Гаан Лилия Николаевна : другие произведения.

Клуб любителей книги

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.00*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Повесть о жизни провинциального городка средней полосы России. Главная героиня повести библиотекарь Людмила Павловна - молодая женщина, в одиночку воспитывающая дочь и в одиночку решающая все свои проблемы. Так получилось, что по роду своих занятий она попадает в самый центр необычных и увлекательных событий, разворачивающихся в 90-х гг ХХ века в городе Емске. Жители Емска - типичные обыватели нашей провинции, но у них свой взгляд на мир, свои ценности и свои развлечения, и, конечно же, своя жизнь, столь непохожая на существование жителей мегаполиса, где люди не знакомы даже с соседями по лестничной площадке. Здесь же всё и всегда известно всем, и любое даже самое тайное и интимное событие личной жизни становится всеобщим достоянием. Интересные судьбы, забавные происшествия и яркие обаятельные характеры на фоне непростых жизненных ситуаций - все это найдет читатель на страницах данной повести. Сумеют ли герои найти в себе силы пережить испытания, смогут ли не потерять оптимизма и жизнелюбия? Меняют ли людей различные жизненные коллизии? Ответ на этот вопрос вы сможете получить, прочитав эту повесть.
  НЕМНОГО О НАС.
   Клару Федоровну Петрову в Емске знали все.
  Во-первых, потому что городок маленький - так, среднерусский районный центр, с десятком тысяч человек, где каждый на виду.
  Таких селений полно по всей Руси Великой. Тенистые от множества деревьев улицы сбегают с холмов прямо к узенькой, но чистой речушке Броне. Есть заросший деревьями глубокий овраг, парк, собор, вокруг которого сверкает православными крестами городское кладбище.
  Во-вторых, муж Клары Федоровны был единственным в Емске зубным протезистом. А так как русский человек всегда мается либо с похмелья, либо зубами, Николай Викторович был очень востребованным в районе человеком.
  Ну и в-третьих, сама Клара Федоровна была дамой не из последних. Она работала методистом в местном отделе культуры, по совместительству ещё и заведуя местным хором ветеранов. Когда проводились праздники или торжества районного значения, её энергичная с большим бюстом фигурка появлялась на сцене в роли неизменного конферансье.
  Роль ведущей, вообще-то, подходила Кларе Федоровне мало, потому что она не выговаривала половину букв. Зато радостный энтузиазм буквально захлестывал: большие серые глаза светились неподдельным воодушевлением, а улыбка покоряла ликующим радушием. Вот и прощала ей непритязательная провинциальная публика и рост в полтора метра, и шепелявость.
  Женщина она была добродушная, щедрая, хотя и излишне шумная и самоуверенная.
  О Петровых всегда много говорили.
  Клара Федоровна была лет на шесть старше мужа и, по слухам, вышла замуж вторым браком, поэтому детей родила далеко за тридцать.
  - Тяжело,- как-то пожаловалась она мне,- нам уже пятый десяток, а дети маленькие. Мои сверстницы внукам радуются, а я всё уроки делаю да по родительским собраниям хожу.
  Теперь несколько слов обо мне: работаю местным библиотекарем, да ещё и разведенка, воспитывающая в одиночку дочь Аллу.
  Вообще-то, я - геолог по образованию, но мой муженек в своё время не дал мне работать по специальности. Он был военным, и его перевели в местную воинскую часть с повышением. В Емске геологам делать нечего, и по большому многоступенчатому блату меня устроили в одну из районных библиотек.
  Вскоре мой муж влюбился в местную 'мадам Баттерфляй'. Галина - восемнадцатилетняя, тонконогая, с мордочкой настороженного мопса девица уже имела прижитого неизвестно от кого ребенка и часто терлась в поисках заработков возле воинской части. Вот где-то там - в казарме за работой и застал её мой благоверный. Чтобы дядя не сдал её в милицию, путана так лихо отработала свою свободу, что у того искры из глаз посыпались.
  - Прости, Людмила,- грустно сказал он мне месяц спустя,- хорошая ты баба, но...
  Жестом оскорбленной королевы я указала изменщику на дверь, и после того, как весь городок, тщательно обмуслякав эту пикантную историю, угомонился, живу в гордом одиночестве.
  Знакомые мне посочувствовали как пострадавшей от наглой проститутки порядочной женщине. Таких неудачниц жаловали всегда, поэтому моя библиотека вскоре стала чем-то вроде местного женского клуба, куда на посиделки по заранее обговоренным дням приходили некоторые из высокопоставленных дамочек нашего городка. Они обсуждали кулинарные рецепты, делились выкройками и образцами вязания, а то и просто чесали языки, обсуждая местные сплетни.
  Их организовала и собрала вместе Клара Федоровна и, будучи моим непосредственным начальником, даже пробила мне в отделе культуры кружок 'Клуб любителей книги', поэтому я заседала с дамами ещё и не бесплатно. Хоть и маленькое, но все же подспорье к зарплате.
  На дворе стояли страшные 90-е, и выживать скромной, лишенной всякой поддержки библиотекарше было крайне сложно. Даже скудненькие деньги собственного оклада и то задерживали по три месяца, чтобы Ельцин и его компания смогли построить 'ультрарусский капитализм'. Впрочем, этот рассказ к политике никакого отношения не имеет, хотя совсем без неё в реалиях русской жизни не обойтись. Чтобы хоть как-то удержаться на плаву, я вязала местным дамам кофточки, шарфы, платки, и пока местные любители книг рылись в шкафах свободного доступа в поисках интересных книжек, осваивала сложные узоры.
  Конечно, мне помогали: и картошку давали, и помидоры, и лук приносили, и баночки с медом и вареньем перепадали, хотя ехидная Алка всегда подкалывала мать, когда я вытаскивала дома из сумки очередное подношение:
  - Ты бы лучше с плакатом 'Спасите наши души!' на базар выходила. Там хоть просроченную, но колбасу дадут. А вот зачем нам варенье из тыквы? Чтобы в шкафу пылиться? А пастила из свеклы?
  - Всё что дается с желанием помочь, - резонно возражала я, - надо с благодарностью принимать. К тому же есть, что дать более неимущим. Розе Сергеевне, например.
  Роза Сергеевна Широкова - пример ходячего недоразумения, у которого и руки не из того места, да и с головой что-то Создатель перемудрил. Вроде бы и не совсем дурочка, но самые дикие идеи, осенявшие её тщательно причесанную головку, выливались в увольнения практически изо всех мест, куда её пристраивали родители и сердобольные соседи. Она могла выйти из дому, посмотреть, что на улице холодно или идет дождь, и вернуться назад.
  Работая почтальоном, Розочка, устав ходить по дворам, просто выкидывала газеты в кусты и с чистой совестью шла домой. Работая в регистратуре больницы, распихивала карточки больных не по участкам, а по ближайшим к ней шкафам и т.д. В общем, катастрофа.
  Больше всего на свете она любила читать, поэтому и попала в моё окружение.
  Пока были живы родители Розы Сергеевны, они кое-как держали её на плаву. Но как не тужились старики даже безмерное чувство ответственности за свое неудавшееся чадо не могло сделать их бессмертными, и когда они тихо почили, к тому времени сама уже пожилая Розочка осталась без средств к существованию. Трудовую пенсию она так и не заработала, а до социальной ещё предстояло дожить.
  Очевидно, в её голове все-таки крутилась мысль, что с ней что-то не так, потому что она часто рассказывала мне прочувствованную историю о своем якобы княжеском происхождении, не позволявшем ей мыть посуду и заниматься другой грязной работой. Не знаю, насколько это соответствовало истине, но я с присущей мне черствостью отказывалась на веру воспринимать историю о чудесном спасении Розочки из вагона с репрессированными. Её отец всю жизнь проработал бухгалтером в местном отделении сельхозтехники, не выказывая склонности к подвигам и ссорам с законом, да и в городе ещё были живы люди, которые помнили Розу Сергеевну маленькой девочкой.
  Свет у неё отрезали за неуплату. Всё, что имелось ценного в её маленьком домике, она продала, и положение бедолаги было критическим. Я оказалась чуть ли не единственным человеком, с кем она общалась, поэтому подкармливала бедняжку, чем самой Бог послал. Со временем Роза превратилась в городскую сумасшедшую - таких достаточно много проживает на просторах нашей страны.
  К юродивым на Руси всегда относились хорошо, хотя иногда и посмеивались за спиной, но кормили и не обижали почем зря. Однако безжалостные девяностые годы внесли в этот привычный, веками устоявшийся уклад свои коррективы. Появилось непривычное для русского менталитета оскорбление 'неудачник', и людей подобных Розе Сергеевне стали презирать, что указывало на общую деградацию нашего всегда терпимого к чудакам общества. Но тогда мы настолько были заняты проблемой выживания, что исчезновение этой исконно русской черты характера прошло для нас незамеченным.
  Вот так мы и жили, когда приключилась эта не совсем обычная история.
  
  1993 ГОД.
  Тот год смело можно назвать 'смутным временем' новейшей российской истории. В Москве стреляли, сражаясь друг с другом парламент и президент, вся же остальная Россия тупо пялилась в телевизор, любуясь на полыхающий Белый дом и искренне воспринимая происходящее на одном уровне с дико популярным сериалом 'Дикая роза'.
  Кстати, мексиканская мелодрама была гораздо ближе моим согражданам, чем события, происходившие в Кремле. Тут хотя бы все было понятно! Он, она, любовь... впрочем, кое-какие грандиозные исторические процессы все-таки нашли отражение и в нашей жизни. Все без исключения рыжие коты срочно были переименованы в Чубайсов, а 'великий и могучий' пополнился словом 'ваучер'.
  Для меня же тот год ознаменовался ещё и тем, что бывший супруг попытался выжить нас с Алкой из квартиры. Его прошмандовка нагло наехала на меня прямо на работе.
  - Это Вите давали квартиру, - заявила она, брезгливо окидывая взглядом книжные стеллажи (для куколки книги были, чем-то вроде запасного варианта туалетной бумаги), - а чей мужчина, тому и квартира. А если ты - книжная чувырла не согласна, то ведь и наехать недолго. Ребята и тебе, и твоей пацанке зубки-то проредят.
  - Дверь открывается с другой стороны. И осторожнее с ручкой, она током бьет!
  - Ах ты, тварь! Ну, я тебя предупредила.
  Я не стала дожидаться конкретных действий с её стороны и набрала номер телефона Клары Федоровны. Так, мол, и так, выгоняют обездоленную женщину с ребенком из дома всякие наглые шлёндры.
  Юные куртизанки - болезненный вопрос для дам среднего возраста, чьи мужья занимают высокопоставленные должности. В юности, пока те были сирыми и нищими, бедные женщины сил не жалели, подталкивая как дельфины тонущих, своих мужчин на поверхность. Работали за двоих, пока те со скрипом получали высшее образование, волокли на себе детей и всё хозяйство, теряя юность и здоровье. И вот, когда их неимоверные усилия увенчались успехом, и они, наконец-то, могли насладиться плодами трудов своих, приходили молоденькие и наглые стервы и отбирали всё, завоеванное с таким трудом, оставляя лишь морщины и стойкую ненависть ко всему миру.
  На срочное заседание военного совета нашего женского клуба дамы слетелись с оперативностью потревоженных пчел. На войне, как на войне! Особенно, если враг силен и младше тебя лет на двадцать.
  Клара Федоровна приволокла в своем обозе и обычно ленивую и неповоротливую толстушку Марию Степановну - жену начальника местного РОВД.
  Мария Степановна прославилась тем, что когда к ним в дом на обед прибыл высокий чин из столицы, гордо выставила на стол хрустальную гигантских размеров вазу, которую привез супруг из-за границы, и с горой насыпала в неё семечек.
  Высокий чин округлил глаза, но деликатно пощелкал их со всеми вместе. Может, так бы всё и обошлось, если бы мужик не увидел, как у увлеченно грызущей семечки дамы вырастает густая борода из шелухи. Говорят, даже блевал, бедолага!
  Короче, проще Марии Степановны были только лапти, но кое в чем она разбиралась как никто. Недаром помогала своему упитанному 'котику' учить уголовное право на заочном факультете юрфака. Говорят, она по сто раз читала и повторяла с ним вслух все положения статей закона, пока в его голове хоть что-то не оседало.
  - А чё, - зевнула дама, - делов-то! Пиши, Людка, заявление: так и так... шантаж, угрозы физического уничтожения ребенка. Свидетели-то есть?
  - Да кто-то там болтался между стеллажами.
  - Вот и аюшки. Фамилию только вспомни того шатуна, а дальше дело техники Я своего попрошу помочь, а он участкового напряжет.
  Результатом этого напряга стало позорное увольнение моего бывшего муженька из армии и изгнание его с новой половиной из Емска. Но это я только пишу о той мерзкой истории несколькими предложениями: на самом деле процесс затянулся где-то года на три-четыре, да ещё с переменным успехом, стоившим мне немало сил и слёз.
  Самой яркой и впечатляющей страницей этой войны за жилплощадь, был выход нашей дочери из подъезда с мачехой в охапке.
  Алка возвращалась с тренировки, когда увидела свою новую родственницу, шурующую в замке в сопровождении слесаря с ящичком в руке. Очевидно, решили сменить замок и не пускать нас в собственную квартиру.
  Ребенку (а деточка уже тогда была 185 см) это жутко не понравилось, и она, недолго думая, схватила в охапку все 46 кг вопившего площадным матом дерьма и вынесла из подъезда. Может, на этом всё и закончилось, если бы моя девочка не решила затолкать свою 'вторую мать' в мусорный контейнер. Та визжала и вырывалась, но не тут-то было: Алка не только запихала мачеху в гниющие очистки, но ещё и крепко захлопнула крышку, поставив на неё для прочности тяжеленный ящик с осклизлой капустой. Слесарь же только ржал при виде этой сцены, даже пальцем не шевельнув, чтобы спасти свою нанимательницу.
  Уже через день, скромно опустив глаза, я сидела на заседании комиссии по делам несовершеннолетних и, нервно теребя платочек, слушала, как надо воспитывать детей, чтобы они не калечили порядочных людей. Эта мерзкая сволочь написала на мою дочь заявление в милицию!
  Но уже наученная мудрыми советчицами, я жалобным умирающим голоском попросила почтенную комиссию вызвать на заседание ещё и отца 'трудного подростка', чтобы он повлиял на 'отбившуюся от рук дочь' и 'внушил уважение к своей второй жене'. Мой 'бывший', естественно положил на комиссию 'с прибором', и тогда я подала на них с молодухой заявление в прокуратуру, обвиняя в уклонении от воспитания ребенка и требуя компенсации морального ущерба для моей дочери из-за отсутствия этого самого воспитания.
  Короче, дурдом!
  И как будто этого было мало, дамы посовещались и решили меня срочно выдать замуж, чтобы новый муж защищал нас с дочерью и мою жилплощадь от новых посягательств бывшего супруга.
  Не могу сказать, что не думала тогда о новом замужестве. Мне было тридцать три, а это не тот возраст, когда говоря о личной жизни, охотно применяешь глагол 'была'. Но во-первых, борьба за квартиру отнимала у меня все силы, чтобы ещё о ком-то думать, а во-вторых, были большие сомнения в целесообразности такого шага в принципе.
  Плохо, когда ты в праздники остаешься одна, плохо, когда некому вбить пресловутый гвоздь в стену и плохо, когда некого послать посмотреть, что это там так страшно шуршит в углу глубокой ночью. Это уж не говоря о материальной и сексуальной стороне дела. Но есть ведь и плюсы: ты не обязана объясняться по поводу задержек с работы или неприготовленного ужина, не должна считаться с капризами мужского самодурства, а главное не нужно бесконечно подбирать разбросанные по всей квартире мужские носки.
  Соседи по лестничной клетке только добавляли позиций в последний перечень.
  Тетя Соня и дядя Степа - так их звали все знакомые, хотя Козюльским не было и пятидесяти. Дядя Степа был наполовину западный украинец, наполовину поляк, отец тети Сони родился в таджикской семье, а мать - в смешанной персидско-уйгурской. Детей, не мудрствуя лукаво, записали русскими. Да они себя таковыми и считали, полностью игнорируя экзотичных предков.
  Дядя Степа работал сторожем городского парка, а тетя Соня продавала в том же парке пиво в местной забегаловке под интригующим названием 'Зеленый шум'.
  Так вот: эта парочка веселила весь дом. В цирке моим соседям делать было нечего, потому что после просмотра практически ежедневной программы выступлений господ Козюльских, клоуны и эквилибристы уже ничем не могли нас поразить.
  Вот представьте себе. Утро обыкновенного многоквартирного дома: кто-то варит кофе, кто-то гуляет с собакой, а кто-то ещё досматривает сны и вдруг...
  - Соня! Соня-я-я, я... а ты... (многоточие в этом случае - обыкновенный мат)
  Этот зов исторгал вернувшийся с работы дядя Степа, и тут же получал ответ от дражайшей половины:
  - Ах, ты.... ... я...
  Причем громкость голосов такова, что пожарная сирена захлестнулась бы от зависти. Не успел вздрогнувший дом как-то отреагировать на вступление, с улицы уже доносится пронзительный вопль:
  - Люди добрые! Помогите, убивают!
  Кто в чём испуганные соседи выбегают на двор. И видят следующую сцену: тетя Соня свисает на руках, отчаянно болтая ногами, с балкона четвертого этажа (а весила она примерно 100 кг при росте 160 см), а дядя Степа со зверским выражением и без того не самой приятной физиономии огромным ножом пилит ей пальцы. Кто-то орет, что нужно вызвать милицию, кто-то просто вопит от ужаса, кто-то ругается, что опять от Козюльских нет покоя. Но никто ничего не предпринимает конкретно, потому что знает: вмешиваться нельзя, иначе сами же Козюльские тебя по судам и затаскают. Пройдет всего лишь полчаса и 'белка', посетившая в очередной раз дядю Степу, вернётся в лес, и супруги помирятся. После подобного экстрима толстушка тетя Соня удивительно ловко прыгала вниз к соседям и, перевязав руки (голову, ноги или шею - смотря куда дотянется тесак в любящих руках), накрывала на том же балконе стол, и супруги, счастливо щуря подбитые глаза, в упоении пили чаёк.
  Зимой же дядя Степа без особых ухищрений при помощи табуретки гонял супругу в одной комбинации вокруг мусорных контейнеров, пугая бродячих кошек и на радость ночующим в теплотрассе бомжам.
  Причем, тетя Соня отказывалась признавать даже сам факт запоев супруга.
  - Да вы что, мой Степа не пьёт! Ну, бывает, глотнет по случаю праздника рюмочку, другую. Но больше - ни-ни! Что он, алкаш какой-то? Уважаемый человек, золотой работник!
  - А что же у вас, Соня, 'бланш' такой большой под глазом? Говорят, ваш 'золотой работник' бил вас головой о бетонную лестницу в подъезде?
  Дама мрачнела прямо на глазах.
  - До чего же дрянные людишки у нас, - с осуждением качала она головой и с задумчивой горечью добавляла, - вот ведь наплетут на хорошего человека, чего сроду не было. Когда я стирала, то с тазом в коридоре поскользнулась и о косяк двери ударилась.
  И ей дела было мало, что собеседница лично видела все фортеля 'непьющего' Степы, что в местном травматическом пункте её знали как родную и, даже не спрашивая о причине перелома или сотрясения мозга, автоматически писали: 'бытовая травма'.
  Трижды подумаешь, имея в соседях такую пару да ещё вкупе с выходками собственного блудливого супруга, выходить ли второй раз замуж?
  Впрочем, дамы своё дело знали и жених пошел. Не сказать, чтобы косяком, но выбор был, и кое-какие интересные экземпляры попадались даже в этом жиденьком ручейке.
  Конечно, невеста я была ещё та, но и у меня имелись несомненные достоинства. Во-первых, пусть и держащая осаду, но все-таки отдельная жилплощадь в самом центре города. Благодаря стесненным жизненным обстоятельствам я сохранила фигуру и общий вид королевы в изгнании. Да и дочь у меня была только одна, и неплохие связи среди местного истеблишмента. Мало, согласна! Но у других претенденток на счастье, видимо, и этого не было.
  Первым ко мне начал 'подбивать клинья' сын директора местного кирпичного завода. Его пыталась женить мать, отчаявшаяся хоть как-то пристроить своё непутевое чадо. От Алексея Ивановича уже сбежали две потенциальные невесты, хотя на первый взгляд он был не так уж плох. Высшее образование и состоятельные родители все-таки компенсировали лысину плюгавого мужичонки со статью Наполеона времен Березины.
  - Мать, он похож на сидящую собаку, переболевшую лишаем в особо тяжелой форме, - заявила мне дочь, едва заприметив его фигуру на пороге нашего дома, - будем об него спотыкаться.
  - Аллочка, - деликатно заметила я, - нельзя судить человека по внешности: важен его духовный мир.
  - А! - понятливо кивнула вредная девчонка. - Этот самый мир у него фонтанирует из ушей. Посмотри, сколько морщинок на лобике? Наверное, он всё время думает о благе для всего человечества.
  Не сводя глаз, моя дочь пристально следила за гостем, даже отменив ради этого (беспрецедентный случай!) тренировку. Рядом с ней также бесцеремонно пялил глаза кот Мурзик, подобранный сердобольным ребенком пару недель назад на помойке.
  - Ты его смущаешь, - зашипела я на Алку, когда Алексей Иванович, извинившись, посетил туалет.
  - И не думала. А где цветы?
  - Какие цветы? - заюлила я.
  - Которые он должен был принести с собой. А может Иван Алексеевич просто решил на халяву попользоваться туалетной бумагой и сожрать нашу колбасу, чтобы мы с Мурзиком остались утром голодными?
  - Алексей Иванович.
  - Не суть!
  - Сварю вам кашу, - зашипела я, потому что уже послышался красноречивый звук смывного бачка. - Не позорь меня перед людьми.
  - Вот его ты и корми своей кашей. А мы с Мурзиком - растущие организмы, и нам нужно мясо.
  Сообразив, что дочь так и не даст нам перемолвиться даже словом, я предложила Алексею Ивановичу прогуляться по местному парку - ночному владению дяди Степы.
  Парк раскинулся в самом центре городка и в пяти минутах ходьбы от моего дома. Здесь были устроены качели, карусели в виде бегущих лошадок и торчало вечно не работающее 'Колесо обозрения'. В кущах деревьев пряталась тщательно огороженная танцплощадка, где решалось большинство судеб молодежи Емска. Прямо возле парковых ворот располагалась уже вышеупомянутая пивная 'Зеленый шум' - самое дорогое место для нескольких поколений местных алкоголиков.
  За его задней стеной была выстроена сцена летнего театра и тянулись ряды скамей для зрителей. Здесь выступали в праздники самодеятельные коллективы нашего города, а иногда и заезжие музыкальные и театральные звезды.
  И зачастую бывало так: на сцене пели частушки местные примы, а в толпе слушающих зрителей то там, то здесь похрапывали прилегшие на скамью завсегдатаи 'Зеленого шума'. Иногда выведенные из себя очередным скандалом, связанным с этим заведением, власти давали отмашку милиции: та хватала пьяниц и везла в вытрезвитель. Однако, честно говоря, в этих акциях не было никакого смысла. Милицейским нарядам, забросив все свои дела, нужно было постоянно дежурить у 'Зеленого шума', потому что поток жаждущих никогда не иссякал.
  Было около девяти часов вечера. Пивнушка закрывалась в десять, поэтому в теплых сумерках весеннего вечера разносился стук пивных кружек и азартно отбиваемой о столы вяленой рыбы. Нестройный гул громких голосов подтверждал, что время завсегдатаи проводят весело и содержательно.
  Когда мы с Алексеем Ивановичем, неторопливо волоча ноги и лениво перебрасываясь общими фразами, поравнялись с пивнушкой, он проявил неожиданное беспокойство. Озабоченно завращалась лысенькая головёнка и засветились живым энтузиазмом подслеповатые глазки.
  - Что-то пить хочется, - забормотал он, плотоядно облизываясь, - неплохо бы... стакан лимонаду.
  Я пожала плечами.
  - Пожалуйста.
  - Я через пять минут.
  - У-гу...
  Сначала я ждала его неподалеку, но вид мнущейся у пивнушки особы меня не прельщал, поэтому тихо ретировалась на ближайшую лавочку. С моего места был хорошо виден вход в 'Зеленый шум'. Спустя полчаса можно было смело уходить, но я никуда особо не торопилась и решила все-таки дождаться, когда же несостоявшийся жених вспомнит обо мне.
  И он вспомнил! За пятнадцать минут до закрытия пивной. Ошалело выскочив на улицу, Алексей Иванович закрутил головой. Уже окончательно стемнело, и разглядеть меня на лавочке он не смог бы, поэтому я вышла ему навстречу.
  - Людмила Павловна, - забормотал он, умоляюще заглядывая в глаза, - не могли бы вы одолжить рублей триста? Я завтра же отдам. У товарища теща умерла: надо помочь.
  Триста рублей? Да за эти деньги нужно неделю горбатиться над очередной шалью.
  - У меня нет такой суммы.
  - А сколько есть?
  - Вообще-то мы вышли в парк прогуляться.
  - Мне очень нужно.
  Разговаривать было больше не о чем, и я со спокойной совестью пошла домой. Вот только алкоголиков мне не хватало для полного счастья. 'Гуд бай' очередная попытка наладить личную жизнь!
  - Всё к лучшему, - узнав о провале матримониальных планов, философски заметил ребенок ,- а то соблазнила бы его, и как честная женщина была обязана жениться. Тогда по количеству пьяных дебошей Иван Алексеевич успешно конкурировал бы с дядей Степой.
  - Алла, ты разговариваешь с матерью!
  - Понятно, стала бы я так стараться ради чужой тетки.
  - Ладно,- обреченно вздохнула я,- что Бог ни делает, всё к лучшему.
  Но мама Алексея Ивановича так не считала. Анна Львовна ворвалась в мою библиотеку на утро следующего дня с раскрасневшимся от повышенного давления лицом.
  - Зачем ты напоила Алешу? Я-то думала ты - порядочная женщина, а не какая-нибудь профурсетка.
  - Я не поила Алексея Ивановича, - нервно возразила я, перекладывая книги с места на место, - он набрался без меня.
  - Только не надо мне пудрить мозги: Алеша сказал, что ты подначивала его и дразнила, принуждая пить водку.
  Всё понятно. Я решила зайти с другой стороны.
  - А почему я не могла предложить Алексею Ивановичу водку?
  - Потому что теперь неделю не вывести его из запоя.
  - Так надо было предупредить.
  Дама просверлила меня злющим взглядом.
  - Не с того, милочка, начинаешь совместную жизнь, не с того!
  Я промолчала, твердо решив про себя, что начало и конец в данном случае будут означать одно и то же. С Анной Львовной я связываться не стала - мало ли! В моем положении трижды подумаешь, прежде чем ругаться с дамой такого уровня.
  Но потом не удержалась и пожаловалась на Анну Львовну Кларе Федоровне, твердо уверенная, что та мне посочувствует, и просчиталась.
  - Но, Людочка, - возмущенно прошепелявила госпожа Петрова, - а кого бы ты хотела? Принц ведь вряд ли за тобой приедет. А Алёша - мальчик очень хороший, воспитанный, с образованием. Вот и взялась бы за него: не давала пить, следила за дружками и, глядишь, сделала бы непьющим человеком.
   Благодарю покорно. Да легче из мрамора Аполлона изваять, чем алкоголика сделать трезвенником. Неблагодарная и тяжелая юдоль! Конечно, есть героини, которые бьются не на жизнь, а на смерть с 'зеленым змием', но их подталкивает к этому либо любовь, либо общие дети, а на что мне такая головная боль как Алексей Иванович? Нет уж, пусть ищет свою вторую половину в другом месте.
  Впрочем, и Алексей Иванович не жаждал повторного свидания, поэтому наш роман закончился, не успев начаться. И практически сразу начался новый.
  Игорь в противоположность предшественнику был весьма приятным мужчиной. Высокий, симпатичный, модно одетый. Его чёрный кожаный плащ был единственным в своём роде в нашем городке и обращал внимание на улице, и ещё у него имелась машина. По тем временам действительно принц. Работал он в местном архитектурном отделе и часто заглядывал в библиотеку, зачитываясь историческими романами, и вдруг стал делать 'авансы'.
  Трудно объяснить, в чем они конкретно заключались, но женщины меня поймут: шуточки, словечки, букетик подснежников, красноречивые взгляды. Я решила не ударить в грязь лицом и разорилась на новую юбку и помаду.
  - Клёвый чувак, - с тяжелым вздохом признала и моя дочурка. - Ладно, дерзай, приглашай в гости. Будем надеяться, что хоть этот не тайный алкоголик.
  Намёк на возможное свидание Игорь понял сразу и радостно развивал тему, пока я не пригласила его в гости.
  Всё началось вроде бы неплохо. Кавалер принес большой букет сирени, любовно пристроил свой знаменитый плащ на вешалке в прихожей и заполонил комнату запахом хорошего мужского одеколона. Алка моментально свалила на тренировку, оставив гостя на нас с Мурзиком.
  Оживленно сияя улыбкой, Игорь шагнул к столу, открыл шикарный кожаный портфель и вытащил из его недр... бутылку 'Улыбки' (супердешевая сладкая дрянь 90-х!), а также бумажный кулечек, в котором пряталось грамм сто 'барбарисок'!
  Выражаясь современным языком, я 'зависла', недоуменно хлопая ресницами и растерянно пялясь то на бутылку, то на 'барбариски'. Не подумайте, что я такая уж привереда, и меня не устроило угощение. Да черт с ней - с 'Улыбкой': уж как-нибудь проглотила бы, и 'барбариски' я часто сама покупала к чаю в силу их дешевизны и доступности моему карману. Но вот как совместить леденцы с вином я не могла понять. Выпить залпом 'Улыбку', а потом смачно загрызть конфеткой или сосать её чуть ли не до утра? А у меня были на этот вечер совсем другие планы, и по такому случаю под платьем затаилась новая красивая комбинация. Не судите строго: Игорь был по всем статьям красавцем, а я уже больше двух лет обходилась без мужчины в постели.
  Но вот как совместить долгожданное событие со столь странным для мужчины с машиной угощением? Внутренний голос легкомысленно твердил: 'Наплюй! Наконец-то, красивый здоровый мужик: наверняка, он знает, что делать с женщиной в постели', но закаленный годами неприятностей рассудок возражал: 'Отвянь со своими кошачьими радостями! Успеешь! Надо уточнить, почему пареньку под сорок, а он все ещё не женат?'
  И мило улыбнувшись, я растроганно защебетала:
  - Ой, вы меня так балуете. Цветы, вино... - я смущенно потупила глаза. - Может, не будем торопить события и просто сегодня поговорим, попьем чаю с... моими любимыми конфетами? И как вы только угадали?
  Игорь довольно улыбнулся, но все-таки на лице промелькнуло некое разочарование, вновь настроившее меня благожелательно к моему гостю. Значит, он так же, как и я жаждет более интимных отношений.
  Увы, но вскоре я вновь вынуждена была насторожиться.
  Пакет черного индийского чая мне щедрой рукой насыпала в своё время Клара Федоровна, мужу которой дали в виде взятки чуть ли не мешок какие-то мучающиеся зубами начальники.
  Скорбно прикусив губу, Игорь наблюдал, как я щедрой рукой насыпала чай в заварочный чайник, после чего недовольно заметил:
  - Чай лучше всего покупать в пакетиках. Экономнее: один пакетик можно заваривать до четырех раз. А ещё лучше заготавливать с лета мяту, липовый цвет, смородиновый лист - и дешево, и полезно для здоровья.
  - Бесспорно, - охотно согласилась я, наливая ему чашку, - предлагаю пойти прогуляться. Вечер сегодня удивительно хорош.
  Надо сказать, что испытание 'Зеленым шумом' мой ухажер выдержал на 'отлично'. Брезгливо поморщился, проходя мимо, и даже на мгновение не прекратил обсуждение романа Валентина Пикуля 'Барбаросса'.
  На следующее утро, повесив на дверь библиотеки табличку 'Уехала на базу', я села в автобус и поехала в филиал, расположенный в районе обитания Игоря.
  В докомпьютерную эпоху местные библиотеки с успехом заменяли интернет. Туда устремлялись не только скучающие пенсионеры и домохозяйки, но и школьники, и студенты-заочники, и люди, занимающиеся самообразованием. Мой кавалер не мог избежать внимания местной библиотекарши.
  Ольга Васильевна была ветераном нашего дела, и помнила ещё сталинские времена, когда днём моталась по полевым станам с книжками, а по вечерам проводила политинформации на селе. В выходные же дни она с коллегами полола на колхозных полях капусту и огурцы с песнями, восхвалявшими железных наркомов.
  Обычно суровая и энергичная дама встретила меня приветливо.
  - Людочка, что ты забыла в моих пенатах?
  - Да вот... - и я ей рассказала о своем кавалере.
  Ольга Васильевна внезапно расхохоталась до слёз.
  - Ох, ну и уморила, - наконец, хрюкнула она, вытирая платком глаза.- Наш Игорек с детства был себе на уме. Даст мама десять копеек на мороженое, он никогда не потратит: всё складывал и копил. Зато первым в классе купил себе часы.
  - Но это вроде бы хорошо? - неуверенно пробормотала я.
  - Куда как хорошо. Только этого не оценила ни одна из его жён.
  - Жен?!
  - Ну да. В первый раз он женился ещё в институте, и что да как между молодыми произошло, я не знаю, хотя догадываюсь. А вот во второй раз Игорек нашел себе местную девушку. Ирочка работала лаборанткой в сепараторной. Скромная, хорошая девочка, а тут такой орёл! Она и растаяла... до утра после свадьбы.
  - Господи, - испугалась я, - что же он такое сотворил в брачную ночь?
  - Ночью-то он как раз мало отличился, - хмыкнула дама, - а вот утром устроил настоящую истерику, когда надумав испечь оладушек к завтраку, новобрачная добавила в квашню целое яйцо
  Я недоуменно покосилась на Ольгу Васильевну.
  - А его можно как-то поделить?
  - С его точки зрения, можно.
  - И что было дальше?
  - Ирочка попробовала отшутиться, но он ворчал и ворчал, нудел и нудел, и так её достал, что она собрала вещички и к вечеру того же дня ушла домой. Сейчас Ирочка вновь замужем и счастливо воспитывает двух детей. А Игорек вроде бы сходился ещё с одной женщиной, однако судя по тому, что её никто толком и разглядеть не успел, повторилась та же история.
  Я растерянно присела на стол в читальном зале.
  - А я-то ему зачем понадобилась? Сами знаете мои обстоятельства: разве что с сумой по миру не хожу.
  - А вот это и привлекло. Всегда в одной и той же юбке...
  - Я новую купила.
  - Молодец, давно пора, а то старая уже на нитки распадалась. Чулки штопаные, туфли чиненные перечиненные. Игорек и решил, что нашёл свою мечту.
  - Но сам-то он одет дорого и модно.
  - Так для себя - любимого ничего не жалко. Лишь бы пыль в глаза пустить. Так что страстью в его чувствах и не пахнет.
  - А почему он так расстроился, когда я перевела дело к прогулке в парке?
  - Так ведь опять придется покупать бутылку, чтобы подступиться к телу, - моментально разгадала ребус Ольга Васильевна и сочувственно вздохнула.- Плюнь ты на него.
  - Придется.
  Услышав мой унылый голос, дама неожиданно оживилась:
  - А знаешь, у меня есть для тебя хороший жених. Не принц, конечно!
  Дался им всем этот принц? Одна уже вышла замуж за принца: весь мир ей завидовал! И чем дело закончилось для несчастной принцессы Дианы? Впрочем, все пожилые женщины обожают заниматься сватовством: не была исключением и Ольга Васильевна.
  - Мужик хороший, непьющий. Дом - полная чаша: свиньи, куры, кролики и три коровы. А жена недавно умерла.
  - Зачем ему столько скотины?
  - Так ведь пятеро деток мал мала меньше. Будет твоей Алке ещё, чем заняться, помимо как бесцельно мяч бросать. Вымахала в коломенскую версту, а соображения нет: прошла, не поздоровалась.
  - Я с ней поговорю, - рассеянно пообещала я, быстренько направляясь к выходу, - а за мужика... простите: коров с детства боюсь.
  Пять детей! Конечно, жаль сирот, но я не могла взвалить на нас с Алкой такую громадную ответственность: не чувствовала ни сил, ни призвания.
  И опять дамы осудили меня за разборчивость.
  - Что ты, Людочка, как маленькая? Такой мужчина: и красота, и машина, а что скуп... так нам всем мужья мозги выносят за любую булавку. В семейном деле это не главное!
  А что тогда главное? Я не хотела проводить над собой заранее обреченные на неудачу эксперименты и тихо подсунула в портфель Игоря бутылку 'Улыбки', когда он навестил в очередной раз мою библиотеку. Тот всё понял без лишних слов.
  И уже заканчивая тему женихов, могу рассказать о последней попытке устроить свою жизнь, после чего я поставила на замужестве жирный крест.
  Федор Михайлович был вдовцом и отставным офицером, вернувшимся на Родину, доживать свои дни на пенсии. В Емске у него был небольшой домик, оставшийся от матери. Дети уже выросли и жили собственной жизнью, поэтому ничто не мешало ему вступить во второй брак. Немного шумный, немного авторитарный пятидесятилетний крепыш был хорошей партией для такой женщины, как я.
  - Людмила, надежнее Федора Михайловича может быть только скала. Серьезный и обеспеченный мужчина, - был единодушный вердикт моих дам.
  Обреченно вздохнув, я решила покориться судьбе и уже танцевала с ним вальсы на вечерах 'Кому за тридцать' в местном ДК, когда разгневанная таким самоуправством судьба наслала на меня маму.
  Несколько слов о моей семье. По происхождению мы из Питера. Отца помню плохо: он умер, когда мы с братом были совсем малышами, и мама растила нас одна. Ей было очень тяжело поднимать двух детей, и она никогда не гнушалась подработками: мыла полы, выходила в две смены. Однако родительница выложилась и дала отпрыскам высшее образование. После чего посчитала свой долг исполненным, и принялась пожинать плоды своих усилий.
  С меня, увы, взять было нечего: я полностью не оправдала её ожиданий. Зато брат радовал материнское сердце. Он устроился экономистом в какое-то совместное предприятие и очень неплохо зарабатывал, женился на хорошей девушке Леночке, родил парочку детей. Можно было смело сказать, что жизнь у Артема удалась, если бы не вечная русская проблема - жильё. Как они с женой не копили, как не собирали, всё равно не смогли набрать необходимую сумму для покупки двухкомнатной квартиры. И тут им вызвалась помочь мама, предложив продать её комнату в центре Питера, но с тем, чтобы она потом также вселилась в новую, но уже трехкомнатную квартиру. И Артемка согласился. Не знаю, о чём они с женой думали, когда решились на такую авантюру?
  С тех пор прошло два года, и Леночка без малейшего напряга может претендовать на место в раю в ранге великомученицы. Отдыхающая на пенсии мама находит особое удовольствие в бесконечных напоминаниях о том, чем она пожертвовала ради воспитания детей, и какие они неблагодарные, что не хотят этого оценить. На малейшую попытку её урезонить родительница реагирует водопадом слез, истериками и вызовами скорой помощи из-за взлетевшего давления.
  Конечно, я её люблю, но каждый раз, когда мама переступает порог моей квартиры, наравне с радостью мы с Алкой испытываем страх: нам предстоят недели бесконечного изматывающего брюзжания. Маме не нравилось, как я стираю, мою окна, веду хозяйство и воспитываю дочь. А так как родительница посещала меня обычно летом, хитрая Алка записывалась в спортивный лагерь и не показывалась дома, выжидая пока съедет любимая бабушка.
  Но в этот раз матушка посетила меня не запланировано, вдребезги разругавшись с Артемом.
  - Твой брат - дурак и тряпка в руках стервы жены! И это после того, что я для вас с ним сделала? Не досыпала, не доедала, замуж второй раз не вышла, пожертвовала всем, чтобы у вас было счастливое детство, а вы - свиньи неблагодарные!
  Интересно, видел ли кто-нибудь 'благодарных' свиней и как они выглядят в противоположность 'свиньям неблагодарным'?
  Но в этот раз я была даже рада визиту матери, потому что хотела познакомить её с Федором Михайловичем, твердо уверенная, что он ей понравится. Это был мужчина её типа: педантичный, любящий порядок во всем и со старомодными взглядами на брак.
  Тем вечером кавалер зашел в библиотеку, чтобы отвести меня в кино, и я его порадовала сообщением о знакомстве с будущей тещей.
  - Как-то неожиданно, - заволновался мой отставник, - я без цветов. Может, купить коробку конфет?
  - Мама не любит сладкого.
  - Не могу же я посетить пожилую женщину с пустыми руками?
  Согласитесь, он был совсем не плох, и я расплылась в искренней улыбке. Пожалуй, в этом браке я всё-таки буду счастлива.
  - Купите ей несколько апельсинов.
  И вот с апельсинами в авоське под руку с солидным мужчиной, сияя всей физиономией, я появилась дома. Увы, мама отнюдь не обрадовалась визиту.
  Она выползла нам навстречу в старом байковом халате и залитом водой фартуке, держа в руках что-то мокрое и скомканное. Наверное, устроила какие-то свои постирушки. Надо же, как некстати!
  - Мама, - застенчиво пролепетала я, выталкивая навстречу родительнице жениха, - это Федор Михайлович. В общем, мы...
  И замерла с открытым ртом: побагровевшее лицо родительницы вдруг приняло такое озверевшее выражение, что слова застряли у меня в горле.
  - Женихов она водит в дом, неряха! А трусы за ней мать должна стирать? Я ночи не спала, обихаживая вас с Артемом, работала в две смены, жила в коммунальной квартире с туалетом и ванной на десять семей, и то себе не позволяла грязные трусы разбрасывать! Стыд совсем потеряла! И ещё всяких прохиндеев в дом тащит! Грязнуля!
  Федора Михайловича как ветром сдуло, а я окаменела на месте, продолжая наблюдать, как беснуется, размахивая перед моим лицом мокрыми алкиными трусиками, взбешенная мать. Дождалась, когда она прокричится, а потом, попятившись к открытой двери, в которую уже заглядывали привлеченные скандалом соседи, сбежала на улицу.
  От стыда я долго не могла прийти в себя, блуждая по вечерним улочкам городка, а потом решительно направилась ночевать в библиотеку. Благо, не успела повесить сумочку с ключами на вешалку в прихожей.
  В полночь раздался телефонный звонок от Алки.
  - Мать, - озадаченно поинтересовался ребенок, - ты почему не дома?
  - Я не приду, пока бабушка не уедет. Сегодня переночую в библиотеке, а завтра попрошусь постоялицей к Розе Сергеевне.
  - А бабушке плохо, - нервно сообщила дочь.- Она говорит, мол, ты её решила в гроб загнать, и если сию минуту не придёшь домой, то считай, что у тебя больше нет матери.
  - Дай бабушке таблетку. А если она и дальше будет орать, то отправляйся ко мне: я выйду навстречу.
  - Я не могу оставить Мурзика с ней один на один, - возразила дочь.- Он ещё маленький, и кошки будут над ним издеваться, если котик станет заикой.
  - Тогда терпи.
  Через полчаса родительница и дочь были на пороге библиотеки, и всё началось сначала, потому что моя мать всегда считала, что лучшая защита - это нападение.
  - Ты понимаешь, - в конце концов, спросила я окончательно выбившуюся из сил матушку, - что лишила меня последней возможности выйти замуж?
  - А зачем тебе выходить замуж?
  - Чтобы жить с мужем, мама.
  - Хорошие-то мужики со своими женами живут и не ищут разведенок. Небось прохиндей какой-то на твою квартиру позарился.
  - Во-первых, Федор Михайлович - вдовец, во-вторых....
  - Так он свою жену точно уморил. То-то мне его рожа не глянулась! И ты такого мерзавца была готова на меня променять? А ведь мать плохого своему ребенку никогда не пожелает.
  И всё началось сначала. Матушка могла без устали выносить мозги, проявляя при этом железную силу воли. И я бесславно вернулась домой, а ведь если бы....
  Впрочем, не буду забегать вперед. Столь пространно я описываю события зимы, лета и начала осени 1993 года, чтобы дать понять читателю, что у меня действительно не было времени на Розу Сергеевну. Занятая спасением квартиры и мыслями о матримониальных неудачах, я не среагировала должным образом на её странные сообщения женщины, в чём впоследствии не раз упрекала себя.
  
  
  РОЗА СЕРГЕЕВНА.
  А между тем, Роза Сергеевна рассказывала диковинные вещи.
  - Знаешь, Людочка, а у меня появился кавалер.
  - Да, - неопределенно протянула я, расставляя книги на полке,- и кто же?
  - Красавец, молодой майор.
  Всех майоров в городке я знала не только в лицо, но и знакома была с их женами и детьми. Среди них не было молодых красавцев. Но кто знает? Может смешной пузан майор Стеклов показался нашей Розе Сергеевне эталоном красоты?
  - Как его зовут?
  - Дамиан.
  Дальше уже можно было не слушать: очередное вранье чокнутой барышни-перестарка. Но уши ведь не заткнешь, и я с пятого на десятое рассеянно внимала фантастическим рассказам, что этот самый офицер приносит вино и что они предаются (здесь наша девушка смущенно краснела) страсти. Слушала и дивилась разгулявшейся фантазии безобидной старой девы, а иногда просто пропускала мимо ушей дикие подробности виртуальной любовной связи, пока смысл её рассказов не изменился.
  - Он меня бьет, - как-то со слезами пожаловалась Роза Сергеевна, - я падаю, а он пинает сапогами. Так больно! Я кричу, а Дамиан лишь смеется.
  - Скажите ему, что пожалуетесь участковому, и пусть выметается, - без особых эмоций посоветовала я, записывая книги в её читательский формуляр. - Не хотите к чаю взять баночку арбузного меда? Мне Анна Дмитриевна принесла, но нам с Алкой столько не съесть.
  - Дамиан не любит сладкого. Он может разгневаться.
  - А послать его к чёрту не пробовали?
  Роза Сергеевна смущенно замолчала, но все-таки робко взяла баночку с арбузным медом. Она любила сладости.
  А на следующий день городок охватила шокирующая новость: Роза Сергеевна в больнице с переломом ребер и многочисленными гематомами от побоев. Тут уж я разволновалась и, отпросившись с работы, помчалась в больницу.
  Несчастная женщина лежала на кровати с повязкой на пробитой голове и утянутая в специальный бандаж, глядя на мир оплывшими от синяков глазами.
  - Я же говорила тебе, Людочка, он не любит сладкого.
  - Кто? - оторопело спросила я.
  - Да ведь я тебе рассказывала, - простонала больная, - о Дамиане.
  Мне стало совсем не по себе: виртуальные любовники не калечат своих дам сердца.
  - Странное имя, - запоздало удивилась я. - Может, есть ещё какие-нибудь данные: фамилия, отчество, где живет?
  - У него есть только имя.
  - Хорошо, но вы говорили, что он офицер. А где служит? В нашей части?
  - Нет, он кавалергард.
  Бедная Роза Сергеевна, очевидно, окончательно тронулась умом! Но всё равно: кто же этот негодяй, пользующийся доверчивостью безобидной чудачки, чтобы окончательно свести её с ума?
  Полная праведного гнева и желания вывести садиста на чистую воду, я отправилась в дом Розы Сергеевны. Опасаясь встречи с озверевшим мужиком, прихватила с собой нашу уборщицу тетю Клаву. Тятя Клава, несмотря на шестьдесят с хвостиком, имела сердце бесстрашного льва и силу Геракла. Женщина в одиночку резала во всем околотке свиней, заготавливала сено для своих пяти коров и однажды собственноручно, не дожидаясь милиции, вытащила из петли уже разложившегося висельника.
  Ключ хозяйка хранила под половичком на крыльце, поэтому тетя Клава без малейших затруднений распахнула дверь в убогое, давно не ремонтированное жилище. Увиденное впечатляло: мебель была не просто разбросана, а местами ещё и раздавлена в мелкую щепу, вся посуда разбита, занавески разодраны в безобразные клочья. Создавалось впечатление, что по тесной комнатке гулял сокрушительный смерч.
  - Пресвятые угодники, - перекрестилась тетя Клава, - да кто же тут бушевал?
  - Говорит, какой-то Дамиан, - растерялась я. - Ничего не понимаю.
  - Дамиан? Что за бесовское имя? Да откуда же он взялся-то? Гуцул, что ли?
  Тогда в наш городок приезжало немало жителей Прикарпатья и Молдавии, чтобы наняться на прополку картошки. И их всех скопом местные называли 'гуцулами'.
  У меня сразу же полегчало на сердце, а то я уже Бог знает, о чём подумала. Действительно, наверное, голову несчастной чудачке морочил какой-то особо наглый приезжий. Роза Сергеевна доверчива как ребенок, и ей можно внушить всё, что угодно.
  - Мы этого свирепого кобеляку на чистую воду выведем, - озверела тетя Клава, - ишь что удумал - над убогонькой измываться! Грех ведь!
  И не откладывая дела на потом, мы принялись обходить с расспросами соседей нашей бедолаги.
  Улочка, на которой жила Роза Сергеевна обычна для старинных городков русской провинции. Узенькая, тянувшаяся вдоль городского оврага, она была утыкана небольшими домиками чуть ли не столетней давности с высокими окнами в деревянных кружевах наличников. Здесь даже в жару было прохладно от старинных лип, привольно растущих вдоль вымощенной брусчаткой дороги. Конечно же, её обитатели знали всё не только друг о друге, но и основательно помнили историю жизни соседских прадедов.
  - Бедная Симочка, - всплакнула в фартук ближайшая соседка, - если бы она видела, во что превратила жизнь её ненаглядную Розочку. Нищенка! Мы всегда её подкармливаем, да у самих не пенсия, а слезы. Копили-копили всю жизнь на старость, а государство нам кукиш под нос.
  - А вы не видели, какой мужчина её посещал?
  У соседки от удивления даже очки с носа свалились.
  - Это Розочку-то? Да вы что! Даже случайно никто не заходил. У меня как раз окно в её дворик выходит.
  - Может, он приходил поздно вечером?
  Старушка возмущенно пожевала губами.
  - Розочка не такая.
  Тетя Клава хмуро фыркнула.
  - А кто ж ей весь дом-то разнес, будто три медведя боролись? Да ещё ребра поломал и голову пробил?
  - Может, воры?
  Но сказала это соседка неуверенно, да мы и сами понимали, что ни один вор не польстится на нищенское имущество Розы Сергеевны. Вся одежда с чужого плеча да ещё не раз латаная, миски выщербленные, кастрюльки чуть ли не с помойки - что там брать? И зачем при этом так уродовать хозяйку и разбивать мебель?
  Остальные соседи не могли сказать даже этого, только недоуменно разводя руками.
  - Да кому же могла перейти дорогу наша Розочка? Она ведь безобидная, словно птичка.
  С противно ноющими сердцами возвращались мы с тетей Клавой на работу.
  - Нет, здесь явно нечистый замешан, - в сердцах подытожила моя помощница, - схожу-ка я к отцу Василию. Может, он что посоветует?
  Я было попыталась воззвать к её здравому смыслу, но прикусила язык. Мне очень не понравилась эта история, и приходилось признавать, что мисс Марпл из меня не получилось: расследование зашло в тупик.
  Что уж там рассказала отцу Василию тетя Клава, я не знаю, но мне стало известно: батюшка выезжал на место и что-то там делал в доме по-прежнему лежавшей в больнице Розы Сергеевны.
  Дамы из нашего кружка очень живо реагировали на происходящее с городской юродивой. И их можно было понять: жизнь в провинции скучна и практически лишена развлечений.
  Сразу же после шести часов вечера и до десяти, когда молодежь начинает подтягиваться к городскому парку, на улицах редко встретишь прохожего: все расползаются по домам. Даже заблудившаяся корова и то сенсация, а тут такое событие!
  Перелопатив эту историю раз сорок, дамы скинулись деньгами, поскребли по шкафам, кладовым и к выходу Розы Сергеевны из больницы справили ей новые стулья, посуду, занавески и одежду.
  Повязав фартуки, мы с тетей Клавой готовили дом к выписке хозяйки из больницы, выгребая мусор и расставляя подаренные вещи, когда в углу за большим осколком разбитого зеркала я обнаружила невредимую знакомую банку с арбузным медом. Хотя восстанавливая ход событий, можно было предположить, что именно её запустили в тогда ещё целое зеркало.
  - Надо же, - вслух удивилась я, - только арбузный мед и уцелел, хотя бедолага боялась, что именно он разгневает пресловутого Дамиана.
  Тетя Клава резко выдернула из моих рук баночку и, приложив к глазам очки, громко хмыкнула:
  - Ясно, что он ему не понравился.
  И сунула мне под нос этикетку. Я вгляделась в мелкие буковки. Там было написано: 'Мёд. Изготовлен кооперативом при Спасо-Преображенской обители. Господь с вами, братья и сестры' и был изображен православный крест.
  - Мне казалось, что арбузный мёд сделала сама Анна Дмитриевна, - удивилась я.
  - Наверное. Только до этого в баночке находился монастырский мёд, и Анна Дмитриевна не стала отдирать этикетку. Мёд да мёд, а арбузный или пчелиный - это уже другой вопрос.
  Роза Сергеевна вернулась домой и вновь тихо ходила по улицам городка, никому не мешая и никем не интересуясь. Мне она больше ничего не рассказывала, а я ни о чём и не спрашивала. В таких делах меньше знаешь - крепче спишь. Но судя по тому, что она вновь охотно брала предложенные баночки с вареньем, неведомый Дамиан больше не тревожил её покоя.
   В городке ещё немного посплетничали на эту тему и затихли.
  В конце февраля на свадьбе заместителя мэра города подрались представители местной 'золотой молодежи', и эта новость надолго заняла умы сплетников.
  Не знаю, почему так получается, но на протяжении последнего десятка лет во главе нашего городка на всех уровнях оказываются только низенькие и субтильные мужичонки с физиономиями отпетых негодяев. Понятно, что и их отпрыски выглядят соответственно, а вот в жены они ищут красавиц. Ну а облюбованные девчонки, ясно дело, выходят замуж не за этих недорослей, а за наворованные папашками на государевой службе деньги.
  И вот очередная подобная свадьба. Красавица невеста: статная, с тонкой талией и не хилым бюстом, и плюгавенький жених, чей дебильный вихорчик торчит на уровне её плеча. Казалось, радуйся, что такая видная девица решилась разделить с тобой жизнь, да держи её покрепче, чтобы не сбежала, ан нет!
  Заспорили мальчики по поводу, чей папаша круче и у кого больше денег. Слово за слово, да и поскандалили не на шутку. Напрасно новобрачная взывала к муженьку, напоминая, что у него есть дела поважнее свары с приятелями, но тот только отмахивался и увлеченно продолжал грызться. И тогда разгневанная невеста со всего маха врезала 'милому' по носу, да так, что брызнула кровь, а потом развернулась и вышла из ресторана. Пока все открывали и закрывали рты, любуясь на залитого кровью молодожена, девочка села в стоящее на площади такси и уехала в неизвестном направлении. Впрочем, утром, когда вся милиция уже отчаялась найти беглянку, выяснилось, что ночь она провела по назначению, предавшись любви с этим самым таксистом в посадке неподалеку от города. Кстати, чего скрывать не стала, вызывающе переехав к вечеру того же дня в дом ушлого молодого человека.
  Городок взорвался: не обсуждали эту историю только глухонемые, да и то не факт. Кто точно знает, о чем они так оживленно жестикулируют?
  Высокопоставленные дамы нашего 'книжного' клуба устроили по этому поводу аж пять незапланированных заседаний! Эта тема их живо интересовала, ведь почти у каждой был в запасе никчемный сынок или до предела избалованная дочка, которые могли пострадать таким же образом.
  Вердикт выносился всё время один: были бы у нас в стране хорошие законы, блудливую потаскушку выгнали из города, предварительно обрив голову и обваляв в дегте и перьях. И чего ей только не хватало? И мальчик из хорошей семьи, и деньги, и квартира, и машина.
  Я придерживалась иного мнения, но как вы догадываетесь, его не озвучивала, пока свидетельницей бурного обсуждения злополучной свадьбы совершенно случайно не стала Роза Сергеевна.
  Наверное, сейчас об этом помнят только дамы за пятьдесят, но в начале девяностых дикой популярностью пользовался роман М. Митчелл 'Унесенные ветром'. Женщины буквально зачитывались им, переживая перипетии отношений главных героев острее, чем собственные. В моей библиотеке в открытом доступе был только один экземпляр двухтомника, поэтому очередь на него была длиннющей. И пока роман не прочитали все главные дамы нашего городка, Розе Сергеевне оставалось о нём только мечтать. Она терпеливо ждала, когда дойдет очередь, изредка осведомляясь, сколько ещё осталось впереди человек.
  В тот день я, наконец-то, вписала в её формуляр заветное название и улыбающаяся меланхоличной улыбкой женщина счастливо прижала к груди две зачитанные книжки в черных переплетах. Но когда она сунулась на улицу, выяснилось, что идет дождь, и Роза Сергеевна была вынуждена присесть в читальном зале. Но сидеть просто так, пережидая непогоду, ей показалось скучным: женщина открыла книгу да видимо зачиталась, забыв про то, что она в библиотеке.
  Между тем к концу дня начали подтягиваться завсегдатаи кружка 'Любители книги'. Я закрыла библиотеку, мимоходом отметив, что Роза Сергеевна застыла над романом. Однако на улице вновь начался дождь, зонта у неё не было, и я пожалела пожилую женщину, решив не выгонять.
  Пока выставляла чайные чашки и грела электрический чайник, дамы тоже украшали стол гостинцами: кто-то принес торт, кто-то конфеты и домашнее вкуснейшее печенье. Короче, посиделки начинались. Для затравки поделились рецептом домашней яблочной пастилы, обменялись баночками с консервированиями, и вновь с наслаждением запустили зубы в ветреную девчонку, променявшую обеспеченную жизнь на объятия таксиста.
  И тут вдруг выступила, прижимавшая к груди раскрытую книгу Роза Сергеевна. Её глаза из-за очков всегда выглядели выпученными, а сейчас и вовсе превратились в грустные блюдца.
  - Плохо жить без любви, - тоскливо пожаловалась она, - тягостно. Ведь зачем-то она была придумана: не для поруганья и боли?
  Дамы возмущенно уставились на бедолагу. Каждая считала себя слишком умной для того, чтобы слушать странные откровения местной юродивой.
  - В чем дело, Роза Сергеевна? - надменно вздернула брови Клара Федоровна. - О какой любви вы нам вещаете?
  - Обыкновенной любви. Жизнь кажется бессмысленной и пустой, если некого любить.
  - Заведите себе котенка, - раздраженно посоветовала Анна Дмитриевна, а потом с презрением добавила, - ах, я совсем забыла, что вам нечем кормить животное.
  Уж на что я привыкла к их снобистским выходкам, и то покоробил царственный тон зажравшейся жены главврача районной больницы. Нельзя так себя вести по отношению к больному человеку.
  Но Роза Сергеевна не среагировала на открытое хамство: углубленная в свои мысли, она его просто не заметила.
  - На любви держится этот мир, только на любви. Она может даже убить, но и единственная, кто дает силы выжить, - пробормотала бедная женщина и, рассеянно прихватив матерчатую сумку с книгами, меланхолично убрела на улицу под проливной дождь.
  - Может, поговорить с мужем и пристроить её куда надо? - зло осведомилась Анна Дмитриевна у застывших в молчании дам.
  Но те видимо пытались переварить, что им сказала обычно молчаливо сносящая любые издевки Роза Сергеевна, и тогда я решилась защитить бедолагу от угрозы сумасшедшего дома:
  - Не надо её трогать. Она безобидная пожилая чудачка. Никому не мешает.
  - Смотрите, мое дело - предложить. А то как бы ни натворила дел эта ваша 'безобидная чудачка'.
  
  РАЕЧКА.
  Первой заметила незнакомого парня возле Розы Сергеевны моя дочь.
  - Недавно видела нашу Розочку с каким-то 'чмо'. Плелись по набережной.
  Мы сидели за ужином и пили чай - любимое время из перегруженного делами дня. Можно поболтать с дочкой, послушать про дела в школе и спорткомплексе, да и просто помолчать вдвоем. Блаженные минуты! Всегда старалась их как-то поуютнее обустроить: припрятывала свою долю от тортов и печенья, а когда сборище не заседало, покупала в магазине поштучно какие-нибудь конфетки, чтобы порадовать своё единственное сокровище. 'Сокровище' их с аппетитом потребляло, не забывая делиться с крутящимся под ногами хитрым Мурзиком. Блажной кот обожал шоколадные конфеты. Видимо, сказывались пережитки 'помойного' прошлого в окрестностях местной кондитерской.
  - Ему нельзя сладкое! - возмущалась я.- Заболеет!
  - Я чуть-чуть, - оправдывалась дочь.- Смотри, как он глядит на нас. Лапулечка!
  - Избаловала ты его, вот и вьёт из тебя верёвки.
  На 'чмо' я тогда не среагировала в должной мере, потому что моя дочь так называла всех, кто не мог по фамилиям и именам назвать игроков НБА.
  - Кто такой не знаешь?
  - Парень лет семнадцати, невзрачный и блеклый, словно выцветшая на солнце прищепка. Никогда не видела его раньше.
  Я удивилась. В нашем городке было всего три школы: две девятилетние и одна средняя. Всех учеников старших классов даже я знала хотя бы в лицо, что уж говорить об Алке. Так откуда же среди учебного года в городе взялся незнакомый несовершеннолетний паренек?
  - Мать,- перебила размышления дочь,- надо сдать в школу деньги.
  У меня сразу же испортилось настроение, и мысли о спутнике Розы Сергеевны вылетели из головы. Повалила школа своими поборами: то на занавески, то на ремонт, то на подарки учителям, то на радиоаппаратуру - можно вообще кошелек не закрывать!
  Нам с Алкой ещё повезло: её классная руководительница обладала плохой фантазией и терпеть не могла иметь дела с чужими деньгами, а вот моя соседка Раечка Дружинина постоянно жалуется на учительницу старшего сына Луизу Карповну Кручинину.
  И как будто подслушав мои мысли, соседка позвонила в дверь.
  - Людмила, что ты думаешь по этому поводу? - растерянно протянула она записку.
  Раечка вышла замуж в пятнадцать лет по большому залету от взрослого дядечки, да ещё и прокурорского чина. Её прокурор крутился как уж, пытаясь представить дело так, как будто Раечка лично изнасиловала его, привязав в лесу к дереву. Будь девчонке не пятнадцать, а восемнадцать, кто знает, чем бы всё обернулось? Но если его наивная жена россказням благоверного поверила, то Раин отец - тракторист местного колхоза пригрозил будущему зятю судом за растление несовершеннолетней.
  - Я до Москвы дойду! И пусть Ельцин лично разбирается, кто из вас кого насиловал - ты, сорокалетний хряк, или дурында Райка, у которой молоко на губах не обсохло! Может, тогда до президента наконец-то дойдет, куда вы его ваучеры вкладываете?
  Для сластолюбца в погонах оставалось только два варианта развития событий: или он едет за казенный счет осваивать места не столь отдаленные лет на десять, или разводится с женой и женится на Раечке.
  Поставленная перед фактом мадам Дружинина раскинула мозгами и сообразила, что от 'зека' мужа ей толку никакого, а разведенный может к ней через оное время вернуться. Да и сына-студента кто-то должен в университете содержать. Прокурор же клялся, что любит только супругу, и будет ей по гроб жизни верен, и что Раечка - хитроумная интриганка, подосланная его врагами. В конце концов, всё устроилось: до открытого скандала дело доводить не стали, тихо и мирно разобравшись в семейном кругу.
  Чтобы убедить родителей юной гетеры в искренности намерений новобрачного, Раечку поселили в прокурорской служебной квартире. Бывшая жена ушла к своим родителям и принялась терпеливо ждать, когда соперница освободится от бремени.
  Но новая мадам-прокурорша оказалась не лыком шита. Несмотря на юный возраст, она быстро смекнула, что жить в богатой квартире прокурора лучше, чем в родительской халупе на задворках города, где в двух комнатах теснились семь человек, ещё и деля жилплощадь с новорожденными телятами зимой и цыплятами летом. И вот когда бывшая прокурорша стала вопрошать экс-мужа, сколько же ещё ей жить вдали от любовно обустроенного гнездышка, выяснилось, что едва разродившись, Раечка вновь забеременела. И хотя по закону она была досрочно признана дееспособной, нельзя было сбрасывать со счетов, что до её совершеннолетия оставалось ещё два года. Было и ещё кое-что.
  - Ты бы Полина забыла о своем борове, - посоветовала экс-прокурорше ехидная баба Нюра, - это он тебе мозги за... что любит и хочет развестись. А на самом-то деле не успеет с работы прийти, и начинает кровать скрипеть... не молоденький, а туда же. У меня давление и аритмия, а эти охламоны спать не дают: я уж и шваброй в потолок била, и Райку-шалаву стыдила. А ей что, ... в глаза - всё божья роса!
  Бабе Нюре приходилось верить: она занимала жилплощадь этажом ниже прокурорских апартаментов и в таких делах разбиралась, как никто. Будучи героиней ещё гражданской войны, сопливой девчонкой она воевала в армии Буденного. Злые языки толковали, что дама обслуживала в обозе весь личный состав командования легендарного эскадрона, да и после революции продолжала победное шествие по кроватями партийного актива, долгое время сожительствуя с главой местного НКВД. Советская власть по достоинству оценила её заслуги, увешав иссохшую грудь орденами, дав персональную пенсию и четырехкомнатную квартиру. Девяностолетняя бабка курила 'Беломор', любила водочку и на давление жаловалась из кокетства.
  Мадам Дружинина её откровениями пренебрегать не стала и возмущенно нажала на бывшего мужа. Прокурор дальше морочить ей голову уже не смог, и вскоре подъехавший к дому грузовик увёз из квартиры кое-что из мебели, ковры да предмет особой любви обманутой Полины - ящики с хрусталем.
  Раиса по исчезнувшему добру убиваться не стала и к восемнадцати годам родила своему законнику ещё одну девочку: теперь уже никто не смог бы её изгнать из прокурорского рая.
  Семья Дружининых была по всем меркам состоятельной, и понятно, что пронюхав об этом обстоятельстве, молоденькую женщину постоянно доставали с поборами сначала в детском саду, а потом в школе. Причем её прокурора ничуть не боялись, зная, что сам он берет взятки и не снившиеся нищим учителям.
  Мадам прокурорша, образование которой насчитывало девять да ещё законченных практически экстерном классов, побаивалась учителей. И это сразу же учуяла известная всему городу наглостью учительница младших классов Луиза Карповна Кручинина. В свое время она печально ославилась тем, что была застигнута за кражей ложек в хозяйственном магазине. С тех пор учительница подворовывала, где только можно и не стесняясь ничем. Например, могла вытащить из портфеля ребенка учебники, чтобы потом их продать в конце года другому ученику. Отливала из банок с краской для ремонта почти половину на собственные нужды, а как-то объявила в классе сбор денег на зимние сапоги для своей дочери.
  Периодически родители её учеников получали записочки от 'второй мамы': 'принесите банку малинового варенья', 'вы должны принести килограмм сала', а как-то (от автора: реальная история, имевшая место быть с её знакомой) 'предоставьте литр самогона'.
   Мне рассказывали по секрету, что когда сортировали документы вновь прибывших первоклашек по классам, она так вцепилась в папку Лёвушки Дружинина (старшенького отпрыска Раечки), что отнять её можно было только с руками.
  И началось. Она третировала Раечку, как только ей в голову приходило. Дневник был переполнен записями вроде '100 рублей на занавески', '50 рублей на обложку журнала', '150 рублей на оформление классного уголка', а как-то даже ' 200 рублей на солому'
  - Какую солому, Людмила? - со слезами на глазах вопрошала меня Раечка. - Это школа или конюшня?
  - Пожалуйся мужу, - посоветовала я. - Пусть прокурор выясняет: каких таких коней собирается выращивать за счет первоклассников хитроумная Луиза.
  Но Раечка только стыдливо мялась. И только впоследствии я узнала, что в ответ на её жалобы, тот раздраженно твердил:
  - А Полина всё решала сама, понимая, что у меня и без этих мелочей голова пухнет. Не лезь ко мне со всякой ерундой.
  Полина работала главбухом в местном 'пищеторге' и, когда она открывала рот, чтобы выразить недовольство, автоматически включалась сигнализация. Куда уж было Раечке до предшественницы!
  Но сегодня и без того не маленькие глаза прокурорши были обалдело вытаращены.
  Я заглянула в записку. Она оказалась предельно лаконичной: 'Постирать!'
  - Что постирать? - не поняла я.
  И Раечка втащила с лестничной клетки объемный узел.
  - Левка едва его допёр из школы: друзья помогли.
  - Хорошие дети, - буркнула я, развязывая узлы большого платка, - настоящие 'тимуровцы'.
  В свертке оказался женский трикотажный костюм: юбка на подкладке и тяжелый пиджак, а также две шерстяные изрядно замусоленные кофты.
  - М-да, - фыркнула за спиной довольная Алка ,- не пойму только, почему она ещё грязных трусов не доложила до кучи? Побоялась, что дети резинки на рогатки пустят?
  Раечка отчаянно разревелась. Вот тебе и русский вариант 'Богатые тоже плачут!'
  - Всё, - решительно натянула я пальто.- Хватит рыдать. Пойдем.
  - Куда?
  - К Луизе.
  Слёзы у моей соседки мгновенно высохли, и она опасливо втянула голову в плечи.
  - А вдруг она потом всё на Лёвушке выместит? Знаешь, как меня первая учительница изводила: била по голове линейкой, выгоняла из класса, заставляла часами стоять в углу.
  Так вот откуда у её страха ноги растут!
  - Если ты и это спустишь с рук, то увидишь Луизу в собственном доме в домашних тапочках. А Лёвочку завтра же переведешь в другой класс.
  - А так можно? - опасливо осведомилась глупышка.
  - Рая, очнись, у тебя муж - прокурор. И пусть от него в этой истории нет толка, посторонним об этом знать не надо. Завтра же и директору пригрозишь, что иначе она будет иметь дело с твоим супругом.
  Раечка сбегала домой, чтобы переодеться и мы, волоча за собой узел, отправились домой к наглой бабе. Кручинина жила в доме барачного типа в окружении кучи соседей и покосившихся сараюшек, среди которых мы с большим трудом смогли найти её крылечко.
  На наш стук долго никто не открывал, хотя окна светились.
  - Может, поставим узел на порог и уйдем? - предложила трясущаяся от страха Раечка.
  - Ни в коем случае, - сразу же отмела я подобный вариант развития событий, - иначе она потом обвинит нас в воровстве и заставит оплатить тройную стоимость этих никчемных тряпок.
  И мы вновь изо всех сил забарабанили в дверь. Наконец, она скрипнула, и Луиза Карповна высунула нос на улицу. На её увешанной бигуди голове красовался объемный пестрый платок, из-за которого она выглядела карликом с головой великана.
  - Раиса Георгиевна? - брюзгливо поджала она губы.- Почему вы мешаете мне отдыхать? Неужели ваши дела не могут подождать до завтра?
  Рая так и обмерла, что-то беззвучно шепча губами - бедная жертва системы образования! Но у меня таких комплексов не было и, смело выступив из темноты, я бросила под ноги хамке её узел.
  - Возьмите.
  - А, - закряхтела та в болезненной улыбке, - постирали? А то у меня, знаете ли, радикулит разыгрался.
  - А у Раисы Георгиевны троё детей и муж, который был очень возмущен, увидев этот сверток! - рявкнула я. - И мы доводим до вашего сведения, что господин Дружинин желает перевести своего сына в параллельный класс. Иначе всем этим запискам будет дан ход, и на радикулит вы будете жаловаться тюремному врачу. Может, он вам заодно и постирает, и полы помоет, и дырки заштопает.
  - И соломы купит! - это уже набралась духу Раечка. - Зачем вам солома?
  Луиза Карповна озадаченно крутила головой из стороны в сторону, видимо, отказываясь верить собственным глазам.
  - Для кружка 'Умелые руки'.
  Рая была выходцем из крестьянской среды и прекрасно ориентировалась в ценах на сено и солому.
  - В классе 24 человека. Это сколько же соломы можно купить на такие деньги? Вы решили открыть ферму и учить детей доить коров?
  - Я попросила спонсорскую помощь, - нервно огрызнулась Луиза Карповна, - что для вас 200 рублей?
  - Столько же, сколько для всех. Мы деньги не печатаем.
  Предвидя, что разговор может вылиться в безобразную свару, я поторопилась пропихнуть узел через порог и попрощаться:
  - Не будем вам мешать лечить радикулит.
  Но не тут-то было: Раечка не захотела так быстро расставаться со своим заклятым врагом, опасаясь, что наутро пропадет кураж, и она уже ничего не сможет высказать своей кровопийце.
  - Вы хотите сказать, что на деньги моей семьи оплачивались шторы, зимние сапоги вашей дочери, магнитофон, раздаточный материал, линолеум?
  - У вас мания величия!
  - А вы - нахальная воровка!
  И разозлившаяся Раечка вцепилась мерзкой бабе в сооружение на голове, несколькими ударами отомстив всему педагогическому корпусу и за 'двойку' по чтению в третьем классе, и за так и неусвоенную систему координат, и за испытываемый ужас на уроках физики и химии. В общем, у так и не научившейся в свое время грамоте Раечки было много претензий к учителям, даже мало похожим на Луизу Карповну.
  Прокурорша таскала визжащую госпожу Кручинину за бигуди до тех пор, пока за нами не приехал вызванный всполошившимися соседями наряд милиции.
  Забирал нас из кутузки злой как черт господин Дружинин. Было уже около полуночи, и я сильно волновалась за Алку. Бедный ребенок, что она думает по поводу отсутствия матери? Наверное, боится, что нас живьем сожрала Луиза Карповна.
  Усаживая меня и жену в служебную 'Волгу', мрачный прокурор почему-то обратился с обвинительной речью именно ко мне, хотя я в драке не участвовала.
  - Я считал вас здравомыслящей женщиной, а вы устроили дебош.
  Я покосилась на съежившуюся от страха Раечку и не смогла её подвести:
  - Госпожа Кручинина мне нахамила.
  - Чего вы вообще к ней попёрлись?
  - Она пыталась заставить вашу жену стирать свои личные вещи. Левушка сегодня из школы притащил целый узел её грязного барахла.
  Прокурор зло хмыкнул и больше вопросов задавать не стал. Но как мне рассказала потом Раечка, лично ездил к директору школы, чтобы перевести сына в параллельный класс.
  Дамы нашего клуба дружно осудили моё вмешательство в дела прокурорской жены.
  - Вот уж от тебя, Людмила, мы такого не ожидали после того, как муж оставил вас с дочерью ради такой же Раечки. Она сама виновата, что не смогла внушить уважения учительнице.
  - Ей всего двадцать два года. Девочка совсем, - оправдывалась я.
  - А когда Полину из квартиры выбросила, была взрослой? Пришла на все готовенькое и кинулась рожать. Нахалка!
  Я так не думала: не нужно было и самого прокурора со счетов сбрасывать. Он-то зачем пятнадцатилетней девчонке голову морочил? Все-таки был старше её на целых двадцать с гаком лет. Но самого Дружинина почему-то никто и ни в чём не обвинял, считая чуть ли не безвинной жертвой юной авантюристки.
  И опять на фоне этого скандала потерялась Алкина информация о каком-то странном мальчике в окружении Розы Сергеевны. Оправдываясь от обвинений в излишней лояльности к прокурорской жене, я напрочь забыла о пожилой женщине.
  Но скоро она сама напомнила о себе.
  
  
  ДИМОЧКА.
  Я хорошо запомнила тот ветреный денек в середине апреля.
  У нас загулял кот. Всю ночь он выводил рулады со своими соперниками на крыше дома, выматывая нервы всем соседям, а под утро Алке при помощи куска колбасы с большим трудом удалось его залучить домой. Она боялась, что местный алкоголик и по совместительству живодёр Вован, мучающийся с утра головными болями, пришибет поющего о любви котика.
  Проводив дочь в школу, я озабоченно выглянула в окно. Вроде бы солнце ярко светило. Но когда я выскочила на улицу в одной кофте, оказалось, что зверски холодно. Пришлось вернуться домой. Пока натягивала плащ, Мурзик иезуитски хитро выбрался на улицу к даме сердца, и мне пришлось с большими трудами и остатками колбасы отлавливать его на помойке.
  И из-за шкодливого кота в тот день я опоздала на работу. А там меня уже читатели дожидались, негодующе пялясь то на часы, то на замок.
  Есть и такие! Раньше, когда мы отдыхали только на Новый год, эти люди уже 2 января стояли спозаранку у дверей, наплевав на похмелье, чтобы завести себе формуляр под ?1. Тогда мы с начала года переоформляли читателей, и им почему-то было очень важно стать первыми. Одним из таких зануд являлся покойный ныне энтузиаст библиотечного дела Петр Гаврилович Широкопляс. Он зачитывался общественно-политической литературой и, будучи главой местных коммунистов, писал гражданственные стихи о долге и чести. И если уж этот тип собирался в библиотеку, ему нужно было ворваться в помещение ровно в 10.00. Может, считал, что если переступить порог хотя бы пятью минутами позже, книги станут 'второй свежести', а то и вообще протухнут?
  В тот роковой день я опоздала на пятнадцать минут, и хотя сорок раз извинилась и объяснила причину опоздания, помогло мне это мало. Господин, пардон, товарищ Широкопляс подозрительно смотрел на меня со знаменитым ленинским прищуром и, покинув стены здания со стопкой книг из серии 'ЖЗЛ', моментально настучал на меня в отдел культуры.
  Даже не подозревая, какие тучи сгущаются у меня над головой, я в тот день получила возможность поговорить с Розой Сергеевной. Она, наконец-то, вернула 'Унесенных ветром', которых продляла два раза. Я грешным делом даже заподозрила, что женщина потеряла книги.
  - Как вам роман?
  Обычно Роза Сергеевна долго и обстоятельно анализировала прочитанное, радуясь, что появился повод поговорить, но тут её ответ поразил лаконизмом.
  - Увлекательный сюжет.
  Она немного помолчала, проследив, как я вычеркиваю книги из формуляра, а потом неожиданно задала странный вопрос:
  - Скажите, Людмила, а Аллочкины вещи может мальчик носить?
  Я тяжело вздохнула. Сама того не подозревая, Роза Сергеевна наступила мне на больную мозоль.
  Алка одевалась немыслимым образом: спортивный костюм, казалось, был её второй кожей. Я упорно пыталась доказать, что женственные юбочки красят девочек гораздо больше 'треников'. Но даже если она и шла мне навстречу, натягивая юбку и дико модные в ту пору разноцветные лосины, её ноги всё равно оказывались упакованными в кроссовки.
  - Одежду Алки могут носить все - от пенсионеров до дошкольников, если вы, конечно, видели детсадовцев ростом в 185 см.
  Роза Сергеевна немного помялась, а потом смущенно попросила:
  - Не могли бы вы мне одолжить какие-нибудь её свитера или куртку, а то на улице стало холодно.
  У меня недоуменно вытянулось лицо. Роза была сухонькой и маленькой, если не старушкой, то пожилой женщиной. Зачем ей предметы гардероба моей крупногабаритной девочки?
  - Это не мне, - правильно истолковала она мое удивление, - а племяннику.
  Я точно знала, что никаких родственников у моей собеседницы нет. Розочка была единственной дочерью своих родителей. У её матери действительно, когда-то была сестра, но она погибла под бомбежкой в годы войны, так и не успев выйти замуж. Так откуда племянник?
  - Димочка, - торжественно пояснила она, - потомок древнего рода князей Долмацких, и приходится мне племянником по отцу. Я ведь то же принадлежу к этой фамилии.
  Я так и ахнула. Какие князья Долмацкие? Баба Нюра рассказывала, что дед Розы Сергеевны работал извозчиком на городской бирже. Да, Бог с ней, пусть бы плела, что угодно, хоть к царскому роду причисляя честных извозчиков города Емска, но мальчик? Мальчик-то откуда взялся?
  - Откуда же прибыл ваш племянник? Где его родители?
  - Ах, - легкомысленно отмахнулась Роза Сергеевна, - Димочка приехал из Москвы, прознав, что здесь у него родственники. А родители... умерли.
  У меня голова пошла кругом. Даже если хоть что-то из этого было правдой, оставался главный вопрос:
  - Чем же вы его кормите?
  - Димочка ест очень мало: так же, как и я любит печёную картошку.
  Печеная картошка была единственным блюдом, которое могла себе позволить нищая женщина. Картофель она выращивала на своем огородике и в основном его-то и ела.
  - Так что насчет курточки?
  - Посмотрю, - рассеянно пообещала я, - чем смогу помочь вашему Диме.
  - Спасибо, Людочка, вы такая славная.
  Я автоматически протянула ей какое-то очередное варенье, принесенное моими дамами, но Луиза Сергеевна чуть ли не ужасом отшатнулась от подарка.
  - Димочка не любит сладкое.
  - Но вы-то любите! - разозлилась я и насильно втолкнула ей в руки банку.
  И всё же когда Роза Сергеевна ушла, я обнаружила варенье за одним из стеллажей.
  В моем сердце заполыхала тревога: таинственный Дамиан, который так изуродовал её полгода назад, тоже не любил сладкого. Надо было посмотреть на этого Димулю вблизи, пока с пожилой чудачкой опять чего-нибудь не приключилось.
  Решив не откладывать этого дела на потом, я сбегала в обеденный перерыв домой и отобрала из Алкиного гардероба не особо любимые ей свитер и мастерку.
  Но мои планы были решительно расстроены вторгнувшейся в здание библиотеки заведующей отделом культуры Фридой Марковной Гольдберг.
  О, Фрида Марковна была личностью примечательной. Будучи дочерью двух революционеров 'без страха и упрека', на заре юности юная Фридочка стала первой пионеркой города. Имея такое роскошное происхождение, по служебной лестнице она неслась со скоростью экспресса, уже в двадцать лет возглавив местный комсомол. Всё шло к депутатству на съезде партии и креслу первого секретаря райкома, когда столь прекрасное будущее налетело на риф борьбы с 'космополитизмом'. Фриду в особо грубой форме ткнули носом в еврейское происхождение и отправили на десять лет искупать грехи в Сибирь, а её стариков-родителей вообще расстреляли.
  Хрущевская 'оттепель' реабилитировала многих невинно осужденных. В общем потоке вернулась в город и изрядно постаревшая Фрида Марковна. Покашливая от приобретенной в ГУЛАГе астмы, она устроилась работать уборщицей в клуб. Но, как говорится, 'черного кобеля не отмоешь добела': не успело пройти полгода, как она уже подала документы о восстановлении в партии, и пошло, и поехало. Уже к началу правления Брежнева Гольдберг стала вторым секретарем партии Емского райкома (в первые секретари её все-таки не пустили).
  Когда она руководила вверенным ей участком работы, люди разве что руки на себя не накладывали. Застенки лишили её даже тех крупиц благожелательности, которые природа скупо отвесила дочери 'потрясателей истории'. Полностью лишенная сантиментов и чувства меры, она буквально изводила подчиненных придирками, а на любую критику за перегибы реагировала цитатами из 'Морального кодекса строителя коммунизма'.
  Семьи у неё не было, поэтому ничто не мешало Фриде Марковне 'гореть' на работе. Она задержалась с пенсией лет на пятнадцать, но и тогда не удалось её выпроводить на покой: бабушке поручили курировать местную культуру.
  Мы - библиотекари, хоровые и инструментальные коллективы, кружки самодеятельности, заведующие сельскими клубами и 'киношники' боялись стервятницу больше, чем Армагеддона. И вот сегодня она со всей мощью обрушилась на мою и без того замороченную Мурзиком и Розой Сергеевной голову.
  - Да, что вы себе вообразили? Только возмутительным образом пренебрегающий своими обязанностями работник может опоздать на работу на целых пятнадцать минут. Во времена товарища Сталина такую разгильдяйку стерли бы в лагерную пыль. Превратили государственную библиотеку в частную лавочку: когда хочу, тогда и прихожу, что хочу, то и делаю! Говорят, вы вяжете на рабочем месте?
  - Только в обеденный перерыв, - пискнула я.
  - Разве больше заняться нечем? Читайте классиков марксизма-ленинизма, может, тогда научитесь мудрости и ответственности!
  Маркса и Ленина тогда не обливал грязью только ленивый. Но Фрида Марковна не собиралась идти в ногу со временем: у неё была собственная точка зрения на общественные процессы.
  - Это интриги уклонистов. Не может быть никого мудрее Маркса. Откройте 'Капитал' на любой странице: всё интересно, всё жизненно. А Лениным зачитывались люди гораздо умнее разрушивших великую страну 'перестройщиков'.
  Она орала и стучала на меня костылем (последствие диабета) до тех пор, пока не выдохлась.
  - Не забывайте, что вы занимаете место незаконно, будучи по образованию геологом. А у нас специалисты с дипломами за дверью стоят: только свистни! Ещё одно опоздание и выкинем вас за дверь как нашкодившую кошку!
  'Бастинда', постукивая костылем, наконец-то удалилась, оставив меня судорожно ищущей в сумочке валерьянку. Что для меня значило потерять работу? Даже катастрофа на 'Титанике' и то была менее разрушительной: там хоть кто-то спасся. Мы же пойдем ко дну все, включая блудливого Мурзика.
  Дверь скрипнула и на пороге появилась сочувственно вздыхающая Клара Федоровна.
  - Бедная Людочка, успокойся. Фрида Марковна, вымотав нервы, обычно не прибегает к крайним мерам. Да и не имеет она права уволить тебя за пятнадцатиминутное опоздание.
  - Так-то оно так, - тяжело вздохнула я, вытирая слезы. - Не думала, что читатели жалуются на меня. Казалось, что у нас хорошие отношения. Вроде бы стараюсь никого не обижать...
  Клара Федоровна даже руками замахала:
  - Что ты, никто не жалуется. На тебя Широкопляс наябедничал: мол, из-за твоего опоздания он не смог во время прийти на заседание ветеранов компартии. Ну, Фриду и понесло.
  От обиды у меня перекосило лицо. Старый маразматик, ну, получишь ты у меня ещё книжки из закрытого доступа!
  - Ладно, - тяжело вздохнула я, наблюдая, как в библиотеку заходит уборщица, - все сегодня набекрень. Тётя Клава, Розу Сергеевну сегодня навестим?
  После погрома устроенного неизвестным Дамианом идти в одиночку в тот дом я бы ни за что не отважилась. Однако с грохотом ворочавшая ведрами уборщица только покачала головой:
  - У меня корова должна отелиться. Я и так из дома всего на полчаса вырвалась: быстро помою полы и убегу.
  - Ну вот, - вздохнула я, в сомнении глядя на пакет с вещами, - и здесь ничего не получилось.
  Клара Федоровна всегда была отзывчивой женщиной.
  - А зачем вам к Розе Сергеевне?
  Я рассказала о мерзнущем Димочке.
  - Хотите, я пойду с вами?
  - Конечно,- обрадовалась я столь своевременному предложению, - хочу.
  Уже темнело, когда обходя лужи и спотыкаясь на выбоинах в брусчатке, мы подошли к знакомому домику. Окна отливали чернотой.
  - Зря пришли? - разочарованно осведомилась спутница.
  - У Розы Сергеевны свет за неуплату отрезали, и она теперь сидит либо при свече, либо жжет лучинки.
  - Дикость какая-то.
  Мы прошли во двор и постучались в дверь.
  - Входите.
  У теплящейся на кухонном столе свечи хозяйка дома с незнакомым пареньком играли в шахматы.
  - Ой, Людочка, Клара Федоровна, - засуетилась Роза Сергеевна, пододвигая нам табуреты,- садитесь. Хотите, я заварю смородиновые веточки?
  - Нет, - за нас обеих отрезала госпожа Петрова, - недавно чай пили.
  И её глаза изучающе уставились на незнакомого молодого человека. И пока я объясняла Розе Сергеевне, что принесла её племяннику свитер и мастерку, Клара Федоровна не сводила с парня глаз. Он также, полностью игнорируя меня, смотрел только на мою спутницу.
  Дима выглядел странно - это сразу бросалось в глаза даже при скудном свете свечи. Мне трудно описать, в чём заключалась его неестественность, но парень, прежде всего, был нереально бесцветным, хотя обладал классически тонкими чертами лица и каштановой шевелюрой. Казалось, что кисть неизвестного художника сначала его нарисовала яркими красками, но потом по неизвестной причине решила смыть изображение, да не завершила работу до конца. Серые глаза смотрели на нас холодно, я бы даже сказала равнодушно, но на Клару Федоровну Димочка неожиданно произвел впечатление.
  - Какой чудесный мальчик, - поделилась она со мной, покинув дом Розы Сергеевны. - Вот что, Людочка, его нельзя оставлять в такой убогой обстановке: юноша достоин большего.
  - Все мы достойны большего, - пробурчала я.
  У меня этот недоросль не вызвал такого же щенячьего восторга: уже вполне взрослый парень мог бы и сам зарабатывать, а не сидеть на шее у доверчивой нищенки.
  - Вы должны забрать его к себе домой! - вдруг непререкаемым тоном выдала мне Клара Фёдоровна.
  От изумления я онемела. Ещё чего не хватало! Только через мой труп подобная личность пересечет порог нашей квартиры, да и то не факт, что даже мертвая я не укушу его за ногу.
  - А мы тем временем подумаем, что с ним делать дальше.
  Подумать? Пожалуй. Только не о том, как повесить себе на шею дармоеда.
  - Галина Викторовна, - быстро нашлась я. - Галина Викторовна никогда не допустит проживания непрописанных жильцов во вверенном ей подъезде. А я не могу никого прописать без согласия мужа.
  Думаю, каждый житель нашей необъятной страны видел кинокомедию Гайдая 'Бриллиантовая рука'? Помните управдома, которого гениально сыграла Нона Мордюкова? Так вот та дама явно не дотягивала до нашей Галины Викторовны - живущей на первом этаже главной по подъезду. Мимо её бдительного взора блоха не проскочила бы, не то, что такой большой мальчик, как Дима. Как-то она меня подвергла беспрецедентному допросу по поводу приехавшего в гости брата. Пока я не показала Галине Викторовне наши паспорта, свидетельство о браке и свидетельство о рождении, она орала во всё горло, угрожая вызвать наряд милиции, чтобы выдворить с вверенной ей территории непрописанного жильца.
  Галина Викторовна всегда знала, как нас развлечь: то выгоняла всех жильцов на мытьё стен подъезда, то на уборку прилегающей территории, то на бесконечные собрания по поводу и без повода. На горе всему подъезду, энергия едва ли не фонтанировала из заполошной бабы, да и фантазии было не занимать.
  Однако сегодня я впервые обрадовалась, что эдакий Цербер обитает в моем подъезде. Впрочем, мой ответ не устроил собеседницу.
  - Неужели вам не жалко мальчика? - ледяным тоном осведомилась она.
  - Как не пожалеть. Возьмите Диму к себе, - в отместку предложила я, - у вас и холодильник полнее, и жилплощадь позволяет.
  Клара Федоровна нахмурилась.
  - Вы, Людочка, одинокая женщина, - недовольно заметила она,- а я вынуждена считаться с мнением Николая Викторовича.
  - Без его мнения, пожалуй, не обойтись.
  Неподалеку от особняка Петровых мы расстались, и дальше я пошла одна. Вокруг сгущалась темнота, начинался дождь, уж не говоря о сильном ветре. Я торопилась, нервно прыгая через лужи, и всё же не могла избавиться от неприятного ощущения, что кто-то смотрит мне в затылок недоброжелательным взглядом.
  И только услышав на подходе к подъезду пронзительные рулады, выводимые влюбленным Мурзиком и его соперниками, смогла слегка расслабиться. Нет, Димочка мне совсем не понравился, мало того, наводил безотчетный ужас.
  
  ПЕТРОВЫ
  Теперь немного поподробнее о семье Клары Федоровны.
  Николай Викторович любил свою жену. Правда, она находилась в состоянии перманентного страха, что какая-нибудь ушлая медсестра его уведет, и часто мне рассказывала к каким уловкам прибегает, чтобы не ослаб интерес к её персоне. Уловки были так себе, но судя по результатам, успешно срабатывали. Николаю Викторовичу нравилось в Кларочке всё. И даже то, что жена была похожа на поставленный вертикально кабачок, вызывало в нём умиление.
  Супруги часто ездили в гости, принимали у себя друзей и вообще вели светский образ жизни, имея полезных знакомых практически во всех учреждениях нашего городка. Им всегда кто-то доставал нечто дефицитное: лекарства, мебель, одежду. Петровы в свою очередь делились этим с друзьями, те же в благодарность волокли им рыбу, мясо, яйца, мед. И часто, придя к ним в гости, можно было обнаружить в прихожей фляги с маслом, банки с молоком и мешки с сахаром и мукой, подаренные в обмен за соответствующие услуги.
  - Людочка, дорогая, поспрашивай: никому рис не нужен? А то у меня целый мешок простаивает. Куда нам столько? Я уступлю подешевле.
  И я старательно расспрашивала знакомых и соседей и, в конце концов, находились желающие купить рис. За посредничество отсыпали килограмм, другой и мне.
  Кладовые Петровых всегда были забиты под завязку деликатесами. Они первые в Емске приобрели морозильную камеру, потому что даже двух холодильников не хватало для всех припасов.
  В ту пору имеющие дочерей женщины нашего городка начинали им складывать приданое, едва те начинали ходить. Каждая собирающаяся замуж девушка Емска должна была иметь в запасе сундук с постельным бельем, полотенцами, покрывалами и одеялами, а остальное прибавлялось по уровню доходов родителей. И часто к сундуку прикладывались и мебельные стенки, и холодильники, и даже дома с автомобилями. Богатое приданое указывало на социальный статус родителей невесты, точно определяя их место в довольно сложной иерархии захудалого городка.
  Накануне свадьбы всё добро свозилось в дом жениха, и родственники последнего, а иногда и случайные люди имели право его разглядывать и оценивать.
  Так вот, в доме Петровых была специальная комната, забитая приданым под завязку. Мало того, Клара Федоровна наполнила одинаковыми золотыми серьгами, колечками и цепочками две большие хрустальные вазы - по одной на каждую дочь.
  Короче, именно про такой дом говорят: 'полная чаша'.
  Теперь о девочках - Инне и Кате Петровых.
  Между ними была разница в шесть лет, и Катю Клара Федоровна родила в тридцать восемь.
  - Ох, как же я не хотела рожать Катьку, - как-то делилась она со мной, - все-таки почти сорок. Но Николай настоял: очень сына хотел. А теперь не надышимся на малышку. Звездочка наша, ягодка, такая светлая, такая нежная. Никогда не забудет поцеловать: всё время ластится - мамуля да мамуля. Вся в меня.
  - А Инна?
  Клара Федоровна тяжело вздыхала.
  - Инка себе на уме: замкнутая растет, слова из неё не выжмешь, смотрит исподлобья. Вылитая моя свекровь. Бабка была ещё той грымзой - кержачка сибирская! Николай-то только к Инке погладить по голове или что-то спросить, а она разве что не кусается. Дикарка!
  На мой взгляд, Инна была нормальным ребенком, но родителям виднее какие недостатки у их дочерей. Ничего не поделаешь, но именно Катюша безраздельно царствовала в их сердцах.
  В ту пору любая мало-мальски уважающая себя и имеющая дочерей семья заставляла их ходить в музыкальную школу. Петровы отдали своих девочек в класс фортепьяно, и теперь все разговоры Клары Федоровны крутились вокруг успехов младшей дочери на музыкальной ниве. То девочка готовилась к концерту, то выступала, то нужно было ей купить новое платье для сцены. Зато о старшей, игравшей на том же инструменте в выпускном классе, мать упоминала редко и скупо. Что же, по-разному складываются отношения среди домочадцев.
  Казалось, полная больших и малых забот обычная жизнь состоятельной на русский манер семьи. Муж любит, две дочери - что же ещё нужно женщине для счастья?
  Оказалось, Кларе Федоровне очень не хватало Димы.
  Что уж она сказала своему Петрову о парне, я не знаю, но только спустя две недели до меня донеслись слухи, что дамочка бегает по всем инстанциям, выправляя приблудышу документы.
  - Да, - меланхолично подтвердила забредшая в библиотеку Роза Сергеевна, - Клара Федоровна любезно помогает Димочке получить паспорт. У него все документы сгорели.
  - Наверное, ещё при пожаре Москвы?
  Издевка не прошла, потому что Роза Сергеевна её не поняла.
  - Не знаю. Димочка об этом не любит говорить: наверное, испытал потрясение, бедняга. Он такой чудный деликатный мальчик.
  - Сколько же лет вашему Диме?
  И опять размытый ответ.
  - Он совсем ещё юный.
  Да уж, понятно, что не старик! Хотя по всему видно молодой да ранний: вон как лихо обвел вокруг пальца даже отнюдь не глупую Клару Федоровну. Никакой симпатии или сочувствия Дима у меня не вызывал, наоборот, я испытывала глухое и опасливое раздражение.
  Между тем время шло, и по тому, как старательно Петрова обходила мою библиотеку, я поняла, что она не простила отказа поселить у себя приблудного хвата. Честно говоря, мне было жалко терять её дружбу из-за какого-то юного мошенника.
  Однако поведение Петровой казалось странным не только мне. Наши дамы на очередном сборище только недоуменно пожимали плечами:
  - Что-то Кларочка блажит. Зачем ей этот парень?
  - Возится с ним.
  - Всюду ходят вместе.
  - Да, что ходят: он даже на работе сидит возле Клары. Глаз не спускает!
  Я удивилась. Как же это Фрида Марковна допускает подобное самоуправство? Такая снисходительность не свойственна нашей грозной старухе.
  - Одела его во все импортное. Где только взяла такие модные вещи?
  - На барахолке в области кучу денег отвалила.
   - Это ещё что! Вот как ей удалось выправить ему паспорт взамен утерянного?
  Возможный ответ на вопрос выходил за пределы моего разумения. Я не подозревала, что Петровы способны на подобное пренебрежение к закону.
  Кто хоть раз сталкивался с работой паспортного стола, знает, что пришлому человеку без документов получить паспорт практически невозможно. Но зубы болят и у паспортисток, и рано или поздно все оказываются в руках дантиста. Видимо Клара Федоровна всё-таки втянула в операцию по спасению Димы своего мужа.
  Но после того как в библиотеке побывала секретарша нашей средней школы Юля Скворцова, я перестала чему-либо удивляться.
  Тридцатилетняя Юля - толстенькая и невзрачная разгильдяйка, вечно всё теряющая, путающая, медлительная и туповатая. Короче, хуже секретаршу ещё поискать. Но был у Юли один бесспорный талант - она виртуозно собирала самые невероятные сплетни и в кратчайший срок делилась ими со всем городом.
  Юля заходила в библиотеку только в поисках каких-нибудь новостей. Читать она не любила, разве рассеянно листала журналы мод в читальном зале, но её нос картошкой, казалось, всё время шевелился, вынюхивая скандалы и неприятности.
  Сплетницу несколько раз били сограждане из тех, кого она особо достала своим языком.
  Как-то Скворцова шла по улице, и тут налетела незнакомая бабища, принявшаяся избивать её тяжеленой сумкой. Юля возмущенно завизжала, когда скандалистка стала что-то кричать о семи сдохших поросятах и требовать возврата денег. В конце концов, в дело вмешалась милиция, и выяснилось, что на Скворцову натравила буйную даму одна из ранее пострадавших от её языка женщин. Мол, именно Юля дала ей на продажу полудохлых хрюшек. Вот баба и наехала на секретаршу с требованиями то ли свинок оживить, то ли деньги вернуть.
  Но сегодня толстушка целенаправленно пришла ко мне, чтобы разузнать что-нибудь скандальное о жене дантиста. Правда ей и самой было что рассказать.
  - Вчера Петрова приходила в нашу школу по поводу выпускных экзаменов, - едва переступив порог, выпалила Юля.
  - Инны? - меланхолично поинтересовалась я, готовя посвященную русской письменности выставку.
  И что тут сенсационного? Инна заканчивала школу. Ну волнуется мать за свое чадо, так кто же из нас не волнуется? Правда, девушка всегда хорошо училась, и в этом отношении беспокойство Клары Федоровны показалось мне лишним.
  Но к моему удивлению, Скворцова только едко хмыкнула:
  - Она разговаривала с нашим директором по поводу аттестата для Дмитрия Долмацкого.
  Дмитрий Долмацкий? Это Димуля, что ли?
  - Аттестат? - удивилась я. - А... как это? Разве аттестаты так просто выписывают?
  Юлечка высокомерно захихикала:
  - Для Петровых закон не писан: не знаю, сколько они отвалили денег нашему алкашу (это она о своем работодателе!) или обошлись банкой самогона, но Долмацкий приказом по школе был зачислен в 11 класс 23 мая. Как раз накануне последнего звонка.
  - А как же документы?
  Вопрос не был праздным: меня как-то загоняла классная руководительница, требуя новой справки с места жительства, потому что, видите ли, я развелась с мужем. И её мало волновало, что тот был по-прежнему прописан в нашей квартире.
  - Ваше положение изменилось, и семья теперь неполная. На основании каких документов мне это внести в личное дело ребенка?
  - Свидетельство о разводе не подойдет?
  - Так он же не с дочерью развелся, а с вами. Мы ведем обязательный учёт таких семей, как потенциально асоциальных и угрожающих физическому и психологическому здоровью ребенка.
  А тут нужно было целиком предоставить 'личное дело'. Откуда же Клара Федоровна и недоросль его взяли? Может, не все документы Димы сгорели?
  - Да чихали они на эти самые документы. Папку я завела и спросила: что в неё вложить? Так мой Лось (это всё о том же директоре!) пробурчал, что все справки Петрова после принесет, а пока нужно звонить в районо и вставлять ребенка в дополнительные списки сдающих выпускные экзамены.
  Вот здесь моё мнение о Кларе Федоровне окончательно ухудшилось. Да это же это за наглая авантюристка, если ни во что не ставит простейшие правила существования? На что будет похож мир вокруг, если так легко можно обойти любой закон? И зачем горбатятся над учебниками наши дети, переводя нервы и здоровье, если любой пришлый проходимец может получить заветный аттестат всего лишь за банку самогона?
  - Как же он сдаст экзамены? К ним ведь готовиться надо?
  - Я тебя умоляю, - отмахнулась Скворцова, - папе (это опять-таки о директоре!) очередная банка с горючим, учителям по коробочке просроченных конфет, завалявшихся в холодильнике Петровых, и все будет чики-поки. Сдаст на одни пятерки.
  - Неужели так можно? - отказывалась верить я.
  - Смотря кому. Тебе и мне - нет, а наглым буржуям можно всё, что угодно. Для них закон не писан. Я вот только одного не пойму: откуда этот Дима взялся?
  - Родственник Розы Сергеевны, - пояснила я, мрачно размышляя, что живу в окружении сплошных мошенников.
  - Я тебя умоляю, - Юля посмотрела на меня, как на идиотку.- С чего бы это Петрова так хлопотала о Розе? Она разве ей хоть раз кусок хлеба дала или юбку старую швырнула? А тут пустилась во все тяжкие по поводу её племянника. Всё сплошное вранье!
  Мне не хотелось рвать глотку, доказывая обратное. Наверняка, у собеседницы уже была своя захватывающая версия происходящего.
  - А что правда? - угрюмо поинтересовалась я.
  Юля даже облизнулась от удовольствия. Её можно было понять: столько лет треплешь языком о всякой ерунде, а тут такое лакомое событие!
  - Этот Димочка - любовник нашей Клары.
  У меня книги посыпались из рук.
  - Господи, Юля, да ей же пятьдесят, а он почти ребенок.
  - И что? Даже слепой заметит, что она влюбилась в него словно кошка.
  Какой бред! Это нужно было совсем не знать Клару Федоровну, чтобы предположить подобную дикость, хотя... судя по способу получения Димой паспорта и аттестата, я её действительно не знала.
  
  
  ПРОШЛО ТРИ МЕСЯЦА...
  Клара Федоровна не показывалась в моей библиотеке три месяца, но я знала, что с ней происходит. Наверное, не было в тот момент ни одного читателя, который в тот или иной момент не сказал:
  - А вы слышали про Клару Федоровну-то...
  Молчала только Роза Сергеевна, хотя той наверняка было, что поведать.
  По работе мы часто сталкивались в отделе культуры, но Петрова делала вид, что страшно занята и обливала меня надменным равнодушием. Она упорно не хотела забывать о моем отказе приютить своего протеже.
  А между тем, волна слухов, однажды поднявшихся вокруг семьи Петровых, всё нарастала и нарастала, становясь всё более безобразной, пока не произошел открытый инцидент.
  В конце августа в Емске празднуется День города.
  Достается всем по полной программе: школы, сбиваясь с ног, репетируют театральные шествия, частные предприниматели спонсируют разную закуску - от пирожков до шашлыков, а две наших фабрики выставляют свою продукцию.
  Но, конечно же, больше всего болит голова у районного отдела культуры: всё нужно организовать, за всем проследить и не ударить в грязь лицом, демонстрируя достижения районной самодеятельности на отчетном концерте. Здесь и поют, и пляшут, и декламируют стихи таланты местного разлива.
  Сцена позади 'Зеленого шума' была щедро изукрашена надувными шариками, цветами и жизнерадостными плакатами. Народу на лавочках собралось множество.
  В первых рядах сидела местная элита. Играл духовой оркестр, а на сцене суетились проверяющие аппаратуру ребята из нашего ДК. В ожидании зрелища горожане радостно шумели.
  Я сидела посреди пышущих жаром и потягивающих безалкогольные напитки и пиво зрителей. Вокруг шелестели бумажками конфет, хрустели чипсами и щелкали семечки мои соседи по подъезду, заранее занявшие нам с Алкой места. Я им была очень благодарна, потому что уже с утра сбилась с ног, проводя в библиотеке мероприятия под следующими многообещающими названиями: 'Мой город в песнях и стихах', 'Ветераны родному городу'.
  Особенно тяжело приходилось с последними. Мозги мне и людям выносил один из почетных пенсионеров города Емска. Есть у нас местный талант, рьяно оседлавший Пегаса и без устали штурмующий на нем на вершины Парнаса. Читать его невозможно: такой нуднятины не видывал свет, но вся она касалась граждан Емска, воевавших на фронтах Великой отечественной войны. Понятно, что положение обязывало приглашать его на все мероприятия.
  Талант издал книги за свой счет, но их никто и не подумал покупать. Тогда, не мудрствуя лукаво, они с сыном привезли пачки книг в мою библиотеку и свалили их посреди читального зала.
  - Что это? - возмутилась я.
  - Вы обязаны распродать эти книги, - нагло заявил мне отпрыск гения. - Цена проставлена на обложке. Мой отец писал их для Емска, и его жители перед ним в неоплаченном долгу. За деньгами я буду приезжать по понедельникам.
  - Понедельник - мой выходной день.
  - Ничего, придете, чтобы рассчитаться.
  Я позвонила Фриде Марковне.
  - Да, - не отказалась та, - я разрешила. А где ему торговать своими книгами? Не по улицам же ходить ветерану?
  - Но почему это должна делать библиотека? И как я могу держать в запаснике столько неучтенных книг?
  Фрида задумалась.
  - Ладно, - тяжело вздохнула она,- помогите посильно старику. А если ничего не выйдет, мы эти книги потом ему вернем.
  В конце концов, книги увезли: в неизвестном направлении и три года спустя. Скажу честно, устав спотыкаться о мешающие пачки в подсобке, я с жаром предлагала их всем читателям, но за всё время у меня купил только одну книгу товарищ Широкопляс, и то из принципа.
  В ближайший же понедельник у меня в квартире раздался телефонный звонок:
  - Почему вы заставляете меня ждать перед закрытой дверью? - сразу же заорал сынок писателя. - Я дорожу своим временем!
  - Если вы действительно им дорожите, то прежде уточнили бы по телефону: удалось мне продать хоть одну книгу вашего уважаемого родителя? - резко отреагировала я. - Денег нет.
  - Этого не может быть.
  - Увы! Когда мне надо будет отдать деньги, я вас сама найду.
  Извините за отступление, но у каждого своя головная боль.
  Итак, вернемся в тот жаркий день конца августа.
  Всё шло как обычно, и ничто не предвещало безобразного скандала.
  До начала концерта оставалось несколько минут, когда в парке появились запаздывающие Петровы - сам Николай Викторович, недавно поступившая в мединститут Инна, веселая и нарядная Катенька, которая участвовала в программе выступлений с какой-то песенкой, проследовал за всей семьей к первым рядам и Дима.
  Парень мало изменился за эти месяцы, разве только постригся по последней моде да был одет в модные тогда турецкие штаны 'бананы' и 'фирменную' рубашку.
  Воцарилась мгновенная тишина, взорвавшаяся потом возмущенным гулом обсуждающих его появление голосов обитателей задних скамеек.
  - Ты глянька-ка, Людка, - обратилась ко мне, потрясающая орденами возмущенная баба Нюра, - этот ... приперся. Ну, совсем люди совесть потеряли, раз 'голубые' так обнаглели! За что боролись, зачем революцию делали? Товарищ Сталин бы такого не допустил!
  - Чего? - оторопела я. - С чего вы взяли, что Дима, так сказать... нетрадиционной ориентации?
  - Так эта гугнявая шалава мальчонку-то для своего мужа приглядела. Зубник-то наш не тем местом интересуется. Весь город только об этом и говорит, на базаре шагу нельзя сделать, чтобы все уши не прожужжали.
  У меня покрылись щёки краской стыда, и я испуганно покосилась на увлечено болтающую с подружками Аллочку: не услышали бы такой мерзости невинные детские уши.
  - Анна Никаноровна, не надо слушать всякие небылицы, - зашипела я на старуху.- Чего только люди не наболтают.
  - Глас народа - глас правды! - высокопарно выпалила баба Нюра и оживленно дернула меня за рукав.- Да прислушайся сама-то, что вокруг говорят.
  Я прислушалась: обрывки фраз, доносящиеся до моего слуха, в той или иной интерпретации вторили бабе Нюре. Какой кошмар! Так вот к чему привела устроенная Петровыми вакханалия беззакония.
  И когда затянутая в шелковое вечернее платье пухленькая Клара Федоровна показалась на сцене, никто и не подумал успокаиваться. Она что-то пыталась говорить, но шум не смолкал, наоборот, возмущенно нарастая. Отдельные выкрики распоясавшейся публики отнюдь не ласкали слух.
  Положение спас вышедший на сцену хор ветеранов. Старики рявкнули во все горло 'Если бы парни всей земли...' и, наконец-то, воцарилось молчание. Но стоило вновь показаться ведущей, как раздался недовольный гул, и так несколько раз.
  К чести Петровых, они вели себя единственно возможным в такой дикой ситуации образом: как ни шумели зрители, Клара Федоровна до конца отвела концерт. Николай Викторович тоже сидел, как ни в чем не бывало, словно всё это не касалось ни его, ни жены. Невозмутимо держалась и Инночка, а вот Катюша чуть не плакала. Однако в нужное время она вышла на сцену и спела с двумя девочками какую-то детскую песенку.
  Помню, какое мерзкое настроение было у меня в тот день. Я понимала, что последствия этого концерта неминуемо ударят по семье Петровых: каким бы прочным ни было их положение среди местного истеблишмента, вышестоящие органы не могли не отреагировать на скандал.
  Так и получилось. Уже в понедельник я узнала, что хор ветеранов написал коллективную жалобу на Клару Федоровну, обвиняя её в систематических срывах репетиций. Насколько мне известно, она только два раза пропустила репетиции, устраивая Инну в общежитии мединститута, и всё же её отстранили от работы.
  Потом Петрову попросили и из методистов, завуалировав изгнание кадровыми перестановками. Теперь она отвечала за сохранность экспонатов в запасниках местного музея.
  Это было безусловное понижение и в должности, и в зарплате, но зато в запасниках музея Клара Федоровна была защищена от открытых выпадов местных сплетников.
  Помню, как месяц спустя она наконец-то появилась в библиотеке вместе с Димой. Парень шёл за ней как паж вслед за королевой, волоча набитую книгами авоську.
  Меня он смерил презрительным взглядом и замер у входа.
  - Прогуляйся по парку,- рассеянно повелела парню Клара Федоровна,- мне нужно поговорить с Людочкой.
  Она пришла в удачное время: я уже закончила работу и сидела, дожидаясь пока тетя Клава домоет полы.
  Увидев, кто пришел, уборщица хмуро фыркнула и удалилась в подсобку. Мы остались вдвоем.
  - Ты тоже веришь всей этой грязи? - грустно спросила Петрова, нервно расстегивая плащ.
  - Нет, - вполне искренне ответила я,- не верю. Но тоже не могу понять, почему вы так носитесь с этим парнем?
  Клара Федоровна видимо настолько была вымотана всеобщим остракизмом, что впервые на моей памяти откровенно вышла из себя.
  - Люда, ты же сама видела, в какой нищете и убожестве находился Димочка! Разве я могла его оставить возле сумасшедшей нищенки?
  Я неловко поежилась: сказать прямо, что думаю по этому поводу, не могла, но и кривить душой не хотелось.
  - Может, вы слишком увлеклись в своем стремлении помочь?
  К моему удивлению, она удрученно кивнула головой.
  - Так, скорее всего, и было. Дима - такой одинокий и несчастный интеллигентный мальчик. Мне хотелось его поддержать, и мы с Виктором стали часто приглашать юношу к себе. Сама понимаешь, у нас и с продуктами легче, да и дом не сравнить с халупой Розы. Инка как всегда дичилась, а с Катюшей они сдружились. Димочка контактный и услужливый юноша.
  Вспоминая всегда брюзгливо недовольное выражение лица 'Димочки' я усомнилась в точности такой характеристики. Но следующим словам сразу поверила.
  - Когда пошли разговоры, я поняла, что живу среди исключительно черствых и неблагодарных людей, и прямо сказала Диме, что лучше бы ему временно не посещать нашего дома... хотя бы до тех пор, пока всё не утихнет.
  Разумное, а главное, единственно верное решение, но почему при этих словах у Клары Федоровны стало такое измученное и несчастное лицо?
  - Но ты понимаешь, Людочка, - на глазах женщины показались слезы,- когда мальчик об этом услышал, он расстроился. Дима сказал, что впервые у него появилась настоящая семья и если мы его сейчас бросим... ему будет очень плохо. А вдруг бы он покончил с собой?
  У меня изумленно округлились глаза, хотя Клару Федоровну я понимала: действительно, а вдруг малахольный паренек возьмет да и залезет в петлю. Как тогда ей жить с таким грехом на душе?
  - Кто-то сказал: 'Мы в ответе за тех, кого приручили'.
  - Сент-Экзюпери, - механически напомнила я и растерянно спросила: - И что же вы теперь намериваетесь делать?
  Клара Федоровна жалко улыбнулась.
  - Мне пятьдесят. В моей жизни много всякого было, и поэтому я уверена, что скоро город привыкнет к Димочке и разговоры утихнут сами собой. Главное, не дрогнуть и высоко держать голову.
  - А как относится ко всему этому Николай Викторович?
  - Он всё понимает, и хотя ему тяжело видеть, каким нападкам я подвергаюсь, мы уверены, что наша семья из этого испытания выйдет ещё более сплоченной.
  Хорошо, коли дело обстоит именно так.
  - И всё же, Людочка, - вдруг остро блеснули глаза собеседницы, - в этой неприятной ситуации большая часть твоей вины.
  - Что? - опешила я.- Каким же это боком попала моя скромная персона в эту историю?
  - Если бы ты сразу забрала Димочку к себе...
  - ... сидела бы сейчас без работы, всеми оплеванная, и без надежды хоть как-то прокормить свою семью.
  Но Клара Федоровна закусила удила.
  - Мы бы тебе помогли. Да и кому интересна какая-то библиотекарша?
  Благодарю покорно. Если ей не было до меня никакого дела, то вряд ли стал молчать экс-супруг, уж не говоря о бабе Нюре и прочих. Да, только в тот момент я до конца осознала, насколько эгоистичной была эта женщина и подивилась, что не замечала этого раньше.
  Однако Петровы столько раз меня выручали и деньгами, и продуктами, и общей поддержкой, что это противоречие с трудом укладывалось в голове.
   И тогда до меня дошло: человек слишком многогранен, и редко подходит под какое-нибудь определенное клише. Он может быть и добрым, и злым, и жадным, и щедрым одновременно. Всё запутано, всё условно, и никому не известно даже как он сам поведет себя в той или иной ситуации. Однако есть личности, которые виртуозно манипулируют людьми, и хорошо разбираясь в их слабостях, симпатиях и антипатиях, легко добиваются своих целей. Наверное, к таким и относился Димочка.
  
  
  ПРОШЛО ПЯТЬ ЛЕТ...
  За эти годы произошло много и мало одновременно. В моем положении, по крайней мере, особых сдвигов не было. Я работала в той же самой библиотеке, и мне катастрофически не хватало денег, потому что Алка училась в губернском институте физкультуры.
  Нужно было платить за общежитие, давать ей деньги с собой, да и чем-то набивать сумки. Мне пришлось продать всё, что было ценного: и золотое колечко, и хрустальную вазу, и чайный сервиз под Гжель. Я мыла полы в подъезде, собирала лекарственные травы для аптеки, но зачастую мы с Мурзиком сидели на одной овсянке, что моему коту страшно не нравилось. Однако я очень хотела дать дочери высшее образование и тянулась ради этого из последних сил.
  Сама Алка тоже после занятий работала ходячей рекламой, подрабатывала официанткой в пиццерии, но это был слишком скудный и непостоянный заработок.
  Зато мне наконец-то удалось договориться с моим благоверным: я отказываюсь от алиментов, а он выписывается из квартиры. Так что закончился многолетний ужас с разделом нашей 'двушки' всё-таки в мою пользу.
  В ту пору я редко разговаривала с Розой Сергеевной: пожилая женщина наконец-то дожила до социальной пенсии и уже не нуждалась в моей помощи. Хотя потеряв Димочку, она никогда не отказывалась от предложенных баночек с вареньем.
  Тихо скользя между стеллажами, Роза Сергеевна листала приглянувшиеся книги, проводя таким образом целые часы. Она мне никогда не мешала, и я подчас забывала, что старушка где-то рядом.
  Тогда ко мне за книгами часто приходила Лена Незванова - юная мать-одиночка. Лена поехала после 'девятилетки' учиться в техникум, но уже после первого курса вернулась домой с округлившимся животиком. Кем был отец её ребенка, так никто и не узнал. Лена рассказывала то о каком-то таксисте, то о летчике, а то и вовсе чуть ли не об инопланетянине.
  Дома ей, понятно, не обрадовались.
  Семья жила скудно, балансируя на грани нищеты из-за постоянно запивавшего главы семейства. Мать ворчала, отец по пьянке обзывал обидными словами, подружки сторонились, беспокойный ребенок постоянно болел и плакал - жизнь Лены никто бы не назвал счастливой. Но она любила читать, просто тонула в сюжетах, проглатывая толстенные тома за предельно краткий срок.
  И вот эта девушка, каждый раз приходя в библиотеку (а ходила она ко мне чуть ли не через день), оставляла ребенка в коляске перед входом и шла к моему столу.
  - Не могли бы вы мне посоветовать, Людмила Павловна, какую книжку почитать, чтобы и он её любил, и она его любила, и всё было хорошо, но в конце они все-таки расстались?
  - Боюсь, ничего не могу предложить. Может, почитаешь 'Сагу о Форсайтах'?
  И так всё время. Может по рассеянности или из-за непреходящей усталости девушка просто забывала, что уже задавала этот вопрос?
  А у меня каждый раз крутилось на языке: 'Да-да, дорогая, бросив все дела, я за ночь написала роман специально для тебя, как раз сегодня могу его предложить!'
  Как-то я не выдержала, и когда Леночка, забрав 'Американскую трагедию' Драйзера, удалилась восвояси, раздраженно высказалась:
  - Если она так хорошо знает, о чём хотела бы прочитать, пусть напишет книгу сама!
  Я была уверена, что одна в зале открытого доступа, но раздался тихий предупреждающий кашель, и из-за стеллажей показалась смущенная Роза Сергеевна:
  - Людочка, страшно, когда одинокий человек начинает сочинять себе новую судьбу. Его фантазии могут сбыться, и вряд ли от этого кому-нибудь станет лучше, а могут и не сбыться... тогда совсем плохо.
  Бедная старушка опять молола невесть что!
  - Роза Сергеевна, - виновато покраснела я, - извините, я не знала, что вы здесь. Выбрали книгу?
  - Не извиняйся, Людочка. Зачем мне книги? Я уже и вижу плохо. Скорее по старой памяти листаю. Мне приятен сам шелест страниц, запах переплетов, и вид людей, копающихся в книгах: последняя радость.
  Я заволновалась. Признаться, настолько привыкла к Розе, что не могла себе представить Емск без её сутулой фигурки с неизменной авоськой с книгами в руке. И почему-то она представлялась мне вечной словно Горец, не подверженной болезням чудаковатой дамой.
  - Вы больны?
  Роза Сергеевна слабо улыбнулась, протерев замусоленным платком обмотанные синей изолентой очки.
  - Сахарный диабет. Не зря мои мужчины запрещали мне сладкое.
  Какие мужчины? Димочка что ли?
  - Чем вы лечитесь?
  - Да...
  Всё понятно.
  - А что думает на эту тему ваш племянник?
  Старушка тихо вздохнула.
  - У Димы своя жизнь. Не хочу быть ему в тягость.
  Это я хорошо знала. У Димы действительно была своя жизнь, но неразрывно связанная с Кларой Федоровной.
   Госпожа Петрова по-прежнему работала в музее, но уже заведующей, вытеснив с этой должности местную достопримечательность - заслуженного краеведа СССР Зою Романовну Дзюбу.
  Зою Романовну обвинили в пропаже двух ящиков с чучелами рыб местной фауны и попросили на заслуженный отдых. После чего жизнь в музее забила ключом. Клара Федоровна налегла на работу со всей, нерастраченной на ветеранов хора энергией. Несмотря на излишний вес, она шустро бегала по всем инстанциям, звонко и задорно стуча каблучками по коридорам власти, сумев даже по таинственным каналам выйти на саму мадам губернаторшу. Вскоре наш музей возгордился двумя новыми экспозициями, оформленными по последнему слову тогдашней техники, и (о чудо!) там появился чуть ли не первый в нашем городе компьютер. Правда об интернете тогда даже слышали далеко не все, поэтому в основном-то за дорогой техникой играли в 'косынку' и раскладывали пасьянс 'Паук' члены семьи Петровых и, конечно же, Димочка.
  Он прожил эти годы, прочно обосновавшись возле юбок свой благодетельницы. Молодой парень в самом рассвете сил и дама на шестом десятке - их постоянно видели вместе. Девушками Дима не интересовался, скользя равнодушным взглядом по самым соблазнительным представительницам противоположенного пола, словно они были прошлогодними листья под ногами. Сверстников сторонился.
  Поначалу он просто торчал в музее, посильно помогая переставлять ящики или делать ремонт. Потом Петровы выкупили газетный киоск неподалеку, и Димочка стал проводить всё своё время, бесстрастно продавая кроссворды пенсионерам и жевательную резинку детям. Но время от времени он все-таки закрывал палатку, чтобы наведаться в музей.
  Все только пораженно разевали рты, когда к проводящей экскурсии Кларе Федоровне присоединялся Дима и начинал тенью бродить за ней следом. Она ласково улыбалась протеже, и ни разу не намекнула парню, что в его сопровождении нет необходимости. Зато посетителям почему-то сразу становилось не по себе, и они торопились оставить эту странную пару наедине.
  Вскоре пронесся слух, что Петровы купили парню квартиру. Наверное, именно тогда он окончательно ушёл от Розы Сергеевны.
   Очевидцы рассказывали, что муж и жена лично делали там ремонт, и Николай Викторович, натянув на лысину пилотку из газеты, увлеченно красил стены жилища 'приемыша'.
  Дамы нашего кружка от возмущения не находили слов.
  - Такие деньги, Людочка, такие деньги!
  - Только не надо говорить, что он их накопил, продавая газеты в ларьке.
  - Говорят, Клара заказала ему встроенную мебель. Даже я себе такого позволить не могу.
  Мне в ту пору приходилось особенно тяжело, поэтому в основном я пропускала их возмущенные реплики мимо ушей. История чужих затрат не особо заинтересует человека, если тот не знает, где взять деньги даже на оплату коммунальных услуг.
  Но денег у Петровых видимо действительно было немерено, потому что вскоре произошла история, окончательно отвратившая меня от бывшей благодетельницы.
  Несмотря на охлаждение, всё это время мы поддерживали хотя бы видимость дружеских отношений. Петрова иногда заходила в библиотеку, и пока Дима копался в журналах в читальном зале, болтала со мной о всяких пустяках. Прежней сердечности не было и в помине: я ни на секунду не забывала, что этот парень рядом. Какие могут быть разговоры по душам? По этой причине дамский треп касался в основном наших детей. Я жаловалась на Алкиных суровых преподавателей, дороговизну жизни в губернии и на то, как быстро рвутся на дочери колготки.
  - Не успеет надеть и уже дыра. И в кого она такая неловкая?
  Колготки мадам Петрову интересовали мало: у богатых свои проблемы.
  - Инка не хочет возвращаться по окончании ординатуры домой. В нашей больнице эндокринолог нужен. Мой Петров ведь и квоту пробил в свое время на целевое обучение, и из больницы подъемные выжал, и квартиру как молодому специалисту ей дадут. Так нет, уперлась как коза, и ни в какую!
  И тут её голос изменился, зазвучав нежными интонациями:
  - Зато Катюшей не нахвалится учительница по классическому вокалу. Говорит, что у неё редкостной чистоты лирико-драматическое сопрано. Если дело и дальше так пойдет, девочку ждёт прекрасное будущее. Может, станет второй Галиной Вишневской? Занимается день и ночь, забыла, когда и на улице-то была. Звёздочка моя.
  Во время моего дежурства по городу в составе НД (народных дружинников) я видела Катюшу с сигаретой в зубах и в компании хихикающих, стреляющих глазками по сторонам подружек. Дело происходило поздно вечером возле танцплощадки, где ей находиться пока было рановато. Но говорить об этом я не стала: если считает мать, что дочь захвачена учебой, не надо её переубеждать. Всё равно не поверит, да ещё врага наживешь.
  - Если она победит на весеннем конкурсе песни 'Серебряный голос Емска', то получит возможность поехать на конкурс 'Юные голоса Европы' в Люксембург. В этом году наш район получил право выставить своего конкурсанта от губернии. Представляешь, какой шанс для моей ягодки показать себя всей Европе
  Я согласно кивнула головой, подумав: чем черт не шутит, может в Люксембург приедут ещё более безголосые дети, чем наша Катька. Как это точно звучит по латыни, я уже забыла, а вот перевод хорошо запомнила ещё со студенческой скамьи: 'Среди слепых одноглазый - царь!'
  Но прежде чем состоялся вышеупомянутый конкурс, семья Петровых пережила значительные денежные потери из-за участия в финансовой пирамиде.
   А ведь это было после сокрушительного краха 'МММ' и подобных компаний. Все средства информации не жалели времени, разжевывая доверчивым гражданам, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Как работает пирамида, знает в нашей стране, наверное, каждый школьник, так нет! Практически каждый год всё новые и новые россияне вляпываются в эту кучу, словно коллективно лишившись разума.
  Так вот: мошенники действовали по старой, излюбленной схеме, разве с новым антуражем. Организация называлась солидно - 'Закрытый элитарный клуб успешных бизнесменов Нечерноземья'. Это вам не 'МММ', которые не гнушались рубликами нищих пенсионерок: всё было поставлено на широкую ногу. Предполагалось, что каждый член, вступивший в этот дико престижный клуб богатеев должен внести уставной капитал - нехилую даже для состоятельных людей сумму в 10 тысяч долларов. Счастливчикам показывали шикарные проспекты с яхтами и особняками на Ривьере, постоянных членов клуба в смокингах и в сопровождении звезд Голливуда, твердо заверив, что скоро они смогут рассылать такие же фотографии менее удачливым знакомым. Получив деньги, организаторы выдавали шикарный с золотым обрезом членский билет, угощали шампанским, бутербродами с икрой и выпроваживали неофитов восвояси. Зато когда одурманенный вкладчик немного приходил в себя и разбегался за обещанными дивидендами, ему высокомерно поясняли, что деньги в 'деле'. Однако если 'грошовый плебей' всё-таки настаивал на своём, желая получить доллары назад, ему предлагалось привести в клуб ещё пять таких же простофиль, как он сам.
  В своё время Петровых привёл в этот элитарный 'лохотрон' один из попавшихся ранее на ту же удочку высокопоставленных чиновников Емска, расхваставшийся потом перед любовницей, какой он умный и находчивый. Ну, а дамочка в свою очередь разболтала об этом всему городу.
  Кто-то позлорадствовал, а кто-то и пожалел попавших в беду людей, но в основном все решили, что 'новые русские' просто бесятся с жиру и поделом им досталось.
  И пока весь Емск гудел, пересказывая друг другу эту поучительную историю, ни о чем не подозревающая и полная энтузиазма госпожа Петрова отправилась на поиск пятерых идиотов, согласных выбросить на ветер пятьдесят тысяч долларов, чтобы она смогла выручить свои капиталы.
  Не знаю точно к кому она сунулась поначалу, хотя о кое-каких её попытках впоследствии услышала от потрясенных такой непорядочностью дам. Да и зачем мне другие претенденты на членство в клубе, когда она попыталась туда завербовать даже меня - женщину, которая в то время едва ли не голодной рыскала по Емску в поисках дополнительных заработков.
  Впрочем, расскажу об этом поподробнее.
  Клара Федоровна пришла ко мне в тот момент, когда я уже подключала к сигнализации библиотеку перед уходом домой.
  - Людмила, - с напористым апломбом заявила она, - у меня к тебе серьезный разговор.
  Я не очень удивилась. Может, Петровы собирались куда-то уехать, а меня хотят попросить кота кормить? Хорошо бы: тогда и тосковавшему по мясу Мурзику что-нибудь перепало.
  Мы направились к моему дому, кутаясь в воротники от колючих порывов февральского ветра. У меня болело горло, и разговаривать на холоде не хотелось, но Кларе Федоровне похоже мороз был нипочем.
  - Вы часто жаловались мне, Людочка, на свое тяжёлое положение. Понимаю, что растить одной дочь непросто, поэтому не один раз размышляла: как помочь вам с Аллочкой?
  Я даже раскашлялась от изумления. Больше пяти лет она обо мне практически не вспоминала и вдруг такая забота. С чего бы это?
  - И я пришла к выводу, - уверенно вещала госпожа Петрова, - что вам нужно в корне изменить жизнь. Вы сильная и энергичная женщина, а таким людям грешно чахнуть в библиотеке: нужно выходить в люди, заняться бизнесом.
  Неужели её Димочке сменщик в ларек понадобился? Ладно, я не против такой подработки: до десяти утра свободна, да и понедельник у меня выходной.
  Но дело оказалось не в этом.
  - Есть такой закрытый элитарный клуб для успешных бизнесменов, - таинственным голосом пояснила она. - Это очень и очень разборчивое сообщество. Кого попало туда не пустят, но за вас я поручусь как за исключительно порядочного человека.
  Не скажу, что сразу же поняла, о чём речь. Растерянно хлопая ресницами, я изо всех сил пыталась сообразить, зачем могу понадобиться 'успешным бизнесменам': полы, что ли мыть в их клубе некому?
  - Спасибо, конечно, - прохрипела я, - но что я буду в том клубе делать?
  - Деньги! - с чувством пояснила мне собеседница. - На каждый вложенный рубль вы получите триста. Правда первоначальный взнос достаточно высок - 10 тысяч долларов, но потом всё окупится сторицей.
  И только тут до меня дошло, чего она хочет. Первой мыслью была обида: наверное, Клара Федоровна считает меня полной дурочкой, если думает, что я клюну на такой 'развод', когда весь город жужжит о финансовой афере. Потом сообразила: Петрова-то уверена, что её авантюры никому неизвестны и на свой манер теперь пытается обвести вокруг пальца очередную простушку.
  У меня вырвался нервный смешок:
  - Все это прекрасно, дорогая Клара Федоровна. Одно непонятно: откуда я возьму десять тысяч долларов, когда для меня и десять рублей - деньги?
  Она панибратски ухватила меня под локоть и зашепелявила прямо в ухо:
  - Я уже всё придумала: у вас есть квартира и если её продать...
  - Что? - нервно вырвалась я из цепких лапок.- Как продать? Кому?
  - Есть некий Самвел. Мужчина тапочками торгует на базаре Он давно хочет получить жилье в нашем Емске. Я уже с ним разговаривала...
  Да ты погляди на неё: эта наглая баба нас с Алкой и жилья уже заочно лишила!
  - Нет! - резко ответила я.- Никогда!
  Клара Федоровна явно не ожидала такого резкого отпора:
  - Людмила Павловна, - даже топнула она ногой, - что вы такое говорите? Почему же 'нет'? Я так старалась, общалась с нужными людьми, договаривалась, а вы? Нехорошо. Я думала, что вы - серьезная и умная женщина.
  - Лучше быть глупой и легкомысленной, но в квартире, чем умной и серьезной 'бомжихой'.
  - Я же говорю, что всё вернется месяца через три, умножившись стократ. А пока вы можете пожить у Розы Сергеевны. Димочка не возражает.
  Да, настоящие благодетели: в доме с бушующим полтергейстом разрешают пожить. Да я туда и за пресловутые десять тысяч долларов не заселюсь.
  - Зато я возражаю.
  - Как вы можете? Ведь я столько для вас сделала: помогала и продуктами, и одеждой, и если на то пошло, квартира без моей помощи давно бы отошла к вашему бывшему мужу. Могли бы из простого уважения прислушаться к моим рекомендациям.
  В этот момент я её возненавидела. Мы стояли у входа в подъезд, мёл снег, но мне и в голову не пришло пригласить бывшую подругу в дом. Мало того, захотелось схватить Петрову за лисью шапку и окунуть лицом в снег. А вот она, похоже, не собиралась отступать.
  - Что же, и чашечку чая не предложите? - оскорблено спросила Клара Федоровна.
  Разве только с синильной кислотой, но у меня её не было. А на нет, и суда нет!
  Неизвестно, чтобы произошло дальше: может я и перешла бы на личности и опустилась до рукоприкладства, но помешал Геннадий Борисович Лысенко.
  Геннадий Борисович - Герой Советского союза и заслуженный ветеран Второй мировой.
  Раньше я думала, что его на фронте в голову ранило, поэтому он пьет, как лошадь да куролесит с молодым пылом и недюжинной фантазией. Но как-то моя знакомая из пенсионного фонда добралась до его наградного листа. Там подробнейшим образом была описана дичайшая история, как в сорок первом году младший сержант Лысенко, вооруженный лишь топором, разогнал до зубов вооруженную роту фрицев, для начала отрубив голову возглавлявшему немецкий отряд офицеру вермахта. Захватчиков тогда полегло от топора Геннадия Борисовича больше, чем от прямого попадания снаряда.
  До сих пор мне везло, и я умудрялась обходить запивавшего ветерана стороной, но в тот вечер фортуна отвернула своё капризное лицо, и герой, выскочив из парадного на улицу в одних кальсонах, оказался прямо перед нами.
  - А, - закричал он, свирепо вращая глазами, - попались сучки! Ты - Клара Целкин, и ты - Людка-проститутка! Да я таких как вы на фронте пачками ... снимай панталоны!
  Петрову мигом унесло. Увы, мне бежать было некуда. Где-то за спиной в метели спряталась бессовестная Клара, а перед лицом маячил упившийся до белок сосед, требовавший, чтобы я невесть зачем стаскивала с себя штаны (все в доме знали, что ветеран стал импотентом ещё при жизни своей покойной половины).
  Спасение пришло внезапно, но было радикальным: чугунная, помнившая ещё первые пятилетки сковородка бабы Нюры опустилась на его запорошенную снегом лысину:
  - Уймись, варнак!
  'Варнак' спланировал как осенний лист - плавно и горизонтально.
  - И что с ним делать? - растерялась я.
  - Да чё ему будет-то, алкашу? У него в башке пластина титановая вшита. Я его так часто угощаю.
  А я-то всегда удивлялась, почему у ветерана голова напоминает котел с плоской крышкой? Наверное, выпуклость надо лбом безжалостно сравняла карающая сковорода нашей отважной революционерки.
  Выскочила дочь Геннадия Борисовича - медсестра на пенсии Тамара Петровна.
  - Спасибо, баба Нюра, - деловито поблагодарила она старушку, - теперь он до утра проспит.
  Втроем мы затащили 'героя' в их квартиру. На кухонном столе виднелась едва початая бутылка водки, и баба Нюра тотчас её заприметила.
  - Девки, а не оприходовать ли нам пол литра? Всё равно этот охламон ничего завтра не вспомнит.
  - Можно, - охотно согласилась Тамара Петровна, - только надо отцу стопку отлить для опохмелу. А то ещё утром корячиться и мозги выносить будет.
  Хозяйка на скорую руку поджарила яичницу с салом, открыла банку с маринованными огурцами, и мы уселись за стол. После всех сегодняшних встрясок первые сто грамм пошли на 'ура', а если вспомнить, что кроме съеденной ещё в обед овсянки у меня в желудке ничего не было, станет понятно, почему я моментально охмелела.
  После того, как мне налили второй раз, я рассказала соседкам о всех напастях, свалившихся на мою бедную голову.
  - Вот, - плакалась я, - какому-то Самвелу пообещали мою квартиру. Убьют меня, если квартиру не отдам или мы с Алкой будем на вокзале с 'бомжами' жить.
  Не надо думать, что я совсем уж разума лишилась: в конце 90-х таким историям никто не удивлялся. По телевизору постоянно показывали интеллигентных стариков и старушек, которых криминал выбрасывал из их квартир на помойку. Кстати, такие истории и сейчас не редкость, но в эпоху 'первоначального направления капитала' ограбить беззащитных почиталось едва ли не за доблесть.
  Если я и начудила, то только в том, что наделила Клару Федоровну демоническими чертами пособницы мафии. А она была всего лишь мелкой мошенницей, которую к тому же саму обманули. Однако мы - три нализавшихся водочки бабы от тридцати восьми до девяносто пяти лет в тот момент не могли здраво рассуждать.
  - Вот оно чё делается, - задумчиво протянула баба Нюра, - уже за одиноких женщин принялись, живоглоты. Но меня они голыми руками не возьмут: у меня револьвер есть - лично товарищ Котовский подарил, когда мы в Одессе беляков били. Пусть только сунутся! А у тебя, Людка, оружие есть?
  Захлебываясь пьяными слезами, я только отрицательно покачала головой.
  - Есть, есть на ж... шерсть, - отмахнулась Тамара Петровна - дама представительная и рассудительная. - Знаю я этого Самвела. Недаром, всю жизнь фельдшером на 'Скорой помощи' проработала. Как-то вызвали 'неотложку' на улицу Спартака, где этот хряк живет у своей потаскушки...
  Она глотком осушила остатки в стопке, поморщилась и с хрустом загрызла водку огурцом.
  - ... ну что же, приехали. А его шмара - совсем ещё сопливая девчонка вертится, глаза отводит, что-то верещит о высокой температуре, но ничего толком не говорит. Я прохожу в комнату: на постели в халате валяется огромный восточный мужчина. 'На что жалуетесь?' - спрашиваю. Он откидывает полу халата, а там, - рассказчица сделала настолько красноречивый жест рукой, что все поняли, что именно она имеет в виду, - огромный, синий и весь в жутких шишках. Ужас!
  У меня изумленно раскрылся рот, а вот баба Нюра проявила деловитое любопытство:
  - Уши крысиные, что ли пытался пришить?
  - Нет, шарики металлические вживить, - пояснила бывшая медсестра, - да неудачно. Началось нагноение, поднялась температура, и разнесло его причиндалы словно бревно.
  - И?
  - Увезли придурка в хирургию на операцию.
  Я изумленно икнула: в моей голове не укладывалось услышанное. Зато оно хорошо отложилось в памяти бабы Нюры. Что уж говорить: бутылка водки была для неё мелочью, и воспринималась закаленным организмом на уровне чашки чая. И если заявившись домой после кратковременного загула, я в беспамятстве рухнула в постель, то старушка до самого утра подбадривала себя ещё и различными настойками собственноручного приготовления.
  Жизнь бывшей звезды Второй конной армии была бедна событиями: не считать же развлечением запои соседей. И вдруг такой повод! Бабка за ночь накрутила себя до состояния невменяемости, окончательно уверившись, что вышеупомянутый Самвел именно её хочет лишить квартиры.
  Не успело ещё толком рассвести, как она оказалась на рынке возле палатки продавца тапочками. Ни о чём не подозревающий Самвел неторопливо раскладывал на витрине свой специфический товар, когда на него бешеной тигрицей накинулась наша кавалеристка.
  - Вот, - поднесла она ему прямо к носу сложенные в кукиш пальцы, - вот ты получишь мою квартиру!
  - Ты чего, бабушка? - поначалу миролюбиво осведомился Самвел, удивленно глядя на подпрыгивающее высушенное чучело старушки, - белены объелась?
  - Это ты белены объелся, ... ушастый! Сговорился с гугнявой Кларой меня без жилья оставить? Так я и тебя, и твою стерву по судам затаскаю! У меня вся грудь в орденах! Меня даже Врангель боялся, и не тебе с Кларкой протягивать к моей хате загребущие руки! Бизьмесмены (язык оригинала) фиговы! Я до президента дойду! Мне сам товарищ Сталин руку жал! Ты бы лучше за своим ... следил, а то шарики железные я тебе в гляделки бессовестные запихну!
  От такого обилия исторических личностей давно прошедшей эпохи по какой-то непонятной причине мелькавших в монологе спятившей старушенции, Самвел сначала оторопел. Но так как баба Нюра продолжала и дальше кричать, скакать и размахивать руками, вскоре он всё-таки пришел в себя.
  - Скажи, - оскорбленно загудел мужик, - чем обидел? Может, тапки порвались? Так я новые дам, только успокойся и не прыгай, пожалуйста.
  - Это ты своей Кларе колченогой тапки белые справляй! Только суньтесь в мою квартиру - дырку вмиг промеж рогов проделаю, злыдни поганые! Мне товарищ Котовский именной револьвер подарил!
  Постоянно повторяющееся имя 'Клара' в речи сумасшедшей старухи, наконец-то, привлекло внимание недоумевающего продавца тапок.
  - Кто такая эта Клара, уважаемая? Почему ты меня рядом с этой женщиной поминаешь?
  - А-то сам не знаешь, с кем собрался порядочных людей в 'бомжей' превращать? Зубника нашего жена - Кларка-гугнявка!
  - Клара Федоровна? - наконец догадался Самвел, обрадовавшись, что хоть что-то прояснилось в этой темной истории. - А ты кто?
  - Я - Анна Никаноровна Шелест, и вам свою квартиру не отдам!
  - Сам не возьму. С чего это ты, Анна Никаноровна, решила, что я хочу у тебя квартиру отобрать? Да ещё вместе с Кларой Федоровной?
  - Так эта проститутка сама сказала Людке-библиотекарше, что продала её квартиру тебе, мафия, за десять тысяч серебряников. А Людка, мол, пусть убирается из дома вместе с дитёнком, потому что тебе, бандиту, жить негде. А следующая-то в вашем поганом списке наверняка я!
  Так с пятого на десятое эти двое, наконец-то, добрались до меня.
  В самом что ни на есть плохом настроении, я открыла библиотеку, вяло поприветствовав вытянувшегося у дверей товарища Широкопляса, жаждущего перед очередным партсобранием просмотреть подшивки газеты 'Комсомольская правда', неспешно сняла пальто, надела рабочий халат и поправила у зеркала прическу. В тот день я надумала заняться списанием старых книг, собираясь после обеда закрыть библиотеку для читателей, и как раз набрасывала объявление, когда дверь скрипнула. На пороге появился огромный мужчина восточной внешности с большой коробкой в руках.
  Наверное, дверь перепутал.
  - Это библиотека, - вежливо указала я на его ошибку, - вход в аптеку с другой стороны.
  Но незнакомец с грохотом поставил коробку на пол:
  - Это тебе, уважаемая, - с чувством заявил он,- носи сама и детям дай. Хорошие тапочки, мамой клянусь, лучше не найдешь!
  Сразу же догадавшись, что передо мной легендарный Самвел, в штанах которого прячется нечто жуткое, я завопила от страха:
  - Товарищ Широкопляс, товарищ Широкопляс!
  Но перепуганный дед в мановение ока забился в подсобку, а базарный 'мафиози' защитным жестом вытянув руки перед собой, успокаивающе забормотал:
  - Хотите плясать, уважаемая, пляшите. Я сам лезгинку люблю. Тапочки оденьте и пляшите. Не нужна мне квартира, и вообще ничего не нужно, поэтому не надо на меня вашу бабушку натравливать! Вот тапочки у меня есть, а десять тысяч баксов - нет.
  Это потом я и плакала, и смеялась: вполне предсказуемо началась истерика. А в тот момент только и смогла выдавить:
  - Не надо мне ваших тапочек.
  - Это подарок, от души. Возьми, не обижай.
  И Самвел исчез, зато его место тут же занял лопающийся от любопытства Широкопляс:
  - Чего это он про тапки говорил?
  - Не знаю, - нервно отмахнулась я. - Ненормальный какой-то.
  - А в коробке что?
  - Не знаю, и знать не хочу: сегодня же верну.
  Но я не вернула коробку, и вовсе не из жадности, а от страха перед её хозяином. Одинокой женщине не стоит встречаться с человеком, способным так себя изуродовать. А в коробке оказались несколько пар тапочек, бутылка водки, палка колбасы, кусок сыра, пачка чая и банка кофе - продукты, давно уже ставшие для меня недоступной роскошью.
  Всё-таки хорошим мужиком оказался Самвел. Вот только непонятно, зачем его вплела в наши дела Клара Федоровна?
  - Да, дура она, - легкомысленно отмахнулась баба Нюра, когда я ей рассказала про внезапный подарок, - городит абы что.
  Старушка любовалась новыми меховыми тапочками. Наверное, тоже Самвел дал, чтобы покупателей перестала распугивать.
  Вряд ли эта история стала следствием резкого оглупления мадам Петровой, но я даже не стала задаваться вопросом, что она на самом деле замышляла. Зато решила раз и навсегда прервать все отношения с этой женщиной.
  А тут подоспело очередное заседание нашего клуба и выяснилось, что Клара Фёдоровна пыталась таким же образом обмануть и других дам. Но всё-таки это были женщины с состоятельными мужьями, поэтому я считаю её налет на меня беспрецедентным по черствости.
  Кто живет без мужа, меня отлично поймет. Одинокая женщина очень беззащитна. Она идёт по жизни, как по тонкому льду: любой может походя оскорбить, ото всех исходит снисходительное презрение к неудачнице и не к кому прижаться в случае беды. Это уж не говоря о помощи в простых бытовых ситуациях: унитаз забился, проводка полетела, мышь завелась, пьяный ломится в дверь.
  Знаю, многие не согласятся со мной. Сейчас модна теория, что мужчина только помеха на дороге умной и деловой женщины. Мол, детей и без них можно воспитать, а за любовником не нужно носки и трусы стирать.
  Не отрицаю, может и есть в этих рассуждениях рациональное зерно, но пишу о том, что чувствую сама, а не эти мужественные женщины, при всем моем уважении к их независимости.
  Похоже, также думали и все сановные дамы, собравшиеся в библиотеке в один из вечеров начала марта.
  - Помилуйте, Людочка, а с вас-то она что хотела взять? - презрительно удивилась Мария Степановна.
  - Квартиру, - скромно похвалилась я.
  - А вас с дочерью куда?
  - К Розе Сергеевне.
  Все так и ахнули. Неожиданно из подсобки вышла согбенная фигурка Широковой. Я изумленно вздрогнула. Ведь проверяла абонентский зал перед посиделками - не было никого. Наверное, она в туалете сидела: пожилая женщина часто болела циститом.
  - Я была бы вам рада, Людочка, - прошелестела она. - Милости прошу.
  - Спасибо, Роза Сергеевна, - поблагодарила я её за участие, - но не хочу вас стеснять.
  - Какое стеснение: я так одинока.
  - Лучше вы сами приходите ко мне.
  Конечно, она ко мне не пришла, да мы и так много времени проводили вместе. Листая журналы и альбомы, Роза Сергеевна часто сидела в библиотеке до закрытия, а потом мы вместе шли домой.
  Иногда пожилая женщина жаловалась на высокое давление и мышей в подполе, но чаще всего, молча шаркая ногами, доводила меня до дома.
  - До завтра, - говорила она.
  - До завтра, - рассеянно откликалась я, производя в голове обычные финансовые расчёты.
  'Ноль плюс ноль - всегда ноль!' - скажите вы, и не угадаете. Неимущий человек всегда в раздумье, на что потратить свои жалкие копейки: банка кильки в томате, а может лучше булочка или пакет молока? Мурзик решительно настаивал на последнем, обожая манную кашу.
  Прошло ещё два месяца, и в апреле Петровы 'прозвездили' вновь.
   К тому времени Клара Федоровна уже несколько раз посещала библиотеку.
  В первый раз она пришла с таким видом как будто ничего и не произошло. Позади привычно маячила фигура мрачного Димы.
  - Здравствуйте, Людочка. Как вы? - защебетала она, умильно заглядывая мне в лицо лихорадочно светящимися глазками.- А у меня столько дел, столько дел...
  Я с ледяным лицом продолжала рыться в каталожном ящике, никак не отреагировав на эти заигрывания. У бедных своя гордость! Но похоже Кларе Фёдоровне было всё равно - обижена я или нет. Она самозабвенно верещала об успехах своей Катеньки, о её новом финском платье, о том, что младшую дочь хвалила учительница по литературе за стихи о родном городе, мимоходом заметив, что уже сделала ей заграничный паспорт.
  - Не рано ли? - холодно поинтересовалась я. - Все-таки конкурс ещё предстоит выиграть?
  - Ой, моей Катюше всё равно нет равных соперников. Правда, Димочка?
  Димочка, неизвестно зачем роящийся в подшивке журналов 'Бурда моден', угрюмо качнул головой, с плохо скрытым раздражением внимая нашей болтовне.
  - А Инна вышла замуж.
  Вот так новость! Почему только я раньше её не слышала? Свадьбы были любимой темой разговоров жителей Емска. На невест ходили смотреть всем околотком, о подробностях же самого мероприятия долго сплетничали с соседями и знакомыми. Всё выносилось на обсуждение: и платье невесты, и костюм жениха, и угощение, и кто что подарил. Гудели иногда по полгода. А тут свадьба в такой богатой семье, как у Петровых!
  - Инка как всегда в своём репертуаре. Представляешь, никому ничего не сказала и выпрыгнула замуж за лейтенанта космических войск некоего Михаила Федорчука. А теперь и вовсе укатила с ним в Приморье. Что с этой дурынды возьмешь?
  - Где же они поженились?
  - В Тосно у его родителей. Нам прислали телеграмму в последний момент. Ещё чуть, и Инка вышла бы замуж без родительского благословения.
  Не думаю, что Инна в нём слишком нуждалась, иначе нашла бы время раньше сообщить о предполагаемом замужестве отцу и матери.
  Конечно, Клара Федоровна прекрасно понимала, что её не рады видеть, но мудро решила не обращать на это внимания. Наверное, думала, что время пройдет, страсти утихнут, и мы с ней вновь, как ни в чем ни бывало будем попивать чаек с сухариками и малиновым вареньем.
  Но в начале апреля она ворвалась в мою библиотеку подобно урагану, даже забыв от волнения где-то своего Димулю.
  - Катюше срочно нужен Эдуард Лимонов. У тебя в фонде есть?
  Я так и села.
  - Кате нужен Эдуард Лимонов? Вообще-то есть... в закрытом доступе. У нас все-таки дети бывают, а там в каждой строчке ненормативная лексика. Вы уверены, что вашей дочери будет полезно читать подобную литературу?
  Конечно, Кларе Федоровне было далеко до Лимонова, но ругнулась она в том же духе.
  - В районо для характеристики запросили список оценок за второе полугодие, а учительница по литературе требует сочинение 'Нью-Йорк глазами русских эмигрантов (по одному из произведений Эдуарда Лимонова)'.
  Наверное, я впала в ступор, вспоминая пожилую учительницу литературы - сухопарую 'горгону' Изольду Моисеевну Кац. У неё, что - совсем крышу снесло? Да вроде бы нет: не ранее позавчерашнего дня я лично выбирала с дамой картошку на рынке и ничего необычного не заметила. Изольда Моисеевна ещё допрашивала меня по поводу наличия в библиотеке 'Евгения Онегина'. Узнав, что имеется всего пять экземпляров, пришла в негодование, и мне пришлось долго и нудно объяснять, чем отличается школьная библиотека от массовой.
  Может, она в одночасье спятила? Эта мысль меня настолько заинтриговала, что выпроводив Клару с вожделенной книгой, я набрала номер телефона школы.
  Мне повезло: Изольда Моисеевна оказалась в учительской.
  - Звоню вам вот по какому вопросу, - и я ввела собеседницу в курс дела,- думаю, в школьной библиотеке таких книг нет. Значит, и другие дети тоже обратятся ко мне?
  На том конце провода повисла многозначительная пауза, которая могла означать всё, что угодно - от обморока до потери дара речи.
  - Изольда Моисеевна, - испуганно позвала я, - с вами всё в порядке?
  Раздалось возмущенное сопение и тут учительницу буквально прорвало.
  - Со мной-то всё в порядке, а вот господ Петровых, очевидно, ждут не дождутся в 'дурдоме', - раздраженно высказалась она. - Совсем ополоумели с этим парнем!
  - Каким парнем? - удивилась я.
  - Дмитрием Долмацким. По крайней мере, так он представился.
  - А он-то какое отношение имеет к школьным сочинениям и Лимонову?
  Оказалось, самое что ни на есть прямое.
  По словам Изольды Моисеевны Катя терпеть не могла литературу. Просто на дух не переносила, поэтому всячески избегала посещения уроков. Придумывала кучу отговорок, срочно заболевала, исчезала на какие-то репетиции. Да ещё последние полгода 'заневестилась', и с большим удовольствием бегала на свидания, чем сидела за партой. В результате оказалось, что за всю третью четверть она заработала только три жалких 'тройки' за устные ответы, и не предоставила не одного сочинения. Прекрасно знавшая, что её деточка, мягко говоря, не успевает, Клара Федоровна намеревалась решить эту проблему обычным путём:
  - Нельзя ли, любезная Изольда Моисеевна, не ставить этих троек в выписку оценок? Я в долгу не останусь.
  Но старая еврейка и не таких наглых баб в своей жизни повидала. Она одним щелчком поставила зарвавшуюся мадам 'зубниху' на место.
  - Можно и не ставить, но тогда вам придется объясняться, почему у девочки нет по моему предмету ни одной оценки.
  - А нельзя ли...
  - Нет, нельзя! - резко прекратила торг учительница. - Хотите хороших оценок, пусть сначала напишет хотя бы одно сочинение.
  - Может, подскажите на какую тему?
  - Инна должна сама это знать. А у меня помимо одиннадцатого ещё пять параллелей классов, я не помню названия всех тем сочинений наизусть.
  - Но...- заюлила Клара Федоровна, - Катенька всё время на репетициях: готовится к международному конкурсу.
  - Не всем дано умение усидеть на двух стульях, - холодно заметила суровая Изольда Моисеевна.
  - Ладно, - сдалась Петрова, - мы что-нибудь придумаем.
  И действительно придумала.
  Конечно, самой ей под грозные очи старого дракона от педагогики попадаться не хотелось, поэтому она прислала вместо себя Димочку.
  Ни мало не смущаясь, парень дождался, когда Изольда Моисеевна выйдет на перемену, и подкатил к ней с требованием дать ему темы сочинений. Кац сначала опешила от такой наглости: какой-то парень с улицы что-то с неё требует, но потом все-таки решила не накалять обстановку и предложила наиболее легкий вариант решения проблемы.
  - Пусть напишет сочинение на свободную тему: 'Мир глазами современных писателей'.
  - Каких писателей? - презрительно изогнул губы молодой человек в поскрипывавшей кожей модной кожаной куртке.
  - Список рекомендуемой литературы для чтения в 11 классе я лично давала Инне, - раздраженно заявила учительница.
  - Возможно, она его потеряла, - невозмутимо пояснил Димочка.
  Он настолько выводил из себя Изольду Моисеевну, что она мгновенно перебрала свои бумаги и нашла нужный список в виде, в котором он хранится у учителей, то есть со всеми печатями и росписями завучей и директора под 'утверждаю' и 'согласовано'.
  - Вот, садитесь и переписывайте. Не знаю, как Инна одолеет весь этот материал за пару дней, но, как говорится, в жизни всегда есть место подвигу.
  Я внимательно слушала потрясенный голос пожилой учительницы, живо представляя в лицах описываемые события.
  - Неужели в том списке был Лимонов?
  - Представьте себе. Не знаю, о чем они там в министерстве образования думают, но этот господин входит в список литературы, рекомендуемой для чтения в старших классах, - горько вздохнула Изольда. - Конечно, когда я печатала перечень книг для раздачи учащимся, то Лимонова пропустила, но в моих документах он остался. Ловко этот молодой человек посадил меня в лужу!
  - Да уж, ловкости ему не занимать.
  - Спасибо за звонок, Людмила. Сейчас попробую Клару Федоровну в чувство привести, и дам новую тему для сочинения, пока они меня на весь район не ославили.
  Я опустила трубку на рычаги в легком недоумении: Петрова вела себя так, словно её дочь уже победила в районном конкурсе, но мне было прекрасно известно, что у нас есть более талантливые дети. Неужели и тут что-то надеялась подтасовать?
  
  
  КОНКУРС
  Недаром Клара Федоровна так гордилась своей младшей дочерью: к семнадцати годам она вытянулась в настоящую красавицу. Белокурая девица унаследовала от матери и большущие серые глаза, и выразительные формы, но при этом переросла её почти вдвое.
  Смешливая Катя имела много друзей, отличаясь общительностью и добродушием. И, скорее всего, амбиции родительницы уже давно встали девушке поперек горла, но она любила мать и не хотела её огорчать.
  Накануне конкурса 'Серебряный голос Емска' Клара Федоровна обежала всех знакомых, пригласив поддержать дочь аплодисментами. Благо, мероприятие было назначено на воскресение. И хотя для меня это рабочий день Фрида Марковна разрешила по такому случаю закрыть библиотеку.
  - Будет много детей, присмотрите за порядком в зале. Мало ли... Вдруг они нам всю обивку кресел изгадят?
  Я машинально качнула головой, хотя как реально проследить, чтобы дети не портили обивку кресел? Носиться, как метеор между рядами, изо всех сил мешая зрителям?
  Наплевав на распоряжения начальства, я уютненько устроилась на лучшем месте, откуда мне было всё хорошо видно, и приготовилась слушать.
  Теперь немного о моих музыкальных пристрастиях. Их нет! В принципе я могу слушать любую музыку: от классической до тяжелого рока. Правда есть условие - она должна быть тихой и звучать не слишком долго. Любой же песенный конкурс изначально основан на том, что исполнители поют громко, усиливая голос ещё и микрофоном, да и количество певцов обычно во многом превышает способность зрителей их адекватно воспринимать.
  В Емском районе двадцать пять населенных пунктов и каждый выставил на конкурс своего представителя возрастом от 6 до 18 лет. Только не надо думать, что все деревни и села нашего уезда просто забиты гениями от вокала.
  Дело обычно обстоит следующим образом. В местной школе раздается звонок из районо, и начальственный голос секретарши диктует телефонограмму: так, мол, и так, но такого-то числа сего месяца состоится конкурс 'Серебряный голос Емска'; приказываем принять участие школьникам от 6 до 18 лет. И баста! Если даже в этой школе никто не мычит и не блеет, и не один, а целое кочевье медведей плясало на ушах учеников, это никого не касается: в нужный час и в нужное время какой-нибудь несчастный безголосый ребенок, на которого выпал злой жребий, вылезет на сцену. Бедолага жалобно запоет подобранную учителем музыки песню, втайне надеясь, что его прямо сейчас же пинками прогонят со сцены, но терпеливое жюри, стиснув сведенные судорогой челюсти, всё прослушает до конца.
  Вот уж кто действительно настоящие мученики! В жюри обычно сидят люди в отличие от всех остальных зрителей все-таки разбирающиеся в вокале, и можно только представить какую муку они испытывают, слушая безголосых и безжалостно фальшивящих участников конкурса.
  Клара Федоровна, дочь которой из года в год участвовала в этой эпопее, знала всю подноготную конкурса лучше, чем содержание собственной сумочки и понимала, что не так-то просто убедить озверевших преподавателей местной музыкальной школы, что её дочь талантливее всех.
  Петрова подсуетилась: с кем-то поговорила, кое-кого 'подмазала', на кого-то надавила, и Катя выступала где-то шестой по счету, а вот её основная соперница - голосистая деваха из Кущей (большое село при мебельной фабрике) Ольга Звягинцева была где-то двадцать второй. Понятно, что когда до соперницы Кати дойдет очередь, утомленные люди уже будут не в состоянии отличить её голос от скрипа двери.
  И вот музыкальная пытка началась.
  Правда, Катька неплохо исполнила романс 'В лунном сиянье'. Хотя уж на что я далекий от музыки человек, но даже мне показалось, что она избегает самых высоких нот.
  - Странно, - сказала какая-то дама, сидевшая впереди меня, - Петрова заявлена как сопрано, но тут, и то с большой натяжкой, меццо-сопрано.
  Были и ещё несколько детей, которые исполнили свои номера, по крайней мере, не хуже Кати, но зал буквально порвала кущевская вокалистка с романсом 'У церкви стояла карета'. Мощный и красивый голос Ольги стряхнул с нас усталость и заставил прислушаться даже тех, кто вообще уже ничего не соображал, мучаясь головной болью.
  М-да, мадам Петрова явно поторопилась с заграничным паспортом. Не надо хорошо разбираться в музыке, чтобы понять, что именно Звягинцева поедет в Люксембург.
  Отзвучали вопли последних конкурсантов, и жюри удалилось на совещание.
  Даже самые неудачливые участники никуда не расходились. Всем было интересно: так кто же все-таки победил? Хотя и так было понятно, что краснощекая Ольга. Оживленно поблёскивая глазами, она разговаривала со своей матерью - крупной статной дамой лет тридцати пяти. Катька же нервно покусывала пальцы в окружении множества подружек. Я поискала глазами Клару Федоровну: должна вроде бы успокаивать дочь, а сама куда-то исчезла. Может поправляет в туалете макияж? Потратив столько усилий, получить пшик - наверное, я тоже разревелась бы.
  Заседание жюри неоправданно затягивалось, а недовольный шум проголодавшихся и усталых участников нарастал. Никто не мог понять: чего они там так долго выясняют, когда и так всё понятно? Вот когда действительно могла пострадать обивка кресел, потому что не знающие, чем себя занять дети вполне могли выместить на ней своё недоумение.
  И вот, наконец, члены жюри вышли из-за кулис и воззвали к залу, требуя тишины:
  - По решению жюри конкурса 'Серебряный голос Емска' лауреатом, занявшем первое место, стала... - обычная многозначительная пауза почему-то смешалась со смущенным кашлем, - объявляется... ученица 11 класса средней школы города Емска Петрова Екатерина!
  Они почему-то даже не начали с привычных третьих и вторых мест, прежде чем перейти к первому. В зале на мгновение воцарилась странная тишина, сменившаяся возмущенным гулом, который прорезал гневный голос мадам Звягинцевой:
  - Люди добрые! - закричала она. - Да что же это делается? Совесть у вас есть?
  На побледневшую Катьку тоже было страшно смотреть, потому что от неё как от прокаженной отскочили только что сочувственно пожимающие ей руки подружки. И именно в этот момент в сопровождении Димы в зале появилась победно улыбающаяся Клара Федоровна.
  Наверное, у бабы временно помутилось в голове, раз она отважилась так себя вести перед лицом озверевшей госпожи Звягинцевой. Баба работала на мебельном заводе резчицей фанеры и играючи перекидывала с места на место пачки весом в центнер, и что ей была низкорослая толстушка Петрова? Она молнией рванулась к Кларе Федоровне и мощным ударом в челюсть отправила её в нокаут.
  - Ах, ты гнида гугнявавая! Да чтоб у тебя и твоей доченьки ... на лбу вырос!
  Мне говорили, что Петровы вроде бы рвались подать на обидчицу заявление в милицию, но умные люди отсоветовали, пояснив, что тогда история с подкупом жюри станет всеобщим достоянием, и не видать её дочери Люксембурга как своих ушей.
  У меня Клара Федоровна появилась через три дня после скандала. Левый глаз отсвечивал замазанным тональным кремом кровоподтеком, да и нос был распухшим, и все-таки зачем-то она приплелась в библиотеку, хромая на ушибленную при падении ногу. Наверное, чтобы получить поддержку.
  - Разве моя Катя пела не лучше?
  Она обратилась явно не по адресу: я красноречиво промолчала. Тогда дамочка зашла с другой стороны.
  - Но ведь тембр голоса - это дело личного вкуса?
  - Наверное, - равнодушно пожала я плечами.
  - Вот поэтому голос моей Кати понравился жюри больше, чем этой бабищи Звягинцевой.
  - Пела её дочь, - сухо напомнила я.
  - Так она орала также, как грузчик в порту. Да и вообще, какой смысл был давать этим кущевским бабам первое место, если у них нет денег на билеты?
  - Какие билеты?
  - До Люксембурга. Ехать нужно за свой счёт.
  - А-а-а, - понятливо протянула я, - тогда вообще не понимаю, из-за чего сыр-бор? Звягинцевы сами отказались бы от первого места.
  Клара Федоровна заюлила:
  - Да, но пока всё выяснилось бы время ушло, а столько нужно ещё всего сделать.
  Всё ясно. Госпожа Петрова нагло врет, но от меня-то ей что нужно?
  - Ты бы поговорила с Катей, - робко попросила она, - скажи, что тебе больше понравилось её пение. А то девочка так расстроена: закрылась, ничего не ест, плачет.
  - Вы уверены, что у меня получится её успокоить? - мрачно хмыкнула я. - Ведь она не глупая девочка и всё поняла.
  Но Клару Федоровну не так-то просто было выбить из седла.
  - Катя ещё совсем ребенок, - нервно возразила она, - и не понимает, что нельзя поджарить яичницу, не разбив яиц. У неё сопрано...
  - Меццо-сопрано, - гордая своей осведомленностью поправила я.
  - У Кати просто такой возраст, когда идет перестройка всего организма, поэтому ещё до конца не раскрылись все возможности её голоса брать верхние ноты, - пылко возразила собеседница. - Если она станет лауреатом такого престижного конкурса, девочку без экзаменов примут в Гнесинку. А это блестящее будущее: оперные подмостки, ведущие партии.
  Я в сомнении наморщила лоб: на примадонну мирового значения Катька не тянула, а петь где-нибудь в массовке в театре оперетты невесть какая радость.
  - Она сама-то кем хочет стать?
  Клара Федоровна только раздраженно отмахнулась.
  - Никем. Так, одни глупости в голове. Но она у меня такая лапочка и всегда слушалась маму. Вот только сейчас что-то повесила нос. Людочка, так ты поможешь мне?
  - Как-нибудь зайду, - туманно пообещала я.
  Может, и выполнила бы своё обещание, хотя вовсе не горела таким желанием, но произошли события, надолго отвратившие меня от проблем семьи Петровых.
  
  
  КАРСАИ.
  Внезапно без предупреждения вечером того же дня примчалась из губернии Алка и жизнерадостно заявила, что выходит замуж.
  - Мама, мы с Витом решили пожениться.
  Мне стало настолько дурно, что я дрожащими руками расстегнула пуговицы на кофточке, пытаясь поглубже затянуться воздухом.
  - Девочка моя, - хлынули слезы из глаз, - я и так едва выживаю. Мне не потянуть ещё и твоего мужа.
  - Мамочка, - покровительственно улыбнулась дочь, - Вит - вполне состоятельный человек и может содержать семью.
  Но разве меня было успокоить этими уверениями? Наверняка, моей глупой девочке заморочил голову наглый хват, который заставит её бросить институт, а потом оставит с младенцем на руках. 'Вит' - кличка-то какая-то хомячья!
  - Мама!
  Голос Алки привел меня в чувство и отвлек от живо набросанной распоясавшимся воображением красочной картины, на которой мы - я, дочь и новорожденный скитаемся по помойкам в поисках пивных бутылок с клеткой с хомяком в руках.
  - Мама, завтра Вит и его родители приедут к нам знакомиться.
  Любая хозяйка поймет, почему судорожно вытерев слезы, я метнулась к холодильнику. Менталитет русской женщины таков: хоть неприрученную обезьяну со всей родней приведет дочь в дом, всё равно - стадо, прежде чем выпроводить восвояси, нужно вдосталь накормить.
  Но скажите на милость, что я ожидала увидеть в своем холодильнике? Нет, там не дрыгала лапами мышь, пытаясь вырваться из петли, но и половина бутылки кефира вкупе с начатой банкой соленых огурцов не особо ласкали взор.
  Слезы с новой силой хлынули из глаз.
  - Мама, - Алка нежно обняла меня и поцеловала в макушку, - я сама всё куплю. У меня есть деньги.
  Тревога за свое единственное чадо прорезалась сквозь хозяйственную панику, властно напомнив, что я не только мать, но и строгий воспитатель ребенка:
  - Дочь, откуда у тебя деньги? Тебе этот самый Вит дал? Сколько раз я говорила, что нельзя брать деньги у мужчин, потому что...
  - Мама, - со смехом перебила меня дочь, - я хорошо усвоила, что в таком случае они не уважают девушек и позволяют себе вольности. Но милая, любимая мамочка, эти деньги твоя дочь заработала сама.
  Я сурово нахмурилась.
  - Где ты могла их заработать?
  Алка принялась разбирать свою большую, видавшую виды спортивную сумку, казалось, с которой срослась за годы учебы. Она поставила на стол банки с зеленым горошком и консервированной кукурузой, оливковое масло, черную икру, нарезку из красной рыбы, красивую коробку конфет, ананас и бутылку вина.
  - Я ездила на соревнования.
  Моя тревога набирала обороты. Разве можно честным путем заработать на такое угощение? Ребенок определенно сбился с пути.
  - И что? Ты постоянно ездишь на соревнования, и кроме порванных кроссовок ничего не остается на сдачу.
  - За эти, мамуля, мне хорошо заплатили. Я играла за клуб, который спонсирует очень богатый человек, поэтому завтра пойдём на рынок, возьмём мяса, и ты приготовишь своих сногсшибательных отбивных.
  При одном упоминании об отбивных в комнате мгновенно появился до этого где-то крепко спавший Мурзик. Едва завидев Алку, он с громким мяуканьем бросился к ней, и пара, обнявшись, закружилась по комнате.
  - А тебе, малыш, - ликующе пообещала дочь, гладя млеющего от нежности кота, - я куплю огромный пакет 'Вискаса'.
  - Никак ты вообразила себя Дедом Морозом? - грустно улыбнулась я, любуясь её оживленно раскрасневшимся лицом. - Откуда он хотя бы взялся, этот Вит? Ты никогда о нем не рассказывала.
  Алка легко перевела дыхание, осторожно опуская Мурзика на пол.
  - Так его и не было. Мы познакомились недавно...
  - И ты уже собралась за него замуж? - я растерянно села на стул. - А вдруг это бандит какой-нибудь? Или ещё хуже - извращенец?
  Дочь на мгновение задумалась, а потом с какой-то новой таинственной улыбкой отрицательно покачала головой.
  - Нет, мама, не извращенец.
  - Да откуда ты...
  И тут до меня дошло.
  - Девочка моя, - потрясенно ахнула я, ударяясь в рыдания, - неужели ты и он... Но я ведь тебе говорила, не раз предупреждала. Как ты могла?
  - Мама, - с шутливым отчаянием покачала головой Алка, - мы в каком веке живем? Может, ты ещё проклянёшь меня и выгонишь из дому, обозвав блудницей?
  Я опомнилась, судорожно вытерев текущие уже сами по себе слезы. Действительно, кого сейчас удивишь такими вещами: многие знакомые мне девушки открыто живут с парнями, совместно снимают квартиры, даже не собираясь закреплять свои отношения в ЗАГСе.
  - Твоя бабушка так бы и сделала, - грустно заметила я и, открыв холодильник, стала расставлять по полкам привезенную дочерью снедь.
  - Кстати о бабушке, - голос ребенка приобрел неожиданный металл, - ни при каких обстоятельствах я не хочу её видеть на своей свадьбе. Да и после желательно сократить встречи до минимума.
  Странный это был вечер. Алла словно проводила со мной оригинальный урок физкультуры, едва я только вставала, она новым заявлением сбивала меня с ног, заставляя обессилено опускаться на стул.
  - Но, девочка моя, как... почему? Это же твоя бабушка!
  - Мама, я её люблю, но не хочу, чтобы в присутствии Вита, его родных и знакомых меня обзывали грязнулей и тыкали в нос завалявшимися без стирки трусиками.
  Я сразу вспомнила случай с Федором Михайловичем и нервно рассмеялась.
  - Алла, это когда было? Да и не думаю, что бабушка будет также кидаться и на твоего парня.
  Но дочь даже бровью не повела.
  - Откуда ты знаешь, какие тараканы и сейчас бегают у неё в голове? Разве можно так рисковать?
  Я сурово нахмурилась и осуждающе поджала губы.
  - Если парень сможет отвернуться от тебя только из-за странностей пожилой больной женщины, то вряд ли он станет надежным спутником жизни.
  - Ни один нормальный человек не сможет её вынести. Бедный дядя Артем!
  - Его ты тоже не хочешь на свадьбу приглашать? - разгневанно приподнялась я со стула.
  Дочь только печально фыркнула, почесав нос - отвратительная привычка!
  - Надо подумать, - признала она свое поражение, - без дядьки я не хочу замуж выходить.
  - Вот, - обрадовалась я, - а как, пригласив их с Леной, ты обойдешь бабушку?
  Алла надолго задумалась, и я уже было воспрянула духом, решив, что победила, когда она радостно рассмеялась:
  - Мы ей путевку в санаторий купим. И пока она будет лечить повышенное давление далеко от дома, дядя и тетя смогут побывать на моей свадьбе. А постфактум что-нибудь придумаем, чтобы она меньше орала и спекулировала своим здоровьем.
  И что мне оставалось делать? Только смириться. Да, удивительно черствое поколение пришло нам на смену - приходилось это осознавать как свершившийся факт.
  Когда мы легли спать, Алка как в детстве прибежала ко мне и юркнула под одеяло.
  - Ой, мама, - прошептала она мне на ухо, - я так счастлива.
  И мое сердце сразу же растаяло умилением. Да хрен с ней - с крикливой матушкой, если ребенок так боится за своего возлюбленного, как-нибудь без неё обойдемся. Переживет! Лишь бы девочка была счастлива. Я всегда боялась, что из-за нехилого роста она так не найдет свою половинку. И кто знает, а вдруг спугнув этого неведомого Вита, Алка больше не подберет себе пары?
  - Вит красивый? - осторожно спросила я, гладя по голове свое выросшее чадо.
  - Он клевый. У нас все девочки ему глазки строили, а Вит почему-то выбрал меня. Правда, здорово?
  - Наверное, если ты так считаешь. А какого он роста?
  - Чуть пониже меня... на половину головы.
  Я вновь тяжело вздохнула: в моём понимании мужчина должен быть выше женщины, но с другой стороны, где же взять-то таких Гулливеров, чтобы возвышались над моим ребенком?
  - А кем он работает?
  - Менеджером в одной компании.
  Это мне ни о чём не говорило. Я всегда путалась в новых профессиях, плохо понимая, почему вполне понятные русские названия стали меняться на каких-то непонятных менеджеров, топ-менеджеров, имиджмейкеров, секьюрити и прочих. Что под ними скрывается, одному Богу известно: и продавцы, и управленцы, и инженеры.
  - Он чем-то торгует? - осторожно поинтересовалась я.
  - Да-а-а, - неопределенно протянула сладко зевающая дочь, - можно сказать и так.
  Моё сердце тревожно стукнуло. Так и есть: этот парень, скорее всего, торгует на рынке лотерейными билетами или втюхивает людям какие-нибудь средства для похудения, гордо величая себя менеджером.
  Алка давно уже сопела рядом - глупый наивный ребенок, а её мать лежала, вытаращив глаза в потолок, и сочиняла перечень хитроумных вопросов, которые хотела задать завтра парню и его семье, чтобы вывести прохвоста на чистую воду.
  С утра я ещё намеревалась поговорить с дочкой по душам, но проспала, и времени на разговоры практически не осталось. Пока я спешно мыла полы и приводила своё скромное жилище в надлежащий вид, Алка смоталась на рынок за мясом.
  А потом как каторжные мы крутились на кухне, стряпая угощение под неумолчное завывание учуявшего мясо Мурзика. Кот был твёрдо уверен, что говядину мы купили для него, но по скудоумию об этом забыли, поэтому его главная задача напомнить о себе. И он её с успехом выполнял, душераздирающе мяукая и путаясь под ногами. Замолкал он только, когда ему бросали кусочек. Какие уж тут разговоры по душам: Алка отбивает мясо, сковорода скворчит, кот орёт. И как будто этого мало, дядя Степа и тетя Соня принялись за свои обычные развлечения, поливая друг друга цветастым многостопным матом вперемешку с пронзительными криками о помощи.
  За этим шумом мы не сразу услышали звонок в дверь.
  - Кто бы это мог быть? - удивилась я, торопливо вытирая руки о передник. - Может, твои уже приехали?
  - Нет, - Алка заткнула кота кусочком мяса, - их самолет только что приземлился. Они не смогли бы домчаться до Емска за десять минут.
  Я распахнула дверь и остолбенела от изумления. На пороге рядом с двумя чемоданами стояла моя родительница. Судя по разъяренному выражению лица, в самом что ни на есть бойцовском расположении духа.
  - Как можно жить в таком гадюшнике? - завелась она прямо с порога. - Коврик грязный! Неужели нельзя лишний раз простирнуть? Вот я жила в коммунальной квартире, и то...
  Я в очередной раз обессилено опустилась на тумбочку в прихожей. Зря не спала ночь, составляя коварные вопросы будущему зятю, напрасно потратили такие деньги на угощение: даже люди с железными нервами не выдержат хотя бы пяти минут общения с моей матушкой. Это судьба, нечего даже трепыхаться. Зато девочка и дальше будет принадлежать только мне - её маме. Слабоватое, но всё-таки утешение.
  Однако выглянувшую из кухни Алку такой оборот дела явно не устраивал. Судя по грозно вытянувшемуся лицу, дочь отнюдь не обрадовала встреча с любимой бабушкой.
  - Ты откуда взялась, бабуля? - железным голосом осведомилась она. - Почему не сообщила о приезде?
  - А чтобы посмотреть, как вы без меня живете, - ядовито ответила родительница, окидывая гневным взглядом накрытый к приему гостей стол, - и теперь вижу, что воспитала настоящую эгоистку. Змею пригрела на своей груди! Значит, потратившей на вас всё здоровье матери на зубы денег нет, а на ананасы и выпивку есть? Вон как вы здесь без меня шикуете! И не стыдно? Я ночей не спала...
  Дальнейшие её завывания мы с Алкой знали наизусть, вплоть до каждого придыхания и хватания за сердце в конце любой фразы. Сочинив один раз монолог, моя педантичная мама не отходила от первоначального текста даже на слово.
  - Это всё я купила для своих друзей, - дочь терпеливо дождалась возможности перейти в наступление. - Скоро сюда приедут мои однокурсники. Мы будем веселиться, пить пиво и водку, курить, а ещё они привезут усилители, чтобы слушать очень громкую музыку, потому что собираемся танцевать всю ночь. Мои друзья очень обрадуются тебе, бабушка. Научишь нас танцевать рок-н-ролл?
  Глядя на посиневшую от ярости мать, я испугалась, что прямо сейчас останусь сиротой. И уже было раскрыла рот, чтобы призвать зарвавшуюся дочь к порядку и всё честно объяснить, но благим намерениям не суждено было осуществиться, потому что вставить хоть слово в бесконечный материнский вопль уже не представлялось возможным.
  - Рок-н-ролл только проститутки и стиляги танцуют, место которым в тюрьме! Вот к стенке бы вас всех приставить и очередью из поганого ружья! Бессовестные, старый человек приехал с повышенным давлением, а они гулянки устраивают! Не бывать этому: вот я сейчас лягу на диван, и вызовите мне 'скорую помощь'! А ты, негодяйка, убирайся со своими гопниками на все четыре стороны!
  И матушка демонстративно устроилась на диване, разложив вокруг себя тонометр и многочисленные склянки с лекарствами.
  - Меня отсюда не сдвинет даже монгольская орда, не то что кучка юных кретинов.
  Не выдержав абсурдности ситуации, я отчаянно застонала:
  - Мама, встаньте, к нам сейчас люди приедут!
  - Ах, тебе какие-то проходимцы дороже родной матери, которая ночи не спала...
  И так далее!
  Алка нервно дернула меня за рукав.
  - У нас есть приблизительно час, - прошептала она на ухо. - Беги к бабе Нюре и просись на постой.
  - Но, девочка моя, - также шепотом возразила я, - как ты себе это представляешь? Мы не можем бросить бабушку одну.
  - Можем. Или ты сейчас же идешь к бабе Нюре, или мы принимаем родителей Вита в 'Зелёном шуме'. Там хотя бы никто не будет обзывать нас 'хабалками' и неряхами, рассказывая при этом, как ты в детстве чуть не скушала собачью какашку. По мнению бабушки, это было самым выдающимся событием твоей жизни, и она охотно поделится им с новыми родственниками.
  Приходилось признавать, что девочка по-своему права. Это её судьба решалась сейчас. Мне не хотелось бы всю оставшуюся жизнь слышать упреки от собственного ребенка.
  - Отвлеки бабушку, а я спущусь к Анне Никаноровне.
  Я уже упоминала про живущую на втором этаже в четырехкомнатной квартире эту достопримечательность нашего подъезда (кстати, будучи персональной пенсионеркой, она не платила за жилплощадь). Конечно, баба Нюра могла приютить в своих обширных хоромах моих гостей, но при условии, что будет в настроении. Я отвратительно себя чувствовала, когда постучалась в её двери. Всё происходящее мне казалось лишенной хоть какого-то правдоподобия, немыслимой авантюрой. Неужели сваты не поймут, что мы их принимаем в чужих хоромах?
  К счастью соседка оказалась дома.
  - Чего тебе, Людка? - добродушно осведомилась она.
  - Анна Никаноровна, - пролепетала я, пряча от неловкости глаза, - вот, хочу напроситься к вам в гости... с гостями.
  - Чёгой-то ты буробишь непонятное, - бабка проницательно вскинула на меня слезящиеся глазки. - Говори яснее!
  Что же, меньше всего на свете я хотела, чтобы кто-нибудь знал о помолвке дочери, но другого выхода не оставалось, как честно рассказать бабе Нюре о нашей катастрофе.
  - Знаю, знаю твою матушку, - захихикала старушка, - ворона бешеная, а не баба. Только и знает, что каркать. Ладно, приводи ко мне сватов.
  Я кинулась назад в свою квартиру, чуть ли не ломая ноги от спешки.
  - Баба Нюра согласилась, - шёпотом выпалила я дочери, с опаской вползая в квартиру. - Беги к ней. Там надо ещё порядок навести: полы помыть, пыль протереть...
  Не то, чтобы Анна Никаноровна была грязнулей, но сами понимаете, когда тебе почти сто лет, невозможно с прежним рвением наводить порядок.
  Матушка же раскинулась на диване с видом терпящей незаслуженные преследования христианской мученицы.
  - Я чувствую, что у меня опять поднялось давление.
  - В твоем возрасте тяжело предпринимать дальние путешествия, - согласилась я, складывая в коробки уже расставленные на столе нарезку и салаты.- С чего это ты столь неожиданно поднялась с места?
  - Твой брат надумал продать нашу квартиру, и купить отдельно двухкомнатную и однокомнатную. Он хочет, чтобы я умирала в одиночестве. И это после того, что я для него сделала!
  - Мама, жить одной не так уж плохо, - язвительно заметила я, - никто не мешает, везде чистота, не нужно расстраиваться из-за слов Леночки и страдать от шумных игр внуков.
  - Вот и ты не жалеешь мать.
  - Жалею, мама, поэтому Алкиных друзей мы разместим в другой квартире. Сделаем всё, чтобы ты хорошо отдохнула.
  - А разве музыка не будет мне мешать? - капризно осведомилась матушка.
  - Нет, дорогая. Сейчас мы дадим тебе валерьянки, и ты будешь крепко спать.
  -- Что я - ваш блажной кот, что ты мне валерьянку суешь?
  Как говорится, 'старый да малый': что одного спать уложить, что другого - достаточно сложно, а у меня времени было в обрез.
  - Но если ты не хочешь спать, может, молодежь повеселится у нас дома? - коварно предложила я.
  И родительница тут же сделала вид, что засыпает.
  Груженная коробками и подносами я сделала несколько пробегов вверх и вниз по лестнице. Тем временем Алка с высунутым языком скоблила 'бабинюрино' царство.
  Надо сказать, что из своей четырехкомнатной квартиры Анна Никаноровна сделала прелюбопытное жилище. Спала она в маленькой спаленке. Вторая комната была завалена всяким хламом, скопившимся за её почти вековую биографию. А вот в примыкающем к кухне помещении боевая подруга 2 конной армии поставила самогонный аппарат и превратила её в этакий бар, стены которого были увешаны полками с многочисленными бутылками различных настоек, как для питья, так и для втирания.
  Но самым интересным являлся всё-таки зал. Большая комната была увешена большими портретами вождей революции: здесь был и Ленин, и Сталин, и конечно Буденный. На портрете бравого усатого командарма красовалась надпись: 'Боевому товарищу Анне Шелест от её командира'. Здесь же висели в рамочках выцветшие от времени и солнца грамоты, наградные листы, пожелтевшие фотографии, где молодая Анна Никаноровна в кожанке и платке то ехала на тракторе, то выступала с трибуны, то получала медаль. Комната была заставлена антикварной мебелью, скорее всего, в своё время экспроприированной у 'врагов народа'. Особенно хорош был пузатый комод черного дерева с эмалевыми украшениями на ящиках. На произведении искусства дореволюционных краснодеревщиков стояло очень точное зеркало в потемневшей от времени резной золоченой раме, и возвышалась нелепо смотрящаяся в таком окружении гипсовая копия 'Рабочего и колхозницы' Мухиной.
  Телевизора принципиально не было. Анна Никаноровна пользовалась его отсутствием, чтобы по очереди обходить соседей во время просмотра любимых сериалов. С ними старушка без умолку обсуждала сюжет, с азартом делясь соображениями, кто из главных героинь проститутка, а кто просто ходячее недоразумение.
  В детстве Алка обожала бывать у бабы Нюры. У неё всегда как-то особенно пахло хорошими старыми вещами, немного самогоном, немного ванилью, табаком, а ещё сушеными яблоками и гримом. В шифоньерках скрывались диковинные шляпки, панбархатные платья и давно вышедшие из моды туфли, плащи и пальто, которые дочь любила разглядывать.
  Но сегодня ребенку было не до древностей: она обмахнула от пыли и почистила огромный шелковый абажур над круглым большим столом, отполировала ручки на комоде, помыла полы.
  - Вот-вот, - следила за её судорожными поползновениями навести порядок довольная баба Нюра, - наконец-то, хоть жених заставил тебя помочь пенсионерке.
  Анна Никаноровна принарядилась к приезду гостей как будто это не к Алке, а к ней ехали сваты. Нацепила лучшее платье, приколола золотую брошь и повесила все свои ордена, а также подкрасила то, что осталось от губ яркой морковной помадой. В жидкие волосенки воткнула черепаховые гребни с блестящими камушками и пристроила на носу редко употребляемые очки.
  - Хочу хорошо рассмотреть молодца, который решился жениться на нашей макаронине. - пояснила она. - Им вместе только на постаменте в парке стоять. Ей с мячом, а ему, наверное, с шестом. Иначе, как допрыгнуть, чтобы суженную поцеловать?
  Но мы с Алкой так замотались, что не имели ни сил, ни желания огрызаться.
  - Баба Нюра, - посоветовала вредной бабке дочь, - ты лучше в окно поглядывай. Как приедут, скажи, я на перехват выбегу.
  - А на чем они приедут-то?
  - На машине, баба Нюра, на машине.
  - А я уж думала, автобус к дому подгонят. Какая машина, бестолочь?
  - Обыкновенная машина... серебристая такая - 'Фольцваген' называется.
  - Он у тебя немец что ли, чтобы на таких машинах разъезжать?
  - Вит - венгр.
  Мои бедные ноги опять отказались меня держать, и я осторожно пристроилась возле стола, пытаясь усвоить, что сказала дочь. А вот баба Нюра по-своему восприняла сообщение:
  - Так ты за цыгана выходишь замуж? Вот здорово: была Алка-спортсменка, станешь Алкой-цыганкой.
  Мне стало плохо.
  - Цыгане и венгры - это отнюдь не единый народ, - с нажимом возразила Алка, с беспокойством посмотрев на мое бледное лицо, - по крайней мере, Вит к цыганам никакого отношения не имеет. Мама, уверяю, родители моего парня не воруют кошельки по вокзалам.
  И дочь во избежание объяснений быстрехонько исчезла в ванной, буркнув, что ей нужно привести себя в порядок.
  Теперь уже и я встала рядом с Анной Никаноровной у окна, напряженно вглядываясь в подъездную дорогу к дому. Что же меня ждет? Откуда взялся венгр в окружении Алки? Насколько я знаю, никаких совместных предприятий с Венгрией в нашей губернии нет.
  Напряжение достигло накала. Баба Нюра жадно задымила 'Беломором'. Чувствовалось, у старушки сегодня праздник!
  Вскоре у подъезда действительно остановилась иномарка, и из неё вышел худенький молодой человек в черном костюме и белой рубашке.
  У меня остановилось сердце: неужели этот плюгавенький рыженький живчик и есть мой будущий зять? Но обежав машину вокруг, он распахнул дверцу и оттуда, придерживая шляпу, вылезла такая дама, что у нас с бабой Нюрой синхронно раскрылись рты. Женщина лет тридцати пяти с внешностью фотомодели была затянута в черный костюм из того же журнала мод, а на голове её возвышалась широченная бело-черная шляпа с лентами, бантами и вуалью соответствующих оттенков.
  - Это кто? - поперхнулась бычком старая революционерка. - Что за буржуйка?
  - Может не к нам? - с горькой надеждой прошептала я, вдруг осознав, что на мне старая шелковая блузочка, сшитая руками трудолюбивых китайцев и местами лоснящаяся на заду трикотажная юбка.
  - К нам, к нам, - уверила нас подоспевшая Алка. - Мать, не комплексуй. Ты все равно лучше всех.
  Мы так увлеклись разглядыванием незнакомки, что даже не обратили внимания на сопровождавших её мужчин, опомнившись только, когда все трио исчезло под козырьком входной двери.
  - Людка, - озадаченно протерла очки баба Нюра, - эта выпендра - его старшая сестра или первая жена? У венгров много жен можно иметь?
  Я и так была на нервах, и только очередных подколок вредной старухи мне не хватало.
  - Венгры такие же христиане, как и мы.
  - Ты за себя говори, - фыркнула бабка.- Я в эту поповскую отраву не верю.
  Но мне было всё равно, в кого она не верит. С остановившимся сердцем я наблюдала, как в комнату заходит моя вымученно улыбающаяся дочь, а за ней та самая дама в сопровождении двух мужчин. Несмотря на моложавую внешность, вблизи выяснилось, что наша красотка все-таки в возрасте и как бы не старше меня.
  - Мама, знакомься, это Карсай Кэйтарина, а это Карсай Иштван - родители Вита.
  Я только похлопала глазами в ответ, в панике отмечая лысину спортивного вида солидного мужчины с настороженными глазами. Пожалуй, эти люди волновались не меньше меня.
  - А это мой Вит.
   Дочь вытолкнула откуда-то из-за спин родителей симпатичного, коротко остриженного белокурого паренька. Ростом он был примерно Алке до уха, но в остальном... у меня от сердца отлегло: вполне приятный молодой человек.
  - А это моя мама - Людмила Павловна, - продолжала процедуру знакомства моя дочь.
  Но сваты, можно сказать, не обратили на мою скромную персону никакого внимания. Их округлившиеся глаза сначала внимательно осматривали жилище тети Нюры, особенно портреты и фотографии, а потом с изумлением остановились на увешанной орденами и медалями персональной пенсионерке.
  Польщенная таким эффектом баба Нюра даже попыталась гордо выпрямить то, что у неё осталось от груди, но награды грустно звякнув, улеглись на старое место, так и не найдя того, что там красовалось ещё лет пятьдесят назад.
  - Вы коммунистка? - вполне сносно по-русски спросил господин Карсай. - А говорили, что коммунистов в России больше нет.
  - Как это нет! - возмутилась баба Нюра. - Думаете, вымерли как мамонты? А вот это вы видели?
  И она показала моим импортным сватам смачно свернутый кукиш.
  Да, как-то не так я представляла себе знакомство с родителями жениха единственной дочери! Судя по их оторопелым лицам, они тоже. И стоило мне так спешно покидать собственную квартиру? Может, моя мама повела бы себя более адекватно?
  - Здравствуйте, - хоть и запоздало, но наконец-то мне в голову пришло поприветствовать людей, - проходите, угощайтесь. Вот... чем Бог послал: отбивные... салатик...
  Гости неуверенно шагнули к столу, а потом уставились на угощение примерно тем же взглядом, что и на бабу Нюру.
  У меня слезы навернулись на глаза. Это Бог меня за гордыню наказал. Вот интересно, чем мне продавец лотерейных билетов не угодил? Да и цыгане, если судить непредвзято, тоже неплохие люди. По крайней мере, они не смотрели бы на 'оливье' как на рагу из гадюк.
  К счастью моя девочка сообразила, что в таких случаях делать. Она подмигнула своему Виту и он, с силой подтолкнув мнущихся родственников к столу, уселся сам и протянул тарелку за отбивными.
  - Наслышан про ваши отбивные, Людмила Павловна, - с приятным акцентом заявил он, улыбнувшись мне, - и давно хотел попробовать.
  Гости расселись и застучали ножами и вилками по тарелкам, что-то деликатно выбирая из салатов, но при виде вина опять недоуменно зависли.
  - У семьи Карсай есть свой виноградник, - пояснил мне Вит, изо всех сил пытающий преодолеть отчуждение между семьями, - и мама, и папа хорошо разбираются в вине. Они просто не могут понять, что означает 'Солнце Кубани' разлива Санкт-Петербургского завода винных изделий?
  - Хрен знает что - это означает! - радостно хихикнула баба Нюра.- Бодяга левая какая-то. Алка - спортсменка, ей пить нельзя, а Людка - мышь библиотечная и пробку-то редко нюхает. Откуда им в вине разбираться! Ладно, ради такого случая я вас собственного изготовления настойкой угощу. Есть у меня 'смородиновка' куда там вашему 'Токаю': на поминки берегла.
  И только тут наши сваты вспомнили, что оказывается также привезли в подарок вино, изготовленное на собственной винодельне. Хотя, конечно, сначала отдали дань уважения хозяйке дома и откушали её 'смородиновки', потом 'малиновки', а потом...
  Рассказать, что было дальше? Хотелось бы, да сама плохо помню. Достаточно упомянуть, что госпожа Карсай так накидалась бабы Нюриных настоек, что нёс к машине нашу даму муж, а следом бежал сын с её шляпой, сумочкой и туфлями. До венгерского вина даже черед не дошёл.
  Хорошо пошли под самогон и оливье, и селедка под шубой, и старое пожелтевшее сало с чесноком из запасов хозяйки дома. Сама же Анна Никаноровна, поставив на древний проигрыватель пластинку 'Мы красные кавалеристы, и про нас...', развлекала гостей пылким танцем, неподдающимся этнической идентификации.
  Короче, отметили помолвку детей на славу!
  И только утром, маясь с дикого похмелья под завывания шокированной матушки, я узнала от Алки, что всё уже решено. Оказывается, я договорилась со сватами, что свадьба будет осенью в Венгрии и что молодые проведут медовый месяц в Австрии в поместье, доставшемся Виту по наследству от бабушки по материнской линии.
  - Вообще-то мы с Витом хотим поехать в Америку, но вы так распалились, обсуждая как сделать нас счастливыми, что мы не стали спорить.
  Стоп. Какая Америка?
  - А как же занятия в институте? - оторопело осведомилась я. - Дочь, тебе нужно завершить образование.
  - Мама, да теперь-то зачем? Учителем физкультуры я однозначно не буду.
  И только тут до меня дошло, что узнав про любимые духи госпожи Карсай и ознакомившись с кличками охотничьих собак её мужа, я так и не удосужилась спросить: а собственно кто они? Чем зарабатывают на жизнь? И что делает их сын в России? При каких обстоятельствах он познакомился с моей дочерью?
  Но прежде жизненно важное.
  - Алла, - собралась я с силами и, отбросив мокрое полотенце со лба, сурово заявила, - дай мне слово, что не бросишь институт. Иначе ни в какую Венгрию я не поеду.
  - Мама, ну что ты, как маленькая.
  - Дай мне слово. На худой конец, переведись на заочное, - и я заплакала. - Столько сил потратила, чтобы только ты училась... жила на одной овсянке...
  И тут же осеклась, покосившись на мерившую давление и недовольно бурчащую себе под нос мать. Да, гены есть гены: никуда не денешься.
  Все переговоры с дочерью мы вели шепотом, чтобы родительница не узнала, что она пропустила, столь демонстративно обустроившись на диване в моей квартире.
  Но как ни болела у меня голова, работу никто не отменял. И выпив таблетку анальгина, я утомленно поплелась в библиотеку. Алка взялась меня сопровождать, и вот только тогда я узнала, откуда в нашей жизни появились Карсаи.
  Всё оказалось просто: Вит тоже играл в баскетбол. Дети встретились на соревнованиях, пару раз случайно попав на соседние скамьи стадиона во время просмотра игр других команд.
  - Он такой прикольный, мама. С ним так весело. То да сё... я и не думала, что так получится, а Вит приехал ко мне в N-ск. Мы сходили в кино, а потом... - дочь легко перевела дыхание, - поехали к нему в гостиницу.
  - Что? - я потрясенно схватилась за сердце. - И тебе не стыдно говорить такие вещи матери?
  - А куда я могла с ним пойти? В общагу, где нас в комнате шесть человек? Тебе стало бы легче, если я предалась бы любви под кустом в парке? - снисходительно возразила Алка и мечтательно продолжила. - К утру до нас дошло, что больше не хотим расставаться. Конечно, живи мы в одном городе, не стали бы торопиться со свадьбой, но мотаться на свиданья из страны в страну даже Карсаи не могут себе позволить.
  - А кто они - Карсаи?
  - Состоятельные люди, мама. Занимаются высокими технологиями. Вит мне подробно всё пояснил, но я мало что поняла.
  - А почему они так хорошо говорят по-русски?
  - Госпожа Кэйтарина на четверть русская, а сам господин Карсай учился в Баумановке, когда Венгрия ещё строила социализм в рамках СЭВ.
  Вот всё и прояснилось. Непонятно только как я дальше буду жить, встречаясь с дочерью в лучшем случае раз в году? И я опять заплакала.
  
  
  КАТЬКА
  Весть о моих заграничных сватах облетела город с молниеносной быстротой.
  Дело было в конце 90-х, а тогда муж-иностранец был пределом мечтаний всех русских барышень на выданье.
  Конечно, мы попросили бабу Нюру держать язык за зубами, но прекрасно осознавали, что это невыполнимо. Скажите на милость, чем же пенсионерке развлекаться как не сплетнями? Да бедолагу просто разорвало бы, если она не рассказала бы каждому встречному, как лихо отплясывала с заезжим венгром 'краковяк'.
  - Верзила Алка отхватила себе в женихи импортного буржуя. У его матери вместо шляпы мельничное колесо на голове, а пить баба совсем не умеет: отключилась после третьей рюмки настойки. Теперь дочь Людки-библиотекарши будет жить в Венгрии среди мадьяр. У них там одних собак три десятка.
  Я только выпила очередную таблетку анальгина, когда на пороге библиотеки показались запыхавшиеся члены 'Клуба любителей книги' в полном составе и в неурочное время.
  - Рассказывай, - всем скопом насели на меня дамы, - как твоя Алка сумела отхватить заграничного жениха?
  - На соревнованиях познакомились, - кротко пояснила я. - Вит - баскетболист. Играет за какой-то венгерский клуб.
  Дамы недоуменно переглянулись.
  - И во всей Европе не нашлось девки краше твоей Алки?
  Я обиделась за дочь. Моя Алла не Шэрон Стоун или Клаудиа Шифер, но тоже неплоха: нос и рот на месте, хорошие светло-русые волосы и серые глаза под черными стрельчатыми бровями. Приятная, милая девочка, только выше сантиметров на 20 чем положено среднестатистической русской барышне. Но раз это не смутило Вита и его родителей, то какие претензии к внешности моей дочери могут иметь дамочки Емска?
  - Знать, не нашлось! - сухо отрезала я.
  - Правда, что он долларовый миллионер?
  - В Венгрии ходят венгерские форинты, - буркнула я, морщась от ноющей боли в висках. - Карсаи мне свой кошелек не показывали и деньгами не хвастались.
  Но дамы не унимались.
  - А баба Нюра всем рассказывает, что у них поместья и виноградники!
  - Предприятие по выпуску навигационных приборов!
  Вот ведь болтливая старуха! И когда только успела столько разведать?
  - Тогда она знает больше, чем я. И сроду бы не подумала, что Анна Никаноровна способна запомнить, а главное, правильно употребить такое длинное слово, - поразилась я.
  Анна Михайловна укоризненно вздернула брови.
  - В навигации она разбирается, так как лет десять проработала политкомиссаром в Волжском пароходстве. Помните, баба Нюра рассказывала об этом на встрече ветеранов в больнице?
  Никто из нас на встрече не был, но мы поверили ей на слово. Анна Никаноровна за свою столетнюю жизнь могла побывать, где угодно. Я не удивлюсь, если выяснится, что она с Белкой и Стрелкой в космос летала, поддерживая их, так сказать, идейно. Вот только какое это имело отношение к Карсаям?
  Оказалось, никакого. Просто наши дамы, в большинстве своем имевшие дочерей на выданье, теперь здорово переживали, что когда-то не отдали своих детей в спортивную школу.
  - И как нам раньше-то в голову не пришло, что на этих соревнованиях иностранцы бывают. Умная ты, Людочка.
  - Если даже двухметровая Алка богача себе оторвала... ведь не накраситься к лицу, не одеться, ничего не умеет. Бегает, как пацан какой.
  Я онемела, и поэтому не смогла достойно ответить этим зажравшимся дурам. А вот когда спустя пару часов весть донеслась до музея, и на пороге появилась в сопровождении Димы Клара Федоровна, ответ был не только сочинен, но и прошел до окончательного варианта через несколько версий.
  Но госпожа Петрова не стала задавать мне вопросов, и тем более, слушать мои ответы: для неё и так было всё ясно.
  - Вот, - закричала она, ворвавшись ко мне в подсобку, (где я, пардон, поправляла колготки), - теперь ты видишь, чистоплюйка, насколько я была права, пробив первое место для Катьки?
  Я так и застыла со вздернутым подолом.
  - Чего? - и тут же смущенно откашлявшись, сама себя поправила, возвращая юбку на место.- О чем вы говорите, Клара Федоровна?
  - Ну, как же, - дама оживленно подскакивала рядом, - ведь теперь моя Катька поедет за границу. И уж если твоей долговязой Алке удалось отхватить себе богатого иностранца, то моей-то красавице Катюше тем более сам Бог велел встретить своего принца: богатого и знаменитого.
  У меня появилось смутное ощущение, что я всё это уже когда-то слышала. Может, в другой жизни? Но чем дальше неизвестно чему радовалась Петрова, тем яснее мне становилось, что так далеко заглядывать не надо. Это был фильм-сказка гениального А. Роу 'Морозко' с моей любимой актрисой Инной Чуриковой в главной роли. Помните, мать Марфушеньки говорит своему деду, мол, Настьке Морозко жениха крестьянина дал, а моей Марфушеньке-душеньке барина-боярина припасет или что-то в этом роде. Смысл нашего разговора с Петровой был именно таков.
  Я порадовалась её энтузиазму и вернулась к работе.
  Достали они меня все! Вот так и вижу забитые потенциальными женихами аэропорты мира и отдельно дожидающихся самолетов из России принцев с табличками в руках: 'Встречаем невест из Емска!'
   К концу дня подтянулась и Роза Сергеевна. Правда, она не стала донимать меня разными глупостями, но все же сочла нужным поздравить.
  - Я рада за Аллочку. Поздравьте её от меня. И вас поздравляю.
  - Спасибо, - тяжело вздохнула я, - хотя с чем поздравлять-то? Дочь уедет куда-то к черту на кулички: одна, среди чужих людей, за границей. Да и как там она ещё приживется?
  - Вам, Людочка, не понравились родители жениха?
  Я задумалась. Если честно, то Карсаи мне пришлись по душе, несмотря на такую гигантскую разницу в положении. Но каковы эти люди у себя дома?
  - Мне показались они неплохими людьми, но как сложится у Алки жизнь в чужой стране? А вдруг она трижды пожалеет, что вышла замуж за Вита?
  Роза Сергеевна тяжело вздохнула.
  - Лучше трижды пожалеть, что ты чего-то сделал, чем ни о чем не жалея тянуть свои дни в вакуумной пустоте. И не понятно: зачем ты пришел в этот мир, кому нужен? Вит не виноват, что родился в другой стране и в состоятельной семье. Главное, чтобы Аллочку любил.
  Она была права, хотя в тот момент мне было тяжело постигнуть всю мудрость её слов. Тут и собственная неудачная жизнь, и безденежье, и висящий над моей головой топор грядущей разлуки. Очень трудно расставаться с единственной дочерью. Конечно, я не знала, что пройдет несколько лет, и мы каждый день будем общаться по 'скайпу'. Тогда мне казалось, что впереди только тоска и одиночество.
  Правда, у моего брата появились свои соображения по этому поводу.
  Мы с ним вместе выправляли гостевые визы на посещение Венгрии, когда Артём коварно завёл иезуитский разговор:
  - Тебе будет одиноко без дочери в твоём захудалом Емске.
  - Да уж, - смахнула я слезу.
  - Так почему бы тебе не пожить какое-то время с мамой?
  Я подавилась возмущением, но Артём упрямо гнул свою линию.
  - А что? Места у тебя навалом - двухкомнатная квартира. А мы с Леной теснимся в двух комнатах нашей 'трешки' с детьми и собакой. И вообще, почему бы тебе не вспомнить, что она не только моя мать? Даже со сватами её не познакомила.
  Родительница к тому времени уже два месяца со мной не разговаривала, истерично сообщая всем подряд, что у неё нет больше дочери и внучки.
  - Если бы Карсаи познакомились с нашей мамой, никакой свадьбы не было, - нервно возразила я. - И никто тебя не заставлял съезжаться с ней в одну квартиру. Сколько угодно пусть приезжает, но только в гости: у нас плохое качество медицинских услуг, и в больнице вечно нет кардиолога, да и прочих специалистов. Так что либо терпи, либо разъезжайся, но на мою голову эту проблему не сбрасывай, она и без того пухнет.
  И было от чего 'пухнуть'. Чтобы посетить свадьбу дочери, мне нужно было одолжить денег. Так уж получалось, что всегда жила взаймы. Денег катастрофически не хватало, поэтому я шла по давно заведенной схеме: получала зарплату, раздавала долги, а потом занимала снова. Мне всегда и безо всяких проблем давали потому, что я очень трепетно относилась к своим займам и всегда расплачивалась вовремя.
  Конечно, в этот раз мне потребовались совсем другие суммы, но когда я разбежалась по старым знакомым с протянутой рукой, мне везде твердо отказали.
  - Да вот, только что мебель новую купили.
  - Решила зубы вставить.
  - Собрались в отпуск в Турцию съездить.
  Я прекрасно понимала, что это отговорки, и эти люди знали, что догадываюсь об этом, но долги - дело добровольное. Иногда по ехидным улыбкам, проскальзывающим по накрашенным губам моих состоятельных приятельниц, я понимала, что это мелкая месть моей Алке за столь завидного жениха. Неужели они считали, что если я не приеду в Венгрию, то и свадьба расстроится? Не знаю, но боюсь, что эта глупость посещала их головы.
  Из старых приятельниц одолжила мне денег Клара Федоровна, и то половину суммы.
  - Сама знаешь, Людочка, я для Кати деньги откладываю.
  Вот здесь у меня претензий не было: Катька как раз поступала в музыкальное училище. Нужно было позаботиться о жилье, к тому же девушку ждал конкурс в Люксембурге.
  Деньги я получила совсем из другого источника. Мне их одолжила моя суровая начальница - Фрида Марковна Гольдберг.
  - Я слышала, вы деньги на поездку в Венгрию ищете? - как-то простучала она костылем по полу моей библиотеки.- Вот, возьмите.
  И мне на конторку легла аккуратно перетянутая резинкой пачка долларов.
  - Отдадите, когда сможете.
  Я оторопело смотрела то на деньги, то на застывшее в вечно брюзгливом выражении лицо своей начальницы, но тихо поблагодарив, взяла доллары.
  - Да, - задумчиво протянула Фрида Марковна, рассеянно разглядывая книжную выставку за моей спиной, - время идет, и всё меняется. Помните Кирилла Федоровича Смышникова?
  Я кивнула головой, моментально уловив её мысль.
  Кирилл Федорович всю жизнь проработал в нашей средней школе учителем литературы и русского языка, а его жена была в той же школе учителем географии. Педагог он был великолепный, и до сих пор в городе проживают его бывшие ученики, с благодарностью вспоминающие интересные уроки. Пара жила скромно и тихо. Единственной их отрадой был сын, закончивший факультет журналистики ЛГУ. А потом этот паренек с какой-то оказией оказался в Нидерландах, и стал так называемым 'невозвращенцем'.
  Что тут началось в Емске, не поддается описанию. Кирилла Федоровича немедленно исключили из партии, уволили с работы, и он дорабатывал до пенсии в кочегарке той же школы, да и то на полулегальном положении. Его жена отличалась слабым здоровьем: не в силах выдержать свалившегося на их головы позора и поношения, она умерла от инфаркта.
  Смышников остался один. Его одиноко гуляющую фигуру можно было часто увидеть на аллеях нашего парка. О чем думал этот человек, каково ему было? Он никогда не делился переживаниями и ни на что не жаловался.
  90-е годы пинком распахнули 'железный занавес', и первым кто выехал в Европу из нашего городка, оказался Кирилл Федорович. Он уехал к сыну и, прожив в Нидерландах несколько лет, вернулся, чтобы продать дом. И тут пораженный Емск узрел чудо - Смышников помолодел лет на десять. Оказывается, в Нидерландах по-настоящему уважительное отношение к ветеранам войны: прекрасное и абсолютно бесплатное медицинское обслуживание, социальные льготы, высокая пенсия. Наши пенсионеры только рты раскрыли, услышав об этом. Задумались тогда многие. Оказывается и Фрида Марковна, наверное, впервые в своей жизни усомнилась в правильности 'линии партии'.
  Только вот я иногда думаю, что вряд ли старику заменили все эти блага европейской цивилизации смерть горячо любимой жены, потерю интересной работы и долгие годы остракизма со стороны давнишних друзей и знакомых. Не слишком ли велика цена, которую заставил Смышниковых заплатить их обожаемый сын за возможность старику доживать на Западе?
  Однако кто знает, возможно, именно история Кирилла Федоровича подвигла мою начальницу доброжелательно заметить:
  - Плохо, когда такие способные дети, как твоя Алла покидают страну. Конечно, главное, чтобы девочка чувствовала себя счастливой. Со мной в тюрьме сидела одна мадьярка - Ивонна и тоже Карсай. Она наоборот покинула Венгрию при Хорти и нашла в СССР вторую родину.
  Могу представить, как неизвестная Ивонна потом раскаивалась в своей эмиграции. Надеюсь, что Венгрия окажется к моей девочке более доброжелательной, чем когда-то СССР к несчастной женщине.
  Спустя несколько дней оказалось, что вопрос денег в связи со свадьбой дочери интересовал не только меня.
  Тем утром я затеялась с уборкой. Был понедельник - мой единственный выходной день, и приходилось торопиться, чтобы управиться со всеми скопившимися за неделю делами по хозяйству.
   В дверь позвонили. Я открыла и удивленно замерла. На пороге стоял бывший супруг со второй половиной.
   Мы не виделись года четыре, и за это время он отнюдь не помолодел. Виктор приобрел грустно свисающий через ремень брюк животик, багровые щеки и пробивающуюся лысину, а его 'роковая' любовь Галина, солидно прибавив в весе, теперь напоминала солидную грушу на по-прежнему тонких как у кузнечика ножках.
  - Чем обязана? - холодно осведомилась я.
  Но супруг только добродушно буркнул:
  - Не бузи, Людка. Впусти в дом-то: неудобно на лестнице говорить.
  - Мы по делу! - тявкнула сопровождающая его 'мопсиха'.
  Я посторонилась, гадая, что этой курьезной парочке нужно. В Емске продолжала жить мать Галины, которая любила при моем случайном приближении кричать во всё горло, как хорошо её дочь живет замужем где-то в Саратовской области. Мне было известно, что у пары уже родился совместный сын и что Виктор усыновил первого ребенка Галины.
  Экс-супруг по-хозяйски прошёл в зал, по дороге заглянув на кухню и в спальню.
  - Вижу, не много ты без меня нажила, - самодовольно заявил он.- Все эти вещи ещё я покупал.
  Неужели у них вновь ко мне какие-то имущественные претензии?
  - И что? Ты получил в свое время стол, телевизор и диван, - угрюмо напомнила я.- А квартира приватизирована: все документы сделаны на моё имя, так что зря пришли.
  - А мы не из-за квартиры, - злобно заверещала преемница. - Нам деньги нужны.
  Виктор было цыкнул на неё, но Галина и не подумала отступать.
  - А что? Пусть платит, как положено.
  У меня тревожно екнуло сердце. Это ещё что за новости?
  - За что я должна платить?
  Наверное, мой бывший задумывал разыграть целый спектакль, но благоверная его грубо обломала, поэтому пришлось прямо высказать свои претензии.
  - Говорят, Алка собралась замуж за венгра?
  - Допустим.
  - Тогда платите, иначе я не дам согласия.
  У меня голова пошла кругом.
  - На что ты не дашь согласия? На свадьбу, что ли? Так Алка совершеннолетняя.
  - Нет, - в два голоса ехидно протянули вторые родители дочери, - мы не дадим согласия на её выезд из страны.
  Интересно у кого крыша съехала? У меня или у них?
  - Так она уже три недели как в Венгрии: к свадьбе готовится.
  Парочка недоуменно переглянулась.
  - Мы не дадим согласие на получение Алкой нового гражданства, - неуверенно протянул Виктор, с сомнением поглядывая на свою Галину.
  Я хмуро рассмеялась.
  - Да кто у вас будет спрашивать согласие? Они подадут документы в Венгрии, и она получит гражданство на основе вступления в брак с гражданином этой страны. Кстати, Венгрия признает и двойное гражданство. Вы-то тут при чем?
  Незваные гости занервничали.
  - Я знаю точно, что должен дать ей согласие, - завелся Виктор. - Не знаю толком на что, но должен. И пусть она мне заплатит пять тысяч долларов, чтобы его получить!
  Я с тоской посмотрела на ведро с половой тряпкой: мне ещё столько нужно было сделать сегодня, и вот возись тут с парочкой чокнутых клоунов!
  - А сена свежего вам с Галиной не надо? - сладко осведомилась я.- Может коня картонного и трубу от японского крейсера?
  - Без денег мы не уйдем, - мрачно просверлила меня взглядом 'разлучница'.
  - Да я и выталкивать не собираюсь: за меня это милиция сделает.
  - Ох, и сука ты, Людка, - осуждающе почмокал губами бывший муж. - Как я только с тобой десять лет прожил? Ведь себе же хуже делаешь: не дадите сегодня пять тысяч, завтра согласие будет стоить десять. Это я по-родственному ещё мало прошу.
  Внезапно мне стало смешно.
  - Послушай, придурок, - неуважительно обратилась я к бывшему главе семьи, - в честь чего я должна заплатить, когда ты не можешь даже внятно объяснить, чем именно нас шантажируешь?
  Эти двое вновь озадаченно переглянулись.
  - Ты же смотрела этот фильм: за что там заплатили мужику? - с претензией обратился Виктор к супруге.
  Ох, и надоели же мне эти горе-шантажисты! Пока 'мопсиха' напряженно морщила лоб, в их переговоры вмешалась я:
  - У меня времени мало. Рожайте быстрее!
  Но Галина только волком глянула на меня. Тогда я зашла с другой стороны:
  - Вы о каком фильме говорите? Может, я его видела и помогу вам вымогать деньги?
  - 'Интердевочка', - буркнул Виктор. - Там проститутку за рубеж не пускали, пока она отцу денег не заплатит.
  Я смеялась до тех пор, пока не почувствовала: хватит, дальше уже истерика начнется.
  - Всё,- сказала я 'родственникам',- хватит 'ваньку валять'. Можете спокойно спать вместе со своим согласием в обнимку: никто у вас сей ценный документ не востребует. В РФ запрет гражданам выезжать за границу на ПМЖ, канул в Лету вместе с шестой статьей Конституции СССР.
  - И что делать? - растерялся горе-отец. - Нам сильно деньги нужны!
  - Обратись в международный трибунал в Гааге. А от меня отстань: уборку надо закончить.
  - Но нам сказали, что Алка теперь богатая. Неужели ей жалко пяти тысяч долларов для родного отца?
  Я вышла в прихожую и красноречиво распахнула дверь:
  - Если нужны деньги, сосватай свою Галину за иностранца, и не давай развода до тех пор, пока не выкупит это сокровище. А от моей дочери отстань. Не даст она тебе даже полушки. Я не позволю.
  - Ох, и сволочь ты!
  - Уж такая уродилась.
  'Родственнички' убрели, возмущенно ворча и жалуясь встречным соседям на 'жадную стерву Людку'. Оказывается, они потратили кучу денег на билеты до Емска, чтобы сделать свой гешефт. Теперь ещё предстояло ехать обратно, а на это тоже деньги нужны. И вообще, таких алчных и плохих людей, как мы с Алкой свет не ещё видывал.
  Я даже не стала дослушивать до конца весь этот бред и вернулась к мытью полов.
  
  
  КАТЮША
  Я вернулась с Алкиной свадьбы в конце сентября - бодрая, отдохнувшая, повидавшая за три недели больше, чем за всю предыдущую жизнь, и с каким-то другим взглядом на жизнь.
  На очередном заседании 'Клуба любителей книги' я вывалила на стол гору фотографий, и мои гостьи с жадностью почуявших мясо гиен ринулись их рассматривать.
  - Да, - охотно давала я разъяснения, - это Аллочка и Вит венчаются.
  - Так вроде бы католический храм?
  Я равнодушно пожала плечами.
  - А разве это не грех, - с наслаждением запустили в меня когти вредные бабы, - она-то ведь у тебя крещенная в православной вере?
  - Как им было удобно, так и сделали.
  - Алка-то на голову выше новобрачного?
  - На полголовы, остальное - каблуки.
  - Платье-то какое красивое, - всеобщий завистливый и печальный вздох.- В таком платье и ты, Людка, за королеву сошла бы.
  - Меня и моё устроило.
  Тактичная сваха сменила мне гардероб целиком, пояснив, что не смогла отказать себе в удовольствии купить ещё кучу новых тряпок.
  - Ведь это так приятно, Люда, покупать красивые вещи. Я уже столько себе набрала, что не смогу даже по разу надеть. Позвольте мне их вам подарить?
  Можно было, конечно, упереться: мол, не купите, я гордая! И тогда все гости смотрели бы не на молодых, а на сумасшедшую тетку, припершуюся на свадьбу единственной дочери в китайском ширпотребе. Правда, на местном рынке меня уверяли, что костюм родом из Италии, но как я убедилась впоследствии, это была наглая ложь.
  - Это мы со свахой у памятника Матьяша Корвина. Был такой венгерский король.
  - А это мы купаемся в горячих источниках!
  - А это в их поместье дегустируем вино!
  - А это...
  И так далее. Мне было и что показать, и о чем рассказать своим приятельницам, соседям и просто знакомым. Этих разговоров нам хватило надолго, но через неделю интерес к моей мадьярской родне всё-таки спал, и жизнь вернулась в нормальное русло.
  А вскоре об Алке все забыли, потому что Емск потрясла новая сенсация.
  Но обо всем по порядку.
  Вернувшись из Венгрии, первым делом нужно было раздать долги. Карсаи оплатили мне дорогу, и я поторопилась рассчитаться с Фридой Марковной и с Кларой Федоровной. Гольдберг я вернула деньги на работе, а вот к Петровым отправилась домой.
  Открыл мне калитку как всегда нелюдимый Димочка в 'трениках' и майке.
  - Здравствуйте, - буркнул он, - вам кого?
  Я опешила. А то паренек не знал, к кому я могу прийти!
  - Допустим, Клару Федоровну.
  - Её нет, она повезла Катюшу в Москву.
  - А Николай Викторович?
  - Дома, - и он пропустил меня во двор.
  Под навесом среди любовно взращенных Кларой Федоровной клумб с яркими астрами сидел наш стоматолог в окружении батареи бутылок с пивом.
  - А, Людмила, - вяло поприветствовал он меня, - проходи, угощайся. Я вот... отдыхаю.
  Вот уж не знала, что он способен на такого рода отдых - наливаться в одиночку пивом. Димуля ему явно компании не составлял, с раздраженным лицом маяча на заднем плане.
  - У тебя дело или так просто зашла?
  Я пояснила. Петров отмахнулся от денег.
  - Клара давала, ей и вернешь. Она провожает Катеньку на этот идиотский конкурс.
  И тут его прорвало:
  - Вот вбила же себе в голову: певица, певица! Сцена ей мерещится, слава, цветы, а Катюшка хотела парикмахером стать. Всем куклам прически делала, и вот Димку сама все время стрижёт.
  Я удивилась: никогда не слышала об этом увлечении Кати, но Димуля был на редкость хорошо подстрижен.
  - Мол, не престижно парикмахером быть, - продолжал изливать душу пьяненький Петров, - а что хорошего в жизни богемы? Спать укладываться за полночь, есть, когда придётся, от грима сильно портится кожа. К тому же всё время на нервах, а деньги... Да будут ли они ещё деньги-то? А у хорошего парикмахера никогда в кармане пусто не бывает. Никак Клара не забудет, что сама когда-то...
  - Николай Петрович, - ворвался в его монолог ледяной голос Димы, - мне кажется, что в доме телефон звонит. Наверное, это Клара Федоровна.
  Покачивающийся и бурчащий Петров поплелся в дом, а Дима направился ко мне.
  - Людмила Павловна, - решительно схватил он меня за локоть (б-р-р! как неприятно), - вам лучше уйти. Видите, в каком состоянии Николай Петрович? И ему и вам потом будет неловко при встрече.
  Ишь, какой заботливый! Но выставил он меня за дверь настолько ловко, что возразить было нечего. А интересно, чего это не забудет Клара Федоровна?
  Петрова зашла ко мне через три дня. Благо, деньги хранились у меня на работе в старинном похожем на шкаф сейфе наряду с инвентарной книгой и печатью библиотеки.
  - Там такая интересная программа, - с воодушевлением зачастила она, аккуратно упаковав доллары в кошелек, - сначала детям проведут экскурсию по городу, а потом пройдут отборочные туры и через три дня будет финал. Говорят, его будут транслировать и по российским каналам. Поеду в N-ск: там у знакомых кабельное телевидение.
  - Удачи вашей Катюше, - с чувством пожелала я.
  Надо же, Клара Федоровна так волновалась за дочь, что даже забыла спросить у меня про свадьбу Аллочки. Наверное, единственная во всем городе. Но я не обиделась, прекрасно понимая степень её волнения: европейскому жюри ведь по фигу железобетонные связи Петровых среди доморощенной элиты Емска.
  К тому времени и у меня оказались другие заботы помимо воспоминаний о свадьбе дочери.
  - Роза Сергеевна заболела, - сообщила я покровительнице Димочки, - соседи передали. Я вчера была у неё. Женщина едва ползает по комнате: у неё отнялась правая рука и перекосило лицо. Может, Дима...
  Выражение лица мадам Петровой неузнаваемо переменилось: вот только что было напоено слащавой дружелюбностью и вдруг как будто окаменело в негодовании.
  - Что вы такое говорите, Людочка? Разве мальчик может ухаживать за старой, да ещё и неопрятной женщиной? Это может произвести на него очень негативное впечатление.
  Я рассердилась. Смотрите-ка, какой нежный!
  - Но ведь он жил у неё, и тогда его не смущала неопрятность. Да и вообще, не такой он уже и мальчик.
  Клара Федоровна даже подпрыгнула от возмущения:
  - Если на то пошло, Дима работает и не может таскать за Розой горшки. Она получает пенсию, вот пусть и нанимает себе сиделку.
  Какая сиделка! Розе не хватало пенсии даже на самое необходимое.
  Расстались мы с мадам Петровой очень недовольные друг другом.
  Делать нечего. Мы посовещались с бабой Клавой и решили, что нам не остается ничего другого как взять уход за несчастной старухой на себя.
  - Ладно, Людмила, - пророкотала баба Клава, - днем я буду к ней заходить. А вечером у меня коровы приходят из стада, поэтому придется ухаживать тебе. А этот племянник хренов пусть за своей Кларой хвост носит, если у них нет ни стыда, ни совести.
  Надо сказать, что взвалили мы на себя ношу не из легких. Памперсов для взрослых тогда в аптеках Емска не было, а Роза Сергеевна вскоре перешла в категорию лежачих больных. Бесконечная стирка и просушка пеленок, растапливание печки, варка кашек стали для нас с бабой Клавой изнурительным бременем, и на работе тогда я отдыхала.
  Поначалу было очень страшно оставаться в домике Широковой по вечерам, но после того как моими стараниями восстановилось снабжение электричеством, стало легче.
  Роза Сергеевна с большим смущением принимала нашу помощь.
  - Ой, Людочка, - вначале стеснительно бормотала она, - вы так меня балуете. Да я как-нибудь сама управлюсь.
  А когда женщина уже окончательно слегла, то только виновато улыбалась да с трогательной беспомощностью заглядывала нам в глаза. Бедняга.
  Но это я забегаю вперед, а в момент описываемых событий Роза Сергеевна ещё более-менее, но ходила. И я как раз была у неё, когда в дом забежала соседка заполошная Раиса Максимовна - бывшая учительница младших классов. Не знаю, каким она была педагогом, но голосом владела такой силы и мощности, что не удивлюсь, если детишки писались прямо в штанишки, едва заслышав эту канонаду у себя над головой. Гаубица, а не человек.
  - Слышали новость-то, - загрохотала она, - у Петровых дочь за границей сгинула.
  - Катюша? - ахнула я. - Как, почему? Что случилось?
  - Откуда я знаю? - даже обиделась Раиса Максимовна. - Говорят, им позвонили ночью, и Петровы выехали в Москву.
  - А Димочка? - слабым голосом полюбопытствовала Роза Сергеевна.
  - Да ему-то что? Ходит по городу гоголем, рожа наглая!
  Вернувшись домой, я плотно засела за телефон и вот что узнала.
  Оказывается, Катюша выбыла из числа конкурсанток уже в отборочном туре, но осталась дожидаться более талантливых девочек из своей группы. Сопровождающие команду кураторы разрешили ей и таким же невезучим товаркам присутствовать на дальнейших выступлениях в роли зрителей. Конечно, всё внимание уделялось более перспективным вокалисткам, и девчонки оказались практически предоставлены сами себе.
  Утром она была на завтраке, и когда не явиась на обед, никто особо не встревожился: мало ли, задержалась девочка в городе, рассматривая достопримечательности. Но вот когда Катюшу не обнаружили в гостинице и вечером, обеспокоенный руководитель группы обратился в полицию.
  Власти принялись за поиск со всей серьезностью. В такой маленькой стране как Люксембург редки настолько необъяснимые исчезновения. Дело осложнялось тем, что на конкурсе присутствовали конкурсанты из многих стран, и допросы приходилось проводить не только по-английски, но и на других языках мира. Специалистов не сразу смогли найти, время шло, а вместе с ним таяли и надежды на благоприятный результат поисков, пока из канала не выловили тело какой-то неизвестной бедолаги. Клара Федоровна и Николай Викторович отбыли на опознание, а если им не удастся узнать в останках дочь, то на сдачу анализа на ДНК.
  Мы все любили Катюшу и, несмотря на все фортели последнего времени, я все-таки неплохо относилась к Кларе Федоровне, никогда не забывая, как она выручала меня в особо тяжелые времена.
  Весь город гудел, теряясь в догадках, и подобно смогу накрыл его удушливым одеялом самых невероятных сплетен. Допустим, вот одно из обсуждений.
  Мои соседки стояли у подъезда с сумками. Льющий всю ночь дождь только что закончился. На лавочку сесть было нельзя, а душу распирало желанием помолоть языками на столь животрепещущую тему.
  - Похитили её торговцы рабами, - довольно, чуть ли не облизываясь, вещала баба Нюра, - она теперь в гареме будет двенадцатой женой торговца верблюдами. Ислам примет и морду закроет чадрой, по ногам-то её и мать родная не узнает. Всё: пропала девка! Я таких немало повидала, когда в 30-х с басмачами в Туркестане боролась. Сидят бабенки как болтливые попугаи в клетках всегда под платками.
   Силы Небесные, неужели наша Анна Никаноровна и в Средней Азии побывала? Да есть ли на земле место, куда не ступала её изуродованная артритом нога?
  - Катьку на органы похитили, - возражала тетя Соня, - у нас в пивной только об этом и разговору. Извлекут сердце, почки...
  - Тьфу! - плюнула ей под ноги баба Нюра. - Вечно ты какую-нибудь пакость скажешь. Зачем такую красивую девку расчленять? Она и целиком дорого стоит.
  - Тогда в публичный дом продали в Африку.
  - Катю поймал маньяк и держит в погребе, - предположила Раечка, катающая коляску с ребенком. - Мой Дружинин как-то рассказывал, что в Карповке отчим спрятал приемную дочь в погреб и месяц насиловал, пока воротившаяся из дурки жена её там не нашла. Баба как увидела, что это поганец сделал, его топором по кумполу и огрела. Её опять в дурку забрали.
  Да, ещё та история. Ничуть не хуже 'расчлененки'. Так вот каким образом развлекает прокурор свою молодую жену!
  - Катьку сбила машина и она, потеряв память, где-нибудь в больнице лежит, бедолага.
  - Мне женщина на рынке рассказывала, что гуру, который живет в подвале Реабилитационного центра для инвалидов детства, считает, что она в плену у инопланетян. Он выходил в астрал, и ему сказали, что Катю похитили зеленые гуманоиды с Альфы-центавры.
  - Что, Люда, молчишь? - в конце концов, утомившись перебирать версии, обратились они ко мне. - Ты-то что думаешь?
  - Ничего, - нервно улыбнулась я, - ничего не думаю. Боюсь думать.
  И у меня были причины так говорить. Ведь мы несколько месяцев назад тоже прошлись по тонкой нитке судьбы. Только концовка оказалась другой.
  Я прекрасно представляла, как всё было. Парень и девушка в переполненном людьми зале заинтересовались друг другом, а потом гостиница. Только Алка из этой гостиницы отправилась замуж, а Катька... одному Богу известно, что с ней сталось. А что могло произойти с моей глупышкой, если бы вместо Вита её охмурил какой-нибудь негодяй?
  Прежде чем окончательно разойтись, мои соседки дружно высказались:
  - Если бы Клара на конкурсе не надавила на жюри, её девка живая и здоровая сидела бы дома.
  - Это её Бог наказал за шельмовство.
  - Я слышала, что мать Ольги Звягинцевой ездила к колдунье, чтобы извести всех Петровых.
  - Столько добра накопили, да и Катька была девка видная: вот и сглазили.
  А как бы вы хотели? На свой лад, это тоже были требующие внимания версии.
  Наутро перед работой я шустро сбегала в церковь и прикрепила ко всем подсвечникам свечки, точно не зная, кого из многочисленных святых благодарить за чудесное спасение дочки. И чтобы случайно не промахнуться, поставила уж всем.
  Петровы вернулись ни с чем. Они никому не рассказывали подробностей поездки, но в город всё равно просочилась информация, что анализ ДНК дал отрицательный результат.
  В те дни Клару Федоровну можно было увидеть только в церкви. Она вместе с Димой часами простаивала на службах, молясь о без вести пропавшей Катюше.
  Честно говоря, я была поражена, увидев паренька в нашем храме. Втайне я его считала чем-то вроде нечистой силы, ловко охмурившей не только безобидную чудачку Розу, но и обычно здравомыслящих Петровых. Мало того, мне казалось, что после появления этого молодого человека Клара Федоровна резко изменилась в худшую сторону, но в те страшные для Петровых дни даже со стороны было заметно, насколько этот парень поддерживает свою покровительницу и нежно заботится о ней.
  Замкнулся в себе и запил безумно любящий младшую дочь Николай Викторович. Он не нашёл в себе то ли мужества, то ли веры, чтобы посетить церковь, и поэтому безвылазно засел дома в окружении бутылок.
  Приехала из Приморья Инна, но пробыв дома всего лишь три дня, уехала.
  - А что мне здесь делать? - рассказывают, раздраженно высказала она своей школьной подруге при случайной встрече. - Мне никто не рад. Я попыталась пояснить родителям, что рано посыпать голову пеплом, и неизвестно как ещё повернется дело, но меня обвинили в бессердечии и эгоизме. Смотрят волком, чуть ли не обвиняют открыто в том, что это Катька пропала, а не я. Надоело!
  И только Димочка проявлял недюжинное терпение по отношению к потерявшим силу духа Петровым. Он бегал по магазинам и рынкам, полностью взяв на себя снабжение семьи продуктами и лекарствами. В те дни его газетный ларек часто оставался закрытым, потому что парень самоотверженно ухаживал за впавшими в отчаяние людьми.
  Побушевав, волна сплетен улеглась, хотя о семье стоматолога часто вспоминали кумушки на посиделках да самозабвенно трепались дамы из нашего клуба.
  В тот день я получила из Венгрии пачку фотографий от приехавшей из свадебного путешествия дочери. И куда, вы думаете, поехали наши новобрачные в медовый месяц? Решили погулять по бульварам Парижа, захотели полюбоваться каналами Венеции или площадями Флоренции?
  Да не угадали! Эта чокнутая парочка провела медовый месяц, посещая игры знаменитых клубов НБА - американской национальной баскетбольной ассоциации. Все прилагаемое к фотографиям письмо было испещрено такими названиями как 'Лос-Анджелес Лейкерс', 'Нью-Йорк никс', 'Чикаго Булз' и 'Портленд Трэйл Блэйзерз'.
  С фотографий мне счастливо улыбались дочь и зять в обязательной компании громадных страхолюдных негров в форме баскетболистов. Вит и Алка тоже позировали исключительно в спортивных костюмах и бейсболках с названиями клубов.
  И только получив это несомненное доказательство того, что дети нашли друг друга на почве общего маниакального увлечения баскетболом, я наконец-то слегка успокоилась. Пожалуй, этот брак имеет все шансы на счастливое долголетие. Не хочу сказать, что баскетбол вечен, но на их жизнь вполне хватит и клубов, и игроков.
  И вот когда я нежно поглаживала на фотографиях детей, ко мне в библиотеку ворвался энергичный молодой человек в строгом деловом костюме.
  - Людмила Павловна, - официально обратился он ко мне. - Я новый заведующий отделом культуры - Олег Мефодьевич Колотько.
  Вот так сюрприз!
  - А Фрида Марковна куда делась?
  - Гольдберг ушла на пенсию. У неё давно уже были сложности со здоровьем, и Фрида Марковна подала заявление на увольнение. А меня сюда перевели из Медведково.
  Я изумленно онемела. Вот знаете, Медведково - это какое-то агрессивное название на карте нашей страны. Конечно, может я и ошибаюсь, но у меня сложилось стойкое впечатление, что этих самых Медведок или Медведково наблюдается не одна сотня. По крайней мере, в каждой губернии есть своя собственная деревня или село с этим названием.
  Не знаю как в других районах, но наше Медведково ещё та дыра. Огромное бестолковое село, в котором утопающие в грязи улицы разбегаются как пьяные: все в проулках, непонятных изгибах, с нехилыми засыпанными мусором оврагами посередине. И кого же там повысили до заведующего районным отделом культуры? Местного гармониста?
   Но все оказалось ещё диковинней: Олег Мефодьевич работал в местном почтовом отделении. Он разносил письма, газеты и посылки по неподдающемуся описанию хаосу улиц и одновременно отвечал за работу магнитофона на местных танцульках.
  Когда почтовое отделение закрыли, председатель ОАО 'Будущее Медведково' порекомендовал расторопного паренька нашему районному начальству.
  - А что он умеет делать? - поинтересовались сверху.
  - Всё, - был обстоятельный ответ. - Такую дискотеку нам организовал хлопец, что куда там городским.
  - Ах, дискотеку! А образование у парня есть?
  - Да. Брюшинский мукомольный техникум.
  - Годится.
  Этот воображаемый диалог, тем не менее, содержит всю информацию о назначении паренька с мукомольным образованием на должность самого культурного человека в районе. То ли на 'верху' перепились до чертей в тот момент, то ли решили особым способом поиздеваться над нашим городом.
  На наше горе Олег Мефодьевич оказался очень активным человеком. Идеи из него так и фонтанировали: одна глупее другой. Однако новый начальник с упрямством, достойным лучшего применения, требовал от нас их точнейшего исполнения.
  Вот, например, он как-то старушек из хора ветеранов заставил дать концерт под палящим солнцем на единственной площади Емска прямо у подножья памятника Ильичу.
  - Искусство должно идти в народ, - заявил Колотько. - Что толку содержать хор, если он выступает три-четыре раза в год с двумя-тремя песнями? Город даже не знает, какую работу мы проводим по сохранению культурного наследия.
  Воспитанные в коммунистическом послушании комсомолки послевоенных пятилеток ответственно подошли к заданию: принарядившись в кокошники и сарафаны, они выстроились полукругом у памятника и, держась друг за друга, мужественно пропели четыре песни. А дальше солнце, гипертония, тахикардия и аритмия начали свое чёрное дело, и старушки посыпались как переспевшие груши с деревьев. 'Скорая помощь', устав метаться туда-сюда, просто встала на дежурство возле площади, держа наготове нашатырный спирт и тонометр.
  Но Мефодьевича (его по имени-отчеству за глаза никто не называл) эта неудача не смутила.
  - Кто мог подумать, что день окажется таким жарким, - пожимал он плечами.- Согласитесь, что сама-то идея гениальна.
  Кто бы сомневался? Уж не знаю, какой должна быть погода: дождливой, чтобы старушек омывало, ветреной, чтобы обдувало, или пасмурной, чтобы кокошники не припекло? Но тогда ведь свою чёрную работу начнёт артрит, геморрой и цистит.
  Ладно бы только это, но нас обрушилась главная беда русской действительности - начальник, ответственно относящийся к своим обязанностям.
  Вот как руководила отделом культуры его предшественница? Фрида Марковна - заслуженный монстр советского управленческого аппарата в таких делах разбиралась как никто другой. Она пристально следила за нами, но издали, редко непосредственно вмешиваясь в работу подвластных учреждений. Однако если до неё доходила информация, что мы пренебрегаем своими обязанностями, Гольдберг превращалась в листопрокатный стан. Фрида могла за считанные секунды так обрушиться на человека, что тот ещё долго пил валидол и вздрагивал по ночам. Мы боялись её, как буржуи 20-х годов карающего меча революции.
  Кто боялся Мефодьевича? Наверное, только блохи на его любимой кошке Козаностре.
  Однако доставал он нас, как залетевший ночью в окно комар.
  Например, то и дело врывался ко мне в библиотеку и требовал план работы на месяц, на год и даже на день. Казалось, чем должна заниматься библиотекарь? Рекламировать и выдавать книги, следить за сохранностью фонда, вести необходимую документацию? Как бы ни так: ещё я обязана устраивать книжные выставки и проводить тематические массовые мероприятия, посвященные какой-нибудь юбилейной дате.
  Худо-бедно, но я это делала, обычно обращаясь за помощью в местную школу. После уроков учителя пригоняли детей в библиотеку, подбирая их по возрасту в соответствии с заявленной темой. И всем было хорошо: я и школа отчитывались в совместно проведенном мероприятии каждый перед своим начальством.
  Но тут ко мне повадился приходить на запланированные сборища Мефодьевич. Раз полюбовался на унылые детские лица, второй, а потом подвалил с претензиями:
  - Почему культурно-массовой работой охвачены только школьники? Где другие слои населения?
  На следующем открытом мероприятии уже сидели члены ветеранского хора вкупе с коммунистами товарища Широкопляса.
  Однако начальство опять осталось недовольным.
  - Почему только деды и бабки слушают про творчество Пастернака?
  Я только руками развела:
  - Всё, все мои резервы задействованы: больше взять неоткуда.
  - Вы плохо проводите пропагандистскую работу среди прочего населения.
  - Вместо того чтобы внимать стихам Пастернака 'прочее' население предпочитает отдыхать в 'Зеленом шуме' или готовить ужин мужу и детям. Вдобавок взрослые люди работают.
  - А вы пробовали связаться с руководителями предприятий города, и проводить мероприятия прямо на рабочих местах?
  - А как же, - нагло соврала я. - Всем предлагала наши услуги, но мне везде отказали.
  - Вы просто разговаривать с людьми не умеете. Мне вот никогда не откажут.
  - Буду благодарна за помощь, - скромно потупила я глаза.
  Не сомневаюсь, что этот малахольный придурок так и сделал. Могу только представить, как далеко его послали наши 'новые русские'. Им ведь по фигу планы культурно-массового воспитания трудящихся.
  Но самым большим достижением Мефодьевича стала ликвидация нашего 'Клуба любителей книги'.
  Как-то он затребовал себе планы работы кружка. Обычно подобные никчемные бумажки у меня в полном порядке, поэтому я охотно вручила начальству соответствующую папку и забыла про это.
  В означенный четверг наши дамы подтянулись к зданию библиотеки, притащив с собой вязание, обязательный домашний торт, конфеты, мед и варенье. Я вскипятила чайник, и мы уютненько чаевничали, обсуждая последний фильм в читальном зале библиотеки, когда в окно начальственно постучали.
  На улице свирепствовал холодный декабрьский ветер и шёл снег.
  - Кого же это принесло в такую погоду за книгами? - удивилась я. - Не видят табличку 'Закрыто'?
  Но зябко кутаясь в шаль, всё же пошла открывать. Каково было моё удивление, когда из-за засыпанной снегом шапки на меня взглянули беспокойные глаза Мефодьевича.
  - Вот решил присутствовать на вашем заседании, - объяснил он мне цель визита.
  Скинув верхнюю одежду и пригладив волосы, Колотько появился перед дамами. Те так и оцепенели, кто с куском торта во рту, кто с чашкой чая при виде бодро улыбающегося визитера.
  - Так, - сказал он, присаживаясь на ближайшее свободное место, - вижу, что в вашем кружке царит теплая почти семейная обстановка. Это хорошо, просто замечательно. Но сегодня по плану обсуждение творчества Валентина Распутина. Кто из вас хочет высказаться по этому поводу?
  Думаете, это он так ловко меня поймал на пренебрежении должностными обязанностями? Отнюдь! Ручаюсь, придурок ничего не понял и упорно добивался от моего бабья ответов на свои вопросы:
  - Уважаемые женщины, не надо смущаться: говорите, говорите!
  Но дамы только изумленно пялились на него округлившими глазами и потихоньку потянулись к выходу, бормоча о срочно обнаружившихся неотложных делах.
  - Жаль, очень жаль, - кричал Мефодьевич им вслед. - На следующем занятии будем обсуждать творчество Бориса Горбатова: надеюсь на содержательную и поучительную беседу.
  Женщины исчезли буквально за пять минут, впопыхах даже не дождавшись, когда за ними приедут срочно вызванные по телефону мужья.
  - Что это они? - удивилось моё начальство.
  - Стесняются, - постно опустила я глаза.- Всё-таки новый человек.
  - Ладно, теперь я постоянно буду ходить на ваши занятия, и они ко мне быстро привыкнут. Кстати, очень вкусный торт.
  - Ешьте на здоровье.
  Предвидя грядущие сложности, я заранее обзвонила всех дамочек.
  - Я приготовлю вам сообщения: останется только прочитать.
  Но зачем женам высокопоставленных чиновников местного разлива подобная головная боль? Они приходили ко мне развлекаться, а не Горбатова читать. Сплетничать же можно и в другом месте, допустим, по очереди посещая друг друга. Конечно, встречаться у меня было всем удобнее, но не настолько же, чтобы брать в руки что-то помимо детективов и женских романов. Никто не захотел себя утруждать.
  Пришлось обратиться с нижайшей просьбой к преданным и испытанным в книжных боях товарищам.
  Когда в следующий четверг Мефодьевич разлетелся с проверкой, вместо торта и чая в окружении искусно накрашенных и пахнущих дорогими духами дам, его ждал товарищ Широкопляс в компании благоухающих 'Русским лесом' и портянками сотоварищей по партии от 60 и старше.
  Не успел наш живчик даже рот открыть, чтобы задать свои вопросы, как его настолько засыпали ответами и пожеланиями в адрес районного отдела культуры, что он позорно бежал.
  - А куда делись женщины? - вяло поинтересовался Мефодьевич, позвонив мне на следующее утро. - Откуда деды взялись?
  - Они и есть главные посетители нашего кружка, - соврала я, - просто в тот вечер была сильная метель, и старики не смогли покинуть свои дома. А женщины ходят редко.
  Мефодьевичу этого оказалось достаточно, чтобы отстать от кружка, но и дамы также больше не вернулись под гостеприимный кров моей библиотеки. Сначала меня это огорчало: я привыкла к нашим посиделкам и грустила, оставаясь в одиночестве по четвергам. Однако потом ко мне случайно прибились наши местные поэты. Оказывается, их было немало, и они мыкались, не зная, где пристроиться, чтобы радовать друг друга прыжками Пегаса.
  Шесть баб под пятьдесят, десять пенсионерок и два пенсионера, а также худющий мальчик, провозглашенный ими гением и будущим русской поэзии. Слушать их вирши было не особо легко, но можно. Рифмы далеко не всегда подчинялись упрямому перу поэтов, но как говорится, желание - это уже половина дела.
  Да, к счастью не оскудевает русская земля блаженными чудаками.
  
  
  ЭПИЛОГ
  Заканчивался двадцатый век, а вместе с ним уходили и те, с кем мы его отождествляли.
  Шокировал всю страну в канун Нового года самый неоднозначный правитель из всех, кто сваливался на русскую многострадальную голову. Решил добровольно уйти с политического Олимпа. Плевать вслед не стали, но и доброго слова об уходящем президенте я ни от кого не услышала. Может, олигархи московские все глаза проплакали, но в провинции люди только облегченно перекрестились.
  В нашем мирке тоже были свои потери.
  Умерла Роза Сергеевна - тихо угасла во сне. Баба Клава пришла утром её проведать, а она мертвая. Когда приехала 'скорая помощь', принявшись искать паспорт и страховой полис, женщина случайно наткнулась на завещание.
  - Вот, - отдала она мне свернутый лист, вытащив его из кармана фартука, когда я прибежала в дом Розы Сергеевны, - возьми. Сама думай, что с ним делать.
  Я сунула бумажку в сумочку, и думать про неё забыла, занятая организацией похорон.
  Пришли Димочка с Кларой Федоровной.
  - Сколько я вам должен? - сухо осведомился парень.
  Я назвала точную сумму всех издержек по погребению, косясь на его исхудавшую и потускневшую спутницу. Петрова достала кошелёк и отсчитала деньги. И ничего: ни благодарности, ни расспросов о последних днях родственницы.
  - Вот сволочи, - с чувством буркнула тетя Клава, выпив водки в столовой на поминках. - Порви, Людмила, ту бумажку! Пусть лучше всё государству достанется, чем этому злыдню!
  Я вспомнила о завещании и прямо там же - среди тарелок с лапшой и поминальной кашей ознакомилась с последней волей усопшей. Ничего особенного она не содержала, помимо того, что всё своё имущество она завещает Дмитрию Петровичу Долмацкому. Всё честь по чести, с печатью и подписью нотариуса.
  - Пусть забирает, - с тяжелым вздохом сказала я тете Клаве, - не будем грех на душу брать.
  - Так ведь ничем не помог, урод занюханный, покойнице-то. Только Клару свою облизывал. Это Петровых Бог наказал, дочь отняв, потому что у убогонькой кормильца увели.
  Я только укоризненно взглянула на собеседницу. Хорошая баба тетя Клава, но сейчас сморозила нечто запредельное. Никогда Дима не собирался 'докармливать' Розу Сергеевну: он безжалостно её использовал, и не более того.
  Я отдала завещание Диме на выходе из столовой.
  - Это вам.
  Он молча забрал бумагу, а вот Клара Федоровна неожиданно ухватила меня за локоть:
  - Пройдемте, Людочка, поговорим. Мы так давно не виделись.
  Видеться-то мы иногда виделись, а вот разговаривали чуть ли не впервые с того далекого дня, когда я отдавала ей долг по возвращении из Москвы.
  - Я слышала, у вас внук родился? - приветливо поинтересовалась она.
  - Да, - осторожно ответила я, мысленно засовывая фотографию маленького Имре как можно дальше в сумочку.
  Клара Федоровна грустно улыбнулась.
  - У Катюши тоже скоро будет ребенок.
  Я оторопело покосилась на собеседницу. Петрова только вздохнула в ответ на мое нескрываемое удивление.
  - Думаю, - мечтательно заявила она, - что моя Катя живет в очень далекой стране замужем за восточным принцем, который настолько сильно её любит, что ревнует даже к родителям. Вот она и не может подать весточку. По крайней мере, так считает Димочка.
  Вот уж чего не ожидала от этого паренька, так подобных фантазий. Я оглянулась на сопровождавшего Петрову парня. Он брёл с задумчивым видом за нами следом, зябко кутаясь в кожаную модную курточку. Зачем Дима сочинял эти сказки? Зачем морочил голову своей благодетельнице? Ведь рано или поздно Клара поймет, что все эти иллюзии - самообман и ей станет ещё хуже.
  - Димочка - Ангел хранитель, - уловила мой взгляд Петрова, - если бы ты знала, Людочка, что он для меня сделал. Я ведь хотела покончить с собой, когда вспоминала, что собственными руками пробила для неё участие в этом конкурсе.
  Голос Клары Федоровны дрогнул от сдерживаемых слёз, но она быстро взяла себя в руки и ласково продолжила:
  - Только благодаря Диме я ещё жива. Мне его Бог послал: никто другой не умеет так утешить, никто настолько чутко не подберет мудрого и нужного слова.
  Бог послал? Я в сомнении взглянула на парня: честно говоря, мне он всегда казался представителем другого ведомства. Разве Ангелы бывают такими угрюмыми и надменными молодчиками? Бедная Клара Федоровна, видимо не выдержав горя, малость тронулась умом.
  - А как поживает ваша Аллочка?
  - Хорошо.
  Вот, в общем-то, и всё, что мы тогда сказали друг другу.
  Три месяца спустя, когда я собиралась ехать в Венгрию, чтобы понянчиться с внуком и металась по городу в поисках денег, у меня появился Дима.
  Увидев его на пороге, я испугалась, почему-то сразу подумав, что у Петровых что-то случилось. Однако у парня, оказывается, было ко мне дело.
  - Я пришел рассчитаться.
  И он выложил кругленькую сумму.
  - Что это? - расширенными от удивления глазами посмотрела я на кучку денежных купюр.
  - Продал дом Розы Сергеевны, а деньги поделил между вами и Клавдией Трофимовной. Вы меня очень обяжете, если отдадите ей половину суммы.
  - Но, но... - сама не знаю, почему попыталась возразить.
  Пока я без толку раскрывала и закрывала рот, Дима ушёл.
  Мы с тетей Клавой вместе посчитали деньги и поровну поделили, вдобавок сложившись на бутылку рябиновой настойки, чтобы помянуть покойницу.
  - Ох, Людмила, грешница я, - даже всплакнула пожилая женщина. - Век живи, век учись - дураком сдохнешь! Вот, чего я только в сердцах не наговаривала на Кларку и на её пуделька, а они вон как: все деньги нам отдали.
  Рябиновая настойка и предстоящая поездка к дочери привели меня в благодушное настроение:
  - Хороших людей гораздо больше, чем плохих.
  Я уехала в Венгрию, и бабу Нюру похоронили без меня. Говорят, она очень переживала, что не может со мной проститься, но я появилась только через три дня после похорон.
  - Ой, Людочка, мы вас так ждали, - встретили меня встревоженные соседки. - Анна Никаноровна оставила нам деньги на похороны, но ни словом не обмолвилась о своих родственниках. Нужно же кому-то сообщить о её смерти. Квартира осталась не приватизированной, но вещей в ней не счесть. Может, есть наследники? Надо бы порыться в бумагах. Вы часто бывали у покойницы: знаете, где она документы хранила?
  Я только плечами пожала. В присутствии старшей по подъезду Галины Викторовны (уже упоминала о ней ранее) мы с Раечкой принялись за обыск. Было грустно находиться среди знакомых стен, заметно изменившихся без кипучей энергии своей хозяйки. Конечно, люди не вечны, а баба Нюра и так прожила 'мафусаилов' век, но всё равно я не смогла справиться со слезами, роясь в пожелтевших письмах и старых квитанциях в поисках хоть каких-то следов родни нашей 'революционерки без страха и упрёка'.
  Мы не нашли никаких упоминаний о родственниках, зато неожиданно отыскалось завещание - довольно оригинальный документ, в точности как и написавшая его хозяйка.
  Всю коллекцию самогона и свой аппарат она завещала тете Соне. Раечка получила чайный сервиз на двенадцать персон из фарфора, расписанного серпами и молотами, портретами вождей и красными знаменами (как оказалось впоследствии бешеной цены). Галина Викторовна стала счастливой владелицей всей мебели кроме комода, который достался мне. Тамаре Петровне полагалась знаменитая сковородка, которой покойница усмиряла её папашу.
  Мы и плакали, и смеялись всем подъездом, читая это 'последнее волеизъявление'.
  - Скучно будет без старухи, - высказалась далеко не сентиментальная Галина Викторовна. - Так на душе грустно, словно она мне родная была.
  Помимо нас покойница ещё облагодетельствовала местный комитет ветеранов, оставив им некоторые из своих документов, а местному музею завещала все свои ордена и медали.
  Обливаясь слезами, мы растащили мебель, бумаги и прочие завещанные вещи по адресатам, и милиция под личным присмотром самого Дружинина опечатала квартиру.
  Прошло три недели. Мне позвонила дочь и среди прочих новостей я доложила ей, что стала счастливой обладательницей комода бабы Нюры и, хотя чту память покойницы, не знаю, куда его деть. В моей маленькой квартире не было места для столь громоздкой вещи.
  И пока я ломала голову куда деть раритет, мне неожиданно перезвонила Алка:
  - Мать, не вздумай выбрасывать комод.
  - Да я и не думала: все-таки вещь красивая, старинная... опять же память.
  - Вот именно - старинная, свекровь говорит, что будучи в гостях у бабы Нюры, не могла отвести от него глаз. Это работа какого-то известного мастера восемнадцатого века. Такие комоды наперечет и стоят как 'Боинг'.
  Вот это да! Я с уважением посмотрела на стоящую посреди комнаты антикварную вещь. Долго думала, что же с ней делать, а потом задвинула в угол спальни, накрыв салфеткой и поставив сверху горшок с цветком. Теперь я с трудом протискивалась к шкафу, зато грела душу мысль, что у меня в спальне стоит 'Боинг', тщательно замаскированный под комод. Теперь и мне есть, что оставить внукам в наследство. Пусть Карсаи не сильно-то задирают нос.
  А через месяц, когда уже начались осенние дожди, неожиданно объявились наследники покойной героини Гражданской войны. Двое мужчин и одна худющая женщина, назвавшиеся внучатыми племянниками одного из мужей тети Нюры. Я так и не поняла до конца, что означает эта степень родства, но действовали эти люди напористо и хамовато.
  Вначале они попытались претендовать на квартиру, но местный районный суд их иск отклонил. Узнав, что все вещи покойной были раздарены по завещанию, они вцепились в мой комод и в Раечкин сервиз, и если честно, не будь на стороне посуды самого прокурора мне бы от них не отделаться.
  Женщина то и дело звонила и засыпала оскорблениями с угрозами, требуя вернуть их фамильную вещь. Мол, у неё есть все документы на комод, и сама баба Нюра владела им временно. Мужчины пошли ещё дальше, как-то начав ломиться ночью ко мне в дверь. Если бы Дружинин не поднял на ноги милицию нашего городка и не организовал пятнадцать суток отсидки всей троице в КПЗ, наверное, я отдала бы комод этим прохиндеям. Вещь, безусловная, хорошая, но заикаться из-за неё всю оставшуюся жизнь я не собиралась.
  Но пока я вела 'комодную' войну, городок неожиданно потрясла очередная сенсационная новость - Катенька Петрова нашлась!
  Сама Клара Федоровна умчалась в Москву выправлять визу в одну из африканских стран, но мне обо всем подробнейшим образом поведала Анна Михайловна, которой в свою очередь рассказал об этом муж, тесно общающийся с Николаем Викторовичем. Сбежались со своими версиями и остальные дамы из 'Клуба любителей книги', а немного позже дополнила подробностями эту историю и сама Клара Федоровна.
  В общем, выяснилось следующее.
  Имя у молодого человека Катеньки оказалось настолько вычурным и длинным, что как не ломала язык Петрова, внятно произнести его не смогла, даже читая по бумажке. Для краткости будем называть его Саидом.
  Что делал этот араб в Люксембурге неизвестно, но точно не пел. Саид и Катя встретились вовсе не на конкурсе, как предполагала я, а в магазине игрушек. Несмотря на развитые женственные формы, по сути дела, Катька была ещё ребенком и обожала куклы. А этот самый Саид решил купить игрушки для своих многочисленных братьев и сестер. Как уж они там сговаривались одному Богу известно, но красноречивый араб оказался настолько обаятельным красавцем, что Катька потеряла голову и согласилась с ним уехать.
  Нет, она прекрасно осознавала, что родители будут волноваться, поэтому написала им письмо: мол, с ней все в порядке, Саид отличный парень, и пусть мама и папа ждут приглашения на свадьбу. Однако девочка так волновалась, что совершила одну ошибку: на наших ещё советских конвертах адрес отправителя писался всегда внизу, а адрес получателя вверху. И хотя в ту пору в России уже стали появляться европейские конверты, тем не менее, она перепутала строки местами. Могу представить, как негодовала почта Люксембурга, читая конверт, где в месте адреса получателя было написано кратко и размашисто, да ещё по-русски 'Люксембург'. Вот уж действительно 'на деревню, дедушке', а обратный адрес их не заинтересовал. Конечно, такое письмо надо бы по всем правилам вернуть отправителю, но по неясным причинам оно где-то затерялось. Прошло немало времени, прежде чем Катька догадалась о своей ошибке.
  А Саид на самом деле оказался принцем. Оказывается, в Северной Африке их немало. И деньги у него были, и настоящий дворец, но в том дворце обнаружилась его мама - особа нравная и суровая. И как выяснилось позже, по законам их рода, чтобы стать женой принца нужно было обязательно получить аудиенцию у его матери. А эта арабская баба уперлась и отказалась принимать у себя нашу Катю.
  Правда, Саид не терял надежды, что со временем родительница все-таки сменит гнев на милость. Не теряла её и беременная Катька. Но один за другим появились двое мальчиков, а будущая свекровь и думать об аудиенции не хотела. И тогда до опечаленной Кати дошло, что напрасно она тянет с письмом родителям: к сожалению, они никогда не дождутся приглашения на её свадьбу. Да и сам арабский принц тоже наконец-то дал согласие на её общение с родителями (оказывается в том мире даже чихнуть без разрешения мужчины нельзя).
  Чтобы хоть как-то компенсировать возлюбленной бесплодные годы ожидания, Саид осыпал Катьку золотом и подарил ей по-восточному роскошный салон красоты. Она так и не стала парикмахером, но зато теперь могла обитать в столь любимом ей мире модных причесок, визажистов и прочих составляющих этой сферы. Это послужило хоть небольшим, но утешением, потому что выезд за границу Кате как матери хоть и незаконнорожденных, но принцев закон запрещал, а про других мужчин и думать было нельзя. Саид же вполне предсказуемо женился на девушке, на которую ему указала мама.
  Печальная история, хотя вроде бы все живы и здоровы. Но понятно, что Клара Федоровна места себе от счастья не находила.
  Она выправила визу и съездила в гости к дочери, понянчилась с внуками, познакомилась с их отцом и никому не давала покоя, бесчисленное количество раз рассказывая, как прекрасно живет Екатерина в далекой африканской стране. Её охотно слушали, зачарованно внимая таинственной для нас экзотике арабского мира, но каждый про себя думал: 'Как хорошо, что это случилось не с моим ребенком'
  - Вот, - как-то высказалась она, в очередной раз рассказывая про дочь,- Димочка, оказывается, всё правильно говорил, а ты не верила.
  Мы сидели в библиотеке и пили чай. Погода за окном была ещё та: лил дождь, дул холодный пронзительный ветер, перепархивал снег. Ноябрь в том году выдался холодным.
  Читатель вполне предсказуемо предпочитал сидеть дома вместо того, чтобы таскаться по лужам и увязать в грязи наших раздолбанных дорог. А вот Клару Федоровну привез ко мне Николай Викторович по дороге в свою стоматологическую клинику. Петровой нужна была подборка литературы по истории Емска.
  Книги мы быстро нашли и решили выпить чайку, чтобы в тишине и уюте поговорить об экзотике Северной Африки в целом и о счастье Катеньки в частности. И вдруг Клара Петровна заговорила о Диме. И только в этот момент до меня дошло, что давно не видела обычно по пятам таскающегося за ней парня.
  - А где он? - вяло поинтересовалась, меланхолично размешивая сахар. - Заболел?
  Петрова потемнела лицом, и только что бивший из неё подобно гейзеру радостный энтузиазм моментально исчез.
  - Димочка исчез.
  - Пропал, что ли? А вы в милицию заявляли?
  - Нет, - грустно качнула она головой. - Я обращалась к Игорю Васильевичу (начальнику местного РОВД), но он отговорил подавать заявление. Сказал, что Дмитрий - взрослый парень, и вовсе не обязан давать мне отчет, где бывает. Мы даже не родственники.
  Вот пофигу мне Димочка, но такая черствость возмутила.
  - Давайте, я подключу Дружинина. Всё-таки человек пропал, - предложила я.
  Но Клара Федоровна как-то странно замялась.
  - Не надо, - грустно вздохнула она, - Дима не из тех, кто пропадает.
  - Но когда это произошло?
  Прежде чем рассказать, Петрова сделала несколько глотков чаю, а потом с тяжелым вздохом отставила свой стакан в сторону. Она сделалась такой... я затрудняюсь дать определение: грустной, подавленной и отстраненной одновременно.
  - Я уезжала в Москву, Николай меня провожал, а Димочка оставался на хозяйстве. Когда муж вернулся, всё было в полном порядке, но на столе в гостиной лежали ключи от его квартиры, какие-то деньги, документы на торговую палатку, даже паспорт и аттестат. И ни записки, ни какого-нибудь намека, куда он направляется.
  Клара Федоровна осторожно, чтобы не размазать макияж, вытерла показавшиеся на глазах слезинки.
  - Хотя у Димы всё-таки оставались ещё деньги за Розин дом.
  - Не было у него этих денег. Он их нам с тетей Клавой отдал.
  Петрова стала ещё печальнее, но не особо удивилась.
  - Я же говорила тебе, Людочка, это был Ангел. Ангел, посланный мне откуда-то сверху, чтобы я не натворила непоправимых бед. А теперь, когда всё уладилось, он просто исчез: вернулся обратно. На Небесах не нужны ни деньги, ни документы.
  Мне стало жутковато.
  - Может Дима ещё появится, - робко предположила я, - мало ли? Девчонкой какой-нибудь увлекся или решил отправиться путешествовать.
  Говорила и сама не верила собственным доводам. Вот скажите, зачем покидая Емск, Долмацкий оставил у Петровых паспорт? Взял бы документы, и всё легко можно было объяснить, так нет! Значит, Дима что-то хотел Петровым сказать. Неужели на самом деле пытался намекнуть, что он - Ангел? Бред какой-то! Но разубеждать Клару Федоровну в божественном происхождении Долмацкого я не стала. Бедолаге и так досталось от любимой дочери: пусть тешит себя теперь иллюзиями об исчезнувшем любимце.
  Прошла осень, за ней зима. Другие разговоры и дела теперь занимали жителей Емска.
  Петровы, столь долго имевшие самые высокие рейтинги у местных сплетников, тихо и достойно уступили свои позиции другим скандальным происшествиям.
  Дочь Евгении Валентиновны Федоровой (заведующей местным загсом) привезла домой в качестве жениха черного парня из Нигерии. Ладно бы тот оказался богатым и знатным как Катькин 'бойфренд', так нет: у Мого не было ни знаменитой родни, ни денег в кармане.
  Он начал зарабатывать на жизнь, играя на местном рынке на диковинном барабане и мыча при этом странные, режущие ухо песни. Разодетый в кричащие оранжево-желто-зеленые одежды Мого бросался в глаза как огонь в ночи. Ходили на него смотреть целыми семьями.
  А Маргарита Селезнева, закончив ПТУ г. N-ска, появилась в родительском доме, изрисованная татуировками словно дикарь, да ещё привезла в своем багаже кобеля размером с хорошего телёнка.
  Несмотря на супер крупные размеры, пёсик заинтересовался мелкими местными шавками, и вступал с ними в интимные отношения в самых неподходящих местах. Зрелище заставляло краснеть даже ко всему привыкших бомжей.
  Да мало ли, что ещё случается интересного в маленьком мирке захолустного городка. Здесь же все на виду, и даже самое незначительное событие рассматривается чуть ли не через увеличительное стекло: ничто не избежит самого пристального и всегда предвзятого внимания.
  А что же Петровы?
  Как-то вечером раздался звонок. Я никого не ждала, поэтому поспешно прикрыв платком бигуди, открыла дверь. На пороге возбужденно светила глазами Клара Федоровна.
  - Здравствуй, Людочка. Чайку предложишь!
  А почему бы и нет? Чай составлял такую же обязательную часть нашего бытия как пиво в немецкой провинции.
  - Ой, Людочка, - после первой же чашки с энтузиазмом воскликнула мадам Петрова, - я слышала, что у тебя чисто случайно оказался антикварный комод. Можно посмотреть?
  Я недовольно поморщилась. Но все-таки провела гостью в спальню и, напрягшись, сдвинула сначала с места кровать, потом сам комод, убрала всё, что на нём лежало и стояло. После нескольких минут различных манипуляций и передвижений стали видные инкрустированные блестящим перламутром пузатые ящички.
  - Какая прелесть, - экзальтированно взмахнула руками Клара Федоровна и тут же строго сомкнула губы. - Людочка, вы должны отдать эту вещь в наш музей.
  - Ещё чего, - я нервно затолкала свое единственное богатство в угол, - это мой страховой полис на случай болезни или ещё какого-нибудь катаклизма.
  - На этот случай у тебя дочь есть.
  - Вот Алле его и отдам.
  Глаза Петровой увеличились от возмущения втрое.
  - Достояние страны за рубеж? Ты изумляешь меня, дорогая.
  - Только не надо строить из себя товарища Широкопляса. Мой комод: что хочу, то и делаю.
  Я стала старше и уже более твердо стояла на ногах, чем в 90-х, поэтому могла себе позволить такой тон в разговоре с этой бабой.
  - Нужно ещё выяснить, как он попал к покойной Анне Никаноровне, - не отступала насупившаяся Клара Федоровна. - Может, она владела им незаконно.
  Я равнодушно пожала плечами.
  - Выясняйте, но зато я владею им законно.
  - Не для себя прошу, а для всего города в целом. Мы ведь столько всего для вас с Аллой сделали!. Неужели ты такая неблагодарная?
  - Да. Я неблагодарная.
  И мы рассорились вдребезги.
  Развернутая Петровой компания по изъятию у меня комода путем непризнания законности завещания захлестнулась, ударившись о владевшего сервизом покойницы господина Дружинина.
  Прошел полный взаимного отчуждения год, за ним второй, а потом Клара Федоровна появилась в моей библиотеке с тортом и коробкой конфет.
  - Что мы, как маленькие... Мир?
  Конечно, мир. А как же иначе? Тем более, мне было, что с ней обсудить.
  Я всего лишь неделю назад вернулась из Венгрии, и у меня в сумочке хранились совместные фотографии с кузеном Карсаев - господином Иштваном Андраши. В компании этого венгра я посетила Токайские винодельни, побывала в замке Корвина, бродила по Будапешту.
  Видный мужчина с благородно седыми висками, вдовец и владелец небольшой пекарни мне пришелся очень даже по вкусу. Судя же по его желанию везде меня сопровождать, я ему также приглянулась.
  Но если некому рассказать о поклоннике, то его наличие лишается почти половины своей прелести. И поставив нагреваться чайник, я выложила снимки перед восхищенно ахнувшей Кларой Фёдоровной.
  - Какой интересный мужчина, Люда! Принц, настоящий принц!
  На следующий вечер в мою библиотеку нагрянул весь состав бывшего 'Клуба любителей книги'. Жадно вырывая друг у друга фотографии, и напялив очки, они пристально рассматривали моего заграничного ухажера.
  - Людочка, вот повезло, так повезло.
  - Представительный мужчина, и сразу видно: за душой кое-что имеется.
  - И что же? Он уже сделал тебе предложение?
  Удовлетворенно улыбаясь, я разлила чай, поставила на стол печенье и обстоятельно ответила на все вопросы.
  Что же, жизнь продолжалась, а значит у 'Клуба любителей книги' будет ещё немало поводов собраться вместе.
  
  
  
Оценка: 8.00*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"