Аннотация: Перевод рассказа The Heraclitus Effect, G.McNeill, сборник Planetkill (Warhammer 40000)
Г. Макнилл
Эффект Гераклита
Сборник Planetkill
Чудовище с лоскутным лицом было прямо позади него. Он слышал, как существо пробивает себе путь сквозь буйно разросшийся лес и каждым своим гигантским шагом крушит кропотливо выведенные ими растения.
Он бежал, не останавливаясь. Больше ничего не оставалось - только бежать. Он не мог сразиться со столь ужасным существом, это было выше его сил.
Магос третьего класса Эвлейм в панике несся по лесу - тому самому лесу, который совсем недавно был полон чудес и завораживающих диковин, который в буквальном смысле расцвел благодаря их стараниям. Раньше каждый проведенный здесь день нес в себе восторг новых открытий и наполнял гордостью за достигнутое; теперь же здесь, как в кошмаре, не осталось ничего, кроме страха, расчлененных тел и смерти.
Грузное тело Эвлейма не было приспособлено к таким нагрузкам: каждый вздох резкой болью отдавался в груди, в ушах шумело от пульсировавшей крови. Широкие листья и колючие ветки преграждали путь, царапали лицо и руки. Сочный запах свежей зелени пропитал воздух, с подбитых пулями ветвей свисали лопнувшие, сочащиеся соком плоды, каждый размером с голову человека. Из-за приторного аромата смятой растительности было трудно дышать, он забивал горло и легкие, с усилием работавшие при каждом судорожном вздохе. Вконец запыхавшись, Эвлейм остановился и огляделся, пытаясь сориентироваться.
Его окружали гигантские деревья со стволами толще, чем нога титана, их верхушки терялись в тумане, обычном для местной атмосферы, влажной и безветренной. Ветви клонились к земле под грузом разноцветных плодов, тут и там между деревьев стояли распылители химикатов, похожие на серебряные статуи, которые Эвлейму доводилось видеть в парках у храмов. Их гибкие трубы находились в постоянном движении, выделяя в атмосферу четко выверенные дозы пара, насыщенного микроскопическим количеством штамма Гераклита.
У корней высокого дерева с медного цвета корой, крупные золотистые плоды которого были чудесно сладкими и питательными, гудел ярко-желтый генератор. Он был помечен номером семнадцать, из чего Эвлейм заключил, что находится к северу от территории Адептус Механикус.
Где-то за пределами видимости послышался шум тяжелых шагов, и Эвлейм замер, пытаясь определить, откуда доносится звук. Повеяло отвратительным запахом гнилого мяса, резко контрастировавшим с привычными Эвлейму запахами леса. Он огляделся по сторонам.
И увидел это...
Отблеск солнечного света на доспехах, тусклый отсвет на матовой стали, промелькнувшее среди деревьев лицо охотника, серое, кошмарное. Хотя Эвлейм только краем глаза заметил своего преследователя, он не жалел, что не разглядел подробностей, потому что это было мертвенное лицо изуродованного манекена, лицо окровавленной жертвы сильнейшего взрыва.
Эвлейм повернулся и побежал, понимая, что незаметно прокрасться сквозь безудержно разросшуюся чащу и генно-модифицированный подлесок не получится. Он бежал на юг, следуя за рифлеными медными кабелями, что извивались на влажной земле, как какие-то местные рептилии. Почва в лесу была покрыта едко пахнувшей мульчей, и Эвлейму казалось, что все это - страшный сон, где ноги вязнут, как в трясине, и как быстро ни беги, чудовище всегда оказывается у тебя за плечом.
Лицо Эвлейма было мокрым от слез, из носа текло, он бежал почти вслепую, моля Бога-Императора и всех святых, которых только мог вспомнить, защитить его от этого ужасного убийцы. Он рискнул обернуться, но никого позади себя не увидел. Потом его нога наткнулась на что-то твердое, он споткнулся и почувствовал, как мир вместе с ним летит кувырком навстречу земле.
Падение выбило воздух из легких, а перед глазами взорвались всполохи яркого света. В рот набилась вязкая фруктовая пульпа, носоглотку обволакивал тяжелый запах свежеразделанного мяса. Эвлейм выплюнул набившиеся в рот семена и кусочки фруктов, встряхнул головой и встал на колени.
Он оказался на поляне, заросшей растениями с огромными яйцеобразными плодами. Большинство были высотой ему по грудь и примерно такого же объема - сочные, зрелые плоды, благодаря удобрениям достигшие гигантских размеров.
Неподалеку лежало обезглавленное тело. Обрубок, оставшийся от шеи, до сих пор истекал кровью, которую искромсанные артерии выбрасывали на темную, почти черную почву. В залитых соком останках лопнувшего плода обнаружился еще один труп, его грудная клетка была разворочена, как будто взорвалась изнутри. Остальные тела на поляне демонстрировали сходные признаки ужасной насильственной смерти: проломленные головы, отрубленные конечности, распоротые животы.
Онемев от страха, Эвлейм стоял, разинув рот, не в силах осознать всю жестокость и необратимость случившегося на поляне. Встав на ноги, он устремился к жилым куполам, следуя за сплетением кабелей как за путеводной нитью. Позади послышалось натужное дыхание, словно преследователь был болен чахоткой, и Эвлейм задрожал, ожидая удара, что вспорет его с такой же легкостью, как и гигантские переспелые плоды вокруг.
Но никакого удара не последовало, и Эвлейм быстрее заработал горящими от усталости ногами, скользя в густой жиже из раздавленных плодов и пропитанной кровью земли. Беспорядочно размахивая руками и всхлипывая, он не мог сдержать катящиеся из глаз слезы, вызванные животным, совершенно неподобающим мужчине ужасом.
Наконец, сквозь слезы он заметил блеск серебряных крыш жилых куполов, видневшихся между широкими стволами высоких, подпиравших небо деревьев, и в надежде на спасение устремился туда. Конечно же, магос Сзалин скажет, что делать. В исследовательском центре Голбасто размещалась целая рота кибернетически усиленных техногвардейцев, и при мысли о том, что скоро будет спасен, Эвлейм разразился истерическим, неконтролируемым смехом.
Выбравшись на опушку, Эвлейм преодолел противопожарные полосы и насыпи из пестицидов, защищающие центр от буйной, генетически усовершенствованной растительности леса. После сумрачного, призрачного подлеска сияние теплого желтого солнца планеты ослепляло, и магос прикрыл глаза рукой. Он спотыкался и шатался, как пьяный, и сквозь слезы мог видеть только общие контуры экспериментального центра Адептус Механикус.
Он заметил движение и услышал голоса. Утерев заплаканное лицо рукавом, Эвлейм вскрикнул от радости, увидев множество огромных воинов в вороненых силовых доспехах, чьи рост и габариты безошибочно указывали на их принадлежность к Адептус Астартес.
Космические десантники наконец-то прибыли!
От облегчения усталые ноги Эвлейма наполнились новыми силами, и он помчался к центру, торопясь укрыться от чудовищного охотника за спинами этих храбрых защитников человечества. Он мчался, как сумасшедший, но все же заметил едкий запах химикалий, исходивший из проломов в куполах, и подсвеченные всполохами огня клубы дыма, поднимавшиеся от них в ясное небо.
Земля была усеяна трупами, а кровлю куполов продырявили пули.
Очевидно, монстр пожаловал сюда не один...
Но теперь, когда здесь были Адептус Астартес, бояться нечего: никто не мог бросить вызов этим безупречным воинам, чья плоть являлась шедевром творения Императора, а генетическое совершенство несло частичку Его величия. Этот священный идеал вдохновлял всех работников Голбасто, и Эвлейм больше всего на свете хотел бы поговорить с этими легендарными героями, рассказать им о блестящих результатах, достигнутых здешними учеными...
- Там, там! - заорал он голосом хриплым и глухим после спринта по лесу. - На помощь! Оно гонится за мной. Там, в лесу, еще один из них!
Гиганты в доспехах повернулись на звук его голоса, мгновенно нацелив на Эвлейма тяжелое, немыслимого калибра оружие. Он увидел ничего не говорящую ему смесь эмблем и расцветок брони и рассмеялся, полагая, что его не поняли.
- Нет, нет! Я магос третьего класса Эвлейм, - крикнул он, чувствуя, что прилив сил, вызванный надеждой, иссякает и ноги опять начинают дрожать. Он смеялся и махал руками, как сумасшедший, одновременно напуганный и удивленный иронией ситуации: его чуть не пристрелили его же спасители. - Я здесь работаю, я обслуживаю распылители в лесу. Я...
Выбившись из сил, он замолчал и упал на колени, потом осел на землю и запрокинул голову к небу, натужно борясь за каждый неровный вздох.
Затем он услышал тяжелые шаги, и его накрыла прохладная тень, отбрасываемая высокими воинами. Эвлейм прищурился, глядя против солнца, и протер опухшие от слез глаза тыльной стороной руки. Его окружили трое с жестокими, словно выплавленными их холодной стали лицами, на которых остались шрамы от множества битв. У одного воина было лицо убийцы, злое и безжалостное. Его череп был выбрит так, что только посередине остался неровно подстриженный ирокез. Длинные черные волосы второго воина были затянуты в тугой хвост, и на фоне темной брони его лицо с резкими чертами и глубоко посаженными, прикрытыми тяжелыми веками глазами казалось особенно бледным. Половину лица третьего воина заменяла грубая аугметика, угнездившаяся в переплетении шрамов, а на месте левого глаза сверкал синий драгоценный камень. Его живой глаз светился жестоким весельем, а на коротко остриженных черных волосах виднелись пятна крови.
Воину с лицом убийцы явно не терпелось совершить недоброе, и Эвлейм, начиная понимать, наконец, истинное положение дел, задохнулся от поднимающегося из самых глубин его естества ужаса.
Никакие это не Астартес, это...
- Так ты здесь работаешь? - спросил воин с изуродованным лицом, присев на корточки рядом с магосом.
Эвлейм кивнул, не в силах совладать с дрожавшей челюстью и органами для отправления естественных нужд, которые вдруг решили сработать. Воин протянул руку и взял его за подбородок. Даже теряя сознание от страха, Эвлейм сохранил в себе достаточно от механикума, чтобы заметить, что рука эта была сделана из блестящего серебра - протез, подобного которому он никогда еще не видел. Холодные, гладкие пальцы двигались, казалось, без каких-либо суставных соединений.
Холодная как лед ладонь повернула его голову вправо, потом влево. Его изучали, как какой-нибудь необычный экспонат под стеклом.
- Ардарик, - спросил воин с удивительной рукой, - у Цицерина есть все, что нам нужно?
- Он почти закончил со старшим магосом, - ответил воин в черных доспехах, на наплечниках которых красной краской были нарисованы неровные кресты. - Он сломал когитаторы, прежде чем мы добрались до него, но не догадался стереть информацию из собственных мозговых накопителей.
- А что с канистрами?
- Сервиторы уже грузят их на "Грозовую птицу".
- Прикончи этого последнего, Хонсю, и уходим отсюда, - предложил убийца с ирокезом.
Воин по имени Хонсю посмотрел на что-то за спиной Эвлейма.
- Еще рано, Грендель. Думаю, моему новому телохранителю стоит позволить довести начатое до конца.
Отпустив Эвлейма, воин выпрямился в полный рост. Магос с трудом заставил себя отвести взгляд от его невероятной серебряной руки.
Позади себя он услышал визг автоматических наводчиков и, повернувшись, обнаружил, что выжигатели, которых обычно использовали для контроля занимаемой лесом площади, сейчас нацелены на одинокую фигуру, пересекавшую испепеленное ограждение центра.
Это был тот самый монстр с лоскутным лицом, что убил всех коллег Эвлейма, и магос захныкал от страха. Монстр шел неторопливо, будто на прогулке, но в его потемневших, цвета грозового облака глазах плескалась агония, словно каждый шаг причинял ему боль.
Как и большинство в этой жуткой компании, он носил доспехи Астартес цвета чистого металла с черно-желтыми шевронами. Чем ближе подходило чудовище, тем яснее Эвлейм видел, насколько правильные черты его лица искажены страданием. Кожа монстра неплотно прилегала к черепу, как одежда с чужого плеча, кое-как натянутая на тело. Пепельное лицо перетягивали швы из металлической нити, и магосу показалось, что он смотрит в глаза сумасшедшему, спрятавшемуся за маской из украденной плоти.
- Нет, - шепотом взмолился он. - Пожалуйста, не надо. Я ведь ничего вам не сделал.
Урод с кожистым лицом склонился к нему и сказал:
- Я живу в постоянной боли. Почему бы и тебе не попробовать?
***
Хонсю из Железных Воинов никогда не нравились путешествия через Эмпиреи, и не было для него худшего наказания, чем вверять свою судьбу в чужие руки и мириться с невозможностью хоть как-то повлиять на события, если что-то пойдет не так.
В стратегиуме "Поколения войны" было шумно: издали доносились монотонный грохот молотов и рокот машин, от которых вибрировал настил палубы.
Этот корабль, когда-то принадлежавший бывшему повелителю Хонсю, неопределенно долгое время был пришвартован над Медренгардом. Решив присвоить его себе, Хонсю и несколько сотен верных ему воинов прошли долгий путь от развалин Халан-Гола до мифического места, именуемого Кривая Башня. Бесконечная лестница Башни - перекрученная спираль из побитого временем черного камня - одним концом уходила вглубь планеты, к самым дальним кузницам Пертурабо, а другим устремлялась ввысь, к забытым звездам, что вращались вокруг мертвого мира Железных Воинов.
Подъем продолжался целую вечность, и каждый шаг был длиною одновременно в один удар сердца и в целую жизнь. Истерзанная поверхность Медренгарда удалялась, оставаясь далеко внизу, и, наконец, они взобрались к самим звездам. Вокруг была только тьма, а в ней - флотилия кораблей, дрейфующих в черноте и безмолвии космоса.
Хонсю нимало не смутила нереальность этого места, противоречившего всем законам природы, и он совсем не удивился, когда крутые ступени лестницы вывели их прямо к открытым люкам "Поколения войны".
Было время, когда этот величественный корабль огнем обрушивал гнев Воителя на сторонников лже-Императора, - время, ставшее давно забытой историей для участников тех сражений. Его орудия смели остатки жизни с поверхности Исствана-Пять, а проведенная с него орбитальная бомбардировка помогла разрушить стены Императорского дворца на Терре. У благородного корабля было славное прошлое, и во всем флоте, что молчаливо замер вокруг вершины башни, Хонсю не нашел бы ему равного.
Стратегиум представлял собой зал со сводчатым потолком и стенами, укрепленными медными балками огромного диаметра; пространство между ними было увешано черно-золотыми штандартами, повидавшими немало битв. По периметру зала со свистом двигались вверх-вниз исполинские поршни, окутанные клубами шипящего пара. За жизнедеятельностью корабля следили бригады напрямую соединенных с оборудованием техников, каждый из которых был погружен в бак, наполненный насыщенными кислородом маслами. Над этими блестящими поверхностями с шипением сновали на многосуставных ногах механические создания, за которыми волочились кабели, потрескиванием отзывавшиеся на соприкосновение с жидкостью. Очертаниями помещение напоминало конус, в сужающейся части которого расположилась палубная команда более гуманоидного вида: подключенные ко всем основным системам, они чутко реагировали на все изменения в состоянии "Поколения войны", пока тот пробирался меж звезд в изменчивом потоке имматериума. На вершине конуса стояла громоздкая фигура, облаченная в пурпурную мантию. Лучшего навигатора, чем адепт Цицерин, сама природа которого являла собой сплав механики, органики и первозданной энергии варпа, и придумать было нельзя.
- Ну сколько еще? - спросил Хонсю так, что его без труда услышали на другом конце стратегиума.
Цицерин развернул к нему свое массивное механизированное тело; от головы адепта, значительно увеличившейся в размерах, исходило гудение, которое издавали электрические контуры и штаммы органического техновируса. Из-под рукавов потрепанной мантии извивались почерневшие, похожие на змей руки, в которых мускулы и механизмы слились воедино в подобие жидкой ртути, а пальцы превратились в тонкие механические перья. Желто-зеленые глаза Цицерина раздраженно сверкнули, воздух перед ним внезапно сконденсировался в туман, и адепт жестами нарисовал в нем несколько сложных узоров. Хонсю уставился на навигационный планшет, гололитический экран которого отразил угловатые письмена адепта. Как и раньше, ответ был до безобразия неопределенным, но этого и следовало ожидать. При переходе через варп ничего нельзя было прогнозировать заранее, даже если корабль направлял такой идеальный лоцман, лучше чувствующий предательские течения и глубины имматериума, чем даже самый извращенный патриарх Навис Нобилите.
Когда-то Цицерин был одним из Адептус Механикус, но, попав в плен на далеком мире под названием Гидра Кордатус, он превратился из презренного гибрида человека и машины в нечто несравненно более могущественное. Вирус Облитератора проник в равной степени как в его аугметику, так и в биологическую генную структуру, и, тем самым, вывел его далеко за пределы человеческой эволюции и известных достижений кибернетики.
Техновирус наделил его совершенством, но вместе с тем и надменностью.
Собственные воспоминания Хонсю о кампании на Гидре Кордатус были как будто из другой жизни. С тех пор многое изменилось, и память стерла детали той кровавой осады, смешав все в один бесконечный ураган сражений, который раздул тлевшую в нем обиду во всепоглощающий костер амбиций. Его разум терзали, как стервятники, убийственные прожекты, что вырастали из обрывков информации, добытых из разрозненных воспоминаний его нового телохранителя, и подкреплялись данными из кибернетического мозга Цицерина, по объему превосходившего многие библиотеки. В результате был выработан мстительный курс, которым они и следовали в данный момент...
Многие на борту "Поколения войны" считали полным безумием браться за такой план сразу после кровавой битвы с Бероссом и Торамино, но Хонсю понимал, что не будет знать покоя, пока не доставит максимальное число неприятностей единственному врагу, сумевшему избежать его гнева.
- Хочешь подстрелить лису - сначала целься в ее детенышей, - прошептал он, вновь принимаясь мерить шагами палубу, словно хищник в клетке. В нем боролись предвкушение и досада: что могло быть мучительнее, чем, запустив в действие столь грандиозную интригу, сидеть в ожидании, столкнувшись с рутиной вроде задержек при варп-переходе?
- От того, что ты тут расхаживаешь, быстрее двигаться мы не будем, - заметил Кадарас Грендель, стоявший чуть позади с болтером в одной руке и пропитанной маслом ветошью для полировки в другой.
- Знаю, - ответил Хонсю, - но я не могу просто ждать. Мне надо чем-нибудь заняться.
- Чем-нибудь, кроме тренировок с твоим новым телохранителем?
- Я поручил это Ваанесу, - Хонсю остановился.
- И поэтому-то ты не спускаешься на боевую палубу?
- Ну да. А что здесь такого?
- Это не он, - сказал Грендель после паузы. - Это не Вентрис. Внешне они похожи, но это не он.
- Мне это известно, - огрызнулся Хонсю. - Не считай меня идиотом, Грендель.
- Если ты не хочешь смотреть на него, я ни в коей мере тебя не виню, - заметил Грендель, проводя ветошью по холодным граням оружия. - В конце концов, он отпрыск единственного воина, что сумел тебя побить.
- Вентрис меня не победил! - заорал Хонсю, хватаясь за топор.
Кадарас Грендель, ранее служивший врагу Хонсю, лорду Бероссу, даже не дрогнул, когда голодное смертоносное лезвие нацелилось на его шею.
- Как скажешь, Кузнец Войны, - ответил он и, улыбнувшись, стволом болтера отвел лезвие прочь так, что дуло его оружия прошло прямо перед лицом Хонсю. - Он не победил тебя, но и ты не победил его. К тому же, кажется, именно от твоей крепости камня на камне не оставили.
Хонсю отвернулся, не желая усугублять конфронтацию и досадуя, что Грендель так легко вывел его из себя. С тех пор, как пал Халан-Гол на Медренгарде, характер Хонсю приобрел взрывоопасные свойства. Малейшее пренебрежительное замечание касательно его победы над объединенными армиями Беросса и Торамино моментально провоцировало в нем приступ убийственного бешенства.
Но, как бы то ни было, Грендель был прав.
Каждый раз, глядя в лицо своего нового телохранителя (свежерожденного, как существо требовало себя называть), он видел черты того воина, что посмел бросить ему вызов, нагло отвергнув предложение о сотрудничестве. Уриэль Вентрис и его спутник принадлежали Ордену Ультрамаринов, но за какие преступления их изгнали на один из демонических миров в Глазе Ужаса, Хонсю не знал. Неизвестными путями оказавшись на Медренгарде, они проявили себя как крайне изобретательные противники. Они выжили в Залах Мортициев и освободили Кровавое Сердце - могущественного демона, заточенного в самом центре Халан-Гола.
- Клянусь всеми двенадцатью печатями Губительных Сил, - сказал Хонсю, глубоко вздохнув, - из-за тебя я почти что жалею, что Форрикс и Кроагер погибли.
- Кто это?
- Капитаны, когда-то командовавшие частями великой роты Кузнеца Войны на Гидре Кордатус, - пояснил Хонсю, а потом многозначительно добавил: - Они умерли.
- Ты их убил?
- Нет, - Хонсю отрицательно качнул головой, - но, если бы они сами не постарались, мне бы пришлось это сделать.
- А что с ними случилось?
- Форрикс попробовал сразиться с титаном. Титан выиграл. - Хонсю рассмеялся, чувствуя, как настроение немедленно улучшается при одном только воспоминании о плачевной кончине соперника под огнем пушек гигантской машины войны.
- А Кроагер? Во что он ввязался?
- Не знаю, - признался Хонсю. - Форрикс рассказал, что он исчез в чем-то вроде разлома в варпе, но когда мы разбирали осадные сооружения, мы нашли труп в его блиндаже.
- Его труп?
Хонсю пожал плечами.
- Возможно. Меня это не слишком интересовало. Кроагер исчез, и какая мне разница, куда? Когда эти двое погибли, армия Кузнеца Войны и его крепость стали моими.
- Да - пока Торамино не взорвал ее прямо у тебя под ногами, - напомнил Грендель с ядовитой улыбкой.
- Точно, - Хонсю мрачно улыбнулся в ответ, - но он не справился с Кровавым Сердцем.
- Никто не справился. Включая и тебя, - сказал Грендель, и его обычно грубый голос зазвучал тише при упоминании о древнем демоне.
Хонсю прекрасно понимал перемену в тоне Гренделя: он сам содрогался, вспоминая, как, разгневанный побегом Вентриса, пробудил демона, наградив его пинком по рогатому черепу.
- Никто, - признал он. - Даже я.
К счастью, тогда демон учуял, что плоть Хонсю когда-то на краткий миг была вместилищем для существа из варпа, и не удостоил его своей ярости, обратив ее вместо этого на армию Торамино у стен крепости. Масштабы кровопролития и разрушений, учиненных демоном, не шли ни в какое сравнение со всем, что Хонсю видел раньше, и веками копившийся гнев существа был чернее, чем самая бездонная пропасть в логове Пертурабо. Все, что вставало на пути демона, обращалось в прах, и черное солнце Медренгарда вдоволь попировало душами, отлетевшими в тот день к мертвому небу.
- Что ж, будем надеяться, на этот раз ты все учел, - высказал пожелание Грендель.
- Уж будь уверен, - пообещал Хонсю.
- Посмотрим.
- В один прекрасный день я убью тебя за такую наглость, и ты это знаешь.
- Знаю, что попробуешь, - ответил Грендель. - А вот получится ли у тебя... В любом случае, этот день будет интересным.
Хонсю проигнорировал вызов в словах Гренделя и вместо этого спросил:
- Так что со свежерожденным? Ты сказал, он с Ваанесом?
Грендель кивнул.
- Так точно. Он и его неудачники занимаются с ним на боевой палубе.
- Хорошо.
- Ну уж нет, - хихикнул Грендель. - Нет в этом ничего хорошего.
***
Три воина с оружием наизготовку окружили фигуру, припавшую к полу в центре зала. Даже если их жертва и чувствовала свою уязвимость, то никак этого не показывала, держась спокойно и не проявляя ни малейшей тревоги по поводу готовящегося нападения. Трое атакующих носили силовые доспехи, хотя броня каждого разительно отличалась расцветкой и исправностью. Доспехи одного были грязно-серого цвета, у другого - выцветшего белого, а третий был облачен в сверкающую черную броню. Единственной деталью, которая объединяла всех троих в некое подобие отряда, были красные кресты, нарисованные на наплечниках, но и эта эмблема была практически незаметна из-за отслаивающейся краски и царапин, полученных в боях. Хотя ни один из них не носил знаков различия, не было сомнений, что лидером в тройке был высокий воин в черных доспехах: Ардарик Ваанес, бывший десантник Гвардии Ворона. Высокий, стройный Ваанес показался бы гигантом по сравнению с простым смертным, но на фоне других Астартес выглядел слишком худощавым. Достаточно сильный, чтобы гнуть сталь и одним ударом крошить кости, он был также быстрым и обладал великолепной координацией, что делало его чем-то большим, чем просто орудие грубой силы.
Джеффар Сан, стоявший слева от него, когда-то принадлежал к Белым Консулам, хотя теперь бывшие собратья удостаивались с его стороны только самой горькой ненависти. Тщеславные командиры лишили его всех заслуг, но непримиримая воинская гордость помогла ему пережить все напасти, выпавшие ему по их воле. Гордый и высокомерный, Джеффар Сан воплощал собой идеал превосходства и сейчас стоял в положении ан-гард, держа перед собой изысканный, похожий на рапиру меч.
Справа от него - Свольярд из Волчьих Братьев, ордена, с самого начала отмеченного несчастливой судьбой. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, в мясистых кулаках он сжимал боевой топор. Если Ваанес олицетворял мастерство быстрого и точного удара, то Свольярд был той неистовой силой, что кромсает человека в мясорубке бешеных ударов сплеча.
Всем троим доводилось убивать как людей, так и ксеносов, умения всех троих были отточены в тысячах сражений под тысячами солнц, и каждый из них столкнулся в своей жизни с самыми темными кошмарами этой галактики.
И все же ни один из троицы не мог избавиться от отвращения, которое вызывала в них эта припавшая к земле фигура.
Опустившись на одно колено, свежерожденный преклонил голову, словно погрузившись в какой-то транс. В отличие от окруживших его воинов, его серая, пахнувшая гнилым мясом плоть не была прикрыта доспехами, и единственной защитой ему служила кожа, пришитая к мускулам и костям.
Кулаки его были сжаты, а каждый вздох давался с таким трудом, как будто был последним.
- Начнем, - сказал Ваанес и выпустил из латных перчаток молниевые когти.
Издав ревущий боевой клич, Свольярд первым двинулся вперед, занося топор над свежерожденным. Внезапно его цель сместилась, взметнувшись в прыжке и кувырком уходя от удара. Как только свежерожденный опустился на пол, Ваанес шагнул в сторону, занося над ним когти. Потеряв равновесие после своей яростной атаки, Свольярд открылся, но противник увернулся от него и ладонью отбил нацеленный на него меч Джеффара Сана.
Ваанес увидел брешь в обороне свежерожденного и сделал выпад когтями, энергетическое поле которых отключил на время этого тренировочного спарринга. Противник уклонился от удара и выбросил ладонь вперед, целясь в Ваанеса. Бывший воин Гвардии Ворона отступил, чтобы избежать удара, но не сумел сделать это достаточно быстро, и гнилая вонь, исходившая от свежерожденного, внезапно оказалась тошнотворно близко вместе с рукой, подобно молоту врезавшейся в его подбородок.
Пошатнувшись, Ваанес, тем не менее, понял, что удар был намеренно ослаблен в самый последний момент. Он встряхнул головой, стараясь избавиться от вони свежерожденного и сочувствуя Свольярду, для неестественно обостренных чувств которого этот запах, наверно, был настоящей пыткой. Возможно, поэтому-то тот и дрался с таким остервенением, надеясь таким образом побыстрее закончить этот бой...
Волчий Брат взревел и бросился в атаку, его топор двигался по замысловатой траектории, ища возможность зацепить свежерожденного. Ваанес ругнулся, заметив, что бешеные удары Свольярда позволили противнику вырваться из окружения. Джеффар Сан атаковал с мастерской точностью, но его выпадам мешало неистовство Свольярда.
Увернувшись от топора, грозившего снести ему голову, свежерожденный изо всех сил ударил локтем в бок Волчьего Брата. Подобный удар, достанься он Свольярду от любого другого врага, остался бы им почти не замеченным, но сейчас керамитовая поверхность доспеха треснула, и Волчий Брат, как подкошенный, упал на пол.
Джеффар Сан отступил, готовя следующую атаку, и Свольярд остался совершенно без прикрытия перед противником, который мог бы при желании с легкостью разорвать ему глотку.
Но свежерожденный не удостоил вниманием поверженного врага и повернулся к Ваанесу, молниевые когти которого опускались, чтобы разрезать его на части. Свежерожденный попытался блокировать удар предплечьем, но опоздал, и когти Ваанеса вспороли его грудь, вскрыв футляр из кожи и обнажая влажно блестящую мускулатуру.
Заорав от боли, он упал на колени, и Джеффар Сан, сделав выпад сзади, вогнал свой меч ему между ребер. Пронзив его насквозь, острие клинка вышло из груди в фонтане смердящей крови.
Свольярд вскочил на ноги с яростным ревом и широко замахнулся топором, намереваясь разрубить свежерожденного пополам, но Ваанес, втянув когти в латные перчатки, остановил воина резким ударом в лицо. Свольярд рухнул на палубу, его лицо превратилось в искаженную гневом маску, залитую кровью, - Ваанес сломал ему нос.
-Хватит! - крикнул Ваанес. - Все кончено.
- Я убью тебя, - рыкнул Свольярд, сплевывая сгусток уже свернувшейся крови. - Ты позоришь меня прямо перед этим его...зверенышем.
- Ты сам себя позоришь своим гневом, - отрезал Ваанес. - Приведи себя в порядок, и мы начнем снова.
Свольярд наградил палубу еще одним кровавым плевком, но все-таки отошел к скамьям, стоявшим у края палубы. Глядя, как тот отступает, Ваанес облегченно вздохнул. Без дисциплины, к которой он привык за время, проведенное в Ордене, Волчий Брат становился все более диким и непокорным и из-за своей ярости был больше помехой, чем соратником.
- Осторожней, Ваанес, - предупредил материализовавшийся рядом Джеффар Сан, проводя рукой по длинным светлым волосам. - Однажды он все-таки даст волю своему бешенству.
- Знаю, - кисло ответил Ваанес, - но ты же меня прикроешь?
Белый Консул сдержанно кивнул и одним плавным движением вогнал меч в ножны.
- Я ведь поклялся в этом на той мертвой планете, разве не так?
Ваанес безрадостно рассмеялся.
- Когда-то мы все в чем-то клялись, дружище, и посмотри только, что с нами стало.
Джеффар Сан ничего не ответил, так же сдержанно поклонился и, резко развернувшись, направился к своей оружейной стойке. Когда последний из его выживших воинов ушел, Ваанес вздохнул и понурил голову.
- Ты сам восстанавливаешь против себя тех, кто следует за тобой, - произнес глухой голос у него за спиной. - Мне кажется, это не укрепит их преданность. Или я чего-то не понимаю?
- Нет, - ответил Ваанес, оборачиваясь к свежерожденному.
Мертвая кожа существа уже восстанавливала целостность, и зарастающая плоть издала грубый, причмокивающий звук. Из ран, нанесенных Ваанесом и Джеффаром, исходило мутное желтоватое сияние, подобное последнему проблеску угасающего солнца: так энергия варпа, питавшая неестественно быстрый рост этого...создания, поддерживала в нем жизнь вопреки ранам, уже давно бы убившим обычного человека. Такие серьезные раны стали бы смертельными даже для одного из Адептус Астартес, но свежерожденный уже почти не обращал на них внимания.
- Сейчас мы в царстве моих повелителей, - сказало существо, заметив, на что смотрит Ваанес. - Здесь я могу исцеляться быстрее.
- Ты и так быстро восстанавливаешься, - ответил Ваанес.
- Величие Хаоса повсюду, и с каждым днем оно усиливается.
- Так говорят истовые последователи.
- О чем ты? - спросил свежерожденный с неподдельным интересом.
- Ты как будто повторяешь то, что тебе сказали, а не говоришь, исходя из собственных суждений.
- А разве есть разница?
- Конечно, есть, - сказал Ваанес, чувствуя, что его терпение недолго продержится под атаками ненасытного любопытства свежерожденного. Он присоединился к Хонсю, чтобы обучать это существо технике боя, а не этике и знаниям о мире.
- Расскажи.
- Разница в том, что тебе говорят о многих вещах, но усваиваешь ты очень немногое.
Свежерожденный задумался, склонив голову набок и покусывая нижнюю губу, как ребенок, погруженный в размышления. Ваанес отвел взгляд от... от существа - он все еще не мог воспринимать того как личность, особенно если всего несколько месяцев назад он действительно был ребенком.
Тот факт, что свежерожденный был вылитой копией человека, которого Ваанес ненавидел, только усугублял ситуацию.
Последний раз Ваанес видел Уриэля Вентриса в горах Медренгарда, прямо перед тем, как этот идиот, вставший во главе стаи безумных чудовищ-людоедов, пошел штурмом на крепость Хонсю. Хотя тогда Ваанес не сомневался, что Вентрис идет навстречу верной смерти, оказалось, что предприимчивый капитан выжил и внес свою лепту в падение Халан-Гола.
- Ты меня ненавидишь? - внезапно спросил свежерожденный.
- Что?
- Ты меня ненавидишь? - повторило существо. - Мне так кажется.
- Ненавижу? Да я даже не знаю, что ты такое и как тебя следует называть.
- У меня нет имени, - ответил свежерожденный. - Я его еще не заслужил.
- Имена не заслуживают, их получают при рождении.
- Я помню свое рождение.
- Неужели?
- Да, помню.
- И... и на что это было похоже? - спросил Ваанес, проклиная себя за любопытство.
- Было больно.
За исключением того, что Вентрис скормил им, разглагольствуя о чести в Убежище, Ваанес мало что знал о создании существ, подобных свежерожденному. Однако он знал достаточно, чтобы понять: прежде, чем началась трансформация всего его тела, свежерожденный был не более чем обычным ребенком.
Благодаря биологическому инкубатору Демонкулабы, нечестивому колдовству и бесчестной краже генетического материала, изъятого из геносемени Вентриса, свежерожденный рос не по дням, а по часам. Демоническая питательная среда внутри дьявольской матки вскормила его, а обличьем ему стала дряблая кожа, срезанная с тел рабов. И хотя его организм полностью отражал строение космического десантника, разумом он был подобен младенцу.
- Больно... - сказал Ваанес. - Думаю, все так и было.
- Было? - переспросил свежерожденный, качая головой. - Боль никуда не ушла. Она со мной каждую минуту моей жизни.
- Я понимаю.
- Нет, - возразил свежерожденный и, оскалив зубы, шагнул ближе к Ваанесу. - Ничего ты не понимаешь. Я - сломанное подобие человека, Ардарик Ваанес. Каждый мой вздох - боль. Каждый удар сердца - боль. Все во мне - боль. Почему я один должен так страдать? Я хочу сделать так, чтобы все вокруг испытывали такие же муки.
- И ты изрядно в этом преуспел, - признал Ваанес, глядя в исполненные ярости глаза свежерожденного и вспоминая ужасную, отнюдь не легкую смерть того магоса на Голбасто.
- А что я еще могу сделать? - огрызнусь существо. - У тебя есть имя и память, а у меня - только кошмары и украденные воспоминания, принадлежащие кому-то другому.
- Ты помнишь то же, что и Вентрис? Об этом я не знал.
- Не совсем, - ответил свежерожденный, гнев которого пошел на убыль. - Это что-то вроде обрывков полузабытых снов. В одном из них я видел планету, к которой мы направляемся.
- И ты знаешь, как она называется? - спросил заинтригованный Ваанес.
- Нет, но я знаю, что для него она многое значит. В этот мир пришло войско, одержимое страшным голодом, но оно было повержено.
- Это все, что тебе известно?
- Кажется, да. Я... я знаю кое-что о нем, я чувствую в себе тот же дух, что составляет его естество, но...
- Но - что? - настаивал Ваанес.
- Но все, чему учат меня мои повелители Хаоса, требует, чтобы я отверг эти чувства. Я - проводник воли богов, тех, что есть и пребудут в вечности, я оружие, которое может только служить. Ничего более.
- Как и все мы, - ответил Ваанес, подзывая Свольярда и Джеффара Сана вернуться в центр боевой палубы. - Но это кое-что объясняет.
- Что?
- Почему мы каждый раз тебя побеждаем. Все дело в Вентрисе. Все, что есть в нем,- часть тебя. Все, что делает его тем, кто он есть, отпечаталось в твоей плоти, и как бы Хонсю и Грендель ни старались выбить это из тебя, у них ничего не получится.
- Ты хочешь сказать, что я несовершенен?
Ваанес рассмеялся.
- Само собой, но вот это по-детски наивное понимание добра и зла, присущее Вентрису... Оно внутри тебя, оно раздирает тебя на части. Ты дерешься честно, а тут это не принято.
Свольярд и Джеффар Сан присоединились к Ваанесу, и тот, ткнув пальцем в грудь свежерожденного, сказал:
- Мы сразимся еще раз, и теперь чтобы никаких попыток смягчить удар. Он был беззащитен перед тобой, но ты его не прикончил. Впредь не повторяй эту ошибку, понятно?
- Понятно, - проворчал свежерожденный, неприязненно глянув на Волчьего Брата.
И вновь три воина окружили свежерожденного и приготовились к бою.
- Начали,- объявил Ваанес.
Но не успел он договорить, как свежерожденный пришел в движение. Его кулак врезался в челюсть Свольярда с такой силой, что оторвал ее, вызвав поток крови вперемешку с раздробленными костями. Раненый воин уронил топор и схватился за изуродованное лицо. Рана обильно кровоточила, и из глотки Свольярда вырвался влажный, булькающий вскрик. Свежерожденный подхватил упавший топор, развернулся на месте и вогнал его лезвие в нагрудный доспех Джеффара Сана. Керамитовая пластина поддалась, и оружие, рассекая сросшиеся ребра, проникло глубоко в грудную полость Белого Консула. Ноги Джеффара подкосились, он рухнул на колени, и гордые черты его лица исказились в гримасе ужаса, боли и удивления.
Едва Ваанес успел оценить скорость, с которой двигался свежерожденный, как тот уже помчался к нему, целясь окровавленными руками прямо в горло.
Синхронно отразив движения существа, Ваанес отклонился назад, тем самым выиграв несколько бесценных мгновений. Он развернулся, следуя траектории атаки.
Из перчаток выдвинулись когти.
Он вогнал их в живот свежерожденного и резко дернул.
Насаженный на смертоносные лезвия когтей, свежерожденный перелетел через него и рухнул на палубу бесформенной кучей.
Ваанес вскочил на ноги; Джеффар Сан с глухим звуком упал лицом вниз на палубу; свежерожденный взвыл от боли.
Как могло столько всего случиться за столь короткое время?
Освободив когти, Ваанес отступил в боевую стойку и мысленной командой активировал энергетическое поле вокруг своего оружия. Свежерожденный был настроен биться до смерти, и рисковать не стоило.
Но существо, с трудом поднимавшееся на колени, казалось, полностью утратило боевой дух. Из смертельной раны на животе струились кровь и уже знакомое маслянисто-желтое сияние, сопровождавшее процесс излечения, но свежерожденному не было до этого дела.
- В этот раз вышло получше? - прошипел он, с усмешкой осматривая учиненные им разрушения.
- Гораздо лучше, - ответил Ваанес.
***
Имперский линкор медленно удалялся от "Поколения войны": огромная металлическая глыба, ощетинившаяся древними орудиями, величественно следовала своим курсом, не подозревая, что прямо под ней проскользнул враг. Название корабля осталось тайной, но, заметь их хоть один наблюдатель на борту, хоть один ауспекс или истребитель, угроза стала бы более чем реальной.
Как только Цицерин провел корабль через врата, соединяющие Эмпиреи с реальным миром, они легли на изменчивый курс, кружным путем приближаясь к цели: уклонялись от патрульных флотилий, скрывались от мониторов и следящих станций, усеявших всю систему. И вот, наконец, неподвижный белый диск планеты заполнил собой обзорный иллюминатор. Бледную поверхность покрывали уродливые пятна неестественных цветов, похожие на пигментацию на голом черепе глубокого старика. Хонсю не знал, как называлась эта планета, да и не хотел знать. Ее имя имело значение для Вентриса, а остальное было не важно.
Навигационный планшет показал, что Имперский корабль удаляется, и Хонсю улыбнулся, чувствуя, как вместе с уменьшающимися на экране сигнатурами двигателей исчезает и его страх быть обнаруженным. В стратегиуме "Поколения войны" было тихо, как будто противник мог каким-то образом услышать их разговоры на таком расстоянии.
- Они нас не заметили! - выдохнул Кадарас Грендель, вцепившись в край прокладочного стола так, что побелели костяшки пальцев. - Не могу поверить...
- Это был последний, - кивнув, сказал Хонсю. - Теперь мы внутри их периметра патрулирования.
Грендель хищно ухмыльнулся и, все еще не веря, покачал головой.
- Теперь нам нужно только что-то сделать со следящими кораблями у планеты. Стоит одному из них нас почуять - и мы покойники.
- А для этого у нас есть проводник, - ответил Хонсю, кивком указав в носовую часть стратегиума.
Как и всегда, адепт Цицерин расположился за своей железной кафедрой. Спиной к нему на коленях стоял свежерожденный, и ладони чудовищно мутировавшего магоса обхватили его голову. Ардарик Ваанес замер чуть поодаль от кафедры. С гримасой отвращения он наблюдал, как руки Цицерина превратились в органические зонды и погрузились в затылочную область мозга свежерожденного.
В поисках информации, которая бы позволила "Поколению войны" безопасно завершить свое путешествие, био-дендриты все глубже погружались в мозг существа, по коже которого пробегала гротескная рябь. Глазные яблоки вздрагивали под плотно сжатыми веками, губы двигались, шепча беззвучную мантру.
- Ему больно? - поинтересовался Грендель.
- Какая разница? - ответствовал Хонсю. - Вентрис бывал здесь, ему известны протоколы размещения кораблей, а, значит, они известны и свежерожденному. Возможно, он этого и не осознает, но в нем есть все - схемы дислокации, идентификационные коды. Все это у него в голове, и нам нужна эта информация, если мы хотим подобраться достаточно близко, чтобы совершить задуманное.
- Справедливо, - признал Грендель. - Если это позволит нам выбраться отсюда невредимыми, то я только "за".
- И я. Хотя немного риска иногда не помешает.
- Иногда мне кажется, что у тебя какое-то нездоровое пристрастие к риску.
- Может, ты и прав. Помню, когда мы атаковали артиллерийскую точку в лагере Беросса, Обакс Закайо выразился примерно так же.
- Какой мудрый человек, - похвалил Грендель.
- Не очень. Он меня предал.
- И теперь он мертв?
- Естественно. Более чем, - подтвердил Хонсю. - Лучше учись на его ошибках.
- Я быстро учусь, - заверил Грендель, - но если ты и дальше будешь пробовать прыгнуть выше головы, то однажды свернешь себе шею.
- Может быть, - Хонсю пожал плечами. - Но не сегодня.
По центральному нефу стратегиума к ним приближался Ардарик Ваанес, чье внимание разрывалось между планетой, возникшей перед обзорным иллюминатором, и агонией свежерожденного. Хонсю и Грендель окинули взглядом подошедшего воина.
- Итак? - поинтересовался Хонсю.
- Цицерин говорит, вот эта подойдет, - ответил Ваанес и указал на светящуюся точку на экваторе планеты. - Она дальше всего от кораблей и расположена над самыми крупными по площади зарослями ксенофлоры.
Хонсю кивнул и всмотрелся в яркую точку - именно с нее должен быль начаться его великий и ужасный план отмщения Вентрису. То, что случится на этой планете, станет наглым вызовом, перчаткой, брошенной в лицо, и такой поборник чести, как Вентрис, просто не сможет не ответить.
Три воина внимательно наблюдали за тем, как светящийся символ превращается из маленькой яркой точки во тьме космоса во что-то угловатое и массивное. По мере того, как сокращалась дистанция, контуры объекта складывались в очертания медленно вращающейся орбитальной оборонительной платформы, хотя большинство ее пусковых отсеков были нацелены на поверхность планеты.
Платформа находилась на геостационарной орбите над экватором, а прямо под ней протянулось огромное, омерзительно пурпурного цвета пятно, закрывшее собой значительную часть охряной поверхности планеты.
- Скажи-ка мне, - заговорил Ваанес, отворачиваясь от изображения платформы. - Почему ты не остался на Медренгарде после победы над Бероссом и Торамино?
- От Халан-Гола остались только развалины.
- Ты мог бы построить новую крепость. Разве не этим обычно занимаются Железные Воины?
- Мог бы, - согласился Хонсю. - Но крепости неподвижны, а когда у каждого на планете есть армия, оснащенная для осады, новый штурм - только вопрос времени. Я допустил ошибку, вообще вернувшись на Медренгард. Надо было двигаться дальше по галактике и продолжать Долгую Войну.
- Но она же была десять тысяч лет назад, - возразил Ваанес.
- Это для тебя, а для Железных Воинов это было как будто вчера. Думаешь, ход времени способен повлиять на что-то столь сильное, как жажда отомстить? Когда ты живешь в месте, где само время ничего не значит, настоящее отделено от побед и поражений прошлого всего одним ударом сердца. Мне доводилось сражаться рядом с воинами, которые осаждали Терру и шли в бой под предводительством примархов, и мне горько видеть, во что выродились когда-то великие Астартес. По сравнению с тем, чего добились те великие герои, вы - всего лишь слабаки.
Почувствовав, что еще немного, и гнев полностью лишит его самообладания, Хонсю заставил себя успокоиться и задумался о причинах своего неведомо откуда взявшегося воодушевления. До сражений на Медренгарде он не был такого высокого мнения о воинах, участвовавших в Ереси Хоруса, и, более того, открыто высмеивал ностальгические воспоминания, которым предавались Форрикс и Кроагер - участники той самой кампании, о которой он знал только понаслышке.
Глубоко вздохнув, он вновь посмотрел на мерцающие контуры орбитальной платформы.
- Цицерин! Заставь-ка их побегать.
Магос извлек извивающиеся зонды из затылка свежерожденного и обернулся. Тяжело и хрипло дыша, свежерожденный обессилено сгорбился, опираясь руками о палубу.
Не удостоив Хонсю ответом, магос подключил опять изменившие форму руки к кафедре, и весь стратегиум наполнился пульсирующим гудением, а освещение померкло. Став одним целым с кораблем, магос направил свои таинственные силы на то, чтобы запутать врага.
- Что он делает? - спросил Ваанес.
- Смотри, и увидишь, - сказал ему Хонсю.
Какое-то время изображение на экране не менялось: орбитальная платформа все так же медленно вращалась перед ними, а "Поколение войны", незамеченный и неузнанный, дрейфовал ближе. Затем орудия и антенны платформы ожили и стали поворачиваться, нацеливаясь на некую далекую точку в космосе.