Опять. Опять этот ненавистный треск будильника. За окном уже светло, сквозь занавески в комнату робко заглядывает утро. Только не сейчас, еще хотя бы пять минуточек, и еще одну, и еще... Хорошо, хорошо, встаю! Плетусь в ванную с закрытыми глазами, умываюсь холодной водой, можно попробовать открыть глаза... Одеваюсь, выхожу из дома - и первое чудо - троллейбус на остановке! Сегодня определенно будет хороший день! Захожу в распахнутые двери, цепляюсь на ступеньку и едва не падаю. Что это такое? У меня на ногах - коньки. Роликовые.
В этот момент троллейбус злорадно закрывает пасть дверей и защемляет край одежды - и я, все быстрее и быстрее несусь за ним по улице, мимо машин, удивленных водителей и пешеходов. Слышу непонятный, нарастающий звон, на ходу открываю сумку и там - мой домашний телефон, от него непонятно куда тянутся веревки проводов.
Он звенит так протяжно, так громко, что можно оглохнуть! Я пытаюсь взять трубку и понимаю, что моя рука комкает ткань простыни.
Мама дорогая!!!! Проспала!! Черт, черт и еще раз черт!!!
Я прыгаю по квартире, как кенгуру, умываясь и одеваясь одновременно. Расчесываться некогда, в секунду собираю растрепанный хвост, спотыкаюсь через кошку, и через пять минут уже на всех парах лечу вниз по улице, к метро.
До перехода далеко, поэтому несусь прямо наперерез летящим машинам. Усатый водитель резко тормозит, но не ругается - в Баку симпатичным девушкам позволено многое.
Эскалатор, бегу вниз через две ступеньки, успеваю вскочить в вагон и через пять минут я уже в центре города. Опять эскалатор, на этот раз вверх, опять через дорогу, по площади наискосок, поворот в знакомый переулок - влетаю в двери, как пушечное ядро. Здрасьте, теть Валь, винтовая лестница, темный коридор, черт, сегодня утренник, за сценой погашен свет, бегу только по памяти, рукой касаясь стены. Налетаю на группу толстых зайцев, возбужденно обсуждающих какую-то новую кофточку - у азербайджанского сектора сегодня премьера.
Наконец, светлая гримерка, Лена уже уходит.
- Ты куда пропала?
- Я не пропала, я проспала! - отчаянно срываю с себя вещи, напяливая одновременно черные лосины, тренировочные тапочки и застегивая на талии шифоновую юбочку. Юбка, скорее аксессуар - чуть длиннее своего широкого пояса, выполняет чисто декоративную роль.
- Давай быстрее, все уже наверху! - шепотом кричит она из коридора. - Дверь не забудь закрыть!
Я в ответ киваю головой, отчаянно продираясь расческой сквозь спутанные кудри. Теперь хвост выглядит приличнее. Запираю дверь и бегом - на третий этаж, в тренировочный класс.
Хореограф Николай, невысокий капризный гей, сердито смотрит на часы. Я пролетаю мимо него, легкая и незаметная, как фея (во всяком случае, мне так кажется), становлюсь на свое место и замираю. Кружится голова. Не выспалась, не позавтракала, неслась всю дорогу...
- Первая позиция, плие, вторая позиция, выбросили ногу... носок тяни, тяни сильнее! Батман, первая позиция, плие...
Я путаю руки и ноги, наступаю сама на себя - никак не могу проснуться. Коля звереет и прогонят меня в задние ряды, с глаз подальше.
В заднем ряду разминаются пенсы. И те, кто просто не умеет нормально двигаться. Я к таким не отношусь, но сегодня не против немного полодырничать - утренняя гонка лишила меня сил.
После разминки переходим к растягиваниям и шпагату. Я постепенно прихожу в себя и к моменту, когда переходим непосредственно к танцам - уже полна сил и энергии. Танец получается хорошо и Николай, оценив мои усилия, милостиво разрешает мне перебраться на старое место.
Разучиваем новую часть. В мюзикле будет много танцев, поэтому расслабляться некогда. Пока нет ничего сложного, все движения легки и естественны. Сложные элементы поддержки, как всегда, сначала пробуют на мне.
Я самая легкая в труппе, всего сорок восемь килограмм, и самая гибкая - занятия гимнастикой в детстве не прошли даром.
Николай профессиональный танцор, я легко взлетаю в его крепких тренированных руках, не боясь шлепануться. Все получается хорошо, до тех пор, пока я снова не начинаю путаться в своих ногах.
- Наотращивают себе длинных конечностей, а потом еще танцевать собираются! Ты посмотри на себя - ты должна была завернуть ногу один раз, а у тебя это получается два раза - потому что они длинные и тощие! Ты теряешь время на разворачивание обратно! Здесь нужна всего секунда, раз - и все!!! - орет он на меня.
Я молчу. А что тут скажешь? Со второй попытки все получается нормально, значит этот элемент остается.
Поизмывавшись над нами еще немного, Николай объявляет перерыв. Мы несемся вниз по лестнице, и меня гложет одна мысль: "Полцарства за стакан чаю!"
И, наконец - наступает блаженство: я получаю свой утренний наркотик. Без него мне не проснуться. Тепло бежит внутри меня, согревая руки. Кто-то из ребят сбегал в магазин за печеньем. Боже, спасибо тебе! - и на земле можно чувствовать себя, как в раю.
Мы сидим в гримерке на стульях, на столах, просто на корточках, все молодые, шумные. Взрывы смеха то и дело нарушают тишину. Помня о том, что недалеко идет спектакль, мы стараемся сдержаться, но смех клокочет в нас, как лава в вулкане, и мы смеемся шепотом, до слез, до колик в животе.
После перерыва меня ловит в коридоре режиссер.
- Наталья, Таня заболела, тебе придется подменить ее в дневной "Белоснежке".
Ну вот, блин. У меня же еще и вечерний спектакль сегодня... Опять не успею приготовить обед в перерыве и вечером меня будет ждать крайне недовольный муж. Видя мое расстроенное лицо, режиссер поджимает губы. Ну и дура же я!
- Да я не из-за спектакля, - сбивчиво объясняю ему свое положение, - мне нужно было сегодня домой, дела были...
- Это не страшно, - смилостивился он, - Я поговорю с Колей, чтобы он отпустил тебя пораньше.
Спектакль начинается в два часа. Прийти необходимо хотя бы за полчаса до начала - грим, костюм и все такое... Не могу же я вылететь на сцену, в таком же настрое, как сегодня утром!
В половине двенадцатого я выбегаю из тренировочного класса. У меня два часа. Бегу по улице и жалею, что у меня нет пропеллера или хотя бы метлы. На ходу подсчитываю сумму, которая осталась и прикидываю, что можно купить.
Рынок встречает меня соблазнительными ароматами, от которых начинает кружиться голова и рот наполняется слюной. Разноцветные ряды полные зелени, фруктов, овощей, дразнящий запах копченостей, сыра, хрустящих молоканских огурчиков - но я крайне экономна и покупаю продукты строго по списку. Когда список заканчивается, я не удерживаюсь и беру еще пакет клубники и немного соленых огурчиков - моя слабость...
Уже нагруженная, как верблюд, на выходе покупаю свежий, горячий хлеб и теряюсь в догадках, как мне все это донести?
Рядом, как по заказу тормозит иномарка, из нее вылезает немаленький такой дяденька, сурово смотрит на меня и мои многочисленные пакеты, потом молча отбирает их и забрасывает на заднее сиденье.
Я теряю дар речи. Мыслей нет. Есть вопросы. Это что - похищение или ограбление? Это вот так и происходит? Может нужно кричать, звать на помощь?
Он открывает передо мной дверь и жестом приглашает в машину. Я пячусь и молча качаю отрицательно головой. До него наконец доходит, что я напугана и он смеется.
- Наталья, ты меня не помнишь, что ли? Я - папа Димы, дядя Марик! Ну, вспомнила?
И тут я действительно его вспоминаю. Мы оба смеемся всю дорогу над моей растерянностью, я от всего сердца благодарю его за помощь, потому что без него мне пришлось бы потерять драгоценных полчаса на дорогу обратно.
Я открываю двери и едва не падаю через кошку. Бегом на кухню, времени все меньше! Там меня ожидает сюрприз. То, что я утром не позавтракала - это полбеды. А вот то, что не покормила свою черную красотку - это непростительное упущение!
В приступе меланхолии она вытащила пакет с мусором из ведра, разодрала его и равномерно разбросала по всему полу. На уборку теряется еще десять минут.
Сейчас я сама себе очень сильно напоминаю кухонный комбайн. У меня сто рук и две головы, я режу, строгаю, нарезаю, уворачиваясь от брызгов кипящего масла, мою овощи и зелень, нарезаю кошке колбасу, спасаясь от ее когтей. Ножи, кастрюли, сковородки и лопатки летают вокруг меня, паря в воздухе.
Есть уже не хочется - нахваталась во время готовки, все уже почти готово - вечером останется только разогреть. Времени почти не осталось. Закрываю плотно дверь на кухню, унося кошку в охапке.
- Веди себя хорошо, не шали больше! - тычу ей в нос пальцем.
Раскосые изумрудные глаза смотрят на меня осуждающе - опять убегаешь? Она отворачивает свой гордый египетский профиль и начинает вылизывать черную шубку. Кошку зовут Гелла - в честь булгаковской ведьмы. Масть у нее, конечно, другая, но характер - точно ведьмачий!
Когда она была поменьше, муж сломал ей зуб. Она, конечно, провинилась и получила хорошего пинка. Ударилась об оконный шпингалет и сломала зуб. С тех пор мужа моего она боялась и избегала.
Ночью, когда мы засыпали, она, сопя от напряжения, тихонько, медленно, как улитка, пробиралась между нами и начинала распихивать нас в разные стороны. До сих пор поражаюсь, как такой изящной кошечке удавалось это. Но факт остается фактом. К утру, муж, который спал у стены, оказывался буквально вжат в нее, а я - едва не падала на пол. Между нами, поперек кровати нежилась изящная, сонная Гелла.
Я погладила ее на прощание и поспешила в театр.
В вагоне метро домашние заботы выветривались из головы. Настрой менялся, я вспоминала слова роли, мизансцены, и постепенно врастала в ткань спектакля. Уходила из этой жизни, чтобы через час стать сказочной принцессой...
В темном коридоре (они хоть когда-нибудь включат здесь свет?!) я налетела на крепкую фигуру.
- Привет! - негромко сказал знакомый голос.
Ленька. Откуда он здесь? И вдруг - на меня словно крыша упала - я же на подмене! И сегодня принца играет не мой постоянный партнер Эльдар, а Танькин Ленька!
Ленька старше меня лет на десять, может больше. Умный, хороший, серьезный актер. Настоящий. Не лицедей, как некоторые... Я ни разу не сталкивалась с ним на сцене. Мы всегда были в разных составах. Почему-то режиссеры избегали ставить нас в одну упряжку. А я знала, что именно с ним, смогу играть так, как никогда до этого...
- Привет! - ответила я.
- Ты когда будешь готова?
- Я только пришла, Лень. Дай мне минут пятнадцать.
- Хорошо. Нужно обговорить с тобой некоторые сцены - мы с Таней делаем их немного по-другому, чем вы с Эликом. Я подожду тебя здесь...
Оглушенная, я добралась до гримерки и села, ничего не соображая. Надо взять себя в руки, все замечательно, из-за чего это ты так разволновалась? Прибежала Марина, помреж.
- Срочно, тебя в отделе кадров ищут сегодня целый день! Поднимись к ним на пять минут.
Бегу в отдел кадров, по пути сталкиваюсь с костюмершей. Она несет наряд Белоснежки. Когда к спектаклю шили платье, костюмерша ужасно переживала:
- Ты же такая худышка! Никто же после тебя в него не влезет!
- Вот и прекрасно, - улыбалась я, - создадите музей с моими нарядами, когда я стану знаменитой!
Платье было сшито точно такое же, как в мультфильме Диснея. А корону я делала сама. Когда я впервые увидела диадему, сделанную в бутафорском цехе, меня просто передернуло. Я, конечно, все понимаю, денег на театры выделяется мало, но это не повод для того, чтобы делать диадему для принцессы из селедочной консервной банки! Больше всего меня возмутило, что на ней были видны те выпуклые концентрические круги, которые есть на каждой консервной банке.
Меня хором уговаривали, что, дескать, театр - это сплошной обман, и что из зала ничего не будет видно. Я знала, что так оно и есть на самом деле. Но меня саму коробило это украшение.
Дома я вооружилась клеем, ножницами, елочными украшениями, фольгой, раскопала старый ободок и ненужные побрякушки. Час работы - и в моих руках была сверкающая красота, достойная любой принцессы. В свете софитов искусственные камни переливались не хуже настоящих бриллиантов, и она просто замечательно смотрелась на моих каштановых волосах.
В отделе кадров меня ждал сюрприз. Вчера вышел приказ о переводе меня в основной состав. Теперь я больше не актриса вспомсостава. Теперь я гордо могу назвать себя "Актриса II категории". Почему-то в памяти сразу всплыли посиневшие полудохлые куры на замороженной витрине - они тоже были II категории.
Меня поздравляли и призывали немедленно отметить это дело. А я не понимала - из-за чего весь сыр бор.
- Ты что, глупышка, не понимаешь? - шумела Назия, толстушка-кадровичка. - За время моей работы такое впервые - чтобы новенькую так быстро перевели в основной состав, да еще и категорию сразу дали! Ты же у нас всего полгода работаешь! Другим обычно такое выпадает только года через три!
Правда, она забыла упомянуть, что театр находился в бедственном положении, русское отделение в театральном институте не работало уже несколько лет, труппа ТЮЗа стремительно старела и дирекция была вынуждена пойти на крайние меры - искать талантливых ребят во всех коллективах города. Экспериментальные, народные театры, даже самодеятельные кружки...
Меня взяли из народного театра, двух девчонок - из "Балаганчика", знаменитого в городе, несколько ребят - с режиссерского отделения. Вливание новой крови благотворно сказалось на работе театра. Маститые режиссеры заинтересовались новыми возможностями, мы были пластичны, легко обучались новому, были лишены штампов, которыми всегда страдают классические театры.
Спектакли заблистали новизной и легкостью, в городе о нас заговорили, в газетах стали появляться статьи. Утренние спектакли никогда не страдали отсутствием зрителей - приходили школьники, но залы стали полны и на вечерних и дневных постановках.
Я поблагодарила всех в отделе кадров, пообещав обязательно отметить с ними это событие, взяла копию приказа и помчалась к себе, переодеваться.
Наташка-гример помогла мне надеть платье и застегнуть тугую молнию сзади. Костюмер Анна Петровна помогала Лене переодеться в гнома. Когда Наташка стала прилаживать ей бороду и подрисовывать морщины, Анна Петровна сунулась было ко мне с накладками, но я скорчила такую умоляющую рожицу, что она махнула на меня рукой. Моя худоба была очень на руку, когда я играла мальчика (точнее, переодетую в мальчика Джоанну Сэдли из "Черной Стрелы"). Но Белоснежка - прекрасная принцесса, никак не могла увязаться в сознании режиссера с небольшим размером моего бюста, из-за чего он обязал костюмера цепляться ко мне с этими дурацкими накладками. Они меня бесили неимоверно, я ощущала себя полной дурой, и любыми путями старалась от них избавиться. Надо сказать, что после первых трех-четырех спектаклей, режиссер напрочь забыл о своем распоряжении, и я могла вздохнуть спокойно. А костюмерша не настаивала.
Ленька сидел на диванчике в коридоре. Там наконец-то включили свет - повсюду носились рабочие сцены, устанавливая декорации.
- Пойдем отсюда, найдем спокойное местечко - он взял меня за руку и повел за кулисы. - Ты что, замерзла?
- Немного...
Мои руки были ледяными от волнения, а его - напротив, очень теплыми. Укромное местечко мы нашли на старом столе, взгромоздились на него, как две яркие разноцветные птицы и стали говорить о спектакле.
Я постепенно успокоилась от звука его голоса, от умных и взвешенных слов и замечаний по делу. Даже стало интересно - как это мы с Эльдаром упустили такие очевидные, выигрышные моменты? Внутри меня просыпался маленький веселый дух, который дергал за ноги и за руки, веселил и будоражил - это дух творчества, который хотел немедленно оказаться на сцене.
- Эй, вы чего тут сидите? - выскочил откуда-то режиссер. - Я уже всех на уши поставил, потерял обоих героев - а они тут мило воркуют! Начинаем через пять минут!
- Мы говорили по делу, - тоном, не терпящим возражений, осек его Ленька.
- Ладно, не буду мешать, - внезапно согласился он и гордо удалился за кулисы.
Мы пожелали друг другу удачи, и ушли на свои места.
* * *
Я безумно люблю эти короткие минуты перед спектаклем, когда волнение лишает тебя и сил и разума. Остается одно напряжение, по венам, вместо крови бежит ток.
За тяжелым бархатным занавесом дышит, вполголоса общается, смеется, покашливает зал. Зрители рассаживаются по местам, шуршат программками. Все в ожидании чуда - по эту и по ту сторону занавеса...
Наконец, медленно гаснет свет, зал волной выдыхает последний шумный вздох, в коробочках радио в каждой гримерке раздается строгое: "Тишина за сценой! Начинаем!"...
Спектакль шел, как обычно. В зале были школьники и их родители, свободных мест почти не было. В уголке у стены, я разглядела тетю Машу из гардероба. Кто это с ней? Не может быть! Мой партнер, Эльдар поговорив с тетей Машей, аккуратно пробирался по ряду на свободное место. Решил посмотреть со стороны, молодец. Ревниво следит за другими, чтобы никто на свете не смог быть лучше, чем он...
Я вернулась в гримерку. До моего выхода еще было время - сначала сцена в замке, с королевой.
Лена выглядела жутко забавно с нарисованными морщинами и бородой на молодом лице. Борода чесалась и она постоянно ее дергала.
- Не надо, а то отвалится прямо на сцене, - предупредила я ее.
- Ну и плевать, надоело! Неужели гномов без бороды не бывает?
Мы похихикали, время от времени прислушиваясь к динамикам радио - скоро ли наш выход? Ленка поделилась новостью.
- Натик, помнишь, вчера нас смотрели какие-то мужики? Мы еще подумали, что это киношники?
- Ага, помню!
- Ты прикинь, они действительно оказались киношниками. Им понравилось несколько человек - и ты и я в их числе, кстати, и сегодня они приходили к Рафику с предложением.
Рафик Гаджиевич - наш режиссер.
- Да ты что?! А он?
- Пока тебя не было, он заходил и рассказал об их предложении. Деньги предложили большие, но знаешь за что?
Она сделала большие глаза.
- Сниматься в порнухе!
Я потеряла дар речи. Ленка смеялась, как сумасшедшая. Подумав немного, я к ней присоединилась.
- Вы чего тут ржете?! - ворвалась помреж. - Гагарина, сейчас твоя сцена! Уже третий раз объявляю!
Я понеслась на свое место в кромешной тьме. Длинная юбка ужасно мешала, а мне нужно было незаметно пробраться на свое место, к гигантской ромашке. Пока королева в ярких вспышках договаривала свои слова, я на четвереньках подползла к цветку, даже не успев испугаться. Внутри еще клокотал смех.
Когда зазвучала приятная музыка и сцена осветилась, я увидела сотни любопытных глаз, устремленных на меня. По залу пронесся вздох восхищения - дети ужасно любят принцесс.
Все было как всегда, но что-то все равно было иначе... Я знала что это - ожидание момента, когда мы окажемся рядом и нужно будет говорить и действовать по роли. Что это будет? И как? Найдем ли мы друг друга, появится ли эта тонкая ниточка понимания, или спектакль получится сухим и скучным?
И вот, наконец, сцена, где я впервые встречаю принца. Я посмотрела на Леньку - и меня обдало жаркой волной. Как он был хорош! Его глаза, лицо - это действительно был Прекрасный принц, пораженный моим появлением. Волна нежности пронеслась ко мне, это было просто ощутимо. И стена рухнула.
Такого проникновения, такой отдачи я еще ни разу не получала от Элика. Он, несомненно, хороший, талантливый парень, но на сцене он любуется собой, красуется, забывая о том, что он не один. Очень сложно ловить его глаза, ждать отклика. Его всегда окружает стена, в которую я робко стучала, не получая отклика.
С первого момента контакта с Ленькой мы словно утонули в счастье. Мы не могли оторвать глаз друг от друга. Где-то на периферии сознания, я недоумевала - неужели он действительно такой классный актер, суперпрофессионал, что я физически ощущаю исходящие от него эмоции? Потом я вспомнила, что видела его в этой же роли с Танькой и внутреннее заулыбалась - не было тогда такого!
Во время наших сцен в зале воцарялась такая тишина, что был слышен даже шепот. Обычно, на детских спектаклях добиться этого неимоверно сложно - дети не умеют долго сохранять напряжение, их живая натура требует движения, действия, реакции...
Все слова и действия наши встали на свои места, они были правильны и естественны. Не нужно было, как на репетициях вспоминать и проговаривать внутренний монолог - происходящее между нами было выверено с космической точностью, мы были одним целым...
Я чувствовала нечто необыкновенное - душевный подъем, который сродни парению над землей. Через сцену, в зал, протянулась тонкая золотая нить истины, и мы шли по ней, уверенные, ничего не боящиеся канатоходцы, навстречу друг другу. Тонкая нить дрожала под ногами, терпким золотом сияла в наших глазах. В своем голосе я слышала неведомые звенящие нотки, от которых бежали мурашки даже у меня, что уж говорить о тех, кто бы в зале!
За сценой я была схвачена в охапку режиссером. Его глаза сияли, как два фонаря.
- Блин, ведь это уже двадцатый спектакль!! Откуда, как? У вас все по-новому!!! Какие же вы молодцы! - он звонко чмокнул меня в щеку и побежал к другому выходу, за Ленькой.
Спектакль перевернулся.
Все сцены обрели иную, глубокую значимость. Даже усталые взрослые гномы заразились этой невероятной искренностью и перестали гундеть о своих домашних делах и внуках.
Ленка толкнула меня локтем в бок и глазами показала на режиссерский пульт. Там стояли две женщины. Его женщины. Кто из них была жена, кто любовница - не знаю. Они тоже работали актрисами в Русском Драматическом. Обе талантливые, красивые... Я знала их, мы поздоровались.
Но даже это не смогло вышибить из меня волшебный дух. Я летела на крыльях и никого вокруг не видела...
В последней сцене принц целует Белоснежку. Я не могла избавиться от этой навязчивой мысли во время антракта, как ни старалась, и с замиранием сердца ждала этого момента. Такого формального, до сегодняшнего дня. Скажу честно, я забыла обо всем на свете - о своем муже, о его женщинах, о долге, о разуме - для меня существовало только одно: Ленька и его глаза, полные нежности...
В последней сцене я переодевалась в другое платье, нежно розовое, воздушное, как у настоящей волшебной феи. Однажды я видела эту сцену в видеозаписи и сама поразилась тому, как это было прекрасно, просто дух захватывало. Смотрела - и не верила, что это - я... Такое одухотворенное, нездешнее лицо, огромные, на пол-лица, глаза, каштановые кудри ниже плеч, тонкие руки, тонкая фигурка... Со сцены люди смотрятся иначе...
Я никогда не любила грим. Для спектакля я ярче обычного выделяла глаза и губы, и наносила румяна на бледные щеки, потому что слепящие прожектора пожирали цвет. И одновременно придавали ему глубину и прозрачность.
Однажды эта нелюбовь к гриму привела к забавному случаю. После спектакля я торопилась домой. Поспешно оттерев щеки и губы и переодевшись в обычную одежду, поспешила в метро. В гулком вестибюле была суматоха. Метрошные тетеньки пропускали толпу второклашек на эскалатор, там их отлавливали учителя и родители. Я опустила жетон, прошла, и тут началось.
Какой-то глазастый ребенок узнал меня. С воплем "Белоснежка!!!" он ринулся ко мне, за ним клич подхватили другие и погнались следом. Я почти ощутила себя звездой уровня суперстар, которую поклонники мечтают разодрать на памятные сувениры.
У эскалатора возникла пробка, которая позволила мне благополучно удрать с места происшествия. Правда, пару секунд на перроне я понервничала - поезда не было, и мое воображение живо нарисовало мне толпу атакующих детей, свалку и суматоху. К счастью, поезд появился раньше, чем первые фанаты успели выскочить из заботливых рук взрослых сопровождающих. С тех пор я всегда выжидала после спектакля хотя бы полчаса - маленькие зрители медленно одеваются.
Пришло время выходить на сцену.
Хрустального гроба не было - дефицит средств. Вместо него был некий постамент, куда я забиралась при помощи скамеечки, а оттуда уже принц снимал меня на руках.
В этот раз я лежала, как на операционном столе, когда мне вырезали аппендицит. Меня тогда так колотило, что хирург боялся подойти ко мне со скальпелем.
Сердце грохотало, зубы стучали. Но когда гномы откинули покрывало полога - все утихло, словно по мановению волшебной палочки. Меня наполняли покой и сияние. Сквозь сомкнутые ресницы я увидела его лицо близко-близко. Ленька улыбнулся и провел пальцем по щеке, я моргнула. И тогда он поцеловал меня. Так нежно, так трепетно, что у меня перехватило дыхание. Хорошо, еще, что я не должна была ничего говорить. Потом он легко подхватил меня на руки и бережно опустил на пол. Мы стояли, держась за руки, и смотрели друг на друга, а вокруг прыгали донельзя довольные гномы.
Свет угасал, оставляя нас в ярком круге прожектора. Круг уменьшался, мы приближались друг к другу, высвеченными оставались только наши лица. Затем свет гас, опускался занавес, и все выходили на поклон.
В этот раз свет угасал невероятно медленно. Я чувствовала, как его руки тянут меня к себе и как загипнотизированная, не могла оторвать от него глаз. Когда вспыхнула тьма, он порывисто обнял меня, крепко-крепко. Как отец обнимает дочь, как сын обнимает мать, как тренер - олимпийского чемпиона, как влюбленный, истосковавшийся мужчина - свою единственную на земле женщину...
Он не целовал меня, только зарылся лицом и руками в волосы и, задыхаясь, прошептал на ухо: "Люблю тебя..."
Когда поднялся занавес, мы так и стояли, обнявшись, и не могли оторваться друг от друга. Зал аплодировал стоя, все орали, свистели, это было какое-то сумасшествие. Рафик Гаджиевич взял нас за руки и вывел на авансцену, для поклона.
Я видела вокруг недоуменные взгляды, слышала сдавленные смешки, но мне было все равно. Мы переглядывались за спиной режиссера, его глаза искали меня...
На поклон нас вызывали столько раз, что я сбилась со счета. За сценой меня схватили чьи-то руки. Это была заплаканная тетя Маша из гардероба.
- Деточка моя, спасибо вам, какие же вы молодцы с Леней! Вы меня старуху, заставили плакать... - она поцеловала меня и пошла к нему.
Я сидела в гримерке совершенно оглушенная. Вокруг смеялись, шутили, поздравляли... мы с Ленкой взяли тайм-аут, чтобы переодеться и выгнали всех.
Она ничего не спрашивала, только смотрела на меня с улыбкой.
- Ты чего? - я почувствовала, что краснею.
- А ты чего? - парировала она. - Точнее, вы оба - чего? Что это на вас нашло?
Я покачала головой.
- Не знаю... Я словно рехнулась.
- Ты что, не знала до этого, что он влюблен в тебя?
Я вытаращила на нее глаза.
- Что?!
- Да об этом весь театр знает!
Как всегда - все самое интересное я узнаю последней.
- И что говорят?
Ленка усмехнулась.
- По-разному... но самое главное - они обе тоже знают об этом! И уже предприняли меры.
Я ничего не понимала.
- Ты о чем?
- Ленька скоро уходит от нас. Ему предложили место в Русской Драме и он согласился.
Я ничего не ощутила при этом известии. Мне было слишком хорошо, чтобы думать о том, что будет. Мне хотелось жить здесь и сейчас.
Когда мы переоделись, толпа за дверями уже теряла последние крохи терпения. Они ввалились все разом - ребята, девчонки, юные, взрослые, шум стоял неимоверный. Откуда-то взялись бокалы, коньяк, закуска - режиссер расщедрился. Каждому налили по чуть-чуть, выпили за мою категорию, за спектакль, за нас с Леней...
Актеры пьют так же как врачи, то есть очень много. Так что одна бутылка коньяка на столько человек - это было совершенно несерьезно. Я видела, как старый, заслуженный актер выходил на сцену, едва держась на ногах. Но в свете рампы он мгновенно преображался и все делал вполне осмысленно, даже с огоньком!
Ленька сидел на низкой табуретке у моих ног. Его лохматая голова была так близко, что я едва сдерживалась от желания наклониться и поцеловать прямо в макушку. От него исходило тепло, а когда я ловила его ласковый, пристальный взгляд - сердце замирало, для того, чтобы потом с огромной высоты ухнуть куда-то в пятки.
Время летело незаметно, кружилась голова - то ли от коньяка, то ли от счастья. Он взял меня за руку и повел за собой. Вслед понеслись многозначительные возгласы. Ленька обернулся - и все замолкли.
Мы пришли на то же самое место, где сидели перед спектаклем, опять залезли на стол. Вокруг было тихо, сумрачно, прохладно. Не верилось, что за стенами театра стоит неимоверная жара, воздух черен от смога, улицы полны толпами спешащих людей, машин...
Он осторожно положил мою голову себе на плечо, обнял меня. Я слышала, как колотится его сердце.
- Мне нужно идти, меня ждут, - прошептал он, вздохнув. - Ты чудесная девочка, ты - мое счастье... Я знаю, что ты замужем, все знаю и все понимаю... У меня тоже не все просто...
Он помолчал.
- Не знаю, что говорить. Все слова какие- то неправильные... ты же сама все понимаешь, правда?
Ленька смотрел мне прямо в глаза, улыбаясь как-то отчаянно. Я кивнула. Он поднял меня на руки, вынес на середину сцены и поставил перед пустым залом. Потом опять обнял меня, крепко, до боли.
- Люблю тебя, люблю, - шептал он, не переставая...
Поцеловал в глаза и резко, за плечи отстранил. Повернулся, и ушел, не оглядываясь. Из театра, и из моей жизни...
Разве я могла знать тогда, что это был первый и последний спектакль, сыгранный нами вместе? Простая детская сказочка о любви, которая закончилась, так и не успев начаться...
Леньки больше нет. И никогда уже не будет. Я узнала об этом случайно, спустя много лет, когда жила в другом городе... Когда ему исполнилось тридцать семь лет, он покончил с собой.
Никто из друзей или близких ничего не знал и долгое время потом все терялись в догадках - что послужило этому причиной? Непонимание, творческий кризис, тяжелое материальное положение, несчастная любовь или Одиночество - сколько было предположений....
Мы никогда об этом не узнаем, потому что тайна ушла вместе с ним, угасла на дне его светлых глаз...
Но в моей памяти он живет по-прежнему, такой же молодой, звонкий, полный тихого сияния счастья, как в тот незабываемый день...
Когда его силуэт растаял в темноте, я без сил опустилась на дощатый пол. Легла, прижавшись щекой к теплым доскам сцены. Мне было плевать - чистый он или нет, под локтем кусались забытые рабочими мелкие шурупчики.
Мое состояние было непонятно даже мне самой - счастье как-то опустошает душу, оно слишком сильно, чтобы его можно было вынести одному. Любовь к театру, к этой сцене, такой родной, такой близкой, темнота зала, переживания спектакля, тепло глаз Леньки - все смешалось в один невероятный коктейль ощущений... Дрожь пробегала по всему телу сладкой щекоткой, я зажала рот рукой, чтобы не застонать...
В таком виде меня нашла Лена.
- Ну, ты мать и нажралась! - укоризненно выговаривала она, помогая подняться. - И с чего? С наперстка?
- Я не от коньяка, - слабо оправдывалась я.
- Да ладно, я все понимаю, - с улыбкой отмахнулась она. - Пошли уже, Мата Хари, скоро здесь начнут готовиться к "Блэзу".
* * *
В "Блэзе" я играла Мари - милую бретоночку. За оставшееся время я привела в порядок мысли в своей голове, чувства в своей душе, заперла все на большой амбарный замок.
Привычная рассудительность, ясность разума брали верх. Все произошедшее стало казаться сном. У него жена, любовница - такой нормальный семейный треугольник. Куда вписать меня, интересно? Хотя, может быть это были всего лишь сплетни... Наболтать могут всякого, тем более в театре, где зависть - дежурное чувство.
"Блэза" я очень любила. Этот спектакль был фейерверком юмора, забавных ситуаций, зрители всегда хохотали до упаду.
У гримерки я столкнулась с Эльдаром. Он прищурился.
- Ну что, изменщица? Прикончить тебя сейчас, или после спектакля?
- Ты это о чем? - я похлопала невинными глазками.
- Не отпирайся, неверная!!! - прогремел он на весь коридор. - Я все видел из зала!!
- Отелло, не верь глазам своим!!
- Умри, несчастная! - он схватил меня за горло и стал трясти, было жутко щекотно.
Вышел режиссер и призвал нас к порядку. Эльдар посерьезнел и тихо сказал мне у двери.
- Со мной ты ТАК никогда не играла... Ты бы видела себя из зала.... И вообще - вы классная пара, просто созданы друг для друга - я видел, как каждый из вас отзывается даже не на взгляд, а всего лишь на мысль другого...
Конечно, кому, как не актеру понять и увидеть это.
- Не закрывайся от меня, - попросила я его. - Знаешь, как тяжело достучаться до тебя во время сцены...
Эльдар заканчивал балетное училище, но его оттуда вышибли за пьянку и непристойное поведение. Он устроился в театр, но образ жизни не изменил. У него всегда была куча девиц, он по-прежнему любил выпить и погулять, постоянно залезал в долги...
Привычка любоваться собой осталась с тех времен, когда он танцевал сольные танцы и все хлопали ему одному.
Но, тем не менее, талант у него был, такой яркий, рыжий, как его голова. В "Блэзе" он был неподражаем. С ним было легко и трудно одновременно.
Вообще, за время работы в театре мне пришлось столкнуться со многими непростыми характерами и людьми. Ничего удивительного - простые люди не мечтают о работе в театре. Там приживаются только те, у кого голова чуть более сумасшедшая, чем у остальных.
Мне вспомнился один актер, его звали Олег. Когда он впервые появился на репетиции, у всей женской части коллектива со слышным стуком отпала челюсть. У меня тоже.
Олег был красив, как молодой бог. Высокий, под два метра ростом, стройный, широкоплечий, светлые волосы, огромные синие глаза - настоящий викинг. Холодный и прекрасный. Мы не могли оторвать от него глаз.
Когда Рафик объявил, что он будет играть принца в Белоснежке - я потеряла дар речи. Девчонки отчаянно завидовали мне. На первую репетицию я разоделась так, словно собиралась на первое свидание в своей жизни.
Во время читки режиссер требует, чтобы мы читали текст без эмоций. Просто текст, без окраски. Я слушала его и думала, как же хорошо у него получается - потому что сама, непременно начинала придавать оттенок выражениям.
Но, боже мой, что произошло, когда мы перешли к действию! Бог оказался тупым деревянным идолом. Он не умел двигаться, не умел говорить, постоянно стоял спиной к зрителям. Все недоумевали - каким чудом он смог окончить театральный институт и остаться таким чурбаном?
Полное отсутствие эмоций делало его похожим на статую. Холодный камень. Все женщины немедленно заподозрили его в нетрадиционной ориентации. Но и к мужчинам он был точно так же холоден. Единственная, ради кого открывались его сонные глаза, и оживлялся голос - это была блондинка с пробкой на голове. Бутылка водки. Вот тут он быстро приходил в себя, радостно потирал руки и немедленно напивался.
В конце концов, к нему потеряла интерес даже вечно озабоченная разведенка Эля. Спустя пару месяцев, его по знакомству устроили в Русскую Драму, и о дальнейшей его судьбе я ничего не знаю.
В драме ему наверняка было лучше, чем у нас. Где, как не в классической постановке, можно выйти, красиво отставив руку, произнести монолог, лишенным эмоций голосом, оттарабанить заученный текст и сойти за неплохого актера? В театре юного зрителя, пластичном, постоянно меняющемся, полном импровизаций, движения - это было просто невозможно.
Тогда моим партнером в "Белоснежке" стал Эльдар. А потом уже и в "Блэзе".
Настрой, подаренный мне судьбой на дневном спектакле, все еще звенел где-то внутри меня... Я заразила им Элика, он заразил остальных, мы играли, словно впервые, заново открывая для себя давно изученные сцены, смеялись, стоя за кулисами на сто раз услышанные шутки...
Зал хлопал и хлопал не переставая. Эльдар сиял, как лампочка.
- Я понял, о чем ты! - крикнул он мне во время поклона. - О том, что бы я не закрывался.
Я кивнула. Теперь мне будет намного легче с ним работать.
После спектакля, когда все разошлись, я домой не торопилась. Какая теперь разница... Муж не любил театр, не понимал моей страсти к сцене, презрительно называя его -"тиятыр", а меня... ладно, не буду говорить... бумага не все стерпит. Когда я приходила домой радостная, полная счастья и бурных переживаний, он немедленно приземлял меня, хамил и обзывал до тех пор, пока не портил настроение. Как только у меня на глазах вскипали слезы - он немедленно успокаивался. Наверно, ему было тяжело видеть, что я могу что-то еще в жизни любить, кроме него...
Заметив за ним эту привычку, я перестала приносить домой радость. Я гасила ее в себе у подъезда, по дороге домой, я выключала лампочку в себе, и когда он спрашивал: "Как прошел сегодня день?" - я, прикрыв рот в притворном зевке, отвечала "Нормально, обычно"... Эти слова его успокаивали.
Иногда, забывшись, я начинала улыбаться, вспоминая пошедший день. Он подозрительно прищуривался и я, спохватившись, стирала улыбку с лица.
Сейчас я опять стояла в полумраке сцены, уставшая, пустая, гулкая как барабан... все отдала... хороший сегодня был день...
На улице уже было темно, яркие огни машин ослепляли. Я неторопливо подошла к остановке и стала ждать троллейбус. От нагретого асфальта несло дневным жаром.
Рогатое чудовище все никак не появлялось, и я запоздало сообразила, что в такое время троллейбуса уже не дождаться, слишком поздно. Дорога домой показалась нескончаемой пыткой, как только я вспомнила, что придется опять проделать такой длинный путь.
"И плевать! Живем только один раз!" - решила я и с руки остановила машину. Рискованное это дело, конечно, но я так устала, что просто не могла пойти пешком.
Водитель, молодой мужчина, заинтересованно смотрел на меня. "Во, блин, попала!" - с неприязнью подумала я. "Сейчас приставать начнет". Но - странное дело - он молчал. Только спросил разрешения закурить.
Я успокоилась, откинулась в кресле и полузакрыла глаза. Так хотелось подумать обо все, что случилось за сегодняшний, такой длинный, необыкновенный день... Мои мысли сложились в сумбурную благодарность, молитву - небу, жизни, кому-то, кто видит меня, как на ладони... За то, что у меня есть это чудо - Театр, за то, что он улыбается мне рядами зрительских кресел, за то, что я дышу его пыльным воздухом и он принимает меня в свои любящие объятия...
Я вспоминала Леньку, и он в моем сознании перемешивался в единое целое с искусством, с Театром, которому я принадлежу. Счастье притаилось внутри меня, свернувшись пушистым клубком и изредка, мягкой лапой дотрагивалось до сердца...
Машина притормозила. Я открыла глаза, резко вырванная из сладких дум. Где это мы?
- Я на минутку, - сказал водитель. - Сигареты закончились. Не волнуйтесь, я быстро.
Мы остановились напротив Губернаторского парка. Рядом цвела шелковистая акация, самое невероятное дерево, какое мне когда-либо довелось увидеть. Сладкие волны персикового аромата затопили машину. Сейчас отсюда направо, мимо здоровенного административного здания, потом мимо телетеатра и я уже дома... Глаза слипались против моей воли...
Щелкнула дверца, и водитель смущенно протянул мне охапку белых роз. Нежные цветки были в капельках воды, острые шипы прикрыты сложенной газетой.
Я смотрела на него, ничего не понимая.
- Я вас узнал, - робко признался он. - Вы играли Белоснежку, я был на спектакле с дочкой. И так хотел подарить вам цветы, ругал себя последними словами, что пришел без них. Когда вы остановили меня на улице, я просто поверить не мог. Потом понял, что это шанс, сказать вам спасибо. Спасибо вам за удивительный спектакль, это настоящая сказка, я просто до сих пор в себя прийти не могу...
Я, улыбаясь, поблагодарила его и спрятала лицо в цветы. Тонкий аромат кружил голову. Водитель довез меня до дома, я заикнулась было об оплате, но он сказал, что если я хочу нанести ему смертельную обиду - то пожалуйста.
Мы попрощались, и он уехал, посигналив на прощание. Я стояла у порога дома и медлила... Так не хотелось, чтобы этот чудесный день заканчивался как обычно - спорами, упреками и подозрениями: "Откуда цветы", "Кто тебя привез?"...
Но я - актриса! И вот оно - подтверждение тому, у меня в руках! Зримый образ любви Театра к моей персоне.
Не к лицу мне грустить по пустякам. Я спрятала улыбку, попрощалась с сегодняшним днем, послав ему воздушный поцелуй... и переступила порог квартиры с гордо поднятой головой: "Здравствуй, дорогой, это я!"