этом никогда не признаются. А потом, что значит, оборотень? Оборотней не бывает.
  
  Ярослав обиделся.
  
  - Я понимаю, - передразнивая меня, съязвил он. - Здесь Сибирь и все такое, как ты мне только что любезно объяснила, суровые люди, горячие сердца в ледяной корке, сугроб на сугробе, но, поверь мне, таких как я - в мире почти нет.
  
  - Докажи! - возмутилась я.
  
  Всякий может заявить, что он оборотень, на словах-то все - герои.
  
  Ярослав подался вперед, словно падая на пол - через мгновение большой пушистый кот запрыгнул на диван, впился когтями в обшивку. Потом, я не успела заметить как, вернулся в прежний облик.
  
  Ярослав умеет обращаться в кота! Ух ты, вот это класс!
  
  - Ты питаешься исключительно человечиной? - мягко осведомилась я.
  
  - С чего ты взяла? - похоже, оскорбился до глубины души Ярослав.
  
  - Значит, нет. Так почему это признание - самое страшное? Рассказывай давай все остальное. Когда тебя не было, ты эти дни бегал, обросший длинной шерстью, и выл на луну на пустыре за поселковой помойкой?
  
  - Я не волколак! Не бегал. И не выл.
  
  Это прозвучало так обиженно, что я чуть не расхохоталась во весь голос. Куда-то улетучилось дикое напряжение последних дней, последних часов. Он всего лишь оборотень! И я ему нравлюсь, он не хочет уходить. Я ему, правда, нравлюсь.
  
  Теперь Ярослав отодвинулся в дальний угол дивана, раскинул руки и застыл. В расстегнутом вороте рубашки блеснул знакомый золотой знак на шее.
  
  - Ты дашь мне договорить?
  
  Я кивнула, сжалась в комочек, обхватила колени руками.
  
  - Алиса, вот ты - чужая в поселке, но своя, сибирячка. А я чужой вам - вообще. Мы - беглецы, понимаешь? - Ярослав говорил тихо. - Тропа привела в это время, ничего не попишешь.
  
  - Откуда привела?
  
  - Из прошлого.
  
  Вот это было главное, а не его умение в кота оборачиваться. Вот теперь я стала кое-что понимать. У него был старинный французский, а не канадский.
  
  А Ярослава словно прорвало, слова понеслись бурным потоком, сразу обо всем, что наболело:
  
  - Все так поменялось, кто же знал, что новую реформу русского языка проведут! Я думал, что сумею писать, как все, раз читаю, а что-то переклинило. Откуда я знаю, как правильно одеваться в соответствии с поселковым дресс-кодом? Во Франции я купил журнал, заказал из него вещи, которые понравились. Где бы я там низкосортные китайские штаны раздобыл, какие здесь в моде? Я не умею носить плохую одежду.
  
  - Вы, все-таки, были во Франции? - вставила я.
  
  - Ну конечно. Нам же нужно было как-то осмотреться в новом времени. Там мы не вызывали подозрений, как странные русские, а здесь многие наши странности объясняются тем, что мы приехали из Франции. И всем всё понятно.
  
  - Из какого века вы сбежали?
  
  - Сейчас - из девятнадцатого.
  
  - Ого!
  
  - Алиса, я не знаю, как тебе все рассказать, не потому, что хочу скрыть что-то, а потому, что этого всего столько много! Я буду просто счастлив, если ты все узнаешь, я уже не могу больше быть один, это невыносимо. Не отталкивай меня...
  
  У меня голова шла кругом от таких новостей. С одной стороны, все становилось на свои места, все его загадки, но с другой - тайн только прибавлялось!
  
  - От кого вы бежали?
  
  - Это наш заклятый враг. Враг нашей семьи. Алиса, я все тебе расскажу, но постепенно, там столько всего намешано, что просто так не разберешься. Я больше всего на свете боялся тебя впутать в наши дела, поэтому-то так жестоко и получилось. Чтобы он не узнал о тебе, не заподозрил. Мне и в голову не могло прийти, что ты думаешь, будто я с тобой играю, словно кошка с мышкой. Но я нашел его, нашел и убил. И теперь мне ничего не нужно скрывать!
  
  - А что ты про печку говорил? - вспомнила я.
  
  - Это я тебе печку топил после нашей первой встречи, - признался Ярослав. - А не твой дядя, как ты думала. Пришел тогда - думаю, ну и ну, живет в избушке, а как к печке подойти не знает. Испугался, что ты обязательно что-нибудь натворишь, заслонку, например, закроешь рано, когда дрова еще не прогорят - и угоришь насмерть. У меня на памяти такое бывало.
  
  - Нет, про угарный газ я знаю, мне дядя Гриша объяснил! - возмутилась я. - Что я, уж совсем, что ли, чокнутая?
  
  - Ага, - кротко сказал Ярослав. - Совсем. Иди ко мне, пожалуйста.
  
  - Зачем это?
  
  - Я тоже замерз, а у тебя покрывало.
  
  Я переползла на его сторону вместе с покрывалом, сильные руки обхватили меня, прижали. Ярослав тихо и легко целовал меня в макушку.
  Зарывался носом в волосы.
  
  Где-то там, на улице, за окнами, за задернутыми шторами застучал поезд.
  
  Мне было так спокойно - как всего лишь однажды в жизни. Мы поехали как-то с мамой в Таксимо погостить. Отсюда - это где-то шестьсот километров по железной дороге на восток. Мама с тетей Катей работали в северомуйской библиотеке, откуда ее папа увез. А тетя Катя со временем перебралась из поселка тоннельщиков в районный центр. Папа должен был забрать нас, у него как раз рейсы в Таксимо были. Но занепогодило. Там был маленький деревянный аэропорт на краю поля, обнесенного бетонными плитами. Выкрашенный в желтый цвет домик, а за ним - величественные горы. На горах угнездились сизые тучи, они накрыли долину плотным покрывалом. Ощущение было, что это край земли и за горами ничего больше нет. Можно было вернуться к тете Кате домой и дождаться, когда разъяснит. Уж по всякому папа без нас бы не улетел, но маму заклинило. Она сжалась, как пружина, и ходила по маленькому залу аэропорта туда-сюда, туда-сюда, никого не замечая. Потом вышла, села на боковое крыльцо - стало понятно, что даже бульдозер ее оттуда не сдвинет. Я слонялась поблизости, делать там было совершенно нечего, люди разъезжались и расходились по домам, в аэропортовском буфете кроме чая и замшелых каких-то коржиков ничего не водилось. Тучи, казалось, опускаются все ниже и ниже. Вдоль Одянской гряды петляла по долине река Муя, устремляясь к Витиму. Аэродромное поле было расположено тоже вдоль этой гряды, и если смотреть в дальний его конец, был виден темный лес, узкая полоса серого неба, а сверху плотное мохнатое покрывало. Мамино беспокойство передалось мне, я смотрела и думала, что скоро плотная пелена тяжело ляжет на аэродром, и мы будем блуждать в вязком тумане на краю земли, начнем ходить по кругу и никогда, никогда не сможем добраться до мест, где ярко светит солнце. И тут я услышала гул. Никто не слышал - а я слышала! Сначала - только неясный такой, тянущий, упрямый звук. Борт шел в облаках к поселку, кружил над аэродромом, примериваясь. Я вертела головой, не зная, как он собирается заходить на посадку, да и сможет ли, не слишком ли это рискованно. И вдруг гул из глухого стал ясным - и из брюха мохнатой тучи вырвался самолет, которого мы так ждали! Он шел далеко, над самым лесом и был похож на серебристую черточку, на которой ярко сияли два шара - это крутились пропеллеры. Он приближался, с каждой секундой рос на глазах и мир кругом менялся! Это папа летел к нам, летел за нами, и все было хорошо.
  
  - О чем ты думаешь? - шепнул Ярослав.
  
  - Знаешь, а ты ведь мне тогда так не понравился! - сказала я, прижимаясь щекой к его широкой груди. - Длинный, надменный...
  
  - Да и ты мне, собственно говоря, тоже. Маленькая, а самоуверенная. С таким вызовом у доски на всех таращилась, когда тебя в класс привели. А потом я понял, что ты боишься, как и я.
  
  - Когда понял?
  
  - Когда ты на берегу Байкала после школы стояла. У тебя такое отчаяние в глазах плескалось, я подумал, неужели тебе еще хуже, чем мне, чужому в этом времени. Было ощущение, что от твоего мира только куртка осталась, ты в нее вцепилась, как в последнюю защиту.
  
  - А я не заметила, что ты смотрел.
  
  - Еще бы ты взгляд оборотня заметила! - гордо сказал Ярослав.
  
  - Но ведь этого мало! - забеспокоилась я.
  
  - Что мало?
  
  - Ну, стояла я в папиной куртке, ты меня пожалел - и только поэтому?
  
  - Поэтому я здесь?
  
  - Ага.
  
  - Я тебя не пожалел, а перестал бояться. Алиска, ты не представляешь, как мне трудно было привыкнуть. Девицы похожи на парней, джинсы ваши, короткие стрижки. Странно. Обучение совместное. И никто не удивляется. Меня поначалу оторопь брала. А ты на физике впереди сидишь, длинные волосы по спине волной, - я посмотрю на тебя и успокоюсь, мне легче станет. На химии к доске вызовут, а ты на первой парте улыбаешься чему-то своему - и у меня на душе теплеет, словно я не один, словно у нас общая тайна есть.
  
  - Но я же тоже в джинсах!
  
  - А я мысленно тебя в платье переодевал, - признался Ярослав. - Мне нравилось это представлять, такая вот игра была. А потом Татьяна Николаевна сказала, что ты вызвалась мне помочь. Я ушам своим не поверил - это было так волшебно, словно она затаенные мысли мои прочла. А мне хотелось узнать, как ты живешь после школы, как вообще люди сейчас живут. По настоящему, не по фильмам, не в телевизоре.
  
  - И что ты узнал?
  
  - Что хозяйка из тебя никудышная, - засмеялся Ярослав. - Ни дров наколоть, ни печь истопить. Курицу, поди, тоже зарезать не сможешь?
  
  - Чего?!
  
  - Вот-вот.
  
  - Я тебя не понимаю! - призналась я.
  
  - Алиса, ты даже представить не можешь, как много поменялось со временем. Я привык к тому, что прекрасные девы разодеты в платья, завиты, скромны, милы, прелестны. Но дома, не на людях, если у семьи достаток небольшой, хозяйка сама и печь топит, и курам шеи сворачивает, чтобы обед приготовить, и все это - оставаясь милой и изящной, в кружевах и локонах, прикрытых чепчиком от грязи. А тут все наоборот. На людях ты не растеряешься, но дома - как котенок беспомощна.
  
  - Это же не мой настоящий дом! - возмутилась я. - У нас печки никогда не было, в городах теперь квартиры, центральное отопление, горячая и холодная вода, и унитаз, и ванные! И куры в супермаркетах, мороженые. Хочешь, можешь одни ножки купить, а хочешь - грудки, в них жира меньше. Я живую курицу и видела-то несколько раз в жизни, как я ее убью?
  
  - В общем, я почувствовал, что ты в своем хозяйстве разбираешься куда хуже меня, и мне это понравилось, - фыркнул от смеха Ярослав. - Я сразу почувствовал себя уверенно, при деле. Надо же мне было как-то уравновешивать свой провал по русскому.
  
  - А у тебя девушки были? - с замиранием сердца спросила я.
  
  Ярослав замялся. Потом сказал:
  
  - Такие, чтобы я хотел им печку топить - нет.
  
  Значит, были. Я попыталась отстраниться, но он не дал.
  
  Обнял еще крепче и сказал:
  
  - Алиса, я ничего от тебя скрывать не хочу, но пойми и меня, я ведь из другого мира. В своем родном времени я бы женат уже был, и пару ребятишек имел, по меркам девятнадцатого века я тоже не мальчик. У меня не было девушки, ради которой я был бы готов колоть дрова, но женщины, я бы даже сказал тетеньки, - были. Как у большинства благородных юношей девятнадцатого века: наступает время взросления и старшие товарищи ведут тебя в бордель, чтобы познакомить со всеми сторонами взрослой жизни, так это называется. А эти взрослые жизни, похоже, мне в мамы годятся, поношенные они очень. Это воспринимаешь вроде зачета, нужно сдать, не опозорится. Я был так рад, когда все наконец-то закончилось, и я сбежал домой. Ты шокирована?
  
  - Наверное, да. Не знаю. Как-то странно. В общем, я еще не поняла. А ты что, благородный юноша?
  
  - Я, вообще-то, князь. По мне не видно?
  
  - Я в князьях слабо разбираюсь. А почему у тебя не было там девушки?
  
  - Пока враг был жив - я был словно прокаженный. Не до этого мне было. Ну и сердце молчало.
  
  - Ты так ничего и не рассказал.
  
  - Алиса, сегодня лучший день в моей жизни - я не хочу говорить о плохом. Давай отложим этот рассказ. Он никуда не денется, ведь пока я тебе все не расскажу, ты не поймешь до конца. А ты любила кого-то?
  
  - А как же! - с вызовом сказала я. - В третьем классе я была жутко влюблена в Сергея. А меня, по слухам, безответно любил Олег. Но сердце мое уже принадлежало другому, так что проверять я не стала.
  
  - А потом?
  
  - А потом мы переехали.
  
  - Это хорошо, а то у меня уже кулаки зачесались обоим им рыло начистить. А почему ты влюбилась в Сергея?
  
  - Ну-у-у... У него была такая рубашка в клеточку, наверное, красивая. И нас поставили в пару танцевать, когда готовили концерт. И еще у него была осанка такая, осанистая. И я поняла, что думаю и думаю о нем, никак он из головы не выковыривается, застрял там туго. Сопоставила с прочитанными книжками и решила, что это любовь, ничего не попишешь, придется страдать.
  
  - И долго страдала?
  
  - Да пока не надоело, я думаю. Как перестало быть интересно, так и отстрадалась. А почему это ты, кстати, говоришь про "рыло начистить"? Разве не обязан благородный юноша вызвать обидчика на дуэль и изящно заколоть?
  
  - Может быть, и обязан, но ты не забывай, я в девятнадцатом веке тоже гость. А в нашем времени все проще.
  
  - Ты прямо какой-то транзитный оборотень.
  
  - Какой?
  
  - Ну, проезжающий, что ли. Вот если бы ты ехал из Франции во Владивосток и остановился по пути здесь ненадолго, ты был бы транзитный пассажир.
  
  - Здесь тупик, конец тропы, я надеюсь... - заметил Ярослав задумчиво. - Надо как-то обживаться.
  
  
  ***
  
  Когда он ушел, я так и заснула на диване перед печкой. А, может быть, и не заснула, впала в забытье, например. Меня всю ночь словно несло на санках по снежным горкам, бросало то вверх, то вниз, сердце взмывало и обрывалось.
  
  Проснулась я, когда солнце забрезжило над горами, осветило мои окна.
  
  В голове царил полный кавардак: что вчера было? И было ли вообще?
  Может быть, мне все приснилось? У меня такое иногда случается. Но не сама же я диван к печке переволокла? Зачем бы мне это вообще понадобилось? Голова отказывалась соображать. Хотелось еще поспать, но солнце теперь, осенью, поднималось поздно, темные ночи не за горами. Не хватало еще опоздать!
  
  Кое-как расшевелила себя, машинально покидала в рюкзачок какие-то учебники. Напилась чаю и пошагала на остановку.
  
  Как-то странно все было. Мир вокруг расплывался, не то в тумане, не то в дыму. Или это в голове у меня сплошной туман?
  
  Поднялась снизу к остановке как раз тогда, когда сверху спустился заветной тропой Ярослав.
  
  И мы оба замерли, не приближаясь друг к другу.
  
  Ледяной ужас сковал меня. Он, Ярослав, такой невозмутимый, безупречный - как обычно. Разве может этот надменный красавец быть моим? И не мечтай. Это, все-таки, был мираж.
  
  Ярослав шагнул ко мне - и мир исчез, я почувствовала, как упираюсь лицом в белоснежную рубашку, стиснутая в мощных объятиях. И поняла, пусть он будет оборотнем, князем, кем угодно, только бы обнимал.
  
  Заурчал мотор - приближалась маршрутка. Да и вообще - стоять в обнимку на виду у всей деревни дело опасное. Такие новости быстро разлетаются, да еще и преувеличенные раз в пятьсот.
  
  Ярослав меня выпустил.
  
  Но все изменилось, туман исчез и солнце, уже высоко поднявшееся над горами, яростно заливало горячим светом все вокруг.
  
  Ярослав помог мне забраться в автобус, уверенно сел рядом на заднее сиденье.
  
  Дорогой мы молчали. Со стороны не было видно, но Ярослав притянул, прижал меня к себе. Так что взлетали мы на ухабах одновременно.
  
  По моим ощущениям мы ехали, наверное, часов восемь вместо двадцати минут. И еще я подумала, что, получается, случилось как раз то, о чем предупреждала, от чего предостерегала Татьяна Николаевна, прося помочь Ярославу. И то, что сразу стала подозревать бдительная тетя Неля. Интересно, я уже качусь вниз по наклонной плоскости? Или еще балансирую на грани?
  
  - О чем думаешь? - спросил Ярослав.
  
  - Обо всем сразу, - я же и сама сейчас толком не знаю, о чем думаю. О всякой ерунде.
  
  - После занятий поехали к нам в гости, - бухнул Ярослав.
  
  - Так сразу? - испугалась я.
  
  - У мамы сегодня день рождения. Ей будет очень приятно.
  
  - Не знаю...
  
  - Я же нашим все уши про тебя прожужжал, - настаивал Ярослав.
  
  - Ну, ладно. Только я боюсь.
  
  - Но я же рядом!
  
  Тут мы как раз доехали до школы.
  
  Перед тем, как снова укрыться от внешнего мира за маской ледяного высокомерия, Ярослав успел предупредить меня:
  
  - Ты не удивляйся моим исчезновениям на большой перемене. В это время я как раз печку тебе затапливаю.
  
  - Но как?! Как ты добираешься до избушки?
  
  - Секрет, - ухмыльнулся Ярослав.
  
  
  Глава восьмая
  ДОМ ЯРОСЛАВА
  
  Продолжение следует...
  
  Поддержать книгу "Княженика" можно перечислив помощь:
  Яндекс-деньги: 410011396152876
  Киви-кошелек:+79148889453
  Карта Сбербанка: 676196000146388542
  можно распространить информацию о книге - и это тоже будет поддержка.
  С уважением, Галанина Юлия.
Оценка: 3.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"