Я голоден. Я голоден уже второй день, и мне негде взять даже корку хлеба. Попрошайничать и собирать бутылки я не могу. Я не гордый, я просто не смогу после этого так же как вчера уважать себя. Утром я уже думал о том, что же мне делать, остановился на всех вариантах, но так ничего и не придумал. Сидор уехал на Волгу к детям, к племяннику я ходил на прошлой неделе, а до пенсии еще 4 дня. Конечно, у меня есть довольно много старых друзей, но боюсь, что они будут жалеть меня и пугаться за мое здоровье... А здоровье у меня, между прочим, отменное. Я хорошо сплю, могу есть любую пищу и запросто поднимаюсь на свой восьмой этаж пешком. Я еще сильный и в своем уме - по крайней мере мне так кажется. Однако когда чувство голода не покидает тебя второй день, никакого здоровья не хватает.
Я думал весь день, что же мне делать. У меня нет привычки делать трагедию из чего-либо, но все-таки меня волнует мое состояние. Я пытался читать, смотрел в окно на проезжающие мимо моего дома машины, писал письмо своей подруге... Письма всегда отвлекают меня, и я пишу ей часто, хотя не всегда отправляю эти письма. Однако я все больше хочу есть, и у меня возникает такое четкое недоумение - неужели ничего нельзя сделать? Я мог бы что-нибудь продать, но все, что у меня есть, - дорого мне, а продавать дорогие сердцу вещи - это даже хуже, чем собирать бутылки. Наверно я потерплю еще этот день, а назавтра придется чем-то жертвовать, перешагивать через свои старческие комплексы. Моя подруга посмеялась бы надо мной и сварила бы суп из крапивы, она умеет делать праздник из ничего. Когда-то именно из-за этого мы и познакомились. Я сидел под большим вязом на коряге и вязал себе зимний шарф. Я люблю вязать и люблю быть себе полезным. А она проходила мимо и увидела меня - старика, который, медленно ворочая спицами, плел серую паутину, неровную и грубую, как тот мрачный осенний день. Сначала она смеялась, потом спрашивала меня, кто я и почему я такой странный, потом она погрустнела, потом опять улыбалась, а потом сказала мне: "Наверно ты живешь в какой-то сказке, старик?". Мы пришли ко мне, и с тех пор она бывала у меня почти каждый день. Это были месяцы ожиданий и радостей, я даже забыл, когда я еще так ждал стука в дверь. А потом она вышла замуж и стала взрослой... Теперь я вижу ее редко, она прибегает ко мне на полчаса, приносит свой смех, миндальные пирожные и ванильный запах духов. Я бы мог позвонить ей, она бы пришла, но я же для нее старик из сказки, и я не хочу ее расстраивать и волновать.
Три дня назад я купил на последние деньги куриную грудку. Я люблю белое мясо. Намазал остатками сметаны и засунул в духовку. Нам с котом очень понравилось, он даже потерся об мои ноги, хотя это большая уступка по отношению ко мне. Мы с ним любим друг друга, но стараемся не показывать этого - стараемся быть современными, несмотря на то, что наше с ним время давно прошло. И еще мы любим одну девушку. Она смеется над нами обоими, а мы довольно ворчим. Она принесла мне кота зимой и сказала, что он очень похож на меня. Кот был потрепанным и рассеянным, он ел все, что мы ему давали, и вид у него был довольный, но не наглый. Ему понравилось у меня, и он остался. Тогда я подарил ему старое кресло, он спит на нем и иногда лениво моется. Она приносит мне корм для кота, но кот от него не в восторге. Мы копим корм на плохие времена и едим одинаковую пищу. Белое мясо он любит так же как я. Вчера и сегодня он ел свой корм и теперь сердится на меня. Я ему уже два раза объяснял ситуацию, он сделал вид, что понял, однако все равно сейчас сердито машет хвостом, сидя на подоконнике.
Вообще-то я ни разу ей не звонил. Она сама приходит, когда скучает по мне. С тех пор, как я ее встретил, я боюсь уходить далеко от дома - вдруг она придет? Теперь я хожу только в ближайший магазин и не сижу у того старого вяза. Скамеечка у подъезда, прогулка вокруг дома, свежий воздух на балконе - и этого мне хватает. Еще я боюсь, что пропущу ее звонок. Она не любит говорить по телефону, и звонит только чтобы спросить, что я хочу на ужин и чего мне привезти из своей очередной поездки. А я ей не звоню совсем. Раньше не звонил, потому что она подолгу бывала у меня, и я был уверен, что она придет. А теперь не звоню, потому что боюсь, что трубку снимет незнакомый мужчина и спросит, кто я. Я не знаком с ее мужем. Да и разве могу я быть ему интересен?
Она называет меня "старик". У нее это получается очень нежно. Она следит, чтобы у меня была чистая одежда и белье, гладит мои простыни, поливает мою герань, пылесосит мой ковер и хвалит меня за порядок. Я стараюсь быть аккуратным, и мне нравится мой дом. Особенно он нравится мне, когда на диване сидит она, поджав ноги и кусая ногти. Раньше я готовил ужин на нас обоих и мы пили чай из синих кружек, хрустя миндальными пирожными. Несколько раз она рисовала меня, эти рисунки я спрятал в большую книгу, и когда мне совсем грустно - я смотрю на них, как будто на себя ее глазами. Она дарит мне книги. Детские сказки неизвестных мне авторов, современные беспорядочные рассказики, грустные монологи сумасшедших графоманов... Я все это читаю, а потом она спрашивает меня, что мне понравилось. И хотя мне нравится все, что касается ее, я стараюсь быть объективным и разумным - рассуждаю про эти книги и спорю с ней. Я смотрю на полки моего старого шкафа и улыбаюсь.
Однако...однако я голоден. Я уже проверил все шкафчики, вымыл холодильник, перерыл все карманы в поисках мелочи. Но ведь и правда - нет выхода. Мои мысли уже крутятся вокруг одного и того же, мне трудно себя контролировать. Кот молчит на своем старом кресле, ему наверно тоже меня жалко. Я кипячу воду, завариваю чай, пью его уже весь день и думаю то о моей подруге, то о белом мясе.
Наверно я просто старый идиот. Ей чуть за двадцать, а мне далеко за семьдесят. Я слишком привык к ней, и мне не хватает ее так же как еды. По-моему, я рассказал ей всю мою жизнь. Она сидела на диване, а я рассказывал про свое детство, про аккордеон, про войну, про Сталинград, про свою первую жену, про работу, про племянников...Она спрашивала, она слушала. А сама почти ничего про себя не говорила. Я знаю ее имя, ее телефон ("если тебе станет плохо - не звони в скорую, звони мне, старик!"). Знаю, что она работает в школе. Знаю, что ее муж - хороший человек ("тебе бы он понравился!"). Знаю, что она много читает и мало спит. Я знаю все ее привычки, ее любимые запахи и сладости, но не знаю, где она живет и когда у нее день рождения. И конечно я не буду ничего менять и просить ее приходить почаще или познакомить меня с мужем. Я очень боюсь ее расстроить.
Она смеется: "Ты сумасшедший, и я сумасшедшая - только ты никому об этом не говори!". Наш кот тоже сумасшедший. Он абсолютно не ловит мышей. Казалось бы, не нравится тебе корм - так поймай ты мышь, у меня под раковиной живет одна. Но он такой ленивый, такой принципиальный. Мы с ним похожи. Но у него есть хотя бы корм, чтобы быть принципиальным. А у меня уже ничего не осталось.
Я смотрю в окно. Неужели этот сумасшедший старик даже не может заработать на макароны с котлетой? Злюсь на себя, и смотрю в окно. Рядом с моим домом строится еще один. Сегодня нет рабочих, выходной. Прохожих тоже почти совсем нет, проезжая часть и тротуар далеко. Соседи выгуливают собак, дети сокращают путь в магазин. Грязь, слякоть, тишина.
Я голоден.
***
На пустыре возле строящегося дома стоял старик с аккордеоном. Он играл какой-то старый вальс. На нем было теплое пальто со всеми пуговицами и серые джинсы. Он улыбался скудному солнцу и тихонько подпевал. У ног старика лежала поношенная зеленая кепка. Люди, спешившие по своим делам, услыхав тихий мотив, оборачивались и останавливались - старик выбрал неудачное место, почему бы ему не выйти к тротуару? Он играл долго, ровно и без ошибок, как прилежный ученик на экзамене.
А потом остановилась высокая девушка. Подумав мгновенье, она перепрыгнула через канаву и подошла к старику. Она стояла и смотрела на него, а он все играл свой тихий вальс.
- Холодно, старик. Пойдем домой, - сказала она.
- Не плачь, девочка, - сказал он и улыбнулся.
Когда они ушли, на пустыре осталась старая зеленая кепка, в которой лежало несколько монет.