Фурзиков Николай Порфирьевич : другие произведения.

Дэвид Вебер "Раскол Церкви" (Сэйфхолд 02)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В морских сражениях островное королевство Чарис почти полностью разбило военные флоты сколоченного против него альянса пяти государств. Временно их выручает отсутствие у Чариса сухопутной армии, но королевство начинает исправлять этот недостаток, расширяя корпус морской пехоты и готовя его к наземным операциям. Духовенство Чариса не смирилось с тем, что верхушка Церкви организовала нападение объединенных флотов, и открыто порвало с ней, заявив о своей самостоятельности. Оказавшимся беззащитными на морях участникам бывшего альянса, как и многим жителям Сэйфхолда, приходится делать рискованный выбор, с кем им сотрудничать дальше, с еретическим Чарисом или с не оставившей планы мести могущественной четверкой викариев, которая контролирует Церковь, а через нее - всю остальную планету.

Дэвид ВЕБЕР

РАСКОЛ ЦЕРКВИ

  

Перевод: Н.П. Фурзиков

  
   В морских сражениях островное королевство Чарис почти полностью разбило военные флоты сколоченного против него альянса пяти государств. Временно их выручает отсутствие у Чариса сухопутной армии, но королевство начинает исправлять этот недостаток, расширяя корпус морской пехоты и готовя его к наземным операциям. Духовенство Чариса не смирилось с тем, что верхушка Церкви организовала нападение объединенных флотов, и открыто порвало с ней, заявив о своей самостоятельности. Оказавшимся беззащитными на морях участникам бывшего альянса, как и многим жителям Сэйфхолда, приходится делать рискованный выбор, с кем им сотрудничать дальше, с еретическим Чарисом или с не оставившей планы мести могущественной четверкой викариев, которая контролирует Церковь, а через нее - всю остальную планету.
  
  
   Пролог
  
   В перевернутом разведывательном скиммере было очень тихо.
   На орбите, как правило, так и было, если не считать тихого стрекотания случайного звукового сигнала бортовых компьютеров скиммера, и это, казалось, только усиливало тишину, а не прерывало ее. Человек, который когда-то был Нимуэ Элбан, откинулся на спинку пилотского кресла, глядя вниз сквозь прозрачный бронепласт своего купола на планету под ним, и дорожил этим тихим, безмятежным спокойствием.
   Мне действительно не следовало быть здесь, - подумал он, наблюдая за великолепным бело-голубым мрамором планеты под названием Сэйфхолд, в то время как его скиммер неуклонно приближался к темной линии терминатора. - У меня слишком много дел в Теллесберге. И мне вообще нечего здесь делать, неважно, со всеми стелс-системами скиммера или без них.
   Все это было правдой, и это не имело значения. Или, скорее, это не имело достаточного значения, чтобы в любом случае помешать ему быть здесь.
   В каком-то смысле ему не было абсолютно никакой необходимости находиться здесь физически. Самонаводящиеся автономные разведывательно-коммуникационные платформы, которые он развернул, были способны передавать ему точно такие же изображения, без какой-либо необходимости, чтобы он видел это своими глазами... если, действительно, так можно было назвать то, что он делал. А снарки были гораздо меньше и даже незаметнее, чем его разведывательный скиммер. Если система кинетической бомбардировки, которую сумасшедший Лэнгхорн подвесил на орбите вокруг Сэйфхолда, действительно имела пассивные датчики первой линии, у нее было гораздо меньше шансов обнаружить снарк, чем скиммер, и он это знал.
   И все же были времена, когда он нуждался в этом молчаливом, неподвижном моменте, в этом безмолвном орлином гнезде, откуда он мог бы взглянуть вниз на последнюю планету, на которую могло претендовать человечество. Ему нужно было напоминание о том, кем - или чем - он был на самом деле, и о том, что он должен каким-то образом возвратить человеческим существам, населяющим эту планету так далеко под ним. И ему нужно было увидеть ее красоту, чтобы... очистить свои мысли, восстановить свою решимость. Он провел так много времени, изучая информацию из своей сети снарков, изучая шпионские донесения, прислушиваясь к планам и заговорам врагов королевства, которое он сделал своим домом, что иногда казалось, что это все, что есть во вселенной. Что огромная масса возвышающихся вокруг него противников была слишком обширна, слишком глубока, чтобы ей могло противостоять какое-либо отдельное существо.
   Люди вокруг него, люди, о которых он заботился, были истинным противоядием от отчаяния, которое иногда угрожало ему, когда он размышлял об огромном масштабе задачи, к которой его призвали. Именно они напоминали ему, почему за человечество стоит бороться, напоминали о высотах, к которым оно может стремиться, о мужестве и самопожертвовании - доверии, - на которые способен Homo sapiens. Несмотря на то, как цинично манипулировали их историей и религией, они были такими же сильными и жизнерадостными, такими же мужественными, как и все люди в истории расы, которая когда-то была его собственной.
   Но, несмотря на это, были времена, когда этого было недостаточно. Когда его осознание шансов на их выживание, его чувство отчаянной ответственности и абсолютное одиночество от того, что он живет среди них, но никогда по-настоящему не был одним из них, давили на него. Когда бремя его потенциального бессмертия по сравнению с эфемерным сроком жизни, на который они были обречены, наполнило его щемящей скорбью о грядущих потерях. Когда на него обрушилась ответственность за волну религиозной розни, которая уже сейчас начинает распространяться по этой бело-голубой сфере. И когда вопрос о том, кем - и чем - он был на самом деле, наполнял его одиночеством, которое засасывало его душу, как вакуум за пределами его скиммера.
   Именно в такие времена ему был нужен этот момент, когда он смотрел сверху вниз на мир, который стал его обязанностью, его ответственностью. Нужно было еще раз взглянуть на реальность, на зарождающееся будущее, которое оправдывало все суровые требования настоящего.
   Это действительно красивый мир, - подумал он почти мечтательно. - И если посмотреть на него отсюда, то все это предстает в перспективе, не так ли? Как бы он ни был прекрасен, как бы ни была важна для меня человеческая раса, это всего лишь один мир из миллиардов, по крайней мере, один вид из сотен миллионов. Если Бог может вложить столько усилий в Свою вселенную, то я, черт возьми, вполне могу делать все, что Он от меня потребует, не так ли? И, - его губы изогнулись в кривой улыбке, - по крайней мере, я могу быть уверен, что Он понимает. Если Он может собрать все это воедино, поставить меня прямо в центр событий, тогда я просто должен предположить, что Он знает, что делает. А это значит, что все, что мне действительно нужно сделать, это выяснить, что я должен делать.
   Он весело фыркнул, звук был громким в тишине кабины, затем встряхнулся и позволил креслу снова встать вертикально.
   Хватит разглядывать планеты, Мерлин, - твердо сказал он себе. - Еще через три часа в Теллесберге наступит рассвет, и Фрэнз будет гадать, где его смена. Пора тащить свою молицирконовую задницу домой, где ей самое место.
   - Сова, - сказал он вслух.
   - Да, лейтенант-коммандер? - почти мгновенно ответил по защищенной линии связи удаленный искусственный интеллект в пещере под самой высокой горой Сэйфхолда.
   - Я направляюсь домой. Облетите базу альфа за сто километров и убедитесь, что поблизости нет никого, кто мог бы заметить скиммер, направляющийся на место. И взгляните также на мой балкон. Убедитесь, что никто не сможет меня увидеть, когда вы меня высадите.
   - Да, лейтенант-коммандер, - подтвердил ИИ, и Мерлин потянулся к пульту управления скиммера.
  
  
   Год Божий 892
  
   .1.
   Залив Эрейстор, княжество Эмерэлд
  
   Яркий утренний солнечный свет сверкал на развевающемся и разглаженном ветром зеленом флаге со скрещенными золотыми скипетрами Церкви Ожидания Господнего, когда двухмачтовый курьерский корабль несся на быстром бризе. Он был немногим более семидесяти футов в длину, построенный скорее для скорости, чем для выносливости... или даже для плавания и устойчивости. Команда из шестидесяти человек была мала для любой галеры, даже столь миниатюрной, но ее тонкий, легкий корпус был хорошо приспособлен для гребли, а ее латинские паруса вели ее в быстром шквале пены, когда она рассекала сверкающую, искрящуюся на солнце воду со вспенивающимися белыми гребнями волн в тридцатимильном проходе между островом Кэлли и северо-восточным берегом залива Эрейстор.
   Отец Расс Соэл, командир этого небольшого судна, стоял на своем крошечном юте, сцепив руки за спиной, и сосредоточился на том, чтобы выглядеть уверенно, глядя на морских птиц и виверн, парящих на фоне болезненно синего неба. Было труднее, чем следовало бы, сохранять внешнюю уверенность (это никогда не назовешь высокомерием), присущую капитану одного из курьеров Матери-Церкви, и Соэла не очень заботила причина, по которой он находил это таким.
   Посланники Храма, будь то на суше или на плаву, пользовались абсолютным приоритетом и свободой передвижения. Они несли собственные Божьи послания и повеления со всей властью самих архангелов, и ни у одного смертного не хватало смелости оспаривать их прохождение, куда бы Бог или Его Церковь ни послали их. Это было правдой буквально с момента Сотворения мира, и никто никогда не осмеливался оспаривать это. К сожалению, Соэл больше не был уверен в продолжающейся сохранности многовековой неприкосновенности посланников Матери-Церкви.
   Эта мысль была... тревожной во многих отношениях. Скорее всего, из-за потенциальных последствий для его собственной текущей миссии. И в долгосрочной перспективе, потому что отказ от этой неприкосновенности был немыслим. Неповиновение авторитету Божьей Церкви может иметь только одно последствие для душ непокорных, и если их пример приведет других к тому же греху...
   Соэл снова отогнал эту мысль, сказав себе - настаивая для себя, - что какое бы безумие ни поразило королевство Чарис, Бог никогда не позволит ему распространиться за пределы Чариса. Вселенский авторитет Матери-Церкви был стержнем не просто мира, в котором он жил, но и самого Божьего плана спасения человека. Если бы этот авторитет был оспорен, если бы он потерпел неудачу, последствия были бы немыслимыми. Шан-вей, потерянная и проклятая мать зла, должно быть, облизывает свои клыки при такой возможности в темном, сыром углу Ада, в который архангел Лэнгхорн отправил ее за ее грехи. Даже сейчас она, должно быть, испытывает прутья решетки, пробуя прочность своих цепей, испытывая на вкус самонадеянную, греховную гордыню тех, кто стремился поставить свой собственный ошибочный суд на место Божьего. Сам Лэнгхорн запер за ней эти врата со всей властью вечности, но у человека есть свобода воли. Даже сейчас он мог бы повернуть ключ в этом замке, если бы захотел, и если бы он это сделал...
   Черт бы побрал этих чарисийцев, - мрачно подумал он. - Неужели они даже не понимают, какую дверь открывают? Неужели им все равно? Не...
   Его челюсти сжались, и он заставил себя расслабить плечи и сделать глубокий, очищающий вдох. Это не очень помогло.
   Его инструкции от епископа-исполнителя Томиса были предельно ясны. Соэл должен был любой ценой доставить переданные ему депеши епископу-исполнителю Уиллису в Эрейстор. Эта фраза - "любой ценой" - никогда раньше не входила в приказы Соэла. В этом никогда не было никакой необходимости, но теперь она появилась, и...
   - Эй, палуба! - донесся крик из вороньего гнезда. - Там, на палубе! Три паруса по левому борту!
  
   * * *
   - Так, так, - пробормотал себе под нос коммандер королевского чарисийского флота Пейтрик Хивит, глядя в подзорную трубу. - Это должно быть интересно.
   Он опустил трубу и задумчиво нахмурился. Его приказы на этот счет были совершенно ясны. Они заставили его более чем немного понервничать, когда он впервые получил их, но они были определенно ясными, и теперь он обнаружил, что на самом деле с нетерпением ждет их выполнения. Странно. Он бы никогда не подумал, что такое может случиться.
   - Это церковный курьер, все в порядке, - сказал он немного громче, и Жак Урвин, первый лейтенант КЕВ "Уэйв", издал отчетливо недовольный звук.
   - Кому-то из людей это может не понравиться, сэр, - мягко сказал Урвин. Хивит искоса взглянул на него, затем пожал плечами.
   - У меня такое чувство, что отношение людей может тебя немного удивить, Жак, - сухо сказал он. - Они все еще такие злые, какими я их никогда не видел, и они знают, на кого на самом деле работает этот курьер этим утром.
   Урвин кивнул, но выглядел он мрачнее, чем когда-либо, и Хивит мысленно поморщился. Это были не те люди, которых Урвин ожидал увидеть недовольными; это был сам Урвин. - Приведите корабль на три румба левее, если вам угодно, лейтенант, - сказал Хивит, говоря несколько более официально, чем обычно. - Давайте проложим курс, чтобы перехватить курьера.
   - Есть, есть, сэр. - Выражение лица Урвина было обеспокоенным, но он отдал честь и передал приказ рулевому, в то время как другие матросы сновали по деревянным палубам, управляя парусами и брасами.
   "Уэйв" изменил курс, рассекая воду почти левым галсом, и когда судно откликнулось, Хивит почувствовал знакомый прилив удовольствия. Гладкая двухмачтовая шхуна с двумя палубами имела чуть более девяноста пяти футов в длину по ватерлинии и была оснащена четырнадцатью тридцатифунтовыми карронадами. В отличие от некоторых своих собратьев, "Уэйв" был спроектирован и построен от киля до клотика как легкий крейсер королевского чарисийского флота. Его революционный план парусов сделал его более быстрым и устойчивым к погодным условиям, чем любой другой, гораздо менее управляемый корабль, с которым когда-либо сталкивался Хивит, и они уже взяли не менее семи призов - почти половину из тех, что были захвачены всей блокадной эскадрой - здесь, в водах Эмерэлда, со времени битвы при проливе Даркос. Вот что означали скорость и удобство, а неплохие призовые деньги, которые попадали в их кошельки, помогли преодолеть любые затянувшиеся сомнения, которые могла испытывать его команда. В конце концов, они были чарисийцами, - подумал он с проблеском юмора. - Многочисленные недоброжелатели обычно называли Чарис "королевством лавочников и ростовщиков", и не в одобрительных тонах. Хивит годами выслушивал их злобную зависть и должен был признать, что в стереотипе о чарисийцах, постоянно ищущих способы быстро заработать, была хотя бы доля правды.
   Конечно, мы и в этом тоже очень хороши, не так ли? - задумался он и почувствовал, что улыбается, когда они быстро приблизились к курьерскому катеру с темно-зеленым флагом.
   Он не мог быть уверен, что другой корабль прибыл с Корисанды, но другие возможные объяснения казались еще менее вероятными. Курьерский катер, очевидно, прошел через пролив Долфин, что, безусловно, означало, что он также пересек море Зибедии. Никакой курьер из Хэйвена или Ховарда не прибыл бы с этой стороны, и Хивит весьма сомневался, что Шарлиэн из Чисхолма в данный момент особенно интересовалась перепиской с Нарманом из Эмерэлда. И, судя по тому, что этот парень выбрал пролив между островом Кэлли и побережьем Эмерэлда, он определенно не хотел привлекать внимание блокадной эскадры.
   К несчастью для него, он уже это сделал, и было очевидно, что его корабль, несмотря на весь его изящный дизайн, в этих условиях был немного медленнее, чем "Уэйв".
   - Готовность к бою, - сказал он и наблюдал, как сокращается расстояние между двумя кораблями, когда начал бить барабан.
  
   * * *
   Расс Соэл изо всех сил старался не ругаться, когда чарисийская шхуна неслась прямо на него. Очевидно, его информация была еще более устаревшей, чем он опасался, когда епископ-исполнитель Томис отдавал ему свои приказы. Он не ожидал увидеть чарисийские военные корабли в самом заливе Эрейстор. С другой стороны, он также не ожидал увидеть золотого кракена на черном флаге Чариса, развевающегося над тем, что раньше было эмерэлдской крепостью на острове Кэлли.
   Рассредоточение военных кораблей чарисийцев было самым ярким доказательством полной их победы в битве при проливе Даркос. Когда Соэл покинул Мэнчир, истинные масштабы поражения флота союзников все еще оставались неясными. То, что это было сокрушительное поражение, было очевидно, но все в Корисанде цеплялись за надежду, что большинство кораблей, которые не вернулись, нашли убежище в Эмерэлде, где они якобы помогали Нарману защищать его якорную стоянку.
   Очевидно, нет, - кисло подумал Соэл.
   Теперь он мог видеть ровно четыре корабля, считая шхуну, атакующую его собственный катер, и на каждом из них были цвета Чариса. Они также были широко рассредоточены, чтобы охватить как можно большую часть залива, и они не стали бы этого делать, если бы существовала хоть какая-то вероятность того, что кто-то может подумать о нападении на них. Это, в сочетании с тем фактом, что все островные укрепления, которые Соэл мог видеть со своего юта, явно превратились в базы чарисийцев, а не Эмерэлда, совершенно ясно давало понять, что "флота союзников" больше не существует, а тем более того, который все еще защищал свою якорную стоянку.
   Соэл никогда прежде не сталкивался ни с одной из новых чарисийских шхун и был поражен тем, как близко к ветру может плыть эта штука. А также размерами и мощностью ее парусов. У его корабля было такое же количество мачт, но у "чарисийца" должна была быть как минимум вдвое большая площадь парусов. Он также обладал достаточной устойчивостью и размерами, чтобы нести столько парусов, и в этих условиях двигался гораздо быстрее, чем мог показать его собственный корабль.
   Количество орудийных портов, расположенных вдоль его борта, было по меньшей мере столь же впечатляющим, и он почувствовал, как напряглись мышцы его живота, когда из них высунулись короткие дула пушек. - Отец?
   Он взглянул на своего заместителя. Вопрос из одного слова совершенно ясно показал напряженность другого священника, и Соэл не мог его винить. Не то чтобы у него был ответ на то, о чем, как он знал, на самом деле спрашивал этот человек.
   - Мы должны убедиться в том, что мы видим, брат Тимити, - сказал он вместо этого. - Держите наш курс.
  
   * * *
   - Он не меняет курс, - сказал Урвин.
   Его следовало бы побить за избыточные заявления об очевидном, - подумал Хивит.
   - Да, не меняет, - согласился коммандер с огромной сдержанностью, поскольку дальность для стрельбы неуклонно падала. Расстояние сократилось до менее чем трехсот ярдов и все еще снижалось, и он задавался вопросом, как далеко зайдет другой шкипер, назвав то, что, как он, несомненно, надеялся, было блефом "Уэйв". - Передайте наводчику, чтобы он был готов выстрелить перед носом.
   Урвин колебался. Это была крошечная заминка. Кто-то другой, возможно, вообще не заметил бы этого, но Урвин был первым лейтенантом Хивита более шести месяцев. На мгновение Хивит подумал, что ему придется повторить приказ, но затем Урвин тяжело отвернулся и поднял свою кожаную говорящую трубу.
   - Приготовьтесь стрелять по его носу, мастер Чарлз! - крикнул он, и стрелок "Уэйв" помахал в ответ в знак понимания приказа.
  
   * * *
   - Думаю, что он...
   Брат Тимити так и не завершил это конкретное наблюдение. В этом не было необходимости. Ровный, сотрясающий звук одиночного выстрела довольно красиво акцентировал его, и Соэл наблюдал, как пушечное ядро рассекает волны, прорезая белую линию на их гребнях так же чисто, как спинной плавник любого кракена.
   - Он стрелял в нас! - вместо этого сказал Тимити. Его голос был пронзительным от возмущения, а глаза широко раскрыты, как будто он действительно был удивлен, что даже чарисийцы осмеливаются так оскорблять Мать-Церковь. И, возможно, так оно и было. Соэл, с другой стороны, обнаружил, что на самом деле это не так.
   - Да, это так, - согласился младший священник гораздо спокойнее, чем он чувствовал.
   Я действительно не верил, что они это сделают, - подумал он. - Уверен, что не верил. Так почему же я не удивлен, что они это сделали? Это начало конца света, ради Бога!
   Он снова подумал о депешах, которые он вез, кому они были адресованы и почему. Он думал о слухах, которые ходили шепотом, о том, на что именно надеялись князь Гектор и его союзники... какие награды им обещала Церковь.
   Нет, не Церковь, - сказал себе Соэл. - Рыцари земель Храма. Есть разница!
   И все же, даже настаивая на этом про себя, он знал лучше. Какие бы технические или юридические различия ни существовали, он знал лучше. И это, понял он теперь с чем-то очень похожим на отчаяние, было причиной того, что он действительно не был удивлен.
   Даже сейчас он не мог выразить это словами, не мог заставить себя посмотреть правде в глаза, но он знал. Что бы ни было правдой до массированного нападения князя Гектора и его союзников на королевство Чарис, чарисийцы так же хорошо, как и Соэл, знали, кто на самом деле стоял за этим. Они знали реальность циничных расчетов, легкомысленную готовность уничтожить целое королевство в крови и огне, а также высокомерие, которое побуждало и вдохновляло их. На этот раз "храмовая четверка" слишком далеко вышла из тени, и то, что они представляли себе как простое маленькое убийство неудобного королевства, превратилось в нечто совсем другое.
   Чарис все это время знал, кто был его истинным врагом, и это точно объясняло, почему эта шхуна была готова стрелять по собственному флагу Божьей Церкви.
   Шхуна теперь была ближе, наклонившись под давлением своей возвышающейся парусины, ее нос был украшен белой водой и летящими брызгами, которые сверкали, как радужные драгоценные камни под ярким солнцем. Он мог разглядеть людей вдоль низкого фальшборта, различить капитана в форме, стоящего на корме, рядом со штурвалом, видеть, как расчет переднего орудия на правом борту перезаряжает свое оружие. Он посмотрел на свои паруса, затем на грацию шхуны, похожую на грацию кракена, и глубоко вздохнул.
   - Спустите наш флаг, брат Тимити, - сказал он.
   - Отец? - брат Тимити уставился на него, как будто не мог поверить собственным ушам.
   - Спустите наш флаг! - повторил Соэл более твердо.
   - Но, но епископ-исполнитель...
   - Спустить флаг! - рявкнул Соэл.
   На мгновение ему показалось, что Тимити может отказаться. В конце концов, Тимити знал их приказы так же хорошо, как и Соэл. Но епископу было гораздо легче приказать младшему священнику поддерживать авторитет Матери-Церкви "любой ценой", чем отцу Рассу Соэлу убить экипаж своего судна в рамках бесполезного упражнения.
   Если бы была хоть какая-то надежда на то, что мы действительно доставим наши депеши, я бы не стал спускать флаг, - сказал он себе и задался вопросом, правда это или нет. - Но очевидно, что мы не можем держаться от них подальше, и если эти люди там так же готовы стрелять в нас, как я думаю, они превратят все это судно в зубочистки одним залпом. Или двумя, не больше. Нет смысла видеть, как моих собственных людей убивают ни за что, а мы даже не вооружены.
   Флаг, который никогда прежде не опускался ни перед какой смертной властью, развевался на верхушке мачты курьерского катера. Соэл смотрел, как он опускается, и ледяной ветер пронизал его до мозга костей.
   Во многих отношениях это была мелочь, этот лоскуток вышитой ткани. Но именно так начинались все настоящие катастрофы, не так ли? С таких мелочей, как первые камни в лавине.
   Может быть, мне следовало заставить их стрелять в нас. По крайней мере, тогда не было бы никаких вопросов, никакой двусмысленности. И если Чарис готов открыто бросить вызов Матери-Церкви, возможно, несколько погибших членов экипажа сделали бы это еще более очевидным.
   Возможно, они бы так и сделали, и, возможно, ему следовало заставить чарисийцев сделать это, но он был священником, а не солдатом, и он просто не мог. И, - сказал он себе, - простого факта, что Чарис стрелял по флагу святой Матери-Церкви, должно быть более чем достаточно, чтобы он не позволил убивать своих людей вдобавок ко всему.
   Без сомнения, так и будет, и все же, даже когда он говорил себе это, он знал.
   Жизни, которые он мог бы спасти этим утром, были бы так же бессмысленны, как горчичные зерна в дыхании урагана, рядом с ужасающими горами смерти, нависающими прямо над краем завтрашнего дня.
  
   .II.
   Княжеский дворец, город Мэнчир, княжество Корисанда
  
   Ботинок Гектора Дейкина зацепился за окаймленную осколками выбоину, которую чарисийское ядро оставило на палубе галеры "Ланс". Это была одна из многих таких выбоин, и князь Корисанды протянул руку, чтобы провести по разрушенным поручням фальшборта, куда с грохотом рухнула мачта, превратившись в осколки.
   - Капитан Харис был занят, доставляя судно домой, ваше высочество, - тихо сказал человек, идущий за его правым плечом.
   - Да. Да, он это сделал, - согласился Гектор, но его голос был странно отстраненным, а глаза смотрели на что-то, что мог видеть только он. Отстраненный взгляд в этих глазах больше, чем немного, беспокоил сэра Тарила Лектора, графа Тартариэна. После подтверждения смерти графа Блэк-Уотера в бою Тартариэн стал старшим по званию адмиралом корисандского флота - таким, каким он был, и тем, что от него осталось, - и его очень заботило то, как его князь, казалось, иногда... уходил в свои мысли. Это было слишком непохоже на обычную, решительную манеру Гектора.
   - Отец, теперь мы можем идти?
   Глаза Гектора снова сфокусировались, и он повернулся, чтобы посмотреть на мальчика рядом с собой. У мальчика были темные глаза и линия подбородка Гектора, но у него были медно-светлые волосы его покойной матери-северянки. Он, вероятно, тоже собирался превзойти своего отца в росте, хотя было немного рано быть уверенным в этом. В пятнадцать лет наследному княжичу Гектору еще предстояло повзрослеть.
   Во многих отношениях, - мрачно подумал его отец.
   - Нет, мы не можем, - сказал он вслух. Наследный княжич нахмурился, и его плечи ссутулились, когда он засунул руки в карманы брюк. Было бы не совсем справедливо назвать выражение его лица надутым, но князь Гектор не мог придумать более подходящего слова.
   Айрис, ты стоишь дюжины таких, как он, - подумал князь. - Почему, о, почему ты не могла родиться мужчиной?
   К сожалению, княжны Айрис здесь не было, а это означало, что Гектору пришлось довольствоваться своим тезкой.
   - Будь внимателен, - холодно сказал он теперь, одарив мальчика умеренно суровым взглядом. - Люди погибли, чтобы вернуть этот корабль домой, Гектор. Ты мог бы чему-то научиться на их примере.
   Гектор-младший гневно покраснел от публичного выговора. Его отец с некоторым удовлетворением заметил, как он потемнел, а затем напомнил себе, что публично унижать ребенка, который когда-нибудь сядет на его трон и будет править его княжеством, вероятно, было не очень хорошей идеей. Князья, которые помнили такое обращение, как правило, вымещали его на своих собственных подданных, с предсказуемыми результатами.
   Конечно, шансы на то, что у этого конкретного наследного княжича будет возможность сделать что-то подобное, были сейчас не особенно велики. Что имело довольно много общего с повреждением разбитой галеры, на которой стоял Гектор.
   Он повернулся на месте, оглядывая корабль вдоль и поперек. Тартариэн был прав, - подумал он. - Возвращение этого корабля домой, должно быть, было настоящим кошмаром. Его насосы все еще работали даже сейчас, когда он встал на якорь. Долгое, ползущее путешествие домой из пролива Даркос - почти семь тысяч миль - на корабле, который был пробит по меньшей мере дюжину раз ниже ватерлинии и треть экипажа которого была уничтожена чарисийской артиллерией, было тем, о чем слагают легенды. Гектор даже не пытался сосчитать пробоины от ядер выше ватерлинии, но уже сделал мысленную пометку о повышении капитана Жоэла Хариса.
   И, по крайней мере, у меня есть много вакансий, на которые его можно продвинуть, не так ли? - подумал Гектор, глядя вниз на темное пятно там, где человеческая кровь глубоко впиталась в доски палубы "Ланса".
   - Хорошо, Гектор, - сказал он. - Полагаю, мы можем идти. Ты все равно опоздал на урок фехтования.
  
   * * *
   Несколько часов спустя Гектор, адмирал Тартариэн, сэр Линдар Рейминд, казначей Гектора, и граф Корис, его начальник разведки, сидели в небольшом зале совета, окно которого выходило на военно-морскую якорную стоянку.
   - Сколько их получается, мой князь? - спросил граф Корис.
   - Девять, - сказал Гектор более резко, чем намеревался. - Девять, - повторил он более сдержанным тоном. - И сомневаюсь, что мы увидим их больше.
   - И согласно нашим последним сообщениям от великого герцога, ни одна из галер с Зибедии до сих пор не вернулась домой, - пробормотал Корис.
   - Я хорошо осведомлен об этом, - сказал Гектор.
   И я также не очень удивлен, - подумал он. - Их никогда не было много, и, несмотря на все, что может сказать Томис, я готов поспорить, что его драгоценные капитаны сдались почти так же быстро, как чисхолмцы Шарлиэн. - Он мысленно фыркнул. - В конце концов, они любят меня почти так же сильно, как и сама Шарлиэн.
   На самом деле, это, вероятно, было не совсем справедливо, - подумал он. - Прошло более двадцати лет с тех пор, как он победил, сверг и казнил последнего князя Зибедии. Который до завоевания был не особенно хорошим князем, даже когда у него была голова, что поневоле признавали самые ярые патриоты Зибедии. Гектор, возможно, проявил определенную безжалостность в искоренении потенциального сопротивления и убедившись, что вся предыдущая династия благополучно исчезла, с тех пор был вынужден приводить к власти случайных амбициозных дворян. Но, по крайней мере, с тех пор, как они стали подданными Корисанды, они получили честное правительство, и их налоги на самом деле были не намного выше, чем раньше. Конечно, в Корисанде из этих налогов было потрачено больше, чем в Зибедии, но если они настаивали на проигрыше войн, они не могли получить все.
   И что бы ни думали простые люди, Томис Симминс, великий герцог Зибедии, и его оставшиеся в живых собратья-аристократы знали, с какой стороны их хлеба лежит варенье. Отец Симминса, например, был простым бароном до того, как Гектор возвел его в недавно созданный титул великого герцога, и нынешний великий герцог сохранит титул только до тех пор, пока ему доверяет Гектор. Тем не менее, нельзя было отрицать, что, проливая свою кровь на службе Дому Дейкин, его зибедийские подданные были несколько менее восторженными, чем уроженцы Корисанды.
   Вероятно, из-за того, сколько их крови было пролито Домом Дейкин за последние несколько десятилетий.
   - Честно говоря, ваше высочество, - сказал Тартариэн, - я буду удивлен, если мы увидим еще кого-нибудь из них, с экипажем из Корисанды или Зибедии. "Ланс" - это почти крушение. Учитывая повреждения и потери, это просто чудо, что Харис вообще доставил его домой, и, сделав это, он не установил никакого рекорда скорости. - Адмирал покачал головой, выражение его лица было мрачным. - Если бы какие-то из них были с более серьезными повреждениями, они почти наверняка пошли ко дну, прежде чем смогли добраться до Корисанды. Либо так, либо они во всяком случае выброшены на берег на острове где-то между этим местом и проливом Даркос.
   - Это и мое мнение, - согласился Гектор и глубоко вдохнул. - Это означает, что в любой момент, когда Хааралд приблизится к нам, у нас не будет флота, чтобы отбиться от него.
   - Если сообщения точны, никакой обычный галерный флот в любом случае не смог бы остановить его, ваше высочество, - сказал Тартариэн.
   - Согласен. Так что нам просто придется построить собственный флот галеонов "новой модели".
   - Насколько вероятно, что Хааралд даст нам время сделать что-то подобное, мой князь? - спросил Корис.
   - Твоя догадка так же хороша, как и моя, Филип. На самом деле, - улыбка Гектора была кислой, как после квасцов, - я скорее надеюсь, что твоя догадка лучше моей.
   Корис не дрогнул, но выражение его лица тоже не было особенно счастливым. Филип Азгуд, как и его коллега из Чариса, не был рожден в дворянской семье. Он получил свой титул (после участия, к сожалению, умершего предыдущего графа Кориса в последней серьезной попытке убийства Гектора) в знак признания его работы в качестве главы разведки Гектора, и он, вероятно, был самым близким человеком Гектора к настоящему первому советнику. Но он значительно потерял расположение князя, поскольку разрушительная степень недооценки военно-морских инноваций Хааралда из Чариса начала становиться болезненно очевидной. Вполне возможно, что его голова все еще находилась в компании с остальной частью тела только потому, что все остальные в равной степени были застигнуты врасплох.
   - В действительности, я считаю, что у нас в запасе есть, по крайней мере, немного времени, ваше высочество, - сказал Тартариэн. Адмирал, казалось, пребывал в блаженном неведении о тайнах отношений между его князем и Корисом, хотя Гектор сильно сомневался, что это действительно так.
   - На самом деле, думаю, что могу согласиться с вами, адмирал, - сказал князь. - Однако мне любопытно, совпадают ли ваши рассуждения с моими или нет.
   - Многое зависит от ресурсов Хааралда и от того, насколько сосредоточенно он сможет придерживаться своей стратегии, ваше высочество. Честно говоря, по сообщениям, которые мы получили до сих пор, не похоже, что он потерял очень много - если вообще потерял - этих проклятых галеонов. С другой стороны, перед битвой у него их тоже было не так уж много. Допустим, у него их тридцать или сорок. Это очень мощный флот, особенно с новой артиллерией. На самом деле, он, вероятно, мог бы победить любой другой флот на поверхности Сэйфхолда. Но как только он начинает разделять его на несколько целей, он становится намного слабее. И, несмотря на то, что только что произошло со всеми нашими флотами, он должен принять хотя бы некоторые меры предосторожности, чтобы прикрыть свои родные воды и защитить свое торговое судоходство.
   - Как я понимаю, это означает, что он, вероятно, способен проводить только одно эффективное наступление за раз. Я бы хотел, чтобы он попытался провести несколько кампаний, но не думаю, что он настолько глуп, чтобы сделать это. И пока мы думаем о том, в каких кампаниях он может участвовать, давайте не будем забывать, что на самом деле у него вообще нет армии, а Корисанда - не совсем маленький кусок земли. От Уинд-Хук-Хед до Дейруина более тысячи семисот миль, а от мыса Тарган до Уэст-Уинд-Хед - более двух тысяч. Возможно, мы гораздо менее густонаселены, чем кто-нибудь вроде Харчонга или Сиддармарка, но это все равно большая территория, которую нужно охватить. Если он действительно попытается, то может собрать приличного размера армию, чтобы ее было достаточно против нас и Эмерэлда, но это займет время и будет стоить Шан-вей дорого. И это также повлияет на его способность продолжать наращивать свой военно-морской флот.
   - Даже в лучшем случае - я имею в виду, в лучшем случае с его точки зрения - пройдут пятидневки или даже месяцы, прежде чем он будет готов начать какие-либо серьезные атаки на суше. И даже когда это случится, Эмерэлд гораздо ближе к нему, чем мы. Он не захочет оставлять князя Нармана свободным у себя в тылу, в то время как он пошлет большую часть своего флота и всех морских пехотинцев, которых сможет наскрести, чтобы напасть на нас. Это, вероятно, означает, что сначала он разберется с Эмерэлдом, и хотя я невысокого мнения об эмерэлдской армии, она существует на самом деле. Если он решит сражаться, ему потребуется по крайней мере еще минимум пара месяцев, чтобы захватить только крупные порты и города. Подчинение всего острова, если предположить, что подданные Нармана решат сохранить ему верность, займет еще больше времени.
   - Итак, если он будет придерживаться обычной стратегии, я очень сомневаюсь, что он вообще сможет добраться до нас в этом году.
   - Убедительно аргументировано, - сказал Гектор. - И, в целом, нахожу, что согласен с вами. Но не забывайте, адмирал, что Хааралд из Чариса уже продемонстрировал, что он не полностью готов следовать традиционным стратегиям.
   - О, не буду, уверяю вас, ваше высочество. Вряд ли кто-то из людей, связанных с военно-морским флотом, забудет об этом в ближайшее время.
   - Хорошо. - Гектор холодно улыбнулся, затем махнул рукой. - На данный момент, однако, давайте предположим, что ваш анализ достаточно точен. Даже если это не так, у нас, несомненно, есть по крайней мере месяц или два, прежде чем Хааралд сможет нанести визит. О, мы можем увидеть несколько крейсеров, рыщущих вокруг побережья, хватающих любое торговое судно, достаточно глупое, чтобы пересечь их путь, но ему потребуется больше времени, чтобы собрать серьезную экспедицию. И если это займет у него достаточно много времени, у нас может быть несколько неприятных сюрпризов для него, когда он доберется сюда.
   - Какие сюрпризы, мой князь? - спросил Корис.
   - По крайней мере, сюда благополучно добрались депеши Блэк-Уотера с эскизами новых чарисийских пушек, - отметил Гектор. - Жаль, что настоящие призовые корабли по какой-то загадочной причине оказались в Эрейсторе, но благодаря его эскизам и сопроводительному отчету капитана Мирджина мы знаем о новых орудийных установках и лафетах, а также о пороховых зарядах в мешках. Я бы также хотел побольше узнать об этом их новом порохе, но...
   Гектор поморщился и слегка пожал плечами. Это была единственная часть отчета Мирджина, которая была не совсем полной.
   - Думаю, что даже без этого мы все еще можем воспользоваться тем, что мы знаем об их артиллерийских усовершенствованиях, - продолжил он через мгновение. - Вопрос в том, как долго мы сможем вводить их в действие.
   - Я уже обсудил новые орудия с мастером артиллерии, ваше высочество, - сказал Тартариэн. - Он так же расстроен, как и я, тем, что нам никогда не приходили в голову те же самые идеи. Они настолько чертовски просты, что...
   Граф остановился и покачал головой.
   - Извините, ваше высочество, - он прочистил горло. - Я хотел сказать, что он уже делает формы для своей первой отливки орудий нового образца. Очевидно, ему придется провести некоторые эксперименты, и новые пушки придется рассверлить и установить. Тем не менее, по его оценкам, он должен быть в состоянии доставить первое из них в течение полутора месяцев или около того. Я выразил ему, - Тартариэн посмотрел Гектору в глаза, - свое понимание, что это всего лишь оценка и что не будет никаких последствий, если окажется, что, несмотря на все его усилия, его оценка была чрезмерно оптимистичной.
   Гектор снова поморщился, но тоже кивнул.
   - Пока мастер артиллерии работает над этим, - продолжил Тартариэн, - я уже начал искать способы модифицировать галеоны для установки нового оружия. Не думаю, что это просто сведется к прорезке портов в их бортах, и на данный момент я не готов даже предположить, сколько времени потребуется, чтобы на самом деле полностью переоборудовать корабли. Мы сделаем все, что в наших силах, ваше высочество, но менее чем за год или два мы не сможем построить флот, способный встретить Хааралда в море. Мне очень жаль, но так оно и есть.
   - Понятно. Я ничуть не более доволен цифрами, чем вы, адмирал, но мы просто должны сделать все, что в наших силах, за то время, которое у нас есть. Думаю, что это будет означать, по крайней мере в краткосрочной перспективе, то, что по мере поступления новых орудий с литейного завода они сначала пойдут на наши более важные береговые батареи, и только потом на новое военно-морское строительство.
   - Если позволите, ваше высочество, я бы предпочел немного изменить это, - сказал Тартариэн. - Согласен, что береговые батареи должны иметь первостепенное значение, но столь же важно каждое орудие, которое мы сможем поставить на корабли для поддержки батарей. Я придерживаюсь мнения, что мы, вероятно, относительно быстро могли бы построить плавучие батареи - я говорю о том, что в основном представляло бы собой не что иное, как большие плоты с фальшбортами для защиты их экипажей от огня стрелкового оружия и легкой артиллерии - чтобы помочь прикрыть наши важнейшие гавани. И каждый галеон, который мы сможем оснастить новыми пушками, будет очень ценным с точки зрения защиты гавани.
   - Понимаю.
   Гектор поджал губы, тщательно обдумывая аргумент, затем пожал плечами.
   - Возможно, вы правы, адмирал. Я скорее подозреваю, что этот вопрос будет спорным, по крайней мере, на начальном этапе. Как только вы начнете строить галеоны для размещения оружия на борту, нам, конечно, придется пересмотреть наши приоритеты.
   - Да, ваше высочество.
   - Что приводит нас к тебе, Линдар, - продолжил Гектор, поворачиваясь к своему казначею. - Я полностью осознаю, что у нас нет денег, чтобы заплатить за совершенно новый военно-морской флот. С другой стороны, покупка нового флота, вероятно, обойдется дешевле, чем покупка нового княжества. Поэтому мне нужно, чтобы ты проявил творческий подход.
   - Понимаю, мой князь, - ответил Рейминд. - И я кое-что обдумал именно по этому моменту. Проблема в том, что в казне просто недостаточно денег, чтобы начать оплачивать программу вооружений такого масштаба. Или, возможно, я должен сказать, что в нашей казне просто недостаточно денег, чтобы заплатить за это.
   - А? - Гектор приподнял бровь, и Рейминд пожал плечами.
   - Полагаю, мой князь, - сказал он довольно деликатным тоном, - что рыцари земель Храма не будут... чрезмерно довольны исходом нашей недавней кампании.
   - Уверен, что это мягко сказано, - сухо сказал Гектор.
   - Я предполагал, что так и будет, мой князь. И мне пришло в голову, что в сложившихся обстоятельствах рыцари земель Храма могли бы признать, скажем, определенную общность интересов с княжеством. Действительно, я считаю, что с нашей стороны было бы вполне разумно попросить их помочь покрыть расходы, которые мы понесли в нашем общем начинании.
   Рейминду, - размышлял Гектор, - следовало бы быть дипломатом, а не бухгалтером.
   - Я согласен с вами, - сказал он вслух. - К сожалению, рыцари земель Храма находятся на некотором удалении. Даже с помощью семафорной системы и церковных курьерских судов требуется пять дней, чтобы передать простые сообщения туда и обратно, не говоря уже о золоте или серебре. И если Хааралд пронюхает о реальных поставках слитков, я точно знаю, где будут размещены его крейсеры.
   - Вы правы, мой князь. Однако епископ-исполнитель Томис находится прямо здесь, в Мэнчире. Я полагаю, что если бы вы подошли к нему должным образом, объяснив точную природу нашей потребности, вы могли бы убедить его поддержать наши усилия.
   - Каким именно образом? - спросил Гектор.
   - Полагаю, что если бы епископ-исполнитель захотел, он мог бы выдать аккредитивы с обеспечением казной рыцарей земель Храма. Возможно, нам придется немного снизить их номинальную стоимость, но более вероятно, что они будут обращаться по полной стоимости, учитывая тот факт, что всем известна не подлежащая сомнению платежеспособность земель Храма. Затем мы могли бы выпустить наши собственные аккредитивы, обеспеченные аккредитивами епископа-исполнителя, для финансирования нашей необходимой программы вооружений.
   - А если епископ-исполнитель не пожелает брать обязательства от имени рыцарей земель Храма? - спросил Тартариэн. Рейминд посмотрел на него, и адмирал пожал плечами. - Я согласен с логикой всего, что вы сказали, сэр Линдар. К сожалению, епископ-исполнитель может почувствовать, что у него недостаточно полномочий, чтобы обременять казну рыцарей земель Храма. И, честно говоря, если бы я был владельцем литейного завода или судостроителем, то мог бы немного нервничать, принимая аккредитив земель Храма, который еще не был одобрен самими рыцарями земель Храма, если вы понимаете, что я имею в виду.
   - Понятная точка зрения, - сказал Гектор. - Но, я думаю, это не непреодолимая проблема. Линдар, считаю, что это очень хорошая идея, которую нужно развивать. И если епископ-исполнитель Томис проявит нежелание, когда мы поговорим с ним, полагаю, мы должны указать, что, хотя он не может юридически обязывать рыцарей земель Храма, у него есть полномочия распоряжаться ресурсами архиепископства. У него есть активы прямо здесь, в Корисанде, чтобы обеспечить достаточно крупный аккредитив для покрытия наших расходов на первые несколько месяцев. К тому времени мы, несомненно, получим ответ от самих рыцарей земель Храма. Думаю, они поймут логику ваших аргументов и одобрят соглашение. Если они этого не сделают, нам просто придется придумать какой-то альтернативный подход.
   - Да, ваше высочество. - Рейминд склонил голову в подобии полупоклона.
   - Очень хорошо, - сказал Гектор, отодвигая свой стул, - думаю, что это завершает все, что мы можем с пользой обсудить сегодня днем. Мне нужны отчеты - регулярные отчеты - обо всем, о чем мы говорили. Понимаю, что на данный момент наше положение довольно... незавидное, скажем так. - Он обнажил зубы в натянутой усмешке. - Однако, если Хааралд просто будет достаточно долго пережевывать Эмерэлд, думаю, мы должны быть в состоянии сделать достаточно, чтобы, по крайней мере, вызвать у него серьезную боль в животе, когда он доберется до Корисанды!
  
   .III.
   Теллесбергский кафедральный собор, город Теллесберг, королевство Чарис
  
   В Теллесбергском соборе было очень тихо.
   Огромное круглое сооружение было переполнено, почти так же, как на заупокойной мессе короля Хааралда, но атмосфера сильно отличалась от той, что царила в тот раз. В ней был тот же оттенок гнева, возмущения и решимости, но было и что-то еще. Что-то, что нависло, как знойная тишина перед грозой. Напряжение, которое только усилилось и обострилось за пять дней, прошедших со смерти старого короля.
   Капитан Мерлин Этроуз из королевской чарисийской стражи понимал это напряжение. Когда он стоял у входа в королевскую ложу, наблюдая за королем Кэйлебом и его младшими братом и сестрой, он точно знал, о чем думает и беспокоится эта огромная, не совсем безмолвная толпа. О чем он не был готов рискнуть предположить, так это о том, как она отреагирует, когда наконец наступит долгожданный момент.
   Что, - сухо подумал он, - произойдет примерно через двадцать пять секунд.
   Как будто его мысль вызвала реальность, двери собора открылись. На этот раз не было ни музыки, ни хора, и металлическое "клац!" защелки, казалось, эхом и отзвуком разнеслось в тишине, как мушкетный выстрел. Двери бесшумно, плавно, широко распахнулись на хорошо смазанных, тщательно ухоженных петлях, и в них шагнул единственный носитель скипетра. Не было ни туриферов, ни носителей подсвечников. Это была просто процессия - относительно небольшая для главного собора целого королевства - духовенства в полном, сверкающем облачении Церкви Ожидания Господнего.
   Они двигались сквозь витражи солнечного света, льющегося через окна собора, и тишина и покой, казалось, усиливались, расходясь от них, как рябь на воде. Напряжение усилилось, и капитану Этроузу пришлось силой напомнить своей правой руке держаться подальше от рукояти катаны.
   В этой процессии было двадцать священнослужителей, возглавляемых одним человеком, одетым в белую, отороченную оранжевым сутану архиепископа под великолепно расшитой мантией, украшенной золотыми нитями и драгоценными камнями. Золотая корона с рубинами, заменившая простую епископскую корону, которую он ранее носил в этом же соборе, свидетельствовала о том же священническом сане, что и его сутана, а на руке сверкал рубиновый перстень его должности.
   Остальные девятнадцать мужчин в процессии были одеты лишь немногим менее величественно поверх белых, необрезных сутан, но вместо корон или корнетов на них были простые священнические шапочки с белыми кокардами епископов в соборе другого прелата. Их лица были менее безмятежны, чем у их лидера. На самом деле, некоторые из них выглядели еще более напряженными, более обеспокоенными, чем миряне, ожидающие их прибытия.
   Процессия неуклонно, плавно двигалась по центральному проходу к святилищу, затем распалась на отдельных епископов. Человек в сутане архиепископа сел на трон, предназначенный для управляющего делами архангела Лэнгхорна в Чарисе, и пока он сидел, по всему собору то тут, то там раздавались голоса. Капитан Этроуз не знал, слышал ли их архиепископ. Если и так, то он не подал виду, ожидая, пока его епископы займут свои места на богато украшенных и в то же время гораздо более скромных стульях, расставленных по бокам его трона.
   Затем сел последний епископ, и снова воцарилась абсолютная тишина, хрупкая под собственной тяжестью и внутренним напряжением, когда архиепископ Мейкел Стейнейр оглядел собравшихся.
   Архиепископ Мейкел был довольно высоким мужчиной для жителя Сэйфхолда, с великолепной бородой, волевым носом и большими, сильными руками. Он также был единственной человеческой душой во всем соборе, которая действительно выглядела спокойной. Которая почти наверняка была спокойна, - подумал капитан Этроуз, удивляясь, как этому человеку это удавалось. - Даже вера должна иметь свои пределы. Особенно когда право Стейнейра на корону и сутану, которые он носил, на трон, на котором он сидел, не было подтверждено советом викариев Церкви. Не было и самой отдаленной надежды на то, что викарии когда-нибудь утвердят его в новой должности.
   Что, конечно, объясняло напряжение, охватившее остальную часть собора.
   Затем, наконец, Стейнейр заговорил.
   - Дети мои, - легко разносился его мощный, великолепно натренированный голос, чему способствовала полная, выжидающая тишина собора, - мы хорошо понимаем, насколько многие из вас, должно быть, встревожены, обеспокоены и даже напуганы беспрецедентной волной перемен, которая прокатилась по Чарису за последние несколько месяцев...
   Нечто, что даже слух капитана Этроуза не смог бы назвать звуком, пронеслось среди слушающих прихожан, когда слова архиепископа напомнили о попытке вторжения, которая стоила им жизни короля. И поскольку его использование церковного "мы" подчеркивало, что он действительно говорил ex cathedra, официально провозглашая официальную, законную и обязательную доктрину и политику своего архиепископства.
   - Перемены - это то, к чему нужно подходить осторожно, - продолжил Стейнейр, - и следует избегать перемен исключительно ради перемен. Тем не менее, даже управление инквизиции Матери-Церкви в прошлом признавало, что бывают времена, когда перемен избежать невозможно. Наставления великого викария Томиса о послушании и вере почти пять веков назад установили, что бывают времена, когда попытки отрицать или уклоняться от последствий необходимых изменений сами по себе становятся грехом.
   - Сейчас такое время.
   Тишина, когда он сделал паузу, была абсолютной. То, что было состоянием напряженности, превратилось в затаившее дыхание, полностью сосредоточенное внимание на архиепископе Мейкеле. Одна или две головы дернулись, как будто их владельцы испытывали искушение посмотреть на королевскую ложу, а не на архиепископа, но никто этого не сделал. Капитан Этроуз подозревал, что в этот момент было бы физически невозможно отвести взгляд от Стейнейра.
   - Дети мои, - архиепископ мягко покачал головой, его улыбка была печальной, - мы полностью осознаем, что многие из вас обеспокоены, возможно, даже возмущены облачением, которое мы носим, священническим служением, на которое мы были призваны. Мы не можем найти в себе силы винить кого-либо из вас за это. Тем не менее, мы верим, что то, что происходит сегодня в Чарисе, - это воля Божья. Что Сам Бог призвал нас на эту должность. Не из-за каких-то особых способностей, красноречия или изящества, которыми мы, как и любой смертный, могли бы обладать, а потому, что такова Его воля и намерение навести порядок в Своем доме здесь, на Сэйфхолде, и в сердцах Его детей - в наших сердцах.
   - Это день великой печали и скорби для всех нас, но он также должен быть днем обновления и возрождения. День, в который мы - все мы, каждые мужчина и женщина среди нас - подтверждаем то, что является истинным, справедливым и добрым, и забираем эти вещи у тех, кто хотел бы осквернить их. Мы должны сделать это, не поддаваясь искушениям власти, не прислушиваясь к голосу личных интересов и не запятнав себя ненавистью или жаждой мести. Мы должны действовать спокойно, обдуманно, с должным уважением и почтением к служениям и институтам Матери-Церкви. Но, прежде всего, мы должны действовать.
   Каждый член его аудитории ловил каждое слово архиепископа, но капитан Этроуз не видел ни ослабления их напряжения, ни облегчения, несмотря на спокойный, рациональный, почти успокаивающий тон Стейнейра.
   - Дети мои, мы, с разрешения, одобрения и поддержки короля Кэйлеба, представили вам сегодня текст нашего первого официального послания великому викарию и совету викариев. Мы не хотели бы, чтобы казалось, что мы прячемся в тени, скрываем от вас какой-либо аспект того, что мы здесь делаем и почему. Вы - дети Божьи. Вы имеете право знать, к чему призваны те, на кого возложена ответственность за заботу о ваших бессмертных душах, в соответствии с требованиями этих пастырских обязанностей.
   Архиепископ протянул руку, и один из других епископов встал. Он подошел к трону архиепископа и вложил в его ждущую руку документ с витиеватой печатью и подписью. С него свисали ленты, сургуч и металлические печати, и шелест толстого дорогого пергамента, на котором он был написан, казался громким в тишине.
   Затем он начал читать.
   - Его преосвященству, великому викарию Эрику, его имя семнадцатое, его должность восемьдесят третья, управляющему и слуге Бога и архангела Лэнгхорна, который есть, был и будет наместником Бога здесь, на Сэйфхолде, от архиепископа Мейкела Стейнейра, пастыря Чариса, приветствия во имя и братства Бога.
   Голос читающего архиепископа был таким же сильным и хорошо поставленным, как и его обычный разговорный тон. Это был тот голос, который мог бы взять самые сухие, наименее интересные официальные документы и каким-то образом заставить людей понять, что эти документы имеют значение.
   Не то чтобы требовался какой-то особый талант, чтобы донести это до всех людей в этот день.
   - С самым горьким и глубоким сожалением, - продолжал читать Стейнейр, - мы должны сообщить вашей светлости, что недавние события здесь, в Чарисе, открыли нам великое зло, поразившее Божью Церковь.
   Воздух в соборе зашевелился, как будто каждый из его слушателей резко и одновременно вдохнул.
   - Церковь и совет викариев, рукоположенные архангелом Лэнгхорном во имя Господа, были развращены, - продолжил Стейнейр тем же спокойным, непоколебимым голосом. - Должности, решения, помилования, приказы об одобрении и аттестации, а также приказы об осуждении и предании анафеме продаются и обмениваются, и сама власть Бога искажается и поддается злоупотреблениям из-за амбиций, высокомерия и цинизма людей, которые называют себя наместниками Бога. Мы посылаем вам с этим сообщением доказательства, подтверждающие и свидетельствующие то, что мы сейчас говорим вам нашими собственными словами.
   Он сделал очень короткую паузу, а затем поднял глаза, уже не читая, а пересказывая по памяти, пока его взгляд скользил по напряженным, молчаливым лицам, заполнявшим этот величественный собор.
   - Мы обвиняем Замсина Тринейра, называемого викарием Божьим и канцлером Церкви Божьей, а вместе с ним Аллейна Мейгвейра, Робейра Дючейрна и Жэспара Клинтана, которые также называют себя викариями Божьими, в преступлениях против этого королевства, этого архиепископства, святой Матери Церкви и Самого Бога. Мы предлагаем вам доказательства. что они, действуя согласованно как так называемая "храмовая четверка", на самом деле организовали и направили недавнее нападение на жителей Чариса. Что Замсин Тринейр отдельно и все они, действуя сообща, на самом деле использовали свои личности в качестве "рыцарей земель Храма", чтобы подстрекать и приказывать королям Долара и Таро, королеве Чисхолма и князям Эмерэлда и Корисанды объединиться ради определенной цели - полностью уничтожить наше королевство огнем и мечом. Что они неправомерно использовали, неправомерно направляли и крали средства из собственной казны Матери-Церкви, чтобы финансировать свой план уничтожения Чариса. Что они и им подобные систематически и постоянно злоупотребляли своим положением и полномочиями в погоне за личной властью, богатством, престижем и роскошью.
   - Мы больше не можем закрывать свои уши и свои глаза на эту продолжающуюся картину гнусной коррупции. Высокие посты Матери-Церкви не являются ни предметом торга какой-нибудь уличной шлюхи, ни добычей разбойников и воров, которую можно передать получателям краденого в темных комнатах, скрытых от всех честных глаз. Они доверены Богом, служат Божьим детям, но в руках тех мерзких людей, которым было позволено отравлять собственную Божью Церковь, они стали орудиями угнетения, жестокого обращения и заказа массовых убийств по личной прихоти.
   - Мы, архиепископ Чариса, говоря от имени и с согласия нашего неустрашимого государя, короля Кэйлеба II, не можем и не будем мириться с дальнейшим унижением Матери-Церкви. Мать всех мужчин и всех женщин сама стала блудницей Шан-вей, ибо она позволила всему злу, перечисленному в этом послании и сопровождающих его доказательствах, не просто существовать, но и процветать. Соответственно, мы больше не можем держать себя, или наших правителей, или детей Божьих на нашей попечении, рабски послушными людям, которые продают благосклонность этой блудницы тому, кто больше заплатит. Мы отделяем себя от них и от вас, и мы изгоняем вас, ибо вы позволили им процветать, как вредным сорнякам, в саду, который Бог доверил вам.
   - Архиепископство Чарис, как и королевство Чарис, отвергает власть убийц, насильников, поджигателей и воров. Если вы не можете очистить Церковь от таких язв и ядов, тогда мы очистимся от них сами, и, с Божьей помощью, в свое время мы очистим саму Мать-Церковь от тех, кто оскверняет облачения и кольца своих должностей каждым своим вздохом, каждым принятым решением.
   - Нам нелегко подойти к этому вопросу, к этому решению, - сказал Мейкел Стейнейр далекому главе совета викариев, в то время как его глаза впивались в лица, выражения и души его паствы. - Мы подходим к этому со слезами и печалью. Мы приходим к этому как дети, которые больше не могут служить матери, которую они всегда любили, потому что ее единственной целью стало систематическое порабощение и убийство собственных детей.
   - И все же, как бы это ни огорчало нас, как бы глубоко мы ни желали, чтобы это было не так, мы пришли к этому моменту, к этому решению. Здесь мы будем стоять, потому что мы не можем поступить иначе, и мы взываем к высшему суду Бога, который сотворил нас всех, чтобы Он рассудил нас и истинных отцов коррупции.
  
   .IV.
   Королевский дворец, город Теллесберг, королевство Чарис
  
   Мерлин Этроуз стоял прямо за дверью зала совета, одетый в черно-золотую форму королевской чарисийской стражи, и наблюдал, как молодой человек смотрит в выходящее к набережной Теллесберга окно на самый поздний в череде дождевых шквалов, марширующих к городу через залив Хауэлл. Юноша, о котором шла речь, был темноволосым, темноглазым и довольно высоким для жителя планеты Сэйфхолд и особенно королевства Чарис. Кроме того, ему едва исполнилось двадцать три года, что составляло всего двадцать один год по меркам планеты, на которой (хотя он и не знал об этом) фактически эволюционировал его вид. Это делало его действительно очень молодым, чтобы носить золотую цепь с изумрудами, сверкающий зеленый огонь которой символизировал короля.
   Многие люди, без сомнения, были бы поражены его молодостью, тем фактом, что при его и без того мощном телосложении ему явно предстояло стать еще крепче. Другие могли бы отметить неугомонную энергию, которая заставила его подойти к окну после двухчасового обсуждения и планирования. Они могли спутать это беспокойство со скукой или отсутствием интереса... Но только до тех пор, пока не увидели бы его глаза, - подумал Мерлин. - Они уже не были такими молодыми, как когда-то, эти глаза, и рот под ними был тоньше, с лицом человека намного старше - мудрее, жестче и безжалостнее - чем его годы. Они были глазами и устами Кэйлеба Жана Хааралда Брайана Армака, короля Кэйлеба II, правителя Чариса, который - всего за три местных месяца - одержал три самые сокрушительные односторонние морские победы за всю историю Сэйфхолда, потерял своего отца, унаследовал корону и бросил свой вызов четырем самым могущественным людям во всем мире, в зубы собственной Божьей Церкви.
   И они также были глазами и устами короля, чье королевство все еще находилось на грани истребления, если он и его советники не придумают способ предотвратить этот исход.
   Кэйлеб еще несколько мгновений наблюдал за далеким дождем, затем повернулся к нескольким советникам, о которых шла речь.
   Группа мужчин, сидевших вокруг массивного стола, не была всем королевским советом. На самом деле, они даже не были большинством членов совета... и среди них было несколько человек, которые вообще не были членами совета. Кэйлеб хорошо знал, что некоторые из членов совета, которые не присутствовали, возмущались бы - или будут возмущаться - их исключением, когда обнаружат это. если они это обнаружат. Но хотя его отец в своих уроках позаботился о том, чтобы он не забывал о политических императивах сохранения широкой базы поддержки, особенно в нынешних обстоятельствах, в данный момент он также был вполне готов жить с этим негодованием.
   - Хорошо, - сказал он, - думаю, это касается всех непосредственных внутренних сообщений?
   Он оглядел стол, приподняв одну бровь, и сидевший в дальнем конце плотный, представительного вида мужчина кивнул ему. Рейджис Йованс, граф Грей-Харбор, служил отцу Кэйлеба в качестве первого советника Чариса в течение почти четырнадцати лет; теперь он служил своему новому королю в той же роли.
   - Во всяком случае, на данный момент, ваше величество, - сказал он. Несмотря на то, что он знал Кэйлеба буквально всю его жизнь - или, возможно, из-за этого - с момента восшествия того на трон он взял за правило обращаться к своему молодому монарху с большей степенью официальности. - Полагаю, что у Мейкела здесь есть по крайней мере один дополнительный момент, который он хотел бы затронуть, хотя я понимаю, что он ждет еще нескольких сообщений, прежде чем сделает это. - Повышенная интонация Грей-Харбора превратила заключительную часть заявления в вопрос, и он поднял одну бровь, глядя на человека, сидящего на дальнем конце стола совета от короля в белой сутане архиепископа.
   - Да, - подтвердил архиепископ Мейкел. - Однако, как вы сказали, Рейджис, я все еще жду два сообщения, которые я запросил. С вашего разрешения, ваше величество, я хотел бы попросить несколько минут вашего времени завтра или послезавтра, чтобы обсудить это.
   - Конечно, - сказал Кэйлеб человеку, который был духовником его отца и который - несмотря на некоторые... технические нарушения - был возведен в сан архиепископа всего Чариса.
   - Я также ожидаю дополнительных сообщений из Хэнта в ближайшие несколько дней, - продолжил Грей-Харбор и слегка улыбнулся. - Текущие признаки таковы, что Мантейл рассматривает возможность довольно поспешного переселения в Эрейстор.
   - Вероятно, самый умный ход, который сделал этот ублюдок за последние годы, - пробормотал кто-то так тихо, что даже уши Мерлина с трудом расслышали его. Мерлин отметил, что голос был удивительно похож на голос графа Лок-Айленда.
   Если Кэйлеб и слышал это замечание, то никак не подал виду. Вместо этого он просто кивнул.
   - Что ж, - сказал он, - в таком случае, полагаю, нам самое время подумать о расставании. Скоро будет обед, и не знаю, как остальные из вас, но я голоден. Есть ли что-нибудь еще, на что нам нужно посмотреть, прежде чем мы приступим к еде?
   - Сегодня утром Жефри напомнил мне о нескольких вещах, ваше величество, - ответил Грей-Харбор с легкой улыбкой. Жефри Абат был личным секретарем первого советника, и его способность "управлять" расписанием Грей-Харбора была легендарной.
   - Несмотря на его настойчивость, думаю, что большинство из них, вероятно, могут подождать до окончания обеда, - продолжил граф. - Он, однако, указал, что храмовая четверка получит свои копии наших решений в ближайшую пятидневку или около того.
   Одно или два лица напряглись при этом напоминании. Кэйлеба среди них не было.
   - Он прав, - согласился король. - И я хотел бы быть мухой на стене, когда Клинтан и Тринейр откроют их. - Его улыбка была тоньше - и намного холоднее - чем у Грей-Харбора. - Не думаю, что они будут особенно довольны. Особенно твоим личным поленом для костра, Мейкел.
   Несколько других мужчин, сидевших за столом, улыбнулись ему в ответ. Мерлин отметил, что некоторые из их выражений были даже более похожими на кракена, чем его собственное.
   - Не думаю, что они были "особенно довольны" чем-либо, что произошло за последние несколько месяцев, ваше величество, - согласился Грей-Харбор. - Честно говоря, не могу придумать ни одного сообщения, которое вы могли бы отправить им, чтобы изменить это.
   - О, не знаю, Рейджис. - Адмирал Брайан Лок-Айленд был командующим королевским флотом Чариса. Он также был одним из двоюродных братьев Кэйлеба. - Полагаю, что если бы мы послали им массовую предсмертную записку, это, вероятно, очень подбодрило бы их.
   На этот раз раздалось несколько откровенных смешков, и Кэйлеб предостерегающе покачал головой в сторону Лок-Айленда.
   - Ты грубый, лишенный воображения моряк, Брайан. Подобные замечания точно демонстрируют, почему для нас так хорошо держать тебя как можно дальше от дипломатической переписки!
   - Аминь этому! - Благочестивый тон Лок-Айленда был, по крайней мере, на восемь десятых искренним, - рассудил Мерлин.
   - Говоря о "блефующих моряках, лишенных воображения", - сказал Алвино Поэлсин, - должен сказать, хотя я бы действительно предпочел не поднимать эту тему, но ваши текущие планы по расширению военно-морского флота беспокоят меня, Брайан.
   Лок-Айленд посмотрел на другого мужчину и склонил голову набок. Алвино Поэлсин был также бароном Айронхиллом... и хранителем кошелька, что делало его фактическим казначеем королевства Чарис.
   - Предполагаю, вы имеете в виду, что вас беспокоит выяснение того, как заплатить за расширение, - сказал адмирал через мгновение. - С другой стороны, то, что может произойти, если мы не продолжим расширение, беспокоит меня гораздо больше.
   - Я не пытаюсь сказать, что в этом нет необходимости, Брайан, - мягко ответил Айронхилл. - Однако, как человека, который должен придумать способ финансировать такое дело, это оставляет меня с некоторыми... интересными трудностями, скажем так?
   - Пусть за это заплатит Нарман, - предложил Лок-Айленд. - У этого жирного маленького засранца все еще немало припрятано в его казне, и на данный момент у него есть все, что нужно для флота. Мы уже разбили лагерь на его переднем дворе, и он не может быть слишком доволен тем, что мы зашили бухту Эрейстор, как мешок. Так почему бы мне просто не завершить его день, подхватив пару эскадр и отправив нескольких морских пехотинцев на берег, чтобы передать вежливую просьбу его величества о том, чтобы он профинансировал наши скромные усилия, прежде чем мы сожжем всю его жалкую гавань вокруг его ушей?
   - Заманчиво, - сказал Кэйлеб. - Очень заманчиво. Хотя не уверен, что это очень практичное решение.
   - Почему нет? - Лок-Айленд снова повернулся к королю. - Мы выиграли, он проиграл. Что ж, он совсем проиграет, когда мы, наконец, соберемся по-настоящему столкнуть его жирную задницу с трона, и он это знает.
   - Без сомнения, - согласился Кэйлеб. - Однако, предполагая, что мы добавим Эмерэлд к королевству, нам придется выяснить, как платить за его управление. Разграбление его сокровищницы не кажется мне особенно хорошим способом для начала. Кроме того, это было бы одноразовым делом, и одно только расширение флота не решит всех наших проблем, Брайан. Каким-то образом мы должны платить и за его содержание. Поскольку Церковь открыто выступает против нас, нам приходится закладывать большое количество кораблей. Они нам понадобятся в активной эксплуатации, а это означает, что перед нашим казначейством встанут серьезные постоянные обязательства. Мы не могли бы рассчитывать на регулярные "непредвиденные доходы" размером с казну Нармана, даже если бы захотели, поэтому нам придется придумать долгосрочный способ оплачивать это из нашего собственного постоянного потока доходов.
   Брови Лок-Айленда поднялись, когда он одарил своего молодого монарха взглядом, полным уважения. Айронхилл, с другой стороны, положительно сиял, как и Грей-Харбор, и Мерлин тоже мысленно удовлетворенно кивнул. Слишком многие правители вдвое старше Кэйлеба согласились бы на то, чтобы получить необходимые им корабли в кратчайшие сроки, и позволили бы будущему позаботиться о себе.
   - На самом деле, ваше величество, - сказал другой из мужчин, сидевших за столом, - думаю, что оплатить военно-морской флот будет не так сложно, как может показаться на первый взгляд. По крайней мере, до тех пор, пока мы не попытаемся одновременно собрать армию размером с материковую.
   Все взгляды обратились к говорившему. Эдуирд Хаусмин был невысок, полноват и очень хорошо одет. В сорок один год (тридцать семь с половиной стандартных лет, автоматически мысленно перевел Мерлин) он был самым молодым человеком в зале совета после самого Кэйлеба. Он также почти наверняка был самым богатым. Именно его литейные заводы изготовили артиллерию и медную обшивку для галеонов, которые Кэйлеб и его капитаны использовали для отражения недавнего нападения на королевство. На самом деле, на его верфях также было построено полдюжины таких галеонов. Хаусмин официально не был членом королевского совета или даже парламента. Как, впрочем, и Рейян Мичейл, сидевший рядом с ним остроглазый (и почти столь же богатый) мужчина. Мичейл был почти вдвое старше Хаусмина, но они оба были давними деловыми партнерами, а текстильные мануфактуры и канатные фабрики Мичейла производили практически все полотно для парусов тех же галеонов, не говоря уже о большей части снастей для их стоячего и ходового такелажа.
   - Если вы с мастером Мичейлом не собираетесь строить корабли бесплатно, нам все равно придется придумать, как за них платить, - указал Айронхилл. - А без доступа к золотым рудникам Деснейра мы не можем просто чеканить деньги, когда нам это нужно.
   - О, я хорошо осведомлен об этом, Алвино. И нет, я не планирую строить их бесплатно. Извини. - Хаусмин ухмыльнулся, и его глаза заблестели. - Ни Рейян, ни я, конечно, не собираемся грабить казну. В данный конкретный момент делать это было бы чрезвычайно глупо для любого из нас. Но, вы знаете, мы должны умудриться заплатить нашим собственным работникам и нашим поставщикам. Не говоря уже о том, чтобы показать хотя бы скромную прибыль для себя, наших партнеров и акционеров.
   - Однако я имел в виду, что до тех пор, пока военно-морской флот может поддерживать движение торгового флота, торговый баланс будет обеспечивать довольно солидный денежный поток. И в сложившихся обстоятельствах я не вижу, чтобы я или кто-либо из моих коллег-судовладельцев жаловался, если корона решит ввести несколько дополнительных пошлин и налогов от имени флота, чтобы он мог поддерживать торговлю.
   - Я не так уверен, как ты, кажется, насчет этого денежного потока, Эдуирд. - Выражение лица Айронхилла было гораздо более мрачным, чем у Хаусмина. - На месте храмовой четверки самое первое, что я бы сделал, это потребовал, чтобы все гавани Хэйвена и Ховарда были немедленно закрыты для нашего судоходства. - Он пожал плечами. - Они должны быть так же хорошо осведомлены, как и мы, что процветание королевства полностью зависит от нашего торгового флота. Конечно, они собираются сделать все возможное, чтобы нанести ему вред.
   Грей-Харбор нахмурился, а некоторые другие зашли так далеко, что кивнули в знак трезвого согласия. На Ховарде и Хэйвене, двух основных континентах Сэйфхолда, проживало по меньшей мере восемьдесят процентов населения планеты. Королевства, княжества и территории, на которых проживало это население, были рынками, на которых торговый флот и мануфактуры Чариса создавали богатство королевства. Если бы эти рынки были отобраны, процветание Чариса было бы обречено, но Хаусмин только усмехнулся.
   - Храмовая четверка может требовать все, что им заблагорассудится, Алвино. Сомневаюсь, что они будут настолько глупы, чтобы издать этот конкретный указ, но, с другой стороны, они уже совершили несколько поразительно глупых поступков, так что всегда возможно, что я ошибаюсь. На самом деле, скорее надеюсь, что так оно и есть, и что они действительно попробуют это сделать. Но даже если они поступят так, этого не произойдет.
   - Нет? - Айронхилл откинулся на спинку стула. - Почему?
   - Почему я хочу, чтобы они это сделали? Или почему я думаю, что этого не произойдет, даже если они это сделают?
   - И то, и другое.
   - Я бы хотел, чтобы они это сделали, потому что отдавать приказы, которые, как ты знаешь, не будут выполняться, - это один из лучших известных мне способов разрушить свой собственный авторитет. И причина, по которой подобный приказ не будет выполнен, заключается в том, что никто в Хэйвене или Ховарде не может предоставить товары, необходимые этим рынкам. Я не имею в виду одно то, что они не могут произвести их так же дешево, как мы, Алвино, хотя это, безусловно, тоже верно. Я имею в виду, что у них буквально вообще нет возможности произвести их. И что даже если бы у них были возможности или они развили бы их как можно быстрее, у них все равно не было бы возможности транспортировать эти товары с экономией затрат, подобной той, которую можем достичь мы. - Хаусмин покачал головой. - На самом деле, это одна из незначительных деталей, которые храмовая четверка не учла в своих расчетах. Я удивлен, что Дючейрн не предупредил остальных троих, что произойдет, если им удастся то, что они задумали.
   - Это действительно было бы так плохо для них, Эдуирд? - спросил Грей-Харбор, и Хаусмин пожал плечами.
   - Это было бы плохо, Рейджис. Если по-честному, может быть, это было бы не так плохо, как я полагаю. В конце концов, моя точка зрения должна определяться моими собственными деловыми интересами и опытом. Тем не менее, думаю, что большинство людей, включая многих людей прямо здесь, в королевстве, не понимают, насколько основательно мы стали доминировать на мировых рынках. Была причина, по которой Тринейр выбрал предполагаемое стремление короля Хааралда контролировать весь мировой торговый трафик в качестве предлога для поддержки Гектора и Нармана против нас. Он знает, что в Доларе, Деснейре, Харчонге - даже в республике - есть много людей, которые глубоко возмущены нашим доминированием в торговле и перевозках. И довольно многие из них - честно говоря, самые умные - также возмущаются своей растущей зависимостью от наших мануфактур.
   - Все это правда, но их негодование не может изменить реальность, а реальность такова, что более половины - на самом деле, возможно, ближе к двум третям - торговых галеонов мира ходят под флагом Чариса. И еще одна реальность заключается в том, что где-то около двух третей промышленных товаров, которые перевозят эти галеоны, также производятся прямо здесь, в Чарисе. И третья реальность заключается в том, что транспортировка одних и тех же товаров до конечного пункта назначения по суше занимает в четыре раза больше времени и обходится в пять или шесть раз дороже, чем их доставка по морю. Если, конечно, вообще возможно переправить их по суше. В конце концов, просто немного сложно доставить что-то из Сиддармарка в Таро на фургоне. На пути есть такая маленькая штука, называемая каналом Таро.
   Один или двое других смотрели с сомнением. Не из-за его анализа производства и транспортировки товаров. Это было то, что любой чарисиец понимал почти на инстинктивном уровне. Однако некоторые из них явно считали предположения Хаусмина чрезмерно оптимистичными. Айронхилл, похоже, был одним из них; Грей-Харбор и Кэйлеб - нет, и Мерлин задумчиво нахмурился за своим собственным внешне невыразительным лицом стражника. Он не был уверен в реальных цифрах Хаусмина. Никто на Сэйфхолде не вел такой статистики, так что все, что сказал Хаусмин, могло быть не более чем обоснованной оценкой. С другой стороны, он не был бы очень удивлен, обнаружив, что эти оценки на самом деле были очень близки к точным. Никто не разбогател бы на международной торговле так, как Эдуирд Хаусмин, не разбираясь в реалиях финансов, судоходства и производства.
   И, - напомнил себе Мерлин, - Чарис уже был на пути к промышленной революции, основанной исключительно на воде, несмотря на церковные запреты против передовых технологий, еще до того, как я вложил свои собственные два цента.
   - За последние полтора года или около того, - продолжил Хаусмин, очень старательно не глядя в сторону Мерлина, - резко возросла наша способность производить товары, особенно текстиль, быстро и с еще меньшими затратами. Никто в Хэйвене или Ховарде еще долго не сможет сравниться с нашей производительностью, и это в предположении, что эффективность наших мануфактур, - он был еще более осторожен, чтобы не смотреть на Мерлина, - не будет повышаться в дальнейшем. И, как я уже сказал, даже если бы они могли производить товары, которые можем производить мы, попытка транспортировать их по суше вместо доставки по воде значительно увеличила бы их расходы. Нет, - он покачал головой. - Если бы храмовой четверке удалось уничтожить Чарис и наш торговый флот, они создали бы для себя огромную проблему. Это действительно был бы случай убийства виверны, которая принесла золотого кролика.
   - Даже если предположить, что все это правда, это не значит, что они все равно не попытаются сделать именно то, что только что упомянул Алвино, - отметил Грей-Харбор, послушно играя роль защитника Шан-вей. - В конце концов, они уже пытались уничтожить нас, несмотря на все ужасные последствия, с которыми, по вашим словам, они столкнулись бы в результате.
   - Я также признал, что они уже совершили несколько поразительно глупых поступков, - напомнил Хаусмин графу. - И они также могут попытаться закрыть для нас свои порты. Но если они это сделают, эти порты будут протекать, как сита. Чтобы так случилось, будет слишком много людей - включая довольно много собственных управляющих делами викариев, если на то пошло, - которые нуждаются в наших товарах и хотят их. Знаете, даже Церковь никогда по-настоящему не могла контролировать контрабанду, а пытаться сделать что-то подобное было бы намного, намного сложнее, чем преследовать нескольких независимых контрабандистов.
   - Вероятно, вы правы, мастер Хаусмин, - сказал архиепископ Мейкел. - Однако подозреваю, что храмовая четверка - и особенно великий инквизитор Клинтан - скорее всего, действительно предпримут попытку.
   - Преклоняюсь перед вашим большим знакомством с мышлением совета викариев, ваше преосвященство, - сказал Хаусмин. - Однако придерживаюсь своего анализа того, что произойдет, если они это сделают.
   - Ранилд из Долара всегда хотел увеличить свой собственный торговый флот, - отметил Бинжэймин Рейс, барон Уэйв-Тандер.
   Лысый, крючконосый Уэйв-Тандер был главой разведки короля Хааралда VII. Он стал служить Кэйлебу в той же роли, и редко выступал на подобных собраниях, если только это не было как-то связано с его обязанностями. Однако, когда он открывал рот, его почти всегда стоило выслушать, - подумал Мерлин, - и этот раз не стал исключением. Король Долара был окружен со всех сторон гораздо более могущественными соседями, такими как империя Харчонг и республика Сиддармарк. Его шансы на территориальную экспансию были фактически равны нулю, и именно поэтому он годами пытался подражать морскому процветанию Чариса.
   - В конце концов, это была одна из претензий, которая сделала Ранилда таким восторженным сторонником планов "храмовой четверки", - продолжил Уэйв-Тандер. - Ну, это и те его займы у Церкви. В сложившихся обстоятельствах я уверен, что Церковь была бы готова простить еще больше его займов и активно субсидировать его усилия по созданию торгового флота, достаточно большого, чтобы сократить нашу собственную транспортную торговлю, а у Церкви много денег. Если "храмовая четверка" решит взять на себя серьезные обязательства по оказанию ему помощи, он может запустить много галеонов.
   - Если мне не изменяет память, Бинжэймин, - сказал Лок-Айленд, - мы все еще находимся в состоянии войны с Доларом и, вероятно, останемся таковыми еще довольно долгое время. Кажется, из-за нашего требования головы Ранилда.
   Мерлин заметил, что довольно много мужчин за столом усмехнулись этому замечанию.
   - До тех пор, пока это состояние войны не будет прекращено, - продолжил адмирал, - любое судно под флагом Долара является законным военным трофеем. И даже если по какой-то причине между нами и Ранилдом наступит катастрофический мир, в водах вокруг Ховарда всегда были проблемы с пиратством. Я был бы удивлен, если бы некоторым из этих "пиратов" каким-то образом не удалось завладеть несколькими милыми маленькими шхунами, возможно, даже с некоторыми новыми пушками на борту.
   На этот раз смешки были громче.
   - Мы забегаем слишком далеко вперед, - сказал Кэйлеб. Он посмотрел на Хаусмина. - Склонен думать, что ваш анализ в основном обоснован, Эдуирд. Это не значит, что ситуация не изменится, и за последние два года мы сами убедились, как быстро она может измениться. Тем не менее, думаю, что одно из других ваших замечаний почти наверняка справедливо. Флот стоит дорого, но пока он есть у нас, а у наших врагов его нет, нам не нужна огромная армия, чтобы сопровождать его, так что, по крайней мере, мы можем избежать этих расходов. И в сложившихся обстоятельствах, думаю, мы можем рассчитывать на то, что сможем каким-то образом профинансировать флот.
   - По крайней мере, сейчас мы можем, ваше величество, - признал Айронхилл. - Во всяком случае, имеются средства для тридцати дополнительных кораблей, которые в настоящее время строит адмирал Лок Айленд. В любом случае, мы не можем заложить еще больше, пока не спустим на воду текущие суда, чтобы расчистить строительные стапели. Но на завершение строительства этих кораблей фактически полностью уйдут все излишки казны, которые ваши отец и дед сумели накопить до нынешней чрезвычайной ситуации.
   - Понимаю, - кивнул Кэйлеб.
   - Что, если ваше величество простит меня, - сказал Лок-Айленд с большей, чем обычно, официальностью, - подводит нас к вопросу о том, что мы будем делать с кораблями, которые у нас уже есть, пока мы ждем новых.
   - Ты имеешь в виду, помимо того, чтобы сдерживать чужих каперов и быть уверенным, что Церковь не сможет высадить подавляющего размера армию, чтобы убить наших людей, сжечь наши города дотла и снести все наши головы? - мягко осведомился Кэйлеб.
   - Кроме этого, конечно, ваше величество.
   - Брайан, прекрасно понимаю, что ты хочешь уничтожить князя Нармана. - В тоне Кэйлеба слышалась легкая, но безошибочно узнаваемая нотка терпеливого раздражения. - Если уж на то пошло, я сам предпочел бы наслаждаться процессом. Но правда в том, что наш собственный флот состоит менее чем из шестидесяти устаревших галер и всего из тридцати четырех галеонов, по крайней мере, до тех пор, пока не начнется новое строительство и мы не вернем поврежденные корабли с ремонтных верфей. Это приведет к тому, что мы окажемся в опасном положении, если одновременно отправимся за Нарманом и Гектором.
   - Тогда давайте будем преследовать их по одному, - возразил Лок-Айленд с уважительным упрямством. - И поскольку Нарман ближе, и поскольку мы уже блокировали залив Эрейстор, давайте начнем с него.
   - Думаю, вы совершенно правы в том, что нам нужно преследовать их по одному, - ответил Кэйлеб. - К сожалению, я также считаю, что из них двоих Гектор более опасен. Если не ошибаюсь в своих предположениях, - настала его очередь избегать смотреть в сторону Мерлина, - он уже закладывает и перестраивает столько собственных галеонов, сколько может. И если до него дошли сообщения Блэк-Уотера о нашей новой артиллерии, он также будет знать, как эффективно вооружать их. По новому оружию ему придется начинать с нуля, но я верю, что никто в этом зале не настолько глуп, чтобы думать, что Гектор отупел или что за одну ночь его ремесленники и механики были поражены какой-то таинственной некомпетентностью. У Нармана нет таких строительных мощностей и литейных цехов, как у Гектора, поэтому, если мы собираемся заняться одним из них, нам нужно начать с Корисанды, а не с Эмерэлда. И потом, есть еще один маленький вопрос, связанный с армией, которой у нас нет. Отобрать острова у Нармана и изолировать Эрейстор - это одно; боюсь, найти достаточно войск, чтобы высадиться на берег и отобрать у него остальную часть его княжества, будет совсем другое дело.
   Лок-Айленд выглядел умеренно мятежным, и Мерлин решил, что он был не единственным, кто так думал.
   - В поддержку Брайана, ваше величество, - сказал Уэйв-Тандер, - не забывайте, кто пытался вас убить. - Кэйлеб посмотрел на него, и мастер шпионажа пожал плечами. - Он пытался это сделать до того, как вы с вашим отцом полностью уничтожили его флот; теперь, когда у него его больше нет, должен быть еще больший крен в сторону рассмотрения... нетрадиционных мер. Если мы дадим ему достаточно времени, он, скорее всего, попробует это снова.
   - Тогда это просто будет зависеть от тебя и стражи, - на этот раз Кэйлеб взглянул на Мерлина, - чтобы убедиться, что он снова потерпит неудачу, Бинжэймин.
   - Возможно, это не так просто, как нам всем хотелось бы, ваше величество. На самом деле, это часть того, что я хочу обсудить с вами позже, - сказал архиепископ Мейкел, и все взгляды обратились к нему. - Раньше Нарман был вынужден нанимать наемников, профессиональных убийц, если хотел убить вас или вашего отца, - продолжил архиепископ. - Сегодня, увы, в Чарисе гораздо больше потенциальных убийц, чем когда-либо прежде. Действительно, защита вас от попыток Нармана убить вас может быть наименьшей из забот стражи. - И это, подумал Мерлин, - вероятно, преуменьшение. К несчастью. Большинство подданных Кэйлеба решительно поддержали своего молодого короля и его нового архиепископа в их противостоянии Церкви Ожидания Господнего. Они точно знали, что Церковь - или, по крайней мере, "храмовая четверка", которая фактически вырабатывала политику Церкви и манипулировала ею, - намеревалась сделать с их королевством и их семьями, когда они решили раз и навсегда сломить королевство Чарис, превратив его в пустошь с убитыми людьми и сожженными городами. Они поддержали язвительное обвинение, которое Майкел направил великому викарию Эрику от их коллективного имени, поскольку они провели четкое различие между Самим Богом и коррумпированными, продажными людьми, которые контролировали Церковь.
   Но если так считало большинство чарисийцев, то значительное меньшинство - нет, и почти четверть духовенства королевства были возмущены и разгневаны "нечестивым" вызовом Кэйлеба "законной, данной Богом власти Церкви". Было бы неплохо, если бы Мерлин смог убедить себя, что все те люди, которые не одобряли раскол, были такими же продажными и расчетливыми, как и сама храмовая четверка. К сожалению, подавляющее большинство из них таковыми не являлись. Их ужас при мысли о расколе внутри Церкви Божьей был совершенно искренним, а их возмущение правителем, который осмелился поднять руку против воли Божьей, проистекало из глубоко укоренившейся, абсолютно честной веры в учение Церкви Ожидания Господнего. Многие - большинство - из них считали своим священным долгом противостоять любыми доступными им средствами мерзостям, которые король Кэйлеб и архиепископ Мейкел пытались навязать королевству.
   Впервые на памяти живущих существовала реальная, значительная внутренняя угроза жизни короля Чариса, и выражение сожаления на лице Стейнейра показало, что архиепископ точно понимал почему.
   - Я знаю, Мейкел, - сказал Кэйлеб, - знаю. Но мы не можем отменить то, что уже сделали, и даже если бы я думал, что это было то, чего хотел Бог, мы не смогли бы свернуть с пути, который начали. Что не означает, - он оглянулся на Уэйв-Тандера, - что я хочу каких-либо массовых арестов. Мне никогда не нравился железный каблук, и я не смогу убедить людей, которые ненавидят и боятся того, что, по их мнению, я делаю, в том, что они ошибаются в отношении моей политики или ее причин, если сразу начну пытаться подавить каждый голос несогласия.
   - Я никогда не предполагал, что мы должны это делать, ваше высочество. Я только...
   - Его величество прав, милорд, - тихо сказал Стейнейр, и Уэйв-Тандер посмотрел на него.
   - Это вопрос совести, отношений между каждой отдельной человеческой душой и Богом, который лежит в основе враждебности храмовой четверки по отношению к нам, - продолжил архиепископ тем же твердым, тихим голосом. - Тринейр и Клинтан, каждый по своим причинам, полны решимости сохранить полный контроль Матери-Церкви над мыслями, убеждениями и действиями всех Божьих детей. Они сочли нужным облачить свои амбиции в прекрасные одежды веры и заботы о спасении душ, притвориться, что ими движет только священнический долг, а не непристойное богатство и декадентская жизнь, которую они ведут, когда на самом деле их собственное высокомерие и коррупция превратили саму Мать-Церковь в орудие угнетения и жадности.
   - Мы это знаем. - Он оглядел внезапно притихший зал совета. - Мы это видели. И мы верим, что Бог призвал нас противостоять этому угнетению. Чтобы напомнить Матери-Церкви, что важны души Божьего народа, а не количество золота в ее сундуках, или личная власть и богатство ее викариев, и роскошь, в которой они живут. Но чтобы сделать это успешно, мы должны напомнить всем детям Матери-Церкви о тех же самых вещах. Мы не можем сделать этого, сами прибегая к угнетению.
   - При всем моем уважении, ваше преосвященство, - сказал Уэйв-Тандер в тишине, которая казалась только глубже и тише, когда вдалеке снова прогрохотал и прокатился гром, - я не согласен. Но, по той же причине, мы не сможем защитить короля, если не будем готовы действовать решительно и публично против тех, кто хочет его уничтожить. И если мы потеряем короля, мы потеряем все. - Кэйлеб пошевелился, но Уэйв-Тандер упрямо смотрел на него. - В данный момент, ваше величество, это правда, и вы это знаете. Мы уже потеряли вашего отца, а Жан все еще ребенок. Если мы потеряем вас, кто удержит королевство вместе? И если это королевство споткнется, кто останется, чтобы "напомнить" Матери-Церкви о чем-либо? Прямо сейчас, в этот день, любая надежда на человеческую свободу умрет вместе с вами, ваше величество. На данный момент, по крайней мере, это утверждение является ужасающей правдой. И это также причина, по которой вы должны позволить нам принять необходимые меры предосторожности, чтобы сохранить вам жизнь.
   Кэйлеб оглядел сидящих за столом, и на каждом лице отразилось полное согласие с Уэйв-Тандером. Даже архиепископ кивнул, серьезно признавая правоту барона.
   - Я так и сделаю, Бинжэймин, - ответил Кэйлеб через мгновение. Он снова взглянул на Мерлина, затем снова на Уэйв-Тандера.
   - Я сделаю это, - повторил он, - и любой, кто на самом деле склонится к измене короне, насилию против министров короны или против любого из подданных королевства, будет подвергнут суровому наказанию, независимо от причин его действий. Но не будет никаких превентивных арестов из-за того, что могут натворить люди, и никто не будет наказан, если их заговоры или преступления не будут сначала доказаны перед королевским судом в открытом процессе. Никаких тайных судов, никаких поспешных тюремных заключений или казней. Я отказываюсь становиться еще одним Клинтаном просто для того, чтобы защититься от него.
   Выражение лица Уэйв-Тандера было далеко от того, что Мерлин назвал бы удовлетворенным, но, по крайней мере, барон прекратил спор. Во всяком случае, на данный момент.
   - Хорошо, - сказал Кэйлеб более оживленно. - Я все еще слышу призыв к обеду, и он становится все громче, так что давайте продолжим и закончим с этим. Алвино, пожалуйста, к концу этой пятидневки дайте мне доклад о точном состоянии казны, учитывая завершение и укомплектование галеонов, которые мы в настоящее время строим. Поверьте Эдуирду на слово и предложите также разумный график новых пошлин и налогов, исходя из предположения, что наша торговля, по крайней мере, останется на прежнем уровне. Брайан, я бы хотел, чтобы вы и барон Симаунт дали мне свои наилучшие оценки того, что вам понадобится от Алвино, чтобы каким-то образом выяснить, как платить после того, как мы закончим нынешнюю строительную программу. Вам лучше привлечь к этому и сэра Дастина. Эдуирд, я бы хотел, чтобы вы с Рейяном еще раз подумали о том, что вы говорили ранее о вероятных последствиях любых попыток храмовой четверки закрыть Хэйвен и Ховард для нашей торговли. Предположим, что они действительно собираются это сделать, затем придумайте для нас наиболее эффективные способы сорвать любое эмбарго и убедиться, что их усилия не увенчаются успехом. Вы также могли бы подумать о том, как мы могли бы мотивировать наших торговцев и судоходные компании финансировать презентационные галеоны для военно-морского флота. Как вы говорите, наше выживание зависит от их процветания, но их процветание зависит от нашего выживания. Думаю, что будет справедливо, если они внесут немного больший вклад в защиту своего судоходства, чем мы могли бы ожидать, скажем, от заводчика драконов откуда-нибудь из глубины холмов. И, Рейджис, думаю, вам лучше посоветоваться с доктором Маклином. Я также хотел бы услышать мнение колледжа по некоторым нашим оценкам в области судоходства, торговли и налогообложения.
   Головы вокруг стола закивали, и Кэйлеб кивнул в ответ.
   - В таком случае, думаю, что мы в основном закончили здесь. Рейджис, я бы хотел, чтобы вы и архиепископ Мейкел остались на минутку, если не возражаете.
   - Конечно, ваше величество, - пробормотал Грей-Харбор, и стулья отодвинулись от стола, когда остальные поняли намек и встали.
  
   * * *
   Дверь зала совета закрылась за остальными, и Кэйлеб посмотрел на Мерлина.
   - Почему бы теперь тебе не подойти и не присоединиться к нам, когда это безопасно? - спросил он с улыбкой, и Грей-Харбор усмехнулся.
   - Как прикажете, ваше величество, - мягко ответил Мерлин и пересек комнату, чтобы сесть в кресло, которое несколько минут назад занимал Хаусмин.
   Если бы присутствовал кто-то другой, этот гипотетический другой наблюдатель, вероятно, был бы более чем немного удивлен, увидев телохранителя короля Кэйлеба, сидящего за столом совета вместе с двумя самыми доверенными официальными советниками короля, как будто он был им равен в глазах короля. В конце концов, очевидно, что капитан Этроуз отвечал за то, чтобы сохранить Кэйлебу жизнь, а не - несмотря на его недавнее повышение, в соответствии с его должностью личного оруженосца короля - консультировать его по высоким государственным вопросам.
   Конечно, тот же самый гипотетический другой наблюдатель действовал бы, исходя из ошибочного предположения, что капитан Мерлин Этроуз из королевской чарисийской стражи был живым. Что ж, по крайней мере, он был человеком. В конце концов, он мог быть на самом деле жив; внутреннее жюри Мерлина все еще не решило этот конкретный вопрос.
   Даже Грей-Харбор и Стейнейр не знали всей правды о нем. Если уж на то пошло, сам Кэйлеб не знал всей правды. Король знал, что Мерлин был значительно больше, чем человеком, но не знал, что на самом деле он был ПИКА - персональным интегрированным кибернетическим аватаром, - чье искусственное тело было домом для электронной записи личности, воспоминаний, эмоций, надежд и страхов молодой женщины по имени Нимуэ Элбан, которая была мертва последние восемь или девять столетий.
   Но что знали Грей-Харбор и Стейнейр, и что они, вместе с Кэйлебом и горсткой других, разделявших те же знания, приложили все усилия, чтобы никто другой не узнал, так это то, насколько важную роль "видения" капитана Этроуза и обрывки эзотерических знаний сыграли в способности Чариса пережить массированный натиск храмовой четверки. Конечно, все в королевстве знали, что Мерлин был сейджином - одним из смертоносных воинов-монахов, мастеров боевых искусств, а иногда и духовных провидцев, которые приходили и уходили (обычно апокрифически) по страницам истории Сэйфхолда. Мерлин тщательно выбрал это конкретное прикрытие еще до того, как прибыл в Чарис, и его репутация одного из самых смертоносных воинов в мире (хотя, если быть строго точным, он не был просто одним из самых смертоносных воинов в мире, учитывая его... способности) сделала его идеальным выбором для личного оруженосца Кэйлеба. Что просто случайно поместило его постоянно под рукой у короля, глубоко в центре всех советов и планов Кэйлеба, и в то же время сделало его почти частью обстановки. Постоянно доступный для совета или консультации, но настолько невидимый для посторонних глаз, что никто никогда не задавался вопросом, что он там делает.
   Теперь Кэйлеб посмотрел на него и выгнул бровь. - Что ты думаешь об анализе Эдуирда? - спросил он.
   - Думаю, что не готов спорить с ним в этой конкретной области знаний, - ответил Мерлин. - Сомневаюсь, что сможет кто-либо во всем королевстве, по крайней мере, до тех пор, пока страсть Маклина к записи чисел не даст нам базу объективной статистики. Должен согласиться с ним в том, что храмовой четверке было бы чрезвычайно трудно эффективно закрыть Ховард и Хэйвен для наших торговцев. Однако я не готов сказать, насколько успешными в конце концов были бы их усилия, если они все равно решили бы попробовать, и реалистичны ли опасения барона Уэйв-Тандера по поводу субсидий Ранилду.
   Наполеон попробовал это против Англии со своей "континентальной блокадой", - размышлял Мерлин. - У него это получилось не очень хорошо, что, вероятно, является хорошим знаком для теорий Хаусмина. С другой стороны, в тот момент на Земле было гораздо больше стран, чем одна Европа. В случае Сэйфхолда это было бы так, как если бы Наполеон контролировал все основные порты Северной Америки, Южной Америки и Азии, включая Россию, Китай и Османскую империю. И, если уж на то пошло, контроль Церкви гораздо глубже, чем у Наполеона. Что будет только усугубляться по мере того, как для всех участников все яснее и яснее становится религиозный аспект этого противостояния.
   - Склонен согласиться с Эдуирдом, - предположил Грей-Харбор. Кэйлеб и Стейнейр одновременно посмотрели на него, и первый советник пожал плечами. - Не сомневаюсь, что если бы храмовая четверка смогла осуществить это, последствия здесь, в Чарисе, были бы... серьезными. На самом деле, они вполне могли бы оказаться катастрофическими. Но я склонен думать, что аргументы Эдуирда о доступности и стоимости наших товаров сделают ситуацию почти такой же плохой и для материковых королевств. На самом деле, почти наверняка достаточно плохой, чтобы привести к серьезному скрытому сопротивлению любому такому указу. Если уж на то пошло, во многих случаях это вполне может привести к открытому сопротивлению. Если, конечно, Церковь не пойдет дальше и не объявит священную войну. При таких обстоятельствах все могло бы стать намного сложнее.
   - Мейкел? - Кэйлеб повернулся к своему архиепископу, и в карих глазах короля было гораздо больше беспокойства, чем он позволил бы увидеть большинству людей.
   - Мое мнение не изменилось, Кэйлеб, - сказал Стейнейр с безмятежностью, которой позавидовал Мерлин, хотя и задался вопросом, насколько это оправдано. - Учитывая то, как "храмовая четверка" подошла ко всему этому запутанному делу, они будут испытывать большое внутреннее давление. Помните, у них всегда были свои враги в совете викариев. Во всяком случае, они этого не забыли, и у некоторых из этих врагов есть собственные значительные базы власти. Наша маленькая записка великому викарию ослабит четверку и придаст смелости их врагам. На этом фоне им придется действовать, по крайней мере, немного осторожно, если только они не решат рискнуть всем ради какого-нибудь драматического жеста неповиновения. Они никогда не делали этого в прошлом. Действительно, если бы они имели хоть малейшее представление о том, что их нападение на королевство может обернуться катастрофой, они бы никогда не предприняли его. Или, по крайней мере, никогда так бесцеремонно и небрежно. Поскольку они уже скормили одну руку ящеру-резаку, полагаю, что они вряд ли захотят поднять ставки выше, чем это абсолютно необходимо, по крайней мере, на какое-то время.
   - Надеюсь, что ты прав насчет этого, - сказал король. - Я действительно надеюсь, что ты прав насчет этого.
   Я тоже, - сухо подумал Мерлин. - Вот почему я надеюсь, что вы с Мейкелом оба были правы, изложив свою позицию по отношению к Церкви так... прямолинейно.
   - Я надеюсь на то же, что и вы, ваше величество, - слегка улыбнулся архиепископ. - Время, конечно, покажет. И, - его улыбка стала шире, а глаза заблестели, - я очень хорошо осознаю, что природа моих собственных проблем гораздо лучше подходит для того, чтобы действовать на основе веры, чем ваша.
   - У меня сложилось впечатление, что его высокопреосвященство, вероятно, прав насчет нежелания храмовой четверки ввязываться в какую-то раскаленную религиозную конфронтацию, по крайней мере, в краткосрочной перспективе, - сказал Мерлин и увидел почти подсознательную гримасу Кэйлеба. Мерлин на самом деле не выступал против письма Стейнейра великому викарию, но и не был одним из его самых сильных сторонников.
   - Думаю, что, к сожалению, неизбежно то, к чему мы движемся, - продолжил он сейчас. - Даже если полностью отвлечься от нашей собственной переписки с ними, сам факт того, что мы больше не подчиняемся их приказам, подтолкнул бы их к этому, и когда это произойдет, все станет чрезвычайно некрасиво. На данный момент, однако, привычка, если не что иное, заставит их пытаться "разыгрывать ситуацию" так, как они всегда делали это в прошлом. Конечно, именно так они попали в эту переделку, но думаю, что потребуется по крайней мере еще несколько месяцев, чтобы они поняли, насколько полностью изменились правила, а это значит, что у нас должно быть хотя бы немного времени, чтобы подготовиться.
   - Что подводит меня к настоящей причине, по которой я попросил тебя и Рейджиса остаться, Мейкел, - сказал Кэйлеб.
   Он откинулся на спинку стула и провел пальцами левой руки по цепи с изумрудами, которую так недавно унаследовал от отца. Он часто так делал, как будто цепь была своего рода талисманом, утешительной связью между ним и его отцом. Мерлин был уверен, что это была бессознательная манера с его стороны, но сейджин почувствовал знакомый укол личного горя, когда это напомнило ему о смерти старого короля.
   - Брайан прав насчет необходимости иметь дело с Нарманом и Гектором, - продолжил новый король. - Всегда есть еще и Горджа, но Таро может подождать. Однако, по крайней мере, мы знаем, где находимся с Нарманом и Гектором. Можно сказать, что наши варианты там обладают достоинством прямолинейности. Но есть еще Чисхолм. Вы двое подумали над моим предложением?
   - Как правило, ваше величество, - сухо сказал Грей-Харбор, - когда король "просит", чтобы его первый советник и его архиепископ "немного подумали" над одним из его предложений, они это делают.
   - Хорошо. - Кэйлеб сверкнул улыбкой, хотя Мерлин хорошо знал, что во многих королевствах Сэйфхолда такая степень легкомыслия и неформальности со стороны первого советника вполне могла привести к быстрой замене упомянутого первого советника. - Поскольку я король, и поскольку вы думали об этом, как послушные слуги, к каким выводам вы пришли?
   - Честно? - Веселье Грей-Харбора превратилось в трезвость, и он поднял одну руку и помахал ею взад-вперед в жесте нехарактерной неуверенности. - Я не знаю, Кэйлеб. Во многих отношениях это было бы идеальным решением, по крайней мере, одной из основных наших проблем. Во всяком случае, это, вероятно, успокоило бы нескольких людей, которые в настоящее время обеспокоены преемственностью, и Бинжэймин прав в том, насколько пугающим сейчас является весь этот вопрос. Но это также привело бы к некоторым значительным потрясениям, и всегда остается вопрос о том, будет ли Шарлиэн вообще рассматривать это. У нее будет достаточно проблем с храмовой четверкой, когда они узнают о действиях ее флота против нас. И, конечно же, - он показал зубы в тонкой одобрительной улыбке, - ваше решение вернуть ей сданные суда без каких-либо условий только усилит подозрения таких людей, как Клинтан и Тринейр.
   - Тринейр, по крайней мере, скорее всего, точно поймет, почему вы это сделали, - вставил Стейнейр. - С другой стороны, Клинтан более проблематичен. У него более чем достаточно ума, чтобы понять. Вопрос в том, позволят ли ему понять его фанатизм и предрассудки или нет.
   Стейнейр, безусловно, прав в этом, - подумал Мерлин. - Было бы намного проще, если бы мы знали, какой Клинтан проявится в любой данный момент. Вероятно ли, что это будет потакающий своим желаниям обжора? Или бесспорно блестящий мыслитель? Или религиозный фанатик-изувер, великий инквизитор? Или циничный интриган из "храмовой четверки"?
   - И Шарлиэн, и Грин-Маунтин точно знают то же самое, - отметил Грей-Харбор. - Это будет фактором в том, как они могут отреагировать на ваше... скромное предложение. Усиление давления на них, возможно, не сделает их более восприимчивыми.
   - Из того, что я видел о королеве Шарлиэн и бароне Грин-Маунтин, я бы не подумал, что это будет слишком большой проблемой, - сказал Мерлин. - Они оба понимают, с какими трудностями сталкиваемся мы. Не скажу, что они, вероятно, будут в восторге от любых попыток с нашей стороны манипулировать ими, но они, безусловно, поймут, что в этом не было ничего личного.
   И Грей-Харбор, и Стейнейр кивнули, соглашаясь с его замечанием. Они хорошо знали, что "видения" Мерлина позволяли ему следить за внутренней работой и частными беседами королевы Шарлиэн Чисхолмской и ее самых доверенных советников так, как не мог никто другой.
   - Сказав это, - продолжил Мерлин, - я не имею ни малейшего представления, как она отреагирует на то, что вы имеете в виду. Не думаю, что такая возможность даже приходила ей в голову. С какой стати?
   - Это, безусловно, разумный вопрос, - криво усмехнулся Грей-Харбор. - С другой стороны, было то, как она отреагировала на предложение твоего отца о более формальном союзе, Кэйлеб.
   - С тех пор ситуация немного изменилась, - ответил Кэйлеб. - И давайте не будем забывать, кого отец выбрал своим послом.
   Челюсть юного монарха сжалась от мимолетно вспомнившейся боли. Калвин Армак, герцог Тириэн и его собственный двоюродный брат, представлял интересы короля Хааралда в его попытке заключить оборонительный союз против Корисанды с королевством Чисхолм. Конечно, когда Хааралд выбрал Тириэна, он не понимал, что двоюродный брат, которого он любил как родного брата, уже строил против него заговор в сотрудничестве с князем Нарманом Эмерэлдским. Хааралд даже не подозревал, что Калвин намеревался убить и его, и Кэйлеба.
   - Это так, - признал Грей-Харбор болезненно нейтральным голосом, и его собственные глаза были темными и затененными. Калвин Армак был превосходным двоюродным дядей Кэйлеба, гораздо больше дядей и почти вторым отцом, чем просто двоюродным родственником, но он был также зятем Рейджиса Йованса, мужем дочери Грей-Харбора и отцом двух его внуков.
   И именно брошенный Рейджисом Йовансом кинжал положил конец предательской жизни герцога Тириэна.
   - Итак, имея это в виду, кого бы вы выбрали своим послом на этот раз? - Мерлин намеренно сделал свой собственный голос немного более резким, чем обычно. - Полагаю, вы уже подумали об этом?
   - Действительно, подумал. - Кэйлеб улыбнулся. - Учитывая характер предложения - и, как бы не по-джентльменски это ни было, желательность поддержания достаточного давления, чтобы... поощрить Шарлиэн и Грин-Маунтина - я подумал, что мы могли бы послать им действительно высокопоставленного представителя. Кого-то вроде, - он повернулся с улыбкой к Грей-Харбору, - моего уважаемого первого советника.
   - Подождите одну минуту, Кэйлеб! - Грей-Харбор выпрямился в кресле, качая головой. - Понимаю, к чему вы клоните, но я никак не могу оправдать свое долгое отсутствие в подобной миссии! От Теллесберга до Черейта почти десять тысяч морских миль. Это больше, чем полуторамесячное путешествие только в одну сторону!
   - Знаю, - улыбка Кэйлеба сменилась совершенно серьезным выражением лица. - Поверь мне, Рейджис, знаю, и я долго и упорно думал об этом. Если не ошибаюсь в своих предположениях, тебя не будет по крайней мере три или четыре месяца, даже если предположить, что все пройдет идеально. И ты прав, перспектива того, что тебя так долго не будет в королевстве, вряд ли поможет мне спать спокойно. Но если бы мы могли заставить это сработать, это имело бы огромное значение для определения того, удастся ли нам выжить, и ты это знаешь. Одному богу известно, как сильно я буду скучать по тебе, но Мейкел мог бы заменить тебя на посту первого советника, пока тебя не будет. Он знает все, что обсуждали мы с тобой, и его позиция поставила бы его выше обычных политических разборок, которые кому-то другому, возможно, пришлось бы вести, если бы они попытались временно занять твое место. На самом деле, он единственный другой подходящий кандидат на пост посла, которого я смог найти, и, честно говоря, в данный конкретный момент нам гораздо легче отослать тебя из королевства, чем мы можем позволить себе убрать его из архиепископства.
   Грей-Харбор открыл рот, словно собираясь возразить, но снова закрыл его с задумчивым выражением лица, услышав последнюю фразу Кэйлеба. Затем, несмотря на явные сомнения, он медленно кивнул.
   - Понимаю ваши рассуждения, - признал он, - и вы правы насчет Мейкела как моей замены. Вы понимаете, я не думаю, что хотя бы один король или князь во всем мире когда-либо просил своего архиепископа действовать в качестве простого первого советника, но вижу немало преимуществ в этом соглашении - особенно в наших нынешних обстоятельствах. Конечно, по крайней мере ничему не повредит то, что Церковь и корона действительно работают в тандеме! И он действительно знает все наши планы, и Жефри мог бы справиться со всеми рутинными документами и процедурами под его руководством. - Губы первого советника дрогнули. - Бог свидетель, он делал это для меня в течение многих лет!
   - Ключевой момент состоит в том, что, если потребуется, мы можем справиться без тебя, - сказал Кэйлеб, - и я не могу представить никого, у кого было бы больше шансов, чем у тебя, убедить Шарлиэн. И чем больше я думал об этом, тем больше мне казалось, что убедить ее, вероятно, по крайней мере так же важно, как сделать Гектора из Корисанды на фут или два короче.
   - И перспектива помочь вам сделать Гектора короче, вероятно, была бы одной из главных достопримечательностей плана, насколько это касается ее интереса, - согласился Грей-Харбор.
   - Эта мысль приходила мне в голову. - Кэйлеб пристально смотрел на первого советника еще секунду или две, затем склонил голову набок. - Итак, ты готов пойти поиграть в посланника?
  
   .V.
   КЕВ "Дистройер", залив Эрейстор, княжество Эмерэлд
  
   - Адмирал Нилз здесь, сэр. С ним капитан Шейн.
   Адмирал сэр Доминик Стейнейр, новоиспеченный барон Рок-Пойнт, оторвался от изучения двуствольного кремневого пистолета, когда его флаг-лейтенант почтительно просунул голову в дверь флагманской каюты на борту КЕВ "Дистройер".
   - Спасибо, Стивин, - сказал он. - Пожалуйста, попросите их пройти ко мне.
   - Конечно, сэр.
   Лейтенант Стивин Эрейксин слегка поклонился, прежде чем удалиться, а адмирал Рок-Пойнт улыбнулся. Молодой Эрейксин был связан по меньшей мере с двумя третями аристократов королевства Чарис. Действительно, он был гораздо более благородного происхождения, чем его адмирал, несмотря на недавнее присвоение Рок-Пойнту собственного титула, хотя такого рода вещи случались в Чарисе чаще, чем в большинстве других королевств Сэйфхолда. И, как предположил Рок-Пойнт, того факта, что он сам был младшим братом архиепископа Чариса, обычно было бы более чем достаточно, чтобы компенсировать более голубую кровь Эрейксина. Конечно, в данном случае, учитывая... необычность возведения Мейкела в сан архиепископа, это было немного более проблематично, чем обычно.
   Если Эрейксин и отдавал себе отдаленный отчет в превосходстве своего происхождения, он не подавал абсолютно никаких признаков этого. Однако это давало деловому, умному лейтенанту определенный неоспоримый уровень комфорта, когда дело доходило до общения с вышестоящими офицерами в целом.
   Когда дверь за флаг-лейтенантом закрылась, адмирал с некоторым сожалением отложил пистолет в сторону, положив его обратно рядом с таким же в бархатное гнездышко в потертом деревянном футляре на своем столе. Эта пара пистолетов была одним из последних мозговых штурмов богатого воображения барона Симаунта, и Рок-Пойнт всегда ценил активный подход барона к жизни и своим обязанностям. Это было отношение, которое сослужило бы ему плохую службу во многих флотах, но не в королевском флоте Чариса - или, по крайней мере, не в нынешнем королевском чарисийском флоте - и новое оружие было типичным для усилий Симаунта.
   До появления кремневого замка огнестрельное оружие, подобное пистолету, который только что рассматривал Рок-Пойнт, было бы в лучшем случае непрактичным. Теперь они были полностью практичны... по крайней мере, за исключением отвлечения производственных мощностей, которые были нужны для их изготовления. Рок-Пойнт подозревал, что Симаунту пришлось давить на мастера, который изготовил соответствующий набор пистолетов в коробке на столе. Традиционно презентационное оружие рассматривалось как возможность продемонстрировать художественные таланты производителя, а также его практические способности. Согласно этим правилам, пистолеты должны были быть украшены тонкой гравировкой и - несомненно - инкрустированы золотом и пластинками из слоновой кости. На этот раз единственным украшением были маленькие золотые медальоны, вделанные в рукояти пистолетов, с изображением скрещенных пушек и кракена герба, которым его монарх наградил его вместе с титулом.
   Думаю, Алфрид знает меня лучше, чем кто-либо другой, - сказал себе Рок-Пойнт с нежной улыбкой. - Он знает, как мало пользы я получаю от потраченных впустую нарядов.
   Более того, - подумал адмирал, закрывая коробку и запирая ее на задвижку, - Симаунт знал, как высоко он ценит функциональность и практичность, а гладкие, красиво вороненые пистолеты в избытке обладали и тем, и другим. Они взводились с гладким, как стекло, приятным "щелчком", спусковые крючки работали чисто и четко, а насыщенный аромат оружейного масла цеплялся за корпус пистолета, как тонкие духи. С нарезными, расположенными бок о бок стволами пятидесятого калибра адмирал, у которого больше нет двух рабочих ног, все равно будет держать в своих руках жизни четырех человек, даже если его работа ног больше не соответствует самым высоким стандартам владения мечом.
   - Адмирал Нилз и капитан Шейн, сэр, - пробормотал Эрейксин, когда дверь каюты снова открылась, и он провел посетителей во флагманскую каюту Рок-Пойнта.
   - Спасибо, Стивин, - сказал Рок-Пойнт, затем улыбнулся двум своим подчиненным, когда флаг-лейтенант снова исчез.
   - Привет, капитан Шейн, - сказал он тогда. - Пожалуйста, садитесь. - Он махнул рукой в сторону ожидавших их стульев. - Мне жаль, что меня не было на палубе, чтобы поприветствовать вас.
   - В извинениях нет необходимости, милорд, - ответил за них обоих адмирал Коди Нилз, когда они сели, и Рок-Пойнт снова улыбнулся, на этот раз немного более криво, когда он посмотрел вниз, туда, где раньше была икра его правой ноги.
   - Как ваша нога, сэр? - спросил Нилз, проследив за направлением взгляда своего начальника.
   - Лучше, - Рок-Пойнт поднял взгляд, слегка пожав плечами. - Они снабдили меня собственным колышком, но все еще подгоняют его. Больше всего на свете приходится возиться с правильным углом наклона подушечки для ног. - Он поднял свою укороченную ногу со скамеечки для ног, на которой она лежала, и согнул колено. - Конечно, мне повезло, что у меня все еще есть колено, и культя хорошо заживает, но пока сам колышек достаточно раздражает. Понимаю, - он снова пожал плечами, на этот раз с иронией, - что граф Мандир испытывает похожие трудности.
   - Так я слышал, - признал Нилз со своей собственной легкой улыбкой. Раздробленная голень Рок-Пойнта была ампутирована после битвы при проливе Даркос, в которой огонь его флагманского корабля уже оторвал левую ногу Гарта Ралстана, графа Мандира, который тогда командовал эмерэлдским флотом. Флагман Рок-Пойнта в том сражении, КЕВ "Гэйл", был поврежден еще серьезнее, чем его адмирал, и должен был оставаться для ремонта на верфи, по крайней мере, еще несколько пятидневок.
   - Учитывая все обстоятельства, я счастлив, что потерял ногу, а не руку, - сказал Рок-Пойнт. - В любом случае, морской офицер не тратит много времени на пешие забеги.
   Нилз и Шейн вежливо хихикнули, а Рок-Пойнт фыркнул, услышав их послушный ответ на его незначительную шутку. Затем выражение его лица стало серьезным.
   - Итак, что там насчет молодого Хивита?
   - У меня есть его письменный отчет, сэр, - сказал Нилз, открывая объемистый кейс, который он принес с собой, и извлекая тонкую пачку бумаги. - В нем содержатся все детали, но суть достаточно проста. Мимо него в Эрейстор пытался пройти церковный курьерский катер. Когда он отказался остановиться, Хивит произвел единственный выстрел перед его носом, и в этот момент его капитан оказался достаточно мудрым, чтобы спустить свой флаг и сдаться.
   В его устах это звучит так просто, - подумал Рок-Пойнт. - И, действительно, полагаю, что так оно и есть. Конечно, не без последствий.
   - Значит, жертв не было? - спросил он вслух.
   - Нет, сэр, - ответил Нилз. - Не в этот раз.
   Рок-Пойнт поморщился от комментария, но ничего не мог возразить против этого. В конце концов, следующий раз все равно наступит, и какой-нибудь упрямый, упорный, непримиримый церковный курьер обязательно откажется поднять свой флаг, и жертв будет довольно много.
   - Что ж, - заметил он, - похоже, Хивит сделал именно то, что должен был сделать. Предполагаю из того, что вы сказали, и из того, как вы это сказали, что вы согласны с этим выводом?
   - Полностью, сэр, - твердо сказал Нилз.
   - Как его люди восприняли это?
   - Ну, в целом, сэр, - Нилз слегка передернул плечами, - большинство из них, похоже, восприняли это довольно спокойно. На самом деле, некоторые из них, казалось, были разочарованы тем, что им все-таки не удалось обстрелять корабль отца Расса. Когда Хивит представил мне свой личный отчет, у меня сложилось впечатление, что по крайней мере один из его офицеров был... скажем так, менее воодушевлен такой возможностью, но если бы Хивит приказал им стрелять на поражение, они бы открыли огонь.
   - Хорошо, - сказал Рок-Пойнт и задался вопросом, действительно ли это он имел в виду.
   Он слегка повернул свое кресло, прислушиваясь к его скрипу, так, чтобы можно было смотреть из широких кормовых иллюминаторов "Дистройера" на панорамное, танцующее на солнце голубое зеркало залива Эрейстор. С того места, где он сидел, ему была видна северная оконечность острова Лонг в форме головастика, а защищенная вода между ним, островом Кэлли и островом Саут была превращена в якорную стоянку Чариса, как только укрепления на этих островах сдались морской пехоте.
   В некотором смысле Рок-Пойнт все еще был немного озадачен тем, с какой готовностью капитулировали эти батареи и крепости, когда им предложили сдаться. Полковнику Хоуирду Джинкину, старшему офицеру морской пехоты Рок-Пойнта, никогда не удавалось собрать больше двух или трех батальонов морских пехотинцев из корабельных подразделений флота. Рок-Пойнт, конечно, смог усилить их наборами моряков, особенно с уцелевших галер с их огромными экипажами. Тем не менее, это был явно разношерстный десант, даже при поддержке тяжелой артиллерии, доставленной на берег с галеонов флота.
   Было заманчиво почувствовать некоторую степень презрения к эмерэлдским командирам, которые спустили свои флаги, столкнувшись с призывом Джинкина сдаться. С другой стороны, большинство укреплений сами по себе были сильно недоукомплектованы: артиллеристов было достаточно, чтобы отбиться орудиями от атаки с моря, но не хватало пехоты, чтобы противостоять серьезному нападению со стороны суши. И с уничтожением эмерэлдского флота не было никакого способа помешать Рок-Пойнту найти места, где он мог бы высадить свои войска и артиллерию на берег без помех со стороны защитников.
   Кроме того, полное поражение Эмерэлда в море подорвало моральный дух защитников еще до того, как первый десантный отряд ступил на любой из этих островов.
   Но все это было не более чем подготовкой. Большая часть чарисийского флота и морской пехоты, несомненно, была сосредоточена на уничтожении своих противников в Эмерэлде и Лиге Корисанды, но это должно было занять по крайней мере некоторое время, поскольку существовала небольшая проблема с тем, что именно королевство собиралось использовать в качестве армии. Захват островных баз, блокирование крупных портов блокадными эскадрами и уничтожение торгового флота своих врагов - это одно, и Рок-Пойнт не сомневался, что у флота и морской пехоты есть ресурсы для решения этих задач. Однако вторжение в такое место, как Эмерэлд, или, что еще хуже, в Корисанду, было чем-то совершенно другим.
   И даже если - когда - нам удастся разобраться с Нарманом и Гектором, это все равно только начало, - мрачно подумал он. - Интересно, много ли наших людей действительно понимают это? Прямо в эту минуту они все еще взбешены тем, что пыталась сделать с нами храмовая четверка, поэтому я не сомневаюсь, что люди Хивита были готовы открыть огонь по этому курьерскому катеру. Но что произойдет позже, когда они поймут - по-настоящему поймут, глубоко внутри, - что наш истинный враг, наш опасный враг - это не Гектор или Нарман. Это сама Церковь.
   Ни один адмирал, ни один генерал - ни одно королевство - никогда прежде не сталкивались с такой реальностью. Чарис так и сделал, и часть сэра Доминика Стейнейра испытывала ледяную дрожь страха всякий раз, когда он думал о темном, непроходимом будущем, в которое направлялись он и его королевство.
   - Хивит случайно не захватил какие-нибудь депеши, которые они везли? - спросил он, и его брови поползли вверх, когда Нилз резко рассмеялся.
   - Я сказал что-то забавное? - спросил он, и другой адмирал покачал головой.
   - Не совсем, милорд, - сказал он, хотя все еще улыбался. - Подозреваю, что Церкви просто придется пересмотреть некоторые из своих стандартных процедур. Похоже, у отца Расса вообще не было сумки для доставки, тем более утяжеленной. Все документы, которые ему было поручено доставить, были заперты в сейфе в его каюте. Сейфе, который, собственно говоря, был привинчен к палубе.
   - Привинчен к палубе? - Рок-Пойнт моргнул, и Нилз кивнул.
   - Очевидно, что Церковь не задумывалась о возможности того, что кто-либо из ее курьеров может быть перехвачен. Их процедуры обработки отправлений больше направлены на внутреннюю безопасность документов во время транспортировки, чем на то, чтобы они не попали в чьи-либо посторонние руки. Поэтому вместо того, чтобы носить их в утяжеленном мешке, они запирают их в каюте капитана. И, - он покачал головой, - чтобы открыть сейф, нужно два ключа. У капитана есть один, у казначея - другой.
   Рок-Пойнт мгновение смотрел на него, затем покачал головой, задаваясь вопросом, сколько времени потребуется мышлению Церкви, чтобы приспособиться к новой реальности и изменить способ, которым ее курьерские суда обрабатывали корреспонденцию.
   - Полагаю, коммандеру Хивиту удалось заполучить оба ключа? - мягко сказал он.
   - На самом деле, думаю, он сказал что-то о монтировке, сэр, - сказал капитан Шейн, впервые заговорив и злобно улыбаясь. - Из того, что он сказал мне, пока ждал встречи с адмиралом Нилзом, этот отец Расс, по крайней мере, сумел выбросить свой ключ за борт, прежде чем люди "Уэйв" поднялись на катер. Не знаю, действительно ли он думал, что это остановит Хивита, но, по-видимому, он чуть не умер от апоплексического удара, когда Хивит взломал сейф. Думаю, он более чем наполовину ожидал, что молния поразит Хивита насмерть на месте.
   - Чего, очевидно, не произошло, - сухо сказал Рок-Пойнт. Он предполагал, что ему было приятно видеть, как Шейн развеселился при этой мысли, но он не мог не задаться вопросом, разделят ли остальные его офицеры и матросы реакцию флаг-капитана.
   - Я принес захваченные документы с собой, милорд, - сказал Нилз, протягивая руку и похлопывая по своему кейсу. - На всякий случай, я также сделал дубликаты-копии. К сожалению, они, похоже, каким-то образом зашифрованы.
   - Полагаю, это не слишком удивительно, - сказал Рок-Пойнт. - Раздражает, но не удивительно. - Он пожал плечами. - Нам просто придется отправить их дальше в Теллесберг. Возможно, барон Уэйв-Тандер и его люди смогут расшифровать их.
   А если они не смогут, уверен, что сейджин Мерлин сможет, - размышлял он.
   - Да, мой господин.
   - Пожалуйста, передайте мои поздравления коммандеру Хивиту за хорошо выполненную работу. Он и его люди, похоже, развили в себе умение быть в нужном месте в нужное время, когда нужно выиграть призовые деньги, не так ли?
   - По крайней мере, пока, - согласился Нилз. - Тем не менее, у меня есть несколько просьб позволить кому-то еще cломать монополию "Уэйв".
   - Это не ее должность, сэр, - фыркнул Шейн. - Это ее скорость. Ну, это и тот факт, что у Хивита действительно есть талант к такого рода работе.
   - Ему лучше наслаждаться этим, пока он может, - сказал Рок-Пойнт. Нилз приподнял бровь, и Рок-Пойнт улыбнулся. - Я только что получил свои собственные депеши от графа Лок-Айленда. Среди прочего, он попросил меня подобрать командиров для некоторых новых галеонов, и мне кажется, что молодой Хивит может быть тем капитаном, которого мы ищем.
  
   .VI.
   Княжеский дворец, город Эрейстор, княжество Эмерэлд
  
   Князь Нарман Эмерэлдский не был счастливым человеком.
   Для этого было много причин, начиная с того, что случилось с его флотом, а затем с того факта, что он больше не контролировал даже воды залива Эрейстор, находящиеся вне досягаемости береговых оборонительных батарей. И тем фактом, что он вряд ли мог ожидать, будто король Кэйлеб оставит без внимания покушение на его собственное убийство или ту роль, которую князь Нарман сыграл в его организации. Затем был способ, которым он и все его княжество были вынуждены стать младшими партнерами - почти вассалами - Гектора из Корисанды в соответствии с генеральным планом храмовой четверки по уничтожению Чариса.
   И, конечно же, этим утром была восхитительная беседа с епископом-исполнителем Уиллисом.
   Он стоял, глядя из окна дворца на бескрайнюю синюю гладь залива. Торговый флот Эмерэлда никогда не был очень большим по сравнению с флотом Чариса или даже Корисанды, но в эти дни прибрежные причалы были переполнены торговыми судами, которые не осмеливались выходить в море, и многие из них стояли на якорях и буях дальше. С другой стороны, якорные стоянки и причалы военно-морской верфи были практически пусты. Девять галер - общая уцелевшая сила флота Нармана - жалко жались друг к другу, словно для какого-то взаимного утешения.
   С одной стороны на якоре стояли еще две галеры, и Нарман сердито посмотрел на большие двухмачтовые корабли. Это были единственные трофеи, которые удалось захватить флоту герцога Блэк-Уотера, прежде чем Хааралд и Кэйлеб из Чариса в ответ уничтожили его собственные корабли. Они просто случайно оказались здесь, в Эрейсторе, когда на Блэк-Уотера обрушился молот, хотя Нарман не ожидал, что кто-либо из его бывших "союзников" поверит в совпадение, которое "случайно" оставило их в его владении.
   Нарман лично отправился осмотреть захваченные корабли в день их прибытия. Сам он не был опытным морским офицером, но даже он смог проследить за объяснениями о необычных установках чарисийской артиллерии и причинах эффективности нового оружия. Это понимание не заставило его почувствовать себя лучше, особенно когда он задумался о том факте, что, будучи географически ближайшим членом альянса против Чариса, он был практически уверен, что станет первым объектом внимания короля Кэйлеба. Как, впрочем, это подчеркнул захват оборонительных сооружений на отдаленных от его столицы островах.
   Он обернулся, когда открылась дверь помещения и через нее вошли Травис Олсин, граф Пайн-Холлоу, и коммодор Хейнз Жэзтро.
   Пайн-Холлоу был двоюродным братом Нармана, а также его первым советником и одним из относительно немногих придворных, в преданность которых князь действительно верил. Жэзтро, с другой стороны, был старшим - фактически, единственным - командиром эмерэлдской эскадры, вернувшимся из битвы при проливе Даркос. Нарман знал, что были те, кто лелеял подозрения в отношении Жэзтро - в его храбрости, а также в его преданности - просто потому, что он был самым старшим офицером, вернувшимся домой. Сам Нарман, к некоторому удивлению многих, этого не сделал. Тот факт, что флагманский корабль Жэзтро понес более тридцати процентов потерь и был так сильно поврежден, что медленно пошел ко дну после того, как ему удалось вернуться на военно-морскую верфь, был единственной рекомендацией, в которой коммодор нуждался, насколько это касалось Нармана.
   - Вы хотели видеть нас обоих, мой князь? - сказал Пайн-Холлоу с поклоном, и Нарман кивнул.
   - Да, - сказал он с несвойственной ему краткостью и махнул им двоим, чтобы они присоединились к нему у окна.
   Пайн-Холлоу и Жэзтро подчинились команде, и первый советник задался вопросом, осознает ли морской офицер, насколько нетипичным было отношение Нармана в течение последних нескольких пятидневок. Если Пайн-Холлоу не ошибался, его невысокий, круглый князь действительно терял вес. Некоторые люди, вероятно, не были бы особенно удивлены, обнаружив, что это делает князь в положении Нармана, но Пайн-Холлоу знал своего двоюродного брата с детства, и он не мог вспомнить ничего, что когда-либо заставляло Нармана пренебрегать своей едой. Князь также не соответствовал образу подавленного человека, вяло погружающегося в отчаяние. На самом деле, Нарман действительно казался более сосредоточенным, более энергичным, чем когда-либо прежде видел его Пайн-Холлоу.
   - Я только что закончил развлекать епископа-исполнителя Уиллиса, - сказал князь двум своим подчиненным, снова выглянув в окно. - Он был здесь, чтобы выразить свое... недовольство тем, что вчера случилось с курьерским катером Церкви.
   Пайн-Холлоу взглянул на Жэзтро, но коммодор только спокойно и внимательно смотрел на Нармана. Как подозревал первый советник, флегматичный характер морского офицера был частью того, что Нарман так высоко оценил его.
   - Я объяснил его высокопреосвященству, - продолжил Нарман, - что такого рода вещи происходят, когда наши родные воды контролирует чужой флот. Он ответил на это, сказав мне, что такого никогда раньше не случалось ни с одним из судов Матери-Церкви, факт, о котором, - он повернулся, чтобы тонко улыбнуться остальным, - я уже знал, чему вы, возможно, удивитесь.
   Невольно Пайн-Холлоу почувствовал, как его глаза расширились от сухого, как пустыня, тона Нармана.
   - Вопрос, который я хочу задать вам, коммодор, - сказал князь, - заключается в том, есть ли какой-либо способ, который вы можете придумать, чтобы мы могли каким-то образом гарантировать безопасность будущих кораблей Церкви, прибывающих сюда, в Эрейстор?
   - Честно? Нет, ваше высочество, - без колебаний ответил Жэзтро. - До вчерашнего дня я бы считал, по крайней мере, равными шансы, что чарисийцы позволят курьерам с церковным флагом беспрепятственно проходить через блокаду. Честно говоря, на самом деле я предполагал, что шансы были значительно выше, чем равные. - Он слегка пожал плечами. - Очевидно, я был бы неправ. И учитывая их присутствие здесь, в заливе, и их очевидную готовность рисковать гневом Церкви, я не вижу никакого способа, которым мы можем помешать им делать то же самое снова и снова, когда они захотят.
   - Понимаю. - Пайн-Холлоу отметил, что тон Нармана был спокойным, без малейшего намека на недовольство сокрушительной откровенностью Жэзтро.
   - Могу ли я внести предложение, ваше высочество? - сказал коммодор через мгновение, и Нарман кивнул ему, чтобы он продолжал.
   - Эрейстор - не единственный порт в Эмерэлде, - отметил Жэзтро. - И у Кэйлеба не хватает кораблей, чтобы закрыть все рыбацкие порты вдоль нашего побережья, как мы уже демонстрируем. Есть несколько мест, где, я уверен, курьеры могли бы безопасно высадиться на берег и доставить любые депеши по суше в столицу.
   - Это именно то, о чем я сам думал, - согласился Нарман. - На самом деле, я уже сделал это предложение епископу-исполнителю. Похоже, его не слишком обрадовала такая перспектива. - Тонкая улыбка князя обнажила кончики его зубов. - Думаю, он считает, что это плохо согласуется с достоинством Церкви, вынуждая ее посланников "красться в тени, как браконьеры, избегающие судебного пристава", как он выразился.
   Пайн-Холлоу заметил, что голос Нармана стал еще более сухим, чем раньше, и первый советник почувствовал отчетливую вспышку беспокойства. Положение Нармана было достаточно мрачным и без того, чтобы он открыто выступал против официального представителя Церкви в Эмерэлде.
   И, конечно же, положение первого советника Эмерэлда почти полностью зависело от положения его князя.
   - Мне жаль слышать, что его высокопреосвященство так думает, - вежливо сказал Жэзтро, и Нарман действительно усмехнулся.
   - Я в этом уверен, коммодор.
   Князь покачал головой, затем пожал плечами.
   - Что ж, коммодор, это был действительно единственный вопрос, который у меня был к вам. Я не могу сказать, что ваш ответ меня удивляет, но это, конечно, не ваша вина. Не будете ли вы так добры составить список лучших альтернативных мест высадки для будущих церковных посланников, чтобы я мог передать его епископу-исполнителю к завтрашнему утру?
   - Конечно, ваше высочество.
   Жэзтро поклонился в знак признания своего отбытия и удалился. Нарман посмотрел, как за ним закрылась дверь, затем посмотрел на своего двоюродного брата.
   - Не могу сказать, что я в восторге от прилагаемой цены, Травис, - заметил он почти капризно, - но, по крайней мере, прореживание, которое нам устроили Хааралд и Кэйлеб, привлекло мое внимание к одному достойному офицеру.
   Пайн-Холлоу кивнул. Очевидная невосприимчивость Жэзтро к мраку, обреченности и отчаянию, которые привели к падению морального духа большинства выживших старших офицеров эмерэлдского флота, была поразительной. Коммодор должен был осознавать почти безнадежность положения Эмерэлда, но вместо того, чтобы зацикливаться на этом, он активно искал способы нанести ответный удар по Чарису. Как он только что указал, королевскому чарисийскому флоту не хватало кораблей, чтобы блокировать каждый эмерэлдский порт, и Жэзтро был занят оснащением легких, хорошо вооруженных крейсеров в качестве торговых рейдеров в каждой гавани с верфями. Большинство из них были бы немногим больше, чем легковооруженные, огромные гребные лодки или наспех переоборудованные - и еще более легковооруженные - торговые суда. Ни один из этих типов не мог надеяться противостоять какому-либо обычному военному кораблю, даже без дьявольской новой чарисийской артиллерии, но они могли захватывать и уничтожать неуклюжие, легковооруженные - или совершенно невооруженные - торговые суда, и торговое рейдерство, вероятно, было единственным способом, с помощью которого Эмерэлд мог надеяться нанести реальный ущерб - или, по крайней мере, неудобства - Чарису.
   Конечно, в конце концов это не принесло бы никакой пользы.
   Нарман продолжал смотреть в окно еще две или три минуты, не говоря ни слова. Пайн-Холлоу знал, что глаза князя следят за серовато-коричневыми пирамидами потрепанных парусов чарисийских галеонов, медленно-медленно скользящих по заливу Эрейстор.
   - Знаешь, - наконец сказал Нарман, - чем больше я думаю о том, как мы попали в эту переделку, тем больше я злюсь.
   Он отвернулся от чарисийских военных кораблей и посмотрел своему кузену в глаза.
   - Это было глупо, - сказал он, и Пайн-Холлоу знал, что это было самое глубокое, самое осуждающее осуждение в лексиконе Нармана. - Даже если бы Хааралд не строил все эти проклятые галеоны со всеми этими проклятыми новыми пушками, это все равно было бы глупо. Очевидно, что Тринейр и Клинтан даже не пытались выяснить, что на самом деле происходит в Чарисе, потому что на самом деле им было все равно. У них была своя повестка дня и свои собственные цели, и поэтому они просто сказали, что к черту все продумывать, и начали двигать свои шахматные фигуры, как слепые, неуклюжие идиоты. Даже если бы все сложилось так, как они ожидали, это было бы все равно, что разбить яйцо кувалдой. И тем, как это было сделано, они только подтолкнули Хааралда к уничтожению всего, что могло причинить ему вред! О, - он сделал нетерпеливый жест, - мы тоже не знали, что он задумал, до того, как вручил нам все наши головы. Я признаю это. Но мы, по крайней мере, знали, что он что-то замышляет, а это было больше, чем, как оказалось, знал этот идиот Гектор! И кого решили поддержать Тринейр и Клинтан? Гектора, вот кого!
   Пайн-Холлоу кивнул, и губы Нармана задвигались, как будто он хотел плюнуть на пол. Затем князь глубоко вздохнул.
   - Но есть и другая причина, по которой это было глупо, Травис, - сказал он гораздо более мягким голосом, как будто боялся, что кто-то еще может его услышать. - Это было глупо, потому что это показывает всему миру, что на самом деле думают драгоценные участники "храмовой четверки".
   Его глаза стали очень спокойными, темными и холодными, и мышцы живота Пайн-Холлоу напряглись.
   - Что они думают, мой князь? - спросил он очень осторожно.
   - Они думают, что могут уничтожить любого, кого захотят, - сказал ему Нарман. - Они свистнули - какое там выражение Кэйлеба о нас передал граф Тирск? Ах, да. Они свистнули шайке "наемных душегубов, убийц и насильников" и приказали нам перерезать Чарису горло. Им было наплевать, что это значит - как для нас, так и для Чариса. Они решили сжечь дотла целое королевство и убить тысячи людей - и чтобы использовать меня для этого, Шан-вей забери их души! - как будто решение было не более важным, чем выбор, какую бутылку вина заказать к ужину, либо подать рыбу или птицу в качестве основного блюда. Вот насколько важным было для них это решение.
   Я ошибся, - подумал Пайн-Холлоу. - Глаза Нармана не были холодными. Просто лава в них горела так глубоко, так горячо, что была почти - почти - невидима.
   - Нарман, - сказал граф, - это Церковь. Викариат. Они могут делать все, что угодно...
   - А они могут? - прервал его Нарман. Пухлый князь Эмерэлда поднял правую руку, тыча указательным пальцем в окно. - А они могут? - повторил он, указывая на паруса чарисийских галеонов. - Не знаю, как кажется тебе, Травис, но должен сказать, что планы четверки сработали не совсем так, как они планировали, верно?
   - Да, но...
   - Это не закончится здесь, ты же знаешь, - голос Нармана снова был спокоен, и он сел на мягкое сиденье у окна спиной к стене, пристально глядя на своего более высокого кузена. - Учитывая даже чисто светскую власть Церкви, шансы на выживание Чариса, конечно, невысоки. Но Кэйлеб уже доказал, что Чарис так просто не сдастся. Конечно, я бы предпочел самому остаться здесь, чтобы посмотреть, как все это работает. Но даже если я этого не сделаю, я уже могу сказать тебе это. Потребуются годы, чтобы преодолеть оборонительные преимущества, которыми уже обладает Чарис, и для этого понадобится гораздо больше кораблей, гораздо больше людей и гораздо больше золота, чем когда-либо представляла храмовая четверка в своих худших кошмарах. Будут сожжены города, Травис. Будут смерти, зверства, массовые убийства и репрессии... Я даже не могу представить себе всего, что произойдет, но, по крайней мере, пытаюсь, в отличие от "храмовой четверки". И когда все это закончится, на всем Сэйфхолде не останется ни одного князя или короля, который не знал бы, что его корона зависит не от одобрения Бога или даже принятия Церкви, но от прихоти мелких, продажных, жадных, глупых людей, которые думают, что они сами архангелы, во славе возвращающиеся на Сэйфхолд.
   Травис Олсин никогда прежде не слышал ничего подобного от своего князя, и теперь, услышав это, он испугался. И не только из-за его последствий для его собственной власти и выживания. Он всегда знал, что Нарман Эмерэлдский был опасно, опасно умным человеком, несмотря на то, как упорно недооценивали этого маленького пухлого правителя его союзники и противники. Теперь казалось так, как если бы его собственное неминуемое поражение и вероятная кончина сломали какой-то внутренний барьер, высвободили какую-то глубокую, скрытую пружину пророчества.
   - Нарман, пожалуйста, подумайте о том, что вы говорите, - тихо сказал граф. - Вы мой князь, и я последую за вами, куда бы вы ни повели меня. Но помните, что, кем бы они ни были, они говорят голосом Матери-Церкви и контролируют весь остальной мир. В конце концов, Чарис не может...
   - Чарис не обязан этого делать, - снова перебил Нарман. - Именно это я и хочу сказать! Что бы ни случилось с Чарисом, что бы ни думала храмовая четверка, это только начало. Даже если им удастся полностью сокрушить Чарис, это все еще только начало. Это не Божья воля, это их воля, и это будет очевидно для всех, а не только для кого-то вроде меня или Грейгора Стонара из Сиддармарка. И когда это станет очевидным, неужели вы действительно думаете, что другие князья и короли просто вернутся ко сну, как будто этого никогда не было? Как будто Тринейр и Клинтан не доказали, что ни одна корона не в безопасности, ни один город не в безопасности, если они достаточно глупы, чтобы вызвать гнев храмовой четверки или тех, кто заменит их в совете викариев?
   Он медленно покачал головой, выражение его лица было мрачным.
   - Единственная вещь во всем мире, которую Церковь просто не может позволить себе потерять, - это свой моральный авторитет как голоса Бога, Его управляющего среди Его народа, Травис. - Его голос был очень, очень мягким. - Это было истинной основой единства мира - и силы Церкви - с самого дня Сотворения мира. Но теперь храмовая четверка просто отбросила его, как будто он был настолько неважным, настолько тривиальным, что о нем не стоило даже задумываться. Только они ошиблись. Это было не так уж и важно; это было единственное, что могло их спасти. Теперь это ушло, и это, Травис, то, что они никогда, никогда не смогут вернуть снова.
  
   .VII.
   Брейгарт-хаус, Хэнт-Таун, графство Хэнт
  
   - Шевелитесь, черт бы вас побрал! Я хочу, чтобы эта улица была очищена!
   Полковник сэр Валис Жорж так сердито развернул свою лошадь, что животное подпрыгнуло под ним. Он отреагировал - предсказуемо, по мнению капитана Жэксина Мейира, - натянув поводья еще короче и наклонившись вперед, чтобы хлопнуть лошадь по затылку.
   Сэр Валис (один Мейир не должен был знать, что "сэр" было самоназванием) зарычал и ткнул указательным пальцем в сторону набережной.
   - Мне наплевать, как вы это выполните, капитан, но эта улица должна быть очищена до самых причалов, и вы сделаете это сейчас!
   - Да, сэр, - ответил Мейир каменным голосом. Жорж бросил на него еще один грозный взгляд, затем кивнул головой своему небольшому отряду помощников и поскакал обратно к центру города, оставив Мейира на произвол судьбы. Что во многих отношениях вполне устраивало Мейира.
   Конечно, в остальном вся эта дурацкая ситуация совершенно не устраивала Жэксина Мейира.
   Он обратил свой собственный взгляд на крики, дым и всеобщий гвалт на улице, которую Жорж приказал ему очистить. Как бы он ни поступил, это будет настоящей занозой в заднице, - размышлял он. - И что бы ни думал "сэр" Валис, это не улучшит ситуацию.
   На самом деле он не настолько идиот, чтобы думать, что это принесет какую-то пользу, - сердито подумал Мейир. - У него просто нет идей получше. Что, полагаю, тоже не так уж удивительно.
   Правда заключалась в том, что полковник Жорж был достаточно компетентным полевым командиром, с подлинным талантом управлять логистикой кавалерийской роты наемников, в которую случайно вошли конные арбалетчики Мейира. Никто точно не знал, откуда он родом, но его сопровождала репутация человека, не слишком пристающего с вопросами к своему работодателю. И последние пару лет он командовал отрядом Тадейо Мантейла здесь, в графстве Хэнт.
   И он сделал себя невероятно непопулярным... как и всех нас остальных, - с горечью подумал Мейир.
   - Хорошо, - сказал он своему сержанту, - вы слышали полковника. Если у вас есть какие-то блестящие идеи, сейчас самое время их реализовать.
   - Да, сэр, - кисло сказал седовласый сержант. Он был очень опытным человеком, и выражение его лица было еще более кислым, чем его тон, когда он посмотрел мимо Мейира на вызывающий бунт и покачал головой. - Как только мне это придет в голову, вы будете первым, кому я расскажу.
   - Что ж, это замечательно помогает, - сухо заметил Мейир.
   - Извините, сэр. - Голос сержанта был немного сдержанным, и он снова покачал головой, совсем по-другому. - Я думал, что мы должны были избегать крови на улице, и сейчас просто не вижу никакого способа сделать это.
   - Очевидно, полковник только что изменил наши приказы в этом отношении. - Мейир и сержант обменялись многозначительными взглядами, а затем капитан пожал плечами.
   - Что ж, хорошая это идея или нет, но у нас есть приказ. С другой стороны, я бы предпочел никого не убивать, если это в наших силах.
   - Да, сэр. - Согласие сержанта было очевидным, хотя Мейир сомневался, что он чувствовал то же самое по той же причине, что и капитан. Сержант просто понимал, что кровопролитие порождает кровопролитие и что нет более отвратительной борьбы, чем борьба против настоящего всеобщего восстания. Мейир, с другой стороны, был знаком с репутацией Дома Армак, и подумал, что давать королю Кэйлебу еще один повод лично приказать разыскать некоего Жэксина Мейира было чрезвычайно плохой идеей.
   Кроме того, было противно убивать людей, у которых было столько законных причин ненавидеть своего местного графа, как у этих жителей.
   - Большинство из них не так хорошо вооружены, - подумал он вслух для сержанта. В конце концов, - добавил он про себя, - последние два года мы потратили на конфискацию всего оружия, которое только смогли найти. - Они также все пешие. Так что сначала мы попробуем продемонстрировать силу. Я хочу, чтобы половина наших солдат была верхом. Они выйдут на середину улицы и попытаются оттеснить толпу перед собой. Я не хочу никаких жертв, которых мы можем избежать, поэтому скажите им, что они должны стрелять поверх голов бунтовщиков, если только по нам самим не откроют огонь. Убедитесь, что это понято.
   - Да, сэр.
   - Я хочу, чтобы другая половина наших людей спешилась. Знаю, что они будут жаловаться на то, чтобы действовать пешими, но если эти люди разбегутся по переулкам и складам, нам нужен кто-то, кто сможет следовать за ними - по крайней мере, достаточно долго, чтобы убедиться, что они продолжают бежать. Скажите им, чтобы они взяли с собой свои посохи. Я не хочу использовать холодное оружие, кроме как в целях прямой самообороны.
   - Да, сэр.
   "Посохи", о которых шла речь, были тяжелыми, длиной в три с половиной фута, из закаленного железного дерева. Возможно, у них и не было острых лезвий, но они легко ломали кости или дробили черепа. Тем не менее, он надеялся, что мятежники поймут, что он и его люди делают все возможное, чтобы избежать всеобщего кровопролития.
   Не то чтобы это было действительно маловероятно.
   - Мы двинемся прямо по улице в сторону гавани, - продолжил он. - Я хочу, чтобы командиры отрядов убедились, что здания по обе стороны улицы действительно очищены. Не ожидаю, что они останутся такими надолго, как только мы двинемся дальше, но давайте, по крайней мере, сделаем все возможное, сержант.
   - Да, сэр. Как скажете. - Сержант, очевидно, был доволен тем, что переложил ответственность на Мейира. С его точки зрения, приказы не должны были иметь смысла, пока существовал хотя бы разумный шанс выполнить те, которые ему были даны.
   - Хорошо, сержант, - вздохнул Мейир. - Скомандуйте по седлам.
  
   * * *
   Тадейо Мантейл, который ровно через месяц стал бы графом Хэнтом на два года, стоял с сэром Стивом Уолкиром на одном из балконов Брейгарт-хауса, глядя на запад, на дым и беспорядки, поднимающиеся между ними и набережной Хэнт-Тауна. Насколько хватал глаз, за причалами и складами простирались широкие воды залива Маргарет. Залив может быть самым бурным водоемом, какой только можно найти, - подумал Уолкир, - но сегодня он был намного спокойнее, чем Хэнт-Таун.
   - Черт бы их побрал! - рыкнул Мантейл. - На этот раз я проучу их получше!
   Уолкир довольно решительно прикусил язык. "Граф", очевидно, не сумел обучить своих непослушных подданных за последние два года. Что заставляло его думать, будто он справится с этим в ближайшие два дня, от Уолкира совершенно ускользнуло.
   - Кем, черт возьми, они себя возомнили? - продолжал Мантейл: - Это все вина этого ублюдка Кэйлеба!
   - Ну, - сказал Уолкир так разумно, как только мог, - вряд ли это удивительно, не так ли? Я имею в виду, вы же знаете, как, должно быть, застряло у него и его отца в горле, когда Церковь вбила им в глотку решение в вашу пользу.
   - Что значит "решение в мою пользу"? - зарычал Мантейл. - У меня были лучшие претензии!
   На этот раз Уолкиру было еще труднее держать язык за зубами. Истина, как Мантейл наверняка знал в глубине души, заключалась в том, что его заявление было столь же целиком и полностью надуманным, как все это время настаивали сэр Хоуэрд Брейгарт и его сторонники. Уолкир понятия не имел, где Мантейл раздобыл поддельную переписку, которая якобы подтверждала его притязания на графство, но то, что это была подделка, не подлежало сомнению, что бы ни решила Церковь после получения достаточного стимулирования от Нармана Эмерэлдского и Гектора Корисандского.
   Однако, по-видимому, Мантейл начал питать некоторые иллюзии на этот счет. В течение многих лет, как прекрасно знал Уолкир, все, на что действительно надеялся так называемый "граф Хэнт", - это то, что он будет достаточно большой помехой, чтобы Брейгарт - или, возможно, Хааралд Чарисийский - решил откупиться от него, просто чтобы заставить его уйти. Но затем, вопреки всем ожиданиям, Церковь резко и неожиданно приняла решение в пользу его явно мошеннического заявления, и его горизонты внезапно расширились. Теперь, когда он провел два года в Хэнте, он не был готов отказаться от своего краденого титула. На самом деле, теперь он не был готов даже признать, что тот вообще был получен обманным путем.
   К сожалению, - сухо подумал Уолкир, - его любящие подданные - и Кэйлеб Армак - не согласны с ним в этом незначительном вопросе. И если бы у Тадейо были хотя бы те чувства, которые Бог дал ящеру-резаку, он бы уже принял предложение Кэйлеба и нашел быстрый корабль куда-нибудь еще.
   Именно это мне и следует делать, что бы он ни выбрал в конце концов.
   - Я только хотел сказать, - сказал он теперь мягко, задаваясь вопросом, какой противоречивый, донкихотский инстинкт удерживал его здесь, в Хэнте, в попытках все еще спасти шкуру Мантейла, - что Хааралд и Кэйлеб лично приняли решение в пользу Брейгарта. Мы оба знали это в то время, Тадейо. - Он пожал плечами. - Очевидно, что теперь, когда он дошел до открытого конфликта с Церковью, он не видит никаких причин ходить вокруг да около, когда речь идет о ситуации на его собственном заднем дворе. А поскольку флоты Эмерэлда и Корисанды в основном либо на дне моря, либо стоят на якоре у Теллесберга в качестве призов, никто не сможет его остановить.
   - Значит, после того, как я зашел так далеко, я должен просто сорваться и убежать, поджав хвост? - резко спросил Мантейл.
   - Предпочитаю думать об этом как о спасении того, что вы можете сейчас, когда удача отвернулась от вас. Если есть какой-то способ, которым вы могли бы противостоять всему флоту Кэйлеба - и его морской пехоте - я не знаю, что это такое.
   - Епископ Милз клянется, что Церковь защитит нас.
   По выражению его лица было видно, что даже сам Мантейл, должно быть, понимал, насколько неубедительно звучит его собственный тон, - подумал Уолкир. - Епископ Милз Хэлком был одним из четырех епископов архиепископства Чариса, которые отказались от вызова в Теллесберг, чтобы одобрить возвышение Мейкела Стейнейра. Его епархия включала Хэнт и большинство других графств и баронств вдоль восточного берега залива Маргарет. Очевидно, он надеялся создать здесь, на Земле Маргарет, своего рода цитадель того, что он требовал называть "истинной Церковью", пока совет викариев не сможет каким-то образом прийти ему на помощь.
   Что означает только то, что он так же бредит, как Тадейо. Может быть, даже больше.
   - Уверен, что епископ Милз имеет в виду то, что говорит, - сказал он вслух. В конце концов, никто не мог точно назвать епископа Матери-Церкви чертовым сумасшедшим, даже если - или, возможно, особенно если - он был им. - Но какими бы ни были его намерения и надежды, Тадейо, я не уверен, что он полностью понимает серьезность ситуации.
   - Так ты думаешь, что Кэйлеб может успешно бросить вызов даже Самому Богу, не так ли?
   - Я этого не говорил, - терпеливо ответил Уолкир. - Я сказал, что ситуация серьезная, и так оно и есть. У епископа Милза где-то спрятана армия? Есть ли у него войска и военные корабли, чтобы поддержать нас против королевского чарисийского флота и всего королевства? Потому что, если он этого не сделает, то в краткосрочной перспективе, да, - Кэйлеб может бросить вызов Божьей Церкви.
   Что не совсем то же самое, что бросить вызов "Самому Богу", не так ли?
   - Я не собираюсь убегать, как побитая дворняжка! Я граф Хэнт! Если мне придется, я все равно могу умереть как граф! - Мантейл зарычал, затем повернулся и бросился с балкона обратно в Брейгарт-хаус.
   Уолкир проводил его взглядом, затем снова повернулся к дыму, поднимающемуся над складским районом. Все сообщения указывали на то, что сокращающийся отряд лоялистов Мантейла уже потерял контроль над Маунтин-Кип и Киарисом, двумя из трех крупных городов за пределами столицы графства Хэнт-Тауна, а донесения из Жоржтауна предполагали, что там ситуация не намного лучше. Хуже того, и Маунтин-Кип, и Киарис упирались в горы Хэнт, а Маунтин-Кип контролировал Хэнтский конец единственного реально действующего прохода из графства Лохэйр к заливу Хауэлл. Это означало, что лучший сухопутный путь отступления уже был закрыт... не говоря уже о том факте, что это давало Кэйлебу контроль над еще одним потенциальным маршрутом вторжения.
   Мне все равно, что могут подумать епископ Милз и другие сторонники Храма, - мрачно подумал Стив Уолкир. - Как бы все ни обернулось в конце концов, здесь, в Чарисе, неповиновение Кэйлеба Церкви уже стало установленным фактом. И, честно говоря, учитывая то, как Тадейо провел последние два года, вымогая остатки из людей "своего" графства, они были бы готовы подписать контракт с самой Шан-вей, если бы это означало, что его вышвырнут из Брейгарт-хауса!
   Уолкир понятия не имел, как наконец закончится буря, пронесшаяся по Сэйфхолду, - или, если уж на то пошло, закончится ли она вообще. Но в одном он был абсолютно уверен. Что бы в конце концов ни случилось, Тадейо Мантейл не будет графом Хэнтом, когда все закончится.
   И Тадейо знает это где-то внутри, хочет он это признать или нет.
   Он заметил, что дым, казалось, стал гуще. И он слышал больше, чем несколько выстрелов. Очевидно, солдаты полковника Жоржа пропустили по крайней мере несколько фитильных мушкетов, которые, по-видимому, вышли из укрытия. Этого было бы недостаточно, чтобы отобрать Хэнт-Таун у нынешних властей - по крайней мере, не сегодня. Но срок, который Кэйлеб дал Мантейлу, быстро истекал. На самом деле от него оставалось всего две пятидневки.
   Примет это Тадейо в конце концов или нет, меня здесь не будет, когда его время закончится. Кэйлеб, очевидно, готов позволить ему бежать, а не рисковать большими жертвами - особенно среди гражданского населения - здесь, в Хэнте, если он решит сражаться. Но если Тадейо не примет предложение, Кэйлеб придет сюда и вышвырнет его задницу из Брейгарт-хауса. И в процессе он, несомненно, сделает его на голову ниже ростом. И, вероятно, то же самое случится и со мной, если я останусь здесь.
   Он покачал головой, которая все еще (по крайней мере, на данный момент) была прикреплена к его шее, и удивился, почему он вообще колеблется. Не то чтобы он когда-либо рассматривал Тадейо как нечто большее, чем способ самому заработать несколько марок. Тем не менее, он был с Тадейо уже почти семь лет. Очевидно, это значило для него больше, чем он предполагал ранее.
   Что было удивительно глупо с его стороны.
   Что ж, у него все еще была в запасе по крайней мере пятидневка, чтобы поработать над восстановлением здравомыслия "графа Хэнта". И у него хватило предусмотрительности отправить немалую часть своей доли добычи, которую они с Мантейлом выжали из Хэнта, банкирам Деснейрской империи. Если бы ему пришлось бежать без Мантейла, у него было бы достаточно денег, чтобы обеспечить себе комфорт на всю оставшуюся жизнь. Что стало бы значительно более долгой жизнью, если бы он ушел вовремя.
   Может быть, мне удастся убедить его, что Церковь действительно вернет ему - в конце концов - "его" графский титул. Если уж на то пошло, - глаза Уолкира сузились, - он, вероятно, действительно представлял бы значительную ценность для Церкви как претендент на - нет, не претендент на "законного графа" - Хэнт. Особенно, если причина, по которой он был изгнан, не имела ничего общего с тем фактом, что его любящие подданные ненавидят его до глубины души, а имела прямое отношение к преследованиям за его непоколебимую преданность Матери-Церкви.
   Губы Уолкира задумчиво поджались. Это действительно отличная идея, - подумал он. - И возможности того, что Мантейл все еще будет признан графом Хэнтом (по крайней мере, кем-то) и, вероятно, получит поддержку, соответствующую его титулу, вполне может быть достаточно, чтобы позволить Уолкиру убедить этого человека, что пришло время уходить.
   И если Церковь все-таки решит поддержать его заявление, я, вероятно, смогу заставить храмовую четверку понять, что им стоило бы оставить кого-то, кто может управлять им, верхом на нем. За определенную цену, конечно.
   Глаза Уолкира заблестели от такой перспективы, и он задумчиво почесал подбородок, все еще глядя на дым и прислушиваясь к выстрелам, в то же время обдумывая лучший способ представить свои аргументы "графу".
  
  
   ИЮНЬ, Год Божий 892
  
   .I.
   Храм Божий, город Зион, земли Храма
  
   Атмосфера в конференц-зале была далеко не коллегиальной.
   Четверо мужчин, сидевших за баснословно дорогим столом, инкрустированным слоновой костью, горным хрусталем и драгоценными камнями, были одеты в оранжевые сутаны викариев. Шелковая ткань была богато расшита, сверкая сдержанной элегантностью крошечных ограненных драгоценных камней, а шапочки священников на столе перед ними сверкали золотыми нитями и серебряным кружевом. Любой из них мог бы без труда прокормить семью в течение года только за счет стоимости служебного кольца с рубином, которое он носил, и их лица обычно выражали уверенность и убежденность, которых можно было ожидать от князей Божьей Церкви. Никто из них не привык к неудачам... или к тому, что его волю подавляли.
   И никто из них никогда прежде не представлял себе катастрофы такого масштаба.
   - Кем, черт возьми, эти ублюдки себя возомнили? - Аллейн Мейгвейр, генерал-капитан Церкви Ожидания Господнего, был раздражен. По всем правилам толстые, дорогие листы пергамента на столе перед ним должны были вспыхнуть самопроизвольным пламенем под жаром взгляда, который он направил на них.
   - При всем моем уважении, Аллейн, - резко сказал викарий Робейр Дючейрн, - они думают о себе как о людях, которые только что уничтожили практически все остальные военно-морские силы в мире. И люди, которые точно понимают, кто послал эти флоты, чтобы дотла сжечь все их королевство.
   Мейгвейр перевел взгляд на Дючейрна, но главного казначея Церкви Ожидания Господнего, казалось, на удивление не смутил его очевидный гнев. В выражении лица Дючейрна было даже больше, чем намек на "я же тебе говорил". В конце концов, он был единственным членом "храмовой четверки", который настойчиво советовал не предпринимать поспешных действий против королевства Чарис.
   - Они гребаные еретики, вот кто они, Робейр, - наполовину огрызнулся Жэспар Клинтан опасным голосом. - Никогда не забывай об этом! Обещаю всем, что инквизиция этого не сделает! Архангел Шулер говорит нам, как справиться с грязным поступком Шан-вей!
   Губы Дючейрна сердито сжались, но он ответил не сразу. Клинтан был в отвратительном настроении в течение пятидневок, еще до того, как пришли сообщения из Чариса. Хотя он был известен своими вспыльчивыми выходками и способностью вечно таить обиду, ни Дючейрн, ни кто-либо другой никогда не видели великого инквизитора в такой ярости - или в такой постоянной ярости, - в какой он был с тех пор, как церковная семафорная система сообщила о катастрофических последствиях сражений у рифа Армагеддон и в проливе Даркос.
   Конечно, нет, - с отвращением подумал Дючейрн. - Вся эта катастрофа - следствие того, что мы позволили Жэспару поторопить нас с его проклятым "окончательным решением проблемы Чариса"! И неудивительно, что Мейгвейр так же зол, как и Жэспар. В конце концов, именно он заставил все это звучать так просто, так надежно, когда изложил свой блестящий план кампании.
   Он хотел сказать именно это вслух, но передумал. Он не сказал этого по нескольким причинам. Во-первых, как бы ему ни хотелось в этом признаться, потому что он боялся Клинтана. Великий инквизитор, несомненно, был самым опасным врагом внутри Церкви, которого только можно было нажить. Во-вторых, как бы Дючейрн ни возражал изначально против принятия мер против Чариса, это было не потому, что он каким-то волшебным образом распознал военную опасность, которую никто другой не видел. Он возражал против этого, потому что, будучи главным казначеем Церкви, он понимал, какую часть доходов Церкви Клинтан намеревался уничтожить вместе с королевством Чарис. И, в-третьих, потому что катастрофа, которая произошла в результате, была настолько полной, настолько ошеломляющей, что влияние храмовой четверки на остальных членов совета висело на волоске. Если бы они проявили хоть малейший признак внутреннего разлада, их враги среди викариата в мгновение ока набросились бы на них... А остальные викарии были напуганы не меньше самого Дючейрна. Они собирались искать козлов отпущения, и последствия для любых козлов отпущения, на которых они нацелятся, будут... ужасными.
   - Они вполне могут быть еретиками, Жэспар, - сказал он вместо этого. - И никто не оспаривает, что вопросы ереси по праву находятся в ведении твоего офиса. Но это не делает все, что я только что сказал, неправдой, не так ли? Если только у тебя случайно не припрятан где-нибудь еще один флот, о котором никто из нас ничего не знает.
   По неприятному багровому оттенку, окрасившему тяжелое лицо великого инквизитора, Дючейрну на мгновение показалось, что он все равно зашел слишком далеко. Жэспар Клинтан всегда напоминал опасную атакующую собаку (некоторые даже очень тихо использовали термин "бешеная собака"), и этот человек достаточно часто демонстрировал свою абсолютную безжалостность. Вполне возможно, он мог решить, что его лучшая тактика в данном случае заключается в том, чтобы использовать власть своего офиса, чтобы обратиться против других членов храмовой четверки и превратить их в своих собственных козлов отпущения.
   - Нет, Робейр, - сказал четвертый голос, упреждая любой ответ, который, возможно, собирался сделать Клинтан. - Это не делает то, что ты только что сказал, неправдой. Но это, как правило, ставит нашу проблему скорее в перспективу, не так ли?
   У Замсина Тринейра было угловатое лицо, аккуратно подстриженная борода и глубокие, умные глаза. Он также был единственным другим членом храмовой четверки, чья личная база власти, вероятно, была такой же сильной, как у Клинтана. Как канцлер совета викариев, именно Тринейр по-настоящему формулировал политику, которую затем вкладывал в уста великого викария Эрика XVII. Теоретически, это делало его более могущественным, чем Клинтан, но его власть была в первую очередь политической. Часто это был косвенный вид власти, наиболее эффективно реализуемый постепенно, с течением времени, в то время как Клинтан пользовался лояльностью инквизиции и мечей ордена Шулера.
   Теперь, когда Дючейрн и Клинтан оба повернулись, чтобы посмотреть на него, Тринейр пожал плечами.
   - Жэспар, я согласен с тобой, что то, что мы видели за последние несколько пятидневок, и даже больше того, что содержится здесь, - он протянул руку и постучал по пергаментным документам, которые послужили поводом для этой конкретной встречи, - безусловно, является ересью. Но в словах Робейра есть смысл. Еретики они или нет, но они уничтожили - не победили, Жэспар, уничтожили - то, что по сути и целям составляло объединенную силу всех других флотов Сэйфхолда. В данный момент мы ничего не можем сделать, чтобы атаковать их напрямую.
   Мейгвейр сердито пошевелился, выпрямляясь в кресле, но Тринейр пригвоздил его к месту одним-единственным холодным взглядом.
   - Если ты знаешь о каких-либо существующих военно-морских силах, которые могли бы противостоять чарисийскому флоту в бою, Аллейн, я предлагаю тебе рассказать нам об этом прямо сейчас, - сказал он холодным, четким тоном.
   Мейгвейр гневно покраснел, но тоже отвел взгляд. Он хорошо знал, что его товарищи относились к нему с некоторым презрением, хотя обычно старались этого не показывать. Правда заключалась в том, что членом храмовой четверки его сделало именно положение командующего вооруженными силами Церкви, а, конечно, не присущие ему таланты. Он наслаждался своим шансом занять центральное место, когда дело дошло до координации нападения на Чарис, именно потому, что это, наконец, позволило ему оказаться в центре внимания и заявить о своем равенстве среди них, но все вышло не совсем так, как он планировал. Тринейр несколько секунд хладнокровно наблюдал за ним, затем снова обратил свое внимание на Клинтана.
   - Уверен, мы все хорошо знаем, что в совете есть те, кто будет искать любую возможность, чтобы нарушить наш контроль, и "открытое письмо" Стейнейра великому викарию точно ничего не сделало для укрепления наших позиций, не так ли? Некоторые из наших врагов уже шепчутся, что нынешняя... прискорбная ситуация полностью является результатом наших собственных опрометчивых действий.
   - Инквизиция знает, как поступить с любым, кто стремится подорвать авторитет и единство совета викариев перед лицом такой монументальной угрозы душе каждого живого чада Божьего. - Голос Клинтана был холоднее зионской зимы, а фанатизм, который был неотъемлемой частью его сложной, часто противоречивой личности, сверкал в его глазах.
   - Я в этом не сомневаюсь, - ответил Тринейр. - Но если до этого дойдет, тогда мы вполне можем обнаружить, что повторяем это... этот раскол внутри самого совета. Заявляю, что любые подобные последствия вряд ли будут в наилучших интересах Церкви или нашей способности бороться с рассматриваемой ересью.
   Или о нашем собственном долгосрочном выживании, он очень осторожно не добавил вслух, хотя все его товарищи все равно это услышали.
   Одутловатое лицо Клинтана с тяжелым подбородком было подобно каменной стене, но после нескольких напряженных секунд он коротко кивнул.
   - Очень хорошо. - Тринейру удалось не показать и следа глубокого облегчения, вызванного неохотным согласием, когда он оглядел три других лица за столом. - Думаю, что у нас есть две отдельные, но взаимосвязанные проблемы. Во-первых, мы должны решить, как Мать-Церковь и совет собираются справиться с этим. - Он снова постучал по пергаментным документам. - И, во-вторых, мы должны решить, какой долгосрочный курс действий Мать-Церковь и совет могут предпринять перед лицом нашего нынешнего военного... затруднения.
   Дючейрн не совсем понимал, как ему удалось удержаться от насмешливого фырканья. "Отдельные, но взаимосвязанные проблемы" Тринейра просто оказались самой большой угрозой, с которой Церковь Ожидания Господнего столкнулась за тысячу лет с момента Сотворения мира. Было смешно слушать, как канцлер говорит о них так, будто бы они были не более чем еще двумя в череде незначительных административных решений, которые должна была принять храмовая четверка за последнее десятилетие или около того.
   Однако то, что сказал Тринейр, тоже было правдой, и канцлер, вероятно, был единственным из них, кто мог искренне надеяться управлять Клинтаном.
   Генеральный казначей протянул руку и придвинул поближе ближайший документ. Конечно, ему не нужно было сверяться с его текстом; многое уже было неизгладимо запечатлено в его памяти, но он провел кончиками пальцев по прикрепленным к нему печатях [откуда на копиях возьмутся печати, которые должны быть только на полученных в одном экземпляре оригиналах?].
   При других обстоятельствах это было бы достаточно необычно. Язык был таким же, как тот, который использовался десятки - тысячи - раз прежде, чтобы объявить о кончине одного монарха, герцога или другого феодального магната и принятии его титулов его наследником. К сожалению, в данном случае обстоятельства были далеко не обычными, поскольку монарх, о котором идет речь, Хааралд VII из Чариса, умер не в постели.
   И есть одно незначительное отличие между этим документом о наследовании и всеми остальными, - напомнил себе Дючейрн, проводя пальцами по самой большой и богато украшенной печати из всех. Как по закону, так и по древней традиции никакое наследование не было действительным или окончательным, пока оно не было подтверждено Матерью-Церковью, что, как предполагалось, означало совет викариев. Но на этом указе о престолонаследии уже стояла печать Матери-Церкви, и взгляд Дючейрна скользнул ко второму - и, по его мнению, более опасному - указу о престолонаследии.
   Ни один из них не мог быть сформулирован более вежливо. Никто не мог указать ни на одно откровенно вызывающее заявление. Однако печать, приложенная к первому распоряжению о престолонаследии, принадлежала архиепископу Чариса, а в глазах Матери-Церкви никакого архиепископа Чариса не было. Эрейк Диннис, занимавший этот пост, был лишен его и в настоящее время ожидает казни за преступления, связанные с государственной изменой, должностными преступлениями и поощрением ереси. Совет викариев еще даже не рассматривал вопрос о его замене, но королевство Чарис явно рассмотрело... как совершенно ясно следовало из второго указа.
   Несмотря на всю мягкость формулировок, это было недвусмысленное объявление войны всей Церкви Ожидания Господнего, и на всякий случай, если кто-то не заметил, всегда был третий документ... копия оригинала письма Стейнейра великому викарию Эрику.
   Дючейрн был уверен, что мягкость двух указов о наследовании, контраст между их традиционной фразеологией и терминологией и пламенным "письмом" Стейнейра были преднамеренными. Сама их повседневная нормальность не только подчеркивала смертельное осуждение обвинений Стейнейра, но и ясно давала понять, что Чарис намерен продолжать заниматься своими делами, своими собственными проблемами, ни на йоту не уважая желания или приказы Церкви, которым он решил бросить вызов.
   Нет, не просто бросить вызов. Именно по этой причине указы о наследовании были написаны так, как они были написаны, и отправлены так, как они были отправлены. Они были доказательством того, что Чарис был готов игнорировать Мать-Церковь, и во многих отношениях это было еще более смертоносно.
   Никогда за всю историю Сэйфхолда ни один светский монарх не осмеливался назначить человека по своему собственному выбору главным прелатом своего королевства. Никогда. Такова была официальная позиция совета викариев, хотя Дючейрну было хорошо известно о постоянных слухах о том, что традиции Матери-Церкви не всегда поддерживали такой взгляд на вещи.
   Но это была не гипотетическая эпоха, которая могла существовать когда-то, столетия назад. Это было настоящее, и в настоящем это был явно незаконный акт. Тем не менее, на указе о назначении Мейкела Стейнейра архиепископом всего Чариса стояла не просто подпись Кэйлеба Армака, но также подписи и печати каждого члена его королевского совета, спикера палаты общин... и девятнадцати из двадцати трех других епископов королевства Чарис. Те же подписи и печати были прикреплены по отдельности и к "письму" Стейнейра, что было еще более пугающим. Это был акт неповиновения не одного человека, не одного короля, не одного архиепископа-узурпатора; это был акт неповиновения целого королевства, и если бы ему позволили устоять, последствия были бы немыслимы.
   Но как нам не дать ему устоять? - почти в отчаянии спросил себя Дючейрн. - Они разгромили - как говорит Замсин, уничтожили - флоты Корисанды, Эмерэлда, Чисхолма, Таро и Долара. Никого не осталось, никого, кого мы могли бы послать против них.
   - Думаю, - продолжил Тринейр, несмотря на сердитое, испуганное молчание своих коллег, - что мы должны начать с признания ограничений, с которыми мы сталкиваемся в настоящее время. И, честно говоря, у нас нет другого выбора, кроме как открыто признать провал нашей первоначальной политики, а также признать трудности, с которыми мы сталкиваемся, пытаясь оправиться от этого провала.
   - Как? - потребовал Мейгвейр, очевидно, все еще страдая от предыдущих замечаний Тринейра.
   - Обвинение, которое, скорее всего, окажется опасным для Матери-Церкви и авторитета совета викариев, - ответил Тринейр, - заключается в том, что атака, направленная против Чариса, каким-то образом подтолкнула Кэйлеба и его сторонников к этому открытому неповиновению и ереси. Что если бы мы не действовали против прежней политики Хааралда так, как мы это делали, Чарис не был бы потерян для нас.
   Он еще раз оглядел стол, и Дючейрн коротко кивнул в ответ. Конечно, именно это собирались сказать их враги. В конце концов, это было правдой, не так ли?
   - Полагаю, - сказал Тринейр, - что эти документы являются самым ясным доказательством того, что такое обвинение вообще не соответствует действительности.
   Дючейрн почувствовал, как его брови пытаются приподняться от удивления, но он каким-то образом удержал свою челюсть от отвисания.
   - Очевидно, - продолжил канцлер, все еще произнося так, как будто то, что он говорил, на самом деле имело некоторое представление о реальности, - независимо от того, чье имя подписано под этим так называемым "открытым письмом", что на самом деле за этим стоит рука Кэйлеба. Этот Стейнейр - просто рупор и марионетка Кэйлеба, кощунственная и богохульная маска для решимости Кэйлеба придерживаться агрессивной и опасной внешней политики своего отца. Без сомнения, некоторые люди увидят, что неоспоримый гнев Кэйлеба из-за смерти его отца и нападения, которое мы поддержали, побудил его предпринять такие вызывающие шаги. Однако, как было хорошо установлено, не Мать-Церковь или совет викариев, а рыцари земель Храма поддержали обращение к оружию против самонадеянных амбиций Хааралда.
   Клинтан и Мейгвейр тоже проглотили это, - отметил Дючейрн, - хотя так уж получилось, что "светские" магнаты земель Храма также оказались членами совета викариев. Это правда, что юридическая фикция о том, что они были двумя отдельными образованиями, достаточно часто служила целям викариата на протяжении многих лет. Однако сама частота, с которой использовалась эта конкретная уловка, означала, что все признали ее ложным различием.
   Ничто из этого, казалось, не смутило Тринейра, который просто продолжал говорить, как будто он делал какое-то подлинное различие.
   - Нигде в переписке или дипломатическом обмене между рыцарями земель Храма и любым из вовлеченных светских правителей не было никакого обсуждения крестового похода или священной войны, что, несомненно, имело бы место, если бы Мать-Церковь выступила против отступников и еретиков. Очевидно, что Кэйлеб и его сторонники владеют большей частью переписки между светскими союзниками рыцарей земель Храма и их военно-морскими командирами. Как таковые, они должны осознавать тот факт, что Мать-Церковь вообще никогда не была вовлечена и что, на самом деле, вся война имела свои причины в чисто светских мотивах и соперничестве. Тем не менее, их немедленным ответом было нечестивое и еретическое назначение епископа-отступника на пост архиепископа Чариса вопреки совету викариев как избранных и посвященных Богом управляющих и категорическое отвержение данной Богом власти Матери-Церкви над всеми Божьими детьми.
   Он откинулся на спинку стула с соответствующим серьезным выражением лица, и Дючейрн моргнул. За всю свою жизнь он никогда не слышал такого нагромождения чистейшей чепухи. И все же...
   - Так ты хочешь сказать, - услышал он свой собственный голос, - что действия, которые они предприняли, доказывают, что они уже достаточно зашли в отступничество и ересь, прежде чем кто-либо выступил против них?
   - Совершенно верно. - Тринейр махнул рукой в сторону документов. - Посмотрите на количество подписей, количество печатей на этих документах и письме Стейнейра. Как кто-то мог представить такую единую, быструю реакцию на любое восприятие враждебности Матери-Церкви? По крайней мере, некоторые из дворян Чариса должны знать о том факте, что совет викариев и великий викарий Эрик никогда не санкционировали, а тем более не требовали, никакого нападения на их королевство. И даже если бы это было не так, собственные епископы Матери-Церкви должны знать правду! И все же они здесь, поддерживая незаконные и нечестивые действия Кэйлеба. Если бы на самом деле это было не более чем ответом на атаку чисто светского альянса, Кэйлеб никогда не смог бы заручиться поддержкой такого подавляющего большинства за столь короткое время. Единственное возможное объяснение заключается в том, что все королевство неуклонно попадает в руки врагов Бога и что эти враги воспользовались текущей ситуацией как предлогом для открытого неповиновения законным управителям Бога и Лэнгхорна здесь, на Сэйфхолде.
   Дючейрн откинулся на спинку стула, выражение его лица было сосредоточенным. Это была не просто болтовня - на самом деле это было откровенное драконье дерьмо, - но он видел, к чему клонит Тринейр.
   И то же самое, по-видимому, сделал Клинтан.
   - Понимаю, что ты имеешь в виду, Замсин. - В глазах великого инквизитора появился неприятный блеск. - И ты, конечно, прав. Без сомнения, Кэйлеб и его лакеи были так же, как и все остальные, удивлены масштабом своих морских побед. Очевидно, что порожденные ими чрезмерная самоуверенность и высокомерие привели к тому, что они открыто приняли еретические взгляды и цели, которые они тайно лелеяли так долго.
   - Именно, - снова сказал Тринейр. - Действительно, думаю, весьма вероятно - даже почти наверняка - что династия Армак и другие, впавшие в тот же грех, двигались именно в этом направлении с тех пор, как Хааралд настоял на том, чтобы архиепископ Рожир назначил Стейнейра епископом Теллесберга. Очевидно, что эта настойчивость была частью давнего плана по подрыву лояльности Матери-Церкви в Чарисе... поскольку остальным членам совета хорошо известно, что Жэспар так много раз предупреждал всех, что это может иметь место.
   Глаза Дючейрна сузились. Он не мог оспаривать тезис Тринейра, поскольку неспособность Эрейка Динниса отстранить Стейнейра от его престола и очистить церковную иерархию своего архиепископства от чарисийских элементов была одним из многих преступлений, в которых он был осужден.
   С другой стороны, из девятнадцати епископов, которые согласились с незаконным возвышением Стейнейра, только шестеро были уроженцами Чариса, что оставляло вопрос о том, как Хааралд, а теперь и Кэйлеб, повлияли на остальных, чтобы они поддержали преступные действия Армаков. По его мнению, это был факт, к которому храмовой четверке, несомненно, было бы разумно не привлекать внимания.
   - Даже в этом случае, - отметил он вслух, - это оставляет нас с проблемой того, как мы реагируем. Независимо от того, планировали они это тайно в течение многих лет или нет, это не меняет последствий, с которыми нам приходится иметь дело.
   - Верно, - кивнул Тринейр. - Однако, несмотря на серьезность ситуации, нет необходимости в панике или чрезмерно поспешных действиях. Хотя в настоящее время мы, возможно, не обладаем достаточной военно-морской мощью, чтобы действовать непосредственно против Чариса, у Кэйлеба нет армии. Его флота может быть достаточно - на данный момент - чтобы удержать подальше от берегов его королевства те армии, которые Мать-Церковь может призвать под свои знамена, но он не может угрожать собственной безопасности Матери-Церкви здесь, в Хэйвене или Ховарде. И давайте не будем забывать, что Чарис - маленькое королевство, как бы то ни было, в то время как девять из десяти всех человеческих душ Сэйфхолда находятся в королевствах и империях Хэйвена и Ховарда. Даже если бы Кэйлеб контролировал каждый корабль в Божьих морях, он никогда не смог бы собрать войска для атаки на материке. И поэтому, в конечном счете, время должно быть на нашей стороне. Мы всегда можем построить новые корабли в нужное время; он не может каким-то образом изыскать людей, необходимых ему для набора целых армий, сколько бы времени у него ни было.
   - Создание флотов - это не то, что можно сделать за один день или даже за пятидневку, - отметил Дючейрн.
   - Аллейн? - Тринейр посмотрел на Мейгвейра. Капитан-генерал немного выпрямился в своем кресле, и его глаза утратили часть своей прежней угрюмости. - Есть ли у нас возможности построить новый военно-морской флот? - спросил канцлер. - А если мы этого не сделаем, сколько времени потребуется, чтобы создать нужный потенциал?
   - Если вы спрашиваете, есть ли у Матери-Церкви и земель Храма возможности построить флот, ответ - нет, не сразу, - признался Мейгвейр. - Мы почти наверняка могли бы создать такие мощности, но это потребовало бы от нас импорта плотников, конструкторов и всех других квалифицированных рабочих, необходимых верфям. Или, по крайней мере, достаточное их количество, чтобы обучить наших собственных рабочих и мастеров. - Он пожал плечами. - По очевидным причинам земли Храма никогда не были военно-морской державой. Единственное "морское побережье", которое у нас есть, - это проход Син-ву, и он замерзает каждую зиму.
   Тринейр кивнул. Как и Дючейрн. Несмотря на свое личное мнение об интеллекте Мейгвейра, казначей Церкви должен был признать, что, когда дело доходило до выполнения задач, капитан-генерал часто проявлял признаки подлинных способностей, которые в первую очередь помогли ему подняться до викария.
   Конечно, - сардонически подумал он, - тот факт, что дядя Аллейна был великим викарием в тот год, когда он был возведен в ранг оранжевого, тоже имел к этому небольшое отношение. И проблема никогда не заключалась в том, что Мейгвейр не может выполнять инструкции; дело в том, что он жалок, когда дело доходит до решения, какие задачи следует выполнять с самого начала.
   - Я боялся, что ты это скажешь, Аллейн, - сказал Тринейр. - Считаю, что, возможно, было бы целесообразно начать наращивать этот персонал как можно быстрее, но я уже предполагал, что в краткосрочной перспективе мы будем вынуждены искать что-то другое. Итак, каковы наши перспективы в этом направлении?
   - Ни в одном из материковых королевств нет такого сосредоточенного судостроительного потенциала, каким обладает Чарис, - ответил Мейгвейр. - В Деснейре точно нет, как и в Сиддармарке.
   - Умпфх! - от Клинтана донеслось раздраженное ворчание, и все посмотрели на него. - Я ни в коем случае не хочу полагаться на Сиддармарк в вопросах поддержки флота, верфи это или нет, - прямо сказал великий инквизитор. - Я не доверяю Стонару настолько, насколько могу пукнуть. Он, скорее всего, возьмет наши деньги, построит корабли, а затем решит присоединиться к Чарису и использовать их против нас!
   Дючейрн нахмурился. Республика Сиддармарк, ее растущая мощь и очевидные территориальные амбиции беспокоили "храмовую четверку" и ее предшественников на протяжении десятилетий. Действительно, Сиддармарк считался реальной, непосредственной угрозой, по крайней мере, потенциально, в то время как Чарис рассматривался скорее как застарелая опухоль, которую необходимо удалить, прежде чем она станет угрозой. А лорд-протектор Грейгор Стонар, нынешний правитель Сиддармарка, был опасно способным человеком. Хуже того, он был избранным лицом. Это дало ему гораздо более широкую базу поддержки, чем было у многих наследственных правителей, которые могли бы вызвать гнев Церкви. На этом фоне едва ли было удивительно, что Клинтан резко отреагировал на возможность фактического увеличения военного потенциала Сиддармарка. И все же...
   - Если мы, очевидно, исключим Сиддармарк из любых судостроительных программ, - сказал Дючейрн болезненно нейтральным тоном, - Стонар, например, вряд ли неправильно истолкует наши рассуждения.
   - К черту Стонара, - грубо сказал Клинтан, затем поморщился. - Конечно, он вряд ли поймет неправильно, - сказал он несколько более сдержанным тоном. - С другой стороны, он уже знает, что мы ему не доверяем. Бог знает, что мы никогда не делали из этого большого секрета ни между собой, ни в нашей переписке с ним. Поскольку вражда уже существует, я за то, чтобы лишить его любого дополнительного оружия, которое он мог бы использовать против нас, а не беспокоиться о том, как ранение его нежных чувств может настроить его против нас.
   - Думаю, что Жэспар прав, - сказал Тринейр. - И мы все еще можем... смягчить удар, я полагаю, распределив часть золота, которое мы не используем на корабли в Сиддармарке, среди фермеров Сиддармарка, выращивающих пшеницу. Если уж на то пошло, у них есть много лишних копейщиков, которых мы могли бы нанять, когда придет время.
   - Хорошо, тогда, - сказал Мейгвейр, - исключая Сиддармарк и оставляя в стороне Деснейр и Содар, потому что у них почти такой же малый военно-морской потенциал, как и у нас, на самом деле остаются только Долар, империя Харчонг и Таро. И, конечно, Корисанда и Чисхолм.
   Последнее предложение было кислой запоздалой мыслью, и Дючейрн мысленно фыркнул. Судостроительные возможности Корисанды должны были стать спорным вопросом, как только Кэйлеб и Чарис разберутся с Гектором, что, вероятно, было справедливо и для Таро. И если Дючейрн не ошибся в своих предположениях, строительный потенциал Чисхолма, скорее всего, дополнит потенциал Чариса, но не будет привлечен к поддержке Матери-Церкви.
   Однако Долар и империя Харчонг - это совсем разные вещи. На данный момент у Долара больше не было флота, любезно уничтоженного королевским чарисийским флотом, но король Ранилд уже много лет пытался увеличить свои судостроительные мощности. А Харчонг - самое большое и густонаселенное из всех королевств и империй Сэйфхолда - обладал самым большим флотом среди всех материковых государств.
   - Ранилд захочет отомстить за то, что с ним случилось, - продолжил Мейгвейр, облекая мысли Дючейрна в слова. - Если мы согласимся субсидировать восстановление его военно-морского флота, я уверен, что он ухватится за это. И он был бы еще счастливее, если бы строил корабли специально для службы Матери-Церкви, поскольку тогда Долар мог бы прикарманить каждую марку их стоимости без каких-либо затрат из своей собственной казны.
   - Что касается Харчонга, то большая часть его флота находится в резерве. Понятия не имею, сколько из них может быть пригодно для использования, а сколько к настоящему времени безнадежно сгнило. Но у империи, по крайней мере, есть верфи, которых у нас нет. И не думаю, что у кого-то из нас были бы какие-либо сомнения в надежности императора.
   Что, безусловно, было правдой, - размышлял Дючейрн. - Империя Харчонг была самым старым, самым богатым, самым большим и самым консервативным государством из всех существующих. Она также была высокомерной, презирала всех посторонних и управлялась эффективной, но глубоко коррумпированной бюрократией. Однако, с точки зрения храмовой четверки, сейчас имело значение то, что преданность харчонгской аристократии Матери-Церкви была непоколебимой. На эту аристократию всегда можно было положиться, что она встанет на защиту Матери-Церкви в обмен на подтверждение Матерью-Церковью своих привилегий и власти над несчастными крепостными, которые влачили свое существование в ее огромных, разросшихся поместьях.
   - Мне придется выполнить некоторые оценки, прежде чем я смогу дать вам какие-либо точные цифры, - сказал Мейгвейр. - Полагаю, что с Харчонгом и Доларом мы, скорее всего, могли бы приблизиться к нынешнему строительному потенциалу Чариса. Конечно, Чарис, вероятно, сделает все возможное, чтобы увеличить свои мощности, но у него просто нет рабочих рук - или богатства - чтобы сравняться с размерами, до которых мы могли бы расширить верфи Харчонга и Долара.
   - А как насчет Треллхейма? - спросил Клинтан, и лицо Мейгвейра исказилось от презрения или, возможно, отвращения.
   - Ни у одного из этих лордов нет более, чем горстки галер, - сказал он, - и большинство из них - просто обычные пираты. Если бы у них было достаточно кораблей, чтобы сделать их набеги на каботажные суда Харчонга чем-то большим, чем досадной помехой, император уже давно бы разобрался с ними.
   Клинтан снова хмыкнул, затем кивнул в знак согласия.
   - Итак, мне кажется, - сказал Тринейр в своей фирменной манере подводить итоги, - что мы согласны с тем, что одним из наших первых шагов должно стать крупное военно-морское расширение через флоты Харчонга и Долара. Пока у Аллейна не будет возможности провести свое исследование, мы не знаем, сколько времени это займет. Однако я был бы удивлен, если бы в лучшем случае это заняло меньше года или двух. В течение этого времени мы будем защищены от нападения здесь, но не сможем перейти в наступление на Чарис. Поэтому наша непосредственная забота заключается в том, как быть в то время, в течение которого мы не можем эффективно атаковать их - по крайней мере, флотами или армиями, - и как справиться с реакцией наших коллег-викариев на эти... бурные события.
   - Очевидно, что наша ответственность заключается в том, чтобы не допустить чрезмерной реакции слабых душ среди викариата на нынешнюю провокацию, несмотря на несомненную серьезность этой провокации, - сказал Клинтан. - Чарис бросил вызов Церкви, архангелам и Самому Богу, и я считаю, что мы должны погасить любые искры паники среди этих слабых душ, дав понять всему викариату, что мы не намерены позволять этому неповиновению продолжаться. И что мы намерены... решительно бороться с любыми дополнительными вспышками неповиновения. Это будет задачей инквизиции.
   Лицо великого инквизитора было суровым и холодным.
   - В то же время, однако, мы должны подготовить весь совет к тому, что нам потребуется время, чтобы создать новое оружие, необходимое нам для нашего неизбежного контрудара, - продолжил он. - Это может быть трудно перед лицом глубокой озабоченности, которую, несомненно, почувствуют многие из наших братьев в Боге, и я считаю, Замсин, что твоя предыдущая точка зрения была правильной. Мы должны дать понять этим... заинтересованным душам, что кажущаяся сила Чариса и первые победы Чариса - это не угроза для нас, а скорее знак для Матери-Церкви. Предупреждение, к которому мы все должны прислушаться. Действительно, если рассматривать ситуацию незамутненными глазами, будучи уверенным - как и должно быть - в своей вере, рука Самого Бога совершенно очевидна. Только достижение такого, казалось бы, ошеломляющего триумфа могло побудить тайных еретиков Чариса открыто раскрыть себя такими, какие они есть. Позволив им одержать мимолетную победу, Бог сорвал с них маску, чтобы все могли ее видеть. И все же, как ты говоришь, Замсин, Он сделал это таким образом, что они все еще не могут по-настоящему угрожать Матери-Церкви или подорвать ее ответственность за руководство и защиту душ всех Его детей.
   Тринейр снова кивнул, и ледяная дрожь пробежала по костям Дючейрна. Он был уверен, что канцлер развил свое объяснение так, как если бы он решал шахматную задачу или, возможно, любую из чисто светских махинаций и стратегий, с которыми ежедневно был вынужден сталкиваться его офис. Это была интеллектуальная уловка, основанная на прагматизме и голых реалиях политики на самом высоком возможном уровне. Но блеск, который он зажег в глазах Клинтана, продолжал светиться. Что бы ни думал канцлер и каким бы циничным и расчетливым ни был великий инквизитор, когда это соответствовало его целям, пылкая убежденность в тоне Клинтана определенно не была притворной. Он принял анализ Тринейра не просто из соображений целесообразности, но и потому, что верил в него.
   И почему это меня так пугает? Ради Бога, я викарий Матери-Церкви! Как бы мы ни пришли к тому, где мы находимся, мы знаем, чего Бог требует от нас, точно так же, как мы знаем, что Бог всемогущ, всезнающ. Почему Он не должен был использовать наши собственные действия, чтобы раскрыть правду о Чарисе? Показывать нам, насколько на самом деле глубока гниль в Теллесберге?
   Что-то произошло глубоко в сердце и душе Робейра Дючейрна, и ему пришла в голову еще одна мысль.
   Я должен думать об этом, проводить время в молитве и медитации, размышляя над Писанием и Комментариями. Возможно, такие люди, как Уилсины, были правы с самого начала. Возможно, мы стали слишком высокомерными, слишком очарованными своей властью светских князей. Чарисийцы, возможно, не единственные, чью маску Бог решил сорвать. Возможно, весь этот разгром - Божье зеркало, поднятое, чтобы показать нам потенциальные последствия наших собственных греховных поступков и чрезмерной гордыни.
   Он знал, что это предположение совсем не стоило высказывать в этот момент, в этом месте. Это было то, что следовало тщательно обдумать в тишине и покое его собственного сердца. И все же...
   Впервые за слишком много лет, перед лицом явно неминуемой катастрофы, викарий Робейр Дючейрн обнаружил, что снова рассматривает таинственные действия Бога глазами веры, а не тщательного расчета выгоды.
  
   .II.
   Дворец королевы Шарлиэн, город Черейт, королевство Чисхолм
  
   Зазвучали трубы, и батареи, защищавшие набережную залива Черри, окутались дымом, прогрохотав шестнадцатипушечным салютом. Возмущенные морские птицы и виверны совершенно ясно высказали свое мнение о происходящем, кружась, визжа и ругаясь в весенне-голубом небе. Свежий восточный ветер легко поднимал их, когда он дул через защищенный полуостров, известный как Сикл, который прикрывал залив Черри и город Черейт от часто суровой погоды моря Норт-Чисхолм, и воздух был освежающе прохладным.
   Королева Шарлиэн Чисхолмская стояла у окна высоко в башне лорда Герейта на обращенной к морю стороне дворца, который был домом ее семьи в течение двух столетий, глядя на аккуратные каменные дома, улицы, склады и доки своей столицы, наблюдая, как в ее гавани величественно плывут четыре галеона. Крылатые обитатели залива Черри, возможно, были полны негодования по поводу нарушения их обычного распорядка дня, но они понятия не имели, насколько тревожным она находила все это в своих размышлениях.
   Шарлиэн была стройной, но не самой миниатюрной молодой женщиной, которой только что исполнилось двадцать четыре. Несмотря на сочиняемые время от времени льстивые стихи особо неумелых придворных поэтов, она не была красивой. Поразительной, да, с решительным подбородком и носом, который был немного слишком выдающимся (не говоря уже о том, что он был слишком крючковатым). Но ее темные волосы, такие черные, что под прямыми солнечными лучами они отливали голубым, и такие длинные, что ниспадали почти до талии, когда были распущены, и ее огромные сверкающие карие глаза каким-то образом обманывали людей, заставляя их думать, что она красива. Сегодня Сейрей Халмин, ее личная горничная с девяти лет, и леди Мейра Ливкис, ее старшая фрейлина, уложили эти волосы в сложную прическу, удерживаемую гребнями с драгоценными камнями и светло-золотым ободком в виде короны, и эти живые глаза были темными, спокойными и настороженными.
   Мужчина рядом с ней, Марак Сандирс, барон Грин-Маунтин, был по меньшей мере на восемь или девять дюймов выше ее, с грубыми, сильными чертами лица и редеющими серебристыми волосами. Шарлиэн была королевой Чисхолма почти двенадцать лет, несмотря на свою молодость, и все это время Грин-Маунтин был ее первым советником. Они вместе пережили много политических бурь, хотя никто из них никогда не ожидал такого урагана, который пронесся по половине Сэйфхолда за последние шесть месяцев.
   - Не могу до конца поверить, что мы это делаем, - сказала она, не сводя глаз с головного галеона, который следовал за украшенной флагами галерой королевского чисхолмского флота к назначенной якорной стоянке. - Мы должны быть сумасшедшими, ты знаешь это, не так ли, Марак?
   - Полагаю, что именно это я и сказал вам, когда вы решили, что мы все равно это сделаем, ваше величество, - ответил Грин-Маунтин с кривой улыбкой.
   - Настоящий первый советник уже взял бы вину за временное помешательство своего монарха на свои плечи, - сурово сказала Шарлиэн.
   - О, уверяю вас, я сделаю это публично, ваше величество.
   - Но не в частном порядке, как я вижу. - Шарлиэн улыбнулась ему, но выражение ее лица не могло скрыть напряжения от того, кто знал ее буквально с тех пор, как она научилась ходить.
   - Нет, не наедине, - мягко согласился он и протянул руку, чтобы легко положить ее на плечо. Это был не тот жест, который он позволил бы себе на публике, но наедине не было смысла притворяться, что его юная королева давно стала дочерью, которой у него никогда не было.
   - У тебя были какие-нибудь дополнительные мысли о том, что все это значит? - спросила она через мгновение.
   - Ничего такого, что мы уже не обсуждали до смерти, - сказал он ей, и она поморщилась, не отрывая глаз от прибывающих кораблей.
   Они действительно "обсуждали это до смерти", - подумала она, и ни один из них - ни кто-либо из других советников и членов совета, которым она действительно доверяла, - не смог выдвинуть удовлетворительную теорию. Некоторые из этих советников, те, кто наиболее энергично выступал за отказ от этой встречи, были уверены, что это просто еще одна ловушка, созданная для того, чтобы затянуть (или подтолкнуть) Чисхолм все глубже в чарисийскую трясину. Шарлиэн не была уверена, почему она сама не согласна с такой интерпретацией. Конечно, в этом был смысл. "Спонтанное" возвращение ее сдавшихся военных кораблей, должно быть, уже запятнало Чисхолм подозрительным недоверием в глазах храмовой четверки. То, что она осмелилась принять сэра Сэмила Тирнира в качестве посла короля Кэйлеба из Чариса, несмотря на тот незначительный факт, что технически она все еще находилась в состоянии войны с королевством Кэйлеба, могло только подчеркнуть это недоверие. А теперь это.
   Почему-то сомневаюсь, что оказание официальных почестей военным кораблям Чариса здесь, в гавани моей собственной столицы, во время приема первого советника Чариса в качестве личного посланника Кэйлеба сделает для меня что-то хорошее в глазах этой свиньи Клинтана, - подумала она. - По крайней мере, в этом предсказатели судьбы правы. С другой стороны, насколько хуже это может быть?
   В данных обстоятельствах это был более чем отвлеченный вопрос. Она нисколько не сомневалась, что храмовая четверка, должно быть, поняла, что она и ее адмиралы всеми возможными способами тянули время после получения приказа поддержать Гектора из Корисанды против Чариса. Действительно, было бы удивительно, если бы Шарлиэн этого не сделала, учитывая тот факт, что она, вероятно, была единственным монархом, которого Гектор ненавидел больше, чем он ненавидел Хааралда VII, или то, что она, вероятно, ненавидела его даже больше, чем он ее. Тем не менее, тот факт, что так много военных кораблей ее флота сдались невредимыми, вероятно, значил слишком много даже для такого опытного в циничных реалиях политики человека, как канцлер Тринейр. И "великодушие" Кэйлеба, вернувшего ей эти сданные корабли, даже не потребовав возмещения за ее участие в нападении, в результате которого погиб его отец вместе с несколькими тысячами его подданных, было хитрым ходом с его стороны.
   Она хотела возмутиться тем, как он намеренно поставил ее в положение, которое не могло не привести в ярость храмовую четверку. То, что начиналось как простой шаг по сохранению ее собственной военной мощи путем настолько неохотного, насколько это было возможно, "сотрудничества" с Гектором, после "спонтанного" жеста Кэйлеба стало опасно выглядеть как активный сговор с Чарисом. Никто в Храме, вероятно, не простил бы этого, что в свое время слишком легко могло иметь фатальные последствия для ее собственного королевства.
   Но вряд ли она могла жаловаться на то, что Кэйлеб сделал именно то, что сделала бы она, поменяйся они ролями. С точки зрения Кэйлеба, все, что могло отвлечь хотя бы часть внимания и ресурсов храмовой четверки от Чариса, должно было иметь ценность. И, опять же, с его точки зрения, должен был быть испробован любой рычаг, который он мог использовать, чтобы... побудить Чисхолм к какому-то активному союзу с Чарисом, а не против него. На самом деле, гораздо больше какого-либо негодования она чувствовала искреннее восхищение тем, насколько хорошо Кэйлеб это понимал.
   И будь честной, Шарлиэн, - подумала она. - С самого начала ты предпочла бы объединиться с Чарисом, чем оказаться "в союзе" с Гектором и Нарманом. Если бы ты думала, что у Хааралда есть хоть один шанс выжить, ты бы предложила ему союз, и ты это знаешь. Вот настоящая причина, по которой ты приняла "подарок" Кайлеба, когда он вернул ваши галеры. И это настоящая причина, по которой ты согласилась принять Тирнира в Черейте. Какая-то часть тебя все еще предпочитает Чарис Гектору, не так ли? И вполне возможно, что у Кэйлеба все-таки есть шанс выжить - может быть, даже победить - в конце концов.
   Она смотрела, как галеоны, олицетворявшие этот шанс на победу, степенно двигались к своей якорной стоянке, и задавалась вопросом, для чего граф Грей-Харбор проделал весь этот путь, что он мог сказать ей.
  
   * * *
   Это был третий визит Рейджиса Йованса в Черейт, хотя оба его предыдущих визита были совершены в качестве офицера королевского чарисийского флота, а не в качестве первого советника королевства. В конце концов, первые советники никогда не покидали дом. Вот почему королевства держали мелких существ, называемых "послами", которые путешествовали вместо них, поскольку первые советники были слишком заняты, а их обязанности были слишком важны, чтобы они отправлялись в донкихотские квесты.
   Конечно, это так! - он мысленно фыркнул. - Вот как ты здесь оказался, верно, Рейджис?
   Его губы дрогнули при этой мысли, но он сурово подавил рефлекторную улыбку, следуя за камергером по дворцовому коридору. Какой бы любезной ни была Шарлиэн, никогда не стоило показывать, будто он видел что-то смешное в том, что она согласилась встретиться с ним. Особенно в том, что она согласилась встретиться с ним наедине, в сопровождении только своего первого советника. И особенно не тогда, когда она получила уведомление о его приезде менее чем за пятидневку, учитывая, как плотно он следовал по пятам за курьерским кораблем.
   Кэйлеб во многом похож на своего отца, но у него свой неповторимый стиль... и слишком много энергии для такого старика, как я, - размышлял Грей Харбор. - Я начинаю ценить то, что сказали Мерлин и Доминик о попытке оседлать его в море. На самом деле он и близко не такой... импульсивный, каким иногда кажется, но Мерлин прав. Учитывая два возможных подхода к любой проблеме, он всегда выберет более смелый. И как только он примет решение, он не собирается тратить время впустую, не так ли?
   У короля могли быть и худшие черты характера, особенно когда он был вовлечен в битву за выживание. Но это действительно делало общение с ним более чем утомительным.
   Камергер замедлил шаг, оглянулся через плечо на чарисийца с выражением, которое было тщательно натренировано на сокрытие любых следов того, что его владелец мог подумать о решениях своего монарха, а затем сделал последний поворот и остановился.
   Перед дверью стояли два стражника, два сержанта, в серебристо-голубой форме Чисхолма, и выражение их лиц было не таким нейтральным, как у камергера. Они явно питали серьезные сомнения по поводу того, чтобы допустить в присутствие их королевы первого советника королевства, флот которого только что превратил значительную часть чисхолмского флота в дрова. Тот факт, что им было приказано оставаться за пределами малого зала для приемов, не прибавил им счастья, а то, что им было категорически запрещено обыскивать Грей-Харбора или забирать у него какое-либо оружие, делало их еще несчастнее.
   Граф прекрасно понимал, что они, должно быть, чувствуют. На самом деле, он глубоко сочувствовал этому и быстро принял решение.
   - Минутку, пожалуйста, - сказал он, останавливая камергера как раз перед тем, как тот постучал в полированную дверь. Камергер выглядел удивленным, а Грей-Харбор криво улыбнулся. Затем он осторожно поднял перевязь своего парадного меча над головой и передал оружие в ножнах ближайшему из двух стражников. Глаза чисхолмца слегка расширились, когда он принял его, а затем Грей-Харбор отстегнул от пояса кинжал и тоже передал его через стол.
   Выражения лиц стражников изменились, когда он добровольно отдал клинки, которые им было запрещено брать у него. Они все еще не выглядели особенно радостными по поводу всей этой встречи, но старший из них низко поклонился ему, признавая его уступку.
   - Спасибо, милорд, - сказал он, затем выпрямился и лично постучал в дверь.
   - Прибыл граф Грей-Харбор, ваше величество, - объявил он.
   - Тогда, конечно, впусти его, Эдуирд, - ответило музыкальное сопрано, и стражник открыл дверь и отступил в сторону.
   Грей-Харбор прошел мимо него, пробормотав слова благодарности, и оказался в отделанном панелями зале для приемов. В нем не было окон, но он был ярко освещен висячими лампами, а в камине тихо потрескивал огонь. Это был не особенно большой огонь, особенно для такого камина, который легко мог бы вместить добрую часть марсель-реи, но его тепло было на удивление приятным. Технически, здесь, в Чисхолме, была весна, но Черейт находился более чем в двух тысячах миль над экватором, и чарисийская кровь Грей-Харбора находила ее отчетливо прохладной.
   Он спокойно шел по дорожке королевского синего ковра, и его глаза были заняты. Кресло Шарлиэн было слишком простым, чтобы назвать его троном, но небольшая платформа возвышала его ровно настолько, чтобы было ясно, что это коронованная глава государства, даже если она решила принять его довольно неофициально. Барон Грин-Маунтин стоял рядом с ней, настороженно наблюдая за приближением Грей-Харбора. Затем Шарлиэн нахмурилась.
   - Милорд, - сказала она прежде, чем он смог заговорить, ее голос был менее мелодичным и значительно более резким, чем раньше, - я дала строгие инструкции, чтобы вам разрешили носить оружие на этой встрече!
   - Понимаю это, ваше величество. - Грей-Харбор остановился перед ней и поклонился, затем выпрямился. - Я глубоко ценю вашу любезность в этом отношении. Однако, когда я прибыл сюда, то увидел, что ваши стражники были встревожены. Они не могли быть более вежливыми, и ни один из них ни словом, ни делом не показал, что намеревается ослушаться ваших указаний, - поспешил он добавить, - но я чувствовал, что с моей стороны было бы невежливо причинять им беспокойство. Их преданность вам была очевидна - я видел подобное раньше - и решил предложить им свое оружие, хотя они и не просили об этом.
   - Понимаю. - Шарлиэн откинулась на спинку стула, задумчиво глядя на него, затем слегка улыбнулась. - Это был любезный жест с вашей стороны, - заметила она. - И если вам на самом деле не было нанесено никакого оскорбления, то от имени моих стражников, которые, как вы заметили, преданы мне, я благодарю вас.
   Грей-Харбор снова поклонился, и Шарлиэн на мгновение взглянула на Грин-Маунтина. Затем она вернула свое внимание к чарисийцу.
   - Надеюсь, вы понимаете, милорд, что барон Грин-Маунтин и я должны воспринимать ваше присутствие здесь со смешанными чувствами. Хотя я глубоко благодарна за возвращение моих кораблей и моряков, за почетное обращение, оказанное им как пленникам Чариса, и за решение вашего короля не требовать каких-либо компенсаций, я также знаю, что все его решения были приняты с полным осознанием их практических последствий. Особенно, скажем так, в том, что касается требований - и подозрений - некоторых довольно настойчивых "рыцарей земель Храма".
   Она натянуто улыбнулась, впервые открыто признав, что храмовая четверка вынудила ее присоединиться к врагам Чариса, и Грей-Харбор улыбнулся в ответ.
   - Мне больно это говорить, ваше величество, - сказал он, - но честность вынуждает меня признать, что его величество довольно тщательно обдумал это, прежде чем вернуть ваши суда. Действительно, он полностью осознавал, что это будет иметь последствия, о которых вы только что упомянули. Возможно, было... неучтиво с его стороны поставить вас в такое положение, но также верно и то, что, когда он принимал решение, вы были частью альянса, который без предупреждения или провокации напал на его королевство и - он посмотрел ей прямо в глаза, его улыбка исчезла - убил его отца.
   Лицо Шарлиэн напряглось. Не от гнева, хотя Грей-Харбор видел в этом гнев, а от боли. Боль воспоминаний от его косвенного напоминания о том, как ее собственный отец погиб в битве с "пиратами", субсидируемыми Гектором из Корисанды, когда она была еще девочкой.
   - Тем не менее, - продолжил он, - я уверен, что сэр Сэмил ясно дал понять, что его величество искренне желает видеть в Чисхолме друга и союзника, а не врага. У вашего королевства и Чариса много общего и мало причин для вражды, если не считать махинаций и требований тех, кто является естественными врагами обоих. Откровенно говоря, и у его величества, и у вашего величества есть достаточно причин ненавидеть Гектора Корисандского и рассматривать его как смертельную угрозу вашей собственной безопасности. И, говоря еще откровеннее, - он снова посмотрел ей в глаза, - великий инквизитор Клинтан относится как к Чарису, так и к Чисхолму с глубоким подозрением и недоверием. Если Чарис будет уничтожен только по причине высокомерия, фанатизма и слепой нетерпимости так называемой "храмовой четверки", то это вопрос времени, когда за ним последует Чисхолм.
   Напряженное выражение лица Шарлиэн сменилось полным безразличием, когда Грей-Харбор поднял на совершенно новый уровень свое собственное открытое признание того, каким образом она была вынуждена присоединиться к Гектору.
   - Мой король приказал мне быть откровенным в этом вопросе, ваше величество, - сказал он ей - и как был уверен, совершенно излишне после своей предыдущей фразы. - По какой-то причине храмовая четверка от имени Церкви решила, что Чарис должен быть уничтожен. Мы не были проинформированы ни о каком пункте доктрины или практики, по которым мы считались бы заблуждавшимися. Нас не вызывали для объяснения каких-либо действий, не обвиняли в каком-либо нарушении церковного законодательства или Запретов. Нам также не было предоставлено никакой возможности защитить себя в каком-либо трибунале или суде. Они просто решили уничтожить нас. Сжечь наши города. Насиловать и убивать наших людей. И они вынудили вас присоединиться к злейшему врагу вашего собственного королевства и помочь ему в осуществлении этого нападения.
   - Его величество понимает, почему вы чувствовали, что у вас не было другого выбора, кроме как согласиться с предъявляемыми к вам требованиями. Он не винит вас за ваше решение и ни на мгновение не верит, что вы чувствовали что-то, кроме сожаления и несчастья, при мысли о нападении на его королевство.
   - Но его величество также знает, что если храмовая четверка сможет сделать то, что она уже сделала, то ни одно королевство, ни одно царство не будет в безопасности. Если коррумпированные и продажные люди могут использовать собственную силу Божьей Церкви, какие бы юридические формальности они ни использовали, чтобы скрыть участие Церкви в акте убийства и грабежа, чтобы уничтожить одно невиновное королевство, тогда в полноте времени они будут, так же неизбежно, как солнце встает на востоке, использовать ее, чтобы уничтожить другие королевства. Включая ваше собственное.
   Он сделал паузу, наблюдая за королевой и ее первым советником. Чисхолм был так же далек от Храма и земель Храма, как и Чарис, и Шарлиэн, и Грин-Маунтин оба знали, что автоматическое подозрение Клинтана в отношении Чисхолма было почти таким же глубоким, как и его подозрение в отношении Чариса. В конце концов, именно на этом подозрении и было основано возвращение Кэйлебом ее сдавшихся кораблей, и ни королева, ни ее первый советник не могли не знать об этом.
   - Правда в том, ваше величество, - сказал он через мгновение, - что как только кракен попробует кровь, его атаку уже не остановить. Как только храмовая четверка - точнее, викарий Жэспар - разрушит одно королевство, он не увидит причин, по которым ему не следует применять ту же технику к любому другому государству, которому он не доверяет или которого боится. Это дорога, по которой отправилась храмовая четверка, и их конечная цель лежит в тлеющих руинах Чариса и Чисхолма... если только их каким-то образом не удастся остановить.
   - И вы - ваш король - верите, что их можно остановить? - Грин-Маунтин заговорил впервые, его глаза были полны решимости, и Грей-Харбор кивнул.
   - Он верит, и я тоже. У нас есть преимущество, которое разделяет Чисхолм, в том, что ни одна армия не может просто пройти через наши границы. Храмовая четверка не может напасть ни на одно из нас без флота, и, как недавно обнаружили вы и ваши собственные "союзники", огромные расстояния благоприятствуют обороне. Вы и ваши капитаны и адмиралы также видели, на что способны наши новые корабли и артиллерия. Мой король верит, что вместе Чарис и Чисхолм действительно могут бросить вызов храмовой четверке.
   - Давайте будем откровенными, милорд, - сказала Шарлиэн, наклоняясь вперед, ее собственные глаза сузились. - Что бы ни говорилось в письме архиепископа Мейкела великому викарию, или как бы там это ни было сказано, мы говорим не только о храмовой четверке. По причинам, которые, несомненно, казались им благими и с которыми, честно говоря, я нахожу определенное согласие, ваш король и его архиепископ фактически бросили вызов всей Церкви, самому великому викарию. Если Чисхолм объединится с Чарисом в союзе против Гектора - и храмовой четверки - это неизбежно со временем превратится в союз против самой Матери-Церкви. Против совета викариев и великого викария, помазанного управляющего Лэнгхорна здесь, на Сэйфхолде. Готов ли ваш король к этому? Готовы бросить вызов всей Церкви, принять неизлечимый, постоянный раскол в теле Божьего народа?
   - Ваше величество, - тихо сказал Грей-Харбор, - Чарис уже выбрал своего собственного архиепископа. Впервые за более чем пятьсот лет королевство Сэйфхолда воспользовалось древним правом наших предков и назначило архиепископа по собственному выбору. Если это представляет собой раскол, то так тому и быть. Мы не бросаем вызов Богу, ваше величество; мы просто бросаем вызов коррупции, упадку, которые заразили Божью Церковь, и мы будем бороться до смерти. Действительно, мой король велел мне сказать вам вот что о его решении и обо всем, что неизбежно вытекает из него: "Вот я стою. Я не могу поступить иначе".
   Тишина заполнила зал заседаний, пока Шарлиэн и Грин-Маунтин смотрели на него. Затем, наконец, Грин-Маунтин прочистил горло.
   - То, что вы говорите о нашем расстоянии от Храма, о нашей способности - объединившись - защищаться от нападения, может быть правдой. Однако реакция Церкви на вызов, который вы предлагаете ей бросить, несомненно, подвергнет эту истину испытанию. И перед лицом этой бури может надеяться выжить только самое прочное дерево. Одно дело говорить о союзах в обычном смысле этого слова, милорд, ибо истина, как мы все знаем, заключается в том, что в обычном смысле этого слова всегда будет завтра. Интересы меняются, как и цели, союзник этого месяца или этого года становится врагом следующего месяца или следующего года, и так продолжается танец, в котором партнеры меняются вместе с музыкой.
   - Но то, что вы предлагаете, то, что предлагает ваш король, может иметь только одно завтра. Храмовая четверка и Церковь никогда не забудут и не простят того, кто бросает им вызов, и не просто из-за расчета коррумпированных людей. Со дня Сотворения мира Церковь была хранительницей человеческих душ, возвещателем Божьей воли, и в Церкви есть мужчины и женщины доброй воли, которые будут сражаться насмерть, чтобы сохранить ее верховенство во имя Бога, а не во имя продажных амбиций. Война, которую вы предлагаете вести, должна закончиться не договорами и переговорами между дипломатами, которые мы все знаем, а полным поражением или победой. Для любой из сторон не может быть меньшего конца, чем этот, ибо Церковь никогда не уступит, никогда не примет никакой другой победы, кроме восстановления своего превосходства как Божьей невесты, и она не будет нормальным союзом со сменяющимися партнерами. А это значит, что если у Чариса есть хоть какая-то надежда на окончательную победу, его союзы должны быть столь же прочными, столь же окончательными.
   - Милорд, - сказал Грей-Харбор, - это не та война, которую мы "предлагаем вести". Это война, которая уже началась, хотели мы когда-либо в ней участвовать или нет. Но даже при том, что вы совершенно правы относительно ставок, относительно того, как Церковь будет рассматривать свою природу и как она будет бороться с этим, мы надеемся и верим, что со временем этому может быть положен конец. Что это не должно продолжаться безостановочно до тех пор, пока все те, кто на одной стороне, не будут мертвы или порабощены. Каким может быть этот конец или когда он наступит, никто в Чарисе не осмелился бы предсказать, но мой король согласен с тем, что любые союзы должны быть достаточно прочными и постоянными, чтобы выдержать такое горькое испытание. На самом деле, он считает, что на самом деле нужен вовсе не союз.
   - Это не так? - Несмотря на все свои усилия, Шарлиэн не смогла скрыть удивления в голосе, и Грей-Харбор улыбнулся.
   - Как только что сказал барон Грин-Маунтин, ваше величество, союзы приходят и уходят. Вот почему меня послали к вам вовсе не для того, чтобы предложить союз. Вместо этого мой король предлагает брак.
   Шарлиэн резко выпрямилась на стуле, ее глаза расширились, и Грин-Маунтин резко вдохнул. Удивление королевы было очевидным, но когда Грей-Харбор наблюдал за ее первым советником, он поймал себя на мысли, что задается вопросом, не подозревал ли с самого начала Грин-Маунтин, куда направлялся Кэйлеб.
   - Я привез с собой личные письма и документы короля Кэйлеба с изложением его предложений, ваше величество, - продолжил граф, все еще наблюдая за выражением лица Грин-Маунтина. - В принципе, однако, они очень просты. Если отбросить все высокопарные юридические формулировки, то, что предлагает король Кэйлеб, - это объединение Чариса и Чисхолма посредством брака. Вы сохранили бы корону Чисхолма до конца своей жизни; он сохранил бы корону Чариса до конца своей жизни. Если один из вас умрет раньше другого, оставшийся в живых супруг будет владеть обеими коронами до конца своей жизни, а после его или ее смерти обе короны перейдут как одна к вашим общим наследникам. Для совместного управления и защиты обоих королевств во время вашей жизни и после нее будут созданы имперский парламент, флот и армия. Пэры Чариса и Чисхолма будут заседать в палате лордов этого парламента, и как Чарис, так и Чисхолм будут избирать членов в палату общин.
   Он сделал паузу, еще раз спокойно встретившись взглядом с Шарлиэн, затем поклонился.
   - Я полностью осознаю, как и его величество, что никто в Чисхолме никогда не предполагал такого... радикального изменения в отношениях между вашим королевством и Чарисом. Очевидно, что это не то решение, которое может быть принято одним человеком за один день, даже если этот человек король или королева, и природа угрозы, с которой столкнется ваше королевство, не из тех, которые можно легко взвалить на свои плечи.
   - Но эта угроза уже нависла как над Чисхолмом, так и над Чарисом. Мы можем противостоять этому либо вместе, либо порознь. Его величество считает, что вместе наши шансы на выживание и победу намного выше, и это предложение - самая сильная гарантия, которую он может предложить, что, если мы вместе действительно столкнемся с этой опасностью, то будем идти вместе к любой победе или другому концу, который нас ожидает.
  
   .III.
   Литейный завод Эдуирда Хаусмина, Делтак, графство Хай-Рок, королевство Чарис
  
   - И как прошел твой день? - добродушно спросил Рейян Мичейл, входя в кабинет Эдуирда Хаусмина.
   - Беспокойно, - с усмешкой сказал Хаусмин, вставая, чтобы пожать руку своему давнему деловому партнеру. - С другой стороны, есть гораздо более серьезные причины для того, чтобы мириться со всеми этими головными болями.
   - Верно, - улыбнулся Мичейл в ответ Хаусмину. - Все эти золотые марки, падающие вечерами в мою кассу, так весело звучат!
   Оба мужчины рассмеялись, и Хаусмин мотнул головой в сторону окна офиса. Они вдвоем подошли к окну и остановились, глядя через него, и выражение лица Мичейла стало серьезным, когда он покачал головой.
   - Трудно поверить, что все, что у тебя было здесь два года назад, - это одна маленькая печь и куча пустой земли, - сказал он.
   - Большую часть времени я чувствую то же самое, - признался Хаусмин. - И, как и вы, я нисколько не возражаю против того, насколько богаче это делает меня. Но в то же время...
   Он покачал головой, и этот жест был гораздо менее жизнерадостным, чем у Мичейла.
   Его старший друг ответил не сразу. Вместо этого он просто стоял там, глядя на то, что, без сомнения, уже было одним из крупнейших - если не самым большим - литейных цехов во всем мире.
   Новое и растущее предприятие Хаусмина располагалось на западном берегу озера Итмин, огромного озера, образовавшегося при слиянии рек Селмин и Западный Делтак в графстве Хай-Рок. Западный Делтак был бурной, мощной рекой, вытекающей из гор Южного Хэнта, но его частые отмели и водопады делали невозможным любое местное судоходство, кроме самого малого. Нижний Делтак, однако, был судоходен даже для галеонов прямо от озера Итмин до Ларека, небольшого (но растущего) порта в устье реки, в шестидесяти четырех милях к югу. Это было главным фактором в решении Хаусмина купить землю у графа Хай-Рок, поскольку это означало, что корабли могли плавать вверх по реке до того места, которое буквально было его входной дверью. Обширные залежи высококачественной железной руды в горах на западе, конечно, были еще одним фактором, хотя на самом деле он мало что сделал для разработки этого участка, пока на королевство Чарис внезапно не обрушилась потребность в огромном количестве артиллерии.
   Теперь нанятые Хаусмином инженеры уже начали строительство серии шлюзов, чтобы улучшить судоходство на Западном Делтаке и облегчить разработку месторождений железа в горах. Еще больше инженеров было занято дальше по течению реки, и кишащая армия рабочих отводила через плотины и каналы большую часть ее воды на заполнение целой последовательности накопительных бассейнов. Акведуки от самых высоких бассейнов и каналы от нижних вели к почти двум дюжинам водяных колес, которые постоянно вращались, приводя в действие оборудование, установленное механиками Хаусмина, и еще строились новые колеса. Из доменных печей валил дым, еще больше дыма поднималось из самих литейных цехов, и на глазах у Мичейла бригада рабочих постукивала по рудной ванне пудлинговой печи. Сильно нагретый переплавленный чугун - кованое железо, более мягкое и пластичное, чем исходный чугун, - выливался через кран в сборный ковш для дальнейшей обработки.
   В другом месте гораздо больший ковш горячего расплавленного железа неуклонно двигался к ожидающим формам. Ковш был подвешен к железному каркасу, который, в свою очередь, был установлен на тяжелом многотонном грузовом вагоне. Колеса вагона имели ободы с ребордами вместо ожидаемых гладких, но это было сделано для того, чтобы они следовали по железным рельсам, соединяющим печи и остальные помещения литейного цеха. Тягловые драконы наклонились к своим ошейникам, двигая свою ношу с быстрой эффективностью, и Мичейл глубоко вдохнул.
   - Поверь мне, я понимаю, - тихо сказал он. - Когда я смотрю на это, - он указал подбородком на бурлящую, невероятно шумную деятельность за окном Хаусмина, - я чувствую огромный прилив оптимизма. Затем я думаю о том факте, что храмовая четверка может использовать объединенные ресурсы всех материковых королевств. Это много литейных цехов, Эдуирд, даже если ни один из них не сравнится с тем, что ты здесь делаешь.
   Правда заключалась в том, что все методы, используемые там, были известны железным мастерам практически с момента Сотворения. Но большая часть железа, которое когда-либо требовалось, производилась на гораздо меньших производствах и без постоянного использования энергии от постоянно вращающихся водяных колес, которые Хаусмин и его механики встроили в этот литейный цех.
   Ну, - поправил себя Мичейл, - есть несколько изменений в "технике", если быть честным. Так что, полагаю, нам повезло, что ни один из них не должен был проходить проверку в соответствии с Запретами.
   Хаусмин пошел дальше, чем кто-либо другой, в поиске способов использовать силу своих водяных колес. В результате его печи горели жарче, и он был вынужден искать более жаростойкие материалы для огнеупорного кирпича, который требовался этим печам. Что, в свою очередь, вдохновило его на попытку поднять температуру еще выше. Мичейл был одним из очень немногих людей, которые знали о последнем проекте Хаусмина - дальнейшем развитии печи для пудлингования, в котором отходящие горячие печные газы использовались бы для предварительного подогрева поступающего в печь воздуха. Если только Мичейл не сильно ошибался, темпы производства опять пойдут вверх. И если оправдаются более оптимистичные прогнозы Хаусмина, он действительно может обнаружить, что производит настоящую сталь, а не простое кованое железо, в таких количествах, о которых даже не помышлял ни один другой производитель железа.
   К счастью, Церковь никогда не устанавливала каких-либо стандартов для материалов, из которых должен был быть изготовлен огнеупорный кирпич, или температур, до которых можно было нагревать печи, что означало, что повышенная эффективность Хаусмина прошла почти незамеченной Сэйфхолдом в целом... и инквизицией, в частности. Такое же более широкое и инновационное использование мощности его водяных колес позволило ему достичь и других преимуществ, таких как рифленые зубчатые валки, которые позволяли ему производить железные прутки гораздо быстрее и экономичнее, чем традиционные методы ковки или резки полос из листового проката.
   - Я знаю, что твое производство намного выше в расчете на одного работающего, - продолжил Мичейл. - Но им не обязательно иметь ту же производительность, если они могут похоронить тебя под огромным количеством литейных цехов.
   - Знаю. Поверьте мне, я знаю. С другой стороны, - Хаусмин поднял руку и указал за пределы нынешнего внешнего кольца печей, туда, где еще больше стен и фундаментов означали дополнительное расширение, которое уже шло полным ходом, - в течение четырех месяцев мы собираемся увеличить нашу нынешнюю мощность еще на пятьдесят процентов. Я расширяю как свой литейный завод в Теллесберге, так и в Тириэне.
   Мичейл кивнул, повернув голову, чтобы посмотреть, как еще одно грузовое судно неуклонно движется вверх по Делтаку от Ларека. Он гадал, что несет этот корабль, направляясь к скоплению кораблей, уже пришвартованных у причалов Хаусмина на берегу озера. Еще кокс для печей? Медь и олово для изготовления бронзы Хаусмина? Или больше древесины, кирпича и цемента для текущих строительных работ?
   Строилось также жилье для работников Хаусмина. Как и сам Мичейл, Хаусмин придерживался твердого мнения о качестве жилья, в котором нуждались его работники. С чисто эгоистической точки зрения, чем лучше жилье, чем строже соблюдаются предписания Паскуале в отношении санитарии, тем более здоровой рабочей силы он может ожидать, и чем здоровее его персонал, тем он будет более производительным. Но для Эдуирда Хаусмина это было нечто большее, как и для самого Мичейла.
   Рейян Мичейл прекрасно понимал, что даже здесь, в Чарисе, слишком много богатых торговцев и владельцев мануфактур относились к своим работникам совсем не как к людям. Он и Хаусмин оба ненавидели эту точку зрения. Действительно, Мичейл откровенно критиковал такое мышление буквально на протяжении десятилетий, и он был достаточно уверен, что это была одна из причин, по которой король Хааралд обратился к нему и Хаусмину, когда ему нужно было создать производственную базу для своего нового флота.
   А те идиоты, которые пытаются выжать из своих работников каждую сотую долю марки, заслуживают лояльности, которую они получают взамен, поскольку ее абсолютно не существует, - язвительно подумал он. - Забавно, что голод и верность, похоже, не идут рука об руку, не так ли? Но позаботьтесь о том, чтобы у них было доступное жилье и целители, чтобы для их детей были школы, чтобы у них была заработная плата для покупки еды и одежды, и чтобы все они знали, что вы постоянно ищете бригадиров и контролеров из числа тех, у кого хватит ума и амбиций стать лучше в вашей работе, и это окупится вам стократно с одной только чисто эгоистической точки зрения.
   Это был урок, который Эдуирд Хаусмин не собирался забывать, даже здесь, даже перед лицом кризиса, с которым столкнулось все королевство. На самом деле, это было то, чему он научился у Мичейла, и он пошел еще дальше, по крайней мере, в одном отношении. Хаусмин создал инвестиционный пул для своих сотрудников - тот, который фактически позволял им покупать долю в собственности литейных цехов и мануфактур, на которых они работали, - и сотрудникам на каждом из его предприятий было разрешено выбирать одного управляющего, который также представлял их интересы на управленческом уровне. Любой управляющий на самом деле имел право встретиться непосредственно с Хаусмином, если ситуация была достаточно серьезной, чтобы избравшие его рабочие потребовали этого.
   Даже в Чарисе вся эта концепция казалась неслыханной уступкой рабочим, пока Хаусмин не инициировал ее. Теперь это фактически распространилось за пределы его собственных предприятий, и пожилой человек почувствовал прилив почти отеческой гордости, глядя на растущее расширение производственных мощностей, которые в самом ближайшем будущем должны были укрепить притязания Эдуирда Хаусмина на звание самого богатого человека в Чарисе.
   - Сколько пушек ты производишь на данный момент? - спросил он через мгновение.
   - Пока не столько, сколько нам нужно, - ответил Хаусмин. - Это то, о чем вы спрашивали, не так ли?
   - Более или менее, - признал Мичейл.
   - На самом деле, вместе со здешней работой и другими моими литейными цехами, мы производим чуть более двухсот изделий в месяц, - сказал Хаусмин. Брови Мичейла поползли вверх, и он поджал губы в беззвучном присвисте, но более молодой коллега покачал головой. - Это все вместе, Мичейл, - длинные орудия, карронады, полевые орудия, волки, все остальное. На данный момент мы также даем более половины общего объема производства артиллерии в королевстве. И, честно говоря, мы не можем поднять производство бронзовых пушек намного выше, чем сейчас. Просто не хватает меди и олова. Конечно, с появлением нового пороха для взрывных работ, как и для артиллерии, шахты сейчас производят все больше руды, но мы все равно постоянно сталкиваемся с нехваткой металла.
   - А как насчет железных пушек? - спросил Мичейл.
   - На самом деле тут значительно более яркая картина. - Хаусмин улыбнулся. - Те залежи железа, которые хотел разработать граф Хай-Рок, начинают казаться очень к месту, хотя я и не предполагал эксплуатировать их самому. Я планировал сдать права в аренду, но оказалось, что гораздо проще просто нанять опытных мастеров шахтной добычи и заставить их работать на меня. - Он покачал головой. - Конечно, мы не будем по-настоящему продвигаться дальше, пока не завершим каналы, но когда они будут открыты, производство действительно будет расти. Естественно, без новых контрактов короны на артиллерию я не смог бы сделать ничего такого.
   - Конечно, - согласился Мичейл. В конце концов, он испытывал точно то же самое. Его канатные фабрики увеличили производство почти на триста процентов, а его текстильные мануфактуры росли еще более быстрыми темпами.
   Новые хлопкоочистительные машины сделали сырое волокно доступным в огромных количествах, а производительность ткацких станков и прядильных машин, которые стали возможными благодаря "предложениям" Мерлина Этроуза, была просто ошеломляющей для тех, кто вырос с традиционными методами. Однако новые методы были также значительно более опасны для рабочих. Он делал все, что мог придумать, чтобы ограничить эти опасности, но чтобы поверить, нужно было увидеть огромное количество и протяженность приводных валов и ремней, необходимых для передачи мощности от водяного колеса к новому механизму. Каждый фут силового агрегата только и ждал своего часа, чтобы неосторожный заплатил сломанной или ампутированной конечностью, а сами ткацкие станки с механическим приводом могли нанести непоправимый вред тому, кто проявил неосторожность даже на мгновение.
   Что ж, Эдуирд и его люди занимаются этим уже много лет. Нам остальным тоже придется научиться справляться, - подумал он.
   Несмотря на то, что этот довод был верным, это не заставило его чувствовать себя намного лучше по отношению к мужчинам и женщинам, которые уже получили травмы при работе с новым оборудованием. По крайней мере, и у него, и у Хаусмина давно действовали пенсионные программы для поддержки работников, получивших травмы на работе. И, в отличие от некоторых своих собратьев, они даже не рассматривали возможность использования детей на новых фабриках.
   А это значит, что мы не пострадаем так сильно, как некоторые другие, когда в следующем году вступят в силу новые законы короны против детского труда, - подумал он с некоторым несомненным удовлетворением. - Они с Хаусмином упорно боролись за то, чтобы они были применены немедленно, и он знал, что Кэйлеб хотел сделать именно это, но его совет уговорил его допустить период адаптации.
   И какими бы недостатками ни обладала новая технология, ее преимущества были почти невероятными. Мичейл производил текстиль менее чем за четверть своих затрат до Мерлина, и даже со всеми его инвестициями в новое оборудование это должно было оказать заметное влияние на его прибыль. На самом деле, он и его торговые агенты уже слышали крики яростного возмущения от своих конкурентов с материка, когда он и остальная текстильная промышленность Чариса начали наводнять "их" рынки качественными товарами, к ценам на которые они просто не могли приблизиться, несмотря на транспортные расходы чарисийцев.
   Конечно, сейчас мы экспортируем не так уж много холста, не так ли? - сардонически напомнил он себе. - Королевский чарисийский флот покупал каждый клочок парусины, который он мог изготовить, и по мере того, как в эксплуатацию вводилось все больше и больше ткацких станков с механическим приводом, превосходство предлагаемого им полотна становилось все более и более очевидным. Благодаря более плотному переплетению изготовленное по-новому полотно сделало паруса гораздо более эффективными и долговечными. В сочетании с медной обшивкой против обрастания, большая часть которой все еще производилась Хаусмином, это делало еще более заметным преимущество кораблей Чариса в скорости.
   Даже сейчас спрос намного превышал его способность обеспечить его. И военно-морской флот первым нуждался в новом полотне, то есть большая часть торгового флота королевства все еще должна была "обходиться" старым, более свободным полотном. С другой стороны, его возможности увеличивались почти так же быстро, как у Хаусмина, так что вскоре он сможет расширить поставки и на гражданский рынок. Он с нетерпением ждал этого момента.
   - Как ты справляешься с производственными проблемами на железных пушках? - спросил он Хаусмина.
   - На самом деле, у нас их оказалось не так много, как я боялся. - Хаусмин пожал плечами. - То есть не на чугунных. Не говорю, что с железом все так же просто, как с бронзой, но наши методы изготовления колоколов оказались на удивление пригодными. Я также начинаю экспериментировать с кованым железом, но на данный момент это невероятно дорого. При этом расходуется гораздо больше кокса, а время, затрачиваемое на повторные нагревы, еще больше увеличивает стоимость изделий. А затем нам приходится выбивать шлак из блюмов, и даже с помощью новых, более тяжелых отбойных молотков это занимает невероятное количество времени, что еще больше увеличивает затраты. Если я смогу найти способ сделать все это более эффективно...
   Его голос прервался, когда он, нахмурившись, задумчиво уставился на вид, который представлял только он сам, затем встряхнулся.
   - Думаю, что в конечном итоге мы сможем снизить затраты на кованое железо. По крайней мере, до чего-то, скажем, не более чем в два раза превышающего стоимость бронзы, хотя это может быть немного чересчур оптимистично. Тем временем, однако, чугун будет намного дешевле бронзы, и я думаю, что у нас почти решены проблемы с производством оружия из него.
   - Поверю тебе на слово, - сказал Мичейл. - В конце концов, производство железа - не моя область.
   - Знаю. - Хаусмин повернулся, чтобы снова посмотреть в окно, задумчиво нахмурившись. - Вы знаете, одна из вещей, которые Мерлин делает в процессе, - это изменение того, как все мы думаем о подобных вещах, - медленно сказал он.
   - Что это значит? - тон Мичейла выражал согласие, но он все равно искоса посмотрел на более молодого коллегу и выгнул бровь.
   - Я говорил об этом с Ражиром Маклином в королевском колледже, - ответил Хаусмин. - Я всегда искал способы быть немного более продуктивным, немного более эффективным. Но все это было... я не знаю. Полагаю, это даже не метод проб и ошибок, а просто случай видения очевидных возможностей в рамках существующих, разрешенных методов. Теперь я ловлю себя на том, что активно размышляю о том, почему одна вещь работает лучше, чем другая. Что такого есть в данной технике, что делает ее превосходящей другую? Например, я знаю, что при переплавке и сборе примесей в шлак из чугуна получается кованое железо, но почему нагрев чугуна в полой печи с перемешиванием дает такой эффект? И как сделать следующий шаг к производству стали в более крупных и полезных слитках?
   - И у тебя есть ответы на ваши вопросы? - тихо спросил Мичейл.
   - Пока нет - по крайней мере, не для всех! Но иногда я нахожу последствия простого обдумывания таких вопросов немного пугающими. Сегодня мы так много делаем только потому, что это разрешено в соответствии с Запретами. Это почти просто еще один способ сказать: "Потому что мы всегда так делали". Все равно что использовать бронзу вместо железа для артиллерии. Конечно, у бронзы есть свои преимущества, но никогда не было причин, по которым мы не могли бы использовать железо, если бы действительно захотели. Мы просто этого не делали.
   - Ты сказал, что обсуждал это с Ражиром. Случалось ли тебе делиться своими мыслями с кем-нибудь еще? Например, с архиепископом Мейкелом?
   - Нет, не напрямую. - Хаусмин отвернулся от окна, чтобы встретиться лицом к лицу со своим старым другом и наставником. - Я действительно не думаю, что это необходимо, не так ли? Архиепископ - очень проницательный человек, Рейян.
   - Это правда, - кивнул Мичейл. - С другой стороны, то, о чем ты говоришь, вопросы, которые ты задаешь себе... Ты понимаешь, как кто-то вроде Клинтана отреагировал бы на то, что ты только что сказал?
   - Конечно. И я также не собираюсь ходить и говорить это кому попало. Знаешь, есть причина, по которой мне потребовалось так много времени, чтобы поделиться своими мыслями даже с вами! Но, несмотря на все, что сказал архиепископ, он четко осознает, что, прежде чем все закончится, этот раскол между нами и Храмом выльется в нечто гораздо большее, чем просто коррумпированность совета викариев. Вы ведь понимаете это, не так ли?
   - Эдуирд, я понял это в первый же день, когда мы сели с сейджином Мерлином, и он начал делиться с нами своими мыслями.
   - И вас это беспокоит? - тихо спросил Хаусмин.
   - Иногда, - признался Мичейл. Он снова посмотрел в окно на дым, жару и бешеную активность, затем снова посмотрел на Хаусмина.
   - Иногда, - повторил он. - В конце концов, я вдвое старше тебя. Это означает, что я гораздо ближе к тому, чтобы отчитаться перед Богом и архангелами, чем ты. Но Бог дал нам разум не только для того, чтобы мы могли отказаться им пользоваться. Маклин и колледж правы в этом, и архиепископ Мейкел прав в том, что мы должны сделать выбор. Мы должны осознать, чего именно Бог ожидает от нас. Вот почему Он дал нам свободу воли - об этом говорит сама инквизиция. И если я и делал неправильный выбор, то только после того, как изо всех сил старался сделать правильный. Мне просто остается надеяться, что Бог это поймет.
   - Вся эта война пойдет так, как Клинтан и его приспешники даже не могли себе представить, - сказал Хаусмин. - На самом деле, это будет происходить так, как даже я не могу себе представить, но, по крайней мере, я пытаюсь это сделать.
   - Конечно, это так. На самом деле, думаю, что, вероятно, есть только два человека - возможно, три - во всем королевстве, которые действительно понимают, куда мы все направляемся, - сказал Мичейл.
   - О? - Хаусмин криво улыбнулся. - Дай угадаю - архиепископ, король и таинственный сейджин Мерлин?
   - Конечно. - Мичейл улыбнулся в ответ.
   - Полагаю, вам приходило в голову, что, когда, наконец, настанет день, когда Клинтан узнает все, чему нас научил Мерлин, он собирается объявить сейджина демоном?
   - Конечно, это так. С другой стороны, я гораздо больше уважаю суждения - и, еще больше, честность - архиепископа Мейкела, и он действительно встречался с Мерлином. Если уж на то пошло, когда ты в последний раз видел, чтобы король Хааралд ошибался в своих суждениях о чьем-то характере? - Мичейл покачал головой. - Я доверяю суждениям этих двух людей - и короля Кэйлеба, если уж на то пошло, - а не суждениям этой свиньи в Зионе, Эдуирд. Если я ошибаюсь, то, по крайней мере, в Аду я окажусь в лучшей компании, чем на Небесах!
   Глаза Хаусмина слегка расширились от прямоты Мичейла. Затем он фыркнул.
   - Сделайте мне одолжение, Рейян, и не говорите ничего подобного никому другому, хорошо?
   - Я старше тебя, Эдуирд, но еще не дряхлый умом.
   - Какое облегчение!
   - Я уверен. - Мичейл сухо усмехнулся, затем подбородком указал обратно в окно. - Но возвращаясь к моему предыдущему вопросу, ты думаешь, что железные пушки сработают?
   - О, у меня никогда не было никаких сомнений на этот счет. Конечно, они будут тяжелее бронзы при заданной массе ядра, но они также будут намного дешевле. Не говоря уже о том факте, что они не собираются конкурировать за ограниченные поставки меди.
   - Значит, в целом дела идут довольно хорошо?
   - Вы имеете в виду, помимо того факта, что нам действительно нужно производить оружие по крайней мере в два раза быстрее? - Хаусмин ответил фырканьем.
   - Кроме этого, конечно, - признал Мичейл, криво улыбаясь.
   - Я бы не сказал, что они идут "хорошо", - сказал Хаусмин более трезво. - Не учитывая, с чем мы столкнулись. Но я должен сказать, что они идут лучше, чем я когда-либо ожидал. На самом деле самой большой проблемой с точки зрения новой артиллерии является конкуренция с винтовками. На них не только расходуется огромное количество железа и стали, но и требуется много высококвалифицированных рабочих. Мы обучаем новых людей так быстро, как только можем, но это все еще проблема.
   - И то же самое мешает кому-то нанять их подальше от тебя, как только они пройдут обучение, верно?
   - Я вижу, у вас были такие же кракены, кружащие вокруг ваших операций, - усмехнулся Хаусмин.
   - Ну, конечно. В конце концов, гораздо дешевле позволить кому-то другому обучить их, а затем нанять!
   - Не думаю, что это предложение сработало так хорошо, как надеялись некоторые конкуренты. - В голосе Хаусмина прозвучала несомненная нотка удовлетворения, почти самодовольства, и Мичейл громко рассмеялся.
   - Меня никогда не перестает удивлять, насколько глупы некоторые из наших столь уважаемых коллег, - сказал текстильный магнат. - Или, по крайней мере, насколько глупыми они считают механиков! Неужели они думают, что кто-то, способный стать квалифицированным ремесленником, добивается этого, не имея работающего мозга? Наши сотрудники знают, что им лучше работать на нас, чем почти на любого другого. Не говоря уже о том, что каждый работающий мужчина и женщина в Чарисе знают, что мы всегда относились к нашим людям так хорошо, как только могли. Это не совсем то, что мы проснулись вчера и решили попробовать для разнообразия... в отличие от некоторых других работодателей. В прошлую пятидневку этот идиот Эрейксин действительно пытался нанять двух моих мастеров с фабрики на Ткацкой улице.
   Хаусмин фыркнул с резким презрением. При той заботе, которую Уиллим Эрейксин когда-либо проявлял о своих работниках, он с таким же успехом мог бы быть харчонгским дворянином. На самом деле, Хаусмин был более чем наполовину готов поспорить, что большинство харчонгцев больше беспокоились о своих крепостных, чем Эрейксин и ему подобные о своих теоретически свободных работниках.
   - Держу пари, его ждал оглушительный успех, - заметил он.
   - Не так, чтобы кто-нибудь заметил этот успех. - Мичейл тонко улыбнулся. Затем улыбка превратилась в легкую хмурость. - Я бы хотел, чтобы было не так много других, кто разделял позицию Эрейксина. Особенно с учетом того, как все новые возможности для зарабатывания денег будут играть на их преобладающей жадности. О, - он махнул рукой, когда Хаусмин открыл рот, - я знаю, что он, вероятно, худший из всех. Но ты не можешь отрицать, что есть много других людей, которые чувствуют в основном то же самое. Люди, которые на них работают, - это просто еще одна статья расходов, а не собратья, и они сделают все возможное, чтобы снизить эту стоимость вместе со всем остальным.
   - Возможно, они и сейчас так думают, - ответил Хаусмин, - но не думаю, что такое отношение даст им то, чего они ожидают. У меня могут возникнуть проблемы с наймом всех квалифицированных рабочих, которые мне нужны, - и у вас тоже, - но это потому, что их просто недостаточно. У нас никогда не было проблем с тем, чтобы убедить людей работать на нас, и Эрейксин не единственный, кто обнаружил, что сманить их у нас намного сложнее, чем они ожидали. Подумай об этом ханжеском ублюдке Кейри! И те немногие, кого им удалось нанять, также были не самыми нашими лучшими людьми. Учитывая давление, которое все эти новые инновации окажут на предложение квалифицированных рабочих, стоимость персонала будет только расти, как бы сильно они ни хотели снова снизить ее. Учитывая большую производительность на одного работника, относительная стоимость, конечно, снизится, но такие люди, как Эрейксин и Кейри, обнаружат, что работники, которыми они так долго злоупотребляли, будут работать на таких людей, как вы и я, а не на них.
   - Я надеюсь, что ты прав, и не только из-за наших результатов, - сказал Мичейл.
   - Вы тот, кто научил меня смотреть в будущее - да, и тот, кто научил меня никогда не забывать, что только потому, что человек может быть беднее меня, он не менее человек, имеющий не меньшее право на свое достоинство. - Выражение лица Хаусмина было необычно серьезным, когда он встретился взглядом с Мичейлом. - Это урок, который, надеюсь, я никогда не забуду, Рейян. Потому что, если я это сделаю, не думаю, что мне понравится человек, в которого я превращусь, по сравнению с тем, кем я являюсь сейчас.
   Мичейл начал что-то говорить, затем слегка покачал головой и вместо этого сжал плечо Хаусмина. Текстильный фабрикант потерял обоих своих сыновей почти двадцать лет назад, когда галеон, на котором они находились, исчез в море со всем экипажем. Во многих отношениях Хаусмин занял ту ноющую пустоту, которую их смерти оставили в жизни Рейяна Мичейла. Он стал фактически суррогатным отцом младшим внукам Мичейла, его жена стала приемной тетей, и трое из этих внуков в настоящее время работают у Хаусмина, осваивая ремесло мастеров по изготовлению железа. С самого начала Мичейл не мог придумать ни одного человека, который был бы для них лучшим наставником.
   - Ну, все это, конечно, очень поучительно, - сказал он затем с нарочитой легкостью. - Но моя официальная причина визита к тебе заключается в том, что нам нужно обсудить, как именно мы хотим справиться с управленческим кризисом на этой новой верфи в Теллесберге.
   - Вам уже удалось создать партнерство? - брови Хаусмина удивленно приподнялись, и Мичейл кивнул.
   - Объявление Айронхилла о том, что корона обеспечит сорок процентов первоначальных инвестиций, сделало свое дело, - сказал он.
   - И что именно получает Кэйлеб в обмен на эти сорок процентов? - Несмотря на его собственный несомненный патриотизм, голос Хаусмина звучал более чем скептически.
   - Очевидно, что военно-морской флот получает приоритет в строительстве, - спокойно ответил Мичейл. - И уверен, что на нас будут давить, чтобы мы предоставили Айронхиллу "семейные скидки" на цены. С другой стороны, в соглашении предусмотрено конкретное требование выкупа доли короны. Так что через три или четыре года - по моим оценкам, максимум через пять - мы будем полностью владеть компанией, открыто и без долгов.
   - Что ж, это лучше, чем я опасался. - Хаусмин задумчиво потер подбородок, затем кивнул. - По-моему, это звучит достаточно справедливо. Имейте в виду, я хочу ознакомиться с предлагаемыми соглашениями в письменном виде!
   - Меньшего я и не ожидал, - улыбнулся Мичейл. - Именно поэтому я просто случайно захватил с собой проект соглашения.
   - "Просто так получилось", верно?
   - Ты знаешь, я всегда был за то, чтобы убить как можно больше виверн одним камнем, - ответил Мичейл. - И, говоря о таком камне, одна из неофициальных причин моего визита - напомнить тебе, что на следующей пятидневке у Стивина день рождения и что Эйликс и Милдрид ждут тебя на ужин.
   - Что? Следующая пятидневка? - моргнул Хаусмин. - Конечно, нет! Разве у него только что не был день рождения?
   - Тот факт, что ты можешь задать этот вопрос, свидетельствует о том, что ты уже не так молод, как тебе кажется, - сказал Мичейл. - Да, на следующей пятидневке. На самом деле, ему будет одиннадцать.
   - Хорошо, почему вы не сказали мне об этом с самого начала? Это гораздо важнее, чем любые заботы о производстве артиллерии! Как вы думаете, сколько у меня крестников? И у вас совсем не неограниченный запас правнуков, не так ли?
   - Нет. - Мичейл покачал головой с легкой улыбкой. - Итак, мне сказать Милдрид, что ты будешь там?
  
   .IV.
   Галеон "Саутуинд", бухта Маргарет; таверна "Грей шип", Хэнт-Таун, графство Хэнт
  
   - Я все еще говорю, что мы должны идти к Эрейстору, - проворчал Тадейо Мантейл, когда галеон "Саутуинд" оставил за кормой затянутое дымом небо Хэнт-Тауна.
   Сэру Стиву Уолкиру потребовалась большая самодисциплина, чтобы не закатить глаза к небу и не произнести никаких искренних молитв о даровании сил. Помог тот факт, что он, по крайней мере, заставил Мантейла наконец согласиться с тем, что пора куда-то идти, а не топтаться на месте в Хэнт-Тауне и ждать, пока Кэйлеб соберется снять ему голову.
   По крайней мере, в некотором роде.
   - Во-первых, - терпеливо сказал он, - капитан не слишком заинтересован в попытке нарушить блокаду любого из портов Эмерэлда. Во-вторых, пройдет не так уж много времени, прежде чем Кэйлеб и Лок-Айленд решат вторгнуться в Эмерэлд. Вы действительно хотите быть там, когда они это сделают?
   - Я не уверен, что его драгоценное вторжение в Эмерэлд пройдет так гладко, - почти раздраженно ответил Мантейл. - Армия Нармана намного более лояльна, чем те предательские ублюдки, которые были у меня.
   - На самом деле меня не волнует, насколько лояльны его войска, по крайней мере, в долгосрочной перспективе, - сказал ему Уолкир. - У него их недостаточно, войска Кэйлеба еще более лояльны к нему, и я сильно подозреваю, что у чарисийских морских пехотинцев будет несколько собственных сюрпризов для Нармана. Почему-то мне кажется маловероятным, что все новые игрушки получил только флот Хааралда.
   Мантейл сердито фыркнул, но, по крайней мере, не стал возражать, и Уолкир пожал плечами.
   - Как я и говорил все это время, Тадейо. На Сэйфхолде не так много людей, чьи головы Кэйлеб хочет получить больше, чем вашу. Куда бы вы ни пошли, это должно быть такое место, куда он вряд ли придет с визитом в ближайшее время. Это не совсем описывает Эмерэлд, и я не думаю, что это будет намного дольше описывать Корисанду. Так что остается только где-то на материке. И если нам все равно придется ехать на материк, то Зион - единственный логичный пункт назначения.
   - Я знаю, знаю! Вы, конечно, достаточно часто объясняли мне свои рассуждения.
   Челюсть Мантейла сжалась, когда он еще раз оглянулся на город, который, как он когда-то думал, будет принадлежать ему всю оставшуюся жизнь. Что и было истинным корнем проблемы, - размышлял Уолкир. - Мало того, что Мантейл был в ярости из-за того, что приз вырвали из его рук, но он был настолько уверен в будущем, что не предусмотрел того исхода, если Чарис действительно выиграет у альянса, созданного храмовой четверкой.
   И я не собираюсь рассказывать ему о том условии, которое я, безусловно, предусмотрел, - еще раз сказал он себе.
   - Ну, мне трудно представить кого-либо, кого канцлер и великий инквизитор будут рады видеть больше, чем вас, - сказал он вместо этого. - Доказательство того, что не все дворяне Кэйлеба поддерживают его богохульство, будет приветствоваться, и я уверен, что они как можно скорее будут готовы поддержать ваши усилия по освобождению графства Хэнт.
   Мантейл снова фыркнул, но уже с посветлевшим выражением лица. Несмотря на свое свирепое настроение, он не был застрахован от размышлений о том, что кошелек Храма был более чем достаточно глубоким, чтобы поддерживать тот стиль его жизни, к которому он привык. При условии, конечно, что он сможет стать для них достаточно ценной фигурой.
   - Что ж, - сказал он наконец, с определенной решимостью поворачиваясь спиной к уменьшающейся перспективе своей бывшей столицы, - я, конечно, не могу спорить ни с чем из этого. И правда в том, - продолжил он с видом человека, делающего чистую правду, - что мне следовало выслушать вас гораздо раньше, чем я это сделал.
   По крайней мере, в этом ты прав, - кисло подумал Уолкир.
   - Нелегко убедить себя сократить свои потери, - сказал он вслух. - Я знаю, что это особенно верно, когда кто-то так долго и усердно работал на графство Хэнт, как вы. Но то, на чем вы должны сосредоточиться сейчас, - это когда-нибудь вернуться снова. И вы, возможно, тоже захотите подумать об этом. Уверен, что вы будете первым чарисийским дворянином, достигшим Зиона, первым уроженцем Чариса, который предложит свой меч на службу Матери-Церкви. Когда, наконец, придет время заменить всех этих предательских, еретических дворян, которые решили отдать свой жребий Кэйлебу и Стейнейру, вы вполне можете оказаться самым старшим из всех доступных кандидатов. Если это так, то Хэнт - это не все, что вы получите в качестве компенсации за свои потери и заслуженной награды за вашу преданность.
   Мантейл снова кивнул, рассудительно, с выражением поистине благородной решимости.
   - Вы правы, Стив. Вы правы. - Он протянул руку и сжал плечо другого мужчины. Он постоял так несколько секунд, затем глубоко вздохнул.
   - Вы правы, - повторил он, - и я не забуду этого, если когда-нибудь придет время, когда смогу вознаградить вас должным образом, я обещаю. Но в то же время, думаю, что пойду вниз. Почему-то, - он невесело улыбнулся, - в данный момент я не очень наслаждаюсь пейзажем.
  
   * * *
   - Черт бы побрал этого трусливого ублюдка! - зарычал Милз Хэлком, наблюдая, как уменьшаются марсели "Саутуинда" на темно-синих водах залива.
   Он стоял у верхнего окна "Грей шип", не слишком процветающей таверны на окраине Хэнт-Тауна. Ее расположение и общая атмосфера запустения не слишком способствовали привлечению клиентов, но, по крайней мере, она лежала в стороне от основной части стрельбы, которая все еще слышалась, пока последние из наемников Тадейо Мантайла пытались выбраться из города. Это было лучшее, что можно было сказать о таверне... и, если быть честным, в данный момент примерно то же самое он мог сказать о своем собственном состоянии. Очень немногие люди узнали бы могущественного епископа Милза, если бы увидели его. Его роскошная, тщательно подстриженная борода исчезла, эффектная седина на висках потемнела от краски, а его изысканно сшитая сутана была заменена на гораздо более простую одежду умеренно преуспевающего фермера или, возможно, мелкого торговца.
   - Конечно, мы уже несколько пятидневок знали, что это произойдет, милорд, - заметил гораздо более молодой человек, стоявший рядом с ним. Отец Алвин Шумей был еще меньше похож на личного помощника епископа Маргарет-Бей, чем Хэлком на епископа, о котором идет речь. - С самого начала было очевидно, что единственная истинная преданность Мантейла - это преданность самому себе.
   - И это должно заставить меня чувствовать себя лучше? - рыкнул Хэлком. Он отвернулся от окна, повернувшись спиной к убегающему галеону, и прямо посмотрел на Шумея.
   - Не "лучше", милорд. - Шумей на самом деле сумел улыбнуться. - Но Писание напоминает нам, что лучше смотреть правде в глаза, а не обманывать себя, выдавая желаемое за действительное, даже от имени Бога.
   Хэлком на мгновение впился в него взглядом, но затем плечи низкорослого вспыльчивого епископа, по крайней мере, немного расслабились, и он состроил гримасу, в которой был хотя бы намек на ответную улыбку.
   - Да, там действительно так сказано, - признал он. - И полагаю, мне нужно постоянно напоминать себе, что избавление от заблуждений - одна из твоих лучших функций, даже если иногда это делает тебя невыносимым молодым выскочкой.
   - Стараюсь, милорд. Выполнять полезную функцию, то есть не быть невыносимым.
   - Знаю, что ты это делаешь, Алвин. - Хэлком легонько похлопал его по плечу, затем глубоко вздохнул с видом человека, намеренно отвлекающего свои мысли от гнева и направляющего их на какое-то более продуктивное занятие.
   - По крайней мере, то, что Мантейл наконец-то ушел, немного упрощает наши собственные варианты, - сказал он. - Обрати внимание, я не сказал, что это улучшает их, только то, что это упрощает их.
   - Простите меня, милорд, но, боюсь, не понимаю, как в наши дни что-то может быть особенно "простым".
   - Проще - это не то же самое, что просто. - Хэлком обнажил зубы в короткой вспышке усмешки. - С другой стороны, нет особых сомнений в том, что если Мантейл не собирается стоять и сражаться, мы тоже не сможем. Не здесь, не сейчас.
   Глаза Шумея слегка расширились. Настойчивость Хэлкома в том, что они могут каким-то образом построить крепость для истинной Церкви здесь, в его епархии, была непреклонна, как камень. Пламенные проповеди, которые он произносил в соборе Хэнт-Тауна, были сосредоточены как на их ответственности, так и на их способности делать именно это.
   - О, не смотри так удивленно, - наполовину пожурил Хэлком. - Никогда не было особой надежды сдержать Кэйлеба и этого проклятого предателя Стейнейра. Однако, если бы я хоть раз признался в этом, Мантейл исчез бы еще раньше. И если надежды на это было мало, все же оставался хотя бы шанс... до тех пор, пока Мантейл не сбежал. Но, как ты сам только что отметил, нет смысла обманывать себя, когда реальность бьет нас по лицу. Ни у кого из других аристократов в епархии тоже нет мужества противостоять Кэйлебу - если предположить, что кто-то из них вообще этого хотел. И, честно говоря, большинство из них этого не хотят. Если уж на то пошло, по крайней мере две трети из них, вероятно, согласны с ним, предательские ублюдки. По крайней мере, они выберут легкий путь и дадут ему все, что он захочет. Вероятно, они полагают, что если - когда - Мать-Церковь в конце концов сокрушит его, они смогут заявить, что поддались только форс-мажорным обстоятельствам, несмотря на их глубокое и искреннее несогласие с его отступничеством. Мантейл был единственным из них, кто не смог бы договориться с Кэйлебом, даже если бы захотел... предполагая, что кто-то каким-то образом смог бы дать ему достаточное количество мужества, чтобы заставить его встать и сражаться. Это настоящая причина, по которой мы с тобой стоим на якоре здесь, в Хэнте, с битвы в проливе Даркос.
   - Я... видите ли, милорд, - медленно произнес Шумей, обнаружив, что в свете признания Хэлкома его мозг перестраивает события последних нескольких месяцев и то, что его епископ должен был сказать о них в то время.
   - Не пойми меня неправильно, Алвин. - Лицо Хэлкома снова посуровело, на этот раз с суровой решимостью. - У меня нет ни малейших сомнений в уме, ни сомнений в моем сердце относительно того, чего Бог, Лэнгхорн и Мать-Церковь ожидают от нас. Единственный вопрос заключается в том, как мы будем выполнять наши задачи. Очевидно, что... уход Мантейла убедительно свидетельствует о том, что создание какого-либо центра открытого сопротивления этой проклятой "Церкви Чариса" здесь, вокруг бухты Маргарет, - не лучший способ сделать это. Так что проблема заключается в том, что мы будем делать дальше.
   - И могу я предположить, что у вас есть ответ на это, милорд?
   - Я думал о том, чтобы бежать в Эмерэлд, - признался Хэлком. - Епископ-исполнитель Уиллис, вероятно, может рассчитывать на то, чтобы предоставить нам убежище, и уверен, что мы могли бы быть полезны ему в Эмерэлде. Но за последние несколько дней я пришел к выводу, что Эмерэлд - тоже не лучшее место для нас.
   - Могу я спросить почему, милорд?
   - На самом деле, по двум причинам. Во-первых, я не слишком уверен, что епископ-исполнитель будет в состоянии предложить кому-либо убежище надолго. - Хэлком поморщился. - С самого начала этот малодушный червяк Уолкир был прав по крайней мере в одном, и это тот факт, что Нарман не сможет долго удерживать Кэйлеба. Хуже того, я очень боюсь, что Нарман строит собственные планы в том, что касается Матери-Церкви.
   - Конечно, нет, милорд!
   - А почему он не должен это делать? - фыркнул Хэлком. - Конечно, не потому, что ты думаешь, будто у него есть какие-то глубоко укоренившиеся моральные принципы, которые помешают ему увидеть те же возможности, которые, очевидно, видел Кэйлеб! Я всегда подозревал, что Нарман был намного умнее, чем он хотел выглядеть для своих врагов. К сожалению, это не обязательно то же самое, что принципиальность, а умный человек без принципов опасен. Очень опасен.
   - Если Нарман надеется достичь какого-либо соглашения с Кэйлебом, каким бы маловероятным это ни казалось, он должен понимать, что Кэйлеб и Стейнейр потребуют, чтобы он присоединился к их открытому неповиновению Матери-Церкви. И если он знает об этом, тогда у него должны быть планы... нейтрализовать все, что епископ-исполнитель Уиллис может попытаться сделать для его остановки. И, если быть до конца честным, тот факт, что в последних письмах епископа-исполнителя ко мне все настаивают на том, что ничего подобного не происходит, только заставляет меня еще больше беспокоиться. При всем моем уважении к епископу-исполнителю, вся его уверенность наводит меня на мысль, что Нарману удалось полностью скрыть свои собственные приготовления. А это значит, что он, скорее всего, добьется успеха, по крайней мере, в краткосрочной перспективе.
   Шумей с ужасом посмотрел на своего начальника, и Хэлком протянул руку и успокаивающе положил ее ему на плечо.
   - Не совершай ошибку, думая, что Кэйлеб и Стейнейр одиноки в своем безумии, Алвин, - мягко сказал он. - Посмотри, как быстро и с каким небольшим сопротивлением все королевство последовало их богохульному примеру. Я не говорю, что гниль распространилась в Эмерэлде так широко и глубоко, как, очевидно, здесь, в Чарисе, но море Чарис и Эмерэлдский пролив недостаточно широки, чтобы яд вообще не попал в Эмерэлд. А Нарман - еще больший раб мирских амбиций, чем Кэйлеб. Он не собирается закрывать глаза на возможность стать хозяином Церкви в Эмерэлде, что бы еще ни случилось. Когда это добавляется ко всему давлению, которому он будет подвергаться со стороны Кэйлеба и Чариса, как можно ожидать чего-либо, кроме того, что он нанесет удар по законной власти Матери-Церкви всякий раз, когда момент покажется ему наиболее благоприятным?
   - Но если это так, мой господин, - сказал Шумей, - тогда на что нам надеяться?
   - У нас есть кое-что гораздо лучшее, чем просто надежда, Алвин. На нашей стороне Сам Бог. Или, скорее, мы на Его стороне. Что бы ни случилось в краткосрочной перспективе, окончательная победа будет за Ним. Любой другой исход невозможен, пока есть люди, которые признают свою ответственность перед Ним и Его Церковью.
   Шумей несколько секунд смотрел на Хэлкома. Затем он кивнул - сначала медленно, а затем сильнее, с большей уверенностью.
   - Вы, конечно, правы, милорд. Что возвращает нас к вопросу о том, что именно мы делаем, поскольку отступление в Эмерэлд кажется гораздо менее привлекательным, чем это было до вашего объяснения. Должны ли мы последовать за Мантейлом в Зион?
   - Нет. - Хэлком покачал головой. - Я много думал об этом. На самом деле, это подводит меня ко второй причине, по которой я решил, что Эмерэлд - не лучшее место для нас. Мы должны быть там, Алвин, где Бог может наилучшим образом использовать нас, и это прямо здесь, в Чарисе. Есть и другие, кому мы понадобимся в королевстве, даже - или, возможно, особенно - в самом Теллесберге. Те, кого ставленники Кэйлеба и Стейнейра назвали "лоялистами Храма". Это те люди, которых нам нужно найти. Им понадобится вся поддержка, которую они смогут получить, и все руководство, которое они смогут найти. Более того, они остаются истинными детьми Божьими в Чарисе, и как добрые овцы они нуждаются - и заслуживают - пастухов, достойных их преданности и веры.
   Шумей снова кивнул, и Хэлком поднял руку в предупреждающем жесте.
   - Не заблуждайся, Алвин. Это еще одно сражение в ужасной войне между Лэнгхорном и Шан-вей. Никто из нас на самом деле не ожидал, что она снова разразится так открыто, конечно, не при нашей собственной жизни, но было бы ошибкой нашей веры отказываться признать это сейчас, когда она постигла нас. И точно так же, как были мученики, даже среди самих архангелов, в первой войне с Шан-вей, будут мученики и в этой. Когда мы отправимся в Теллесберг вместо того, чтобы плыть в Зион, мы попадем в самую пасть дракона, и вполне возможно, что эта пасть сомкнется на нас.
   - Понимаю, милорд. - Шумей спокойно встретил пристальный взгляд епископа. - И я не больше горю желанием умереть, даже ради Бога, чем любой другой человек. Однако, если это то, чего требует от нас Божий план и Мать-Церковь, какой лучшей цели может достичь любой человек?
  
   .V.
   У мадам Анжилик, город Зион, земли Храма
  
   В воздухе, циркулирующем по роскошно обставленным и декорированным апартаментам, витал тонкий аромат. Верхний вентилятор, приводимый в действие слугой в подвале, который терпеливо и бесконечно крутил рукоятку на дальнем конце шкивов и валов, вращался почти беззвучно. Улица снаружи представляла собой широкий проспект с фасадами дорогих домов - хорошо вымощенный и тщательно ухоженный, безупречно подметенный и вымытый каждый день. Птицы и тихо посвистывающие виверны сидели на декоративных грушевых деревьях в широких зеленых островках, вытянувшихся по центру этой улицы, или порхали вокруг кормушек, установленных обитателями этих дорогих резиденций.
   Большинство из этих резиденций были особняками второстепенных ветвей великих церковных династий Зиона. Хотя это определенно был один из фешенебельных районов, он находился достаточно далеко от Храма, чтобы относиться к просто "респектабельным", и многие особняки перешли в другие руки, либо потому, что состояние первоначальных владельцев улучшилось настолько, что они переехали в более стильные кварталы в другом месте, или потому, что это состояние упало настолько, что вынудило их продать.
   Именно так эта конкретная резиденция много лет назад перешла во владение мадам Анжилик Фонда.
   По соседству были такие, которые находили присутствие мадам Анжилик нежелательным, но их было немного, и, как правило, они держали свое мнение при себе, потому что у мадам Анжилик были друзья. Влиятельные друзья, многие из которых даже сегодня остались... клиентами.
   Тем не менее, она также понимала ценность осмотрительности, и ее заведение предлагало такую же осмотрительность своим клиентам, наряду с услугами ее изысканно красивых и хорошо обученных молодых леди. Даже те, кто сожалел о ее присутствии среди них, понимали, что заведения, подобные этому, были необходимой и неизбежной частью города Зиона, и, в отличие от некоторых более убогих заведений, по крайней мере, мадам Анжилик не допускала азартных игр или пьяных дебошей. В конце концов, ее клиентура состояла только из высших эшелонов церковной иерархии.
   Она почти наверняка была одной из самых богатых женщин во всем городе. Действительно, она могла бы быть самой богатой женщиной с точки зрения ее собственной личной ценности, а не ее положения в одной из великих церковных семей. Ходили упорные слухи, что до того, как она выбрала свое призвание и сменила имя, она могла претендовать на членство в одной из этих семей, хотя на самом деле никто в это не верил. Или не был готов признать это, если бы поверил.
   В сорок пять ее собственные трудовые будни остались позади, хотя она сохранила стройную фигуру и большую часть восхитительной красоты, которые сделали ее столь успешной до того, как она продвинулась в ряды руководства. С другой стороны, ее феноменальный успех зависел не только от физической красоты или атлетизма в постели, хотя она в избытке обладала обоими этими качествами. Однако, что еще более важно, Анжилик Фонда обладала также острым, проницательным умом, сочетающимся с живым чувством юмора, отточенной наблюдательностью, искренним чувством сострадания и способностью с остроумием и обаянием отстаивать свою точку зрения в любой дискуссии, независимо от темы.
   Многие одинокие епископы, архиепископы или даже викарии на протяжении ряда десятилетий пользовались ее изысканным обществом. Если бы она была из тех женщин, которые склонны вмешиваться в политику, многочисленные и разнообразные церковные секреты, которые были ей доверены за те же годы, стали бы разрушительным оружием. Однако это была опасная игра, и мадам Анжилик была слишком мудра, чтобы играть в нее.
   Кроме того, - спокойно подумала она, глядя на тихий район за окном, - у нее было лучшее применение большинству этих секретов.
   - Вы посылали за мной, мадам?
   Она отвернулась от окна, грациозно взмахнув прозрачными юбками и шелестя шелком по атласной коже. Несмотря на свой возраст, она продолжала излучать ауру чувственности, зрелое ощущение собственной страстной натуры, с которой не смогла бы сравниться ни одна девушка. Казалось, она не могла перестать двигаться грациозно, даже если бы захотела, и в глазах простовато одетой служанки, стоявшей в дверях, промелькнуло что-то похожее на зависть.
   - Да, Эйлиса, - сказала мадам Анжилик. - Пожалуйста, входите.
   Вежливость Анжилик, даже со своими слугами, была естественной и инстинктивной, но никогда не возникало вопроса, кто здесь хозяйка, а кто прислуга. Эйлиса подчинилась вежливому приказу, взяла свою сумку для шитья и закрыла за собой дверь.
   - Боюсь, у меня есть несколько мелких ремонтных работ, - сказала Анжилик, слегка повысив голос, пока дверь закрывалась.
   - Конечно, мадам.
   Дверь захлопнулась, и выражение лица мадам Анжилик изменилось. Спокойный, элегантный вид превосходства исчез, а ее выразительные глаза, казалось, углубились и потемнели, когда она протянула руки. Эйлиса мгновение смотрела на нее, а затем ее собственный рот сжался.
   - Да, - тихо сказала Анжилик, взяв руки другой женщины в свои и крепко сжав их. - Это подтвердилось. Послезавтра, через час после рассвета.
   Эйлиса глубоко вздохнула, и ее руки в ответ сжали руку Анжилик.
   - Мы знали, что это должно было произойти, - тихо сказала она, и ее голос изменился. Акцент служанки низшего класса исчез, превратившись в четкую, почти текучую дикцию одной из самых престижных школ земель Храма, и какое-то неопределимый сдвиг в позе тела отразил это изменение.
   - Я все еще надеялась, - ответила Анжилик, ее глаза заблестели. - Конечно, кто-то мог бы просить о помиловании для него!
   - Кто? - глаза Эйлисы были жестче и суше, чем у Анжилик, но в них также было больше гнева. - Круг не мог. Чего бы я ни хотела, я всегда знала это и почему. А если они не могли, то кто еще осмелился бы на это? Его собственная семья - даже его собственный брат! - либо проголосовали за утверждение приговора, либо воздержались "из-за давних уз привязанности" между ними. - Она выглядела так, как будто хотела плюнуть на блестящий деревянный пол камеры. - Трусы. Все они трусы!
   Анжилик на мгновение крепче сжала ее руки, затем отпустила их и обняла ее одной рукой.
   - Это был великий инквизитор, - сказала она. - Никто из них не осмелился бросить ему вызов, особенно после того, что чарисийцы сделали с флотом вторжения... и после того, как Кэйлеб назначил Стейнейра его преемником, а Стейнейр отправил то ужасное письмо великому викарию. Весь совет в ужасе, хотят они это признавать или нет, и Клинтан полон решимости дать им столько крови, сколько они хотят.
   - Не оправдывайся перед ними, Анжилик, - мягко сказала Эйлиса. - Не оправдывайся даже перед ним.
   - Он никогда не был плохим человеком, - сказала Анжилик.
   - Нет, не плохой человек, только продажный. - Эйлиса сделала еще один глубокий вдох, и ее нижняя губа на мгновение задрожала. Затем она почти сурово встряхнулась. - Они все продажны, и именно поэтому ни один из них не встал бы на его защиту. В Писании сказано, что все люди пожинают то, что посеяли, а он никогда не сеял ничего достаточно сильного, чтобы устоять перед лицом этой бури.
   - Нет, - печально согласилась Анжилик, затем расправила плечи, подошла к креслу у окна и вытянулась вдоль него, прислонившись спиной к мягкому подлокотнику с одного конца, откуда она могла снова смотреть на умиротворяющее спокойствие улицы.
   Эйлиса последовала за ней и слегка улыбнулась, увидев висящими три платья, готовые к починке. Если только она не ошиблась в своих предположениях, Анжилик намеренно порвала по крайней мере два из них, но это было типично для нее. Когда она вызвала швею, чтобы починить поврежденную одежду, одежда, о которой идет речь, не была действительно повреждена... Однако так получилось.
   Эйлиса открыла свою сумку и начала доставать иголки, нитки, ножницы и наперстки... Все это, кроме ниток, - с иронией подумала она, - было сделано в Чарисе. Одной из причин, побудивших Анжилик предложить ей свою нынешнюю роль, был тот факт, что она на самом деле была необычайно искусной швеей. Конечно, это было потому, что это было хобби богатой женщины, а не потому, что служанка зарабатывала на жизнь.
   Эйлиса села в гораздо более скромное, но все же удобное кресло и начала работать над первым платьем, в то время как Анжилик продолжала задумчиво смотреть в окно. Несколько минут прошло в тишине, прежде чем Анжилик пошевелилась и повернула голову, подперев подбородок поднятой ладонью и посмотрев на Эйлису.
   - Ты собираешься рассказать мальчикам? - тихо спросила она, и игла Эйлисы на мгновение замерла. Она посмотрела на нее, закусив губу, затем покачала головой.
   - Нет. Пока нет. - Ее ноздри раздулись, и она снова начала накладывать аккуратные, идеальные стежки. - Конечно, в конце концов им придется узнать. И Тимити, я думаю, уже подозревает, что происходит. Но я не рискну рассказать им, пока не увезу их в безопасное место. Или, по крайней мере, - она улыбнулась с горьким, бесплодным юмором, - в более безопасное место.
   - Я могла бы доставить тебя на борт корабля завтра. - Заявление Анжилик прозвучало неуверенно, но Эйлиса снова покачала головой.
   - Нет. - Ее голос был более резким. - Это был не очень хороший брак во многих отношениях, но он мой муж. И в конце своей жизни, я думаю, возможно, он наконец-то отыскал хотя бы след человека, который, как я всегда знала, был скрыт где-то глубоко внутри него. - Она посмотрела на Анжилик, ее глаза наконец наполнились слезами. - Я не брошу этого человека, если он, наконец, нашел его.
   - Это будет ужасно, - предупредила Анжилик. - Ты это знаешь.
   - Да, знаю. И я хочу запомнить это. - Лицо Эйлисы посуровело. - Я хочу иметь возможность рассказать им, как это было, что они сделали с ним во имя Бога. - Последние два слова сочились кислотой, и Анжилик кивнула.
   - Если это то, чего ты хочешь, - мягко сказала она.
   - Я хочу иметь возможность рассказать им, - повторила Эйлиса.
   Анжилик смотрела на нее всего несколько секунд, затем улыбнулась со странной смесью нежности, печали и воспоминаний.
   - Как жаль, что он никогда не знал, - сказала она. Эйлиса посмотрела на нее, как будто озадаченная очевидной сменой темы.
   - Знал что?
   - Не знал о нас. Не знал о том, как долго мы знаем друг друга, о том, что мы продолжали надеяться увидеть в нем. Было так трудно удержаться, чтобы просто не взять его за ворот сутаны и не попытаться вколотить в него немного здравого смысла!
   - Мы не могли так рисковать. Ну, ты бы не смогла. - Эйлиса вздохнула. - Возможно, я могла бы. Возможно, мне следовало бы это сделать, но он всегда был слишком занят игрой. Он никогда не слышал меня, когда я бросала намек, никогда не признавал предложения. Они просто прошли мимо него, и я боялась быть слишком откровенной. И, - настала ее очередь печально улыбнуться, - я всегда думала, что время еще будет. Я никогда не думала, что он может дойти до этого.
   - Я тоже, - сказала Анжилик и откинулась на спинку сиденья у окна, сложив руки на коленях.
   - Я буду скучать по твоим письмам, - сказала она.
   - Лисбет займет мое место, - сказала Эйлиса. - Ей потребуется несколько месяцев, чтобы полностью согласовать все условия доставки, но она знает, что делать.
   - Я говорила не об этом. - Анжилик криво улыбнулась. - Я говорила о твоих письмах. Знаешь, многие другие действительно припоминают мне мое прошлое. Те, кто вообще знает об этом. Ты никогда этого не делала.
   - Конечно, я этого не делала. - Эйлиса тихо, мягко рассмеялась. - Я знаю тебя с тех пор, как тебе было меньше года, Анжилик! И твое "прошлое" - это то, что сделало тебя такой эффективной.
   - Но иногда было так странно обсуждать его с тобой, - задумчиво сказал Анжилик.
   - Да, так и было. Иногда. - Эйлиса снова склонилась над своим шитьем. - Во многих отношениях ты была больше его женой, чем я когда-либо. После рождения мальчиков ты, конечно, видела его больше, чем я.
   - Тебя это возмутило? - голос Анжилик был тихим. - Знаешь, я никогда не осмеливалась спросить тебя об этом.
   - Меня возмущал тот факт, что властные игры, в которые он играл здесь, в Зионе, были для него важнее, чем его семья, - ответила Эйлиса, не отрываясь от своей работы. - Меня возмущал тот факт, что он искал утешения в борделях. Но это был его мир, тот, в котором он родился. Это не твоя вина и не твоих рук дело, и я никогда не обижалась на тебя.
   - Я рада, - тихо сказала Анжилик. - Я рада, Эйдорей.
  
   .VI.
   Хэнт-Таун, графство Хэнт, королевство Чарис
  
   Капитан сэр Данкин Йерли стоял на юте КЕВ "Дестини", заложив руки за спину, и наслаждался свежим предрассветным воздухом бухты Маргарет. Небо на востоке, за темной, все еще почти невидимой громадой Земли Маргарет, становилось бледно-золотым и лососевым, а тонкие полосы облаков казались высоким голубым дымом на фоне все более бледных небес. Луна все еще была едва видна, выглядывая из-за края западного горизонта, но звезды почти исчезли, и бриз гнал "Дестини" вперед со скоростью пять или шесть узлов, при всех парусах, поднятых вплоть до брам-стенег.
   Йерли гордился своим командованием. Пятидесятичетырехпушечный галеон был одним из самых мощных военных кораблей в мире, и Йерли командовал им менее пяти пятидневок. Его предыдущий корабль, галера "Куин Жессика", отличился в битве при проливе Даркос, и "Дестини" был его наградой. Он подозревал, что корабль достался бы кому-то другому, несмотря на его боевые заслуги, если бы он также не провел два с половиной года, командуя торговым галеоном. В конце концов, офицеры военно-морского флота, имеющие опыт обращения с квадратным такелажем вместо галер, были не таким уж обычным явлением.
   Так тому и быть, - самодовольно подумал он. - Его старший брат думал, что трехлетний перерыв на причалах торгового флота станет поцелуем смерти для его военно-морской карьеры, но он ошибался. Я сказал ему, что опыт службы в торговом флоте пойдет на пользу верховному адмиралу, придаст мне тот "всесторонне развитый" вид, который он всегда так рад видеть. Конечно, я должен признать, что не ожидал, что это будет выглядеть хорошо по тем причинам, по которым это было на самом деле. Кто бы мог подумать, что галеоны сделают галеры устаревшими?
   Его брат, конечно, не ожидал этого... Вот почему Аллейн вернулся к обучению, чтобы научиться обращаться с галеонами, в то время как Данкин получил "Дестини". Он старался не злорадствовать слишком сильно всякий раз, когда сталкивался со своим любимым братом. Действительно, он это сделал!
   Губы сэра Данкина дрогнули при этой мысли, и он набрал полную грудь воздуха, поражаясь тому, каким чудесным казался мир в это прекрасное утро.
   Прозвенел корабельный колокол, отбивая полчаса, и сэр Данкин оглянулся на набирающий силу рассвет. Земля по левому борту оставалась голубой загадкой, выпуклой на фоне утреннего неба, когда солнце начало подниматься над краем мира, но она начинала становиться более заметной. Пройдет совсем немного времени, прежде чем Йерли сможет начать разбираться в деталях, и он почувствовал укол чего-то очень похожего на сожаление. В течение часа на его тихий ют вторгнутся другие, а через несколько часов после этого "Дестини" снова станет пленником своего якоря и суши.
   И останется в таком состоянии на следующие три пятидневки... или даже дольше, если окажется, что пассажиру Йерли понадобятся услуги его корабля или его морских пехотинцев.
   Не глупи, - строго сказал он себе. - Знаешь, на самом деле это не твой корабль. Король Кэйлеб достаточно любезен, чтобы одолжить его тебе и даже заплатить за то, чтобы ты командовал им, но взамен он ожидает, что ты будешь время от времени выполнять для него случайную работу. Возможно, это неразумно с его стороны, но так оно и есть.
   Он снова улыбнулся, затем повернулся, чтобы посмотреть на вахтенного мичмана, стоявшего у борта справа, чтобы предоставить своему капитану единоличное владение наветренной частью юта.
   - Мастер Эплин-Армак! - позвал он.
   - Да, сэр?
   Мичман рысцой пробежал по настилу палубы, и Йерли подавил желание покачать головой в знакомом замешательстве. Молодой Гектор Эплин был самым молодым из мичманов "Дестини", но все пятеро остальных, включая парней на целых шесть лет старше его, подчинялись ему почти автоматически. К его чести, он, казалось, совершенно не осознавал их отношения. Конечно, это было не так, что только заставило Йерли думать о нем лучше из-за того, как он вел себя. Мальчику, которому только что исполнилось двенадцать, было нелегко устоять перед искушением заставить семнадцатилетних или восемнадцатилетних плясать под его дудку, но именно это и сделал мичман Эплин.
   Только, конечно, на самом деле это был не "мичман Эплин". В эти дни юношу должным образом величали "мастер мичман его светлость герцог Даркос Гектор Эплин-Армак".
   В случае с Эплином король Кэйлеб применил древнюю, чисто чарисийскую традицию. Насколько было известно Йерли, ни одно другое королевство на всем Сэйфхолде не придерживалось чарисийской практики принятия простолюдинов в королевский дом в знак признания выдающихся заслуг перед короной и королевским домом. Только простолюдины могли быть усыновлены таким образом (именно так несколько поколений назад было создано графство Лок-Айленд, - размышлял Йерли), и они становились членами королевского дома во всех смыслах. Единственным ограничением было то, что они и их дети стояли вне очереди наследования. Кроме того, молодой Эплин-Армак имел преимущество перед всеми другими аристократами Чариса, за исключением столь же молодого герцога Тириэна, и любые дети, которых он когда-нибудь произведет на свет, также будут членами королевского дома.
   Лично Йерли был совершенно уверен, что юноша был рад тому, что его как можно быстрее снова отправили в море. На флоте существовала традиция, согласно которой старший офицер никогда не использовал титул младшего офицера, если младший офицер, о котором идет речь, был пэром королевства, чей титул имел приоритет над титулом старшего офицера, о котором идет речь. Вместо этого применялось его военно-морское звание, и поскольку титул молодого Эплин-Армака имел приоритет над титулом любого старшего офицера королевского флота, включая верховного адмирала Лок-Айленда, он мог довольно легко вернуться к гораздо более удобной роли простого "мастера мичмана Эплин-Армака", что было для него огромным облегчением.
   Конечно, в чисто общественных случаях правила были другими. Это, вероятно, означало, что хорошо, когда у экипажа королевского корабля было мало возможностей пообщаться на берегу. И Йерли намеревался позаботиться о том, чтобы герцог проводил как можно больше этих редких светских мероприятий именно на борту корабля.
   Давайте пощадим мальчика, насколько сможем, по крайней мере, до тех пор, пока ему не исполнится, скажем, четырнадцать. Самое меньшее, что мы можем сделать, это дать ему время закончить обучение правильным манерам за столом, прежде чем ему придется ужинать с другими герцогами и князьями!
   Что просто оказалось одним из тех занятий, когда Йерли лично обучал мальчика.
   Эплин-Армак закончил пересекать палубу и коснулся левого плеча, отдавая честь. Йерли серьезно ответил тем же, затем мотнул головой в сторону неуклонно проступающей земли по левому борту.
   - Спуститесь вниз, если хотите, мастер Эплин-Армак. Передайте мои наилучшие пожелания графу и сообщите ему, что мы войдем в гавань Хэнт-Тауна, как и планировалось.
   - Есть, есть, сэр!
   Эплин-Армак снова отдал честь и направился к кормовому люку.
   Он двигался не как двенадцатилетний ребенок, - подумал Йерли. Возможно, это было одной из причин, по которой старшим мичманам было так легко принять его как равного. Эплин-Армак был худощавым юношей, которому никогда не суждено было стать особенно высоким или широкоплечим, но он, казалось, не осознавал этого. Была уверенность, ощущение того, что он знает, кто он такой, несмотря на его совершенно очевидный постоянный дискомфорт из-за возвеличивающего его патента на благородство. Или, возможно, дело было просто в том, что, в отличие от тех других мичманов, юный Эплин-Армак знал, что ему больше никогда в жизни не придется столкнуться с чем-то худшим, чем то, что уже случилось с ним на борту КЕВ "Ройял Чарис".
   Полагаю, - мрачно подумал Йерли, - что, когда твой собственный король умирает у тебя на руках, это помогает тебе взглянуть на остальной мир в перспективе.
  
   * * *
   Человек, который все еще считал себя полковником королевской чарисийской морской пехоты Хоуэрдом Брейгартом, но пока не графом Хэнтом, стоял у фальшборта "Дестини", пока капитан Йерли осторожно вел свое судно через переполненные воды гавани. Обычно это не было бы такой уж сложной задачей, но, насколько мог судить Брейгарт, каждый квадратный ярд поверхности гавани был занят парусной шлюпкой, катером, весельной лодкой, яликом или плотом... и каждое из этих ветхих судов было заполнено приветствующими, кричащими гражданами Хэнт-Тауна.
   - Кажется, они рады видеть вас, милорд, - заметил лейтенант Робейр Макилин, четвертый лейтенант "Дестини". Как самый младший офицер Йерли, Макилин был назначен помощником Брейгарта на борту корабля. Он был представительным молодым человеком во многих отношениях, хотя Брейгарт не мог полностью избавиться от подозрения, что Макилин был одним из тех людей, которые отслеживали одолжения, оказанные ему начальством.
   - Я хотел бы верить, что это была спонтанная демонстрация их глубокой привязанности ко мне и моей семье, - сухо ответил недавно признанный граф, повысив голос, чтобы его было слышно сквозь поток голосов. - С другой стороны, у меня было достаточно сообщений о пребывании Мантейла в графстве, чтобы знать, что это такое на самом деле. И, честно говоря, подозреваю, что они так же бурно приветствовали бы любого, кто собирался заменить жалкую задницу этого ублюдка здесь, в Хэнт-Тауне.
   - Вероятно, в этом есть доля правды, милорд, - признал Макилин через мгновение.
   - В этом есть доля правды Шан-вей, - прямо сказал Брейгарт, который полагал, что ему действительно следует начать думать о себе как о графе Хэнте. - И через несколько месяцев, когда я не смогу волшебным образом исправить все, что испортил Мантейл, я, вероятно, буду намного менее популярен среди моих любимых подданных.
   На этот раз Макилин, очевидно, не знал точно, что сказать. Он ограничился кивком и легким полупоклоном, затем извинился, пробормотав что-то о своих обязанностях. Брейгарт - Нет, черт возьми, Хэнт, болван ты эдакий! - смотрел ему вслед с некоторым весельем.
   Не хотел рисковать, соглашаясь со мной, эй, мастер Макилин? - насмешливо подумал он. Затем он повернул голову, когда кто-то еще подошел к фальшборту рядом с ним, глядя на усеянные людьми воды гавани.
   - Доброе утро, ваша светлость, - сказал граф, и Гектор Эплин-Армак поморщился.
   - Доброе утро, милорд, - ответил он, и Хэнт усмехнулся его тону.
   - Все еще не очень удобен, не так ли, ваша светлость?
   - Милорд? - Эплин-Армак поднял на него глаза, и Хэнт снова засмеялся, на этот раз громче.
   - Титул, парень, - сказал он через мгновение, его голос был достаточно тихим, чтобы убедиться, что никто другой не услышал неформальности. - Раздражает, не так ли? Кажется, что он должен принадлежать кому-то другому?
   Мичман продолжал смотреть на него несколько мгновений. Хоуэрд Брейгарт не был исключительно высоким, но он был мускулистым, подтянутым мужчиной, который почти двадцать лет служил в морской пехоте. По сравнению с худощавым мальчиком рядом с ним, он был плотным, коренастым и наблюдал за эмоциями, промелькнувшими на лице Эплин-Армака. Затем мичман кивнул.
   - Так и есть, милорд, - признал он. - Капитан Йерли работает надо мной, но во всем моем роду никогда не было ни одного дворянина. Даже простого рыцаря, насколько я знаю! Что я знаю о том, чтобы быть "герцогом королевства"?
   - Вероятно, немного меньше, чем я знаю о том, чтобы быть графом, - сказал Хэнт с усмешкой. - Что, если быть откровенным, означает, что ни одной проклятой Шан-вей вещи!
   - Даже меньше, - сказал ему Эплин-Армак с кривой усмешкой.
   - Ну, думаю, нам обоим придется привыкнуть к этому, ваша светлость. - Хэнт оглянулся через гавань на несколько потрепанную набережную Хэнт-Тауна. В последнем сражении с брошенными наемниками Мантейла произошел не один пожар, и под утренним солнцем стены по меньшей мере полудюжины выпотрошенных складов выглядели мрачными и обугленными.
   Еще одна вещь, которую нужно восстановить, - подумал он.
   - Но, по крайней мере, вы всегда знали, что являетесь преемником, милорд, - заметил Эплин-Армак, и Хэнт кивнул.
   - Что я и знал. Но, честно говоря, я никогда не ожидал, что все пятеро братьев, сестер и кузенов, стоящих между мной и титулом, встанут и умрут до меня. Если уж на то пошло, я никогда этого не хотел. - Он покачал головой с мрачным выражением лица. - Я так и не смог убедить этого идиота Мантейла, что мне не нужен этот чертов графский титул. Думаю, именно поэтому он так старался, чтобы меня убили, даже после того, как Церковь дала ему титул вместо меня. Он никогда не понимал, что единственная причина, по которой я оспаривал его претензии, заключалась в том, что я просто не мог стоять в стороне и смотреть, как кто-то вроде него разрушает все. Говоря откровенно, это именно то, на что он потратил последние пару лет.
   Гектор Эплин-Армак сомневался, что очень многие люди поверят заявлению графа о том, что он никогда на самом деле не хотел этого титула. Эплин-Армак, с другой стороны, действительно поверил ему.
   - Я помню кое-что, что король - я имею в виду короля Хааралда - сказал мне однажды, милорд, - сказал он ветерану с седой бородой, стоящему рядом с ним. - Он сказал, что на самом деле есть только два типа офицеров - или дворян. Один чувствует, что остальной мир должен ему что-то из-за того, кем он был; другой чувствует, что он должен остальному миру все из-за того, кем он был. Я знаю, каким человеком был его величество. Думаю, вы из того же сорта.
   - Это комплимент, которым я буду дорожить, ваша светлость, - сказал Хэнт, снова глядя на подростка с серьезным лицом рядом с ним. - И, если ты простишь меня за то, что я так говорю, думаю, что я тоже знаю, каким ты окажешься.
   - Во всяком случае, собираюсь попытаться, - ответил Эплин-Армак. - И у меня был хороший пример. Лучший пример.
   - Да. Да, был, - согласился Хэнт, и на мгновение он решил, что весь надлежащий протокол, который он и молодой Эплин-Армак все еще изучали, может пойти к черту. Он протянул руку, обняв эти прямые, стройные плечи, и они вдвоем встали бок о бок, глядя на ликующие, кричащие лица безымянных подданных, которым он был так многим обязан.
  
   .VII.
   Королевский дворец, город Теллесберг, королевство Чарис
  
   - Итак, Мерлин, что интересного ты видел в последнее время?
   Король Кайлеб криво улыбнулся, когда он и его личный телохранитель стояли на балконе дворца, пока опускалась ночь. Кэйлеб часто ел в своих покоях, и его камердинер, Галвин Дейкин, только что закончил следить за тем, как убирали стол после ужина. Он скоро вернется, чтобы проследить за приготовлениями Кэйлеба ко сну. Ни Кэйлеб, ни его отец никогда не видели причин содержать армию личных слуг, требовавшихся некоторым другим правителям, особенно на материке, для обслуживания каждой их нужды, но Дейкин был с Кэйлебом с тех пор, как он был мальчиком. Отучить его от привычки проверять, почистил ли "молодой хозяин" зубы перед сном, было гораздо более сложной задачей, чем просто иметь дело с храмовой четверкой!
   Теперь Кэйлеб с нежным раздражением покачал головой, затем глубоко вздохнул, когда они с Мерлином смотрели на его столицу. Что бы ни происходило в Храме, и что бы ни происходило в залах дипломатии по всему Сэйфхолду, набережная Теллесберга была оживленным ульем. Уничтожение флотов их врагов освободило торговые суда, которые стояли у причалов или на якоре в бездействующем порту, пока они пережидали войну. Теперь все владельцы этих судов отчаянно пытались вывести их обратно в море с грузами, которые скопились на складах Теллесберга. И возможность того, что порты Хэйвена и Ховарда могут быть закрыты для них, несомненно, сыграла свою роль в их мышлении, - подумал Мерлин. - Они хотели, чтобы их грузы были доставлены, проданы и оплачены до того, как будет объявлено какое-либо эмбарго.
   Будет интересно посмотреть, оправдаются ли прогнозы Хаусмина о моделях торговли, - размышлял он.
   - На самом деле, я видел довольно много "интересных вещей", - сказал он вслух мягким тоном. - Я планирую написать о большинстве из них для Бинжэймина. Полагаю, вы хотите краткую версию?
   - Правильно предполагаешь.
   Кэйлеб повернулся, прислонился спиной к балюстраде балкона высотой по пояс и оперся на нее локтями, чтобы посмотреть на Мерлина. Он никогда не слышал о самонаводящихся автономных разведывательно-коммуникационных платформах и никогда не слышал о почти микроскопически маленьких сенсорах-паразитах, которые может установить такой снарк. Но, как и его отец до него, он привык полагаться на точность "видений" Мерлина. И, в отличие от большинства других людей, которые знали об этих видениях, у Кэйлеба было очень проницательное представление о том, что в них не было ничего особенно "чудесного", хотя была небольшая упомянутая Мерлином проблема, что они нарушали Запреты Джво-дженг. Что, чудесно это или нет, сделало бы их - и Мерлина - анафемой в глазах инквизиции.
   Продолжать принимать помощь Мерлина после обнаружения этого незначительного факта было не самым легким поступком, который Кэйлеб Армак когда-либо делал в своей жизни, но он был не более склонен, чем его отец, оглядываться назад и пересматривать свои решения.
   - С чего бы вы хотели, чтобы я начал? - вежливо спросил Мерлин.
   - Ну, полагаю, ты мог бы начать с королевы Шарлиэн. Если, конечно, ты не хочешь рассказать мне о чем-то более интересном.
   Выражение лица Кэйлеба было почти таким же резким, как и его тон, и Мерлин усмехнулся. Предполагалось ли это государственным браком или нет, Кэйлеб заметно нервничал из-за реакции чисхолмской королевы на его предложение. Тот факт, что он никогда даже не видел ее портрета, похоже, не уменьшал его внутренних бабочек и не улучшал его поведение.
   Он действительно очень молод для правящего короля, не так ли? - задумался Мерлин. Затем его смешок затих. - И он слишком молод, чтобы заключать хладнокровный политический брак. Конечно, думаю, он будет приятно удивлен, когда наконец-то увидит ее.
   - На самом деле, - сказал он, - считаю, что она очень тщательно обдумывает эту идею. И, как я подозреваю, благосклонно, хотя в данный момент она не распространяется об этом. Она открыто не выдавала себя тем или иным образом, даже с Грин-Маунтином, а из всего ее окружения он ближе всех напоминает отца. Но она проводила довольно много времени в своей комнате, перечитывая ваши письма. И, - сапфировые глаза Мерлина заблестели, - она также потратила немало времени, разглядывая ваш портрет, который мы послали.
   - О, Боже! - Кэйлеб закатил глаза. - Я знал, что никогда не должен был позволять тебе и Рейджису уговаривать меня послать ей эту штуку! Если она думает, что это абсолютно бессмысленное выражение лица является точным отражением моих мыслительных процессов, она побежит в другую сторону так быстро, как только сможет - вероятно, с криками на ходу!
   - Чепуха! - бодро сказал Мерлин. - Я сам думаю, что там очень хорошее сходство. Конечно, я не молодая и красивая принцесса.
   По крайней мере, больше нет, - мысленно добавил он. - Но поверьте мне, Кэйлеб. Вы, очевидно, не лучший судья в том, как любая женщина отреагирует на этот портрет. И пусть даже не особенно красивый.
   - Ты хочешь сказать, что это так? - Несмотря на легкий тон Кэйлеба, Мерлин знал, что вопрос был более серьезным, чем юный король хотел признать, и он решил сжалиться над молодым человеком.
   - Если быть до конца честным, я бы не сказал, что она "красавица", Кэйлеб. Однако она необычайно привлекательная молодая женщина, и очень сомневаюсь, что какой-либо мужчина мог бы придраться к ее фигуре или к тому, как она себя ведет. И если она не писаная красавица, то у нее есть нечто гораздо более важное: характер и интеллект. Вы говорите не о хорошенькой куколке, поверьте мне. Я сильно подозреваю, что большинство людей забывают, что она не красива, когда проводят много времени в ее обществе... и когда она войдет в года, это будет так же верно, как и сейчас.
   - Действительно? - Что-то в голосе Мерлина подсказало Кэйлебу, что он был совершенно искренен, и король соответственно ослабил свою собственную бдительность. - Это правда, Мерлин? Ты не просто пытаешься заставить меня чувствовать себя лучше из-за этого?
   - Это правда, Кэйлеб. На самом деле, судя по тому, что я видел о Шарлиэн, она почти наверняка лучшая из возможных пар, которую вы могли бы найти. О, думаю, Рейджис, вероятно, прав, когда говорит, что вам не нужно жениться на ней, чтобы втянуть Чисхолм в союз с Чарисом. Правда в том, что вам обоим больше некуда идти, и я уверен, что логика этого будет столь же убедительна для Шарлиэн и ее советников, как и для вас с Рейджисом.
   - Где, я думаю, он ошибается, так это в своем аргументе о том, что вам не следует спешить связывать себя обязательствами, потому что ваша... скажем так, семейная доступность - это такая ценная дипломатическая карта. Это может быть правдой при нормальном ходе политики, но в данном случае, полностью игнорируя тот факт, что вам нужно как можно быстрее произвести на свет собственного наследника, на ком бы вы женились? На дочери Гектора Айрис? Из нее получилась бы грозная королева Чариса, и она, вероятно, так же умна, как Шарлиэн, но в конце концов вы ни за что не смогли бы избежать яда в своем бокале с вином. Или, что насчет старшей дочери Нармана, княжны Марии? Она тоже умна, хотя и не настолько, как Шарлиэн или Айрис, но она также очень привязана к своему отцу. Если в итоге он станет на голову или около того короче, она вам этого не простит. И, честно говоря, не думаю, что вам понадобится династический брак, чтобы удержать Эмерэлд в узде после завоевания.
   - После завоевания, - повторил Кэйлеб. - Мне нравится, как это звучит, даже если я подозреваю, что все демонстрируют слишком большую беспечную уверенность в нашей способности побить Нармана в любое время, когда нам захочется. Но возвращаясь к Шарлиэн...?
   - Я просто говорю, что вам нужно понять, что эта молодая женщина может многое предложить вам, если вы достаточно умны, чтобы сделать ее своим партнером, а не просто женой. Из того немногого, что ваш отец когда-либо говорил мне о вашей матери, думаю, что у них, вероятно, был такой брак, который вам нужно заключить, если она скажет "да". Никогда не совершайте ошибку, думая об этом как о простой сделке по оформлению альянса, Кэйлеб. Прислушивайтесь к этой женщине. Несмотря на ее рождение, никто не вручал ей трон, и, насколько я могу судить, никто не ожидал, что она сохранит его. Но она все еще на нем, а мужчины, которые думали, что могут контролировать ее или узурпировать ее трон, - нет. Она сама по себе грозная сила, даже если храмовая четверка совершила ошибку, слишком легкомысленно отнесшись к ней и всему ее королевству, и думаю, что ваши враги обнаружат, что вы двое вместе будете гораздо более опасной комбинацией, чем были бы по отдельности.
   - Это именно то, на что я надеюсь, - тихо сказал Кэйлеб.
   - Ну, я, конечно, не могу сказать наверняка, но если бы я был игроком, делающим ставки, то сказал бы, что шансы на то, что она согласится, велики. Это имеет так много смысла во многих отношениях, и это действительно отвечает на вопрос о том, будут ли Чарис и Чисхолм оба серьезно привержены союзу между ними.
   - И за то, чтобы раздавить песчаную личинку, которая лежит между нами, - голос Кэйлеба был значительно жестче, чем раньше. - Я тоже этого хочу, Мерлин. Я хочу этого так сильно, что чувствую его вкус.
   - Больше, чем вы хотите Эмерэлд? - Мерлин бросил вызов нейтральным тоном, и Кэйлеб рассмеялся.
   - Хорошо, я хочу Эмерэлд. По многим причинам. Я не забыл, кто помог Калвину нанять убийц, которые пытались убить меня. И, если рассуждать логически, Эмерэлд гораздо более ценен для нас... и он гораздо более опасная отправная точка для будущих нападений на нас. Не говоря уже о том, что Эмерэлд, в отличие от Корисанды, очень естественно и аккуратно вписывается в нашу сферу торговли и развития. Но, судя по всему, что ты сказал, по всему, что сообщили нам шпионы Бинжэймина, Гектор всегда был главной движущей силой против нас.
   - Я бы не стал заходить так далеко, - сказал Мерлин. - Признаю, что он гораздо более хладнокровный и амбициозный человек, чем Нарман. На самом деле, он странный парень во многих отношениях. Дома его можно назвать добрым тираном; он не потерпит никаких посягательств на свою власть, и он совсем не прочь заявить об этом... твердо, но он дает своему народу действительно хорошее правление. Не совершайте ошибку, Кэйлеб, думая, что он не пользуется особой популярностью у своего народа. Но когда дело доходит до внешней политики, это совершенно другой человек, которым движут амбиции, и он не видит абсолютно никаких причин беспокоиться о таких мелочах, как мораль.
   - Честно говоря, думаю, что враждебность Нармана к Чарису во многом всегда была вызвана тем фактом, что он изучает историю. Он знает, что Чарис неуклонно расширяется в его направлении на протяжении веков, и он не хочет быть еще одной поглощенной территорией. Но никогда не стоит недооценивать этого человека. Я не думаю, что он такой же хладнокровный от природы, как Гектор, и его "амбиции" всегда были более скромными и прагматичными - и, вероятно, во многих отношениях более оборонительными, - чем у Гектора. Но он способен быть настолько безжалостно хладнокровным, насколько это возможно, независимо от того, естественно это для него или нет, и он также гораздо, гораздо более умный человек, чем когда-либо считало его большинство людей, включая, думаю, вашего отца. На самом деле, вероятно, что во многих отношениях он играл и манипулировал Гектором с самого начала. Я рассказывал вам о его разговоре с Пайн-Холлоу о его послевоенных территориальных амбициях. Это был самый четкий и точный анализ реальных целей "храмовой четверки", который я когда-либо слышал. Этот человек точно знал, что он делает, и тот факт, что он не хотел этого делать - или, по крайней мере, не хотел, когда Гектор был у руля, - не мешал ему использовать все возможности, которые он мог найти.
   - О, я не собираюсь относиться к Нарману легкомысленно, уверяю тебя. Подозреваю, что он использовал этот образ "толстого, ленивого гедониста", чтобы одурачить многих людей. На самом деле, думаю, ты прав; ему действительно удалось одурачить даже отца, по крайней мере, в какой-то степени. Что, поверь мне, было нелегко сделать. Но, как ты только что сам отметил, он реагирует более оборонительно, по крайней мере, так, как он это видит. И давай будем честны - он прямо у нас на заднем дворе. От мыса Ист до залива Эрейстор меньше семисот пятидесяти миль для полета виверны, а от мыса Ист до Мэнчира более пяти тысяч миль, что означает, что у Нармана есть законный интерес - неизбежный законный интерес - в том же районе, который интересует нас. У Гектора - нет. Как ты и сказал, он ввязался в это дело исключительно из честолюбия и жадности. Он хочет, чтобы наша торговля и перевозки увеличили его собственную военную мощь, и то, что он имеет в виду, - это Корисандская империя, простирающаяся от Таро до Чисхолма.
   - Ну, мы, конечно, не хотим иметь Корисандскую империю, "простирающуюся от Таро до Чисхолма", не так ли? - пробормотал Мерлин, и Кэйлеб снова рассмеялся, на этот раз чуть менее резко.
   - По крайней мере, мои амбиции проистекают из самозащиты, Мерлин! И когда мы всерьез рассматриваем возможность сдерживания Церкви - или храмовой четверки, если есть какая-то разница, - нам понадобится все люди и ресурсы, которые мы сможем получить в свои руки. Мы, конечно, не можем позволить себе оставить Церкви каких-либо могущественных потенциальных союзников внутри нашего оборонительного периметра.
   - Нет, вы не можете этого сделать, - согласился Мерлин.
   - Что возвращает нас к тому, что именно задумал Гектор. Произошли ли какие-нибудь существенные изменения?
   - Нет. - Мерлин покачал головой. - Единственное реальное изменение заключается в том, что епископ-исполнитель Томис вышел из тени и согласился подписать первую волну аккредитивов за счет своих собственных ресурсов. Ну, полагаю, из ресурсов архиепископа Бориса, если мы собираемся быть приверженцами точности. Но Томис прав. Не может быть, чтобы архиепископ не поддержал его в этом вопросе, и Рейминд прав насчет храмовой четверки. Церковь, возможно, не будет открыто финансировать Гектора, хотя я начинаю думать, что они с большей вероятностью, чем мы считали, официально выйдут из тени. Но, что бы ни делала Церковь, "рыцари земель Храма" будут полностью готовы подписать столько аккредитивов, сколько захочет Гектор. Либо Гектор победит, и с их точки зрения в этом случае каждая марка будет потрачена не зря. Или Гектор проиграет, и в этом случае мы завоюем Корисанду, и большинство этих аккредитивов превратятся в макулатуру и в конечном итоге не будут стоить им и сотой части.
   - Это действительно похоже на них, - кисло сказал Кэйлеб, затем повернулся обратно к перилам, наклонился вперед и оперся на них скрещенными руками.
   Пока они разговаривали, ночь закончила опускаться, и Теллесберг, как и любой другой город Сэйфхолда, был плохо освещен по стандартам родного мира Нимуэ Элбан. Единственными источниками света были горящие дрова, воск или масло, и большая часть города представляла собой неразличимую темную массу. Только прибрежная зона, где грузчики продолжали неистово трудиться при свете фонарей, была, можно сказать, хорошо освещена.
   - Мне не нравится упорство Гектора, - сказал король через мгновение. - Он и Тартариэн правы насчет того, насколько серьезным будет захват Корисанды. Если это превратится в обычную сухопутную войну, мы можем застрять там на долгие годы, несмотря на все наши преимущества. И если это произойдет, кто-то вроде Гектора придумает, как воспроизвести почти все эти преимущества, что в конце концов сделает все дело еще более кровавым.
   - Вы всегда можете рассмотреть дипломатическое решение, - заметил Мерлин. - Он усердно работает над созданием соответствующего военно-морского флота, и его литейные заводы со дня на день начнут полноценное производство современной артиллерии. Но правда в том, что у Чариса такое внушительное преимущество, что даже при поддержке Церкви он долгое время не сможет превратиться в реальную угрозу. Особенно, если мы будем пристально следить за ним, и вы будете готовы урезать его военно-морскую мощь, если это начнет выглядеть угрожающе.
   - Забудь об этом, - фыркнул Кэйлеб. - У моего Дома долгая память на раны и врагов, Мерлин. Я подозреваю, что у Гектора она еще длиннее. Кроме того, даже если бы я захотел зарыть топор войны вместе с ним, он бы никогда в это не поверил. Точно так же, как я никогда бы не поверил в то же самое насчет него. И я не собираюсь оставлять его у себя за спиной, тем более с любым современным флотом, в то время как храмовая четверка работает над тем, чтобы убедить все крупные королевства в Хэйвене и Ховарде напасть на нас с фронта! Я мог бы согласиться на то, чтобы позволить ему отречься от престола и... переселить его и всю его семью. Ты понимаешь, я бы не хотел отказываться от вида его головы на пике возле его собственного дворца, но я не хочу увязнуть в трясине в Корисанде больше, чем любой другой человек, так что, если есть другой способ убрать его из кухни, я, вероятно, соглашусь за это. Но это все, на что я готов распространить свое прощение. Если это означает рисковать осложнениями долгой войны, то так тому и быть. Я воспользуюсь шансом дать храмовой четверке время, но не оставлю Гектора или кого-либо из его приближенных сидеть на троне позади меня.
   Последняя фраза прозвучала голосом человека, приносящего торжественную клятву, и Мерлин кивнул. Правда заключалась в том, что в том, что касалось Гектора, он был полностью согласен с Кэйлебом.
   - Если это то, что вы хотите сделать, Кэйлеб, то я считаю, вам придется придумать, как действовать против него как можно быстрее, - сказал он. - Если Шарлиэн думает именно так, как я предполагаю, и если она так же решительно относится к вашим предложениям, как обычно относится к решениям, то вы, вероятно, обнаружите, что Чисхолм даже более готов, чем вы, выступить против Корисанды. Но Тартариэн тоже прав. Даже при объединении с Чисхолмом я не вижу никакого способа, которым вы могли бы планировать более одного зарубежного наступления одновременно. Во всяком случае, если в обоих наступлениях, о которых идет речь, задействованы армии.
   - Что возвращает нас к Нарману, - согласился Кэйлеб. Он задумчиво поджал губы, затем выпрямился.
   - Я знаю, что это привело бы Бинжэймина к апоплексическому удару - он не доверяет Нарману настолько, насколько может, - но, честно говоря, я бы предпочел достичь дипломатического решения с ним, а не с Гектором. Во всяком случае, он достаточно близко, а Эмерэлд достаточно мал, мы почти наверняка могли бы раздавить его, если бы он снова решил заняться приключениями.
   - В самом деле? - Это был первый раз, когда Мерлин услышал, чтобы Кэйлеб даже упомянул о возможности какого-либо урегулирования путем переговоров, когда дело касалось Эмерэлда.
   - Не пойми меня неправильно, - сказал Кэйлеб более мрачно. - Я действительно планирую добавить Эмерэлд к Чарису. Возможно, Нарман все это время беспокоился об этом, но правда в том, что со всех точек зрения, особенно со стратегической, мы не можем позволить себе оставить Эмерэлд независимым. Единственный реальный вопрос заключается в том, как мы собираемся изменить этот статус. Учитывая то, в чем Нарман был просто участником, независимо от того, была это его идея или нет, я вполне готов сделать это трудным путем, если это то, что нужно. С другой стороны, я не так привязан к идее увидеть его голову на пике, как к тому, чтобы увидеть там голову Гектора.
   - Из того, что я видел из недавних разговоров Нармана, я не слишком уверен, что он осознает это тонкое различие, - заметил Мерлин.
   - Что на данный момент меня нисколько не беспокоит, - злобно улыбнулся Кэйлеб. - Чем больше он сейчас беспокоится о своей голове, тем больше вероятность, что он будет... поддаваться благоразумию, скажем так, когда придет время? И я хочу, чтобы он четко понял, что все выигрышные военные карты находятся в моей руке, а не в его. Если - и обратите внимание, что я говорю "если", Мерлин, - я в конечном итоге предложу ему любые условия, кроме безоговорочной капитуляции и вида на эшафот, это не будет дискуссией между равными, и я намерен, чтобы он это понял. Однозначно.
   Мерлин просто кивнул. Это была игра, которой Кэйлеб научился у своего отца, а Хааралд VII был одним из самых опытных деятелей... практической дипломатии, которых когда-либо порождал Сэйфхолд. Очевидно, Кэйлеб намеревался продолжить эту традицию. На самом деле, его версия дипломатии оказалась значительно более мускулистой и безжалостной, чем у его отца.
   Но если бы Хааралд оказался в положении Кэйлеба, я думаю, он принимал бы много таких же решений, - размышлял Мерлин.
   - Подумай обо всем, что ты видел, о том, что задумали Нарман и как его там, Жэзтро, - сказал Кэйлеб. - Завтра утром мы с тобой встретимся с Брайаном, и я собираюсь сказать ему, что в конце концов решил позволить ему пойти навестить Нармана. Уверен, что мы втроем сможем придумать подходящий способ повысить температуру на кухне Нармана.
  
   .VIII.
   Камера Эрейка Динниса и площадь Мучеников, Храм Божий, город Зион, земли Храма
  
   Эрейк Диннис использовал свою трость с серебряным набалдашником, чтобы встать на ноги, когда он поднялся с колен перед простой иконой Лэнгхорна. Колено, которое было наполовину искалечено после его падения полтора года назад, в последнее время доставляло ему еще больше проблем. Нет, - размышлял он, глядя в свое узкое окно, - это не будет проблемой намного дольше.
   Его губы дрогнули в том, что можно было бы назвать улыбкой, когда он отошел от окна и осмотрел маленькую, спартанскую камеру, которая была его домом последние три с половиной месяца. Ее голые, ободранные каменные стены, узкие, зарешеченные окна и толстая, надежно запертая дверь были далеки от роскошных апартаментов, которыми он наслаждался, будучи архиепископом Чариса, до своего другого, более серьезного падения. И все же...
   Он повернулся к маленькому письменному столу под единственным окном и устроился на стуле за ним. С тех пор, как он был заключен в тюрьму, единственным материалом для чтения, который ему разрешали, был экземпляр Священного Писания и двенадцать толстых томов Озарений.
   Он коснулся золотого скипетра Лэнгхорна с тонкой резьбой, выгравированного на кожаном переплете. Он признал, что за последние несколько десятилетий потратил не так уж много времени на чтение этой книги. Возможно, консультировался с ней, когда ему требовался конкретный отрывок для епископского указа. Поиска библейской основы для пастырского послания или одной из его нечастых проповедей. Но он по-настоящему не читал ее с тех пор, как получил рубиновое кольцо епископа. Не то чтобы это было неуместно, но он тщательно изучил ее в семинарии, регулярно проповедовал по ней, будучи младшим священником. Он уже знал, что в ней содержится, не так ли? Конечно, он знал! А обязанности и ответственность епископа, а тем более архиепископа, требовали слишком много ежедневного внимания. Времени на чтение не было, а его приоритетами были дела его офиса.
   Это было прекрасное оправдание, не так ли, Эрейк? - спросил он себя, поглаживая кончиком пальца скипетр, бывший эмблемой ордена, к которому он принадлежал... пока тот не изгнал его. - Жаль, что ты не проводил с ним больше времени. По крайней мере, тогда ты возможно был бы лучше подготовлен к этому моменту.
   И, возможно, в конце концов, это не имело бы никакого значения, поскольку и Писание, и Озарения предполагали, что те, кто призван служить пастырями во имя Бога, будут достойны своего призвания.
   А Эрейк Диннис таковым не был.
   Интересно, что бы произошло, если бы Клинтан заставил всех епископов и архиепископов Церкви провести несколько месяцев наедине с Писанием на диете из хлеба и воды? - причудливо подумал он. - Вероятно, не то, что ему бы понравилось! У него и так достаточно проблем с одними Уилсинами, не добавляя к ним целую паству епископов, которые действительно читают Писание.
   Что ж, в любом случае для Эрейка Динниса это уже не имело особого значения. Слишком скоро он узнает, чего на самом деле ожидал от него Бог в его жизни. Он был мрачно уверен, что это не будет отчетом, который ему понравится слушать, потому что, чего бы ни ожидал от него Бог, он потерпел неудачу. Потерпел неудачу, как и все люди, которые осмелились утверждать, что говорят от имени Бога, когда на самом деле они забыли Его.
   Диннис сделал все, что мог, чтобы исправить свои неудачи с момента своего отстранения от власти, но это было до жалости мало по сравнению с тем, что он должен был делать в течение многих лет. Теперь он это знал. И он знал, что даже несмотря на ложность во всех деталях обвинений, выдвинутых против него великим инквизитором, то, что должно было случиться со всем Сэйфхолдом, было действительно его виной, как и виной любого другого живого человека.
   К его большому удивлению, единственным архиепископом, который осмелился навестить его после ареста, был Жэйсин Канир, худой, почти жилистый архиепископ Гласьер-Харт. Они годами искренне ненавидели друг друга, и все же Канир был единственным из его коллег, кто обратился к нему, вызвав гнев Клинтана и храмовой четверки, чтобы помолиться вместе с Диннисом об искуплении его души.
   Это было странно. Каниру разрешили увидеться с ним всего полдюжины раз, и ни при каких обстоятельствах ему не разрешалось оставаться дольше часа. И все же Диннис обнаружил, что эти визиты приносят ему огромное утешение. Возможно, это было потому, что архиепископ был единственным человеком, которого он видел после своего заключения, который не допрашивал его, не угрожал и не разглагольствовал. Он просто был там, единственный член всей церковной иерархии, готовый исполнить свой священнический долг, служа душе одного из узников инквизиции.
   Его пример пристыдил Динниса, и тем более из-за презрения, которое Диннис когда-то испытывал к пастырской "простодушности" подхода Канира к своим епископским обязанностям.
   Я мог бы кое-чему у него научиться, если бы только потрудился послушать. Что ж, я все же кое-чему научился, и, как говорится в Писании, истинное знание и понимание никогда не приходят слишком поздно для пользы человеческой души.
   Он открыл Писание на одном из отмеченных отрывков, из девятого стиха пятнадцатой главы Книги Лэнгхорна.
   "Ибо какая польза человеку, если он получит всю власть в мире, но потеряет свою душу? И сколько он заплатит, сколько золота принесет за свою душу? Обдумайте это хорошенько, ибо тот, кто стыдится учений, которые Бог послал через мою руку, того человека я также буду стыдиться в тот день, когда он предстанет перед Богом, который сотворил его, и я не буду ни выставлять свою руку в качестве его щита, ни говорить за него на этом страшном суде".
   Это, подумал он, был отрывок, на обдумывание которого Жэспар Клинтан мог бы с пользой потратить несколько часов.
   Он переворачивал страницы книги, прислушиваясь к хрустящему шелесту тонкой дорогой бумаги. В этой книге было так много вещей, что у него не хватило бы времени обдумать их так, как они того заслуживали. И еще кое-чего не хватало.
   Он дошел до конца Книги Чихиро. По древней традиции, между Чихиро и началом Гастингса всегда была пустая страница, но в копии Писания Динниса не было пустой страницы. Во всяком случае, больше не было.
   Он провел указательным пальцем по желобу между напечатанными страницами, чувствуя неровности там, где была удалена единственная чистая страница, затем глубоко вздохнул и снова закрыл книгу.
   Он откинулся на спинку стула и задумался, получила ли Эйдорей какое-нибудь из его писем. Он подумывал о том, чтобы написать другим своим бывшим друзьям или другим членам своей семьи, но решил этого не делать. Никто из них не осмеливался подражать Каниру, и никто из них даже слова не сказал в его защиту. Это едва ли стало неожиданностью, учитывая выдвинутые против него обвинения и личность его обвинителя, но от этого его чувство покинутости причиняло не меньшую боль. Однако это не было причиной, по которой он не написал им. Независимо от того, бросили они его или нет, они все еще были его семьей, и он знал, что каждое слово в каждом письме, которое он мог бы написать, будет тщательно изучено инквизицией. Учитывая почти панику, охватившую весь Храм с тех пор, как весть о сокрушительных морских победах Чариса - и даже более того, письмо Стейнейра великому викарию - дошли до Зиона, Клинтан будет искать новых жертв. Искать дополнительную кровь, чтобы успокоить своих коллег-викариев. Диннис не собирался помогать ему и жертвовать другими членами его собственной семьи просто из-за какого-то неосторожного слова, какой-то фразы в его письме, которую можно было вырвать из контекста.
   Но он надеялся, что хотя бы одно из его писем дошло до Эйдорей. Что бы инквизиторы ни обещали ему, он сомневался, что кто-то из них это сделал. В конце концов, какое обещание было обязательным для еретика-отступника? С человеком, осужденным - а Диннис был осужден задолго до любого официального судебного разбирательства - за продажу своего покровительства самому отпрыску Шан-вей? В преднамеренной лжи совету викариев и великому инквизитору, чтобы скрыть свои собственные грехи и еще большие грехи, совершаемые еретиками и богохульниками его падшего архиепископства? Почему какое-либо из его писем должно быть кому-то доставлено?
   Однако они забрали их все, чтобы доставить, как-то использовать против него или просто избавиться от неотправленных. И они отказали ему в какой-либо бумаге, кроме как для того, чтобы писать на ней эти письма. Но они не знали, что у него был другой источник бумаги. Они также не подозревали, что Жэйсин Канир был не просто посетителем. Что примас Гласьер-Харт очень тихо вызвался принимать от него сообщения.
   Сначала Диннис заподозрил какую-то сложную ловушку, организованную инквизицией. Эта мысль длилась, возможно, целых тридцать секунд, прежде чем он понял, насколько это было абсурдно. В тот момент он начал беспокоиться о смертельном риске, который возложил на себя Канир от его имени, и он отказался от услуг архиепископа с улыбкой, которая, как он надеялся, сказала другому человеку, как он был невыразимо благодарен.
   Но затем, когда он изучил Писание свежим взглядом, и особенно когда он внимательно прочитал разделы "Озарений", написанные великим викарием Эвирахардом, он понял, что все не так просто. Вопрос не только в том, чтобы Канир доставил письма, которые могли каким-то образом послужить собственным нуждам или целям Динниса.
   Эвирахард недолго был великим викарием, и когда Диннис обдумывал его краткий вклад в "Озарения" с точки зрения своего собственного нынешнего положения, он точно понял, почему это произошло. Святой Эвирахард не мог быть желанным гостем в коридорах власти Храма. Очевидно, он плохо понимал, как ведется "игра", и, что столь же очевидно, его усилия по реформированию нажили ему множество опасных врагов. Действительно, Диннис подозревал, что большая часть ненависти Клинтана ко всей семье Уилсин была почти институциональной, восходящей к великому викарию Эвирахарду Справедливому.
   И когда он прочитал слова святого Эвирахарда столетней давности и вспомнил ясноглазую преданность и веру Пейтира, пра-правнука этого давно умершего великого викария, он осознал то, чего у него самого никогда по-настоящему не было. Что-то, чего он отчаянно хотел для себя. И в этом признании он понял, что действительно есть два письма, которые ему нужно отправить. Два письма, которые ни один инквизитор никогда не должен был видеть. И вот, он нашел свою записную книжку в самом Писании. Он не мог поверить, что Бог или архангел Лэнгхорн будут завидовать ему за ее использование, не учитывая задачу, для которой она ему была нужна.
   Канир даже не вздрогнул, когда Диннис протянул ему туго сложенный листок бумаги, когда они пожали друг другу руки в знак приветствия при его следующем визите. Диннис был уверен, что видел, как напряглись мышцы на щеках другого человека, видел внезапную вспышку беспокойства в глазах Канира, но все, что сделал архиепископ, - это незаметно сунул записку в карман сутаны.
   Несмотря на все остальное, что произошло, Диннис не боялся, что Канир мог передать свою записку в руки инквизиции или предать его доверие. Нет. Здесь, в самом конце своей жизни, Эрейк Диннис наконец-то выполнил свои служебные обязанности, и он каждую ночь молился, чтобы Жирэлд Адимсин и Пейтир Уилсин прислушались к последним указаниям, которые он им послал.
   В конце концов, это было не так уж много, не после жизни, которую он так расточительно растратил. Это было просто единственное, что он мог сделать.
   Он сложил руки перед собой, прислонившись к ним лбом в безмолвной молитве. Он не знал, как долго он сидел там, молясь, прежде чем внезапный громкий щелчок замка в двери его камеры вырвал его из состояния медитации.
   Он медленно выпрямился, со всем достоинством, на какое был способен, и повернулся лицом к двум верховным священникам в пурпурных одеждах ордена Шулера с эмблемой "пламя и меч". Инквизиторы носили строгие черные накидки и перчатки палачей, которыми они были, а их глаза были безжалостными и холодными. Полдюжины храмовых стражников позади них были бесстрастны, их лица скрывали то, что они могли чувствовать, но в каменных взглядах инквизиторов несомненно были удовлетворение и ледяная ненависть.
   - Пора, - решительно сказал ему старший из них, и он кивнул.
   - Да, это так, - ответил он со спокойствием, которое поразило его самого. Ему показалось, что он, возможно, тоже заметил удивление в глубине глаз шулеритов, и эта возможность доставила ему странное удовольствие.
   Один из стражников выступил вперед с тяжелыми наручниками. Его взгляд был неохотным, почти извиняющимся, и Диннис посмотрел на старшего инквизитора.
   - Это действительно необходимо? - спросил он.
   Инквизитор несколько долгих, напряженных мгновений смотрел ему в глаза. Затем он медленно покачал головой.
   - Спасибо, - сказал Диннис и шагнул вперед, опираясь на трость, когда занял свое место в центре пустого квадрата стражников. Это было не совсем так, как если бы он каким-то чудесным образом сбежал и избежал своей участи просто потому, что они не сковали ему руки. Кроме того, нужно было рассмотреть... соглашение, которое он заключил с Клинтаном, не так ли?
   - Мы пойдем, отец? - спросил он, оглядываясь на старшего инквизитора.
  
   * * *
   Это прекрасное утро, - подумала швея по имени Эйлиса. - Более чем прохладное, как это часто бывает в мае, здесь, в городе Зион, с дующим с озера Пей бодрящим бризом, но наполненное солнечным светом. Огромная, красивая площадь Мучеников была залита этим богатым, золотым сиянием, и звуки раннего утреннего города были приглушенными, притихшими. Даже птицы и виверны казались не такими слышными, примолкшими, - подумала она.
   Но это почти наверняка было всего лишь ее воображением. Божьи крылатые создания понятия не имели о том, что должно было произойти здесь в это прекрасное весеннее утро. Если бы они это поняли, то исчезли бы так быстро, как только могли летать.
   В отличие от них, Эйлиса точно знала, что должно произойти, и мышцы ее живота были стянуты от напряжения и начинающейся тошноты. Анжилик была права насчет того, каким ужасным будет этот день, но Эйлиса имела в виду именно то, что сказала. Она должна быть здесь, каким бы ужасным это ни оказалось.
   Толпа была огромной, заполнив добрую половину широкой площади перед парящей колоннадой Храма. Она пыталась понять, какое настроение было у этой толпы. Она потерпела неудачу.
   Некоторые из них - многие - были так же молчаливы, как и она сама, стояли там в своих туниках или шалях и ждали. Другие болтали друг с другом, как будто это было какое-то спортивное мероприятие, но сама яркость их болтовни, их улыбки говорили об обратном. А потом были и другие, те, кто ждал в молчаливом ожидании, подпитываемые яростью и разжигаемые диким требованием справедливости Церкви.
   Правосудие, - подумала она. - Это было бы несправедливо, даже если бы он действительно совершил то, в чем его обвиняли!
   Внезапное движение предупредило ее, и она подняла глаза, закусив нижнюю губу, когда процессия стражников, инквизиторов и, конечно же, жертвы появилась на ступенях Храма и начала спуск к платформе, которая была возведена так, чтобы зрители могли быть уверены, что они не пропустят ни одной единственной ужасной детали.
   Из толпы послышались голоса тех, кто так долго ждал в предвкушении. Насмешки, свист, проклятия. Вся сдерживаемая ненависть, весь горький на вкус страх, который пробудил бунт Чариса против Матери-Церкви, были в этих наполовину нечленораздельных криках ярости.
   Бывший архиепископ, казалось, ничего не заметил. Он был слишком далеко, чтобы Эйлиса могла ясно разглядеть его лицо, но его плечи были квадратными, спина прямой, когда он хромал, опираясь на трость, в простом, колючем одеянии осужденного еретика. Он держится хорошо, - подумала она, - и ее сердце наполнилось гордостью, которую она с удивлением почувствовала даже сейчас, и яркий солнечный свет пробился сквозь внезапно навернувшиеся слезы.
   Он, его охранники и палачи достигли платформы, где были собраны все отвратительные инструменты для исполнения наказаний, назначенных архангелом Шулером за ересь и богохульство. Его походка, казалось, на мгновение заколебалась, когда он ступил на нее, и если это так, кто должен винить его? Даже отсюда Эйлиса могла видеть мерцание жара над жаровнями, чьи раскаленные угли окружали ожидающие его железные предметы и клещи, и это было лишь одним из ужасов, ожидавших его.
   Если он и колебался, то лишь мгновение. Затем снова двинулся вперед, заняв свое место перед ожидающей, кричащей толпой, пришедшей посмотреть, как он умирает.
   Появилась еще одна фигура. Как и палачи, он был одет в темно-пурпурную форму ордена Шулера, но на нем также была оранжевая шапочка священника-викария, и рот Эйлисы сжался, когда она узнала викария Жэспара Клинтана.
   Конечно, - подумала она. - Это первый случай за всю историю Матери-Церкви, когда один из ее собственных архиепископов был приговорен к казни за ересь и богохульство. Как мог великий инквизитор не появиться? И как мог такой человек, как Клинтан, остаться в стороне от судебного убийства жертвы за свои собственные преступления?
   Великий инквизитор развернул архаичный формальный свиток и начал читать с него. Эйлиса не обращала на него внимания. Ей не нужно было слушать перечисление предполагаемых преступлений, за которые Диннис должен был быть казнен. Не тогда, когда она знала, что единственное преступление, в котором он действительно был виновен, - это то, что он был идеальным козлом отпущения для храмовой четверки.
   Клинтану потребовалось довольно много времени, чтобы закончить длинную литанию осуждения, но наконец он дошел до конца и повернулся к Диннису.
   - Вы слышали суд и приговор Святой Матери-Церкви, Эрейк Диннис, - нараспев произнес викарий, его голос был хорошо слышен, несмотря на ветер. - Вы хотите что-нибудь сказать, прежде чем приговор будет приведен в исполнение?
  
   * * *
   Диннис посмотрел на огромную площадь, и в глубине души задался вопросом, сколько раз он ходил по тем же камням, мимо тех же статуй, тех же великолепных скульптур и фонтанов? Сколько раз он проходил под колоннадой Храма, принимая его величие и красоту как должное, потому что у него было так много "более важных" вещей, о которых нужно было подумать?
   Его мысли вернулись к тем другим дням, к другим посещениям этого места, когда Клинтан зачитывал список преступлений, за которые он должен был умереть. Как и Эйлиса, если бы он только знал, ему не нужно было бы их слушать. Он знал, чем они были, и, как того требовала инквизиция, он должным образом признался во всех из них. Не было смысла отказываться. Он знал, что в конце концов они привели бы его к исповеди. Это было то, в чем инквизиция хорошо разбиралась, и даже если бы ему каким-то образом удалось не признаться, это не изменило бы его судьбу.
   Тем не менее, еще может быть одно милосердие. Он вспомнил холодное обещание верховного священника, послание от самого Клинтана, которое великий инквизитор не пожелал передать лично. Раскаяние и надлежащее публичное признание его вины купили бы ему простую удавку и быструю смерть от нее, прежде чем на его уже не живое тело обрушился бы полный перечень назначенных архангелом Шулером наказаний.
   Диннис прекрасно понимал приспешника Клинтана.
   Публичное раскаяние, признание вины и мольба о прощении были важной частью инквизиционного наказания за грех. Божья милость была безгранична. Даже на краю самого Ада душа, тронутая истинным раскаянием, истинным раскаянием, все же может найти в Нем прощение и убежище. И поэтому традиция гласила, что любой осужденный перед инквизицией имел право публично покаяться и отречься от своих грехов до приведения приговора в исполнение.
   Это была традиция, которую иногда игнорировали. Диннис всегда знал это, даже до того, как впал в немилость. К своему стыду, он никогда не испытывал такого сильного искушения выступить против этой практики. Это было не его дело, а инквизиция ревниво относилась к своим обязанностям и прерогативам. Если она решила заставить замолчать какого-нибудь преступника, чтобы он не использовал свои последние минуты, чтобы извергнуть протесты о невиновности, обвинения в пытках, новые заявления о ереси или новые богохульства, то, несомненно, это было делом инквизиции.
   Но это была также традиция, которую инквизиция научилась хорошо использовать в своих интересах. Заключенный, который признал свою вину, попросил прощения, объявил о своем раскаянии и поблагодарил Мать-Церковь - и орден Шулера - за спасение его бессмертной души, даже если это пришлось сделать за счет его смертного тела, доказывал справедливость инквизиции. Это было демонстрацией того, что никто не действовал в спешке, что истинная справедливость и святая цель Бога были должным образом исполнены.
   Итак, Диннис дал инквизитору свое слово. Обещал сказать то, что было "должным".
   Чтобы дать Клинтану то, чего, как он знал, хотела от него храмовая четверка, послушная их окончательному сценарию.
  
   * * *
   - Да, ваша светлость. - Желудок Эйлисы сжался еще сильнее, когда Диннис столкнулся с Клинтаном на платформе. - С вашего любезного разрешения и милости Матери Церкви я хотел бы воспользоваться этой последней возможностью, чтобы выразить свое раскаяние и признать свою вину перед Богом и людьми, ища Божьего прощения.
   - Если это твое истинное желание, тогда говори, и пусть Бог услышит твои слова и измерит истину в твоем сердце, - ответил Клинтан.
   - Спасибо, ваша светлость.
   Голос Динниса был не таким глубоким и мощным, как у Клинтана, но он хорошо разносился по ветру. Он придвинулся ближе к краю платформы, опираясь на трость, вглядываясь в толпу, которая затихла, ожидая его публичного признания вины. Мрачные орудия пыток маячили у него за спиной, обещая очистительную агонию, но сейчас он, казалось, не замечал их.
   Эйлиса посмотрела на него, жалея, что не осмелилась подойти ближе, но ее уже тошнило от того, что, как она знала, должно было произойти.
   А потом он начал говорить.
  
   * * *
   - Ваша светлость, вы спросили, хочу ли я что-нибудь сказать, прежде чем умру за свои преступления, и я хочу. Я свободно признаю свою самую прискорбную неудачу в исполнении своих обязанностей архиепископа Матери-Церкви. Это было мое торжественное поручение - быть одновременно пастырем и отцом для паствы, которую Мать-Церковь доверила мне во имя Бога. Это была моя ответственность и моя привилегия - охранять их души. Чтобы научить их правильно, чтобы удержать их на пути Бога и учения Лэнгхорна. Дисциплинировать, как и должен отец, когда дисциплина необходима, зная, что только таким образом те, кто вверен его попечению, могут быть приведены к надлежащему пониманию бесконечной любви Бога в полноте времени.
   - Таковы были мои обязанности перед Матерью-Церковью и душами архиепископства Чариса, и я самым печальным образом не выполнил их.
   Диннис не отводил взгляда от толпы на площади. Ни разу даже не взглянул на Клинтана, чтобы не было очевидно, что он ищет одобрения великого инквизитора на все, что он сказал. Тем не менее, даже не поворачивая головы, он мог видеть Клинтана краем глаза, и удовлетворение, скрывающееся за серьезным выражением лица викария, было очевидным. Он знал, что будет дальше, потому что у него было обещание Динниса.
   Очень жаль, ваша светлость, - подумал осужденный экс-архиепископ с каким-то мрачным, холодным, испуганным восторгом. - Некоторые вещи важнее того, чего ты хочешь... И почему любой осужденный и вероотступник-еретик должен сдерживать обещание, данное такому лживому ублюдку, как ты?
   - Истинный пастырь умирает за свое стадо. Как сказал сам архангел Лэнгхорн: "Ни в одном человеке нет большей любви, чем его готовность умереть за других", и как архиепископ Чариса, я должен был быть готов прислушаться к словам Лэнгхорна. Я им не был. Я боялся личных последствий своих неудач как дитя Божье и архиепископ Матери-Церкви. И поэтому, когда викарий Замсин пришел ко мне, выражая озабоченность, подозрения и страхи, которые вызвали сообщения других людей в случае Чариса, я не сказал ему, что каждое из этих сообщений было ложью.
  
   * * *
   Эйлиса удивленно вскинула голову. Конечно, она неправильно расслышала его! Он никак не мог сказать...
   Затем ее взгляд метнулся к Клинтану, она увидела внезапную ярость великого инквизитора, и поняла, что ничего не поняла неправильно.
  
   * * *
   - Вместо того, чтобы сказать ему, что обвинения в ереси, отступничестве и нарушении Запретов Джво-дженг были неправдой, ложными сообщениями, распространяемыми врагами Чариса и распространяемыми по всему Храму коррумпированными священниками Матери-Церкви в обмен на золото от тех же врагов, я пообещал провести расследование. Чтобы привести "примеры" тех, кого ложно обвиняют в грехе. И я полностью намеревался сдержать эти обещания.
   Диннис заставил себя продолжать говорить спокойно и отчетливо. Явное ошеломленное недоверие, казалось, парализовало Клинтана и его инквизиторов, по крайней мере на короткое время, и Диннис посмотрел в столь же ошеломленную тишину площади Мучеников и заставил свой голос звучать отчетливо.
   - Что касается меня, то я вполне заслуживаю наказания, которое мне предстоит понести сегодня. Если бы я выполнил свои обязанности перед моим архиепископством, тысячи людей, возможно, еще не погибли бы, и еще больше тысяч, возможно, не собирались умирать. Но чего бы я ни заслуживал, ваша светлость, какого бы наказания я ни заслуживал, души, которые вы и совет викариев доверили моему попечению, как вам прекрасно известно, невиновны в преступлениях, которые вы им инкриминируете. Их единственным преступлением, их единственным грехом было защищать себя и семьи, которые они любят, от изнасилований, убийств и разрушений по приказу продажных и жадных...
   Один из инквизиторов наконец отреагировал, развернувшись к Диннису и ударив кулаком в перчатке в лицо бывшего архиепископа. Стальные шипы, укрепляющие пальцы перчатки, раздробили губы Динниса, а чудовищная сила удара сломала ему челюсть по меньшей мере в трех местах. Он упал на колени, более чем наполовину оглушенный, и Клинтан указал на него жестким жестом анафемы.
   - Богохульник! Как ты смеешь повышать свой голос против воли и плана Самого Бога?! Слуга Шан-вей, ты доказываешь себя, свою вину и проклятие, ожидающее тебя, каждым своим словом! Мы изгоняем тебя, мы отправляем тебя во внешнюю тьму, в уголок Ада, предназначенный для твоей темной госпожи! Мы вычеркиваем твое имя из числа детей Божьих и навсегда вычеркиваем тебя из общества искупленных душ!
   Он отступил, и верховные священники схватили полубессознательного, истекающего кровью человека, который когда-то был архиепископом Чариса, и рывком поставили его на ноги. Они сорвали с него халат из мешковины, раздели его догола перед ошеломленной, загипнотизированной толпой, а затем потащили его к ожидающим орудиям пыток.
  
   * * *
   Женщина-швея, известная как Эйлиса, прижала обе руки к дрожащему рту, наблюдая, как палачи приковывают цепями неподатливое тело своей жертвы к дыбе. Она плакала так сильно, что едва могла видеть, но рыдания были тихими, слишком глубокими, слишком ужасными, чтобы ими можно было поделиться.
   Она услышала первый глубокий, хриплый стон агонии, знала, что это только вопрос времени, когда стоны превратятся в крики, и даже сейчас она с трудом могла поверить в то, что он сделал, что он сказал.
   Несмотря на все, что она сказала Анжилик, она никогда ничего так не хотела, как сбежать из этого места сгущающегося ужаса. Ужаса, усугубленного последним жестом в жизни Эрейка Динниса.
   Но она не могла. Она бы не стала. Она останется до самого конца и, как она сказала Анжилик, будет знать, что сказать своим сыновьям. Его сыновьям. Сыновьям, - подумала она, - которым никогда не придется стыдиться имени, которое они носили. Ни сейчас, ни когда-либо. После этого никогда.
   Впервые за слишком много лет женщина-швея, известная как Эйлиса, почувствовала глубокую, неистовую гордость за человека, за которого она вышла замуж и свидетельницей чьей мучительной смерти она стала ради своих сыновей и истории.
  
   .IX.
   Зал большого совета, дворец королевы Шарлиэн, город Черейт, королевство Чисхолм
  
   Когда королева Шарлиэн и барон Грин-Маунтин вошли в зал совета, возникло определенное неоспоримое напряжение.
   На это было несколько причин. Во-первых, каждый член королевского совета знал, что первый советник Чариса был почетным гостем во дворце более двух с половиной пятидневок, несмотря на незначительные формальности состояния войны, которое все еще существовало между двумя королевствами. Во-вторых, хотя с момента прибытия Грей-Харбора по Черейту ходили всевозможные слухи, их монарх не счел нужным делиться ни с кем - кроме, возможно, Грин-Маунтина - с которым она вела беседы с первым советником Чариса. В-третьих, было вежливо, но твердо отклонено властное требование епископа-исполнителя Ву-шей Тиэна от имени рыцарей земель Храма о взятии Грей-Харбора под стражу и передаче ему. И, в-четвертых... В-четвертых, их стройная темноволосая королева решила надеть не свою простую корону присутствия, а государственную корону Чисхолма.
   Шарлиэн полностью осознавала эту напряженность. Она предвидела это и, в некотором смысле, намеренно спровоцировала это. Политика, как она обнаружила много лет назад под тщательным руководством Грин-Маунтина, была, по крайней мере, наполовину вопросом правильного управления сценой. И чем выше были ставки, тем более важным становилось это управление.
   Особенно, когда там сидит дядя Биртрим, - с несчастьем подумала она, царственно направляясь к искусно вырезанному креслу во главе огромного овального стола. Она позволила своему взгляду блуждать по Биртриму Уэйстину, герцогу Холбрук-Холлоу, командующему королевской армией... и единственному брату ее матери.
   Она устроилась в кресле и повернула голову, чтобы бросить острый взгляд на мужчину средних лет в зеленой сутане и коричневой шапочке с кокардой верховного священника.
   Карлсин Рейз стал духовником Шарлиэн всего через несколько месяцев после того, как она взошла на трон. Учитывая ее молодость в то время, она не сама выбрала его для себя, но он всегда превосходно справлялся со своими обязанностями. И хотя он должен был знать о опасениях своего молодого правителя по поводу нынешнего руководства Церкви, он никогда не придавал им значения. Она надеялась, что и сейчас он этого не сделает, но не была так уверена в этом, как хотелось бы. С другой стороны, выражение его лица было удивительно безмятежным для духовного наставника, чья подопечная даже не упомянула ему, что заставило первого советника королевства, которое восстало против этого руководства, так долго и серьезно разговаривать с ней. Или не обсудила причины, по которым она объяснила епископу-исполнителю святой Матери-Церкви, почему он не может взять этого первого советника в качестве заключенного. - Отец? - тихо сказала она.
   Рейз пристально смотрел на нее, возможно, два удара сердца, затем слегка улыбнулся, встал и оглядел сидящих за столом советников Шарлиэн.
   - Давайте помолимся, - сказал он и склонил свою голову. - О Боже, Который послал Своих архангелов, чтобы научить людей истине Твоей воли, мы умоляем Тебя одарить Своей милостью нашу любимую королеву и людей, собравшихся в этом месте в это время, чтобы услышать ее волю, засвидетельствовать ее и дать ей совет. В эти смутные времена Ты и архангелы остаетесь последним прибежищем, последней помощью для всех мужчин и женщин доброй воли, и никакая другая помощь не требуется. Благослови размышления нашей королевы, даруй ей мудрость, чтобы совершить правильный выбор в тяжких решениях, которые ей предстоит принять, и дай ей покой от осознания Твоей любви и руководства. Во имя Лэнгхорна, аминь.
   Что ж, это, безусловно, обнадеживает, - подумала Шарлиан, присоединяясь к членам своего совета, подписавшим себя скипетром Лэнгхорна. - С другой стороны, он также вошел в игру, не совсем подпрыгивая от восторга, не так ли?
   Она подождала, пока Рейз сядет обратно, затем обвела лица мужчин, сидящих за столом, взглядом, который предупреждал их, что сегодня она не в настроении терпеть непримиримость. Она почувствовала, как напряжение усилилось еще на несколько градусов, когда это сообщение дошло до них. Она была не только самым молодым человеком в этом зале совета, но и единственной присутствующей женщиной, и обнаружила, что подавляет улыбку охотницы, размышляя об этом факте и их реакции на ее непреклонный взгляд. Она знала, что некоторые из ее "советников" так до конца и не смирились с тем, что у них будет королева, а не король.
   К сожалению, - подумала она, глядя на них с несомненным удовлетворением, - вместо этого у отца и матери была я, не так ли? И, между нами говоря, Марак и я - и дядя Биртрим - заставили все двигаться. Это была ухабистая поездка, не так ли, милорды? Конечно, вы скоро узнаете, насколько по-настоящему "ухабистыми" могут быть вещи.
   - Милорды, - сказала она через мгновение в напряженной тишине, ее голос был ясным и сильным, - мы вызвали вас сюда сегодня, чтобы сообщить вам о некоторых вопросах, которые мы обдумывали в течение нескольких дней. Как всегда, мы будем рады вашей мудрости и вашим советам относительно решения, к которому мы пришли.
   Если зал был напряжен до того, как она заговорила, это было ничто по сравнению с потрясением, которое пробежало по ее слушателям, когда она использовала королевское "мы". Они слышали от нее это особое выражение очень редко, по крайней мере, когда сидели с ней на совете. В сочетании с ее решением надеть государственную корону и формулировкой ее последнего предложения это сказало каждому из них, что Шарлиэн действительно уже приняла решение о том, что она намеревалась "обсудить" с ними.
   Это случилось бы не в первый раз. Шарлиэн Тейт унаследовала всю проницательность своего покойного отца и, возможно, даже большую силу воли. Когда она оказалась на спине ящера-резака после его смерти, она осознала, что просто не может позволить своим советникам относиться к ней как к ребенку, хотя именно такой она и была, когда корона опустилась на ее голову. В истории Сэйфхолда было относительно мало правящих королев. Действительно, Шарлиэн была всего лишь второй за всю историю Чисхолма, а королева Исбелл была свергнута всего через четыре года пребывания на троне. После смерти короля Сейлиса это не казалось обнадеживающим прецедентом, и не один из его советников был готов "управлять" его дочерью вместо нее. Шарлиэн знала, что некоторые из них лелеяли надежду, что она может пойти по стопам Исбелл. Даже из тех, кто не был готов зайти так далеко, некоторые лелеяли мысль о том, чтобы выдать ее замуж по-настоящему за кого-то - возможно, за них самих или за одного из их сыновей, - кто мог бы обеспечить необходимое мужское руководство, в котором она, несомненно, нуждалась.
   Что ж, милорды, - подумала она с некоторым мрачным весельем, наблюдая за тем, как они с разной степенью успеха пытались скрыть свой испуг от того, что она только что сказала, - Марак предоставил мне все "мужское руководство", в котором я нуждалась, не так ли?
   Именно Грин-Маунтин предупредил скорбящую девочку, которая только что потеряла отца и унаследовала корону, что ей придется выбирать между простым правлением и управлением. Даже тогда, и несмотря на ее собственное сокрушительное чувство потери, она была достаточно взрослой, чтобы понять, что говорил ей первый советник, и у нее не было абсолютно никакого намерения позволить управлению Чисхолмом попасть в руки любого из многих знатных лордов, которые уже облизывали свои мысленные отбивные, готовясь к схватке за контроль над королевством. И единственный способ предотвратить эту потенциально катастрофическую фракционную борьбу состоял в том, чтобы совершенно ясно дать понять, что уже существует "фракция", которая твердо - даже безжалостно - контролирует ситуацию.
   Она сама.
   Некоторым из них усвоить этот урок было труднее, чем другим, а самых трудно обучаемых удалили из королевского совета. Один из них, герцог Три-Хиллз, оказался достаточно настойчивым в своем отказе признать, что "простая девушка" способна править самостоятельно, чтобы она была вынуждена устранить его из совета с минимумом мягкости и максимальной твердостью. Когда он попытался отменить ее решение внесудебными методами, ее армия и флот поспорили с ним по этому поводу. В конце концов, это был всего лишь третий смертный приговор, который Шарлиэн подписала лично, и его база власти распалась с его смертью.
   Подписание этого приговора было самым трудным, что она когда-либо делала - тогда, - но она это сделала. И, в каком-то извращенном смысле, она знала, что всегда будет благодарна бывшему герцогу Три-Хиллз. Он показал единственному человеку, для которого это действительно имело значение, - самой Шарлиэн, - что у нее есть сталь в позвоночнике, чтобы делать то, что нужно. И того, что с ним произошло, было достаточно, чтобы вдохновить оставшихся несогласных... пересмотреть свои позиции в признании того, что королева Шарлиэн не была королевой Исбелл.
   Тем не менее, она не была удивлена явным смятением, которое она увидела сейчас у некоторых из них. Очевидно, мужчины, стоявшие за этими отдельными лицами, подозревали, что их более чем озаботит решение, к которому она пришла сегодня.
   И они правы, - подумала она. - На самом деле, они гораздо более правы, чем могли бы даже предположить на данный момент.
   - Как всем вам известно, - продолжила она через несколько мгновений, - король Кэйлеб из Чариса прислал к нам своего первого советника в качестве личного посланника. Знаю, что некоторые члены этого совета сочли, что было бы... скажем так, неблагоразумно принимать графа Грей-Харбора. Или, если уж на то пошло, любого представителя Чариса. Я также знаю о причинах, по которым они так себя чувствуют. Но, милорды, даже самые надежные корабли и даже самые опытные капитаны не могут пережить шторм, просто игнорируя его. Уверена, что все предпочли бы затишье буре, но мы живем в то время, в которое попали, и нам остается только молиться о Божьем руководстве, чтобы сделать наилучший выбор перед лицом вызовов, которые посылает нам мир.
   - В настоящее время, опять же, как все вы знаете, мы остаемся технически в состоянии войны с Чарисом. К сожалению, эта война не увенчалась успехом. И подозреваю, что никого из вас не удивит, если вы обнаружите, что решение вступить в эту войну в первую очередь никогда не было по-настоящему нашим собственным.
   Несколько членов совета, включая ее дядю, беспокойно заерзали на своих стульях, и две или три пары глаз скосились на отца Карлсина. Священник, со своей стороны, только сидел, сложив руки на столе перед собой, слегка склонив голову набок, слушая королеву и наблюдая за ней яркими, внимательными глазами.
   - На самом деле, конечно, - продолжила она, - Чисхолм "согласился" присоединиться к Лиге Корисанды и княжеству Эмерэлд только по... упорному настоянию канцлера рыцарей земель Храма. Рыцари хотели, чтобы мы помогли князю Гектору против Хааралда из Чариса по причинам, которые, несомненно, казались им благими, но которые - давайте будем честны здесь между собой, милорды - никогда не были по-настоящему критичными или даже относящимися к собственным интересам Чисхолма. С нашей стороны у нас не было никаких оснований для вражды с Чарисом, зато у нас было много причин относиться к нашему "союзнику" Гектору с подозрением и осторожностью.
   - Тем не менее, мы присоединились к настояниям канцлера Тринейра, когда архиепископ Жиром передал нам свое послание от имени рыцарей земель Храма. - Она заметила, что ее дядя заметно поморщился от ее неоднократного использования "рыцарей земель Храма". Ей хотелось бы, чтобы это не стало для нее сюрпризом. - Для этого было несколько причин, но - еще раз честно говоря - главной причиной был страх. Страх перед тем, что рыцари могут сделать с Чисхолмом, если мы откажемся сделать то, что они "просили" в данном случае.
   Она сделала паузу с ледяной улыбкой, от которой каждый квадратный дюйм обнаженной кожи в зале совета должен был посинеть. Лицо ее дяди напряглось при слове "страх", а одно или два других лица превратились в глухие стены.
   Что ж, это вряд ли удивительно, - язвительно сказала она себе.
   Она чувствовала яркое, поющее напряжение глубоко внутри себя. Это было ощущение, которое она испытывала раньше - напряженное осознание того, что она танцует на острие меча. Каждому монарху должно быть знакомо это чувство, по крайней мере, иногда, - подумала она. Были времена - например, подписание смертного приговора герцогу Три-Хиллз, - когда она сталкивалась с этим, принимала решение, а затем удалялась в свои личные покои, чтобы ее вырвало. Однако такие случаи были более частыми в первые год или два после того, как она получила корону. Теперь это было то, что нужно было принять. Доказательство того, что она выполняла свою работу, справляясь с вызовами, которые посылал ей мир. И, - призналась она себе, - в этом было что-то почти вызывающее привыкание, как и в трудно обретенном знании того, что она хорошо справляется с задачей, к которой ее призвало рождение. К осознанию того, что проблемы, с которыми она сталкивалась, решения, которые она принимала, были важны. Что она должна сделать все правильно, если хочет встретиться с духом своего отца и иметь возможность без стыда смотреть ему в глаза. Не сама сила давала ей ощущение того, что она жива, а решимость делать все, что в ее силах, удовлетворение, которое она получала от осознания того, что у нее есть. Это должно было быть то же самое чувство, которое испытывал звездный спортсмен, когда он безжалостно заставлял себя тренироваться, чтобы достичь более высокого уровня формы. Удовлетворение, которое он испытывал внутри себя, а не то, которое исходило от восторженной лести его поклонников. Или, возможно, как она часто думала, это должно быть сродни тому, что чувствует чемпион по фехтованию в тот первый момент затаенного дыхания, когда он выходит на ристалище на соревнованиях.
   Или, - призналась она себе, - что чувствует дуэлянт, когда его противник обнажает меч.
   - Милорды, - она позволила своему голосу стать упрекающим, - кто-нибудь за этим столом притворяется, что действительно верит, что Хааралд из Чариса намеревался вторгнуться в Корисанду? Что у него было какое-то злонамеренное намерение захватить контроль над всей мировой торговлей?
   - С вашего позволения, ваше величество, - сказал герцог Холбрук-Холлоу, сохраняя свой голос почти болезненно нейтральным, - похоже, именно это сейчас и происходит.
   - Да, ваша светлость, - подтвердила она. - Похоже, это действительно то, что происходит сейчас. Но решающее слово - "сейчас", не так ли? Чарис только что отбил атаку не менее пяти флотов, включая наш собственный, и король Кэйлеб, очевидно, знает, под каким предлогом атака и последовавшая за ней смерть его отца, - она впилась взглядом в дядю, - были организованы... рыцарями земель Храма. То, что Чарис никогда не стремился захватить в мирное время, вполне может стать тем, к чему ему приходится без выбора обратиться во время войны, если он надеется пережить нападение на него.
   Пожалуйста, дядя Биртрим, - умоляюще подумала она, прячась за маской уверенности в своих спокойных глазах и твердом рте. - Я знаю, о чем вы думаете. Пожалуйста, поддержите меня в этом.
   Герцог открыл рот, затем снова закрыл его.
   - Простая правда в этом деле, милорды, - продолжила она, когда ее дядя отступил от вызова, по крайней мере на данный момент, - заключается в том, что я была вынуждена против своей воли напасть на мирного соседа. И еще одна очевидная истина заключается в том, что атака, целью которой было сокрушить и уничтожить Чарис, с треском провалилась. Эти истины, среди прочего, и есть то, для обсуждения чего король Кэйлеб послал графа Грей-Харбора в Чисхолм.
   Отдаленный звук пронзительного свиста охотничьей виверны, доносившийся через окно зала совета, был отчетливо слышен в напряженной тишине, повисшей над столом. Все взгляды были прикованы к Шарлиэн, и одно или два лица были, несомненно, бледны.
   - Милорды,... рыцари земель Храма постановили уничтожить Чарис. Они потерпели неудачу. Я верю, что они будут продолжать терпеть неудачу. И я верю, что если они не потерпят неудачу, если они смогут объявить об уничтожении одного царства по своим произвольным причинам, они могут - и будут - объявить об уничтожении других. Я использовала пример корабля в море и по многим причинам выбрала его намеренно. Мы вместе пережили много штормов с того дня, как я впервые взошла на трон, но ураган, который вот-вот пронесется по лицу Сэйфхолда, не похож ни на один другой шторм, который мы когда-либо видели. От него нет и не будет безопасной гавани, милорды. Его нужно встретить и пережить в море, в самом сердце его грома, молний и ветра. Никогда не сомневайтесь в этом. Никогда не забывайте об этом. И, милорды, - ее глаза были тверды, как полированные коричневые агаты, - никогда не забывайте, кто вызвал эту бурю.
   Плечи герцога Холбрук-Холлоу напряглись, а челюсти сжались. Он был достаточно встревожен, когда она отказалась передать Грей-Харбора Тиэну, но он проглотил это. Как и Тиэн, хотя ярость родившегося в Харчонге епископа-исполнителя была очевидной. К несчастью для него, он потребовал, чтобы она сдала Грей-Харбора ему, как представителю Матери-Церкви в Чисхолме, не задумываясь о том факте, что, как только что подчеркнула сама Шарлиэн, именно "рыцари земель Храма", а не Церковь Ожидания Господнего, объявили войну Чарису. Без конкретных указаний от Зиона и Храма Тиэн не желал отказываться от юридической фикции о том, что между ними существует разница.
   Что не означает, что кто-то во всем мире верит в это, - мрачно сказала она себе, наблюдая за выражением лица и языком тела своего дяди.
   - Совершенно уверена, как все вы догадались, что король Кэйлеб послал к нам графа Грей-Харбора с предложением союза, - продолжила она, говоря четко и неторопливо. - Он уже вернул наши военные корабли - во всяком случае, те из них, которые пережили битву, в которую нам было приказано их отправить, - и он не без оснований указал, что, когда дело доходит до угроз и врагов, у Чисхолма и Чариса гораздо больше общего, чем могло бы когда-либо разделить нас.
   - Ваше величество, я прошу вас очень тщательно обдумать эти вопросы, - сказал Холлоу-Холбрук, встретившись взглядом со своей племянницей. - Вы были очень осторожны, говоря только о "рыцарях земель Храма", и никто в этом зале не может усомниться в вашей причине. И все же это не рыцари, которым Чарис бросил вызов. Это сама Мать-Церковь. Каковы бы ни были его причины и какими бы оправданными он себя ни считал, Кэйлеб не ограничился осуждением начатого на него нападения. Нет, ваше величество. Он счел нужным бросить вызов авторитету Матери-Церкви, назначив его собственного архиепископа. Он обвинил саму Мать-Церковь в коррупции и тирании, а также в предательстве воли Божьей. Он сам сообщил великому викарию, что Чарис никогда больше не подчинится власти Матери-Церкви. Какое бы оправдание, по его мнению, у него ни было - какое бы оправдание, по нашему мнению, у него ни было, - он, несомненно, зашел слишком далеко, когда угрожает святости и превосходству собственной Божьей Церкви.
   Он начал говорить что-то еще, затем оборвал себя, резко покачав головой. Это был резкий, отрывистый жест, и после него в зале совета снова воцарилась тишина. Но теперь это молчание было хрупким, разбитым на осколки и скопившимся в уголках сознания каждого члена совета.
   - Ваша светлость, дядя, - мягко сказал Шарлиэн, - я знаю, как вы относитесь к этому вопросу. Поверьте мне, я знаю. И я бы не стала, за все золото и власть в мире, причинять вам ту боль, которую, я знаю, это причиняет. И все же у меня нет выбора. Канцлер Тринейр и викарий Жэспар не оставили мне его. Либо я должна помочь в убийстве невинной жертвы, зная, что Чарис будет лишь первым из многих жертв, либо я должна бросить вызов... рыцарям земель Храма.
   - Вы говорите о Божьей Церкви, Шарлиэн, - полушепотом произнес Холбрук-Холлоу. - Вы можете называть это рыцарями земель Храма, если хотите, но правда от этого не изменится.
   - И то, что они начали эту войну, дядя Биртрим, тоже не изменит. Как и тот факт, что они не послали ни предупреждения, ни требований, ни трибуналов для расследования. Они вообще никогда не удосуживались по-настоящему изучить факты. Они просто приказали пяти королевствам уничтожить шестое, как будто это было не более важно, чем решить, какую пару обуви надеть. Потому что это даже не стоило их времени, чтобы убедиться, что все тысячи и тысячи Божьих детей, которых они собирались убить, действительно должны были умереть. Потому что это было их решение, а не Его. Никогда не принадлежало Ему. Это тоже правда, и вы знаете это так же хорошо, как и я.
   - Но даже если все это правда, - ответил он, - подумайте о том, чем это должно закончиться. Если вы вступите в союз с Чарисом, а Чарис проиграет, то Чисхолм тоже будет уничтожен. И все же, как бы это ни было ужасно, если вы вступите в союз с Чарисом и Чарис победит, вы - вы, Шарлиэн - будете так же ответственны перед Богом, как и сам Кэйлеб, за разрушение авторитета Церкви, которой сам Лэнгхорн приказал нам повиноваться во имя Бога ради сохранения самих наших душ.
   - Да, дядя, буду, - тихо признала она. - Но Церковь Лэнгхорна приказала нам повиноваться лжи, находящейся во власти людей, и эти люди предали свои собственные обязанности перед Богом. Если я поддерживаю их, я соглашаюсь - я становлюсь их сообщником - в убийстве невинных людей и извращении Божьей воли во имя Божьей Церкви. Я не могу этого сделать. Я не буду. Перед Самим Богом я этого не сделаю.
   Лицо Холбрук-Холлоу было осунувшимся и бледным, а Шарлиэн печально, но твердо покачала головой.
   - Я сказала, что король Кэйлеб предложил союз между нашими королевствами, - сказала она затем, еще раз оглядывая зал совета. - Это заявление было достаточно правдивым, но оно не соответствует полной правде. Потому что, милорды, полная правда заключается в том, что Кэйлеб предложил не просто союз, а брак.
   Невидимая молния ударила в зал совета. Мужчины отпрянули от стола, на лицах были удивление, шок, даже испуг. Другие мужчины внезапно сели прямее, их глаза заблестели. Но какой бы ни была их реакция, было очевидно, что ни один из них не подозревал о том, что она им только что сказала.
   Герцог Холбрук-Холлоу в ужасе уставился на свою племянницу. Она оглянулась на него, увидев любимого дядю, который вместе с Грин-Маунтином был ее сильным щитом и защитой. Который помогал воспитывать ее. Который с явной гордостью наблюдал, как дитя-принцесса по-настоящему стала королевой.
   - Поймите меня, милорды, - в ее голосе звучала закаленная сталь, - нет такого бремени, которое я не понесла бы, служа Чисхолму и людям, которых Бог доверил моей заботе. Нет такой опасности, с которой я не столкнулась бы лицом к лицу. Нет такого выбора, от которого я бы отказалась. Я думала, я размышляла, я молилась, и только один ответ приходит сам собой. Есть только одно решение, которое я могу принять, не предавая свой долг перед Богом, свой долг перед Чисхолмом и свой долг перед самой собой, и я его приняла.
   Холбрук-Холлоу снова и снова молча качал головой, его глаза, словно дыры, горели на его лице. Шарлиэн заставила себя не обращать на это внимания, и ее голос продолжил, сильно и непоколебимо.
   - Кэйлеб из Чариса предложил почетный брак, полное равенство между Чисхолмом и Чарисом, и я решила принять это предложение. Я приняла решение. Я не намерена спорить об этом решении. Я не намерена его обсуждать. И я не буду его менять. Как сказал Кэйлеб и как засвидетельствовал Сам Бог, я стою на этом.
  
   .X.
   Дворец Теллесберг, город Теллесберг, королевство Чарис
  
   Было очень поздно - или, возможно, очень рано, в зависимости от точки зрения, - и Мерлин Этроуз сидел за письменным столом в своих скромных, хотя и удобных апартаментах в Теллесбергском дворце, в то время как его длинные пальцы умело собирали пистолет на столе. Если бы кто-нибудь случайно открыл дверь в этот конкретный момент, ему, возможно, было бы просто немного любопытно, почему капитан Этроуз решил выполнить эту сложную задачу в темноте. Конечно, комната не была темной для кого-то со встроенной светособирающей оптикой ПИКА, но так или иначе, это не имело особого значения. Несмотря на то, что глаза Мерлина были открыты и явно смотрели на пистолет, над которым он работал, на самом деле он наблюдал за чем-то совершенно другим.
   За этими открытыми глазами, пока он работал, воспроизводились самые последние изображения снарков, которые он разместил по всей поверхности Сэйфхолда. По мере того как расширялась борьба против "храмовой четверки" и ее доверенных лиц, а события, за которыми он пытался следить, развивались как снежный ком, этих образов становилось все больше и больше. На самом деле, их было просто слишком много, чтобы он мог как следует рассмотреть все, даже с помощью Совы. И тот факт, что у него, как у командира отряда личной охраны Кэйлеба, было еще меньше свободного времени для проверки, не помогал.
   Последняя из сегодняшних картинок с Эмерэлда закончилась, и он поморщился.
   - Запишите это для Уэйв-Тандера, Сова, - приказал он. - Стандартный формат.
   - Да, лейтенант-коммандер, - послушно ответил далекий ИИ, и Мерлин удовлетворенно кивнул. Компьютер должен был использовать графический интерфейс в пещере в горах Стивин, которую Мерлин превратил в свою передовую базу здесь, в Чарисе, чтобы составить полное резюме событий дня в Эмерэлде, написанное рукой Мерлина на подходящей бумаге Сэйфхолда, дополненное случайными, тщательно вставленными исправлениями и помарками. Когда это было сделано, Сова использовал скрытый пульт другого снарка, чтобы доставить его (и другие резюме, о которых просил Мерлин) через открытое окно Мерлина с помощью тягового луча. Стандарты письма Совы не совсем соответствовали стандартам Мерлина, но это был один из способов записать необходимую информацию и доставить ее Уэйв-Тандеру. К настоящему времени барон, должно быть, задавался вопросом, как сейджин Мерлин нашел время, чтобы написать так много заметок, но если и задавался, то очень осторожно не спрашивал.
   Мерлин улыбнулся, забавляясь этой мыслью, затем снова сосредоточил свое внимание на пистолете, завершая его сборку. Вообще-то не было никакого смысла разбирать его на части, но ему понравилась эта небольшая задача. Он обнаружил, что ему нравится, как изящные механизмы соединяются друг с другом, как в результате тщательной сборки всех многочисленных частей головоломки получается плавная и надежная работа. Кроме того, он хотел посмотреть, как на самом деле выглядит эта конструкция изнутри.
   Пистолет в его руке был точной копией одного из пары пистолетов, которые Симаунт подарил Мерлину в то же время, когда он подарил Кэйлебу пару с более изящным орнаментом. Внешний вид, однако, может быть обманчивым, и эти пистолеты были изготовлены компанией "Сова" с использованием тех же производственных возможностей в пещере Нимуэ, которые изготовили из боевой стали катану, вакадзаси и доспехи Мерлина. Внешне они могли быть неотличимы от оригиналов, но внутри было одно существенное отличие.
   Каждому члену личного отряда Кэйлеба была выдана собственная пара пистолетов. Было принято решение не отвлекать какие-либо значительные производственные мощности от производства крайне необходимых нарезных мушкетов, но, учитывая характер обязанностей королевской стражи, Лок-Айленд, Симаунт и Хаусмин все-таки настояли на производстве достаточного количества пистолетов для стражи. Теперь они были частью униформы охранников, и Симаунт разработал для них прочные, практичные кожаные кобуры. В целом Мерлин от всей души одобрил это, но при всей смертельной точности нарезных пистолетов у них все же был один существенный недостаток. Несмотря на свою большую эффективность и надежность по сравнению с фитильным замком, кремневый замок оставался уязвимым для осечек, с чем Мерлин не был готов мириться, когда дело касалось защиты жизни Кэйлеба Армака.
   Вот почему его пистолеты, в отличие от пистолетов любого другого человека на всей планете, имели скрытые элементы питания, встроенные в их рукоятки. Когда Мерлин нажал на спусковой крючок, курок кремневого замка опустился, как и предполагалось. И в то же мгновение добела раскалился электронный воспламенитель, установленный в основании пистолетного ствола. Так или иначе, - размышлял Мерлин, - этот пистолет выстрелит, когда ему это понадобится.
   Он тихо усмехнулся при этой мысли, затем сунул оба пистолета в ожидающие их кобуры, встал и подошел к окну своей комнаты, чтобы взглянуть на темный Теллесберг, спящий под светом большой одинокой луны, которую "архангелы" назвали Лэнгхорн. Это была мирная сцена, и всего на мгновение он почувствовал знакомую, глубокую душевную тоску по простому смертному телу из плоти и крови, которое принадлежало Нимуэ Элбан. Он мог делать удивительные, чудесные вещи с помощью молекулярных схем, датчиков и синтетических мышц своего ПИКА. Он мог обходиться без сна, он мог - по крайней мере теоретически - жить буквально вечно... если предположить, что он действительно был жив. Но он никогда больше не узнает, каково это - провалиться в мирный, настоящий сон, зная, что это смоет усталость, которой он больше не чувствовал. Это было отнято у него навсегда со смертью тела Нимуэ.
   О, перестань ныть об этом! - резко сказал он себе. - В любой момент ты можешь начать плакать из-за того факта, что ты также не подвержен кариесу!
   Эта мысль заставила его усмехнуться, и он расправил плечи, решительно отвернувшись от окна, готовясь снова погрузиться в сообщения снарков.
  
   * * *
   Глаза Кэйлеба Армака открылись. Он вгляделся в темноту, затем сел, когда снова раздался резкий стук в дверь его спальни.
   - Войдите! - он отозвался прежде, чем тот, кто это был, успел постучать в третий раз.
   Никто не собирался проходить мимо телохранителей под командованием Мерлина Этроуза, если у него не было самой законной причины находиться здесь, а достоинство Кэйлеба не было настолько хрупким, чтобы ему приходилось настаивать на соблюдении формального протокола. Он быстро выбрался из постели, потянувшись за халатом, который Галвин Дейкин оставил на случай, если он ему понадобится. Он прошел только половину пути, когда дверь открылась.
   - Ваше величество.
   Мерлин стоял на пороге, слегка кланяясь, и глаза Кэйлеба расширились. Даже сейчас он не знал всего, что задумывал Мерлин, но тот факт, что капитану Этроузу требовалось довольно много времени, чтобы выполнить то, чем бы это ни было, был совершенно ясен. И поскольку ему казалось гораздо удобнее делать все, что угодно, в темное время суток, ночное дежурство возле спальни Кэйлеба почти всегда возлагалось на лейтенанта Фрэнза Астина, заместителя Мерлина в личной охране Кэйлеба.
   Что делало внезапное появление Мерлина... интересным.
   И я надеюсь, что "интересно" - это все, что это будет, - размышлял Кэйлеб, вспоминая другие полуночные сообщения, которые Мерлин приносил ему.
   - Входи, Мерлин, - сказал он вслух для других стражников, когда закончил надевать халат и завязывал пояс. - Закрой дверь.
   - Конечно, ваше величество, - пробормотал Мерлин, входя внутрь и закрывая за собой дверь.
   - А теперь, - немного язвительно сказал Кэйлеб, когда дверь закрылась, - может, ты скажешь мне, почему на этот раз ты разбудил меня посреди ночи?
   - Потому что, ваше величество, сейчас не "середина ночи". На самом деле, до рассвета осталось всего около часа, и так получилось, что в Чисхолме они опережают нас на пять часов.
   Спина Кэйлеба резко выпрямилась, а глаза расширились.
   - Я раздумывал, не говорить ли вам об этом до тех пор, пока вы не решите встать, - продолжил Мерлин. - Потом мне пришло в голову, что, как бы оправданно я ни ждал, вы, с порывистостью юности, вероятно, не увидите этого таким образом. Действительно, чем больше я думал об этом, тем больше мне приходило в голову, что при той неоспоримой степени неразумности, которую я замечал в вас раньше, иногда вы могли почувствовать, что я был каким-то образом небрежен, не разбудив вас немедленно. Тем не менее, казалось, что один час, в любом случае, не имел бы большого значения. Но, несмотря на мои собственные чувства по этому поводу, как верный слуга короны, очевидно, что моим долгом было...
   - Если ты не хочешь узнать, возможно ли простому смертному задушить сейджина, я бы рекомендовал сказать мне то, что ты пришел сюда сказать! И не то, что ты пришел сюда, чтобы сказать о том, стоило ли тебе будить меня или нет!
   - Ну, если вы собираетесь быть таким.., - фыркнул Мерлин. Кэйлеб сжал одну руку в удивительно жилистый кулак, и Мерлин улыбнулся.
   - Хорошо, Кэйлеб, - сказал он гораздо более мягким голосом, - я сожалею. Я просто не мог не поддразнить вас.
   - У тебя, - сказал Кэйлеб сквозь стиснутые зубы, - очень своеобразное чувство юмора. Ты знал об этом?
   - Да, я знаю. - Мерлин протянул руку и положил ее на плечо короля.
   - Она решила ответить "да", - произнес он.
  
   .XI.
   Бухта Норт, княжество Эмерэлд
  
   - Тихо, черт бы побрал твои глаза! - прошипел сэр Данкин Йерли. - Вы моряки, а не пьяные шлюхи на свадьбе!
   Кто-то негромко рассмеялся, в темноте его невозможно было опознать. Йерли не мог быть уверен, но он скорее подозревал, что звук исходил от Стивирта Малика, его личного рулевого. Он, несомненно, раздался с кормы, а Малик держал румпель катера, когда тот скользил по воде уверенно и по большей части - несмотря на только что случившееся - тихо.
   Смешок, конечно, исходил не от моряка, чья неосторожно двигающаяся нога вызвала негромкий протест Йерли, когда она с громким лязгом задела одну из абордажных сабель, сложенных на полу катера. С другой стороны, этот проштрафившийся, которого двое его товарищей по команде методично шпыняли за неуклюжесть, вряд ли в ближайшее время будет еще шуметь, и Йерли это знал. Кроме того, все это были тщательно подобранные люди, выбранные за их опыт. Они знали, на что шли.
   Так же поступил и Йерли, хотя это было... странно - лично руководить тем, что представляло собой явную экспедицию по уничтожению. Будучи капитаном одного из самых мощных галеонов королевского чарисийского флота, он думал, что для него такого рода глупости остались позади. К сожалению, эта конкретная "высадочная экспедиция" состояла из более чем трехсот морских пехотинцев и, по меньшей мере, из четырехсот моряков, и это была команда капитана, откуда бы ни пришли люди, о которых идет речь.
   Он посмотрел за корму со своего места на носу катера, пытаясь разглядеть другие суденышки. Пасмурная ночь была темнее, чем внутри сапога Шан-вей, и он едва мог разглядеть два ближайших. Все остальные были совершенно невидимы, и он сказал себе, что это хорошо. Если он не мог их видеть, то было крайне маловероятно, что защитники бухты Норт тоже могли их видеть. В чем, в конце концов, и был весь смысл начала рейда после захода луны. Не то чтобы знание всего этого заставляло его чувствовать себя счастливее из-за собственной слепоты.
   Перестань волноваться, Данкин! - ругал он себя. - У тебя более чем достаточно людей для этого дела. Тебе просто не нравится здесь находиться.
   Ну, нет, если быть честным, ему не нравилось находиться здесь. Однако офицер королевского чарисийского флота не должен был признаваться в этом даже самому себе. Все они должны были быть храбрыми, отважными и постоянно стремиться сблизиться с врагом. Сэр Данкин Йерли понимал свой долг и был готов неуклонно выполнять его, но в глубине души всегда сомневался в собственной храбрости. Он действительно не знал ни о ком другом, но он никогда не видел признаков своих собственных потных ладоней и стянувшихся узлом мышц живота у своих коллег-офицеров.
   Это просто потому, что они лучше умеют это скрывать, чем ты, - сказал он себе, - что было очень хорошо и, вероятно, даже правдой, но в данный момент он не чувствовал себя ни на йоту лучше. Конечно...
   - Там, сэр!
   Полувопрос, произнесенный шепотом, прервал его размышления, и он повернул голову, когда молодой мичман, присевший на носу рядом с ним, похлопал его по плечу и указал рукой. Йерли вгляделся в указанном направлении, напрягая свои старые, менее проницательные глаза, затем резко кивнул.
   - Хороший парень, мастер Эплин-Армак, - тихо сказал он, затем посмотрел на корму, где он не мог разглядеть Малика на корме. - На два румба правее, - сказал он. - И покажи остальным свет.
   Он думал о мальчике рядом с ним, слушая шепот, повторяемый по лодке, передаваемый от одного гребца к другому, пока тот не достиг Малика. Брать с собой герцога королевской крови - какой бы она ни была - на подобную миссию, возможно, не лучший способ для продвижения своей карьеры. Традиция Чариса всегда заключалась в том, что члены королевского Дома служили свой срок на флоте и рисковали, как и все остальные, но Йерли не мог полностью избавиться от подозрения, что карьера человека, под командованием которого будет убит член королевского Дома, о котором идет речь, может оказаться под угрозой небольшой тучки. Тем не менее, если держать парня завернутым в хлопчатый шелк, это тоже не принесет ему - или кому-либо еще - никакой пользы. И капитан зашел достаточно далеко, чтобы назначить молодого Эплин-Армака своим личным помощником, что должно было уберечь его, по крайней мере, от некоторых потенциальных неприятностей. И...
   Его мысли прервались при виде слабого отблеска, когда матрос рядом с Маликом открыл шторку закрытого фонаря в сторону следующих за ними лодок, используя свое собственное тело, чтобы скрыть его от кого-либо на берегу.
   Мгновение спустя катер изменил курс, люди потянули сильнее, когда Малик направился к тусклым точкам света, на которые бдительный мичман указал Йерли.
  
   * * *
   Майор Баркли Хармин откинулся на спинку стула, потянулся и широко зевнул. Это был почти час Лэнгхорна, период между полуночью и первым истинным часом новых суток. Теоретически, Хармин должен проводить это время, размышляя обо всех Божьих дарах и своем долге перед архангелами и Богом. На самом деле, он тратил его, пытаясь не заснуть.
   Он закончил зевать и позволил стулу снова наклониться вперед. Масляные лампы наполняли его скудно обставленный кабинет светом, хотя его едва ли можно было назвать ярким. Где-то по другую сторону двери офиса находились два клерка и ординарец, которые, несомненно, тоже делали все возможное, чтобы не заснуть. Конечно, им, возможно, было немного легче, чем Хармину. Вероятно, они не провели перед тем почти всю ночь за выпивкой в одной из прибрежных таверн, как Хармин.
   Так, как поступил бы я, если бы знал, что сегодня вечером застряну на дежурстве, - кисло подумал он.
   К сожалению, его начальство не спросило его об этом, когда его имя всплыло в качестве замены майора Тиллитсина. Тиллитсин на какое-то время был не в состоянии нести ночные вахты. И все же ему повезло больше, чем его лошади. Она наступила в нору ящерицы и, как и его всадник, сломала ногу. Но в то время как нога Тиллитсина была вправлена и загипсована, лошадь просто усыпили. И некоему майору Хармину сообщили, что он будет выполнять ночные обязанности Тиллитсина до тех пор, пока полковник не скажет ему иначе.
   По крайней мере, вряд ли что-нибудь случится, - подумал он.
  
   * * *
   Капитан Йерли с нетерпением наблюдал и ждал, когда второй катер КЕВ "Торрент" проступит из ночи. Он был рад это видеть - лейтенант Симин, первый лейтенант "Торрента", официально был его заместителем, - но по крайней мере один катер и тридцать пять человек в нем явно сбились с пути.
   Неудивительно. Действительно, если бы никто не сбился с пути, это было бы поводом для откровенного удивления, а не просто сюрпризом. Каждый офицер чарисийского флота знал, что первый закон боя гласит: все, что может пойти не так, обязательно пойдет не так. Кроме того, на самом деле удержание пары дюжин катеров, шлюпок и лодок вместе во время гребли почти на двенадцать миль в непроглядной ночи можно было бы считать чудом в книге любого морского офицера.
   Проблема заключалась в том, что Йерли ничего не видел за пределами своего непосредственного положения, за исключением редких тусклых пятен света. Он составил самый простой план, какой только мог, затем как можно тщательнее проинформировал всех офицеров, участвующих в сегодняшнем празднестве, прежде чем они отправились в путь. Каждому из них по меньшей мере дважды объяснили его конкретную роль, и каждому из них также были даны инструкции на случай непредвиденных обстоятельств, если кто-то другой не сможет вовремя добраться до намеченного места назначения. Однако это не обязательно означало, что офицеры, о которых идет речь, действительно поняли свои инструкции. И даже если бы они это сделали, не было никакого способа предсказать, какие навигационные ошибки могли быть вызваны капризами ветра и прилива. Было даже теоретически возможно, что назначенной цели вообще смогли достичь только пять катеров, которые на самом деле мог видеть Йерли.
   Прекрати это! - он покачал головой. - Конечно, они там... где-то. И все они ждут твоего сигнала.
   Катер Симина подошел к катеру Йерли. Протянутые руки соединили две лодки, и Йерли наклонился к лейтенанту.
   - Думаю, мы на месте, - тихо сказал он. - Хотя я не уверен. Это, - он махнул рукой в сторону причала, в тени которого покачивались на волнах лодки, - должно быть, восточный пирс, если мы там, где должны быть.
   Симин кивнул, как будто он уже прекрасно не знал это, и Йерли почувствовал, как его рот скривился в натянутой усмешке.
   - Независимо от того, восточный это пирс или нет, это пирс, и он просто должен сойти. Вы берете свой катер и катер "Дифендера", стартуете и разворачиваетесь на дальнюю сторону. Я поведу другие лодки вниз по этой стороне.
   - Есть, есть, сэр, - подтвердил Симин. Были отданы шипящие приказы, и Симин и назначенные лодки неуклонно двинулись прочь.
   Йерли дал им несколько минут для занятия позиции на дальней стороне пирса. Затем его катер повел оставшиеся лодки вниз по ближней стороне к берегу, держась самых плотных и темных теней, отбрасываемых галеонами, которые были пришвартованы к пирсу с обеих сторон.
  
   * * *
   Двое часовых на восточном пирсе стояли, мрачно вглядываясь в темноту. Очень мало обязанностей могли бы сравниться по скуке с наблюдением за пустынной набережной полностью блокированного порта. Обычно они могли бы, по крайней мере, с нетерпением ждать возможности быть вызванными местной городской стражей, чтобы помочь разобраться с пьяной дракой где-нибудь. Но у моряков, чьи корабли попали в блокаду, закончились деньги, на которые можно было повеселиться, и местное правительство ввело комендантский час, хотя бы для того, чтобы убрать с ночных улиц назойливые экипажи торговых судов. Это означало, что делать им было абсолютно нечего, кроме как стоять там, глядя на море, как будто их единоличная преданность бдительности могла каким-то образом предотвратить нападение чарисийцев.
   Кроме того, пока они стояли здесь в темноте, они прекрасно знали, что рота армейских солдат, которая должна была ждать, находясь в мгновенной готовности отреагировать на любую тревогу, которую они могли поднять, несомненно, играла в кости в казармах. Дело было не столько в том, что они завидовали товарищам-солдатам за их развлечения, сколько в том, что их возмущало свое неучастие в них. И все же... Один из них что-то услышал за вздохом ветра и равномерным плеском волн. Он не знал, что это было, но начал поворачиваться в этом направлении как раз в тот момент, когда мускулистая рука обхватила его сзади за шею. Его изумленные руки инстинктивно взлетели вверх, пытаясь нащупать этот удушающий кусок костей и мышц, но затем острый как игла кинжал вонзился ему под ребра, чтобы найти сердце, и он внезапно потерял всякий интерес к тому, что мог услышать.
   Его спутник на дальней стороне пирса получил еще меньше предупреждений, и капитан Йерли одобрительно хмыкнул, поднявшись по трапу со своего катера со следовавшим за ним по пятам Эплин-Армаком и осмотрев два тела.
   - Хорошая работа, - сказал он покрытому татуировками старшему матросу, который руководил снятием часовых. Ухмылка, которую он получил в ответ, сделала бы честь и кракену, и Йерли в очередной раз задался вопросом, чем именно занимался этот человек до прихода на флот.
   Наверное, лучше не знать, - еще раз сказал он себе и отступил назад, когда на пирс высыпала остальная команда катера.
   Он считал людей так тщательно, как только мог в темноте, пока моряки и морские пехотинцы выстраивались в заранее подготовленные группы. Сабли и штыки тускло поблескивали в тусклом свете фонарей на пирсе, и он наблюдал, как морские пехотинцы тщательно заряжают свои мушкеты. Тот факт, что новомодные "кремневые ружья" не нуждались в длинном зажженном фитиле, был благословением, поскольку это означало, что их можно было носить готовыми к стрельбе, не выглядя в темноте как заблудившаяся стая мигающих ящериц. С другой стороны, это также увеличивало вероятность случайных выстрелов, поскольку лишало мушкетера визуального сигнала о том, что его оружие готово к стрельбе. Вот почему Йерли отдал конкретные, кровожадные приказы об ужасной участи, ожидающей любого, кто осмелится зарядить свой мушкет во время долгого плавания на лодке.
   Кроме того, если бы я им позволил, влага, черт возьми, пропитала бы запалы.
   - Готово, сэр, - тихо сказал лейтенант Симин, и Йерли повернулся, чтобы разглядеть младшего офицера рядом с собой. Симин, - кисло заметил он, - почти сиял в предвкушении.
   - Хорошо, - сказал он вместо того, о чем на самом деле думал. - Помните, подождите, пока не услышите взрывы гранат.
   - Есть, есть, сэр, - сказал Симин, как будто Йерли не высказывал точно такую же точку зрения на брифингах перед атакой по крайней мере три раза.
  
   * * *
   На самом деле часовые на пирсе думали несправедливо по отношению к своим товарищам. Сегодня вечером не было игры в кости, потому что их вчерашнее развлечение было прервано неожиданным визитом командира роты, который был менее чем удивлен. После нескольких содержательных замечаний об их состоянии дисциплины, боеготовности и вероятном происхождении майор Тиллитсин сообщил им о неприятной участи, уготованной любому другому, кого он обнаружит отвлекающимся во время дежурства. Несмотря на последовавший перелом его ноги (что, по предположению одной или двух недостойных душ, могло означать божественное возмездие), они не сомневались, что он передал свои наблюдения майору Хармину. Который, к сожалению, имел репутацию еще менее понимающего человека, чем майор Тиллитсин. В сложившихся обстоятельствах показалось разумным проявить немного осмотрительности в течение следующей пятидневки или около того.
   Таким образом, вместо того, чтобы сбиваться в кучу посреди казарменных этажей со своими ящиками для игры в кости и картами, они занимались десятками мелких домашних дел - чинили униформу, полировали блестящие части, чистили снаряжение или затачивали лезвия сабель, кортиков и мечей.
   В казарму грубо ворвался звук бьющегося стекла. Головы повернулись на звук, и брови удивленно приподнялись, что резко сменилось чем-то другим, когда на пол с глухим стуком упали железные сферы с шипящими взрывателями.
   Один солдат, быстрее своих товарищей, бросился к ближайшей гранате. Он схватил ее и развернулся, чтобы выбросить обратно в окно, но у него не было достаточно времени. Он сделал бросок, но граната пролетела менее четырех футов, когда взорвалась, убив его почти мгновенно.
   На самом деле это не имело бы значения, если бы запал на этой конкретной гранате был немного длиннее. Она была всего лишь одной из дюжины, и мирный порядок в казармах превратился в хаос, ужас и крики, когда все они взорвались почти одновременно.
  
   * * *
   - Немедленно! - прокричал лейтенант Хал Симин, когда взрывы гранат эхом отозвались у него за спиной.
   Ожидавшие его группы моряков уже разделились на команды по два человека. Теперь член каждой команды с медленным фитилем поджигал одну из приготовленных зажигательных шашек своего товарища, а затем отступал назад, пока другие выбивали двери и разбивали окна. Пылающая смесь смолы, нафты и россыпного пороха пролетела через внезапно появившиеся отверстия в склады у причала, в то время как другие команды атаковали пришвартованные у пирса галеоны и портовые суда.
   Поднялся дым, и начали прыгать зловещие языки пламени, превращая непроглядную ночь во что-то совсем другое. Вспыхнуло еще больше пламени, когда другие зажигательные снаряды подожгли свои цели, и разрозненные голоса начали кричать в тревоге, когда внезапно проснулся город Норт-Бей. Затрещали мушкеты, когда морские пехотинцы, выделенные для поддержки Симина, атаковали батареи гавани сзади. После наступления темноты только два орудия в каждой батарее оставались фактически укомплектованными расчетами, и горстка сонных артиллеристов не могла сравниться с морскими пехотинцами, ворвавшимися к ним из темноты. Вдоль гавани вспыхнуло еще больше пожаров, и резкий, оглушительный взрыв отозвался эхом, когда один из поджигателей обнаружил неожиданный запас пороха на портовой барже рядом с галеоном, переоборудованным в торговый рейдер. В результате взрыва корабль сильно загорелся, а горящие обломки попали в три других судна и по меньшей мере на полдюжины крыш складов и таверн.
   - Смотрите, сэр! - крикнул один из людей Симина, и лейтенант увидел яркую, внезапную вспышку новых выстрелов на фоне непроглядной тьмы к западу от города.
   - Это морские пехотинцы! - выпалил он в ответ. - Неизвестно, как долго майор Жеффир сможет сдерживать ублюдков, так что приступайте к делу!
   - Есть, есть, сэр!
  
   * * *
   Майор Хармин вскочил на ноги, когда раздались взрывы и крики. Он схватил пояс с мечом и бросился к двери кабинета, на бегу обматывая пояс вокруг себя. Его секретарь и ординарец все еще поднимались со своих стульев, когда он ворвался в приемную.
   - Берите свое оружие, черт возьми! - Хармин рявкнул и выскочил через парадную дверь офисного корпуса на плац между двумя длинными прямоугольниками казарм.
   Языки пламени уже начали плясать и отражаться в окнах казарм, и он услышал вторую волну взрывов, когда чарисийские моряки бросили еще дюжину гранат в каждое здание. Крики некоторых раненых внезапно оборвались, но на смену им пришли другие звуки агонии.
   Желудок Хармина скрутило узлом, когда он понял, что нападавшие уже полностью уничтожили его позаимствованную роту как сплоченную боевую силу. Он не знал, сколько "его" людей на самом деле было убито или ранено, но даже те, кто не был убит, были бы слишком деморализованы и напуганы, чтобы оказать какое-либо эффективное сопротивление.
   И даже если Тиллитсин смог бы их сплотить, я не смогу, - мрачно подумал он. - Они даже не знают меня, так какого черта они должны слушать меня в таком беспорядке, как этот?
   Начавшийся гул и треск мушкетной стрельбы с запада подсказали ему, что вряд ли кто-нибудь прибудет ему на помощь, так что...
   Майор Баркли Хармин не подумал о том, как он только что вырисовался на фоне освещенного окна караульного помещения позади него. И он никогда... никогда не услышал резкого "треска" нарезного мушкета, который убил его.
  
   * * *
   Сэр Данкин Йерли позволил себе испытать глубокое чувство облегчения, наблюдая ту же самую мушкетную стрельбу, которую видел Симин и слышал Хармин. Очевидно, морские пехотинцы заняли позицию, чтобы перекрыть дорогу от главной крепости к западу от города. Согласно донесениям их шпионов, в гарнизоне этой крепости насчитывалось не менее трех тысяч человек. Маловероятно, что две сотни морских пехотинцев майора Жеффира смогут сдерживать их вечно, но неожиданность и замешательство должны были удержать гарнизон связанным, по крайней мере, на некоторое время. Кроме того, скорострельность людей Жеффира и прикрепленные к их мушкетам штыки должны значительно уравнять шансы между ними.
   Из крепости прогремела пушка. Йерли понятия не имел, куда могли стрелять стоявшие за ней артиллеристы. Бог свидетель, гарнизон крепости, должно быть, был безнадежно сбит с толку внезапным извержением взрывов и пламени из тихо спящего города под их высоким мысом. Насколько Йерли знал, они могли на самом деле думать, что видели чарисийские галеоны, готовые к атаке.
   По меньшей мере две дюжины кораблей были полностью охвачены пламенем. Еще больше тлело, и сильный ветер переносил искры, пепел и горящие обломки с одного корабля на другой. Склады, которые обслуживали гавань, тоже горели неплохо. Йерли надеялся, что пламя не перекинется на сам город, но он не собирался терять сон из-за такой возможности.
   Он посмотрел на черное зеркало гавани, окрашенное в багровый цвет поднимающимися потоками пламени, и увидел, что еще больше его лодок стремительно приближается к торговым судам, стоящим дальше на якоре. Он также видел, как от этих судов отходило более чем несколько чужих лодок, поскольку их значительно уступающим численностью якорным вахтам моряков торгового флота пришлось поспешно отступать.
   Позже этим утром они, вероятно, услышат о таких вещах, как "оставление своих постов", - подумал Йерли. - Не то чтобы они могли чего-то добиться - кроме своей гибели, - если бы остались.
   - Хорошо, мастер Эплин-Армак, - сказал он мичману, стоявшему рядом с ним. - Давайте позаботимся о том, чтобы разжечь еще несколько собственных костров, а потом, думаю, придет время уходить.
   - Есть, есть, сэр! - ответил Эплин-Армак с широкой ухмылкой и мотнул головой в сторону Стивирта Малика. - Пошли, рулевой! - сказал он и побежал рысью вдоль берега, раздувая медленный фитиль, в то время как Малик вытащил первую зажигательную шашку, а Йерли поплелся следом.
  
   .XII.
   Княжеский дворец, город Эрейстор, княжество Эмерэлд
  
   Князь Нарман оторвал взгляд от последней депеши и поморщился. - Что ж, - мягко сказал он, - это раздражает. - Граф Пайн-Холлоу не смог скрыть своего недоверия, глядя через стол на своего кузена. Нарман увидел выражение его лица и фыркнул в резком веселье. Затем он положил депешу на стол рядом со своей тарелкой и потянулся за свежим ломтиком дыни.
   - Я так понимаю, вы ожидали несколько. ...более сильной реакции, Травис?
   - Ну... да, - признался Пайн-Холлоу.
   - Почему? - Нарман отправил в рот кусочек дыни и прожевал. - Помимо того факта, что разрешение епископа-исполнителя Уиллиса использовать церковную семафорную сеть означает, что мы получили новости немного быстрее, чем могли бы, здесь нет ничего удивительного. Или есть?
   - Полагаю, что нет, - медленно произнес Пайн-Холлоу, пытаясь проанализировать настроение Нармана. В этом было что-то... странное.
   - С военной точки зрения, сжигать дотла Норт-Бей - хотя, имейте в виду, я ожидаю, что мы обнаружим, что ущерб менее значителен, чем могут указывать эти первые сообщения, - не имеет большого смысла, - признал Нарман. - Однако с политической точки зрения в этом есть смысл.
   - Что это значит, мой князь?
   Лично Пайн-Холлоу вообще не видел никакого смысла в нападении. Помимо двух небольших военных галер, которые стояли там на якоре, и полудюжины торговых судов, которые коммодор Жэзтро переоборудовал в легкие крейсера для коммерческого рейдерства, остальная часть нанесенного ущерба поразительно походила на чистое, бессмысленное разрушение. Пришвартованные у причалов бухты Норт торговые суда и пустующие склады, заполненные товарами, которые просто пылились перед лицом блокады чарисийского флота, во всяком случае, не были тем, что он считал бы важными в военном отношении целями. И не только это, но и то, что Норт-Бей находился в семистах милях от Эрейстора и уж точно не был самым большим и важным городом в княжестве.
   - Это означает, что Кэйлеб - или, что более вероятно, адмирал Рок-Пойнт, действующий в рамках общих инструкций Кэйлеба - посылает мне сообщение.
   Нарман отрезал еще один кусочек дыни и некоторое время критически рассматривал его, прежде чем отправить вслед за предыдущим. Затем он снова посмотрел на Пайн-Холлоу.
   - Они демонстрируют, что пока у них есть контроль над морем, они могут делать это с нами, когда захотят. Вы можете считать это наглядным напоминанием о том, что, несмотря на все, что может сделать коммодор Жэзтро, мы не можем по-настоящему навредить им, но они, безусловно, могут навредить нам. Собственно говоря, я только вчера обсуждал этот вопрос с епископом-исполнителем Уиллисом.
   - Действительно? - глаза Пайн-Холлоу задумчиво сузились. Он знал о встрече между Нарманом и епископом-исполнителем Уиллисом Грейсином, ставшим самым высокопоставленным церковником в княжестве, учитывая внезапное решение архиепископа Лайэма Тирна вернуться в Зион, чтобы... посовещаться со своими коллегами, как только известие о случившемся в проливе Даркос достигло Эрейстора. Но его двоюродный брат не сказал ему, о чем была эта встреча. По крайней мере, до сих пор, - подумал он, - когда Нарман одарил его несколько кривоватой улыбкой.
   - Добрый епископ-исполнитель обеспокоен степенью нашей приверженности продолжающейся войне против Чариса.
   - Приверженности? - Пайн-Холлоу моргнул, затем недоверчиво покачал головой. - Он думает, что после пролива Даркос и смерти Хааралда мы считаем, что Кэйлеб примет нас как союзников? - недоверчиво спросил он, и Нарман невесело усмехнулся.
   - Похоже, что это письмо от архиепископа Мейкела - простите, от вероотступника, еретика и предателя Мейкела Стейнейра - великому викарию немного... встревожило Грейсина, скажем так. Не думаю, что он придавал больше доверия сообщениям о нарушениях Хааралдом Запретов, чем мы когда-либо. По крайней мере, до тех пор, пока предполагалось, что это будет милое и простое дело - разметать Чарис из конца в конец в соответствии с расписанием Клинтана. Теперь, когда удар пришелся совсем по другой ноге, и этим идиотам из храмовой четверки удалось вынудить Кэйлеба бросить открытый вызов, он чувствует себя немного незащищенным здесь, у нашей гостеприимной груди.
   - Нарман, - тон Пайн-Холлоу был таким же обеспокоенным, как и выражение его лица, когда его первоначальное недоверие сменилось чем-то другим, - это небезопасно - быть...
   - Что? - глаза князя с вызовом смотрели на него через стол. - Честным? Прямолинейным?
   - Я только говорю, что был бы удивлен, если бы у инквизиции не было ушей ближе к вам, чем вы думаете, - трезво сказал Пайн-Холлоу.
   - Я точно знаю, кто главный агент инквизиции здесь, во дворце, Травис. На самом деле, он уже около трех лет сообщает именно то, что я хочу сообщить.
   - Вы подкупили агента инквизиции?
   - О, не будь так шокирован! - ругнулся Нарман. - Почему шпионов Клинтана нельзя подкупить? Только пускающий слюни идиот, который к тому же слеп и глух - а я думаю, вы согласитесь, что ни один агент инквизиции, скорее всего, таким не будет, - мог не знать о взяточничестве и коррупции, которые происходят каждый день в самом Храме! Когда вся церковная иерархия так же коррумпирована и продажна, как кучка портовых сутенеров, продающих своих собственных сестер, почему их агенты не должны быть такими же коррумпированными, как их хозяева в Зионе?
   - Вы говорите о Божьей Церкви, - сухо заметил Пайн-Холлоу.
   - Я не говорю о Боге, и я не говорю о Его Церкви, - парировал Нарман. - Я говорю о Церкви, которая была захвачена такими людьми, как Жэспар Клинтан, Аллейн Мейгвейр и Замсин Тринейр. Неужели вы хоть на мгновение думаете, что храмовой четверке есть какое-то дело до того, что Бог хочет для самой Церкви? Или что кто-то еще в совете викариев собирается рисковать своей милой, розовой задницей, выступая против Клинтана и других только потому, что они оказались лживыми, своекорыстными ублюдками?
   Пайн-Холлоу был значительно больше, чем просто шокирован. Со времен битвы в проливе Даркос Нарман становился все более открытым в своем недовольстве Храмом, но никогда раньше он так откровенно не высказывался о Церкви и людях, которые контролировали ее политику. О, он никогда не делал секрета из своего мнения о викарии Жэспаре и его дружках, по крайней мере, со своим кузеном, но он никогда открыто не распространял свое презрение к великому инквизитору и храмовой четверке на всю церковную иерархию!
   - В чем дело, Травис? - спросил Нарман более мягко. - Ты шокирован отсутствием у меня благочестия?
   - Нет, - медленно произнес Пайн-Холлоу.
   - Да, это так, - поправил Нарман тем же медовым голосом. - Ты думаешь, что я не верю в Бога или что я решил отвергнуть Его план Сэйфхолда. И ты боишься, что если Грейсин или инквизиция поймут, что я чувствую на самом деле, они решат сделать пример из меня... и, возможно, из тебя тоже, поскольку ты не только мой первый советник, но и мой кузен.
   - Ну, если ты так ставишь вопрос, то, возможно, ты прав, - еще медленнее признал Пайн-Холлоу.
   - Конечно, я прав. И я не удивлен, что ты сам удивлен, услышав это от меня. Это первый раз, когда я так откровенно высказался кому-либо, кроме, возможно, Оливии. Но я думаю, что в сложившихся обстоятельствах мне пора обсудить этот вопрос с кем-то, кроме моей жены. Ну, полагаю, с кем-то, кроме моей жены и дяди Хэнбила, если быть до конца точным.
   - При каких обстоятельствах? - осторожно спросил Пайн-Холлоу, и теперь в его глазах была активная тревога.
   Была причина, по которой уровень его беспокойства только что взлетел до совершенно новых высот, потому что Хэнбил Бейц, герцог Солэмэн, был не просто дядей его и Нармана. Несмотря на то, что ему было за семьдесят, Солэмэн оставался энергичным и острым, как бритва. Физически он был почти полной противоположностью Нарману; во всех других отношениях они с князем были очень похожи, за исключением того факта, что, в отличие от своего племянника, Солэмэн питал отвращение к политике. Однако, несмотря на то, что ему мало нравилась "великая игра", никогда не возникало ни малейших сомнений ни в его компетентности, ни в его лояльности к интересам семьи, ни к самому Нарману. Вот почему он был командующим эмерэлдской армией. Это была должность, для которой он хорошо подходил, и которая позволяла ему проводить в Эрейсторе как можно меньше времени, вне занятий политикой.
   Что, - как теперь размышлял Пайн-Холлоу, - иногда служило Нарману хорошую службу. Дядя Хэнбил - это кинжал в ножнах, но он настолько "с глаз долой, из сердца вон", что даже умные люди склонны не учитывать его в своих расчетах.
   - Здесь есть две отдельные вещи, которые следует учитывать, Травис, - сказал Нарман в ответ на его вопрос. - Ну, на самом деле, три.
   Он отодвинул тарелку и наклонился вперед, его лицо и язык тела были непривычно серьезными.
   - Во-первых, с политической и военной точки зрения, Эмерэлд облажался, - прямо сказал он. - И нет, мне не нужно, чтобы дядя Хэнбил заявил мне об этом. В любое время, когда Кэйлеб захочет высадить войска на берег при поддержке с моря, он может это сделать. Это одна из вещей, на которые должно было обратить мое внимание маленькое дело в Норт-Бей, на случай, если до сих пор им удавалось ускользнуть от меня. На данный момент он, вероятно, все еще наращивает численность своих войск; Бог свидетель, морские пехотинцы Чариса хороши, но у него их было не так много, когда все это началось. С другой стороны, у нас еще меньше возможностей для создания армии, не так ли? Особенно учитывая, сколько из нее служило в морской пехоте, когда наш флот потерпел небольшую неудачу. Пройдет не так уж много времени, прежде чем он будет готов нанести визит сюда, в Эрейстор, возможно, с обозом осадной артиллерии на буксире, чтобы постучать в любые двери, которые встанут у него на пути, и я очень сомневаюсь, что дядя Хэнбил сможет сделать что-то большее, чем причинить ему неудобства, когда он это сделает.
   - Во-вторых, с дипломатической точки зрения, наш хороший друг Гектор не собирается подставлять свою шею, чтобы каким-либо образом помочь нам. И я буду глубоко удивлен, если Шарлиэн не решит, что в сложившихся обстоятельствах она предпочла бы быть союзницей Чариса, а не нас или Гектора. Что означает, что мы... "качаемся на ветру", думаю, это тот термин, который мне подходит. Мы наиболее уязвимы, мы те, кто пытался убить Кэйлеба, и мы те, у кого нет ни единой надежды по эту сторону Ада, что кто-нибудь приплывет к нам на помощь.
   - И, в-третьих... В-третьих, Травис, каждое слово, сказанное Стейнейром и Кэйлебом о храмовой четверке, великом викарии и самой Церкви, - правда. Ты думаешь, что только потому, что я признаю развращенность таких людей, как Клинтан и Тринейр, и их подхалимов в совете викариев, я не верю в Бога? - Смех князя был похож на грубый лай. - Конечно, я верю в Него - я просто не верю в ублюдков, которые захватили Его Церковь! На самом деле, думаю, что у Стейнейра и Кэйлеба есть правильная идея... если они смогут ее реализовать. И именно поэтому Грейсин так обеспокоен, причина, по которой он продолжает так настойчиво подталкивать нас к тому, чтобы найти какой-то способ перейти в наступление, продолжает выяснять, насколько я "предан" Гектору.
   - И насколько ты предан, мой князь? - тихо спросил Пайн-Холлоу.
   - Гектору? - губы Нармана скривились. - Примерно так же предан, как он нам, то есть я настолько предан, насколько это потребуется, чтобы дотянуться до его горла хорошим острым ножом. Или ты имеешь в виду Церковь?
   Пайн-Холлоу промолчал. Ему и не нужно было этого делать, потому что выражение его лица говорило само за себя.
   - Моя преданность Церкви простирается ровно до пределов досягаемости инквизиции, - категорично заявил Нарман. - Пришло время перестать путать Церковь с Богом, Травис. Или ты думаешь, что Бог позволил бы Чарису полностью уничтожить объединенные флоты альянса, которые превосходили его флот численностью в пять раз, если бы Хааралд действительно бросал вызов Его воле?
   Пайн-Холлоу с трудом сглотнул, и под ложечкой у него образовалась пустая, поющая пустота. Где-то глубоко внутри него школьник отчаянным бормотанием повторял катехизис, в то же время сгорбившись и заткнув уши пальцами.
   - Нарман, - сказал он очень, очень тихо, - ты не можешь думать о том, о чем я подозреваю, твои мысли.
   - Нет? - Нарман склонил голову набок. - Почему нет?
   - Потому что, в конце концов, Чарис проиграет. По-другому и быть не может. Не тогда, когда Церковь полностью контролирует все великие королевства. Не тогда, когда ее кошелек так богат, а большая часть населения мира живет на Хэйвене и Ховарде.
   - Не будь в этом слишком уверен. - Нарман откинулся назад, его глаза были полны решимости. - О, я знаю, что "храмовая четверка" видит это именно так. С другой стороны, мы только что получили довольно наглядный урок ошибочности их суждений, не так ли? Подозреваю, что они вот-вот обнаружат, что мир менее монолитен, чем они предполагали, и это станет для них еще более неприятным потрясением. Все, что Кэйлебу действительно нужно сделать, это продержаться достаточно долго, чтобы его пример распространился, Травис. Вот почему так напуган Грейсин. Я не единственный правитель или дворянин, который понимает, что сейчас происходит в совете викариев. Если Чарис сможет бросить вызов Церкви, у других возникнет искушение последовать примеру Кэйлеба. И если это произойдет, Церковь окажется слишком занятой тушением местных лесных пожаров, чтобы собрать такой флот, который потребовался бы, чтобы прорваться через королевский чарисийский флот. И это предполагает, что Чарис попытается держаться подальше от Церкви сам по себе.
   - Но...
   - Подумай об этом, Травис, - приказал Нарман, пресекая попытку Пайн-Холлоу возразить. - Пройдет совсем немного времени, прежде чем Шарлиэн станет, по крайней мере, фактическим союзником Чариса. Насколько я знаю, она может сделать это официально и присоединиться к нему в открытом противостоянии Клинтану и его дружкам. Когда это произойдет, Гектор окажется в окружении врагов, отрезанный от всего, что Церковь могла бы сделать, чтобы помочь ему. И когда Шарлиэн и Кэйлеб разделят Корисанду и Зибедию между собой, и когда Кэйлеб добавит нас к собственно Чарису, он и Шарлиэн вместе будут контролировать более трети всей поверхности Сэйфхолда. Конечно, у них не будет и близко такой большой доли населения мира, но у них будет большая часть мировой военно-морской мощи, много возможностей для расширения и все ресурсы, которые им понадобятся для их экономики... или их военной мощи. Как ты думаешь, насколько легко Церкви будет раздавить его после этого?
   Пайн-Холлоу сидел молча, его глаза были встревожены, и Нарман ждал, пока его двоюродный брат прокладывал себе путь через ту же логическую цепочку. Нарман знал, что граф по натуре осторожен. Более того, младший брат Пайн-Холлоу был верховным священником ордена Паскуале, служил в республике Сиддармарк и вот-вот должен был быть возведен в епископат. Вполне возможно, что откровенность Нармана была больше, чем был готов принять Пайн-Холлоу.
   - Нет, - наконец сказал граф. - Нет, Церкви будет нелегко. Нет, если все получится так, как ты предсказываешь.
   - И должна ли Церковь считать это легким делом? - тихо спросил Нарман, намеренно подталкивая своего кузена еще дальше.
   - Нет, - вздохнул Пайн-Холлоу, и выражение его лица больше не было неуверенным, хотя Нарман сомневался, что отраженная в нем глубокая печаль поразила Пайн-Холлоу как улучшение. - Нет. В этом ты тоже прав, Нарман. Храмовая четверка - это не настоящая проблема, не так ли? Они - симптом.
   - Вот именно. - Нарман протянул руку и положил пухлую ладонь на предплечье Пайн-Холлоу. - Я не знаю, возможно ли для Церкви внутренне реформироваться. Я знаю, что прежде, чем храмовая четверка и другие викарии, подобные им, позволят этому случиться, произойдет кровопролитие и резня такого масштаба, какого никто никогда не видел со времен свержения Шан-вей.
   - Что ты хочешь с этим делать? - Пайн-Холлоу выдавил слабую улыбку. - Это не похоже на тебя - бросать мне что-то подобное через стол за завтраком, если у тебя уже нет плана, мой князь.
   - Нет, не думаю, что это так. - Нарман снова откинулся на спинку стула и потянулся за своей временно оставленной тарелкой. Его взгляд упал на свои руки, когда он тщательно нарезал оставшуюся дыню на небольшие кусочки.
   - Мне нужно отправить Кэйлебу собственное сообщение, - сказал он, не отрывая взгляда от своего ножа и вилки. - Мне нужен кто-то, кто сможет убедить его, что я готов сдаться ему. Что ему не нужно продолжать сжигать мои города и убивать моих подданных, чтобы доказать свою точку зрения.
   - Он довольно ясно дал понять, что хочет твою голову, Нарман. Судя по тону его комментариев, я не думаю, что он будет очень рад согласиться на что-то меньшее.
   - Знаю. - Улыбка князя была больше похожа на гримасу, чем на что-либо другое, но в ней, возможно, было немного настоящего юмора. - Знаю, и полагаю, что если он действительно будет настаивать на этом, в конце концов он, несомненно, получит это в любом случае. Жаль, что Мантейл решил сбежать на материк, а не приехать сюда. Я мог бы убедить Кэйлеба в своей искренности, предложив ему голову "графа Хэнта" в качестве замены, так сказать. Тем не менее, я, возможно, смогу продемонстрировать ему, что человек с моими талантами и опытом был бы более ценен, работая на него, чем удобряя садовый участок где-нибудь за его дворцом.
   - А если ты не сможешь? - очень тихо спросил Пайн-Холлоу.
   - Если я не могу, значит, не могу. - Нарман пожал плечами гораздо более философски, чем, по мнению Пайн-Холлоу, мог бы сделать при тех же обстоятельствах. - Я всегда могу надеяться, что он согласится на пожизненное заключение в каком-нибудь умеренно неприятном подземелье. И даже если он этого не сделает, по крайней мере, Кэйлеб не из тех, кто затеет какие-либо репрессии против Оливии или детей. Что, - он поднял глаза и прямо встретился взглядом с Пайн-Холлоу, - в любом случае, это лучшее, на что я мог надеяться, если ему придется высадить силы вторжения. За исключением того, что таким образом мы пропустим ту часть, когда сначала будут убиты тысячи моих подданных.
   Пайн-Холлоу сидел, глядя в глаза своему кузену, и понял, что, возможно, впервые с тех пор, как Нарман взошел на трон Эмерэлда, его князь отказался от всякого притворства. После всех этих лет это стало чем-то вроде шока, но Нарман был серьезен.
   - Вы не можете просто заключить мир с Кэйлебом, даже сдаться ему, без того, чтобы Грейсин и остальная часть духовенства не сгорели в огне позади вас, - сказал граф. - Вы знаете это, не так ли?
   - Грейсин, да. И, вероятно, по крайней мере, большинство епископов, - признал Нарман. - С другой стороны, большинство наших верховных священников - даже наши странствующие епископы - эмерэлдцы. В этом отношении мы почти так же плохи, как Чарис. Честно говоря, это одна из причин, по которой Грейсин так напуган, и я сильно подозреваю, что у него есть для этого веские причины. Во всяком случае, я... довольно подробно обсуждал этот вопрос с дядей Хэнбилом.
   - Понимаю. - Пайн-Холлоу откинулся назад, пальцы его правой руки медленно и ритмично барабанили по подлокотнику кресла, пока он думал.
   Замечание Нармана о составе эмерэлдского духовенства было хорошо обосновано. Независимо от этого, расчет того, начнет ли разделение между низшим духовенством, родившимся на родине, и их духовным начальством, родившимся за границей, даже переходить в поддержку раскола, которую Кэйлеб обнаружил в Чарисе, был другим, более сложным. И, - как признался себе первый советник, - это был не тот вопрос, которому он сам уделил бы то тщательное внимание, которого он, несомненно, заслуживал.
   Вероятно, - признал он про себя, - потому что я вообще не хотел думать об этой возможности, пока Нарман не ткнул меня в нее носом.
   Но если Нарман обсуждал это с герцогом Солэмэном, и если Солэмэн сказал то, что, по-видимому, предполагал Нарман, тогда Пайн-Холлоу был готов предположить, что оценка князем того, как отреагирует духовенство - и сможет ли Нарман пережить их реакцию - вероятно, была точной. И когда все дошло бы до дела, реакция Церкви была единственной потенциальной внутренней оппозицией, которой он действительно должен был опасаться. Подобно Армакам в Чарисе, хотя и по совершенно иным причинам и несколько иным способом, Дом Бейц централизованно удерживал политическую власть в своих собственных руках. Отец Нармана лишил феодальных магнатов их личных постоянных армий (в некоторых случаях не без определенного кровопролития), а Нарман пошел еще дальше в подчинении аристократии короне. И не только это, но и палата общин в парламенте Эмерэлда, какой бы она ни была и что бы от нее ни осталось, решительно поддерживала как Нармана, так и его отца в их усилиях ограничить власть своих знатных землевладельцев. Эта традиция поддержки, вероятно, распространится и на реакцию Нармана на нынешний кризис.
   И в этом случае и аристократия, и простолюдины Эмерэлда почти наверняка пришли бы к общему согласию. Если исключить из рассмотрения религиозные элементы, то обе силы, несомненно, поддержали бы урегулирование с Чарисом - возможно, даже прямую капитуляцию перед Чарисом. Несмотря на традиционное соперничество между Эмерэлдом и Чарисом, Армаки имели репутацию разумных правителей. На чисто светском уровне было бы трудно убедить кого-либо, что оказаться под властью Кэйлеба из Чариса было бы какой-либо личной катастрофой. И совершенно рациональные личные интересы и желание избежать разрушений и кровопролития в результате прямого вторжения чарисийцев сделали бы еще более трудным убеждение в обратном.
   Во всяком случае, очевидно, что Нарман так оценивал ситуацию, и у князя был впечатляющий послужной список, когда дело доходило до оценки и точного прогнозирования реакции обычных влиятельных брокеров Эмерэлда.
   С другой стороны, он и раньше ошибался раз или два, хотя и не часто, - напоминал себе Пайн-Холлоу. - И в отличие от некоторых людей, у него нет склонности убеждать себя в том, что то, что он хочет, чтобы правда была правдой, автоматически является правдой.
   Если предположить, что он не ошибся, и если предположить, что приготовления, которые, как не сомневался Пайн-Холлоу, Солэмэн очень тихо делал даже сейчас, были эффективными, то Нарман почти наверняка сможет пережить переговоры с Кэйлебом. Конечно, вопрос о том, сможет ли он пережить исход этих переговоров с головой, все еще прикрепленной к остальной части тела, был совершенно другим. И, честно говоря, Пайн-Холлоу не был готов предложить ничего лучшего, чем едва ли равные шансы в пользу возможности того, что он сможет, что также могло иметь самые неприятные последствия для первого советника. И все же...
   - Если вы действительно имеете в виду все это, - услышал граф свой собственный голос, - тогда, я полагаю, вам, вероятно, следует послать самого высокопоставленного дипломата, которого вы можете, чтобы начать переговоры. Кого-то, пользующегося у вас достаточно высоким доверием, чтобы Кэйлеб мог действительно поверить всему, что он сказал, по крайней мере, на пять секунд или около того.
   - Действительно? - в улыбке Нармана была самая нетипичная теплота. - У тебя есть кто-нибудь на примете, Травис? - спросил он.
  
   .XIII.
   Теллесбергский собор и королевский дворец, город Теллесберг, королевство Чарис
  
   Орган начал свою величественную прелюдию, и сотни людей, набившихся в Теллесбергский собор, поднялись со своих скамей. Великолепные ноты пронеслись по благоухающему ладаном воздуху на золотых крыльях звука, а затем хор разразился песней.
   Двери собора распахнулись, и знакомая по утренним средам процессия скипетроносцев, носителей подсвечников и туриферов двинулась вперед, в приветливое великолепие этого величественного гимна. Послушники и младшие священники следовали в авангарде процессии, а архиепископ Мейкел Стейнейр, в свою очередь, следовал за ними.
   Мерлин Этроуз наблюдал со своего поста в королевской ложе, в двадцати футах над полом собора, со знакомыми смешанными чувствами. Церковь была настолько неотъемлемой частью жизни каждого жителя Сэйфхолда, что подобные моменты были неизбежны, и полное погружение, казалось, стирало по крайней мере часть его первоначального возмущения.
   Но только часть, - сказал он себе. - Только часть этого.
   Процессия неуклонно, величественно продвигалась вперед, и архиепископ двигался в ее сердце. Но представление Майкела Стейнейра о надлежащей процессии было не совсем таким, как у других архиепископов, и Мерлин улыбнулся, когда Стейнейр остановился, чтобы положить руку на кудрявую головку маленькой девочки в благословении, когда ее отец поднял ее.
   Другие руки протянулись, чтобы коснуться архиепископа, когда он проходил мимо, и головы других детей ждали его благословения. Эти искушенные другие архиепископы, несомненно, посмотрели бы свысока на "простодушный" пастырский отказ Стейнейра от надлежащего архиепископского достоинства. С другой стороны, эти утонченные другие архиепископы никогда бы не оказались в центре той огромной личной любви и доверия, которые Мейкел Стейнейр вызывал у людей своего архиепископства. Конечно, были...
   Мысли Мерлина Этроуза прервались с внезапностью гильотины, когда в нефе собора резко проявилось целенаправленное движение.
  
   * * *
   Архиепископ Мейкел возложил руку на голову другого юноши, пробормотав слова благословения. Он знал, что его частые остановки вызывали в целом терпимое раздражение среди его послушников и помогающего духовенства. С другой стороны, они, конечно, знали, что лучше не протестовать, даже если это немного затрудняло правильную хореографию церковной литургии. Были некоторые обязанности - и радости - любого священнического призвания, которые Мейкел Стейнейр отказался принести в жертву "достоинству" своего церковного сана.
   Он повернулся обратно к процессии, склонив голову, в то время как один уголок его сознания еще раз прокручивал сегодняшнюю проповедь. Пришло время ему начать подчеркивать, что...
   Внезапное слияние движений застало его врасплох так же, как и любого другого в соборе. Его голова резко дернулась назад, когда чьи-то руки сомкнулись на его руках. Двое мужчин, которые внезапно ворвались в процессию, резко развернули его, повернув в сторону, и он был слишком удивлен, чтобы оказать какое-либо сопротивление. Никто никогда не поднимал руки на духовенство Матери-Церкви. Это было настолько неслыханно, что каждый прихожанин в соборе был поражен не меньше Стейнейра. Только самые близкие к нему люди могли на самом деле видеть, что происходит, но внезапное прерывание процессии повернуло головы, заставило оглянуться.
   Ум архиепископа работал быстрее, чем у большинства, но он только начал понимать, что происходит, когда увидел кинжал в руке третьего человека. Кинжал, который, вопреки всем традициям Церкви Ожидания Господнего, был принесен в собор спрятанным под туникой убийцы.
   - Во имя истинной Церкви! - крикнул убийца, и кинжал двинулся вперед.
  
   * * *
   Ум Кэйлеба Армака также работал быстрее, чем у большинства людей. Король вскочил на ноги, протянув руку в тщетном протесте, когда сверкнул кинжал.
   - Мейкел! - закричал он, а затем отпрянул назад, когда менее чем в шести дюймах от его уха выстрелил пистолет.
   Во всяком случае, так ему показалось. Кэйлеб отшатнулся от сотрясающего удара, ударившего по его барабанной перепонке, и пистолет выстрелил снова.
  
   * * *
   Майкел Стейнейр не почувствовал страха, когда кинжал направился к нему. На самом деле для этого не было достаточно времени, недостаточно времени, чтобы его разум осознал, что происходит, и сообщил остальной части его, что он вот-вот умрет. Мышцы его живота только начали сжиматься в бесполезной, хрупкой защитной реакции, когда внезапно голова убийцы распалась на части. Тяжелая пуля продолжила движение вперед, к счастью, не задев никого другого, но она расколола одну из скамей, и кровавый веер из крови, мозговой ткани и осколков костей разлетелся по сидящим на скамье. Звук пистолетного выстрела прервал органную музыку и пение хора, как будто это застрелили органиста. Великолепное взаимодействие музыки и голосов оборвалось в хаосе начинающихся криков и возгласов замешательства. Большинство собравшихся в соборе все еще понятия не имели, что происходит с архиепископом. Вместо того, чтобы смотреть в сторону Стейнейра, головы повернулись, когда все взгляды устремились к королевской ложе и высокому голубоглазому королевскому стражнику, который запрыгнул на поднятые перила ложи шириной в ладонь.
   Он балансировал там, невероятно устойчиво держась на своем шатком насесте, его правая рука была окутана густым, удушливым облаком порохового дыма, а затем выстрелил второй ствол пистолета.
  
   * * *
   Глаза Стейнейра автоматически закрылись, когда кровь его потенциального убийцы забрызгала его лицо и белое, великолепно расшитое облачение. Его мозг, наконец, начал осознавать, что происходит, и его мышцы напряглись, когда он приготовился вырваться из рук, которые схватили его.
   Прежде чем он успел пошевелиться, второй раскат грома разнесся по собору, и он услышал сдавленный крик, когда человек, державший его за правую руку, сразу отпустил ее.
  
   * * *
   Тяжелый пистолет в правой руке Мерлина дернулся от второго выстрела.
   У него не было другого выбора, кроме как выстрелить в голову при первом выстреле. Ему пришлось вывести из строя владельца кинжала навсегда и мгновенно, несмотря на вполне реальную опасность того, что тяжелая пуля продолжит движение, убив или ранив какого-нибудь невинного прохожего. Однако ни один из других нападавших Стейнейра до сих пор не достал оружие, и он уронил светящуюся точку прицела, спроецированную через его поле зрения, на спину второго человека. Пуля попала в позвоночник его цели и прошла вниз через его туловище под острым углом, обусловленным возвышенной огневой позицией Мерлина. Сопротивление костей и человеческих тканей замедлило большой, похожий на гриб снаряд, и его цель выпустила Стейнейра, пошатнулась на полшага вперед и упала.
   Левая рука Мерлина поднялась, держа второй пистолет. Перед ним висело облако порохового дыма, извергнутое двумя выстрелами, которые он уже сделал. Это почти полностью ослепило бы человека, но Мерлин Этроуз не был человеком. Его глаза видели сквозь дым с совершенной ясностью, когда он балансировал на перилах королевской ложи, а его левая рука была такой же нечеловечески твердой, как и правая.
   Его точка прицеливания переместилась на оставшегося нападающего. Этот человек был нужен ему живым. Выстрел в ногу должен был сделать свое дело, - мрачно подумал он, затем мысленно выругался, когда последний нападавший достал свой собственный кинжал. - Остальные участники процессии наконец поняли, что происходит. Двое из них повернулись, чтобы схватиться с третьим мужчиной, но у них не было времени. Левая рука нападавшего все еще была держала левую руку Стейнейра, когда кинжал поднялся, и никто не мог дотянуться до него, прежде чем лезвие опустилось бы еще раз.
  
   * * *
   Стейнейр почувствовал, что хватка на его правой руке исчезла, и перенес свой вес, готовясь вырваться из захвата на левой руке. Но затем раздался третий взрыв, и внезапно на нем больше не было рук.
  
   * * *
   Мерлин собрался перепрыгивать через перила на этаж ниже, затем остановился.
   Давай не будем делать ничего совершенно невозможного перед таким количеством свидетелей, если только нам действительно не придется, - сказал он себе
   Тихий голос в его мозгу показался ему до нелепости спокойным, но в нем был смысл, и он сунул все еще дымящийся пистолет в правой руке в кобуру. Затем присел, ухватившись правой рукой за перила ложи, и спустился через край. Он позволил своим пальцам скользить по гладкой, натертой воском стойке, пока его ноги не оказались всего в пяти или шести футах над мраморным полом собора, а затем позволил себе опуститься с кошачьей грацией.
   Он приземлился на сиденье скамьи, которая волшебным образом освободилась, когда ее обитатели увидели его приближение. Они отпрянули, уставившись на него огромными глазами, когда он вышел из облака порохового дыма, и он вежливо кивнул им в ответ.
   - Извините, - так же вежливо сказал он и вышел в неф.
   Собор наполнился криками замешательства - замешательства, которое было окрашено нарастающим гневом, когда люди начали понимать, что произошло, - но Мерлин проигнорировал фоновый бедлам, когда он поднимался по нефу.
   Его униформы было бы достаточно, чтобы расчистить ему путь при большинстве обстоятельств. В этих обстоятельствах пистолет, который он все еще держал в левой руке с одним взведенным курком и дымом, все еще валившим из выстрелившего ствола, был еще более эффективным, и он быстро добрался до Стейнейра.
   Архиепископ опустился на одно колено, игнорируя младшего священника, пытавшегося поднять его на ноги, и перевернул второго из нападавших на бок. Пока Мерлин наблюдал, Стейнейр пощупал горло упавшего сбоку, очевидно, ища пульс. Конечно, он не нашел ничего, и он медленно, тяжело покачал головой и протянул руку, чтобы закрыть вытаращенные, удивленные глаза трупа.
   - С вами все в порядке, ваше преосвященство? - потребовал Мерлин, и Стейнейр посмотрел на него с выражением сожаления.
   - Да. - Его голос немного дрожал. Мерлин никогда раньше не слышал в нем этой особой ноты, но в сложившихся обстоятельствах он разумно предположил, что даже монументальное спокойствие Мейкела Стейнейра должно быть немного потрепано. Архиепископ прочистил горло и кивнул.
   - Да, - сказал он более твердо. - Я в порядке, Мерлин. Благодаря тебе.
   - Тогда, если вы не хотите бунта, думаю, вам лучше встать и показаться прихожанам, прежде чем они решат, что вы тоже мертвы, - предложил Мерлин так мягко, как только мог, сквозь неуклонно нарастающий рев сердитых, испуганных, сбитых с толку голосов.
   - Что? - Стейнейр мгновение пристально смотрел на него, очевидно, все еще пребывая в замешательстве, затем его глаза прояснились пониманием, и он снова кивнул, более решительно.
   - Ты прав, - сказал он и встал.
   - Мы должны доставить вас в безопасное место, ваше преосвященство! - настойчиво сказал один из младших священников. Мерлин обнаружил, что полностью согласен с ним, но Стейнейр покачал головой. Жест был энергичным, целеустремленным.
   - Нет, - твердо сказал он.
   - Но, ваше преосвященство!..
   - Нет, - повторил он еще более твердо. - Я ценю вашу мысль, отец, но это, - одна рука махнула в сторону собора, и волны ярости неуклонно распространялись наружу, когда те, кто был ближе всего к покушению, выкрикивали объяснения тем, кто был дальше, - это то, где я должен быть.
   - Но...
   - Нет, - сказал Стейнейр в третий раз, с ноткой решительности. Затем он повернулся, протолкался сквозь скипетроносцев и послушников с подсвечниками, все еще стоявших в шокированной неподвижности, и направился обратно в неф.
   Остальные участники процессии уставились друг на друга, все еще слишком потрясенные и сбитые с толку, чтобы точно знать, что делать, но Мерлин расправил плечи и направился вслед за архиепископом. Его собственные мысли все еще только начинали догонять мысли Стейнейра, но когда они это сделали, он понял, что архиепископ был прав. Это было то место, где он должен был быть... более чем в одном смысле.
   Мерлин осторожно закрыл запальную полку пистолета и опустил курок единственного заряженного ствола своего второго пистолета. Он убрал оружие в кобуру, не сбавляя шага, и продолжил идти по нефу вслед за Стейнейром, пристально наблюдая за молящимися по обе стороны. Шансы на существование второй группы убийц, несомненно, были невелики, но Мерлин не собирался принимать что-либо - по крайней мере, что-либо другое, - мрачно сказал он себе, - как должное, когда речь шла о безопасности Мейкела Стейнейра.
   Те, кто был ближе всего к нефу, увидели архиепископа, проходящего мимо них в одиночестве, сопровождаемого только одним голубоглазым стражником с мрачным лицом, и волны облегчения прокатились от них, следуя по пятам за потрясенным замешательством и гневом, которые уже охватили собор. Лицо Стейнейра было менее мрачным, чем у Мерлина, и ему, казалось, было гораздо легче, чем Мерлину, сдерживаться, чтобы не вздрогнуть, когда к нему потянулось больше рук, чем когда-либо, прикасаясь к нему, поскольку их владельцы искали физической уверенности в том, что он невредим.
   Позволить этим людям дотянуться до архиепископа, фактически прикоснуться к нему, было одной из самых трудных вещей, которые Мерлин когда-либо делал, но он заставил себя не вмешиваться. И не только потому, что он знал, что Стейнейр не поблагодарил бы его за вмешательство. Мерлину было бы удивительно легко смириться с последующим гневом архиепископа, если бы только он не понял, что Стейнейр был прав и в этом.
   Даже не похоже, что он все продумал, - подумал Мерлин. - Это то, кто он есть - то, что он есть. Чистый инстинкт. Ну, инстинкт и вера.
   Стейнейр добрался до ограждения святилища, отстегнул в нем ворота - вероятно, впервые по крайней мере за десять лет, когда один из его помощников не выполнил эту задачу за него - и шагнул через них в сам алтарь. Мерлин остановился у перил, повернувшись лицом к остальной части собора, но он также наблюдал через пульты, которые его снарки разместили по всему огромному сооружению, как Стейнейр преклонил колени перед огромными мозаиками Лэнгхорна и Бедар, а затем сам встал лицом к собравшимся прихожанам.
   Бедлам медленно и неохотно угасал, когда верующие видели его стоящим там. Брызги крови от его потенциальных убийц темнели на его облачении, и на его лице все еще была кровь, но было очевидно, что это не его кровь, и несколько человек закричали с облегчением, когда поняли это.
   Облегчение, однако, не смогло заглушить гнев, и Мерлин мог чувствовать ярость, затаившуюся в сердцах и умах этих сотен людей, когда они поняли, насколько близко к гибели действительно подошел их архиепископ. Теперь криков было больше - криков более четко сформулированного, более резко направленного гнева.
   - Дети мои! - сказал Стейнейр, повысив свой собственный мощный голос, чтобы пробиться сквозь надвигающуюся бурю мстительного гнева. - Дети мои!
   Его слова прозвучали громко, прорвавшись сквозь фоновые шумы, и в соборе снова воцарилась тишина. Это не была тишина - для этого все еще было слишком много гнева, слишком много шока, - но, по крайней мере, уровень шума снизился, и Стейнейр поднял руки.
   - Дети мои, - сказал он чуть более тихим голосом, - это дом Божий. В этом месте, в это время, конечно, месть должна быть Его, а не нашей.
   По собору пробежала новая рябь, как будто люди, слушавшие его, не могли до конца поверить в то, что они только что услышали, и он печально покачал головой.
   - Во что бы ни верили другие, дети мои, Бог - это бог любви, - сказал он им. - Если правосудие должно свершиться, то пусть оно свершится, но не отравляйте себя жаждой мести. Конечно, это достаточно трагично, что трое детей Божьих уже должны были умереть здесь, в Его доме, без того, чтобы остальные запятнали себя ненавистью!
   - Но они пытались убить тебя! - крикнул в ответ кто-то, затерявшийся в необъятных глубинах собора, и Стейнейр кивнул.
   - Они сделали это, - признал он, - и они уже заплатили за это цену. - Сожаление, печаль в его голосе были совершенно искренними, понял Мерлин. - Люди, которые предприняли эту попытку, уже мертвы, сын мой. Так кому же, по-вашему, мы должны отомстить за их преступление?
   - Сторонникам Храма! - горячо ответил кто-то еще, но Стейнейр снова покачал головой.
   - Нет, - твердо сказал он. - Мы знаем только, что эту попытку предприняли трое мужчин. Мы пока ничего не знаем о том, кем они были, почему они предприняли такую попытку, или о том, действовали ли они самостоятельно. Мы ничего не знаем о них, дети мои, даже - что бы некоторые из вас ни думали, - что они имели какую-либо связь с приверженцами Храма здесь, в Теллесберге. В отсутствие этого знания не может быть никакого оправдания для нанесения удара по кому бы то ни было, и даже если бы это было возможно, месть не является надлежащей прерогативой любого дитя Божьего, ни при каких обстоятельствах. Правосудие может быть, но правосудие - это прерогатива короны. Мы оставим правосудие нашему королю, уверенные в его способности знать и делать то, что правильно. Мы не будем мстить. Мы не превратим себя в то, чем никогда не хотели бы быть.
   Послышался ропот, в некоторых голосах все еще слышался намек на бунт, но никто не осмеливался не согласиться со своим архиепископом.
   - Дети мои, - сказал Стейнейр более мягко, - я знаю, что вы сердитесь. Я понимаю почему. Но сейчас время для печали, а не для гнева. Что бы вы ни думали о людях, которые сегодня предприняли эту попытку, они все равно были вашими собратьями - детьми Божьими. Не сомневаюсь, что они поступили так из-за своей собственной веры в Бога. Я не говорю, что верю, что это действительно было то, чего Бог желал от них, но это было то, чего, как им сказали, хочет Бог. Должны ли мы осуждать их за то, что они действовали так, как того требовала их вера, когда наша собственная вера потребовала, чтобы мы отвернулись от совета викариев и Храма? Мы можем счесть необходимым выступить против людей, которые верят так, как они верили. В войне, которую храмовая четверка объявила против нас, возможно, нам даже придется убивать людей, которые верят так, как они верили. Но, несмотря на эту мрачную необходимость, никогда не позволяйте себе забывать, что те, кто противостоит вам, такие же люди, такие же дети Божьи, как и вы сами. То, что они делают, может быть злом в наших глазах и неправильным в глазах Бога, но если вы позволите себе наполниться ненавистью, если вы превратите их во что-то нечеловеческое, чтобы облегчить их убийство, тогда вы откроете себя тому самому злу, которое вы в них осудили...
   Бормочущие голоса стихли, пока он говорил, и он печально смотрел на них.
   - Мы живем в то время, когда благочестивые мужчины и женщины должны делать выбор, дети мои. Я умоляю вас, поскольку вы любите меня - как вы любите себя, любите своих жен, мужей и детей, как вы любите Самого Бога - сделайте правильный выбор. Выбирайте делать то, что должно быть сделано, но делайте это, не отравляя себя, свои души или свою способность любить друг друга.
   Тишина теперь была почти абсолютной, и Стейнейр посмотрел туда, где остановившаяся процессия все еще толпилась вокруг тел. Полдюжины соратников Мерлина присоединились к процессии. Теперь, когда они наклонились, чтобы поднять и убрать тела, Стейнейр подозвал послушников и младших священников.
   - Идемте, - сказал он им, стоя перед прихожанами, забрызганный засыхающей кровью людей, которые пытались убить его. - Пойдемте, братья, нам нужно отслужить мессу.
  
   * * *
   - Мейкел, - очень, очень серьезно сказал король Кэйлеб, - ты понимаешь, чем они воспользовались, когда планировали это, не так ли?
   - Конечно, знаю, ваше величество, - безмятежно ответил архиепископ. Они сидели на балконе личных апартаментов Кэйлеба во дворце, глядя на город в золотом свете раннего вечера, а Мерлин стоял за королевским креслом. - Но, предвосхищая ваши доводы, скажу, что я слишком стар и укоренился в своих привычках, чтобы пытаться изменить их сейчас.
   - Мейкел, они пытались убить тебя, - сказал Кэйлеб, произнося слова так, как будто очень старался не казаться раздраженным... и потерпел неудачу.
   - Я знаю, - сказал Стейнейр тем же безмятежным тоном.
   - Хорошо, как ты думаешь, что именно произойдет с Церковью Чариса - и этим королевством - если в следующий раз, когда они попытаются, у них получится? - потребовал Кэйлеб.
   - Если это произойдет, вам просто придется выбрать моего преемника, ваше величество. Полный список номинантов вы найдете у меня на столе. Отец Брайан знает, где его найти.
   - Мейкел!
   - Спокойно, ваше величество, - сказал Стейнейр с легкой улыбкой. - Я действительно понимаю, о чем вы говорите. И не пытаюсь преуменьшить влияние, которое моя смерть окажет на наши усилия бросить вызов великому викарию и храмовой четверке. И, если уж на то пошло, я не в курсе того, каким образом моя смерть от рук реальных или предполагаемых сторонников Храма воспламенит общественное мнение. Тем не менее, я стал священником, прежде чем стать политиком. Еще до того, как я стал архиепископом. Я служу Богу; я не прошу Его служить мне, и я отказываюсь жить в страхе перед моими врагами. Более того, отказываюсь позволять своим врагам - или моим друзьям - думать, что я живу в страхе перед ними. Сейчас время для смелости, Кэйлеб, а не для робости. Вы достаточно хорошо поняли это в своем собственном случае. Теперь вы должны понять, что это относится и к моему делу.
   - Все это очень хорошо, ваше преосвященство, - почтительно вставил Мерлин. - Если уж на то пошло, я не могу с вами не согласиться. Но есть одно различие между вами и королем.
   - И в чем именно заключается это "различие", сейджин Мерлин? - спросил Стейнейр.
   - Его величество постоянно и открыто окружен телохранителями, - ответил Мерлин. - Возможно, для него настало время пойти на риск, даже смелый, но добраться до него с помощью попытки убийства было бы чрезвычайно сложно. Я оставляю на ваше усмотрение... оценить, насколько трудно было бы повторить это с вами. Снова.
   - Как всегда, вы высказываете обоснованную точку зрения, - признал Стейнейр. - Однако это не меняет моих собственных рассуждений. И я мог бы также отметить, что за пределами собора во время богослужений я сам постоянно нахожусь под охраной архиепископа.
   - Что совсем не соответствует точке зрения Мерлина, - строго сказал Кэйлеб. Он откинулся на спинку стула, сердито глядя на своего архиепископа. - Я сильно склонен приказать вам изменить ваши процедуры.
   - Я искренне надеюсь, что вы сможете устоять перед этим искушением, ваше величество. Я был бы глубоко огорчен, если бы ослушался королевского приказа.
   - И ты бы тоже, - прорычал Кэйлеб. - Это единственная причина, по которой я все еще "склонен" отдать вам приказ вместо того, чтобы просто продолжить и осуществить нужные меры!
   - В мои намерения не входит создавать вам проблемы, ваше величество. Я намерен исполнять свои пастырские обязанности так, как, я верю, Бог ожидает от меня их исполнения. Я осознаю связанный с этим риск. Я просто отказываюсь позволять им искушать меня быть меньшим Божьим священником, чем Он требует.
   Выражение лица Кэйлеба стало еще более кислым, и его ноздри раздулись. Но потом он покачал головой.
   - Хорошо. Хорошо! - Он вскинул руки. - Ты знаешь, что ведешь себя как идиот. Я знаю, что ты ведешь себя как идиот. Но если я не могу остановить тебя, значит, я не могу. Однако единственное, что я собираюсь сделать, - это принять несколько собственных мер предосторожности.
   - Например, ваше величество? - немного настороженно спросил Стейнейр.
   - Во-первых, я выставляю постоянную охрану вокруг собора, - мрачно сказал Кэйлеб. - Может, я и не в состоянии помешать людям пронести с собой на мессу кинжалы, но я, черт возьми, вполне могу помешать кому-нибудь пронести контрабандой бочонок или два пороха, когда никто не видит!
   Стейнейр выглядел немного несчастным, но кивнул в знак согласия.
   - И, во-вторых, Мейкел - и предупреждаю тебя сейчас, я не потерплю никаких возражений с твоей стороны по этому вопросу - я размещаю пару разведчиков-снайперов генерала Чермина внутри самого собора.
   Архиепископ, казалось, напрягся, но Кэйлеб сунул палец под нос пожилому человеку и потряс им.
   - Я сказал тебе, что не слушаю никаких аргументов, - строго сказал он, - и я не слушаю. Я буду держать их как можно дальше от посторонних глаз, возможно, на одном из верхних балконов. Но они будут там, Майкел. Конечно, они не будут сейджинами, так что не жди, что они повторят маленький подвиг Мерлина, не убив ни в чем не повинных прихожан, но, по крайней мере, они будут там на всякий случай.
   Долгое, напряженное мгновение казалось, что Стейнейр все равно собирается спорить. Затем его плечи слегка опустились, и он вздохнул.
   - Очень хорошо, Кэйлеб, - сказал он. - Если ты действительно настаиваешь.
   - Настаиваю.
   Голос Кэйлеба, как и выражение его лица, был непреклонным, и Мерлин согласился с ним. Конечно, было, мягко говоря, маловероятно, что два или три стрелка - или даже дюжина таких могли предотвратить успех утренней попытки убийства. Только повышенная скорость реакции Мерлина и тот факт, что он засеял собор дистанционными датчиками, позволили ему вовремя понять, что происходит, и что-то предпринять. Стрелки, ограниченные своими естественными чувствами и рефлексами, вряд ли, мягко говоря, смогли бы повторить его достижение.
   С другой стороны, - мрачно сказал он себе, - есть несколько дополнительных мер предосторожности, которые я могу предпринять. И его высокопреосвященство архиепископ слишком-упрямый-для-своего-блага тоже ничего не сможет с ними поделать, потому что, в отличие от Кэйлеба, у меня вообще нет абсолютно никакого намерения обсуждать их с ним!
   Он не позволил никаким признакам своих мыслей отразиться на лице, несмотря на определенное чувство удовлетворения от того, что нашел способ обойти упрямство Стейнейра. Сова уже передислоцировал и усиливал сенсорную сеть внутри и вокруг Теллесбергского собора. Стражники короля Кэйлеба, возможно, и не смогли бы определить, кто из прихожан архиепископа решил посетить мессу, со вкусом экипировавшись по последнему слову техники "скрытыми кинжалами", но сенсоры Совы, безусловно, могли. И некий Мерлин Этроуз без малейших колебаний столкнулся бы лицом к лицу с любым, кто по рассеянности взял его с собой.
   Это была самая легкая часть, но он не собирался останавливаться на достигнутом.
   Сова уже был занят дублированием облачения Стейнейра стежок за стежком, камень за камнем. Когда он закончит, даже Стейнейру будет буквально невозможно отличить работу искусственного интеллекта от оригиналов. Будут точно продублированы даже любые крошечные заштопанные пятна. Но в отличие от оригиналов, копии будут сделаны из новейших антибаллистических тканей, пропитанных нанотехнологиями, которые перед лицом любого удара буквально превратят любую часть их поверхности в пластинчатую броню. И как только его облачение будет заменено, настанет время приступить и к его обычным сутанам. Сова должен завершить весь проект к концу текущей пятидневки.
   И тогда, ваше преосвященство, следующий сукин сын, который попытается воткнуть в вас нож, столкнется с "чудом", которое Клинтану и его друзьям будет трудно объяснить, - холодно подумал Мерлин.
   Конечно, сомневаюсь, что сукин сын, о котором идет речь, проживет достаточно долго, чтобы понять, насколько он на самом деле удивлен.
   Что вполне устраивало Мерлина Этроуза.
  
  
   ИЮЛЬ, Год Божий 892
  
   .I.
   Королевский колледж, город Теллесберг, королевство Чарис
  
   Ражир Маклин, прищурившись, посмотрел на лист бумаги на своем рабочем столе. Несмотря на лучшие линзы, которые могли выточить оптики, его близорукость неуклонно усиливалась, и освещение не помогало. Масляные лампы были наполнены лучшим первоклассным маслом кракена, а отражатели позади них были отполированы до зеркального блеска, но все равно это была тусклая замена естественному солнечному свету.
   Конечно, если бы я просто пошел домой в разумное время, то мог бы работать над этим при дневном свете и не беспокоиться о лампах, не так ли?
   Его губы дрогнули при этой мысли, особенно учитывая тот факт, что он знал, как каждый из его коллег повторил бы ему точно то же самое, хотя, вероятно, несколько более едко, чем он только что подумал. Тем не менее, зарождающаяся улыбка исчезла: не похоже, чтобы после смерти жены его что-то ждало дома. Исбет была его постоянным спутником, коллегой по учебе, сотрудником и лучшим другом, а также его женой более тридцати лет, и, если быть честным, ее смерть была одной из главных причин, по которым он не отправился домой, когда остальная часть королевского колледжа Чариса закрылась на ночь.
   Он вздохнул и откинулся на спинку стула, сдвинув на лоб очки в металлической оправе и устало потирая переносицу. Новая система "арабских цифр", введенная в королевстве Мерлином Этроузом, стала невероятным благом для торговых домов и мануфактур Чариса. В некотором смысле "счеты" были еще большим благом, но Маклин был практически уверен, что никто за пределами королевского колледжа еще не начал понимать все другие вещи, которые они сделали возможными. В Священном Писании и Свидетельствах было даже несколько утверждений, которые впервые начали приобретать для него смысл, с их намеками на математические операции, которые он никогда не мог выполнить, используя старую, громоздкую систему обозначений. Возможности были буквально ослепительными, хотя он подозревал, что только кучка старых чудаков вроде него и его коллег по колледжу могла оценить открывающиеся перед ним перспективы.
   Пока, по крайней мере. Если только он не сильно ошибался, ситуация вот-вот должна была радикально измениться.
   Просто способность вести точные записи и на самом деле понимать, что означают числа, как они меняются с течением времени, полностью изменит образ мыслей королей и императоров. На самом деле, я задаюсь вопросом, понимают ли даже Кэйлеб и Айронхилл преимущества для их клерков и квартирмейстеров, не говоря уже о казначействе!
   Что ж, если бы кто-нибудь и захотел, то это был бы Кэйлеб. Несмотря на отсутствие у него интереса к чистой науке, он был сыном своего отца во столь многих отношениях, что это было почти пугающе, и он уже совершенно ясно дал понять, что по-прежнему привержен королевскому колледжу. На самом деле, он предложил перевести весь колледж из его высокого, узкого, обшарпанного, шатающегося переоборудованного здания бывшей счетной палаты с пристроенным к нему складом на набережной в роскошные новые помещения во дворце Теллесберг.
   Честно говоря, - подумал Маклин, надувая щеки, а затем снова водружая очки на переносицу, - предложение было заманчивым. По крайней мере, это избавило бы его от подъема по всем этим лестницам каждое утро. Но королевский колледж располагался в этих зданиях с тех пор, как его основал дед Кэйлеба. К настоящему времени Маклин и его товарищи знали каждую щель, точно знали, где была подшита или спрятана каждая запись. Кроме того, несмотря на покровительство короны и несмотря на само его название, Хааралд VI, когда он впервые основал его, настаивал на том, что он должен быть независимым от королевского управления. Что он не должен был стать простым придатком или инструментом Дома Армак, а скорее служить королевству в целом. Маклин не боялся, что Кэйлеб захочет изменить это, но опасался, что такая близость к трону неизбежно приведет к большей зависимости от него.
   И все же, так ли это уж важно? - спросил он себя. - Сейчас так много всего происходит, так много вещей произошло за последние пару лет. Сомневаюсь, что во всем королевстве полдюжины человек за пределами самого колледжа хотя бы начинают подозревать, что все это вот-вот вырвется на свободу. Или, слава Богу, скольким из этого мы обязаны сейджину Мерлину. Если бы кто-нибудь из этих идиотов-"приверженцев Храма" узнал о нем, без сомнения, ему пришлось бы чертовски дорого заплатить. Но с таким большим количеством событий, со столь многим происходящим сразу, я сомневаюсь, что у нас было бы время стать "подчиненными" короне!
   Он сухо усмехнулся при этой мысли и снова склонился над своим столом, нахмурившись, рассматривая формулу, с которой играл последние несколько часов. Он легонько постучал по зубам концом мундштука, затем обмакнул перо и снова начал медленно писать.
   Он так и не смог до конца определить звук, который вывел его из задумчивости спустя час или около того. Он был не очень громким, что бы это ни было. Вероятно, решил он позже, это был звук бьющегося стекла.
   В тот момент все, что он знал, это то, что он услышал что-то непохожее на часть обычных ночных скрипов и стонов старого здания. В Теллесберге всегда ценилось пространство рядом с гаванью, что помогло объяснить, почему в городе так много высоких зданий. На самом деле, некоторые из них были даже выше колледжа, и многие из них были еще более старыми строениями. Но некоторые строители были немного менее щепетильны в своей строительной практике. Конечно, в стенах колледжа постоянно появлялись новые трещины и он издавал ночные звуки, которые могли быть совершенно тревожными. Однако в данном случае, и хотя это не звучало особенно угрожающе (что бы это ни было), это было чем-то другим, а Ражир Маклин от природы был любопытным человеком.
   Он посидел несколько секунд, ожидая, что звук повторится, но этого не произошло. Наконец, он пожал плечами и вернул свое внимание к работе, но не смог вернуться к ней так, как обычно. Странность этого не поддающегося идентификации звука продолжала терзать один уголок его сознания, продолжала бросать ему вызов, пытаясь выяснить, откуда он исходит.
   О, хорошо, Ражир! - сказал он себе наконец. - Ты знаешь, что не успокоишься, пока не пойдешь и не узнаешь.
   Он снова отложил ручку, встал, пересек свой маленький офис на четвертом этаже и открыл дверь на центральную лестничную клетку здания.
   Поток горячего воздуха, с ревом поднявшийся вверх по полой сердцевине этой лестницы, чуть не сбил его с ног.
   Ражир Маклин, не веря своим глазам, уставился на густые струи дыма, уже поднимавшиеся вверх, как дым от одной из печей Эдуирда Хаусмина. Кирпичному зданию было около восьмидесяти лет. Его деревянные каркасы, стены и полы были сухими как кость и покрыты краской, его пустотелая сердцевина была похожа на один огромный дымоход, а голодный, потрескивающий рев ненасытного пламени сказал Маклину, что сооружение уже обречено.
   И вот, - тихий голосок сказал ему в глубине его сознания, когда он снова захлопнул дверь, - тут ты сам. Твой офис находится на верхнем этаже колледжа. Эта лестница была единственным выходом, и если что-то в этом мире было ясно, так это то, что ты никак не можешь спуститься по этой лестнице через этот ад.
   Наверное, я все-таки иду к тебе, Исбет, - почти спокойно подумал он, пятясь к внешней стене офиса.
   Дым начал клубиться под дверью офиса, как будто тот факт, что он открыл ее, показал огненному монстру путь внутрь, и ему показалось, что он может чувствовать на своем лице обжигающий жар с дальней стороны этого хлипкого портала. Возможно, это было только его воображение. Но если бы это было так, то воображаемая жара длилась бы недолго, и Маклин принял решение.
   Это лучше, чем сгореть заживо, - мрачно подумал он и широко распахнул окно своего кабинета. Мощеная булыжником улица внизу уже была освещена адским красным светом пламени, пожиравшего нижние этажи колледжа. Булыжники выглядели, мягко говоря, не очень привлекательно, но, по крайней мере, это должно было быть быстрее и менее болезненно, чем гореть заживо.
   И все же он колебался. Возможно, в этом не было никакого смысла, но каким-то образом эти последние несколько мгновений жизни были невыразимо драгоценны. Или, возможно, это было просто потому, что его превосходное воображение настаивало на том, чтобы спроецировать, что произойдет, когда его хрупкое, пожилое тело врежется в эту каменистую улицу.
   Ты до конца сопротивляешься, не так ли, Ражир? Тем не менее, когда пламя действительно проест эту дверь, думаю, тебе будет легче. И, конечно же, ты всегда можешь спланировать приземление головой вперед и...
   - Прошу прощения, доктор Маклин, но вам не кажется, что нам пора идти?
   Ражир Маклин подпрыгнул по крайней мере на фут, когда глубокий, спокойный голос, казалось, прозвучал из разреженного воздуха за его окном. Затем, пока он смотрел, не веря своим глазам, капитан Мерлин Этроуз из королевской чарисийской стражи легко спрыгнул вниз и через открытое окно с края крыши здания. Его ботинки стукнули по полу офиса, и Маклин уставился на него, пока сейджин задумчиво поглаживал свои навощенные усы.
   - Да, определенно, нам пора, - сказал стражник, как будто он просто заметил, что, похоже, может пойти дождь.
   - Как?.. Где?..
   - Боюсь, у нас немного не хватает времени для подробных объяснений, доктор. На самом деле, у нас не хватает времени почти ни на что, кроме...
   Маклин изумленно вскрикнул, когда личный телохранитель короля Кэйлеба схватил его в том, что в другую эпоху на другой планете назвали бы "захватом пожарного". Маклин был стар, и он знал, что становится слабым, но он также знал, что весит гораздо больше, чем казалось, осознавал Мерлин. Плечо под ним можно было бы высечь из мрамора, несмотря на то, что оно прогнулось под его весом, а затем Мерлин выбрался обратно через оконный проем.
   Ну, ты же все равно собирался прыгнуть, не так ли? - забормотал безумный голос в глубине его мозга, и он крепко зажмурился, когда Мерлин спокойно повернулся боком и потянулся к стене здания.
   Позже Маклин не смог точно восстановить, что произошло дальше. Возможно, это было из-за того, что его чересчур рациональный ум настаивал на попытке найти смысл в том, что было явно невозможно. Или, возможно, это было потому, что вдыхание дыма уже начало затуманивать его восприятие, заставляя его начинать воображать разные вещи. Из двух вариантов он решительно предпочел второе объяснение. Вероятно, потому, что он был уверен, что это не тот вариант.
   Во всяком случае, он обнаружил, что плавно спускается по внешней стороне дома королевского колледжа на этом невероятно сильном плече. Было похоже, как если бы капитан Этроуз действительно пробивал пальцами рук и ног внешнюю стену с такой легкостью, будто бы вместо кирпичей и раствора она была сделана из бумаги или соломы. Это было единственным объяснением того, как он мог найти точки опоры именно там, где они были ему нужны, на всем пути вниз по этой отвесной стене. За исключением, конечно, того, что это было невозможно... не так ли?
   Возможно или нет, но это, очевидно, сработало. Всего через несколько минут после того, как Мерлин чудесным образом появился в его офисе, Ражир Маклин обнаружил, что стоит на улице, наблюдая, как здание, в котором прошла лучшая часть работы его жизни, сгорает в ревущем потоке пламени.
   - Боже мой, Боже мой, - слышал он свое бормотание снова и снова. - Какая катастрофа! Боже мой, как такое могло случиться? Мы никогда не разрешаем зажигать лампы или свечи, если только кто-то на самом деле ими не пользуется! Никогда!
   - На этот раз вы этого не сделали, доктор, - мрачно сказал капитан Этроуз.
   - Что? - Маклин моргнул, глядя на него. - Что ты сказал?
   - Я сказал, что вы не оставили зажженных свечей, доктор, - сейджин повернулся, чтобы спокойно посмотреть на него. - И это тоже не было случайностью. Этот пожар был устроен намеренно.
   - Что? - Маклин яростно замотал головой. - Нет, это невозможно. Этого не может быть!
   - Почему нет? Это здание, ваш колледж, - Мерлин махнул рукой в сторону ревущего, потрескивающего ада, когда за парой драконов предгорий с грохотом появился первый из городских пожарных насосов, - было осуждено сторонниками Храма с самого начала, доктор. Это один из их любимых ужасов, дом всего того "нечистого знания", которое "привело корону к отступничеству", не так ли? Почему бы одному из их фанатиков не решить сжечь его дотла?
   Маклин уставился на него, когда пожарные начали соединять шланги между насосом и ближайшей цистерной пожарной службы, в то время как другие заняли свои места у ручек насоса. Было очевидно, что они не смогут спасти колледж, но они могли бы спасти здания по обе стороны от него, если бы им удалось быстро направить на них достаточное количество воды.
   - Конечно, дело не дошло до того, что люди готовы убивать друг друга так небрежно! - воскликнул доктор.
   - Вы думаете, что нет? - Мерлин приподнял бровь, и его взгляд стал жестким. - Возможно, вы помните тот факт, что менее трех пятидневок назад они пытались убить архиепископа Мейкела в нефе его собственного собора?
   - Ну, да, конечно, так оно и было, но он же архиепископ! Если кто-то и будет логичной мишенью - если предположить, что для чего-то подобного может быть что-то подобное, - то, очевидно, это будет он. Но убить кого-то вроде меня? Я же никто? Это же не более чем прихлопнуть муху? Конечно, нет!
   - Если до этого еще не дошло, то скоро дойдет. - Глубокий голос Мерлина был резким, как дробленый камень. - И вы тоже вряд ли "никто", доктор! Согласен с вами, что тот, кто устроил этот конкретный пожар, вероятно, не думал об убийстве, но не потому, что не счел бы, что стоит убить вас. Просто сомневаюсь, что они могли бы осознать, что такая возможность вообще существовала. Как много людей за пределами самого колледжа знают, сколько часов вы работаете?
   - Не очень много, - признал Маклин, отворачиваясь от другого мужчины, чтобы снова посмотреть на пламя.
   - Тогда, вероятно, наш друг с трутницей тоже этого не знал. Он, вероятно, думал, что в это время ночи здание будет пустым.
   - Полагаю, это заставляет меня чувствовать себя немного лучше, - мрачно сказал Маклин. - Но если тот, кто это был, хотел уничтожить колледж, он преуспел. Все наши записи, все наши документы, вся наша работа находятся внутри этого здания, сейджин Мерлин. Все, ты понимаешь? Исчезло.
   - Записи и документы, да, доктор. - Маклин повернулся, чтобы еще раз взглянуть на Мерлина, пораженный мягкостью, внезапно прозвучавшей в голосе стражника. Мерлин пристально оглянулся, и его плечи дернулись в странном легком пожатии. - Записи, возможно, исчезли, но умы, которые их создали, или изучали их, или работали с ними, все еще здесь.
   - Мы не можем восстановить все это...
   - Вероятно, нет, но, по крайней мере, вы можете начать с этого. И, если вы позволите мне так сказать, что вам действительно нужно, так это найти себе несколько молодых людей с таким же мышлением. Вовлеките их в это дело. Дайте им несколько отправных точек и некоторые рекомендации, а затем отойдите в сторону и посмотрите, к чему они это приведут. Вы можете быть удивлены. И, по крайней мере, вы знаете, что Кэйлеб готов открыто поддерживать и финансировать вас. Позвольте ему, доктор. У вас слишком много дел по восстановлению, чтобы беспокоиться о независимости от короны, которая могла быть так важна сорок лет назад.
   Маклин уставился на него, прислушиваясь к насмешливому реву печи, поглощающей дело его жизни. Изолирующий эффект шока и первые признаки горя уже начали проходить, и когда он встретился глазами с Мерлином в зловещем свете пламени, он понял, почему это было. Их вытесняла другая эмоция - ярость. Грубая ярость, с кровавыми клыками. Ярость, какой он никогда прежде не испытывал за всю свою жизнь.
   - Да, доктор, - сказал капитан Этроуз, кивая так, словно мог читать мысли Маклина. - Что бы ни случилось, вы не можете позволить этим людям, - он указал на бушующее пламя, - победить, не так ли?
  
   * * *
   Епископ Милз Хэлком наблюдал за дополнительными пожарными машинами, мчащимися по улицам города. Несмотря на поздний час, бурлящий поток алого пламени и полуночно-черного дыма собрал на улицах довольно много людей. Многие зрители спешили вперед, чтобы помочь пожарным в борьбе с пламенем, хотя всем им должно быть очевидно, что сам королевский колледж уже обречен. Большинство просто с благоговением глазели на холокост. Однако пройдет совсем немного времени, прежде чем они точно выяснят, как начался пожар, и Хэлком удовлетворенно кивнул сам себе.
   Все, в чем нуждались верные сыны Матери-Церкви, - это немного руководства, немного направления, чтобы указать путь их оскорбленной вере, чтобы нанести ответный удар по мерзости так называемой раскольнической ереси "Церкви Чариса".
   А что могло быть более подходящей мишенью? - спросил он себя. - Пришло время Кэйлебу и его подхалимам узнать, насколько на самом деле горит гнев истинно верующих. Этот проклятый сейджин, возможно, и сумел спасти жизнь этому предателю Стейнейру, но теперь они знают, что одна неудача не заставит нас просто сдаться! Возможно, этот маленький костер поможет им... пересмотреть свое решение поднять нечестивые руки против истинной Церкви Божьей.
   А если этого не произойдет, я уверен, что мы сможем найти тот, который... в конце концов...
  
   .II.
   Королевский дворец, город Теллесберг, королевство Чарис
  
   - Значит, ты уверен, что это было сделано намеренно? - мрачно спросил король Кэйлеб.
   Они с Мерлином сидели в удобных креслах в гостиной личных апартаментов короля во дворце Теллесберг, и от черно-золотой униформы Мерлина пахло дымом. Нет, от него действительно пахло дымом, - поправил себя Кэйлеб, - что было не так уж удивительно. Несмотря на все усилия пожарных, весь квартал вокруг королевского колледжа сгорел вместе с ним, и после того, как Мерлин передал Маклина половине отряда стражи, которую Кэйлеб послал за ним более... традиционными методами, он плотно участвовал в попытках спасти то, что еще можно было спасти.
   - Да. - Мерлин вздохнул и потер свои усы, которые казались немного опаленными с одной стороны. - Уверен, что так оно и было. Здания представляли собой трутницы, набитые щепками, но без чьего-либо вмешательства они не сгорели бы так быстро. Я бы сказал, что пожар начался по крайней мере в четырех или пяти местах одновременно. Вероятно, от горящих фонарей, брошенных в окна первого этажа. - Он покачал головой. - Ради бога, у этих ученых твоего отца даже не было решеток на окнах! Как малыши в лодке...
   - Знаю. - Кэйлеб провел пальцами обеих рук по своим темным волосам, затем беспомощно покачал головой. - Знаю! Но отец так и не смог убедить их, что кто-то может ненавидеть их только за то, что они настойчиво задавали вопросы.
   - Ну, я бы сказал, что теперь они убеждены, - ответил Мерлин. - И я должен был предвидеть, что это произойдет. Я должен был пристальнее следить за ними, особенно после того, что чуть не случилось с Мейкелом, потому что Маклин прав. Мы только что потеряли огромный запас знаний и информации. Я сказал ему, что это можно воссоздать, и, вероятно, это возможно - или, во всяком случае, многое из этого. Но мы потеряли годы времени, Кэйлеб. Мне было бы трудно представить себе какую-либо другую цель, которую они могли бы атаковать - кроме Мейкела, конечно, - которая причинила бы нам столь же сильный вред.
   - Я знаю, - еще раз повторил Кэйлеб. - Но не расстраивайся слишком сильно из-за того, что не предвидел этого заранее. Даже твои "видения", - он криво ухмыльнулся Мерлину, - не могут видеть всего. Мы еще не раз будем удивлены, прежде чем это закончится, так что нам лучше начать привыкать к этому прямо сейчас. И, по крайней мере, ты смог добраться туда - и, пожалуйста, обрати внимание, что я не спрашиваю, как! Вовремя, чтобы спасти доктора Маклина. Это огромное благословение прямо здесь.
   Мерлин кивнул, хотя он все еще выглядел явно недовольным собой, а затем ноздри Кэйлеба раздулись, когда он глубоко вдохнул.
   - И пока мы заняты поиском худа без добра, больше не будет никакой чепухи о том, где отныне будет располагаться их драгоценный колледж. Я хочу, чтобы он находился в этих стенах, и хочу, чтобы к каждому члену колледжа и к их семьям были приставлены телохранители, желают они этого или нет!
   - Это будет много телохранителей, - мягко заметил Мерлин.
   - Ты не согласен? - бросил вызов Кэйлеб.
   - Я этого не говорил. Я только сказал, что будет много телохранителей, и так оно и есть. На самом деле, думаю, что это, вероятно, очень хорошая идея, по крайней мере, для преподавателей и их ближайших родственников. Но тебе придется где-то подвести черту, Кэйлеб. Прямо сейчас, я подозреваю, эти сторонники Храма все еще пытаются доказать свою точку зрения, убедить всех нас в том, что раскол был ужасной ошибкой, которую мы должны исправить как можно быстрее. Но они станут еще более жестокими, когда начнут понимать, насколько неуместно их "послание" для большинства ваших подданных. Чем более изолированными они становятся, чем более беспомощными они себя чувствуют, тем больше вероятность того, что они совершат что-то подобное сегодняшнему вечеру. И как только до них действительно начнет доходить, что они не могут настолько изменить мнения, чтобы это имело значение, независимо от того, что они делают, они начнут искать способы наказать людей, а не способы, которые могли бы просто напугать их, чтобы они прислушались к "истинной воле Божьей". Это означает, что раньше или позже вы достигнете точки, когда просто не сможете обеспечить телохранителями все их вероятные цели.
   - Тогда что я должен сделать вместо этого? - Мерлин был уверен, что Кэйлеб не позволил бы никому из других своих советников услышать эту особую ноту разочарования и полу-отчаяния. - Пойти дальше и последовать совету Бинжэймина и начать арестовывать людей по подозрению? Расправляться со всеми, кто со мной не согласен? Доказать, что я своего рода тиран, намеревающийся узурпировать законную власть Церкви по чисто эгоистичным причинам?
   - Я этого тоже не говорил, - мягко ответил Мерлин. - Я только сказал, что есть пределы, и это правда. И следствием этого, нравится нам это или нет, является то, что мы просто не можем защитить всех. Вы только что сами это сказали, Кэйлеб. Будет еще больше инцидентов, подобных сегодняшнему, и, в конце концов, когда они произойдут, погибнут люди. Вам придется с этим смириться. И вам придется решить в конце концов, оправдывает ли попытка ограничить ущерб обращение к репрессиям или нет.
   - Я не хочу. Бог мне свидетель, я этого не хочу.
   - Что, вероятно, говорит о вас как о человеке только хорошее. И, на мой взгляд, как бы то ни было, это говорит о вас как и о короле. Справедливость - это не то, чем можно легко пожертвовать, Кэйлеб, и вера ваших подданных в ваше собственное чувство справедливости и чувство справедливости вашей семьи - одно из величайших наследий, которое вы унаследовали после смерти отца. Я не могу знать, что вы никогда не достигнете момента, когда у вас не будет другого выбора, кроме как сначала арестовать и лишь затем решить, что делать, но скажу, что, по-моему, вы должны избегать этого как можно дольше, не ставя под угрозу свою безопасность или безопасность королевства в целом. И это будет решение, которое вам придется принять.
   - О, спасибо, - сказал Кэйлеб с сардонической улыбкой.
   - Ну, вы же король. Я всего лишь скромный телохранитель.
   - Конечно, ты прав, мастер Трейнир.
   Мерлин немного грустно усмехнулся, вспомнив, как король Хааралд впервые назвал его этим титулом. И, справедливости ради, временами он действительно чувствовал себя кукловодом. Проблема заключалась в том, что он никогда не мог забыть, что его "марионетки" были из плоти и крови, или что у них были собственные умы, воля и судьбы.
   И что, в конце концов, все они имеют право принимать собственные решения, - напомнил он себе. - Никогда не забывай об этом, Мерлин Этроуз, или Нимуэ Элбан, или кто бы ты ни был на самом деле.
   - Я позаботился о том, чтобы сегодня вечером доктора Маклина уложили в постель здесь, во дворце, - сказал он вслух через минуту. - С вашего позволения, думаю, что было бы неплохо предложить здесь жилье также его дочери и зятю. По крайней мере, до тех пор, пока мы не будем уверены, что люди, которые подожгли колледж сегодня вечером, действительно не знали, что он был в своем кабинете.
   - Значит, ты действительно думаешь, что есть, по крайней мере, вероятность того, что они намеренно пытались убить его?
   - Конечно, это возможно, Кэйлеб. Я просто не думаю, что люди, стоящие за этим, могли знать, что он сидел там, как виверна на пруду, и если не знали, что он был там, они точно не собирались намеренно убивать его. Не говорю, что они пролили бы хоть каплю слез, если бы им удалось поймать его в своей маленькой печи для сосисок, потому что чертовски уверен, что они бы этого не сделали. Я всего лишь не думаю, что они намеревались сделать это нарочно. На этот раз.
   - Надеюсь, что ты прав насчет этого. И раз уж мы заговорили о мелочах, надеюсь, доктор Маклин, вероятно, будет делать какие-нибудь подсчеты в уме по поводу вашего... скажем так, своевременного прибытия и необычных способностей?
   - О, считаю, вы можете на это рассчитывать, после того, как у него будет шанс привести свои мозги в порядок. Это очень, очень умный человек, Кэйлеб. Я не думаю, что его мозг когда-нибудь по-настоящему отключается, и рано или поздно - вероятно, раньше - он захочет узнать, как я туда попал, как оказался на крыше и как мы спустились снаружи здания.
   - И есть ли какие-то сбивающие с толку доказательства, о сокрытии которых мне нужно беспокоиться? Например, еще какие-нибудь кракены, пробитые насквозь гарпунами?
   - Не думаю, что на этот раз нужно беспокоиться об этом, - успокаивающе сказал Мерлин. - Стены уже начали рушиться до того, как я ушел, и пожарная команда планирует снести остальное, как только достаточно остынут тлеющие угли. Я совершенно уверен, что любые... особенности, которые я мог оставить после себя, были полностью уничтожены огнем, а если и нет, то они исчезнут, когда будет завершен снос.
   - Ну, по крайней мере, это облегчение. Теперь все, что нам нужно сделать, это беспокоиться о том, как мы обманем одного из самых умных людей в Чарисе, который также является главой королевского колледжа, чья полнокровная поддержка, напоминаю тебе, понадобится нам в не столь отдаленном будущем. Есть какие-нибудь предложения о том, как это сделать, Мерлин?
   - На самом деле, у меня есть предложение.
   - Тогда выкладывай!
   - Не думаю, что вам вообще стоит пытаться обмануть его, - серьезно сказал Мерлин. - Мы оба согласны с тем, что он необычайно умный парень. Вероятно, умнее любого из нас, если разобраться. Так что, скорее всего, он во многом разберется сам в течение следующих нескольких пятидневок. Я думаю, мы должны просто пойти дальше и рассказать ему.
   - Сказать ему что? Сколько? В конце концов, - сухо заметил Кэйлеб, - это не значит, что ты рассказал мне все.
   - Знаю. - Выражение лица Мерлина было извиняющимся, и он покачал головой. - И обещаю, я действительно расскажу вам столько, сколько смогу, как только смогу. Но что касается доктора Маклина, думаю, мы должны рассказать ему по крайней мере столько, сколько знают Рейджис и Бинжэймин. Вероятно, столько же, сколько знают Арналд и остальные ваши личные телохранители. И, в конце концов, я бы хотел, чтобы он знал столько же, сколько знаете вы, если окажется, что он... достаточно гибок с философской точки зрения, чтобы справиться с этим.
   - "Философски гибкий", - повторил Кэйлеб с почти мечтательным выражением лица. - Теперь для этого есть удобный термин. Вижу, ты умеешь обращаться со словами, сейджин Мерлин.
   - Пытаюсь, ваше величество. Пытаюсь.
  
   .III.
   Дворец архиепископа, город Теллесберг, королевство Чарис
  
   Архиепископ Мейкел Стейнейр слушал мягкое жужжание ящерокота у себя на коленях, поглаживая его короткую шелковистую белую плюшевую шерстку. Ящерокот лежал на спине, задрав в воздух все шесть лап, и его золотистые глаза были прищурены в бесстыдном блаженстве, когда длинные пальцы архиепископа ласкали его мех на животе.
   - Тебе нравится это, да, Ардин? - усмехнулся Стейнейр.
   Ящерокот не удостоил его ответом. В конце концов, ящерокошки, как, очевидно, знал каждый ящерокот, были истинными венцами творения. Человеческие существа существовали с единственной целью - кормить их, открывать для них двери и - прежде всего - ласкать их. В этот конкретный момент мир был на своем месте, насколько это касалось Ардина.
   Архиепископ улыбнулся при этой мысли. Ардин был его любимчиком (и не было смысла думать об их отношениях в каких-либо других терминах) уже почти десять лет, вскоре после смерти его жены. В то время, когда у него появился Ардин, он думал, что ящерокошка была самкой. Даже знатокам было трудно отличить самцов от самок, пока им не исполнялось пару лет, и он назвал своего нового питомца в честь своей жены. К тому времени, как он осознал свою ошибку, Ардин освоился со своим именем и, несомненно, отказался бы, со всем монументальным упрямством своей породы, отвечать на что-либо еще.
   К счастью, Ардин Стейнейр была женщиной с редким чувством юмора, и Стейнейр не сомневался, что ее позабавила бы эта путаница. Конечно, ее дочь, которая теперь делила свое имя с ящерокотом, тоже была такой. Пушистый Ардин был ее подарком одинокому отцу. Она тоже предположила, что он был самкой, и сама достаточно разбиралась в ящерокошках, чтобы не тратить зря время на попытки переубедить этого кота. То же самое сделал и зять Стейнейра, сэр Лейринк Кестейр, хотя было слышно, как он замечал - в основном в отсутствие жены, - что ящерокот Ардин гораздо менее упрям, чем его двуногая тезка. И что оба они были менее упрямы, чем любой из четырех внуков Стейнейра.
   Улыбка архиепископа смягчилась при этом воспоминании, но затем она превратилась в задумчивую гримасу, когда мысли о его собственных внуках напомнили ему об огромной угрозе, нависшей над всем королевством Чарис и всеми его детьми. Эти внуки были заложниками судьбы, и всякий раз, когда он думал о них, он точно понимал, почему некоторые люди не осмеливались поднять руку на коррупцию Церкви.
   Но это также причина, по которой другие мужчины не могут отказаться поднять руки, - подумал он. - И ни Ардин, ни Лейринк никогда не подвергали сомнению мое решение.
   Костяшки пальцев осторожно постучали в его дверь, и Стейнейр пошевелился в кресле. Глаза Ардина полностью открылись, когда матрас под ним сдвинулся, и архиепископ поднял его.
   - Боюсь, мне пора на работу, - сказал он. Ящерокот зевнул, продемонстрировав свой розовый раздвоенный язык, затем быстро и нежно лизнул его в щеку.
   - Подкупом ты ничего не добьешься, маленький пушистый дьявол, - сказал ему Стейнейр, затем опустил его на пол. Ардин слез с рук и направился к корзине в углу, а Стейнейр прочистил горло.
   - Войдите! - позвал он и задумчиво наблюдал, как в его кабинет в архиепископском дворце проводили двух неожиданных посетителей.
   Эти двое мужчин во многих отношениях отличались физическим контрастом, а другие различия были гораздо глубже. Тем не менее, они вдвоем обратились с просьбой о совместной встрече со Стейнейром, что предложило несколько интересных возможностей.
   Ни одна из них, - напомнил он себе, - скорее всего, не будет точной, учитывая, как мало у тебя информации, на которой можно основывать любую из них.
   Епископ-исполнитель Жирэлд Адимсин был уже далеко за пределами среднего возраста, и до недавних... неприятностей имел солидный, упитанный вид. На самом деле, он всегда наслаждался комфортом хорошего стола, и у него было немного больше веса, чем одобрили бы священники-целители ордена Паскуале. Он также был очень осторожен со своей внешностью. Он знал, что выглядеть в роли епископа-исполнителя было значительным преимуществом, и его внешность всегда была безупречной. Теперь, хотя он все еще был облачен в белую сутану своего епископского сана, он стал стройнее, и в его движениях появилась странная хрупкость. Дело было не в том, что он постарел, а скорее в том, что он был вынужден справиться с чем-то совершенно неожиданным и в процессе обнаружил, что мир на самом деле не был таким аккуратным, хорошо организованным, контролируемым местом, каким он его представлял.
   Человек, сопровождавший его, отец Пейтир Уилсин, был намного моложе, самое большее, не более чем на дюжину лет старше самого короля Кэйлеба. Волосы Адимсина были темными, там, где их не тронула седина возраста, но у Уилсина были вьющиеся рыжие волосы, которые здесь, в Чарисе, были такой же редкостью, как и его серые глаза северянина. Адимсин был почти такого же роста, как Стейнейр, а Уилсин был на голову ниже архиепископа, и там, где Адимсин двигался со странно хрупким видом, Уилсин был таким же уравновешенным и энергичным, как и всегда.
   Их сопровождали два оруженосца в оранжево-белой форме архиепископской стражи. Оруженосцы, о которых шла речь, почтительно шагали позади посетителей, но их присутствие не было простым церемониальным актом уважения, каким оно могло бы быть. Особенно сейчас, после того, как так близка к успеху была попытка убийства. Оруженосцы и стражи Стейнейра были не в настроении подвергать себя дополнительным рискам, когда речь шла о его безопасности, и архиепископ был уверен, что оба его посетителя знали об этом.
   Адимсин и Уилсин остановились перед его столом, и он встал, чтобы поприветствовать их.
   - Епископ-исполнитель, - сказал он, слегка наклонив голову в сторону Адимсина, а затем посмотрел на Уилсина. - Отец.
   Он не предлагал свое кольцо для поцелуя.
   - Архиепископ, - ответил Адимсин за них обоих.
   Брови Стейнейра не изогнулись, и ему удалось скрыть любые признаки удивления на лице. Это было нелегко. Присвоение ему этого титула, даже в частной беседе, имело бы серьезные последствия для Адимсина, если бы слух об этом когда-нибудь дошел до Храма.
   - Пожалуйста, садитесь, - пригласил Стейнейр, указывая на стулья перед столом, за которым когда-то сидел Адимсин в качестве заместителя Эрейка Динниса здесь, в Чарисе.
   Стейнейр не раз появлялся перед этим столом, чтобы получить "совет" - и выговор - от Адимсина, и осознание епископом-исполнителем перемены в их судьбах отразилось в легкой ироничной улыбке другого человека. Отец Пейтир, с другой стороны, просто сидел с самообладанием и чем-то очень близким к безмятежности, которая, казалось, почти не подозревала о землетрясении, произошедшем в Церкви Чариса со времени его последнего визита в этот офис.
   Стейнейр мгновение смотрел на них, затем кивнул оруженосцам. Они на мгновение заколебались с несчастными глазами, и архиепископ поднял обе руки и сделал им отгоняющие жесты, пока они, наконец, не сдались и не вышли из кабинета, тихо закрыв за собой дверь.
   - Должен признаться, - продолжил архиепископ, возвращаясь на свое место, когда дверь закрылась, - что я был несколько удивлен, когда вы двое попросили об этой встрече. Ваше сообщение ясно дало понять, что у вас есть какой-то фундаментальный момент, который вы оба хотели бы обсудить со мной, но в нем, как ни странно, ничего не говорилось о том, в чем именно может заключаться этот момент.
   Его тон превратил последнюю фразу в вопрос, и он вежливо поднял брови. Адимсин взглянул на Уилсина, затем глубоко вздохнул, сунул руку в карман сутаны и извлек сложенный листок бумаги.
   - Не сомневаюсь, что вы были удивлены... ваше высокопреосвященство, - сказал он, и на этот раз Стейнейр позволил своим глазам сузиться из-за выбранной епископом-исполнителем манеры обращения. Адимсин, очевидно, заметил это, потому что слегка улыбнулся и покачал головой.
   - Сначала, когда я сидел в своих удобных, хотя и невольных, покоях во дворце Теллесберг, ваше преосвященство, у меня не было намерения давать даже малейшую видимость согласия на вашу явную узурпацию законной власти архиепископа Эрейка здесь, в Чарисе. Конечно, в то время, когда я стал... гостем короля Кэйлеба, я имел не больше представления, чем кто-либо другой в королевстве, о том, почему и как против него была предпринята такая массированная атака. С тех пор стало гораздо яснее, что "рыцари земель Храма", должно быть, привели своих "союзников" в движение против Чариса задолго до того, как архиепископ Эрейк смог добраться до Зиона с каким-либо официальным отчетом о своем последнем пастырском визите.
   Он сделал паузу, и Стейнейр склонил голову набок.
   - Есть ли причина, по которой время их действий должно повлиять на ваше отношение к - как вы это назвали? - моей "явной узурпации законной власти архиепископа Эрейка"?
   - Само по себе, нет. - Полуулыбка Адимсина погасла. - Однако это сыграло свою роль. Ваше высокопреосвященство, не буду притворяться, что многие из моих решений, когда я сидел в кресле, которое вы сейчас занимаете, не были мотивированы... прагматическими соображениями, скажем так, в той же степени и даже больше, чем духовными или доктринальными соображениями. Однако, несмотря на это, надеюсь, вы поверите мне, когда скажу, что я ни на секунду не рассматривал какие-либо действия и нововведения здесь, в Чарисе, тревожащими, хотя некоторые из них, возможно, и были повышением до уровня, который потребовал бы или оправдал очевидный выбор решений "рыцарей земель Храма".
   - Я действительно верю в это, - тихо сказал Стейнейр, и это было правдой. Он никогда не считал Адимсина злым человеком, хотя в некотором смысле сама банальность его корыстных побуждений была едва ли не хуже.
   - Уверен, вы также понимаете, - продолжил Адимсин, - что отчеты отца Пейтира инквизиции подчеркивали его собственную убежденность в том, что ни одно из нововведений, по которым его попросили вынести решение, не представляло собой нарушения Запретов Джво-дженг. Думаю, что он был еще больше шокирован нападением на Чарис, чем я.
   Стейнейр взглянул на Уилсина, и молодой верховный священник спокойно посмотрел на него в ответ. Без сомнения, Уилсин был удивлен больше, чем Адимсин, - подумал Стейнейр. - В отличие от епископа-исполнителя, в искренности и глубине личной веры Пейтира Уилсина никогда не возникало никаких сомнений. Он должен был знать о часто грязных соображениях, которые лежат в основе официальных заявлений совета викариев и политики "храмовой четверки", но Стейнейр нисколько не сомневался, что молодой священник был шокирован и напуган предложенным этой "четверкой" решением "проблемы чарисийцев".
   - Несмотря на это, - продолжал Адимсин, - мы оба оказались в довольно неудобном положении. Имейте в виду, ваше высокопреосвященство, никто не пытался каким-либо образом оскорбить нас или плохо с нами обращаться. Действительно, сомневаюсь, что когда-либо в истории Сэйфхолда двум заключенным было так комфортно, хотя один или два охранника, несомненно, были немного... вспыльчивы после того, как эти сумасшедшие попытались убить вас прямо здесь, в соборе. - Адимсин покачал головой, как будто даже сейчас не мог поверить, что кто-то пытался убить архиепископа - любого архиепископа - в его собственном соборе. - Тем не менее, у нас не было никаких сомнений в том, что мы на самом деле были заключенными, как бы вежливо все ни притворялись, что это не так.
   - Я вполне могу это понять, - ответил Стейнейр. - На самом деле, это именно то, чем вы были, и по нескольким причинам. Во-первых, конечно, из-за вашего положения в церковной иерархии здесь, в Чарисе. Во-вторых, потому что было бы так много причин - многие из них вполне веские, даже в глазах короля Кэйлеба, - для того, чтобы вы активно выступили против наших действий, имевших место здесь в последнее время. Это противостояние было бы неизбежным, и, откровенно говоря, вы оба, возможно, по разным причинам, имели бы значительный вес среди некоторых наших местных священнослужителей. И, в-третьих, если быть до конца откровенным, и независимо от того, легко вам в это поверить или нет, это также попытка защитить вас. Чтобы дать понять даже храмовой четверке, что вы не принимали участия в тех же действиях.
   Несмотря на его собственное открытое признание того, что великий инквизитор и его коллеги намеревались сделать с Чарисом, кожа вокруг глаз Адимсина, казалось, на мгновение напряглась, когда Стейнейр использовал термин "храмовая четверка". Однако он не выразил никакого протеста против выбора слов архиепископом.
   - Никто никогда не объяснял нам этот конкретный аспект, ваше преосвященство. Тем не менее, я знал об этом. И чтобы ответить откровенностью на откровенность, я не был слишком уверен, что это принесет какую-то пользу, по крайней мере, в моем собственном случае. Я полагаю, что в вашем собственном флоте существует традиция, согласно которой капитан несет ответственность за все, что происходит на борту его корабля. Совет викариев будет - совершенно справедливо, если быть откровенным - считать меня, по крайней мере, частично ответственным за то, что здесь произошло.
   - Несмотря на это, я всегда намеревался отмежеваться от неповиновения вашего королевства Матери-Церкви. Я еще мог согласиться с вашим правом на законную самозащиту от неспровоцированного нападения на вас, но чувствовал, что вы зашли слишком далеко, отвергая авторитет самого великого викария. Не только с точки зрения доктрины, но и с точки зрения неизбежных последствий не только для Чариса, но и для всего Сэйфхолда.
   - А потом, вчера, я получил это.
   Он поднял сложенную бумагу, которую достал из кармана.
   - И что это такое? - вежливо спросил Стейнейр.
   - Личное письмо от архиепископа Эрейка, - очень тихо сказал Адимсин. - Письмо, адресованное совместно мне и отцу Пейтиру.
   - Понимаю.
   Стейнейру удалось скрыть свое явное удивление в голосе или выражении лица, хотя возможность письма от Эрейка Динниса Адимсину и Уилсину никогда не приходила ему в голову. И у него не было никаких причин подозревать, что прибудет что-то подобное. По настоянию самого Стейнейра Кэйлеб распорядился, чтобы во входящую почту его "гостей" не вмешивались. Король настаивал на том, что любая исходящая корреспонденция должна тщательно проверяться и подвергаться цензуре, но никто не пытался ограничивать сообщения Адимсину или Уилсину.
   - Поскольку письмо, по-видимому, вдохновило вас на эту беседу, могу я предположить, что вы намерены поделиться со мной его содержанием?
   - Можете, ваше преосвященство. - Голос Адимсина был тяжелым, рот мрачным.
   - Ваше высокопреосвященство, - сказал он, - архиепископ Эрейк мертв.
   - Прошу прощения? - Стейнейр внезапно выпрямился за своим столом.
   - Я сказал, что архиепископ Эрейк мертв, - повторил Адимсин. - Новости еще не дошли до нас здесь, в Чарисе. Я это понимаю. Однако письмо архиепископа Эрейка не оставляет у меня никаких сомнений в том, что он действительно уже мертв. Казнен инквизицией за должностные преступления, отступничество, ересь и измену Божьей Церкви и Самому Богу.
   Лицо Стейнейра напряглось. Ему не нужно было, чтобы кто-то говорил ему, какие наказания Книга Шулера предназначала для любого, кто был осужден за эти преступления, а тем более для одного из собственных архиепископов Матери-Церкви.
   - Письмо архиепископа не длинное, ваше высокопреосвященство, - сказал Адимсин. - Ему было отказано в доступе к бумаге и чернилам для переписки, и ему пришлось импровизировать, чтобы получить даже этот единственный лист. Я также не уверен в том, как ему удалось отправить эту записку, учитывая его строгое заключение в инквизиции. Уверен, что его молчание по этому вопросу было направлено на то, чтобы защитить того, кому он его доверил. Но то, что в нем говорится, очень важно.
   - И что это за момент? - тихо спросил Стейнейр.
   - Он начинает с того, что информирует отца Пейтира и меня об основаниях его ареста и вынесенном ему приговоре. Он просит нас простить его и помолиться за его душу, несмотря на его многочисленные неудачи. Он также специально попросил меня оставить это письмо у вас, чтобы вы могли использовать его так, как вам кажется наилучшим, и он приносит извинения за свою неспособность защитить и воспитать души своего архиепископства так, как Бог требует от Своих священников. И, - Адимсин спокойно посмотрел в глаза Стейнейру, - он осмеливается дать нам последнее указание как наш архиепископ.
   - И что это за директива?
   - Он не приказывает нам, потому что говорит, что чувствует, что больше не имеет на это права, но он настоятельно просит нас остаться здесь, в Чарисе. Он говорит, что боится, что, если мы вернемся в Зион или на земли Храма, нам тоже придется отвечать перед инквизицией. Он принимает свою судьбу, но как наш священнический настоятель, он повелевает нам беречь наши жизни от несправедливого наказания и судебного убийства, оставаясь вне досягаемости инквизиции. И он умоляет нас сделать все возможное, чтобы искупить его неудачу - и нашу - как духовных пастырей Чариса.
   Стейнейр откинулся на спинку стула, его глаза были задумчивыми. Он никогда бы не ожидал такого письма от Эрейка Динниса. И все же он не сомневался, что оно подлинное, и задавался вопросом, какое духовное возрождение пережил Диннис в руках инквизиции, чтобы написать его. В любом человеке есть что-то хорошее. Стейнейр верил в это так же твердо, как в то, что утром взойдет солнце. Но в одних это добро было более глубоко спрятано, более глубоко похоронено, чем в других, и он думал, что добро в Эрейке Диннисе было безвозвратно погребено под горой беспечной продажности и участия всей жизни во внутренней коррупции Храма.
   Но я ошибался, - подумал он. - Перст Божий может коснуться кого угодно, где угодно, самыми невероятными путями. Я тоже всегда в это верил. И здесь, в конце жизни Эрейка Динниса, Бог, несомненно, прикоснулся к нему.
   Архиепископ закрыл глаза и произнес краткую, горячую молитву благодарности за то, что даже в самом конце Диннис нашел свой путь к Богу с ясными глазами, несмотря на развращающие линзы, через которые его учили искать Его. Затем Стейнейр выпрямился и посмотрел на своих посетителей.
   Теперь он понял, какую особую хрупкость почувствовал в Адимсине. Как и Диннис - и в отличие от Уилсина - Адимсин был человеком, чья вера занимала второе место после его светских обязанностей... и возможностей. В "судьбе и письме Динниса" он увидел свое зеркальное отражение, и это, должно быть, был ужасающий проблеск. Тем не менее, в отличие от Динниса, у него была возможность извлечь выгоду из опыта в этом мире, а не просто в следующем. Он мог выбирать, какие решения он примет в оставшейся ему жизни, и для Стейнейра было очевидно, что он находил эту возможность столь же пугающей, сколь и волнующей, как и поводом для стыда, так и шансом хоть как-то загладить свою вину.
   Однако для юного Уилсина это, должно быть, было совсем другим потрясением. Стейнейр лучше, чем кто-либо другой, знал, что Уилсин питал мало иллюзий относительно того, как действия Церкви так часто предавали дух ее собственного Священного Писания. Но масштабы коррупции и ужасающие меры, на которые была готова пойти храмовая четверка, должно быть, ударили по нему, как кувалдой. И в отличие от Динниса и Адимсина, Пейтир Уилсин никогда не забывал, что он Божий священник, никогда не позволял коррупции вокруг себя и за его спиной отвлекать его от собственных духовных обязанностей.
   И теперь один из самых безупречных слуг Матери-Церкви, которых когда-либо знал Стейнейр, столкнулся с призывом падшего архиепископа, чья испорченность, должно быть, была очевидна Уилсину с самого начала, повернуться спиной к Матери-Церкви. Отрицать ее власть, отвергнуть ее требования. Одна из жертв самой инквизиции приказала священнику инквизиции бросить вызов самому великому инквизитору.
   - Да смилуется Бог над Своим верным слугой Эрейком, - пробормотал Стейнейр, коснувшись сначала своего сердца, а затем губ.
   - Аминь, - эхом отозвались Адимсин и Уилсин.
   - Я потрясен и встревожен судьбой архиепископа Эрейка, - сказал тогда Стейнейр. - И все же, я верю, что в конце своей жизни он поднялся до уровня и осознания Бога, которого когда-либо достигают слишком немногие из нас.
   - Тем не менее, я должен сказать вам обоим, что один пункт доктрины, по которому я и Церковь Чариса категорически не согласны с доктриной совета викариев, заключается в праве - и ответственности - любого дитя Божьего самостоятельно судить, где на самом деле лежит право и что это требует от него или от нее. Роль Церкви состоит не в том, чтобы диктовать, а в том, чтобы учить - объяснять, воспитывать и предписывать. Роль индивида состоит в том, чтобы осуществлять свою свободу воли в любви к Богу и делать то, что правильно, потому что это правильно, а не просто потому, что у него нет другого выбора.
   Уилсин слегка пошевелился в кресле, и Стейнейр посмотрел на него.
   - Я говорю вам это, отец Пейтир, потому что отказываюсь вводить в заблуждение вас или любого другого человека относительно моей собственной позиции по этому вопросу. Ни один мужчина или женщина не могут по-настоящему выбрать служение Богу, если они в равной степени свободны отказаться служить Ему, и Бог желает, чтобы Его люди приходили к Нему с ясными глазами и радостью, а не съеживались в ужасе перед инквизицией и проклятием Ада. Я намерен дать понять всем, что я отказываюсь злоупотреблять властью своего поста, чтобы диктовать совести священников или мирян. В этом источник той самой коррупции и случайного злоупотребления властью "во имя Бога", которые привели нас к нынешнему разрыву с советом викариев. Когда Мать-Церковь решает, что она может приказывать своим детям все, что пожелает, тогда ноги ее священства твердо стоят на пути во тьму. Как архиепископ, возглавляющий церковную иерархию здесь, в Чарисе, я могу определять политику, принимать решения и давать указания как епископату, так и священству. И, если эти инструкции будут нарушены или проигнорированы, у меня есть право и ответственность отстранить тех, кто по совести не может повиноваться мне, от любых должностей, которые они могут занимать в этой иерархии, Но священник остается священником навсегда, отец. Если он не будет признан бесспорно виновным в грехе и злоупотреблении своим служебным положением, никто не может отнять у него эту должность или отказать ему в его призвании. Также я - или любой другой человек - не имею права отлучать от церкви, пытать или убивать любого мужчину или женщину, которые просто не верят или не могут верить в то, во что верю я.
   Уилсин некоторое время молчал, затем глубоко вздохнул.
   - Ваше преосвященство, я слуга инквизиции. Полагаю, вы должны признать, что я всегда старался использовать полномочия своего офиса таким образом, чтобы это соответствовало моим пастырским обязанностям и закаляло дисциплину с любовью и пониманием. И все же я посвятил всю свою жизнь, свою веру в Бога, ответственности Матери-Церкви за то, чтобы уберечь Божьих детей от разврата. Не просто для того, чтобы "убедить" их в том, какими должны быть их действия, а для того, чтобы защитить их от соблазнов Шан-вей любыми необходимыми средствами.
   - Понимаю это, отец. Именно по этой причине я так четко определил это доктринальное различие. Я с большим уважением отношусь к вашей личной вере и к вашему характеру, как к человеку, так и как к священнику. Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем видеть, как вы становитесь частью процесса исправления злоупотреблений Церкви - всех ее злоупотреблений - здесь, в Чарисе, и в других местах. Я полностью осознаю, какой опорой силы вы могли бы стать в этой непростой задаче. Но это не то дело, за которое может взяться любой человек, будь он хоть сколько-нибудь священником, если он не уверен, что это его дело, Божье, а также мое. Вы чувствуете эту уверенность, отец?
   - Я не знаю, - просто тихо сказал Уилсин, встретив ровный взгляд Стейнейра ясными серыми честными глазами. - Знаю, что злоупотребления, о которых вы говорите, о которых писал архиепископ Эрейк, реальны. Знаю, что великий инквизитор и канцлер намеревались сделать с Чарисом, и знаю, что это было неправильно. Хуже, чем неправильно, это было зло, предательство всего, что Мать-Церковь должна отстаивать и защищать. Что бы еще это ни было, я знаю, что это не могло быть волей Божьей. И все же есть большая разница между согласием с тем, что они сделали неправильно, и согласием с тем, что вы сделали правильно.
   - Я ценю вашу честность, отец. И я доверяю ясности вашего духовного видения. Сегодня я не буду пытаться склонить вас к своей точке зрения. Очевидно, что до тех пор, пока ваша собственная вера и ваша собственная совесть не убедят вас в том, что то, чего мы пытаемся достичь здесь, в Чарисе, правильно, никто не может ожидать, что вы будете этому поддаваться. Но я прошу вас подумать о том, что вы сами видели, о том, что написал вам архиепископ Эрейк, о словах и делах Церкви Чариса и о прикосновении Бога к вашему собственному сердцу. Подходите к этому в молитве и трезвом размышлении, отец, а не в состоянии белого каления. Если со временем вы обнаружите, что Бог побуждает вас принять наши усилия, тогда мы будем приветствовать вас как брата и сослужителя Божьего. И если Бог не побудит вас присоединиться к нам, мы также будем уважать и принимать это решение.
   - А тем временем, ваше преосвященство?
   - А пока, отец, я был бы очень признателен, если бы вы продолжали исполнять обязанности интенданта здесь, в Чарисе. Как вы говорите, ни у кого в этом королевстве никогда не возникало ни малейших сомнений в вашей решимости честно и беспристрастно применять Запреты. Для всех наших людей было бы огромным утешением узнать, что вы продолжаете занимать эту должность в это время потрясений и перемен.
   - Если бы я согласился на что-либо подобное, ваше преосвященство, то я бы продолжал исполнять эту должность так, как считаю нужным.
   - Это не больше и не меньше, чем я хотел бы от вас, отец.
   - Даже если это приведет нас к конфликту, ваше преосвященство?
   - Отец, - сказал Стейнейр с мягкой улыбкой, - учитывая то, как вы выполняли свои обязанности в прошлом, я не вижу абсолютно никаких причин полагать, что вы окажетесь в конфликте со мной из-за вопроса о Запретах. Если мы не согласимся, то, очевидно, каждый из нас попытается убедить другого, но я никогда не видел, чтобы вы принимали решение из каприза или, если уж на то пошло, такое, с которым я был не согласен. Не вижу причин ожидать, что вы примете какое-либо подобное решение сейчас.
   - Это правда, что у нас могут быть некоторые разногласия по поводу надлежащего использования принудительных полномочий вашего офиса. Как вы говорите, вы верите, что ответственность Церкви заключается в защите от коррупции "любыми необходимыми средствами", в то время как я считаю, что ее обязанность - учить и убеждать. Это внешнее принуждение не может породить внутреннюю силу для сопротивления тьме и злу, когда они обрушиваются на каждого из нас в нашей повседневной жизни. Подозреваю, что сейчас вы можете с более повышенным недоверием относиться к термину "любые необходимые средства", чем до попытки вторжения "храмовой четверки", но не сомневаюсь, что мы все еще можем оказаться по разные стороны баррикад по какому-то вопросу соблюдения доктрины. Если это время придет, я, конечно, попытаюсь убедить вас принять мой взгляд на ситуацию, но у вас всегда будет право подать в отставку со своего поста - и публично изложить свои причины для этого. И я никогда не буду пытаться заставить вас принять или публично поддержать мою позицию по любому вопросу, в котором ваша совесть не может согласиться со мной.
   - С вашего разрешения, ваше преосвященство, я не скажу сегодня ни да, ни нет, - сказал Уилсин после долгого раздумья. - Как вы сами предположили, это не то решение, не тот выбор, с которым следует торопиться. Я бы предпочел медитировать и молиться, чтобы Бог указал мне направление, прежде чем я дам вам ответ.
   - Я могу просить не больше, чем у любого священника, отец. - Стейнейр улыбнулся молодому человеку, затем снова посмотрел на Адимсина. - И я не могу просить большего, чем у любого епископа-исполнителя, - сказал он с еще одной улыбкой. - Очевидно, я бы приветствовал вас обоих по политическим причинам, а также по духовным, но ни я, ни король Кэйлеб не будем пытаться диктовать вашей совести. Как мы можем это сделать, когда так много наших разногласий с советом викариев вытекает из его попыток поступить именно так со всеми Божьими детьми? Однако, каким бы ни было ваше окончательное решение, знайте следующее. От своего имени, в полном ожидании, что король Кэйлеб согласится, но даже если он этого не сделает, я предоставляю вам обоим убежище. Независимо от того, найдете ли вы в своих сердцах и душах желание присоединиться к нам в наших усилиях по преобразованию Матери-Церкви обратно в то, чем она должна быть по желанию Бога, вы можете оставаться здесь, в Чарисе, под защитой Церкви Чариса, сколько захотите.
  
   .IV.
   Королевский дворец и монастырь Сент-Жерно, город Теллесберг, королевство Чарис
  
   - Минутку, пожалуйста, сейджин Мерлин. - Мерлин остановился и с некоторым удивлением поднял глаза, когда архиепископ Мейкел легонько положил ему на плечо большую, сильную руку.
   - Да, ваше преосвященство? Чем могу вам помочь?
   Они стояли прямо за дверью зала, который только что покинули остальные члены королевского совета, и Кэйлеб оглянулся на них, приподняв одну бровь.
   - Есть ли что-то, о чем нам все еще нужно поговорить, Мейкел? - спросил король.
   - На самом деле, ваше величество, - сказал Стейнейр более официальным тоном, чем обычно, - если можно, я бы хотел одолжить сейджина на вторую половину дня. - Удивление Кэйлеба проявилось гораздо яснее, чем у Мерлина, и архиепископ улыбнулся. - Обещаю, что верну его к ужину, ваше величество. У меня просто есть небольшое дело, которое мне нужно обсудить с ним, и поскольку сегодня днем мне все равно нужно выполнить пастырское поручение в городе, я подумал, что могу попросить его поехать со мной. Просто в качестве меры предосторожности, вы понимаете.
   Выражение лица Кэйлеба резко напряглось. Попытка убийства архиепископа Мейкела была слишком свежа в его памяти, чтобы он мог неправильно понять, какую "предосторожность" имел в виду Стейнейр. Особенно в свете того, что произошло с королевским колледжем три дня назад.
   - Если вам нужна дополнительная защита, Мейкел... - начал король, но Стейнейр покачал головой.
   - На самом деле я не особенно беспокоюсь об убийцах, ваше величество, - сказал он с полуулыбкой. - По крайней мере, не в этот раз. Тем не менее, у меня есть визит, который я хочу нанести сегодня днем, и в сложившихся обстоятельствах я бы действительно предпочел не привлекать к нему большого внимания. К сожалению, я был бы немного заметен, если бы взял с собой пару оруженосцев. Учитывая печальные события в соборе, то, что случилось с колледжем, и то, как, похоже, развиваются чувства в целом, я бы не хотел, чтобы частная поездка навестить старого друга, который чувствует себя не особенно хорошо, сосредоточила любую потенциальную враждебность на простом монастыре, а это вполне возможно Я могу заставить некоторых людей думать, что я, должно быть, что-то замышляю, если они просто поймут, что я туда иду. К счастью, я совершенно уверен, - его улыбка стала шире, - что капитан Этроуз с лихвой справится с задачей сохранить нас обоих в целости, если я отправлюсь в путешествие... скажем, инкогнито?
   - Действительно ли это настолько важно, чтобы рисковать тем, что вы будете бегать по улицам "инкогнито" в такое время, как сейчас? - спросил Кэйлеб.
   - Он очень старый друг, ваше величество, - спокойно ответил Стейнейр, - и его здоровье уже некоторое время ухудшается. Это не просто дружеский визит.
   Кэйлеб секунду или две пристально смотрел на прелата, затем глубоко вздохнул и кивнул. Мерлин не был особенно удивлен капитуляцией короля, хотя мысль о том, что что-то может случиться с Мейкелом Стейнейром в этот конкретный момент в истории Сэйфхолда, была, честно говоря, просто ужасающей. Это, вероятно, было даже более верно для Мерлина, чем для Кэйлеба, если Мерлин собирался быть честным, и после предыдущей попытки никто - даже Стейнейр - не мог притвориться, что сторонники Храма не поняли то же самое. Но и Мерлин, и Кэйлеб знали, что ничто из того, что они могли бы сказать, не смогло бы отговорить Стейнейра от исполнения его священнических обязанностей. Если бы они могли отговорить его, он был бы кем-то другим... и не был бы так важен для их надежд на будущее.
   - Очень хорошо, - сказал король. Затем он перевел взгляд на Мерлина. - Постарайся сохранить его в целости, пожалуйста, Мерлин. Снова.
   Стейнейру хватило такта слегка поморщиться при последнем слове короля, но он не позволил этому изменить свое мнение.
   - Я сделаю все, что в моих силах, ваше величество, - заверил Мерлин Кэйлеба и взглянул на высокого королевского стражника, который стоял за дверью зала совета.
   Сержант Пейтер Фейркэстер был единственным телохранителем из морской пехоты наследного принца Кэйлеба, официально перешедшим в королевскую стражу, когда Кэйлеб вступил на трон. Арналд Фэлхан и остальные прежние телохранители Кэйлеба теперь защищали наследного принца Жана, одиннадцатилетнего младшего брата Кэйлеба. Смена назначения была тяжелой как для Кэйлеба, так и для людей, которые так долго защищали его, но безопасность наследника чарисийского трона была обязанностью королевских морских пехотинцев Чариса с незапамятных времен. Фейркэстер вполне мог бы остаться и со старым отрядом, но Кэйлеб настоял, чтобы по крайней мере один из "его" морских пехотинцев отправился с ним... в немалой степени потому, что они уже знали о "видениях" Мерлина. Наличие кого-то еще, чтобы помочь прикрыть случайные... странности Мерлина, по крайней мере, до тех пор, пока они не решат, кто из новых стражников короля может быть допущен к тому же знанию, показалось молодому королю очень хорошей идеей.
   Мерлин согласился. Кроме того, спокойная, компетентная свирепость Фейркэстера была чрезвычайно утешительна для человека - или ПИКА - ответственного за сохранение жизни короля. И наличие рядом кого-то, кто вытаскивал Кэйлеба из передряг с тех пор, как ему исполнилось девять лет, тоже не было поводом для насмешек.
   - Пейтер, - теперь сказал Мерлин.
   - Да, сэр, - пророкотал огромный стражник.
   - Пошлите пажа сообщить лейтенанту Астину, что вам нужен еще один человек. Думаю, сержант Винейр должен быть свободен. Затем, пока не появится Винейр, внимательно следите за его величеством. Не дайте ему попасть ни в какие неприятности.
   - Да, сэр. - Фейркэстер коснулся правым кулаком нагрудника кирасы в знак подтверждения и бросил на короля суровый взгляд, и Кэйлеб покачал головой.
   - Всегда так приятно осознавать, насколько я контролирую все вокруг себя, - заметил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
   - Приятно это знать, ваше величество. - Изысканная вежливость ответа Мерлина была лишь слегка подпорчена весельем в его странных сапфировых глазах. Затем он снова повернулся к Стейнейру.
   - Как вам будет удобно, ваше преосвященство, - пробормотал он.
  
   * * *
   "Инкогнито", - сказал Стейнейр, и "инкогнито" он имел в виду, - подумал Мерлин более чем сварливо час или около того спустя. На самом деле, когда Мерлин задумался об этом, он был более чем немного удивлен тем, насколько инкогнито мог быть Майкел Стейнейр. Архиепископ, вероятно, был даже более узнаваем для жителей столицы, чем сам король Кэйлеб. В течение многих лет он появлялся каждую среду в соборе Теллесберга, служа великую мессу для жителей столицы в качестве епископа своего города, и стал еще более заметным с принятием сана архиепископа всего королевства.
   Несмотря на это, и несмотря на его ниспадающую бороду и волевые черты лица, он каким-то образом превратился в почти полного анонима, когда сменил белую рясу с оранжевой отделкой своего высокого духовного звания на строгую, ничем не украшенную коричневую мантию простого брата ордена Бедар (на которую он все еще имел право, несмотря на его возвышение) и повернул свое служебное кольцо с рубином, чтобы спрятать камень на ладони. Подняв капюшон и склонив голову с подобающим смирением, архиепископ полностью исчез.
   К сожалению, это одеяние не было одной из тех сутан, которые заменили Сова и Мерлин. Его обычная ткань не оказывала особого сопротивления лезвиям или пулям, чего было достаточно, чтобы сделать Мерлина крайне несчастным, хотя он вряд ли мог объяснить Стейнейру, почему это может быть так. Что, конечно, делало его еще более несчастным.
   Не нашел он особого повода для радости и в размышлении о том, что простого брата вряд ли сопровождал бы капитан королевской стражи, а это означало, что Мерлину также пришлось внести некоторые коррективы в свою внешность. Он оставил свои доспехи, форму стражника, вакадзаси и надеялся, что его катана не выглядит достаточно странно, чтобы привлечь ненужное внимание. Однако он не был уверен, насколько реалистичной может быть эта надежда, поскольку единственными двумя мужчинами во всем королевстве - если уж на то пошло, на всей планете - которые обычно носили катаны, были его величество король Кэйлеб и знаменитый (или печально известный) сейджин Мерлин. Он также был немного удивлен тем, как сильно он скучал по своей черно-золотой ливрее после того, как носил ее практически каждый день в течение почти двух местных лет.
   Но труднее всего ему было замаскировать свои глаза. Глаза Мерлина Этроуза были такого же глубокого сапфирово-синего цвета, как у Нимуэ Элбан, и он еще не встречал ни одного чарисийца с глазами, которые хотя бы приближались к их цвету.
   Хотел бы я, черт возьми, чтобы эти люди хотя бы изобрели солнцезащитные очки или что-то в этом роде, - бурчал он про себя, пока они пробирались по многолюдным, шумным, всегда невероятно оживленным улицам столицы. Конечно, если бы он хотел быть честным, он мог бы что-то сделать с глазами еще до того, как приехал в Чарис. Он не мог просто перепрограммировать их цвет, но он мог бы использовать производственный блок в пещере Нимуэ, чтобы сделать себе красивую пару коричневых контактных линз, чтобы скрыть их "естественный" цвет.
   Наверное, я не хотел терять этот последний след Нимуэ, - признался он себе, И, честно говоря, я до сих пор не хочу... даже если это оказалось настоящей занозой в заднице. И от которого я не могу просто отказаться сейчас, когда все, и его брат тоже, знают, что у "капитана Этроуза" эти "неземные голубые глаза сейджина". Поговорим о том, чтобы выстрелить себе в ногу!
   Его сильное подозрение, что Стейнейра скорее позабавило его затруднительное положение, также ни на йоту не улучшило его настроения.
   - Сколько еще до этого монастыря, ваше преосвященство, если вы не возражаете против моего вопроса? - он понизил голос, и Стейнейр фыркнул.
   - Еще примерно пятнадцать или двадцать минут, - ответил он.
   - Если бы я знал, что нам придется идти пешком через полгорода, я бы, вероятно, настоял на немного большей безопасности, - заметил Мерлин. Ему не совсем удалось скрыть резкость в своем голосе. На самом деле, он даже не очень старался, и Стейнейр усмехнулся, а затем покачал головой.
   - На самом деле это не так уж далеко, - сказал он успокаивающе. - Кроме того, упражнения полезны для нас.
   - Спасибо, что подумали обо мне, ваше преосвященство, но я и так довольно много занимаюсь упражнениями.
   Стейнейр снова хихикнул, и Мерлин улыбнулся почти против своей воли.
   По крайней мере, неизбежные послеполуденные грозы, которые ранее пронеслись над столицей, продолжили свой путь, не задерживаясь. Однако после дождя воздух был влажным, и тот факт, что технически это была осень, похоже, не особенно повлиял на температуру. Согласно встроенным датчикам температуры Мерлина, она колебалась на уровне тридцати двух градусов по шкале Цельсия, которой не пользовался больше никто во всей галактике.
   К счастью, ни жара, ни влажность не имели большого значения для ПИКА, а Стейнейр вырос прямо здесь, в Теллесберге. Климат его нисколько не беспокоил, и если он нуждался в каких-либо физических упражнениях, это, конечно, не проявлялось в быстром темпе, который он установил с тех пор, как они оставили дворец позади.
   - Ах! Вот мы и пришли, - сказал он несколько минут спустя и свернул в боковую улочку.
   Мерлин с любопытством огляделся. Несмотря на поджог, превративший королевский колледж в груду золы и обугленных кирпичей, Теллесберг был более законопослушным и процветающим городом, чем многие другие. Тем не менее, у него были свои... менее богатые районы, и здесь была едва ли лучшая часть города. Здания вокруг них имели вид обветшалых складов и магазинов, покупатели которых были не слишком богаты, доносящиеся запахи наводили на мысль, что местной канализации не помешало бы немного внимания, они миновали по крайней мере две цистерны пожарной службы, которые были заполнены не более чем наполовину, и жесткие и голодные взгляды одного или двух бездельников, мимо которых они прошли за последние несколько кварталов, убедили Мерлина, что Стейнейр поступил мудро, убедившись, что у него есть адекватный телохранитель, даже если никто вообще не узнал его таким, каким он был на самом деле.
   Они продолжали свой путь еще минут пять или около того, в то время как магазинов становилось все меньше и меньше, а ветхих складов и переполненных многоквартирных домов - все больше и больше. И вот, наконец, Стейнейр свернул в последний проход к тяжелой деревянной двери, вделанной в явно потрепанную и скромно выглядящую стену.
   Как и любой крупный город Сэйфхолда, Теллесберг был щедро снабжен церквями и соборами. Монастыри и обители также были довольно распространены, хотя большинство из них, как правило, располагались за пределами городских районов, где они могли прокормить себя сельским хозяйством. Но этот конкретный монастырь не подходил под это описание. Он выглядел так, как будто стоял здесь, вероятно, с момента основания Теллесберга, и склады так плотно прилегали к нему с обеих сторон, что в нем не могло быть места ни для чего, кроме очень скромного огорода.
   Стейнейр постучал, а затем они с Мерлином терпеливо ждали, пока не открылась задвижка на маленьком окошке в прочной деревянной двери и оттуда не выглянул монах. К удивлению Мерлина, на коричневой рясе монаха был изображен белый конь ордена Траскотта, а не масляная лампа ордена Бедар. Почему-то у Мерлина сложилось впечатление, что монастырь, в который они направлялись, принадлежал ордену Стейнейра.
   Глаза привратника загорелись явным узнаванием, когда он увидел Стейнейра, и крепкий, покрытый шрамами портал быстро открылся. Мерлин ожидал, что он будет громко скрипеть, учитывая общий вид монастырской стены, но вместо этого он двигался с бесшумностью хорошо смазанных и ухоженных петель.
   - Добро пожаловать в монастырь святого Жерно, сейджин Мерлин, - сказал Стейнейр, когда они прошли через проем и дверь за ними закрылась. В голосе архиепископа прозвучала странная нотка, как будто каким-то образом эти слова значили больше, чем было сказано. Внутренние антенны Мерлина дернулись, но он ничего не сказал, только кивнул и последовал за Стейнейром и привратником через двор монастыря.
   Пространство внутри внешней стены оказалось больше, чем Мерлин мог бы оценить по наружному виду. Оно было значительно глубже, и это была не мощеная площадь или утоптанный грязный двор, которого он ожидал бы от общего обветшания окрестностей. Вместо этого он оказался в окружении зелени, древних стен, покрытых лишайником, и волшебной музыки водопадов в декоративных рыбных прудах. Виверны и земные певчие птицы сидели на ветвях карликовых фруктовых деревьев, которые казались почти такими же древними, как сам монастырь, и их тихий свист и щебетание составляли успокаивающий контраст с городским шумом за стеной.
   Стейнейр и Мерлин последовали за своим проводником в здание капитула и дальше по ряду побеленных коридоров. Кирпичные полы были гладкими и стесанными столетиями проходящих ног, а стены представляли собой комбинацию камня и кирпича, причем переход между строительными материалами указывал на то, где к первоначальной структуре присоединились более поздние пристройки. Они тоже были довольно толстыми, и внутри них было прохладно и тихо.
   Наконец их проводник остановился перед другой дверью. Он оглянулся через плечо на Стейнейра, затем осторожно постучал один раз.
   - Войдите, - раздался голос с другой стороны, и монах открыл дверь и отступил в сторону.
   - Спасибо, брат, - пробормотал Стейнейр, затем прошел мимо него, слегка кивнув головой Мерлину: - Следуй за мной.
   Они оказались в помещении, которое, очевидно, было офисом, хотя на первый взгляд можно было бы подумать, что это библиотека. Или, возможно, огромный шкаф для хранения вещей. Слегка затхлый запах бумаги и чернил наполнял воздух, книжные полки заполняли то, что без них было бы просторным помещением с высоким потолком, сейчас почти вызывающим клаустрофобию, а письменный стол под единственным потолочным окном находился в окруженном полками пространстве, похожем на поляну, вырубленную в высоком пологе тропического леса, которая выглядела слишком маленькой для этого стола и двух стоящих перед ним стульев.
   Судя по груде книг и бумаг, сложенных на полу, Мерлин подозревал, что стулья обычно служили удобными местами для хранения справочных работ и документов. Почему-то он не думал, что они "просто так" были освобождены от своего бремени до того, как он и архиепископ прибыли так неожиданно.
   - Сейджин Мерлин, - сказал Стейнейр, - позволь мне представить отца Жона Биркита, настоятеля монастыря святого Жерно.
   - Отец, - ответил Мерлин с легким поклоном. Биркит был мужчиной в годах, очевидно, по крайней мере на несколько лет старше Стейнейра, который сам был далеко не младенцем. В юности он, вероятно, был ростом где-то между Стейнейром и Мерлином, что сделало бы его настоящим гигантом для Чариса, хотя преклонные годы и изогнутый позвоночник изменили это, и он выглядел почти болезненно хрупким. На нем была зеленая сутана верховного священника, а не коричневая ряса привратника. И, как заметил Мерлин, слегка прищурившись, на его сутане было гусиное перо Чихиро, а не лошадь Траскотта или лампа Бедар.
   - Сейджин, - ответил настоятель. Его голос звучал так, как будто когда-то он был гораздо более сильным - даже таким, каким был он сам, - но его глаза были ясными и проницательными. Они также глядели, по меньшей мере, столь же напряженно, как у Мерлина, и в их карих глубинах горел любопытный нетерпеливый огонек. Он указал на стулья перед своим столом. - Пожалуйста, садитесь, оба, - пригласил он.
   Мерлин подождал, пока Стейнейр займет один из стульев, прежде чем сесть самому, затем он устроился, приставив свою катану в ножнах вертикально к краю стола Биркита и надеясь, что выглядит более расслабленным, чем чувствовал себя на самом деле. Ему не нужны были сенсоры ПИКА, чтобы почувствовать витавшее вокруг него странное, почти предвкушающее напряжение.
   Это напряжение растянулось в тишине на несколько секунд, прежде чем Стейнейр нарушил его.
   - Во-первых, - сказал архиепископ, - позвольте мне извиниться, Мерлин. Вполне уверен, что вы уже пришли к выводу, что я был виновен в определенной степени... скажем, во введении в заблуждение, когда сегодня днем "пригласил вас" составить мне компанию.
   - У меня возникло небольшое подозрение на этот счет, ваше преосвященство, - признал Мерлин, и Стейнейр усмехнулся.
   - Я не удивлен, - сказал он. - С другой стороны, есть определенные вещи, которые будет легче объяснить здесь, в Сент-Жерно, чем во дворце. Вещи, которые, я уверен, - его глаза внезапно впились в Мерлина, - станут для вас чем-то вроде сюрприза.
   - Почему-то я в этом нисколько не сомневаюсь, - сухо сказал Мерлин.
   - То, что я сказал Кэйлебу, было правдой, - сказал ему Стейнейр. - Жон, - он кивнул на Биркита, - действительно мой очень старый друг. И, увы, его здоровье не в порядке. Однако я совершенно уверен, что сегодня днем он не будет нуждаться в особом помазании.
   - Я рад это слышать, ваше преосвященство.
   - Я тоже, - согласился Биркит со своей собственной улыбкой.
   - Ну, да. - Стейнейр, возможно, на самом деле выглядел немного смущенным, - подумал Мерлин, -каким бы маловероятным это ни казалось. Если он это и сделал, это не замедлило его надолго.
   - В любом случае, - продолжил архиепископ, - моей настоящей целью, очевидно, было доставить вас сюда.
   - И по какой именно причине вы хотели, чтобы я был здесь, ваше преосвященство? - вежливо осведомился Мерлин.
   - Это, вероятно, потребует небольшого объяснения. - Стейнейр откинулся на спинку стула, скрестив ноги, и пристально посмотрел на Мерлина.
   - На самом деле монастырь Сент-Жерно довольно древний, - сказал он. - Фактически, традиция гласит - и я считаю, что в данном случае традиция точна по нескольким причинам, - что монастырь стоит на месте самой старой церкви в Теллесберге. Он датируется буквально несколькими годами с момента Сотворения. Действительно, есть некоторые указания на то, что первоначальная церковь была построена в сам день Сотворения.
   Мерлин кивнул и напомнил себе, что в отличие от любой из земных религий, с которыми он был знаком, Церковь Ожидания Господнего действительно была способна назначить точный день, час и минуту для момента Сотворения. Дата и время, полностью подтвержденные не только самим Священным Писанием, но и Свидетельствами, воспоминаниями из первых рук восьми миллионов грамотных Адамов и Ев, которые пережили это. Конечно, никто из людей, оставивших эти письменные дневники, письма и отчеты, не помнил, что они вызвались добровольцами в качестве колонистов только для того, чтобы их воспоминания были полностью стерты и перепрограммированы, чтобы поверить, что командный состав колониального персонала был архангелами.
   - Сент-Жерно не очень известен за пределами Чариса, - продолжил Стейнейр. - Это небольшой монастырь, и братья Жерно никогда не были особенно многочисленны по сравнению с любым из основных орденов. Конечно, есть довольно много небольших монастырей и обителей, и они, как правило, приходят и уходят. Большинство из них вырастают из жизни и примера особенно благочестивого и набожного духовного лидера, который привлекает последователей единомышленников в течение своей собственной жизни. Мать-Церковь всегда разрешала такие небольшие религиозные общины, и многие из них, честно говоря, не часто существуют более одного поколения или около того после смерти их основателей. Как правило, они спонсируются и поддерживаются одним из основных орденов, и когда они исчезают, их владения и поместья - если таковые имеются - переходят к спонсирующему ордену.
   - Однако монастырь Сент-Жерно... уникален в нескольких отношениях. Во-первых, его устав был утвержден прямо здесь, в Теллесберге, а не в Зионе, под руководством первого епископа Теллесберга, еще до того, как к нам был назначен какой-либо архиепископ. Во-вторых, он никогда не спонсировался ни одним орденом и не ограничивался членством в нем. Братья набираются практически из всех орденов Матери-Церкви. Монастырь - это место духовного уединения и обновления, открытое для всех, и его братья приносят с собой самые разнообразные перспективы.
   Архиепископ сделал паузу, и Мерлин задумчиво поджал губы. То, что описывал Стейнейр, сильно отличалось от подавляющего большинства монашеских общин, которые Мерлин изучал с момента пробуждения в пещере Нимуэ. Большинство сэйфхолдских монастырей и обителей, несомненно, были собственностью того или иного великого ордена, и эти ордена ревностно защищали свою собственность. Как только кто-то выходил за пределы земель Храма, конкуренция между орденами редко была такой ожесточенной, как внутри Храма и города Зиона. Но она существовала всегда, и их монастыри, обители, усадьбы и поместья представляли собой нечто большее, чем просто жетоны в соревновании. Эти институты были теми сухожилиями и богатством, которые делали возможным такое соперничество.
   Конечно, монастырь святого Жерно не показался Мерлину одной из великих монашеских общин. Несмотря на очевидный возраст и любовно озелененную территорию, это был, как и сказал Стейнейр, относительно небольшой монастырь. Маловероятно, что он приносил много богатства, что вполне может объяснить, как он избежал внимания великих орденов, а также большую инклюзивность и разнообразие ее членов.
   Почему-то, однако, Мерлин сильно сомневался, что объяснение было настолько простым.
   - Я сам приехал сюда, в Сент-Жерно, очень молодым человеком, - сказал Стейнейр. - В то время я не был уверен, действительно ли у меня есть призвание, и Братья помогли мне справиться с моими сомнениями. Они были для меня большим утешением, когда мой дух остро нуждался в этом утешении, и, как и многие другие, я стал одним из них. Действительно, хотя население самого монастыря в любой момент обычно довольно невелико, очень многие Братья, такие как я, сохраняют свое членство даже после того, как они формально переходят в тот или иной из великих орденов. Можно сказать, что мы остаемся семьей, что означает, что у нас гораздо больше членов, чем можно было бы подумать, исходя из размеров самого монастыря, и большинство из нас время от времени возвращаются в монастырь для духовных уединений и для того, чтобы черпать силы в поддержке наших собратьев.
   - Довольно интересно, - глаза архиепископа снова впились в Мерлина, - что исповедники шести из последних восьми королей Чариса также были братьями святого Жерно.
   Если бы Мерлин все еще был существом из плоти и крови, он бы глубоко вздохнул от удивления и размышлений. Но, конечно, это было не так, и поэтому он просто склонил голову набок.
   - Это звучит как замечательное... совпадение, ваше преосвященство, - заметил он.
   - Да, это так, верно? - Стейнейр улыбнулся ему, затем взглянул на аббата. - Я говорил тебе, что он скор, не так ли, Жон?
   - Так ты и сделал, - согласился Биркит и улыбнулся несколько шире, чем его духовный настоятель. - На самом деле, он скорее напоминает мне другого молодого человека, которого я когда-то знал, хотя он кажется гораздо менее... непокорным.
   - Действительно? И кто бы это мог быть?
   - Напрашиваться на комплименты - самая неподобающая черта архиепископа, - безмятежно ответил Биркит, но его проницательные карие глаза не отрывались от лица Мерлина. Теперь он повернулся к нему лицом полностью.
   - Что Мейкел имеет в виду, в своей несколько косвенной манере, сейджин Мерлин, так это то, что Братья Святого Жерно, как я уверен, вы уже догадались, не случайно произвели столько исповедников для такого количества монархов.
   - Уверен, что не случайно. Вопрос, который у меня на уме, отец, заключается именно в том, почему они это сделали, и как, и почему вы и архиепископ должны поставить меня в известность об этом.
   - В чем вопрос? - сказал Биркит. - По моим подсчетам, это по крайней мере три вопроса, сейджин. - Он усмехнулся. - Ну, не важно. Сначала я отвечу на последний вопрос, если вы не возражаете.
   - Я совсем не против, - сказал Мерлин, хотя, честно говоря, он не был абсолютно уверен, что это правда.
   - Причина, по которой Мейкел решил привести вас сюда, чтобы встретиться со мной сегодня, сейджин, связана с письмом, которое он получил от короля Хааралда. Оно было написано незадолго до смерти короля и касалось в первую очередь его основной стратегии поддержания флота герцога Блэк-Уотера в игре до тех пор, пока Кэйлеб - и вы, конечно, - не сможете вернуться с рифа Армагеддон, чтобы разобраться с ним. На самом деле, - если глаза Стейнейра сверлили Мерлина, как сверла, то глаза Биркита были алмазными лазерами, - это было связано с тем, как он узнал, насколько долго ему нужно удерживать Блэк-Уотера занятым.
   Мерлин обнаружил, что сидит очень, очень неподвижно. Он никогда не объяснял ни Кэйлебу, ни Хааралду, как именно он физически преодолел четыре тысячи миль менее чем за два часа, чтобы донести до Хааралда предупреждение о новой стратегии Блэк-Уотера. Он был поражен и испытал огромное облегчение, если не сказать больше, тем, как спокойно Хааралд воспринял его "чудесное" появление на кормовой галерее королевского флагмана посреди ночи, но, честно говоря, он был так сосредоточен на непосредственной угрозе, что на самом деле не пытался понять, почему король отреагировал с таким незначительным внешним испугом.
   И он ни на секунду не подозревал, что Хааралд мог рассказать об этом кому-то еще, даже своему исповеднику.
   В тихом кабинете-библиотеке воцарилась тишина. Странным образом, это было почти так, как если бы Стейнейр и Биркит были ПИКА, сидящими молча, с абсолютным терпением ожидая, пока Мерлин пытался осознать значение того, что только что сказал Биркит... и придумать какой-нибудь способ ответить.
   - Отец, - сказал он наконец, - ваше преосвященство, я не знаю точно, что мог написать вам король Хааралд. Однако я могу только предположить, что, что бы это ни было, это было сделано не для того, чтобы объявить меня каким-то демоном.
   - Едва ли это так, Мерлин. - Голос Стейнейра был нежным, почти утешающим, и, наблюдая за Мерлином, он улыбнулся, как будто вспоминая что-то приятное. - На самом деле он был взволнован. В нем всегда была частичка маленького мальчика, это чувство удивления. О, - архиепископ махнул рукой, - он не был полностью застрахован от возможности того, что совершил ошибку, доверившись вам. Что вы на самом деле можете оказаться "демоном". В конце концов, мы говорим здесь о вопросах веры, где разум - лишь одна из опор, и то иногда хрупкая. И все же, Мерлин, наступает время, когда любое дитя Божье должно собрать в свои руки все, что он есть, все, чем он может когда-либо надеяться стать, и совершить это. После всех размышлений, всех молитв, всех медитаций этот момент решения приходит ко всем нам. Некоторые никогда не находят в себе мужества встретиться с ним лицом к лицу. Они отводят взгляд, пытаются игнорировать это или просто притворяются, что это никогда не приходило им в голову. Другие отворачиваются, находят прибежище в том, чему их научили другие, во что другие приказали им думать и верить, вместо того, чтобы самим сделать выбор, принять испытание. Но Хааралд никогда не был трусом. Когда настал момент, он осознал это, встретил его и решил довериться вам. Он написал мне об этом решении и сказал, - глаза Стейнейра слегка расфокусировались, когда он читал по памяти, - "В конце концов, Мейкел, он может быть демоном. Я так не думаю, но, как мы все знаем, я несколько раз в своей жизни ошибался. На самом деле, довольно много. Но в любом случае, время наконец пришло. Я не подведу доверие, которое Бог возложил на всех нас, отказавшись от выбора. И вот, я отдал свою собственную жизнь, жизнь моего сына, жизни других моих детей, моего народа и вашу - и все души, которые идут с ними - в его руки. Если я ошибаюсь, поступая так, то, несомненно, я заплачу ужасную цену после этой жизни. Но это не так. И если случится так, что Бог решит, чтобы я никогда не возвращался домой, знай это. Я принимаю Его решение и передаю вам и моему сыну завершение задачи, которую я согласился выполнить так давно.
   Архиепископ снова замолчал. Мерлин почувствовал, как слова мертвого короля эхом отдаются внутри него. Это было так, как если бы он и Хааралд снова стояли вместе на этой прогулке по корме, и его глаза ПИКА горели, точно имитируя автономные реакции своих первоначальных человеческих моделей.
   - Какой задачи, ваше преосвященство? - тихо спросил он.
   - Задачи научить свой народ и весь Сэйфхолд правде, - сказал Стейнейр. - Правде о Боге, о Церкви, о нашем мире и обо всех делах Божьих рук. Истине, на систематическое подавление и вытеснение из существования которой Церковь потратила столько веков.
   - Правде? - Мерлин уставился на архиепископа. Даже сейчас, даже после того, как он буквально услышал слова Хааралда из могилы, он никогда не ожидал услышать ничего подобного, и его мысли кружились, как у человека, танцующего на льду, пока он боролся за равновесие. - Какой правде?
   - Этой, - тихо сказал Биркит. - Она начинается так: "Мы считаем эти истины самоочевидными, что все люди созданы равными, что их Создатель наделил их определенными неотчуждаемыми правами, что среди них..."
  
   .V.
   Учебный полигон морской пехоты, остров Хелен, королевство Чарис
  
   Зазвучали златоязычные горны, и пятьсот человек в темно-синих туниках и светло-голубых бриджах королевских чарисийских морских пехотинцев откликнулись почти мгновенно. Компактная батальонная колонна плавно разделилась на пять составных рот, каждая из которых быстро вышла из первоначальной колонны, затем развернулась и аккуратно выстроилась в линию глубиной в три человека.
   Сержанты с бычьими горлами отдавали приказы, с плеч слетали винтовочные ремни, открывались патронные ящики, и на солнце сверкали шомпола. Не прошло и пяти минут после первого сигнала горна, как ранний полдень окутался пламенем и дымом, когда батальон дал свой первый залп по мишеням, установленным в ста пятидесяти ярдах от его позиции. Пятнадцать секунд спустя прогремел второй залп, а пятнадцать секунд спустя - третий. Ни один нечарисийский мушкетер в мире не смог бы даже отдаленно приблизиться к такой скорострельности. Мушкет с фитильным замком хорошо если справлялся с одним выстрелом в минуту, гораздо меньше, чем четыре выстрела в минуту, которыми управляли морские пехотинцы.
   И они стреляли не так быстро, как могли бы. Это был контролируемый, прицельный залповый огонь, а не максимальная скорострельность.
   В общей сложности шесть залпов прогремели как гром чуть более чем за семьдесят пять секунд, и ряд мишеней буквально разлетелся на части под ударом трех тысяч полудюймовых винтовочных пуль. Очень немногие из этих пуль промахнулись, и это тоже было то, с чем не мог сравниться ни один другой мушкетер в мире.
   Пока батальон строился и производил залпы, к линии огня подъехали четыре артиллерийских орудия, которые следовали за ним на недавно сконструированных двухколесных лафетах с передками, как заметил граф Лок-Айленд со своего места на наблюдательном пункте на вершине холма рядом с бригадным генералом Клариком. Шестиногим горным драконам, запряженным в передки, явно не слишком нравились звуки массированного ружейного огня, но столь же очевидно, что они более или менее привыкли к нему. Как бы им это не нравилось, большие звери - они были меньше своих собратьев-драконов джунглей или даже плотоядных великих драконов, но все равно были размером со слона Старой Земли - были удивительно спокойны, когда погонщики поворачивали их мордами назад, к тому пути, которым они прибыли, в то время как орудийные расчеты разворачивали пушки.
   Орудия были новыми двенадцатифунтовыми полевыми орудиями, а не намного более тяжелой осадной артиллерией, которую граф видел на демонстрации несколько дней назад. Он еще не видел двенадцатифунтовки в действии, и когда он наклонился, чтобы почесать мягкие уши массивного черного ротвейлера с подпалинами, настороженно сидевшего рядом с ним, он с большим интересом наблюдал, как рота, образующая центр линии огня морской пехоты, быстро отошла в сторону. Строй плавно разомкнулся, и орудия были выдвинуты на позиции.
   Артиллеристы заряжали не ядра, а шрапнель, и Лок-Айленд поморщился от того, что, как он знал, должно было произойти. На самом деле он еще не видел результаты использования "шрапнели", но ему их описали. Вместо девяти-двенадцати небольших ядер, обычных для картечи на флотской службе, заряды шрапнели представляли собой тонкостенные цилиндры, каждый из которых был начинен двадцатью семью полуторадюймовыми шариками [в первой части серии шарики такого количества и диаметра названы картечью, как, например, при описании зарядов орудий в начале сражения при Рок-Пойнт]. Цилиндры были сконструированы таким образом, чтобы разрываться при выстреле, высвобождая заряд шариков и превращая пушку в самый большой дробовик в мире. И важно было также то, что сэр Алфрид Хиндрик, барон Симаунт, назвал "фиксированными патронами". К цилиндру уже был прикреплен пороховой заряд, и весь патрон можно было загнать в ствол одним ударом.
   С новыми боеприпасами, разработанными бароном Симаунтом (конечно, с небольшой помощью сейджина Мерлина, напомнил себе Лок-Айленд), артиллеристы могли заряжать и стрелять с невероятной скоростью. Действительно, используя фиксированные патроны, они могли заряжать так же быстро, как стрелки морской пехоты, которые уже уничтожили ожидающие цели. Лок-Айленд знал, что там, внизу, никто не двигался так быстро, как только мог. Это было учебное упражнение - и демонстрация, - а не настоящий бой. Что означало, что офицеры и сержанты, отвечающие за это, не собирались давить на своих людей достаточно сильно, чтобы вызвать ненужные потери и увечья.
   И это также означало, что демонстрируемая скорострельность была "всего" в четыре или пять раз выше, чем могла бы быть у кого-либо другого.
   Теперь он увидел, что орудия уже заряжены. Командиры орудий сидели на корточках позади них, вглядываясь в разработанные Симаунтом простые, но эффективные прицелы и подавая руками сигналы своим орудийным расчетам, пока стволы не были тщательно выровнены. Затем они давали другим артиллеристам сигнал отойти назад, на безопасное расстояние от орудий, пока сами натягивали спусковые шнуры. Последний взгляд по сторонам, чтобы убедиться, что все на месте, левые руки подняты в знак готовности, а затем командир батареи рявкнул свой приказ, и артиллерия взревела ровным, жестким, сотрясающим голосом, который затмил звуки винтовочного огня.
   Каждое из орудий выпустило из себя свой смертоносный цилиндр распространяющимся облаком. Лок-Айленд мог видеть брызги грязи, поднимающиеся там, где рассеивающиеся узоры "растратили впустую" часть своей мощи, не долетев до целей. Впрочем, это не имело значения. Там, где винтовочные пули разорвали деревянные и брезентовые мишени в клочья, шрапнель просто раздавила их. Что ж, это было не совсем справедливо, - решил Лок-Айленд, поднимая подзорную трубу и вглядываясь в нее. - Цели не были раздавлены; они просто распались.
   Снова зазвучали горны, и артиллеристы отступили от своих орудий. Стрелки опустили приклады своих винтовок, и раздались свистки, сигнализирующие об окончании огневых упражнений.
   - Это, - сказал Лок Айленд, поворачиваясь к офицеру морской пехоты, стоящему рядом с ним, - было... впечатляюще. Очень впечатляет, бригадный генерал.
   - Благодарю вас, милорд, - ответил бригадный генерал Кинт Кларик. - Люди упорно трудились. И не только потому, что мы их обучали. Им не терпится показать кому-нибудь еще, на что они тоже способны.
   Лок-Айленд кивнул. Он нисколько не сомневался, перед кем "еще" люди Кларика хотели продемонстрировать свою доблесть. Или, скорее, на ком.
   - Скоро, генерал. Скоро, - пообещал верховный адмирал. - Вы лучше многих знаете, как выглядит расписание.
   - Да, милорд. - Кларик, возможно, выглядел немного смущенным, но Лок-Айленд не был готов поставить на это какие-либо деньги. И, по правде говоря, ни у кого не было большего права быть нетерпеливым, чем у бригадного генерала Кларика. В конце концов, именно он написал учебное пособие для новой сухопутной тактики королевских чарисийских морских пехотинцев. И он также был главным помощником Симаунта в разработке первой в мире настоящей тактики полевой артиллерии и интеграции ее с пехотой. Тогда он был простым майором, а не бригадным генералом; в то время не было никаких чарисийских бригадных генералов. На самом деле, их нигде не было. Это звание было введено менее шести месяцев назад, по предложению сейджина Мерлина, когда подготовка морских пехотинцев начала набирать обороты.
   Лейтенант Лейн, заместитель Кларика в разработке основ тактики для новых, более дальнобойных и гораздо более точных винтовок, теперь сам был майором и отвечал за текущую программу обучения здесь, на острове Хелен.
   И, - подумал Лок-Айленд, оглядываясь на бойцов второго батальона Кларика, которые плавно выстраивались обратно в колонну, - Лейн делал свою работу так же хорошо, как и Кларик.
   - На самом деле, верховный адмирал, - сказал другой голос, - думаю, нам, вероятно, нужно будет рассмотреть вопрос о переносе наших учебных операций. Или, возможно, просто расширить их в других местах.
   Лок-Айленд повернулся к невысокому, почти пухлому на вид офицеру, стоявшему по другую сторону от него. Барон Симаунт потерял первые два пальца на левой руке в результате случайного взрыва много лет назад, но это несчастье ни на йоту не ослабило его страсти к громким взрывам. И не повлияло на его острый, проницательный ум. Некоторых людей вводила в заблуждение относительно невзрачная внешность Симаунта, но Лок-Айленд точно знал, насколько способным был мозг, скрывающийся за этим... невпечатляющим фасадом. И насколько ценным.
   Хотя Симаунт был повышен с капитана до коммодора, Лок-Айленд все еще чувствовал себя смутно виноватым. По всем правилам, у Симаунта уже должен был быть свой собственный адмиральский командный вымпел, учитывая все, что он сделал для Чариса. И у него также был бы этот вымпел... если бы не одна небольшая проблема. Несмотря на его неоспоримый талант, несмотря на тот факт, что именно его мозг разработал основу новой морской тактики, а также, при умелой помощи бригадного генерала Кларика, новую тактику пехоты и артиллерии, Симаунт почти двадцать лет не был в море в качестве командира. Он был бы безнадежно неуместен, фактически командуя флотом или даже эскадрой. Кроме того, он был слишком ценен там, где находился, чтобы Лок-Айленд мог даже подумать о том, чтобы подставить его под вражеский огонь.
   К счастью, Симаунт, который утверждал, что может заболеть морской болезнью, принимая ванну, казался вполне довольным. Ему довелось поиграть с новыми увлекательными игрушками, особенно за последние пару лет, и он был слишком занят, напрягая свой мозг, чтобы беспокоиться о том, есть ли на его рукаве единственный вышитый кракен коммодора или два золотых кракена адмирала.
   - Я так понимаю, что вы думаете о расширении, потому что у нас заканчивается место здесь, на Хелен, - сказал верховный адмирал, и Симаунт кивнул.
   - Да, сэр. Настоящая проблема в том, что у нас здесь, на Хелен, не так уж много свободного места. В каком-то смысле это хорошо. Как указал мне несколько месяцев назад здешний бригадный генерал, мы не можем рассчитывать на хорошую, ровную, просторную местность, когда нам действительно приходится сражаться, так что нам ничуть не повредит выяснить, как сражаться в стесненных условиях. И аспект безопасности здесь очень хорош. Никто не увидит ничего такого, чего мы не хотим, чтобы они видели. Но правда в том, что для более крупных формирований трудно найти место, чтобы позволить им практиковать тактические эволюции. Слишком большая часть этого острова расположена вертикально, сэр.
   - Это, поверьте мне, тот момент, который я хорошо - можно даже сказать, болезненно хорошо - осознаю, - сухо сказал Лок-Айленд. - Килхол, вот, - он ласково похлопал огромного пса по массивной голове, - на самом деле любит приходить сюда. Я полагаю, в море у него нет достаточной возможности побегать.
   Барон Симаунт умудрился не закатить глаза, хотя Лок-Айленд подозревал, что коммодору очень хотелось сделать именно это. Склонность собаки верховного адмирала бешено носиться вверх и вниз по палубам его флагмана была легендарной. К счастью, Килхол - несмотря на сомнительный юмор его имени - был столь же ласков, сколь и... энергичен. Немалое соображение для собаки, которая весила почти сто сорок фунтов. Лок-Айленд приписал неистовство Килхола его бабушке, лабрадору-ретриверу; некоторые менее милосердные души приписывают это влиянию верховного адмирала. Однако, откуда бы это ни исходило, Килхол действительно с нетерпением ждал их поездки в горы. И он был спокойнее и меньше беспокоился о звуках стрельбы, чем большинство людей. Конечно, это беспокоило его гораздо меньше, чем призывы драконов артиллерии. Что на самом деле не должно было быть таким уж удивительным, - подумал Лок-Айленд, - учитывая количество артиллерийской канонады, которую ему приходилось слушать всякий раз, когда они были в море.
   Однако, как бы ни относился к этому Килхол, чувства верховного адмирала были гораздо более смешанными. Какими бы увлекательными ни казались ему демонстрации Симаунта, он и лошади не были близкими товарищами с тех пор, как он впервые вышел в море слишком много лет назад. К сожалению, его задняя часть снова ощутила седло и седельные болячки, когда он катался вверх и вниз по крутой извилистой дороге из Кингз-Харбор на тренировочный полигон морской пехоты.
   - Коммодор прав, милорд, - почтительно вставил Кларик. - Пожалуй, самое большое формирование, с которым мы действительно можем здесь работать, - это батальон. Если немного поднажмем, мы можем втиснуть два в доступное пространство, но нам действительно тесно, когда мы это делаем. Мы никак не могли бы выставить оба моих полка в поле как единое целое, учитывая ограниченность пространства здесь.
   Лок-Айленд кивнул. Каждый из новых полков состоял из двух батальонов, а каждая бригада состояла из двух полков, так что общая численность под командованием Кларика составляла чуть более двух тысяч двухсот человек, считая офицеров, ординарцев, горнистов и посыльных. Его фактическая сила в активных операциях была бы еще выше, если бы были добавлены другие прикрепленные специалисты, и Кларик и Симаунт были правы насчет ограничений пространства. Раньше это никогда не было проблемой, поскольку в дни, предшествовавшие Мерлину, самым крупным формированием морской пехоты был один батальон. Теперь, однако, они не просто готовили отряды морской пехоты для кораблей военно-морского флота; они строили честную армию. Первую настоящую армию в истории Чариса.
   На данный момент эта армия все еще принадлежала Лок-Айленду, но он не сомневался, что наступит время, вероятно, в недалеком будущем, когда королевскую армию придется отделить от традиционной морской пехоты. Просто существовали такие аспекты того, что должны были делать армии, которым никогда не обучались подобные ему морские офицеры.
   Может быть, и так, - подумал он с легкой долей мрачности. - Но пока эта работа все еще моя, так что, полагаю, мне лучше слезть со своей израненной седлом, истерзанной лошадью задницы - фигурально выражаясь, конечно, - и выяснить, как все сделать правильно.
   - Я верю вам, бригадный генерал. Я верю вам обоим. И мы с генералом Чермином уже немного подумали над этой проблемой. Однако на данный момент меня все еще больше беспокоят аспекты безопасности. Как вы сказали, мы можем держать все в секрете здесь, на Хелен, намного лучше, чем где-либо еще. Как только мы действительно введем войска в действие, когда "кот вылезет из мешка", как выразился Мерлин на днях - и нет, я не знаю, откуда он взял это выражение, - это не будет такой проблемой.
   - Мы понимаем, сэр, - сказал Симаунт. Затем кругленький невысокий коммодор внезапно ухмыльнулся. - Конечно, у нас все еще будет несколько вещей, которые даже тогда мы захотим держать в секрете.
   - Алфрид, - строго сказал Лок Айленд, устремив задумчивый взгляд на своего подчиненного, - ты что-то задумал... снова?
   - Ну...
   - Ты что-то задумал. - Лок-Айленд склонил голову набок и скрестил руки на груди. - Полагаю, тебе лучше пойти дальше и рассказать мне об этом сейчас. И сколько мне придется рассказать барону Айронхиллу, чтобы понять, во что обойдется эта идея.
   - На самом деле, я не уверен, что это будет так уж дорого, сэр. - Тон Симаунта был почти вкрадчивым, но его глаза заблестели.
   - Конечно, ты не знаешь. Тебе не обязательно говорить с Айронхиллом о таких мелочах, - строго сказал Лок-Айленд. - Так что постарайся выглядеть немного менее похожим на мальчика, которого поймали с рукой в маминой банке из-под печенья, и просто продолжай и скажи мне.
   - Да, сэр.
   Симаунт потер подбородок искалеченной левой рукой. Лок-Айленд был хорошо знаком с этим жестом "приведения в порядок своих мыслей" и терпеливо ждал. Затем коммодор прочистил горло.
   - Дело в том, сэр, - начал он, - что у меня был этот... разговор с сейджином Мерлином в последний раз, когда он и король были здесь, наблюдая за упражнениями.
   - Какого рода разговор? - чуть настороженно спросил Лок-Айленд. Он обнаружил, что "беседы" с Мерлином Этроузом имели отчетливую тенденцию уходить в очень своеобразных направлениях.
   - Ну, мы наблюдали за тренировками некоторых расчетов двенадцатифунтовых пушек, и мне пришло в голову, что при новых винтовках даже двенадцатифунтовые пушки на самом деле не имеют значительного преимущества в дальности стрельбы перед пехотой.
   - Не имеют? - Лок-Айленд удивленно моргнул. - Я думал, ты говорил мне, что у них максимальная дальность стрельбы почти в тысячу шестьсот ярдов!
   - Да, сэр, когда они стреляют ядрами, которые наименее эффективны против такой цели, как пехота. Однако дальность действия шрапнели значительно меньше. И, сэр, при всем моем уважении, в сухопутном сражении найти свободные дистанции длиной в тысячу шестьсот ярдов будет более проблематично, чем на море. В море нам действительно не нужно беспокоиться о таких вещах, как горные хребты, деревья и овраги.
   - Понимаю. - Лок-Айленд снова кивнул, на этот раз медленнее, поскольку вспомнил свою собственную мысль, высказанную всего несколько минут назад. - Вижу, это еще одна из тех вещей, о которых морские офицеры не знают по личному опыту.
   - Это не так плохо, как может показаться коммодору, милорд, - сказал Кларик. Лок-Айленд посмотрел на него, и бригадный генерал пожал плечами. - О, я не говорю, что это не будет проблемой, милорд. Я просто говорю, что найти огневые полосы длиной в две мили будет не так уж сложно, если мы будем хорошо использовать такие вещи, как вершины холмов. Или, как бы это ни было неприятно фермерам, пахотные земли и пастбища.
   - Бригадный генерал, конечно, прав в этом, - согласился Симаунт, - но даже без учета особенностей местности остается тот факт, что эффективная дальность стрельбы из винтовок может соответствовать или превышать эффективную дальность стрельбы картечью или шрапнелью. Если батарея окажется под огнем пары сотен винтовок, она быстро потеряет своих артиллеристов.
   - Это правда, милорд, - сказал Кларик чуть более мрачно.
   - Я так понимаю, это к чему-то приведет? - мягко сказал Лок-Айленд.
   - На самом деле, это так, сэр. - Симаунт пожал плечами. - Как я уже сказал, Мерлин и король наблюдали за демонстрацией артиллерии, и я поднял тот же вопрос с ним. Видите ли, я думал о новых мушкетах. Мне пришло в голову, что если мы могли увеличить дальность стрельбы и точность, нарезав их, почему бы не использовать это для артиллерии?
   Брови Лок-Айленда поползли вверх. Эта идея вообще никогда не приходила ему в голову. Вероятно, - подумал он, - потому что он все еще был слишком занят, находясь под впечатлением революционных изменений, которые уже коснулись военно-морской артиллерии, с которой он вырос. Цапфы, пороховые заряды в мешках, карронады - увеличение смертоносности корабельной артиллерии было огромным. Тем не менее, даже с новыми пушками морские сражения, как правило, велись на относительно малых дистанциях. Возможно, дальше, чем до появления новых орудий, но все же намного ближе, чем можно было предположить по теоретической дальности стрельбы их артиллерии. Например, одна из новых длинных тридцатифунтовых пушек имела максимальную дальность стрельбы более двух миль, но ни один стрелок не собирался поражать цель размером с корабль на таком расстоянии с движущейся палубы, независимо от того, насколько теоретически точным может быть его артиллерийское орудие.
   Но земля не двигалась. Итак, какая точность и исполнение могут быть возможны для нарезного артиллерийского орудия наземного базирования?
   - И что сейджин Мерлин сказал в ответ на это твое увлекательное предположение, Алфрид?
   - Он сказал, что не видит никаких причин, по которым это должно быть невозможно. - Симаунт на мгновение встретился взглядом с Лок-Айлендом, и они оба слегка улыбнулись. - Однако он... предположил, что бронза, вероятно, не лучший материал для нарезных артиллерийских орудий. Как он заметил, бронза - мягкий материал, сэр. Даже если мы сможем придумать способ сделать так, чтобы ядро в первую очередь использовало нарезы, нарезанные канавки бронзового ствола не прослужат очень долго.
   - Да, я это вижу.
   Лок-Айленд обнаружил, что потирает собственный подбородок жестом, очень похожим на жест Симаунта.
   - Мастер Хаусмин сказал мне, что он добивается неплохих успехов с железными пушками, - сказал он через мгновение.
   - Так и есть, сэр, - кивнул Симаунт. - Они тяжелее, и все еще не полностью решен ряд вещей, которые Мерлин называет "проблемами контроля качества". Несмотря на это, думаю, что мы сможем начать вооружать корабли железными пушками вместо бронзовых в течение следующих нескольких месяцев, а возможно, и раньше. Но это поднимает еще одну проблему. Давление внутри ствола винтовки выше, чем давление внутри ствола гладкоствольного мушкета, потому что пуля уплотняет ствол и задерживает большую часть силы взрывающегося пороха позади него. Это одна из причин, по которой винтовки имеют большую дальность стрельбы.
   - И если давление внутри нарезного артиллерийского орудия увеличится, и оно будет сделано из железа, а не из бронзы, мы, вероятно, увидим больше разрывов орудий, поскольку железо более хрупкое, чем бронза, - сказал Лок Айленд.
   - Это то, чего я боюсь, сэр, - согласился Симаунт. - Я не могу быть уверен, насколько это повысится, потому что не знаю, будет ли канал ствола нарезной пушки запечатан так же эффективно, как в нарезном мушкете. Слишком многое зависит от того, как мы, наконец, придумаем способ сделать это, чтобы я даже рискнул предположить на данный момент. Однако в данный момент я обдумываю несколько разных идей. И уверен, что в конце концов мы сможем найти решение этой проблемы - при условии, что она действительно возникнет...
   А это значит, что Мерлин не сказал тебе, что это категорически невозможно, - подумал Лок-Айленд. - Интересно, почему он так склонен бросать загадочные намеки вместо того, чтобы просто идти вперед и рассказывать нам, как это сделать? Уверен, что у него есть на то причина. Я просто не уверен, что это причина, по которой я хочу знать.
   - О, коммодор определенно играет с "несколькими идеями", милорд, - сказал бригадный генерал Кларик. Симаунт бросил на него свирепый взгляд, в котором было две трети юмора и одна треть серьезности, и морской пехотинец продолжил. - После того, как Мерлин и король отправились обратно в Теллесберг, мы с коммодором обсуждали оружие в целом, и у него вдруг появилось это странное выражение лица. Вы знаете, что я имею в виду, милорд.
   - Как будто кто-то собирается пустить газы? - услужливо подсказал Лок-Айленд. Судя по выражению лица Кларика, это предложение, похоже, помогло не так сильно, как можно было бы надеяться.
   - Нет, милорд, - сказал бригадный генерал осторожным, полузадыхающимся голосом человека, изо всех сил пытающегося не рассмеяться, - не то выражение. Другое выражение.
   - Ой! Ты имеешь в виду то, которое всегда напоминает мне виверну, созерцающую курятник.
   - Это было то самое, милорд, - согласился Кларик.
   - И что, скажите на милость, вдохновило вас на это конкретное выражение на этот раз?
   - На самом деле, милорд, - выражение лица самого бригадного генерала внезапно стало серьезным, - это была действительно очень интригующая мысль, когда я спросил его об этом.
   - Но я все еще работаю над этим, - предостерегающим тоном вмешался Симаунт.
   - Над чем ты все еще работаешь? - потребовал Лок-Айленд с более чем намеком на раздражение.
   - Что ж, сэр, - сказал Симаунт, - правда в том, что простое увеличение дальности стрельбы и точности пушки за счет нарезов не сделает снаряд, который она выбрасывает, более эффективным против пехоты, чем традиционное круглое ядро. Это просто позволило бы нам стрелять одним и тем же ядром дальше и точнее, если вы понимаете, что я имею в виду. Так что я все еще прокручивал эту проблему в уме, даже после обсуждения ее с Мерлином. Затем, в прошлую пятидневку, мы с бригадным генералом наблюдали за новой партией морских пехотинцев, тренирующихся с ручными гранатами, и мне пришло в голову, что я не мог придумать ни одной причины, по которой нельзя было бы стрелять гранатами из пушки - только они были бы много больше, намного мощнее, вы понимаете.
   Лок-Айленд моргнул. Если идея нарезной артиллерии и открыла новые перспективы, то это было ничто по сравнению с возможностью, которую только что выдвинул Симаунт. И не только тогда, когда дело доходило до уничтожения пехоты на предельных дистанциях. Мысль о том, что "граната" диаметром пять или шесть дюймов может сделать с деревянным корпусом военного корабля, была... пугающей. Нет, это не было "пугающим". Для любого опытного морского офицера это было бы ужасно. Достаточно плохим было уже раскаленное ядро. Стрелять им было, несомненно, сложно, а заряжать опасно, поскольку всегда существовала вероятность того, что оно прожжет насквозь пропитанный пыж за собой и преждевременно подорвет заряд орудия, приводя к неприятным последствиям для того, кто в этот момент будет его заряжать. Однако, несмотря на это, оно может быть ужасно эффективным, потому что раскаленное докрасна железо массой в двадцать пять или тридцать фунтов, глубоко погруженное в сухую древесину военного корабля, может превратить этот корабль в факел. Но если бы Симаунт мог стрелять зарядами взрывчатки - по крайней мере, зарядами, которые можно было бы надежно взорвать, - это было бы бесконечно хуже. Не просто зажигательный эффект, но и такой, который буквально разнес бы цель на куски, а также обеспечил бы много растопки.
   - Ах, вы обсуждали эту конкретную идею с сейджином Мерлином? - спросил он через мгновение.
   - Нет, еще нет, сэр. У меня действительно не было такой возможности.
   - Что ж, воспользуйтесь возможностью, Алфрид. - Лок-Айленд покачал головой. - Я нахожу всю эту идею более чем немного пугающей, вы понимаете. Но если это возможно, я хочу знать об этом. Как можно скорее.
  
   .VI.
   Комната капитана Мерлина Этроуза, дворец архиепископа и
   королевский дворец, город Теллесберг, королевство Чарис
  
   12 июня 143 Года Божьего, анклав Теллесберг, Сэйфхолд
   - Всем, кто читает этот дневник, привет от имени истинного Бога.
   - Меня зовут Джеримайя Ноулз, и я Адам. Впервые я открыл глаза на Сэйфхолде в утро Сотворения мира, и мой разум и моя душа были созданы заново, такие же ясные и непорочные, как окружающий меня мир. Я смотрел на работу архангелов и Бога, и мое сердце наполнялось радостью и благоговением.
   - Как и мои собратья Адамы и Евы, я встретил архангелов. Я видел блаженного Лэнгхорна и святую Бедар. И я знал Шан-вей, умную, которая пала.
   - Есть много других, кто видел архангелов, которых я видел, слышал и читал Священное Писание, которое я слышал и читал. Многие из нас прожили даже жизнь Адама или Евы и покинули этот мир, но даже сейчас сотни тысяч - возможно, миллионы - из нас все еще живут на этом сто сорок третьем году с момента Сотворения мира. Но из всех этих душ здесь, в Теллесберге, только я и трое моих спутников - Эвелин Ноулз, моя жена; Кэйлеб Сармак, брат Эвелин; и Дженнифер Сармак, жена Кэйлеба - знали то, чего не знал никто из этих других. Мы знаем, что "Священное Писание" - ложь... и что архангелов не существует.
  
   * * *
   Существо, известное как Мерлин Этроуз, сидело в неосвещенной темноте своих покоев во дворце Теллесберг с закрытыми глазами, глядя на страницы, хранящиеся в его мозгу из молициркона, и пыталось все это осмыслить.
   Это было тяжело. Действительно, во многих отношениях ему было труднее переварить это, чем Нимуэ Элбан, узнавшей, что она мертва уже более восьми столетий. Из всех вещей, которые он мог бы обнаружить, это было то, что никогда бы не пришло ему в голову.
   Он открыл глаза, используя свою собирающую свет оптику, чтобы посмотреть сквозь яркую, как при дневном свете, темноту и окно своей спальной комнаты на дремлющий город Теллесберг. У него не было времени прочитать невероятный документальный фильм "Сокровище", который Майкел Стейнейр и Жон Биркит показали ему в Сент-Жерно. Но у него было время изучить каждую страницу рукописного журнала, и он был ПИКА. У него было то, что действительно называлось "фотографической памятью", и он корпел над сохраненными изображениями уже более шести часов, в то время как вокруг него остальная часть дворца Теллесберг и столицы Армаков лежали, погруженные в сон, в котором он больше не нуждался.
   - Сова, - тихо сказал он, активируя свой встроенный комм.
   - Да, лейтенант-коммандер, - произнес тихий голос где-то глубоко внутри него, когда ответил Сова, тактический компьютер производства Ордонье-Вестингауз-Литтон в потайной пещере, где проснулась Нимуэ, отразив свой сигнал от тщательно скрытого снарка высоко над водоемом, известным как Колдрэн.
   - Вы завершили этот поиск данных?
   - Да, лейтенант-коммандер.
   - Вы нашли указанные имена?
   - Я так и сделал, лейтенант-коммандер. Однако существуют аномалии в данных.
   - Аномалии данных? - Мерлин сел прямее, сузив глаза. - Укажите аномалии данных.
   - Да, лейтенант-коммандер. Имена, которые вы поручили мне искать, фигурируют как в официальном списке колонистов администрации колонии, копия которого была сохранена в моей памяти коммодором Пей, так и в списке колонистов, сохраненном в моей памяти доктором Пей Шан-вей. Однако они не отнесены к одним и тем же анклавам населения в обоих реестрах.
   - Это так? - Мерлин нахмурился.
   - Это верно, лейтенант-коммандер, - ответил Сова. Более способный ИИ объяснил бы "аномалии данных" более подробно. Сова, с другой стороны, явно не чувствовал в этом необходимости.
   - Куда их распределили? - спросил Мерлин, довольно твердо напомнив себе - снова - что версия самосознания Совы все еще... ограничена. Руководство пользователя обещало ему, что в конечном итоге эвристическое программирование ИИ приведет Сову к более полному состоянию осознания. Что он начнет распознавать риторические вопросы, отвечать без специальных указаний и даже начнет предоставлять необходимые объяснения или потенциально значительные неожиданные корреляции результатов поиска данных без специальных инструкций.
   По взвешенному мнению Мерлина, "в конце концов" не могло наступить слишком рано.
   - Согласно официальному списку администратора Лэнгхорна, Джеримайя Ноулз, известный как "Джери Ноулз", его жена, его шурин и невестка были приписаны к анклаву Теллесберг. Согласно списку доктора Пей, все четверо были приписаны к Александрийскому анклаву.
   Мерлин моргнул. Он никогда не думал сверять записи Шан-вей о первоначальном размещении колонистов с официальными записями, никогда не подозревал, что между ними могут быть расхождения. Теперь, однако, он удивлялся, почему такая возможность не пришла ему в голову.
   Потому что коммодор ничего не сказал тебе об этом в своих загрузках, вот почему, - подумал он.
   - Есть ли дополнительные "аномалии данных" между двумя реестрами? - спросил он Сову. - Дополнительные случаи, в которых колонисты оказываются приписанными более чем к одному анклаву?
   - Неизвестно, лейтенант-коммандер, - спокойно ответил Сова, с полным отсутствием любопытства, которое Мерлин находил сводящим с ума.
   - Что ж, - сказал он с тем, что человеческое существо признало бы опасным терпением, - а теперь, Сова, выясните, существуют ли какие-либо дополнительные аномалии...
   - Да, лейтенант-коммандер.
   Тон ИИ был полностью лишен каких-либо намеков на то, что он распознал нетерпение Мерлина. Что, конечно, только еще больше сводило с ума, - размышлял Мерлин.
   Но какими бы ни были его недостатки с точки зрения личности, Сова был очень быстрым работником. Его анализ двух списков занял менее двух минут, несмотря на миллионы имен в каждом из них.
   - Есть дополнительные аномалии, лейтенант-коммандер, - сообщил он Мерлину.
   - Ну, - сказал Мерлин двадцать секунд спустя, - какие дополнительные аномалии вы обнаружили? И сколько их там?
   - Все обнаруженные аномалии попадают в ту же категорию, что и уже известные, лейтенант-коммандер. Они состоят из колонистов, которые, по-видимому, были распределены по нескольким анклавам. Во всех случаях анклавом, указанным в списке доктора Пей, является Александрия. В списке администратора Лэнгхорна они распределены по нескольким разным анклавам. Обнаружено в общей сложности двести двенадцать таких аномалий.
   - Понимаю, - медленно сказал Мерлин, его разочарование отсутствием спонтанности и инициативы у ИИ исчезало, когда он рассматривал цифры.
   Понимаю, что она задумала, - подумал он, и его мысленный тон был почти благоговейным. - Боже мой, она создавала вторую строку для своего "как", и она даже не сказала коммодору. Это единственная возможная причина, по которой он не сказал мне об этом в своем сообщении. - Он нахмурился. - Было ли это тем, что она намеревалась сделать с самого начала, или это пришло ей в голову только после того, как они официально расстались из-за их предполагаемых разногласий? И как ей удалось подделать записи так, чтобы Лэнгхорн и Бедар не поняли, что она натворила?
   На таком времени никто не мог узнать ответы ни на один из этих вопросов. Но если Мерлин не знал, как Пей Шан-вей это сделала, он знал, что она пыталась сделать.
   Он пролистал копированные страницы дневника Джеримайи Ноулза до нужного ему отрывка.
   - ...значит, не больше понятия об истине, чем любой из наших собратьев Адамов и Ев. Никто из нас не знал о ментальном программировании, которое Бедар осуществила по приказу Лэнгхорна. Но когда доктор Пей поняла, что натворил Лэнгхорн, она приняла собственные меры. Ни у нее, ни у кого-либо из ее сотрудников в Александрийском анклаве не было возможности восстановить воспоминания о наших прошлых жизнях, которые были у нас отняты. Но, без ведома Лэнгхорна и Бедар, она тайно сохранила три НОИТ. С их помощью она смогла перевоспитать горстку первых колонистов. Мы были среди них.
   Мерлин кивнул сам себе, конечно, это было то, что она сделала. Без сомнения, было рискованно просто сохранить Нейронные Обучающие и Тренирующие машины, учитывая планы Лэнгхорна и его готовность сокрушить любую оппозицию, и фактически использовать их на колонистах было бы еще опаснее. Но это не могло быть более рискованным, чем ее открытый отказ уничтожить истинные записи, хранящиеся в Александрии. К сожалению, ни того, ни другого было недостаточно.
   Не могу поверить, что все это просто пролежало здесь более семисот местных лет, - подумал он. - Интересно, пережил ли кто-нибудь из ее других "спящих" разрушение Александрии? И если да, то оставили ли они запись, подобную "Сент-Жерно", или они просто погрузились так глубоко в свои легенды, как только могли? И как, черт возьми, этот его дневник умудрился выжить, когда Братья наконец нашли его?
   Он тоже понятия не имел, как ответить ни на один из этих вопросов... Но подозревал, что знает кого-то, кто знает.
  
   * * *
   - Его преосвященство примет вас сейчас, капитан Этроуз.
   - Спасибо, отец, - сказал Мерлин, когда младший священник открыл дверь в кабинет архиепископа Мейкела и с поклоном пропустил посетителя.
   Солнечный свет лился в окно, выходившее через Теллесберг на широкие голубые воды гавани. Густой лес мачт и рей рос за набережной, птицы и виверны летали на восходящих потоках, грациозно паря, как мысли Бога, а испачканные непогодой паруса усеивали гавань за ними. Офис Стейнейра располагался на высоком (для сохранности) третьем этаже архиепископского дворца, и Мерлин мог видеть внизу оживленные улицы, где кипели люди, грузовые фургоны, запряженные драконами, и экипажи, запряженные лошадьми.
   - Сейджин Мерлин, - поприветствовал его Стейнейр, с улыбкой протягивая руку с кольцом. - Как приятно снова тебя видеть.
   - И это очень неожиданно, я уверен, ваше преосвященство, - пробормотал Мерлин, проводя губами по протянутому кольцу.
   - Нет, не неожиданно, - признал Стейнейр. Он снова сел за свой стол и взмахом руки пригласил Мерлина сесть на удобный стул на дальнем конце стола. Он продолжал улыбаться, когда его гость уселся на стул, но улыбка стала немного более напряженной, - заметил Мерлин.
   - Могу ли я предположить, ваше преосвященство, что любой разговор, который вы и я могли бы иметь здесь сегодня, не будет подслушан другими ушами?
   - Конечно, можешь, - слегка нахмурился Стейнейр. - Мои сотрудники понимают, что, если я специально не скажу им об обратном, любой разговор, который я веду в этом офисе, является таким же конфиденциальным, как и любое другое признание.
   - Я был достаточно уверен, что это так, ваше преосвященство. Однако в сложившихся обстоятельствах я чувствовал, что у меня нет другого выбора, кроме как быть уверенным в этом.
   - Полагаю, это достаточно понятно, - признал Стейнейр. - И вполне осознаю, что вчера мы с Жоном преподнесли тебе довольно... значительный сюрприз, скажем так.
   - О, вы, конечно, могли бы описать это именно так, ваше преосвященство, - сухо улыбнулся Мерлин.
   - И я уверен, что у тебя есть вопросы, - продолжил Стейнейр. - В сложившихся обстоятельствах, думаю, тебе было бы проще продолжить и задать их, а не заставлять меня пытаться все объяснить.
   - Полагаю, что объяснение "всего" займет значительно больше, чем один день, - сказал Мерлин, и Стейнейр на самом деле усмехнулся.
   - Очень хорошо, тогда, ваше преосвященство, - продолжил Мерлин, - полагаю, мой первый вопрос должен быть таким: почему дневник "святого Жерно" и другие документы с ним не были просто уничтожены или переданы инквизиции, когда они были, наконец, обнаружены заново?
   - Отчасти потому, что они вообще не были "заново открыты", сейджин Мерлин. - Стейнейр откинулся на спинку стула, скрестив ноги. - Братья Сент-Жерно всегда точно знали, где все они находятся; они просто не знали, что это такое. Святой Жерно и святая Ивалин запечатали их, дав Братьям торжественное указание оставить их в таком виде на триста пятьдесят лет после их смерти. Их инструкции были выполнены в точности.
   - И по какой причине они не были просто уничтожены или расценены как самая отвратительная возможная ересь, когда их распечатали?
   - Думаю, здесь вы видите планирование - или, по крайней мере, влияние - Сент-Жерно, - серьезно сказал Стейнейр. - Большая часть религиозной философии и мыслей святого Жерно и святой Ивалин была настолько ортодоксальной, насколько могла бы пожелать Мать-Церковь. По причинам, которые, я уверен, имеют совершенно здравый смысл, теперь, когда у тебя была возможность прочитать его дневник. Ты ведь прочитал его за ночь, не так ли, сейджин?
   - Да, я это сделал. - Мерлин задумчиво посмотрел на архиепископа.
   - Я предполагал, что именно поэтому ты изучал каждую страницу по отдельности в Сент-Жерно, - пробормотал Стейнейр. Мерлин приподнял бровь, и архиепископ слегка улыбнулся. - Способность сейджинов запоминать вещи с первого взгляда - часть их легендарного мастерства. На самом деле, я скорее подозреваю, что это была одна из причин, по которой ты решил стать одним из них.
   - Понимаю. - Мерлин откинулся на спинку своего стула и положил локти на его обитые подлокотники, сложив кончики пальцев на груди. - Пожалуйста, ваше преосвященство. Продолжайте свои объяснения.
   - Конечно, сейджин, - согласился Стейнейр со слегка ироничным кивком. - Дай-ка подумать, на чем я остановился? Ах, да. Единственным аспектом, в котором учение святого Жерно отошло от основного направления церковной мысли, была манера, в которой он и святая Ивалин так сильно подчеркивали толерантность и веротерпимость и ставили их в центр своих мыслей. Ответственность всех благочестивых людей заключается в том, чтобы видеть во всех других людях своих истинных братьев и сестер в Боге. Рассуждать и увещевать тех, кто может ошибаться, вместо того, чтобы осуждать, не пытаясь понять. И быть открытыми к возможности того, что те, кто с ними не согласен, могут, в конце концов, оказаться правыми - или, по крайней мере, ближе к правоте, - чем они сами были в начале разногласий.
   Архиепископ помолчал, качая головой. Затем он отвернулся, глядя из окна своего кабинета на крыши и шпили Теллесберга.
   - Есть причина, по которой Чарис так долго беспокоил инквизицию, - тихо сказал он, - и не все это было простой паранойей со стороны инквизиторов, таких как Клинтан. Несмотря на небольшие размеры монастыря Сени-Жерно, на протяжении многих поколений братья Сент-Жерно обладали непропорционально большим влиянием здесь, в Чарисе.
   - Многие из нашего местного духовенства в то или иное время проходили через церковь святого Жерно. Действительно, я часто задавался вопросом, что бы произошло, если бы инквизиция смогла подвергнуть перекрестному перемещению наше духовенство так же, как это происходит с материковым духовенством. Я подозреваю, что одна вещь заключается в том, что она могла бы узнать о... влиянии святого Жерно, если бы в приходы на материке было назначено больше наших доморощенных священников. Не говоря уже о том, что могло бы произойти, если бы руководящие должности Церкви здесь, в Чарисе, были более полно заполнены иностранцами. К счастью, недоверие инквизиции к чарисийской ортодоксии сделало Церковь не склонной подвергать другие конгрегации нашим оскверняющим представлениям, поэтому очень немногие из нашего местного духовенства были направлены в церкви за пределами самого Чариса. И трудность в том, чтобы заставить старших церковников согласиться служить здесь, на краю света, также во многом сыграла нам на руку. Не в последнюю очередь то, что никто из относительно небольшого числа действительно высокопоставленных священнослужителей, посланных в Чарис, даже не начал подозревать, кем на самом деле стали Братья Сен-Жерно здесь, в королевстве и архиепископстве.
   - И во что они превратились, ваше преосвященство? - тихо спросил Мерлин.
   - В агентов подрывной деятельности, - просто сказал Стейнейр. - Только очень небольшая горстка самых старших Братьев знает о существовании дневника святого Жерно или любых других документов. За исключением этой горстки, никто из них никогда не слышал о книге под названием "История Земной Федерации" или о документе под названием "Декларация независимости". Однако каждого Брата святого Жерно учили тому, что каждый человек несет ответственность за свои личные отношения с Богом. Инквизиция наверняка сочла бы это учение пагубным, даже несмотря на то, что именно так говорится в Священном Писании. Потому что, сейджин Мерлин, - архиепископ отвернулся от окна, его глаза были темными и напряженными, - личные отношения подразумевают как терпимость, так и вопросы. Это подразумевает личный поиск Бога, необходимость самому понять свои отношения с Ним, а не просто повторение официальной доктрины и катехизисов.
   Мерлин медленно кивнул, чувствуя, как ранее неожиданные кусочки головоломки встают на свои места. Так что это было объяснение - или, по крайней мере, часть объяснения - открытости, чувства всеохватности, которые привлекли Нимуэ Элбан к Чарису и его обществу, когда она впервые приступила к поиску надлежащей базы для операций.
   - Почти каждый Брат святого Жерно знает, что наш акцент на личных отношениях с Богом не нашел бы благосклонности у инквизиции, - продолжил Стейнейр. - Но ни один из них, насколько нам известно, никогда не привлекал внимания инквизиции к философии святого Жерно. И это, Мерлин, потому, что в большинстве людей есть что-то такое, что взывает к познанию Бога. Чтобы найти эти личные, прямые отношения с Ним. Братья Сент-Жерно - все Братья Сент-Жерно - признают этот источник личной веры внутри себя. И хотя мы никогда конкретно не затрагиваем этот вопрос, все они знают, что его нужно как защищать, так и передавать дальше.
   - И это также первая линия обороны, не так ли, ваше преосвященство? - проницательно сказал Мерлин.
   - Конечно, это так, - улыбка Стейнейра была кривой. - Как я уже сказал, очень немногие из Братьев когда-либо узнавали всю правду о писаниях святого Жерно. Но, защищая и сохраняя те части учения святого Жерно, о которых они знают, они также защищают и сохраняют ту часть, о которой они не знают. По причинам, которые, я уверен, вы можете понять, было необходимо ограничить полное знание относительно небольшим числом людей. Это было проблемой для многих из нас на протяжении веков, потому что обманывать, даже если только по недомолвке, тех, кто действительно наши братья, противоречит здравому смыслу. Тем не менее, у нас не было выбора, и поэтому большинство Братьев всегда рассматривали нашу цель как постепенную реформу - как обучение духовенства истинному служению душам детей Божьих, а не богатству и могуществу Матери-Церкви.
   - Конечно, даже это вряд ли было безопасной миссией на протяжении многих лет. Но многие из нас, большинство из которых не знают о существовании дневника Жерно, заняли относительно высокие посты в наших поместных церквях, и с этих постов они приютили и помогли другим Братьям святого Жерно. Что, конечно, является одной из причин, почему такой высокий процент наших местных священников был готов поддержать наш разрыв с советом викариев.
   - Я тоже это вижу, - согласился Мерлин.
   - Не поймите меня неправильно, Мерлин, - серьезно сказал Стейнейр. - Когда дневник Жерно был впервые распечатан четыреста лет назад, это глубоко потрясло тогдашнего аббата. Только его собственная глубоко укоренившаяся вера в учение святого Жерно удержала его от того, чтобы сделать одну из вещей, о которых вы задавались вопросом. Он очень серьезно подумывал о том, чтобы просто уничтожить все это, но не мог заставить себя сделать это. Даже "господствующая Церковь" питает глубокое и неизменное почтение к письменному свидетельству. Я полагаю, это восходит к первоначальным Адамам и Евам, которые написали Свидетельства. И, конечно, четыреста лет назад грамотных сэйфхолдцев было гораздо меньше, чем сегодня.
   Мерлин снова кивнул. Исторический и доктринальный опыт Церкви Ожидания Господнего не включал в себя ни одного из текстологических споров, как в земной традиции. Документы, составлявшие официальный канон Церкви, были определены самими архангелами, а не какими-либо потенциально подверженными ошибкам советами людей, что автоматически ставило их вне всякой возможности оспаривания. И не было никакой традиции "ложных евангелий" или других поддельных документов, намеренно созданных для дискредитации веры Церкви в период ее становления. Не было никакого "периода становления", и любая попытка создать такие "ложные евангелия" была бы без следа погребена под трудами восьми миллионов грамотных колонистов. Как следствие, Сэйфхолд подошел к историчности Церкви с совершенно иным мышлением, чем у земных теологов. Каждый фрагмент истории только подтверждал точность церковных традиций и, таким образом, становился еще одним столпом поддержки, а не рассадником скептицизма.
   Конечно, это может измениться, не так ли? По мере того как проходили десятилетия и века в обществе, намеренно замкнутом на мускулах и энергии ветра и воды, со всем тяжелым трудом, необходимым для поддержания такого общества, эта всеобщая грамотность исчезла. В общем и целом - были исключения, особенно в Церкви, - только высшие классы сохранили свободное время, чтобы стать грамотными. И по мере того, как умение читать и писать становилось все менее и менее распространенным, благоговение простых (и неграмотных) мужчин и женщин перед письменными записями, в тайны которых они не могли проникнуть, парадоксальным образом становилось все больше и больше.
   И это, должно быть, вполне устраивало совет викариев, - мрачно подумал он. На самом деле, "Мать-Церковь" вполне могла поощрять эту тенденцию, поскольку неграмотные члены Церкви стали полностью зависеть от своей иерархии, которая проповедовала им содержание тех таинственных книг, которые они больше не могли читать сами. А это, в свою очередь, стало еще одним инструментом для удушения независимости мысли в ее колыбели. С другой стороны, тот факт, что грамотность снова на подъеме в течение столетия или около того, является одной из причин, по которой с их аккуратной маленькой машины для контроля сознания угрожают сойти колеса, не так ли?
   - Несмотря на искушение просто уничтожить дневник и другие документы, он решил этого не делать, - сказал Стейнейр. - Должно быть, для него это было невероятно трудное решение. Но в дополнение к самому дневнику у него было письмо, которое Сен-Жерно оставил тому, кто в конце концов вскрыл хранилище. И, конечно же, у него было достаточно исторических свидетельств, подтверждающих тот факт, что святой Жерно действительно сам был Адамом, что святая Ивалин была Евой. Этого в сочетании со всеми открытыми публикациями, которые они оставили, включая разделы в Свидетельствах, было достаточно, чтобы помешать ему просто назвать дневник бредом сумасшедшего еретика. И тот факт, что он знал, что упомянутые в дневнике книги были запечатаны в том же хранилище почти четыреста лет, доказывал, что они тоже должны быть датированы самим Сотворением мира или сразу после него.
   - Или, конечно, - глаза архиепископа впились в Мерлина, - до этого.
   Мерлин снова кивнул. Лично он, несмотря на все традиционное почитание Церковью истории и исторических документов, подозревал, что Стейнейр, вероятно, даже сейчас недооценивает невероятную глубину духовной борьбы, с которой, должно быть, столкнулся давний настоятель монастыря Сент-Жерно. Степень интеллектуальной смелости и целостности, которые, должно быть, потребовались, чтобы установить - и принять - связи, которые Стейнейр только что так кратко изложил перед лицом каждого отдельного слова официальной доктрины Церкви, было трудно даже представить.
   - Простите меня, ваше преосвященство, - медленно произнес он, - и, пожалуйста, не воспринимайте это как какое-либо нападение. Но с этим дневником и другими документами, находящимися в вашем распоряжении, вы все это время знали, что вся доктрина Церкви, вся ее теология и учения построены на чудовищной лжи. И все же вы не только никогда не осуждали эту ложь, но и фактически поддерживали ее.
   - Из тебя самого вышел бы великолепный инквизитор, Мерлин, - сказал Стейнейр, его улыбка была еще более кривой, чем когда-либо. - Я имею в виду инквизитора вроде отца Пейтира, а не этой свиньи Клинтана, конечно.
   - В каком смысле, ваше преосвященство?
   - Ты понимаешь, как задавать прямые вопросы, которые заставляют человека прямо взглянуть на то, во что он действительно верит, а не просто на то, во что он сам себя убедил.
   - Однако, отвечая на ваш вполне обоснованный вопрос, мы должны признать себя виновными, но со смягчающими обстоятельствами. Поскольку, я совершенно уверен, вы уже поняли это до того, как спросили.
   - Если бы мы открыто выступили против церковной доктрины, провозгласив, что каждое слово Священного Писания - ложь, мы бы просто спровоцировали разрушение Чариса столетиями ранее. Возможно, инквизиция могла бы ограничиться простым уничтожением тех, кто принес тревожное сообщение, но думаю, что нет. Я слишком много думаю о нетерпимости Лэнгхорна и Шулера и... тщательности, присущей инквизиции даже сегодня. - Архиепископ покачал головой. - Я читал отчет Сент-Жерно о том, что на самом деле произошло при разрушении Александрийского анклава, что на самом деле произошло в ту ужасную ночь, когда он превратился в риф Армагеддон. У меня нет опыта, чтобы понять, как простое падение камней могло иметь тот эффект, который описывает Сент-Жерно, но я полностью принимаю точность его показаний. И если сегодняшней инквизиции не хватает Ракураи, то храмовая четверка только что продемонстрировала, что она в изобилии продолжает владеть мечами.
   - Итак, поскольку мы не осмеливались открыто выступать против лжи Церкви, чтобы не добиться ничего, кроме уничтожения единственного доказательства того, что это была ложь, Братья Сент-Жерно - по крайней мере, те из Братьев, которые знали правду - посвятили себя постепенному строительству Церкви другого типа здесь, в Чарисе.. Даже это представляло собой смертельный риск. Мы понимали, что в конечном счете инквизиция, несомненно, отреагирует так же, как отреагировал Клинтан. Мы надеялись, что это произойдет не так скоро, и, вероятно, этого бы не произошло, если бы Клинтан не стал великим инквизитором. И все же он это сделал, а мы уже зашли слишком далеко, внесли слишком много изменений, которые Мать-Церковь не одобряла. Правда в том, Мерлин, что Клинтан с самого начала был прав насчет опасности, которую Чарис представляет для его драгоценной ортодоксальности. Я скорее сомневаюсь, что он чувствовал себя так на основе какого-либо обоснованного рассмотрения доказательств, но инстинкты не обманули его в том, что касается нас.
   - Как много из этого знал Хааралд? - тихо спросил Мерлин.
   - Все это, - просто ответил Стейнейр. - Он прочитал весь журнал, прочитал историю Федерации. Как и для всех нас, в этой истории было много такого, чего он не понимал, для чего у него не было контекста. Но, как и для всех нас, он понимал достаточно. Когда ты спросил его, почему его дед отменил крепостное право здесь, в Чарисе, он честно ответил тебе, Мерлин. Но он мог бы добавить, что одна из причин, по которой его дед считал, что все люди созданы равными, заключалась в том, что он тоже прочитал каждое великолепное слово Декларации.
   - А Кэйлеб? - Мерлин задал вопрос еще тише, и Стейнейр серьезно нахмурился.
   - И Кэйлеб, - ответил он, - это одна из причин, по которой мы с тобой ведем этот разговор именно в это время.
   - В это время?
   - Да. Одна из причин заключается в том, что мы быстро приближаемся к Божьему Дню, и мне показалось... уместным, чтобы тебе сказали правду до этого.
   Мерлин снова кивнул. Божий день, который каждый год приходился на середину июля, был для Церкви Ожидания Господнего эквивалентом Рождества и Пасхи в одном дне. Это был самый высокий и священный религиозный праздник в году, и, учитывая то, что Братья Сент-Жерно знали о религии, которую они так долго не осмеливались открыто осуждать, он мог понять, почему Стейнейр хотел провести этот разговор до того, как ему пришлось праздновать Божий день в соборе Теллесберга в качестве архиепископа Чариса в первый раз. Еще...
   - Полагаю, могу это понять, ваше преосвященство. Но какое, собственно, отношение Кэйлеб имеет к вашему выбору времени для этого маленького откровения?
   - С тех пор, как хранилище было вскрыто, существовали строгие правила, определяющие, когда и как его содержимое должно было стать известно другим. Одно из этих правил гласило, что прежде чем кто-либо мог быть допущен к истине, он должен был достичь возраста мудрости. Который, просто потому, что было необходимо какое-то твердое определение того, когда это могло предположительно произойти, был установлен в возрасте тридцати лет. Другое правило заключается в том, что с этим должны согласиться все те, кто уже посвящен в правду, прежде чем кто-либо другой будет допущен к ней, и не всем, кто был номинирован на правду, на самом деле рассказывают в конце испытания. Например, двое из последних восьми монархов Чариса никогда не были проинформированы, потому что Братья того времени считали, что сообщать им об этом было бы слишком рискованно. И, - взгляд Стейнейра стал еще серьезнее, - в обоих случаях их собственные отцы согласились с большинством Братьев.
   - Но, конечно, это не относится к Кэйлебу, - возразил Мерлин.
   - Конечно, нет. Мы всегда - Хааралд всегда - намеревались сообщить ему правду, как только он достигнет тридцатилетнего возраста. К сожалению, храмовая четверка отказалась ждать этого достаточно долго. Теперь у нас есть король, чьей решимости, мужеству и остроумию мы все безоговорочно доверяем, но который слишком молод, по правилам Братьев, чтобы быть информированным. И, если быть до конца честным, среди нас есть те, кто боится его молодости и... прямоты. Возможно, его порывистости. Единственное, чем юный Кэйлеб никогда не отличался, - это нерешительностью в высказывании своего мнения или противостоянии врагу. Страх заключается не в том, что он отвергнет содержание дневника, а скорее в том, что, если он узнает всю правду, если ему покажут доказательства того, что почти тысячу лет Церковь контролировала весь Сэйфхолд с помощью величайшей лжи в истории человечества, он не сможет удержаться от того, чтобы бросить это обвинение против и храмовой четверки тоже. И это, Мерлин, то, чего мы не можем сделать. Еще нет.
   - Мы можем рассматривать раскол внутри Церкви, особенно до тех пор, пока этот раскол формулируется в терминах реформирования коррупции, упадка и злоупотреблений. Но откровенная ересь - истинная ересь, легко доказуемая ссылками на Священное Писание и Свидетельства - дала бы в руки Клинтана слишком мощное оружие. Наступает день - и он обязательно наступит, - когда эта "ересь" будет открыто провозглашена. Братья Сент-Жерно трудились, чтобы приблизить этот день, в течение четырех столетий. Но пока мы должны основывать эту войну на злоупотреблениях Церкви. По духовным вопросам, да, но светские правители могут понимать духовные вопросы в светских терминах, а не по глубоко противоречивым пунктам доктрины и теологии.
   Мерлин разжал пальцы и наклонился вперед на своем стуле, выражение его лица было сосредоточенным.
   - Ваше высокопреосвященство, поскольку вы и аббат Биркит показали мне эти документы, сообщили мне об их существовании, я должен предположить, что другие Братья, которые знают всю правду, одобрили ваше решение сделать это.
   Его тон и поднятая бровь превратили это утверждение в вопрос, и Стейнейр кивнул.
   - Одобрили. В немалой степени потому, что нам нужно ваше мнение о том, следует ли сообщать Кэйлебу. Я считаю, что следует, как и большинство других, хотя и не все, но все мы понимаем, что в этот момент вы, несомненно, ближе к нему, чем любой другой живой человек. Но я должен признаться, что есть и другая причина. Что содержалось в письме Сент-Жерно, а не в его дневнике.
   - О?
   - Да. - Стейнейр сунул руку во внутренний карман сутаны и достал сложенный лист бумаги. - Это копия этого письма, - тихо сказал он и протянул ее через стол.
   Мерлин взял его с некоторой опаской, развернул и обнаружил отрывок, переписанный собственноручно Стейнейром.
   - Мы и другие Адамы и Евы, которых доктор Пей перевоспитала, чтобы они знали правду, должны были стать тем, что она называла своим "страховым полисом", - прочитал он. - Мы должны были стать семенем, если хотите, движения среди колонистов и детей колонистов, если, как она опасалась, Лэнгхорн, Бедар и Шулер открыто выступят против Александрии. Но у нее было меньше времени, чем она надеялась, и нас было недостаточно, когда они разрушили Александрию и убили ее и всех наших друзей. Тем не менее, очевидно, что Лэнгхорн и большая часть его ближайшего окружения также должны были погибнуть. Наше лучшее предположение, особенно с учетом последующих изменений в Священном Писании, состоит в том, что коммодор Пей, должно быть, сумел спрятать ядерную бомбу в кармане жилета и использовал ее. На протяжении многих лет я часто думал, что путаница, которая, должно быть, возникла в руководстве "архангелов" - и, вполне возможно, уничтожение большей части записей администрации колонии - объясняет, как мы смогли остаться незамеченными здесь, в этом отдаленном уголке Сэйфхолда.
   - Но мы не знаем, куда еще доктор Пей могла поместить таких, как мы. Нам никогда не говорили об этом по понятным причинам. Мы знаем, что она намеревалась разместить других здесь, с нами, в Теллесберге, но у нее никогда не было времени, и теперь она никогда этого не сделает.
   - И все же знайте это, кем бы вы ни были, кто, наконец, прочтет эти слова. Мы были всего лишь одной стрелой в луке истины доктора Пей. Есть и другая. Я очень мало знаю об этой второй стреле, да и то в основном случайно. Доктор Пей никогда не хотела, чтобы мы вообще узнали об этом - опять же, по очевидным причинам. Но я знаю вот что. Она и коммодор Пей сделали другие приготовления, другие планы, так же как и этот. Я не напишу даже то немногое, что мне известно, на случай, если это письмо попадет в руки инквизиции. И все же вы всегда должны помнить об этой второй стреле. Настанет день, когда лук выпустит свою стрелу, и вы должны распознать ее, когда она полетит. Доверьтесь ей. Это проистекает из верности, которую вы даже не можете себе представить, из самопожертвования, более глубокого, чем само пространство. Я верю, что вы узнаете это, если - когда - увидите это, и это испытание: Нимуэ.
   У ПИКА не было кровеносной системы, но глубокая боль пронзила несуществующее сердце Мерлина, когда он прочитал это последнее предложение. Он смотрел на него бесконечные секунды. Это было почти так, как если бы он мог в последний раз услышать голос Пей Шан-вей через слова, написанные человеком семьсот пятьдесят лет назад.
   Наконец, он снова поднял глаза, и Стейнейр заглянул глубоко в его сапфировые глаза ПИКА.
   - Скажи мне, Мерлин, - сказал он очень, очень тихо, - ты вторая стрела Шан-вей?
  
   * * *
   - Что все это значит? - спросил король Кэйлеб, не обращая внимания на трон на возвышении, поскольку он стоял спиной к окну маленькой приемной. Он переводил взгляд с архиепископа Мейкела на Мерлина, его брови приподнялись, и Мерлин криво улыбнулся.
   - Возможно, вы помните, ваше величество, - сказал он, - как я однажды сказал вам, что, когда я смогу объяснить определенный предмет более подробно, я это сделаю.
   Глаза Кэйлеба внезапно расширились. Затем они метнулись к лицу Стейнейра. Он приподнял руку, но Мерлин покачал головой.
   - Все в порядке, Кэйлеб, - сказал он. - Оказывается, архиепископ Мейкел - и, если уж на то пошло, ваш отец - имели несколько лучшее представление обо мне, чем я предполагал.
   - Они это сделали? - Выражение лица Кэйлеба внезапно стало очень сосредоточенным, а взгляд, который он обратил на Стейнейра, был очень задумчивым.
   - О, думаю, вы могли бы сказать и так, - улыбка Мерлина стала еще более кривой, чем когда-либо. - Видите ли, Кэйлеб, дело вот в чем...
  
   .VII.
   Частная столовая короля Кэйлеба, королевский дворец, город Теллесберг, королевство Чарис
  
   - Могу я снова наполнить ваш бокал, Мейкел? - спросил король Кэйлеб поздно вечером, все еще держа в руке бутылку вина, из которой он только что наполнил свой бокал.
   - Да, ваше величество. Пожалуйста, - архиепископ протянул свой бокал и почти озорно улыбнулся. - По крайней мере, одна хорошая вещь вышла из Корисанды, - заметил он, глядя на этикетку на бутылке.
   - Что-то хорошее должно получиться почти из любого места, - ответил Кэйлеб, наполняя бокал. Он казался полностью сосредоточенным на незначительной задаче, как будто находил ее обыденность успокаивающей. Или, возможно, отвлекающей.
   Он допил, поставил бутылку обратно на стол и откинулся на спинку стула.
   Официально это был просто частный ужин с его архиепископом по просьбе Мейкела. С тех пор как Грей-Харбор покинул королевство, а Стейнейр стал первым советником вместо него, таких ужинов было несколько. На которых, конечно, всегда присутствовал капитан Этроуз как телохранитель короля. Этот прецедент пригодился сегодня вечером.
   - Хорошо, - тихо сказал он. - У меня было по крайней мере несколько часов, чтобы обдумать то, что сказали мне вы двое. Должен признать, это... немного больно осознавать, что существовал такой глубокий секрет, которым отец никогда не делился со мной, но понимаю, почему он не был волен принимать это решение самостоятельно.
   - Кэйлеб, - голос Стейнейра был таким же тихим, - это никогда не было вопросом доверия или недоверия. Это был всего лишь вопрос процедур, которые были установлены четыреста лет назад. Процедуры, которые хорошо послужили Братьям Сент-Жерно - и, думаю, всему королевству.
   - Я сказал, что понимаю, Мейкел. - Кэйлеб встретил глаза архиепископа твердым, ровным взглядом. - И думаю, что настоящая причина, по которой это причиняет боль, заключается в том, что в конце концов отец так и не дожил до возможности рассказать мне секрет в мой тридцатый день рождения.
   - Хотел бы я, чтобы у него была такая возможность, - тихо сказал Мерлин, рассматривая свой бокал с вином, наблюдая, как рубиновый свет собирается в его сердцевине. - Ваш отец был одним из лучших людей, которых я когда-либо знал, Кэйлеб. На самом деле, он был даже лучшим человеком, чем я когда-либо мог бы себе представить без небольшого откровения архиепископа.
   - Ах, да. Его "откровение". Отличное слово для этого, Мерлин. Почти, - Кэйлеб перевел свой ровный взгляд на Мерлина, - такое же удивительное откровение, как и твое собственное.
   - Что ж, - улыбка Мерлина была кривой, - я же сказал вам, что все объясню, если когда-нибудь наступит день, когда смогу.
   - Что в данном случае, - сказал Кэйлеб довольно многозначительно, - произошло скорее случайно, когда тебе пришлось это сделать, не так ли?
   - Достаточно справедливо, - кивнул Мерлин. - С другой стороны, есть еще и это. С архиепископом Мейкелом и дневником Сент-Жерно, которые поручились за меня, я подумал, что у вас гораздо меньше шансов решить, что я сумасшедший. Или, в конце концов, что вы были неправы, доверившись мне.
   - Это так, - согласился Кэйлеб и скрестил руки на груди. Напряженность его взгляда сменилась чем-то другим, выражением удивления, почти благоговения, с тем, что, возможно, все еще было просто затяжным следом страха. Или, по крайней мере, опасения.
   - Я даже сейчас с трудом могу в это поверить, - медленно произнес он, рассматривая Мерлина с головы до ног. - Честно говоря, не знаю, что... смущает меня больше - тот факт, что ты мертва, или тот факт, что ты женщина.
   - На самом деле, - мягко сказал Стейнейр, - я совсем не уверен, что Мерлин - или Нимуэ - мертвы.
   - О, поверьте мне, ваше преосвященство, - сказал Мерлин тоном, в котором ирония смешивалась с затяжной, ноющей печалью, - Нимуэ Элбан мертва. Так было на протяжении более девятисот ваших лет. Так же мертва, как все ее друзья... и так же мертва, как Земная Федерация.
   - Я пытался представить себе то, что вы, должно быть, видели, испытали. - Стейнейр покачал головой. - Я, конечно, не могу. Не думаю, что кто-нибудь смог бы.
   - В некотором смысле, это не так уж отличается от того, с чем вы и Кэйлеб - и король Хааралд, конечно, столкнулись прямо здесь, в Чарисе, - указал Мерлин. - Если мы проиграем, все, что имеет для вас значение, будет уничтожено. Хотя, имейте в виду, на этот раз я надеюсь на более счастливый исход.
   - Как и все мы, - сухо сказал Стейнейр.
   - Ну, конечно, надеемся, - сказал Кэйлеб, все еще глядя на Мерлина своими озадаченными и удивленными глазами. - Однако я должен сказать, Мерлин, что, как бы я ни старался, я просто не могу представить тебя женщиной.
   - Что хорошо говорит о выбранной мной маскировке, - сказал Мерлин, а затем, к собственному удивлению, усмехнулся. - С другой стороны, та первая игра в регби, в которую вы с Арналдом втянули меня, чуть не погубила меня.
   - Что? - брови Кэйлеба нахмурились. - О чем ты говоришь?
   - Кэйлеб, - терпеливо сказал Мерлин, - подумайте об этом. ПИКА полностью функционален, и я действительно имею в виду полную функциональность. Он может делать все, имитировать любую реакцию, что может делать органическое человеческое тело... И я провела двадцать семь лет - почти тридцать ваших лет - будучи женщиной. Поверьте мне. Есть некоторые вещи, которые не так-то просто изменить. Оказавшись в воде, обнаженная, как в день своего рождения, и окруженная всеми этими милыми, одинаково обнаженными, мускулистыми, скользкими мужскими телами... Я обнаружила, что у мужчин есть физическая реакция. Конечно, я всегда понимала, в интеллектуальном плане, как это происходит, но, можно сказать, никогда не ожидала, что испытаю это.
   Кэйлеб уставился на него на мгновение, а затем начал смеяться. Все началось тихо, но продолжилось громче, и в этом веселье было что-то глубоко очищающее. Что-то, что навсегда изгнало этот затянувшийся след страха - если это было то, что это было - из его глаз.
   - О, Боже мой! - сумел он выдохнуть между взрывами смеха. - Вот почему ты остался в воде! Почему ты был так чертовски осторожен с этим полотенцем!
   - Да, это было, - довольно сдержанно согласился Мерлин. - Были и другие корректировки, но я должен признать, что эта, вероятно, была самой... интересной.
   Стейнейр и сам начал посмеиваться, когда понял, о чем говорили Мерлин и Кэйлеб. Теперь он покачал головой.
   - Мерлин, - сказал он, все еще улыбаясь, - почему-то я не думаю, что у мертвой женщины - или призрака - может быть чувство юмора.
   - Я не так уверен в этом, ваше преосвященство.
   - Тогда позвольте мне сформулировать это так. Что означает быть "живым" для человека?
   - Подозреваю, что большинство людей сочли бы дыхание достаточно важным критерием.
   - Возможно, "большинство людей" так бы и поступили, но я их не спрашиваю. Я спрашиваю тебя.
   - Я действительно не знаю, - признался Мерлин. Он снова уставился в свой бокал. - Может быть, это потому, что я так сильно беспокоился об этом, так часто пережевывал проблему с одной стороны и с другой, что не могу стоять в стороне и думать об этом с какой-либо отстраненностью. Я только что решил, что даже если я не жив, то вполне мог бы вести себя так, как если бы был жив. Слишком много людей принесли слишком много жертв, чтобы поместить меня сюда, в этот мир, в это конкретное время, чтобы я мог делать свое дело.
   - И именно поэтому я уверен, что ты жив, Мерлин, или Нимуэ Элбан, - тихо сказал Стейнейр. - Ты был одним из тех, кто пошел на эти жертвы. И ты не делал то, что уже выполнил здесь, на Сэйфхолде, из-за какого-то затянувшегося чувства ответственности перед людьми, которые мертвы уже почти тысячу лет. О, эти люди важны для тебя, и я понимаю, что для тебя тоже не прошло и тысячи лет с тех пор, как они умерли. Но, как однажды сказал тебе Хааралд, о человеке нужно судить по его поступкам. И несмотря на всю ложь, нагроможденную в Писании, есть и правда. Включая истину о том, что сокровенная природа человека неизбежно будет познана и раскрыта его поступками.
   - Ты взвалил на свои плечи свое бремя из-за личного возмущения, Мерлин Этроуз. Я наблюдал за тобой, разговаривал с тобой, учился у тебя уже два года, оценивая тебя как мужчину - или женщину - на самом деле. Ты чувствуешь боль, которая является неотъемлемой частью жизни, точно так же, как ты чувствуешь радость. Я всегда считал тебя глубоко одиноким человеком, и теперь я знаю почему. Но я никогда, ни на мгновение, не сомневался в том, что ты хороший человек, и, несмотря на то, во что верят эти дураки в Зионе, Бог - это бог любви, Мерлин, а не бог дикой дисциплины и бездумного отвержения. Иногда Его путь может быть трудным, и Он может многого требовать от некоторых Своих слуг, но кем бы Он ни был, Он не глуп. Он знает, чего требовал от таких людей, как ты, на протяжении веков. И независимо от того, осознаешь ты это или нет, Бог также знает тебя как одного из Своих. Я не сомневаюсь, что, когда физическое тело Нимуэ Элбан умерло, у Бога была другая задача, другой долг, ожидающий ее. Великих душ слишком мало, чтобы Он мог растратить одну, которая горела так ярко. И поэтому Он позволил этой душе спать до того дня, когда машина... ПИКА проснулась в пещере здесь, на Сэйфхолде. У тебя душа Нимуэ Элбан, Мерлин Этроуз. Никогда не сомневайся в этом. Никогда не подвергай сомнению это... или себя.
   Мерлин смотрел на архиепископа бесконечные секунды. И затем, наконец, он кивнул один раз. Он не сказал ни единого слова. Ему и не нужно было этого делать.
   Остальные позволили его молчанию затянуться на некоторое время. Затем Кэйлеб прочистил горло.
   - Как бы то ни было, Мерлин, я согласен с Мейкелом. Может быть, это и к лучшему - нет, это даже к лучшему, - что ты не пытался объяснить мне все это на борту "Дреднота" перед проливом Даркос. Но все так, как я сказал тебе в тот день в Кингз-Харбор, когда ты убил кракенов. Ты можешь быть в состоянии скрыть, кто ты такой, но ты не можешь скрыть, кто ты есть на самом деле, что ты чувствуешь. Мне жаль, но у тебя просто не очень хорошо получается.
   - Черт возьми, спасибо за утешение, - криво усмехнулся Мерлин.
   - Не стоит, - ухмыльнулся ему Кэйлеб. - С другой стороны, полагаю, пройдет довольно много времени, прежде чем мне действительно удастся разобраться со всем этим. Это изменит многие мои предположения.
   - Уверен, что это так, - признал Мерлин. - Тем не менее, на самом деле это не изменит большинство ограничений, с которыми мы сталкиваемся. Там, на орбите, все еще есть система кинетической бомбардировки. И под Храмом все еще есть те источники энергии, которые я не смог идентифицировать. Вместе они, думаю, представляют собой чертовски хороший аргумент в пользу сохранения тайны точно так же, как Братья сохраняли ее в течение последних четырех столетий. У меня, например, нет абсолютно никакого желания превращать Чарис во второй Армагеддон.
   - Согласен, - кивнул Кэйлеб. - Но из того, что ты сказал, есть огромное количество вещей, которым ты можешь нас научить, показать нам.
   - И да, и нет. - Мерлин сделал еще один глоток вина, затем отставил бокал в сторону и наклонился вперед в своем кресле, положив скрещенные руки на стол.
   - Я могу научить вас, но не могу просто передать вам знания. По многим причинам, включая сокрытие от Церкви и любые удаленные датчики, которые могут сообщать об этом источникам энергии под Храмом. Но даже если бы я не беспокоился об этом конкретном аспекте, я не мог бы просто заменить Церковь как источник всей власти. Люди по всему Сэйфхолду должны научиться делать то, что вы уже делаете здесь, в Чарисе, Кэйлеб. Они должны научиться думать. Отвергать автоматическое принятие догм и ограничений просто потому, что кто-то другой - будь то Церковь Ожидания Господнего или какой-то всезнающий оракул из потерянного прошлого - говорит им, что они должны принять их. Мы должны превратить Сэйфхолд в мир людей, которые хотят понять физическую вселенную вокруг них. Людей, которым комфортно внедрять инновации, думать о новых способах делать новые вещи самостоятельно. Это одна из причин - во многих отношениях главная причина - по которой я вносил предложения, указывал на возможности, а затем отступал в сторону и позволял таким людям, как барон Симаунт, Эдуирд Хаусмин и Рейян Мичейл, выяснить, как их применить.
   - И, - он посмотрел Кэйлебу прямо в глаза, - одинаково важно, чтобы все на Сэйфхолде, даже враги Чариса, делали то же самое. - Кэйлеб нахмурился, а Мерлин покачал головой.
   - Подумайте об этом, Кэйлеб. Кто ваш настоящий враг? Гектор из Корисанды? Или инквизиция?
   - В данный момент, - сказал Кэйлеб после задумчивой паузы, - я больше сосредоточен на Гекторе. Надеюсь, тебе не будет слишком трудно это понять. - Он тонко улыбнулся. - С другой стороны, я понимаю, к чему ты клонишь. Если бы это был не Гектор, Клинтан и храмовая четверка нашли бы кого-то другого, чтобы использовать его в качестве своего инструмента.
   - Вот именно. И как вы победите Церковь? Можете ли вы сделать это с помощью флотов и армий?
   - Нет, - медленно сказал Кэйлеб.
   - Конечно, нет, - просто сказал Мерлин. - Ваш истинный враг - это система убеждений, доктрина, образ мышления. Вы не можете убить идеи мечом, и вы не можете залпом потопить структуры убеждений. Вы побеждаете их, заставляя измениться, и у Церкви есть только два варианта противостоять вызову, который представляете вы с Чарисом. Либо они отказываются меняться и в этом случае не смогут победить вас в военном отношении. Или они решают, что у них нет другого выбора, кроме как измениться, принять новое оружие, новые технологии. И как только они это сделают, они обнаружат, что им также нужно изменить свою структуру убеждений. И когда это произойдет, Кэйлеб, вы победите, потому что ваш истинный враг покончит с собой.
   - В твоих устах это звучит так легко, - заметил Кэйлеб с кривой улыбкой.
   - Нет, - сказал архиепископ, и король посмотрел на него. - Не "легко", Кэйлеб. Только проще
   - Вот именно, - кивнул Мерлин. - На Старой Земле еще до того, как кто-либо когда-либо мечтал о космических полетах или подозревал, что там нас может ждать что-то вроде Гбаба, жил военный философ. Он сказал, что на войне все очень просто... но трудно выполнить даже самые простые вещи.
   - Действительно? - улыбка Кэйлеба немного смягчилась. - Это интересно. Отец не раз говорил мне почти то же самое. Он почерпнул это из одной из тех книг Сент-Жерно?
   - Я очень в этом сомневаюсь. Ваш отец был одним из самых умных людей, которых я когда-либо встречал, Кэйлеб. Не думаю, что ему нужен был Клаузевиц, чтобы объяснить ему это.
   - Хорошо, - сказал Кэйлеб через мгновение. - Думаю, я понимаю, о чем ты говоришь. Говоря чисто как король Чариса, я не испытываю особого энтузиазма по этому поводу, но понимаю, что ты говоришь и почему. С другой стороны, если "внутренний круг" Братьев уже знает правду о том, как мы сюда попали и почему, не можем ли мы, по крайней мере, начать распространять среди них некоторые из твоих дополнительных знаний?
   - Для тех, кто уже знает о дневнике Сент-Жерно, да. - Мерлин пожал плечами. - Тот факт, что инквизиция не сожгла дотла Чарис много лет назад, является довольно убедительным доказательством того, что они, по крайней мере, знают, как хранить секреты. На самом деле, я испытываю искушение использовать их для создания дополнительных тайников с книгами и документами, просто на случай, если Церкви повезет. Имейте в виду, я не уверен, что это хорошая идея, но считаю, что это, по крайней мере, стоит обдумать.
   - Проблема в том, что как только мы выходим за пределы группы, которая, как мы уже знаем, сумела обеспечить хорошую безопасность, каждый человек, которого мы добавляем в ваш "внутренний круг", представляет собой новый риск. Что бы мы ни думали, мы не можем знать, как кто-то отреагирует на правду, и потребуется всего один человек, который побежит в инквизицию, чтобы нанести огромный ущерб - вполне возможно, смертельный ущерб - всему, чего мы все пытаемся достичь.
   - Хорошо, это, очевидно, обоснованное замечание. - Кэйлеб склонил голову набок, осторожно почесывая кончик носа, пока напряженно думал. - В то же время, в конце концов, вам придется начать рассказывать правду большему числу людей. Я, конечно, могу понять причины осторожности в этом отношении, но здесь, в Чарисе, есть несколько людей, которые, думаю, могли бы пережить шок лучше, чем вы могли бы ожидать. И некоторые из них могли бы быть гораздо более полезными и продуктивными, если бы у них было больше ваших знаний для работы. Я думаю о таких людях, как Симаунт, и, возможно, Хаусмин. Или, если уж на то пошло, доктор Маклин.
   Мерлин медленно кивнул, вспоминая свой разговор с Кэйлебом в ту ночь, когда был сожжен королевский колледж.
   - Вы правы насчет этого. А вы - король Чариса. Это ваше королевство, они ваши люди, и вы несете ответственность за их безопасность и выживание. У меня есть своя миссия, помимо выживания Чариса, но у вас тоже есть своя.
   - Может, я и король, но не настолько высокомерный, чтобы верить, что мои суждения непогрешимы. Если бы это было так, я бы не получил столько побоев мальчиком. - Кэйлеб снова усмехнулся, затем посерьезнел. - К счастью, здесь, в Чарисе, есть и другие люди, которые уже продемонстрировали здравый смысл - не только в том, как хранить секреты, но и в том, когда их раскрывать.
   - Вы думаете о Братьях, - сказал Стейнейр.
   - Это именно те, о ком я думаю, Мейкел. У меня есть предложение для вас и Братьев - и Мерлина. Считаю, что вам пора наладить формальный процесс, нацеленный на активное выявление и проверку возможных кандидатов на вступление во "внутренний круг". Возможно, то, что нам действительно нужно сделать, так это позаимствовать модель Сент-Жерно и создать как внутренний, так и внешний круги. Я не знаю об этом. Но знаю, что должен быть какой-то процесс, который позволит мне использовать коллективное суждение Братьев в такого рода решениях так же, как я использую мнение совета и парламента для других решений. За исключением того, что в этом случае я обещаю быть связанным рекомендацией большинства любого "совета Сент-Жерно", который мы создадим.
   - Могут быть случаи, когда нет времени спрашивать кого-то еще, - отметил Мерлин. - Например, у меня не было другого выбора, кроме как показать вам хотя бы часть правды в ту ночь, когда я передал ваше сообщение вашему отцу.
   - Ни одна система не идеальна, Мерлин. Все, что мы можем сделать, - это лучшее, на что мы способны. Кроме того, нам просто придется довериться Богу.
   Мерлин задумчиво посмотрел на молодого короля. - Что? - сказал Кэйлеб через мгновение.
   - Я просто... доволен, - сказал Мерлин.
   - Доволен чем?
   - Ну, одна из вещей, о которых я задавался вопросом - и, честно говоря, беспокоился, - это то, как отреагирует эта планета, когда все узнают, что Церковь Ожидания Господнего была полным мошенничеством, основанным на чудовищной лжи.
   - Вы обеспокоены тем, что, обнаружив, что Церковь - это ложь, они могут решить, что Сам Бог - это ложь, - мягко сказал Стейнейр.
   - Совершенно верно, ваше преосвященство. - Мерлин перевел взгляд на архиепископа. - Хотя это может показаться маловероятным тому, кто воспитан в теологии, подобной той, которую создал Лэнгхорн, на Старой Земле было много людей - многие из них были хорошими, нравственными, сострадательными людьми, - которые отвергали существование Бога по целому ряду причин, которые они находили убедительными. С точки зрения Церкви, это существенный недостаток поощрения свободы совести и мышления, которую вы провозглашаете здесь, в Чарисе. И во многих отношениях отрицание самого существования Бога было бы чрезвычайно логичной реакцией, как только истина, наконец, выйдет наружу. В конце концов, у этих людей - ваших людей - будут самые убедительные доказательства того, что религию можно использовать как самую разрушительную тиранию во вселенной.
   - Это вопрос, который мы рассматривали в церкви Сент-Жерно на протяжении веков. - Легкое пожатие плеч Стейнейра было красноречиво. - Честно говоря, некоторые из Братьев были глубоко обеспокоены этим. Но что касается меня, то я по-настоящему не боюсь за эту голову, Мерлин.
   - В таком случае, я завидую глубине вашей веры, ваше преосвященство.
   - Это не вопрос веры. Это вопрос логики. - Брови Мерлина поднялись, и Стейнейр тихо рассмеялся. - Конечно, это так! Либо Бог существует, либо Его нет, Мерлин. Это действительно единственные две возможности. Если Он действительно существует, а я полагаю, что все мы трое верим, что Он существует, то, в конечном счете, все, что способствует истине, будет только демонстрировать Его существование. И даже если бы это было неправдой, если Он существует, тогда, что бы ни случилось, это будет то, чему Он решит позволить случиться - даже если по какой-то причине, недоступной моему пониманию, Он выберет, чтобы человечество отвернулось от Него, по крайней мере, на время.
   - А если Его не существует? - тихо спросил Мерлин.
   - Если Он этого не сделает, значит, Он этого не сделает. Но если Он этого не сделает, тогда все это в любом случае не будет иметь значения, не так ли? [Если автор решил доказывать существование Бога с помощью столь невнятной логики, то мог бы применить имеющее более прямое отношение к логике правило "бритвы Оккама"]
   Мерлин моргнул, и Стейнейр снова рассмеялся.
   - Я вполне уверен в том, какая из этих двух возможностей применима, Мерлин. Но, как я, кажется, уже говорил тебе, люди должны иметь право отказаться верить, прежде чем они действительно смогут поверить. И если окажется, что я ошибался всю свою жизнь, что я на самом деле потерял? Я сделаю все, что в моих силах, чтобы жить как хороший человек, любить других мужчин и женщин, служить им, как могу, и если Бога нет, то в конце моей жизни я просто закрою глаза и усну. Действительно ли в этой возможности есть что-то ужасное, что могло бы напугать любого человека? Дело не в том, что я боюсь забвения, Мерлин, - просто я надеюсь и верю в гораздо большее.
   - Ваше преосвященство, я не знаю, как остальные в Сэйфхолде, но я прихожу к выводу, что вы почти тревожно вменяемы. И вы напоминаете мне старую народную поговорку с Земли. Полагаю, что у вас есть ее вариант и здесь, на Сэйфхолде. "В стране слепых одноглазый - король".
   - У нас действительно есть это особое клише, - согласился Стейнейр. - И, конечно же, у нас есть следствие. "Одноглазый будет королем... если только вместо этого все слепые не решат убить его", - архиепископ причудливо улыбнулся. - Это дает довольно интересный взгляд на вещи, не так ли?
  
  
   АВГУСТ, Год Божий 892
  
   .I.
   Шхуна "Блейд" и галеон "Гардиэн", у острова Лизард, пролив Хэнки
  
   - Хорошо, мистер Нетол! К баковому орудию!
   - Есть, есть, сэр!
   Хейрим Нетол приветственно помахал рукой со своего поста на баке палубы шхуны "Блейд", когда быстроходный капер с открытой палубой устремился к намеченной добыче. Капитан Эколс Рейнейр, шкипер и владелец половины "Блейда", стоял у штурвала, пристально прищурив карие глаза, одновременно наблюдая за ветром, парусами и доларским галеоном, на который он нацелился.
   - Дай нам упасть на четверть румба, - прорычал он, и рулевой кивнул.
   - Да, капитан, - ответил он, перекидывая хорошо обработанный зубами кусок жевательного листа на другую сторону рта, и Рейнейр усмехнулся. Трудно было бы представить что-то менее флотское, чем дисциплина на борту "Блейда", но это сделало свое дело. Он и его шхуна были в семи тысячах миль от Чариса по полету виверны и в действительности проплыли даже больше чем в три раза. Это был долгий, очень долгий путь, но Рейнейру было все равно. Путешествие заняло почти три месяца, даже для таких быстрых кораблей, как "Блейд" и его три спутника, и это его тоже не волновало.
   Нет, что волновало Эколса Рейнера, так это то, что он и его партнеры по консорциуму были правы с самого начала. Казалось совершенно очевидным, что ни у кого в Доларе не возникало ни малейшего подозрения, что чарисийские каперы будут действовать так далеко. Четыре шхуны - "Блейд", "Экс", "Катлэс" и "Дирк" - уже почти месяц прокладывали путь через совершенно неосторожный торговый флот Долара, и бухгалтерские книги экспедиции выглядели очень, очень хорошо.
   Как мило со стороны короля Ранилда вложить столько времени и усилий в то, чтобы сделать нас богатыми, - подумал Рейнейр, когда его корабль рассекал воду, как тот самый клинок, в честь которого он был назван. - Конечно, это было не совсем то, что он имел в виду. Но если ты настолько глуп, чтобы пойти купаться с кракенами, то тебе повезет, если все, что произойдет, - это то, что ты получишь отрубленный окровавленный обрубок.
   Амбиции Ранилда IV построить торговый флот с нуля, без сомнения, были похвальны с точки зрения доларца. Рейнейр так на это не смотрел. Его отец и один из его дядей были капитаном и первым помощником (и совладельцами) чарисийского торгового судна, которое двенадцать лет назад зашло в Доларский залив и столкнулось с доларской военной галерой на подходах к заливу Силкия. Они даже не направлялись в доларский порт - их груз направлялся торговцу специями в великом герцогстве Силкия, - но это не имело значения.
   Король Ранилд решил, что залив Долар, пролив Хэнки и залив Силкия должны быть закрытыми водами. Он начал с взимания платы за проход с любого, кто проплывал к востоку от банки Долар и ее группы островов. Затем он начал расширять зону своих операций дальше на запад. В конце концов он расширил свою "охраняемую территорию" до острова Уэйл, более чем на тысячу миль от своего собственного побережья. Заявление о применении какой-то полицейской власти над таким обширным участком соленой воды было не только неслыханным, но и нелепым. Например, Чарис, как и практически любая другая морская держава на планете, придерживался старого правила, согласно которому нация могла претендовать на суверенитет только над водами, в которых она могла - и осуществляла - эффективный контроль. Это также не означало простого вымогательства денег у проходящих мимо торговых судов. Это означало разбираться с пиратами, предотвращать военные действия других военно-морских держав, выявлять и отмечать буями навигационные опасности, обновлять карты и вообще заставлять детей вести себя прилично. Что, в свою очередь, означало, для всех практических целей, что территориальные воды - это те, которые лежат на расстоянии пушечного выстрела от его береговой линии, что, по общему мнению, составляет около трех миль. На самом деле, даже ограничение в три мили было чрезмерно великодушным, что все прекрасно понимали. И стоит отметить, что каким-то образом корабли империи Харчонг оказались освобождены от "платы за проход" короля Ранилда.
   Абнейр и Уиллим Рейнейр тоже не видели никаких причин, по которым они должны были бы перекладывать свои с трудом заработанные золотые марки в карманы Ранилда. Тем более, что было очевидно, что все требование "платы за проход" было направлено исключительно на то, чтобы запретить не-доларским торговым судам заходить в воды, которые Ранилд IV считал "своими".
   Никто в Чарисе точно не знал, что произошло в тот день в водах между проливом Хэнки и заливом Силкия. Единственное, что они знали, это то, что галеон "Рейнейрс прайд" был обстрелян, взят на абордаж, а затем потоплен доларским флотом. Ни отец Эколса, ни его дядя не пережили этого испытания, и домой вернулись только двое из их экипажа.
   Была причина, по которой Эколс Рейнейр был менее удивлен, чем большинство, когда Ранилд так охотно вступил в союз с Гектором из Корисанды, несмотря на тот факт, что Долар и Корисанда лежали почти на противоположных концах света друг от друга. И, по правде говоря, не только прибыль привлекла "Блейд" и его спутников в доларские воды.
   Он оглянулся на неуклюжий доларский галеон. Он мог понять, почему он плавал в заливе. Один взгляд на настоящую голубую воду, вероятно, напугал бы до смерти команду неуклюжего, высокомерного, неповоротливого шутника. К счастью, что бы ни думала Церковь - или, если уж на то пошло, Ранилд из Долара - о Чарисе, имперский губернатор провинции Швей, похоже, понимал, что чарисийские марки тратятся так же хорошо, как и все остальные. В данный момент он чувствовал себя довольно неплохо, тихо позволяя Рейнейру и его партнерам торговать призовыми судами и захваченными грузами с харчонгскими торговцами в Ю-Шее, в заливе Швей. Как долго это продлится, можно было только догадываться, но, по крайней мере, на данный момент Рейнейру не нужно было беспокоиться о том, чтобы доставлять свои призы домой в Чарис.
   Этот конкретный галеон казался более упрямым, чем большинство других, - размышлял Рейнейр. - Его капитан упорно продолжал идти своим курсом, вместо того чтобы смириться с неизбежным. Он поставил все паруса, какие у него были, - что было не так уж впечатляюще для того, кто видел планы парусов чарисийских галеонов, - и он тащился вперед, как будто действительно думал, что сможет уклониться от гладкой, низко сидящей шхуны.
   Что ж, скоро он лучше узнает все, - подумал Рейнейр.
  
   * * *
   - Держите голову этого проклятого дурака под фальшбортом! - зарычал капитан Грейгейр Мейджи.
   Солдат-нарушитель поспешно нырнул обратно в укрытие, и Мейджи хмыкнул от гневного удовлетворения. Затем он снова обратил свое внимание на чарисийский корабль, приближающийся к "Гардиэн".
   Забавно, - подумал он. - Все это казалось гораздо лучшей идеей, когда они объясняли мне это еще в заливе Горэт. Теперь мне интересно, какой идиот это придумал. Конечно, если бы кто-нибудь в чертовом флоте действительно отличал свою задницу от локтя, мы бы вообще не попали в эту переделку.
   - Как вы думаете, сэр, он выстрелит в нас или перед нашим носом? - тихо спросил Эйра Синклир, его первый помощник.
   - Откуда, черт возьми, я знаю? - ворчливо отозвался Мейджи. Тем не менее, он должен был признать, что это был хороший вопрос. - Полагаю, мы узнаем, когда это случится, - добавил он.
   Что, если я не ошибаюсь, произойдет очень скоро.
  
   * * *
   - Хорошо, мистер Нетол, стреляйте по его носу!
   Баковое орудие выстрелило почти прежде, чем Рейнейр закончил говорить, и он увидел, как столб белой воды поднялся далеко за галеоном.
   "Блейд" и его братья вышли с верфи Шумейр в Чарисе. Они были в основном копиями конструкции сэра Дастина Оливира для королевского флота, но с несколькими незначительными изменениями, чтобы приспособить их к роли частного предприятия. Их военно-морские аналоги несли четырнадцать тридцатифунтовых карронад на борту, но "Блейд" нес только десять карронад плюс длинное четырнадцатифунтовое баковое орудие на одном из новых "поворотных креплений". Рейнейр не знал, кто придумал "поворотное крепление", и на самом деле ему было все равно.
   Оно состояло из почти стандартного орудийного лафета на платформе, сделанной из двух тяжелых бревен, или полозьев, которые были соединены четырьмя массивными, равномерно расположенными поперечинами. Однако у лафета не было колес, вместо этого он скользил по канавкам, вырезанным в полозьях, когда откатывался назад. Сами полозья были прикреплены к палубе толстым поворотным штифтом, проходящим через самую заднюю соединительную поперечину. Затем штифт проходил сквозь палубу, и его нижний конец был прикреплен к брусу сечением в два квадратных фута. Место прохождения через палубу было усилено массивным чугунным гнездом, которое наполовину заглублялось в нижние бревна палубы, а на верхний конец штифта в месте его соединения с полозьями была плотно посажена втулка, поскольку он принимал на себя большую часть отдачи при выстреле. Колесики под передним концом полозьев двигались по вмонтированному в палубу кольцевому железному рельсу, и, перемещая передний конец вдоль рельса и поворачивая задний конец, все крепление можно было развернуть по теоретической дуге в триста шестьдесят градусов, хотя бушприт корабля и такелаж блокировали определенные углы обстрела. Слухи приписывали это барону Симаунту, но все, что действительно заботило Рейнейра, так это то, что поворотное крепление позволяло использовать единственную длинноствольную пушку "Блейд" в любом месте с любого борта.
   Существовали ограничения на размер орудия, которое могла принять конструкция, и отдача "длинного четырнадцатого" была гораздо легче, чем у "карронады", но его дальность стрельбы была больше, и на самом деле не требовалось самой тяжелой пушки на борту, чтобы убедить любого разумно здравомыслящего торгового шкипера, что пришло время сдать свой корабль.
  
   * * *
   - Как, черт возьми, они это сделали? - потребовал Синклир.
   - Ты думаешь, я знаю? - зарычал в ответ Мейджи.
   Справедливости ради, он знал, что это был риторический вопрос. На самом деле, он не был уверен, что Синклир даже осознал, что произнес это вслух. Ничто из этого не заставило его почувствовать себя счастливее от свежих свидетельств еще одного, по-видимому, бесконечного, дьявольского нововведения чарисийцев.
   На самом деле, это было самое близкое, что Мейджи когда-либо видел в новой чарисийской артиллерии, которая, как он более чем наполовину подозревал, была настоящей причиной большей части его раздражительного напряжения. Практически все в доларском флоте, начиная с герцога Торэста и кончая им самим, были заняты тем, что пытались преуменьшить эффективность чарисийских орудий. Мейджи предполагал, что это неизбежно - очевидно, - сардонически подумал он, - притворяться, что чарисийское оружие не работает, намного проще, чем выяснять, что с ним делать, если окажется, что оно все-таки работает, - но это чертовски помогло бедняге, оказавшемуся лицом к лицу с ним.
   Ему очень хотелось вытащить подзорную трубу и хорошенько рассмотреть вооружение шхуны, но подзорные трубы и в лучшие времена были редкостью на торговых судах, а особенно на таком нарочито небрежном судне, как "Гардиэн".
   - Будьте готовы, мастер Синклир, - сказал он вместо этого, затем посмотрел на своего второго помощника. - Пора, мастер Джинкс, - сказал он.
  
   * * *
   - Это странно, - пробормотал себе под нос Эколс Рейнейр, когда галеон наконец смирился с неизбежным и лег в дрейф. Он нахмурился, пытаясь решить, что именно вертелось в уголке его сознания, когда "Блейд" последовал его примеру, а Нетол и дюжина вооруженных до зубов моряков отправились на первом катере, чтобы завладеть своей добычей. Там было что-то...
   Затем он узнал, что это было за "что-то".
  
   * * *
   - Немедленно! - рявкнул капитан Мейджи, и произошло сразу несколько вещей.
   Ожидавшие солдаты поднялись на ноги, держа наготове фитильные ружья, показавшись над высоким фальшбортом, в то время как другие, специально расположенные секции этого фальшборта внезапно опустились, обнажив установленные позади них пушки. Они были всего лишь "соколами", метавшими ядра весом чуть меньше восьми фунтов. В конце концов, "Гардиэн" был всего лишь переоборудованным торговым галеоном. Он не строился в расчете на артиллерию, а каждое из этих орудий все еще весило чуть больше тонны. Было просто непрактично размещать на борту какое-либо более крупное и тяжелое вооружение, и если хотя бы десятая часть рассказов о новых чарисийских орудиях была правдой, его бортовой залп будет намного медленнее. Но у капера было всего по пять орудий на каждом борту, а у "Гардиэн" - восемнадцать.
  
   * * *
   Сердце Рейнейра, казалось, перестало биться, когда доларский "торговый корабль" внезапно обнажил свои клыки. Его рот открылся, но прежде чем он успел отдать первый приказ, казалось, день вокруг него взорвался.
   На борту этого корабля было по меньшей мере сто мушкетеров. Теперь они поднялись из своих укрытий и открыли огонь по катеру "Блейда". На таком расстоянии даже фитильные ружья, скорее всего, не промахивались, и концентрированный огонь превратил катер в разбитую, медленно тонущую развалину, наполненную мертвецами и кровью.
   Едва Рейнейр начал осознавать смерть Нетола, наряду с гибелью всех остальных членов его абордажной группы, как прогремел бортовой залп "доларца". Это были всего лишь доларские пушки, но их было много, и, очевидно, у этих артиллеристов было чертовски хорошее представление о том, с какого конца пушки вылетает ядро. Некоторым из них все равно удалось промахнуться, несмотря на смехотворно малую дальность стрельбы. Однако большинство из них справились с этим лучше, и по палубе "Блейда" разнеслись крики, когда доларский огонь пронзил экипаж Рейнейра.
   Это было достаточно ужасно, но тот же самый залп обрушил фок-мачту "Блейда" лавиной разбитых лонжеронов и парусины. Фок-мачта на самом деле была основной мачтой двухмачтовой шхуны, а запутанные обломки повредили "Блейд".
   - Огонь! - Рейнейр услышал, как кто-то еще кричит его голосом, и четыре из пяти карронад на левом борту шхуны изрыгнули пламя.
  
   * * *
   - Да! - закричал Мейджи, когда мачта чарисийского корабля с грохотом обрушилась вниз. Это было намного лучше, чем он надеялся, и он мог видеть по меньшей мере дюжину человек, уже лежащих на изрешеченной выстрелами палубе шхуны.
   Но затем капер исчез за собственным облаком дыма, и Мейджи пошатнулся, когда мощные, гораздо более тяжелые ядра карронад шхуны обрушились на его собственную корабль.
   "Гардиэн" был спроектирован и построен как торговое судно. Его бревна были легче, а обшивка тоньше, чем требовал бы любой военно-морской строитель. По крайней мере, в одном смысле это сработало в его пользу. Поскольку обшивка корабля была намного тоньше, сокрушительный удар огня "Блейда" вызвал меньше осколков и более мелких, чем это было бы в случае с более тяжелой конструкцией "настоящего военного корабля". С другой стороны, его корпус был набит солдатами и моряками, а его более легкая конструкция означала, что он был гораздо более хрупким, чем был бы военный корабль.
   В ушах Мейджи звенело от криков его собственных раненых. Одно из его орудий получило прямое попадание, и громоздкая древесина его неуклюжего бесколесного лафета разлетелась на куски, в то время как еще больше тяжелых ядер "чарисийца" прочертили огромные кровоточащие борозды в экипаже корабля. Орудия "Гардиэн" превосходили по численности орудия "Блейда" более чем в три раза, и у доларцев было преимущество внезапности. Но орудия "Блейда" выбрасывали гораздо более тяжелые ядра и стреляли гораздо быстрее.
   - Перезарядить! Перезаряжай, будь прокляты твои глаза! - услышал он, как Синклир кричит из дыма откуда-то впереди. Голос первого лейтенанта звучал резко и искаженно на фоне криков. Мушкетеры стреляли по чарисийскому кораблю так быстро, как только могли перезаряжать оружие, но расстояние до шхуны было слишком велико для какой-либо точности.
  
   * * *
   - Бей их, бей ублюдков! - крикнул Рейнейр, даже когда боцман повел группу матросов с топорами и саблями вперед, чтобы убрать обломки.
   Как и большинство каперов, "Блейд" имел гораздо большую команду, чем на самом деле требовалось для работы или сражений с кораблями. В конце концов, призовые команды, которые должны были взять на себя охрану своих трофеев, должны были откуда-то взяться. Но смертельная неожиданность доларцев, должно быть, убила или ранила по меньшей мере тридцать человек Рейнейра. Учитывая Нетола и команду его катера, их число было ближе к шестидесяти, чем к пятидесяти, - свирепо сообщил ему голос где-то глубоко внутри. - Это была по меньшей мере треть всей команды его корабля.
   И все же была причина, по которой он требовал такой безжалостной, непрекращающейся муштры и тренировок во время долгого путешествия с Чариса. Его орудийные расчеты левого борта понесли тяжелые потери, но на смену убитым и раненым пришли расчеты орудий правого борта. Если бы у "Блейда" была свобода маневра, все было бы совсем по-другому. К сожалению, обломки на носу означали, что даже неуклюжий галеон мог сравниться с ней в маневренности.
   Нет, сейчас было только одно, что мог сделать Эколс Рейнейр, и он оскалил зубы, когда прогремел второй залп "Блейда"...
  
   . II.
   Дворец Теллесберг, город Теллесберг, королевство Чарис
  
   - Это удовлетворит ваши потребности, доктор?
   Ражир Маклин отвернулся от окна, чтобы встретиться лицом к лицу с отцом Клифирдом Леймхином, личным секретарем и духовником короля Кэйлеба. На протяжении многих лет Маклин сталкивался со многими священниками, которые казались менее чем... испытывающими энтузиазм по поводу работы королевского колледжа. Отец Клифирд, однако, казался к счастью свободным от каких-либо оговорок. Вероятно, неудивительно, что архиепископ Мейкел лично рекомендовал королю людей на ответственные посты. Теперь Леймхин стоял, внимательно ожидая, пока Маклин обдумает его вопрос.
   Не то чтобы на самом деле нужно было так уж много "обдумывать", - размышлял Маклин, оглядываясь в окно башни. - Башня короля Кэйлеба, построенная прадедом нынешнего монарха, стояла на самой дальней от гавани стороне дворца. Из окна открывался вид на южную треть или около того Теллесберга, а также на лес, фермы и далекие горы за ними. Это было, конечно, намного лучше, чем вид из его старого офиса на набережной, а сама башня предлагала по крайней мере в два раза больше площади. Правда, ему придется подняться еще по нескольким лестницам, чтобы добраться до своего нынешнего наблюдательного пункта, но если бы он захотел подняться еще на один пролет, то достиг бы плоской крыши башни, открытой солнечному свету и ветру. Там уже стояла удобная группа плетеных стульев с мягкими подушками для сидения, ожидающих под навесом от солнца, и воображение Маклина было полностью готово к тому, чтобы представить греховное удовольствие сидеть, откинувшись на спинку одного из этих стульев, с блокнотом на коленях, положив ноги на удобный табурет, с холодным напитком у его локтя - охлажденным льдом, собранным в тех же далеких горах и хранящимся в леднике, погребенном глубоко под дворцом, - и слуг, готовых освежить его при необходимости.
   Похоже, что это часть проблемы, - сардонически подумал он. - Так или иначе, "чистая ученость" не должна быть такой уж веселой!
   На самом деле, как он прекрасно знал, его затянувшиеся сомнения не были вызваны ничем подобным. Они олицетворяли его упрямую верность принципу, согласно которому колледж должен был быть официально (и как можно более явно) независимым от короны. Что было глупо с его стороны, поскольку нынешний король Кэйлеб совершенно ясно дал понять, что собирается изменить эти отношения, если уж на то пошло, за пятидневки, прошедшие с момента гибели в огне первоначального здания колледжа, Маклин понял, что решение короля было правильным. К сожалению, всякий раз, когда он думал об этом, у него проявлялось то, что он мог описать только как муки совести.
   Перестань быть таким придурком и ответь этому человеку, Ражир, - твердо сказал он себе.
   - Думаю, что башня прекрасно подойдет, отец, - сказал он, возвращая свое внимание к секретарю Кэйлеба. - Я мог бы пожелать, чтобы у нас было немного больше места для хранения записей, но, к сожалению, это не то, о чем нам придется беспокоиться, по крайней мере, какое-то время.
   Он улыбнулся, но это была чрезвычайно кислая улыбка, когда он еще раз подумал обо всех бесценных записях и документах, которые были уничтожены. И он пришел к выводу, что капитан Этроуз был прав с самого начала относительно того, как и почему был начат этот пожар... и кем.
   - Если вы уверены, доктор, - сказал Леймхин, - я должен сказать вам, что его величество хотел бы переселить вас, вашу дочь и зятя, а также ваших внуков в старую семейную часть дворца.
   Маклин открыл рот, автоматически отказываясь от предложения, но Леймхин продолжил говорить, прежде чем он успел возразить против размера, роскоши и комфорта предлагаемого жилья.
   - Эта часть дворца практически не использовалась почти двадцать лет, доктор. На самом деле, нам придется немного отремонтировать крышу, прежде чем его величество сочтет ее по-настоящему пригодной для жилья. И, хотя понимаю, что вам и вашей семье может показаться, что вы потеряетесь, как семечки в тыкве, уверяю вас, это ненадолго. Его величество намерен превратить одну из королевских спален в рабочий кабинет для вас, и весьма вероятно, что по крайней мере двое или трое ваших старших коллег также переедут сюда. Если башня короля Кэйлеба будет подходящим домом для официального колледжа, тот факт, что она находится прямо напротив двора принца Эдварда от старой семейной части, несомненно, будет удобен для всех вас.
   Маклин снова закрыл рот. Леймхин сделал небольшое, но безошибочное ударение на своих последних трех словах, что сильно натолкнуло Маклина на мысль, что они исходили либо от самого короля, либо от капитана Этроуза. Во всяком случае, в этом были признаки их презренной хитрости. Он не знал, кем могли быть эти "старшие коллеги", но у него были свои подозрения, и по крайней мере у двоих из них были такие же скрипучие суставы, как и у него самого. Из-за чего ему было значительно труднее отвергнуть аргумент об удобстве, чем если бы ему приходилось беспокоиться только о собственных коленях.
   Кроме того, Тейрис убьет меня, если я откажусь от такого предложения!
   - Очень хорошо, отец Клифирд, - сказал он наконец. - Пожалуйста, сообщите его величеству, что он слишком щедр, но я с благодарностью и радостью принимаю его щедрость.
   - Уверен, что его величество будет рад это услышать, - пробормотал Леймхин с едва заметным торжеством.
   - Теперь, - продолжил он более оживленно, - о той канцелярской помощи. Его величество думал...
  
   * * *
   - О, перестань ворчать, отец! - сказала Тейрис Канклин с ласковой улыбкой, ставя салатницу в центр обеденного стола. - Можно подумать, что король предложил тебе камеру в подземельях!
   - Это просто принцип дела, - храбро возразил Маклин. - Мы должны быть независимыми и критически мыслящими, а не подкупаться и ниспровергаться обещаниями греховной роскоши!
   - Лично я полностью поддерживаю греховную роскошь, - вставил Эйзак Канклин, взяв деревянные щипцы и начав подавать салат.
   Зять Маклина был крепким, коренастым мужчиной среднего роста. У него была густая, быстро растущая борода, кустистые брови, мощные плечи и предплечья, а его темные глаза смотрели из глубоких глазниц. Люди часто думали, что он выглядел так, как будто чувствовал бы себя как дома, работая грузчиком в доках или за плугом где-нибудь на ферме. На самом деле, в этих глубоко посаженных глазах горело живое любопытство, и он был одним из самых умных и начитанных людей из знакомых Маклина. Он и Тейрис также были официальными библиотекарями колледжа, и если кто-то был более опустошен, чем сам Маклин, уничтожением записей колледжа, это должны были быть его дочь и его зять.
   - Я тоже. Я тоже! Я люблю греховную роскошь! - объявила Эйдит Канклин, младшая дочь Тейрис и Эйзака, чуть не подпрыгивая на стуле. Ее брат-близнец, Жоэл, закатил глаза. Он часто делал так, когда энтузиазм тринадцатилетней Эйдит брал верх над ней. Тем не менее, Маклин тоже не услышал его протестов и сам посмотрел на Эйдрин, свою старшую внучку.
   - Должен ли я предположить, что в этом деле ты поддерживаешь своих родителей и несколько крикливую сестру? - спросил он ее.
   - Дедушка, - с улыбкой ответила двадцатилетняя девушка, - если ты действительно хочешь жить и работать в продуваемом сквозняками скрипучем старом многоквартирном доме, с четырьмя лестничными пролетами, по которым нужно подниматься, чтобы добраться до своего офиса, и окнами, в которые любой злобный человек может швырнуть зажженные фонари, тогда тебе дорога прямо вперед. Нам остальным придется ютиться здесь, во дворце.
   - Гедонисты, вы все, - прорычал Маклин.
   - Если ты действительно так думаешь, тогда называй нас без широкой улыбки, отец, - сказала Тейрис. Маклин проигнорировал ее вызов с достоинством, подобающим патриарху его преклонных лет. Тем более он прекрасно знал, что все равно не сможет с этим справиться.
   - Кто-нибудь обсуждал это с дядей Томисом? - спросил Эрейк. В семнадцать лет он был вторым по старшинству внуком Маклина. Он больше пошел в свою мать, чем в отца, будучи высоким, со стройным телосложением, и определенно был самым беспокойным в семье.
   - Большое тебе спасибо, Эрейк, но мой младший брат способен позаботиться о себе, - сказала теперь его мать с улыбкой. - В конце концов, он занимается этим уже много лет. И я совершенно уверена, что, когда он вернется домой, будет за то, чтобы "бросить якорь" здесь, а не в нашей старой спальне для гостей.
   Большинство людей за столом захихикали. Томис Маклин никогда не был женат - по крайней мере, пока; ему было всего тридцать шесть, - напомнил себе Маклин, - в основном из-за его убеждения, что жена и капитанская койка не сочетаются. Однако, будучи капитаном одного из галеонов Эдуирда Хаусмина, Томис отсутствовал в Теллесберге гораздо чаще, чем дома, и Маклин подозревал, что у него было немало возлюбленных, разбросанных по берегам океанов Сэйфхолда. В отличие от своей сестры, Томиса никогда не привлекала жизнь ученого. Он был слишком занят, стремясь к большим... живым целям, и совсем не возражал против того, чтобы наслаждаться в жизни прекрасными вещами.
   - Боюсь, твоя мать права, по крайней мере, в этом, - сказал Маклин своему внуку.
   - Конечно, это так, - весело сказал Эйзак. - Если не считать его своеобразного пристрастия к соленой воде, он один из самых здравомыслящих людей, которых я знаю. Ты действительно думаешь, что твой дядя стал бы задирать нос при виде комнат здесь, во дворце, Эрейк?
   - Не дядя Томис, это точно! - вставила Эйдит с широкой ухмылкой.
   - Вот именно, - сказал Эйзак, передавая наполненную салатом тарелку Маклина ему самому. - И это даже не учитывает все остальные преимущества, - добавил он чуть тише, встретившись взглядом со своим тестем через стол.
   Да, это так, Эйзак, - молча согласился Маклин. - Им будет чертовски трудно разбрасывать здесь зажженные фонари, не так ли?
   - Хорошо, - сказал он. - Хорошо! Я перестану жаловаться, возьмусь за дело и в благородном молчании буду терпеть навязывание всей этой греховной роскоши.
  
   * * *
   - Ваше величество!
   Маклин начал вскакивать на ноги - по крайней мере, настолько близко к этому, насколько это мог сделать человек его возраста с его коленями, - но король Кэйлеб жестом вернул его на стул.
   - О, оставайся на месте, Ражир! - пожурил его юный монарх. - Мы знаем друг друга много лет, ты достаточно взрослый, чтобы быть моим отцом, и это твои владения, а не мои.
   Маклин подумал, что со стороны короля было тактично, если не совсем точно, сказать "отец", а не "дедушка".
   - Ваше величество очень добры, - сказал он, усаживаясь обратно в роскошное мягкое кресло, предоставленное ему Кэйлебом.
   - Мое величество ничего подобного, - едко сказал Кэйлеб, когда Мерлин Этроуз последовал за ним через дверь в кабинет Маклина, неся сложенную гармошкой кожаную папку для документов. - Мое величество - расчетливый, цинично своекорыстный тип величества. Следить за тем, чтобы у тебя и твоих коллег было все необходимое для бесперебойной и эффективной работы - и без беспокойства о вдыхании дыма - полностью в моих собственных интересах.
   - Конечно, это так, ваше величество.
   Маклин улыбнулся, и король улыбнулся в ответ. Но затем выражение его лица стало более серьезным, и брови Маклина поползли вверх, когда капитан Этроуз закрыл за собой дверь кабинета.
   - На самом деле, в том, что я только что сказал, есть довольно много правды, доктор Маклин, - сказал Кэйлеб. - На самом деле, больше, чем, я думаю, ты знаешь.
   - Прошу прощения, ваше величество?
   - Позволь мне начать с этого, - сказал Кэйлеб, устраиваясь на одном из других стульев в большом солнечном офисе. - Полагаю, мне можно с уверенностью предположить, что ты заметил здесь несколько... незначительных особенностей сейджина Мерлина?
   Он сделал паузу, склонив голову набок, и глаза Маклина сузились.
   - На самом деле, ваше величество, - медленно произнес он, - заметил.
   - Ну, так получилось потому, что он довольно своеобразный парень, - сказал Кэйлеб с натянутой улыбкой. - И причина моего необъявленного небольшого визита сегодня днем состоит в том, чтобы рассказать тебе о некоторых его особенностях и о том, почему они - и ты - так важны для того, что происходит не только здесь, в Чарисе, но и для всего Сэйфхолда.
   - Я сам не был полностью осведомлен о странностях сейджина до недавнего времени, - продолжил он. - Только с того дня, когда он и архиепископ Мейкел вошли, чтобы рассказать мне о небольшой истории, о которой большинство людей не знают. Видишь ли, доктор, похоже, что несколько столетий назад...
  
   * * *
   Чуть более трех часов спустя Кэйлеб откинулся на спинку стула и поднял обе руки ладонями вверх.
   - Вот такая это правда, доктор, - тихо сказал он. - Знаю, что ее очень сложно принять. и знаю, что это противоречит всему, чему нас когда-либо учила Церковь, но это правда. Я спросил архиепископа Мейкела, и он сказал мне, что более чем готов подтвердить все, что я тебе рассказал. Если уж на то пошло, Братья были бы очень рады предоставить тебе оригиналы документов в монастыре святого Жерно для твоего собственного изучения.
   - В этом... нет необходимости, ваше величество, - медленно произнес Маклин. Его глаза были огромными, светящимися интенсивным, пылающим любопытством, когда он смотрел не на короля, а на Мерлина. - О, я, конечно, приму это предложение его высокопреосвященства - какой историк мог бы им не воспользоваться?! Но мне не нужно это видеть, чтобы поверить каждому вашему слову, и не только потому, что я никогда не видел, чтобы вы лгали. Не буду притворяться, что я когда-либо даже подозревал то, что вы мне только что рассказали, но это объясняет очень много других вещей, о которых я задавался вопросом в течение своей жизни.
   - Если вы простите, что я так говорю, доктор Маклин, вы из тех людей, которые всегда чему-то удивляются, - заметил Мерлин, подмигнув.
   - Стараюсь, сейджин Мерлин. - Маклин покачал головой. - С другой стороны, глядя на вас и на знания и возможности, которые представляет само ваше существование, очевидно, что я не собираюсь заканчивать задаваться вопросом обо всех вещах, о которых мне следовало бы задуматься, прежде чем у меня закончится время.
   - Ты будешь чувствовать себя комфортно из-за этого, теперь, когда знаешь, доктор? - тихо спросил Кэйлеб.
   - Ученый не должен чувствовать себя слишком комфортно, ваше величество.
   - Это было не совсем то, что я имел в виду, - сухо сказал Кэйлеб.
   - Я знаю это, ваше величество. - Маклин оглянулся на короля с сокрушенным выражением лица. - В то же время, однако, мой ответ не был полностью легкомысленным. Сейджин Мерлин и вся история, которую вы только что изложили для меня, - это то, ради чего живут ученые. Или, во всяком случае, то, ради чего мы должны жить. Я уверен, что открою для себя аспекты этой истории, которые будут вызывать беспокойство, и попытка усвоить все это перед лицом того, чему всегда учила Церковь, неизбежно вызовет странный момент беспокойства. Хотя, по сравнению с коэффициентом очарования...
   Он пожал плечами, и плечи Кэйлеба, казалось, слегка расслабились, как будто какое-то ранее незаметное напряжение только что покинуло его.
   - Я также начинаю понимать, откуда берутся странные маленькие тайники знаний сейджина Мерлина, - продолжил Маклин.
   - Не верю, что я когда-либо на самом деле лгал об этом, доктор.
   - Нет, я тоже не верю, что вы это делали, - усмехнулся Маклин. - На самом деле, я просто прокручивал в памяти ваши вступительные замечания каждый раз, когда вы представляли какую-нибудь новую полезную технику или изобретение. Вы всегда были очень осторожны в том, как их преподнести, не так ли?
   - Я, конечно, старался быть таким, - трезво сказал Мерлин, - и в основном потому, что всегда знал, что должны наступить подобные моменты. Возможно, есть вещи, которые я не смог рассказать вам или другим, но я с самого начала решил, что важно не утаивать эту информацию таким образом, чтобы подорвать доверие к себе, когда я, наконец, смогу поделиться ею.
   - И если ты думаешь, что он искусно танцевал там, где это касается тебя, доктор, ты должен был видеть, как он разговаривал с отцом Пейтиром, - с чувством вставил Кэйлеб.
   - Думаю, мне больше понравилось бы это увидеть. - Маклин покачал головой с еще одним смешком. - Должно быть, это было... забавно.
   - О, вы даже не представляете, доктор, - заверил его Мерлин.
   - Вероятно, нет, - согласился Маклин. Затем он выпрямился в своем кресле, наклонился вперед и сложил руки на столе перед собой. - С другой стороны, ваше величество, я начинаю понимать, что вы сказали, когда впервые вошли. Должен ли я предположить, что у сейджина Мерлина есть какие-то дополнительные знания, которыми он может поделиться с колледжем и через него?
   - Вообще-то, да, - согласился Кэйлеб. - И мы также хотели бы, чтобы ты рассмотрел дополнительные кандидатуры для "внутреннего круга". Очевидно, ты знаешь своих коллег по колледжу лучше, чем любой из нас. Как думаешь, кто из них был бы... достаточно гибким, чтобы принять правду?
   - Я должен подумать об этом, ваше величество, - осторожно сказал Маклин, и Кэйлеб фыркнул.
   - Если бы тебе не нужно было "немного подумать", я бы отправил тебя в больницу, доктор! И помни, окончательное решение зависит не только от тебя или от меня. Тем не менее, определенно было бы чрезвычайно полезно иметь дополнительных членов колледжа, которые могли бы работать над этим с нами.
   - Понимаю, ваше величество, - заверил его Маклин.
   - Хорошо. А теперь, Мерлин, полагаю, у тебя есть что-нибудь для доброго доктора?
   - Действительно, ваше величество, - сказал Мерлин с полупоклоном. Затем он полез в папку, которую принес в офис, и извлек оттуда пачку бумаги. - Это переложено в рукописную форму, доктор, - сказал он. - Я подумал, что так это, вероятно, вызовет меньше вопросов, чем правильно напечатанная копия в твердом переплете с датой публикации до дня Сотворения, если кто-то еще случайно увидит ее. Вот.
   Он протянул пачку через стол, и Маклин принял ее с некоторой опаской. Он открыл ее и вздрогнул от удивления.
   - Это мой почерк! - выпалил он, оглядываясь на Мерлина.
   - Вообще-то, это Сова, - сказал Мерлин с улыбкой. - Он довольно способный фальсификатор, и я сунул ему образец вашего почерка, прежде чем он изготовил это. Я чувствовал, что так будет лучше для всех.
   - Но что это такое? - спросил Маклин.
   - Это, доктор Маклин, то, что было написано давным-давно, на Старой Земле, человеком по имени сэр Исаак Ньютон. Я немного обновил текст - английскому оригиналу было около двух тысяч лет, - но я думаю, вам это покажется интересным.
  
   .III.
   Королевское патентное бюро, город Теллесберг, королевство Чарис
  
   ...а это ваш кабинет, отец.
   Отец Пейтир Уилсин последовал за отцом Брайаном Аширом в большое квадратное помещение и огляделся. Оно было меньше, чем его старый кабинет во дворце архиепископа, но Уилсин всегда считал, что та комната больше и великолепнее, чем ему требовалось. Эта была более чем достаточно большой, с окнами в двух стенах и потолочным люком, пропускающим много света. Кресло за столом тоже выглядело удобным.
   - Надеюсь, это удовлетворительно, отец? - спросил отец Брайан через мгновение.
   - Эм? - встряхнулся Уилсин. - Я имею в виду, конечно, отец Брайан, - сказал он помощнику архиепископа Мейкела. - Этого более чем достаточно.
   - Я рад. У нас также есть полдюжины обученных клерков, из которых вы можете выбрать своих личных помощников. Я отправил их сегодня утром, и они ждут, когда вы проведете собеседование с ними. Не стесняйтесь выбирать любого - или, если уж на то пошло, всех - из них.
   - Архиепископ очень щедр, - сказал Уилсин, и Ашир пожал плечами.
   - Его высокопреосвященство просто хочет, чтобы у вас были необходимые инструменты, отец.
   - Ну, он, конечно, позаботился о том, чтобы я это сделал. - Уилсин пересек кабинет, чтобы осмотреть аккуратно расставленные тома в книжном шкафу от пола до потолка за столом приемной. Он пробежал глазами по напечатанным корешкам, неосознанно кивая в знак одобрения. Здесь были все справочные работы, которые ему могли понадобиться.
   - В таком случае, отец, я уберусь с вашего пути и позволю вам начать обустраиваться, - сказал ему Ашир. - Если вы обнаружите, что мы что-то упустили из виду, пожалуйста, немедленно сообщите нам.
   - Я так и сделаю, - заверил его Уилсин и проводил его до двери его нового кабинета.
   Ашир удалился, а Уилсин медленно обошел вокруг стола и сел за него. Он еще раз оглядел офис, но на самом деле вообще ничего не увидел. Он был слишком занят, спрашивая себя, действительно ли он знает, что делает, чтобы беспокоиться о мебели или офисных помещениях.
   Такого рода сомнения были редкостью для Пейтира Уилсина. С того дня, как он сказал отцу, что готов принять назначение в Чарис, он всегда чувствовал, что находится в "правильном" месте. Не обязательно в удобном месте, но месте, где он должен был быть, чтобы выполнить все, чего Бог желал от него. До тех пор, конечно, пока Чарис не решил бросить вызов не только храмовой четверке, но и всей иерархии Матери-Церкви.
   Молодой священник закрыл глаза, обращаясь к тому тихому месту в глубине своего существа, где он хранил свою веру. Он прикоснулся к нему еще раз, и от него распространилось долгожданное чувство покоя. Его тревоги и переживания волшебным образом не исчезли, но его наполнила уверенность в том, что он сможет справиться с каждой из них по мере их возникновения.
   Конечно, - подумал он, снова открывая глаза, - "смириться" - это не совсем то же самое, что быть уверенным, что ты поступаешь правильно, не так ли, Пейтир?
   Правда, - размышлял он, - заключалась в том, что он был гораздо меньше обеспокоен своим решением признать власть Мейкела Стейнейра - духовную и светскую - в качестве архиепископа Чариса, чем всей этой идеей "патентного бюро".
   Когда ему впервые объяснили эту идею, он был немного озадачен. Регистрировать новые идеи и методы? Предоставить людям, которые их придумали, фактическое право собственности на них и требовать, чтобы другие платили им за их использование? Абсурд! Хуже того, сама концепция попахивала намеренно подогреваемыми инновациями, и это было то, с чем ни один член ордена Шулера, вероятно, не чувствовал бы себя по-настоящему комфортно. Тем не менее, он должен был признать, что не смог найти в Писании или Комментариях ничего, что запрещало бы такую должность. Это вполне могло быть связано с тем, что никому просто не приходило в голову, что кто-то может даже подумать о его создании, но факт оставался фактом: запрета в Писании не было.
   И если эти люди хотят выжить, им нужны инновационные решения проблемы того, как защищаться тому, кого численно превосходят как восемь или девять к одному.
   От этой мрачной мысли по телу пробежал знакомый холодок. Часть его хотела настаивать на том, что это была всего лишь рационализация, способ оправдать нездоровое и духовно опасное увлечение новыми знаниями. И все же всякий раз, когда возникало это искушение, он ловил себя на том, что вспоминает ужасное, неспровоцированное нападение, которое Чарис каким-то образом ухитрился отразить.
   Конечно, Бог не хотел и не ожидал, что Его дети будут стоять беспомощными, в то время как их семьи были бы убиты, а их дома сожжены над их головами! Невинные люди имели полное право искать средства защиты от чьего-либо нападения, и независимо от того, что официально заявляла Церковь, Уилсин знал, что нападение на Чарис было совершенно неоправданным. Не то чтобы он был особенно удивлен исходящими из Зиона и Храма заявлениями об обратном. Опечален и испытывая отвращение, да, но не удивлен. Несмотря на свою глубокую и непоколебимую веру, Пейтир Уилсин никогда не питал никаких иллюзий относительно коррумпированности храмовой четверки и совета викариев в целом.
   Нет, это не совсем так, - резко сказал он себе. - Ты ведь лелеял хоть какие-то иллюзии, не так ли? Например, иллюзию, что даже великий инквизитор не стал бы уничтожать целое королевство только потому, что оно раздражало его.
   Он думал, молился и медитировал после этого решения Клинтана и, наконец, пришел к выводу, что то, что происходило здесь, в Чарисе, было Божьей волей. Какими бы неудобными, какими бы... тревожными ни казались ему убеждения архиепископа Мейкела, у него не было никаких сомнений в том, что архиепископ Чариса стоит гораздо ближе к разуму Бога, чем великий инквизитор. Мейкел Стейнейр мог ошибаться; он не был злым... И это было уже не то, что Уилсин мог сказать о Жэспаре Клинтане и остальных членах храмовой четверки. И, по правде говоря, Уилсин становился все более уверенным в том, что Стейнейр даже не ошибся. Последствия этого и монументальные изменения в собственном понимании Уилсином Священного Писания и заложенной в нем доктрины, были пугающими, но Бог никогда не обещал, что исполнять Его волю будет легко.
   И вот, отец Пейтир Уилсин, интендант Чариса, рукоположенный священник ордена Шулера, оказался здесь, сидя в кабинете в здании, специально предназначенном для того, чтобы побуждать людей думать о новых способах ведения дел.
   Он покачал головой, губы дрогнули в полуулыбке при этой мысли. Затем он встал и подошел к одному из своих новых окон, глядя на послеполуденный город.
   Патентное бюро размещалось в здании, принадлежавшем министерству барона Айронхилла. У хранителя кошелька было гораздо больше дел в Чарисе, чем во многих других королевствах Сэйфхолда, и Айронхилл в прошлом году перевел свой основной штат в значительно большее здание. Это же, наверное, стало слишком мало для нужд Айронхилла, но здесь было множество кабинетов - многие из них не больше умеренно маленького шкафа, - в которых новое патентное бюро (которое также относилось к министерству Айронхилла, по крайней мере на данный момент) могло разместить бесчисленных клерков, которые ему, вероятно, потребуются. Оно также было окружено взрослыми псевдодубами и соснами, которые давали желанную тень.
   А невысокая стена вокруг него днем и ночью патрулировалась вооруженными винтовками морскими пехотинцами.
   Рот Уилсина сжался, когда он увидел, как послеполуденное солнце блестит на штыках морских пехотинцев, дислоцированных у ворот патентного бюро. Их присутствие - наряду с тем, что случилось с первоначальным домом королевского колледжа - стало мрачным напоминанием о том, что не все согласны с его собственной оценкой событий здесь, в Чарисе. Мысль о том, что его нужно было защищать от людей, которые считали себя верными сынами Матери-Церкви, была... тревожной. Но такова была судьба, которую инквизиция уготовила Эрейку Диннису.
   Нет простых ответов, - подумал он. - В Писании говорится, что Бог испытывает тех, кого любит, и я всегда верил, что это правда. Но обычно то, что Он хочет от меня, достаточно просто для быстрого понимания. Возможно, это нелегко сделать, но достаточно просто распознать.
   Он глубоко вздохнул. Пришло время отбросить сомнения в сторону. Он был здесь не для того, чтобы поощрять инновации - видит Бог, уже много чарисийцев энергично этим занимаются! - А для того, чтобы убедиться, что ни один из недавно запатентованных процессов или концепций не нарушает Запретов Джво-дженг. Это он мог сделать без малейших угрызений совести.
   И что ты делаешь, когда видишь, как на твоем столе появляется так много новых процессов и концепций, что Запреты начали разрушаться даже для тебя, Пейтир? - спросил он себя. - Как ты скажешь "Стоп" после того, как ты стал частью того, чтобы говорить людям, что перемены - это хорошо? Его высокопреосвященство прав, "О вере и послушании" действительно говорит, что бывают времена, когда перемены хороши, даже необходимы. Но если это один из тех случаев, чем это закончится... и кем ты будешь, когда доберешься туда?
   Это были вопросы, на которые у него не было ответов... пока. Но были времена, когда любой человек, особенно священник, просто должен был довериться Богу, который приведет его к нужному конечному пункту назначения.
   Пейтир Уилсин расправил плечи, подошел к двери своего нового офиса и посмотрел на портье этого этажа.
   - Отец Брайан сказал мне, что он собрал для меня несколько кандидатов на собеседование в качестве потенциальных клерков, - спокойно сказал он. - Не будете ли вы так любезны попросить первого из них пройти в мой кабинет?
  
   .IV.
   Палата парламента, королевство Чарис
  
   Это был первый раз, когда Мерлин своими глазами увидел внутреннее убранство палаты парламента Чариса. Ну, собственными зрительными рецепторами, - предположил он, - если он хотел быть строго точным.
   Оштукатуренные стены помещения были обшиты на уровне выше головы панелями из экзотического тропического дерева, которым изобиловали более северные леса Чариса. Потолочные вентиляторы, установленные на открытых балках, медленно и устойчиво вращались над головой, отводя тепло вверх и способствуя охлаждению воздуха, а решетчатые стекла огромных мансардных окон были открыты утреннему солнечному свету. Больше солнечного света проникало через окна, установленные в типично толстых, теплоизолирующих стенах чарисийской архитектуры. Несмотря на теплоту раннего дня и количество тел, собранных в одном месте, здесь, в зале, все еще было удивительно прохладно, что многое говорило о мастерстве людей, которые его спроектировали и построили.
   В Чарисе не было разделения между официальными залами палаты лордов и палаты общин. У каждой из них были свои собственные помещения совета, где многое - действительно, большая часть - его дел решалась на заседаниях небольших комитетов, но здесь было рабочее пространство всего парламента, его дом. Мерлин задавался вопросом, как долго это продлится, или это будет перенесено на новый, более крупный парламент, ожидающийся за горизонтом. Это казалось маловероятным, хотя бы потому, что в этом новом и более крупном парламенте было бы слишком много членов, чтобы добиться какой-либо эффективности, не разделяясь внутренне на свои официальные ветви власти. На данный момент, однако, он находил это соглашение странно обнадеживающим. И, хотя ни у одной из палат не было своего отдельного зала, существовала явная разница между сидячими местами по левую и правую стороны их общего зала, если смотреть с места выступающего.
   Места тянулись многоярусной подковой с местом спикера между открытыми концами подковы, а члены палаты общин сидели слева от спикера на удобных скамьях за отдельными столами, хорошо оборудованными чернильницами, бюварами и графинами с водой. Но их столы были не украшены - конечно, искусно обработанные и отполированные, но без резьбы или других украшений. Это были столы и места, предоставленные людям, которые занимали свои парламентские должности на основе выборов, а не наследования.
   Лорды сидели справа от спикера. Их скамьи были обиты не более толстой обивкой, чем у их коллег-простолюдинов, но на передней панели каждого из столов в этой части дома красовался герб мужчины - или, в очень редких случаях, женщины, - сидевших за ним. Некоторые из этих гербов были простой резьбой по дереву; другие были сильно позолочены и раскрашены; а некоторые из них были отлиты из золота или серебра и украшены ограненными драгоценными камнями, которые отражали свет из мансардных окон танцующими отблесками красного, зеленого и синего огня.
   Несмотря на все это, палата на самом деле была не такой впечатляющей, как предполагали эмоции Мерлина, учитывая его осведомленность о том, во что когда-нибудь превратится этот эмбрион. Конечно, палата британского парламента всегда поражала Нимуэ Элбан своей подчеркнутой скромностью из-за того, что ее совершенно справедливо называли "матерью парламентов". Это сооружение в данном мире собиралось претендовать на то же самое название для себя в последующие столетия, если предположить, что Чарису удастся выжить, поэтому он предположил, что было бы уместно, чтобы оно тоже избегало такого рода застенчивого величия, которое архитекторы "архангелов" спроектировали в Храме.
   В любом случае, парламенту на самом деле не нужен был собственный огромный дом в Чарисе. Пока нет. Несмотря на осведомленность последних нескольких монархов об истинной истории Земной Федерации и их целенаправленную политику движения в этом направлении, Чарис все еще был обществом, которое лишь недавно вышло из рамок откровенного феодализма. Право голосовать оставалось чрезвычайно ограниченным, по стандартам страны рождения Нимуэ Элбан, с высокими требованиями как к собственности, так и к грамотности. Оно было намного шире пропорционально своему населению, чем в любом другом сэйфхолдском государстве, включая "республику" Сиддармарк, но все равно оставалось узким представительством. На самом деле палата общин, несмотря на ее номинально гораздо большую базу представительства, была лишь немногим больше палаты лордов.
   Конечно, - кисло подумал Мерлин, глядя через плечо Кэйлеба на собравшийся парламент, когда король, впервые после своей коронации облаченный в полные придворные регалии, царственно направился к кафедре спикера, - есть причина, по которой у лордов так много членов.
   Однако некоторые из людей, сидевших на этих конкретных местах, были не теми людьми, которые сидели на них до битвы при проливе Даркос. Большинство из тех, кто был заменен новыми назначениями и рукоположениями архиепископа Мейкела, подали в отставку в яростном протесте, когда их собратья решили поддержать Кэйлеба и Стейнейра в их стремлении к независимости от совета викариев. Двое из них, однако, были удалены по королевскому ордеру и в настоящее время находятся в достаточно комфортабельных камерах в ожидании суда. Обычно именно это происходило, когда у короны были неопровержимые доказательства того, что эти люди активно замышляли убийство короля.
   Неопровержимые доказательства, к которым я направил Уэйв-Тандера, - с мрачным удовлетворением подумал Мерлин. - Я бы хотел, чтобы этого не существовало - чтобы не было никаких заговоров с целью убийства Кэйлеба, - но с таким же успехом я мог бы пожелать, чтобы солнце не светило. И, по крайней мере, остальная часть Церкви гораздо лучше, чем я боялся, восприняла арест двух своих высокопоставленных прелатов светскими властями по светским обвинениям, которые несут в себе высокую вероятность смертного приговора, если обвинение подтвердится.
   Кэйлеб подошел к кафедре, неся государственный скипетр (который в случае Чариса представлял собой богато украшенную позолотой и драгоценными камнями, но все еще бескомпромиссно эффективную булаву), и Мерлин подавил внутренний смешок. Этот "скипетр", несомненно, вполне пригодился бы для того, чтобы открыть любую дверь, которую кто-то мог бы иметь неосторожность закрыть перед его носителем. Что только подчеркивало тактичность того, что здесь, в Чарисе, не было никакой чепухи о том, кто кому равен. Не требовалось, чтобы монарх официально "запрашивал" допуск в палату общин. Хааралд VII и его ближайшие предки, возможно, и осознавали свою ответственность за подготовку к другому дню в Чарисе, но они были очень осторожны, чтобы на данный момент сохранить истинную власть в руках монархии. Вот почему каждый мужчина и горстка женщин в этом зале встали и поклонились, когда Кэйлеб вставил скипетр в подставку на передней части кафедры.
   - Садитесь, милорды и леди, - пригласил король через мгновение, и ноги и одежда зашуршали, когда парламент повиновался. Он подождал, пока все снова рассядутся, затем повернул голову, оглядывая все эти ожидающие лица со спокойствием, которое, как подозревал Мерлин, он не совсем чувствовал.
   - Мы вызвали вас для того, чтобы поделиться с вами содержанием и последствиями письма, которое мы совсем недавно получили от нашего доверенного слуги графа Грей-Харбора, - сказал он тогда. - Это касается решения ее величества королевы Шарлиэн относительно предложения, которое мы передали ей личной рукой графа Грей-Харбора.
   Он сделал паузу, и каждый человек во всем этом зале сидел очень, очень тихо. Эта тишина была подтверждением того, что секретность была сохранена, - подумал Мерлин. - Все знали, что Грей-Харбор отправился в Чисхолм в качестве специального посланника Кэйлеба, и даже наименее проницательному политическому тупице было очевидно, что первого советника не послали бы лично, если бы Кэйлеб не хотел сказать Шарлиэн что-то важное. Но никто за пределами ближайшего круга советников Кэйлеба не знал, что это было за нечто значительное, и стремление парламента выяснить это было ощутимым.
   - Теперь мы объявляем вам, - четко произнес Кэйлеб, - что королева Шарлиэн приняла наше предложение руки и сердца.
   На один-два удара сердца это, казалось, не воспринималось. Затем это произошло, и волна изумления прокатилась по парламенту, как сильный ветер по траве прерий. Мерлин действительно мог видеть, как это пронеслось по сидящим представителям и пэрам, и, несмотря на присутствие короля, несмотря на торжественность самого парламента, хор изумленных голосов присоединился к этому.
   Даже для усиленного слуха Мерлина было невозможно разобрать какие-либо отдельные замечания в этом спонтанном бедламе, а Кэйлеб даже не пытался. Он просто подождал несколько секунд, позволяя вопросам и восклицаниям аудитории идти своим чередом, прежде чем, наконец, откашлялся и повысил свой собственный голос.
   - Милорды и леди! - резко сказал он. - Прилично ли это прерывание? - Голос короля прорвался сквозь гвалт, который прекратился с поразительной быстротой. Многие лица выглядели смущенными вспышками чувств своих владельцев, но даже в этих случаях преобладающими эмоциями были удивление и напряженные размышления.
   - Благодарю вас, милорды и леди, - сказал Кэйлеб, когда снова воцарилась тишина. Затем он позволил себе легкую улыбку. - Полагаю, мы вряд ли можем винить вас за ваше удивление. Согласие ее величества на наше предложение руки и сердца было нелегким решением. Потребовалось большое мужество и великая мудрость, чтобы не обращать внимания на неизбежную ярость, которую ее решение вызовет у тех коррумпированных личностей, которые в настоящее время контролируют Храм. Не может быть никаких сомнений в том, что своим принятием она безвозвратно связала, - он снова улыбнулся собственному выбору глагола, - судьбу своего королевства с нашей собственной. Она согласилась по собственной воле встать рядом с нами и нашим народом в смертельной борьбе за душу Матери-Церкви и наше собственное выживание. Не заблуждайтесь, это битва, в которую она решила вступить, и с этого момента ни для нее, ни для Чисхолма пути назад не будет, как не может быть и для Чариса. Все это она сознательно и охотно приняла вместе с нашим предложением руки и сердца.
   Тишина и безмолвие были глубокими.
   - Согласно условиям нашего предложения ей, которое мы намерены раскрыть вам сегодня, и которое будет доступно каждому из вас в письменной форме после этого обращения, короны Чариса и Чисхолма будут равны друг другу до конца жизни ее величества и нашей собственной. После нашей смерти эти короны будут объединены в лице наших детей в единую Чарисийскую империю.
   - Тем временем мы и ее величество представим парламентам обоих королевств условия, на которых мы предлагаем создать новый, общий и разделяемый имперский парламент, который будет консультировать и помогать нам в справедливом управлении обоими королевствами в их новых имперских отношениях друг с другом. Флоты и армии наших соответствующих королевств будут объединены в новый имперский флот и имперскую армию, и должности в рамках общих вооруженных сил этого, нашего нового и великого королевства, будут открыты как для чарисийцев, так и для чисхолмцев. Будет создана имперская казна, в которую оба королевства будут вносить взносы, и наши законоучители, совместно с правителями Чисхолма, должны так согласовать законы этих двух королевств, чтобы подданные одного пользовались всеми правами, привилегиями, ответственностью и обязанностями подданных другого.
   - И поскольку всегда будет существовать угроза того, что отношения наших королевств превратятся в неравное партнерство, в котором одно королевство становится - или думает, что стало - слугой другого, а не равным ему, Теллесберг и Черейт должны стать равноправными столицами. В течение четырех месяцев каждого года - то есть в течение полугода, учитывая время в пути между Чарисом и Чисхолмом - ее величество и я будем проживать в Теллесберге и управлять обоими королевствами из этого города, и в течение четырех месяцев каждого года она и я будем проживать в Черейте и управлять обоими королевствами из этого города. Без сомнения, это будет трудная адаптация для обоих городов, но это произойдет, милорды и леди.
   Кэйлеб сделал паузу, вглядываясь в ошеломленную тишину, и в этот момент его лицо выглядело гораздо менее молодым. Его глаза были такими же жесткими, как и лицо, и когда он заговорил снова, его голос звучал резко, четко, с гранитной решимостью и железной целеустремленностью.
   - Поймите нас правильно, милорды и леди, - сказал он своему парламенту. - Это не будет союзом неравноправных. Мы не предлагали брак королеве Шарлиэн как нечто меньшее, чем полное слияние наших королевств. Как наша королева, она разделит нашу власть в Чарисе, как мы разделим ее власть в Чисхолме. Она будет нашим регентом, если нас отзовет война. У нее будут все наши полномочия действовать здесь, в Чарисе, так, как она, по своему собственному здравому смыслу, по совету нашего королевского совета, этого парламента и его имперского преемника, сочтет нужным, и ее решения и действия не должны быть заранее одобрены нами.
   - Мы приводим вам не подставное лицо, милорды и леди. Это королева, во всей силе и свершениях своего собственного правления, в своем собственном королевстве. Та, кто, как и мы, и как наш отец до нас, противостояла могущественным врагам и выдержала суровое испытание и требования трона, на который она была призвана в еще более раннем возрасте, чем мы, с мудростью, мужеством и решимостью. Ее будут приветствовать, уважать и повиноваться так, как если бы она была чарисийкой по рождению.
   Звук падающей булавки был бы оглушительным, - подумал Мерлин, наблюдая, как слова молодого короля доходят до них.
   - Мы уверены, что даже небольшое размышление прояснит для всех вас военное преимущество, которое это дает нам. То влияние, которое готовность королевы Шарлиэн поддержать нас в нашем осуждении коррупции совета викариев должна оказать на мышление других королевств и других правителей, также не потребует от нас никаких объяснений, никаких приукрашиваний. Преимущества, которые это даст для операций против наших общих врагов в Корисанде, должны быть столь же очевидны, как и то, каким образом будут усилены и расширены сила и мощь нашего торгового флота.
   - Все это правда. Тем не менее, мы хотели бы, чтобы вы знали, что, по нашему мнению, самым большим преимуществом из всего, что этот брак принесет нам, нашему королевству и всему Сэйфхолду в ближайшие дни, будет мужество, мудрость и интеллект нашей королевы... и ваш. Никогда не сомневайтесь в этом, милорды и леди. И будьте уверены, что если кто-то из вас будет сомневаться, эти сомнения быстро исчезнут перед лицом опыта.
   Он снова сделал паузу, вглядываясь в молчаливые ряды представителей, знати и священников.
   - Для всех нас настали великие и ужасные дни, милорды и леди, - тихо сказал он затем. - Время проверить и испытать характер души любого мужчины или женщины. Времена, когда каждый из нас - король, епископ, дворянин или простолюдин - должен отстаивать то, что мы считаем священным, те дела, за которые мы отдадим свои жизни, если Бог потребует того от нас. В наших руках находится будущее Матери-Церкви, Сэйфхолда, жизни, душ и свободы каждого мужчины, женщины и ребенка в огромном Божьем творении. Если мы дрогнем, если мы потерпим неудачу, тогда коррупция, которая уже охватила совет викариев, уже запятнала Мать-Церковь голодом и светскими амбициями Тьмы, победит всех.
   - Мы, Кэйлеб Армак, король Чариса, умрем, но не согласимся увидеть, как это произойдет. Мы бы не привели к вам ни одну королеву, чья решимость и мужество, как мы боялись, могли оказаться недостойными этого момента, этого времени, в этом месте, и мы уверены в воле королевы Шарлиэн. Как Чарис противостоит Тьме, так и Чисхолм будет противостоять ей. Как и королева Шарлиэн. И, как Бог наш свидетель, мы не прекратим, не остановимся и не успокоимся, пока те, кто развязал войну, грабеж и разрушение в мирных королевствах из-за огромных и коррумпированных личных амбиций, прикрытых авторитетом Матери-Церкви, не будут навсегда изгнаны из этого мира. Этой цели мы посвящаем нашу жизнь, наше судьбу и нашу священную честь.
  
   .V.
   Особняк графа Тирска, город Горэт, королевство Долар
  
   - Итак, насколько хорошо это сработало? - спросил своего гостя Ливис Гардинир, граф Тирск.
   - Это зависит от обстоятельств, - ответил этот гость.
   Адмиралу Поэлу Халинду выпала незавидная задача командовать кораблями, предназначенными для защиты торговли королевства Долар в проливе Хэнки и подходах к заливу Горэт. Когда-то это было простой, даже скучной задачей. В эти дни это стало совсем не так.
   - Зависит от чего, Поэл? - спросил Тирск так терпеливо, как только мог.
   - Зависит от того, сколько ваших "кораблей-ловушек" нам придется обменять на чарисийских пиратов, - кисло сказал Халинд.
   - Это было так плохо, да?
   - Достаточно плохо, - согласился Халинд. Затем он встряхнулся и глубоко вдохнул. - На самом деле, думаю, что Мейджи в конце концов победил бы его, если бы не появилась еще одна из этих проклятых шхун. А против двоих таких...
   Адмирал пожал плечами, выражение его лица было мрачным, и Тирск кивнул. На самом деле он не был очень удивлен результатом, особенно учитывая тот факт, что чарисийцы были достаточно умны, чтобы оставаться сосредоточенными там, где они могли поддерживать друг друга.
   Не совсем то, чего ты ожидал от "пиратов", не так ли, Поэл? - кисло подумал он, а затем почти сразу же отругал себя. Халинд, возможно, не до конца понял то, что Тирск рассказал ему о новых чарисийских орудиях или смертоносной дисциплине их капитанов и экипажей, но, по крайней мере, он потрудился выслушать. И не только для того, чтобы выслушать. Он действительно воплотил в жизнь некоторые предложения и рекомендации Тирска.
   И он, черт возьми, заслужил, чтобы все получилось лучше, - сказал себе граф
   - Судя по всему, - продолжил Халинд, - Мейджи, вероятно, удалось убить или ранить по меньшей мере две трети экипажа первого корабля. И он, очевидно, выбил дерьмо из его корпуса. - Адмирал обнажил зубы в ухмылке, которая больше походила на оскал. - Во всяком случае, это единственная причина, которую я могу придумать для капера, чтобы сжечь свой собственный корабль.
   Тирск снова кивнул, на этот раз с чуть большим энтузиазмом. Если чарисийцы действительно сожгли один из своих кораблей так далеко от дома, то оценка Халиндом ущерба, который сумел нанести "корабль-ловушка" Тирска, должна была быть достаточно точной. И хотя в округе редко встречалось достаточное количество офицеров такого калибра, как этот Мейджи из людей Халинда, - особенно после сражений при Рок-Пойнт и Крэг-Рич, - с горечью подумал он, - размен один к одному, вероятно, был самым лучшим, на что мог разумно надеяться Долар.
   Он подумал о том, чтобы указать Халинду, что чарисийские каперы были далеки от случайных харчонгских или треллхеймских пиратских отбросов, с которыми обычно приходилось иметь дело другому адмиралу. По сути, каперы, которые опустошили торговлю Долара и Таро у восточного побережья Ховарда и которые теперь добирались до западного побережья материка, были вспомогательными крейсерами королевского чарисийского флота.
   Тирск был совершенно уверен, что король Кэйлеб и адмирал Лок-Айленд изобретательно проклинали отвлечение обученных моряков от их флота к каперам, но их это не могло удивить. В конце концов, каперство оплачивалось лучше... По крайней мере, до тех пор, пока существовали вражеские торговые суда, на которые можно было охотиться. Однако, несмотря на отток обученных людей в экипажи частных судовладельцев, Тирск почему-то сомневался, что они смогли бы заполучить в свои руки какое-либо из новых чарисийских артиллерийских орудий, по меньшей мере, без молчаливого согласия королевского флота. Что, учитывая успешный послужной список каперов на сегодняшний день, должно было стать одним из лучших вложений Кэйлеба. И, в конце концов, многие из этих отвлеченных моряков, вероятно, снова окажутся на военно-морской службе. Каперство могло хорошо окупаться, пока оно продолжалось, но Тирск не был особенно оптимистичен в отношении того, как долго чарисийцы смогут находить торговые суда, на которые можно было бы напасть.
   Полагаю, это один из способов отправить каперов домой, - с горечью подумал он, глядя из окна особняка на прекрасную синюю гладь залива Горэт. - Как только они полностью уничтожат наш торговый флот, у них не будет никаких причин оставаться здесь, не так ли?
   - Мне неприятно это говорить, - сказал он вслух, не отворачиваясь от вида, когда облекал свои мысли в слова, - но обменять один из наших галеонов на один из их каперов, вероятно, самое лучшее, что может быть.
   - Ну, этого недостаточно, - проворчал Халинд. - И не только потому, что Торэст обвиняет меня в этом!
   - Я знаю, Поэл, - ответил Тирск. - Знаю.
   И он действительно знал. На самом деле, Халинд был одним из относительно немногих старших офицеров королевского доларского флота, которые были больше озабочены поиском наилучшего способа справиться с радикально новыми угрозами, с которыми столкнулся флот, чем прикрытием собственных драгоценных задниц.
   Ну, по крайней мере, одним из относительно немногих старших офицеров, которые все еще служат, - поправил себя граф.
   - Они должны снова вернуть тебя на флот, Ливис, - сказал Халинд, как будто он читал мысли Тирска. Граф признал, что не нужно быть гением, чтобы понять, о чем он думает. - Конечно, они должны понимать, что не могут позволить себе оставить тебя сидеть на берегу, как запасной якорь!
   - Не ставь на это, - кисло сказал он и повернулся лицом к своему гостю. - Учитывая то, как Торэст и король обвиняют меня в том, что произошло у рифа Армагеддон, полагаю, мне повезло, что они ограничились тем, что просто выбросили меня на берег.
   Халинд выглядел так, как будто предпочел бы поспорить. К сожалению, король Ранилд был больше заинтересован в том, чтобы найти и наказать козла отпущения, чем в том, чтобы извлечь выгоду из опыта своего лучшего морского командира в борьбе с чарисийским флотом. И дополнительным несчастьем Тирска было то, что герцог Торэст, самый близкий в Доларе человек к министру флота - и к тому же старший командующий этим флотом - был женат на сестре герцога Мэйликея, несравненно некомпетентного (и, к счастью, покойного) "гранд-адмирала", который отправил на корм кракенам большую часть доларского флота, несмотря на все усилия Тирска спасти его от собственной катастрофической неуклюжести. Торэст вряд ли признал бы вину Мэйликея, особенно если бы эту вину можно было переложить на кого-то другого. В сложившихся обстоятельствах Тирск действительно всерьез рассматривал приглашение барона Уайт-Форда перебраться на Таро в качестве заместителя командующего таротийским флотом.
   Если бы не его семья, он, вероятно, так бы и сделал, - признался он себе сейчас. - Его жена умерла много лет назад, но у всех трех его дочерей были собственные мужья и дети [в восьмой части мужья и дети есть только у двух старших дочерей, младшая - незамужняя послушница ордена Паскуале]. Мало того, что он скучал бы по ним чуть ли не больше, чем по самой жизни, но он был далек от уверенности, что король не наказал бы их за "неудачу" их отца и деда, если бы сам Тирск оказался вне его досягаемости.
   - Они не могут оставить тебя здесь надолго остывать, - возразил Халинд. - Ты лучший и самый опытный командующий флотом, который у нас есть!
   - И я также кость, которую они готовы бросить викарию Аллейну и "рыцарям земель Храма", если до этого дойдет, - отметил Тирск более спокойно, чем он на самом деле чувствовал.
   - Конечно, до этого не дойдет.
   Тирск чувствовал бы себя лучше, если бы Халинд смог придать своему тону немного больше уверенности.
   - Надеюсь, что нет. - Граф снова повернулся к окну, сцепив руки за спиной, словно желая, чтобы его жизнь была такой же спокойной, как эти далекие воды, видимые отсюда. - Хотя я не совсем уверен в этом.
   - Знаешь, - немного неуверенно сказал Халинд, - наверное, было бы лучше, если бы ты, ну...
   - Держал рот на замке? Перестал наступать им на мозоли? - Рот Тирска сардонически скривился. - К сожалению, Поэл, у меня есть свои обязанности, и не только перед королем.
   - Я знаю это. Это одна из причин, по которой я здесь следую твоим советам, пытаюсь найти идеи в твоем мозгу. Но правда в том, что каждый раз, когда ты открываешь рот, ты только злишь короля. А что касается Торэста..!
   Халинд закатил глаза и покачал головой, а Тирск кисло рассмеялся.
   - Я не могу придумать ничего - по крайней мере, кроме предсмертного хрипа, - что Торэст хотел бы услышать от меня, - сказал он.
   На самом деле, - добавил он про себя, - если бы не Ферн, думаю, Торэст предпочел бы отдать меня под трибунал и повесить перед парламентом в назидание всем этим другим "трусливым бездельникам" - вроде тех, кто, очевидно, помог мне предать его шурина из-за нашей собственной некомпетентности и трусости - он прямо уверен, что они где-то там.
   По крайней мере, Сэмил Какрейн, герцог Ферн и первый советник Долара, казалось, понимал, что Тирск и горстка других выживших (и опозоренных) старших офицеров разбитого флота герцога Мэйликея были ценным ресурсом. Во всяком случае, он, казалось, пытался защитить их. И без столь высокопоставленного защитника Тирск, вероятно, уже испытал бы на себе все последствия "крайнего неудовольствия" короля. Конечно, всегда было возможно, что истинная причина, по которой Ферн сохранял Тирска, заключалась в том, чтобы поберечь его на случай более насущной нужды. Если бы храмовая четверка в конечном итоге потребовала принести кого-то в жертву за провал блестящего плана военно-морской кампании викария Аллейна, было бы трудно придумать лучшее, чем старший выживший в результате фиаско адмирал.
   - Боюсь, ты прав в том, что касается Торэста, - с несчастным видом признал Халинд.
   - Конечно, - фыркнул Тирск. - Если это не только моя вина, тогда, в конце концов, это должен быть его шурин.
   - Это, безусловно, часть проблемы, - согласился Халинд. - Но то, как ты продолжаешь настаивать на том, что касается программы нового строительства, ничуть не помогает.
   - Нет? - Тирск мгновение смотрел на него, затем пожал плечами. - Возможно, ты прав, но это не меняет того факта, что программа "нового строительства" также не сильно поможет против Чариса. Нам не нужен еще один галерный флот, Поэл. На самом деле, это последнее, что нам нужно!
   Халинд начал что-то говорить, потом передумал, и Тирск снова фыркнул.
   По-видимому, никто особенно не интересовался его собственными отчетами о том, что произошло у рифа Армагеддон. В более светлые моменты он пытался напомнить себе, что люди, читающие эти отчеты, должны были задаться вопросом, говорит ли он правду или просто пытается прикрыть свою задницу. В конце концов, его собственная неудача выглядела бы гораздо более простительной, если бы он столкнулся с какой-то смертоносной новой конструкцией военного корабля, а не просто с вражеским командиром, который оказался более компетентным, чем он. Но правда имела неприятную привычку кусать людей, которые отказывались противостоять ей, и Тирск был мрачно уверен, что его флот снова будет укушен.
   - Это просто глупо, Поэл. Галеры? - Он покачал головой. - Ты только что рассказывал мне, что одна из их шхун сделала с галеоном, вооруженным самым эффективным бортовым залпом, который мы могли ему дать. Неужели никто не может понять, что галеры только что полностью отжили свое?
   - По крайней мере, новые конструкции будут более мореходными. - Халинд говорил удивительно похоже на человека, пытающегося отыскать луч надежды, - подумал Тирск.
   - Согласен с этим, - сказал он через мгновение, - и, честно говоря, это не повод для чихания.
   Его глаза стали мрачными и жесткими, когда он вспомнил бесконечное путешествие своего собственного флота к его последней катастрофической встрече с королевским чарисийским флотом. Галеры доларского флота были спроектированы для прибрежных вод, а не для плавания по голубой океанской воде, которое потребовалось от них. Они были короче, чем большинство более тяжелых чарисийских галер, и их осадка была намного меньше, даже для их размера. В результате их водоизмещение было чуть больше половины или трети того, что у чарисийской галеры. Это, конечно, сделало их намного быстрее и маневреннее на веслах... при условии, что их днища были достаточно чистыми. Но это также делало их гораздо менее устойчивыми под парусами (то есть они могли нести меньший груз) и гораздо более уязвимыми даже к средним условиям в открытом море. Это означало, что, кроме как под веслами (то есть где-либо за пределами прибрежных вод), они были на самом деле медленнее и менее маневренны. Галеры чарисийцев на самом деле вообще не были предназначены для движения под веслами, разве что в штиль или для маневрирования после вступления в бой. Они были спроектированы в первую очередь как парусные суда, а весла обеспечивали вспомогательную мощность - для придания им дополнительной скорости под парусом, для ускорения, для более быстрого перехода на новый галс. В спокойных условиях они были в серьезном невыгодном положении при маневрировании; в типичных условиях океана преимущество полностью перешло на их сторону.
   Флагман герцога Мэйликея, "Кинг Ранилд", был самым большим кораблем во всем доларском флоте. Он был почти такой же длины, как таротийский флагман барона Уайт-Форда, и стоял намного выше над водой... И все же его водоизмещение, огромное для доларского флота, составляло немногим более половины водоизмещения флагмана Уайт-Форда. Но даже корабль Уайт-Форда был легче и с меньшей осадкой, чем большинство галер королевского чарисийского флота, а у чарисийских галеонов осадка была еще больше. Что не только сделало их еще более мореходными, но и создало идеальные платформы для новой артиллерии в стиле Чариса. Скорость и маневренность под веслами, подобно высоким дворянским замкам на суше, оказались бесполезными в бою против гораздо более тяжелых бортов галеонов и большей мореходности. Если уж на то пошло, Тирск был уверен, что по меньшей мере дюжина, а возможно, и больше, кораблей, потерянных Мэйликеем, затонули главным образом потому, что они просто не справились с пересечением океана. Так что, если бы новые конструкции были хотя бы немного более мореходными, тем лучше.
   К сожалению, это означает только то, что они продержатся на плаву достаточно долго, чтобы чарисийцы превратили их всех в плавник.
   - Чихать не стоит, - повторил он, - но и этого недостаточно. Помни, мы не единственный флот, который разбил Кэйлеб.
   - Нет, это не так. Но, насколько я знаю, у нас до сих пор нет никаких достоверных сообщений о том, что случилось с Блэк-Уотером и графом Мандиром.
   Тирск хмыкнул. К сожалению, это было достаточно правдиво. - Ты прав, - сказал он. - И я полагаю, что это говорит о решительности "храмовой четверки", во всяком случае, то, что они уже разработали свою новую строительную программу... даже если это неправильная программа. Однако очень жаль, что они не подождали, чтобы сначала ознакомиться с отчетами.
   Существование церковной семафорной системы позволило храмовой четверке отдавать приказы различным королевствам и империям со скоростью, с которой не могло сравниться ни одно чисто светское государство. Это было преимущество, которое хорошо служило Церкви (и храмовой четверке) на протяжении многих лет, как неплохо знал Тирск. В данном случае, однако, эта скорость на самом деле работала против них. Они запустили то, что должно было стать крупнейшей отдельной кораблестроительной программой в мировой истории... и они строили неправильные корабли. Одному Богу известно, сколько денег и, что еще более важно, времени и квалифицированной рабочей силы они уже потратили впустую, покупая корабли, которые были хуже, чем бесполезны в новых условиях морской войны. Факт заключался в том, что Церковь, вероятно, могла позволить себе финансовые последствия, но если "рыцари земель Храма" будут упорствовать в игнорировании собственных отчетов Тирска, они получат несчетное количество чужих моряков и морских пехотинцев, убитых королевским чарисийским флотом.
   И я не могу убедить ни одного из них даже прочитать мои проклятые отчеты, - в отчаянии подумал граф. - Быть "заведомо правым" в конце концов будет чертовски слабым утешением.
   - Что ж, Поэл, - сказал он наконец, - все, что мы можем сделать, это стараться изо всех сил. Я знаю, это кажется маловероятным, но если я буду продолжать кричать достаточно громко, достаточно долго, возможно, кто-то действительно в конечном итоге услышит меня. Уверен, что с момента Сотворения мира где-то должно было произойти нечто более невероятное.
   Халинд послушно хихикнул над слабой шуткой Тирска, но самому графу было совсем не до смеха.
   Бывают времена, - подумал он, - когда очень, очень трудно продолжать верить, что Бог на нашей стороне.
   Конечно, это была мысль, которую он не осмеливался высказать даже Халинду. На самом деле, это было то, что он предпочел бы не высказывать даже самому себе.
  
   .VI.
   Теллесбергская гавань и Теллесбергский дворец, город Теллесберг, королевство Чарис
  
   Ни одно орудие не прогремело в салюте, когда небольшой невооруженный галеон прошел через просвет в волнорезе Теллесберга... но, по крайней мере, ни одна из батарей не открыла по нему огонь.
   Что, по мнению Трависа Олсина, было гораздо лучше, чем могло бы быть.
   Граф Пайн-Холлоу стоял у поручней корабля, глядя на город Теллесберг, в то время как чайки и виверны кричали и свистели над головой. Как и в большинстве гаваней, вода вблизи доков была далеко не девственной, хотя строгие предписания архангела Паскуале в отношении таких вещей, как канализация и мусор, не давали ситуации стать слишком плохой. На самом деле, гавань пахла лучше, чем залив Эрейстор, - размышлял Пайн-Холлоу, - несмотря на то, что Теллесберг был значительно больше города Эрейстор.
   Фактически, это был самый большой город - не считая самого Зиона, - который когда-либо видел Пайн-Холлоу, и его крыши простирались от невероятно оживленной набережной, чья активность резко контрастировала с блокадной тишиной Эрейстора, к горам, синеющим на юге и юго-востоке под шапками вечного снега. Район складов был обширным, с прямыми улицами, которые, очевидно, были спланированы для проезда тяжелых грузовых фургонов и тягловых драконов. Жилье, сгрудившееся вокруг доков, по большей части выглядело скромно. Он не видел домов размером с одну семью, но многоэтажные и многоквартирные жилые дома выглядели ухоженными. Большинство из них, казалось, были построены из кирпича, и с того места, где он стоял в данный момент, по крайней мере, не было никаких признаков трущоб. Это тоже впечатляло, хотя он был совершенно уверен, что даже в Теллесберге при хорошо известном просвещенном правлении Армаков должно быть по меньшей мере несколько таких.
   За доками, которые простирались так далеко вверх по реке Теллес, насколько он мог видеть, на невысоких холмах возвышался город, где жили более состоятельные люди. По мере удаления от портового района появлялись дома на одну семью. Некоторые из них были чрезвычайно внушительными - очевидно, городские дома знати или богатых купцов и владельцев мануфактур (или здесь, в Чарисе, скорее всего, и то, и другое сразу), - но другие были значительно скромнее. Честно говоря, Пайн-Холлоу находил существование этих скромных домов гораздо более впечатляющим, чем особняки. Почти в любом другом королевстве Сэйфхолда было бы неслыханно, чтобы кто-то, кроме богатых и могущественных, владел собственным домом в таком большом и богатом городе, как Теллесберг.
   Королевский дворец был хорошо виден, когда его галеон двигался к причалу, где ему было приказано пришвартоваться. Дворец был расположен далеко от реки, омывающей подножие его западной наклонной стены, хотя и не так далеко, чтобы кто-то, выглядывающий из одного из его башенных окон, не имел отличного вида на залив Теллесберг, и Пайн-Холлоу смотрел на большое знамя, развевающееся с вершины самой высокой из этих башен. Отсюда он не мог разглядеть, что на нем изображено, но ему и не нужно было видеть золотого кракена на черном поле или венчавшую его королевскую корону. Тот факт, что он слетел с вершины именно этой башни, сообщил всему миру, что король Кэйлеб находится в резиденции, и Пайн-Холлоу почувствовал, как при этой мысли напряглись мышцы его живота.
   Не будь глупее, чем ты должен быть, Травис, - строго сказал он себе. - Встреча с Кэйлебом лицом к лицу - это единственная причина, по которой ты здесь, идиот. Желать, чтобы он был где-то еще - где угодно еще - чертовски нелепо, если смотреть на это в таком свете.
   Почему-то эта мысль, казалось, не заставила его желудок почувствовать себя лучше. Глубокоротая виверна пролетела мимо него, всего в двадцати футах от корабля, и ее опущенная челюсть ударилась о воду белым шквалом. Виверна замедлилась под действием торможения своей волочащейся челюсти, затем снова поднялась, сильно взмахивая всеми четырьмя крыльями, когда она поднялась обратно в воздух с гибким челюстным мешком, набитым рыбной добычей. Пессимистичного человека, - решил Пайн-Холлоу, - можно было бы простить за то, что он увидел в этом тревожное предзнаменование вероятной судьбы Эмерэлда, и он оглянулся на три галеры королевского чарисийского флота, настороженно наблюдавшие, как его невооруженный галеон прокладывает себе путь к докам. Он не мог винить их за то, что они внимательно наблюдали за ним, хотя от него ускользало, что именно мог сделать один галеон, на борту которого не было даже мушкета с фитильным замком, против гарнизона и населения города размером с Теллесберг. Он решил относиться к их присутствию как к знаку уважения, и если он будет очень усердно притворяться, что действительно верит в это, он, возможно, сможет убедить в этой вере особенно доверчивого трехлетнего ребенка.
   Его рот дернулся в рефлекторной улыбке, и он фыркнул от этой мысли. Что, как он обнаружил, действительно оказало, по крайней мере, некоторое смягчающее действие на мышцы его живота. Несомненно, это было временно, но он решил извлечь из этого максимум пользы, пока это продолжалось.
  
   * * *
   Король Кэйлеб II восседал на своем троне, а его "гостя" сопровождала в тронный зал пара необычайно бдительных королевских стражников. Каблуки сапог стражников громко и твердо стучали по полированному полу огромного зала из голубого, похожего на лазурит, чарисийского мрамора, но легкие туфли графа Пайн-Холлоу почти не издавали звука.
   Кэйлеб раньше не встречался с Пайн-Холлоу. Тот, кого он увидел, был типичным эмерэлдцем, физически неотличимым от любого чарисийца, но одетым в тунику с подкладкой на плечах явно не чарисийского покроя. Подкладка делала его плечи шире, но правда заключалась в том, что граф был достаточно широкоплеч от природы, чтобы не нуждаться в искусственной помощи. Пайн-Холлоу носил на шее тяжелую золотую цепь, знак его статуса первого советника Эмерэлда. Его глаза были такими же карими, как у Кэйлеба, и, несмотря на его высокое положение, волосы все еще были темными. На самом деле он выглядел значительно моложе, чем ожидал Кэйлеб. Пайн-Холлоу был более чем на пятнадцать лет старше самого Кэйлеба, но выглядел не старше отца Пейтира Уилсина. Ну, может быть, немного старше, но далеко не настолько седым, чтобы быть первым советником правящего князя.
   Который может быть, а может и не быть "правящим князем" намного дольше, - мрачно напомнил себе Кэйлеб.
   Пайн-Холлоу приблизился к трону и без подсказки остановился на нужном расстоянии. Ему удалось выглядеть удивительно спокойным, когда он отвесил глубокий, почтительный поклон. Однако, как бы он ни выглядел, Кэйлеб знал, что он не может быть таким невозмутимым, каким ему удавалось казаться, и король поставил галочку на положительной стороне мысленного списка, который он составлял о своем посетителе.
   Кэйлеб не спешил приступать к делу по нескольким причинам. Одна из них заключалась в том, что, заставив Пайн-Холлоу ждать, он, скорее всего, направит любой последующий разговор в желательное ему русло. Вторая и менее благородная причина заключалась в том, что Кэйлеб получал неоспоримое удовольствие, подчеркивая относительный баланс сил между Чарисом и князем, который пытался убить самого Кэйлеба. И третья была связана с другим посетителем, чье прибытие Кэйлеб ожидал в ближайшие несколько дней.
   Сам тронный зал представлял собой просторное помещение с высоким потолком. Потолочные вентиляторы, приводимые в действие небольшим водяным колесом в подвале дворца, плавно вращались, поддерживая движение тропического воздуха, а толстые, отводящие тепло стены были пронизаны глубоко посаженными окнами, выходившими во внутренний двор, который покойная мать Кэйлеба озеленяла несколько лет. Весь дворец представлял собой промежуточную стадию в королевской архитектуре. Его территория была окружена толстыми, хорошо спроектированными каменными стенами, дополненными через равные промежутки башнями-бастионами, но эти стены строились до появления артиллерии, и территория внутри них была спроектирована и благоустроена как место для жизни, а не как интерьер мрачной серой крепости. Однажды Мерлин сказал ему, что эти тяжелые стены - на самом деле, очень скоро - уйдут в прошлое. Против артиллерии, которая скоро появится, старомодные стены, подобные той, что окружает дворец Теллесберг, станут не более чем помехой для любого серьезного нападающего.
   Кэйлеб заставил свои мысли вернуться с боковой тропинки, по которой они тащились, и положил локти на подлокотники своего трона, сложив пальцы на груди, как он много раз видел на примере своего отца в том же тронном зале. Отца, в смерти которого, по крайней мере частично, виноват человек, стоящий перед ним, и князь, которому этот человек служил.
   - Что ж, - наконец произнес король в тишине тронного зала, - я не ожидал увидеть вас здесь, милорд. Или, по крайней мере, не в качестве посланника.
   Это утверждение имело лишь мимолетное отношение к истине, учитывая, что "видения" Мерлина предупредили Кэйлеба более трех пятидневок назад, что ожидается прибытие Пайн-Холлоу. На самом деле, Кэйлеб знал инструкции Нармана Пайн-Холлоу так же хорошо, как сам эмерэлдский граф знал их, хотя у него и не было намерения позволить Пайн-Холлоу догадаться об этом.
   В конце концов, вряд ли стоит давать инквизиции реальные основания полагать, что я занимаюсь черной магией и другими запрещенными искусствами, - сухо подумал он. - Ведь если бы я это сделал, Мать-Церковь могла бы решить, что я ей больше не нравлюсь.
   Пайн Холлоу, как он заметил, слегка поморщился при его последних семи словах. Это было хорошо.
   - Теперь, когда вы здесь, - продолжил Кэйлеб после короткой многозначительной паузы, призванной подчеркнуть именно эти слова, - полагаю, мы должны услышать, что вы хотите сказать.
   - Ваше величество, - голос Пайн-Холлоу был похвально ровным в данных обстоятельствах, - я уверен, что вы должны, по крайней мере, подозревать причину этого довольно драматичного, необъявленного визита.
   - Учитывая тот факт, что вы прибыли на официальном корабле, не думаю, что вы здесь для того, чтобы передать Чарису личные заверения князя Нармана, - сухо сказал Кэйлеб.
   - Да, это не так, ваше величество. - Пайн-Холлоу очень спокойно встретил взгляд Кэйлеба, и юный монарх почувствовал прилив уважения, увидев твердость в этих глазах. Они были, по-своему, упреком его собственному легкомыслию.
   - Я тоже в это не верю, - признал Кэйлеб более серьезным тоном. - На самом деле, учитывая нынешний военный баланс между этим королевством и княжеством вашего хозяина - и его союзниками, конечно, - я действительно могу думать только об одной вещи, которая могла привести вас сюда. И это, милорд, для того, чтобы обсудить, какие условия, по мнению князя Нармана, он мог бы получить.
   - В общем смысле, это, безусловно, верно, ваше величество. - Пайн-Холлоу склонил голову в коротком поклоне в знак признательности.
   - В таком случае я мог бы указать, что у него не так уж много возможностей для сделки, - сказал Кэйлеб. - Я действительно не хочу проявить неуважение - корабли вашего флота сражались в проливе Даркос с мужеством и решимостью, - но сейчас Эмерэлд беззащитен перед нами. Мы захватили ваши морские укрепления там, где и как мы выбрали. Ваши основные порты находятся под строгой блокадой, и, как я полагаю, мы продемонстрировали способность высадить рейдовые группы, чтобы сжечь любой из небольших портов, где коммодор Жэзтро, возможно, пытается разместить своих каперов. И мы можем высадить армию в любое время, когда захотим, в любом месте, которое выберем.
   Глаза Пайн-Холлоу вспыхнули удивлением, когда Кэйлеб упомянул фамилию Жэзтро. Очевидно, глубина знаний Кэйлеба о событиях внутри Эмерэлда стала для него не слишком приятным откровением.
   О, если бы вы только знали, милорд, - сардонически подумал Кэйлеб.
   - Все это может быть правдой, ваше величество, - сказал эмерэлдский граф через мгновение. Затем он покачал головой. - Нет, - сказал он, - давайте будем честны. Это правда. Но также верно и то, что какой бы неизбежной в конце концов ни была ваша победа над моим князем, ее достижение может оказаться дорогостоящим. Не только с точки зрения потерянных жизней и сокровищ, но и с точки зрения потерянного времени. Несмотря на ваши нынешние преимущества, которые мой князь полностью признает, как он поручил мне передать вам, у вас очень много врагов и ни одного друга. По крайней мере, никаких открытых друзей. Князь Нарман не сомневается, что вы продолжаете и даже ускоряете наращивание своей военной мощи. В то же время, однако, он хорошо осведомлен - как и вы, должно быть, - что ваши различные враги вовлечены в точно такой же процесс. Если вы найдете, что вынуждены тратить драгоценное время на завоевание Эмерэлда силой оружия, вы можете обнаружить, что время, которое вы потеряли, позволит вашим более грозным врагам подготовиться к следующему, неизбежному этапу вашего конфликта.
   - Допуская на данный момент точность вашего анализа, милорд, - сказал Кэйлеб с неприятной улыбкой, - последствия все равно будут... менее приятными для Дома Бейц, чем для Чариса.
   - Уверяю вас, мой князь хорошо осведомлен об этом, ваше величество.
   - Я тоже думал, что он может быть осведомлен. - Кэйлеб откинулся назад, скрестив ноги, и склонил голову набок, созерцая Пайн-Холлоу.
   - С другой стороны, я должен признать, что заинтригован, - сказал он. - Кем бы еще ни был князь Нарман, я не верю, что он глух, слеп или глуп. Я также не верю, что существует большая вероятность того, что он не знает о том, кто стоял за его приказами о походе, как бы ни решили притвориться "рыцари земель Храма". Следовательно, я должен предположить, что он так же хорошо, как и мы здесь, в Чарисе, осведомлен о том, кто наш истинный враг. Что заставляет меня задаться вопросом, почему он может быть готов навлечь гнев великого инквизитора и храмовой четверки на свою голову, осмелившись даже послать к нам официального посланника.
   Он задумчиво оглядел Пайн-Холлоу, и эмерэлдец пожал плечами. - Ваше величество, я мог бы сказать, что, когда человеку приходится выбирать между тем, чтобы иметь дело с кракеном в своей ванне, и роковым китом за волнорезом в гавани, он склонен сначала сосредоточиться на кракене. Это, на самом деле, мысль, которая повлияла на мышление моего князя в это конкретное время. Но это не единственное соображение, побудившее его послать меня к вам. Я несу с собой корреспонденцию непосредственно от него, в которой излагается на ваше рассмотрение его собственный анализ ситуации. Думаю, вы нашли бы это интересным чтением.
   - Уверен, что нашел бы. - Кэйлеб тонко улыбнулся. - Могу ли я также предположить, что эта его переписка затрагивает условия, которые он мог бы надеяться получить?
   - Так и есть, ваше величество. - Пайн-Холлоу снова поклонился, затем выпрямился. - Более того, он сообщает вам, что я назначен его официальным полномочным представителем. В пределах, установленных моими обязательными инструкциями от него, я уполномочен вести переговоры с вами от его имени и принимать любое соглашение, которого мы могли бы достичь в рамках этих ограничений.
   - Соглашение, которого мы могли бы достичь, - тихо повторил Кэйлеб. Затем он выпрямился на своем троне, опустив руки, твердо положив предплечья на подлокотники и наклонившись вперед.
   - Поймите меня правильно, милорд Пайн-Холлоу, - тихо сказал он. - Я понимаю, что ваш князь был вынужден вопреки своему собственному желанию участвовать в недавнем нападении на мое королевство. Но я также понимаю, что его причины считать это нападение... неразумным не имели ничего общего с какой-либо глубоко укоренившейся любовью к королевству Чарис. Я не верю - и никогда не верил - что он получил бы какую-либо радость или удовольствие от массовых убийств, разрушений и поджогов, которые храмовая четверка предложила обрушить на мой народ, но я также не верю, что он был бы встревожен разрушением и разделением этого королевства. Короче говоря, милорд, каковы бы ни были причины его вражды, князь Нарман в прошлом неоднократно объявлял себя врагом Чариса. Теперь, когда он прочно застрял в ловушке, он также может обнаружить, что желает какого-то... примирения с моим королевством и моим Домом. Ну, я не буду с самого начала говорить, что любое такое приспособление невозможно. Но я скажу вот что. Любое соглашение, которого мы можем достичь, будет достигнуто на моих условиях, а не на его. И вы можете быть уверены, что любые условия, которые я буду готов рассмотреть, не позволят ему когда-либо снова представлять угрозу моему народу, моему королевству и моей семье. Вы это понимаете?
   - Конечно, ваше величество, - ответил Пайн Холлоу таким же тихим голосом. - Если бы я сидел на этом троне, а вы стояли здесь, передо мной, мое положение было бы точно таким же, как у вас. Уверяю вас, мой князь понимает это так же хорошо, как и я.
   - В таком случае, в конце концов, в вашей миссии может быть какой-то смысл, милорд, - сказал Кэйлеб, снова откидываясь на спинку трона. - В любом случае, я готов выслушать все, что может сказать князь Нарман. Если я найду его предложения менее чем полностью приемлемыми, всегда будет время вернуться к решению на поле битвы. И, если быть совсем честным, ваша точка зрения - и его - о ценности времени в нынешней ситуации Чариса имеет определенную обоснованность.
   Пайн-Холлоу молча наклонил голову, и Кэйлеб улыбнулся.
   - Но это соображение относится к будущему, милорд. У меня есть другие неотложные дела, которыми я должен заняться сегодня, и я намерен очень внимательно прочитать переписку вашего князя, тщательно ее переварить, прежде чем мы с вами поговорим о ее содержании. А пока я распорядился приготовить для вас комфортабельные апартаменты в башне королевы Мариты. Надеюсь, вы найдете их соответствующими вашим потребностям, и вы, конечно, можете нанять любого из ваших собственных слуг, которых сочтете необходимыми для удовлетворения ваших потребностей.
   - Благодарю вас, ваше величество.
   - Несмотря на все, что уже произошло, милорд, нет никаких причин, по которым мы не можем относиться к этим вещам цивилизованно. - Улыбка Кэйлеба стала немного теплее и искреннее. - И что бы еще ни было правдой, вы пришли сюда, полагаясь на гостеприимство и защиту моего Дома. В сложившихся обстоятельствах мне надлежит продемонстрировать, что доверие не было неуместным, не так ли?
   - Поскольку вы решили говорить так откровенно, ваше величество, - ответил Пайн-Холлоу с тем, что могло быть тенью ответной улыбки, - признаю, что эта мысль - и эта надежда - не раз приходили мне в голову с тех пор, как мой галеон вошел в воды Чариса.
   - Что ж, будьте уверены, что мы окажем всю вежливость, подобающую любому посланнику, несмотря на любые... необычные аспекты причины вашего путешествия сюда, в Теллесберг.
   - Благодарю вас, ваше величество.
   - По крайней мере, в этом вам всегда рады, - сказал Кэйлеб, затем махнул рукой человеку, стоящему справа от его трона в черно-золотой форме королевской чарисийской стражи. - Капитан Этроуз проводит вас в ваши покои, милорд, и проследит, чтобы стража башни была проинформирована о вашем статусе и готовности удовлетворить любые ваши разумные потребности.
  
   .VII.
   Храм, город Зион, земли Храма
  
   - Очень хорошо, Аллейн, - в голосе Замсина Тринейра прозвучало гораздо больше раздражения, чем он обычно позволял, когда Робейр Дючейрн усаживался за стол совета, - теперь мы все здесь. А теперь не мог бы ты рассказать нам, что все это значит?
   Аллейн Мегвейр, возможно, и не был интеллектуально равным Тринейру, но ему не составило труда распознать резкость в тоне канцлера, и его губы на мгновение сжались. Затем он повернул голову и посмотрел прямо на Тринейра.
   - Я только что получил дополнительные депеши о ситуации в заливе Долар, Замсин. - Он позволил нотке нарочитого терпения окрасить свой собственный тон. - Я подумал, что тебе может быть интересно, что пишет в них герцог Ферн. Уверяю, они представляют... интерес для чтения. Но, конечно, если у тебя слишком мало времени...
   Дючейрн отметил, что нужно было бы внимательно присмотреться, чтобы заметить слегка зарумянившиеся щеки Тринейра. Однако даже это было проявлением гораздо большего гнева, чем он когда-либо позволил бы себе испытывать из-за такой детской провокации при обычных обстоятельствах. С другой стороны, эти обстоятельства были какими угодно, только не нормальными, не так ли?
   - Конечно, у нас есть время выслушать любую информацию, которая кажется уместной и важной, Аллейн, - услышал казначей Церкви свой собственный голос. Оба других викария посмотрели на него, и он едва заметно улыбнулся. - Уверен, что ты не попросил бы о встрече всех нас четверых, если бы не думал, что полученные депеши относятся к обоим этим вещам, - продолжил он. - С другой стороны, у всех нас достаточно неотложных дел в наше время, чтобы сделать нас всех немного более... раздражительными, чем, вероятно, предпочел бы Бог.
   Мейгвейр пристально смотрел на него еще секунду или две, затем кивнул, и мгновенный гнев Тринейра, казалось, прошел.
   - Спасибо, Робейр, - сказал канцлер. - Как всегда, ты высказываешь очень вескую мысль. Аллейн, - Тринейр перевел взгляд обратно на Мейгвейра, - прошу прощения, если я высказался слишком резко. Робейр прав. У всех нас слишком много дел, требующих нашего немедленного внимания, но это не оправдывает отсутствие вежливости с моей стороны.
   - Не беспокойся об этом, - криво усмехнулся Мейгвейр. - Честно говоря, за последние пару месяцев я сам откусил несколько голов. Трудно быть терпеливым, когда сразу так много вещей идут не так.
   - Тогда наша работа как Божьих управителей - убедиться, что они снова пойдут правильным путем, - сказал Жэспар Клинтан. Как обычно, великий инквизитор, казалось, не был особенно озабочен тем, чтобы лить масло на волнующиеся воды. - С чем, я полагаю, как-то связана твоя просьба о встрече?
   - Можно и так сказать. - Мейгвейр откинулся на спинку своего удобного кресла. - Или ты мог бы сказать, что это связано с выявлением чего-то еще, что пошло не так.
   - Тогда расскажи нам об этом, - сказал Дючейрн, прежде чем Клинтан успел снова открыть рот.
   - Я, конечно, приготовил копии для всех вас, - сказал Мейгвейр, указывая на пачки заметок, лежащие на бюварах других викариев. - Они прибыли с посыльной виверной, а не через семафор, так что там значительно больше деталей. И именно детали волнуют меня больше всего. Особенно в сочетании с тем, что мы слышим из других источников.
   - В принципе, ситуация еще хуже, чем мы первоначально думали. Сейчас чарисийские "каперы" орудуют на обоих побережьях Ховарда, а также на восточном побережье Хэйвена, вплоть до прохода Сторм. Их, должно быть, сотни, и кажется, что у каждого из них есть артиллерия нового образца. Так что, хотя технически они могут называть себя каперами, на самом деле они являются крейсерами чарисийского флота. И, не говоря уже о том, что они сеют хаос.
   Дючейрн слегка нахмурился. За последние месяцы он нашел огромное утешение в своей обновленной личной вере, которая придала ему определенную безмятежность перед лицом всех бедствий, которые Бог, казалось, позволял обрушивать на Его Церковь. Некоторые другие викарии - те, кто не требовал (или гораздо более многочисленные викарии, которые хотели бы, чтобы у них хватило смелости требовать) роспуска храмовой четверки, - казалось, уходили в своего рода изолированный кокон, где они могли притворяться, что их мир не находится в состоянии насильственных потрясений. Однако новое прочтение Дючейрном Писания фактически вернуло ему гораздо более глубокое осознание своей ответственности за то, чтобы встретить эти жестокие потрясения лицом к лицу. И из всей храмовой четверки он, как финансовый директор Церкви, несомненно, был лучше всех осведомлен о последствиях массированного нападения, которое Чарис предпринял на коммерческий трафик своих врагов.
   В конечном счете, - полагал он, - можно было бы утверждать, что Чарис ведет опасную игру, подавая пример такого энергичного каперства. В конце концов, экономика самого Чариса полностью зависела от собственного судоходства. Мало того, что это было главной потенциальной слабостью, но и сама ценность чарисийской торговли сулила огромные прибыли любому, кто сумел бы совершить на нее успешный набег, и было маловероятно, что враги королевства навсегда останутся слепыми к этим незначительным фактам. С другой стороны, очень немногие из материковых королевств имели что-либо подобное запасу обученных моряков, который был у Чариса, и это означало, что просто набрать достаточное количество каперов будет сложно, особенно с учетом конкуренции со стороны нового военно-морского флота Церкви, опирающегося на тот же ограниченный пул моряков.
   Кроме того, - подумал он немного мрачно, - подозреваю, что есть очень веская причина, по которой Кэйлеб с таким энтузиазмом поощрял строительство стольких этих проклятых каперских шхун дальнего действия и даже "позволял" им покупать новые пушки. Как только запасы жертв иссякнут, все эти корпуса будут доступны для его флота, чтобы использовать их в качестве крейсеров для борьбы с каперами, не так ли? Их владельцы будут рады избавиться от них за бесценок, как только они "выследят" торговый трафик всех остальных. Они могут быть быстрыми, но типичный капер ни за что не сравнится грузоподъемностью с подходящим галеоном, что бы он ни делал, поэтому владельцы будут испытывать большое давление, чтобы избавиться от них. Держу пари, они согласятся на десятую часть от их первоначальной цены, и военно-морской флот - самый логичный клиент. Это означает, что Кэйлебу даже не придется оплачивать стоимость их артиллерии из своего кармана, не говоря уже о целых корпусах, чтобы обеспечить себя десятками - может быть, даже сотнями - легких военно-морских крейсеров. Вот и решение, как заставить войну окупиться!
   Эта мысль скривила его губы в намеке на кислую улыбку горького восхищения. Однако по гневному фырканью Клинтана было очевидно, что на него по-прежнему не произвела впечатления важность - или уместность - доклада Мейгвейра.
   - Нападение на несколько торговых судов может раздражать, но вряд ли оно представляет какую-либо реальную опасность, - пренебрежительно сказал он, как будто решив проиллюстрировать именно это. - И что бы ни указывали твои депеши, даже еретики не смогли бы так быстро применить свое проклятое новое оружие на "сотнях" каперов. Без сомнения, люди паникуют и дико преувеличивают. - Мейгвейр начал открывать рот, но Дючейрн поднял руку в вежливом жесте и повернулся к великому инквизитору.
   - Во-первых, Жэспар, - сказал он, - никто не говорит, что у всех каперов есть новое оружие. Большинство чарисийских торговых галеонов всегда несли по крайней мере несколько пушек, хотя бы для того, чтобы отпугнуть пиратов, и чтобы заставить торговое судно лечь в дрейф и сдаться, не требуется большая огневая мощь. Так что артиллерия "старого образца" - это, вероятно, все, что нужно подавляющему большинству из них, и не то чтобы в наши дни им было особенно трудно достать оружие старого образца. Видит Бог, в Чарисе после пролива Даркос его найдется предостаточно!
   Клинтан сердито посмотрел на него, но Дючейрн спокойно встретил его взгляд, пока, наконец, великий инквизитор не кивнул сварливо и раздраженно.
   - Во-вторых, - продолжил он затем, - если бы это было всего лишь несколько торговых судов, вы могли бы быть правы относительно того, насколько важны потери. Но это не "несколько", и Аллейн совершенно прав, беспокоясь о потенциальных последствиях.
   Лицо Клинтана напряглось, но Дючейрн оказался внутренним миротворцем "храмовой четверки", и мускулистый инквизитор заставил себя кивнуть во второй раз, как бы ему этого ни хотелось.
   - Ты что-то говорил, Аллейн? - пригласил Дючейрн.
   - Я говорил, что согласно отчету Ферна, торговый флот Долара понес чрезвычайно тяжелые потери. Очевидно, эти проклятые "каперы" действуют практически по своему усмотрению, несмотря на то, что они находятся в тысячах миль от любого чарисийского порта. Похоже, они плавают повсюду в заливе, включая пролив Хэнки и, по-видимому, залив Швей. Убытки настолько велики, что страховые тарифы взлетели до небес. И даже имея страховку, многие владельцы вообще отказываются разрешать своим судам выходить в море. Судя по тому, что сказал герцог, морская торговля королевства фактически остановилась.
   - И что? - На этот раз голос Клинтана был, по крайней мере, умеренно вежливым, отметил Дючейрн, и инквизитор пожал тяжелыми плечами. - При всем моем уважении, Аллейн, и полностью признавая, что последствия для Долара могут быть значительными, я не вижу, что в этой ситуации является непосредственной угрозой. Мы всегда знали, что как только эти проклятые еретики начнут совершать набеги, наступят серьезные последствия для всех остальных торговых флотов.
   - Дело в том, Жэспар, - сказал Дючейрн, - что ущерб гораздо серьезнее, чем мы первоначально предполагали. Несмотря на то, что я только что сказал, Аллейн совершенно прав в том, что многие из этих "каперов" кажутся специально построенными судами, вооруженными лучшей чарисийской артиллерией. Артиллерией, которую, напоминаю тебе, до сих пор не удалось дублировать для наших собственных судов. Я генеральный казначей Матери Церкви. Я знаю, насколько дорогостоящей является наша программа перевооружения, а это значит, что я также, по крайней мере, представляю, какие инвестиции должны делать чарисийцы, чтобы производить артиллерию в том количестве, которое требуется их собственному флоту. Тем не менее, несмотря на очевидную потребность своего флота во все большем количестве орудий, Кэйлеб разрешает каперам доступ к ним. Это указывает на то, насколько высокий приоритет он и его советники должны уделять операциям этих частных лиц. И, опять же, выступая в качестве генерального казначея Матери-Церкви, я, возможно, лучше понимаю некоторые из... косвенных последствий, чем вы.
   - Так просвети нас, - пригласил Клинтан с полурыком.
   - Аллейн, вероятно, в лучшем положении, чем я, чтобы оценить последствия для наших строительных программ, - сказал Дючейрн, - но я уже знаю, что атаки чарисийцев были чем-то большим, чем незначительное раздражение, когда дело касалось их. Многие предметы, необходимые для строительства наших новых галер, обычно перевозятся морем, Жэспар. Рангоут, мачты, бревна, артиллерия, якоря - все, что тяжелое, массивное или просто большое и не может быть изготовлено в непосредственной близости от самих верфей, должно быть переправлено, и попытка перевозить подобные грузы по суше, даже если доступен сухопутный маршрут, - это кошмар. Если они не могут быть отправлены морским путем, затраты вырастут до небес, а сроки строительства станут намного длиннее.
   - Но есть и другое, более прямое следствие. Если чарисийцам удастся эффективно уничтожить торговые флоты своих врагов - и создать ситуацию, в которой выжившие торговые суда будут прятаться в порту, а не осмеливаться выйти в море, это приведет к тому же эффекту, что и их захват или потопление, - экономике этих королевств будет нанесен серьезный ущерб. Даже наша казна в конечном счете ограничена с точки зрения субсидий и займов, которые мы можем предоставить, чтобы компенсировать такого рода ущерб. И по мере того, как их экономика страдает, десятина, причитающаяся казне, также будет сокращаться, что в конечном итоге приведет к серьезным последствиям для нашего собственного финансового положения.
   - В то же время, бойня, которую устраивают чарисийцы, - это не то, что могли бы не заметить государства, которые не находятся с ними в состоянии активной войны. У всех нас были свои опасения по поводу конечной надежности Сиддармарка. Что ж, если они увидят, что враги чарисийцев терпят такие разрушения, это сделает их еще менее склонными добавлять себя в список этих врагов... и в список целей каперов. Кроме того, я весьма сомневаюсь, что кто-то вроде Грейгора Стонара будет точно убит горем, наблюдая, как рушится торговля конкурирующих правителей. В конце концов, по мере того, как их торговый флот сокращается, его флот может расширяться, чтобы заполнить некоторую пустоту.
   Даже Клинтан теперь внимательно слушал, а Замсин Тринейр откинулся на спинку своего стула. Были времена, когда он находил очевидное возрождение личного благочестия Дючейрна более чем утомительным. Новообретенная готовность казначея "уповать на Бога" и перемежать обсуждения политики и планирования цитатами из Писания и Комментариев могла принести ему спокойствие, но это мало что давало для всех раскаленных углей, которыми Тринейру приходилось жонглировать каждый день. С другой стороны, его способность убедить даже все более воинственного великого инквизитора остановиться и действительно выслушать была впечатляющей. Настолько впечатляющей, что сам Тринейр даже подумывал о том, чтобы провести некоторое время с Писанием.
   - Но даже влияние на мышление его потенциальных врагов вторично по отношению к тому, чего на самом деле добивается Кэйлеб, - продолжил Дючейрн. - Он систематически уничтожает возможности торговли других государств. По сути, он делает именно то, в чем мы обвиняли его отца - намеренно стремится обеспечить полный контроль над всем мировым торговым судоходством. И причина, по которой он это делает, Жэспар, заключается в том, что, если все остальные торговые суда будут уничтожены, единственные оставшиеся будут летать под флагом Чариса. Это означает, что потребность материковых королевств в судоходстве для перевозки грузов, необходимых для их собственной экономики, заставит их использовать чарисийские корпуса. И, по сути, это означает, что они будут субсидировать военные расходы Кэйлеба. Он заставит королевства Хэйвена и Ховарда буквально заплатить за его войну против Матери-Церкви.
   - Тогда останови их от этого, - прорычал Клинтан.
   - Это гораздо легче сказать, чем сделать, - возразил Дючейрн. - Торговые дома нуждаются в этих поставках просто для того, чтобы выжить, и я не вижу ничего, что мы могли бы сделать, чтобы предотвратить последствия для нашего собственного денежного потока. Это то, что я все время пытался объяснить. Все здание гораздо более хрупкое, чем может показаться снаружи, и императивы экономического выживания будут столь же очевидны для королей и князей, как и для отдельных банкиров. Эти императивы приведут даже благочестивых людей в объятия чарисийцев, если это единственный способ для них выжить.
   - И это не единственное беспокойство, - вставил Мейгвейр. Он явно был готов позволить Дючейрну взять на себя основную тяжесть объяснения, но теперь он наклонился вперед, и на его лице отразилась смесь беспокойства и гнева. - Это не просто вопрос нанесения вреда их врагам и укрепления их собственной экономики. Есть еще и развращающий эффект.
   - Развращающий эффект? - Клинтан резко выпрямился в своем кресле, когда Мейгвейр наконец полностью завладел его вниманием. - Какого рода "развращающий эффект"? - требовательно спросил он.
   - Эти "каперы" зарабатывают огромные деньги, - сказал Мейгвейр. - Кем бы они ни были, они все равно остаются чарисийцами, когда дело доходит до поиска способов выжать из любой ситуации все возможное. И они распространяли некоторые из этих марок повсюду. У меня есть подтвержденные сообщения о том, что им удается избавиться от своих трофеев в портах материковой части. Это означает, что им не нужно сажать на борт призовые команды и плыть на них до самого Чариса. Им нужно только снабдить их экипажами на достаточное время, чтобы добраться до одного из открытых для них портов, после чего их призовые экипажи могут немедленно вернуться к ним. А это значит, что они могут захватить гораздо больше кораблей, прежде чем нехватка персонала вынудит их вернуться домой и набрать новые экипажи. Что еще хуже, в некотором смысле это также означает, что они строят уютные отношения с властями в этих портах. Они не могли продавать там захваченные корабли или распоряжаться грузами из своих трофеев без ведома и согласия этих властей.
   Подбородок Клинтана потемнел, а в его глазах вспыхнул гнев.
   - Аллейн прав, - сказал Дючейрн. - Эти каперы явно являются частью скоординированной чарисийской стратегии. Общие расходы Кэйлеба из собственного кармана - это артиллерия, которую он позволяет им покупать, и даже это стоит только времени его военно-морскому флоту, поскольку я совершенно уверен, что литейные заводы, отливающие эти пушки, в процессе показывают кругленькую прибыль без каких-либо фактических субсидий от короны. И как только у них закончатся чужие корабли для атаки, все они будут доступны для принятия на военно-морскую службу в качестве легких кораблей сопровождения конвоев и крейсеров. Это не только вредит его врагам и помогает его собственной экономике, но и высвобождает его флот, чтобы сконцентрироваться на Эмерэлде и Корисанде, заставляя наших союзников сосредоточить всю свою ограниченную сохранившуюся военно-морскую мощь на усилиях по защите торговли, которая у них осталась. И одновременно, как только что отметил Аллейн, давая чиновникам таких мест, как Харчонг, сильные личные стимулы к активному сотрудничеству с ним и указывая тем правителям, которые еще не входят в его список активных врагов, что он может сделать то же самое с ними, если потребуется.
   - Тогда, очевидно, нам нужна контрстратегия, не так ли? - сказал Тринейр.
   - Да, я бы сказал, что это было разумное замечание, - согласился Дючейрн с легкой иронией.
   - Это просто, - прорычал Клинтан. Остальные трое посмотрели на него, и он фыркнул.
   - Робейр, ты только что указал на то, как уничтожение торговых флотов наших союзников повредит им. Это не моя область знаний, а твоя, и я полностью готов принять твой анализ. Но если для них важна доставка, то для еретиков в Чарисе это еще важнее. За весь их проклятый флот и за всех их проклятых каперов нужно как-то платить, и эти вымогатели платят за них деньгами, которые они высасывают из экономики материков. Отрежьте этот доход, и вы лишите их возможности финансировать свое противодействие Божьей воле.
   - Это достаточно верно, - признал Дючейрн, наблюдая за Клинтаном прищуренными глазами.
   - Ну, для этого нам не нужен никакой "каперский" флот, - резко сказал великий инквизитор. - Все, что нам нужно сделать, это приказать закрыть все материковые порты для чарисийских перевозок. Нам не нужно топить или сжигать их корабли, чтобы сделать их бесполезными для Кэйлеба и его товарищей-отступников.
   Тринейр нахмурился, выражение его лица было задумчивым. Мейгвейр, казалось, разрывался между согласием с Клинтаном и скептицизмом по поводу кажущейся простоты его радикального предложения. Дючейрн, с другой стороны, покачал головой.
   - Это будет не так просто, Жэспар, - сказал он почти нежно. - В этом замешано слишком много людей и слишком много средств к существованию. Даже лучшие из мужчин, столкнувшись с необходимостью обеспечивать свои семьи, будут испытывать сильное искушение продолжать тайно общаться с Чарисом, если придется выбирать между этим и финансовым крахом. И не заблуждайтесь на этот счет, для очень многих людей, вовлеченных в любое успешное исключение чарисийских судов из наших портов, последствием будет разорение.
   - Если это так, то так оно и должно быть. - Ни в голосе, ни в выражении лица Клинтана не было никакой гибкости. - Это борьба за главенство Самого Бога в Его собственном мире, Робейр. Учитывая это, финансовые невзгоды кучки торговцев и лавочников - незначительная цена, которую нужно заплатить, если это ослабит руку нечистой силы Шан-вей.
   - Может быть, - ответил Дючейрн. - Но так это или нет, на самом деле не имеет значения, Жэспар. Вопрос в том, сможем ли мы вообще убедить или заставить этих ваших "торговцев и лавочников" сделать это. И, если быть до конца честными, даже если мы преуспеем в этом, последствия для наших собственных потребностей, если мы намерены перенести войну на Чарис, вполне могут быть значительными.
   - Когда на улицах Теллесберга вырастет трава, потому что им некому будет покупать их товары или фрахтовать их корабли, нам не нужно будет платить за какие-либо "требования", чтобы свергнуть Кэйлеба и его вечно проклятых советников, - парировал Клинтан. - То, что будет неудобством для нас - возможно, даже серьезным - будет фатальным для Чариса. Как ты думаешь, как долго Кэйлеб продержится, когда его поклоняющиеся деньгам чарисийцы поймут, что все их королевство обанкротится, а вместе с ним и они сами? - Он издал голодный смешок. - И как только они набросятся друг на друга, как сброд, которым они и являются, сколько военной мощи потребуется, чтобы смести осколки?
   - В этом он прав, Робейр, - тихо сказал Тринейр, и Дючейрну пришлось кивнуть.
   - Да, верно. Предполагая, что мы могли бы проводить в жизнь такую политику.
   - Все, что нам нужно сделать, это отдать приказ, - холодно сказал Клинтан.
   - Не в этот раз, Жэспар, - не согласился Дючейрн, противостоя гневу великого инквизитора из-за безмятежности своей собственной вновь обретенной веры. - Рыцари земель Храма не имеют полномочий просто отдавать подобные приказы и видеть, как им беспрекословно подчиняются. Не тогда, когда искушение - даже необходимость - ослушаться их будет таким сильным.
   - Шан-вей с "рыцарями земель Храма"! - прорычал Клинтан. - В любом случае, нам пора перестать танцевать в тени.
   Выражение лица Дючейрна застыло. Гнев великого инквизитора продолжал перерастать в ярость, и совершенно неожиданное неповиновение, проявленное Диннисом, даже перед лицом своей мучительной смерти, разожгло всегда вспыльчивый характер Клинтана до белого каления. Хуже того, в некотором смысле заключительное заявление Динниса, хотя оно и было прервано, поставило под сомнение мотивы "храмовой четверки". Никто - по крайней мере, никто за пределами совета викариев - не был готов сказать об этом открыто, но тот факт, что собственный архиепископ Чариса был готов обвинить не Чарис, а Церковь, в самом начале невыразимых мучений и смерти, нанес совершенно неожиданный удар по власти храмовой четверки. Действительно, как бы Дючейрну ни было неприятно это признавать, это нанесло удар по авторитету самой Матери-Церкви.
   И это также подорвало стратегию Замсина по проведению различия между Церковью и рыцарями земель Храма, - подумал он. - Диннис не обвинял рыцарей в нападении на Чарис; он обвинил нас, нас четверых и даже саму Мать-Церковь. И если кто-то поверил ему, когда он заявил о невиновности Чариса до того, как мы напали на него, это также подорвало аргумент о том, что все это результат какого-то давнего еретического заговора чарисийцев, который наконец-то просто вышел на чистую воду.
   - У меня есть полномочия отдать приказ об этом на основании непререкаемых полномочий инквизиции по борьбе с ересью и вероотступничеством, где бы они ни возникали, - продолжил Клинтан.
   И с каких это пор какой-либо великий инквизитор обладает такой властью? - задумался Дючейрн. Внутри Церкви - да. И власть призвать светских лордов поддержать Мать-Церковь против ереси в их собственных землях. Но чтобы произвольно приказать им закрыть свои порты для другой страны? Чтобы диктовать условия, на которых их подданным разрешается зарабатывать на жизнь, необходимую для того, чтобы прокормить собственных детей? Ни один инквизитор никогда не претендовал на такую власть! С другой стороны, когда какой-либо другой великий инквизитор сталкивался с угрозой, стоящей перед нами?
   - Это было бы прямой эскалацией, - отметил Тринейр. - Это сняло бы ответственность за нынешнюю ситуацию с Чариса, по крайней мере, в какой-то степени, и возложило бы ее на Мать-Церковь.
   - И, - добавил Дючейрн, - если мы это сделаем, это также усилит давление на нас - на Мать-Церковь - с целью предпринять мощные военные действия против Чариса, что, боюсь, мы едва ли в состоянии сделать.
   - По крайней мере, до конца этого года, - согласился Мейгвейр. - Даже после того, как мы построим корабли, потребуется время, чтобы подготовить для них экипажи. Это не значит, что у нас есть неограниченный запас моряков, который, похоже, есть у Чариса.
   - Кого волнует, что это "эскалация"? - возразил Клинтан. - Это война между Божьей Церковью и Его врагами. Между Светом Лэнгхорна и вечной Тьмой Шан-вей. Вместо того, чтобы притворяться, что это не так, пришло время рассказать всем верующим правду о тщательно спланированном и долго готовившемся восстании Чариса против законной власти Бога и Его управителей здесь, в мире. Мои агенты сообщили мне, что в тавернах и на улицах уже ходят слухи о неповиновении Стейнейра и так называемом заявлении этого ублюдка Динниса на смертном одре. Пришло время нам открыто признать истинную природу борьбы, время открыто призвать всех верующих присоединиться к священной битве против этого гнезда Шан-вей. Лучше открыть рану очищающему воздуху и осушить яды сомнений, прежде чем они еще больше заведут на пути разврата.
   Задумчивый взгляд Тринейра стал еще более хмурым, как и у Дючейрна. Как бы сильно он ни боялся и не доверял последствиям вспыльчивости Клинтана, в том, что он только что сказал, было многое. Чарисийцы, по крайней мере, никогда не пытались притворяться, что они не бросали вызов авторитету Матери-Церкви. На самом деле, они напечатали тысячи копий текста вызывающего письма Стейнейра великому викарию и распространили их во всех портовых городах Сэйфхолда. Инквизиция изъяла все экземпляры, которые смогла найти, но Дючейрн был уверен, что все еще много их осталось циркулирующими. И тот факт, что Стейнейр выразил свое неповиновение в терминах вызова коррупции Церкви, а не в каком-либо доктринальном споре - помимо, конечно, доктрины о верховной власти великого викария - не прошел незамеченным.
   И в сочетании с заявлением Динниса, это действительно задело Жэспара за живое. Но сам факт, что в его рассуждениях столько же гнева, сколько и логики, не обязательно делает их недействительными. Как и тот факт, что он искажает подтверждения.
   Стейнейр прав в одном. Возможно, мне неприятно это признавать - я действительно ненавижу это признавать, - но совет викариев коррумпирован. Мы коррумпированы, и нам давно пора навести порядок в нашем собственном доме. Но как бы он ни был прав в этом, сначала мы должны сохранить этот дом. Мы не можем позволить кому-то разрушить единство Матери-Церкви, которое существовало с самого Сотворения, каким бы оправданным ни был его гнев и призывы к реформам. И если это правда, то мы должны открыто противостоять реальной природе битвы, с которой мы сталкиваемся. И, - печально признал он, - если это потребует от нас... искажать некоторые детали, чтобы сохранить целое, какой выбор у нас действительно есть?
   - Итак, то, что ты рекомендуешь, - это открытая энциклика великого викария? - спросил Тринейр. - Не только для распространения среди епископов, но и для распространения с амвонов?
   - Это именно то, что я рекомендую, - пожал плечами Клинтан. - Понимаю, что она должен быть тщательно составлена, и это потребует размышлений и займет некоторое время. Но считаю, что пришло время выложить все наши карты на стол.
   - Если мы поступим так, как ты предлагаешь, Жэспар, - сказал Дючейрн вслух, - это уменьшит масштаб и гибкость доступных нам стратегий. Если мы проведем эту черту открыто перед всеми Божьими детьми, тогда эти дети справедливо будут ожидать от нас действий. Действовать так смело и решительно, как того требует от нас Бог. Однако, как только что сказал Аллейн, у нас не будет такой способности действовать в ближайшие месяцы.
   - В любом случае, потребуются месяцы, чтобы наше послание распространилось и по-настоящему дошло до людей, - парировал Жэспар. - Мы можем передать наши директивы соответствующим светским правителям и разослать нашу энциклику по всем церквям на материке в течение пятидневки, используя семафор. Но даже после того, как мы это сделаем, простым людям потребуется время, чтобы переварить то, что мы им сказали. И Матери-Церкви понадобится время, чтобы сформировать и направить их естественное и неизбежное чувство возмущения.
   - Если мы объявим священный крестовый поход, - сказал Дючейрн тщательно нейтральным тоном, - пути назад быть не может. Любая возможность того, что мы сможем убедить духовенство Чариса или его народ добровольно и с покаянием вернуться в объятия Матери-Церкви, исчезнет навсегда. Единственное, к чему можно будет обратиться, - это к мечу, а не к разуму или увещеваниям.
   - Это решение уже принято, - мрачно сказал Клинтан. - Это было сделано, когда Кэйлеб и Стейнейр решили отправить свое адское письмо и открыто присягнуть на верность Шан-вей.
   Дючейрн внутренне содрогнулся, вспомнив другой разговор, когда Жэспар Клинтан за бутылкой вина почти случайно довел их до того, что они без предупреждения обрекали целое королевство на огонь и разрушение. У Дючейрна не было никаких сомнений в том, что они несут главную ответственность за сохранение Церкви и ее авторитета как последнего смертного гаранта душ всех людей повсюду. Тем не менее заявление Клинтана глубоко обеспокоило его на нескольких уровнях. Во-первых, из-за того, что это подразумевало относительно того, кто на самом деле принял первоначальное решение прибегнуть к насилию. Во-вторых, потому что это резко подчеркнуло пропасть смерти и опустошения, в которую Клинтан был готов бросить любого, кто встанет на его пути. И, в-третьих, потому что Клинтан действительно верил в то, что он только что сказал.
   Это по-настоящему страшно, не так ли, Робейр? - задумался он. - Этот человек - великий инквизитор Матери-Церкви, хранитель святости ее доктрин и моральной прямоты ее священников. Достаточно плохо думать, что он все еще готов принимать решения в такое время, по крайней мере частично, на основе циничного прагматизма. Но если хранитель Божьего учения способен искренне убедить себя верить во все, во что ему нужно верить, чтобы соответствовать его собственным целям, сохранить свою собственную базу власти в Церкви, тогда где истинный гарант этого учения?
   У него не было ответа на этот вопрос. Возможно, Бог покажет ему один из них в конце, но Он явно не собирался делать этого до того, как храмовая четверка примет свое решение от имени всей Церкви. И несмотря на все его сомнения в мудрости предложения Клинтана или в том, что побудило его сделать это, Дючейрну нечего было предложить в качестве лучшего ответа.
   - Жэспар прав, - сказал Мейгвейр. - Робейр, пути назад не стало с тех пор, как сюда, в Храм, прибыло письмо Стейнейра. Ты знаешь это так же хорошо, как и все мы.
   - Да, полагаю, что знаю, - вздохнул Дючейрн. - Просто мысль о том, сколько людей умрет, заставляет меня желать, чтобы я этого не знал.
   - Смерть - это лучше, чем заслуживает любой еретик. - Голос Клинтана был холоден, его мясистое лицо было высечено из гранита. - Чем скорее многие из них присоединятся к своей темной госпоже в Аду, тем лучше для всего тела Божьих верующих.
   А как насчет всех людей, которые не являются еретиками, Жэспар? - безмолвно спросил Дючейрн. - А как насчет детей, которые будут убиты вместе со своими родителями, когда ты сожжешь города Чариса? Была ли у этих невинных возможность выбирать между ересью и правдой? А как насчет тех чарисийцев, которые остаются верными Богу и Церкви и все еще стоят на пути святых армий, которые ты предлагаешь направить на уничтожение их соседей? А как насчет реакции - а реакция наступит на днях, - когда остальная часть Чариса поймет, что обвинения Стейнейра в коррупции были полностью оправданы? Собираешься ли ты бороться с коррупцией? Откажешься от своего собственного положения власти и богатства? Начнешь подходить к доктрине и вопросам веры с подлинно открытым и восприимчивым умом?
   Но, несмотря на его вопросы, все возвращалось к этому единственному, неопровержимому факту. Чтобы иметь хоть какой-то шанс восстановить Мать-Церковь такой, какой она должна быть, какой она должна снова стать, первая Мать-Церковь, какими бы ни были ее нынешние недостатки, должна была быть сохранена.
   - Мне это не особенно нравится, - сказал Тринейр с тем, что Дючейрн расценил как сильное преуменьшение, - но боюсь, что ты можешь быть прав, Жэспар. В любом случае, мы должны предпринять какие-то действия против последствий действий чарисийских каперов, которые для нас проанализировали Робейр и Аллейн. И ты, безусловно, прав насчет зависимости Чариса от собственного торгового флота. Честно говоря, я не хочу делать никаких предположений о том, что священная война неизбежна - пока нет, - но ты прав в том, что мы должны что-то предпринять.
   Он оглядел стол переговоров с мрачным выражением лица.
   - В сложившихся обстоятельствах, считаю, что у нас действительно может не быть другого выбора.
  
   .VIII.
   Город Мэнчир, княжество Корисанда
  
   Послеполуденный солнечный свет не был неприятно теплым на плечах Гектора Дейкина. Звон и скрип доспехов, оружейной сбруи и кожи седла окружали его вместе с его стражниками, и его мысли были заняты, когда он ехал по улицам Мэнчира.
   День начался лучше, чем он ожидал. Полевые маневры армии этим утром прошли хорошо, и он был доволен очевидной бодростью войск. Конечно, никто из них не собирался стоять с унылым видом там, где он мог их видеть, но была разница между людьми, которые просто выполняли приказы, и людьми, чье сердце было отдано своей работе.
   Гектор весьма сомневался, что его солдаты - большинство из которых, в конце концов, были довольно грубыми, лишенными воображения людьми - подозревали, как много они и их маневры сделали, чтобы ободрить своего князя. Или, если уж на то пошло, насколько сильно он нуждался в ободрении в эти дни. Было трудно проявить много энтузиазма, когда он размышлял о кувалде, которую, должно быть, деловито собирал Кэйлеб Армак, чтобы обрушить на его княжество. Однако тот факт, что он еще не высадился, был, по крайней мере, некоторым утешением и предполагал, что у него может быть по крайней мере еще пара месяцев, прежде чем это произойдет. И, как только что напомнило ему поведение его солдат, каждый божий день, который он мог найти для себя, был еще одним днем, когда он мог усложнить задачу Кэйлеба.
   Этого, вероятно, будет достаточно только для того, чтобы дать мне довольно сомнительное - и посмертное - моральное удовлетворение, - признался он себе. - И все же это лучше, чем ничего. И всегда возможно - по крайней мере, на расстоянии, - что я смогу поставить себя в положение, создающее ему достаточно проблем, чтобы он потратил время хотя бы на то, чтобы подумать о переговорах.
   Он фыркнул над собственными мыслями, размышляя о том, как бы он отреагировал - на самом деле планировал отреагировать, - если бы планы вторжения храмовой четверки увенчались успехом и их позиции поменялись местами. В данных обстоятельствах старое клише об утопающем и соломинке довольно сильно пришло на ум.
   По крайней мере, мне есть чем заняться, пока я жду!
   Он оглянулся через левое плечо на крепкого, довольно тучного седовласого мужчину, ехавшего на расстоянии половины корпуса лошади позади него. Сэр Райсел Гарвей, граф Энвил-Рок, был одним из его кузенов и старшим командующим армией, сухопутным двойником графа Тартариэна. Традиционно армия пользовалась в Корисанде гораздо меньшим авторитетом, чем военно-морской флот. По крайней мере, в этом Корисанда и Чарис были очень похожи - вероятно, неизбежно, учитывая тот факт, что они оба, по сути, были просто очень большими островами. Но, в отличие от Чариса, в начале нынешних неприятностей у Корисанды, по крайней мере, была постоянная армия, состоящая из регулярных, профессиональных войск. Главным образом, Гектор вынужден был признать, это было потому, что некоторые из его подданных (и некоторые из его знати), особенно в Зибедии, любили его гораздо меньше, чем подданные Хааралда в Чарисе. Существование постоянной армии, преданной князю, который платил ей, а не отдельным феодалам, стало четким намеком этим нелюбящим душам на то, что им следует держать при себе свое нелестное мнение о князе Гекторе.
   С другой стороны, никто - и меньше всего Гектор - никогда по-настоящему не предполагал, что войскам Энвил-Рока придется отражать чужое вторжение в Корисанду. Всегда предполагалось, что если бы они собирались участвовать в каких-либо вторжениях, то это было бы их вторжение на чью-то чужую территорию.
   Но, по крайней мере, Энвил-Рок не казался слишком подавленным. На самом деле, его общее отношение было таким же твердым, как и у Тартариэна, хотя Гектор подозревал, что это было по несколько иным причинам. Сэр Райсел внезапно оказался одним из самых важных людей во всей Лиге Корисанды после десятилетий игры второй скрипкой после флота, и, несмотря на серьезность угрозы, он нашел необычную ситуацию довольно волнующей. Гектор, возможно, и не разделял восторга своего кузена, но он был совершенно доволен отношением Энвил-Рока, пока тот продолжал настаивать на своих приготовлениях так же упрямо и мощно, как и до этого момента.
   Князь поймал взгляд графа и мотнул головой, призывая Энвил-Рока встать рядом с ним. Граф тронул коня пятками, поскакав немного быстрее, пока не оказался рядом с Гектором. Затем он снова замедлил шаг, двигаясь вместе с ним стремя в стремя.
   - Да, мой князь?
   - Я думал, что маневры прошли хорошо, - сказал Гектор. - Пожалуйста, передай мои поздравления полевым командирам.
   - Конечно, мой князь! - широкая благодарная улыбка Энвил-Рока была явно искренней, и Гектор протянул руку, чтобы слегка коснуться его плеча.
   - Я ценю все твои усилия, Райсел, - сказал он. - И понимаю, что у тебя не так много времени, чтобы подготовиться. Есть ли что-нибудь еще, что я могу сделать, чтобы помочь тебе?
   Энвил-Рок на несколько секунд задумался, раздувая свои густые усы, затем пожал плечами.
   - Раз уж вы спросили, мой князь, возможно, есть одна вещь.
   - Например?
   - Вчера я был в королевском арсенале, - сказал Энвил-Рок немного уклончиво. - Сэр Тарил пригласил меня посмотреть пробную стрельбу из второй партии новых пушек.
   - Действительно? - Гектор склонил голову набок. - Что ты о них думаешь?
   - Думаю, они очень впечатляют. И я, конечно, могу понять, что случилось с Блэк-Уотером, если бы все корабли чарисийцев или даже только их галеоны несли такие пушки, как у них. В сложившихся обстоятельствах я понимаю, почему Тартариэн тоже хочет получить их как можно больше.
   Энвил-Рок закончил говорить, и бровь Гектора поднялась еще выше.
   - Но?
   - Прошу прощения, мой князь?
   - Я слышал, как где-то там гремело "но", Райсел. Не мог бы ты рассказать мне, почему я его слышал?
   - Полагаю, что так и было, - признал Энвил-Рок. - Что касается того, почему...
   Он несколько раз задумчиво посмотрел вперед, на широкую аллею, ведущую к дворцу Гектора, затем снова пожал плечами.
   - Мой князь, понимаю, почему флоту нужны новые пушки. И понимаю, что мы должны восстановить флот так быстро, как только сможем. Но, честно говоря, не думаю, что есть какой-либо способ, которым мы сможем справиться со всем этим восстановлением до того, как Кэйлеб и королевский чарисийский флот придут к нам. Это означает, что они смогут высадить войска практически в любом месте, где захотят, без реального значительного сопротивления со стороны нашего собственного флота. Я не виню Тарила - графа Тартариэна - за это. Это не его вина. На самом деле, в этом нет ничьей вины, но это все равно означает, что армия - и я - должны противостоять любым вторжениям, поскольку флот вообще не может остановить их.
   Он сделал паузу, пристально глядя на своего князя, и Гектор кивнул.
   - Думаю, что ты совершенно прав в этом, - согласился он. - И?
   - И в этих обстоятельствах, думаю, было бы разумнее использовать наши ресурсы и время, доступное нам, для производства пушек для армии, а не для флота. Или, по крайней мере, не только для военно-морского флота.
   - А?
   Гектор задумчиво нахмурился, обдумывая то, что только что сказал Энвил-Рок. И, сделав это, он понял, что граф был прав. На самом деле, очень прав.
   Никто на Сэйфхолде никогда не слышал о "полевой артиллерии". Во всяком случае, не в том смысле, в котором этот термин когда-то использовался на планете под названием Земля. Сэйфхолдские пушки были слишком большими, слишком массивными, слишком медленно стреляющими. На своих неуклюжих "повозках" без колес они были практически неподвижны. Как только они были установлены, о повторном перемещении не стоило и думать, особенно в присутствии врага.
   Но, учитывая легкость и удобство новых чарисийских пушек, это может быть уже не так. Тот морской лафет, который разработали чарисийцы - и который ремесленники и литейщики Тартариэна скопировали по эскизам капитана Мирджина, - был бы не очень практичен для использования в полевых условиях, но наверняка можно было бы придумать что-то еще.
   - Могу я предположить, что ты обдумывал, как именно можно было установить и использовать артиллерию в полевых условиях? - спросил он вслух.
   - На самом деле, об этом думал Корин, - ответил Энвил-Рок, и Гектор кивнул. Сэр Корин Гарвей, старший сын и наследник Энвил-Рока, также был одним из старших командиров войск графа. И, несмотря на кумовство, которое неизбежно благоприятствовало его карьере, он оказался очень хорош в том, что делал.
   - И что же придумал Корин?
   - Во-первых, новый лафет, - сказал Энвил-Рок. - Это больше похоже на двухколесную тележку, чем на что-либо, что использовали бы военно-морские силы, но мне кажется, что это сработает. По крайней мере, если он построен достаточно прочно. И предполагаю, что их можно было бы довольно быстро буксировать упряжками из двух лошадей. Конечно, было бы лучше работать с четырьмя лошадьми, а не с двумя. Или мы могли бы попробовать это с драконом. Однако тех очень волнуют звуки выстрелов. Думаю, что лошади, вероятно, были бы более стойкими. Вам понадобилось бы гораздо больше их на пушку, и их выносливость была бы ниже, но на более коротких дистанциях они также были бы быстрее.
   - Вижу, вы двое думали об этом, - заметил Гектор. - И учитывая обстоятельства, с которыми мы, вероятно, столкнемся в ближайшее время, думаю, что ты, вероятно, прав относительно того, кому артиллерия понадобится больше. Особенно, если вы с Корином сможете выработать тактику ее эффективного использования.
   - Мы также говорили об этом, - сказал Энвил-Рок. - Вы понимаете, конечно, все, что мы придумаем на данный момент, будет чисто теоретическим. По-другому и быть не может, пока мы не получим несколько реальных фрагментов, чтобы опробовать наши идеи, и даже тогда...
   - Берегитесь, ваше высочество!
   Гектор вскинул голову, когда один из его стражников внезапно пришпорил коня. Тот прыгнул вперед, резко поравнявшись с конем Гектора, и правая рука стражника взметнулась вверх. Глаза Гектора расширились, когда эта рука буквально сдернула его с лошади, прижав к нагруднику стражника, в то время как телохранитель одновременно повернулся боком в седле. Князь потянулся за кинжалом в автоматической самозащите, когда услышал - и почувствовал - внезапный, судорожный вздох стражника. Железная хватка, которая вытащила его из седла, внезапно ослабла, и Гектор обнаружил, что неуклюже падает на булыжную мостовую. Он сильно ударился, вызвав вспышку боли в левом предплечье, когда приземлился прямо на свежую, влажную кучу конского навоза, но едва ли заметил то или другое. Он смотрел на стражника, который напал на него.
   Стражника, который упал вперед в седле с торчащими из его спины двумя арбалетными стрелами, которые в противном случае поразили бы Гектора. Задняя пластина его кирасы замедлила стрелы, но они, должно быть, были выпущены с очень короткого расстояния, потому что пробили ее насквозь.
   На глазах у Гектора стражник начал выскальзывать из седла. Князь вскочил на ноги, потянулся вверх, кряхтя от усилий и новой боли в левой руке, когда поймал мертвый вес человека, который только что спас ему жизнь.
   Он снова опустился на колени, держа телохранителя, наблюдая, как из ноздрей другого мужчины пузырится кровь.
   - Окно, - выдохнул умирающий молодой человек. - Видел их... в окне...
   - Понимаю, - сказал Гектор, наклоняясь над ним. - Я понимаю.
   - Хорошо, - выдавил стражник, а затем его глаза навсегда потеряли фокус.
  
   * * *
   - Никаких признаков их, кем бы они ни были, - резко сказал граф Корис. - Мы все еще обследуем всю эту часть города, но у них, должно быть, был заранее спланирован маршрут отступления.
   - Это все, что ты можешь сказать? - потребовал сэр Тарил Лектор. Граф Тартариэн сидел рядом с Энвил-Роком за столом переговоров, как будто главные военные советники Гектора сомкнули ряды против его начальника разведки. Независимо от того, было ли это на самом деле тем, что они делали, общее недовольство командующих флотом и армией Корисанды было очевидным, и рот Кориса сжался.
   - Что бы вы предпочли? Чтобы я сочинял причудливые сказки, чтобы звучать более эффектно? У нас нет ни одного свидетеля, который действительно их видел. Единственный человек, который их видел, мертв, а это значит, что у нас даже нет их описания, а арбалеты все еще были в комнате, из которой они стреляли. Они просто бросили их и ушли, а сама комната является частью офисного комплекса счетной палаты, который пустовал в течение нескольких месяцев. Никто не видел, как они прибыли; никто не видел, как они стреляли; и никто не следил за ними, когда они уходили. У нас нет возможности привязать кого-либо к оружию, даже если бы у нас были подозреваемые под стражей!
   - Спокойно, Филип, - сказал Гектор, отворачиваясь от окна, где он стоял, глядя на гавань. Его поддерживаемое перевязью левое предплечье было в гипсе, и, несмотря на его слова, вокруг рта было напряжение, которое никак не было связано с болью от сломанной руки.
   - Как, по-вашему, я должен относиться к этому спокойно? - потребовал Корис. - Они были в нескольких дюймах от того, чтобы убить вас сегодня, Гектор. Неужели вы этого не понимаете?
   - Поверь мне, я понимаю это слишком хорошо. - Голос Гектора внезапно стал жестче, холоднее. - И я хочу, чтобы о семье этого стражника - Андрея - позаботились. Он не только умер, чтобы спасти мою жизнь, но, как ты только что отметил, он также был единственным человеком во всей группе, который даже видел их. Таких людей не хватает, чтобы ходить вокруг да около. Их никогда не бывает много. Так что проследи, чтобы его семья знала, что я благодарен. Знала, что они никогда ни в чем не будут нуждаться.
   - Конечно, прослежу, - сказал Корис более спокойно.
   - Хорошо.
   Гектор снова повернулся к окну, затем поднял глаза, когда дверь палаты открылась и в нее быстро вошла высокая молодая девушка с волосами Гектора и карими глазами ее покойной матери.
   - Отец! - Новоприбывшая была одета в костюм для верховой езды. Ее волосы развевались на ветру, а глаза были темными, пристальными на встревоженном лице. - Я только что вернулась во дворец, мне только что сказали! С тобой все в порядке?
   - Хорошо, Айрис, - сказал он, протягивая неповрежденную правую руку. - Сломана рука, но в остальном я в порядке, обещаю.
   Княжна Айрис позволила здоровой руке отца обнять себя за плечи, но при этом откинулась на нее, испытующе глядя ему в лицо. Он не знал точно, что она искала, но что бы это ни было, она, казалось, увидела это, и ее напряженные плечи расслабились, по крайней мере частично.
   - Да, - тихо сказала она. - Да, это так.
   Затем она сама обняла его, крепко сжав, и уткнулась лицом в его плечо. Он почувствовал, как напряжение покидает ее, и прижался губами к ее волосам.
   Она стала такой высокой, - подумал он. - Так похожа на свою мать. Куда делись все эти годы?
   - Лучше? - мягко спросил он через мгновение, и она глубоко вздохнула и кивнула.
   - Лучше, - подтвердила она, отпустила его и повернулась лицом к трем другим мужчинам в комнате.
   Конечно, она знала их всех. На самом деле, она потратила немало времени, помогая им - и своему отцу - обдумывать неприятную ситуацию, с которой они столкнулись. В свои семнадцать лет Айрис Дейкин не была типичным подростком, и ее понимание стоящих перед ними проблем было настолько хорошим, насколько мог похвастаться любой из старших советников Гектора.
   - Они сказали, что это были арбалеты, - сказала она, и Гектор кивнул.
   - Так и было. Андрей увидел их в последнюю минуту. - Его ноздри раздулись. - Он спас мою жизнь, Айрис... и это стоило жизни ему самому.
   - О, нет, - тихо сказала она. На мгновение ее глаза наполнились слезами. - Он был таким милым, отец.
   - Да, он был таким, - согласился Гектор.
   - У нас есть какие-нибудь идеи, кто это был? - спросила она через мгновение с видом человека, который был так же рад сменить тему.
   - Если ты имеешь в виду, кто на самом деле стрелял, то нет, - признал ее отец. - Люди Филипа нашли сами арбалеты, но мы понятия не имеем, кто стрелял. - Он пожал плечами. - Что касается того, кто мог быть ответственен за их отправку, ты как раз вовремя, чтобы помочь нам начать строить догадки.
   - Кэйлеб! - Айрис более чем наполовину прошипела это имя. Глаза, которые несколько мгновений назад были полны слез, теперь сверкали яростью, и Гектор пожал плечами.
   - Возможно. При данных обстоятельствах, я бы сказал, на самом деле вероятно. Во всяком случае, я достаточно уверен, что это не был какой-то спонтанный акт восстания со стороны моих подданных. Однако, помимо этого, я ни в чем на самом деле не уверен. Насколько я знаю, это мог быть кто-то из наших собственных дворян. Кто-то, кто боится того, что может произойти, и считает, что, убрав меня с дороги, будет легче успокоить Кэйлеба.
   - Мой князь, вы на самом деле не... - начал Корис.
   - Нет, я действительно не думаю, что это то, что произошло, - сказал Гектор, качая головой. - Я еще не настолько боюсь теней, Филип! Все, что я имел в виду, это то, что, как ты сам только что сказал, мы действительно не знаем, кто это был.
   - Это был Кэйлеб, - холодно сказала Айрис. - Кто еще мог желать твоей смерти настолько сильно, чтобы попытаться совершить покушение посреди дня в центре твоей собственной столицы?
   - Любовь моя, - сказал Гектор, поворачиваясь к ней с кривой улыбкой, - боюсь, список людей, которые хотели бы видеть меня мертвым, очень длинный. Ты это знаешь. В данный конкретный момент Кэйлеб был бы во главе моего собственного списка вероятных подозреваемых. Признаю это. Но это мог быть и Нарман. Или Шарлиэн - она никогда не делала секрета из своих чувств ко мне! Если уж на то пошло, это мог быть Зибедия или один из "соратников" великого герцога. Или просто кто-то, кто ненавидит меня по совершенно другой причине и решил, что подозрение автоматически сосредоточится на Кэйлебе, а не на нем. Я уже говорил тебе раньше. Когда происходит что-то подобное, никогда не следует закрывать глаза на любую возможность, пока не будет хотя бы каких-то твердых доказательств.
   - Да, отец. - Айрис снова вдохнула, затем резко кивнула. - Я все еще говорю, что Кэйлеб наиболее вероятен, но ты прав. Пока у нас не будет чего-то большего, чем автоматическое подозрение, на чем можно основывать наши размышления, я постараюсь непредвзято относиться к другим возможным подозреваемым.
   - Хорошо. - Гектор протянул руку, чтобы на мгновение обхватить ее затылок правой ладонью, улыбаясь ей. Затем он повернулся обратно к Корису, Энвил-Року и Тартариэну, и выражение его лица стало жестче.
   - Я хочу знать, кто на самом деле стоял за этим, - категорически заявил он им. - Используйте столько людей и столько золота, сколько потребуется, но выясните, кто за этим стоял.
   - Мой князь, если смертные люди могут обнаружить это, то это сделают мои следователи. Но, честно говоря, должен предупредить вас, что шансы на успех в лучшем случае сомнительны. Как правило, когда что-то подобное появляется из ниоткуда, следователи либо добиваются успеха в первые несколько часов или дней, либо вообще его не получают.
   - Это неприемлемо, Филип, - сказала Айрис холодным, жестким голосом.
   - Я не говорил, что это приемлемо, ваше высочество. Я только предупреждаю вас и вашего отца, что это, вероятно, то, что произойдет, несмотря на все усилия каждого в этой комнате. Теперь мы знаем, что кто-то, кто хочет смерти князя, готов попытаться добиться этого. Это больше, чем мы знали сегодня утром, я не говорю, что этого достаточно, а только то, что это больше. Мы будем продолжать пытаться выяснить, кто за этим стоял, но пока все, что мы можем сделать, это принять меры предосторожности, чтобы усложнить задачу тому, кто это был. И, при всем моем уважении, думаю, что было бы разумно увеличить число ваших собственных телохранителей, а также телохранителей ваших братьев. Я не хочу тревожить никого из вас, но если это был Кэйлеб, то устранение вас всех вполне может быть тем, что он имеет в виду.
   - Граф Корис прав, ваше высочество, - тихо сказал Энвил-Рок. - Мы все сделаем все, что в наших силах, но на данный момент это действительно сводится к немногим большему, чем повышение безопасности вокруг вашего отца - и, конечно, вас, и ваших братьев.
   - И что мы скажем всем остальным? - Голос Айрис был по-прежнему бодрым, но в нем пропал привкус старого, холодного железа. Брови Кориса поползли вверх, и она фыркнула. - Слухи, должно быть, распространились уже по всему городу, - отметила она. - Завтра в это же время они будут за Баркором и доберутся до Шрива или Нориста!
   Это было преувеличением, - подумал Гектор. - Церковному семафору потребовалось бы, чтобы передать какое-либо сообщение - или слух - на шестьсот миль всего за двадцать шесть часов. И все же в ее словах был смысл.
   - Вокруг достаточно неопределенности и беспокойства, чтобы добавлять к этому еще и это, - продолжила она. - Особенно, если все, что мы можем сказать, это "мы не знаем, кто это был", когда кто-то задаст вопрос.
   - В этом она права, - сказал Гектор. Остальные посмотрели на него, и он фыркнул. - Конечно, это так! Поверьте мне, слухи, которые может распустить невежество, будут хуже, чем любой возможный точный ответ!
   - Так что же нам с этим делать, мой князь? - спросил Тартариэн через мгновение, и Айрис рассмеялась. Это был не особенно приятный звук.
   - Можно мне, отец?
   - Продолжай, - пригласил Гектор, откидываясь назад, и она мрачно улыбнулась трем другим мужчинам.
   - Самое главное, чтобы мы поставили какое-то имя или лицо того, кто это был, - сказала она им. - Чтобы мы уничтожили любое впечатление, что это мог быть какой-то общий акт неповиновения или мятежа внутри Корисанды. И кто, как мы все только что согласились, является нашим наиболее вероятным подозреваемым?
   - Кэйлеб, - ответил Тартариэн. Как и большинство мужчин, в такие моменты он имел склонность забывать, что княжне Айрис еще нет двадцати. На самом деле, она была настолько дочерью своего отца, что временами это могло пугать.
   - Точно, - согласилась она. - Может быть, это был Кэйлеб, а может быть, и нет, но очевидно, что это мог быть он. И у нас также нет никаких доказательств того, что это был не он. Учитывая тот факт, что мы находимся в состоянии войны с Чарисом, он покажется большинству людей разумным подозреваемым, и он посторонний. Аутсайдер, на данный момент. Кроме того, убийство - это именно то, чего можно ожидать от еретиков. Так что объявление о том, что мы считаем, что это был он, на самом деле окажет сплачивающий эффект.
   - Она права, - снова сказал Гектор, улыбаясь ей. Затем он снова посмотрел на остальных троих. - На самом деле не имеет значения, действительно ли это был Кэйлеб. Во всяком случае, у нас, конечно, нет никаких причин беспокоиться о его репутации, так что я вряд ли буду лежать без сна по ночам, беспокоясь о том, обвиняем ли мы во всем невиновного человека или нет! И это будет иметь именно тот эффект, который только что описала Айрис. На самом деле, помимо того факта, что из-за этого погиб верный человек, это может оказаться очень полезным для нас.
   - До тех пор, пока мы сами не закроем глаза на возможность того, что это был не Кэйлеб, мой князь, - предостерегающе сказал Корис.
   Гектор выгнул бровь, и граф пожал плечами.
   - В целом, я согласен с вами и ее высочеством, - сказал он. - Особенно там, где речь идет о политических последствиях этого. Но даже если это окажется в чем-то "полезным", давайте не будем забывать, что кто-то действительно пытался убить вас сегодня днем, мой князь. Всегда есть вероятность, что они попытаются снова, и я не хочу, чтобы кто-либо из нас - особенно я и мои следователи - закрывал глаза на любых возможных подозреваемых или пути расследования, пока мы не узнаем наверняка, кто это был.
   - Конечно, Филип, - согласился Гектор. - Конечно. Но пока, - он неприятно улыбнулся, - давайте подумаем о том, как мы можем из-за этого наиболее подходящим образом очернить репутацию Кэйлеба, не так ли?
  
   .IX.
   Гавань Теллесберг, королевство Чарис
  
   Мерлин задавался вопросом, осознавал ли Кэйлеб, что он медленно, ритмично переминался с ноги на ногу, стоя в доке, окруженный бурей знамен. Не говоря уже о нескольких десятках королевских стражников, почетных караулах королевского чарисийского флота и королевской чарисийской морской пехоты, большей части его королевского совета, украшенных драгоценностями рядах, по крайней мере, половины палаты лордов, значительной делегации из палаты общин и каждого частного гражданина его столицы, который смог выпросить, одолжить, купить или украсть место достаточно близко, чтобы увидеть самое знаменательное прибытие персоны в Теллесберг по крайней мере за последние пятьдесят лет.
   Как настоящий телохранитель, Мерлин бесстрастно стоял позади молодого короля, настороженно наблюдая за потенциальными угрозами. Хорошо, - размышлял он, слушая, как салютующие орудия батарей гавани выбивают свое приветствие в клубах дыма, - что никто еще не удосужился усовершенствовать артиллерию, с которой начал экспериментировать Симаунт. Один-единственный снаряд из гаубицы посреди этого сборища у причала имел бы катастрофические последствия для будущей истории Сэйфхолда.
   Конечно, - подумал он с чувством глубокого удовлетворения, когда весельные буксиры направили величественный галеон с королевским синим флагом и серебряным роковым китом Чисхолма вдоль причала, - если бы храмовая четверка только знала, что на самом деле высадка на этот причал будет иметь еще более катастрофические последствия для нее, чем когда-либо для кого-то.
   Он с трудом удержался, чтобы не расплыться в широкой ухмылке, наблюдая за Кэйлебом. В этот конкретный момент мысли короля, очевидно, были не о будущих политических и военных последствиях, несмотря на его похвальную работу по концентрации внимания на этих аспектах предполагаемого брака, когда он представлял его парламенту. Было до боли ясно, что, по крайней мере, на данный момент, эти последствия отошли на второй план в мыслях очень молодого жениха, собирающегося впервые встретиться со своей невестой.
  
   * * *
   Шарлиэн из Чисхолма приказала себе стоять спокойно и величественно на высокой палубе своего галеона. На очень высокой кормовой палубе, так уж получилось. КЕВ "Думуэйл" был, по сути, одним из четырех галеонов, которыми располагал ее флот до злополучной кампании, закончившейся в проливе Даркос, и сохранил как свою первоначальную громоздкую структуру парусов, так и свои возвышающиеся массивные, многопалубные надстройки на носу и корме, в отличие от галеонов королевского чарисийского флота, которые сопровождали его в Теллесберг. Эти изящные суда с низкой посадкой избавились от подобных особенностей в своем безжалостном стремлении максимально снизить массу и улучшить мореходные качества вместе с устойчивостью к условиям ветра, и это стремление, очевидно, увенчалось успехом. Шарлиан сама была далека от профессионального моряка, но зависть ее капитана к ловкости чарисийцев была очевидна даже для нее, несмотря на все его усилия скрыть это.
   Однако в данный момент ее гораздо меньше интересовали относительные достоинства конструкций галеонов, чем молодой человек, ожидающий ее прибытия.
   Я не собираюсь бежать к поручням, как какая-нибудь переусердствовавшая школьница. Ради бога, я правящая королева! Мне нужно поддерживать королевское достоинство... И совершенно не нужно, чтобы все эти бабочки танцевали у меня в животе.
   Она сказала себе это довольно твердо.
   Похоже, это не очень помогло.
   А теперь прекрати это! Ты знаешь, почему приняла это решение, несмотря на противодействие таких людей, как дядя Биртрим. Ради всего святого, по сравнению со всеми этими причинами, какая разница, как он выглядит?!
   Она мысленно фыркнула от направления собственных мыслей и посмотрела на молодую женщину, стоявшую рядом с ней на юте.
   Леди Мейра Ливкис была единственной фрейлиной, которую она взяла с собой. Отчасти это было связано с тем, что одним из первых действий Шарлиэн было сокращение числа придворных дам, которые обычно оставались у королевы-консорта, в качестве преднамеренной тактики, чтобы уменьшить склонность ее дворян думать о своей королеве-подростке как о трепещущей девочке, нуждающейся в няньке... и подлежащей "подходящему браку", манипулированию или удалению. Та же логика применялась и при выборе списка гостей для этого путешествия, и никогда не возникало никаких вопросов относительно того, кого из ее относительно короткого списка дам она выберет. Мейра Ливкис была не просто ее ближайшей подругой среди чисхолмской знати, она также была племянницей барона Грин-Маунтина.
   Но на самом деле в данный момент она думала не о Мейре, и ее губы слегка сжались, когда она вспомнила мужчину, который должен был стоять рядом с ней.
   После гибели короля Сейлиса Марак Сандирс больше всех остальных заменил ей отца. Если кто-то и должен был присутствовать на ее свадьбе, то это должен был быть дядя Мейры, - подумала она. - Но он не мог быть здесь. И он был не единственным человеком, присутствия которого ей будет не хватать. У нее не было другого выбора, кроме как оставить его позади, точно так же, как она была вынуждена оставить королеву-мать Эйлану в качестве регента, в то время как сама впервые отправилась на встречу со своим женихом. Они были единственными кандидатами, чьим способностям и лояльности она могла полностью доверять.
   И тот факт, что это было правдой, также объяснял причину, по которой она была вынуждена взять с собой герцога Холбрук-Холлоу.
   Она на самом деле не верила, что ее дядя поднял бы мятеж против нее в ее отсутствие, особенно когда его собственная сестра была ее регентом, но она не могла до конца убедить себя, что уверена в этом. Что бы она ни знала о его любви к ней, она также знала, что своим решением о предстоящем браке она подтолкнула его слишком далеко. Его вера - не просто в Бога, но и в Божью Церковь - никогда не позволила бы ему одобрить этот брак. О политике, которую ее принятие предложения Кэйлеба сделало кристально ясной для всего мира. Где-то должна была пройти разделительная черта между тем, что любовь дяди к ней могла вынести без активного противодействия, и тем, что Мать-Церковь потребовала бы от своего верного сына, несмотря на эту любовь, и сейчас Шарлиэн не собиралась оставлять его в положении, которое вынудило бы его принять такое решение.
   Ей хотелось, чтобы он смог заставить себя присоединиться к ней на палубе. Но он сослался на "морскую болезнь", несмотря на спокойные воды залива Теллесберг, и вместо этого удалился в свою каюту. Вот почему мужчина, который на самом деле стоял рядом с ней, был графом Грей-Харбор, а не каким-нибудь чисхолмцем.
   Краем глаза она рассматривала его профиль. Его радость от возвращения домой была очевидна, и она видела, как его глаза жадно обшаривали толпившуюся на пристани пеструю толпу. Бревна причала были покрыты богатыми толстыми коврами - коврами, как она поняла, чисхолмского синего цвета, и она удивилась, где Кэйлеб нашел их столько. Знамена обоих королевств хлопали на ветру, а почетная стража была выстроена в идеальном порядке, но выражение лица Грей-Харбора давало понять, что ему наплевать на всю эту помпезность и обстоятельства. Его глаза искали кого-то - одного конкретного кого-то - и она увидела, как они сузились, когда он нашел то, что искал.
   - Вон там, ваше величество, - тихо сказал он, хотя, учитывая шумные приветствия, эхом отдававшиеся с берега, вряд ли кто-то на расстоянии более трех футов мог услышать его, даже если бы он закричал. Его правая рука двигалась очень слабо, жест скорее воображаемый, чем видимый. - Слева от королевского штандарта, - добавил он, и Шарлиэн почувствовала, что слегка покраснела, следуя его указаниям.
   - Это действительно было так очевидно, милорд?
   - Вероятно, нет, ваше величество. - Граф повернул голову и улыбнулся ей. - С другой стороны, у меня есть собственная дочь.
   - Я не буду нервной девушкой, - сказала она ему, облекая свои предыдущие мысли в слова, и увидела, как губы Мейры почти дрогнули в улыбке, когда Грей-Харбор усмехнулся.
   - Если ваше величество позволит мне указать на это, это немного глупо с вашей стороны. Знаете ли, вы все еще очень молоды. Верно, что немного старше Кэйлеба, но все еще молоды. У всего мира было достаточно возможностей узнать, что, молоды вы или нет, вы оба - грозные правители. Но только на этот раз, ваше величество, помните, что ваш трон уже лишил вас бесчисленных удовольствий, которыми позволено наслаждаться молодым женщинам и мужчинам менее благородного происхождения. Наслаждайтесь этим. Если оставить в стороне все государственные интересы, то какими бы правдивыми ни были все доводы, которые я использовал, чтобы убедить вас в том, насколько мудро принять это решение, уверяю вас, что ожидающий вас там молодой человек очень хорош. Он сделает вас счастливой, если это вообще возможно, и обещаю, что вам никогда не придется сомневаться в его чести или стыдиться любого решения, которое он может принять.
   - Дай Бог, чтобы вы были правы, милорд, - сказала она тихо, искренне.
   - Верю, что Он это сделает, - ответил он. - Конечно, я предвзят. Полагаю, я был бы плохим первым советником, если бы не был таким. Но я видел, как рос Кэйлеб, ваше величество. Я имел честь знать и его отца, и его мать, видеть, какой у них был брак... и советовал ему желать того же.
   Шарлиэн кивнула, но ее глаза были прикованы к фигуре, на которую ей осторожно указал Грей-Харбор.
   Они были все еще слишком далеко, чтобы она могла разглядеть какие-либо детали, но она могла видеть, что он был выше почти любого из мужчин, стоящих вокруг него. Действительно, - заметила она с некоторым удовлетворением, - только одетый в черное с золотом стражник, настороженно стоявший за его спиной, казался выше.
   Она увидела сверкающую на его шее золотым и зеленым огнем цепь, которую по чарисийскому обычаю использовали вместо ее собственной короны, и почувствовала явное облегчение от того, что Кэйлеб отказался от придворных регалий. Это было ожидаемо, но когда они приблизились к гавани, и она обнаружила, что ищет причины для беспокойства, ей пришло в голову, что она, возможно, ошибалась. В конце концов, все, что могло пойти не так, обычно шло не так, и последнее, в чем она нуждалась, - это показаться недостаточно одетой рядом со своим предполагаемым женихом. И еще хуже было бы показаться слишком разодетой.
   Может, ты прекратишь эту болтовню? - ругала она себя. - Даже если Грей-Харбор прав, ты все равно королева. У тебя все еще есть обязанности, нужно поддерживать видимость.
   Кроме того, он не может быть таким красивым, как на этой картине.
   Невольно у нее вырвался смешок, когда она, наконец, позволила себе подумать об этой нелепой мысли. Из всех глупых вещей, о которых она могла беспокоиться в такой момент, это, должно быть, была самая пустоголовая, трепетная, бесполезная из всех.
   Что не заставило ее исчезнуть.
   Грей-Харбор искоса взглянул на нее, когда она засмеялась, и она с улыбкой покачала головой. Ей никогда не следовало объяснять ему свое веселье. Даже если у него была собственная дочь.
   Как ни странно, смех, казалось, помог. Или, возможно, это было просто потому, что она наконец позволила себе признать, что даже правящая королева может лелеять по крайней мере несколько романтических фантазий.
   Но держу пари, он на самом деле не такой милый, как на его портрете.
  
   * * *
   Галеон приткнулся к причалу под нажимом весельных буксиров. На берег подали буксирные канаты, которые натянулись вокруг ожидающих кнехтов, когда команда выбрала эти канаты, подтянув корабль бортом к причалу, и на место был плавно установлен богато украшенный трап с безупречно белыми поблескивающими на солнце тросами-поручнями. Прогремел последний салютный выстрел, пороховой дым рассеялся в солнечном свете, и наступил краткий момент почти полной тишины, нарушаемой только криками морских птиц, виверн и голосом маленького ребенка, громко спрашивающего свою мать, что происходит. А затем, когда стройная, царственная фигура появилась на верхней ступеньке трапа у входного люка в высоком борту галеона, трубы, собравшиеся позади Кэйлеба, протрубили свои богатые, золотые голоса приветствия.
   Шарлиэн приостановилась, когда зазвучали трубы, и Мерлин задался вопросом, понимает ли она, что приветствия, которые они играли, предназначались только для королевского дома Чариса. Он не мог узнать это, но его улучшенное зрение приблизило выражение ее лица на расстояние вытянутой руки. Он увидел, как ее глаза слегка расширились, увидел, как ее голова поднялась с еще большей гордостью, увидел румянец на ее щеках. А потом она стала спускаться по трапу.
   Никто ее не сопровождал. Ее собственные стражники маячили позади нее, их лица ничего не выражали, несмотря на беспокойство, которое можно было ощутить почти физически. Благодаря снарку, который охранял Шарлиэн с того момента, как Грей-Харбор прибыл в Чисхолм, Мерлин знал, что она специально приказала своей охране оставаться на борту "Думуэйла", пока она сама продвигалась навстречу своему будущему мужу и приветствующим ее новым людям.
   Никому из них это не понравилось, и, действительно, капитан Уиллис Гейрат, их командир, возражал против ее решения, пока она не приказала ему - в совершенно нехарактерном для нее проявлении гнева - заткнуться. И она сказала сержанту Эдуирду Сихэмперу, своему личному оруженосцу с детства, то же самое, хотя и немного менее решительно. Если бы, как она язвительно указала обоим своим опекунам, кто-либо из подданных ее предполагаемого мужа достаточно обезумел от ненависти к королеве, которую он даже никогда не видел, чтобы попытаться совершить самоубийственное покушение перед лицом всех стражников, которых Кэйлеб собирался пригласить, тогда в долгосрочной перспективе ее не смог бы защитить никто, что бы они ни делали.
   Капитан Гейрат и сержант Сихэмпер явно не заботились о "долгосрочной перспективе". Они были озабочены тем, чтобы сохранить ей жизнь прямо сейчас, и Мерлин обнаружил, что беззастенчиво сочувствует им. Несмотря на это, Мерлин знал, когда радостные крики чарисийцев удвоились по силе и громкости, что инстинкты Шарлиэн не обманули ее. Когда эта одинокая стройная фигура спускалась по трапу, чтобы впервые поприветствовать людей своего будущего мужа, символизм ее жеста не ускользнул от внимания этих людей.
   Они у нее как на ладони, - восхищенно подумал Мерлин. - И, может быть, самое лучшее во всем этом то, что сначала она приняла решение, и только потом поняла, почему.
   Этот жест не ускользнул и от Кэйлеба.
   - Оставайтесь здесь - все! - прокричал он сквозь шум приветствий, свиста и криков.
   Более чем несколько человек из назначенной официальной группы приветствия повернули головы, когда им передали приказ короля. На лицах одного или двух из этих людей отразилось негодование, но большинство из них только удивленно моргнули, когда он без промедления отменил всю тщательно срежиссированную церемонию, которая была запланирована для приветствия королевы Шарлиэн.
   Привыкайте к этому, люди, - с сардоническим восторгом подумал Мерлин, когда Кэйлеб сам вышел вперед. - Когда речь идет о протоколе, эти двое достаточно плохи по одиночке. Подождите, пока вы не увидите одновременно их обоих в действии!
  
   * * *
   Боже мой, он выглядит лучше, чем на портрете!
   Эта мысль промелькнула в мозгу Шарлиэн, когда Кэйлеб подошел к подножию церемониального трапа, улыбаясь ей и протягивая мощную мускулистую руку, на которой сверкали кольца с драгоценными камнями. Он стоял высокий и прямой, широкоплечий, в льняной тунике до бедер и свободных бриджах из хлопчатого шелка. Золотое и серебряное шитье туники отражало утренний солнечный свет. Крошечные драгоценные камни мерцали среди традиционных, закрученных, волнообразных узоров, а пояс из замысловато украшенных бляшек в форме морских раковин из чеканного серебра сиял почти как зеркало.
   Но на самом деле она видела его глаза. Эти улыбающиеся карие глаза, которые встретились с ней не с долгом монарха, вступающего в брак, чтобы служить нуждам своего народа, а с искренним радушием молодого человека, приветствующего свою долгожданную невесту.
  
   * * *
   Мерлин был не в своем уме. Она такая красивая!
   Кэйлеб понимал, что пялится на нее, как какой-то тупой, захолустный идиот, но ничего не мог с собой поделать. Несмотря на все, что Мерлин сказал ему, он боялся этого момента во многих отношениях. Отчасти это, как он начал подозревать, заключалось в том, что какой-то уголок его сознания не мог избавиться от упрямого пессимизма, что все такое важное, решающее для выживания его народа, должно быть исключительно результатом холодного политического расчета. И жертвоприношения.
   Но молодая женщина, протягивающая ему свою тонкую, тонкокостную руку, не была предметом расчета и самопожертвования. Ее черные волосы блестели на солнце под золотой короной присутствия, а огромные глаза искрились умом. Ее обманчиво простое платье было соткано из шелка стального чертополоха, еще более легкого и гладкого, чем хлопковый шелк, и скроено по незнакомой выкройке. Чарисийский стиль, как для мужчин, так и для женщин, отдавал предпочтение свободной, струящейся одежде, хорошо подходящей для экваториального климата. Платье Шарлиэн прилегало гораздо более плотно, открывая богато изогнутую фигуру, несмотря на ее стройность, и она откинула голову назад, когда он осторожно, почти деликатно, взял ее пальцы в свои и поднес ее руку к губам.
   - Добро пожаловать на Чарис, ваше величество, - сказал он, когда приветствия с берега позади него снова удвоились.
  
   * * *
   - Добро пожаловать на Чарис, ваше величество.
   Шарлиэн едва могла расслышать его сквозь шум голосов, бушующих вокруг них, как ураган человеческой энергии. Ее собственная рука сжала его руку, чувствуя мозоли от меча на его пальцах, силу его хватки, и странное чувство удовольствия наполнило ее, когда она поняла, что ее голова не совсем доставала до его плеча. Гардероб графа Грей-Харбора подготовил ее к экзотичности чарисийского стиля, и, глядя на Кэйлеба, она поняла, что эти свободные, яркие одежды идеально подходят к его мускулистой фигуре.
   Что, несомненно, было глупо с ее стороны думать об этом в данный конкретный момент.
   - Спасибо, ваше величество, - сказала она, повышая голос, чтобы перекрыть шум толпы. - Радушный прием вашего народа... ошеломляет.
   - Они с нетерпением ждали вас с тех пор, как пришло ваше письмо, - объяснил Кэйлеб. Затем его взгляд смягчился. - Как и я.
   Это могло быть вежливое, льстивое ничто придворного. Это было не так, и Шарлиэн улыбнулась, услышав искреннее приветствие, удовольствие в его тоне
   - Ваш портрет не отдал вам должного, ваше величество, - ответила она с дьявольской искоркой и увидела, как он слегка покраснел. Потом он рассмеялся и покачал головой.
   - Если вы можете выразиться так после того, как увидели меня в действительности, возможно, нам лучше попросить королевского оптика проверить ваши глаза!
   Его собственные глаза наполнились юмором, и она рассмеялась в ответ. Затем настала ее очередь покачать головой.
   - Ваше величество, Кэйлеб, уверена, что мы найдем время узнать друг друга. Но сейчас, полагаю, ваши люди ждут нас.
   - Нет, Шарлиэн, - сказал он, встав рядом с ней и взяв ее руку под свой локоть, когда повернулся, чтобы проводить ее до конца пути вниз по трапу. - Нет, наши люди ждут нас.
  
   .X.
   Дворец архиепископа, город Теллесберг, королевство Чарис
  
   - Простите меня, ваше преосвященство.
   Мейкел Стейнейр оторвал взгляд от последней стопки документов, когда отец Брайан Ашир открыл дверь своего кабинета. Учитывая суматоху и волнение сегодня утром, вызванные приездом королевы Шарлиэн, архиепископу удалось сделать за этот день очень мало, и с некоторыми документами на его столе просто необходимо было разобраться как можно быстрее. Нелегко было выкроить из своего графика пару часов, чтобы успеть сделать это, и отец Брайан знал это так же хорошо, как и Стейнейр. С другой стороны, младший священник был не просто так выбран в качестве личного секретаря и помощника архиепископа. Стейнейр безоговорочно доверял его суждениям, и в обычных обстоятельствах Ашир был настолько невозмутим, насколько мог бы потребовать любой архиепископ. И все же сегодня днем в его голосе было что-то особенное. Что-то очень необычное.
   - Да, Брайан?
   - Простите, что беспокою вас, ваше преосвященство. Я знаю, как вы заняты. Но... здесь есть кое-кто, кого, думаю, вам стоит увидеть.
   - "Кто-то"? - брови Стейнейра вопросительно приподнялись. - Может ли случиться так, что у этого кого-то есть имя, Брайан?
   - Ну, да, ваше преосвященство. Просто... - Ашир сделал нехарактерную для себя паузу, затем покачал головой. - Думаю, было бы лучше, если бы я просто проводил ее внутрь, если это приемлемо, ваше преосвященство.
   Любопытство Стейнейра было по-настоящему задето. Он не мог себе представить, что могло так взволновать Ашира. Из того, что только что сказал его секретарь, посетитель, о котором шла речь, явно был женщиной, и Стейнейр не мог вспомнить ни одной женщины в Чарисе - за возможным исключением королевы Шарлиэн, - которая могла бы вызвать у него такую реакцию. Но он знал молодого священника достаточно долго, чтобы принять его просьбу, даже если это не совсем соответствовало обычному протоколу посещения предстоятеля всего Чариса.
   - Очень хорошо, Брайан. Дай мне минуту или две, чтобы привести это в порядок, - он махнул рукой на документ, который просматривал, - а затем проводи ее внутрь.
   - Да, ваше преосвященство, - пробормотал Ашир, и дверь тихо закрылась, когда он удалился.
   Стейнейр задумчиво смотрел на эту дверь в течение нескольких ударов сердца, затем пожал плечами, вставил закладку, чтобы отметить место, и начал приводить в порядок листы документа.
   Что бы ни вызвало почти взволнованную реакцию его секретаря, это не повлияло на чувство времени Ашира или его способность оценить, сколько времени потребуется его архиепископу. У Стейнейра было ровно столько времени, чтобы отложить документ в сторону, привести свой стол в подобие опрятности и настороженно выпрямиться в удобном кресле. Затем дверь открылась, и Ашир снова шагнул через нее вместе с просто одетой женщиной, чьи темные волосы были слегка тронуты серебром, в сопровождении двух мальчиков. Черты лица мальчиков ясно давали понять, что это ее сыновья, но в то же время в них было что-то еще. Что-то... знакомое, хотя Стейнейр не мог точно сказать, что это было. Старшему из них на вид было где-то около подросткового возраста; младшему, возможно, десять или одиннадцать. Это было первое, что пришло в голову Стейнейру, но почти мгновенно за ним последовала другая мысль.
   Они были в ужасе. Особенно мальчики, - подумал он. - Их мать скрывала это лучше, но, несмотря на силу характера на ее лице, в ее глазах тоже был страх. И кое-что еще. Что-то темное, страстное и пронизанное железной гордостью.
   - Ваше преосвященство, - тихо сказал Ашир, - позвольте представить вам мадам Эйдорей Диннис.
   Глаза Стейнейра расширились, и он вскочил на ноги, даже не осознавая этого. Он в три быстрых шага обогнул стол, пересек кабинет и протянул ей руку.
   - Мадам Диннис! - он услышал удивление в своем собственном голосе, и это было так, как будто он слушал кого-то другого. - Это очень неожиданно!
   Ее рука слегка дрожала в его пальцах, и он посмотрел в эти глаза, увидел усталость - и отчаяние - за страхом и гордостью. То, как ей, возможно, удалось проделать весь путь от земель Храма до Чариса, не будучи опознанной и схваченной инквизицией, было больше, чем он мог представить себе.
   - Воистину, - сказал он ей, нежно сжимая ее дрожащую руку, когда его собственное изумление начало хотя бы немного ослабевать, - Бог творит Свои тайны способами, недоступными человеческому пониманию или предсказанию. Вы и ваша семья были в моих молитвах с тех пор, как епископ-исполнитель Жирэлд и отец Пейтир получили последнее письмо вашего мужа, но я никогда не думал, что Он будет настолько милостив, чтобы позволить вам добраться до Чариса!
   - Письмо, ваше преосвященство? - повторила она. Он услышал усталость и напряжение в глубине ее голоса, но ее брови поднялись, а взгляд стал острым. - Эрейк разослал письма?
   - Действительно, действительно, он это сделал, - сказал Стейнейр. Он протянул другую руку, сжимая обе ее руки, и покачал головой. - По крайней мере, одно из них. Я понятия не имею, как ему это удалось, и не буду притворяться, что мы с архиепископом Эрейком часто не сходились во взглядах. Очевидно, то, что произошло здесь, в Чарисе, со времени его последнего визита, является достаточным доказательством этого. Но из последнего письма, которое он каким-то образом организовал, чтобы доставить епископу-исполнителю и отцу Пейтиру, я могу сказать вам, что в конце своей жизни ваш муж вспомнил истинное прикосновение Бога. - Он снова покачал головой. - У нас не было подтверждения его смерти здесь, в Чарисе, но из письма, которое он отправил, и из вашего собственного прибытия сюда я должен предположить, что конец, который он предвидел, действительно настиг его.
   - О, да, - прошептала она, наконец, подбородок задрожал, слезы заблестели в ее глазах. - О, да, ваше преосвященство. Настиг. И вы правы. Я верю, что он действительно почувствовал Божий перст, несмотря на все, чего это ему стоило.
   - Что вы имеете в виду? - мягко спросил Стейнейр, потому что было что-то в ее голосе, в ее манерах, что говорило больше, чем ее слова. Мгновение она смотрела на него, затем перевела взгляд на двух мальчиков, которые смотрели на нее и архиепископа ранеными, встревоженными глазами.
   - Ваше преосвященство, - сказала она уклончиво, - это мои сыновья, Тимити Эрейк и Стивин. -Тимити, старший из двоих, с настороженным выражением лица склонил голову, когда мать представила его, но Стивин только уставился на архиепископа. Горе и напряжение младшего мальчика резанули Стейнейра, как нож, и он отпустил одну из рук мадам Диннис, чтобы протянуть ее к детям.
   - Тимити, - сказал он и сжал руку мальчика в рукопожатии равного, прежде чем отпустить ее, чтобы легко положить ту же руку на голову младшего мальчика. - Стивин. Я знаю, то, что произошло в вашей жизни за последние несколько месяцев, было пугающим. Я даже представить себе не могу, как твоей матери удалось доставить вас в Чарис. Но знайте это, вы оба. Вы здесь в безопасности, и она тоже. Никто не причинит вам вреда и не будет угрожать вам, и я знаю, что говорю от имени короля Кэйлеба, когда говорю вам, что вы все трое будете взяты под его личную защиту. И мою.
   Нижняя губа Стивина задрожала. Выражение лица Тимити было более сдержанным, более настороженным, но через мгновение он снова кивнул.
   - Можем ли мы с вами минутку поговорить наедине, ваше преосвященство? - спросила Эйдорей. Ее взгляд еще раз метнулся к мальчикам, которые оба все еще смотрели на Стейнейра, а не на нее, и архиепископ кивнул.
   - Конечно. - Он подошел к двери кабинета и открыл ее, выглянув в служебное помещение Ашира. - Брайан, не мог бы ты, пожалуйста, отвести Тимити и Стивина на нашу кухню и посмотреть, не сможет ли повар найти им что-нибудь поесть? - Он с улыбкой оглянулся через плечо. - Прошло довольно много времени с тех пор, как я был в вашем возрасте, мальчики, но, кажется, припоминаю, что меня никогда по-настоящему не кормили.
   Самая короткая из ответных улыбок промелькнула на лице Тимити, а затем исчезла. Он с тревогой посмотрел на мать, и она кивнула.
   - Иди с отцом Брайаном, - мягко сказала она. - Не беспокойся обо мне. Как говорит архиепископ, теперь мы в безопасности. Я обещаю.
   - Но...
   - Все в порядке, Тим, - сказала она более твердо. - Я ненадолго.
   - Да, мэм, - сказал он после еще одного мгновения колебания и положил руку на плечо своего брата. - Давай, Стив. Держу пари, у них тоже есть горячее какао.
   Он проводил Стивина до двери. Младший мальчик повернул голову, не сводя глаз с матери, пока между ними не закрылась дверь, и Стейнейр сам не повернулся к ней лицом.
   - Пожалуйста, мадам Диннис, - пригласил он. - Садитесь.
   Он указал ей на место на одном конце маленького дивана в углу своего кабинета, затем сел на другом конце, повернувшись к ней вполоборота, вместо того, чтобы вернуться на свое место за столом. Она оглядела комнату, прикусив нижнюю губу, очевидно, пытаясь сохранить самообладание, затем снова посмотрела на него.
   - Мои мальчики знают, что их отец мертв, - сказала она, - но я еще не сказала им, как он умер. Это было нелегко, но я не могла рисковать тем, что они выдадут себя, пока я не доставлю их в безопасное место.
   - Теперь они в безопасности, - мягко подтвердил он. - У вас есть мое обещание, как личное, так и от моего офиса.
   - Спасибо. - Она пристально посмотрела на него, затем ее ноздри раздулись. - Я искренне благодарна вам за обещание, и я знаю, что ничего из того, что вы сделали, не было сделано из личной вражды к Эрейку. И все же, надеюсь, вы простите меня, но я не могу отделить ваши действия от того, что случилось с ним.
   - И вы не должны быть в состоянии, - ответил он. - Во всяком случае, пока нет. И никто не сможет винить вас, если это расставание никогда не придет к вам. Я не буду притворяться, что ваш муж был всеобщим любимцем здесь, в Чарисе, потому что это было не так. И все же его тоже никогда не ненавидели - во всяком случае, насколько мне известно. Что касается меня, то я никогда не считал его злым человеком, как великого инквизитора. Я только чувствовал, что он слаб и, простите меня, испорчен. Развращен тем налетом коррупции, который цепляется за весь совет викариев и всех старших членов епископата.
   - Он был слаб, - согласилась она, и ее глаза снова наполнились слезами. - Но он также был сильнее, чем я когда-либо предполагала. Определенно сильнее, чем он сам когда-либо подозревал. Эта сила пришла к нему в конце.
   - Расскажите мне, - мягко попросил он, и она сделала глубокий, прерывистый вдох. Слеза вырвалась на свободу и скатилась по ее щеке, и она расправила плечи, как солдат перед битвой.
   - Я была там. - Ее голос был низким, хриплым. - Я должна была быть там. Я видела все, что они с ним делали, прежде чем, наконец, позволили ему умереть. Это заняло несколько часов, ваше преосвященство. В конце он даже не был больше человеком, только истекающим кровью, сломанным существом с содранной кожей, и "Мать-Церковь" называла это правосудием.
   Ее голос зашипел, когда она произнесла последнее слово, как проклятие. Еще больше слез вырвалось на свободу, но в этих влажных глазах был яростный, пылающий гнев, когда она смотрела на человека, который заменил ее мужа на посту архиепископа Чариса.
   - Вы ошибаетесь в одном, ваше преосвященство, - решительно сказала она ему. - Не каждый член совета викариев коррумпирован. Даже не каждый священник инквизиции, несмотря на яд Клинтана в самом сердце управления. Вот откуда я знаю, что ему предложили легкую смерть, если только он подтвердит версию храмовой четверки о том, что произошло здесь, в Чарисе.
   - Он отказался это сделать. - Она встретилась с ним взглядом, и ее подбородок гордо вздернулся, даже когда слезы потекли по ее лицу. - У нас с мужем никогда не было особого брака, ваше преосвященство. Вы правы, он был коррумпированным человеком и слабым. Но вот что я вам скажу: мне никогда не будет стыдно за Эрейка Динниса. Нет ничего, что эти лживые монстры в сердце Церкви могли бы сказать или сделать, чтобы заставить меня забыть о выборе, который он совершил, о смерти, которой он умер. В конце своей жизни он был кем угодно, только не слабаком.
   - Это хорошо согласуется с его последним письмом, - тихо сказал Стейнейр, вытаскивая из рукава сутаны безупречно чистый носовой платок и передавая его ей. - Очевидно, я не знал никаких подробностей его смерти. Но я знал, что он нашел в себе силу, о которой вы говорите, И что, какими бы ни были его ошибки, в конце своей жизни он ясно видел и говорил правду - не только другим, но и самому себе. Каждую среду, с тех пор как пришло его письмо, я провожу поминальную мессу по Божьему слуге Эрейку.
   Она судорожно кивнула, сжимая платок. Прошло несколько секунд, прежде чем она снова смогла заговорить.
   - Мне нужно рассказать мальчикам, - сказала она затем. - Они должны знать, и пройдет совсем немного времени, прежде чем кто-нибудь все равно им скажет. Наш корабль покинул Порт-Харбор в вечер его казни, и команда не знала никаких подробностей. Они знали, что его казнили, и мальчики, конечно, тоже знали. И хотя экипаж не знал подробностей, некоторые из них... размышляли о том, на что это должно было быть похоже. Они понятия не имели, кто мы такие, никогда не догадывались, что говорят об отце моих сыновей. Я сказала им, что, по моему мнению, это неуместно слышать таким маленьким мальчикам, и должна признать, что после этого они старались избегать разговоров об этом в их присутствии. Но это был не очень большой корабль, ваше преосвященство, и я знаю, что они оба слышали... кое-что из этого. Я не могла этого предотвратить, хотя верю - молюсь, - что мне удалось защитить их от худшего. Но я не могу делать это вечно.
   - Конечно, вы не можете. - Он наклонился вперед и нежно коснулся ее колена. - Я понимаю, что им может быть трудно отделить меня, по их мнению, от того, что случилось с их отцом, учитывая тот факт, что я тот, кто занял его должность здесь, в Чарисе. Но одна из обязанностей этой должности - служить всем Божьим детям, поэтому, если я могу быть чем-то полезен, когда вы скажете им, пожалуйста, позвольте мне это сделать.
   - Думаю, что, возможно, если вы сможете объяснить им или, по крайней мере, попытаетесь объяснить, почему это происходит, это может помочь, - ответила она. Затем она покачала головой. - Я не знаю, сможет ли кто-нибудь объяснить им это, ваше преосвященство. Не в их возрасте.
   - Не так давно, - сказал Стейнейр, - королю Хааралду пришлось объяснять своим двоюродным племянникам - двум мальчикам, оба младше твоего Тимити, - почему умер их отец. Пришлось объяснить, что их отец пытался убить наследного принца, убить короля и по ходу дела был убит их собственным дедом. - Он грустно улыбнулся. - Дети несут достаточное бремя, не веря, что их отцы могут быть предателями, могут быть коррумпированными. Без необходимости принимать их смерть с позором. Из того, что вы сказали, по крайней мере, отец ваших сыновей умер, говоря правду, встретившись лицом к лицу со своими палачами с мужеством истинного убеждения и выступая за это убеждение, несмотря на несправедливость его казни. В их возрасте это будет слабым утешением в связи с его потерей, особенно когда они узнают природу смерти, которой он умер. Но им нечего стыдиться. Вы правы в этом, миледи, и со временем они это поймут. Это не сотрет боль, но, возможно, по крайней мере поможет им почувствовать гордость за своего отца, которую он так справедливо заслужил в самом конце своей жизни. И хотя Бог знает, что им - и вам - потребуется время, чтобы исцелиться, я обещаю вам, что мы предоставим вам все время, всю возможную поддержку.
   - Я рада, - тихо сказала она, и он приподнял одну бровь. Она увидела это и покачала головой.
   - Я рада, - повторила она. - Я надеялась, молилась, что Эрейк умер не напрасно. Что храмовая четверка действительно лгала, и что человек, который заменил моего мужа здесь, в Чарисе, действительно был человеком Божьим, а не просто кем-то, кто ищет политической выгоды, как бы оправданно он ни поступил именно так в свете собственных злоупотреблений Церкви. Я рада видеть, что человек, который заменил его, - человек Божий.
   - Я стараюсь быть таким. - Он улыбнулся ей со смесью грусти и юмора. - Бывают моменты, когда я не так уверен в своем успехе, как хотелось бы. Но я действительно стараюсь.
   - Я могу сказать. - Она смотрела на него еще мгновение, затем сделала глубокий, успокаивающий вдох. - Отец, - сказала она, - я согрешила, и прошло три месяца с тех пор, как я в последний раз посещала мессу. Вы выслушаете мою исповедь?
  
   .XI.
   Королевский дворец, город Теллесберг, королевство Чарис
  
   - Ваше величество?
   Голова Шарлиэн автоматически повернулась к высокому стражнику с покрытой шрамом щекой, - капитану Этроузу, - когда он почтительно вошел в личную столовую. Потом она поняла, что голова Кэйлеба сделала то же самое, и хихикнула.
   Она ненавидела, когда хихикала. Смешки были приемлемы. Как и смех. Но хихиканье было непобедимо девичьим. Оно заставило ее почувствовать себя так, словно ей снова было двенадцать лет. Хуже того, оно заставляло ее чувствовать, что все остальные должны думать то же самое, но она так и не смогла полностью избавиться от них и почувствовала, как ее щеки пылают от смущения.
   Но потом она взглянула на Кэйлеба. Она увидела то же дьявольское веселье, пляшущее в его глазах, и это было уже слишком. Смешки перешли в смех, и она покачала головой, глядя на него.
   - Похоже, привыкнуть к тому, что я гостья на чужой скамейке, будет сложнее, чем я думала, - сказала она.
   - Чепуха, - ответил он. - Возможно, вы новичок при этом дворе, миледи, но вы определенно не "гостья". Не здесь. Что нам понадобится, так это какой-нибудь новый протокол, чтобы мы знали, к какому "вашему величеству" обращаются в любой данный момент.
   - Возможно, и так. Но в данный конкретный момент я совершенно уверена, что капитан Этроуз имеет в виду вас.
   - Действительно, ваше величество, - серьезно сказал Этроуз.
   Стражник почтительно поклонился, но в его почти неземных сапфирово-голубых глазах мелькнул огонек, и Шарлиэн отметила это с тщательно скрываемым любопытством.
   Она была здесь, в Теллесбергском дворце, всего двенадцать часов, и три из них провела, запертая в неизбежном, железном этикете официального полуденного банкета, на котором, казалось, присутствовало три четверти Чариса. Однако, несмотря на это, она уже поняла, что отношения Этроуза с Кэйлебом вышли далеко за рамки обычных отношений монарха и слуги. Во многих отношениях это напомнило ей ее собственные отношения с Эдуирдом Сихэмпером, но Эдуирд был ее личным оруженосцем с тех пор, как ей едва исполнилось десять лет, в то время как весь мир знал, что сейджин Мерлин Этроуз стал оруженосцем Кэйлеба менее трех лет назад. Кроме того, в этом было нечто большее, чем просто ее глубокая личная связь с Эдуирдом. Шарлиэн научилась анализировать отношения острым взглядом человека, для которого способность знать, где на самом деле находятся люди, вполне может означать разницу между сохранением трона и превращением в еще одного свергнутого - и, вполне возможно, устраненного навсегда - неудобного ребенка-наследника. Это была одна из причин, по которой ее беспокоило то, что она не могла точно определить, в чем заключалась связь между Кэйлебом и сейджином, и благоразумие подсказывало, что это была неспособность, которую она должна исправить как можно скорее.
   - В чем дело, Мерлин? - спросил теперь Кэйлеб.
   - Только что во дворец прибыл архиепископ Мейкел, ваше величество, - ответил сейджин. - Его сопровождает неожиданный гость, и архиепископ жаждет, чтобы вы уделили им несколько минут.
   Мысленные уши Шарлиан навострились. Было что-то странное в ударении, которое сейджин сделал на слове "неожиданный". И, как она поняла, было также что-то странное в реакции Кэйлеба на этот акцент. Как будто он был особенно удивлен, услышав это.
   - Если вам нужно поговорить с архиепископом, я, конечно, пойму, Кэйлеб, - сказала она, начиная отодвигать свой стул от стола для частного ужина. - Уверена, что время, которое мы уже провели сегодня вместе, отвлекло вас от очень многих вещей, которые вам нужно было сделать. Так что, наверное, пришло время...
   - Нет, - прервал он ее, быстро покачав головой. - Я имел в виду именно то, что сказал ранее. Если архиепископ считает, что ему требуется уединение для обсуждения какого-то конкретного вопроса Церкви, это одно, но я не предлагал брак просто для того, чтобы добавить еще одного человека в список людей, которым я не могу доверять. Если мы собираемся создать брак - и объединенное государство, - как, я думаю, мы оба хотим, тогда самое время начать прямо сейчас.
   - Конечно, - пробормотала она. Она откинулась на спинку стула, надеясь, что он понял, насколько она довольна его ответом. Было легко сказать, что кому-то доверяют; она очень рано на собственном горьком опыте убедилась, что гораздо труднее на самом деле доверять... и продемонстрировать, что это так.
   И я знаю, какой... властной могу быть, - подумала она с мысленной улыбкой. - Научиться искренне делиться не только доверием, но и авторитетом будет непросто, независимо от того, насколько сильно мы оба хотим, чтобы это увенчалось успехом. Добилось успеха на многих уровнях.
   - Пожалуйста, попросите архиепископа присоединиться к нам, - продолжил Кэйлеб, снова поворачиваясь к сейджину.
   - Конечно, ваше величество.
   Капитан Этроуз еще раз поклонился и удалился. Минуту спустя дверь снова открылась, и сейджин вернулся с архиепископом Мейкелом и просто одетой женщиной, которая, вероятно, была на двадцать или более лет старше Шарлиэн.
   - Архиепископ Мейкел, ваши величества, - сказал сейджин Мерлин.
   - Ваше величество. - Стейнейр поклонился Кэйлебу, затем снова Шарлиэн. - Ваше величество, - повторил он, и губы Шарлиэн дрогнули при воспоминании о ее недавнем разговоре с Кэйлебом. Но затем архиепископ выпрямился, и мрачность в его глазах изгнала всякое искушение к легкомыслию с ее стороны.
   - В чем дело, Мейкел? - голос Кэйлеба был более резким, более обеспокоенным, поскольку он тоже распознал настроение архиепископа.
   - Ваше величество, корабль ее величества был не единственным, что прибыл сегодня в Теллесберг, и я боюсь, что наши худшие опасения относительно судьбы архиепископа Эрейка подтвердились.
   Лицо Кэйлеба ничего не выражало при трезвых словах Стейнейра, и Шарлиэн почувствовала, что ее собственное делает то же самое. Как Кэйлеб, она была слишком хорошо осведомлена о судьбе, которую Книга Шулера предписывала любому, признанному виновным в преступлениях, по которым инквизиция предъявила обвинение Эрейку Диннису.
   - Как подтверждено? - спросил Кэйлеб после самой короткой паузы.
   - Подтверждено этой леди, - ответил Стейнейр, вежливо указывая на женщину рядом с ним. - Она была свидетельницей его казни, и я считаю, вы должны услышать, что она скажет об этом.
   Приятный ужин, который съела Шарлиэн, казалось, внезапно застыл у нее в желудке. Последнее, что она хотела услышать за ужином - особенно за этим ужином, именно в этот вечер - были дикие подробности ужасной смерти Динниса. Судя по выражению лица Кэйлеба, он чувствовал то же самое. Но, как и у самой Шарлиэн, были обязанности, от которых он не мог уклониться, и она почувствовала извращенное удовлетворение, когда он даже не спросил, не хочет ли она извиниться за то, что не желает выслушивать эти подробности вместе с ним.
   - Если архиепископ Мейкел считает, что мы должны выслушать вас, миледи, - вежливо обратился король к другой женщине, - тогда я более чем готов доверять его суждению.
   - Спасибо, ваше величество, - сказал Стейнейр, затем прочистил горло. - Ваши величества, позвольте мне представить мадам Эйдорей Диннис.
   Кэйлеб резко выпрямился в кресле, и Шарлиэн напряглась.
   - Мадам Диннис! - Кэйлеб встал, быстро обошел стол и протянул руку. - Как, во имя всего святого, вам удалось добраться сюда в целости и сохранности?
   - Подозреваю, что Бог имел к этому более чем малое отношение, ваше величество. - Голос мадам Диннис был ниже, чем сопрано Шарлиэн, и отголоски утраты и горя скрежетали в его глубине, как осколки древних валунов, но она сумела улыбнуться.
   - Пожалуйста, - сказал Кэйлеб, беря ее за руку и подталкивая к столу, - садитесь.
   - В этом нет необходимости, ваше...
   - Думаю, что это необходимо, - прервал он ее. - И уверен, что королева Шарлиэн согласится со мной.
   - Совершенно определенно, - сказала Шарлиэн, вставая сама и отодвигая стул своими руками.
   - Спасибо, - тихо сказала мадам Диннис с легкой, грустной улыбкой благодарности им обоим, когда она села на предложенный стул.
   - Я с трудом могу даже представить, каково это было для вас, мадам, - сказал Кэйлеб, наливая бокал вина и протягивая его ей. - Действительно, учитывая обвинения, выдвинутые инквизицией против вашего мужа, мы все боялись, что вы и ваши дети, должно быть, также были взяты под стражу. - Его губы сжались. - Учитывая... личность Клинтана, я был уверен, что он предположит, что вы, должно быть, были "заражены" простой близостью. А что касается ваших сыновей...
   Он позволил своему голосу затихнуть, и она слегка, почти судорожно кивнула.
   - Не знаю, что случилось бы со мной, ваше величество, но думаю, что вы правы насчет мальчиков. Во всяком случае, знаю, что он назвал их "ядовитой добычей этого вечно проклятого еретика". - Ее рот превратился в жесткую, горькую линию. - Полагаю, вполне возможно, что его "коллеги" по четверке попытались вмешаться, каким бы маловероятным это ни казалось. Но нас определенно арестовали бы, если бы некоторые... мои друзья в Зионе вовремя не предупредили меня. - Она отпила из бокала. - Они не только предупредили меня, ваше величество, но и дали нам всем троим убежище, пока не смогли тайно вывезти нас из Порт-Харбора.
   - Сюда.
   - Куда еще мы могли пойти, ваше величество? - Шарлиан поняла, что в голосе мадам Диннис звучали несомненные нотки гневного отчаяния. И кто должен винить ее?
   - Правильный вопрос, миледи, - признал Кэйлеб, но спокойно встретил ее взгляд. - Мы никогда не хотели, чтобы страдали невинные, но мы не можем - не будем - притворяться, что не знали, что это произойдет. С другой стороны, у нас с отцом - и у архиепископа Мейкела - боюсь, не было реального выбора, учитывая судьбу, которую храмовая четверка запланировала для всех наших подданных.
   - Знаю это, ваше величество. И понимаю как то, что двигало вашей рукой, так и то, чего вы надеетесь достичь. Или, по крайней мере, думаю, что знаю, особенно после встречи и разговора с архиепископом Мейкелом. - Шарлиэн заметила, что она использовала титул Стейнейра без колебаний и оговорок. - Действительно, это понимание - одна из причин, по которой я прибыла сюда, вместо того, чтобы пытаться постоянно скрываться на землях Храма. Но, если быть до конца честной, другая причина заключалась в том, что я считаю ваше королевство обязанным моим сыновьям убежищем от многих в Зионе и Храме, которые убили бы их просто из-за того, кем был их отец.
   - Миледи, мы обязаны этим убежищем не только вашим сыновьям, и даже не только вам, но и любому, кто окажется в опасности из-за коррумпированных людей, контролирующих совет викариев. Я надеюсь и верю, что со временем Чарис станет открытым убежищем для всех детей Божьих, которые признают развращенность таких людей, как храмовая четверка.
   - Спасибо, - повторила она.
   - Всегда пожалуйста, во всех смыслах этого слова, - просто сказал ей Кэйлеб. Затем он, казалось, собрался с духом. - А теперь, миледи, - мягко продолжил он, - можем ли мы услышать, как вы проделали такой долгий путь, чтобы иметь возможность рассказать нам?
  
   * * *
   Несколько часов спустя Кэйлеб и Шарлиэн стояли на балконе высоко на стене башни короля Мейкела, глядя на редкие огни собственно Теллесберга и более яркое пятно света, которое было вечно оживленной набережной.
   - Бедная женщина, - пробормотала Шарлиэн.
   - Аминь, - тихо сказал Кэйлеб, протянул руку и взял ее за руку. Она повернула голову, взглянув на него, когда поняла, что это действие было совершенно бессознательным с его стороны. Его глаза все еще были устремлены на темные просторы его спящей столицы, когда он положил ее руку на свое предплечье и накрыл ее своей.
   - Сомневаюсь, что буду хорошо спать сегодня ночью, - продолжил он. - Я обнаружил, что знать, каким был его приговор, и на самом деле слышать, как он был приведен в исполнение, особенно услышать это от его собственной жены, - это две разные вещи. - Он покачал головой, сжав челюсти. - Инквизиции есть за что ответить. Действительно, - он повернулся, чтобы посмотреть ей прямо в глаза, - если знать правду, это выходит за рамки храмовой четверки, что бы мы ни говорили.
   - Я поняла это еще до того, как граф Грей-Харбор принес мне ваши сообщения, - твердо сказала она и мягко, но решительно сжала его руку. - Эта свинья Клинтан - тот, кто непосредственно ответственен за все это. Я ни на секунду в этом не сомневалась, и каждое слово мадам Диннис только подтверждало это. Но если бы вся Церковь не стала коррумпированной, такой человек, как Клинтан, никогда не смог бы получить ту власть, которая у него есть. Заманчиво обвинять человека, а не учреждение, но это простой ответ, который спасает нас от того, чтобы смотреть правде прямо в глаза. И, - она встретила его пристальный взгляд, не дрогнув, - почти самый первый урок, который Марак - барон Грин-Маунтин - преподал мне после того, как Гектор заплатил за убийство моего отца, состоял в том, что первая и первостепенная обязанность монарха - смотреть правде в глаза, какой бы уродливой она ни была. Как бы сильно она - или он - ни стремились избежать этого.
   Кэйлеб несколько секунд молча смотрел на нее, затем дернул головой в странном коротком полупоклоне. У нее было странное ощущение, что это было адресовано кому-то другому, кому-то отсутствующему, но он никогда не отводил от нее взгляда.
   - Я предложил союз Чариса и Чисхолма, потому что это казалось военной необходимостью, - сказал он ей. - Конечно, у меня были сообщения о вас и вашем дворе, так же, как я уверен, у вас были сообщения о Чарисе и обо мне. Из этих сообщений я надеялся, что найду не просто союз с вашим королевством, но и союзника в вас. - Его ноздри раздулись. - Должен сказать вам, Шарлиан, что даже при таком кратком знакомстве для меня очевидно, что сообщения о вашей мудрости и мужестве не отдают вам должное.
   - В самом деле? - она старалась говорить легким тоном, изучая его лицо так внимательно, как только могла при доступном освещении. Затем она тихо рассмеялась. - Так уж получилось, что я думала о вас примерно то же самое. Я очень надеюсь, что это не тот случай, когда два нерешительных поклонника решают извлечь максимум пользы из своей ситуации!
   - Если кто-то из нас должен быть в таком положении, миледи, - сказал он, галантно кланяясь, - это должны быть вы. Теперь, когда я увидел вас и познакомился с вами, уверяю вас, я решил, что это была одна из лучших идей, которые у меня когда-либо были. На очень многих уровнях.
   Он выпрямился, и Шарлиэн почувствовала приятное покалывание внутри от откровенного желания, которое он позволил выразить на своем лице.
   Она снова сжала его руку, затем повернулась, чтобы посмотреть на Теллесберг, пока разбиралась в своих чувствах. Будучи дочерью короля, а затем и самостоятельной королевой, Шарлиэн Тейт давно смирилась с тем, что ее брак будет государственным. Она также поняла, что как королева в королевстве, которое в прошлом проявляло так мало терпимости к женскому правлению, брак представлял бы для нее особую опасность, и все же на ней лежала четкая ответственность обзавестись законным, признанным наследником своего трона, чтобы обеспечить преемственность. С таким количеством потребностей, возможностей и угроз, которые нужно было уравновесить, в ее жизни не было места для беспокойства о том, может ли она любить - или хотя бы испытывать привязанность - мужчину, за которого она в конце концов выйдет замуж.
   А потом это. Всего пять месяцев назад она была уверена, что Чарис - и Кэйлеб - обречены, и что она будет вынуждена участвовать в их убийстве. Она и представить себе не могла, даже в самом буйном полете фантазии, будто на самом деле может обнаружить, что рассматривает возможность выйти за него замуж. О том, что она безвозвратно связала свое собственное королевство с Чарисом и с восстанием Чариса против деспотичной власти Матери-Церкви. И к какой бы судьбе это восстание в конечном счете ни привело. Даже сейчас были моменты, когда она задавалась вопросом, какое безумие овладело ею, чтобы даже подумать о таком союзе.
   Но только мгновения, и их становилось все меньше.
   Это сам Кэйлеб, - подумала она. - Я видела столько цинизма, столько осторожных маневров в поисках позиции и провела большую часть своей жизни, высматривая спрятанный кинжал в руках предполагаемых друзей. Но в Кэйлебе нет цинизма. Думаю, это самая замечательная вещь из всего. Он верит в ответственность и обязанности, в идеалы, а не только в прагматизм и целесообразность, и у него есть весь пустоголовый, непобедимо оптимистичный энтузиазм одного из тех невероятно глупых героев из какой-нибудь романтической баллады, Как, во имя всего святого, он мог вырасти наследным принцем, не открыв для себя правду?
   Конечно, все это было безумием. В самые темные моменты ночи, когда сомнения приходили на зов, она осознавала это с мучительной уверенностью. Несмотря на нынешнее военно-морское преимущество Чариса, королевство было просто слишком маленьким, даже при поддержке Чисхолма, чтобы бесконечно сопротивляться огромной силе, которую Церковь могла обрушить на них. В те темные ночные часы все это было ужасно ясно, неизбежно.
   Но уже нет. Она покачала головой, удивляясь простому осознанию, которое пронзило ее. До того, как она прибыла в Чарис, ее вера в то, что Чарис - и Чисхолм - могут выжить, была результатом работы интеллекта, триумфа аналитического интеллекта над настойчивостью "здравого смысла". И, наконец, она призналась себе, это было от отчаяния. Что-то, во что она была вынуждена поверить - заставить себя поверить, - если была хоть какая-то надежда на выживание ее собственного королевства перед лицом очевидной готовности Церкви уничтожить любого, только лишь заподозренного в неповиновении храмовой четверке.
   Теперь все изменилось. Изменилось, когда она поняла, что Кэйлеб, несмотря на его молодость, несмотря на его неоспоримое обаяние, на самом деле лично был даже более впечатляющим, чем в слухах. Было что-то невероятно привлекательное в его вспышках мальчишеского энтузиазма, но за этими вспышками она видела неумолимого воина, одержавшего самые сокрушительные морские победы в истории Сэйфхолда. Который был готов идти вперед, сколько потребуется, одержать столько побед, сколько требовало его дело, потому что он искренне верил, что мужчины и женщины должны быть чем-то большим, чем послушными рабами продажных людей, которые утверждали, что говорят с авторитетом Самого Бога.
   И еще более впечатляющим, возможно, был тот факт, что его королевство и его народ уверовали вместе с ним. Верили в него. Они были готовы зайти так далеко, как он вел их, встретиться лицом к лицу с любым врагом - даже с самой Матерью-Церковью - на его стороне. Не по пятам за ним, а рядом.
   И она, - как с удивлением осознала сама, - хотела сделать то же самое. Встретить лицом к лицу любую бурю, какие бы ни были шансы, потому что это было правильно. Потому что он и его отец, архиепископ Мейкел, его дворяне и его парламент решили, что это их обязанность. Потому что они были правы, когда приняли это решение, этот выбор... и потому что она хотела разделить с ними ту же способность делать то, что правильно, потому что это было правильно.
   И тот факт, что он не просто симпатичный, но, вероятно, один из самых сексуальных мужчин, с которыми ты когда-либо сталкивалась, не имеет к этому никакого отношения, не так ли, Шарлиэн? -уголок ее мозга настаивал на том, чтобы спросить ее.
   Конечно, это не так, - строго сказала она этому надоедливому углу. - И даже если бы это было так, вряд ли сейчас время думать об этом, ты, глупая дурочка! Уходи! И все же... я должна признать, что это тоже неплохо.
   - Можем ли мы действительно справиться с этой задачей, Кэйлеб? - тихо спросила она его, снова поворачиваясь к нему лицом. - Не только все вместе, а вы и я - Кэйлеб и Шарлиэн. Со всем этим. После того, что мадам Диннис рассказала нам сегодня вечером, при всем богатстве и населении, которыми располагает храмовая четверка, можем ли мы заставить это работать?
   - Да, - просто сказал он.
   - В ваших устах это звучит так просто. - В ее голосе звучало удивление, а не пренебрежение, и он криво улыбнулся.
   - Не легко, нет. - Он покачал головой. - Из всех слов, которые вы могли бы использовать, чтобы описать это, "легко" - последнее, которое я бы выбрал. Но я считаю, что это нечто более важное, чем просто. Это неизбежно, Шарлиэн. В Зионе слишком много лжи, слишком много обмана и коррупции, даже больше, чем подозревает кто-либо. Я не настолько глуп, чтобы думать, что правда и справедливость неизбежно должны восторжествовать просто потому, что они этого заслуживают, но лжецы в конечном счете разрушают то, что они защищают своей ложью, а коррупция, амбиции и предательство неизбежно предают и самих себя. Вот что здесь происходит.
   - Храмовая четверка допустила серьезную ошибку в суждениях, когда они думали, что могут просто отмахнуться от Чариса, раздавить еще одного неудобного овода. Они были неправы в этом, и доказательство этой ошибки, так же как и доказательство их испорченности, - это то, что в конечном счете обрекает их. Они совершили ошибку, пытаясь навязать свою волю силой, террором и пролитой кровью невинных, и они думали, что это будет просто, что остальной мир продолжит принимать это. Но Мейкел прав, когда говорит, что целью Церкви должно быть воспитание и обучение, а не порабощение. Это был источник истинного авторитета Матери-Церкви, несмотря на существование инквизиции. И теперь этот авторитет, это почтение исчезли, потому что все увидели истину. Видели, что инквизиция сделала с Эрейком Диннисом, что она готова сделать с целыми королевствами... и почему.
   - И вы действительно думаете, что это имеет достаточное значение?
   - Да, имеет. Все, что нам действительно нужно сделать, - это продержаться достаточно долго, чтобы эта правда проникла в умы других правителей, других парламентов. В конце концов, храмовая четверка была права по крайней мере в одном. Именно наш пример, гораздо больше, чем наша реальная военная мощь или богатство, представляет для них истинную угрозу.
   - Это то, что сказал Марак, - сказала она ему. - И что я сказала себе, когда смогла убедить свои эмоции прислушаться к моему интеллекту. Но слышать, как это говорите вы - это как-то по-другому,.
   - Из-за моего благородного поведения и вдохновляющего роста? - легкомысленно спросил он, и она со смехом покачала головой.
   - Не совсем, - сухо ответила она.
   - Тогда как? - спросил он более серьезно.
   - Отчасти, думаю, потому, что вы сам король, и довольно впечатляющий, я вынуждена признать, и не только из-за Рок-Пойнта, Крэг-Рича или пролива Даркос. Когда вы это говорите, в этом есть что-то авторитетное, исходящее от человека, способного по-настоящему оценивать возможности.
   - Но даже больше, это исходит от того, кто вы есть, что вы есть. Я не была готова к архиепископу Майкелу или к тому, как остальные ваши люди готовы следовать за вами, куда бы вы с ним ни вели. Вы едва ли архангелы, вернувшиеся на землю, но я думаю, что на самом деле это часть вашего секрета. Вы простые смертные, а смертные - это то, что остальные из нас могут понять.
   - Думаю, возможно, вы придаете нам слишком большое значение, - сказал он трезво. - Или, возможно, я должен сказать, что вы слишком мало доверяете другим людям. Никто не может заставить целое королевство восстать против чего-то вроде храмовой четверки. Это приходит изнутри; это не может быть навязано извне. Вы знаете это так же хорошо, как и я - это причина, по которой вы смогли так эффективно править Чисхолмом, несмотря на то, что ваша знать, очевидно, помнила пример королевы Исбелл. Это причина, по которой вы смогли приехать сюда, приняв мое предложение, не боясь, что Чисхолм горит в пламени восстания у вас за спиной. Ваш народ понимает это так же хорошо, как и мой, и это истинная причина, по которой, в конце концов, мы победим, Шарлиэн.
   - Думаю, вы правы, - сказала она ему, протягивая руку, чтобы впервые коснуться его лица. Ее пальцы легонько коснулись его скулы, сильной линии подбородка, и она посмотрела ему в глаза.
   - Я думаю, вы правы, - повторила она, - и уже одно это сделало бы этот брак правильным для меня. Не имеет значения, что я чувствую, чего я хочу. Что важно, так это моя ответственность перед Чисхолмом, и эта ответственность заключается в том, чтобы освободить мой народ от ига храмовой четверки.
   - И это единственное, что имеет значение? - тихо спросил он.
   - О, нет, - сказала она. - Не единственное.
   Он смотрел ей в лицо несколько бесконечных секунд, а затем медленно улыбнулся.
   - Должен признаться, я надеялся, что вы скажете это, - пробормотал он.
   - Разве это не то место во всех этих сентиментальных романах, где герой должен запечатлеть жгучий поцелуй на целомудренной девушке и сбить ее с ног крепкими, как сталь, руками? - спросила она его со своей собственной затаенной улыбкой.
   - Вижу, что мы оба зря тратили время, когда были моложе, читая об одних и тех же легкомысленных развлечениях, - заметил он. - К счастью, уверен, что сейчас мы оба также мудрее, с лучшими суждениями и большим пониманием реальности, чем тогда.
   - О, уверена, что так и есть, - сказала она с тихим смешком.
   - Я тоже так думал, - заверил он ее, а затем его губы наконец встретились с ее губами.
  
   .XII.
   Дворцовый бальный зал, дворец Теллесберг, город Теллесберг, королевство Чарис
  
   Эдуирд Хаусмин и Алвино Поэлсин стояли у чаши с пуншем и наблюдали за пестрой толпой.
   Двое мужчин были старыми друзьями, и одним из их любимых развлечений на официальных балах и вечеринках было пересчитывать носы и выяснять, кому удалось выйти в свет позже всех остальных. Богатство Хаусмина и титул барона Айронхилла у Поэлсина - а также его должность хранителя кошелька - гарантировали, что их обоих пригласят практически на любое светское мероприятие. Ни один из них не особенно увлекался подобными делами, особенно Хаусмин, но оба были не настолько глупы, чтобы думать, что им могло сойти с рук избегать их. Поэтому они, как правило, стремились к какому-нибудь тихому уголку, иногда в сопровождении горстки своих близких друзей, и наблюдали за демонстрацией оперения богатых, могущественных и - прежде всего - глупых.
   - А вот и платье, - пробормотал Хаусмин, ненавязчиво кивнув головой в сторону матроны средних лет, которая только что величественно вплыла в бальный зал дворца с чем-то похожим на полдюжины дочерей брачного возраста, подпрыгивающих у нее за спиной. Кондитерское изделие, которое было на ней, должно было стоить как минимум столько, чтобы прокормить семью из пяти человек в течение полугода. Как таковое, это было достаточным доказательством ее богатства; к сожалению, это было также достаточным доказательством ее вкуса.
   - Что ж, - философски заметил Айронхилл, - это может повредить вашим глазам, но, по крайней мере, Рейян, должно быть, собрал с нее приличную кучу марок, чтобы она приобрела это. И, - он ухмыльнулся, - выступая в качестве королевского сборщика налогов, я рад видеть, что у него все так хорошо получается!
   - Тебе действительно не следует напоминать мне на светских раутах, что ты враг, - ответил Хаусмин.
   - Я? - сказал Айронхилл с наигранной невинностью.
   - Разве это не ты только что ввел новые налоги на пристани? О, еще и пошлины на складские запасы, раз уж я задумался об этом.
   - Но, Эдуирд, ты же сам сказал мне, что торговцы и фабриканты королевства должны быть готовы платить немного больше, чтобы финансировать флот.
   - Очевидно, это был момент временного помешательства с моей стороны, - со смешком парировал Хаусмин. - Теперь, когда я пришел в себя, то осознал, что эта рука снова скользит в мой карман. Ты знаешь - та, на которой твои кольца.
   - Ах, но я делаю это так гладко, что ты даже не заметишь боли. Обещаю.
   Хаусмин снова усмехнулся, затем повернулся, чтобы еще раз осмотреть бальный зал.
   Если бы на него надавили, он был бы вынужден признать, что этот вечерний гала-концерт был для него меньшим бременем, чем для большинства. Когда были доставлены приглашения, его жена была в восторге, и на этот раз он даже не пытался убедить ее, что она должна пойти и хорошо провести время, пока он остается дома с книгой. Или, возможно, организовал экстренный визит к дантисту, или что-то еще не менее приятное. Жейн Хаусмин была дочерью графа, в то время как Хаусмин родился простолюдином и до сих пор не получил дворянский патент, которого, несомненно, заслуживало его богатство. По большей части, Жейн абсолютно не возражала против того, чтобы ее называли просто "мадам Хаусмин", а не "леди как угодно", но у нее было гораздо более развитое чувство социальной динамики Теллесберга и королевства в целом.
   Хаусмин очень хорошо понимал, насколько ценным приобретением была его жена. Они не только глубоко любили друг друга, но и она отказалась позволить ему уйти в социальное уединение, которое во многих отношениях подошло бы ему гораздо лучше. Хотел ли он идти на такие мероприятия, как сегодняшнее, или нет, он действительно не мог полностью избегать их. У человека с его состоянием не было выбора, но Жейн обычно следила за тем, чтобы он посещал те, которые должен был, при этом грациозно не замечая те, какие мог пропустить.
   Однако сегодняшнего официального бала не смог бы избежать никто из списка приглашенных. Не тогда, когда его давала королева Шарлиэн Чисхолмская в бальном зале, который она позаимствовала у своего жениха.
   Хаусмин посмотрел через зал на плотную группу изысканно одетых, украшенных драгоценными камнями придворных, собравшихся вокруг короля Кэйлеба и его будущей жены, и почувствовал укол сочувствия, наблюдая, как Кэйлеб улыбается, отвечает на приветствия и болтает, как будто ему действительно весело.
   И он вполне может быть таким на самом деле, - подумал Хаусмин, отметив, как близко к Шарлиэн, казалось, приклеился Кэйлеб. - Очевидно, что ни один здравомыслящий мужчина не собирался просто уходить и оставлять свою невесту стоять в одиночестве на ее собственной вечеринке. Кэйлеб, с другой стороны, еще никому не разрешал танцевать с ней. Если уж на то пошло, Хаусмин весьма сомневался, что кто-то мог бы просунуть руку между ними двумя. И, судя по выражению лица и языку тела Шарлиэн, она была совершенно довольна таким положением дел.
   - Думаю, что это сработает даже лучше, чем я надеялся, - очень тихо сказал Айронхилл, и Хаусмин оглянулся на своего более высокого друга.
   - Полагаю, ты имеешь в виду несчастную парочку на дне этого кормящегося роя кракенов? - сухо сказал он.
   - Похоже, сегодня они действительно питаются немного агрессивнее, чем обычно, - признал Айронхилл. - На самом деле, полагаю, их трудно винить.
   - О, напротив, мне очень легко обвинять их, - поморщился Хаусмин. - Ты когда-нибудь замечал, что на чем-то подобном самые бесполезные люди изо всех сил стараются загнать в угол почетного гостя?
   - Я не знаю, справедливо ли это, - сказал Айронхилл, его брови приподнялись от необычной резкости тона Хаусмина. Железный мастер никогда не был очень высокого мнения о "придворных трутнях", как он часто их называл, но обычно он относился к ним с какой-то забавной терпимостью. Сегодня в его голосе звучало искреннее отвращение. - Очень немногие из этих людей имеют такой доступ к королю, которым наслаждаемся мы с тобой, Эдуирд, - отметил он. - Светские мероприятия, подобные этому, - единственная реальная возможность привлечь внимание короны, которая у них бывает.
   - О, я знаю это, - левая рука Хаусмина рубанула воздух в жесте, в котором смешалось принятие точки зрения Айронхилла с нетерпением. - И я также знаю, что каждый хочет быть как можно ближе к королеве, и почему. Я даже осознаю, что это не все просто потому, что люди ищут преимущества и возможности. Но все же...
   Он раздраженно пожал плечами, его настроение явно ухудшилось, и Айронхилл нахмурился.
   - Я знаю тебя очень давно, Эдуирд, - сказал он. - Не хочешь ли ты рассказать мне точно, почему сегодня вечером у тебя на ноге крысопаук?
   Хаусмин снова посмотрел на него, а затем, словно против своей воли, рассмеялся.
   - Ты знаешь меня очень давно, не так ли?
   - Мне кажется, я сам только что сделал то же самое наблюдение, - сказал Айронхилл с терпеливым видом. - И ты все еще не ответил на мой вопрос.
   - Это просто...
   Хаусмин на мгновение замолчал, затем тяжело вздохнул.
   - Просто я начинаю понимать, что согласен с Бинжэймином в том, что касается сторонников Храма.
   - Что? - Айронхилл даже не моргнул, несмотря на очевидную непоследовательность. - И что, скажи на милость, вызвало это только сейчас?
   - Они сожгли королевский колледж, они пытались убить архиепископа в его собственном соборе, и они расклеивают на стенах по всему городу печатные листовки, осуждающие "раскольников" и призывающие "всех верных сынов истинной Церкви" сопротивляться любыми необходимыми средствами, - ответил Хаусмин. его голос был резким. - Лично я бы сказал, что это более чем достаточная причина. Понимаю, что король и архиепископ делают все возможное, чтобы избежать прямых репрессий, но думаю, что те, возможно, заходят слишком далеко.
   - Не знаю, могу ли я с тобой не согласиться, - сказал Айронхилл. - С другой стороны, я понимаю точку зрения короля, и думаю, что он совершенно прав, когда говорит, что мы не можем позволить себе мазать одной и той же кистью и обливать грязью каждого человека, который выступает против раскола. Если мы это сделаем, нам удастся только загнать законопослушных храмовых лоялистов в объятия людей, которые любят играть с кинжалами или бросать зажженные лампы в окна. Ничто из этого не дает мне ни малейшего представления о том, почему ты поднимаешь этот вопрос в данный конкретный момент. Ты съел что-нибудь на ужин, что тебе не понравилось, Эдуирд?
   - Что? - Хаусмин пристально посмотрел на него, затем весело фыркнул. - Нет, конечно, нет.
   - Это хорошо. Я боялся, что это может быть боль в животе, и подумывал вызвать целителя, чтобы вызвать рвоту.
   - Ты можешь быть довольно грубым парнем на таком высоколобом собрании, не так ли? - усмехнулся Хаусмин.
   - Одно из преимуществ того, что я родился в дворянской семье, даже если я всего лишь барон. А теперь, не собираешься ли ты объяснить, о чем на самом деле все эти твои загадочные высказывания?
   - Думаю, это просто список гостей. - Хаусмин пожал плечами. - Знаю, что есть правила о том, кого следует приглашать на что-то подобное, но, черт возьми, Алвино, пришло время нам подвести черту и сказать сторонникам Храма и симпатизирующим им, что они больше не желанные гости здесь, во дворце.
   Айронхилл почувствовал, как его брови снова поползли вверх, и повернулся, чтобы получше рассмотреть толпу вокруг короля и королевы. Он мог видеть нескольких представителей знати, которые выражали по крайней мере некоторые сомнения в отношении Церкви Чариса, но никто из них не был особенно громогласным по этому поводу. Если уж на то пошло, почти никто из чарисийской знати не возражал против решений короля Кэйлеба и архиепископа Мейкела. По крайней мере, не открыто.
   - О ком ты говоришь, Эдуирд? - тихо спросил он через мгновение.
   - Что? - судя по выражению лица Хаусмина, вопрос Айронхилла застал его врасплох.
   - Очевидно, кто-то там, рядом с королем, серьезно беспокоит тебя или, по крайней мере, выводит из себя. Кто это?
   - Ты шутишь... не так ли?
   - Нет, это не так. О ком ты так беспокоишься?
   - Ну, не знаю, беспокоюсь ли я о нем, - сказал Хаусмин немного медленнее. - Разозлился, вот это было бы довольно красиво подытожено.
   Айронхилл бросил на него раздраженный взгляд, и он немного смущенно пожал плечами: - Извини. И в ответ на твой вопрос, человек, на которого я злюсь, - это Трейвир Кейри.
   В глазах Айронхилла появилось понимание, и он покачал головой.
   - Эдуирд, я знаю, что ты и Рейян оба ненавидите Кейри. Если уж на то пошло, я сам его не слишком люблю. Но он один из дюжины или около того самых богатых людей в королевстве. Возможно, не дотягивает до твоего уровня или до Рейяна, но, с другой стороны, вы двое, как правило, сами по себе в своих классах. Однако он, безусловно, достаточно богат, чтобы включить его в список "обязательных приглашений". И по браку он также связан узами примерно с четвертью пэров.
   - Он жадный ублюдок, - категорично заявил Хаусмин. - Ему наплевать на мужчин и женщин, работающих на него, и его идея торговли состоит в том, чтобы производить свой продукт так дешево и некачественно, как он может себе позволить, и продавать его за тот максимум, что он может выжать из своих клиентов. Я бы не доверил ему присматривать за моей собакой, пока меня днем нет в городе.
   Брови Айронхилла снова поползли вверх от холодной, горькой ненависти в голосе Хаусмина. Конечно, он знал о многолетней вражде между Трейвиром Кейри и Эдуирдом Хаусмином. Все в Теллесберге знали об этом. Но это был новый уровень враждебности, и это беспокоило его.
   - Что вызвало это только сейчас? - спросил он, поворачиваясь, чтобы посмотреть на толпу вокруг короля и королевы.
   Барон заметил, что Кейри, казалось, держался на расстоянии от королевской пары. Он был частью толпы, собравшейся вокруг них, но удовлетворился внешним краем этой толпы, где он стоял, разговаривая с горсткой других людей. Вокруг него столпилось несколько других богатых бизнесменов из Теллесберга, и они делали все возможное, чтобы помочь нескольким высокопоставленным чисхолмцам, которые сопровождали Шарлиэн в Чарис. Судя по их виду, они были заняты тем, что пытались произвести впечатление на посетителей тем, какие привлекательные направления инвестиций представлял их бизнес. Один или два чисхолмца, включая дядю королевы, выглядели так, как будто предпочли бы оказаться где-нибудь в другом месте, но хорошие манеры не позволяли им просто отмахнуться от чарисийцев.
   - Полагаю, что большая часть этого происходит из-за "несчастного случая" на его фабрике сегодня утром, - признал Хаусмин.
   - Что за несчастный случай? - Айронхилл повернулся к своему другу, и губы Хаусмина скривились от отвращения.
   - Несчастные случаи тянутся за такого рода людьми, как магнит притягивает железные опилки. Он не обучает своих людей должным образом, он не беспокоится об опасностях, связанных с окружающим их оборудованием, и он предпочитает "нанимать" детей, потому что может заплатить им намного меньше. И сегодня ему удалось убить троих. Двоих братьев - десяти и одиннадцати лет, если тебе угодно, - и их четырнадцатилетнего двоюродного брата, который пытался вытащить их из шахты.
   - Я не слышал об этом, - тихо сказал Айронхилл.
   - И есть вероятность, что ты бы и не услышал, если бы у нас с тобой не было этого разговора, - с горечью ответил Хаусмин. - В конце концов, он едва ли единственный, кто использует детей, не так ли? Именно поэтому мы с Рейяном так упорно боролись за то, чтобы провести через совет законы, запрещающие нанимать детей на работу. И почему мы оба были так недовольны переносом даты их вступления в силу на "период адаптации".
   Хаусмин выглядел так, словно ему хотелось плюнуть на полированный мраморный пол, и Айронхилл вздохнул.
   - Понимаю, и я был на твоей стороне, если ты помнишь. Но в аргументе о том, что немедленное выдергивание с мануфактур всех, кому не исполнилось пятнадцати лет, повредит, действительно, был какой-то смысл. Это вызовет много проблем. И нравится тебе это или нет, Эдуирд, но верно и то, что на этом пути пострадают многие семьи, полностью или частично зависящие от заработной платы, которую приносят домой их дети.
   - Я не говорил, что это будет легко, и ни Рейян, ни я никогда не утверждали, что это будет безболезненно. Но это нужно сделать, и Кейри - яркий пример того, почему. Посмотри на него - просто посмотри! Видишь ли ты хоть тень беспокойства на его лице? И неужели ты хоть на мгновение думаешь, что он готов выплатить какую-либо пенсию семьям этих трех детей за их смерть? Почему он должен это делать? Пока не вступят в силу законы о детском труде, там, откуда они пришли, их всегда будет много.
   Холодная, горькая ненависть в голосе Хаусмина была сильнее яда, и Айронхилл немного неловко поерзал. Он не мог оспорить ничего из того, что только что сказал Хаусмин. Если уж на то пошло, он в целом согласился с позицией Хаусмина, хотя иногда ему казалось, что его друг может дойти до крайности, пытаясь зайти слишком далеко и слишком быстро. И в бизнес-сообществе Чариса были те, кто гораздо более предвзято относился к крестовому походу Хаусмина и Рейяна Мичейла по улучшению условий труда на своих фабриках, чем Айронхилл. "Кровоточащее сердце" было одним из терминов, которые время от времени употреблялись, и многие бизнесмены бормотали о катастрофических последствиях отстаиваемой теми политики, которые неизбежно скажутся на экономике королевства.
   Что особенно глупо с их стороны, учитывая тот факт, что во всем Чарисе Эдуирд и Рейян обычно показывают наибольшую отдачу от своих предприятий, - признал про себя барон. - И все же...
   - Я не знал о несчастном случае, - снова тихо сказал он. - Прекрасно понимаю, почему это тебя разозлило. Если уж на то пошло, теперь, когда я знаю, это чертовски злит меня. Но как это связано с приверженцами Храма?
   - Тебе действительно следует сесть и обсудить это с Бинжэймином Рейсом, - сказал ему Хаусмин. - Уверен, что к настоящему времени у Бинжэймина должно быть достаточное досье на нашего хорошего друга Трейвира.
   - Почему? - глаза Айронхилла сузились.
   - Потому что тот же самый ублюдок, которому было наплевать на то, что рабочие гибнут на его фабриках, возмущен самим понятием нашего "безбожного отступничества", когда мы осмелились сказать храмовой четверке, что мы не склонны позволять им сжигать наши дома над нашими головами. Оказывается, мы обрекли каждую душу в Чарисе на вечность с Шан-вей в Аду, чтобы услышать, как он это рассказывает. Удивительно, насколько больше он заботится о душах своих работников, чем об их физическом благополучии. Как думаешь, это как-то связано с тем фактом, что ему не придется покупать билет, чтобы попасть на Небеса?
   Язвительность в голосе Хаусмина могла бы содрать краску со стены, и Айронхилл нахмурился. Трейвир Кейри всегда был очень важной частью религиозного истеблишмента. Однако, учитывая его обычную деловую практику и то, как он обращался со своими сотрудниками, Айронхилл всегда предполагал, что его привязанность к Церкви проистекает из объема бизнеса и покровительства, которые она контролировала, а не из какого-либо подлинного чувства благочестия.
   - Насколько открыто он выражал свои взгляды? - спросил хранитель кошелька.
   - Не совсем так открыто, как мог бы, - признал Хаусмин. - Сразу после того, как Кэйлеб арестовал Адимсина и назначил Мейкела архиепископом, он был гораздо более громогласным. С тех пор он отступил на шаг или два, особенно после покушения. Не думаю, что он вообще сейчас много говорит об этом на публике. К сожалению, я не могу полностью избежать общения в тех же кругах, что и он, - не совсем, - и люди, которые знают нас обоих, склонны говорить. Поверь мне, он не изменил своей позиции, Алвино. Он просто стал достаточно осторожен, чтобы хотя бы немного уйти с ней в тень. Я сомневаюсь, что он обманет следователей Бинжэймина, заставляя их думать, что он передумал, но просто посмотрите, как он улыбается и кивает вон там. Мне не нравится мысль о том, чтобы позволить кому-то с его симпатиями находиться близко к королю.
   - Сомневаюсь, что он готов зайти так далеко, - медленно произнес Айронхилл. - Во всяком случае, для этого потребуется больше мужества, чем я когда-либо видел с его стороны.
   - Может, и нет. Но что бы он, черт возьми, сделал, так это побежал и рассказал своим собратьям-приверженцам Храма все, что ему удастся узнать при дворе - или где-либо еще, если уж на то пошло.
   - Вот это я могу понять, как он делает, - признался Айронхилл. Он хмуро смотрел через бальный зал на Кейри еще несколько секунд, затем поморщился.
   - Прежде чем это вылетит у меня из головы, Эдуирд, позволь мне поблагодарить тебя за то, как основательно ты разрушил мое ограниченное удовольствие от вечера.
   - Не думай об этом, - торжественно сказал Хаусмин. - В конце концов, для этого и существуют друзья.
   - И не думай, что я не найду способ отплатить тебе тем же, - предупредил его Айронхилл. - С другой стороны, - продолжил он более серьезно, - ты дал мне довольно много пищи для размышлений. Кейри участвует в торгах по нескольким текущим контрактам короны. На самом деле, если я не ошибаюсь, он, вероятно, предлагает самую низкую цену по крайней мере на два из них... включая один на пять тысяч новых винтовок. В сложившихся обстоятельствах, думаю, мне следовало бы подумать, хочу ли я, чтобы кто-то с его отношением был так глубоко погружен в то, что мы делаем.
   - Думаю, что это действительно возможно, - согласился Хаусмин.
   - Не знаю, как король отреагирует на эту идею, - предупредил его Айронхилл. - Он серьезно относится к тому, чтобы никого не наказывать по соображениям совести, пока они не нарушили никаких законов.
   - Алвино, я глубоко уважаю Кэйлеба. Более того, я готов следовать за ним, куда бы он ни повел. Но он все еще очень молодой человек во многих отношениях. Понимаю его логику в отказе от принятия репрессивных мер, и понимаю позицию Мейкела в отношении совести отдельных лиц. Это не значит, что я думаю, что они правы. Или, может быть, лучше сказать, я не думаю, что они полностью правы. В какой-то момент им придется начать принимать некоторые осторожные решения, основанные на том, что вызывает подозрения. Я не говорю об арестах или произвольных тюремных заключениях, и Бог свидетель, я не говорю о казнях. Но они должны начать защищать себя от таких, как Кейри.
   - Я буду первым, кто признает, что интенсивность моей... неприязни к нему вызывает у меня подозрения в том, что касается его, по крайней мере, в какой-то степени. И, как и ты, не думаю, что у него хватит смелости рискнуть умереть за свои убеждения. Но могут быть и другие, у которых хватит смелости... и которые лучше скрывают, насколько они не согласны с тем, что мы делаем здесь, в Чарисе. Это те, которые меня беспокоят, Алвино.
   Эдуирд Хаусмин посмотрел в глаза своему другу и покачал головой, его глаза потемнели.
   - Это те, которые меня беспокоят, - повторил он.
  
   .XIII.
   Город Фирейд, пролив Фирейд, королевство Делфирак
  
   - Чем могу вам помочь, милорд епископ? - вежливо спросил сэр Вик Лэйкир, когда епископа Эрниста Джинкинса проводили в его кабинет недалеко от набережной Фирейда. По пятам за епископом мрачно следовал его интендант отец Стивин Грейвир в зеленой сутане верховного священника с эмблемой ордена Шулера "меч и пламя".
   Лэйкир чувствовал себя более чем неловко из-за того, что могло привести Джинкинса к нему. Он не был ни мэром Фирейда, ни губернатором области, в которой находился портовый город, ни кем-то другим, с которым обычно будет иметь дело епископ Фирейда. Кем он был, так это старшим офицером военного гарнизона Фирейда, что, учитывая события в последнее время в других частях мира, помогло объяснить его беспокойство.
   - Я уже побывал у мэра, сэр Вик, - сказал Джинкинс. Тревога Лэйкира усилилась еще на несколько пунктов, хотя выражение его лица оставалось просто вежливо-внимательным. - Уверен, что вы получите известие от него - и, вполне вероятно, также от губернатора - в ближайшее время. Поскольку, однако, этот вопрос непосредственно касается Матери-Церкви, я подумал, что будет лучше, если я приду и обсужу его с вами лично.
   - Понимаю, - сказал Лэйкир. Затем он сделал паузу и покачал головой. - На самом деле, милорд, я не понимаю. По крайней мере, пока.
   - Во всяком случае, это честно, сэр Вик, - улыбнулся Джинкинс. Это была короткая улыбка, и его лицо быстро снова посерьезнело.
   - На самом деле, сэр Вик, - сказал он, - я здесь по прямому указанию канцлера Тринейра и великого инквизитора Клинтана.
   Лэйкир почувствовал, как напряглись мышцы его лица, но он просто кивнул.
   - Управление инквизиции и совет викариев определили, что пагубные доктрины, искажения, богохульства и ложь, распространяемые еретиками-отступниками из Чариса, являются еще более ядовитыми и развращающими для всего народа Божьего, чем считалось вначале, - сказал Джинкинс. Что-то в тоне епископа напоминало Лэйкиру человека, который не был полностью согласен с тем, что от него требовали говорить, но прелат непоколебимо продолжал.
   - Из-за разъедающей силы богохульных учений так называемой "Церкви Чариса" великий инквизитор решил, что на нем лежит обязанность ограничить их распространение любыми возможными средствами. И, поскольку было хорошо установлено, что торговые суда королевства Чарис несут с собой его еретические учения, куда бы они ни направлялись, о чем свидетельствуют копии лживого "письма" отступника Стейнейра к его святейшеству, которые были так широко распространены, великий инквизитор Клинтан решил закрыть все порты всех богобоязненных царств против их проникновения и обольщения их ложью. Соответственно, вы должны предпринять шаги, чтобы закрыть для них Фирейд в будущем... и захватить и интернировать любые суда под флагом Чариса, находящиеся в настоящее время в порту. Согласно моим собственным донесениям, король согласен с канцлером и великим инквизитором в этом вопросе. Мать-Церковь предоставила ему доступ к семафору, и полагаю, что вскоре вы получите от него подтверждение этих инструкций.
   Лэйкир почувствовал себя так, словно кто-то только что неожиданно ударил его кулаком. Какое-то мгновение он мог только смотреть на Джинкинса, не в силах сразу понять, что сказал епископ. Затем его мозг снова заработал, и он задался вопросом, почему он был удивлен.
   Потому что это фактически разрушит экономику Фирейда, вот почему, - сказал упрямый голос в глубине его мозга. - Город стал богатым и могущественным, потому что он был главным портом королевства Делфирак... и потому, что его относительная близость к Чарису делала его естественным перевалочным пунктом для грузов из портов и в порты по всему западному побережью Ховарда. Это все равно что отшлепать ребенка топором!
   - Если таковы мои приказы от короля Жэймса и Матери-Церкви, милорд епископ, - сказал он, - я, конечно, выполню их в меру своих возможностей. Тем не менее, я чувствую, что должен указать, что в данный момент в гавани находится по меньшей мере двадцать пять судов под чарисийским флагом. Если уж на то пошло, их, вероятно, больше; Я не проверял у начальника порта в последнее время, но их было даже больше, чем обычно, с тех пор, как... ах, после того случая в проливе Даркос. - Он немного нервно откашлялся, затем продолжил. - Более того, по крайней мере половина из них не пришвартована к одному из причалов, а стоит на якоре, ожидая швартовки. Это сделает их довольно трудными для захвата, если они поймут, что происходит, и попытаются отплыть.
   - Вам помогут несколько галер, - довольно резко сказал отец Стивин. Вспышка раздражения промелькнула на лице Джинкинса, и его губы были плотно сжаты, возможно, на один удар сердца, но он не упрекнул Грейвира за то, что тот вмешался в разговор.
   Конечно, он этого не сделал, - подумал Лэйкир. - Грейвир и в лучшие времена не отличался смирением и покладистым характером. Одному Богу известно, что он, вероятно, сообщит в Храм, если решит, что кто-то - даже епископ - препятствует указаниям великого инквизитора. И это тоже момент, который мне лучше иметь в виду.
   - Это, несомненно, очень поможет, отец, - сказал он вслух. - Тем не менее, это все равно будет сложно. Мы сделаем все, что в наших силах, уверяю вас, но вполне возможно, что по крайней мере некоторые из них ускользнут от нас.
   - Тогда потопите их, если они попытаются, - холодно сказал Грейвир.
   - Потопить их, если нет другого способа остановить их, - тихо поправил Джинкинс. Взгляд, который Грейвир бросил на него, был не тем, который Лэйкир привык видеть у простого верховного священника, обращающегося к епископу, но Джинкинс встретил его спокойно.
   - Конечно, это то, что я имел в виду, милорд, - сказал интендант после короткого колебания.
   - Ах, боюсь, это легче сказать, чем сделать, отец, - деликатно сказал Лэйкир. Оба священнослужителя повернулись к нему, и он пожал плечами. - На данный момент ни одна из островных батарей не укомплектована персоналом. У меня есть минимальные орудийные расчеты для береговых батарей, но не для внешних батарей. Если они выйдут из гавани, то смогут свободно перемещаться по любому из основных каналов.
   - Тогда обеспечьте их персоналом. - Голос Грейвира звучал так, как будто он думал, что разговаривает с идиотом, и Лэйкир почувствовал, как напряглись мышцы его челюсти.
   - Это не так просто, отец, - сказал он, изо всех сил стараясь, чтобы в его голосе не было никаких эмоций. - У меня нет артиллеристов для этих батарей. Вы же знаете, в мирное время мы обычно не держим их в штате.
   Потому, - он тщательно не сказал вслух, - что они находятся более чем в сотне чертовых миль от города, ты... неосведомленная душа.
   Большие острова между проливом Фирейд и Южным океаном и обширные отмели вокруг них помогли укрыть огромный залив от часто капризной погоды у южной оконечности материка Ховард. Острова также предлагали удобные места для размещения батарей, прикрывающих судоходные каналы, но оборудовать и укомплектовывать их было дорого... А у Жэймса II из Делфирака была заслуженная репутация человека, который ощипывал марки до визга. Если не считать чего-то немногим большего, чем минимальные сторожевые посты, островные батареи в мирное время никогда не были укомплектованы.
   - Мне потребовалось бы, как минимум, несколько дней - более вероятно, почти две-три пятидневки, если честно, даже если бы вы разрешили мне использовать семафор Матери Церкви, - чтобы запросить необходимые орудийные расчеты, доставить их сюда, а затем переправить через весь путь на острова, - продолжил он тем же болезненно нейтральным тоном. - У меня сложилось впечатление, что вы хотите, чтобы я немедленно закрыл порт для Чариса. Если это действительно так, у нас не будет достаточно времени, чтобы собрать артиллеристов, которые нам нужны для фортов охраны пролива.
   - Понимаю. - Грейвир выглядел так, как будто хотел придраться к объяснению Лэйкира, и не почувствовал ничего, кроме раздражения, когда не смог.
   - Вы правы насчет того, как быстро нам нужно это сделать, сэр Вик, - сказал Джинкинс. - И, - он взглянул на Грейвира, - все, что Бог может попросить от любого человека, это чтобы он делал все, что в его силах, в рамках имеющихся у него возможностей. Уверен, что вы, как всегда, поступите именно так.
   - Спасибо, епископ. - Лэйкир отвесил ему легкий, но сердечный поклон.
   - В таком случае, мы оставим вас, чтобы вы начали готовиться, - сказал епископ. - Пойдем, Стивин.
   Грейвир на мгновение воспротивился. Потому что, как понял Лэйкир, интендант хотел лично взять на себя командование всей операцией. Поскольку он не мог этого сделать, следующим лучшим решением было бы потратить несколько часов на то, чтобы рассказать Лэйкиру, как он должен это сделать.
   И не приведет ли это к большому беспорядку, - сардонически подумал Лэйкир из-за тщательно прикрытых глаз. - Не то чтобы это все равно закончится по-другому. И как, по мнению Клинтана и канцлера, Чарис и король Кэйлеб отреагируют на все это?
   У него не было ответа на свой собственный вопрос... пока.
  
   * * *
   Эдминд Уолкир, хозяин после Бога на галеоне "Уэйв" (по крайней мере, когда его жены не было на палубе), стоял у кормового поручня галеона и волновался.
   По большому счету, именно там он всегда проявлял свое беспокойство. И он также предпочитал делать это после захода солнца, когда никто из его команды не мог видеть выражение его лица и заразиться его тревогами. И, конечно же, когда Лизбет не могла его видеть и предложить дать ему по уху в качестве своего собственного, к счастью, уникального противоядия от беспокойства.
   Не то, чтобы она действительно это делала... по крайней мере, перед командой.
   Я думаю.
   Его губы дрогнули при этой мысли, но его веселье было недолгим, и он быстро вернулся к своему беспокойству, глядя через темные воды гавани на тусклые огни набережной Фирейда.
   Мне все равно, что она скажет, - твердо сказал он себе. - В следующем рейсе Лизбет останется дома. И Грейгор тоже.
   Он не ожидал, что это решение будет легко привести в исполнение. Как по меньшей мере треть, а возможно, и половина всего торгового флота Чариса, "Уэйв" и его родственный корабль "Уинд" принадлежали семье. Эдминд и его брат Жорж были соответственно капитаном и первым помощником капитана на "Уэйв", а шурин Эдминда, Ливис, и младший брат Эдминда, Мичейл, занимали те же должности на борту "Уинд". Члены семьи обычно составляли ядро экипажей на борту таких судов, а жена Эдминда, Лизбет, выполняла обязанности казначея "Уэйв". Для этого были веские причины, и при обычных обстоятельствах, когда все, о чем нужно было беспокоиться, - это ветер, погода, кораблекрушение и утопление, это не особенно нарушало сон Эдминда.
   Но обстоятельства были ненормальными. Даже отдаленно не нормальными.
   Он оперся обеими руками о поручень, барабаня пальцами и хмурясь. С тех пор, как храмовая четверка совершила неспровоцированное нападение на Чарис, напряженность достигла невероятно высокого уровня. Ну, конечно, она стала такой! Когда сам великий инквизитор потворствовал уничтожению целого королевства, торговые суда из этого королевства могли ожидать, что окажутся в том, что можно было бы мягко назвать "неудобным положением".
   Тем не менее, во время первого рейса Эдминда после битвы при проливе Даркос все казалось не таким уж неустроенным. В тот раз он оставил Лизбет дома - не без борьбы характеров, которая заставила его мечтать о чем-то столь же мирном, как ураган, - но на самом деле у него не было никаких проблем. Маршрут Теллесберг-Фирейд был обычным маршрутом "Уэйв", и агенты и торговцы, с которыми он обычно имел дело здесь, в королевстве Делфирак, казалось, были рады снова увидеть его. Учитывая количество товаров, скопившихся на складах Фирейда в ожидании перевалки, не говоря уже о всех торговцах, которые ждали задержанных войной грузов из Чариса, вероятно, не должно было быть таким удивительным - или таким большим облегчением - как это было.
   К сожалению, это также наводило на мысль (как предсказуемо заметила Лизбет), что нет никаких причин, по которым она не должна была бы отправиться в следующий рейс. В котором она была с их старшим сыном Грейгором. И он молил Небеса, чтобы он мог оставить их обоих дома.
   Это письмо архиепископа, - с горечью подумал он. - Я не могу не согласиться ни с чем сказанным им, но так оно и есть.
   В последний раз, когда он был здесь, это письмо было в пути. Теперь оно пришло, и реакция Церкви была... неблагоприятной. Тот факт, что, насколько мог судить Эдминд, каждый порт на материке был наводнен тысячами печатных копий одного и того же письма, также не помог делу. Раньше все хотели притвориться, что все идет как обычно, что нападение на Чарис действительно было совершено ее чисто светскими врагами - и, конечно же, столь же светскими "рыцарями земель Храма". Теперь, когда вызов архиепископа Мейкела был брошен настолько публично, это было невозможно. Хуже того, в сообщениях Церкви происшедшее на самом деле было дико искажено... с предсказуемым результатом, когда многие люди были готовы предположить, что это солгал Чарис.
   Большинство торговцев Фирейда все еще жаждали увидеть чарисийские галеоны и чарисийские товары, но они уже не так стремились увидеть чарисийцев. Или, скорее, они не хотели, чтобы их видели встречающимися с чарисийцами. Без сомнения, во многом это было связано с тем, что общение с кем-то, кто был объявлен врагом Церкви, несло в себе активную угрозу официального недовольства. Но был и подтекст, ядовитая враждебность, которая не имела ничего общего с официозом и бурлила под поверхностью.
   В любом портовом городе всегда был элемент, который возмущался богатством и силой, казалось бы, вездесущего торгового флота Чариса. Местные судовладельцы, которые негодовали на чарисийцев за то, что они забирали "их" законные грузы. Местные моряки, которые обвиняли Чарис в своих частых приступах безработицы. Местные ремесленники, которые возмущались потоком чарисийских товаров, снижавших цены, которые они могли запрашивать. Даже местные судостроители, которые возмущались фактом всеобщего "знания", что корабли, построенные чарисийцами, были лучшими в мире... и соответственно их и покупали в первую очередь. Всегда был кто-то, и теперь у них было дополнительное "оправдание" (не то, чтобы они действительно нуждались в каких-либо дополнительных причинах, насколько Уолкир когда-либо мог видеть), что, очевидно, все чарисийцы были еретиками, стремящимися уничтожить Мать-Церковь.
   В прибрежных тавернах произошло несколько неприятных инцидентов, а на одну группу чарисийских моряков напали в переулке и жестоко избили. Городская стража тоже не особенно стремилась выяснить, кто несет ответственность за нападения. К настоящему времени, по негласному соглашению, капитаны чарисийских кораблей, толпившихся в гавани Фирейда и ожидавших своей очереди на причале, ночами держали своих людей на борту, вместо того, чтобы позволять им совершать обычные выходы на берег. Многие из них - как и сам Уолкир - также тихо готовились к возможным беспорядкам здесь, на набережной, хотя он надеялся, что до этого никогда не дойдет. С другой стороны, он вовсе не был уверен, что этого не произойдет... И о том, насколько напряженной была ситуация, говорило то, что экипажи даже не жаловались на ограничения своих капитанов.
   Нет, - твердо сказал он себе. - Когда я снова привезу Лизбет и Грейгора домой, они, черт возьми, останутся там. Лизбет может закатывать столько истерик - и потов - сколько захочет, но я не собираюсь видеть, как ей будет больно - или еще хуже, - если ситуация еще больше выйдет из-под контроля.
   Его разум отшатнулся от мысли о том, что с ней что-то может случиться, и он глубоко вздохнул, затем посмотрел на безлунное небо с чувством решимости.
   Конечно, - сказал он себе, - мне нет особой необходимости спешить сообщить ей о своем решении до того, как мы вернемся в Теллесберг, не так ли?
  
   * * *
   - Хорошо, - прорычал сержант Аллейн Дикин, - у кого-нибудь есть какие-нибудь вопросы в последнюю минуту?
   Как и следовало ожидать, никто этого не сделал. Что, - подумал Дикин, - в равной степени предсказуемо гарантировало, что какой-нибудь чертов идиот не понял чего-то, о чем ему, черт возьми, следовало спросить. Так было всегда, это знал каждый сержант.
   Даже без всех дополнительных вещей, которые сегодня вечером могут пойти не так.
   Дикин поморщился и повернулся, чтобы посмотреть вдоль плохо освещенного пирса со своего места в чернильно-темной тени с подветренной стороны штабеля ящиков. Лично он считал, что вся эта операция была такой же глупой, как и все остальное. Эту мысль он не собирался никому высказывать вслух. Особенно там, где какая-нибудь чрезмерно рьяная заноза в заднице могла бы обратиться в инквизицию.
   Аллейн Дикин был таким же верным сыном Матери-Церкви, как и все остальные. Однако это не означало, что он был глухим, немым или тупым. Он был более чем готов согласиться с тем, что чарисийцы зашли слишком далеко, открыто бросив вызов авторитету совета викариев и даже авторитету самого великого викария. Конечно, они это сделали! Но все же...
   Гримаса сержанта стала еще уродливее. Зашли они слишком далеко или нет, он не мог притворяться, что не понимает многого из того, что ими двигало. Если уж на то пошло, он сочувствовал их жалобам и даже их явным обвинениям в коррупции против церковной иерархии. Но как бы сильно он ни сочувствовал Чарису, инквизиция, очевидно, не сочувствовала, и он был мрачно уверен, что причина сегодняшних действий была гораздо больше связана с желанием инквизиции преподать еретикам урок, чем с чем-то еще, отдаленно рациональным. И выбор времени, вероятно, был больше обязан нетерпению инквизиции, чем какому-либо фактическому планированию. Середина непроглядной ночи была не лучшим временем, о котором мог подумать Дикин, чтобы отправлять вооруженных людей, многие из которых не имели никакого опыта здесь, на берегу, на борт совершенно незнакомых кораблей менее чем за один день с момента уведомления.
   Что ж, это, наверное, не совсем справедливо, - сказал он себе, - потому что если мы должны захватить и корабли на якорной стоянке, то, полагаю, нам нужен покров темноты. И, по крайней мере, они выдали нам арбалеты вместо фитильных ружей, так что мы не будем выделяться в темноте, как стая проклятых мигающих ящериц! Но Лэнгхорн знает, что есть много вещей, которые могут пойти не так, при попытках сделать все это посреди ночи! И может быть, я и не моряк, но даже мне приходит в голову, что делать это во время отлива тоже не совсем блестяще.
   Он покачал головой, затем бросил на свой взвод еще один сердитый взгляд - скорее по привычке, чем по какой-либо другой причине - и стал терпеливо ждать сигнала капитана Кейрмина.
  
   * * *
   Если бы сержант Дикин только знал об этом, он едва ли был единственным делфиракцем, у которого были сомнения по поводу сроков предстоящей операции и его собственной роли в ней. По крайней мере, в этом капитан Хоуирд Макнил с галеры "Эрроухед" полностью согласился бы с ним.
   Корабль Макнила был направлен для прикрытия главного судоходного канала на выходе из залива Фирейд. Было бы неплохо, если бы они смогли найти другой корабль для поддержки "Эрроухед", особенно если они хотели сделать это безлунной ночью во время отлива. Канал между отмелями Флайинг-Фиш и Спайдер-Крэб начинался почти в ста милях, считая от набережной, и имел более двенадцати миль в ширину. По его взвешенному мнению, ожидать, что одна галера защитит столько воды от бегства любого из чарисийских торговых кораблей в гавани, было не просто смешно, а откровенно глупо.
   Конечно, не то чтобы кто-то особенно интересовался его мнением.
   Он стоял на кормовой палубе галеры, глядя в небеса. По крайней мере, время означало, что любые убегающие галеоны не достигнут его собственной позиции до рассвета, так что у него должен быть свет, чтобы заметить их. При условии, что погода будет благоприятствовать. Звезды были достаточно ясны... пока, но ему не очень нравилось, как растущая гряда облаков закрывала звездный пейзаж на севере, в то время как ветер неуклонно сносил облачность на юг.
   И это было совсем другое дело, - проворчал он про себя. - Мало того, что люди, которые планировали это, упустили из виду интересный маленький факт, что прилив поможет возможным беглецам как при отплытии, так и здесь, но ветер, скорее всего, тоже будет на их стороне. В проливе только что миновал прилив, что, учитывая его тринадцатичасовой цикл и вероятную скорость любых спасающихся галеонов при нынешних условиях ветра, означало, что к тому времени, когда беглецы заберутся так далеко на юг, прилив снова пойдет на убыль, создавая сильное течение через каналы в открытое море. Это, наряду с тем фактом, что ветер дул почти прямо с северо-северо-запада, также благоприятствовало бы любому галеону, направляющемуся в главный канал или к проходу Ист между островом Ист и мысом Брейкхарт. А при благоприятном ветре и течении даже такое принципиально неуклюжее судно, как галеон, - а чарисийские галеоны, по крайней мере треть из которых, похоже, имела новые планы парусов, были гораздо менее неуклюжими, чем большинство, - вполне может ускользнуть даже от хорошо управляемой галеры.
   В этот момент никого из начальства Макнила не особенно заботило, насколько хорошо обслуживался "Эрроухед". Или тот факт, что Макнил был вынужден отдать более половины своих ста пятидесяти морских пехотинцев и четверть из трехсот гребцов для абордажных отрядов, которые потребовались сэру Вику Лэйкиру. Было заманчиво обвинить в этом Лэйкира, но Макнил знал, что у командира гарнизона было не больше выбора в отношении своих приказов, чем у самого Макнила, если он хотел собрать необходимый персонал и лодки.
   И если уж на то пошло, давно пора кому-то что-то сделать с этими проклятыми еретиками и их ложью, - мрачно подумал Макнил. - Возможно, это не самый умный способ сделать это, но, по крайней мере, кто-то наконец-то что-то делает!
   - Все матросы будут готовы занять свои места за час до рассвета, сэр, - произнес голос, и Макнил отвернулся от поручней, когда рядом с ним появился Ранилд Гармин, первый помощник "Эрроухед".
   - Я заметил, что ты не сказал, что все места будут полностью укомплектованы и готовы, как и положено хорошему первому лейтенанту, мастер Гармин, - заметил Макнил с едкой улыбкой.
   - Ну, нет, сэр, - признался Гармин. - В конце концов, предполагается, что первые лейтенанты должны быть правдивыми. И учитывая, сколько у нас не хватает людей, я подумал, что это, вероятно, было бы некоторым преувеличением.
   - О, ты это сделал, не так ли? - Макнил кисло усмехнулся. - И "преувеличение", а?
   Гармин был с ним уже почти два года. Поначалу у капитана были некоторые сомнения относительно лейтенанта. В конце концов, Макнил был моряком старой закалки, и он с недоверием относился к офицеру, который проводил свободное от службы время за чтением и даже сочинением стихов. Но за те месяцы, что они служили вместе, Гармин убедительно продемонстрировал, что, каким бы странным ни был его вкус к отдыху во внеслужебное время, он был самым здравомыслящим и надежным офицером, которого когда-либо знал Макнил.
   - Ну, "преувеличение" звучит лучше, чем называть это откровенной ложью, не так ли, сэр?
   - Может быть, - улыбка Макнила исчезла. - Как бы ты это ни называл, это чертова заноза в заднице.
   - Не думаю, что кто-то может не согласиться с вами по этому поводу, сэр. Во всяком случае, я не таков.
   - Жаль, что они не смогли найти хотя бы еще одну галеру, чтобы помочь нам перекрыть пролив, - пожаловался Макнил, по его собственным подсчетам, по меньшей мере в двадцатый раз.
   - Если бы они дали нам еще несколько дней, они, вероятно, могли бы это сделать, - отметил Гармин.
   - Знаю. Я знаю! - Макнил сердито посмотрел в сторону города... и надвигающихся облаков. - Мне также не нравится запах ветра, - пожаловался он. - За этими облаками идет дождь, Ранилд. Запомни мои слова.
   Гармин только кивнул. У Макнила было замечательное чутье на перемены погоды.
   - Хотя я бы никогда не хотел показаться критикующим наше уважаемое начальство, сэр, - сказал он вместо этого через мгновение, - должен сказать, что не уверен, будто это самый мудрый способ сделать подобное.
   - Валяться в одиночестве в темноте, как пьяная слепая шлюха на официальном балу? - Макнил жестко рассмеялся. - Что в этом может быть неразумного?
   - Я имел в виду не только время, сэр, - сказал Гармин.
   - Нет? - Макнил обернулся, чтобы посмотреть на него в слабом свете фонаря левого борта. - Тогда что ты имеешь в виду?
   - Это просто... - Гармин отвел взгляд от своего капитана, вглядываясь в темноту. - Просто я должен задаться вопросом, является ли закрытие наших портов лучшим способом справиться с ситуацией, сэр.
   - Это будет неприятно для Фирейда, согласен с тобой, - ответил Макнил. - Но для этих проклятых еретиков это будет еще менее приятно!
   Капитан не мог видеть выражения лица Гармина, поскольку лейтенант отвел от него взгляд, и, возможно, это было к лучшему. Гармин помолчал несколько секунд, тщательно обдумывая свои следующие слова, затем снова повернулся к Макнилу.
   - Уверен, что это будет болезненно для Чариса, сэр. Однако, как вы уже сказали, это также будет болезненно для Фирейда. И это не единственный порт, где это будет правдой. Боюсь, что приказать закрыть порты будет намного проще, чем держать их закрытыми, когда торговля действительно начнет иссякать.
   - Возможно, ты прав, - признал Макнил. - Но если это произойдет, то мы и остальная часть флота должны будем позаботиться о том, чтобы любой, у кого может возникнуть соблазн сотрудничать с этими безбожными отступниками, тоже получил указание на ошибочность своего пути.
   - Я просто надеюсь, что у нас будет достаточно кораблей, чтобы выполнить эту работу, сэр.
   - Мать-Церковь строит достаточно, чтобы мы могли это сделать, - наполовину проворчал Макнил. Что-то в последнем комментарии Гармина обеспокоило его. Лейтенант, к сожалению, высказал справедливое замечание о трудностях, с которыми, вероятно, столкнется военно-морской флот, если будет держать бутылку закупоренной. В конце концов, всегда найдется по крайней мере несколько людей, достаточно близоруких, чтобы больше беспокоиться о деньгах в своих карманах, чем о том, где и как их души проведут вечность. И потребуется много галер, чтобы привести в исполнение приказы викария Жэспара; любой, кроме идиота, должен был это предвидеть! Но у Макнила было странное чувство, что замечание Гармина было не тем, что лейтенант начал говорить.
   - Надеюсь, что вы правы, сэр, - продолжил Гармин немного более оживленно. - И, с вашего разрешения, я просто пойду и сделаю последний обход вокруг корабля, прежде чем лечь спать. Учитывая, насколько у нас не хватает людей, не вижу, чтобы это повредило.
   - Я тоже, Ранилд, - с улыбкой согласился Макнил, и лейтенант коснулся правым кулаком своего левого плеча в знак отдания чести и снова исчез в темноте.
  
   * * *
   - Тебе не кажется, что сегодня утром было много лодочного движения, Кивин?
   Кивин Эдуирдс, первый лейтенант чарисийского галеона "Кракен", с некоторым удивлением обернулся на вопрос, прозвучавший у него за спиной. Капитан Харис Фишир лег спать более двух часов назад, и, как большинство профессиональных моряков, понимал ценность того, чтобы выспаться как можно больше впрок, когда у него есть такая возможность. Вот почему Эдуирдс не ожидал, что он снова появится на палубе посреди ночи, когда "Кракен" уютно стоял на якоре в защищенных водах.
   - Простите? - сказал лейтенант. Фишир склонил голову набок, глядя на него, и Эдуирдс пожал плечами. - Я не совсем понял вопрос, сэр, - объяснил он.
   - Я спросил, не показалось ли тебе, что сегодня утром было много лодочного движения.
   - На самом деле, - нахмурился Эдуирдс, - теперь, когда вы упомянули об этом, мне показалось, что сегодня весь день движение лодок было меньше, чем обычно. Сегодня днем к нам пытались подойти всего три или четыре шлюпки, вместо обычных пары дюжин.
   - Я не говорил о регулярном движении лодок, - сказал Фишир. - Хотя, теперь, когда ты упомянул об этом, это еще один интересный момент. Просто я задумался после того, как лег спать. Ты заметил, что сегодня утром все галеры покинули гавань почти до рассвета?
   - Ну, нет, сэр, - медленно признал Эдуирдс. - Не могу сказать, что заметил это - на самом деле нет. Конечно, у меня тоже не было утренней вахты.
   - Я сам не слишком много думал об этом, - сказал Фишир. - Не тогда. Но, как уже сказано, я начал думать после того, как лег спать сегодня вечером, и у меня в голове всплыло это воспоминание. Я могу поклясться, что видел, как по крайней мере, два или три флотских катера вошли в гавань вскоре после того, как галеры, которым они принадлежали, покинули гавань.
   Эдуирдс снова нахмурился, еще сильнее. Он сам этого не замечал, но капитан Фишир был не из тех, кто воображает всякие вещи. А делфиракский флот, как и другие флоты, позволял своим капитанам раскрашивать лодки своих кораблей в соответствии с их фантазиями. Большинство из них - особенно те, кто хотел рекламировать свое богатство, - использовали очень индивидуалистичные схемы окраски, которые делали их легко узнаваемыми. И это также означало, что если Фишир думал, что видел катера, принадлежащие определенным галерам, он, вероятно, был прав.
   - В этом нет особого смысла, сэр, - сказал он после долгого раздумья.
   - Нет, если это только не что-то другое, не так ли? - Фиширу удалось скрыть преувеличенное терпение в своем голосе. На самом деле, это было не очень сложно сделать, несмотря на склонность Эдуирдса повторять очевидное, учитывая, как высоко он ценил своего первого помощника. Эдуирдс, возможно, и не был самой острой стрелой в колчане, но у него было достаточно здравого смысла, чтобы компенсировать любой недостаток блеска, и он был бесстрашен, невозмутим и абсолютно надежен в кризисные моменты. Не говоря уже о том незначительном факте, что он почти десять лет служил в королевском чарисийском флоте, что делало его особенно ценным для "Кракена", учитывая, что галеон больше не был невинным грузовозом, которым он казался.
   - Думаю, - продолжил капитан через мгновение, - что было бы неплохо очень тихо разбудить вахту внизу.
   - Да, сэр, - согласился Эдуирдс. Затем он сделал паузу и прочистил горло. - Ах, сэр. Вы хотите, чтобы я пошел дальше и подготовил оружие? Не открывая портов?
   Фишир задумчиво посмотрел на своего первого лейтенанта.
   Либо у Кивина больше воображения, чем я предполагал, либо я действительно что-то замышляю, - подумал он. - Боже, как бы мне хотелось убедиться, что Кивин просто паникует больше, чем обычно!
   - Считаю, что на самом деле это может быть очень хорошей идеей, - сказал он. - Но тихо, Кивин, тихо.
  
   * * *
   - Надеюсь, вы убедили своих людей в необходимости проявить к этим еретикам достаточную твердость, капитан Кейрмин?
   - Конечно, отец, - ответил Томис Кейрмин и повернулся, чтобы посмотреть отцу Стивину в глаза. Он предпочел бы избежать этой особой необходимости, но интендант был одним из тех инквизиторов, которые были почти полностью уверены в своей способности читать правду в глазах других людей. Что оставляло крайне неразумным делать вид, будто кто-то пытается отказать ему в этой возможности.
   Отец Стивин Грейвир пристально посмотрел в глаза Кейрмина, как будто только что прочитал мысли капитана.
   Я, конечно, надеюсь, что он этого не смог, - подумал Кейрмин, - учитывая, что инструкции сэра Вика были почти полностью противоположны инструкциям инквизиции!
   - Хорошо, капитан, - сказал Грейвир через мгновение. - Хорошо.
   Интендант снова отвернулся, вглядываясь в густую черную тень склада. Смотреть было почти не на что - пока - и верховный священник громко вздохнул.
   - Понимаю, - сказал он, как будто разговаривая сам с собой, - что не все по-настоящему осознают опасность пропасти, на которой мы все стоим. Даже некоторые члены епископата, похоже, не до конца осознают, что происходит.
   Это, - подумал Кейрмин, - почти наверняка отсылка к епископу Эрнисту.
   Это отражение не сделало его особенно счастливым.
   - Полагаю, их трудно винить, - продолжил Грейвир. - Все люди хотят верить в доброту других людей, и никто не хочет верить, что простые смертные могут нарушить собственный Божий план вечного благополучия человека. Но даже архангелы, - он коснулся своего сердца, затем губ, - к своему сожалению, обнаружили, что грех может уничтожить любую доброту, может развратить даже самого архангела. Эти чарисийцы, - он медленно покачал головой, - приложили руку к собственной работе Шан-вей. И, подобно своей вечно проклятой хозяйке, они начали с того, что высказывали благочестивые опасения, скрывающие их истинную цель.
   Кейрмин наблюдал за спиной интенданта, прислушиваясь к глубоко укоренившемуся гневу - разочарованию - в голосе другого мужчины.
   - Любой человек, даже сам великий викарий, всего лишь смертный, - сказал Грейвир. - Это то, что делает их обвинения такими чертовски убедительными для тех, у кого слабая вера. И все же, каковы бы ни были смертные слабости его святейшества в его собственной персоне, когда он говорит как управляющий Лэнгхорна, он говорит с непогрешимостью Самого Бога. Среди викариата могут быть... несовершенства. Могут быть единичные случаи подлинной коррупции среди священнослужителей. В конце концов, это одна из тех вещей, на искоренение и наказание которых архангел Шулер уполномочил управление инквизиции, и задачи инквизиции никогда не будут выполнены полностью, как бы рьяно мы ни старались. Но когда грешные люди бросают вызов главенству собственной Божьей Церкви, как бы тщательно они ни облекали свой вызов в кажущийся разум, это дело рук Шан-вей, а не Лэнгхорна. И, - он снова повернулся, вполглаза глядя сквозь темноту на Кейрмина, - их нужно остановить. Как хирург отсекает больную конечность, яд Шан-вей должен быть удален из тела верующего, очищен огнем и мечом.
   Кейрмин пожалел, что у него не хватило смелости спросить интенданта, разрешил ли епископ его присутствие здесь этой ночью. Или, если уж на то пошло, знал ли епископ Эрнист вообще, где находится Грейвир. Но он не осмелился - так же, как не осмелился расспросить Грейвира, когда интендант появился с дюжиной своих товарищей-шулеритов, которых распределили по различным войсковым подразделениям, предназначенным для сегодняшней операции.
   И, насколько я знаю, он совершенно прав насчет того, что происходит в Чарисе, и что это значит для всех нас. Я всего лишь солдат - что я знаю о Божьей воле? О непогрешимости великого викария? То, что говорят чарисийцы, звучит разумно, учитывая то, что, по их словам, "рыцари земель Храма" действительно хотели, чтобы с ними случилось, и почему. Но откуда мне знать, что они говорят правду, когда сама Мать-Церковь настаивает на том, что все их обвинения - ложь? В конце концов, отец Стивин прав по крайней мере в одном - они не зря называют Шан-вей "Матерью Лжи"!
   - Отец, - сказал он наконец, - я солдат, а не священник. Я сделаю все возможное, чтобы следовать моим приказам, но если вам все равно, я оставлю решения относительно доктрины и теологии тем, кто лучше годится и обучен их принимать.
   - Это именно то, что вы должны сделать, капитан. - Голос Грейвира был теплее, более одобрительным, чем все, что Кейрмин слышал от него до сих пор. Затем интендант снова повернулся, чтобы посмотреть в ночь, и кивнул головой.
   - Именно то, что вы должны сделать, - мягко повторил он.
  
   * * *
   - Не мог бы ты, пожалуйста, пойти спать? - потребовала Лизбет Уолкир.
   - Что? - Эдминд Уолкир отвернулся от поручня, когда за его спиной появилась его жена. Она мгновение смотрела на него, затем скрестила руки на груди и покачала головой.
   - Я сказала, что тебе пора в постель, - строго сказала она ему.
   - Да, знаю. Я просто... немного дышу свежим воздухом.
   - Имеешь в виду, что стоишь здесь и пытаешься набраться смелости, чтобы уговорить меня в следующий раз остаться дома.
   Эдминд слегка поморщился от прямоты ее язвительного вызова, но затем пожал плечами.
   - Думаю, это отчасти так, - признал он, - и мне жаль. Знаю, что это сделает тебя несчастной - что, вероятно, означает, что мне повезет, если я сам вернусь в море с головой, не раскроенной кухонной кастрюлей! Но вот оно что. Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось, Лиз. Мне очень жаль, но я просто не могу этого сделать.
   Он не мог хорошо разглядеть ее лицо на затемненной палубе, но распознал смягчение в языке ее тела. Он не так уж часто говорил о глубине своей любви к ней, хотя понимал, что она знает, насколько она глубока на самом деле. Она постояла там еще мгновение, затем подошла к нему и обняла его.
   - Не смей так обманывать, - мягко сказала она, прижимаясь щекой к его груди. - И не думай, что сможешь сделать меня такой мягкой и послушной с помощью небольшой сладкой беседы!
   - О, поверь мне, я бы никогда так не подумал, - сказал ей Эдминд, обнимая ее в ответ.
   - Хорошо. - Она отступила назад, держа его за плечи, и посмотрела ему в лицо в тусклом свете якорных огней. - Я бы не хотела, чтобы ты думал, будто я становлюсь мягкотелой к старости. Но, - она наклонилась ближе и поцеловала его, - если ты так к этому относишься, полагаю, мне придется с этим смириться. Во всяком случае, на этот раз.
   Эдминд был достаточно мудр, чтобы не произносить благодарственных молитв там, где она могла их услышать.
   - В таком случае, - сказал он вместо этого, - позволь мне сделать еще один круг по палубе, а затем я с удовольствием спущусь вниз и лягу спать.
   - Хорошо, - повторила она совершенно другим тоном, и он усмехнулся, услышав вызов - и обещание - в ее голосе.
   Он еще раз быстро поцеловал ее, похлопал по все еще удивительно упругому и стройному заду и пошел вперед.
  
   * * *
   - Хорошо, двинулись! - резко прошептал сержант Дикин, и его взвод начал двигаться бесшумно - или так близко к бесшумности, как только могли двигаться двадцать пять пехотинцев с коровьими ногами - вдоль тускло освещенного пирса.
   Он оглянулся через плечо на младшего священника, который присоединился к взводу. Дикину не очень понравились пылкие манеры священника. И еще меньше ему нравилось ощущение, что во взводе теперь два сержанта. Или тот факт, что второй был значимее самого Дикина
   И так достаточно для того, чтобы все уже полетело прямиком в ад без чьих-то одновременных приказов войскам, - ворчливо подумал он. - Почему, о, почему, Шан-вей, офицеры и священники не могут просто убраться с дороги и позволить сержантам разобраться с деталями?
   Он вернул свое внимание к текущей задаче, когда он и его люди приблизились к первому судну в их списке. Они как раз поравнялись с фонарем у подножия корабельного трапа, когда с дальнего конца пирса раздался внезапный крик.
   - Ты, там! Отойди в сторону! Мы поднимаемся на борт!
   - Шан-вей! - Дикин выругался, узнав голос.
   Он никогда не был высокого мнения о сержанте Зозефе Стивирте, который командовал вторым взводом роты. По его взвешенному мнению, Стивирт был достаточно глуп, чтобы стать вполне пригодным офицером, но они оба присутствовали, когда капитан Кейрмин отдавал им приказы. Что означало, что даже Стивирт должен был сначала отправить своих людей на борт самого первого корабля в своем списке, прежде чем начать выкрикивать вызовы с пирса!
   - Хорошо, давайте поднимемся на него! - рявкнул он своим людям, когда Стивирту ответили крики из портовой вахты чарисийского галеона. Чарисийцы казались не очень счастливыми - или склонными к сотрудничеству, - и Стивирт выкрикнул что-то более громкое и значительно более непристойное.
   - Идиот! - Дикин что-то пробормотал себе под нос. - Что, черт возьми, он делает?..
   Вопрос сержанта оборвался, поскольку крики были внезапно прерваны безошибочно узнаваемым звуком "чуннннг" стального лука арбалета и раздирающим горло криком.
   - Черт возьми! - зарычал Дикин.
   Меньше минуты на то, что должно было быть быстрой и тихой работой, а этот тупой сукин сын уже позволяет своим людям стрелять в мирных жителей!
  
   * * *
   Грейгору Уолкиру было четырнадцать лет от роду. Он провел почти треть своей жизни в море на одном из двух семейных галеонов, но это было первое плавание, когда ему позволили по-настоящему начать выполнять некоторые обязанности настоящего офицера, а не застрять в роли заслуженного юнги. Это был головокружительный опыт, но даже его было недостаточно, чтобы не заметить напряжение, охватившее его родителей, особенно с момента их прибытия сюда, в Фирейд. Он не до конца понимал все проблемы, связанные - на самом деле, он не понимал до конца ни одну из таких проблем - с конфронтацией Чариса с Церковью. Он был слишком сосредоточен на своих внезапно расширившихся профессиональных горизонтах, чтобы сильно беспокоиться об этом.
   Тем не менее, он чувствовал беспокойство, и - как и его мать (и, если уж на то пошло, каждый другой член экипажа) - он точно знал, куда пошел его отец в своих заботах о делах на борту "Уэйв". Он не собирался мешать своим родителям. У него бы не одну пятидневку звенело в ушах от той взбучки, которую устроила бы ему мать, если бы он осмелился сделать что-нибудь подобное! С другой стороны, младший офицер, даже находящийся на ранних этапах своей подготовки и карьеры, несет определенные обязанности. Вот почему Грейгор взял за правило совершать свои собственные тихие обходы корабля, прежде чем ложиться спать ночью.
   Он был осторожен, не подходя слишком близко к отцу и матери, ожидая, пока они спустятся вниз, чтобы он мог заняться своими дополнительными обязанностями, которые он сам себе назначил, без несомненно саркастических комментариев, которые они бы сделали, если бы поняли, что он задумал. Но он был достаточно близко, чтобы увидеть, как голова его матери резко поднялась, когда где-то дальше на пирсе раздались крики, Грейгор все еще пытался выяснить, с какой стороны доносились крики, когда их прервал самый ужасный крик, который он когда-либо слышал в своей жизни.
   Он рывком поднялся на ноги с того места, где сидел на бухте веревки, и направился через палубу к своей матери как раз в тот момент, когда она тремя или четырьмя быстрыми шагами подошла к фальшборту галеона. Она ухватилась за поручень, глядя вниз, на пирс.
   - Кто ты?! - внезапно закричала она. - Что, по-твоему, ты делаешь?!
   Крик с причала был слишком неразборчив, чтобы Грейгор мог его понять. Что-то насчет "Имени Матери-Церкви", - подумал он, даже когда услышал, как его отец что-то настойчиво кричит матери издалека.
   - Отойди! - рявкнула его мать. Она бросилась вниз по крутому трапу на корму на главную палубу и направилась к началу трапа. - Отойди, я тебе говорю!
   - Мы поднимаемся на борт!
   На этот раз Грейгор понял крик с пирса, несмотря на делфиракский акцент кричавшего.
   - Ты Шан-вей! - крикнула в ответ его мать и выхватила страховочный штырь из поручня рядом с входным портом. - Это корабль моего мужа, и вы, ублюдки, не...
   Мясистый, рвущийся "стук", который издал арбалетный болт, пронзая тело его матери в брызгах крови, был самым ужасным звуком, который когда-либо слышал Грейгор Уолкир.
   Удар отбросил ее в сторону, даже не дав вскрикнуть.
   - Мама! - взвизгнул Грейгор. Он с грохотом пронесся по палубе к ней, даже когда услышал новые крики - сердитые, противоречивые крики, - доносившиеся с пирса.
  
   * * *
   - Уистлир, ты чертов идиот! - взревел Аллейн Дикин. - Я же сказал тебе не стрелять, черт возьми!
   - Но эта еретическая сука собиралась... - начал протестовать солдат.
   - Мне плевать, что она собиралась сделать! Мы здесь не для того, чтобы убивать проклятых женщин, которые всего лишь...
  
   * * *
   Грейгор добрался до своей матери. Жизнь на борту парусного судна с квадратной оснасткой редко была легкой и никогда не была по-настоящему безопасной. Грейгор видел людей, погибших в результате несчастных случаев и падений с высоты, видел, как по крайней мере один человек упал за борт и утонул. И когда он посмотрел на свою мать, лежащую в растекающейся луже крови с ужасной раной в груди, он узнал смерть, увидевши ее еще раз.
   Больше он ее не звал. Не звал своего отца. Он даже не задумался. Он только прыгнул к поручню, где его отец приказал поставить "волка" на шарнирном креплении после того, как члены экипажа галеона "Даймонд" были избиты в одном из переулков Фирейда.
   Легкие орудия, которые чарисийцы называли "волками", имели несколько калибров и масс ядра. То, что было установлено на вертлюге на фальшборте "Уэйв", имело канал ствола в полтора дюйма и стреляло ядром массой чуть меньше полфунта. В данный момент, однако, вместо этого оно было заряжено целым ворохом мушкетных пуль, и глаза Грейгора Уолкира сверкнули, когда он развернул его, направил на людей, поднимающихся по трапу, и схватил медленный фитиль, чье свечение было скрыто от причала фальшбортом.
   Он поднес горящий фитиль к затравке "волка", и вспышка, похожая на молнию, разорвала ночь на куски.
  
   * * *
   Аллейн Дикин так и не заметил дульную вспышку. Не прошло и секунды, как заряд мушкетных пуль, словно картечь из огромного дробовика, пронесся прямо по трапу и разорвал его, солдата, сделавшего роковой выстрел, и еще троих из его взвода в кровавые лохмотья.
   Инквизитор, который присоединился к взводу сержанта, взревел от шока, когда кровь Дикина окатила его горячей соленой волной. На мгновение он не мог пошевелиться, едва мог даже дышать. Но затем ядовитая сила его собственной паники коснулась его ненависти к "еретикам" Чариса, и он резко повернул голову, чтобы посмотреть на оставшихся в живых двадцать человек взвода.
   - Чего вы ждете?! - закричал он голосом, пронзенным рожденной ужасом яростью. - Убейте еретиков! Святой Лэнгхорн, и никакой пощады!
  
   * * *
   - Черт возьми! - Томис Кейрмин яростно выругался, когда вспышка "волка" "Уэйв" осветила всю набережную, как Ракураи Лэнгхорна. - Какого черта?..
   Он резко оборвал себя, вспомнив о верховном священнике, стоявшем рядом с ним, но вопрос продолжал яростно крутиться в его мозгу. Вот вам и приказ сэра Вика сделать это тихо!
   - Это должны были быть еретики, - проскрежетал отец Стивин. Кейрмин посмотрел на него, и интендант сердито пожал плечами. - Это был не арбалет, капитан! Может, я и не солдат, но даже я это знаю. А это значит, что оно пришло от проклятых еретиков. Конечно, их самая первая реакция - прибегнуть к трусливому убийству людей, служащих Божьей воле! Чего еще можно ожидать от убийственной добычи Шан-вей?
   Кейрмин не мог придраться к анализу шулерита о том, кто произвел этот выстрел, хотя он, возможно, и придрался к последней паре предложений. Что, к сожалению, ничего не сделало, чтобы остановить то, что должно было произойти там, в темноте.
  
   * * *
   Вдоль всех причалов гавани делфиракские солдаты и матросы, которые спокойно приближались к назначенным целям, услышали и увидели выстрел "волка". То же самое заметили портовые вахты на борту чарисийских кораблей, которые делфиракцы пришли захватить, и они слышали крики с борта этих судов, слышали, как корабельные колокола бьют тревогу, слышали, как босые ноги начали бегать по настилу палубы, когда остальные члены экипажа галеонов откликнулись на крики дежурных вахт.
   На мгновение абордажные группы заколебались. Но только на мгновение. Затем приказы их собственных сержантов, страстные крики инквизиторов, которые присоединились к абордажникам, заставили их двинуться вперед, бросаясь по сходням в попытке попасть на борт, прежде чем можно будет организовать еще большее сопротивление.
   Испуганные моряки торгового флота, все еще бежавшие к поручням своих собственных кораблей, пытаясь понять, что происходит, оказались лицом к лицу с вооруженными солдатами, поднимавшимися по сходням на их корабли. Довольно многие из этих моряков повернулись и побежали, но чарисийские моряки не отличались робостью. Шторм, кораблекрушение и пираты, как правило, безжалостно отсеивали слабаков, и, как и Лизбет Уолкир, неповиновение и яростная оборона были их естественной реакцией на любую угрозу их кораблям.
   Мужчины схватили страховочные штыри и свайки. Другие, чьи капитаны, такие как Эдминд Уолкир, почувствовали нарастающее напряжение, вместо этого схватились за сабли, которые были незаметно припрятаны, и тут и там вдоль набережной мелькали и гремели другие заряженные "волки".
  
   * * *
   - Лэнгхорн! - воскликнул Кивин Эдуирдс.
   Он и Харис Фишир оказались бок о бок у кормового поручня "Кракена", глядя в сторону причала. Когда "Кракен" прибыл, он не смог найти места рядом с одним из пирсов и стоял на якоре в добрых полутора сотнях ярдов от гавани. Это было достаточно близко, чтобы видеть и слышать даже огонь легкой артиллерии посреди ночи.
   - Эти ублюдки! - рявкнул Фишир мгновением позже. - Они пытаются захватить наши корабли!
   - Вы правы насчет этого, сэр. И посмотрите туда!
   Фишир проследил за указующим перстом Эдуирдса, и его губы растянулись в оскале, когда он увидел пару катеров, приближающихся к "Кракену". Гребцы явно были удивлены внезапным шумом в порту. Пока он наблюдал, их скорость удвоилась, но они, очевидно, не ожидали, что тревога будет поднята так скоро, и они все еще были по крайней мере в десяти минутах от "Кракена".
   И десяти минут будет более чем достаточно, - злобно подумал он. - Всем приготовиться! - проревел он. - Всем приготовиться отбить абордажников!
  
   .XIV.
   Гавань Фирейд и главный судоходный канал, пролив Фирейд, королевство Делфирак
  
   Сэр Вик Лэйкир яростно выругался, когда еще один залп осветил ночь. По крайней мере, его батареи в гавани наконец-то начали отстреливаться, но в данных обстоятельствах это было на удивление слабым утешением.
   Он стоял в открытой грузовой двери на втором этаже одного из доковых складов, под тощим, нависающим рычагом подъемного механизма, используемого для подъема ящиков и бочек. Он выбрал свой высокий насест в качестве импровизированного командного пункта, когда бедлам, крики, выстрелы и вопли сделали до боли очевидным, что его усилия выполнить свои приказы с минимумом насилия и кровопролития ни к чему не привели. Он понятия не имел, что изначально спровоцировало насилие, но даже из фрагментарных сообщений, которые он уже получил, было совершенно ясно, что то, что должно было быть тихим, упорядоченным захватом собственности, вместо этого превратилось в нечто совсем иное со всеми признаками резни.
   Не то чтобы все это было односторонним, - мрачно подумал он. - Ни одна из команд чарисийских торговых судов не была достаточно большой, чтобы сдержать его войска и замедлить военных моряков более чем на короткое время, но некоторые из них, по крайней мере, явно лелеяли хоть какие-то подозрения о том, что грядет. У многих из них было наготове оружие, и они сумели дать достойный отпор - достаточно достойный, чтобы нанести более чем серьезные потери и привести в ярость его людей. И еще более разъяренные голоса посвященных инквизиторов, которые присоединились к его абордажным отрядам без того, чтобы отец Стивин случайно упомянул об их намерении сэру Вику, помогли превратить этот совершенно естественный гнев и страх в откровенную жажду крови.
   Прямо на его глазах загорелся еще один из чарисийских галеонов, присоединившись к двум, уже пылающим у причала. По крайней мере, не было похоже, что пламя собирается перекинуться на какой-либо из складов, но они обеспечивали подходящее адское освещение, и он мог видеть по крайней мере один галеон, который все еще сдерживал все попытки проникнуть на борт. Выглядело так, как будто экипажам двух или трех других чарисийцев, должно быть, удалось попасть на борт - вероятно, вплавь, когда их собственные корабли были захвачены, - и пока он наблюдал, другой "волк" выстрелил с высокого фальшборта корабля. С него даже стреляли из фитильных мушкетов, и кто-то также бросал на причал зажженные ручные гранаты.
   Он был мрачно уверен, что это только сделает нападающих еще более свирепыми, когда они, наконец, одолеют обороняющихся, хотя вряд ли что-то могло сделать их менее свирепыми после того, что уже произошло.
   И тот факт, что технически я командую этим крысиным трахом, означает, что чарисийцы обвинят в этом именно меня, - подумал он еще более мрачно.
   Его это не очень заботило по многим причинам, включая тот факт, что ни один человек не хотел, чтобы его запомнили как кровавого убийцу, особенно когда он сделал все возможное, чтобы никого не убили. В данный момент, однако, у него были другие заботы, и он стиснул зубы, когда из темноты прогремел еще один залп, осыпав амбразуры одной из его береговых батарей градом картечи.
   Очевидно, по крайней мере один из галеонов, стоявших там на якоре, был переодетым капером. Хорошей новостью было то, что количество орудий, которые можно было спрятать за замаскированными орудийными портами, было ограничено. Плохая новость заключалась в том, что оружие, о котором шла речь, - судя по звуку, гораздо более тяжелое, чем, по его мнению, можно было успешно спрятать, - явно было одним из тех новых скорострельных чарисийских орудий, о которых он слышал... и орудийные расчеты, стоявшие за ними, явно знали, что с ними делать.
   Галеон уверенно, величественно несся вдоль набережной под одними только марселями и кливерами, яростно обстреливая портовые батареи. То тут, то там одно из орудий обороняющихся, стрелявших медленнее, делало ответный выстрел, но даже при том, что Лэйкир не мог разглядеть многих деталей из-за дыма, темноты и яркого света, ему не показалось, что его артиллеристы достигли очень много попаданий. И они, очевидно, даже близко не подходили к тому, чтобы сравняться со скорострельностью чарисийцев.
  
   * * *
   Крики с носовой части сообщили капитану "Кракена" Фиширу, что он только что получил еще одно попадание. Это было четвертое, и какими бы ни были его другие качества, корабль Фишира никогда не проектировался и не строился как настоящий военный корабль. В некотором смысле, его более тонкие борта действительно работали в его пользу, поскольку они, как правило, оставляли намного меньше осколков, чем более тяжелые борта военного корабля. С другой стороны, они также оказывали незначительное сопротивление попавшему в нее ядру, а у него уже было по меньшей мере семь убитых и вдвое больше раненых.
   Это меньше, чем мы обошлись этим ублюдкам! - подумал он с диким удовлетворением.
   Бортовой залп "Кракена" и установленные на фальшборте "волки" застали врасплох пару делфиракских катеров, направлявшихся к нему. Одних "волков", вероятно, было бы достаточно, чтобы перебить экипажи катеров, но двенадцать тридцатифунтовых карронад с левого борта, взметнувших воду двойными зарядами картечи, превратили сами катера в плавающие щепки. Там не осталось выживших.
   И с тех пор "Кракен" не бездействовал. Он был единственным чарисийским кораблем во всей гавани, который действительно можно было считать вооруженным, и он мог находиться только в одном месте одновременно, но он перехватил - и уничтожил - абордажные группы, направлявшиеся к двум другим стоящим на якоре галеонам, и его собственные абордажные группы отбили еще три. У Фишира было слишком мало людей, чтобы направить их еще большим количеством абордажных групп, не истощая свои орудийные расчеты и не ослабляя собственную способность "Кракена" противостоять попыткам абордажа. Но в дополнение к пяти кораблям, которые спасло его прямое вмешательство, к ним удалось присоединиться еще трем. У каждого из них было по крайней мере несколько "волков" - достаточно, чтобы отбить охоту у экипажей других лодок пытаться приблизиться к ним, во всяком случае, теперь, когда их команды знали, что происходит, - и Фишир подвел свой корабль так близко к береговым батареям, как только осмелился, забивая их амбразуры картечью в попытке подавить их огонь, в то время как другие корабли чарисийцев пытались пробиться подальше от хаоса.
   Не похоже, чтобы очень многие из них могли это сделать.
   Загорелся третий галеон, и зубы Фишира заболели от напряжения челюстных мышц. Он понятия не имел, кто устроил пожар на борту каждого из этих кораблей, но в отличие от моряков большинства других наций, которые имели тенденцию тонуть, как камни в глубокой воде, чарисийские моряки, по большому счету, плавали, как рыбы. "Кракен" уже извлек по меньшей мере дюжину пловцов из воды гавани, и их отрывочные рассказы - плюс количество тел, которые сам Фишир видел плавающими в освещенной пламенем гавани, - сделали ужасающе ясным, что происходило на борту осажденных торговых судов. Даже если бы они этого не сделали, он был достаточно близко, чтобы самому увидеть один из галеонов, силуэт которого вырисовывался на фоне пламени позади него, когда делфиракские абордажники тащили сопротивляющихся чарисийцев к борту их корабля. В дымящемся свете сверкнули лезвия, а затем внезапно обмякшие, больше не сопротивляющиеся тела шлепнулись в воду, как куча мусора.
   - Это все, сэр! - прокричал Кивин Эдуирдс почти ему в ухо. Фишир посмотрел на него, и первый помощник "Кракена" поморщился. - Никто больше не выйдет из этого, сэр! - сказал Эдуирдс, махнув рукой на хаос, насилие и пламя, ревущие вдоль причалов. - Пора уходить!
   Фишир хотел возразить, отвергнуть оценку Эдуирдса, но не смог. На галеонах, пришвартованных в доках, было слишком много делфиракских войск. Если уж на то пошло, даже большинство стоящих на якоре чарисийских торговых судов уже были захвачены абордажниками на лодках. "Кракен" и восемь кораблей, следовавших за ним, были единственными беглецами, которых он мог видеть, и они не собирались выходить в море без постоянной защиты "Кракена".
   - Вы правы, - признал он. - Проложите курс к отмели Спайдер-Крэб, мы пойдем по главному каналу.
  
   * * *
   Капитан Макнил медленно, размеренно расхаживал взад и вперед вдоль поручней кормовой палубы, заложив руки за спину и размышляя о том, как идут дела в Фирейде. Если все шло по графику - и как планировалось, - то все чарисийские корабли в гавани были захвачены несколько часов назад. Конечно, все очень редко шло по графику - и согласно плану, - не так ли?
   Он поморщился при этой мысли, затем взглянул на постепенно светлеющее небо на востоке. Это был всего лишь расплывчатый, невыразительный серый цвет, потому что облака, которые он наблюдал прошлой ночью, сгустились и расползлись, пока на южном горизонте не осталась видна только тонкая полоска чистого звездного неба. Ветер тоже усилился, поднимая белые шапки, когда он перекатывался через пролив Фирейд, и немного повернул к северу. Движение "Эрроухед" было заметно более грубым, чем раньше, с жестким, подпрыгивающим наклоном, когда он врезался в ветер, и первые капли дождя застучали по верхней палубе галеры почти два часа назад. По крайней мере, в этот конкретный момент дождя пока еще не было, но видимость обещала быть не очень хорошей, даже после того, как взойдет солнце, и он недовольно хмыкнул, признавшись в этом самому себе.
   Если кому-то из ублюдков удалось сбежать, мы, вероятно, увидим их в ближайшие несколько часов, - подумал он. - Хотя от меня ускользает то, что именно мы должны делать, если их сразу больше одного или, еще хуже, больше двух.
   Он фыркнул в невольном, ироничном веселье, затем встряхнулся. По крайней мере, должно быть время накормить людей, прежде чем произойдет что-нибудь интересное.
  
   * * *
   - Есть какие-нибудь признаки кого-нибудь еще, Кивин? - спросил Харис Фишир, возвращаясь на палубу и стряхивая крошки печенья со своей туники.
   - Только один корабль, сэр, - ответил Эдуирдс. Лицо первого офицера выглядело осунувшимся и усталым, как и должно быть после такой ночи, как только что прошедшая, - подумал Фишир. Никто почти не спал, и, несмотря на постоянно свежеющий ветер, максимальная скорость маленького конвоя "Кракена" составляла немногим более восьми или девяти узлов. Для того, чтобы развить такую скорость, им потребовалось нести больше парусов, чем ночью были готовы рисковать большинство шкиперов торговых судов, когда их дозорные вряд ли вовремя увидели бы приближающиеся к ним линии шквала, чтобы уменьшить паруса в целях безопасности. Однако, учитывая возможность того, что галеры, которые он видел покидающими гавань накануне утром, могли скрываться, чтобы наброситься на беглецов, никто из других шкиперов не выразил никакого протеста, когда Фишир настоял на максимальной скорости.
   - Только один корабль, - повторил Фишир и услышал резкость в собственном голосе. В Фирейде было двадцать семь чарисийских торговых кораблей, в дополнение к "Кракену". Из этих двадцати восьми только десяти, едва ли больше трети, удалось вырваться на свободу... по крайней мере, пока.
   И не думаю, что кто-то из остальных справился бы без нас, - с горечью подумал он. - Так что же произошло в других местах?
   Это был не тот вопрос, ответ на который, как он ожидал, ему понравится, когда он наконец узнает. Если только король Жэймс из Делфирака не сошел с ума сам по себе, это должно было быть делом рук Клинтана и храмовой четверки. Рассказы, которые он уже слышал от выживших, которых "Кракен" вытащил из вод гавани, подчеркивали крики нападавших об убийстве "еретиков". И они также совершенно ясно дали понять, что делфиракцы не делали различий между мужчинами, женщинами и детьми. Он с трудом мог себе представить, как отреагирует королевство Чарис, когда узнает об этом, но уже знал, что все, что можно вообразить, будет далеко от реальности.
   Более того, в данный конкретный момент единственной причиной, по которой кому-то удалось сбежать из Фирейда, был тот факт, что никто в Делфираке не понял, что "Кракен" был экипирован как капер. Это означало, что шансы на то, что кто-нибудь сбежит из любого из других портов, где, несомненно, разыгрывались подобные сцены, должны были быть невелики.
   И если бы я был тем, кто планировал это...
   - Они выставят пикет у устья канала, - сказал он вслух.
   - Да, сэр, - согласился Эдуирдс. - Либо там, либо дальше на юг, внутри самого канала.
   - Может быть, и то, и другое. - Фишир оперся обеими руками о фальшборт, барабаня пальцами, и оглянулся на следующие за кормой другие галеоны, видимые в постепенно рассеивающейся предрассветной серости.
   - Это то, что я бы сделал, - кивнув, сказал Эдуирдс. - С другой стороны, сэр, у них было не так уж много галер в порту, когда все это началось. Сколько у них может быть пикетов?
   Настала очередь Фишира кивнуть. Вопрос Эдуирдса был хорошо воспринят, потому что в Фирейде было не так уж много свободных галер. Если уж на то пошло, весь делфиракский флот, вероятно, насчитывал менее тридцати галер. И если местные власти не были предупреждены о том, чего от них ожидают, больше, чем предполагал Фишир, у них не было бы времени для усиления трех или четырех галер, уже находившихся в Фирейде.
   Если уж на то пошло, если бы у них было больше свободных галер, они, вероятно, использовали бы их для абордажных действий. Во всяком случае, они были бы намного эффективнее, чем атаки с лодок.
   - Что ж, - сказал он, поворачиваясь обратно к Эдуирдсу, - если они все это время сидели здесь, охраняя канал, тогда они не знают, что произошло в Фирейде. Я имею в виду, как это получилось. И они знают о нас не больше, чем те другие ублюдки.
   - Да, сэр, они этого не знают, - медленно согласился Эдуирдс, его глаза сузились.
   - Давайте снова закроем порты, - быстро сказал Фишир. - Думаю, мы можем оставить половину "волков" наверху - они ожидают, что на борту любого галеона будет по крайней мере несколько таких, и были бы удивлены, если бы не увидели никаких признаков их присутствия. Но что касается остального...
   Он позволил своему голосу затихнуть, и улыбки, которыми он обменялся со своим первым помощником, сделали бы честь тезке их корабля.
  
   * * *
   - Вижу парус!
   Хоуирд Макнил резко поднял глаза на объявление впередсмотрящего.
   - Пять парусов - нет, по крайней мере семь парусов - направление норд-вест!
   - Семь? - Капитан покачал головой. - Семь?
   - Должно быть, что-то пошло не так, сэр. - Макнил не осознавал, что проговаривал вслух, пока лейтенант Гармин не ответил ему. Он повернулся и посмотрел на своего первого лейтенанта, и Гармин пожал плечами. - Я не знаю, что это могло быть, сэр, но, очевидно, что-то произошло. Если бы мне пришлось гадать, я бы поспорил, что что-то рано склонило руку сэра Вика, и это те, кому удалось отплыть и избежать лодочных вечеринок.
   Макнил хмыкнул. Объяснение Гармина было почти наверняка правильным, но это ему не очень помогло. Семь кораблей составляли бы почти четверть от общего числа чарисийских галеонов в Фирейде, когда "Эрроухед" отправился для участия в этой операции, и у него была ровно одна галера, чтобы остановить их.
   И если кто-то из них сбежит, кто-нибудь захочет поджарить мою задницу на вертеле, не обращая внимания на тот факт, что я могу перехватить только одного из них за раз!
   - Готовьтесь к бою, мастер Гармин, - сказал он решительно.
   - Есть, есть, сэр.
   Гармин коснулся своего плеча в знак принятия приказа, отвернулся и начал выкрикивать собственные приказы. Раздались свистки боцманов, зазвучали барабаны с глубоким звуком, и дико застучали ноги, когда команда "Эрроухед" откликнулась на призыв к бою.
   - Палуба, там! Сейчас вижу по крайней мере девять парусов! - крикнул впередсмотрящий, и Макнил поморщился.
   Цифры не становились лучше, но, по крайней мере, это были торговые суда, а не военные галеоны. Бортовое вооружение "Эрроухед" может показаться не более чем шуткой по сравнению с тем, что, по сообщениям, было установлено на галеонах короля Кэйлеба, но восьми "соколов", каждый из которых метал восьмифунтовый снаряд, должно быть достаточно, чтобы справиться с любым простым торговым судном. А если и нет, то несомненно, с лихвой хватит боевого вооружения полубака - одного пятидесятифунтового "рокового кита" и пары тридцатифунтовых "кракенов" по бокам, установленных так, чтобы стрелять прямо вперед. Проблема заключалась не в том, сможет ли он остановить любой галеон, с которым ему удастся вступить в схватку, а в том, что он не видел никакого способа, которым одна галера могла бы "вступить в схватку" с девятью такими, прежде чем большинство из них, по крайней мере, проплывет прямо мимо него.
   Что ж, в Писании говорится, что Лэнгхорн знает, когда человек сделал все, что мог. Мне просто остается надеяться, что Мать-Церковь и король проявят такое же понимание.
   - Вы хотите использовать погонные орудия или "соколы", сэр?" - спросил лейтенант Гармин.
   - Выстрел из "рокового кита" вывернул бы любого из них наизнанку, - сказал Макнил.
   - Да, сэр. Я знаю.
   - С другой стороны...
   Макнил задумчиво потер подбородок. То, что он только что сказал Гармину, несомненно, было правдой. Погонные орудия были более чем достаточны, чтобы остановить любое когда-либо построенное торговое судно,... и они, безусловно, были более впечатляющими, чем его "соколы". И он мог бы использовать погонное вооружение, чтобы атаковать их с кормы, если они даже решат продолжать бежать. При нынешних условиях моря и ветра его артиллеристы никак не могли похвастаться своей меткостью. На самом деле, им повезет, если они вообще попадут в цель с любого расстояния, намного превышающего шестьдесят или семьдесят ярдов. Но им может повезти, и даже если этого не произойдет, моряки торгового флота, столкнувшиеся с перспективой попадания пятидесятифунтового ядра в их корпус, могут просто отказаться искушать судьбу.
   - Пусть канонир пойдет вперед и зарядит погонные, - сказал он через мгновение. - И скажи ему, что я хочу, чтобы с "рокового кита" был произведен предупредительный выстрел. - Брови Гармина поползли вверх, а Макнил кисло усмехнулся. - Я не очень люблю еретиков, Ранилд, но я бы предпочел не убивать тех, кого мне не нужно. А если бы вы были моряком торгового флота, как бы вы отнеслись к тому, чтобы перед вашим носом выстрелили из "рокового кита"?
   - На самом деле, сэр, - сказал первый лейтенант с первой искренней улыбкой, которую Макнил увидел от него с тех пор, как они получили свои приказы, - думаю, что после того, как закончу мочиться, я, вероятно, спущу свой флаг так быстро, как это возможно для человека!
  
   * * *
   - Как вы думаете, что он собирается делать, сэр? - тихо спросил Кивин Эдуирдс, когда к ним стала приближаться делфиракская галера, пробивавшаяся сквозь усиливающиеся белые шапки пены.
   Галера с низкой посадкой шла тяжелее, чем галеоны, но в ней была неоспоримая лихая грациозность по сравнению с высокобортными галеонами с закругленными носами. Она была прибрежной конструкции, гораздо меньше и с гораздо меньшей осадкой, чем у любой чарисийской галеры. Она не могла увернуться, когда резко открылись крышки портов, тщательно выкрашенные в тон остальному корпусу галеона. Они поднялись, как будто их схватила одна рука, и из внезапных отверстий высунулись коротконосые карронады.
   Макнил открыл рот, но Гармин тоже это видел. Первый лейтенант не нуждался в дополнительных приказах, и оба погонных орудия "Эрроухед" взревели почти как одно. На самом деле, они выстрелили слишком рано, пока нос поднимался, и оба ядра прошли высоко. Одно из них полностью промахнулось, и хотя другое зацепило корпус "чарисийца", оно попало слишком высоко, чтобы причинить большой вред. Оно проделало круглую, окаймленную осколками дыру в фальшборте, но затем продолжило движение по восходящей траектории и погрузилось в море далеко за галеоном, не причинив никаких дальнейших повреждений.
   "Эрроухеду" повезло меньше.
  
   * * *
   Палуба "Кракена" вздрогнула, когда двенадцать тонн карронад отскочили в едином жестоком реве, поднялся дым, на мгновение ослепивший всех, несмотря на резкий ветер. Затем его унесло прочь, и он покатился по ветру, как клочья тумана, и Фишир оскалил зубы, когда снова увидел галеру.
  
   * * *
   - Круто налево! Круто налево! - крикнул Макнил, пытаясь развернуть "Эрроухед" так, чтобы его собственное бортовое вооружение могло стрелять по цели, пока артиллеристы на баке перезаряжали оружие. К сожалению, едва галера начала отвечать на команды штурвала, как чарисиец выстрелил.
   Несмотря на относительно узкую мишень, несмотря на то, что и их цель, и палуба под ними двигались, и несмотря на ядро, которое уже попало в их собственный корабль, чарисийские артиллеристы не допустили ошибки. По меньшей мере восемь ядер, каждое из которых было таким же тяжелым, какие могли послать каждая из погонных пушек "Эрроухеда", попали в нос галеры.
   Люди закричали, когда тяжелые ядра врезались в галеру, убивая и калеча всех на своем пути. Одно из них ударило в гребную раму правого борта, разорвав ее вдоль и срезав гребни, как коса, жнущая пшеницу. Еще двое с визгом пролетели вдоль самой палубы, сопровождаемые смертоносным дождем осколков, и "Эрроухед" пошатнулся, когда замысловато скоординированная хореография его гребцов была жестоко прервана.
   Еще больше металла пронеслось по галере на уровне верхней палубы, полностью пробив бак, вырываясь из его открытой задней части, как демоны, и прокладывая свои собственные кровавые пути среди матросов и морских пехотинцев, ожидающих приказа подняться на борт толстого, беспомощного галеона после его капитуляции. Одно ядро попало прямо в деревянный лафет правого погонного орудия, демонтировав его и убив почти весь расчет, а еще одно попало в кабестан и разбросало веер осколков и кусков железа по палубе.
   - Приведи его сюда! - рявкнул Макнил своему рулевому, и штурвал резко перевернулся. Несмотря на дикую неразбериху с веслами правого борта, "Эрроухед" сохранил достаточно инерции, чтобы ответить, и галера развернулась, борясь за то, чтобы пустить в ход свои левые "соколы".
   Именно тогда Хоуирд Макнил обнаружил, что нелепые сообщения о том, как быстро может стрелять чарисийская артиллерия, в конце концов, не были нелепыми.
  
   * * *
   - Да! - Харис Фишир закричал, когда его второй бортовой залп врезался в делфиракца. Его орудийные расчеты знали, насколько важна скорость, но они также тратили время на прицеливание, стреляя на понижении, так что каждое ядро попало в корпус цели, и еще один шквал железа врезался в галеру.
   "Эрроухед" был более массивным, чем "Кракен", но и близко не таким тяжелым, как чарисийская галера, и его поворот обнажил его бок вместо узкого носа, что дало стрелкам "Кракена" более длинную и крупную цель. Тяжелые ядра врезались в бревна, разбивая их вдребезги, убивая и калеча, и он мог слышать крики раненых и умирающих людей, когда инерция галеры поднесла ее еще ближе.
   "Делфиракцу" удалось пройти оставшуюся часть пути, и залаяла его бортовая группа легких "соколов". По меньшей мере три восьмифунтовых ядра попали в "Кракен", и кто-то закричал от боли. Но дымящиеся карронады галеона уже откатились, их команды уже перезаряжали оружие, и едва галера выстрелила, как бортовой залп "Кракена" прогремел в третий раз.
  
   * * *
   Макнил пошатнулся, цепляясь за поручни для равновесия, когда огонь чарисийца снова и снова обрушивался на его корабль, пока он барахтался. Гребцы "Эрроухед" были в безнадежном беспорядке, он потерял весь ход вперед, мертвые и раненые лежали грудами на палубах, когда он беспомощно уваливался с подветренной стороны, лейтенант Гармин был внизу - мертвый или раненый, Макнил не знал, - и, пока он смотрел, "торговец", который уже так искалечил его команду, изменил курс. Он повернул с подветренной стороны, чтобы под углом пересечь корму его разбитого, истекающего кровью корабля на расстоянии всего нескольких десятков ярдов, и он знал, что ничего не сможет сделать, чтобы остановить его.
   Он наблюдал, как орудия "чарисийца" снова выстрелили, увидел, как они вспыхнули новым огнем, почувствовал удар их железа по своему кораблю, словно по собственной плоти, и понял, что все кончено.
   - Спустить флаг! - услышал он, как кто-то другой кричал его собственным голосом. - Спустить флаг!
  
   * * *
   Фишир наблюдал, как зеленые и оранжевые цвета делфиракца падают вниз, как раненая виверна, и его губы растянулись в рычании. Краем глаза он снова увидел воспоминание, как мертвые тела выбрасывают за борт их собственного корабля, как портовый мусор. Снова услышал сообщения выживших об убийствах и расправах с мертвыми женщинами и зарезанными детьми, а также крики, призывающие убивать "еретиков" во имя Бога.
   Его пушки прогремели еще раз, и свирепое ликование вспыхнуло в его сердце, когда их железные ядра врезались в раскалывающийся корпус галеры. Они решили начать бойню, - свирепо подумал он. - Теперь они могли справиться с последствиями.
   - Они спустили флаг, сэр! - Эдуирдс прокричал ему в ухо, и Фишир кивнул.
   - Знаю, - решительно сказал он, когда еще один залп с грохотом обрушился на искалеченную, истекающую кровью тушу его врага.
   - Черт возьми, сэр, они спустили флаг! - закричал Эдуирдс.
   - Ну и что? - Фишир развернулся к своему первому помощнику, затем вытянул руку, указывая назад, туда, откуда они пришли. - Они сделали нам какое-нибудь предупреждение, как и положено "офицеру и джентльмену"? Неужели люди, с которыми мы даже не воюем, остановились, когда они убивали наших людей? Наших женщин и детей? Сжигали наши корабли? Убивали наших друзей?
   Эдуирдс мгновение смотрел на него, затем покачал головой и наклонился ближе.
   - Нет, сэр, они этого не делали. Но когда это случилось, эти люди были здесь. И даже если бы это было не так, мы - не они. Вы действительно хотите, чтобы мы превратились именно в то, в чем нас уже обвинил Клинтан?
   Глаза Фишира расширились от изумления, когда грубоватый, лишенный воображения Кивин Эдуирдс бросил этот вопрос ему в зубы. Долгое, затаившее дыхание мгновение, пока снова гремели орудия, они стояли, не сводя глаз... И опустился именно взгляд капитана.
   - Нет, Кивин, - сказал он, и его голос был бы почти неслышен даже без грома битвы, бушующей вокруг них, - нет. Я не буду таким.
   Он глубоко вздохнул, еще раз посмотрел на разбитую, истекающую кровью галеру, а затем повысил голос:
   - Прекратить огонь! - крикнул Харис Фишир. - Прекратить огонь!
  
   .XV.
   Посольство Чариса, город Сиддар, республика Сиддармарк
  
   Сэр Рейджис Дрэгонер изо всех сил старался чувствовать благодарность за свое назначение, задумчиво глядя в окно.
   Обычно он не находил это особенно трудной задачей. Из всех посольств, в которые мог бы попасть амбициозный дипломат, посольство в городе Сиддар, вероятно, было самым удачным. Конечно, любому чарисийцу все равно пришлось бы мириться с фундаментальным, почти бессознательным высокомерием, которое жители материка проявляли почти ко всем уроженцам тех мест, что даже лучшие из них имели тенденцию называть "внешними островами". Сиддармаркцы относились к ним не так плохо, как большинство их собратьев в других странах, но все же достаточно плохо, чтобы совсем не замечать этого.
   И все же, если отбросить все мелкие жалобы, республика была самым удобным местом, которое мог найти среди материковых королевств любой чарисиец. Сиддармарк был твердо привержен своей древней республиканской форме правления, а его общество и социальные обычаи были стратифицированы гораздо менее жестко, чем могли похвастаться большинство других могущественных государств Сэйфхолда. Это не помешало республике поддерживать свои собственные великие династии - по сути, если не по названию, наследственную знать, столь же могущественную, как и любая другая, - и хотя здесь было значительно меньше предубеждений против тех, чье богатство было получено от "торговли", чем в других королевствах материка, их все еще было больше, чем в Чарисе. Тем не менее, несмотря на все это, сиддармаркцам было более комфортно, чем большинству, с иногда возмутительными социальными представлениями Чариса, и их общая идентичность как сиддармаркцев включала в себя мощную, самосознающую нить упрямой независимости ума, которую они приняли сознательно и обдуманно как определяющий аспект своей национальной личности.
   Без сомнения, - подумал Дрэгонер, - эта независимость во многом объясняла традиционную напряженность между республикой и землями Храма. Несмотря на кошмары, которые, очевидно, время от времени преследовали рыцарей земель Храма, ни один лорд-протектор Сиддармарка никогда всерьез не рассматривал возможность начать против них завоевательную войну, какой бы заманчивой мишенью ни делало их богатство. Однако это не помешало поколениям церковных канцлеров беспокоиться о возможности того, что однажды это сделает какой-нибудь сумасшедший лорд-протектор. И еще хуже, в некотором смысле (в основном потому, что это была значительно более реалистичная возможность), было опасение Церкви, что упрямо непримиримые сиддармаркцы могут когда-нибудь отказаться подчиниться какому-нибудь церковному указу. Если бы это когда-нибудь случилось, хорошо обученные, профессиональные, хорошо экипированные пикинеры республиканской армии стали бы грозным противником. И в отличие от Чариса, это был бы враг, который жил буквально по соседству с самими землями Храма.
   Эта независимость мышления также была одной из причин, по которой Сиддармарк традиционно поддерживал тесные коммерческие связи с Чарисом. Торговый класс Сиддармарка был широко представлен в избранном народном собрании республики. Фактически, в сочетании с богатым фермерским классом, они доминировали в собрании, в немалой степени благодаря строгим имущественным требованиям франшизы. Заинтересованность торговцев в поддержании дружеских отношений с Чарисом была очевидна, и, несмотря на определенное традиционное предубеждение против банкиров и торговцев в целом, интерес фермеров был еще сильнее. Никто в Сиддармарке не мог поставлять промышленные товары по цене, хотя бы отдаленно напоминающей ту, которую могли предложить жители Чариса, а Чарис был крупнейшим рынком для сиддармаркского хлопка-сырца, шелка, чая, табака и пшеницы. Это были прибыльные торговые отношения, которые обе страны имели все основания сохранять.
   Все это объясняло, почему у посла Чариса в республике была более легкая работа, чем могли когда-либо надеяться большинство дипломатов. По крайней мере, при нормальных обстоятельствах.
   Обстоятельства, однако, больше не были "нормальными", и сэр Рейджис весьма сомневался, что они когда-либо снова будут такими.
   Он поморщился, продолжая смотреть из окна своего кабинета на залитые солнцем крыши Сиддара и темно-синие сверкающие воды залива Норт-Бедар. Залив Норт-Бедар, обычно называемый просто "Норт-Бей", чтобы отличить его от еще более широких вод собственно залива Бедар на юге, был более двухсот миль в ширину, а проход между двумя водоемами был немногим более тридцати миль в поперечнике. Судоходные каналы были даже еще более узкими, и республика за огромные деньги построила остров Касл-Рок (и мощные артиллерийские укрепления на нем) на мелководье между двумя главными каналами, где они наиболее близко подходили друг к другу. Во многих отношениях Касл-Рок был республиканским аналогом чарисийского Лок-Айленда, хотя ни одна из частей залива Бедар никогда не имела такого важного значения для развития республики, как залив Хауэлл для развития Чариса.
   Однако это по-прежнему делало Сиддар удивительно безопасной гаванью. Пиратство никогда не было здесь большой проблемой, а район набережной и складов обычно представлял собой шумные ульи, где кипела почти чарисийская деятельность. И как один из главных портов Уэст-Хэйвена, Сиддар также был домом для одной из крупнейших общин чарисийцев за пределами самого королевства.
   Все это сделало город жертвой противоречивых, опасных течений общественного мнения с тех пор, как конфликт между Чарисом и его врагами перерос в открытую войну. Напряжение достигло достаточно высокого уровня, еще когда все были заняты попытками притвориться, что рыцари земель Храма и совет викариев - или, по крайней мере, храмовая четверка - были двумя отдельными существами. С тех пор как в Зион прибыло обличительное письмо архиепископа Мейкела (и, насколько мог судить сэр Рейджис, одновременно во все портовые города Сэйфхолда), это притворство было сорвано, как хрупкая маска, которой оно было. И соответственно резко возрос уровень напряженности в республике.
   Чертовски обеспокоены даже люди, которым не нравится храмовая четверка, - подумал Дрэгонер. - И это намного хуже, чем все, что касается бескомпромиссных сторонников Храма. Единственная хорошая вещь заключается в том, что более крайние лоялисты уже сделали себя совершенно непопулярными среди сиддармаркцев еще до того, как разразилась вся эта неразбериха. К сожалению, нет никакого способа, чтобы это не стало еще хуже. Что, во имя всего святого, по мнению Кэйлеба и Стейнейра, они делали?!
   Его гримаса стала еще кривее, когда он столкнулся с неприятной правдой. Несмотря на его собственные сомнения в отношении храмовой четверки, его собственную уверенность в том, что это не было Божьей волей, что бы еще они ни представляли, сэр Рейджис Дрэгонер был одним из чарисийцев, которые были в ужасе от внезапного открытого раскола между Теллесбергом и Храмом. Противоречивые чувства влекли его в двух разных направлениях, и он обнаружил, что надеется - и регулярно молится, - что каким-то образом неизбежная конфронтация между королевством, которое он любил, и Церковью, которую он почитал, может быть предотвращена каким-то образом.
   Но этого не будет, - с грустью подумал он. - Не тогда, когда с обеих сторон так сильно давят сумасшедшие. Тем не менее, - признал он почти неохотно, - полагаю, что трудно винить Кэйлеба, учитывая то, что пыталась сделать храмовая четверка. И что бы я еще ни думал о письме Стейнейра, он прав насчет злоупотреблений и коррупции в Церкви. Но, несомненно, должен быть лучший способ исправить эти злоупотребления! Мать-Церковь служила душам людей с самого Сотворения мира. Неужели никто не видит, к чему неизбежно приведет раскол Церкви?
   Это был вопрос, который имел для него определенное жгучее значение во многих отношениях. Как и он сам, вся чарисийская община здесь, в Сиддаре, оказалась расколотой между восторженными сторонниками того, что уже называлось Церковью Чариса, и сторонниками Храма. Он подозревал, что удаленность Сиддара от Теллесберга во многом связана с характером здешнего разделения. Если он, к сожалению, не ошибался, в населении королевства лоялисты составляли лишь относительно незначительное меньшинство, в то время как они составляли по меньшей мере половину чарисийцев, живущих здесь, в Сиддаре.
   К сожалению, большинство сиддармаркцев, похоже, не в состоянии отличить одну группу чарисийцев от другой, - мрачно размышлял он. - Что еще хуже, я не уверен, что Церковь тоже может это сделать. Достаточно плохо, что чарисийцы, даже отдельные семьи, расколоты и разобщены. Что разделение превращается в гнев, даже ненависть, между людьми, которые раньше были друзьями, между братьями, между родителями и детьми. Но если те, кто хочет оставаться верными Церкви, обнаружат, что "храмовая четверка" причисляет их к врагам Церкви, любая возможность примирения вылетит в унитаз. И что мне тогда делать?
   У него не было ответа на этот вопрос. Никакого ответа, кроме клятв верности, которые он принес, обязанностей, которые он согласился принять, когда стал послом короля Хааралда к лорду-протектору Грейгору.
   Он все еще смотрел в окно, когда кто-то тихо постучал в дверь его кабинета. Его брови поднялись, и он повернулся, нахмурившись. Был поздний вечер, и, к счастью, его календарь для разнообразия был чист. Но последовательность ударов - два, один, три, два - была кодом предупреждения его секретаря о том, что у него важный посетитель.
   Он отвернулся от окна, быстро подошел к своему столу и уселся в кресло за ним.
   - Войдите! - позвал он приятным тоном, готовясь вскочить в притворном удивлении, когда его неожиданного гостя впустили.
   Как это случилось, в конце концов, ему не нужно было притворяться удивленным.
   - Посол, мастер Хейли просил бы уделить ему несколько минут, - сказал Жирилд Марис, его секретарь.
   - Конечно, - автоматически ответил Дрэгонер. - Спасибо вам, Жирилд.
   - Не за что, посол.
   Марис удалился со своей обычной спокойной деловитостью, и Дрэгонер вернул на место свое выражение профессионального дипломата, оставшись наедине со своим посетителем.
   Ролф Хейли был высоким мужчиной, со светлой кожей лица и светлыми волосами, которые были обычным явлением в республике, но которые все еще казались странными для чарисийских глаз Дрэгонера. Он был средних лет, с мощным носом, который наводил на мысль - как это было несомненно верно в его случае, - что он принадлежал к могущественному клану Стонар. На самом деле, он был четвероюродным братом лорда-протектора Грейгора... и его звали не "Ролф Хейли". Это был Эврам Хьюстин - лорд Эврам Хьюстин - и он был чиновником среднего уровня в министерстве иностранных дел республики. Что именно он там делал, оставалось загадкой для большинства людей, хотя его отношения с лордом-протектором, несомненно, предполагали несколько интересных возможностей.
   Однако сэр Рейджис Дрэгонер не нуждался ни в каких "возможностях". Он был одним из относительно небольшого числа людей, которые знали, что лорд Эврам был могущественным кузеном лорда-протектора, держащим руку на пульсе отношений республики с наиболее важными для нее королевствами. И он также был каналом, через который правитель республики иногда передавал особо конфиденциальные сообщения или крупицы информации чужому послу. Конечно, никто, даже - или особенно - лорд-протектор Грейгор, не собирался признавать ничего подобного, и поэтому мастер Ролф Хейли был альтернативной личиной Хьюстина. Дрэгонер прекрасно знал, что маскарад никогда никого не обманывал, но на самом деле дело было не в этом. Это обеспечивало определенную степень официального разделения. Конечно, это было, во всяком случае, не более надуманно, чем притворство, что рыцари земель Храма не были также советом викариев, и никто, вероятно, не стал бы слишком сильно давить на лорда-протектора Сиддармарка из-за любых дипломатических фикций, которые он решил поддерживать.
   Кроме того, настоящая причина, по которой Эврам использует Хейли, заключается в том, чтобы подчеркнуть тот факт, что все, что он собирается мне сказать, важно... и что его никогда здесь не было.
   - Это неожиданное удовольствие, "мастер Хейли", - спокойно сказал он. - Могу я предложить вам что-нибудь освежающее?
   - Это очень любезно с вашей стороны, посол, - сказал его гость. - К сожалению, сегодня днем у меня довольно мало времени. Возможно, как-нибудь в другой раз.
   - Конечно, - пробормотал Дрэгонер и вежливо указал на удобное кресло напротив своего стола. Он подождал, пока "Хейли" сядет, затем откинулся на спинку своего кресла. - Могу я спросить, что привело вас сюда сегодня днем? - вежливо спросил он.
   - На самом деле, - сказал сиддармаркец, - сегодня утром на моем столе появилось довольно примечательное сообщение. Послание от канцлера Тринейра лорду Уоллису.
   Дрэгонеру удалось сохранить на лице только вежливое внимание, несмотря на дрожь шока, которая прошла через него. Здесь, в Сиддармарке, лорд Франклин Уоллис был канцлером республики, эквивалентом графа Грей-Харбора. Тот факт, что "Хейли" был здесь вместо официального посланника из офиса канцлера, звучал как тревожный звоночек. И тот факт, что "Хейли" был здесь по поводу общения между Уоллисом и канцлером совета викариев, был почти ужасающим.
   К черту "следующую лучшую вещь", Рейджис, - сказал он себе, - это чертовски ужасно, и ты это знаешь!
   - В самом деле? - сказал он так спокойно, как только мог.
   - Действительно. - Его гость сидел очень прямо, его взгляд был сосредоточенным. - Это было передано по семафору для срочного внимания лорда-протектора. К сожалению, лорда-протектора сегодня днем нет в городе. Он вернется только поздно вечером.
   - Я этого не слышал, - сказал Дрэгонер, очень внимательно прислушиваясь к тому, что говорил "Хейли", а также к тому, что он не произносил.
   - Канцлер Тринейр просил, чтобы его послание было представлено лорду-протектору как можно быстрее и с соблюдением максимальной конфиденциальности, к сожалению, это оставляет нас с некоторой проблемой. Поскольку мы не совсем уверены, где находится лорд-протектор в данный конкретный момент - мы знаем его расписание, но мы не можем быть уверены, что ему удалось его соблюсти - мы вряд ли можем отправить копию этого сообщения, пытаясь найти его. Итак, чтобы выполнить просьбу канцлера о конфиденциальности и безопасности, мы передали сообщение во дворец протектора, чтобы дождаться его возвращения, и отправили гонцов на его поиски, чтобы сообщить ему, что оно прибыло.
   - Это выглядит похвально тщательным, - сказал Дрэгонер.
   - Спасибо. Тем не менее, это также то, что привело меня сюда сегодня - как одного из этих посланников, так сказать. Просто так получилось, что лорд-протектор упомянул, что, возможно, заедет в ваше посольство по пути домой. Очевидно, его расписание точно не высечено на камне, поэтому я не могу быть уверен, что он действительно будет навещать вас. Однако, если вы случайно увидите его, не могли бы вы передать ему сообщение?
   - Я был бы рад быть полезным всем, чем смогу, - заверил его Дрэгонер.
   - Я ценю это, посол. - Губы сиддармаркца улыбнулись, но не его глаза. - Не могли бы вы, пожалуйста, сказать ему, что мы получили директиву от канцлера, переданную от имени великого инквизитора. Очевидно, я не могу вдаваться в подробности такого конфиденциального коммюнике, но, если вы могли бы, также сообщите ему, что нам требуется его разрешение начальнику порта, директору таможни и адмиралу порта для выполнения директивы великого инквизитора. И, - он посмотрел прямо в глаза Дрэгонеру, - нам также нужны его инструкции относительно того, где и как он хотел бы, чтобы мы разместили экипажи и офицеров торговых судов, участвующих в исполнении этой директивы, пока Церковь не сможет принять свои собственные меры для них.
   Мышцы живота Дрэгонера сжались в тугой узел. Он знал, что выражение его лица выдает слишком много, но рефлексы профессионального дипломата на мгновение покинули его.
   - Конечно, - услышал он свой голос.
   - Спасибо.
   "Мастер Хейли" отодвинул свое кресло и встал. - Что ж, посол, как всегда, было приятно встретиться. Однако, боюсь, я должен идти. Есть еще несколько мест, где мне нужно оставить сообщения для лорда-протектора, на случай, если он случайно зайдет. И боюсь, что это довольно срочно. Нам действительно нужно его решение по этим вопросам не позднее завтрашнего рассвета.
   - Понимаю. - Дрэгонер встал и проводил своего гостя до двери. - Надеюсь, что вы найдете его вовремя, и если я случайно увижу его, обязательно передам ваше сообщение.
   - В таком случае, посол, желаю вам доброго дня, - сказал сиддармаркец. Он склонил голову в вежливом поклоне, затем шагнул в дверь, и она закрылась за ним.
   Дрэгонер несколько напряженных секунд смотрел на закрытую дверь, затем встряхнулся. Он знал - или, по крайней мере, был достаточно уверен, что знает, - почему лорд-протектор Грейгор позаботился о том, чтобы он получил предупреждение "Хейли", несмотря на вполне реальный риск, которому подвергались он и его кузен. И, как у посла Чариса, у Дрэгонера не было никаких сомнений в том, что именно он должен сделать с этим предупреждением. Но даже когда он подумал об этом, сын Церкви внутри него отшатнулся от мысли о намеренном саботировании прямого приказа великого инквизитора, выступающего от имени совета викариев.
   Но он говорит не от имени всего совета, - почти в отчаянии сказал себе Дрэгонер, - он говорит от имени храмовой четверки, и одному Богу известно, какова сейчас их конечная цель! Тем не менее, даже если это правда, это волшебным образом не освобождает меня от ответственности соблюдать выраженную волю и постановления Матери-Церкви. Но, если я это сделаю, если я не буду действовать на основе этой информации, тогда...
   Он наклонился вперед, прижимаясь лбом к прохладному дереву двери, в то время как совесть боролась с долгом, а убежденность - с невольным признанием. А потом, наконец, он глубоко вздохнул, выпрямил спину и открыл дверь. Молодой Марис ждал, и Дрэгонер улыбнулся ему.
   - Найди мне несколько гонцов, Жирилд, - сказал он. - Людей, которым вы можете доверять, которые будут держать рот на замке после этого.
   - Да, сэр. Ах, какое послание они должны будут нести? - спросил Марис, и улыбка Дрэгонера превратилась во что-то слишком похожее на гримасу.
   - Давайте просто скажем, что любое чарисийское судно здесь, в Сиддар-Сити, вот-вот обнаружит, что у него есть срочные дела где-то в другом месте. В любом другом месте, если вы понимаете, что я имею в виду.
   Вопреки его желанию, глаза Мариса расширились. Затем краска, казалось, отхлынула от его лица, и он с трудом сглотнул.
   - Да, сэр, - сказал он после долгого, напряженного момента. - На самом деле, думаю, что знаю именно тех людей, которые нам нужны.
  
   * * *
   - Это становится удручающе знакомым, - сказал Кэйлеб Армак, подкручивая фитиль прикроватной лампы.
   - Я сожалею об этом. - Мерлин криво улыбнулся. - Боюсь, теперь, когда вы король, а не просто наследный принц, становится немного труднее находить подходящие моменты для передачи ненавязчивых сообщений.
   - Или, по крайней мере, передать их так, чтобы никто другой не заметил, что ты это делаешь, - согласился Кэйлеб, зевая. Он свесил ноги с кровати и встал, затем поморщился. - И полагаю, что после свадьбы все станет еще хуже, - кисло сказал он.
   - Кэйлеб...
   - Я понимаю! - Кэйлеб прервал ответ Мерлина, и его гримаса превратилась в его собственную кривую улыбку. - Я мало думал, когда соглашался подчиниться решению Братьев о том, кому мы могли бы сказать, что это обернется и укусит меня за задницу так быстро.
   - Никто не хочет усложнять ситуацию еще больше, чем она уже есть, - начал Мерлин. - И вы знаете...
   - Да, я знаю, что вы с Мейкелом оба думаете, что мы должны пойти дальше и рассказать ей. Что ж, я тоже так думаю. И, честно говоря, мне будет очень трудно оправдать то, что я не сказал ей, когда мы поженимся. Я не могу отделаться от ощущения, Мерлин, что это войдет в рубрику одного из тех интересных мелких государственных секретов, которыми, как ожидается, правители должны делиться друг с другом.
   Мерлин кивнул. На самом деле, он знал, что Кэйлеб действительно понимал, насколько Мерлин целиком согласен с ним. Это было то, о чем нужно было рассказать Шарлиэн, даже если это была всего лишь версия "кстати, мы упоминали, что у сейджина бывают видения?" К сожалению, более осторожные из братьев Сент-Жерно тоже были правы. Какой бы умной, какой бы целеустремленной ни была Шарлиэн, какой бы гибкой она ни казалась или какой бы она ни была на самом деле, у них просто не было достаточно времени, чтобы понять, как она может отреагировать на сокрушительные последствия "дневника Сент-Жерно".
   Лично Мерлин был уверен, что она справится с этим гораздо лучше, чем могли опасаться другие. Но это было, по крайней мере, отчасти потому, что он провел последние два года, наблюдая за ней через свои снарки. Он видел ее, слушал ее и наблюдал за ее способностью хранить необходимые государственные секреты, и у него появилось живое уважение как к ее уму, так и к ее интеллектуальной стойкости. За ее моральное мужество и способность смотреть в лицо даже неожиданным реалиям. И, как человек, который когда-то был Нимуэ Элбан, он испытывал еще большее уважение к ее способности делать все это в королевстве, где царствующие королевы никогда прежде не процветали. Однако Братьям не хватало этого особого пути прозрения, и они слишком хорошо осознавали свою ответственность как хранителей тайны святого Жерно.
   Кэйлеб знал Шарлиэн буквально всего несколько дней. Однако для всех было очевидно, что они оба были в восторге от совместных открытий, которые они делали, и Мерлин не сомневался, что многие из Братьев подозревали, будто, как следствие, суждение Кэйлеба было... не совсем беспристрастным. Что касается Кэйлеба, то он сумел напомнить себе, что вполне возможно, опасения Братьев были вполне обоснованными. Заставить себя поверить, что это так, было, конечно, чем-то другим.
   С другой стороны, он во многом похож на своего отца, - размышлял Мерлин. - В том числе и тот факт, что когда он дает свое слово, это что-то значит.
   - О, не волнуйся, Мерлин, - сказал Кэйлеб немного грубовато, как будто он читал мысли Мерлина. Он нетерпеливо махнул рукой, затем отошел от пятна света лампы вокруг своей кровати к окну спальни. Он несколько секунд смотрел сквозь прозрачные, слегка колышущиеся шторы в ночь, залитую лунным светом, затем повернулся обратно.
   - И теперь, когда я, будучи разбуженным посреди ночи, покончил со своим нытьем, что ты пришел мне рассказать на этот раз?
   - Это нехорошо, - сказал Мерлин. Лицо Кэйлеба напряглось от его тона, но Мерлин заметил, что он не выглядел очень удивленным. - Но я почему-то подозреваю, что вы уже догадались об этом, - добавил он.
   - Давай просто скажем, что я не ожидаю, будто ты вытащишь меня из постели в такой час, чтобы сказать мне что-то неважное. И что я могу вспомнить относительно немного вещей, которые мы могли бы разумно охарактеризовать как "важные" и "приятные новости" в наши дни.
   - К сожалению, - согласился Мерлин. Затем он глубоко вдохнул. - Я только что просматривал отрывок Совы со снарков, - продолжил он, размышляя о том, каким большим облегчением было больше не беспокоиться об околичностях, когда он рассказал Кэйлебу о чем-то подобном. Юный король Чариса все еще прокладывал себе путь к подлинному пониманию того, что подразумевают передовые технологии, но он в полной мере продемонстрировал свою устойчивость, и то, что он уже понял, только разожгло его желание понять еще больше. Это была хорошая новость; плохая новость заключалась в том, что даже с помощью Совы в наблюдениях в мире происходило слишком много событий, за которыми не могло уследить ни одно существо - даже ПИКА, и ситуация становилась все хуже по мере того, как события развивались как снежный ком. Не помогал и тот факт, что Мерлин все еще не знал, что это за неопознанные источники энергии под Храмом, и что, поскольку он этого не знал, он не осмелился поместить пульт снарка в зал совета храмовой четверки. Благодаря ему разведывательные ресурсы Кэйлеба были несравненно лучше, чем у кого-либо другого на планете, но они все еще не были идеальными, и он слишком поздно разбирался в слишком многих вещах. Или даже вообще пропускал их, - подумал он с резким гневом на себя, который, как он знал, был неразумным, поскольку перед его искусственными глазами прокручивались образы резни и горящих кораблей.
   Слишком много таких вещей, как, например, это.
   - Есть несколько вещей, о которых вам нужно знать, - продолжил он вслух, - но самые важные - из Сиддармарка и Делфирака.
   - Сиддармарк и Делфирак? - повторил Кэйлеб, затем фыркнул, когда Мерлин кивнул. - Эти двое слишком далеки друг от друга, чтобы объединиться против нас, не так ли?
   - К сожалению, и да, и нет, - мрачно сказал Мерлин. - И это тоже была не совсем их идея. Вы видите...
  
  
   СЕНТЯБРЬ, Год Божий 892
  
   .I.
   Дворец Теллесберг, Теллесберг, королевство Чарис
  
   Это было странно, - подумал граф Пайн-Холлоу, когда его снова проводили в тронный зал дворца Теллесберг. - Он и представить себе не мог, что может нервничать сильнее, чем во время своего первого визита сюда.
   К сожалению, он ошибался.
   Он последовал за парой стражников, один из которых был в черно-золотой форме Чариса, а другой в серебристо-синей форме Чисхолма, по полированному каменному полу, под бесшумно вращающимися лопастями. Он заметил, что это была почти та же комната, что и раньше... за исключением того незначительного факта, что возвышение было немного больше и что на нем теперь стоял не один трон, как раньше.
   Неудивительно, что ему нужно было время, чтобы обдумать свой ответ. Несмотря на собственное внутреннее напряжение, Пайн-Холлоу с трудом удержался от улыбки, глядя на привлекательную молодую женщину, сидящую на троне справа от Кэйлеба. Я с трудом могу поверить, что им двоим удалось устроить весь этот брак так, что никто в Эмерэлде даже не разнюхал об этом! Однако Нарман с самого начала был прав насчет Шарлиэн. И он был прав еще кое в чем. Кэйлеб достаточно опасен сам по себе; вдвоем они собираются превратить Гектора в приманку для кракена, и когда это произойдет, я предпочту быть в лодке с ними, чем в воде с Гектором.
   Граф Грей-Харбор стоял между двумя тронами, фактически за плечами каждого из двух сидящих на них монархов, а архиепископ Мейкел стоял слева от короля. Если не считать первого советника, архиепископа и их личных телохранителей, Кэйлеб и Шарлиэн были одни. Это было интересно. Отсутствие дополнительных советников - и свидетелей - доказывало, среди прочего, что эти двое намеревались поговорить... откровенно. Конечно, еще предстоит выяснить, было ли это хорошо или плохо для Эмерэлда.
   Он остановился на предписанном расстоянии от пары тронов, поклонился обоим сидящим монархам, затем выпрямился и почтительно замер в ожидании.
   - Что ж, милорд, - сказал Кэйлеб после некоторого раздумья, - я, кажется, сказал, что мы еще поговорим.
   - Действительно, вы это сделали, ваше величество. - Пайн-Холлоу позволил себе слегка улыбнуться. - В то время, однако, вы позволили мне предположить, что при этом будет присутствовать только один монарх.
   - Как вы видите, наши шпионы лучше ваших. - Кэйлеб улыбнулся в ответ, и его тон был легким, почти капризным. Однако, как отметил Пайн-Холлоу, в его глазах не было улыбки.
   - На самом деле, ваше величество, мы уже пришли к такому выводу в свете некоторых других небольших сюрпризов, с которыми мы столкнулись в последнее время. Я полагаю, это как-то связано с тем, что случилось с нашим флотом - среди прочих, - он позволил своему взгляду на мгновение метнуться в сторону Шарлиэн, - во время недавних... неприятностей.
   - Интересный выбор слов, - заметил Кэйлеб. Он тоже взглянул на королеву, сидевшую рядом с ним. Затем он снова посмотрел на Пайн-Холлоу. - Это было действительно "неприятно", милорд. И, в конечном счете, скорее более неприятно для одних, чем для других. Однако, если бы мы были склонны тратить время на пересказ всех наших общих причин вражды, мы и в следующем году в это время все еще сидели бы здесь. Итак, принимая во внимание причину, по которой ваш князь послал вас сюда, королева Шарлиэн и я предлагаем двигаться вперед, а не оглядываться назад. Однако никто из нас не слеп к прошлому, милорд. На самом деле, мы помним все, что произошло, и с вашей стороны и вашему князю было бы мудро помнить об этом. И вспомнить, что я сказал минуту назад. Наши шпионы очень, очень хороши.
   Пайн-Холлоу склонил голову в молчаливом согласии с точкой зрения Кэйлеба. Это было не то, что, вероятно, когда-нибудь забудут он или Нарман.
   - Вы, возможно, заметили, милорд, как я сказал, что королева Шарлиэн и я предлагаем двигаться вперед. Позвольте мне быть конкретным, на всякий случай, если контакты, которые, я уверен, вы поддерживаете здесь, в Теллесберге, не смогли предоставить вам полную информацию. Когда ее величество и я поженимся через несколько дней, мы заложим фундамент для нового государства, империи Чарис. Королева Шарлиэн будет продолжать править Чисхолмом по своему усмотрению, а я буду продолжать править Чарисом по своему усмотрению, но оба этих королевства станут подчиненными и войдут в состав Чарисийской империи. Корона этой империи изначально будет принадлежать мне, но королева Шарлиэн будет моим соправителем, а не просто моей супругой. Она станет не просто моей женой, не просто моим старшим советником, но моим регентом и моим заместителем. Любое решение, которое она примет в мое отсутствие, будет таким же действительным, как и любое решение, которое мог бы принять я сам. И если я умру раньше нее, корона империи - и корона "королевства Старый Чарис" - перейдет сначала к ней, и только после ее смерти к нашему старшему ребенку.
   - Для вас и для Эмерэлда, милорд, это имеет двоякие последствия. Во-первых, условия, которые будут предложены вашему князю, - это те, о которых совместно договорились мы с ее величеством. Это не условия Чариса, и это не условия Чисхолма; это наши условия, и они не подлежат обсуждению. Ваш выбор, милорд, состоит в том, чтобы принять их или отвергнуть. Этот пункт ясен?
   - Ясен, ваше величество. - Пайн-Холлоу старался говорить ровно, хотя это было нелегко. Было очевидно, что Кэйлеб делал все возможное, чтобы не втоптать гордость Эмерэлда в грязь тщательнее, чем следовало, но факт оставался фактом: он - и Шарлиан, напомнил себе Пайн-Холлоу - диктовали условия. Тот факт, что у них была возможность сделать это, не делал этот опыт более приятным с другой стороны.
   - Очень хорошо, - сказал Кэйлеб. - В таком случае, поймите второе следствие для Эмерэлда. Независимости вашего князя должен прийти конец, и Эмерэлд должен стать частью новой империи Чарис.
   - Есть два способа, которыми это может быть достигнуто, и, честно говоря, тот, который больше всего привлекает меня лично, по многим причинам, - это свергнуть князя Нармана и официально аннексировать Эмерэлд как часть королевства Чарис. Как мы с вами оба знаем, у меня есть много личных причин испытывать, скажем так, неприязнь к вашему князю, и полагаю, что с моей стороны вполне по-человечески желать донести до него эту мысль.
   - Однако, после дальнейшего рассмотрения и полного обсуждения этого вопроса с королевой Шарлиэн, мы решили применить второй подход. Вместо того, чтобы присоединить ваше княжество к территории королевства Чарис, на что мы имели бы полное право, обеспечив наши притязания силой оружия, мы предлагаем добавить княжество Эмерэлд к Чарисийской империи как цельную часть.
   Мысленные уши Пайн-Холлоу навострились. Он почувствовал, как напряглись его плечи, но ему удалось скрыть любой намек на эмоции на лице.
   - Предполагая, что князь Нарман готов признать верховный суверенитет империи Чарис и ее правителя и принять любые требования о внутренних изменениях, которые может предъявить ему правитель, признавая, что имперская корона имеет право издавать любые инструкции, которые она, по своему собственному здравому смыслу, сочтет наиболее подходящими, ему будет разрешено сохранить корону княжества Эмерэлд, и он станет вторым по рангу дворянином империи. Только очевидный наследник императорской короны будет иметь над ним преимущество.
   На этот раз Пайн-Холлоу не смог скрыть своего удивления - и огромного облегчения. Кэйлеб заметил это и тонко улыбнулся.
   - Было бы хорошо, милорд, если бы вы и князь Нарман разубедили себя в том, что это означает, что для него в Эмерэлде все будет "как обычно". Император - или императрица - Чариса будет хозяином - или хозяйкой - империи. Ваш князь сохранит свой трон только по воле императора. Ему было бы хорошо посоветовать твердо помнить об этом, потому что, уверяю вас, мы с королевой Шарлиэн определенно запомним это.
   Пайн-Холлоу молча кивнул, и улыбка Кэйлеба стала немного теплее.
   - Ни королева, ни я не слепы к реалиям человеческой природы или к тому факту, что, с точки зрения вашего князя, его причины для вражды с Чарисом были столь же вескими и реальными, как и причины вражды Чариса с ним. Помня об этом, и вместо того, чтобы полагаться исключительно на силу меча, чтобы заставить его повиноваться нашему указу, мы предпочли бы найти другие средства для поощрения и поддержания его послушания и сотрудничества. Откровенно говоря, милорд, мы считаем, что есть много способов, которыми князь Нарман может представлять огромную ценность для империи Чарис, так же, как мы признаем, что есть много способов, которыми он может вместо этого поддаться искушению создать проблемы. И поэтому, чтобы продемонстрировать нашу искренность, когда мы заявляем, что князь Нарман будет вторым по рангу дворянином империи, одним из условий любого договора между нами будет помолвка его старшей дочери с наследным принцем Чариса Жаном.
   Глаза Пайн-Холлоу широко распахнулись. Это была возможность, которая никогда не приходила в голову ни ему, ни Нарману. Он знал, что выражение его лица выдает слишком много, но Кэйлеб - и Шарлиэн, как он заметил, - только улыбнулись.
   - У королевы нет ни братьев, ни сестер, - продолжил Кэйлеб через мгновение. - И, очевидно, у нее нет ребенка от ее тела. Таким образом, Жан будет нашим совместным наследником до тех пор, пока у нас не появятся собственные дети. И, столь же очевидно, Жан и Жанейт будут очень близки к престолонаследию даже после того, как у нас появятся собственные дети. В качестве обещания с нашей стороны, что мы будем поддерживать и защищать князя Нармана, как и любого другого вассала короны, до тех пор, пока он помнит о своих собственных обязательствах перед короной, мы предлагаем объединить его семью с нашей семьей. Мы понимаем, что разница в возрасте между Жаном и княжной Марией составляет несколько лет, но эта разница меньше, чем во многих браках, заключенных с гораздо менее весомыми целями. И, если быть до конца честными, мы считаем, что княжна Мария хорошо подошла бы на роль императрицы-консорта Чариса, если случится так, что королева и я умрем, не оставив наследников наших тел.
   - Ваше величество - ваши величества - это гораздо более великодушно, чем осмеливались предполагать мой князь или я, - сказал Пайн-Холлоу, и, возможно, впервые в его жизни в качестве посланника или советника короны в его ответе не было даже следа дипломатической гиперболы. - Честно говоря, мой князь боялся - и был готов столкнуться с вашим требованием о его заключении в тюрьму или даже казни. Конечно, он никогда не рассматривал возможность того, что вместо этого вы могли бы предложить объединить его Дом с вашим - с обоими вашими Домами.
   - Я буду откровенна, милорд, - сказала Шарлиэн, впервые заговорив. - Термины, которые только что описал вам король Кэйлеб, почти полностью исходят из его предложений, а не из моих. Как и вы, я была поражена щедростью его предложений. Если бы я была на его месте, думаю, мне было бы гораздо труднее отреагировать таким образом после столь долгого и интенсивного периода враждебности. Тем не менее, по зрелом размышлении, считаю, что в данном случае он проявил столько же мудрости, сколько и великодушия. Хотя я бы никогда не зашла так далеко, чтобы сказать, что я верю, что совесть князя Нармана чиста, как свежевыпавший снег, скажу, как человек, который был вынужден против своей воли поддержать самого злейшего врага своего королевства в совершенно неоправданной войне против невинного друга, я хорошо и полностью осознаю, что не все происшедшее между Эмерэлдом и Чарисом было делом рук князя Нармана. В этом смысле, по крайней мере, мы все были жертвами храмовой четверки и коррупции, которая так осквернила Церковь. Как сказал мне Кэйлеб, когда мы обсуждали этот вопрос, нам давно пора обратить внимание на вызовы - и на великого врага, - которые у нас общие. Священное Писание учит, что примирение - это одна из благочестивых добродетелей. Очень хорошо. Давайте примиримся с князем Нарманом и с Эмерэлдом, а затем вместе пойдем вперед, чтобы встретить великую борьбу в нашей жизни.
   - Ваше величество, - сказал Пайн-Холлоу с глубоким поклоном, - вижу, что отчеты о вашей мудрости, которые наши, по общему признанию, неуклюжие эмерэлдские шпионы, - он позволил себе криво улыбнуться, - сумели донести до нас в Эрейсторе, не смогли воздать вам должное. Как полномочный представитель моего князя, я принимаю ваши самые щедрые условия от его имени. Я также не опасаюсь, что он почувствует какое-либо искушение отвергнуть мое согласие.
   - До тех пор, пока вы оба понимаете это, милорд, - снова вступил в разговор Кэйлеб. Пайн-Холлоу посмотрел на него, и взгляд короля был жестким. - Во-первых, другого шанса не будет. Пока князь Нарман хранит верность нам, мы будем хранить верность ему. Но если он окажется неверным, в следующий раз не будет ни великодушия, ни милосердия.
   - Понимаю, ваше величество, - тихо сказал Пайн-Холлоу.
   - Тогда поймите этот второй пункт столь же ясно, милорд. Этими условиями, этим браком мы положим конец вражде между Домом Армак и Домом Бейц. Но при этом ваш князь - как королева Шарлиан и я - объявит свою личную войну - войну наших Домов, а не просто войну наших королевств - против храмовой четверки, совета викариев и самого великого викария. Пути назад не будет, граф Пайн-Холлоу. Это решение, это заявление - навсегда. Единственно возможный исход - победа или полное уничтожение, и я советую вам и вашему князю долго и упорно размышлять о природе смерти, которую великий инквизитор принес Эрейку Диннису. Это судьба, которая ожидает любого из врагов Храма, кто попадет в его власть.
   - Я также понимаю это, ваше величество, - еще тише сказал Пайн-Холлоу, спокойно встретившись взглядом с Кэйлебом. - Действительно, сам князь Нарман сказал мне почти то же самое. Я не буду притворяться, что был рад это услышать, или что мысль о том, чтобы поднять свою собственную руку, а тем более свой меч, против Матери-Церкви, не наполнила меня ужасом. Я сын Матери-Церкви, и все, чего я когда-либо хотел, - это быть верным ей. Но как может человек с совестью быть верен тому, кто, как выразился мой князь, "проник в наше княжество, как наемный убийца, и приказал нам перерезать горло невинному человеку"?
   - Правильный вопрос, милорд, - мягко сказала Шарлиэн. - Увы, есть те, кто будет настаивать на том, что послушание Церкви Божьей требует от них согласия даже на подобные действия, когда им приказывают это делать люди, носящие оранжевое.
   - Я был таким человеком, ваше величество, - признал Пайн-Холлоу. - И в каком-то маленьком уголке моей души я хотел бы все еще оставаться таким. Моему сердцу не хватает этой уверенности. Но, как до боли ясно показал в письме архиепископ Мейкел, действительно существует различие между Самим Богом и архангелами, с одной стороны, и смертными, развращенными людьми, которые утверждают, что говорят от имени Бога, с другой. То, чем мы обязаны Богу, мы не обязаны тем, кто извращает все, чем Он является, чтобы служить своим собственным целям.
   - Если это действительно мнение князя Нармана, а также ваше собственное, милорд, - сказал Кэйлеб, - тогда королева Шарлиэн и я будем тепло приветствовать его. Точно так же, - он внезапно улыбнулся, - я уверен, что храмовая четверка "тепло" примет всех нас, хотя, возможно, несколько по-другому, если у них когда-нибудь будет такая возможность!
  
   .II.
   Теллесбергский собор, город Теллесберг, королевство Чарис
  
   Тропический солнечный свет лился сквозь витражи собора Теллесберг, падая на богато украшенные скульптуры и возвышающуюся мозаику с изображением архангелов Лэнгхорна и Бедар, которые расположились вверху над молящимися. Органная музыка наполняла огромный собор практически без перерыва с часу после рассвета, и великолепно обученные хоры, собранные со всего королевства Чарис, сменяли друг друга, возвышая свои голоса в гимнах хвалы, мольбы и благословения. Стены были украшены белыми цветами горного шиповника, который был традиционным свадебным цветком Чариса, и еще больше великолепных цветов лежало в святилище и вокруг него.
   Большинство горных шиповников давали цветы разных оттенков глубокого, насыщенного красного, но соцветия белого шиповника в форме трубы могли похвастаться глубоким, почти кобальтово-синим цветом, переходящим в чистейший белый, окаймленный глубоким золотисто-желтым цветом на концах "раструба". Частью чарисийской брачной традиции было приношение родственниками и доброжелателями своих собственных букетов из шиповника, и переполненный собор был заполнен этими букетами, чей сладкий аромат перекрывал даже запах благовоний.
   Король Кэйлеб и королева Шарлиэн посетили частную предрассветную мессу, прежде чем собор был открыт для публики. Теперь, шесть часов спустя, огромное сооружение было забито до отказа, и в воздухе, как дым, витала напряженная аура ожидания. Ожидающие поклонники представляли собой море блестящих тканей, драгоценных камней и украшений, но в эту богато текстурированную матрицу были вплетены и более простые нити. По давней традиции всякий раз, когда член королевской семьи женился, крестился или был похоронен, треть посадочных мест в соборе была зарезервирована для простолюдинов, прибывших первыми. Большинство "простолюдинов", которые воспользовались этой традицией, сами были, по крайней мере, умеренно богаты, но всегда находились те, кто не был таковым, и сегодня те, кто имел более скромный статус, казалось, были на подъеме.
   Ну, конечно, так оно и есть, - подумал Мерлин Этроуз, терпеливо ожидая короля Кэйлеба и его невесту и наблюдая за изображениями, наложенными на его поле зрения. Датчики, которые он и Сова так густо разместили по всему собору после неудавшегося покушения, управляли этим дисплеем, давая ему панорамный вид на весь собор, которым он мог манипулировать или изучать его по своему усмотрению.
   Люди этого королевства искренне любят Кэйлеба и его семью, - продолжалась его мысль, - и Шарлиэн взяла их штурмом. Она молода, она экзотическая иностранка, она красива (или, по крайней мере, почти красива!), И она проделала тысячи миль, чтобы выйти замуж за их короля, даже если для этого придется выступить против Церкви и самого великого викария рядом с ним... и ими. Исполнители баллад, газеты и широкая публика превратили ее в нечто, близкое к иконе, и в ее случае это даже не требовало большого преувеличения. На этот раз даже самые бедные люди в Теллесберге хотят быть там, хотят увидеть, как она выйдет замуж за Кэйлеба.
   Он в последний раз внимательно осмотрел интерьер собора, затем мысленно кивнул в знак одобрения. Остальные члены королевской стражи были именно там, где им и полагалось быть, снайперы морской пехоты, которых Кэйлеб постоянно направлял в собор, были на своих местах, и все планы и меры безопасности, разработанные им и полковником Роупуоком, казалось, были на месте. Его огорчало, что им пришлось приложить такие дополнительные усилия, чтобы гарантировать безопасность Кэйлеба, но попытка убийства Стейнейра и пожар, уничтоживший первоначальное здание королевского колледжа, не оставили им выбора. А положение Мерлина в качестве командира личной охраны Кэйлеба делало его, по сути, вторым в команде всей королевской стражи, несмотря на его относительно невысокий официальный ранг.
   Как бы сильно большинство людей ни любили Кэйлеба, есть те, кто на самом деле не любит его в наши дни, - мрачно размышлял Мерлин. - И я был бы намного счастливее, если бы думал, что "приверженцы Храма" не организовались. Или если бы я, по крайней мере, знал достаточно о том, кто они такие и где они занимаются организацией, чтобы присматривать за ними. То покушение на Стейнейра было достаточно скверным, и оно было на волосок от успеха... во многом потому, что я не знал (и не знаю) достаточно о них и подобных им людях, чтобы заметить это заранее.
   На самом деле, по многим причинам он предпочел бы не шпионить ни за кем из подданных Кэйлеба, включая тот факт, что это было похоже на нарушение прав, особенно когда никто абсолютно ничего не мог с этим поделать, даже если бы они поняли, что это происходит. Следить за политическими фигурами, такими как Нарман или Гектор, - это одно; играть роль подглядывающего за частными лицами - это совсем другое, и тот факт, что он не видел альтернативы, не делал его ни на йоту счастливее. На самом деле, это делало его менее счастливым. "Необходимость" была ядовито-соблазнительным аргументом, каким бы по-настоящему неопровержимым он ни был при случае, и Мерлин не хотел, чтобы у него вошло в привычку оправдывать злоупотребление своими способностями.
   Эта часть о "развращении властью" беспокоит меня, - признался он себе. - Храмовая четверка является достаточным доказательством того, что это действительно так, и, в некотором смысле, моя "власть" даже больше, чем у них. Или, во всяком случае, могла бы быть. Достаточно плохо осознавать, что я во всех смыслах и целях потенциально бессмертен, не давая себе никаких простых объяснений для обращения с людьми, которые не бессмертны, как будто я каким-то образом "естественно превосхожу" их. Я не хочу таким образом отдавать частички своей души... если, конечно, Мейкел прав насчет того, что она у меня все еще есть.
   Интересно, если...
   Его самоанализ был внезапно прерван, когда открылась дверь и в нее вошли Кэйлеб и Шарлиэн.
   Кэйлеб был великолепен в белых бриджах и традиционной чарисийской тунике из коричневато-янтарного хлопчатого шелка, отделанной насыщенно-зеленым и расшитой черно-золотым кракеном его Дома. Рубины и сапфиры официальной короны государства сверкали на его темных волосах, как вспышки красного и синего огня; малиновый плащ его полных придворных регалий, отороченный снежно-белым мехом зимней шкуры горного ящера-резака, был наброшен на его плечи; и катана, которую Мерлин предоставил ему, следовала рядом с ним в недавно изготовленных черных ножнах, украшенных ограненными драгоценными камнями и отделанных серебром.
   Шарлиэн присутствовала на утренней мессе в одном из роскошных, сшитых на заказ платьев, которые она привезла из Чисхолма, но для этой церемонии она надела чарисийское свадебное платье. Решение было за ней - Кэйлеб на самом деле был за то, чтобы она надела платье в стиле Чисхолма как символ объединения их двух королевств, - но как только она заявила о своем желании, швеи Теллесберга схватились в нешуточном смертельном поединке, чтобы выяснить, кому будет позволено разработать и изготовить это платье, которое будет носить королева. Соревнование было не просто напряженным, но характеризовалось скрупулезно вежливыми, крайне ядовитыми репликами. Мерлин был немного удивлен, когда все было улажено без кровопролития, и подозревал, что между конкурирующими портнихами и их потомками произойдут кое-какие междоусобицы на несколько поколений до пятого или шестого колена.
   Несмотря на это, он - и Кэйлеб - были вынуждены признать, что выбор королевы был вдохновенным. Разнесся слух, что она настояла на том, чтобы надеть на свою свадьбу одежду по-чарисийски, и это быстро стало еще одним фактором того, как ее будущие подданные-чарисийцы приняли ее в свое коллективное сердце.
   Мало того, - подумал Мерлин, рассматривая ее внешность глазами как мужчины, которым он стал, так и женщины, которой была Нимуэ Элбан, - чарисийская мода идеально подходила ей. Ее волосы были уложены в искусно струящуюся прическу, которая выглядела простой и непреднамеренной, несмотря на то, что Сейрей Халмин, Мейре Ливкис и двум помощницам потребовалось буквально несколько часов, чтобы привести их в нужное положение. Ее платье напоминало цветок белого горного шиповника, с длинной юбкой кобальтово-синего цвета, которая при ее движении кружилась и танцевала вокруг ее стройных ног, и лифом почти ослепительно белого цвета, украшенным мелкими брызгами чарисийского жемчуга и нежной пеной бриллиантов. Лиф, как и вставки на юбке, был отделан золотой нитью, а накидка на плечах в тон глубокому, насыщенному синему цвету юбки ее платья была отделана тем же белым мехом, что и у Кэйлеба. Тот факт, что национальными цветами Чисхолма - и Дома Тейт - были королевский синий и серебристый, был счастливым совпадением, превращенным ею в преднамеренный символизм, который ни для кого не остался незамеченным. Ее вышитые туфли-лодочки отражали бело-голубой цвет ее свадебного платья и отражали солнечный свет от драгоценных камней и серебряных нитей всякий раз, когда движение ее юбки позволяло им выглянуть наружу, а каблуки были достаточно высокими, чтобы макушка ее головы едва доставала до плеча Кэйлеба.
   Не могу представить себе никого, кто был бы больше похож на королеву, - думал Мерлин, пока по коридору шуршала ткань, а ожидающие придворные отвешивали глубокие поклоны и реверансы. - И у нее определенно есть фигура, чтобы идеально носить этот сшитый на заказ лиф и юбку!
   В отличие от придворных, Мерлин и сержант Сихэмпер, как двое мужчин, непосредственно ответственных за сохранение жизни жениха и невесты, не поклонились и не присели в реверансе, и Мерлин обнаружил, что его губы пытаются изогнуться в улыбке.
   Каждый из чисхолмских королевских стражников, сопровождавших Шарлиэн в Теллесберг, был настоящим профессионалом, полностью преданным своей королеве. Они предприняли обдуманные и добросовестные усилия, чтобы вписаться в существующую структуру и процедуры королевской чарисийской стражи, а капитан Гейрат, их командир, был молод, умен и трудолюбив. У него сложились отличные рабочие отношения с полковником Роупуоком, командиром чарисийской стражи, и с Мерлином, но так же, как Мерлин был личным оруженосцем Кэйлеба, а также командиром личной стражи короля, Сихэмпер был личным оруженосцем Шарлиэн, и Гейрат оставил текущие детали управления ее охраной в мозолистых, компетентных руках Сихэмпера.
   Мерлин был рад, что он это сделал. Он полюбил и зауважал Эдуирда Сихэмпера, а преданность чисхолмского стражника Шарлиэн была абсолютной. Не только это, но и тот факт, что он был ее оруженосцем буквально с детства, также означал, что он был единственным членом ее охраны, который мог усадить ее и прочитать лекцию в одобренной, изысканно вежливой манере, помахивая пальцем, когда это было необходимо. К сожалению, Сихэмпер не был таким невозмутимым и бесстрастным, каким ему нравилось притворяться. На самом деле, его отношение к Шарлиэн часто напоминало Мерлину любящего, но раздраженного родителя, особенно когда она настаивала на том, чтобы сделать что-то глупое, например, спуститься по трапу корабля в совершенно чужом королевстве без единого телохранителя.
   По крайней мере, несколько членов королевской чарисийской стражи считали, что Сихэмпер был суетливым, параноидальным человеком. В конце концов, для Кэйлеба вряд ли имело бы смысл приглашать Шарлиэн в Чарис, чтобы жениться на ней, если бы он - или его стражники - намеревались допустить, чтобы с ней что-нибудь случилось, и некоторые из них действительно были склонны обижаться на его очевидное недоверие к их компетентности. Мерлину, с другой стороны, было трудно винить его, особенно когда он размышлял о том факте, что у Сихэмпера не было собственного доступа к таким вещам, как снарки.
   Теперь он и Сихэмпер коротко посмотрели друг другу в глаза, кивнули друг другу и начали дипломатично выводить своих юных подопечных из дворца к ожидающему экипажу.
   И, конечно же, - сардонически подумал Мерлин, - к остальной части охраны.
  
   * * *
   Короткое путешествие от дворца до собора прошло без происшествий, чему, возможно, было хотя бы отчасти обязано ста пятидесяти отборным королевским стражникам из "почетного караула" вокруг кареты. Однако эти стражники не представляли никакой защиты от оглушительных волн приветствий, которые, казалось, доносились со всех сторон. Знамена в цветах Чариса и Чисхолма бешено развевались, зрители высовывались из открытых окон, подбадривая и махая руками, а улица перед идеально подобранной четверкой лошадей, запряженной в экипаж, была усыпана цветочными лепестками, в то время как еще больше лепестков падало вниз, как радужный снег. Учитывая дикий пыл толпы, выстроившейся вдоль всего пути от дворца до собора, меры безопасности Мерлина и Сихэмпера казались вполне излишними. Хотя Мерлин не сомневался, что где-то в этом бурлящем хаосе приветствий, свиста, криков человечества должно было быть немало людей, которые были возмущены и взбешены идеей этого брака и тем, что он собой представлял, никто из них не был достаточно глуп - или достаточно склонен к самоубийству - чтобы заявить о своем присутствии на свадьбе Кэйлеба.
   Не то чтобы он или Сихэмпер намеревались ослабить бдительность.
   В соборе короля и королеву быстро и эффективно проводили к их местам в королевской ложе. Наследный принц Жан и принцесса Жанейт уже были там, ожидая их, а герцог Даркос, в небесно-голубой тунике и темно-синих брюках мичмана королевского флота, все-таки успел вернуться в Теллесберг как раз к свадьбе.
   Однако в этот день в королевской ложе было еще три человека, и Эйдорей Диннис и ее сыновья встали, когда Кэйлеб и Шарлиэн вошли в эту ложу. Вдова архиепископа Эрейка была одета более богато, хотя и все еще мрачно, чем в ночь ее прибытия в Теллесберг, а ее сыновья казались менее испуганными. Однако в глазах мальчиков были тени - тени, появившиеся из-за того, что их мать подтвердила, как умер их отец. И они были не единственными, кто слышал эту душераздирающую историю. По собственной просьбе Эйдорей Мейкел Стейнейр предоставил ей в распоряжение весь собор, и он был переполнен до отказа, пока она описывала мучительную казнь своего мужа не только своим сыновьям, но и всему королевству Чарис.
   Эрейк Диннис не пользовался всеобщей любовью чарисийцев, но когда они узнали, как он умер - и какими были его последние слова - многие из его самых суровых критиков обнаружили, что вторят молитвам своего нового архиепископа за душу Динниса. И несколько членов чарисийского духовенства, чья поддержка их нового архиепископа и новорожденной "Церкви Чариса" была в лучшем случае прохладной, обнаружили, что пересматривают свои позиции после зверства, постигшего их прежнего архиепископа.
   Но в этот день атмосфера в Теллесбергском соборе была совсем другой. Когда Кэйлеб и Шарлиэн появились в передней части королевской ложи, поток радостных возгласов заглушил звучание органа и хора. Могучее сооружение, казалось, задрожало на своем фундаменте, и шум усилился, когда король и королева подняли руки в ответ на громовое приветствие.
   Потребовалось довольно много времени, чтобы аплодисменты утихли. Затем, наконец, когда переполненные скамьи снова успокоились, орган заиграл возвышенную прелюдию, сочиненную специально для этой свадьбы. Двери собора широко распахнулись, и архиепископ Мейкел Стейнейр и собравшиеся епископы Церкви Чариса вошли под бурю музыки.
   Если Стейнейра и беспокоили воспоминания о том, что чуть не случилось с ним в этом соборе, то ни выражение его лица, ни язык тела даже не намекали на это. Его золотая корона сверкала в солнечном свете, отфильтрованном через витражное стекло, рубины сияли сами по себе, как маленькие красные солнца. Богато расшитые и украшенные одежды его высокого поста (соответствующим образом модифицированные Совой, знал кто-нибудь об этом или нет) сверкали собственной золотой и серебряной нитью, собственным жемчугом и драгоценными камнями. Облачения других епископов были почти так же богато вышиты и украшены, как у него, но, будучи епископами, посещающими чужой собор, они носили свои традиционные шапочки священников, а не свои собственные короны. Однако существовала огромная разница между их повседневными священническими шапочками и теми украшенными драгоценными камнями и великолепно расшитыми шапочками, которые они надели сегодня.
   Великолепные голоса хора звучали все громче, когда священнослужители шли по центральному проходу собора за скипетроносцами, послушниками с подсвечниками и туриферами. Несмотря на глубокую ненависть Мерлина к "религии", которую Лэнгхорн и Бедар навязали жителям Сэйфхолда, даже он был вынужден признать абсолютную красоту и величие этого зрелища и литургии, наблюдая за Стейнейром, все еще протягивавшим руку, чтобы проходя мимо коснуться детских голов в кратком благословении
   И тот факт, что все эти люди действительно верят в то, чему их учили, является частью этого, - подумал он. - В вере есть сила, даже когда этой верой пользуются и злоупотребляют, и я не могу поверить, что Бог не слушает этих людей, как бы им ни лгали. Вся эта вера, все это убеждение... Конечно, Он должен признать ее силу, ее страсть. Как Он мог осуждать кого-либо за то, что они поклонялись Ему единственным способом, которому их когда-либо учили?
   Процессия епископов распалась, когда прелаты заняли свои места, и Стейнейр повернулся лицом ко всему переполненному собору от подножия ступеней, ведущих к его архиепископскому трону. Он стоял там, пока музыка, наконец, не погрузилась в тишину. Он по-прежнему ничего не говорил, только улыбался, в то время как это молчание растягивалось в совершенную и очищенную неподвижность. Было так тихо, что, казалось, никто во всем этом огромном соборе не осмеливался даже дышать, и только тогда он заговорил в ожидающей тишине.
   - Дети мои, - сказал он тогда, - это великий и радостный день. Это всегда источник радости для людей хорошо управляемого королевства, когда их монарх женится. Этот брак не только становится обещанием и гарантом будущей преемственности королевства, но и любой правитель - будь то король или королева, - который находит супруга своего сердца, чтобы они могли стоять бок о бок, объединившись против всего, что мир может направить против них, является более сильным и лучшим монархом.
   - Король Хааралд, да улыбнутся ему Бог и архангелы, нашел именно такую невесту в королеве Жанейт, и теперь я могу сказать вам, что, насколько мне известно, король Кэйлеб также нашел эту невесту в королеве Шарлиэн. Государственные браки слишком редко бывают браками по велению сердца, дети мои. Никогда не сомневайтесь, что этот брак - и то, и другое.
   Он улыбнулся королевской ложе, где Кэйлеб и Шарлиэн сидели бок о бок, и Кэйлеб протянул руку - бессознательно, Мерлин был почти уверен - чтобы взять Шарлиэн за руку.
   - Однако этот брак - нечто большее, чем просто союз молодого мужчины и молодой женщины, - продолжил Стейнейр. - Это даже больше, чем обычный династический брак, который обеспечивает наследование титула или короны. В этом браке мы видим союз не только мужа и жены, но и Чариса и Чисхолма, двух миров, которые станут одним целым. О приверженности и яростной решимости двух народов отстаивать истину и защищать то, что знают все люди, не ослепленные алчностью, корыстью, личными амбициями, нетерпимостью или фанатизмом, ради сохранения чего стоит умереть. Итак, нам есть за что быть благодарными за этот день, за многое нужно воздать благодарение Богу. Впереди нас ждут темные дни, дети мои, ибо борьба, на которую мы поставили наши сердца, наши умы и наши руки, не будет легкой, и битва не будет быстро выиграна. Но когда наступят те мрачные дни, когда мрак окутает вас со всех сторон и вы больше всего поддадитесь искушению отчаяться, вспомните этот день. Вспомните этого короля и эту королеву, которые сейчас предстают перед вами, чтобы посвятить свои обеты друг другу в ваших глазах и в глазах Бога. Помните, что они решили пообещать свои жизни друг другу... и вам.
   Тишина была еще более абсолютной, если это было возможно, а затем архиепископ улыбнулся еще раз - широкой и сияющей улыбкой, затопив трезвую тишину, созданную его словами, огромной волной радости и предвкушения, когда он поднял обе руки, и Кэйлеб и Шарлиэн встали. Они спустились по устланным ковром ступеням из королевской ложи между душистыми сугробами шиповника и встали перед ним рука об руку. Несмотря на всю важность этой свадьбы, все надежды, страхи и обещания, связанные с ней, выбранная ими церемония была очень древней и очень простой. Любой молодой жених и невеста, какими бы скромными ни были их обстоятельства, могли бы выбрать ее, и в этом тоже было послание. Они стояли лицом к лицу с предстоятелем всего Чариса, а он смотрел поверх них на ожидающий поток лиц.
   - И теперь, дорогие возлюбленные, - сказал он людям за этими лицами, - мы собрались здесь вместе перед Богом и архангелами, и перед лицом всех собравшихся, чтобы соединить этого мужчину и эту женщину в святом браке; это почетное положение, установленное Богом и архангелами, означающие для нас мистический союз, который существует между Богом и Его Церковью; это святое поместье, которое архангел Лэнгхорн украсил своим присутствием в свое время здесь, на Сэйфхолде, и которое архангел Бедар считает почетным среди всех людей: и поэтому никто не должен входить в него необдуманно или легкомысленно; но благоговейно, осмотрительно, обдуманно, трезво и в страхе Божьем. В это святое поместье эти два присутствующих человека приходят сейчас, чтобы соединиться. Если кто-нибудь может привести справедливую причину, по которой они не могут быть законно соединены вместе, пусть он сейчас скажет, или же впредь навсегда замолчит.
  
   .III.
   Дворец Теллесберг, город Теллесберг, королевство Чарис
  
   - Ваши величества, князь Нарман и княгиня Оливия.
   Нарман Бейц прошел мимо кланяющегося камергера с пожизненно присущим ему апломбом. По выражению его лица никто не мог догадаться, что пухлый маленький князь шел не в свой собственный тронный зал. Его жена была такого же роста, как он, и гораздо стройнее, и у нее тоже был жизненный опыт дворянки и княгини-консорта, но она не могла сравниться с его кажущимся спокойствием. Никто не мог бы назвать ее откровенно нервной; в то же время никто не мог сомневаться, что она предпочла бы оказаться где-нибудь в другом месте.
   Они прошли по тому же полированному каменному полу, по которому до них шел граф Пайн-Холлоу, и Нарман подумал о том, как изменился тронный зал - или, по крайней мере, его обитатели, - когда они остановились перед той же парой тронов. Кэйлеб носил государственную корону Чариса, которая недавно также стала императорской короной государства, в то время как Шарлиэн носила корону лишь незначительно меньшего размера без рубинов государственной короны. Несмотря на короны, ни на одном из них не было, по крайней мере, полных придворных регалий, за что Нарман был глубоко - хотя и втайне - благодарен. Оливия выглядела величественно и красиво в полном облачении; Нарман выглядел как круглый пушистый шар, у которого каким-то образом появились голова и ноги.
   Коротенькие ножки.
   Полагаю, хорошо, что я решил сделать это до того, как в первый раз действительно увидел Кэйлеба, так сказать, во плоти, - подумал князь Эмерэлда с оттенком прихоти. - Если бы у меня было время увидеть своими глазами, какой он высокий, широкоплечий и отвратительно красивый, и вызвать у себя подобающее состояние яростной ревности, я, возможно, все-таки не смог бы этого сделать. Когда тебе отрубают голову, это гораздо менее раздражает, чем признать, что человек, которому ты собираешься сдаться, гораздо больше похож на короля, чем ты сам.
   Эта мысль привела его к подножию ожидающих тронов, и он низко поклонился, в то время как Оливия сделала реверанс.
   - Ваши величества, - пробормотал он.
   - На самом деле, князь Нарман, - сухо сказал Кэйлеб, - мы приняли решение слегка пересмотреть протокол. Поскольку моя жена и я, - Нарман задался вопросом, услышал ли сам Кэйлеб глубокое, гордое удовлетворение в ударении, которое он сделал на слове "жена", - оба являемся правящими главами государства в наших собственных правах, и поскольку всегда есть возможность путаницы, было решено, что, хотя правильно и уместно обращаться к любому из нас по отдельности "величество" в отсутствие другого, надлежащий протокол теперь заключается в том, что в Чарисе, когда мы присутствуем оба, ко мне должным образом обращаются "ваше величество", в то время как к ней должным образом обращаются "ваша светлость". В Чисхолме, там, где мы также проведем примерно полгода, к ней будут обращаться "ваше величество", а ко мне - "ваша светлость".
   - А, я понимаю, ваше величество. - Нарман почувствовал, как его губа пытается дернуться в чем-то, что, как он подозревал, было бы улыбкой, если бы он позволил ей проявиться: - Легко могу понять, где это могло вызвать замешательство. Конечно, я совершенно уверен, что когда весть о вашем браке - не говоря уже о вашей коронации в качестве императора - достигнет Зиона, реакция будет значительно хуже, чем "замешательство".
   - Можно только надеяться, - ответил Кэйлеб, затем откинулся на спинку своего трона и склонил голову набок. - И раз уж мы заговорили о новостях, достигающих Зиона, уверен, что они будут одинаково встревожены известием о вашем прибытии сюда и причиной вашего визита. Могу я предположить, что ваши договоренности с коммодором Жэзтро и герцогом Солэмэном должным образом... обезопасили ваш тыл, скажем так, от епископа-исполнителя Уиллиса и его реакции на ваше решение?
   Нарман ухитрился не моргнуть ни одним глазом и не позволить своей челюсти отвиснуть от изумления. И, - напомнил он себе мгновение спустя, - замечание Кэйлеба не обязательно подразумевало какие-то особые знания о его собственной недавней деятельности. У него уже было достаточно доказательств того, что Армаки были пугающе умной и компетентной династией. Такому умному человеку, как Кэйлеб, не потребовалось бы много времени, чтобы понять, что должен был сделать Нарман, чтобы защитить себя от реакции Церкви. И после выяснения, что он сделал, был бы всего лишь один короткий, простой шаг к выводу, кого он выбрал для исполнения этого действия.
   Тем не менее, это впечатляющий разговорный гамбит, - признался он себе.
   - Полагаю, что добрый епископ-исполнитель в настоящее время гостит во дворце Эрейстор, ваше величество, - спокойно сказал он. - Уверен, что мой персонал удовлетворит все его потребности, и он может оставаться нашим гостем до тех пор, пока нам не удастся разрешить любые... недоразумения.
   - Возможно, мы могли бы послать епископа Жирэлда, чтобы помочь ему найти путь к истине, - предложила Шарлиэн. Нарман вежливо посмотрел на нее, и она пожала плечами. - Епископ Жирэлд предоставил свои услуги в распоряжение архиепископа Мейкела после убийства архиепископа Эрейка от рук инквизиции. Возможно, его собственный опыт в роли епископа-исполнителя Чариса позволит ему привести епископа-исполнителя Уиллиса к более точному пониманию того, что на самом деле означает раскол между Церковью Чариса и Церковью Зиона.
   - Он действительно мог бы оказать благотворное влияние, ваша светлость. - Нарман еще раз поклонился ей. - Во всяком случае, я не вижу, как это может повредить.
   - Тогда, если архиепископ захочет отправить его в Эрейстор, мы, конечно, так и сделаем, - сказал Кэйлеб. - Тем временем, однако, необходимо соблюсти некоторые формальности.
   - Действительно, так, ваше величество, - признал Нарман.
   - В таком случае, считаю, что есть только один предварительный вопрос, который должен быть задан и на который нужно ответить перед глазами нашего двора и наших советников, а также Божьего ока. И этот вопрос заключается в том, принимаете ли вы, полностью и безоговорочно, условия, временно принятые с вашей стороны графом Пайн-Холлоу?
   - Ваше величество, я принимаю. - Нарман снова поклонился, более глубоко. - И поскольку, как вы сказали, в настоящее время мы находимся под пристальным вниманием вашего двора и ваших советников, я также прошу разрешения сказать следующее. Условия, которые вы и ее светлость сочли нужным предложить моим подданным, моему Дому и мне как личности, гораздо более щедры, чем я когда-либо ожидал или мог разумно просить. Из-за этой истины и из-за того, что я осознаю ее, я хочу выразить свою глубокую благодарность.
   - Условия таковы, каковы они есть, милорд, - ответил Кэйлеб через мгновение. - Не буду отрицать, что у меня было сильное искушение быть... менее щедрым. Но месть за прошлую вражду - вещь мелкая и ядовитая. В наши дни в мире происходит гораздо больше событий, чем традиционные ссоры и перепалки между Эмерэлдом и Чарисом. Эти вещи не оставляют времени для наших мелких локальных споров, и я не предлагаю оставлять какие-либо гноящиеся язвы, чтобы отравить всех нас, когда мы сталкиваемся с величайшим вызовом в нашей жизни. Ее величество и я предложили эти условия не из-за того, как сильно мы вас любим; мы предложили их, исходя из реалистичного понимания необходимости сделать из бывших врагов надежных союзников перед лицом угрозы, которую представляет "храмовая четверка".
   - Тот факт, что щедрые условия могут быть и мудрыми, делает их не менее щедрыми, ваше величество, - сказал Нарман.
   - Возможно, и нет. Но теперь пришло время разобраться с этими формальностями.
   - Конечно, ваше величество.
   Нарман в последний раз ненавязчиво сжал руку жены, затем отпустил ее и шагнул вперед, к ожидающей его подушке. Расположение этой подушки свидетельствовало о том, насколько все изменилось. Это было не прямо перед троном Кэйлеба. Вместо этого она была помещена между двумя тронами, и, когда князь опустился на нее на колени, архиепископ Мейкел протянул ему золотой экземпляр Священного Писания, украшенный драгоценными камнями. Князь поцеловал обложку книги, затем положил на нее правую руку и посмотрел в глаза Кэйлебу и Шарлиэн.
   - Я, Нарман Хэнбил Грейм Бейц, клянусь в верности императору Кэйлебу и императрице Шарлиэн из Чариса, - сказал он четко и внятно, - быть их настоящим человеком, сердцем, волей, телом и мечом. Сделать все возможное, чтобы выполнить свои обязательства перед ними, перед их коронами и перед их Домом, всеми способами, поскольку Бог даст мне возможность и остроту ума для этого. Я приношу эту клятву без умственных или моральных оговорок и отдаю себя на суд императора и императрицы и Самого Бога за верность, с которой я чту и выполняю обязательства, которые я сейчас принимаю на себя перед Богом и присутствующими.
   На мгновение воцарилась тишина. Затем Кэйлеб положил свою руку поверх руки Нармана на Писание, а Шарлиэн положила свою руку поверх руки Кэйлеба.
   - И мы, Кэйлеб Жан Хааралд Брайан Армак и Шарлиэн Адел Эйлана Армак, принимаем вашу клятву, - твердо ответил Кэйлеб. - Мы обеспечим защиту от всех врагов, верность за верность, правосудие за правосудие, преданность за преданность и наказание за нарушение клятвы. Пусть Бог судит нас и наших, как Он судит вас и ваших.
   В течение бесконечного мгновения все трое смотрели друг другу в глаза в сердце глубокой тишины. И тогда, наконец, Кэйлеб криво улыбнулся
   - А теперь, милорд, вам, вероятно, следует встать. Полагаю, что у нас с вами - и у ее светлости - есть кое-что, что нужно обсудить.
  
   * * *
   Князь Нарман размышлял, глядя из окна роскошных апартаментов своей семьи на облака, поднимающиеся над горами Стивин на западе и освещенные багровым и золотым огнем заката, что это был не тот день, который он когда-то мечтал провести в Теллесберге. В каком-то смысле это было большим облегчением. Он вышел из конфликта с короной на голове, даже если ее авторитет был довольно сильно подорван, и с тесными семейными отношениями с теми, кто имели шанс стать одной из самых - если не самой - могущественных династий в истории Сэйфхолда. С другой стороны, вероятно, было по меньшей мере столь же вероятно, что рассматриваемая династия, с которой теперь были неизбежно связаны жизни его и его семьи, окажется уничтоженной мстительной Церковью. И, как он признался себе, была еще одна незначительная деталь о том, кто кому, как он ожидал, будет присягать на верность.
   - На самом деле, думаю, что они мне даже нравятся, - раздался голос у него за спиной, и он отвернулся от окна, чтобы посмотреть на Оливию.
   - Полагаю, ты имеешь в виду наших новых суверенных лорда и леди? - сказал он со слегка кривой улыбкой, и она фыркнула.
   - На самом деле я имела в виду вторых и третьих поварят! - сказала она, и он рассмеялся.
   - Я никогда по-настоящему не испытывал неприязни к Кэйлебу или его отцу, моя дорогая. Они были противниками, и признаю - хотя бы перед тобой, - что иногда находил довольно неудобным их упорство в том, чтобы пережить все, что пытались сделать Гектор или я,. Но для меня это никогда не было таким личным, как для Гектора. Хотя, если быть до конца честным, - его улыбка слегка померкла, - учитывая мое участие в усилиях по устранению их обоих, я удивлен, что Кэйлеб, похоже, питает так мало враждебности.
   - Не думаю, что кто-то из них "лелеет" большую враждебность, - серьезно сказала она.
   Одна бровь Нармана приподнялась, но он только подождал, пока она закончит свою мысль. Оливия Бейц была очень умной женщиной. Более того, она была единственным человеком во всем мире, которому безоговорочно доверял Нарман. Как и у Кэйлеба и Шарлиэн, их брак был государственным, но с годами он превратился в нечто большее, и Нарман часто жалел, что не было возможности включить Оливию в свой официальный княжеский совет. Об этом, к сожалению, не могло быть и речи, но это не мешало ему очень внимательно выслушивать ее в тех редких случаях, когда она высказывала свое мнение.
   И, - подумал он, - теперь, когда у нас есть императрица, которая сама по себе является королевой, назначение женщины в совет простого князя, вероятно, стало намного более возможным, не так ли?
   - Я не говорю, что кто-то из них все еще любит тебя, дорогой, - продолжила она с тенью улыбки и протянула руку, чтобы коснуться его щеки. - Уверена, что как только они узнают все безупречные качества, скрывающиеся под твоей застенчивой и скромной внешностью, они полюбят тебя, но в то же время есть такие незначительные вопросы, как попытки убийства и войны.
   - Попытки убийства? - Нарман делал все возможное, чтобы выглядеть совершенно невинным... с заметным отсутствием успеха.
   - О, не говори глупостей, Нарман! - возмутилась Оливия. - Несмотря на все твои усилия "защитить меня" от грязной реальности, ты знаешь, я слышала все слухи о том покушении на Кэйлеба. И хотя я люблю тебя и как своего мужа, и как отца своих детей, я никогда не питала никаких иллюзий относительно серьезности, с которой ты играл в "великую игру", как ты, кажется, это назвал.
   На этот раз глаза Нармана расширились от неподдельного удивления. Оливия редко выражалась так прямолинейно. И она была права по крайней мере в одном. Он действительно пытался оградить ее от часто неприятных решений, которые ему приходилось принимать как игроку в игре.
   Давай будем честным с самим собой, Нарман, - сказал он себе. - Да, ты был "вынужден" принять некоторые из этих решений, но настоящая причина, по которой ты играл в эту игру, заключалась в том, что она тебе очень нравилась. К сожалению, в итоге ты ее не выиграл, хотя, полагаю, можно также утверждать, что еще не совсем проиграл ее.
   Должно быть, что-то из его мыслей отразилось на лице, потому что жена покачала головой.
   - Я не жалуюсь, Нарман. Были времена, когда я испытывала искушение пожаловаться, это правда. На самом деле, было немало случаев, когда мне хотелось хорошенько пнуть тебя в зад. В целом, однако, я смогла сказать себе - честно, я думаю, - что большинство вещей, которые ты сделал, включая те, которые вызвали у меня наибольшее беспокойство о состоянии твоей души, произошли в результате ситуаций, с которыми ты столкнулся. Конфликт между Эмерэлдом и Чарисом, например, вероятно, был неизбежен, чего бы ты ни хотел, просто из-за географии.
   - Но, - продолжила она очень серьезно, глядя ему в глаза так, чтобы он мог видеть правду в ее глазах, - я бы солгала, если бы сказала, что не испытала облегчения от того, что все наконец получилось. Знаю, что наши родители никогда не ожидали этого, Нарман, но ты знаешь, я действительно люблю тебя. И я люблю наших детей. Знание того, что Кэйлеб не будет искать твою голову или видеть в мальчиках угрозу, с которой нужно... разобраться, снимает огромный груз с моего разума и сердца.
   Нарман поднял левую руку, накрыв ладонью ее ладонь, все еще лежащую на его щеке. Его правая рука легла ей на затылок и притянула ее вперед, когда он наклонился ей навстречу, пока их лбы не соприкоснулись. Не часто она так ясно выражала свои чувства к нему, и он на мгновение закрыл глаза, наслаждаясь этим.
   - Знаешь, на этом все не заканчивается, - сказал он ей затем низким голосом. - Кэйлеб был прав, когда сказал Травису, что это только начало. Встав на сторону Кэйлеба, я встал против Храма, а Клинтан - гораздо более мстительный враг, чем когда-либо мог быть Кэйлеб. Не говоря уже о том факте, что Церковь контролирует во много раз больше ресурсов, богатства и людей, чем Кэйлеб, даже с добавлением Чисхолма к этой его новой "империи".
   - Клинтан - фанатичная, прелюбодейная, своекорыстная, прожорливая, лакающая вино, ханжеская свинья с манией божественности и чувством самооправдывающего фанатизма, - категорично заявила Оливия с ядом, которого Нарман никогда раньше от нее не слышал.
   Он удивленно моргнул, услышав это сейчас, и отодвинулся достаточно далеко, чтобы еще раз заглянуть ей в глаза. Она оглянулась, не дрогнув, и он увидел, что позади них горит костер. О котором он никогда не подозревал, что тот может быть там... Что было оплошностью, за которую ему было бы трудно простить себя.
   - Знаешь, дорогой, я не совсем слепая, - едко сказала она ему. - Но моя точка зрения на данный момент заключается в том, что Кэйлебу и Шарлиэн в одиночку было бы достаточно трудно противостоять кому-то вроде Клинтана. С добавлением тебя эта свинья в Зионе так же сильна, как если бы я пыталась заняться армрестлингом с телохранителем Кэйлеба, капитаном Этроузом!
   Вопреки своему желанию, Нарман улыбнулся. Она пристально посмотрела на него на мгновение, а затем усмехнулась и наклонилась вперед, прижимаясь щекой к его груди.
   - Я знаю, что ты никогда не думал о себе как о воплощении лихого князя-воина, любимый, - сказала она. - Ну, я тоже. Но я всегда думала о тебе как о ком-то гораздо более важном, чем раньше, - о ком-то, кто смотрит в будущее и на свои собственные обязанности, не дрогнув и не обманывая себя. И хотя я бы никогда не хотела, чтобы ты забивал себе этим голову, ты также один из самых умных людей, которых я знаю.
   - Если я такой умный, тогда почему я только что поклялся в верности Кэйлебу, а не наоборот? - спросил он полушутливым тоном.
   - Я не говорила, что ты непогрешим, дорогой, просто умен. Кроме того, используя ту очаровательную идиому, которую твой сын подхватил из своих ужасных романов, ты можешь играть только теми картами, которые тебе сдали. Однако полагаю, что кто-то только что предложил тебе совершенно новую колоду. И из того, что я видела о тебе на этот раз, не думаю, что ты даже испытываешь искушение попробовать торговаться с самого низа.
   - Больше нет, - признал он, затем покачал головой, наполовину с кривой усмешкой, наполовину с ошеломленным недоверием. - Даже если бы у меня было искушение - чего, к моему собственному немалому удивлению, у меня нет, - это было бы невероятно глупо с моей стороны. Сейчас нет никаких мостов обратно в Зион, любовь моя, и сам я никак не мог бы взять верх и поддерживать ядро сопротивления Храму, которое смог собрать Кэйлеб. Пытаться предать его в этот момент было бы все равно, что решиться перерезать горло своему лучшему рулевому в разгар урагана. И я очень боюсь, - его улыбка была достаточно терпкой, чтобы скиснуть, - что это путешествие будет достаточно долгим, и я полностью отучусь от практики, прежде чем ситуация стабилизируется настолько, чтобы я мог подумать о каком-либо предательстве.
   - Хорошо. - Она плотнее прижалась к нему. - Хорошо, - повторила она.
   - Знаешь, - мягко сказал он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в прядь волос, - мне кажется, я согласен с тобой.
  
   * * *
   Облака, набежавшие накануне вечером, превратились в сплошную темно-серую облачность. Дождь хлестал с мокрых угольно-черных небес, барабаня по крыше дворца Теллесберг, стекая по водосточным желобам и трубам, журча в дренажных каналах вдоль столичных дорог. Торговля в Теллесберге, конечно, никогда не прекращалась. Даже во время недавней войны против "кошачьих лап" храмовой четверки чисто местное судоходство в заливе Хауэлл обеспечивало перемещение значительного количества грузов и загруженность судов, которые их перевозили. Теперь, когда океаны всего мира снова были открыты для чарисийских галеонов, активность на набережной вернулась к своему обычному лихорадочному уровню. Даже когда лил дождь, сверкали молнии и гремел гром, продолжали двигаться тяжелые грузовые фургоны - в большинстве своем запряженные драконами, хотя кое-где по маленьким и узким улочкам двигались повозки поменьше, запряженные лошадьми или мулами.
   Князь Нарман был впечатлен. Когда он стоял у открытого окна небольшого частного зала совета, глядя на дождь, он увидел наглядное свидетельство процветания и трудолюбия, которые сделали королевство Чарис гораздо более опасным врагом, чем можно было предположить из простой численности его населения.
   Дверь позади него открылась, и он отвернулся от окна, когда в комнату вошел Бинжэймин Рейс, барон Уэйв-Тандер.
   - Ваше высочество, - с поклоном произнес королевский - нет, поправил себя Нарман, старший имперский шпион Кайлеба.
   - Милорд, - ответил Нарман с чем-то гораздо более похожим на кивок, чем на поклон.
   - Во-первых, я хотел бы поблагодарить вас за то, что вы нашли время встретиться со мной, - продолжил Уэйв-Тандер, когда они вдвоем подошли к небольшому, но прекрасно отполированному столу для совещаний в центре зала.
   - Подозреваю, что его величество, вероятно, настоял бы, если бы я оказался несговорчивым, милорд, - усмехнулся Нарман. - Я хорошо знаком с процессом... "разбора полетов", как, кажется, называет это барон Шэндир. И, справедливости ради, его величество был довольно вежлив, "предложив" мне присесть для короткой беседы с вами. Очевидно, если есть что-то, что я могу вам сказать, я к услугам его величества и к вашим услугам.
   - На самом деле, ваше высочество, - сказал Уэйв-Тандер, дождавшись, пока Нарман сядет, а затем устроился в своем кресле на противоположной стороне стола, - вас может удивить действительная цель нашей "короткой беседы". Честно говоря, его величество - и я - меньше интересуемся информацией, которой вы можете обладать, чем дополнительные возможности, которые вы можете предложить для нашего анализа информации, которой мы уже располагаем.
   - В самом деле? - Нарман поднял обе брови, и настала очередь Уэйв-Тандера усмехнуться.
   - Действительно, - подтвердил он, в то время как новый, более близкий раскат грома прогремел над головой. - На самом деле, если быть предельно откровенным, ваше высочество, одна из второстепенных целей этой встречи - ознакомить вас с разведывательными возможностями, которыми мы уже обладаем.
   - А, понимаю. - Нарман тонко улыбнулся. - Полагаю, как острое напоминание о способности Кэйлеба... контролировать мою собственную деятельность.
   - В какой-то степени, - невозмутимо согласился Уэйв-Тандер, и его собственная улыбка была немного шире, чем у Нармана. - Надеюсь, вы не будете возражать, если я скажу, что, несмотря на несколько моих первоначальных оговорок, это своего рода облегчение - иметь возможность обсудить это с кем-то, кто понимает, как это делается, ваше высочество.
   - Я приму это как комплимент, милорд - по крайней мере, временно.
   - Хотите верьте, хотите нет, но именно так все и было задумано.
   Барон открыл портфель, который принес с собой, и извлек довольно толстую стопку папок. Он положил их на стол перед собой, затем склонил голову набок, глядя на Нармана.
   - Понимаю, что барону Шэндиру не очень повезло с восстановлением ваших собственных шпионских сетей здесь, в Чарисе, ваше высочество, - сказал он. - Я также знаю, что вы были довольно терпеливы с ним, несмотря на ваше собственное очевидное разочарование, и что за пределами Чариса его операции продолжались с их обычным высоким уровнем успеха.
   Брови Нармана снова поползли вверх от откровенности, прозвучавшей в спокойном голосе Уэйв-Тандера. Барон увидел выражение его лица и покачал лысой головой.
   - Есть причина, по которой он так неудачно выступил здесь, в Чарисе, и это не имеет ничего общего с его компетентностью или тем, как сильно он старался. Как вы сами знаете, ваше высочество, единственный способ по-настоящему сохранить тайну - это никому о ней не рассказывать. Я полагаю, что это практика, с которой вы хорошо знакомы, так же как вы знаете, что иногда это может расстраивать ваших подчиненных. Например, несколько месяцев назад граф Пайн-Холлоу был весьма удивлен, узнав, что вы уже общались с первым советником короля Горджи.
   На этот раз брови Нармана внезапно опустились, и он нахмурился.
   - Есть две причины, по которым я использовал этот конкретный пример, - спокойно продолжил Уэйв-Тандер. - Во-первых, потому что это демонстрирует, до какой степени мы проникли в Эмерэлд и как давно нам удалось это сделать. Во-вторых, поскольку это демонстрирует ваше знакомство с идеей того, что мы здесь, в Чарисе, называем "необходимостью знать", Это одна из наших фундаментальных политик, согласно которой информация хранится в отдельных отсеках, и что только те, кому "нужно что-то знать", чтобы выполнять свою работу, становятся посвященными в эту конкретную информацию Это указывает не на недоверие с нашей стороны, хотя, как вы сами знаете, определенная степень недоверия является необходимой мерой предосторожности, а скорее на защиту критически важной информации путем ограничения ее распространения.
   - Вы правы, милорд, - медленно произнес Нарман, все еще хмурясь, хотя теперь это был хмурый взгляд задумчивости, а не удивления. - Я знаком с необходимостью держать вещи в секрете, хотя я никогда не использовал это описание логики. "Необходимо знать". - Казалось, он перекатывал слова на языке, пробуя их на вкус, когда повторял, а затем медленно кивнул. - Хотя должен сказать, что это подходящий оборот речи.
   - Рад, что вы понимаете, ваше высочество. - Уэйв-Тандер откинулся на спинку стула. - Одна из тех вещей, которые "нужно знать", - это именно то, как наши шпионы собирают большую часть информации и знаний, которые поступают к нам сюда. Честно говоря, мы с большим уважением относимся к вашим способностям аналитика и намерены использовать их наилучшим образом. Однако, как бы часто это ни было - и, честно говоря, вероятно, чаще, чем наоборот, - вы, возможно, никогда не узнаете, как информация, которую мы просим вас проанализировать, вообще попала в наше распоряжение.
   - Надеюсь, вы простите меня за указание на это, барон, но довольно часто источник информации оказывает огромное влияние на ее надежность, а это, в свою очередь, имеет очевидные последствия для ее анализа.
   - Ваше высочество, - улыбнулся еще шире Уэйв-Тандер, - мне действительно приятно обсуждать эти вопросы с кем-то, кто понимает тонкости искусства разведки и шпионажа. Однако одна из причин, по которой я принес это, - он постучал по стопке папок, - состоит в том, чтобы продемонстрировать вам, насколько надежны наши шпионы.
   - В каком смысле, если я могу спросить? - спросил Нарман, когда чарисиец сделал паузу.
   - Выберите день - любой день, который вы пожелаете, - начиная с третьей пятидневки мая, - предложил Уэйв-Тандер.
   Нарман моргнул, глядя на него, затем пожал плечами.
   - Очень хорошо, - сказал он. - Я выбираю четверг.
   - Очень хорошо, ваше высочество. - Уэйв-Тандер перебирал папки, пока не нашел нужную. Он отделил ее от остальных, затем осторожно положил на стол перед собой и открыл.
   - В четверг, четырнадцатого мая, - сказал он, глядя на лежащие перед ним записи, - вы вызвали коммодора Жэзтро и графа Пайн-Холлоу во дворец Эрейстор. Вы встретились в голубом салоне, где обсуждали недавний захват церковного почтового судна, перевозившего депеши от епископа-исполнителя Томиса епископу-исполнителю Уиллису. Коммодор Жэзтро проинформировал вас, что не было никакого способа гарантировать безопасный проход даже церковных катеров в бухту Эрейстор перед лицом нашей блокады. Однако он предположил, что даже наш флот не сможет блокировать все второстепенные порты и что церковные курьеры смогут использовать эти второстепенные порты. Вы указали, что епископ-исполнитель считает использование таких незначительных портов недостойным, но вы также поручили коммодору составить их список для использования в будущем, после чего вы отослали его и провели очень интересную беседу с графом. В ходе этого разговора вы поделились с ним своим собственным анализом противостояния между Чарисом и храмовой четверкой и своей верой в то, что все станет намного хуже, прежде чем станет лучше.
   Уэйв-Тандер оторвался от своих записей. Несмотря на десятилетия опыта в самодисциплине и самоконтроле, у Нармана отвисла челюсть, когда глава чарисийской разведки продолжил свое обдуманное, убийственно точное изложение встречи, на которой присутствовали только три человека.
   - В данный момент я хотел бы сделать два замечания, ваше высочество, - спокойно сказал барон. - Во-первых, на самом деле именно ваши слова графу Пайн-Холлоу и несколько других подобных бесед с ним сыграли немалую роль в условиях, которые император Кэйлеб был готов предложить Эмерэлду. И, во-вторых, если вы думаете, что коммодор Жэзтро или граф Пайн-Холлоу, должно быть, предали ваше доверие, чтобы мы получили эту информацию, позвольте мне обратиться к более позднему моменту в тот же день.
   Он неторопливо перелистывал страницы, пока не нашел нужную, затем откашлялся.
   - Позже тем же вечером, - продолжил он, - у вас была частная встреча с бароном Шэндиром. На той встрече вы еще раз коснулись, хотя и менее решительно, того же анализа позиции Церкви, которым ранее поделились с графом Пайн-Холлоу. Вы также указали барону - как, впрочем, и графу ранее, - что весь план храмовой четверки был столь же глуп, сколь и высокомерен. И вы указали, что князь Гектор вряд ли стал бы рисковать собственной безопасностью, чтобы прийти на помощь Эмерэлду. На самом деле, ваши точные слова были: "Почему этот ублюдок должен рисковать одним прыщом на своей драгоценной заднице ради нас?". После чего, - барон снова посмотрел на Нармана, - вы проинструктировали барона пересмотреть свои меры для вынесения приказа о казни, если вы простите за выбор слов, к убийцам, которых вы разместили в Мэнчире.
   Изумление Нармана вышло далеко за рамки простого шока, когда Уэйв-Тандер снова спокойно закрыл папку.
   - Как вы можете видеть, ваше высочество, - сказал он, - чтобы мы получили эту информацию любым путем, с которым вы, возможно, знакомы, и граф Пайн-Холлоу, и барон Шэндир должны были быть агентами Чариса. Которыми, уверяю вас - и я совершенно уверен, как вы уже знаете, что это правда, - ни один из них и не мечтал стать.
   - Я...
   Голос Нармана затих, и он встряхнулся. Затем он прочистил горло и откинулся на спинку стула, пристально глядя в глаза Уэйв-Тандера.
   - Я, конечно, не поверил бы, что кто-то из них мог предать меня, - сказал он наконец. - С другой стороны, я не вижу другого способа, чтобы вы узнали подробности двух отдельных частных бесед.
   - Ваше высочество, я позволил вам выбрать день, - указал Уэйв-Тандер. - Если бы вы захотели выбрать другой день - как, например, в следующую пятницу, когда у вас была частная беседа с коммодором Жэзтро, или, возможно, в понедельник, когда епископ-исполнитель Уиллис встретился с вами, чтобы "обсудить" ваше предположение о том, что "посланники Матери-Церкви ползают повсюду, как браконьеры или контрабандисты, из одной жалкой маленькой крысиной норы в другую" - я вполне готов поделиться с вами краткими сведениями о тех днях.
   - Но как?..
   Нарман оборвал вопрос. Он смотрел на Уэйв-Тандера еще несколько секунд, затем глубоко вздохнул.
   - Я начинаю понимать, что вы имели в виду, говоря о "необходимости знать", милорд. Понимание этого заставит мое любопытство разгореться не менее ярко, но я не собираюсь просить вас ставить под угрозу ваш доступ к такой подробной информации. И, пожалуйста, поверьте мне, когда я говорю вам, что осознание того, что вы и император имеете к ней доступ, должно довольно аккуратно подавить любое искушение с моей стороны даже подумать о том, чтобы предать свою клятву верности ему. В конце концов, - князь Эмерэлда коротко оскалил зубы, - чрезвычайно трудно придумать эффективный заговор, даже не поговорив со своими коллегами-заговорщиками!
   - Должен признаться, я рад это слышать, ваше высочество. И если я буду до конца честен, то на самом деле это был один из выводов, к которому вы должны были прийти, как надеялись мы с его величеством. Тем не менее, я также был абсолютно честен, когда сказал, что мы все были бы признательны за любое понимание этой информации, которую вы могли бы помочь нам получить.
   - Я буду рад помочь всем, чем смогу, - заверил его Нарман.
   - Я рад. Ах, однако, есть еще один незначительный момент, которого я должен коснуться, ваше высочество.
   - Что бы это значило, барон?
   - Его величеству известно, что вы и барон Шэндир на самом деле отдали приказ об убийстве Гектора, - довольно деликатно сказал Уэйв-Тандер. - Теперь, при нормальном ходе вещей, император не пролил бы слез, если бы Гектор... пострадал от несчастного случая со смертельным исходом, скажем так? И, честно говоря, это казалось бы самой подходящей судьбой для такого человека, как Гектор. К сожалению, мы считаем, что любое покушение на жизнь Гектора в лучшем случае будет иметь не более чем равные шансы на успех. И, что более важно, возможно, у нас нет никаких сомнений относительно того, кого корисандцы обвинят в любой подобной попытке в это время. Хотя мы не питаем иллюзий относительно мнений, которые уже сложились в Корисанде в отношении Чариса, мы глубоко обеспокоены пропагандистской ценностью, которую храмовая четверка может извлечь из такой попытки. На самом деле, для храмовой четверки во многих отношениях убийство Гектора - особенно если можно было бы обоснованно обвинить Чарис в ответственности - было бы более ценным, чем сам живой Гектор. Теперь, когда его флот нейтрализован, а его королевство открыто для вторжения в любой момент, когда мы решим нанести удар, он едва ли больше является военным активом, и "рыцари земель Храма" никак не могут прийти ему на помощь, даже если бы захотели. Итак, поскольку он больше не имеет ценности как живой союзник, кто-то вроде канцлера Тринейра, по крайней мере, быстро признал бы его большую ценность как мертвого мученика, предательски убитого кровожадными чарисийскими убийцами.
   Нарман обдумал это, затем кивнул.
   - Понимаю вашу точку зрения, милорд, - признал он, даже не пытаясь притвориться, что он не дал именно те инструкции, о которых говорил Уэйв-Тандер. - В то время, по очевидным причинам, я был меньше обеспокоен тем, как кончина Гектора может повлиять на Чарис, чем тем, как внезапный вакуум власти в Корисанде мог привлечь туда внимание Чариса, отвлекая его от меня. Очевидно, что эта часть моих расчетов требует некоторого переосмысления в соответствии с новой ситуацией.
   - О, действительно так, ваше высочество, - с улыбкой согласился Уэйв-Тандер. - И ваш комментарий о "переосмыслении" подводит меня к моему последнему пункту на этой встрече. Видите ли, князь Нарман, император Кэйлеб не верит, что вы найдете возможным прекратить интриги и заговоры. О, - чарисиец поднял руку и помахал ею взад-вперед, как человек, отмахивающийся от назойливой мухи, - это не значит, что он подозревает вас в каком-то злом умысле нарушить клятву, которую вы только что дали. Это просто означает, что вы тот, кто вы есть, ваше высочество, и именно так работает ваш разум. Более того, вы очень хороши в этом - гораздо лучше, чем Гектор даже начинает подозревать, - и было бы глупо со стороны его величества позволить такому острому и удобному мечу заржаветь и стать бесполезным из-за неиспользования. Вот почему он хотел бы, чтобы вы рассмотрели его предложение.
   - Какого рода предложение, милорд? - спросил Нарман, его глаза сузились в раздумье.
   - Его величество, с согласия ее величества, желает, чтобы я остался здесь, на моем существующем посту главы разведки королевства Чарис. Это имеет особый смысл в свете того факта, что я также отвечаю за нашу внутреннюю безопасность и расследования. Учитывая потенциальную возможность внутренних беспорядков, которые создает раскол в Церкви, вряд ли сейчас подходящее время для того, чтобы я снимал руку с этого конкретного нерва.
   - Точно так же они хотят, чтобы барон Шэндир сохранил свой пост в Эмерэлде, а сэр Албер Жастин сделал то же самое в Чисхолме. Это, однако, оставляет вопиющую вакансию, которую они хотели бы заполнить вами.
   - Вы не можете быть серьезны, милорд, - сказал Нарман. Уэйв-Тандер склонил голову набок, приподняв одну бровь, и Нарман покачал головой. - Прошло меньше трех дней с тех пор, как я поклялся в верности Кэйлебу, и меньше трех лет с тех пор, как я пытался его убить. Кем бы он ни был, Кэйлеб не идиот и не дурак!
   - Вы абсолютно правы, это не так, - согласился Уэйв-Тандер. - Тем не менее, он и императрица Шарлиэн предлагают именно то, о чем вы думали. Империи требуется глава имперской разведки, и у вас, ваше высочество, есть и способности, и ранг, и полномочия, чтобы достойно занять этот пост.
   - Но только если Кэйлеб сможет мне доверять! - запротестовал Нарман.
   - Во-первых, его величество не предложил бы вам тех условий, которые он вам изложил, если бы чувствовал, что вы, скорее всего, предадите его. Вы только что видели информацию, на которой он основывал свою оценку, и я уверяю вас, что это было нелегкое суждение. Во-вторых, вы действительно верите, учитывая то, что вы только что узнали, что он не будет знать о каких-либо действиях с вашей стороны, если вы поддадитесь искушению составить заговор против него? И, в-третьих, ваше высочество, император Кэйлеб и императрица Шарлиэн - и я, если уж на то пошло, - верим, что вы действительно имеете в виду то, что сказали о храмовой четверке, коррупции Матери-Церкви и неизбежных последствиях событий, которые привели в движение Клинтан и Тринейр. Короче говоря, мы считаем, что у вас нет разумных мотивов предавать любое доверие, которое может оказать вам корона, и есть все основания поддерживать корону против Клинтана и его приспешников. Вы можете быть уверены, что ни император, ни императрица не настолько глупы, чтобы забыть... конечно, они будут следить за вами до тех пор, пока не убедятся, что их суждение верно. Но, как заметил император, после стольких лет "игры в великую игру", как, полагаю, вы иногда выражались, глупо думать, что вы каким-то образом сможете волшебным образом остановиться, какой бы искренней ни была ваша решимость сделать это. В таком случае он предпочитает направить вашу природную склонность на полезное занятие, вместо того, чтобы позволить ей соблазнить вас на какое-то... озорство.
   - "Озорство", не так ли? - повторил Нарман, фыркнув, и Уэйв-Тандер пожал плечами.
   - На самом деле, ваше высочество, я полагаю, что его точные слова императрице были: "Мы никогда не сможем отключить мозг этого человека, что бы мы ни делали. Итак, как я это вижу, либо мы находим способ заставить его работать на нас, либо отсоединяем его - и голову, в которой он живет, - от остальной части его тела. И это так грязно".
   Невольно Нарман прыснул со смеху. Он мог просто представить, как Кэйлеб говорит именно это, даже представить блеск в карих глазах императора...
   И дело в том, что он прав. Я действительно намерен вести себя прилично, но даже я не уверен, что смогу справиться с этим. Но даже так...
   - Милорд, - откровенно сказал он, - я совсем не уверен, что его величество не совершает здесь очень серьезную ошибку. И что бы я ни думал об этом, сильно подозреваю, что некоторые из его собственных аристократов не будут слишком очарованы идеей внезапно найти меня на таком важном посту. Однако, несмотря на все это, должен признаться, что я... заинтригован такой возможностью.
   - Понимаю, что это стало для вас чем-то вроде сюрприза, - сказал Уэйв-Тандер с великодушным преуменьшением. - Очевидно, это то, о чем вам придется подумать, и его величество это понимает. На самом деле, он рекомендует вам обсудить это со своей женой. Он и императрица питают живое уважение к ее уму, и она, несомненно, знает вас лучше, чем кто-либо другой в мире. Включая, если вы простите меня за то, что я указываю на это, вас самих. Послушайте, что она об этом думает, прежде чем вы дадите императору свой ответ.
   - Теперь это, милорд, - сказал Нарман Бейц с полной искренностью, - действительно звучит как очень хорошая идея.
  
   .IV.
   Храм, город Зион, земли Храма
  
   Робейр Дючейрн задавался вопросом, сможет ли он когда-нибудь снова пересечь площадь Мучеников, не вспомнив кровавый ужас казни Эрейка Динниса. Осенний холод тяжело лег на город Зион, несмотря на солнечный день, но его дрожь не имела ничего общего с температурой, когда он смотрел на парящую колоннаду Храма Божьего и зеркально отполированный купол за ним с героической скульптурой архангела Лэнгхорна, высоко поднявшего скипетр своей святой власти, и вспомнил тот ужасный день. Затем он замер на месте, закрыв глаза в безмолвной молитве, хотя и не мог бы точно сказать, о чем именно он молился.
   Тревожные времена, - подумал он про себя, - снова открывая глаза и продолжая идти через площадь к Храму. Тревожные времена... и пугающие.
   Банальность его собственных мыслей раздражала, но от этого они не становились менее точными. Сила его вновь обретенной веры помогла, и он нашел много отрывков из Священного Писания, дающих огромное утешение, но ни один отрывок из Священного Писания не говорил ему, что он должен делать.
   Ну, Робейр, это не совсем точно, не так ли? - сардонически подумал он. - Ты точно знаешь, что тебе следует делать. Вопрос только в том, как ты это сделаешь.
   Он снова остановился, обдаваемый брызгами бесчисленных фонтанов, обдуваемых свежим ветерком, и пристально посмотрел на то самое место, где погиб Диннис. Казнь павшего архиепископа была самой ужасной вещью, которую Дючейрн когда-либо видел, когда-либо представлял. Он не был шулеритом. Он читал о наказаниях, которые, по мнению архангела Шулера, должны быть назначены отступнику и еретику, но никогда не позволял своему разуму зацикливаться на них. Они были одним из тех неприятных аспектов жизни, к чему призывало Писание, но чего Робейр Дючейрн никогда не ожидал увидеть на самом деле, не говоря уже о том, чтобы помочь причинить вред. И он помог. Бывали времена, особенно когда сны приходили посреди ночи, когда ему хотелось притвориться, что этого не было. Но решение казнить Динниса было принято храмовой четверкой, и поэтому Робейр Дючейрн понес свою долю кровавой вины. Хуже того, он полностью отдавал себе отчет в том, что первоначальное решение казнить бывшего архиепископа Чариса было принято из соображений прагматизма, из соображений целесообразности. И последние слова Динниса, его вызов великому инквизитору с самого края могилы, встревожили Дючейрна.
   Этому человеку была обещана легкая смерть - или, по крайней мере, более легкая, - если только он сыграет свою роль. Предполагалось, что Дючейрн не должен был знать об этом соглашении, но он знал, и это делало неповиновение Динниса еще более озадачивающим. Если, конечно, самое очевидное объяснение не было также правильным, и человек действительно верил в то, что он сказал.
   Что он, несомненно, и сделал, - сказал себе Дючейрн, глядя на то место, где измученному человеческому существу наконец-то позволили умереть. - Вот что по-настоящему мучает тебя в этом, не так ли, Робейр? Что бы ни происходило сейчас, ты - ты и остальные трое - привели это в движение. Что бы ни натворил Чарис с тех пор, как вы и ваши друзья организовали нападение на него, вы были теми, кто это начал. Ты подтолкнул Чарис к его отвратительным действиям. Любое животное будет бороться за свою жизнь, за жизни своих детенышей, если вы загоните его в угол, и это именно то, что вы сделали с Чарисом, и Диннис это знал. Не только знал это, но и имел смелость заявить об этом даже после того, как инквизиция вынесла приговор о его смерти.
   Эта мысль часто приходила ему в голову в последнее время, и с силой своей возрожденной веры он заставил себя еще раз взглянуть ей в лицо. Он молился Богу и Лэнгхорну, умоляя их простить его за катастрофические решения, которые спровоцировали немыслимое, но тот факт, что он глубоко и искренне раскаивался в своей ответственности за них, не освобождал его от обязанности что-то с ними делать. Его долгом было бы противостоять бедствию и каким-то образом провести Церковь Ожидания Господнего через испытание, с которым она столкнулась, независимо от того, как оно произошло; роль, которую он сыграл в провоцировании этого испытания, только усилила его ответственность.
   И каким бы трудным ни было путешествие, - еще раз сказал он себе, - в конечном счете может быть только один пункт назначения. Это Божья Церковь, учрежденная самими архангелами для спасения душ всех людей. Во что бы ни верили эти заблудшие души в Чарисе, Мать-Церковь должна быть сохранена в неприкосновенности. И поскольку она должна, она это сделает. Другого исхода быть не может... до тех пор, пока мы, защищающие ее, остаемся верны ей, Писанию, архангелам и Богу.
   Он верил в это. Он знал это. Чего он не знал, так это того, простит ли его когда-нибудь Бог за те поступки, к которым он уже приложил руку.
   Он еще раз посмотрел на место, где Эрейк Диннис умер своей ужасной смертью, задаваясь вопросом, скольких еще других инквизиция подвергнет той же ужасной участи, прежде чем будет удовлетворен вызов законному верховенству Матери-Церкви. Затем он покачал головой, спрятал руки в теплые широкие рукава сутаны и продолжил свой путь.
  
   * * *
   - Что ж, вижу, мы все здесь... наконец-то, - язвительно сказал Жэспар Клинтан, когда Дючейрн вошел в конференц-зал.
   Теплый воздух легко и непринужденно циркулировал по всему залу, поддерживая температуру на обычном уровне идеального комфорта. Нетленный стол для совещаний - как и весь Храм, работы собственных рук архангелов - был таким же совершенным и не испорченным использованием, каким он был в самый день Сотворения, а освещение, исходящее от самого потолка, струилось вниз с такой яркостью, на которую не могло надеяться пламя свечи или лампы. чтобы бросить вызов. Как всегда, это неопровержимое доказательство того, что он действительно находился в присутствии Божественного, убедило Дючейрна в том, что какие бы ошибки ни совершали простые люди, Бог в конце концов способен все исправить, если только Его слуги будут верны своей вере.
   - Извините, что опоздал, - сказал он сейчас, направляясь к своему месту за этим мистическим столом. - Мне нужно было разобраться с несколькими пастырскими делами, и, боюсь, время ускользнуло от меня.
   - "Вопросы пастырства", не так ли? - фыркнул Клинтан. - Я бы подумал, что сохранение Матери-Церкви будет иметь приоритет почти над любым другим "пастырским вопросом", который я мог бы придумать.
   Замсин Тринейр слегка пошевелился в своем кресле во главе стола. После казни Динниса Клинтан стал еще более язвительным и раздражительным. Как будто последнее неповиновение бывшего архиепископа подтолкнуло великого инквизитора к еще большей воинственности и мстительности. И каким-то странным образом явно возрождающаяся вера Дючейрна на самом деле сделала Клинтана еще более нетерпеливым по отношению к генеральному казначею. Это было почти так, как если бы он боялся, что вера Дючейрна еще больше смягчит решимость викария, которого он с самого начала всегда считал наименее решительным из храмовой четверки.
   Или, возможно, все было проще. Возможно, то, что случилось с Диннисом, заставило его опасаться того, что Дючейрн еще может сделать во имя своей вновь обретенной веры.
   - О чем бы ты ни хотел поговорить, Жэспар, - безмятежно сказал Дючейрн, - мое прибытие сюда на пять минут раньше или на пять минут позже не будет иметь никаких разрушительных последствий. И поскольку это так, я не видел необходимости прерывать совет, в котором нуждался один из моих епископов.
   - И как ты... - раздраженно начал Клинтан, но Тринейр поднял руку.
   - Он прав, Жэспар, - сказал канцлер. Великий инквизитор в свою очередь обратил на него свой свирепый взгляд, но Тринейр только спокойно посмотрел на него в ответ. - Согласен, что определенная степень срочности в реагировании на такого рода вещи, несомненно, уместна, но мы не можем позволить себе просто бросить все и мчаться всякий раз, когда поступают какие-то... неприятные новости. Во-первых, потому что даже при семафорной связи, что бы это было, оно, должно быть, произошло уже довольно давно, и нашему ответу на это потребуется столько же времени, как известию добраться до Зиона. Так что безумная поспешность с нашей стороны так или иначе не сильно повлияет на ситуацию. Во-вторых, однако, это тот факт, что у нас, викариев Матери-Церкви, много обязанностей, подобных тем, с которыми сегодня днем разбирался Робейр. Мы не можем позволить расколу, который создал Чарис, отвлечь нас от всех этих других обязанностей. И, в-третьих, потому что это очень важно, мы не позволяем никому думать, что это отвлекло нас от этих обязанностей. Никогда не забывайте, что есть те, кто просто ждет лучшей возможности напасть на нас. Если мы позволим им поверить, что мы так сильно запаниковали, что кризис раскола - это единственное, о чем мы можем думать, у этих более слабых братьев из викариата может возникнуть соблазн открыто бросить вызов нашему руководству.
   Челюсти Клинтана потемнели, и он открыл рот, чтобы сердито возразить, но медленный, спокойный, рассудительный тон Тринейра остановил его. Теперь он сердито смотрел на канцлера еще несколько мгновений, затем пожал плечами.
   - О, очень хорошо, - прорычал он.
   Дючейрн просто сложил руки перед собой на столе и терпеливо ждал. Он по-прежнему опасался власти великого инквизитора и его все более вспыльчивого характера, но больше не боялся Клинтана. Что, вероятно, было, по крайней мере, немного неразумно с его стороны, учитывая, что Клинтан уже сделал с Эрейком Диннисом. И, как он понял, сидя в ожидании, тот факт, что он больше не боялся великого инквизитора, вполне вероятно, объяснял растущее нетерпение Клинтана по отношению к нему. Жэспару Клинтану не нравилась мысль о том, что его не боятся.
   Есть кое-что, что мне нужно обдумать более глубоко, - подумал церковный казначей. - Это кое-что говорит о нем, но и обо мне тоже.
   - В любом случае, сейчас мы все здесь, - продолжил Тринейр. - И поскольку именно ты просил об этой встрече, Жэспар, почему бы тебе не рассказать нам, почему?
   - На самом деле, две вещи, - ответил Клинтан. Раздражение великого инквизитора оставалось очевидным, но он выпрямился в своем кресле, и часть раздражения исчезла с его лица. - Одно - послание от епископа-исполнителя Уиллиса, а другое - послание от отца Стивина из Делфирака.
   - Отец Стивин? - Аллейн Мейгвейр повторил имя, затем поморщился. - Какой "отец Стивин", Жэспар?
   - Он интендант епископа Эрниста в Фирейде, - сказал Клинтан, и не только брови Дючейрна удивленно приподнялись.
   - И что именно делает это сообщение от... отца Стивина, не так ли? - Тринейр посмотрел на Клинтана, который коротко кивнул. - Хорошо, что делает это сообщение от него таким важным?
   - Я вернусь к этому через минуту. - Клинтан взмахнул правой рукой, как будто отодвигал что-то в сторону на столе перед собой. - Это важно, но думаю, что сначала нам нужно взглянуть на послание епископа-исполнителя.
   Тринейр кивнул, и Дючейрн собрался с духом. У него не было никаких иллюзий относительно какого-либо сообщения, которое мог отправить Уиллис Грейсин. Учитывая содержание недавней переписки эмерэлдского епископа-исполнителя, было очевидно, что военное положение Эмерэлда было настолько близко к безнадежному, насколько могли ожидать простые смертные. А более поздний анализ Грейсином возможностей князя Нармана - и его склонностей - не совсем подходил для веселого чтения перед сном.
   - Ну, это еще не официально - или, по крайней мере, этого не было, когда Грейсин составлял свое послание, - но нет особых сомнений в том, что Нарман меняет свое пальто, - прорычал Клинтан. Все его слушатели выпрямились на своих стульях, прищурив глаза, и он пожал тяжелыми плечами. - Я знаю, что Грейсин уже несколько месяцев говорит нам, что Эмерэлд не сможет долго продержаться, как только Кэйлеб высадит свои войска на берег, но не думаю, что даже он предвидел это.
   - Насколько хороша его информация? - спросил Мейгвейр.
   - Это всегда вопрос, не так ли? - Клинтан обнажил зубы в натянутой усмешке. - По-видимому, ни он, ни его интендант не смогли подтвердить или опровергнуть слухи, циркулирующие вокруг Эрейстора, но они смогли подтвердить, что Пайн-Холлоу куда-то отправился. И большинство слухов сходятся на том, что есть только одно логичное место, куда Нарман мог его отправить. А теперь, по-видимому, и сам Нарман тоже куда-то уплыл. Не согласится ли кто-нибудь из вас заключить небольшое пари на то, куда он мог направиться?
   Лицо Дючейрна напряглось от смятения. Как сказал Клинтан, не было никаких сомнений в том, что чарисийцы смогут завоевать Эмерэлд в любое время, когда у них появится на это время. Но такое завоевание, каким бы плохим оно ни было, сильно отличалось от того, чтобы Эмерэлд добровольно присоединился к Дому Армак, бросив вызов авторитету Матери-Церкви.
   - Не могу поверить, что Нарман мог сделать такое, - сказал Мейгвейр, но его тон был тоном человека, пытающегося убедить самого себя, и Клинтан снова фыркнул.
   - Я могу. - Глаза великого инквизитора вспыхнули гневом. - Почему бы Нарману не последовать примеру Чариса? Они находятся совсем рядом друг с другом; они оба на другом конце света от Зиона, что делает их готовыми к любой ереси, которая появляется; а у Нармана всегда был моральный облик портовой шлюхи.
   Это типично для Клинтана, - кисло подумал Дючейрн, - что он может осуждать чей-то моральный облик без малейшего чувства лицемерия.
   - Боюсь, что Жэспар прав, - сказал Тринейр. - И, в некотором смысле, вероятно, трудно винить Нармана, если он искал компромисса с Кэйлебом.
   - Я чертовски хорошо могу винить его, - парировал Клинтан.
   - Я не говорил, что его не следует осуждать за это, Жэспар, - заметил Тринейр. - Я сказал, что его трудно винить, и на чисто светском уровне это не что иное, как простая правда. На самом деле, это то, что действительно опасно во всем этом.
   - Думаю, тот факт, что это аккуратное устранение одного отвлечения, на которое мы рассчитывали, чтобы занять Чарис, вряд ли является второстепенным соображением, - вставил Мейгвейр.
   - На самом деле, это так, - холодно возразил Тринейр. Мейгвейр ощетинился, но канцлер покачал головой. - Подумай об этом, Аллейн, - сказал он. - Без флота, способного предотвратить вторжение Чариса, Эмерэлд никогда не стал бы серьезным "отвлечением" для него. Не совсем, или, по крайней мере, не очень долго. Но теперь Нарман - если предположить, что подозрения Грейсина подтвердятся - пошел на политическое соглашение с Кэйлебом. Я не уверен, насколько хорошо это сработает для него, но предполагаю, что, поскольку он послал Пайн-Холлоу вперед, а затем последовал сам, условия должны быть, по крайней мере, приемлемыми. На самом деле, если Кэйлеб такой же умный, каким был его отец, он, вероятно, предложил бы Нарману удивительно щедрые условия. У него достаточно большая палка в виде этого его нового флота, чтобы другой рукой он мог позволить себе предложить несколько очень сочных морковок. И если он это сделает, то у других потенциальных нарманов будет все больше соблазна достичь с ним взаимопонимания вместо того, чтобы пытаться бороться с ним.
   - Замсин прав, - с несчастным видом сказал Дючейрн. Остальные трое повернулись, чтобы посмотреть на него, и он пожал плечами. - Если Нарман действительно сделал это, то это наносит прямой удар по надежности всех светских лордов. Он провел политический расчет и действовал в соответствии с ним, что может быть истолковано только как преднамеренное, открытое неповиновение Матери-Церкви. Он поставил политику и свое личное выживание выше своего главного долга защищать святость и авторитет Матери-Церкви. Не думайте ни на мгновение, что нет других светских правителей, которые чувствовали бы себя точно так же на его месте. И теперь у них будет пример того, кто на самом деле отказался от своей лояльности и обязанностей перед Церковью из чистой политической целесообразности. Ты действительно думаешь, если предположить, что ему это сойдет с рук, что его пример будет потерян в следующем "Нармане" в списке Чариса?
   - Вот именно. - Тринейр энергично кивнул. - Это то, что, вероятно, неизбежно поднимет голову, что бы ни случилось. Учитывая все причины неприязни между Чарисом и Эмерэлдом, я не ожидал увидеть это так скоро, но это только делает пример еще хуже. Если Нарман успешно провернет это, особенно когда весь мир знает, что Хааралд и Кэйлеб оба считают его ответственным за попытку убийства Кэйлеба, это скажет всем, что Кэйлеб готов быть "разумным". И если мы не сможем эффективно наказать Нармана за это, этот пример вызовет много соблазна сделать то же самое, когда королевский чарисийский флот нанесет визит другим князям и королям.
   - Тогда останови его на месте, - прорычал Клинтан.
   - И как именно ты предлагаешь это сделать, Жэспар? - спросил Тринейр, и его тон был более резким, чем обычно, когда он обращался к великому инквизитору. - Если Грейсин прав, и Нарман уже отплыл, он уже принял условия Кэйлеба. Он вряд ли отплыл бы в Теллесберг, пока все еще воюет с Чарисом, если бы уже не принял их, не так ли? И ты действительно веришь, что он не принял бы мер предосторожности против того, что Грейсин мог бы сделать в его отсутствие? На самом деле, я удивлен, что Грейсин вообще отправил нам сообщение.
   - Не слишком удивляйся, - сказал ему Клинтан. - Курьерское судно с Эмерэлда на остров Хаммер отправилось из крепости Шэлмар, а не из Эрейстора.
   Великий инквизитор поморщился, и Дючейрн знал почему. Крепость Шэлмар, столица герцогства Шэлмар, находилась на крайней северной оконечности острова Эмерэлд, более чем в девятистах милях от столицы Нармана.
   - И сообщение Грейсина даже не было полным, - продолжил Клинтан резким голосом. - Передача была прервана где-то между Эрейстором и Шэлмаром... если предположить, что она не была прервана в самом Эрейсторе.
   - Замечательно. - Выражение лица Мейгвейра можно было бы использовать для брожения пива, подумал Дючейрн. - Итак, теперь ты говоришь нам, что Нарман захватил семафор в Эмерэлде.
   - По меньшей мере, - согласился Клинтан. - И думаю, мы можем с уверенностью предположить, что он захватил не только семафорные башни, не так ли?
   - Уверен, что и в этом ты прав, Жэспар, - сказал Тринейр. - Что делает мою собственную точку зрения еще более актуальной.
   - Согласен, - кивнул Дючейрн. - С другой стороны, Жэспар, ты сказал, что у тебя было два сообщения - одно от Эмерэлда и одно от Делфирака. Почему бы нам на время не отложить Нармана в сторону? В его случае нам придется принять несколько трудных решений, но, возможно, было бы неплохо дать этому котлу покипеть в наших мозгах несколько минут. Кроме того, если эти сообщения будут оказывать влияние друг на друга, нам, вероятно, нужно услышать их оба, прежде чем мы слишком глубоко погрузимся в выяснение того, что делать с одним из них.
   - Это имеет смысл, - согласился Тринейр и повернулся обратно к Клинтану. - Что насчет этого сообщения из Фирейда, Жэспар?
   - Я не уверен, что это имеет какое-либо отношение к Нарману и Эмерэлду. - В голосе Клинтана снова звучало раздражение, как будто он был возмущен тем, что его гнев перенаправили.
   - Возможно, и нет, - терпеливо сказал Тринейр. - С другой стороны, мы должны услышать это рано или поздно, так что мы могли бы продолжить и услышать это сейчас.
   - О, очень хорошо. - Клинтан откинулся на спинку стула. - По словам отца Стивина, захват чарисийских торговых судов в Фирейде прошел не так, чтобы его можно было бы назвать гладким.
   - Что именно это значит? - спросил Дючейрн, чувствуя знакомое неприятное напряжение в мышцах живота.
   - Это значит, что чертовы еретики были слишком тупы, чтобы поступить разумно, - проворчал Клинтан. - Когда делфиракские войска попытались подняться на борт их кораблей, они оказали сопротивление. Что было глупо с их стороны. Смертельно глупо, на самом деле.
   - Ты имеешь в виду, что некоторые из них были убиты? - настаивал Дючейрн.
   - Нет, я не имею в виду, что "некоторые из них" были убиты, - усмехнулся Клинтан. - Я имею в виду, что все они были убиты.
   - Что? - Вопрос из одного слова исходил от Тринейра, а не от Дючейрна, и Клинтан посмотрел на канцлера.
   - Я имею в виду, что как только они начали убивать делфиракцев, перчатки слетели, - сказал он и пожал плечами. - Это то, что случается, когда ты достаточно глуп, чтобы разозлить вооруженные войска в чужом порту.
   - Ты хочешь сказать, что вообще не было выживших чарисийцев? - потребовал Дючейрн.
   - Возможно, их было несколько. - Клинтан снова пожал плечами. - По словам отца Стивина, большего и быть не могло. Во всяком случае, не на борту кораблей, которые делфиракцам удалось удержать от выхода из порта.
   - Ты имеешь в виду, что некоторые из них сбежали? - голос Тринейра звучал еще более несчастно, чем минуту назад.
   - Полдюжины или около того, - подтвердил Клинтан. - Очевидно, это были корабли, стоявшие на якоре слишком далеко, чтобы их можно было взять на абордаж прямо с причала. И по крайней мере один из них, по-видимому, был одним из проклятых каперов чарисийцев, предположительно переодетым. Во всяком случае, он был хорошо вооружен новой артиллерией и прикрывал остальных, пока они бежали к нему.
   Тринейр посмотрел на Дючейрна, и генеральный казначей прекрасно понял тревогу канцлера. Все беглецы из Фирейда, должно быть, уже на пути обратно в Чарис, со своей версией случившегося. И, несмотря на бесцеремонное отношение Клинтана, Дючейрн был болезненно уверен, что чарисийцы с полной точностью смогут описать произошедшее как "резню". Хуже того, многие из задействованных судов были бы семейными предприятиями, и, учитывая традиционную практику чарисийцев, когда речь шла о экипажах таких судов, многие из этих погибших чарисийцев были бы женщинами и детьми.
   - Неужели до этого дошло так быстро? - потребовал Дючейрн. - И почему сообщение об этом исходит от этого отца Стивина, а не от его епископа?
   Он мог придумать по крайней мере одну причину, по которой интендант отправлял свои собственные сообщения независимо от епископа, и эта причина ему ни капельки не нравилась. Но если Клинтан и заподозрил, что агент инквизиции в Фирейде направил свое сообщение раньше времени в попытке придать свой собственный оттенок катастрофе, по крайней мере частично созданной им самим, на лице викария не отразилось никаких признаков этого. Если уж на то пошло, Клинтан, казалось, совершенно не обращал внимания на потенциально катастрофические последствия этого инцидента.
   И, насколько нам известно, это не единственный подобный "инцидент", - подумал Дючейрн. - Это может быть просто первый случай, о котором мы слышали. Это шок.
   - Это очень серьезные новости, - сказал Тринейр с тем, что Дючейрн про себя счел головокружительным преуменьшением. - Как только известие дойдет до Чариса, они собираются осудить все это прискорбное дело как преднамеренную резню, совершенную по прямому приказу инквизиции.
   - Ничего подобного не было, - сказал Клинтан. - С другой стороны, я не собираюсь притворяться, что проливаю слезы по кучке еретиков, которые получили именно то, чего заслуживали их собственная ересь и глупость. Если уж на то пошло, они легко отделались.
   - Я не прошу тебя притворяться. - Тринейр старался говорить спокойно, его тон был ровным. - Я просто указываю на то, что Чарис собирается объявить всему миру, что мы отдали приказ о преднамеренном убийстве моряков торгового флота - и их семей, Жэспар - в рамках нашей кампании против раскольников. Они будут использовать это, чтобы оправдать свое восстание... и любые ответные зверства, которые они решат устроить.
   Клинтан посмотрел на канцлера так, как будто тот говорил на совершенно незнакомом языке, - подумал Дючейрн. - И с точки зрения великого инквизитора, возможно, Тринейр таковым и был. В конце концов, они с самого начала были готовы обрушить огонь, резню и опустошение на все королевство Чарис, так почему же кто-то должен особенно расстраиваться из-за гибели нескольких десятков - или нескольких сотен - чарисийских моряков, их жен и детей?
   - Хорошо, - сказал Клинтан через мгновение. - Если ты так беспокоишься о том, как чарисийцы могут использовать это, тогда давай воспользуемся этим сами. Из донесения отца Стивина совершенно ясно, что боевые действия начали чарисийцы. И, я мог бы добавить, потери делфиракцев были не совсем легкими. Поскольку они это начали, думаю, мы должны сказать миру именно это. Власти Делфирака попытались мирно изолировать их суда, и вместо того, чтобы подчиниться указаниям законных властей, они оказали смертоубийственное сопротивление. Уверен, что чарисийцы собираются сильно преувеличить свои собственные потери, поэтому не вижу никаких причин, по которым мы должны преуменьшать потери делфиракцев. На самом деле, думаю, нам, вероятно, следует объявить, что любой, кто был убит при попытке выполнить приказ Матери-Церкви об аресте этих кораблей, должен быть объявлен мучеником Божьим.
   Это не было решением "Матери-Церкви" закрыть Чарису порты на материке, - мрачно подумал Дючейрн. - Это было твое, Жэспар. И это было сделано по твоему поручению. Удивительно, как твоя новая формулировка того, что произошло, снимает тебя с этого конкретного крючка, не так ли?
   Но это было еще не самое худшее - по крайней мере, в долгосрочной перспективе. Если они объявили погибших делфиракцев мучениками, то они на огромный шаг приблизились к объявлению тотальной священной войны против Чариса. Без сомнения, со временем это было неизбежно, но Робейр Дючейрн не спешил принять этот катаклизм.
   И это просто моральная трусость с твоей стороны, Робейр? Если это наш неизбежный пункт назначения, зачем колебаться? Воля Бога состоит в том, чтобы авторитет Его Церкви сохранялся в соответствии с Его планом, так как же вы можете оправдать попытки избежать того, что требуется для достижения Его целей?
   - Я не знаю.... - медленно произнес Тринейр.
   - Думаю, что Жэспар прав, - сказал Мейгвейр. Остальные посмотрели на него, и настала его очередь пожать плечами. - Самое умное, что мы можем сделать, это использовать семафор, чтобы убедиться, что наша версия - истинная версия, - ему действительно удалось сказать это с невозмутимым лицом, отметил Дючейрн, - достигнет всех материковых королевств до того, как Чарис решит солгать. И если эти люди были убиты, выполняя приказ Матери-Церкви, то кто же они, если не мученики?
   - Вот именно! - энергично согласился Клинтан.
   Тринейр снова посмотрел на Дючейрна, и генеральный казначей точно знал, о чем спрашивали его глаза канцлера. Он начал открывать рот, чтобы не согласиться с Клинтаном и Мейгвейром, затем заколебался.
   - Кроме того, - продолжил Мейгвейр, пока Дючейрн колебался, - когда вы смотрите на эту новость наряду с решением Нармана предать нас - я имею в виду Мать-Церковь, - есть закономерность.
   - Закономерность? - Тринейру не совсем удалось скрыть недоверие в своем тоне, и губы Мейгвейра сжались.
   - Что я имею в виду, - сказал он, - так это то, что, как ты указал всего несколько минут назад, у других светских правителей возникнет соблазн искать какого-то компромисса или понимания с Чарисом, если они окажутся между молотом и наковальней. Считаю, нам нужно дать им повод думать об этом долго и упорно. И мы должны дать понять всем в Чарисе, на какие именно ставки они позволяют играть своему королю.
   - Как? - спросил Дючейрн с отчетливым чувством подавленности.
   - Я говорю, что мы официально отлучаем Кэйлеба, Стейнейра и каждого человека, который подписал назначение Стейнейра архиепископом, или указ Кэйлеба о наследовании, или письмо Стейнейра великому викарию. Мы отлучаем от церкви Нармана, Пайн-Холлоу и всех остальных, кто достигнет "понимания" или "примирения" с Чарисом. И мы помещаем весь Чарис и весь Эмерэлд под интердикт.
   Ощущение падения Дючейрна резко ускорилось, но глаза Клинтана вспыхнули.
   - Это именно то, что мы должны сделать, - резко согласился он. - Мы с самого начала ходили на цыпочках, стараясь не "разжигать ситуацию", хотя все мы с самого начала точно знали, чем это должно закончиться! Что мы должны были сделать вместо этого, так это предупредить проклятых раскольников, точно сказав им, где они окажутся, если будут упорствовать в этом неповиновении. И мы должны рассказать каждому из подданных Кэйлеба, к какой катастрофе ведет их драгоценный король!
   - Это не тот шаг, к которому следует относиться легкомысленно, - предупредил Дючейрн. - И если мы действительно сделаем его, это не то, к чему мы сможем вернуться позже.
   Отлучение Кэйлеба и остальных было бы достаточно плохо. Согласно церковному закону, это освобождало бы каждое дитя Божье от повиновения им. Действительно, это сделало бы продолжение повиновения им актом неповиновения Церкви и Богу. Предполагая, что большинство чарисийцев были готовы следовать церковной доктрине, это фактически уничтожило бы всю законную власть в королевстве. Тем не менее, во многих отношениях интердикт был бы еще хуже. До тех пор, пока будет действовать такой запрет, в Чарисе будут приостановлены все церковные таинства, отправление должностей и исполнение функций. Не будет ни крещений, ни свадеб, ни месс, ни похорон. И это будет продолжаться до тех пор, пока запрет не будет снят.
   Наложение такого сурового и весомого наказания, как сказал Дючейрн, никогда не было чем-то таким, к чему следует относиться легкомысленно. Его последствия для душ тех, кто оказался в нем, вполне могут быть ужасными.
   Это было достаточно плохо, но едва ли это было все, что могло последовать из предложенных Мейгвейром действий. Объявление отлучения и интердикта было всего в одном крошечном шаге от объявления священной войны, и как только священная война будут открыто объявлена, не могло быть никакого отступления от схватки не на жизнь, а на смерть между Церковью и теми, кто противостоял ей.
   И единственное, чего это не сделает, - это убедит Чарис добровольно вернуться в лоно церкви, - подумал он. - Кэйлеб и Стейнейр никогда бы не зашли так далеко, как они уже зашли, если бы не были готовы идти до конца, и даже отчеты Жэспара ясно показывают, что подавляющее большинство чарисийцев согласны со своим королем и их новым "архиепископом". Так что даже если мы объявим Кэйлеба отлученным от церкви, а весь Чарис поместим под запрет, им будет все равно. Или, по крайней мере, они не обратят на это никакого внимания. Они будут продолжать хранить ему верность, а это будет означать, что мы создали ситуацию, в которой они будут открыто бросать вызов Матери-Церкви. И это не оставит нам иного выбора, кроме как в конце концов объявить священную войну, чего бы мы ни пожелали.
   Интересно, именно поэтому Жэспар и Аллейн так за это выступают? Потому что это обяжет нас раз и навсегда, перед всем миром, стремиться к полному уничтожению Чариса?
   - Возможно, к этому шагу нельзя относиться легкомысленно, - сказал Клинтан, - но рано или поздно нам придется сделать этот шаг, Робейр, и ты это знаешь. Учитывая то, что уже сказал Замсин, думаю, что у нас нет другого выбора, кроме как пойти дальше и сделать это сейчас. Перейти в наступление и предвосхитить любую искаженную версию событий, которую Чарис может захотеть опубликовать для всего мира. Если, конечно, у тебя нет идеи получше?
  
   * * *
   Ледяной дождь лил с темного, как полночь, неба, хотя технически до официального захода солнца оставался еще час или около того. Ветер поднимал водяные столбы, швыряя их в лица любому, кто был достаточно глуп, чтобы оказаться в них, и ткал тонкие завесы танцующего тумана там, где он взбивал воду, каскадом падающую с карнизов.
   Ни у кого из посетителей, собравшихся в церкви архангела святой Бедар, не было ни времени, ни желания остановиться и понаблюдать за погодой. Ухоженный кустарник и декоративные деревья вокруг церкви топорщили ветви, на которых еще держались последние разноцветные брызги листьев, или махали уже обнаженными приближающейся зимой ветвями, когда ветер хлестал по прочной каменной кладке церкви, и это было гораздо лучшей метафорой для посетителей, чем любые причудливые видения танцующей воды.
   Церковь архангела святой Бедар была довольно старой. Традиция гласила, что храм архангела Бедар был построен всего через год или два после самого Храма; хотя, в отличие от Храма, он явно был делом рук смертных. И, несмотря на свою древность, в наши дни им мало пользовались. Он находился менее чем в двух милях от Храма, и любой, кто мог, предпочитал пройти дополнительные несколько тысяч ярдов, чтобы поклониться в Храме. Несмотря на это, его возраст и тот факт, что бедаристы считали его матерью-церковью своего ордена, означали, что за ним тщательно ухаживали, и, как и в любой церкви, его двери были постоянно открыты для любого верующего в любое время, как того требовал закон.
   Однако близость Храма означала, что церковь, несомненно, была почти забыта подавляющим большинством верующих, и поэтому большую часть времени она была предоставлена самой себе, дремля в тени своих более крупных, новых и престижных братьев и сестер. Действительно, большую часть времени люди, казалось, забывали о ее существовании, что делало ее подходящим для целей людей, собравшихся в ней, несмотря на проливной дождь.
   Прибыл последний посетитель, проскользнув через тяжелые деревянные двери в прихожую церкви. Он отдал свой плащ ожидающему младшему священнику, обнажив оранжевую сутану викария Церкви Ожидания Господнего, а затем быстрым шагом направился в собственно церковь. Остаточный запах столетий благовоний, свечного воска и типографской краски молитвенников и сборников гимнов приветствовал его, как утешающая рука, несмотря на влажный осенний холод, который отчетливо ощущался даже здесь, и он глубоко вдохнул аромат Матери-Церкви.
   Двадцать с лишним других мужчин ждали его. Большинство из них были одеты в ту же оранжевую сутану, что и он, но были и другие в более скромных одеждах архиепископов и епископов. Было даже несколько простых верховных священников, и все они повернулись, чтобы посмотреть на него, когда он появился среди них.
   - Прошу у вас прощения, братья. - Глубокий, прекрасно поставленный голос викария Сэмила Уилсина, хорошо соответствующий его священническому призванию, легко разносился сквозь шум дождя, барабанящего по шиферной крыше церкви и по витражным окнам. - У меня был неожиданный посетитель - по чисто рутинным церковным делам - как раз в тот момент, когда я готовился уходить.
   Несколько других мужчин заметно напряглись при словах "нежданный гость", но расслабились с почти слышимыми вздохами облегчения, когда Уилсин закончил свое предложение. Он криво улыбнулся их реакции, затем махнул рукой в сторону скамей в передней части церкви.
   - Полагаю, что нам, вероятно, следует заняться своими делами, теперь, когда к вам добавились опоздавшие, - сказал он. - Никогда не стоит объяснять, что здесь делают многие из нас в подобную ночь, если кто-то случайно пройдет мимо.
   Как он и предполагал, его выбор слов породил свежую атмосферу срочности, и остальные быстро расселись на скамьях, на которые он указал. Он сам подошел к перилам вокруг святилища, преклонил колени перед традиционными мозаичными изображениями архангелов Лэнгхорна и Бедар, затем встал и снова повернулся к ним лицом.
   - Во-первых, - сказал он серьезно, - позвольте мне извиниться за то, что я вызвал всех вас так быстро. И за то, что попросил вас собраться на незапланированную встречу. Все мы слишком хорошо осведомлены о рисках, связанных с импровизацией встреч, подобных этой, но я считаю, что крайне важно, чтобы мы и все другие члены Круга были осведомлены о последних решениях "храмовой четверки" [с точки зрения конспирации одно лишь совместное собрание большинства участников Круга уже несет экстраординарный риск, в чем должен прекрасно разбираться лидер Круга викарий Сэмил Уилсин как высокопоставленный член ордена Шулера].
   Больше никто не произнес ни слова, и он буквально чувствовал напряженность их взглядов, когда они смотрели на него.
   - Они реагируют на два новых сообщения, - продолжил он. - Одно из них из Эмерэлда, и оно убедительно свидетельствует о том, что князь Нарман решил присоединиться к королю Кэйлебу и "Церкви Чариса". Сделал ли он это по убеждению или из прагматической потребности выжить - это больше, чем кто-либо здесь, в Зионе, может предположить в данный момент. К своему собственному удивлению, я склоняюсь к мысли, что это действительно может быть вопросом убеждения или, по крайней мере, сочетанием того и другого. Я основываю это в немалой степени на прошлых беседах с младшим братом графа Пайн-Холлоу, но подчеркиваю, что в настоящее время это может быть только мнением. Тем не менее, судя по тому, что смогли сообщить мне мои источники в офисе Клинтана, я считаю, что интерпретация действий Нармана нашим великим инквизитором по существу точна, какими бы ни были мотивы князя.
   - Второе сообщение из Фирейда в королевстве Делфирак. Мои источники смогли раздобыть мне фактическую копию оригинального семафорного сообщения, которое не совсем соответствует тому, что Клинтан сообщил трем другим из четверки. Согласно первоначальному сообщению, попытка захватить чарисийские галеоны в порту превратилась в кровавую бойню после того, как кто-то из абордажных групп застрелил одну из них, женщину, вооруженную только страховочным штырем. Согласно "депеше", нет никаких сомнений в том, что делфиракцы стреляли первыми и что их самой первой жертвой, по-видимому, была эта женщина, единственным "преступлением" которой была попытка помешать им подняться на борт корабля ее мужа.
   Лицо Уилсина было мрачным, глаза потемневшими, и он чувствовал тот же гнев, исходящий от его аудитории.
   - Как только чарисийцы поняли, что на них напали, и начали пытаться защититься, все стало еще уродливее, - сказал он им. - На самом деле, согласно письму этого отца Стивина, выжили лишь четырнадцать чарисийцев, чтобы быть взятыми под стражу инквизицией.
   - Всего четырнадцать, ваша светлость? - спросил голос. Потрясение, прозвучавшее в голосе архиепископа Жэйсина Канира, отразилось на его лице, и Уилсин кивнул.
   - Боюсь, что так, Жэйсин, - тяжело сказал он. - Даже в личном сообщении Клинтану этот отец Стивин не хотел быть слишком откровенным, но на самом деле вопросов нет. Делфиракские войска вырезали практически всех чарисийцев, которые попали к ним в руки, и, судя по тому, как тщательно "отец Стивин" подбирает слова, я совершенно уверен, что одна из причин, по которой войска "вышли из-под контроля", заключалась в том, что их подстрекали он и его товарищи-шулериты.
   Сам Уилсин носил меч и пламя ордена Шулера, и стыд сделал его голос еще более ровным и жестким, чем мог бы быть в противном случае.
   - Да смилуется Господь над их душами, - пробормотал викарий Гейрит Тэйнир.
   - Аминь, - тихо согласился Уилсин, склонив голову. На мгновение воцарилась тишина, которая каким-то образом стала еще более тихой и напряженной из-за шума осенней бури, хлещущей по внешней стороне церкви. Затем Уилсин снова поднял голову.
   - Никто в управлении инквизиции не собирается признавать, что произошло в действительности. На самом деле, Клинтан даже не сообщил всей правды остальным троим из четверки. Я не уверен, почему. Возможно, он опасается возможной реакции Дючейрна. В любом случае, официальная позиция Матери-Церкви будет заключаться в том, что чарисийцы спровоцировали делфиракцев, которые всего лишь пытались мирно подняться на борт и "изолировать" их суда. Это была вина чарисийцев, что вообще начались какие-то боевые действия, и их сопротивление, очевидно, было результатом их еретического неприятия законной власти Матери-Церкви отдать приказ о задержании их судов. Клинтан также планирует сильно преувеличить число жертв среди делфиракцев, в то же время занижая число погибших среди чарисийцев.
   Кто-то пробормотал что-то невнятное, что, по мнению Уилсина, плохо сочеталось с высоким духовным званием говорившего.
   - В дополнение ко всему этому, - продолжил он, - есть причина, по которой они так спешат обнародовать свою версию событий. Похоже, по крайней мере, некоторым из чарисийцев удалось спастись - на самом деле, один из галеонов, должно быть, был хорошо вооруженным капером, судя по той бойне, которую он учинил на своем пути через пролив Фирейд. Это означает, что пройдет не так много времени, прежде чем Чарис начнет рассказывать свою версию происшедшего, и храмовая четверка хочет быть уверенной, что у нее уже есть своя история, правдивая и опубликованная для общественного потребления, прежде чем появятся какие-либо неудобные маленькие истины, чтобы оспорить ее.
   - Как бы я ни презирал Клинтана, я могу понять его рассуждения, Сэмил, - сказал викарий Хоуэрд Уилсин. Хоуэрд был очень похож на своего старшего брата, с такими же каштановыми волосами и серыми глазами, хотя он был членом ордена Лэнгхорна, а не шулеритом. В данный момент выражение его лица было таким же мрачным, как и у Сэмила.
   - О, мы все это понимаем, Хоуэрд, - ответил Сэмил. - И они, несомненно, правы в том, что почти любой из жителей материка, который слышит "официальную" версию, с большей вероятностью поверит в нее, чем в версию чарисийцев, особенно если они сначала услышат версию Церкви и уложат ее в своем сознании. К сожалению, никто с другой стороны не поверит в это ни на мгновение, и тот факт, что Церковь явно лжет, станет лишь еще одним гвоздем в крышку гроба любой надежды на примирение.
   - В любом случае, насколько реалистична эта надежда? - спросил викарий Чиян Хисин.
   Хисин родился в одной из могущественных харчонгских династий. Дворянство и традиционные церковные династии в империи, как правило, были идентичны в большей степени, чем в большинстве королевств Сэйфхолда, а старший брат Хисина был герцогом. Несмотря на это, и несмотря на харчонгскую традицию высокомерия и крайнего консерватизма, Хисин стал членом Круга с тех пор, как был младшим священником. В доктрине реформ были пункты, по которым он и Уилсин расходились во мнениях, но его двойной статус светского аристократа и рыцаря земель Храма давал ему зачастую бесценную перспективу. И в отличие от большинства членов Круга - включая, по признанию Уилсина, самого себя - Хисин всегда скептически относился к любой возможности мирного разрешения чарисийского раскола.
   - Не знаю, была ли когда-либо какая-то реальная надежда, - признался теперь Уилсин. - Однако что я точно знаю, так это то, что если когда-либо и была такая надежда, то "храмовая четверка" делает все возможное, чтобы разрушить ее как можно быстрее. Они не только планируют объявить, что каждый делфиракец, убитый в Фирейде, является мучеником Матери-Церкви, но и намерены отлучить от церкви Кэйлеба, все духовенство "Церкви Чариса", каждого чарисийского дворянина, который принял преемственность Кэйлеба и назначение Стейнейра архиепископом, а также Нармана, всю его семью, и всех остальных, кто, возможно, поддерживал, присоединился к нему или даже просто пассивно принял его решение добиваться условий от Кэйлеба. И просто для пущей убедительности, они намерены поместить весь Эмерэлд и весь Чарис под интердикт.
   - Они сошли с ума, ваша светлость! - выпалил Канир.
   - Это звучит именно так, верно? - согласился Уилсин. - На самом деле, единственное, что меня действительно удивило, когда я услышал обо всем этом, - это то, что они остановились перед тем, чтобы просто пойти дальше и объявить священную войну прямо сейчас. Клинтан, например, не только считает это неизбежным, но и, думаю, действительно стремится к этому.
   - Они еще не объявили об этом, потому что Тринейр, по крайней мере, достаточно умен, чтобы понять, что сначала они должны подготовить почву для этого, - сказал Хисин. Остальные посмотрели на него, и худощавый темноволосый викарий пожал плечами. - За всю историю никогда не было настоящей священной войны, - отметил он. - Не было, по крайней мере, с тех пор, как Шан-вей потерпела поражение. Даже у самых верных будут сомнения по поводу принятия постановлений Книги Шулера, когда речь идет о священной войне. Несмотря на всеобщую веру в виновность Динниса, прямо здесь, в Зионе, был большой шок и отвращение, когда они замучили его до смерти на ступенях Храма, и это было на самом деле мягко по сравнению с тем, что Шулер установил для случаев крупномасштабной ереси. - Овальные глаза харчонгского викария были жесткими от гнева и отвращения, которые он испытывал. - Если они рассчитывают подвергнуть целые королевства такому же наказанию, им придется разжечь достаточно ненависти, достаточно гнева, чтобы увлечь за собой остальную церковную иерархию - и простых людей. Что именно они сейчас и делают.
   - И что мы можем сделать, чтобы остановить их? - спросил Тэйнир.
   - Я не знаю, - признался Уилсин. - Мы и наши предшественники уже более двадцати лет ждем открытия, в котором мы нуждаемся, и оно упорно ускользает от нас. У нас есть все доказательства, которые мы собрали за эти годы, чтобы подтвердить коррупцию и доктринальное извращение таких людей, как храмовая четверка. Но у нас все еще нет открывающего клина, который нам нужен, чтобы им воспользоваться.
   Несколько голов кивнули в горьком согласии, и Уилсин сумел не поморщиться при еще более горьком воспоминании. Он был так близок к тому, чтобы опередить Клинтана при выборах на пост великого инквизитора, и если бы он это сделал, он был бы в состоянии использовать все улики, все доказательства, которые тщательно собрали и обосновали такие люди, как он, Анжилик Фонда, Эйдорей Диннис и многие другие. Конечно, с такой же вероятностью он пошел бы тем же путем, что и его предок, святой Эвирахард. Но, по крайней мере, он был готов попытаться, и, в отличие от убитого Эвирахарда, он тщательно сформировал, по крайней мере, небольшое ядро яростно преданных сторонников, которые изо всех сил старались бы прикрыть его спину, когда он возвращал бы свой собственный орден и управление инквизиции к их высокой цели - охранять Мать-Церковь, а не просто терроризировать детей Божьих во имя Матери-Церкви.
   - Сейчас у нас, конечно, нет никаких возможностей, - согласился Хисин. - На данный момент мнение сильно зависит от поддержки "храмовой четверки" в совете.
   - Неужели никто из этих идиотов не видит, к чему это ведет? - потребовал Хоуэрд Уилсин. Все поняли, что это риторический вопрос, порожденный горечью и разочарованием, но Хисин снова пожал плечами.
   - Напуганные люди видят только то, что дает им шанс на выживание, Хоуэрд. Военные победы Чариса сами по себе были бы достаточно пугающими, не добавляя к этому открытое неповиновение Кэйлеба и Стейнейра. Где-то в глубине души все они должны понимать, насколько коррумпированными мы стали здесь, в Зионе, и особенно в Храме. Они в ужасе от того, что может произойти, если окна будут открыты и все их грязные маленькие секреты будут публично раскрыты пастве, которую они должны были пасти, и чарисийцы угрожают сделать именно это. Все, что позволяет им цепляться за возможность продолжать "вести дела как обычно", обязательно привлечет мощную поддержку.
   - Пока они не обнаружат, что это вообще не позволит им поступать так, - вставил викарий Эрейк Форист.
   - Если они это обнаружат, - ответил Хисин. - Не забывай, как долго мы уже ждали нашей возможности. Если конфронтация с Чарисом превратится в полномасштабную священную войну, тогда совет в целом собирается добровольно передать храмовой четверке то, что осталось от его полномочий по принятию решений, на том основании, что борьба и победа в таком конфликте требуют единства и централизованного руководства. И это, Эрейк, именно то, на что рассчитывает Клинтан.
   - Не думаю, что все это циничный расчет с его стороны, - сказал викарий Ливис Холдин. Остальные посмотрели на него, и он фыркнул. - Не поймите меня неправильно. Циничного расчета было бы более чем достаточно для Клинтана, но было бы глупо забывать о его фанатизме. - Рот Холдина скривился, как будто он только что попробовал что-то кислое. - Думаю, что он один из тех людей, которые считают, что жестокость, с которой он заставляет других людей вести себя, дает ему определенную свободу действий. "Добро", которое он делает, настолько перевешивает его собственные грехи, что Бог не обращает на них внимания.
   - Если это то, во что он верит, он заплатит ужасную цену, - тихо заметил Сэмил Уилсин.
   - О, я ни на секунду в этом не сомневаюсь, - согласился Холдин. - Если Бог знает Своих, то и Шан-вей знает, и ни один простой смертный - даже великий инквизитор Церкви Ожидания Господнего - не сможет обмануть ни одного из них, когда встретится с ними лицом к лицу. Но в то же время он в состоянии причинить огромный вред, и я не вижу способа, которым мы можем его остановить.
   - Если только он и храмовая четверка не продолжат терпеть неудачи, такие как в Крэг-Рич и проливе Даркос, - отметил Тэйнир. - Если остальную часть совета вдохновляет следовать за ними главным образом страх - и я думаю, что ты в основном прав в этом, Чиян, - тогда еще более впечатляющие катастрофы обязательно поколеблют доверие других викариев к Тринейру и Клинтану. В этом процессе будет убито и искалечено ужасное количество людей, но если Кэйлеб и любые союзники, которых ему удастся заполучить, смогут заставить Церковь, очевидно, вернуться к обороне, думаю, поддержка храмовой четверки исчезнет.
   - Это немного похоже на утверждение, что если дом сгорит дотла, по крайней мере, вам не придется устранять протечки в крыше, - заметил Хоуэрд Уилсин.
   - Я не говорил, что это идеальное решение, Хоуэрд. Я просто указал на то, что высокомерие "храмовой четверки" все же может привести к ее собственному падению.
   - И если храмовая четверка падет, - указал Сэмил Уилсин своему брату, - тогда дверь для Круга будет открыта. Возможно, как только у остальной части совета появится шанс признать, что грубая сила не приведет к успеху, он будет готов признать, по крайней мере, возможность того, что истинный ответ заключается в исправлении злоупотреблений, которые чарисийцы так справедливо выявили и опротестовали.
   - Даже если это произойдет, вы действительно верите, что эта "Церковь Чариса" когда-нибудь добровольно вернется к Матери-Церкви? - спросил Форист, качая головой, и Уилсин пожал плечами.
   - Если честно? Нет. - Он покачал головой. - Боюсь, я начинаю понимать взгляд Чияна на будущее. К тому времени, когда мы сможем убедить совет в том, что храмовая четверка ведет всех нас к катастрофе - если нам когда-нибудь удастся убедить в этом остальных, - будет пролито слишком много крови и порождено слишком много ненависти. Я очень боюсь, что раскол между Чарисом и Храмом неизлечим, что бы еще ни случилось.
   Тишина в залитой дождем церкви была глубокой, когда лидер Круга наконец признал это.
   - В таком случае, действительно ли решимость Клинтана насильственно подавить раскольников ошибочна? - спросил Холдин. Все они посмотрели на него, и он помахал одной рукой в воздухе перед своим лицом. - Я не говорю, что этот человек не монстр, или пытаюсь предположить, что его первоначальное решение "проблемы Чариса" не было отвратительным в глазах Бога. Но если мы достигли точки, когда чарисийцы никогда добровольно не вернутся в Мать-Церковь, какой другой вариант, кроме как заставить их вернуться, будет открыт для нас как для викариев Божьей Церкви?
   - Не уверен, что заставить их вернуться любыми средствами - это правильный курс, - ответил Уилсин, прямо взглянув на проблему. - При всем должном уважении к традициям Матери-Церкви, возможно, пришло время для нас просто признать, что народ Чариса больше не собирается подчиняться тому, что равносильно иностранному правлению их собственной церковью.
   Он оглядел другие встревоженные лица и задался вопросом, многие ли из них думают о том же, что и он. Церковные "предания" не всегда идеально отражали историческую правду. Это была одна из причин, которая сделала назначение Мейкела Стейнейра архиепископом Чариса - и его письма в Храм - такими опасными. Было чрезвычайно иронично, что мятежный архиепископ решил основывать большую часть своих аргументов на приказе великого викария Томиса, на "Послушании и Вере". Истинной целью этого наставления было утвердить доктрину непогрешимости великого викария, когда он говорил от имени Бога. Что, как Уилсин, например, прекрасно знал, было новой и радикально отличающейся формулировкой доктрины, оправданной на основе "необходимых изменений". И тот же самый указ перенес церковную конфирмацию епископов и архиепископов с уровня архиепископии на уровень самого викариата.
   Это было в 407 году, и за прошедшие с тех пор пять столетий церковной традицией стало то, что так было всегда. Действительно, большинство людей, включая многих священнослужителей, которым следовало бы знать лучше, искренне верили, что так оно и было. Именно это делало тот факт, что Стейнейр воспользовался разрешением того же Писания на канонические изменения, когда события в мире сделали это необходимым, чертовски ироничным... и опасным. Для Церкви отрицать авторитет приказа Томиса в деле Чариса означало отрицать его авторитет во всех случаях. Включая то, что, в конечном счете, вообще сделало викариат бесспорным хозяином Церкви.
   С точки зрения Уилсина, это почти наверняка было бы очень хорошо. С точки зрения "храмовой четверки" и им подобных, это было анафемой, полной и безоговорочной.
   - Все вы знаете, что мой сын был интендантом Динниса, - продолжил он. - В действительности, он с самого начала понимал причины, по которым я фактически помог Клинтану организовать его "изгнание" в Теллесберг, а не пытался бороться с этим. Я поделился большинством его личных писем с другими членами Круга. Он убежден - и я очень верю в его суждения, - что кем бы еще ни были чарисийцы, они не являются слугами Шан-вей, и что их общая враждебность по отношению к Матери-Церкви направлена на ее иерархию - на храмовую четверку... и к остальной части викариата из-за нашей неспособности обуздать таких людей, как Клинтан. Поэтому я считаю, что мы должны задать себе фундаментальный вопрос, братья. Что важнее? Внешнее единство Матери-Церкви, насаждаемое мечами и пиками против воли Божьих детей? Или продолжающееся радостное общение этих детей с Богом и архангелами, даже если это происходит через иерархию, отличную от нашей? Если единственный пункт истинных доктринальных разногласий заключается в непогрешимости великого викария и непререкаемом авторитете викариата, не пора ли нам подумать о том, чтобы сказать нашим братьям и сестрам в Чарисе, что они все еще наши братья и сестры, даже если они отказываются подчиняться авторитету Храма? Если мы позволим им идти своим путем к Богу, с нашим благословением и постоянными молитвами об их спасении, вместо того, чтобы пытаться заставить их действовать в нарушение их собственной совести, возможно, мы сможем, по крайней мере, притупить ненависть между Теллесбергом и Храмом.
   - Ты имеешь в виду, принять раскол как постоянный? - спросил Хисин. Харчонгский викарий, казалось, был удивлен, услышав такие мысли от любого шулерита, даже от Уилсина.
   - До тех пор, пока это всего лишь раскол, а не настоящая ересь, да, - согласился Уилсин.
   - Мы забегаем слишком далеко вперед, - сказал Тэйнир через мгновение. - Во-первых, мы должны выжить, и каким-то образом Клинтан и другие должны быть отстранены от принятия решений Матерью-Церковью. - Он улыбнулся без всякого юмора. - Думаю, для меня это вполне достаточный вызов.
   - Чтобы быть уверенным, - кивнул Уилсин.
   - На самом деле, в некотором смысле, на данный момент я нахожу Дючейрна более тревожащим, чем Клинтана, - сказал Хисин. Несколько человек вопросительно посмотрели на него, и он нахмурился. - Думаю, что, в отличие от остальных в храмовой четверке, Дючейрн действительно заново открыл для себя Писание. Все, что я видел, говорит о подлинном возрождении веры с его стороны, но он все еще женат на остальной части храмовой четверки. Что на самом деле служит легитимизации политики "храмовой четверки" таким странным образом, которого Клинтан не делает... и не может.
   - Ты имеешь в виду, потому что очевидно, что в отличие от Клинтана, он не делает циничных расчетов - по крайней мере, больше?
   - Это именно то, что я имею в виду, Хоуэрд, - кивнул Хисин. - Что еще хуже, думаю, что он вполне может оказаться объединяющим фактором для викариев, которые в противном случае могли бы поддержать Круг. Викарии, которые искренне устали и убиты горем из-за злоупотреблений Церкви, могут увидеть в нем и в его возрожденной вере образец для своего собственного возрождения. И я очень боюсь, что, что бы мы ни думали о приемлемости постоянного раскола, Дючейрн вообще не готов принять эту концепцию.
   - Возможно, нам пора подумать о том, чтобы завербовать его в Круг, - предположил Форист.
   - Возможно, вы правы, - сказал Сэмил Уилсин после нескольких секунд тщательного раздумья. - Но даже если окажется возможным завербовать его, нам нужно быть очень, очень осторожными в том, как мы подходим к нему. Во-первых, потому, что мы можем ошибаться - он может рассматривать нас как предателей, как внутреннюю угрозу единству Матери-Церкви в величайший момент кризиса в ее истории. Но, во-вторых, потому что он так близок к Клинтану. И, конечно, к Тринейру; давайте не будем забывать, что наш добрый канцлер вряд ли идиот, как бы он ни вел себя время от времени. Но я был бы крайне удивлен, обнаружив, что Клинтан не использует инквизицию, чтобы следить за своими тремя "союзниками". Если это так, и если мы подойдем к Дючейрну хотя бы немного неуклюже, это может иметь катастрофические последствия для всех.
   - Согласен, - сказал Форист. - И я не предлагаю нам сразу же броситься и пригласить его на нашу следующую встречу. Но я действительно думаю, что нам пора серьезно рассмотреть эту возможность и подумать о том, как мы могли бы приблизиться к нему, если придет время, когда это покажется уместным. Аргументы, чтобы убедить его в нашей правоте, и способы представления этих аргументов, которые вряд ли вызовут тревогу у Клинтана.
   - Вижу, ты не потерял вкус к серьезным испытаниям, Эрейк, - сухо сказал Хисин, и по рядам сидящих викариев и епископов пробежал смешок.
   - Очень хорошо, - сказал Сэмил Уилсин после того, как смешок стих. - Мы все были введены в курс дела, и у всех нас была возможность обсудить наше нынешнее мышление в том, что касается раскола - и храмовой четверки. Я не думаю, что на данный момент мы в состоянии принять решение о какой-либо новой политике или стратегиях. По крайней мере, до тех пор, пока у нас не будет возможности увидеть, как развивается версия событий в Фирейде, Чарисе и Эмерэлде, предложенная храмовой четверкой, когда она, наконец, будет представлена остальным членам совета. Думаю, что между этим моментом и потом всем нам нужно молиться и медитировать в надежде, что Бог укажет нам наш истинный путь.
   Головы серьезно кивнули, и он улыбнулся более естественно и открыто, чем кто-либо с момента их прибытия.
   - В таком случае, братья, - сказал он, - не присоединитесь ли вы ко мне на минутку для молитвы, прежде чем мы отправимся обратно под всем этим ветром и дождем?
  
   .V.
   Армейский полигон и Мэнчирский собор, герцогство Мэнчир, княжество Корисанда
  
   Активный датчик снарка был установлен на правом плече Гектора из Корисанды, где он предоставлял Мерлину, среди прочего, чрезвычайно детальный обзор волос на ухе князя. Были времена - много раз, - когда Мерлин испытывал сильное искушение использовать способность датчиков к самоуничтожению, чтобы раз и навсегда исключить Гектора из уравнения. Дистанционно управляемые пульты были сконструированы так, чтобы они могли работать вместе со своими клонами для уничтожения специально выбранных цепей во вражеских устройствах с помощью их зажигательных кумулятивных "таблеток самоубийства", и для него не составило бы особого труда ввести несколько из них глубоко в слуховой проход корисандца и использовать их комбинированные заряды, чтобы устранить его, пока он спал.
   К сожалению, он не смог бы скрыть то, что произошло, и даже если целители Сэйфхолда обучались наизусть в соответствии с Книгой Паскуале, а не на какой-либо научной основе, при любом посмертном обследовании было бы трудно объяснить вспышку внутри слухового прохода пламени взрыва, достаточного для прожигания отверстий в закаленных стальных пластинах. Едва ли стоило обдумывать вопросы, которые при этом возникнут, включая неизбежные утверждения о том, что чарисийцы, должно быть, сделали это с помощью черных искусств, предоставленных им их истинной госпожой Шан-вей (что, в конце концов, было бы неприятно близко к истине).
   Достаточно того, что все в Корисанде уже думают, что однажды мы пытались убить его, - размышлял Мерлин, переводя поле зрения сенсора с волосатой мочки уха князя на поросший травой склон холма, где Гектор, его дочь и граф Корис сидели на своих лошадях радом с графом Энвил-Рок. - Добавление к этой смеси обвинений в колдовстве не могло бы сделать ничего лучше!
   Эта мысль вызвала легкую улыбку на его губах, но его веселье исчезло, когда он подумал о том, что здесь собирался увидеть Гектор.
   Мэнчир опережал Теллесберг по времени на шесть часов. Хотя до того, как над столицей Кэйлеба взойдет солнце, оставалось еще несколько часов, в Корисанде уже наступило утро, и войска, которым было поручено продемонстрировать Гектору свое новое оружие, ждали его и княжну почти час.
   - Хорошо, Райсел, - сказал Гектор. - Ваши доклады были достаточно интересными. Я с нетерпением жду возможности увидеть настоящее оружие.
   - Не думаю, что вы будете разочарованы, мой князь, - сказал ему Энвил-Рок.
   - Я и не рассчитываю на это, - заверил Гектор графа.
   Энвил-Рок ухмыльнулся ему, затем кивнул молодому офицеру, стоящему рядом с ним. Молодой человек поднял флаг с травы у своих ног и энергично замахал им над головой. Кто-то внизу, на развернутой батарее орудий, увидел это и помахал другим флагом в ответ, и ожидающие орудийные расчеты перешли к действию.
   Сами орудия выглядели странно, особенно по сравнению с тем, что Симаунт разработал для Чариса. Стволы выглядели короткими и обрубленными, что имело смысл, - предположил Мерлин, - поскольку они были скопированы непосредственно с эскизов, которые капитан Мирджин отправил домой. Мирджин зарисовал только карронады, которые были установлены на бортах чарисийских галер, а не длинные орудия, которые они установили в качестве погонного вооружения, и большая часть новой корисандской артиллерии создавалась по этому образцу.
   Граф Тартариэн осознал последствия меньшей дальности стрельбы "карронад", как только флот начал испытательные стрельбы, и третья серия морской артиллерии удлинила ствол, чтобы увеличить дальность стрельбы - Энвил-Рок и его сын были знакомы с модифицированными, более длинными морскими орудиями, но для своей новой полевой артиллерии они решили придерживаться образца карронады, которая при той же массе металла позволяла им использовать в полевых условиях значительно более мощные орудия, и даже "полевые карронады", как решил Мерлин, их нужно было называть, чтобы отличить их от настоящих полевых орудий, имели в несколько раз большую дальность стрельбы, чем гладкоствольные мушкеты с фитильным замком. Против пехотного оружия такого рода артиллерия, разработанная Энвил-Роком, имела большой смысл. К сожалению - или, возможно, к счастью, с точки зрения Мерлина - Энвил-Рок не знал о том факте, что чарисийские морские пехотинцы теперь вооружены винтовками, а не гладкоствольными ружьями.
   Не то чтобы его карронады не были достаточно большой занозой в заднице, чтобы не принимать их во внимание, - мрачно подумал Мерлин. - И он и его сын, безусловно, были правы насчет того, что нужно увеличивать выбрасываемую массу. На лафетах размером с те, которые мы используем для двенадцатифунтовок, они собираются устанавливать двадцатичетырехфунтовые орудия, и выявится много случаев, когда мы не сможем использовать против них максимальную дальность стрельбы наших винтовок. Что будет больно. Очень.
   И если они еще не разобрались в винтовках, то сверхумный заноза в заднице сын Энвил-Рока, очевидно, разобрался в значении кремневых замков, которые наша артиллерия использует вместо медленных фитилей.
   Новые кремневые ружья размером с мушкет, которые уже поступили в корисандскую армию, возможно, все еще были гладкоствольными, но они должны были стрелять намного быстрее и быть намного удобнее, чем фитильные мушкеты старого образца. К счастью, корисандцы столкнулись с проблемой производства небольших и легких деревянных ствольных лож для переделанного оружия, но у них все равно будет гораздо больше их в наличии, чем надеялись Мерлин и Кэйлеб.
   Пока он размышлял о мрачных последствиях существования полевых карронад и новых мушкетов, орудийные расчеты были заняты своим делом. Он также отметил, что они в полной мере использовали концепцию упакованных зарядов. По крайней мере, они все еще использовали порошкообразный порох - в записях Мирджина явно не говорилось, как изготавливается гранулированный порох, - а это означало, что при той же массе он был слабее, и что даже индивидуально упакованные заряды имели тенденцию разделяться на составляющие их ингредиенты, если их перевозить очень далеко. Но хотя все это было понятно, они все равно значительно повысили скорострельность своей артиллерии.
   И это еще одно место, где им помогут их более короткие орудийные стволы, - размышлял Мерлин. - Их артиллеристы смогут стрелять быстрее, чем наши, а это значит, что башмак, по крайней мере, будет на другой ноге ...и при этом чертовски отдавливая наши пальцы.
   Далекий флаг, опущенный на время подготовки артиллерии, снова взмахнул, а затем загремели орудия. Ровное, твердое, тупое сотрясение отдавалось в ушах наблюдающих, их лошади вздрагивали под ними от незнакомого шума, а укороченные стволы оружия делали вспышки выстрелов еще более впечатляющими. Идеально круглые, грязно-белые кольца дыма уносились легким ветерком, и ядра из пушек с ужасающей силой врезались в ожидающие цели.
   В качестве демонстрационных мишеней барон Симаунт предпочитал набитые соломой манекены, и Мерлин всегда находил облака летящих золотистых стеблей очень - даже отвратительно - эффектными для выражения его точки зрения. Граф Энвил-Рок, с другой стороны, предпочитал бочки с водой, и огромные, сверкающие на солнце брызги, когда ядро пробивало клепки бочек, были впечатляющими. Так же как и продемонстрированная артиллеристами скорострельность, когда они выполняли рутинную работу со своими орудиями так же плавно и эффективно, как и любой чарисийский орудийный расчет.
   Хотел бы я, чтобы другая сторона состояла исключительно из идиотов, - мрачно подумал Мерлин, наблюдая, как зарождающаяся полевая артиллерия Корисанды демонстрирует свои возможности князю Гектору. - Эти твари станут настоящими суками в деле, особенно на любой короткой дистанции. А учитывая, насколько меньше металла содержится в каждой карронаде, их литейные цеха могут выпускать их больше - и быстрее - за то время, которое у них есть.
   В долгосрочной перспективе, он был уверен, более длинные полевые орудия Симаунта должны быть в состоянии справиться со своими более короткоствольными корисандскими аналогами. Но "долгосрочная перспектива" была не тем, на что он особенно хотел полагаться, не тогда, когда "краткосрочная перспектива" должна была быть устлана чарисийскими телами. По крайней мере, отсутствие каких-либо экспериментов корисандцев с винтовками означало, что чарисийская пехота сохранит значительное преимущество в любом виде дальнего боя. Одно это должно в значительной степени гарантировать тактическое превосходство на поле боя.
   С другой стороны, французские винтовки превосходили прусские во франко-прусской войне, и это не помешало прусской артиллерии надрать задницу французской армии. Вот это веселая мысль, Мерлин!
   Он поморщился, продолжая наблюдать за демонстрацией, разыгрывающейся на тыльной стороне его век, пока он сидел в своей затемненной комнате. Кэйлеб не обрадуется, услышав об этом, - решил он, - но в этом могут быть и свои плюсы. Теперь, когда Нарман больше не был врагом, вопрос о том, что представляет собой следующую естественную стратегическую цель для Чариса, был радикально упрощен. Сейчас, после наблюдений за новым оружием, которое Гектор вводил в действие, Мерлину стало очевидно, что пришло время ускорить их график вторжения в Корисанду.
   Я просто надеюсь, что мы сможем достаточно ускорить это, - подумал он.
  
   * * *
   - Это было действительно впечатляюще, Райсел, - с простой искренностью сказал князь Гектор Энвил-Року, когда орудийные расчеты прочищали стволы своего оружия.
   - Почти за все это вы можете поблагодарить Корина, - улыбнулся Энвил-Рок, его гордость за своего старшего сына была очевидна. - Ну, его и Чарлза Дойла. К концу следующей пятидневки у нас будет три полных батареи, и они сосредоточены на картечи и шрапнели для использования в полевых условиях. Не думаю, что в ближайшее время мы будем рушить какие-либо стены.
   - Я тоже не думаю, - тонко улыбнулся Гектор. - На самом деле, я совершенно уверен в ожиданиях Кэйлеба, что именно он будет разбивать стены. Собираюсь положиться на тебя и Корина, чтобы вы позаботились о его разочаровании в этом отношении.
   - Мы сделаем все, что в наших силах, мой князь. - Энвил-Рок коснулся своего нагрудника в формальном приветствии, слегка поклонившись в седле, и Гектор кивнул.
   - Знаю, что ты это сделаешь, Райсел. Я это знаю.
   Энвил-Рок выпрямился, затем посмотрел вниз по склону, туда, где артиллеристы почти закончили уборку после демонстрации.
   - Мой князь, на пользу моральному духу пошло бы, если бы вы могли перекинуться парой слов с людьми.
   - Я был бы рад, - сказал Гектор с улыбкой. - И ты думаешь, что если Айрис скажет что-нибудь, это тоже может помочь?
   - Мой князь, - Энвил-Рок улыбнулся княжне, - большинство из этих мужчин молоды, впечатлительны и впервые в жизни находятся вдали от дома. Когда красивая юная княжна рассказывает им, какие они замечательные, это обязательно поднимет моральный дух! Но, вероятно, было бы хорошей идеей для меня пойти и предупредить их, что их вот-вот посетят члены княжеской семьи, прежде чем вы внезапно появитесь.
   - Красивая! - фыркнула Айрис, затем улыбнулась своему двоюродному дяде. - Ты имеешь в виду, пойдешь и предупредишь их, чтобы они были должным образом поражены моей несравненной красотой, не так ли, дядя Райсел?
   - На самом деле, - сказал Энвил-Рок с выражением необычной серьезности, - тебе нужно потратить немного больше времени, глядя в свое зеркало, Айрис. С тех пор как все эти шишковатые колени сорванца и поцарапанные локти остались в прошлом, ты стала очень похожа на свою мать. И, если быть до конца честным, твоя мать была единственной причиной, по которой я когда-либо по-настоящему завидовал твоему отцу. - Его взгляд на мгновение смягчился, а затем озарился искоркой юмора. - Конечно, это был брак по договоренности. В противном случае, уверен, она предпочла бы мою собственную несравненную мужскую грацию и обаяние. Я, конечно, немало старался убедить ее сбежать со мной, но она всегда была рабыней семейного долга.
   - Без сомнения, - сухо сказал Гектор, затем сам улыбнулся. - Думаю, тебе пора поторопиться и предупредить своих артиллеристов о нашем предстоящем прибытии. Мне бы не хотелось быть вынужденным лишить себя моего лучшего полевого командира, обезглавив тебя за оскорбление моего величества в самый канун вторжения.
   - Конечно, мой князь! - Энвил-Рок снова хлопнул себя по нагруднику, развернул коня и пустился галопом вниз по пологому склону, разбрызгивая влажные комья земли.
   - Дядя Райсел действительно хотел жениться на маме? - тихо спросила Айрис своего отца, когда граф уехал.
   - Нет. - Гектор покачал головой, слабо улыбаясь после "Райсела". - О, он обожал ее, в этом нет никаких сомнений. Но он уже был очень счастлив в браке, и он тоже любит свою жену. На самом деле, - он повернулся, чтобы посмотреть на свою дочь, - я иногда думаю, что все обожали твою мать. И Райсел прав. Ты действительно с каждым днем становишься все больше и больше похожей на нее, несмотря на твои волосы. Ее цвет был ближе к каштановому, как у твоего брата. Жаль, что ему не досталось ничего больше.
   - Отец... - начала Айрис, и Гектор поморщился.
   - Обещаю не набрасываться на него снова. И ты права. Он молод, и у него еще есть время дорасти до короны. Или, во всяком случае, должно быть. Но как бы сильно ты его ни любила, я не могу не пожелать, чтобы он проявил хотя бы немного той настойчивости, которую ты, похоже, испытываешь из-за нашего неминуемого вторжения Чариса. Если бы он это сделал, я бы чувствовал себя намного счастливее в делах наследования.
   Выражение лица Айрис было явно несчастным, но она только кивнула.
   - И, говоря о престолонаследии, - продолжил Гектор, намеренно смягчая тон, когда повернулся к графу Корису, который сидел на лошади в стороне, пока они с Айрис разговаривали, - есть ли какие-либо дополнительные подсказки относительно того, кто стоял за этим покушением?
   - Нет, мой князь, - признался Корис. - Мои агенты опросили каждого владельца магазина, уличного торговца и нищего в Мэнчире в поисках свидетелей, которые могли бы опознать убийц или сказать нам, куда они отправились после нападения. Мы даже пытались - безуспешно - найти производителя арбалетов на тот случай, если он вспомнит, кто их у него купил. Единственное, что я могу сказать вам наверняка, это то, что их метки не корисандские.
   - Это так? - Гектор задумчиво потер подбородок. - Это интересно. Есть ли у нас какие-нибудь идеи, чьи это метки, поскольку они не наши?
   - Подозреваю, что они харчонгские, мой князь. К сожалению, Харчонг находится за пределами нашей обычной сферы интересов. Я пытаюсь получить подтверждение этому, но пока без особого успеха.
   - Но они не корисандские, и они достаточно издалека - где бы они ни были сделаны на самом деле, - чтобы вам трудно было даже определить производителя, - сказала Айрис, ее карие глаза были такими же задумчивыми, как у ее отца. - Это само по себе важно, вам не кажется?
   - Возможно. - Корис кивнул. - Та же мысль пришла в голову и мне, ваше высочество. Иностранное оружие, которое трудно отследить, вполне может свидетельствовать о том, что это было тщательно спланировано иностранцами. Однако не думаю, что нам следует делать поспешные выводы на этот счет. Это не значит, что я не склоняюсь к тому же, что вы предлагаете, просто пытаюсь держать свой разум открытым для других возможностей.
   - Понимаю, милорд. - Айрис улыбнулась ему. - И я благодарна вам за то, что вы напомнили мне о необходимости рассмотреть других возможных преступников, помимо Кэйлеба.
   - Если кто-то во всем княжестве, кроме вас двоих, обвиняет в этом кого-то, кроме Кэйлеба, я ничего об этом не слышал, - криво усмехнулся Гектор.
   - Хорошо! - Айрис отвернулась от Кориса и показала ему зубы. - Если это был не Кэйлеб, я все равно не собираюсь проливать слезы, видя, как его обвиняют в этом. И, судя по реакции, которую я наблюдала, мысль о том, что он пытался убить тебя, отец, действительно привела в ярость довольно многих твоих подданных!
   - Удивительно, как попытка иностранного покушения может заставить людей забыть все причины, по которым они... раздражены своим собственным князем, не так ли? - заметил со смешком Гектор.
   Брови его дочери нахмурились, и он снова усмехнулся еще больше.
   - Айрис, каким бы хорошим ни был князь - а я никогда не претендовал на святость, милая, - по крайней мере, некоторые из его подданных будут чем-то недовольны. Это случается. Я не смог бы сделать всех счастливыми, даже если бы попытался, и на самом деле те, кого я делаю несчастными, не виноваты в том, что я им не очень нравлюсь. Это одна из причин, по которой я стараюсь не давить слишком сильно на какую-либо одну группу - по крайней мере, здесь, дома, - и одна из причин уравновешивать дворянство с его требованиями и желаниями с простыми людьми и их требованиями и желаниями. Я не теряю сна из-за того, что никогда не смогу удовлетворить всех, но правитель, который забывает, что по крайней мере у некоторых из его подданных есть законные причины быть недовольными им, вряд ли будет править очень долго.
   Она очень серьезно кивнула, и он улыбнулся ей.
   Райсел даже более прав, чем подозревает сам, - размышлял он. - Ты так похожа на свою мать. И Гектор недостаточно похож на меня... или на твою мать. Но, по крайней мере, у него будешь ты, не так ли, Айрис? И, может быть, он действительно будет достаточно умен, чтобы выслушать тебя. Я уверен, что где-то в истории произошло более маловероятное чудо... даже если я не могу вспомнить его сразу.
   - Граф Энвил-Рок снова размахивает своим флагом там, внизу, мой князь, - заметил Корис.
   - Тогда давай спустимся и немного поднимем боевой дух, не так ли, Айрис? - беспечно сказал Гектор и повернул своего коня к ожидающим артиллеристам.
  
   * * *
   - Ненавижу полагаться на кого-либо из Сиддармарка, - с несчастным видом сказал епископ-исполнитель Томис Шайлейр.
   - Я тоже, милорд, - согласился отец Эйдрин Уэймин, интендант епископа-исполнителя Томиса. - Однако на данный момент у нас не столь уж широкий выбор, не так ли?
   Шайлейр покачал головой, но выражение его лица не стало счастливее, и Уэймин почти не удивился. К сожалению, в данный момент у них действительно не было особого выбора. Было до боли очевидно, что королевский чарисийский флот - и, насколько знал Уэймин, настоящие полчища чарисийских каперов - собирались с радостью захватить, потопить или уничтожить каждое церковное судно, с которым они столкнутся. С другой стороны, у проклятых еретиков были все основания избегать раздражения республики Сиддармарк. Что означало, как ни обидно было это признавать, что депеши Шайлейра совету викариев и управлению инквизиции в Зионе имели гораздо больше шансов добраться до места назначения на борту торгового судна Сиддармарка, чем на борту одного из собственных судов Матери-Церкви.
   - Боюсь, что архиепископ Борис и канцлер будут не очень рады читать наши послания, даже когда - если - они их получат, - продолжил епископ-исполнитель. - И я очень сомневаюсь, что викарий Жэспар будет в восторге, услышав, что Гектор занимается теми же "улучшениями", что и чарисийцы!
   - Сомневаюсь, что он будет доволен, - согласился Уэймин.
   С другой стороны, - подумал интендант, - не похоже, чтобы у Гектора тоже был большой выбор. И что бы ни решил великий инквизитор издать в Зионе, правда в том, что я не вижу в новой артиллерии ничего, что было бы близко к нарушению Запретов.
   Он не намеревался подчеркивать этот пункт в каком-либо из своих собственных писем. Он понимал, что все, что имеет чарисийское происхождение, будет подозрительным в глазах Жэспара Клинтана. На самом деле, в какой-то степени, в этом отношении он был полностью согласен с главой своего собственного ордена. И независимо от того, было ли что-то непозволительное в новой артиллерии или нет, факт оставался фактом: ее появление было симптомом адского увлечения Чариса новыми и опасными вещами. Уэймин часто думал, что чарисийцы влюблены в перемены ради самих перемен, как бы громогласно они ни протестовали против того, что они стремятся только к повышению эффективности в допустимых пределах Запретов. И тот факт, что они были так далеко от Зиона и Храма, породил свои собственные тенденции к опасной независимости мышления, как Уэймин знал по собственному опыту здесь, в Корисанде. Корисандцы и близко не были так демонически зациклены на свержении установленного порядка, где бы они его ни находили, но даже они были гораздо более... свободомыслящими, чем любой слуга инквизиции мог бы когда-либо признать по-настоящему удобным.
   Однако, несмотря на все это, Уэймин твердо верил, что, в конце концов, Мать-Церковь - и, да, даже викарий Жэспар, если уж на то пошло! - собирались перенять хотя бы некоторые из нововведений чарисийцев. Например, новую артиллерию и признание превосходства галеона с пушечным вооружением над традиционной галерой. Преимущества, которые эти вещи давали Чарису, были просто слишком велики, чтобы их можно было преодолеть, не дублируя их.
   И разве это не сделает великого инквизитора счастливым? - язвительно подумал Уэймин.
   - Я хотел бы, чтобы мы могли хотя бы рассказать им что-нибудь о том, кто пытался убить Гектора, - сказал епископ-исполнитель Томис.
   - Я думал, весь мир знает, что это был Кэйлеб, милорд, - сказал Уэймин со смешком, и Шайлейр фыркнул.
   - Если ты действительно в это веришь, Эйдрин, у меня есть хорошая собственность на дне залива Темпл, которую я хотел бы тебе продать!
   - О, я не верю в это, милорд, но это, вероятно, делает нас единственными двумя мужчинами во всей Лиге Корисанды - за исключением князя Гектора и графа Кориса, конечно, - которые этого не делают. И вы должны признать, что это оказало благотворное влияние на поддержку князя здесь, в Корисанде.
   - Да, это так, - признал Шайлейр. - На самом деле, я не должен этого признавать, но бывают моменты, когда я почти желаю, чтобы тот, кто это был, преуспел.
   Глаза Уэймина сузились, и епископ-исполнитель быстро покачал головой.
   - Я сказал "почти", Эйдрин. Тем не менее, правда в том, что если Кэйлеб не окажется намного более некомпетентным, чем он доказал своими действиями на сегодняшний день, он победит Гектора. Несмотря на любое из этих новых чарисийских "нововведений", которые Гектор может принять, в конце концов он проиграет. Когда он это сделает, это будет еще одним ударом по позиции Матери-Церкви, и, зная Гектора, всегда есть шанс, что он, по крайней мере, попытается в последнюю минуту договориться с Кэйлебом, если единственной альтернативой будет прямое поражение. И это, Эйдрин, будет еще более разрушительным для Матери-Церкви. Гектор, погибший от рук Чариса и ставший мучеником за дело Божье, мог бы, по крайней мере, стать объединяющим фактором. Живой Гектор как пленник Чариса, томящийся где-то в зловонном подземелье, может быть даже полезен нам. Но живой Гектор, ведущий переговоры с Чарисом, будет чем угодно, только не преимуществом.
   - Это верно, мой господин, - согласился Уэймин, но тоже покачал головой. - Но почему-то я сомневаюсь, что это когда-нибудь произойдет. Если и есть на свете человек, которого Кэйлеб из Чариса ненавидит каждой частичкой своего существа, так это Гектор из Корисанды, особенно после смерти его отца. Если я серьезно не ошибаюсь, то единственным знаком переговоров, который Кэйлеб хотел бы получить от Гектора, было бы его собственное бьющееся сердце.
   - Знаю. Я знаю! - Шайлейр махнул рукой. - Я не говорил, что это вероятно, Эйдрин. Однако это не мешает мне время от времени не спать по ночам.
   Уэймин понимающе кивнул. Ему скорее нравился епископ-исполнитель, хотя он всегда думал о Шайлейре как о ком-то вроде интеллектуального легковеса. Иначе он вряд ли попал бы в такое место, как Корисанда, и к такому архиепископу, как Борис Бармин. Но Бог свидетель, этот человек испытывал стресс, достаточный для любых трех епископов-исполнителей. Неудивительно, что его воображение рисовало даже самые невероятные сценарии.
   И все же, - подумал интендант, - если есть что-то во всем мире, в чем я уверен, так это то, что даже сам Лэнгхорн не смог бы выработать какое-либо "переговорное соглашение" между Гектором из Корисанды и Кэйлебом из Чариса!
  
   .VI.
   Дворец Теллесберг и таверна "Сейлорс леди", город Теллесберг, королевство Чарис
  
   Настроение в тронном зале было отвратительным.
   Хотя официальное сообщение еще не было доставлено, слухи о его содержании распространялись как лесной пожар с тех пор, как "Кракен" и торговые суда под его защитой прибыли в Теллесберг двумя часами ранее. Капитан Фишир немедленно отправил письмо во дворец, объявив о своем возвращении и предупредив своего короля (только Кэйлеб теперь технически был "императором") и королеву (которая также была императрицей, и о которой он понятия не имел, когда отплывал), что у него есть важные новости. Теперь Фишир шел по полированному каменному полу к парным тронам, и его мрачное выражение лица предупреждало всех, что слухи были слишком точны.
   Капитан впервые посещал дворец для личной встречи со своим королем, и было очевидно, что он нервничал. С другой стороны, важность его миссии, казалось, обеспечивала противоядие от любого волнения, которое он мог испытывать. Сопровождавший его камергер коснулся его локтя и что-то прошептал ему на ухо, остановив его на должном расстоянии от тронов, и Фишир отвесил своему повелителю несколько неуклюжий, но глубоко уважительный поклон.
   - Ваше величество, - сказал он, а затем поспешно добавил: "и ваша светлость", - в сторону Шарлиэн, поскольку он, очевидно, вспомнил свое последнее наставление.
   - Капитан Фишир, - ответил Кэйлеб. Капитан выпрямился, и император посмотрел ему прямо в глаза. - Я прочитал ваше письмо с большим беспокойством, капитан. Понимаю, что вы смогли сообщить мне лишь самые незначительные подробности, но прежде чем вы скажете что-нибудь еще, я хочу признать перед этими свидетелями, - он махнул рукой в сторону придворных чиновников и различных аристократов вокруг них, - насколько корона и я лично благодарны вам. Вы хорошо поработали, капитан. Очень хорошо. Так, - на этот раз Кэйлеб отвел взгляд, позволяя своим глазам осмотреть людей, на которых уже указывала его рука, - как я только мог ожидать даже от чарисийского моряка.
   Фишир покраснел от удовольствия, но мрачность его лица не исчезла, и Кэйлеб откинулся на спинку своего трона.
   - А теперь, капитан, - сказал он, - боюсь, вам пора рассказать нам о том, что случилось. Я хочу, чтобы все услышали это непосредственно от вас.
   - Да, ваше величество. Фишир глубоко вздохнул, явно собираясь с духом, затем начал. - Мы стояли на якоре в порту Фирейд, ваше величество. Была некоторая напряженность, но до той ночи у нас не было никаких реальных причин ожидать, что...
  
   * * *
   - итак, после того, как мы подобрали выживших на "Эрроухед", я отправился прямо домой в Теллесберг, - закончил капитан Фишир чуть более часа спустя. - Я попросил своего клерка опросить всех чарисийцев, которых мы подобрали в гавани по пути, и привел их с собой во дворец, чтобы вы могли поговорить с ними лично, если пожелаете. Они с вашим камергером.
   Когда прибыл Фишир, настроение в тронном зале было отвратительным, теперь оно было доведено до предела раскаленной ярости. На самом деле было несколько перерывов - в основном столь же непристойных, сколь и злых, - когда капитан докладывал о случившемся. Особенно когда единственный выживший, которого они подобрали с галеона "Уэйв", рассказал о том, как началась резня.
   Императрица Шарлиэн едва ли была удивлена. Хотя она только недавно стала чарисийкой, выйдя замуж, жители Чариса не так уж сильно отличались от чисхолмцев, и, когда она слушала, вулканическое негодование поднялось в ней с настоящей физической силой. Один взгляд на профиль Кэйлеба показал и его соответствующий гнев, и суровую дисциплину, которая сдерживала его, но в выражении его лица было что-то еще. Что-то, что озадачило ее. Не его ярость или дисциплина, а его... готовность. Конечно, у него было время прочитать предварительное письмо Фишира. На самом деле Шарлиэн читала его вместе с ним. Так что, очевидно, все это не было воспринято им совершенно хладнокровно. Но это относилось и к ней, и все же у нее было отчетливое впечатление, что он уже догадался о гораздо большем количестве деталей, которые они собирались услышать, чем она.
   Не говори глупостей, - отругала она себя. - Ты все еще узнаешь его лучше, дурочка! Ты уже знала, что он один из самых дисциплинированных людей, которых ты когда-либо встречала, так почему ты должна удивляться, когда он показывает именно это?
   Что, очевидно, было правдой, но все же не избавляло от легкого чувства недоумения.
   - Я уже сказал, что вы хорошо справились, капитан. - Голос Кэйлеба снова вывел ее из задумчивости. - Теперь я хочу повторить это. На самом деле, вы выступили превосходно. - Он посмотрел на графа Грей-Харбора. - Милорд, я хочу, чтобы имя этого человека было внесено в число награжденных орденом королевы Жессики. Проследите за этим.
   - Конечно, ваше величество. - Грей-Харбор слегка поклонился, и Фишир снова покраснел от смущения. Рыцарский орден королевы Жессики был учрежден Домом Армак почти два столетия назад. Им могли награждать только тех, кто отличился в бою на службе у Чариса, и давалось это нелегко.
   Нет, это не так, - подумал Мерлин со своего места за троном Кэйлеба. - Но если это когда-либо было заслужено, то сейчас самое время.
   - Уверяю вас, что вы скоро получите дополнительные доказательства благодарности короны, капитан, - продолжил Кэйлеб, снова поворачиваясь к Фиширу. - Когда вы вернетесь на свой корабль, пожалуйста, скажите остальной команде вашего корабля, что они тоже не будут забыты.
   - Спасибо, ваше величество, - вырвалось у Фишира, говорившего несколько более неуклюже, чем когда он ограничивал свои замечания простыми вопросами жизни, смерти и резни.
   - А также сообщите им, - мрачно сказал Кайлеб, - что король Жэймс и Церковь в Делфираке скоро получат послание совсем другого рода от меня и от всего Чариса.
   - Спасибо, ваше величество, - повторил Фишир, и на этот раз в его ответе с жестким взглядом не было никакой неловкости.
   - А теперь, если вы позволите, капитан, - продолжил Кэйлеб, вставая и кивая камергеру, который терпеливо ждал на протяжении всего длинного отчета капитана, - пожалуйста, пройдите с камергером. Для вас приготовлены покои здесь, во дворце. Идите и подкрепитесь, но, пожалуйста, будьте наготове, если я пошлю за вами.
   - Конечно, ваше величество. Ваша светлость. - На этот раз Фишир вспомнил Шарлиэн, и она почувствовала, что ее губы пытаются изогнуться в неуместной улыбке, несмотря на серьезность события.
   Фишир снова поклонился им, и на этот раз Кэйлеб ответил ему формальным кивком своей головы. Он стоял там, ожидая, пока Фишир выйдет вслед за камергером из тронного зала, затем повернулся обратно к Грей-Харбору.
   - Милорд, полагаю, пришло время совету обсудить этот... инцидент.
  
   * * *
   - и сжечь дотла город ублюдков!
   - Да, с ними в нем!
   Первый оратор повернул голову, вглядываясь сквозь густой табачный дым, затуманивший главный зал "Сейлорс леди". Таверна была одной из двух или трех самых больших на всей набережной Теллесберга. У "Ред дрэгон" и "Голден кег" были свои преимущества, поскольку они были крупнее "Леди", но не было никакого реального сомнения в том, какая из них была королевой питейных заведений моряков. Тот факт, что владелец "Леди" всегда заботился о том, чтобы накрыть превосходный стол, а также о том, что даже после самого долгого путешествия можно было рассчитывать на ожидающие своего часа свежие овощи, имел к этому более чем малое отношение.
   Но сегодня заметно не хватало атмосферы довольного возвращения домой, которая так часто наполняла пивную и столовые "Леди".
   - Давайте посмотрим, как это понравится их женщинам и детям! - прорычал кто-то еще.
   - Слушайте, сейчас же! - резко сказал дородный, широкоплечий моряк с седеющими волосами, заплетенными в длинную косичку. - Не было никаких женщин, пытавшихся подняться на борт наших кораблей! Не было, и никаких детей тоже!
   - Нет, но они начали...
   - Заткни свою чертову пасть! - рявкнул моряк, вскакивая со своего табурета у стойки бара, как галера, разбивающая вражескую колонну. Он протиснулся сквозь толпу, как разъяренный роковой кит, и она расступилась перед ним, как стая псевдотрески, в то время как человек, который кричал - и который был гораздо больше похож на какого-нибудь клерка из конторы, чем на моряка, - быстро отступил назад. Он все еще отступал назад, когда его остановила твердая стена, и он замер, когда моряк впился в него взглядом.
   - Да, я хотел бы вернуть наших погибших, - сказал он несчастному клерку, пригвоздив его к полу горящими глазами. - Но что бы они ни собирались сделать, и что бы ни думали эти любящие мать ублюдки из инквизиции, я не допущу, чтобы на моих руках была кровь женщин и детей! Нет, и не на руках моего королевства тоже!
   - Эй, ну же, - успокаивающе сказал бармен. - Настроения горячие, и будет еще жарче. Давай не будем обижать друг друга.
   - Да! - сказал кто-то еще. - Садись обратно. Давай я угощу тебя еще.
   Матрос снова сел, а клерк исчез. Обмен репликами прервал, пусть и ненадолго, неуклонно нарастающую бурю негодования, охватившую "Сейлорс леди" с тех пор, как морское сообщество Теллесберга обнаружило, что правда была еще хуже, чем слухи.
   Человек, который только что ушел, был сейчас очень неуместен в этой пивной. Мужчины - и женщины - в ней были в подавляющем большинстве профессиональными моряками и их женами. Каждый из них знал кого-то, кто был в Фирейде, и каждый из них знал, что это могло так же легко случиться с ними или с их мужьями, братьями, сестрами.
   Или детьми.
   Ярость, бурлящая едва под поверхностью, была горькой, уродливой вещью. Большинство присутствующих, возможно, и согласились бы с седым моряком, но, по крайней мере, некоторые из них, очевидно, согласились с клерком. И даже те, кто не был согласен с ним, хотели мести, а также справедливости. Давний гнев против Корисанды и "храмовой четверки" никуда не делся, не утих. Но сейчас все было по-другому. Это было ново, это было уродливо, это было личное... и это было прямым делом Церкви.
   В умах мужчин и женщин, собравшихся в "Сейлорс леди", об этом не было и речи. Каждый из горстки выживших с кораблей, пришвартованных к причалу в Фирейде, сообщил точно то же самое. Сообщил о присутствии священников-шулеритов в абордажных группах. Сообщалось о выкрикиваемых призывах "Убить еретиков!" Даже часть тех, кто вошел в таверну как сторонники Храма, теперь разделяли возникшую глубокую ненависть, и яростная реакция уже распространилась за пределы прибрежного района и на город Теллесберг в целом.
   - Я все еще говорю, сжечь город ублюдков дотла!
   - Ну, что касается этого, - прорычал седой моряк, поднимая взгляд от своей пивной кружки, - я с вами согласен! Да, и готов отправиться сегодня вечером, чтобы сделать это тоже!
   Общий гул согласия пронесся по пивной, и владелец просунул голову в арку, ведущую из столовой.
   - Не жадничайте, парни - и вы тоже, девочки, - но следующий круг за счет заведения! - объявил он.
   - Ага, а вот и тост! - крикнул кто-то. - Смерть инквизиции!
  
   * * *
   Атмосфера в зале совета была более спокойной, чем в пивной "Сейлорс леди", но не менее откровенной.
   Князь Нарман присутствовал в своей новой должности советника имперской разведки. Новомодный титул все еще звучал более чем странно, но это было не менее странно, чем видеть человека, который до недавнего времени был одним из заклятых врагов Чариса, сидящим за одним столом с королевским советом Чариса.
   На самом деле, с остальными членами королевского совета Чариса.
   По крайней мере, новости из Делфирака сумели отвлечь "старую гвардию" от их подозрений относительно Нармана, - подумал Мерлин со своего места сразу за дверью зала совета. Хотя бы на данный момент.
   - ...подданные будут ожидать быстрых, суровых действий, ваше величество, - говорил Алвино Поэлсин. - И их тоже трудно винить. Если уж на то пошло, если это останется без ответа, гораздо более вероятно, что "храмовой четверке" действительно удастся закрыть от нас порты на материке и сохранить их в таком состоянии.
   - Но если мы предпримем решительные действия против Делфирака, тогда мы повысим ставки повсюду, не так ли, милорд? - Пейтир Селлирс, барон Уайт-Черч и хранитель печати, казался почти столь же обеспокоенным, сколь и сердитым. Возможно, неудивительно, - сухо подумал Мерлин, учитывая, какой огромный процент его личного богатства был вложен в принадлежащие ему торговые суда. Большинство других советников посмотрели на него, и он пожал плечами.
   - Не говорю, что не требуются действия, Алвино! - сказал он, тщательно ограничивая свои замечания бароном Айронхиллом, вместо того, чтобы смотреть в сторону своего монарха. - Очевидно, так оно и есть. Я только говорю, что, когда мы уже находимся в состоянии войны с Корисандой и Таро, и Церковь, похоже, вот-вот объявит священную войну, нам не нужно добавлять ко всему этому еще одну войну.
   - При всем моем уважении, милорд, - сказала Шарлиэн, - это не "другая война"; это та же самая война, которую мы уже ведем с теми... людьми в Зионе. Они просто решили открыть еще один фронт.
   - Ее светлость права, - твердо сказал Грей-Харбор. - На этом повсюду видна рука Клинтана.
   - Вы думаете, что резня была преднамеренной, Рейджис? - спросил адмирал Лок-Айленд.
   - В любом случае я на самом деле не готов принимать решение об этом, - ответил Грей-Харбор, даже не моргнув глазом в сторону капитана Этроуза. - С одной стороны, для них было бы особенно глупо намеренно проделать это. С другой стороны, они могли не особо задумываться над этим. Особенно Клинтан и Мейгвейр. Они оба, вероятно, одобрили бы все, что вбивает более глубокий клин между нами и любой видимостью разумности.
   - Вы говорите, что они, возможно, намеренно устроили резню, чтобы спровоцировать нас на непропорциональную реакцию? - задумчиво произнесла Шарлиэн. - Которую они могли бы использовать в своих интересах, когда изображают нас злодеями с окровавленными руками, пытающимися уничтожить Божью Церковь?
   - Я говорю, что они могли так подумать, ваша светлость. - Грей-Харбор слегка пожал плечами. - В то же время помните, что никогда не следует приписывать злому умыслу то, что можно списать на некомпетентность. Пока что это единственный порт, где у нас происходило что-то подобное. Конечно, это также первый порт, где нам вообще стало известно о захвате наших кораблей и грузов. Однако я очень сомневаюсь, что король Жэймс сам по себе взбесился бы таким образом, и присутствие шулеритов в абордажных отрядах, очевидно, также не подтвердило бы эту версию. Но если мы предположим, что это было частью общего наступления против наших торговых судов и экипажей, тогда то же самое могло произойти в десятках морских портов. Или, наоборот, в другом месте суда могли быть захвачены с минимальным насилием. Если окажется, что это единственное место, где произошла резня, то думаю, это указывает на то, что из Храма не было прямого приказа о кровопролитии.
   - Бог свидетель, это был бы не первый случай, когда войска вышли из-под контроля, неправильно поняли свои приказы или просто не так их выполнили, ваша светлость. - Генерал Хоуил Чермин официально не был членом совета, но его роль старшего офицера королевской чарисийской морской пехоты (и тот факт, что он случайно оказался в Теллесберге для совершенно отдельной серии встреч с Лок-Айлендом и Кэйлебом) привела его в зал совета. Очевидно, он не привык к своему нынешнему положению, о чем свидетельствовал его огненный румянец, когда он замялся на полуслове из уважения к Шарлиэн, но в нем не было ни грамма нерешительности, и он храбро продолжил. - Если "не должно было быть" никаких боевых действий, то, если кто-то из наших людей действительно сопротивлялся, войска вполне могли превысить свои приказы. Я не говорю, что это оправдало бы все, что они сделали. Я только говорю, что это случается, и что на этот раз не потребовался бы приказ великого инквизитора, чтобы это произошло.
   - Я согласен с замечаниями генерала, ваше величество. Действительно, его наблюдения хорошо согласуются с моей собственной оценкой того, что произошло, - сказал Нарман. Если пухлый маленький эмерэлдец и чувствовал себя не в своей тарелке, сидя за столом совета, то ни в выражении его лица, ни в манерах это никак не проявлялось. Один или два человека нахмурились, но это был не более чем автоматический рефлекс. Даже те, кто меньше других смирился с причудливым и неестественным представлением о князе Эмерэлда как о тесте (по помолвке) наследного принца Чариса, быстро поняли, что у "жирного маленького засранца", как его обычно называл король Хааралд, мозги гораздо проворнее, чем когда-либо подозревало большинство из них.
   - И какова эта оценка, ваше высочество? - спросил Кэйлеб.
   - Мое личное убеждение, которое, спешу добавить, основано исключительно на моем собственном анализе вероятных мотивов храмовой четверки, а не на каких-либо конкретных доказательствах, заключается в том, что то, что произошло в Фирейде, не было намеренным, когда изначально отдавались приказы о блокировке нашего судоходства - Мерлин задавался вопросом, ощущалось ли название чарисийских торговых судов "нашим судоходством" так же необычным для Нармана, как всем остальным слышать, как он называет их. - Или, по крайней мере, специально не заказанным. Хотя, вероятно, правда, что Клинтан почувствовал бы определенное удовлетворение, и Мейгвейр определенно не возражал бы, если бы это произошло, ни Тринейр, ни Дючейрн не хотели бы этого.
   - Это действительно имеет смысл, - признал Айронхилл через мгновение. - Дючейрн, конечно, не хотел бы, чтобы кто-то, с кем мы еще не находимся в состоянии войны, сделал что-то, что заставило бы нас нанести ответный удар по их собственному судоходству в больших масштабах. И совершенно очевидно, что Тринейр делает все возможное, чтобы отсрочить следующее крупное столкновение, пока Храм не закончит наращивать свои военно-морские силы.
   - Которые до сих пор, по-видимому, состоят исключительно из галер, - с глубоким удовлетворением отметил Лок-Айленд.
   - Ну, на самом деле мне все равно, почему это случилось, - проворчал сэр Ранилд Сикэтчер, барон Мэндолин. - Дело в том, что это произошло, ваше величество. И это произошло потому, что эти ублюдки в Зионе - прошу прощения, ваша светлость - приказали это, независимо от того, хотели они конкретно резни или нет. Так что, насколько понимаю, пришло время преподать урок всем, кто захватывает наши суда и убивает наших моряков!
   Раздался общий, почти рычащий звук согласия. Кэйлеб, как заметила Шарлиэн, не присоединился к нему. Так же поступили граф Грей-Харбор, архиепископ Мейкел и барон Уэйв-Тандер. Она быстро обнаружила, что эти трое были самым точным барометром того, что мог думать сам Кэйлеб, и мысленно нахмурилась, обдумывая доводы барона Мэндолин.
   Часть ее яростно согласилась. На самом деле, она была просто немного удивлена, обнаружив, насколько "чарисийкой" она стала чувствовать себя за последние несколько пятидневок. Она сказала себе, что чувствовала бы то же самое, если бы это были чисхолмские торговые суда, моряки и их семьи, и это было правдой. Но она все еще была немного ошеломлена, обнаружив, что так сильно отождествляет себя с подданными своего нового мужа, как со своими собственными.
   Другая ее часть согласилась исключительно на основе холодного политического и военного расчета. Была ли резня преднамеренной или нет, она, как указал Мэндолин, произошла. Позволить ей остаться неотомщенной по любой причине было бы воспринято как признак слабости как врагами Чариса, так и потенциальными друзьями.
   И все же, несмотря на это, другая часть ее боялась расширения военных действий, которые, казалось, подразумевались в позиции барона Мэндолин. Не просто потому, что это означало бы, что погибло бы больше людей, но и из-за того, как это ослабило бы боевую мощь новой Чарисийской империи.
   Прямо сейчас нам не нужно отвлекаться от Гектора, - подумала она и поняла с чем-то очень похожим на удивление, что Кэйлеб, должно быть, уже осознал это. На самом деле, казалось, что его ближайшие союзники в совете тоже должны были это видеть, и она задавалась вопросом, когда и как они могли бы найти время, чтобы обсудить это.
   Ты снова делаешь тайну из ничего, - сказала она себе. - Они знают Кэйлеба с тех пор, как он был мальчиком. Конечно, они понимают, как работает его разум, и без того, чтобы он им об этом говорил. Бог свидетель, Марак делает это для тебя достаточно часто!
   Все это было совершенно логично... и никак не меняло ее упрямого ощущения, что здесь замешано что-то большее.
   - Вы высказали отличную мысль, сэр Ранилд, - сказал Кэйлеб. - Однако я хотел бы напомнить всем, что у нас также есть довольно острая проблема на востоке. Кто-нибудь за этим столом действительно хочет подумать о том, что может сделать Гектор, если мы дадим ему поработать больше месяцев, чем нужно?
   Задумчивое молчание, которое было ему ответом, было глубоким, - сухо заметил Мерлин.
   - Очевидно, мы не можем знать всего, что может делать Гектор, - сказал Грей-Харбор... не совсем точно, подумал Мерлин. - С другой стороны, мы все знаем, что он, к сожалению, не совсем пускающий слюни идиот. Мы должны предположить, что он готовится к отражению вторжения, о котором он знает так же хорошо, как и мы.
   - На самом деле, князь Нарман и я, возможно, получим сообщение о его приготовлениях в ближайшие несколько дней, Рейджис, - сказал Уэйв-Тандер. - Вскорости я ожидаю получить известия от некоторых моих агентов.
   Нарман просто кивнул, выражение его лица было безмятежным, как будто он имел некоторое представление о том, о чем говорил Уэйв-Тандер, и Мерлин почувствовал, как улыбка щекочет уголки его рта.
   - Это будет очень кстати, Бинжэймин, - сказал Грей-Харбор, тоже кивнув. - Тем не менее, вопрос, который мы все должны иметь в виду прямо сейчас, - это тот, который его величество уже поднял. Если мы позволим этой бойне отвлечь нас от Гектора, это может дорого нам обойтись.
   - Я согласна. - Шарлиэн была немного удивлена тем, как твердо прозвучало ее собственное предложение из двух слов, но она не позволила этому смутить себя. - Очевидно, у меня есть свои причины желать, чтобы с Гектором разобрались должным образом. Тем не менее, думаю, всем нам должно быть ясно, что он представляет для нас гораздо большую потенциальную опасность, чем когда-либо мог Делфирак. Мы не только уже знаем, что он наш враг, даже без подсказки Церкви, но он и ближе к нам. И, как только что отметил граф Лок-Айленд, все указывает на то, что "храмовая четверка" закладывает только новые галеры, в то время как я думаю, мы все согласимся, что Гектор слишком умен - и слишком хорошо осведомлен о том, что только что произошло с его флотом, - чтобы совершить эту конкретную ошибку.
   - Совершенно верно. - Кэйлеб кивнул и улыбнулся ей.
   - Я тоже должен согласиться, - сказал Лок-Айленд гораздо более неохотно. - В то же время, ваша светлость, точка зрения барона Мэндолин очень хорошо понятна. Мы должны отреагировать на это.
   - О, я согласен, Брайан, - сказал Кэйлеб. - Я просто хочу, чтобы все имели в виду, как характер наших довольно неотложных обязательств приводит к тому, что некоторые вещи, которые мы, возможно, хотели бы сделать, являются взаимоисключающими.
   - Очень хорошо, ваше величество, мы все будем иметь это в виду, - сказал Лок-Айленд, задумчиво глядя на своего молодого монарха. - Теперь, предположим, вы расскажете нам о своем решении, как нам поступать по этому поводу?
   Шарлиэн все еще была более чем удивлена, когда один из советников Кэйлеба проявил безрассудство, заговорив с ним таким образом. Очень немногие монархи потерпели бы это, но Кэйлеб, похоже, действительно поощрял это, по крайней мере, от своих ближайших советников.
   И тот факт, что они чувствуют себя достаточно комфортно с ним и достаточно уверены в нем, чтобы действительно сделать это, вероятно, объясняет, почему он так много получает от них.
   - На самом деле, у меня была пара мыслей на эту тему, - мягко признался Кэйлеб, и, несмотря на серьезность событий, которые свели их вместе, не один из его советников поднял руку, чтобы скрыть улыбку.
   - Проще говоря, нам действительно нужно ответить, но нам также нужно сохранить большую часть нашей боевой мощи для использования против Гектора и Корисанды. Кроме того, я считаю важным, чтобы любой наш ответ был четко соответствующим провокации. Нам придется побороться за то, чтобы заставить кого-нибудь признать - или, по крайней мере, открыто признать, что они это делают, - что наша версия событий является правдой, а не ложью, которую, как мы все знаем, храмовая четверка собирается выдумать, чтобы оправдать свои действия и очернить наши. Нам не нужно облегчать задачу их рупоров.
   Даже Мэндолин кивнул, и император продолжил.
   - Насколько нам сейчас известно, единственное место, где это произошло, - это Фирейд. Возможно, мы узнаем что-то другое, и в этом случае нам, возможно, придется пересмотреть свои взгляды. Если, однако, окажется, что это произошло только в Фирейде, тогда наша законная ссора будет с королем Жэймсом и его королевством. Мы можем протестовать против захвата наших кораблей другими королевствами, и согласно общепринятому праву наций, на данный момент протест является подходящим ответом, если только не было преднамеренного причинения смерти людей, которой можно было избежать. Именно это, по-видимому, и произошло в Фирейде.
   - Кроме того, есть... сложность в том, что все свидетели согласны с непосредственным вовлечением инквизиции. На самом деле, инквизиторы намеренно спровоцировали резню. - Выражение лица юного императора стало мрачным, его глаза превратились в карие кремни. - Что бы ни утверждали Клинтан и храмовая четверка, эти инквизиторы знали, что они подстрекают войска короля Жэймса к убийству женщин и детей на борту этих кораблей. Почему-то мне трудно поверить, что ребенок может быть виновен в ереси, что бы ни натворили его родители, и думаю, что пришло время напомнить инквизиции о том, что в Писании говорится об убийстве невинных. - Эти суровые глаза остановились на лице Мейкела Стейнейра. - Полагаю, что соответствующий текст есть в Книге Лэнгхорна, не так ли, Мейкел? Глава двадцать третья, если я правильно помню?
   Архиепископ на мгновение оглянулся на него, затем медленно кивнул.
   - Полагаю, вы думаете о стихе пятьдесят шестом, ваше величество, - сказал он. - "Горе убийцам невинных, ибо кровь невинных взывает к уху и сердцу Бога, и Он не удержит Свою руку от ее пролития. Лучше бы им никогда не рождаться, ибо Его проклятие на них, Его гнев найдет их, и Он воспользуется рукой праведника, чтобы полностью уничтожить их."
   - Да, это тот отрывок, который я имел в виду, - мрачно согласился Кэйлеб.
   - Простите меня, ваше величество, - сказал барон Уайт-Черч очень осторожным тоном, - но...
   - Я не планирую возлагать ответственность за эти смерти на весь город Фирейд и вешать каждого главу семьи в черте города, милорд, - прервал хранителя печати Кэйлеб. - Но я действительно намерен призвать виновных к ответу. Кем бы они ни были.
   На несколько секунд в зале совета воцарилась мертвая тишина. Шарлиэн взглянула на лица мужчин, сидевших вокруг стола совета, и почувствовала, как эта тишина поет в ее костях. Уайт-Черч выглядел глубоко несчастным, а один или два других определенно выглядели... менее чем нетерпеливыми, и все же она была почти удивлена тем, как мало она почувствовала настоящего сопротивления.
   И почему я должна удивляться? - Она мысленно покачала головой. - Как отметил сам Уайт-Черч, мы уже находимся в состоянии войны с Церковью, и у нас достаточно оправданий для двадцати королевств!
   - И как вы собираетесь доказать эту вину, ваше величество? - наконец тихо спросил Стейнейр.
   - Я не предлагаю выбрать две или три дюжины священников-лоялистов Храма наугад и повесить их в качестве примера или возмездия, Мейкел. - Выражение лица Кэйлеба немного прояснилось, и он фыркнул. - Имейте в виду, бывают моменты, когда мне хочется сделать именно это больше, чем в другие. Однако, если мы не собираемся действовать без доказательств прямо здесь, в Чарисе, мы не можем поступать так и где-то еще. Нет, если только мы не хотим подвергнуться заслуженному обвинению в том, что наши действия столь же капризны и достойны порицания, как и действия самого Клинтана, и как бы я ни был зол, я отказываюсь ставить себя в ту же категорию, что и Жэспар Клинтан! С другой стороны, не думаю, что кто-либо в Фирейде - и в частности кто-либо из управления инквизиции - особенно обеспокоен любыми возможными последствиями, вытекающими из их действий в этом случае. Что, вероятно, означает, что никакого сокрытия пока не было. Или, по крайней мере, никакого эффективного прикрытия. А если этого не произошло, то я думаю, что пришло время им и великому инквизитору обнаружить, что они ошибаются в отношении этих последствий. Никто не собирается действовать без доказательств. Если, однако, эти доказательства существуют, и если их можно найти, то люди, которые подстрекали к убийству чарисийских детей на глазах у их матерей и отцов, предстанут перед правосудием, назначенным любому убийце детей. Мне все равно, кто они, мне все равно, как их зовут, и мне все равно, какие облачения они могут носить. Это ясно всем за этим столом?
   Он обвел взглядом стол. Уайт-Черч все еще выглядел глубоко несчастным, но даже он встретил этот взгляд кремнево-карих глаз, не дрогнув, и Кэйлеб кивнул.
   - Хорошо, - тихо сказал он. Затем он глубоко вдохнул.
   - Однако, - продолжил он намеренно более легким голосом, - чтобы вы все не решили, что я выдаю желаемое за действительное, настаивая на доказательствах, я действительно хочу, чтобы король Жэймс, Фирейд и Делфирак в целом получили серьезную пощечину. Просто как мягкое напоминание о том, что мы тоже не слишком довольны ими. И поскольку мы хотели бы, чтобы другие извлекли пользу из их примера, я хочу, чтобы эта пощечина была нанесена твердо. Очень твердо.
   - Каким именно образом, ваше величество? - немного осторожно спросил Лок-Айленд.
   - Для вторжения на Корисанду нам не нужен весь флот, - ответил Кэйлеб. - Конечно, достаточная часть, чтобы обеспечить безопасность транспортов вторжения. И достаточно легких подразделений, чтобы обеспечить необходимую нам безопасность флангов и блокировать порты Гектора. Но как бы усердно он ни работал над заменой своего флота, у него не может быть больше горстки кораблей... пока. Отчасти из-за необходимости не допустить, чтобы это изменилось, в данный момент я отказываюсь отвлекаться от Корисанды.
   - У нас, с другой стороны, к настоящему времени в распоряжении более пятидесяти галеонов. Я полагаю, мы могли бы предоставить тебе двадцать или тридцать из них для чего-то еще, кроме вторжения в Корисанду, Брайан. Думаю, мы должны передать их адмиралу Рок-Пойнту и приказать ему, чтобы он пошел... заявить протест против Фирейда. У него также может быть немного морских пехотинцев. Достаточно, чтобы, скажем, сжечь дотла весь прибрежный район Фирейда.
   С последней фразой голос Кэйлеба снова стал жестким, как железо. Тем не менее, он был теплее его карих глаз, спокойно смотрящих в глаза Лок-Айленда.
   - Я не хочу здесь ответной резни, Брайан. Убедитесь, что все ваши капитаны понимают это. Правосудие против тех, кого мы признаем виновными, да, но я не хочу, чтобы наших людей спровоцировали на что-то, что можно было бы даже назвать ответной резней. Не сомневаюсь, что даже если бы нам удалось не ранить ни одной живой души, храмовая четверка объявила бы, что мы изнасиловали и убили половину города. Однако в конце концов правда выйдет наружу. Когда это произойдет, я хочу, чтобы она укусила за задницу Клинтана, а не нас. Но, сказав это, я также не хочу, чтобы в этой гавани плавал хоть один несгоревший корабль или осталось целым здание, стоящее в пределах двух миль от этой набережной. Это понятно?
   - Да, ваше величество, - официально ответил Лок-Айленд без тени легкомыслия.
   - Хорошо. Я также хочу, чтобы все наши капитаны и все наши каперы поняли, что открыт сезон охоты на все, что плавает под флагом Делфирака. Еще раз, дайте понять, что я не потерплю ненужной жестокости или убийств из мести. Но я не хочу, чтобы через два месяца в морях Сэйфхолда осталось хоть одно торговое судно под флагом Делфирака.
   - Да, ваше величество, - повторил Лок-Айленд.
   - Если выяснится, что какое-либо из других королевств обращалось с нашими людьми так же, как Делфирак, они получат то же самое обращение, по одному портовому городу за раз. Тем временем, однако, нам нужно сосредоточить наши основные усилия на Корисанде и Гекторе. Итак, поскольку вы и генерал Чермин оба присутствуете здесь, что вы можете нам сказать?
   - Главным образом потому, что пока мы идем по графику, ваше величество. Сейчас собираем транспорты, хотя, если мы потеряем столько торговых судов, сколько у нас может быть из-за этого нового шага храмовой четверки, это может помешать нашим планам. Помимо этой возможности, я не вижу никаких существенных проблем. В любом случае численность войск должна достичь требуемого уровня по графику.
   - Ах, если позволите, ваше величество? - сказал князь Нарман, поднимая пухлую руку в вежливом жесте, привлекающем внимание.
   - Да, ваше высочество? - ответил Кэйлеб.
   - Я просто хотел сказать, во-первых, что полностью согласен с приоритетами, которые вы только что установили. И, во-вторых, что у меня была определенная переписка с великим герцогом Томисом.
   - Какого рода "переписка"? - спросил Кэйлеб, его глаза пристально сузились.
   - Вы понимаете, что она была чисто рутинного характера, между мной как князем Эмерэлда и им как великим герцогом Зибедии, - сказал Нарман самоуничижительным тоном. - Как таковая она была, конечно, задолго до того, как Эмерэлд стал территорией империи. На самом деле, она началась задолго до недавних... неприятностей, которых "рыцари земель Храма" потребовали от ее светлости и меня. Однако с тех пор она продолжается. На самом деле, до, э-э, совсем недавнего времени.
   - Понимаю. - Шарлиэн заметила, что Кэйлеб не сводил глаз с Нармана. Граф Грей-Харбор, с другой стороны, посмотрел на Кэйлеба, а не на эмерэлдского князя. А может, и нет. На мгновение показалось, что взгляд первого советника действительно скользнул мимо императора.
   - И характер этой переписки был...? - продолжил Кэйлеб, прежде чем у нее появилось время обдумать эту возможность, и вопрос быстро переключил ее собственное внимание полностью на Нармана.
   - Как я уже сказал, она носила рутинный характер, - повторил Нарман. - Тем не менее, подозреваю, что из некоторых пунктов, которые мы обсуждали, вполне возможно, что он может готов быть... более разумным, чем, возможно, предполагали вы и ваши советники. На самом деле, полагаю, что вполне вероятно, что он может быть открыт для возможности предоставления адмиралу Лок-Айленду и генералу Чермину передовой базы гораздо ближе к Корисанде, чем, скажем, Чисхолм.
   - Понимаю, - медленно произнес Кэйлеб. Он склонил голову набок, задумчиво рассматривая будущего тестя своего младшего брата. Затем он кивнул. - Я хотел бы получить более полную информацию о вашей предыдущей переписке, ваше высочество. Однако полагаю, что если предложенная вами возможность действительно существует, она может оказаться весьма ценной.
   Нарман ничего не сказал. Вместо этого он склонил голову в полупоклоне согласия.
   - Очень хорошо, - сказал тогда Кэйлеб с видом завершенности, положив ладони на стол совета и отодвинув от него свой стул. - Полагаю, на этом наши дела на сегодня завершены, джентльмены?
   Раздался общий гул согласия. Конечно, так было всегда, - подумал Мерлин и задался вопросом, что произойдет, если однажды один из советников Кэйлеба вместо этого не согласится с ним.
   - В таком случае, - продолжил император, - я попрошу вас всех извинить ее светлость и меня. У нас назначена встреча с выжившими в Фирейде. - Его рот на мгновение сжался, затем его ноздри раздулись, когда он встал, протягивая руку Шарлиэн, чтобы помочь ей подняться на ноги. - Я надеюсь, что они получат определенное утешение, узнав, что Делфирак и Фирейд скоро поймут ошибочность своего пути. Во всяком случае, я получу большое утешение, если скажу им об этом.
  
  
   ОКТЯБРЬ, Год Божий 892
  
   .I.
   Остров Хелен, залив Хауэлл, королевство Чарис
  
   Бриз поднял белые шапки над Кингз-Харбор, когда императрица Шарлиэн вышла на зубчатые стены цитадели. Это было самое впечатляющее зрелище, - подумала она, - глядя вниз на крошечные модели кораблей, стоящие на якоре на сверкающем на солнце голубом мраморе с белыми прожилками. Ветер был прохладным, энергичным избавлением от дневной жары, а флаги и транспаранты вдоль зубчатых стен танцевали и дико хлопали, как будто аплодируя сцене, раскинувшейся перед ней. Эдуирд Сихэмпер, с другой стороны, казался менее впечатленным захватывающим видом, чем испытывавшим облегчение от того факта, что здесь, на зубчатых стенах, она была в безопасности от любых притаившихся убийц.
   - На самом деле я не верю, что от тебя потребуется дорого продать свою жизнь, чтобы служить мне, Эдуирд, - сказала она мужчине, который провел свою жизнь, охраняя ее с тех пор, как она была маленькой девочкой.
   - При всем моем уважении, ваше величество, я тоже так не думаю. Во всяком случае, не сегодня.
   Она повернула голову, глядя на него с нежной улыбкой. Затем улыбка немного померкла, и она протянула руку и положила ее ему на плечо.
   - Ты все еще думаешь, что все это было ужасной ошибкой, Эдуирд? - спросила она, ее тихий голос почти затерялся в раскатах грома флагов, хлопающих на ветру.
   - Ваше величество, я никогда не должен был говорить что-либо...
   - Не говори глупостей, Эдуирд. - Она сжала его покрытую кольчугой руку. - Я не верю, что тебе действительно нужно было что-то говорить с тех пор, как мне было одиннадцать!
   Невольно рот стражника дрогнул в дрожащем подобии улыбки, и она рассмеялась.
   - Эдуирд, Эдуирд! - Она мягко потрясла его за руку. - Как жаль, что ты потратил так много времени, работая над своим бесстрастным лицом, когда единственный человек, которого ты действительно хочешь одурачить, может читать тебя, как книгу!
   - Ну, вряд ли я виноват, что вы всегда были умны слишком, а не только наполовину, ваше величество, - ответил он.
   - Да, это не так. И ты все еще не ответил на мой вопрос. Ты все еще думаешь, что все это было ужасной идеей?
   Сихэмпер мгновение смотрел на нее, затем повернулся, чтобы посмотреть на гавань. Нечасто он встречался с королевой - императрицей, болван ты этакий! - он поправил себя - оказавшись вот так наедине. Действительно, теперь у нее было еще меньше личной жизни, чем тогда, когда она была "всего лишь" королевой Чисхолма.
   - Ваше величество, - сказал он наконец, не отрывая взгляда от галеонов, стоящих на якоре так далеко под ними, - я не знаю. Должен признать, что император лучший человек - лучший муж для вас, - какого вы могли найти и как я надеялся когда-либо. Это хорошо, что вы нашли кого-то, кого, я думаю, вы действительно можете полюбить, и кто может любить вас в ответ. - Он посмотрел на нее в последний раз. - Если честно, немногие короли или королевы могут сказать это. Но является ли эта "империя Чарис" хорошей идеей или плохой идеей... Это больше, чем я могу сказать.
   - Знаешь, Эдуирд, это был только вопрос времени, - мягко сказала она. Настала ее очередь повернуться обратно к якорной стоянке, ее глаза расфокусировались, когда она смотрела в голубую даль залива Хауэлл, простиравшегося до алмазно-твердого горизонта за волнорезом гавани. - Чего бы я ни хотела, что бы я ни предпочла, приближался день, когда у меня не было бы другого выбора, кроме как самой бросить вызов совету викариев. Я всегда этого боялась. Когда Клинтан и остальные члены храмовой четверки решили уничтожить Чарис и использовать нас для этого, я поняла, что мои опасения оправдались.
   Сихэмпер сложил руки за спиной в позе "парадного отдыха", глядя на ее прямой, как меч, позвоночник.
   - А потом, каким-то образом, Чарис выжил. Не просто выжил, но и уничтожил флоты, посланные против нее... включая мой собственный. И пока я все еще задавалась вопросом, что мне делать, как Чисхолм и все, что мне дорого, могут каким-то образом найти способ выжить, Кэйлеб сделал мне предложение.
   Она покачала головой, глубоко вдыхая тропический воздух. Для ее северных чувств Чарис часто было невыносимо жарким, и солнечный свет нужно было испытать на себе, чтобы поверить. Она была рада, что целители посоветовали ей быть осторожной, подвергая себя этому воздействию, в результате которого один или два члена ее группы, включая Мейру Ливкис, которая была менее осторожна, испытали мучительные солнечные ожоги.
   Но все это было такой же частью экзотической красоты, которой очаровало ее королевство Кэйлеба, как круглогодичные свежие фрукты, кокосы, богатая и разнообразная кухня и живописные леса, ползущие по склонам чарисийских гор, как тропический зеленый мех. Все это так отличалось от всего, с чем она выросла, как в какой-то волшебной сказочной стране, и все же между чарисийцами и ее собственными чисхолмцами было так много общего. Различий, конечно, тоже. Возможно, их было даже больше, чем сходств. Но если различий было больше, то сходство было гораздо важнее, потому что под кожей, где жили их сердца и души, они были так похожи.
   - Ваше величество, герцог этого не одобряет, - очень тихо сказал Сихэмпер, когда молчание Шарлиэн затянулось, и она глубоко, печально вздохнула.
   - Да, он не одобряет, - призналась она.
   Холбрук-Холлоу совершенно ясно дал понять, что неуклонно выступает против ее брака с Кэйлебом и негодует по этому поводу. Возможно, не публично. Даже дядя королевы - или императрицы - должен был быть осторожен в том, чтобы публично оспаривать ее политику, и как бы сильно он ее не одобрял, по целому ряду причин он никогда бы не позволил себе открыто выразить несогласие. Но Шарлиэн знала. Как и большинство ее советников, и хотя он, возможно, и не высказывал открытого несогласия, его позиция совершенно ясно давала понять, что его главные симпатии принадлежат сторонникам Храма, а не Церкви Чариса. Это, к сожалению, становилось очевидным почти для всех.
   Включая Кэйлеба, - печально подумала она. - Ее муж никогда прямо не упоминал о чувствах ее дяди, но сам факт того, что он не упомянул о них, многое сказал такому проницательному человеку, как Шарлиэн.
   - Он также не единственный, - сказал Сихэмпер, наконец-то позволив себе озвучить хотя бы часть того, что его беспокоило. - Я не лорд, ваше величество, и вряд ли им стану. Видит Бог, я даже никогда не хотел быть офицером! Но я прикрывал вашу спину с тех пор, как вы были девочкой, и, возможно, я кое-чему научился на этом пути, хотел я того или нет. И в Чисхолме есть люди, которым ни капельки не нравится этот брак, эта новая "империя". И куда бы это ни привело, им тоже не понравится,.
   - Я знаю, что они есть. - Она сложила руки под грудью и повернулась к нему. - Хотя, думаю, их больше среди знати, чем среди простолюдинов.
   - При всем моем уважении, ваше величество, эти благородия беспокоят меня больше всего, - откровенно сказал Сихампер.
   - И, полагаю, это правильно. Видит бог, у нас гораздо больше шансов увидеть коварных аристократов, чем какой-либо спонтанный народный бунт. По крайней мере, против короны. Но даже если чисхолмцы не такие "наглые", как чарисийцы - пока! - они все еще гораздо менее нерешительны в проявлении своих чувств, чем подданные многих других королевств. Это то, что сам дядя Биртрим помог знати усвоить, и это нужно иметь в виду.
   Сихэмпер медленно кивнул, хотя выражение его лица все еще было обеспокоенным. В ее словах был смысл. Простые люди Чисхолма приняли близко к сердцу свою "девочку-королеву", когда умер ее отец. Тот факт, что королева-мать Эйлана пользовалась огромной популярностью, конечно, не повредил, но именно бесстрашие, которое они почувствовали в "простой девушке", на которую так неожиданно и внезапно опустилась корона, по-настоящему покорило их. И магия никогда не исчезала. Даже сейчас, когда он знал, что многие из них лелеяли сомнения по поводу ее открытого неповиновения Церкви, этот глубокий резервуар любви нес их с собой.
   Но даже у океана есть дно, - сказал он себе, пытаясь скрыть беспокойство, которое он испытывал, на лице.
   - Я просто... не в восторге от того, что так долго отсутствую дома, ваше величество, - сказал он.
   - Что? Не боишься фанатичных чарисийских убийц, преданных Церкви? - поддразнила она.
   - Что касается этого, то у меня меньше забот на этот счет, чем было до того, как мы прибыли, и это не ложь. - Он покачал головой, печально улыбаясь. - Я признаюсь в этом, ваше величество. Не знаю, как вы это делаете, но чарисийцы тоже едят у вас из рук!
   - Чепуха. - Настала ее очередь покачать головой, и она это сделала, гораздо более решительно, чем он. - О, не буду отрицать, что они приняли меня близко к сердцу, но, думаю, это имеет ко мне меньше отношения, чем к Кэйлебу. Они действительно любят его, ты же знаешь. Думаю, они были бы готовы приветствовать кого угодно, если бы думали, что это сделает его счастливым.
   - Да? - Сихэмпер сардонически изогнул бровь. - И тот факт, что прекрасная молодая суверенная королева другого королевства, за тысячи миль отсюда, решила сделать их ссору с Церковью своей, не имеет к этому никакого отношения?
   - Я этого не говорила.
   - Да, вы этого не сделали, - фыркнул Сихэмпер. - Тем не менее, я волнуюсь меньше, чем раньше, и это факт. Конечно, ничуть не повредит, что королевская - я имею в виду имперская - стража точно знает, какой ужасной катастрофой покажется Чарису то, если они позволят, чтобы с вами что-нибудь случилось! Вообще-то не думаю, что ваш народ дома воспринял бы это по-доброму.
   - Да, не думаю, что они бы поняли по-другому, - согласилась она с причудливой улыбкой.
   - И не без оснований, - прорычал Сихэмпер, и выражение его лица снова стало серьезным. Затем он склонил голову набок. - Тем не менее, - признал он, - не буду отрицать, что почувствовал облегчение, когда оценил их как следует.
   - Ты признаешь, что на тебя произвели впечатление чужие оруженосцы? - Она отступила назад, драматически прислонившись к зубцам стены для поддержки, прижав одну руку к сердцу, ее глаза расширились, и, несмотря на себя, он усмехнулся. Но он также укоризненно покачал головой, глядя на нее.
   - Это не повод для смеха, ваше величество, и вы хорошо это знаете. А если вы этого не сделали, то это сделает барон Грин-Маунтин! Хотите послушать, что сказал мне барон перед тем, как мы отправились в Теллесберг?
   - Пожалуй, нет. - Она поморщилась. - Я ожидаю, что он сказал мне много того же самого, если не так сильно. Хотя, знаешь, настоящей причиной, по которой он был таким... капризным, было мое решение оставить его дома в Черейте.
   - "Капризным", не так ли, ваше величество? - Сихампер снова фыркнул.
   - Среди прочего. Но в конце концов он также признал, что я была права. Мне пришлось оставить его, чтобы он присматривал за происходящим.
   - Что вы имеете в виду, ваше величество, - немного мрачно сказал Сихэмпер, - так это то, что он единственный человек, которому вы можете доверять, даже если он не попадается вам на глаза четыре или пять месяцев кряду.
   - Ну, да, - признала Шарлиэн.
   - Думаю, что это то, что беспокоит меня больше всего, ваше величество, - откровенно сказал Сихэмпер. - Я на самом деле не беспокоюсь о вашей безопасности здесь, в Чарисе. Если бы я был склонен оставаться таким, капитан Этроуз уже вылечил бы меня. В некотором смысле этот человек даже более впечатляющ, чем рассказы о нем. Но я беспокоюсь о том, что происходит в Чисхолме, пока мы здесь.
   - Честно говоря, это и меня больше всего беспокоит. - Она оглянулась на гавань. - Но это шанс, которым мы должны воспользоваться, и, по крайней мере, у меня есть мама и Марак, которые управятся за меня, пока я нахожусь в Чарисе. И, честно говоря, думаю, что Кэйлеб прав. Одному из нас первому придется провести время в королевстве другого, и, учитывая решения, которые должны быть приняты - и тот факт, что даже самый туповатый дворянин в Черейте должен знать, что в данный момент Чарис является военным стержнем - это должна быть я в Чарисе, а не он в Чисхолме.
   - Я знаю это, ваше величество. - Он немного удивил ее, отвесив поклон. - Только надеюсь, что вы правы насчет способности барона жонглировать всеми драконьими яйцами, которые мы оставили.
   - Я тоже, Эдуирд, - тихо сказала она, снова посмотрев на галеоны, стоящие на якоре далеко внизу. - Я тоже.
  
   * * *
   - Можно тебя на минутку, Мерлин?
   Услышав вопрос, Мерлин повернулся и оказался лицом к лицу с коммодором Симаунтом. Довольно дородный офицер - чем-то, - решил Мерлин, - напоминавший ему князя Нармана - держал под левой мышкой толстую папку, а правый рукав его форменной туники был густо испачкан меловой пылью, верный признак того, что он был в своем кабинете над главным пороховым складом цитадели, нацарапывая диаграммы, вопросы и заметки на его покрытых сланцем стенах.
   - Конечно, милорд. - Мерлин слегка поклонился, и Симаунт фыркнул.
   - За нами больше никто не наблюдает, - отметил он. Мерлин выпрямился и выгнул бровь, а Симаунт пожал плечами. - Ценю вашу любезность, сейджин Мерлин, но разве у нас с вами нет более важных дел, чем тратить наше время на поклоны и расшаркивание?
   - Вежливость, милорд, никогда не пропадает даром, - немного уклончиво ответил Мерлин.
   - Гладко сказано, сейджин, - усмехнулся Симаунт. Мерлин смотрел на него еще мгновение, затем сдался.
   - Очень хорошо, милорд. Что могу сделать для вас сегодня?
   - Так-то лучше! - Симаунт ухмыльнулся, затем вытащил папку из-под мышки и помахал ею перед носом Мерлина.
   - Я так понимаю, в папке что-то есть? - вежливо спросил Мерлин.
   - Да, есть. Это мои последние заметки по артиллерийскому проекту.
   - Понимаю. - Губы Мерлина дрогнули, и он подергал себя за навощенные усы. - Ах, и что же это за артиллерийский проект, милорд?
   - Все сразу! - нетерпеливо сказал Симаунт, и Мерлин покачал головой.
   Официальная причина визита Кэйлеба и Шарлиэн на остров Хелен заключалась в том, чтобы встретиться с Брайаном Лок-Айлендом, генералом Чермином, их старшими офицерами и их штабами, чтобы доработать свои планы вторжения в Корисанду и официально привести этот проект в действие. Или, скорее, обсудить изменения, которые потребуют эти планы после резни в Фирейде, о чем уже стало известно. В течение довольно долгого времени они не смогут брать никаких абордажных войск, после того, как карательной экспедиции адмирала Рок-Пойнта был отдан приоритет над всем остальным, и в некотором смысле это было хорошо. Во всяком случае, это дало им больше времени, чтобы справиться с неизбежной неразберихой в последнюю минуту.
   Однако истинная причина поездки на остров Хелен во многих отношениях заключалась в том, что Шарлиэн хотела увидеть место, откуда вышло так много инноваций, которые помогли Чарису выжить. И потом, конечно, был тот факт, что Кэйлеб никогда не стеснялся ухватиться за любую возможность выбраться из дворца.
   Фактически встречи с Лок-Айлендом, Чермином и их офицерами прошли более гладко, чем позволял себе надеяться Мерлин. Никто в Чарисе (или где-либо еще на Сэйфхолде) никогда не пытался перебросить пятидесятитысячную армию вторжения через тысячи и тысячи миль морской воды. С другой стороны, королевский чарисийский флот накопил огромный опыт, когда дело касалось чисто военно-морской логистики. Навязанная Фирейдом неизбежная задержка также помогла. Это не только дало им больше времени, чтобы закончить изготовление оружия сил вторжения - от кремневых ружей до нагрудников, седел и уздечек, полевой артиллерии Симаунта, - но и дало планировщикам вторжения дополнительное время, чтобы снова и снова пересматривать свои расчеты (используя новые арабские цифры и счеты, которые Мерлин ввел через королевский колледж). В результате по тщательности планирования они превзошли любую военную операцию, в которой когда-либо участвовала Нимуэ Элбан, включая операцию "Ковчег".
   Конечно, это не гарантирует, что планы сработают, - размышлял он. - Но, по крайней мере, если это случится, то не потому, что не было времени расставить все точки над i и перечеркнуть все черточки над t!
   Из-за этого вся конкретная серия встреч во многих отношениях была почти формальностью. Но они были полезной формальностью, особенно когда речь шла о том, чтобы полностью ввести Шарлиэн в курс дела. Одно это, по мнению Мерлина, сделало бы поездку стоящей того.
   И я бы хотел, чтобы Братья оторвались от своего коллективного... грошика и решили, что мы можем полностью ввести ее внутрь! Черт возьми, эта женщина даже умнее, чем я думал! Нам нужны ее мозги, и нам нужна ее проницательность, и все это нужно нам сейчас, а не через четыре или пять чертовых лет!
   На его лице не отразилось ни малейшего признака разочарования, и он снова напомнил себе, что Шарлиэн была императрицей Чариса меньше месяца. Иногда это было трудно вспомнить, учитывая, насколько полно она участвовала в планировании и проектах, которые Кэйлеб уже запустил в действие. Некоторые из ее предложений, особенно на дипломатическом фронте, привели к значительным улучшениям, и Кэйлеб обнаружил, что она, вероятно, была лучшим собеседником, который у него когда-либо был. Что, конечно, только усилило его собственное разочарование осторожностью Братьев Сент-Жерно.
   Я бы сказал, их ледниковой осторожностью, за исключением того, что никто в Чарисе никогда на самом деле не видел ледника, - едко подумал Мерлин, затем мысленно встряхнулся и вернул свое внимание к Симаунту.
   - Все они занимают довольно много места, милорд, - указал он. - Не могли бы мы быть немного более конкретными?
   - Ну, хорошо, - сказал Симаунт. - Вы хотите обсудить их здесь, в коридоре, или нам лучше пройти в мой кабинет?
  
   * * *
   Мерлин заметил, что стены кабинета Симаунта действительно были усеяны свежими диаграммами. Некоторые из них были довольно интересными. Было очевидно, что Симаунт сосредоточился на способах разработки разрывных снарядов для гладкоствольных артиллерийских орудий, что имело смысл, учитывая количество таких орудий, уже находящихся на вооружении. Не говоря уже о том незначительном факте, что нигде в мире на вооружении не было нарезных артиллерийских орудий.
   - Самая большая проблема с разрывными снарядами - я подумываю о том, чтобы назвать их "снарядами", поскольку они в основном представляют собой полые гильзы, наполненные порохом, - заключается в том, чтобы заставить их взрываться, когда и где они должны, - сказал барон.
   - Да? - подбодрил Мерлин нейтральным тоном, тщательно подобранным, чтобы поддразнить Симаунта. Чарисиец тоже это знал, и его глаза заблестели.
   - Ну, есть одна небольшая трудность, - сказал он. - Проще говоря, им нужен взрыватель. Я полагаю, что одной из возможностей было бы использовать короткоствольное оружие - что-то еще более короткое, чем карронада, которое, вероятно, могло бы выбрасывать снаряды так же, как катапульта выбрасывает камни. В любом случае, что-нибудь со стволом, достаточно коротким, чтобы один из стрелков мог дотянуться до него и поджечь запал на гильзе после того, как она будет заряжена в пушку. Конечно, полагаю, что большинству людей было бы немного неприятно подносить зажженный фитиль к гильзе внутри орудия, которое может выбрать именно этот момент для выстрела. - Барон покачал головой. - Подозреваю, что ожидание взрыва может быть немного тяжелым для нервов.
   - Я вижу это, - согласился Мерлин, мужественно сопротивляясь сильному искушению улыбнуться.
   - Я зашел так далеко, - продолжил Симаунт более серьезно, - когда мне пришло в голову, что нет необходимости поджигать фитиль вручную, если я могу использовать дульную вспышку орудия для выполнения той же работы, поэтому я начал пытаться придумать взрыватель, который мог бы быть "самовоспламеняющимся" и обеспечивать достаточно надежное и стабильное время горения. Я пробовал медленный фитиль и быстрый фитиль, а также другие подходы. Тот, который, по-видимому, работает лучше всего, по крайней мере, в пробах, - это полая деревянная вставка, заполненная мелкозернистым порохом. Наконец-то нам удалось создать состав, который действительно горит с предсказуемой и надежной скоростью, а используя довольно тонкостенную вставку, мы можем выбирать разное время горения. Мы обнаружили, что если разметить внешнюю часть вставки с шагом и пробить в ней отверстие так, чтобы пороховой заряд взрывателя воспламенялся в другой точке канала взрывателя, можно регулировать интервал между выстрелом и взрывом снаряда с удивительной степенью точности.
   В этом случае Мерлин знал, что "мы" на самом деле означало "я", и он скрестил руки на груди, позволив своему собственному выражению лица соответствовать возросшей серьезности чарисийца.
   - Понимаю, где это было бы трудно, - сказал он. - Однако из того, что вы уже сказали, подозреваю, что настоящая проблема не в этом.
   - Да, это так, - сказал Симаунт с тем, что Мерлин распознал как огромную сдержанность. - Проблема, сейджин Мерлин, в том, что не имеет значения, насколько надежно может быть рассчитан проклятый запал, если метательный заряд сам взрывает этот запал в гильзе и делает это внутри пушки!
   - О! - Мерлин кивнул, снова дергая себя за усы. Он нахмурился в явном раздумье, хотя и не думал о том, кем именно его мог считать Симаунт. Трудность заключалась не столько в решении проблемы Симаунта, сколько в том, чтобы избежать ее слишком быстрого решения.
   - Позвольте мне посмотреть, правильно ли я понял, - сказал он через несколько секунд. - Вы не хотите, чтобы наводчику приходилось физически поджигать запал на этих ваших "снарядах" для каждого выстрела, поэтому вы разработали такой, который воспламеняется от вспышки метательного заряда. И из того, что вы говорите, взрыватель, который вы придумали, позволяет вам определять время с достаточно точной надежностью ... когда он вообще работает. Но когда порох внутри пушки взрывается, запал оказывается слабым местом в стенке снаряда, и он срабатывает преждевременно?
   - В принципе, да. - Симаунт пожал плечами. - В течение довольно долгого времени я не был уверен, разрушается ли стенка снаряда вокруг запала, или сам запал просто вдувается внутрь нее. Я подозревал, что это было последнее, но поскольку ни у кого раньше не было опыта работы с такого рода снарядами, я не мог исключить возможность того, что снаряды, которые я разработал, просто имели слишком тонкие стенки, чтобы выдержать удар при стрельбе. Не было никакого реального способа определить, что осталось после взрыва снаряда, поэтому я попробовал выпустить пару сотен снарядов с твердыми пробками вместо запалов. Частота преждевременных взрывов значительно снизилась, но они все еще происходили, поэтому я сел и некоторое время думал об этом.
   - В конце концов, я понял, что, по крайней мере, часть происходящего заключалась в том, что при выстреле пороховая начинка перемещалась внутри полости снаряда, и выделяющееся тепло от трения вызывало преждевременную детонацию. Поэтому я попытался стабилизировать заряды, залив горячую смолу, чтобы удержать все на месте. Я должен был быть осторожен, чтобы сохранить открытый канал для вспышки взрывателя, чтобы она достигла основного заряда, но это было не слишком сложно.
   - После того, как я начал использовать смолу, у нас больше не было преждевременных детонаций... пока мы придерживались твердых пробок, вместо того, чтобы использовать запалы. Это казалось довольно убедительным доказательством того, что стенка оболочек была достаточно прочной, но я хотел быть уверенным. Итак, я наполнил несколько дюжин снарядов мукой вместо пороха, вставил в них запалы и выпустил их на мелководье, где их могли найти водолазы. Когда я осмотрел их, было очевидно, что сам запал - или, во всяком случае, его количество, достаточное для детонации начинки, - вбивался в оболочку, но ее стенки не трескались под давлением при выстреле, что подтвердило мои подозрения о причине.
   Он на мгновение сделал паузу, выражение его лица было как у человека, разрывающегося между удовлетворением от того, что, по крайней мере, часть его придумок оказалась работоспособной и что он разработал метод для доказательства этого, с одной стороны, и разочарованием из-за своей неспособности исправить ту часть конструкции, которая оказалась недействующей, с другой стороны.
   - Конечно, это случается не каждый раз, - сказал он тогда. - Но это случается часто, и заставить артиллеристов принять что-то новомодное будет достаточно сложно, даже если они не боятся, что каждый снаряд взорвется либо внутри орудия, либо в тот момент, когда он выйдет из дула. Знаете, просто им немного трудно чувствовать себя живыми и счастливыми из-за чего-то, что, скорее всего, убьет их.
   - Ну, да, это понятно, я полагаю. - Мерлин слегка улыбнулся. Затем он снова подергал себя за усы, его улыбка превратилась в хмурый взгляд, когда он задумался.
   - Скажите мне, - сказал он наконец, - из только что сказанного вами следует, как будто вы заряжали оружие с запалом, плотно прижатым к метательному заряду.
   Симаунт кивнул, и Мерлин приподнял одну бровь.
   - А вы не рассматривали возможность заряжать свой "снаряд" так, чтобы запал был направлен в сторону от метательного заряда?
   - Что? - нахмурился Симаунт.
   - Я спросил, не могли бы вы...
   - Одну минуту! - поднятая рука Симаунта остановила его, и глаза коренастого коммодора сузились, когда он действительно напряженно и яростно думал. Затем он начал кивать. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.
   - Конечно! Я должен был сам об этом подумать! Вспышка от метательного заряда распространяется по всему периметру снаряда, не так ли?
   - Во всяком случае, я бы так подумал, - согласился Мерлин.
   - Конечно, это так! И если он пронесется вокруг и подожжет запал спереди, вместо того, чтобы вбить его в полость снаряда сзади...
   Симаунт подошел к одной из покрытых шифером стен, схватил кусок мела и начал делать заметки для себя. Он перечитал их, нетерпеливо покачал головой, стер одну строчку и сделал мелом поправку, затем кивнул и оглянулся через плечо на Мерлина.
   - Ты очень полезный парень, которого стоит приглашать в гости, сейджин Мерлин, - сухо сказал он. - Каким-то образом тебе всегда удается указать мне правильное направление, не так ли?
   - Пытаюсь, - пробормотал Мерлин.
   - О, это определенно так, - согласился Симаунт.
   - Есть ли что-нибудь еще, в чем я мог бы вам помочь, милорд? - спросил Мерлин, стараясь говорить так тихо, как будто он менял тему, насколько это было возможно.
   - На самом деле, есть еще две проблемы, по которым я хотел бы узнать ваше мнение.
   - Конечно, милорд.
   - Обе они имеют отношение к новым нарезным орудиям, - начал Симаунт. - Я испробовал несколько подходов к тому, чтобы заставить их снаряды проходить по нарезам. Один из них, который казался многообещающим, заключался в оболочке снаряда из мягкого металла, такого как свинец, который можно было бы вдавливать в нарезы, как мы это сделали с новыми винтовочными пулями. К сожалению, свинец продолжает отрываться, и снаряды не проходят нарезку последовательно.
   - Один из моих сообразительных молодых помощников предложил, что мы могли бы нарезать канал ствола пушки наподобие спирали, чтобы он сам закручивался. Не круглое отверстие, как вы понимаете, а что-то более трапециевидное, которое закручивается вокруг собственной центральной оси, чтобы заставить снаряд вращаться, вообще без собственных нарезов. Честно говоря, думаю, что это, вероятно, сработало бы, но меня беспокоит эрозия ствола. Вот почему я по-прежнему убежден, что какая-то форма нарезов с канавками - это решение; вопрос лишь в том, чтобы выяснить, как заставить ядро физически взаимодействовать с канавками.
   - До сих пор самая многообещающая вещь, которую я пробовал, - это отливать ядро с металлическими шипами. - Мел затрещал, как взрыв стаккато, когда он постучал по одной из диаграмм на стене. - Как вы можете видеть, идея заключается в том, что, когда артиллеристы вставляют ядро в дуло, они зацепляют нарезы шипами. Затем оно падает к казенной части, вращаясь по ходу движения, пока не упрется в метательный заряд. При выстреле шипы следуют по пазам, что придает ядру быстрое вращение, и оно летит к своей цели.
   Он отвернулся от стены, чтобы свирепо улыбнуться Мерлину, и Мерлин улыбнулся в ответ.
   - Проблема вот в чем, - продолжил Симаунт, его улыбка слегка поблекла. - Во-первых, как мы и ожидали с самого начала, бронза слишком мягкая, особенно при использовании системы шипов и канавок. Внутренности стволов просто разлетаются в клочья всего после нескольких выстрелов. Во-вторых, я уже обнаружил, что даже при использовании метода "шипы и канавки" давление в стволе опасно возрастает.
   - Что вы имеете в виду, "даже с подходом "шипы и канавки"?
   - Я ожидал, что давление в стволе резко возрастет, когда я попробовал систему свинцового покрытия. В конце концов, такое ядро герметизирует канал ствола намного тщательнее, так что повышение давления было неизбежно, точно так же, как оно повысилось в винтовках, когда мы начали использовать в них пули с полым основанием. Но я бы предпочел надеяться, что достаточное количество пороховых газов сможет выйти вокруг ядра, диаметр которого меньше диаметра канала ствола, используя систему шипов. Что, кстати, - добавил он в скобках, - является одной из причин, по которой я злюсь на себя за то, что не понял, что те же самые газы могут воспламенить запал, проходя мимо ядра. В любом случае, я надеялся, что расстояние между корпусом снаряда и стенкой канала позволит газам выйти наружу и снизить давление.
   - Я понимаю это, - признал Мерлин.
   - Ну, полагаю, по крайней мере, некоторая часть газов делает именно это, - сказал ему Симаунт. - К сожалению, не думаю, что их достаточно. И есть еще один фактор, о котором я поначалу не задумывался. Снаряды, которые мы разрабатываем для существующих гладкоствольных орудий, имеют тот же калибр, что и ядра, которыми они уже стреляют, и поскольку они наполнены порохом, а не сплошным металлом, снаряды на самом деле легче, чем ядро, для которого изначально были испытаны орудия. Но в нарезном орудии ядро не обязательно должно быть круглым. На самом деле, нам совсем не нужно сферическое ядро. Поскольку с нарезами более эффективно взаимодействует более цилиндрическая форма, в любом случае, в итоге вы получаете удлиненный снаряд. Для взрывающегося снаряда это даст мне большую внутреннюю полость, что означает возможность упаковать больше взрывчатого вещества, а тот факт, что он полый, будет действовать в сторону роста его массы, по крайней мере, до некоторой степени. Однако для сплошного ядра его масса возрастает очень резко, и даже с пороховой начинкой правильно сконструированный снаряд, достаточно прочный, чтобы выдержать удар при стрельбе без разрушения, будет иметь достаточно толстые стенки полости, чтобы он весил больше, чем ядро для того же орудия. И эта большая масса означает, что орудию приходится работать усерднее, чтобы выбрасывать снаряды с той же скоростью, с которой оно выбрасывает ядро, а это также повышает давление в канале ствола.
   - Хорошо, - сказал Мерлин, кивая, чтобы показать, что он все понял.
   - Мы можем отливать чугунные пушки, а затем нарезать в них канавки, - сказал Симаунт. - С другой стороны, у нас уже есть сотни - на самом деле тысячи - новых бронзовых пушек - Я уверен, что мы могли бы найти что-то еще, что можно было бы сделать со всей этой бронзой, но, кажется, ужасно жаль, что после того, как мы потратили столько усилий на их отливку, их просто выбрасывают - я имею в виду, как артиллерийские орудия. Это одна из проблем. Другая проблема, честно говоря, заключается в том, что чугун намного более хрупкий, чем бронза. Я не уверен, что это будет соответствовать нагрузкам, которые возникнут, когда мы начнем отливать крупнокалиберные нарезные орудия. Не без того, чтобы не разорваться на поистине огромные куски - вероятно, по крайней мере, такие же большие, как у прежнего "великого рокового кита".
   Который, - размышлял Мерлин, - весил почти шесть тонн.
   - Но что бы вы использовали вместо этого? - спросил он вслух.
   - В данный момент я думаю в терминах кованого железа, - ответил Симаунт, к большому удивлению Мерлина. - Это будет дорого - даже дороже, чем бронза, - но мастер Хаусмин говорит, что его мастера по железу справятся с этой задачей. Думаю, что он, вероятно, прав в этом, но производство надежных орудийных стволов из кованого железа также обойдется дорого с точки зрения времени изготовления.
   Мерлин снова кивнул. Он не был удивлен трудностями, с которыми столкнулся Симаунт. Действительно, если он вообще был удивлен, так это тем, как быстро чарисиец добрался до них. Что было глупо с его стороны, - подумал он. - Если сэр Алфрид Хиндрик что-то и продемонстрировал, так это то, что его ум был таким же быстрым и сосредоточенным, как у князя Нармана, хотя и в совершенно разных направлениях.
   Проблема, как только что указал Симаунт, заключалась в том, что чугун был хрупким. Для культуры, где была неизвестна энергия пара, технологии литейного производства в Сэйфхолде были удивительно развитыми, но они все еще сильно не дотягивали до массового производства стали. Сама технология была в пределах их досягаемости, но перед ней все еще оставались препятствия, которые необходимо было преодолеть.
   Помог тот факт, что литейные заводы Сэйфхолда веками использовали водяные колеса, но только в последние несколько десятилетий такие люди, как Эдуирд Хаусмин и его "механики", начали применять энергию к процессу в более широком смысле. Первоначально единственной истинной функцией водяных колес было приведение в действие воздуходувок для повышения температуры в доменных печах Сэйфхолда и отделочных цехах. Процессы превращения доменного чугуна в кованое железо и сталь были развиты не больше, чем, возможно, в Европе в 1700 году.
   Хаусмин был одним из пионеров - все они находились прямо здесь, в Чарисе, - который выступал за замену древесного угля коксом, получаемым из щедрых запасов угля в королевстве. Он также взял на себя ведущую роль в разработке так называемого "процесса пудлингования" в терминах Старой Земли, в результате чего на его литейных заводах производство кованого железа - на самом деле, очень высококачественного - было в несколько раз выше, чем на любых других литейных заводах Сэйфхолда. Но даже при том, что это было правдой, кованое железо все равно было дороже, чем чугун, в первую очередь из-за большего количества труда, процессов и времени, затрачиваемых на его изготовление.
   В нынешних относительно грубых техниках Хаусмина было много возможностей для совершенствования, но то, что он делал до сих пор, на самом деле не требовало одобрения Церкви, поскольку оно было полностью основано на новых применениях техник, которые уже были одобрены. С другой стороны, все они были в основном эмпирическими. Они были разработаны людьми с многолетним практическим опытом ковки железа и стали, но без теоретического понимания того, почему работали усовершенствования, которые они придумали. Любые систематические усилия по изменению нынешних возможностей Хаусмина потребовали бы развития этого теоретического понимания, и это стало бы проблемой перед лицом Запретов Джво-дженг.
   Однако суть текущей проблемы Симаунта заключалась в том, что единственными материалами артиллерийских стволов были бронза, чугун и кованое железо. Бронза была отличным материалом для гладкоствольных дульнозарядных орудий, но, как только что пожаловался Симаунт, она была дорогой и слишком мягкой, чтобы долго выдерживать нагрузку нарезов. Чугун был относительно дешевым, и литейные технологии для работы с ним были хорошо известны, но даже при использовании литья в песчаные формы для уменьшения пористости чугунные орудия были гораздо более хрупкими, чем бронзовые, и, вероятно, могли треснуть или лопнуть под воздействием ожидаемого Симаунтом давления в стволе. Что на самом деле оставляло только кованое железо. Если Эдуирд Хаусмин сказал, что его литейные цеха могут производить необходимые орудия из кованого железа, Мерлин не сомневался, что они смогут, но Симаунт был прав, что они не будут дешевыми.
   - Хорошо, - сказал он наконец, - у меня есть пара мыслей.
   - Во-первых, что касается существующих орудий и давления в канале ствола. Если я вас правильно понимаю, вы говорите, что если мы готовы принять меньшую скорость снаряда, то, вероятно, могли бы поддерживать давление в допустимых пределах для существующих орудийных стволов, даже при более тяжелом снаряде. Это в значительной степени верно?
   Симаунт кивнул, и Мерлин пожал плечами.
   - В таком случае, почему бы вам не спросить мастера Хаусмина, возможно ли изготовить относительно тонкостенную нарезную трубку из кованого железа, похожую на внутреннюю гильзу, которую мы могли бы вставить в канал ствола существующего гладкоствольного оружия? Я думаю, что если бы мы сделали это и прочно закрепили его на дульном срезе, вероятно, нарезав резьбу снаружи дульного среза и буквально прикрутив его передний конец на место, а затем выпустили довольно мощный заряд из орудия, разве это не расширило бы внутреннюю гильзу и более или менее приварило ее на место в качестве постоянной облицовки, которая защитит бронзу от эрозии отверстий?
   - Я... не знаю, - медленно произнес Симаунт. - Похоже, в этом должен быть смысл. Во всяком случае, это определенно то, о чем стоит спросить Хаусмина.
   Мел загремел, когда он делал дополнительные пометки. Он отступил, чтобы прочесть их, и задумчиво нахмурился.
   - Прочность существующих орудийных стволов по-прежнему будет ограничивать массу и скорость ядра, - сказал он. - Ты прав насчет этого. Но, я думаю, у нас достаточно запаса, чтобы справиться с более тяжелыми снарядами, чем те, которыми сейчас стреляют пушки. А повышение точности, не говоря уже об использовании взрывчатого наполнителя, сделало бы эту идею более чем стоящей, если мы сможем выяснить, как это сделать.
   - Я тоже так подумал, - согласился Мерлин. - С другой стороны, у меня была другая мысль, когда вы говорили о том, почему кованое железо лучше чугуна.
   - А? - Симаунт отвернулся от грифельной стены, приподняв брови.
   - Да. Вы сказали, что чугун слишком хрупок, чтобы выдержать ожидаемое давление в стволе.
   Симаунт кивнул, чуть нетерпеливо, и Мерлин пожал плечами.
   - Ну, мне пришло в голову, что, хотя вы правы, кованое железо менее хрупкое, это может быть не единственным способом получить прочность, которую вы ищете.
   Симаунт выглядел озадаченным, и Мерлин взмахнул рукой, как человек, пытающийся подобрать нужное слово из воздуха.
   - Я хочу сказать, что вы мыслите в терминах сплошной массы металла, достаточно прочной, чтобы выдержать выстрел ваших новых нарезных артиллерийских орудий.
   - Конечно, это так. Ты же не предлагаешь нам сделать их из дерева, не так ли?
   - Не совсем. - Мерлин усмехнулся резкости, которая просочилась в тон Симаунта. - Мне пришло в голову, что, возможно, мастеру Хаусмину следует рассмотреть другой подход. Что, если вместо того, чтобы пытаться отлить пушку как единый массивный кусок металла, а затем просверлить и нарезать канал ствола, он использовал бы относительно тонкую трубу из кованого железа, подобную "гильзе", о которой мы говорили несколько минут назад? Но вместо того, чтобы воткнуть его в существующую бронзовую пушечную трубку и расширить ее, что произойдет, если вместо этого он очень плотно обернет ее проволокой?
   Симаунт открыл рот, как бы автоматически отвергая эту идею, затем замер. Его глаза расширились от внезапной догадки.
   - Вы хотите сказать, что мы могли бы обернуть арматуру вокруг довольно легкой трубки, - медленно произнес он. - Я не вижу никаких причин, по которым это не могло бы сработать, если бы мы завернули ее достаточно плотно и толсто.
   - Я бы подумал, что проволочная обмотка была бы намного менее хрупкой, чем чугун или даже кованое железо, - согласился Мерлин. - Конечно, тонкая проволока склонна изгибаться и растягиваться без растрескивания или разрыва, как это может быть с твердым металлом при тех же давлениях.
   - Не только это, - сказал Симаунт с нарастающим энтузиазмом, - но вам не придется задаваться вопросом, есть ли недостатки, как это происходит с железом. Вы могли бы исследовать каждый дюйм проволоки по отдельности, прежде чем она попадет на орудие!
   - Да, вы бы так и сделали. - Одобрительное удивление Мерлина вовсе не было притворным. И снова проворный мозг Симаунта прыгнул вперед, как только ему указали на возможности.
   - Не знаю, практично ли это, по крайней мере, с существующим оборудованием мастера Хаусмина, - сказал чарисиец, почти подпрыгивая на цыпочках, пока его разум проносился через перспективу возможностей и сопутствующие производственные проблемы, которые придется преодолеть. - Во-первых, мы бы говорили о большом количестве проволоки, и я понятия не имею, какова может быть его способность к ее вытягиванию. И я совершенно уверен, что она должна быть обернута очень туго, туже, чем мы можем сделать с помощью мышечной силы, что потребует от его механиков выяснить, как это сделать, используя силу воды. Однако, если они не могут сделать это с тем, что у них есть сейчас, я уверен, что они могут придумать, как построить все, что им нужно, чтобы построить все это и выполнить как надо!
   Он повернулся обратно к стене из грифельной доски, стуча мелом, когда яростно писал. Затем он так же быстро повернулся к Мерлину, указывая на него куском мела.
   - Я ни на минуту не верю, что ты "просто так" подумал об этом, сейджин Мерлин. - Это могло бы звучать как обвинение, но это было не так. - С другой стороны, сегодня я больше не собираюсь задавать никаких вопросов. У меня такое странное ощущение, что, если бы я это сделал, мы бы оказались втянутыми в объяснения, которые ты действительно предпочел бы не давать.
   Мерлину удалось сохранить выражение своего лица под контролем. Это был не первый случай, когда один из комментариев Симаунта двигался в данном направлении, но этот был более откровенным, чем большинство, и он решил не упоминать третью проблему, с которой маленький коммодор собирался столкнуться в нарезных орудиях. Система запалов, которую он разработал для своих гладкоствольных снарядов, будет работать просто отлично, используя вспышку для первоначального воспламенения. Но прикрепление такой конструкции взрывателя к носику нарезного снаряда, вероятно, оказалось бы более проблематичным. Поскольку нарезной снаряд всегда должен был приземлиться носом вперед, установленный в носу взрыватель, как правило, был бы раздавлен при ударе или же загнан обратно в снаряд. В первом случае снаряд, вероятно, вообще не сдетонировал бы; во втором случае он сдетонировал бы мгновенно, прежде чем успел бы достаточно глубоко проникнуть в цель.
   Я просто позволю вам самому справиться с этой маленькой трудностью, милорд, - сухо подумал он. - Уверен, что это придет вам в голову достаточно скоро. Вероятно, это не принесет особой пользы, но я могу, по крайней мере, притвориться, что у меня нет ответов на все вопросы. Кроме того, я хочу посмотреть, как вы подходите к проблеме. В одном я уверен - это будет интересно.
   - Не волнуйся, Мерлин, - продолжил Симаунт, его глаза заблестели, как будто он только что прочитал мысли Мерлина. - Я обещаю быть хорошим. Но мне будет интересно посмотреть, как Хаусмин отреагирует на "мои" предложения о том, как подойти к этому вопросу. Вы понимаете, что собираетесь запустить еще один раунд "адских инноваций", не так ли?
   - Эта мысль даже не приходила мне в голову, - сказал Мерлин с огромной - и совершенно фальшивой - искренностью.
   - О, конечно, этого не произошло! - Симаунт усмехнулся, покачал головой и вернулся к своим записям мелом. - Я рад, что отец Пейтир вернулся к архиепископу Мейкелу, потому что это будет по крайней мере так же огорчительно для некоторых людей, о которых я мог бы подумать, как и первая партия улучшений артиллерии.
   О, я надеюсь на это, сэр Алфрид, - подумал Мерлин, наблюдая, как коммодор углубляется в свои записи. - Я очень на это надеюсь!
  
   .II.
   Галеон "Рэптор", Южный океан
  
   Ларис Шейкир, первый после Бога на галеоне "Рэптор", оторвался от разговора с Халом Урбаном, своим первым помощником, когда раздался новый пушечный залп, похожий на раскаты грома самого Лэнгхорна. Шхуна "Слэш лизард" снова неслась с наветренной стороны, нанося удары по флагманскому кораблю сопровождения конвоя, и Шейкир раздраженно покачал головой. Искалеченная галера осталась далеко за кормой остального конвоя, ползя на немногих оставшихся веслах, в то время как из ее насосов била белая вода - явное доказательство повреждений ниже ватерлинии.
   - Подайте сигнал на "Слэш лизард", чтобы он прекратил обстрел! - резко сказал Шейкир своему сигнальному отряду.
   - Есть, сэр, - подтвердил старший связист, и Шейкир оглянулся на Урбана.
   - Мы всегда можем прикончить ее позже, при условии, что до этого она просто не утонет сама по себе, - прорычал он.
   - Да, сэр. - Урбан кивнул, затем криво ухмыльнулся. - Думаю, что некоторые из наших шкиперов начинают забывать, чтобы мыслить как каперы!
   - Тогда им лучше напомнить. - Шейкир покачал головой. - Я так же полон решимости выполнять указания короля - я имею в виду, императора - как и любой другой человек. Но во всем есть причина, Хал. И даже если бы я вообще не беспокоился о деньгах, тратить время на атаки на галеры, которые уже повреждены, - это лучший способ, который я могу придумать, чтобы упустить настоящие призы!
   Урбан кивнул, и они вдвоем вернулись к созерцанию убегающих перед ними галеонов... и трех делфиракских военных галер, которые все еще были более или менее целы и отчаянно пытались прикрыть отход торговых судов.
   Они бесстрашны, эти капитаны, - признал про себя Шейкир, сердито глядя на оставшиеся галеры. - Они уже видели, что случилось с остальной частью эскорта, и все еще пытаются удержать нас.
   При нынешних условиях относительно слабого ветра эти галеры могли бы показать большинству атакующих чарисийских каперов пару чистых пяток, если бы они решили сбежать. Некоторые из более быстрых шхун, таких как "Слэш лизард" или "Фист оф Чарис", вероятно, в любом случае смогли бы догнать их, но более крупные и медленные галеоны, такие как "Рэптор", никогда не могли надеяться на это.
   К счастью, делфиракские галеоны, которые были тем, чего действительно хотели каперы, были значительно медленнее и менее устойчивы к погодным условиям, чем "Рэптор" или три других галеона Шейкира. С их старомодными планами парусов и высокими надводными бортами они с таким же успехом могли быть плавучими якорями для галер. Вся храбрость в мире не смогла бы изменить того, что должно было случиться с этим конвоем, и командиры галер должны были это знать, но все же они упрямо оставались между каперами и их добычей.
   "Уор хаммер", ведущий галеон "эскадры" Шейкира, был уже достаточно близко, чтобы своими передними погонными орудиями начать атаку на самую заднюю из оставшихся галер. Еще двадцать или тридцать минут, и он сможет достать огнем и галеоны. А шхуны "Уиндкрест" и "Си кисс" уже обогнали торговые суда, держась с наветренной стороны от галер сопровождения и вне досягаемости их бортовых орудий. На самом деле, "Уиндкрест" уже отклонялся, держа курс на перехват ведущего делфиракского галеона, и галеры ничего не могли с этим поделать.
   Из панорамы, - размышлял Шейкир, - получилась бы великолепная картина. Хотя он никогда не проходил формального обучения, у него была личная страсть к холсту и масляным краскам, и задний уголок его сознания был занят записью всех деталей на будущее. Зелень океанской воды, постепенно переходящая в более глубокий и темный кобальт по мере того, как она простиралась к горизонту. Высокие белые облака, плывущие, как бесконечно высокие, бесконечно огромные галеоны, по еще более глубокому синему морю. Солнечный свет, падающий вниз, отражается в зелено-голубом зеркале воды, касается грязно-белых струй порохового дыма, поблескивает на шлемах, наконечниках копий, мечах и абордажных топорах. Сложные узоры из выветренной парусины, вант и теней от ветра, а также длинные паучьи ноги галер, взбаламучивающие море до пены, когда гребцы яростно тянут весла. Чистое визуальное воздействие подобных моментов затронуло что-то глубоко внутри Лариса Шейкира.
   Но какой бы впечатляющей ни была панорама, нужно было учитывать и практические моменты, и он улыбнулся с холодным удовлетворением, когда ядра "Уор хаммера" начали врезаться в легко построенную галеру. Даже без подзорной трубы он мог видеть, как весла правого борта галеры замахали во внезапном замешательстве, когда чарисийский огонь начал охватывать палубу корабля. Более близкий гром артиллерии галеона поглотил отдаленный звук орудий "Уиндкреста", но внезапный столб порохового дыма, поднявшийся над шхуной, сказал ему, что она также приблизилась к своей цели по крайней мере на предельную дистанцию.
   А может, и нет, - сказал он себе. - Мы не хотим разбивать больше яиц, чем нужно, поэтому она может просто захотеть демонстративно намекнуть, что ублюдкам пришло время остановиться, прежде чем они окажутся на дистанции поражения.
   Честно говоря, Лариса Шейкира это вполне устраивало. Он был так же взбешен, как и все остальные, резней в Фирейде, но он также был прагматичным бизнесменом... и пятнадцатипроцентным акционером "Рэптора". Месть за хладнокровное убийство была прекрасной вещью, и он не стал бы притворяться, даже перед самим собой, что это не совсем то, чего он хотел. Но возмездие уже было на пути к Фирейду в лице адмирала Рок-Айленда и его флота. Он прибудет достаточно скоро, а им пока еще нужно было оплачивать счета.
   Цель "Уор хаммера" начала отставать за кормой своих спутников, поскольку ее весла барахтались во все большей и большей неразберихе. Это была одна из проблем галер, - подумал он с мрачным удовлетворением. - Потеря паруса или, что еще хуже, мачты могла иметь серьезные последствия для любого галеона, но весельная галера зависела от синхронизированных, тщательно контролируемых усилий буквально сотен гребцов. На борту корабля, подобного нынешней добыче "Уор хаммера", на каждом весле могло быть по четыре или пять человек, в то время как на одной из больших галер чарисийского флота на каждом весле было бы по десять человек, половина из которых стояла лицом к корме и тянула, в то время как другая половина смотрела вперед и толкала. Поддержание такого количества людей, работающих слаженно, как единая команда, даже в идеальных условиях, может оказаться непростой задачей.
   Когда пятидюймовые снаряды вонзались в гребцов, калеча их, посылая сквозь них острые, как ножи, облака осколков, забрызгивая даже невредимых людей кровью того, кто всего мгновение назад работал тем же веслом рядом с ними, о поддержании каких-либо упорядоченных движений гребцов просто не может быть и речи.
   Прогремело еще больше пушек, когда "Си кисс" обрушился на торговые корабли в кильватере "Уиндкреста", и он оскалил зубы, когда один из галеонов - который, насколько он мог видеть, еще даже не подвергся угрозе огня - внезапно выпустил ветер из парусов в знак капитуляции.
   - Полагаю, мы почти в пределах досягаемости, чтобы помочь "Уор хаммеру", Хал, - заметил он.
   - Похоже, вы правы, сэр. - Урбан вернул свою тонкую улыбку и коснулся левого плеча в знак принятия приказа. - Я просто пойду поговорю с наводчиком и доведу это до его сведения, хорошо, сэр?
   - Думаю, это была бы отличная идея, - согласился Шейкир и наблюдал, как первый помощник направляется вперед, туда, где наводчик "Рэптора" суетился над погонными орудиями на баке палубы галеона.
   Затем он снова обратил свое внимание на конвой, который был его призом. В нем было всего шесть галеонов, и это означало, что у него было достаточно каперов, чтобы преследовать каждый из них, и еще оставалось два, чтобы прикончить галеры. Обычно Шейкир, как и любой благоразумный капер, предпочел бы оставить галеры за кормой, когда они были слишком повреждены, чтобы мешать его операциям. В конце концов, галеры в наши дни стоили не так уж много. Они не перевозили ценных грузов, и ни один здравомыслящий чарисийский адмирал даже не подумал бы о том, чтобы добавить захваченную галеру к своему флоту. Это означало, что возможность получения призовых денег практически отсутствовала бы, и даже делфиракская артиллерия, вероятно, привела бы по крайней мере к некоторому ущербу и - особенно - жертвам.
   В данном случае, однако, у него были все намерения покончить с этими галерами - да, и он получал огромное удовлетворение от этого. После того, что произошло в Фирейде, он был бы склонен к этому при любых обстоятельствах. Тот факт, что император Кэйлеб пообещал ресурсы короны для поддержки операций против Делфирака, и что корона будет платить каперам "деньги за головы" экипажей захваченных или уничтоженных военных кораблей, точно так же, как это было для экипажей регулярного флота, означал, что это действительно принесет прибыль. Конечно, для этого каперы, о которых идет речь, также должны были принять правила короны по присуждению призовых денег. Согласно этим правилам, корабли, которые привели призы, имели право только на четвертую часть их фактической стоимости, а остальное шло короне, но это было не так уж плохо. Не один капер вернулся из круиза вообще без призов. В конце концов, иногда удача просто покидала охотника, и дичи становилось все меньше для всех. Но пока они курсировали в водах Делфирака, корона покрывала их эксплуатационные расходы и, по крайней мере, минимальную единовременную выплату экипажам их судов. При таких обстоятельствах сумма, которую они в действительности получали от присуждения призового суда, была бы чистой прибылью.
   Это означало, что Шейкир мог выполнить свой патриотический долг, наказывая Делфирак и при этом все еще принося прибыль финансовым покровителям "Рэптора", вместо того, чтобы гоняться за обычно более богатыми призами доларского или таротийского торгового судоходства. Не такую большую, как они могли бы предположить, исходя из того же количества доларских призов, но, по крайней мере, надежную.
   С ревом открыли стрельбу погонные орудия "Рэптора". Пороховой дым, приносимый легким бризом, неуклонно стелился с подветренной стороны, и круглые ядра начали усеивать белыми перьями воду вокруг цели.
   Осталось недолго, друг, - злобно подумал Шейкир. - И вам лучше быть благодарными, что мы плывем по приказу короны. Во всяком случае, так оно и есть. Потому что, если бы это было не так, если бы это зависело от меня, не было бы никаких пленных. Но император, слава Богу, лучше меня, как человек. А это значит, что однажды я не предстану перед Божьим правосудием с кровью бойни на руках.
   Он бросил еще один живописный взгляд на небо, солнце, воду и корабли, затем отбросил эту мысль и повернулся к своему второму помощнику.
   - Расчеты к батарее левого борта, - холодно сказал он. - Полагаю, через несколько минут у нас будет для них кое-какая работа.
  
   * * *
   - Капитан?
   Шейкир поднял глаза, когда в дверях штурманской появился Данкин Хиндирс, казначей "Рэптора". Капитан изучал местные карты, обдумывая, куда в следующий раз двинуться на охоту, и заморгал от яркого солнечного света, обрамлявшего казначея, пока тот стоял в открытой двери.
   - Да?
   - Капитан, думаю, может быть, вам лучше подняться на палубу.
   - Что? - Шейкир выпрямился. - Что не так?
   - Все в порядке, сэр, - сказал Хиндирс очень осторожным тоном. - Я просто боюсь, что все станет немного шумным, и подумал, что вы предпочли бы быть там, когда это произойдет.
   - Шумно? - Глаза Шейкира начали привыкать к яркому ореолу, окружавшему глаза Хиндирса, и он нахмурился, когда заметил выражение лица казначея. Капитан подумал, что он выглядит немного злобным, как человек, который проглотил паука и не совсем уверен, что тот останется проглоченным.
   - Что происходит, Данкин?
   - Только что подошла лодка с "Уиндкреста", - ответил Хиндирс. - Она доставила записку от капитана Жирака. Вместе с накладной на один из призов.
   - И что? - немного нетерпеливо зарычал Шейкир.
   - И выявилась причина, по которой эти галеры были такими упрямыми, сэр, - сказал ему Хиндирс. - Конвой был зафрахтован короной Делфирака. Четыре галеона загружены в основном военно-морскими припасами для судостроительного проекта Храма. Пятый перевозит несколько сотен тонн медных и оловянных слитков, очевидно, для отливки артиллерии для их нового флота. Уверен, что император и военно-морской флот будут соответственно рады видеть все эти грузы. Но шестой вообще не был зафрахтован Делфираком. Не совсем. Это чартер "рыцарей земель Храма".
   Нетерпение Шейкира внезапно исчезло, и он откинулся на пятки.
   - Номер шесть не перевозил военно-морские припасы или медь и олово, сэр. - Хиндирс покачал головой. - Он нагружен золотыми и серебряными слитками. Я пока не знаю, насколько это много, но, по-моему, все, что я мог бы оценить прямо сейчас, почти наверняка будет заниженным. Он перевозил более чем шестимесячные платежи Храма на верфи, строящие новые галеры для Церкви в Фирейде. И, вдобавок ко всему, совет викариев, по-видимому, санкционировал выплату субсидий портам, которые теряют больше всего денег, потому что они были закрыты для нашего судоходства. И, по словам шкипера галеона - который в эту минуту не является счастливым человеком, капитан, - там также есть приличная сумма денег, которая предназначалась для выплаты пенсий наследникам храбрых делфиракцев, убитых этими мерзкими чарисийцами.
   - Лэнгхорн! - пробормотал Шейкир. Приз, подобный тому, который описывал Хиндирс, выпадал, возможно, раз в жизни капера, и он почувствовал внезапное покалывание богатства, пробежавшее по его нервам. Но затем выражение его лица резко изменилось.
   - Лэнгхорн! - повторил он совсем другим тоном, и Хиндирс хрипло рассмеялся.
   - Да, сэр. Это одна из причин, по которой я ожидаю, что поднимется шум, когда расскажу об этом людям.
   - "Шум", возможно, не подходит для описания этого, - кисло сказал Шейкир, когда к нему вернулись его собственные более ранние мысли. "Рэптор" и другие корабли, плававшие с ним, действовали по королевскому ордеру. Это означало, что корона собиралась прикарманить три четверти стоимости корабля с сокровищами, в то время как каперы, которые фактически захватили его, получали только четверть, чтобы разделить их между собой.
   Знаешь, Ларис, - сказал он себе, - удивительно, насколько лучше эта аранжировка звучала для тебя час или около того назад, не так ли?
   - Что ж, - сказал он наконец, кладя свои циркули на открытую карту, - полагаю, мне лучше прийти. - Он уловил некоторое отсутствие энтузиазма в собственном голосе и криво улыбнулся Хиндирсу. - Вряд ли люди будут громко петь осанну, когда мы напомним им о призовом суде, не так ли?
   - Да, я бы сказал, что это, вероятно, было довольно надежным предсказанием, сэр, - согласился Хиндирс.
   - На самом деле я их не виню, - признался Шейкир. - С другой стороны, судя по тому, как вы описали ситуацию, даже четверть доли от общей суммы, распределенная между каждым матросом и юнгой, все равно будет доходом большинства из них по крайней мере за четыре или пять лет.
   - Я понимаю это, сэр, - сказал Хиндирс и ободряюще улыбнулся. - Вы просто продолжайте говорить им это. Уверен, что к тому времени, когда этим корабельным мальчикам исполнится, о, пятьдесят или шестьдесят лет, они привыкнут принимать все без жалоб.
  
   .III.
   Дворец Теллесберг, город Теллесберг, королевство Чарис
  
   Во многих отношениях музыка Сэйфхолда не так уж сильно отличалась от музыки, которую Нимуэ Элбан знала во время своей биологической жизни. В других отношениях это было... странно.
   Да, определенно странно, - подумал Мерлин, снова вставая на свой пост, чтобы присматривать за королем - нет, дурачок, напомнил он себе еще раз, - императором - и его женой.
   Знакомая часть включала в себя целый ряд струнных инструментов из прошлого человечества: гитары, скрипки, виолончели, альты, даже балалайки и (по крайней мере, здесь, в Чарисе) банджо. Лично Мерлин прекрасно мог бы обойтись и без банджо. По-прежнему использовались большинство традиционных медных и духовых инструментов, хотя было добавлено несколько новых. Или, как подозревал Мерлин, возможно, было бы точнее сказать, что были воскрешены некоторые чрезвычайно древние. В конце концов, было маловероятно, что граждане Сэйфхолда всего за восемь с половиной столетий смогли воспроизвести все музыкальные варианты, с которыми человечество справилось на Терре за более чем пятьдесят тысяч лет. Одним из инструментов, с которым Мерлин не был знаком, был духовым, его труба была такой длинной, что для маршевых вариантов требовался второй музыкант, чтобы помогать нести ее, но на нем играли с использованием того же язычка и контроля дыхания, что и на горне Старой Земли. Был еще один, похожий на валторну, скрещенную с тубой. Затем появились деревянные духовые инструменты - пикколо, флейты и дудочки, не говоря уже о пианино, трубных органах различных церквей и соборов и даже клавесинах. Также были хорошо представлены ударные инструменты: барабаны, тарелки, ксилофоны (особенно в Чисхолме) и все, что между ними.
   А потом появились волынки. На самом деле их было несколько версий, начиная с многотрубной версии, с которой была знакома Нимуэ, и заканчивая совершенно необычным сложным изделием, в котором сочетались традиционные волынки с чем-то очень похожим на тромбон.
   Но Мерлина поразили не столько сами инструменты, сколько комбинации инструментов, которые предпочитали сэйфхолдцы. Например, Нимуэ Элбан никогда не представляла себе концерт, написанный для гитары, банджо, флейты, барабанов и волынки. Мерлину, к сожалению, приходилось это слушать.
   Было несколько других миксов и совпадений, которые иногда заставляли его задуматься, не повлиял ли какой-то причудливый генетический дрейф на слух сэйфхолдцев. Это было единственное объяснение, которое он смог придумать для теоретически мелодичных гуляшей, которые они приготовили.
   К счастью, музыка, предпочитаемая для официальных танцев, подобных нынешнему, как правило, была несколько более сдержанной и обычно основывалась на комбинациях инструментов, которые не оставляли Мерлину ощущения, как будто его искусственный слух был атакован резким музыкальным инструментом. На самом деле, слышимая музыка, доносящаяся из оркестра, стоящего вдоль одной стены большого бального зала дворца Теллесберг, была почти успокаивающей. Это чем-то напомнило Мерлину музыку вальса, хотя также включало в себя то, что Нимуэ назвала бы "свинг-ритмом".
   Мерлин был так же рад, что его не было там в зале с остальными. Нимуэ была превосходной танцовщицей и всегда радовалась возможности потанцевать, когда та появлялась на ее пути. Мерлина, с другой стороны, никогда не обучали сэйфхолдской технике танца... которая, казалось, включала в себя как вальсоподобные такты, так и что-то вроде кадрили на стероидах, перемежающейся с танго и чем-то напомнившим ему о том, что когда-то называлось "чарльстоном". Как при этом танцоры из плоти и крови выживали в таком климате, как в Теллесберге, было одной из тех загадок, которые не поддавались рациональному объяснению.
   Некоторые из его товарищей-стражников иногда возмущались - или, возможно, лучше было бы сказать, выражали сожаление - обязанностью, которая заставляла их стоять на страже во время празднеств, подобных сегодняшнему. Мерлин этого не делал. Если бы на него надавили, он бы признался, что, несмотря на свой опыт работы в качестве одного из личных телохранителей кронпринца Кэйлеба, он не осознавал, что личный оруженосец короля Чариса проведет такую огромную часть своей жизни, просто стоя вокруг и выглядя достаточно угрожающе, чтобы предотвратить любую мысль о нападении на особу короля.. Переход Кэйлеба от короля к императору также нисколько не облегчил эти особые требования.
   Но в то время как у его товарищей-стражников могли болеть ноги, искусственные сухожилия Мерлина Этроуза никогда не чувствовали усталости, если он сам этого не хотел. И в то время как те же самые товарищи-стражники могли иногда думать о чем-то другом, что они могли бы сделать с тем же временем, Мерлин был на самом деле благодарен за иногда бесконечные периоды, которые он проводил, стоя за дверью комнаты или у стены за креслом или троном Кэйлеба. В конце концов, у него никогда не было достаточно времени, чтобы адекватно проанализировать данные буквально сотен удаленных пультов-датчиков, которые были раскиданы его снарками. Быть одаренным большими отрезками времени, когда он мог просто стоять на одном месте и просматривать лакомые кусочки информации, которые Сова выделил для оценки человеком (или, по крайней мере, Мерлином), было желанным. Тот факт, что Нимуэ всегда была способна к многозадачности и что Мерлин мог делать то же самое, означал, что он мог участвовать в этом обзоре, одновременно следя за Кэйлебом. Это было не то, что он бы даже захотел сделать при других обстоятельствах, но, будучи одним из четырех или пяти сотрудников службы охраны во дворце Теллесберг, он был готов рискнуть действовать на несколько процентных пунктов ниже своих полных возможностей, пока изучал передачи от Совы. Особенно, когда эти "полные возможности" включали в себя многократно превосходящую человеческую силу, улучшенный слух и скорость реакции, возможную для того, чьи нервные импульсы двигались в сто раз быстрее, чем у любого органического человека.
   В данный момент, учитывая плотную, сверкающую толпу, которая заполнила большой бальный зал до отказа, просмотр информации датчиков был последним, о чем он думал. На самом деле он не ожидал какого-либо отчаянного нападения на Кэйлеба или Шарлиэн, но само количество людей, собравшихся вместе, могло обеспечить весьма эффективное прикрытие для убийцы с ножом, как слишком ясно показало покушение на архиепископа Мейкела. В данном случае это также не обязательно должен быть какой-то фанатик-самоубийца из числа приверженцев Храма. Размер толпы сам по себе мог обеспечить подходящее прикрытие для любого убийцы, достаточно хладнокровного, чтобы слиться с ней, как только он нанесет смертельный удар.
   Знаешь, - довольно сурово сказал себе Мерлин, - у тебя действительно есть склонность видеть темную сторону этих праздничных событий, не так ли?
   В этом вопросе о себе была неоспоримая доля правды. При жизни Нимуэ вечера, подобные этому, обладали почти неистовой аурой.
   Все, кто присутствовал на них, знали, что Гбаба где-то там, и что человечество проигрывает. Что каждый официальный бал, который они посещали, был одним из сокращающегося числа балов, которые любой человек когда-либо посетит снова. Это, мягко говоря, мешало празднеству.
   По крайней мере, для Нимуэ. Или, возможно, только потому, что она была достаточно чувствительна к настроениям других, окружающие толпы вызвали у нее это чувство удручающей смертности. Мерлин иногда думал, что, должно быть, так оно и было, учитывая предпочтения Нимуэ в пользу сольных форм развлечений. Парусный спорт, например. Скалолазание, дельтапланеризм, походы. Чтение или разбрызгивание краски по холсту. Это было так, как если бы она провела ограниченное количество доступных ей лет, впитывая естественную вселенную через самые свои поры.
   На самом деле в эти дни в Чарисе был слабый призрак некоторых из тех течений напряженности, порожденных Гбаба. Даже самые ярые сторонники Кэйлеба должны были время от времени испытывать страх, когда они размышляли о шансах на выживание Чариса. Добавление Чисхолма и Эмерэлда к новорожденной Чарисийской империи, очевидно, помогло, но, учитывая тот факт, что по крайней мере восемьдесят процентов человеческой расы жили на одном из материковых континентов под прямым контролем Церкви Ожидания Господнего, удвоение населения Чариса на самом деле не сильно изменило общие шансы.
   Однако сегодня вечером, казалось, ни у кого не было мрачных мыслей. Полированный пол бального зала из черного мрамора, инкрустированный изображением кракена на гербе королевства Чарис из теплого, медово-золотистого мрамора с хребта Лизард в герцогстве Армак, поблескивал в свете бесчисленного пламени люстр. Мрамор был подобен бассейну с глубокой, темной водой, его поверхность отражала танцующих на нем, и эти танцоры сверкали и переливались своими нарядами в том же свете, тронутые красным, синим и золотым огнем рубинов, сапфиров и топазов. Золотые и серебряные цепочки, вышивка канителью, шелестящий хлопчатый шелк и еще более дорогой шелк стального чертополоха...
   Коммерчески ориентированное ухо - а какое чарисийское ухо не было коммерчески ориентированным? - могло бы буквально услышать сладкий, музыкальный звон всех монет, которые переходили из рук в руки, создавая это богатое, кружащееся взаимодействие ткани, драгоценных металлов и драгоценных камней.
   Например, шелк стального чертополоха, который до недавнего времени был практически недоступен за пределами империи Харчонг, сегодня был представлен удивительно широко. Технология хлопкоочистительной машины, которую Мерлин предложил Эдуирду Хаусмину и Рейяну Мичейлу, действительно оказалась способной извлекать крошечные, колючие, ядовитые семена из сырого волокна стального чертополоха. В отличие от хлопчатого шелка, стальной чертополох приходилось многократно подвергать процессу очистки, используя все более тонкие гребни для извлечения всех семян, поэтому он, вероятно, пока оставался более дорогим, несмотря на то, что стальной чертополох рос быстрее, чем хлопчатый шелк, и в гораздо более широком диапазоне климатических условий. Но его цена уже начала падать из-за всех усилий Мичейла по постепенному увеличению предложения. На самом деле, Мичейл даже предположил, что стоимость материала может упасть настолько, что его можно будет использовать для изготовления парусины.
   Сама идея показалась Кэйлебу и графу Лок-Айленду абсурдной, но они пришли к выводу, что в действительности есть много оснований рекомендовать ее. Во-первых, стальной чертополох был чрезвычайно стойким, с замечательной устойчивостью к гниению и фактическим иммунитетом к плесени, поэтому, даже если первоначальные затраты на покупку могут быть высокими, затраты на его замену будут намного ниже. Кроме того, он был невероятно прочным, прочнее всего, что живущее на Земле человечество могло производить до появления искусственных волокон. В сочетании с его необычайно тонким переплетением, которое дало бы ему значительное преимущество в эффективности по сравнению с любым парусом на органической основе, который когда-либо производился на Земле, многое можно было сказать в пользу "абсурдной" идеи.
   Однако сегодня вечером любое предположение о том, что самая благородная и дорогая ткань, когда-либо известная на Сэйфхолде, может быть использована для такого плебейского применения, было бы встречено со смешанным недоверием и ужасом гостями, демонстрирующими свое богатство и портновское великолепие, надев одежду из нее на самое важное светское мероприятие года после коронации Кэйлеба и его свадьбы с Шарлиан.
   Однако почетные гости в данный момент не танцевали, и губы Мерлина скривились от сочувствия, когда он посмотрел в их сторону. Наследный принц Жан и его будущая жена, княжна Мария, сидели бок о бок, наблюдая за танцующими. Тот факт, что Жану было все еще меньше одиннадцати лет от роду - едва десять стандартных лет, - в то время как Марии было почти девятнадцать лет от роду, делал их неподходящей парой на танцполе. Мария не была особенно высокой для своего возраста (неудивительно, подумал Мерлин, учитывая ее происхождение), но она все равно была на добрую половину фута выше Жана, хотя он уже показывал, что может сравниться с Кэйлебом в дюймах.
   Тем не менее, они танцевали с удивительной грацией в первом танце вечера. На самом деле, Мерлин был поражен тем, насколько спокойно им обоим удавалось выглядеть под пристальными взглядами всего королевского и императорского двора. Несомненно, помог тот факт, что их буквально с пеленок растили и тренировали для таких моментов, как сегодня, но он все равно был удивлен их очевидным апломбом и самообладанием, когда они кружились в тактах вступительного танца на балу в честь их официальной помолвки.
   Только позже он понял, что Мария намеренно (и на удивление умело) отвлекала мысли своего молодого жениха от главного события вечера. Несмотря на разницу в их возрасте, она, казалось, была искренне довольна помолвкой, и не только потому, что ей предстояло выйти замуж за нынешнего наследника чарисийского трона. Мерлин искренне сомневался, что она лелеяла какие-то тлеющие романтические мысли об одиннадцатилетнем мальчике, но Жан ей явно нравился. И, как отметил Кэйлеб, разница в их возрасте - всего шесть с половиной лет по стандарту - на самом деле была далеко не редкостью, когда речь шла о государственных браках по договоренности.
   Реакция, которую Мария вызывала у старших придворных подростков мужского пола, закрепила одобрение Жаном этого соглашения, - подумал Мерлин, и губы его дрогнули в очередной улыбке. - К счастью, княжна унаследовала и фигуру, и цвет кожи от матери, а не от отца. Она собиралась быть такой же стройной, как княгиня Оливия, но она уже давно миновала всю неуклюжую стадию подросткового возраста, и, если Мерлин не ошибался, она, вероятно, окажется еще более пышной, чем ее мать. По крайней мере, несколько благороднорожденных чарисийских подростков, казалось, испытывали некоторые трудности, сдерживаясь, чтобы не пускать слюни всякий раз, когда она грациозно проходила мимо них. На самом деле, она, казалось, без особых усилий вызывала у мужчин реакцию того вида, которому позавидовала бы семнадцатилетняя Нимуэ Элбан с каждой гормонально активированной частью в ее теле. Жан быстро заметил, что его предполагаемая помолвка с ней подняла его авторитет среди старших сверстников так, как этого не смог сделать даже его новообретенный статус наследного принца Чариса.
   Думаю, это одна из идей Кэйлеба, которая сработает очень хорошо, - сказал себе Мерлин, его сапфировые глаза наблюдали за императором Кэйлебом и императрицей Шарлиэн, грациозно кружащимися по танцполу. - Я очень сомневаюсь, что Жан действительно осознает все политические последствия этой помолвки. Даже если бы это было так, не думаю, что они имели бы для него большое значение - конечно, не так много, как его возбуждающие гормоны! Но все остальные слишком хорошо понимают эти последствия. Учитывая формальные положения договоров об учреждении империи, маловероятно, что внук или внучка Нармана когда-либо унаследуют императорскую корону, даже если с Кэйлебом что-то случится в предстоящей кампании. Но произойдет это или нет, этот брак гарантирует его тесную связь с Домом Армак, и многие люди, которые больше всего беспокоились о том, что Эмерэлд представляет угрозу для Чариса, просто рады, что вместо этого Нарман работает на Чарис.
   Как и сам Мерлин. Возможно, он был немного менее удивлен, чем другие, теми сильными сторонами, которые Нарман привнес в совет Кэйлеба и Шарлиэн, но это только сделало его еще более счастливым от того, что Нарман работал на Кэйлеба, а не пытался его убить. Отвлечь кого-либо от убийства императора было бы полезно само по себе; заручиться полноценной поддержкой кого-то столь раздражающе способного, как показал себя Нарман, было еще более полезно. Мерлин никогда не сомневался, что были моменты, когда Нарман глубоко сожалел о том, что его десятилетия заговоров и интриг против Чариса пришли к такому внезапному и окончательному - и безуспешному - концу. Тем не менее, он справился почти так же хорошо, как мог бы, если бы выиграл, особенно после того, как храмовая четверка решила сделать его лакеем Гектора, и он казался довольно удивленным тем фактом, что ему действительно нравились Кэйлеб и Шарлиэн. На данный момент ему было удобнее признавать, что он симпатизирует Шарлиэн, чем Кэйлебу, но как только на место встанут оставшиеся взъерошенными перья его мужского эго, он, вероятно, неохотно признает (по крайней мере, княгине Оливии), что Кэйлеб сам по себе, по крайней мере, умеренно симпатичен.
   И я готов поспорить, что Оливия вряд ли даже скажет "я же тебе говорила" больше двух или трех раз. - Мерлин мысленно усмехнулся этой мысли, затем проверил свой встроенный хронометр.
   Еще пара часов, и бал начнет сворачиваться. В основном, хотя никто и не собирался в этом признаваться, потому что предполагаемому жениху уже давно пора было ложиться спать.
  
   * * *
   - Ну, во всяком случае, кажется, это работает достаточно хорошо. - Император Кэйлеб потягивал пунш из чашки, пока он и его императрица сидели, восстанавливая дыхание. Незаметно воздвигнутая стена имперских стражников фактически предоставила им несколько мгновений подлинного уединения, и он усмехнулся, глядя на своего младшего брата. - Жан был уверен, что это обернется катастрофой, - добавил он.
   - Неудивительно, учитывая, что всю его жизнь большинство ваших людей, похоже, проводили время в разговорах о враждебном Эмерэлде и князе Нармане, - фыркнула Шарлиан. - Я не пытаюсь сказать, что они не были правы, но было бы глупо ожидать, что мальчик в возрасте Жана будет прыгать от радости, когда узнает, что его собираются женить на дочери людоеда.
   - Знаю. - Кэйлеб снова усмехнулся. - С другой стороны, удивительно, как быстро он начал приходить в себя, только увидев ее.
   - Разве ты не говорил мне, что был приятно удивлен тем, как сложился твой брак по договоренности?
   - Перестань напрашиваться на комплименты, дорогая. - Кэйлеб поднес ее руку к губам и запечатлел поцелуй на тыльной стороне запястья, его глаза улыбались ей. Затем он выпрямился. - Я не говорил, что был приятно удивлен, - продолжил он. - Я сказал, что испытал приятное облегчение.
   - Я так и знала, что это было в своем роде что-то тактичное, - сухо сказала Шарлиэн.
   - Что ж, - он лукаво улыбнулся, - надеюсь, что благородная и самоотверженная преданность, которую я привнес в задачу рождения наследника для нашей новой династии, убедила тебя, что я не чувствую себя слишком похожим на мученика международной политики.
   Шарлиэн покраснела. Нужно было бы приглядеться повнимательнее, чтобы разглядеть румянец на ее щеках, учитывая освещение и кожу ее лица цвета старинной слоновой кости, но Кэйлеб заметил это, и его улыбка превратилась в более широкую ухмылку. Шарлиэн протянула руку и ударила его по костяшкам пальцев своим веером - практическая необходимость здесь, в Чарисе, а не просто модный аксессуар, - затем обнаружила, что изо всех сил борется с приступом хихиканья, когда он многозначительно подмигнул ей. Дело в том, что пылкость Кэйлеба была... поразительной, - сказала она себе с легким, но простительным самодовольством. - Он был не только необычайно хорош собой, но и молод, подтянут и тренированный воин, со всей силой и... выносливостью, которые подразумевались. Возможно, до замужества она была вынуждена избегать неприятностей или любого намека на потенциальный скандал, но сейчас они вдвоем довольно ловко наверстывали упущенное. Более того, почти все в Чарисе, казалось, были рады за них обоих, и не так уж часто случалось, когда член королевской семьи привозил домой "эту иностранку" в качестве своей невесты.
   - На самом деле, мне приходила в голову возможность того, что тебе удалось смириться со своей судьбой, - сказала она ему через мгновение. - И, - добавила она более мягким голосом, - мне тоже удалось.
   - Я рад, - просто сказал он.
   - Да, хорошо, - она слегка покачала головой, - вернемся к будущей свадьбе твоего младшего брата. Думаю, он уже "смирился со своей судьбой". И, - откровенно добавила она, - учитывая фигуру Марии, я была бы удивлена, если бы это было не так. Может, он и молод, но он определенно мужчина! Похоже, это передается по наследству.
   - Во всяком случае, так всегда говорил отец, - согласился Кэйлеб.
   - А твой отец, скажите на милость, не подсказывал тебе, что было бы неплохо присматривать и за твоей младшей сестрой, ваше величество?
   - Жанейт? - Кэйлеб моргнул. - А что насчет Жанейт?
   - Мужчины! - Шарлиэн покачала головой. - Даже лучшие из вас, похоже, думают, что все, что вам нужно сделать, это бить себя в волосатую грудь, чтобы побудить выбранную вами женщину упасть в обморок и прямо в ваши мужские объятия! Неужели никому из вас не приходит в голову, что у нас, женщин, тоже есть свой разум?
   - Поверьте мне, миледи, - искренне сказал Кэйлеб, - если бы моя мать позволила какому-нибудь глупому представлению о том, что у женщин нет разума, укорениться в моем мозгу, первые несколько дней брака с вами разубедили бы меня в этом. Но какое, собственно, отношение это имеет к Жанейт?
   - Разве ты не видел, как она смотрела на Нармана-младшего? - сказала Шарлиэн, и глаза Кэйлеба расширились.
   - Ты это несерьезно!
   - Что ты, мой дорогой! - Шарлиэн покачала головой. - Знаешь, она на три года старше Жана. Поверь мне, она гораздо больше, чем он сейчас, знает о том, насколько... интересен противоположный пол. И не только это, но и то, что она видит, как все остальные женятся и выходят замуж направо и налево. Я не говорю, что она лелеет какую-то непреодолимую потребность броситься в объятия юного Нармана. Если уж на то пошло, я бы ни капельки не удивилась, если бы кто-то другой вытеснил его из ее мыслей в ближайшие несколько месяцев. Но, учитывая ее ранг и его, он, пожалуй, единственный юноша здесь, в Теллесберге, которого она могла реально рассматривать. И дело в том, что на самом деле он не так уж плохо выглядит. Если уж на то пошло, по нему я действительно вижу, что княгиня Оливия видит в его отце, хотя Нарману-старшему не помешало бы немного похудеть. Возможно, примерно на половину массы его тела.
   - Боже мой, ты серьезно! - Настала очередь Кэйлеба покачать головой. Затем он нахмурился. - Я полагаю, в некотором смысле, это может быть выгодный брак, - медленно произнес он.
   - Мне неприятно думать в хладнокровных династических терминах, Кэйлеб, - ответил Шарлиэн довольно серьезным тоном, - но каким бы выгодным это ни было, я должна подозревать, что в случае Жанейт, вероятно, выявится - возможно, довольно скоро еще более выгодный брак.
   - Да? - Он приподнял бровь, глядя на нее, и она легонько взмахнула веером. - Брак между Жаном и Марией уже свяжет вместе Дом Армак и Дом Бейц, - отметила она. - Я считаю, что Нарман-младший на самом деле довольно приятный молодой человек, но не думаю, что нам нужно сажать Жанейт на эмерэлдский трон в качестве княгини-консорта только для того, чтобы обеспечить его будущую верность императорской короне. Он достаточно умен, чтобы видеть преимущества, и к тому времени, когда настанет его очередь занять трон, Эмерэлд будет частью империи на протяжении десятилетий, и он и его семья будут глубоко вовлечены в управление ею. Не думаю, что у него будет хоть малейший мотив или склонность быть кем-то, кроме верного сторонника короны. Но Корисанда - это совсем другой случай. Честно говоря, я бы ни за что не доверила ни одному члену дома Гектора так далеко, как могло бы выстрелить одно из этих новых орудий барона Симаунта. Слишком много крови пролилось между Корисандой и Домом Армак и Домом Тейт, и Корисанда не собирается мирно и добровольно интегрироваться в империю. Не знаю, как ты, но, учитывая все это, я никогда не смогла бы доверять ни одному из детей Гектора, а тем более самому Гектору.
   - Боюсь, я согласен с тобой, - сказал Кэйлеб, и его ноздри раздулись. - На самом деле, это иногда вызывало у меня кошмары. У меня не хватит духу перебить всех возможных претендентов на корисандский трон, но я совсем не уверен, что достаточно будет просто отстранить Гектора от престола и оставить его детей в живых для заговора против нас - или для того, чтобы их использовал в качестве кошачьих лап кто-то другой... например, Замсин Тринейр или тот же Жэспар Клинтан.
   - Я совершенно уверена, что это не так, - прямо сказала Шарлиэн. - Я не больше, чем ты, сторонница убийства детей только для того, чтобы они не представляли потенциальной угрозы в будущем, но факт остается фактом: мы несем здесь ответственность. Ту, которая не закончится, когда мы заберем голову Гектора. Вот о чем я думаю, когда речь идет о Жанейт.
   - Каким именно образом? - спросил Кэйлеб, но по его тону можно было предположить, что теперь он довольно хорошо улавливает мысли Шарлиэн.
   - Что нам нужно сделать, так это найти какого-нибудь корисандского дворянина, который достаточно популярен в Корисанде, чтобы иметь хоть какой-то шанс постепенно завоевать общественное признание в качестве нашего вассала и князя Корисанды, но достаточно умен - или, во всяком случае, достаточно прагматичен - чтобы понять, что мы не можем позволить ему выжить, если он не будет верным вассалом. И тогда нам придется привязать его к себе как можно теснее. Что вполне может означать....
   Она позволила своему голосу затихнуть, и Кэйлеб кивнул. Это был не совсем радостный кивок.
   - Понимаю твою логику, - признал он. - Мне неприятно думать о том, чтобы так хладнокровно выставить Жанейт на брачный аукцион.
   - Это помешало тебе сделать предложение человеку, которого ты даже никогда не видел? - мягко спросила она. - Это помешало тебе сделать именно это с Жаном?
   - Нет, но это...
   - Это другое, - закончила она за него. - Кэйлеб, думаю, что действительно люблю тебя, но, если быть до конца честной, это было не то, на что я рассчитывала, и это тоже не было чем-то необходимым. Можешь ли ты честно сказать мне, что для тебя все было по-другому?
   - Нет, - тихо признался он.
   - Но Жанейт - твоя младшая сестра. - Шарлиэн улыбнулась чуть задумчиво. - Иногда я жалею, что у меня не было хотя бы одного брата или сестры, просто чтобы я могла по-настоящему испытать то, что ты сейчас чувствуешь к Жанейт. Конечно, если бы я это сделала - и особенно если бы это был младший брат, - полагаю, Мараку было бы еще труднее удержать меня в живых и на троне. Но факт в том, что ты был достаточно безжалостен, чтобы заключить необходимый государственный брак для себя, и ты был достаточно безжалостен, чтобы сделать то же самое с Жаном, по тем же причинам. Если придет время, любовь моя, ты примешь такое же решение в отношении Жанейт. Я только надеюсь, что для нее это сработает так же хорошо, как и для нас, и, как кажется вероятным, для Жана и Марии.
   - И каковы, по-твоему, шансы на это? - спросил он еще тише.
   - Честно? - Она непоколебимо встретила его взгляд. - Не так высоко, - сказала она затем. - Тот факт, что ты и я способны на большее, чем просто терпеть друг друга, потому что мы должны, уже ставит нас впереди игры, Кэйлеб. Тот факт, что Мария выглядит идеальной парой для твоего младшего брата, ставит нас еще дальше вперед. Но ты же знаешь, это должно где-то выровняться.
   - Да, знаю, - пробормотал он, и она потянулась, чтобы сжать его руку.
   - Как бы это ни получилось в конце концов, нам нет необходимости спешить навстречу этому, - сказала она ему. - Один из самых первых уроков, которые преподал мне Марак, когда я унаследовала корону, заключался в том, что с течением времени много проблем решается само собой. Я не пытаюсь намекнуть тебе, что прямо сию минуту ты должен начать строить козни о том, за кого собираешься выдать Жанейт замуж. Я только предполагаю, что в это время с твоей стороны было бы разумно не поощрять никаких возможных стремлений с ее стороны.
   Кэйлеб мгновение смотрел на нее и начал открывать рот. Затем он передумал и поднял ее руку своей, чтобы поцеловать ее еще раз. Она вопросительно посмотрела на него, очевидно, задаваясь вопросом, что он начал говорить, но он только покачал головой с еще одной улыбкой.
   Я действительно хотел бы рассказать тебе, как тщательно события доказали, что Мерлин был прав, когда советовал мне сделать тебя своим партнером, а не просто женой, - подумал он.
  
   * * *
   - Я думал, что все прошло довольно хорошо, - снова сказал Кэйлеб позже тем же вечером, обращаясь к совершенно другой аудитории.
   Шарлиэн отправилась спать и он обнаружил, что после женитьбы у него стало гораздо меньше соблазнов засиживаться допоздна, выпивая слишком много вина или рассказывая слишком много плохих шуток с Мерлином или каким-нибудь другим закадычным другом. Однако в данный момент у него не было особого выбора, и он, архиепископ Мейкел, Ражир Маклин и Мерлин сидели на балконе дворца, потягивая деснейрское виски, и смотрели на звезды. Далекие огоньки - теперь он знал, что каждый из них был солнцем, таким же яростно ярким, как и у Сэйфхолда, - сверкали, как драгоценные камни, на бархатном своде небес, в той прохладной тишине, которая бывает только в часы перед рассветом. Вряд ли у большинства людей это место ассоциировалось бы со встречей императора с тремя его самыми доверенными советниками, но Кэйлеба это вполне устраивало. Если бы ему просто пришлось заниматься государственными делами вместо спальни, он мог бы, по крайней мере, делать это с максимально возможным комфортом.
   - На самом деле, я и сам думал, что все прошло довольно хорошо, - согласился Стейнейр.
   - И это тоже хорошо, если вы простите меня за такие слова, ваше величество, - сказал Маклин. - Я рад, что это конкретное соглашение было достигнуто и прочно принято задолго до того, как вы отправитесь в плавание, чтобы вторгнуться в Корисанду.
   Мерлин кивнул, хотя наблюдение доктора показало его гораздо большую степень прагматизма и политической осведомленности, чем от него когда-либо ожидалось. Он с самого начала знал, что вечно озадаченный вид, который Маклин представлял остальному миру, был обманчив, но он никогда не оценивал, насколько острыми могут оказаться политические прозрения пожилого человека, когда он решит их применить.
   И он стал тренировать их гораздо больше с тех пор, как Кэйлеб перенес королевский колледж во дворец, не так ли? - Мерлин задумался. - Ну, это и с тех пор, как Братья допустили его до полной истории святого Жерно.
   Судя по следующим словам Кэйлеба, та же мысль вполне могла пронестись в мозгу императора.
   - Я согласен с тобой, Ражир, - сказал он. - Но это возвращает меня к моей постоянной озабоченности. Через несколько пятидневок я собираюсь покинуть королевство. И Шарлиэн будет править как мой регент, а Рейджис будет ее первым советником. Тебе не кажется, что Братьям пора принять решение позволить мне рассказать хотя бы одному из них всю историю целиком?
   У Маклина хватило здравого смысла держать рот на замке [еще бы, вопрос-то на самом деле должен быть задан Стейнейру!]. Тон Кэйлеба был подчеркнуто приятным, но это только подчеркивало самый настоящий гнев в глубине его карих глаз.
   - Кэйлеб, - сказал Стейнейр, взглянув на Мерлина, - я понимаю твое нетерпение. Действительно, понимаю. Но просто неразумно ожидать, что Братья примут это решение так быстро.
   - При всем моем уважении, Мейкел, я не согласен, - категорически заявил император. Стейнейр снова открыл рот, но Кэйлеб поднял руку в жесте, который, хотя и был далек от невежливости, был, несомненно, властным, и продолжил говорить.
   - Дело в том, что Мерлин был абсолютно прав, когда сказал мне, насколько умна эта женщина, - сказал он. - На самом деле, если уж на то пошло, думаю, что Мерлин недооценил ее. Она не просто "умна"; она намного умнее, и держать ее в неведении относительно чего-то такого фундаментального - значит лишать себя одного из наших самых ценных ресурсов. И не только это, но, как я, кажется, уже упоминал ранее, она моя жена, а также императрица Чариса. Как у императрицы, у нее определенно есть "потребность знать" Мерлина. И как моя жена, она имеет полное право ожидать, что я буду открыт и честен с ней, особенно когда речь идет о чем-то столь фундаментальном, как это!
   Несколько секунд никто из троих не произносил ни слова. Затем Мерлин прочистил горло, что, несмотря на напряжение, вызвало невольную усмешку у Кэйлеба. Император, возможно, все еще не до конца понимал все, что связано с концепцией ПИКА, но он знал, что у Мерлина никогда не возникнет физической потребности прочистить горло.
   - Во-первых, Кэйлеб, позвольте мне сказать, что я полностью согласен с вами. Но, как бы глубоко я ни был с вами согласен, существуют определенные практические реалии, которые мы просто не можем игнорировать. И одна из них заключается в том, что Братья все еще обеспокоены вашей возможной "юношеской импульсивностью". Давайте посмотрим правде в глаза, вы только что женились на красивой, умной и - простите меня за это - сексуальной молодой женщине. Ничто не может быть более естественным для вас, чем быть одурманенным ею. Или, по крайней мере, чтобы все эти факторы подтолкнули вас к принятию чего-то меньшего, чем осторожное, полностью обоснованное решение, когда дело касается ее.
   - Дерьмо кракена, - прямо сказал Кэйлеб. - О, полагаю, что достаточно пожилой, недалекий, капризный монах, давший обет безбрачия в какой-нибудь пустой монастырской келье, мог бы так думать. Я даже зайду так далеко, что откажусь от его клятвы безбрачия. Но я король, Мерлин. На самом деле, я теперь чертов император! Это не просто решение, которое должен принять новый муж. Это решение должно быть принято правящим главой государства фактически накануне его отъезда для вторжения во враждебное княжество. Я знаю, что шансы против того, чтобы меня убили. Но никто из вас не забывает, что шансы также были против того, чтобы моего отца убили. Это может случиться. И если это произойдет, и если Шарлиэн придется рассказать правду после моей смерти, как, по-твоему, это может повлиять на ее готовность признать надежность Братьев - или тебя и Мейкела, если на то пошло?
   - Это очень убедительный аргумент, - сказал Стейнейр через мгновение. - И, между прочим, я полностью согласен с этим. Но есть один аспект, который Мерлин упустил из своего анализа минуту назад.
   - Например? - бросил вызов Кэйлеб.
   - Правда в том, что за последние несколько месяцев Братья приняли больше людей в то, что мы могли бы назвать "внутренним кругом", чем за предыдущие десять лет, Кэйлеб. Не забывайте, что некоторые из этих людей, такие как Жон Биркит, потратили буквально всю жизнь - и притом долгую - на защиту этой тайны, беспокоясь о том, что произойдет, если в их механизмах безопасности будет хоть малейший изъян. В данный момент они чувствуют себя незащищенными и выведенными из равновесия. Откровенно говоря, они не хотят рассказывать об этом никому другому, если в этом нет крайней необходимости.
   - Это не лучшая основа для принятия решений, Мейкел, - заметил Кэйлеб, и архиепископ кивнул.
   - Не могу не согласиться с вами в этом. К сожалению, именно это и происходит. И как бы ни было важно - даже жизненно важно - как можно скорее полностью ввести императрицу во "внутренний круг", не менее важно, чтобы мы поддерживали доверие тех, кто уже находится внутри этого круга.
   - Как бы мне ни было неприятно это признавать, Кэйлеб, думаю, что в его словах есть смысл, - тихо сказал Мерлин. Кэйлеб впился в него взглядом, и Мерлин пожал плечами. - Я не утверждаю, что не говорить ей - это хорошее решение. Я просто боюсь, что в данный конкретный момент, учитывая прагматические ограничения ситуации, у нас действительно нет никакого "хорошего" решения. Так что нам просто придется сделать все, что в наших силах, выбирая между менее оптимальными вариантами.
   Кэйлеб издал сердитый хрюкающий звук, но его гримаса также свидетельствовала, по крайней мере, о нежелании принимать правду, но не о прямом согласии. Однако он еще не совсем закончил и снова откинулся на спинку стула.
   - Хорошо, - сказал он. - Я уступлю в том, что касается Шарлиэн... по крайней мере, на данный момент. Но как насчет Рейджиса? Он будет ее главным политическим советником здесь, пока меня не будет, и, видит Бог, он провел последние два или три десятилетия, показывая, что знает, как хранить государственную тайну! Тебе не кажется, что пришло время сказать ему правду?
   - На самом деле, Кэйлеб - сказал Стейнейр, - боюсь, я скорее считаю, что время рассказать Рейджису всю правду вообще никогда не наступит.
   Император посмотрел на него с явным удивлением, и Стейнейр вздохнул.
   - Я знаю Рейджиса Йованса с тех пор, как он был чуть старше, чем мальчиком, ваше величество, - сказал он более официально, чем это было принято у него с Кэйлебом. - Когда мы впервые встретились, он все еще был мичманом, а я был всего лишь послушником. Я питаю к нему глубочайшую привязанность и с радостью доверил бы ему свою жизнь или судьбу моего королевства. Но я должен сказать вам, что как бы он ни разочаровался в храмовой четверке, как бы он ни был привержен разделению Церкви Чариса и Церкви Храма, я не верю, что он готов - или когда-либо будет - принять всю правду о Лэнгхорне, Бедар и Пей Шан-вей. На самом деле я более чем немного напуган тем, как он может отреагировать даже на открытие того, что Мерлин, в конце концов, на самом деле не "живой". Он верит в архангелов, Кэйлеб. Глубоко внутри, где сходятся воедино те самые вещи, которые делают его таким сильным, решительным и заслуживающим доверия, он верит. Я не думаю, что он сможет выйти за рамки этого. И, если быть до конца честным с вами, я не знаю, имеем ли мы какое-либо право просить его об этом.
   Глаза Кэйлеба сузились, когда он посмотрел на архиепископа. Было очевидно, что он напряженно думал, и прошла добрая часть целой минуты, прежде чем он шумно выдохнул.
   - Боюсь, ты, возможно, прав, - медленно произнес он. - Думаю, это просто потому, что я никогда не думал о Рейджисе как о ком-то... узколобом.
   - Это не местничество и не замкнутость, - сказал Стейнейр. - Это вера - вера, которой его учили буквально с колыбели. И это то, что сделает эту борьбу такой необычайно уродливой, как только ее полные масштабы станут известны всем. Что, как я однажды предположил Мерлину, является причиной того, что мы пока не можем позволить себе обнародовать эти полные аспекты.
   - Я согласен, Кэйлеб, - сказал Мерлин. - И, на прагматическом уровне, должен сказать, что на самом деле не думаю, что это имеет большое значение, когда речь идет о Рейджисе.
   - Нет? - Кэйлеб склонил голову набок, и Мерлин пожал плечами.
   - Что бы он не мог или не был бы в состоянии принять в Шан-вей, он, очевидно, принял мои способности "сейджина". Думаю, он почти уверен, что на самом деле они выходят за рамки простого сейджинства. Но того факта, что и твой отец, и Мейкел приняли эти способности как служение Свету, а не Тьме, для него достаточно. И я знаю, что он научился учитывать и максимально эффективно использовать их. Есть старая поговорка, с которой я не сталкивался здесь, в Сэйфхолде, но которую, думаю, нам всем не мешало бы иметь в виду при случае. "Если что-то не сломано, не чини это."
   - Согласен, - сказал Стейнейр, энергично кивая. - Рейджис - очень хороший, очень преданный и очень способный человек, Кэйлеб. Вы знаете это так же хорошо, как и я. И вы также знаете, что он использует эту доброту, лояльность и способности в эффективном партнерстве с Мерлином уже почти три года. По общему признанию, - архиепископ улыбнулся без всякого юмора, - их отношения начались непросто, но с тех пор, как он признал, что Мерлин был на стороне Чариса, он искренне работал с ним. Не думаю, что нам нужно говорить ему что-то большее, чем мы сказали ему до сих пор - все это, заметьте, было правдой, если не всей правдой. И если, как вы предположили, возможно, что с вами что-нибудь "случится" в Корисанде, то здесь, в Теллесберге, уже есть несколько человек, включая меня, которые знают весь секрет и которым Рейджис уже доверяет.
   - Хорошо. - Кэйлеб снова кивнул, затем немного кисло рассмеялся. - Похоже, сегодня вечером я потерпел поражение на всех фронтах. Надеюсь, что это не предзнаменование того, как хорошо складываются дела у Доминика в Фирейде!
   - Если это какое-то предзнаменование, давайте надеяться, что это предзнаменование из театра, - предположил Мерлин, и все остальные усмехнулись. Театральные традиции Сэйфхолда продолжали сохранять древнее убеждение, что плохая репетиция - лучшая гарантия хорошего представления.
   - Тем не менее, это поднимает кое-что еще, о чем я думал, Мерлин, - сказал Кэйлеб, поворачиваясь к человеку, который когда-то был Нимуэ Элбан.
   - Звучит зловеще, - заметил Мерлин, и Кэйлеб фыркнул.
   - Думаю, не так уж плохо. Мне пришло в голову, что все мы, кроме тебя, конечно, имеем лишь самое несовершенное представление о том, каким было человечество до Лэнгхорна и Церкви Ожидания Господнего.
   - Боюсь, к сожалению, это правда, - признал Мерлин.
   - Ну, что меня интересует, так это то, что Жерно в своем дневнике назвал "НОИТ". Он сказал, что Шан-вей использовала это, чтобы перевоспитать его после того, как Лэнгхорн и Бедар стерли все его прежние воспоминания.
   Он сделал паузу, и Мерлин кивнул.
   - А у "Нимуэ" была одна из этих вещей - что бы это ни было - в ее "пещере"? - спросил император.
   - На самом деле, у нее была... я имею в виду, у меня, - сказал Мерлин.
   - Ну, у меня сложилось впечатление из его дневника, что за очень короткое время они были способны научить кого-то огромному количеству вещей. Поэтому я подумал, не имеет ли смысла для нас использовать одну из этих машин, чтобы "обучить" некоторых из нас, просто на случай, если с тобой случится что-нибудь неприятное.
   - На самом деле, это была бы великолепная идея, особенно когда речь идет о тебе, Мейкеле и Ражире. К сожалению, мы не можем.
   - Почему нет?
   - Потому что "НОИТ" - это аббревиатура, которая расшифровывается как "Нейронное обучение и тренировка", - сказал Мерлин. Все его сэйфхолдские слушатели выглядели озадаченными, и он поднял правую руку, держа ее сложенной чашечкой перед собой, как будто хотел что-то удержать.
   - Это означает, что он напрямую взаимодействует - соединяется - с нервной системой человека. С вашими нервами и мозгом. Это похоже на технологию, которую Нимуэ использовала для записи своей личности и своих воспоминаний, когда она загрузила их мне.
   Мерлин подумал, что вести этот разговор было более чем странно. С другой стороны, вероятно, было бы так же странно провести его с кем-нибудь с Терры. Не в последнюю очередь из-за того факта, что он так далеко превысил установленный законом десятидневный максимум, который был разрешен законодательством Федерации для работы ПИКА в автономном режиме.
   - Проблема в том, что для того, чтобы НОИТ мог взаимодействовать с человеком, у человека должны быть необходимые импланты. - Они выглядели еще более пустыми, и он вздохнул. - Думайте об этом как о... установке водяного шланга, ввинчиваемого в борт одного из водяных баков, которые начальник порта использует для наполнения судовых резервуаров водой. Это очень, очень крошечный... механизм, за неимением лучшего слова, который должен быть хирургически имплантирован кому-то, прежде чем он сможет подключиться к НОИТ. Шан-вей смогла перевоспитать Жерно и других, потому что у всех Адамов и Ев уже были свои импланты. Все на Старой Земле получали их вскоре после рождения. Однако ни у кого здесь, на Сэйфхолде, их нет. Так что без чего-то, к чему можно было бы присоединить "шланг", я не могу просто влить знания в ваши головы.
   - Мне очень жаль это слышать, - сказал Маклин. Мерлин взглянул на него, и доктор хрипло усмехнулся. - Перечитывать тексты, которые ты скопировал для меня, Мерлин, достаточно увлекательно. Если бы те же самые знания "волшебным образом" стали доступны мне, это было бы еще более чудесно. И к тому же это сэкономило бы так много времени.
   Мерлин усмехнулся. Маклин находился в процессе полной революции в математике Сэйфхолда. Пройдет еще некоторое время, прежде чем он будет готов к публикации, потому что в данный момент он был занят чтением для себя работ не только Ньютона, но и нескольких современников Ньютона - и их преемников. Каким бы блестящим он, несомненно, ни был, это все равно было огромным количеством теорий и информации, которые нужно было впитать, и задача перевести это в его собственные слова, чтобы это, очевидно, было родной разработкой Сэйфхолда, а не чем-то, что пришло из "темного знания Шан-вей", вероятно, займет больше времени, чем вся оставшаяся жизнь... и еще немного. Его дискомфорт от того, что он выдавал гигантскую работу других за свою собственную, был очевиден, но, по крайней мере, он, казалось, смирился с тем, что у него не было выбора.
   - Не сомневаюсь, что так и будет, - сказал теперь Мерлин. - К сожалению, мы не можем этого сделать.
   - Что ж, вот оно что, - философски заметил Кэйлеб. Все остальные посмотрели на него, и он криво улыбнулся. - Три страйка и аут, - сказал он.
   - Не думаю, что это абсолютно справедливый взгляд на вещи, Кэйлеб, - мягко сказал Стейнейр. - Знаешь, ни один из них на самом деле не был страйком.
   - Ты можешь называть их как хочешь, Мейкел. Для меня это были страйки. С другой стороны, - Кэйлеб поднялся со стула, - это не обязательно ужасно. В конце концов, если я только что вышел отсюда, то для меня вполне разумно отправиться в душ. И, - он лукаво улыбнулся, - в постель. Если я не могу рассказать Шарлиэн все, что хотел бы ей сказать, я могу, по крайней мере, дать ей понять, как сильно я буду скучать по ней, пока меня не будет.
  
   .IV.
   Пролив Фирейд, королевство Делфирак
  
   - Они что?
   Сэр Вик Лэйкир резко выпрямился в кресле, уставившись на очень молодого офицера, сидевшего по другую сторону его стола. После кровавого августовского фиаско здесь, в Фирейде, лейтенант Черинг стал довольно частым гостем в офисе Лэйкира, потому что он отвечал за клерков Лэйкира и трафик сообщений. За последние два с половиной месяца такого трафика стало гораздо больше, и очень мало из него было приятным. На самом деле, Лэйкир был более чем немного удивлен тем, что он не только все еще командовал гарнизоном Фирейда, но и тем, что его фактически повысили, когда этот гарнизон был усилен за счет предоставления артиллеристов для его батарей. Он не был уверен, означало ли это, что король Жэймс признал, что это была не его вина, но он был уверен, что его все еще могут уволить, если этого потребует Церковь. Что, учитывая тот факт, что именно кровожадные инквизиторы Церкви действительно спровоцировали резню, все еще было вполне возможно.
   Однако это стало менее вероятным, когда Церковь провозгласила свою версию того, что произошло здесь. Лэйкир не знал, был ли он более возмущен или взбешен откровенной ложью, но одной из причин его гнева было то, что он также не мог избавиться от чувства благодарности. Возложение всей вины за погибших здесь, в Фирейде, на чарисийцев, а не на кого-либо - особенно на инквизицию - отвело по крайней мере часть жара и от него. Что его поразило, по крайней мере поначалу, так это то, как много людей, живущих прямо здесь, в Фирейде, действительно верили в версию Церкви. Когда он впервые понял, что это так, Лэйкир был вынужден напомнить себе, что все это произошло посреди ночи, и что первое, что кто-либо в Фирейде - за исключением его собственных подразделений и инквизиции - услышал об этом, был внезапный взрыв пушечного огня в гавани.
   Но если он правильно понял лейтенанта Черинга, все участники должны были получить болезненную демонстрацию древнего принципа, согласно которому, хорошо это или плохо, все действия имеют последствия.
   - Майор Фейрли говорит, что по меньшей мере пятнадцать чарисийских галеонов идут через проход Ист, сэр, - повторил лейтенант в ответ на его вопрос. - Он считает, что их больше, чем он видел до сих пор. Или, скорее, чем он видел, когда отправлял свое сообщение.
   Челюсти Лэйкира сжались. Майор Адим Фейрли командовал оборонительными батареями на острове Ист, которые прикрывали самую узкую часть прохода Ист, самого восточного из трех судоходных проходов в собственно залив Фирейд. Но остров Ист находился в ста тридцати милях от самого Фирейда.
   - Сколько времени потребовалось, чтобы его сообщение дошло до нас?
   - Всего около четырех часов, сэр. Он отправил свой курьерский катер на материк, и оттуда его передали по цепочке семафоров.
   Всего около четырех часов, - подумал Лэйкир. - Интересно, жив ли еще Фейрли?
   - Хорошо, - сказал он вслух, - им потребуется по меньшей мере пятнадцать или шестнадцать часов, чтобы добраться сюда, даже после того, как они проплывут через проход. Это не заставит их покинуть гавань до наступления темноты, и я сомневаюсь, что они захотят предпринять какие-либо серьезные атаки без достаточного освещения, чтобы видеть, что они делают.
   Он поднял глаза и остановился, увидев выражение лица Черинга.
   - Да, лейтенант?
   - Сэр, это просто... Ну, а что, если они вообще не пройдут крепость Ист?
   Юноша говорил так, как будто его чувства были задеты автоматическим предположением его командира о том, что Фейрли не сможет их остановить, - подумал Лэйкир. Он хотел резко ответить на этот вопрос, но потом напомнил себе, что он тоже когда-то был молодым и неопытным лейтенантом.
   - Должен сказать.., маловероятно, что майор Фейрли и его люди смогут остановить их, Тейуил, - сказал он почти мягко. - Майор уже сообщил о пятнадцати галеонах. Это по меньшей мере семьсот орудий, если точна наша информация о среднем вооружении их кораблей. У майора Фейрли всего двадцать пять. По общему признанию, они защищены каменными парапетами, но зато они не могут двигаться. Не говоря уже о том факте, что во время прилива - а судя по времени его сообщения, чарисийцы подгадали так, чтобы их прибытие совпало с приливом, - даже у острова Ист судоходный канал имеет ширину почти шесть миль. Его орудия имеют максимальную дальность стрельбы всего в три мили при абсолютно оптимальных условиях, и их шанс поразить что-либо на таком расстоянии... невелик. Если они не решат напасть на него, он не сможет сделать ничего, кроме как раздражать их.
   Черинг выглядел удивленным, хотя то, что только что сказал Лэйкир, должно было быть для него очевидным. С другой стороны, при простом взгляде на карту было легко не заметить огромную ширину канала. Лэйкир часто подозревал, что именно это и сделали люди, которые в первую очередь санкционировали строительство крепости Ист.
   - И, - мрачно продолжил Лэйкир, - вот почему я уверен, что мы увидим чарисийский флот прямо у порта где-то на рассвете завтрашнего дня. У нас есть время, чтобы подготовиться к встрече с ними.
  
   * * *
   Новый раскат грома прокатился над крепостью Ист, когда галеоны, царственно проплывавшие мимо, ударили по батареям, и майор Фейрли выплюнул полный рот каменной пыли.
   - Это чертовски бесполезно, сэр! - прокричал его заместитель почти ему в ухо. - Мы даже не попадаем в ублюдков!
   Это, - подумал Фейрли, - было не совсем правдой. Он был уверен, что им удалось нанести по крайней мере несколько собственных ударов. Но их не могло быть очень много, и за последний час или около того их совсем не было.
   Все дело было в огромном количестве оружия, которое им удалось втиснуть на борт этих кораблей. В этом, а также в их непристойной скорострельности. На каждом из этих галеонов было установлено больше орудий для каждого бортового залпа, чем на всей его батарее, и каждое из этих орудий стреляло в четыре или пять раз быстрее, чем у него... и при стрельбе явно выплевывало более массивное ядро. Сначала они стреляли ядрами, но по мере того, как их огонь проникал в амбразуры его орудий и вокруг них, а огонь его собственных артиллеристов начал ослабевать, они подходили все ближе, пока не начали обстреливать его позиции картечью с расстояния всего в триста ярдов, когда они проплывали мимо. На самом деле, трое ублюдков фактически продемонстрировали свое презрение ко всему, что он еще мог сделать, подойдя менее чем на двести ярдов и бросив там якоря. Они встали на якорь у кормы, со шпрингами на тросах, превратившись в устойчивые, неподвижные орудийные платформы, и поливали его позицию убийственно точным градом картечи.
   Его подчиненный был прав, и он это знал. Они уже понесли более тридцати потерь убитыми, и у него было по крайней мере столько же раненых. Это составляло двадцать процентов от его общих имеющихся сил, и люди, все еще находящиеся у орудий, ничего не добились. Галеоны, стоявшие на якоре у батареи, полностью подавили орудия Фейрли, а другие военные галеоны - и дюжина или около того транспортов с ними - пробирались мимо оборонительных сооружений совершенно беспрепятственно.
   Он высунул голову, глядя через парапет, как мимо проплывает чарисийский флот. Он не узнал штандарт, который развевался на них, но, судя по цветам, это должен был быть флаг новой "Чарисийской империи", о которой до него доходили слухи. Если это так, то новый "имперский флот", похоже, не стал менее боеспособным, чем был "королевский флот".
   Если бы он не был покрыт каменной пылью, слетевшей со стен его собственной крепости, и наполовину не оглушен безжалостным ревом артиллерии, он, возможно, лучше оценил бы военное зрелище, невольным участником которого он стал. Утреннее небо представляло собой идеальный голубой купол, на котором не было ни единого облачка, а голубые воды прохода Ист - в этом месте шириной четырнадцать миль, хотя судоходный канал был гораздо уже - искрились в ярком утреннем солнце. Но не везде.
   Лес мачт и парусов, просмоленных канатов, штандартов и сигнальных флагов величественно двигался дальше по каналу под одними марселями и фоками. Военные галеоны сильно отличались от своих транспортных собратьев. Они лежали неестественно низко над водой, их корпуса были абсолютно черными, выделяясь только белыми полосами вдоль орудийных портов. Здесь не было ни позолоты, ни искусной резьбы, ни смелой окраски настоящих военных кораблей, но он предположил, что на самом деле им ничего этого не нужно. Не тогда, когда эти орудийные порты были открыты и изрыгали непрерывное пламя и разрушения на его людей.
   Более ярко раскрашенные торговые суда, которые, очевидно, использовались в качестве войсковых транспортов, составляли разительный контраст, и даже сквозь завесу дыма и пыли, окутавшую крепость Ист, он мог видеть синие мундиры чарисийских морских пехотинцев, выстроившихся вдоль бортов транспортов, чтобы наблюдать за зрелищем, когда стены порохового дыма вырывались из бортов военных кораблей с такой смертоносной, неуклонной быстротой.
   Он смотрел на все это примерно минуту, затем нырнул обратно в укрытие, прислонился спиной к внутренней стороне парапета и еще раз посмотрел на своего заместителя.
   - Вы правы, - проскрежетал он. Эти слова причинили ему физическую боль, гораздо более сильную, чем порез, нанесенный летящим осколком камня сбоку его головы в самом начале схватки. - Прикажите людям прекратить огонь и укрыться. Затем спустите флаг.
  
   * * *
   - Сигнал от "Дестини", сэр.
   Сэр Доминик Стейнейр, барон Рок-Пойнт, оторвался от разговора со своим флаг-капитаном.
   - Да, Стивин?
   - Крепость Ист сдалась, сэр, - сказал лейтенант Эрейксин. - Морские пехотинцы сошли на берег и взяли гарнизон под стражу. Капитан Йерли докладывает, что люди майора Жеффира захватили батарею и готовят ее подрыв.
   - Отличные новости, Стивин! - Рок-Пойнт широко улыбнулся, затем оглянулся на капитана Дариса. - Кажется, у Йерли развивается талант к такого рода вещам, не так ли, Тим?
   - Да, милорд, он знает свое дело.
   Дарис улыбнулся в ответ. Он и Рок-Пойнт оба знали Данкина Йерли с тех пор, как он был мичманом. Они были прекрасно осведомлены о случайных приступах неуверенности в себе, которые он испытывал... а также о том, как ему в любом случае каким-то образом неизменно удавалось выполнить работу.
   - Если он продолжит в том же духе, я боюсь, что нам придется пойти дальше и повысить его до коммодора, - продолжил Рок-Пойнт. - Даже если это означает, что ему придется отказаться от своих приятных прогулок на лодке.
   На этот раз Дарис громко рассмеялся, но выражение лица Рок-Пойнта стало серьезным, когда он снова повернулся к лейтенанту Эрейксину.
   - Сигнал на "Дестини", Стивин.
   - Да, сэр?
   - Молодец. Чихиро 7:23.
   - Есть, есть, сэр, - подтвердил Эрейксин.
   - Очень хорошо, Стивин. Беги и отправь его. - Рок-Пойнт сделал прогоняющие движения обеими руками, и лейтенант направился обратно к сигнальной группе.
   - Чихиро семь, сэр? - сказал Дарис, приподняв одну бровь, и Рок-Пойнт улыбнулся еще более мрачно.
   - Почему-то это показалось мне уместным, - сказал он.
  
   * * *
   Капитан сэр Данкин Йерли прочитал краткое донесение без комментариев, затем вернул его мичману-сигнальщику.
   - Спасибо, мастер Эплин-Армак, - сказал он и повернулся, чтобы посмотреть через поручень, сцепив руки за спиной, в то время как слова стиха из Писания прокручивались в его памяти. "И святой Лэнгхорн сказал ему: "Воистину, Бог предаст Своих врагов судьбе, уготованной тем, кто служит разврату, быть побежденными и униженными за свои грехи, и быть связанными по рукам и ногам и отправленными в плен праведниками".
   Полагаю, он имеет в виду это как комплимент, основанный на названии корабля, - подумал он. - Но это еще не все. И, учитывая то, что произошло в Фирейде, это, безусловно, подходящий выбор текста.
   Он подумал еще несколько мгновений, затем отвернулся от поручня и поманил к себе молодого герцога Даркоса.
   - Сигнал флагману, - сказал он. - Лэнгхорн 23:7.
   - Есть, есть, сэр.
   Юноша ухмыльнулся ему, явно довольный его выбором Священного Писания. Затем он поспешил обратно, чтобы подать указанный сигнал, и улыбка Йерли стала тонкой, когда он посмотрел на батарею, где были заняты его десантные группы. Находившиеся у орудий делфиракцы, как раненые, так и невредимые, были отправлены в безопасное место на дальней стороне острова Ист. Затем орудия были заряжены пятикратными зарядами пороха и четырьмя ядрами каждое, и от орудия к орудию были проложены быстрые фитили. Еще один отрезок быстрого фитиля шел к самому погребу батареи, все они ответвлялись от куска медленного фитиля, который был обрезан так, чтобы дать последней лодке время отойти после того, как его подожгут. Перезаряженные орудия выстрелят первыми, почти наверняка с разрывом их казенных частей, что сделает их бесполезными для чего-либо, кроме металлолома. Затем пороховой погреб взорвался бы с достаточной силой, чтобы превратить крепость Ист в груду обломков. Когда дым рассеется, на острове Ист не останется ничего, кроме таких обломков.
   Или, как сказано в избранном им стихе из Книги Лэнгхорна: "Наследие нечестивых - это вихрь, и Я разрушу все дела и укрепления тех, кто хотел бы угнетать народ Божий".
  
   * * *
   Сэр Вик Лэйкир слез со своего коня и смотрел, как конюх уводит его прочь.
   Я действительно должен быть в постели, - подумал он. - Единственное, в чем я уверен, что мне понадобится, - это отдых. К сожалению, - его губы скривились в невеселой улыбке, - сон - это также единственное, что, я знаю, не произойдет.
   На самом деле, - подумал он, поворачиваясь и направляясь в свой офис в городской цитадели, - это было не единственное, что, как он знал, должно было произойти. В течение дня поступали сообщения о том, что дозорные заметили неуклонно движущиеся паруса, неумолимо приближающиеся к Фирейду. Система семафоров информировала Лэйкира об этом неумолимом подходе, хотя это было смешанным благословением. Это не принесло особого душевного спокойствия, и он также знал, что его наблюдатели не видели ничего такого, чего чарисийцы не хотели им показывать. Как только они миновали проход Ист, им не нужно было проходить достаточно близко, чтобы какой-нибудь наблюдатель с берега мог увидеть их и доложить. Если уж на то пошло, большинство самих семафорных постов были фактически беззащитны перед десантными группами с моря. Чарисийцы могли бы перерезать сигнальную цепь в любой из нескольких точек... если бы захотели.
   Единственным вопросом в голове Лэйкира было, почему кто-то из них позволил себя увидеть. Он предполагал, что это может быть просто высокомерием, но почему-то сомневался в этом.
   Полагаю, что, возможно, они намеренно дают нам знать о своем приближении, чтобы мы могли убрать гражданских с дороги, - размышлял он. - Во всяком случае, мне хотелось бы думать, что так оно и есть. Даже если это лучше, чем заслуживают ублюдки, приказавшие убивать их гражданских людей.
   Он поморщился и покачал головой.
   Лучше даже не думать об этом, Вик. Как бы то ни было, Церковь все равно остается Церковью. Тот факт, что люди, которые служат ей в любой данный момент, могут быть менее чем достойны ее, не может этого изменить. Кроме того, судя по тому, как развиваются события, для разногласий не останется места.
   Он вошел в свой освещенный лампами кабинет и обнаружил, что его ждет капитан Кейрмин. Капитан быстро встал, когда Лэйкир вошел в комнату, но командир гарнизона жестом велел ему вернуться на стул.
   - Сядь, - скомандовал он и кисло усмехнулся. - Если ты сегодня был так же занят, как я, твоим ногам, вероятно, не помешает перерыв.
   - Не помешает, сэр, - признал Кейрмин, откидываясь на спинку стула.
   - Что касается меня, то в данный конкретный момент это не помешает моей заднице, - признался Лэйкир, обходя стол и довольно осторожно усаживаясь в мягкое кресло позади. Кейрмин склонил голову набок, а Лэйкир пожал плечами. - Я только что закончил объезд всей набережной. Мы готовы настолько, насколько это возможно, и я приказал людям немного отдохнуть, пока они еще могут.
   Кейрмин понимающе кивнул, и Лэйкир сильно потянулся, крутя плечами, чтобы попытаться снять напряжение, сковавшее его позвоночник. Затем он снова посмотрел на молодого офицера.
   - Я так понимаю, ваши люди готовы, капитан?
   - Да, сэр. Они готовы. Но, сэр, я все же хотел бы, чтобы вы...
   - Не говорите этого, Томис. - Поднятая рука Лэйкира прервала его. - Кто-то должен быть во главе отряда. Я выбрал вас, потому что вы один из лучших людей для этой работы. Если случилось так, что у меня были... дополнительные мотивы выбрать вас, это мое дело, а не ваше.
   - Но...
   - Не заставляйте меня повторяться, капитан, - сказал Лэйкир, его тон был намного суровее, чем раньше.
   Мгновение или два Кейрмин, казалось, колебался, собираясь продолжить свой протест. Затем он передумал - или, что более вероятно, понял, что это не принесет ему никакой пользы, - и кивнул.
   - Да, сэр. В таком случае, однако, - он встал, - полагаю, мне лучше уйти. Удачи, сэр.
   - И вам, капитан. - Лэйкир поднялся, чтобы ответить на воинское приветствие Кейрмина, когда капитан вытянулся по стойке смирно. Затем молодой человек кивнул один раз, повернулся и вышел из кабинета.
   Лэйкир откинулся на спинку стула, несколько секунд смотрел на открытую дверь, затем пожал плечами и повернулся к пачке сообщений, которые лейтенант Черинг аккуратно разложил на его рабочем столе. Большинство из них были просто донесениями о готовности, а те, что не были, на самом деле не требовали от него никаких действий или решений. Было слишком поздно, чтобы что-либо, что он мог бы сделать в этот момент, могло повлиять на то, что должно было произойти завтра утром.
   Он дочитал последнее сообщение, отложил его в сторону и откинулся на спинку стула, думая о молодом капитане, только что отправленном командовать военным эскортом для поддержания порядка среди гражданских лиц, которым он приказал эвакуироваться из города. Конечно, Кейрмин был прав насчет причины, по которой Лэйкир выбрал его для этой обязанности. В том, что случилось с чарисийскими моряками и их семьями здесь, в Фирейде, не было вины Томиса Кейрмина. На самом деле, это произошло потому, что очень осторожные приказы, которые он отдал заранее, были полностью проигнорированы. К сожалению, чарисийцы не могли этого знать.
   Лэйкир понятия не имел, как много Кэйлеб из Чариса знал о деталях того, что здесь произошло. Было маловероятно, если не сказать больше, что у церковной пропаганды было время добраться до Чариса до отправки этого флота. Однако это было отдаленно возможно, и если бы Кэйлеб видел версию Церкви и сравнил ее с сообщениями своих людей, избежавших резни, он был бы совершенно прав, предположив, что резня была спланирована с самого начала. И если случится так, что он предположил это, и офицер, который непосредственно командовал ответственными за это войсками, попадет в его руки, последствия для этого офицера могут быть... серьезными.
   И правильно сделал, если это было запланировано, - подумал Лэйкир. - Что предполагает определенные неприятные возможности для моего собственного ближайшего будущего, если дела пойдут так плохо, как я боюсь.
   Что ж, если они это сделали, то сделали. И, по крайней мере, он благополучно убрал Кейрмина с дороги.
  
   * * *
   - Сэр! Сэр!
   Майор Гармин Жонейр резко выпрямился, схватившись за руку, которая трясла его плечо. Он не собирался дремать. На самом деле, он ожидал, что стул с прямой спинкой будет достаточно неудобным, чтобы он не дремал.
   К сожалению, он ошибался. Что не означало, что это не было достаточно неудобно, чтобы оставить у него ощущение, как будто его позвоночник был избит дубинкой.
   - Что? - требовательно спросил он. Слово прозвучало резче, чем он намеревался, и он прочистил пересохшее со сна горло и попробовал снова.
   - Что? - повторил он более нормальным голосом.
   - Сэр, мы что-то видели - в гавани!
   - Покажи мне! - рявкнул Жонейр, последние остатки сна внезапно исчезли.
   Он последовал за разбудившим его сержантом на ближайшую орудийную платформу. До рассвета оставалось еще по меньшей мере час или около того, и почти эвакуированный город Фирейд оставался темным позади него. Небо было кристально чистым, усеянным россыпями сверкающих звезд, но луны не было. Что, вероятно, имело какое-то отношение к причине, по которой чарисийцы выбрали именно эту ночь, чтобы нанести визит.
   Звездный свет был слишком тусклым, чтобы его можно было назвать освещением, но это было, по крайней мере, немного лучше, чем ничего, и он напряг зрение, следуя за указательным пальцем сержанта. Несколько мгновений он вообще ничего не видел. Затем его глаза сузились, когда они уловили слабый, очень слабый отблеск звездного света на холсте.
   - Я вижу это, - тихо сказал он. - Но где сторожевой катер, который должен...
   Он вздрогнул от внезапной, ослепительной вспышки молнии, когда в гавани без всякого предупреждения выстрелила пушка.
  
   * * *
   Адмирал Рок-Пойнт поднял голову, услышав внезапный грохот выстрела тридцатифунтового орудия. Звук доносился с востока, где-то за кормой его флагманского корабля, и его нога-колышек застучала по настилу палубы, когда он двинулся к кормовому поручню "Дистройера". Он посмотрел на гавань, пытаясь найти орудие, из которого стреляли, но ночь снова сомкнулась.
   - Орудийный огонь, один румб по правому борту!
   Крик впередсмотрящего донесся откуда-то сверху, но в данный момент от него было мало толку. Тем не менее, это дало Рок-Пойнту приблизительное представление о том, откуда он взялся, и он нахмурился, вызвав мысленный образ гавани и сопоставив его со своими подробными инструкциями по плаванию.
   Наверное, "Индомитэбл" или "Джастис", - решил он. - Во всяком случае, если они там, где должны были быть. А одиночный выстрел наводил на мысль либо о случайности, из-за которой кто-то мог попасть по уши в неприятности, либо о столкновении со сторожевым катером.
   Ну, это не значит, что кто-то уже не знает, что мы здесь, - подумал он. - Единственное, что меня действительно удивляет, если это был сторожевой катер, так это то, что мы еще не столкнулись с десятками подобных тварей. Если уж на то пошло, может быть, я просто ничего об этом не знаю, предполагая, что они уладили дело абордажными саблями!
   Он не завидовал экипажам катеров, которым было приказано патрулировать гавань. Конечно, у них было больше шансов обнаружить галеон, чем у галеона - обнаружить одинокую, маленькую, низко расположенную лодку. С другой стороны, они мало что могли сделать, кроме как бежать, если все-таки столкнутся с одним из кораблей Рок-Пойнта. Как подчеркнул этот единственный пушечный выстрел, у них, конечно, не было огневой мощи, чтобы сделать что-то еще.
   На самом деле, больше всего Рок-Пойнт беспокоился о возможном присутствии галер делфиракского флота, используемых в качестве "сторожевых катеров". Самой большой потенциальной опасностью приближения в темноте была возможность того, что это позволит галерам подойти достаточно близко к галеонам, чтобы попытаться протаранить их или взять на абордаж. Вероятность того, что любая галера справится с этим при точном огне предвидевшего эти шаги галеона, была ничтожной; вероятность того, что галера справится с тем же подвигом в темноте, была значительно выше.
   Учитывая качество его собственных экипажей, Рок-Пойнт принял риск с достаточной степенью хладнокровия. Однако это не означало, что ему не терпелось увидеть, что произойдет, если делфиракцы попытаются это сделать, и он задавался вопросом, почему они этого не сделали.
   Либо они достаточно умны, чтобы сообразить, что, вероятно, случится с любой галерой, которая перехватит одного из нас, либо у них случайно не оказалось ни одной галеры в порту, когда мы прибыли.
   Лично он подозревал первое. Конечно, галера могла бы подойти к одному из его галеонов в таких условиях видимости, если бы ее шкипер был умен и опытен. Но галеры делфиракского флота были материкового образца - меньше, чем чарисийские галеры, с меньшим экипажем. Каждый из тяжелых галеонов Рок-Пойнта нес от восьмидесяти до ста двадцати морских пехотинцев, в зависимости от их размера, и имел более чем достаточно матросов, чтобы поддержать их. Потребовалось бы, по крайней мере, две, более вероятно, три делфиракских галеры, чтобы сокрушить экипаж одного из его кораблей, и остальная часть его эскадры точно не стояла бы сложа руки, пока это происходило. Так что, если только делфиракцам не удалось собрать по крайней мере двадцать или тридцать галер (а потери, понесенные их флотом от мародерствующих каперов, которые предшествовали флоту Рок-Пойнта в этих водах, делали маловероятным, что у них вообще оставалось так много) для попыток использовать их в какое-то ночное время, подобный перехват был бы бесполезным упражнением.
   С другой стороны, это могло быть упражнением в тщетности, которое все равно было чертовски болезненным для любого корабля, в который они случайно попали. Так что я не собираюсь жаловаться на то, что они этого не сделали.
   Он фыркнул и заковылял обратно через ют к капитану Дарису.
   - Что ж, теперь мы постучали в дверь, милорд, - криво усмехнулся флаг-капитан.
   - А я надеялся, что они не догадаются о нашем приближении, - сухо ответил адмирал. Затем он покачал головой.
   - Я начну примерно через час или около того, - сказал он более серьезно.
   - Примерно так, - согласился Дарис.
   - В таком случае, надеюсь, что они не станут ждать, пока не заслышат наш "дверной молоток", чтобы начать уводить людей от греха подальше.
   Голос адмирала был намного мрачнее, и Дарис молча кивнул. Флаг-капитан, как и его адмирал, был доволен тем, что в их приказах особое внимание уделялось максимально возможному предотвращению жертв среди гражданского населения. Это, собственно, и было причиной, по которой они намеренно предупредили делфиракцев о своем приближении. Всегда существовала вероятность, что командующий обороной порта окажется достаточно глуп, чтобы не учесть возможность того, что любая атакующая чарисийская эскадра может высадить десант. Однако, если предположить, что командир, о котором идет речь, обладал интеллектом, который Бог дал ящеру-резаку, ему должно было прийти в голову, что не имеет большого смысла просто отправлять корабли плавать туда и сюда по гавани.
   В конце концов, все сводилось к тому, действительно ли человек, отвечающий за защиту Фирейда, реально оценивал вероятность того, что его батареям удастся отогнать чарисийские галеоны. И хватит ли у него морального мужества рискнуть быть обвиненным в пораженчестве, если он отдаст приказ об эвакуации еще до того, как прозвучит первый выстрел.
   Рок-Пойнт надеялся, что у сэра Вика Лэйкира есть и то, и другое. В отличие от других офицеров и матросов своей эскадры, адмирал знал из видений сейджина Мерлина, что командир гарнизона намеренно стремился свести потери к минимуму. Это не заставило адмирала чувствовать себя более доброжелательно по отношению к делфиракцу, но это сказало ему - или, по крайней мере, напомнило ему - кто был истинным врагом империи. И независимо от того, был ли Делфирак добровольным участником резни или просто не смог ее остановить, нельзя было допустить, чтобы это осталось безнаказанным. Император Кэйлеб и в этом был прав. Фирейд должен был стать наглядным уроком для врагов империи, а для подданных империи сама резня должна была быть наказана.
   И это, - мрачно подумал он, поворачиваясь обратно на восток, где на небеса наползал намек на серость, - именно то, что мы собираемся сделать.
  
   * * *
   - О, черт, - прошептал кто-то.
   Майору Жонейру потребовалось мгновение, чтобы понять, что это был он сам, и даже тогда узнавание было далеким и неважным, когда он смотрел со стен своей батареи.
   Там были десятки чарисийских галеонов. Очевидно, у них были подробные карты гавани и ее оборонительных сооружений, потому что они использовали темноту, чтобы занять идеальную позицию. Двадцать три галеона медленно плыли прямо через гавань к нему, выстроившись в удивительно аккуратную линию, в то время как еще десять или пятнадцать парили дальше, наблюдая за транспортами. Приближающаяся линия была уже чуть более чем в трехстах или четырехстах ярдах, и ее корабли неуклонно приближались. Восходящее солнце поблескивало на их парусах, позолотив коричнево-серое, потрепанное непогодой полотнище золотом, и то, что должно было быть флагом новой Чарисийской империи - серебристо-синяя шахматная доска Дома Тейт, разделенная на четверти черным Чариса и золотым кракеном Дома Армак - развевалось с их бизань-мачт. Сотни орудий высунули короткие рыльца из своих открытых орудийных портов, и абсолютная тишина их приближения вызвала дрожь страха в костях Жонейра.
   - Стоять! - крикнул он. - Стоять!
   Его барабанщик передал срочную команду, хотя в этом едва ли была необходимость, поскольку за последние полтора часа орудия были полностью укомплектованы расчетами. Однако, как он и ожидал, барабанная дробь была подхвачена батареей справа от него и передана по всей набережной и дальше в город. Его собственные люди склонились над своими орудиями, ожидая, когда неумолимо наступающая линия чарисийцев войдет в поле их огня, а Жонейр поднял подзорную трубу, чтобы посмотреть сквозь нее на врага.
  
   * * *
   - Очень хорошо, капитан Дарис, - официально сказал Рок-Пойнт. - Считаю, что пришло время.
   - Да, да, милорд, - ответил Дарис, затем повернулся и повысил голос.
   - Мастер Ласал! Откройте огонь, будьте добры!
   - Есть, есть, сэр! - лейтенант Шейрмин Ласал, первый лейтенант "Дистройера", признал приказ и обнажил свой меч.
   - На подъем! - рявкнул он, поднимая меч над головой.
  
   * * *
   Корабль, возглавлявший чарисийскую линию, тот, что летел под командным флагом адмирала, исчез за внезапной стеной дыма с огненной сердцевиной.
   Жонейр инстинктивно пригнулся, и что-то большое, железное и быстро движущееся злобно просвистело над его головой. Еще больше железа врезалось в его батарею, и он услышал чей-то крик. А затем, как будто первый залп был сигналом - а он, несомненно, был - все остальные корабли в этой линии, казалось, извергли огонь и дым практически одновременно.
   Сотрясение от такого количества тяжелых пушек, стреляющих так близко друг к другу, было неописуемым; удар такого количества тонн железа был ужасающим.
   Защитная каменная кладка батареи была большей частью двухвековой давности. Первоначально она предназначалась для защиты катапульт и баллист от подобных же конструкций и стрельбы из лука, еще до того, как были придуманы пушки. Ее замена более современными укреплениями обсуждалась на протяжении десятилетий, но затраты были бы огромными, а десятки орудий за каменной кладкой были сочтены достаточными для обеспечения безопасности.
   Но это было до того, как этим десяткам орудий противостояли сотни орудий, каждое из которых стреляло гораздо быстрее, чем могли надеяться выдержать оборонительные батареи. На двадцати трех кораблях линии адмирала Рок-Пойнта было установлено более тысячи трехсот орудий. Почти семьсот из них можно было одновременно направить на обороняющие гавань батареи, и Рок-Пойнт тщательно спланировал свой подход. Хотя оборонительные батареи Фирейда насчитывали в общей сложности более ста пятидесяти орудий, только тридцать из них могли быть нацелены на его линию, когда он приближался с одного конца береговых укреплений.
   За первые шесть минут боя каждое из этих тридцати орудий выстрелило по одному разу. В ответ на их тридцать ядер линия Рок-Пойнта выпустила почти три тысячи встречных ядер.
   Старая каменная кладка, никогда не предназначавшаяся для того, чтобы выдержать такое наказание, не просто рассыпалась. Огромные куски камня и известкового раствора разлетелись под яростным ударом более сорока тонн железа, и каменная пыль поднялась с поверхности укреплений, как второй столб порохового дыма. И даже при том, что отдельные амбразуры орудий были относительно небольшими целями, скрытыми летящей каменной пылью и собственным пороховым дымом стреляющих кораблей, не было никакого способа пропустить их всех в этом потоке огня чарисийцев.
   Жонейр скорчился за зубчатой стеной, его разум съежился, когда невероятный рев чарисийской артиллерии, казалось, поглотил весь мир. Дым и пыль были повсюду, они застревали у него в горле, душили его. Твердый камень под его ногами задрожал, вибрируя, как испуганный ребенок, когда на него обрушился жестокий шторм железа. Он даже не слышал, как стреляли его собственные пушки - если предположить, что они стреляли, - но он услышал пронзительный визг, когда пушка менее чем в тридцати ярдах от него получила прямое попадание.
   Чарисийское ядро попало чуть ниже дула, ударившись о прочную древесину "лафета" орудия, и все орудие взлетело в воздух. Ствол полностью отделился от лафета, большая часть которого распалась на осколки длиной с человеческую руку. По меньшей мере треть расчета была убита на месте, когда ядро продолжило свой путь, пронзив их насквозь. Большинство остальных были раздавлены насмерть, когда десятифутовая орудийная труба обрушилась на них сверху.
   Майор уставился на спутанные окровавленные обломки, которые всего мгновение назад были восемнадцатью человеческими существами. Все больше чарисийского огня снова и снова обрушивалось на его позицию. Внешняя стена батареи буквально начала разрушаться с третьим залпом, и по мере того, как дальность стрельбы уменьшалась, по меньшей мере полдюжины чарисийцев начали также стрелять картечью, сметая стену. Десятки мелких смертоносных снарядов влетели в амбразуры, и еще больше артиллеристов Жонейра исчезли в кровавых брызгах, разорванной плоти и раздробленных костях.
   Жонейр рывком поднялся на ноги и бросился в самую гущу хаоса, выкрикивая ободряющие слова. Он не знал точно, что он кричал, только то, что это был его долг - быть там. Чтобы удержать своих людей вместе в этом урагане дымного грома и жестоких разрушений.
   Они откликнулись на его знакомый голос, отчаянно пытаясь перезарядить свои медленно стреляющие орудия, в то время как чарисийцы обрушивали на их позиции залп за залпом. Одна из зубчатых стен разлетелась вдребезги от вражеского ядра. Большая часть камня вывалилась наружу, рухнув с лицевой стороны батареи в воду у ее подножия, но его кусок размером с голову пролетел по воздуху и ударил человека менее чем в шести футах от Жонейра. Кровь артиллериста брызнула на майора, и он потер слипшиеся глаза, пытаясь их прочистить.
   Он все еще оттирал их, когда прилетевшее ядро попало ему чуть ниже середины груди.
  
   * * *
   - Сэр, их морские пехотинцы высадились на берег по крайней мере в трех местах.
   Лэйкир повернулся к лейтенанту Черингу. Лицо юноши было белым и напряженным, глаза огромными.
   - Только одна из батарей все еще остается действующей, - продолжил лейтенант, - и, как сообщается, потери чрезвычайно велики.
   - Понимаю, - спокойно сказал Лэйкир. - А потери противника?
   - Один из их галеонов потерял две мачты. Они отбуксировали его из строя, а другой, по-видимому, был в огне, по крайней мере, ненадолго, кроме этого...
   Черинг пожал плечами, выражение его лица было глубоко несчастным, и Лэйкир кивнул. Чарисийцы методично прокладывали себе путь вдоль береговой линии, концентрируя свой огонь на одной оборонительной батарее или небольшой группе батарей за раз. Традиционная мудрость гласила, что ни один корабль не может поразить хорошо расположенную, должным образом защищенную батарею, но эта традиция зависела от соотношения скорострельности. Он не сомневался, что чарисийцы понесли ущерб и потери намного большие, чем только что сообщил Черинг, хотя они, очевидно, пострадали недостаточно, чтобы принять решение прекратить атаку. Что едва ли было удивительно. Он надеялся добиться большего, но у него никогда не было никаких иллюзий относительно успешного отражения атаки.
   И я не собираюсь убивать больше людей, чем нужно, пытаясь сделать невозможное, - мрачно подумал он и посмотрел на часы на стене своего кабинета. - Три часа - это достаточно долго, особенно если у них уже есть морские пехотинцы на берегу. В конце концов, король не дал мне больше пехоты вместе с артиллеристами.
   - Очень хорошо, лейтенант, - сказал он, говоря более официально, чем обычно, обращаясь к Черингу. - Прикажите сигнальной группе поднять белый флаг.
  
  
   НОЯБРЬ, Год Божий 892
  
   .I.
   КЕВ "Эмприс оф Чарис", город Теллесберг, королевство Чарис
  
   - Полагаю, пришло время.
   Императрица Шарлиэн Армак отвернулась от панорамного вида из огромных кормовых иллюминаторов на невероятно многолюдные воды гавани Теллесберг при звуке голоса своего мужа.
   Это был первый день ноября, дата, которой она боялась не одну пятидневку, и вот она наступила.
   Кэйлеб стоял в каюте у обеденного стола, который был одним из ее подарков ему. Ей удалось заказать его так, чтобы он об этом не узнал, и очевидное удовольствие, которое он получил от сюрприза, безмерно порадовало ее. Теперь экзотическая текстура и узоры отполированного вручную дерева с изысканной отделкой поблескивали в единственном ярком луче утреннего солнца, падающем через открытый люк в потолке, а толстые ковры, которыми был устлан настил палубы, сияли, как лужицы малинового света в полумраке каюты. Вышивка канителью на его тунике вспыхивала и мерцала, королевская цепь на шее отражала зеленым и золотым огнем проникший через люк в крыше и рассеянный солнечный свет, и что-то пыталось сжать ее горло, когда она смотрела на него.
   - Знаю, что пришло время, - сказала она, затем сделала паузу и прочистила горло. - Я... просто не хочу, чтобы это было.
   - Я тоже, - сказал он, сверкнув белыми зубами в мимолетной улыбке.
   - Знаю, что ты должен уйти. Я знала, что ты поедешь, с тех пор, как приехала в Теллесберг. Но, - Шарлиэн услышала легкую дрожь в собственном голосе, - не ожидала, что это будет так трудно.
   - Для нас обоих, миледи.
   Голос Кэйлеба был тихим, и он подошел к ней двумя большими шагами. Он поймал обе ее тонкие руки в свои сильные ладони, покрытые мозолями от меча, поднес их к губам и поцеловал тыльную сторону.
   - Это не должно было быть так, - сказала она ему, высвобождая одну руку и нежно кладя ее на его щеку.
   - Знаю. - И снова эта ослепительная улыбка, которая, как она обнаружила, могла растопить ее сердце. - Предполагалось, что это будет государственный брак, и ты втайне едва могла дождаться, чтобы увидеть мою спину, несмотря на все надлежащие публичные банальности. - Он покачал головой, его глаза блеснули в полумраке. - Как, черт возьми, я могу ожидать, что надеру Гектору задницу так, как он того заслуживает, если я даже этого не смог сделать правильно?
   - О, - сказала она так легко, как только могла, - уверена, что вы как-нибудь добьетесь победы, ваше величество.
   - Что ж, благодарю вас, ваше величество.
   Он поцеловал руку, которую все еще держал, во второй раз, затем привлек ее к себе и обнял одной рукой.
   Она наслаждалась силой этой руки, одновременно поражаясь глубине правды, скрытой в его беззаботном описании того, каким мог бы быть их брак. То, чего она более чем наполовину ожидала.
   Это казалось невозможным. Они были женаты чуть больше месяца. Она знала его меньше трех лет. И все же это расставание было все равно что отрезать ее собственную руку.
   - Я не хочу, чтобы ты уходил, - тихо призналась она.
   - И я не хочу оставлять тебя позади, - ответил он. - Что делает нас такими же, как тысячи других мужей и жен, не так ли? - Он посмотрел ей в глаза, и его собственный взгляд был серьезным. - Если мы должны просить их об этом, полагаю, будет справедливо, если мы заплатим той же монетой.
   - Но у нас было так мало времени! - запротестовала она.
   - Если Бог будет благ, у нас еще будут годы, чтобы наверстать упущенное. - Он повернулся к ней лицом, и она прижалась щекой к его груди. - И уверяю тебя, что я с нетерпением жду каждого из этих лет, - добавил он злым шепотом ей на ухо, когда его правая рука скользнула вниз по ее спине, чтобы погладить ее зад.
   Это была одна из хороших вещей в чарисийской моде, - подумала она. - Чисхолмские платья, как правило, хорошо сочетались с нижними юбками из-за более прохладного климата ее северного королевства. Более легкие и тонкие платья Чариса были гораздо менее защищены.
   - Хорошо, что нет свидетелей, которые могли бы узнать, какой вы на самом деле грубый и вульгарный парень, ваше величество, - сказала она ему, поднимая голову и поворачивая свое лицо к нему.
   - Может быть, так оно и есть. Но очень плохо, что у меня нет достаточно времени, чтобы доказать, какой я грубый и вульгарный парень, - сказал он ей и наклонился, чтобы поцеловать ее.
   Она наслаждалась моментом, прижимаясь к нему, а затем - как по команде - каждый из них глубоко вдохнул, и они слегка отступили друг от друга.
   - Я действительно ненавижу оставлять тебя позади по многим причинам, - сказал он ей. - И мне искренне жаль, что я перекладываю всю ответственность на тебя, когда у тебя было так мало времени, чтобы освоиться здесь, в Теллесберге.
   - Не могу притворяться, что не знала, что такой момент наступит, не так ли? - возразила она. - И, по крайней мере, у меня будет граф Грей-Харбор и архиепископ, которые будут давать мне советы.
   - Просто никогда не хватает времени. - Он поморщился от разочарования. - У тебя должно было быть больше времени. Есть так много вещей, которые мне все еще нужно тебе сказать, объяснить. - Он покачал головой. - Я не должен был вот так срываться с места, когда так много еще не сделано даже наполовину.
   Она начала отвечать, затем ограничилась тем, что покачала головой с легкой улыбкой. Теоретически, на самом деле ему не нужно было "убегать". Его морские и сухопутные командиры были вполне способны вести любые сражения, которые им предстояли. Но вполне могли быть - на самом деле, почти наверняка были бы - политические решения, которые необходимо было принимать на фронте, быстро и решительно, без задержек на многие пятидневки, связанных с отправкой депеш туда и обратно через тысячи миль между Корисандой и Чарисом. Кроме того, воины Чариса питали почти идолопоклонническую веру в Кэйлеба Армака. Возможно, это неудивительно, учитывая битвы при Рок-Пойнте, Крэг-Риче и проливе Даркос. Она знала, что его присутствие с ними стоило бы эскадры галеонов.
   И, что не менее важно, это дает нам возможность показать, что наша новомодная "империя" действительно является браком равных. Король Чариса, возможно, собирается на войну, но эта война принадлежит империи, а не только Чарису. А королева Чисхолма остается дома, чтобы править не только Чисхолмом, но и всей империей в его отсутствие... и от своего имени, а также от имени его.
   - Ты ведь понимаешь, не так ли, - сказала она через мгновение, - что эта твоя маленькая военная экскурсия, вероятно, серьезно помешает нашим планам по перемещению столицы между Теллесбергом и Черейтом?
   - Надеюсь, что это будет не так уж плохо, - серьезно ответил он. - Если нам придется, полагаю, мы, вероятно, могли бы оставить дома Рейджиса, чтобы он служил нашим совместным регентом здесь, в Чарисе, пока мы официально переносим столицу - и тебя обратно - в Черейт.
   - Думаю, что это было бы неправильным решением. - Она задумчиво поджала губы. - Не буду притворяться, что не беспокоюсь о том, насколько хорошо Марак и мама справляются в мое отсутствие. Но они очень способные люди, и тот факт, что ты собираешься выступить через Чисхолм для вторжения, даст им шанс встретиться с тобой, так же, как твои чарисийцы встретили меня. И если я серьезно не ошибаюсь, тот факт, что ты - и твои чарисийцы - доверяете мне достаточно, чтобы оставить меня здесь, в Теллесберге, в твое отсутствие, чтобы я управляла всей империей, более чем компенсирует любое беспокойство в Чисхолме о том, будет ли резиденция правительства перемещаться взад и вперед точно так, как запланировано.
   - Конечно, я тебе доверяю! - Он казался удивленным, что в этом может быть какое-то сомнение, и она постучала его по груди тонким указательным пальцем и улыбнулась.
   - Я знаю это, - сказала она ему наполовину с упреком. - Однако может оказаться не так просто заставить всех остальных поверить в это. И это, думаю, один из лучших способов, которые мы могли бы придумать для достижения этой цели.
   - Даже если это заноза в заднице для нас, - согласился он.
   - И у этого есть и другая сторона, - сказала она.
   - Например?
   - Одно из преимуществ наличия соправителей заключается в том, что мы можем оставить одного из нас здесь, управлять делами в Теллесберге, в то время как другой уходит решать другие проблемы. Знаю, что у нас обоих есть первые советники, которым мы безоговорочно доверяем, Кэйлеб, но на самом деле это не одно и то же, и ты это знаешь. Если все получится так, как я думаю, у нас будет такая степень гибкости, какой, по-моему, еще ни у кого не было. И, честно говоря, нам понадобится такая гибкость только для того, чтобы держать что-то размером с империю полуорганизованным и двигаться в нужном направлении.
   Он серьезно кивнул, и странным образом, который он вряд ли когда-либо сможет объяснить кому-либо еще, ее серьезный, прагматичный анализ только усилил нежность - и сожаление - которые он испытывал, когда на них обрушился момент отъезда. В каком-то смысле он был почти виновато благодарен за резню в Фирейде. Формирование флота Рок-Пойнта и поиск транспортов для его морских пехотинцев нарушили тщательно спланированный Лок-Айлендом график вторжения на Корисанду. Это дало им время произвести еще несколько тысяч крайне необходимых винтовок... и отложило отъезд самого Кэйлеба еще на пару благословенных пятидневок. Еще десять дней он провел с Шарлиэн.
   Что только сделало этот момент еще тяжелее.
   - Будь осторожна. - Его руки скользнули вокруг, чтобы лечь на ее плечи, когда он заглянул глубоко в ее глаза. - Будь очень осторожна, Шарлиэн. Рейджис, Мейкел, Бинжэймин и все остальные будут охранять тебя, но никогда не забывай, что сторонники Храма где-то там, и они уже показали, что не стесняются прибегать к кровопролитию. Большинство "моих" чарисийцев уже готовы любить тебя как одну из нас, но трое других пытались убить Мейкела, а кто-то еще сжег королевский колледж, и мы до сих пор не знаем, кто это был и какая организация могла стоять за этим. Так что не забывай, что там все еще есть кинжалы. И что не все они будут стальными.
   - Не буду. - В уголках ее выразительных глаз появились морщинки от странного веселья, и она фыркнула. - Не забывай, что ты разговариваешь с кем-то, кто вырос в тени королевы Исбелл! Я знаю все о политических махинациях и придворных интригах. Да, и об убийцах тоже. И если я могу забыть, Эдуирд позаботится о том, чтобы я этого не сделала!
   - Знаю. Я знаю! - Он снова прижал ее к себе, качая головой. - Я просто не могу смириться с мыслью, что с тобой что-то... случится.
   - Со мной ничего не случится, - заверила она его. - Ты просто смотри, чтобы с тобой тоже ничего не случилось, ваше величество!
   - Когда за мной присматривают Брайан, генерал Чермин и Мерлин? - настала его очередь фыркнуть, и он сделал это довольно великолепно, - подумала она. - Не буду говорить, что ничего не может случиться - в конце концов, всегда есть молнии, лесные пожары и землетрясения, - но почему-то не вижу, чтобы меня достало что-то меньшее.
   - Смотри, чтобы так и оставалось. - Она протянула руку и схватила его за мочки обоих ушей, удерживая его голову неподвижной. - Я уже сказала капитану Этроузу, что ему лучше не возвращаться домой в Чарис без тебя.
   - Держу пари, это вселило в него страх Божий, - сказал Кэйлеб, одобрительно улыбаясь.
   - Я не знаю о Боге, - сказала она ему. - Но я сделала все возможное, чтобы вселить в него страх перед кем-то немного менее могущественным, но более... близким, скажем так. - Кэйлеб громко рассмеялся. Затем он снова посерьезнел. - Сейчас действительно время, любовь моя, - мягко сказал он.
   - Знаю. "Время и прилив никого не ждут", - процитировала она.
   - Во всяком случае, не без того, чтобы каждый генерал, адмирал и капитан корабля во всем флоте вторжения всерьез задумался о цареубийстве. Чарисийские моряки терпеть не могут пропускать прилив.
   - Тогда, полагаю, нам лучше покончить с этим.
   Несмотря на ее веселый тон, она почувствовала, что ее нижняя губа пытается задрожать. Она сурово подавила рефлекс и вложила свою руку в локоть его протянутой руки, когда он выводил ее из каюты, где им действительно удалось найти подлинное уединение даже на борту переполненного военного корабля.
   С палубы за пределами этой каюты было совершенно ясно, что корабль переполнен. Флагман Кэйлеба был новейшим и самым мощным кораблем того, что только что стало имперским чарисийским флотом. Он был улучшен по сравнению с "Дреднотом", который служил флагманом Кэйлеба в кампании "Риф Армагеддон". Тот корабль затонул после битвы при проливе Даркос, и первоначально предполагалось, что новый корабль будет носить то же название. Но Кэйлеб распорядился о переменах. Традиция Чариса запрещала называть военные корабли в честь людей, которые были еще живы, поэтому вместо имени, которое он действительно предпочел бы, его новый флагман был назван "Эмприс оф Чарис".
   Когда Шарлиэн ступила на главную палубу корабля, который официально не был ее тезкой, она еще раз была поражена тем, насколько сильно изменились стандарты военно-морского дизайна и морского боя всего за три года. Чарисийские галеры были самыми большими и мореходными в мире. Это означало, что они также были самыми медленными в мире на одних веслах, но даже самые крупные из них составляли длиной не более чем две трети от "Эмприс оф Чарис". Новый флагманский корабль Кэйлеба имел расстояние между перпендикулярами более ста пятидесяти футов и, при гораздо большей осадке, обладал водоизмещением почти тысячу четыреста тонн. Он нес тридцать длинных кракенов на своей орудийной палубе и тридцать две карронады на своем спардеке. В сочетании с новыми длинными четырнадцатифунтовыми орудиями, установленными в качестве погонных орудий на носу и корме, это довело его общее вооружение до шестидесяти восьми орудий, и ни один другой военный корабль в мире не мог надеяться противостоять ему. За исключением, конечно, побратимов, сопровождающих его со всех сторон.
   Шарлиэн он показался просто огромным. И так оно и было. Самый большой корабль чисхолмского флота имел чуть более половины этого водоизмещения и нес всего восемнадцать орудий. Тем не менее, императрица знала из разговоров со своим мужем, Лок-Айлендом, и сэром Дастином Оливиром, что сэр Дастин уже применяет уроки, которые он извлек, разрабатывая "Эмприс оф Чарис", к следующему, еще более крупному и могущественному классу.
   Он больше даже не был похож на галеон. "Дреднот" и его братья уже обошлись без высоких надстроек на носу и корме, но "Эмприс оф Чарис" показал пропорционально еще меньший надводный борт, чем у них, и у него была фактически плоская палуба, вообще без приподнятого бака или кормовой надстройки. Или, скорее, узкие спардеки, которые были встроены в "Дреднот", были расширены так, что они образовали практически полную верхнюю палубу для размещения орудий, и ее плавно изогнутая протяженность была непрерывной на всем пути от носа до транца. Из-за его больших размеров пороги пушечных портов на орудийной палубе были на самом деле выше, чем у более старого корабля, и от одного взгляда на его парящий, мощный план парусов у Шарлиэн могла закружиться голова. Но его нос был резко заострен, и, несмотря на огромные размеры, он и его родственные корабли выглядели низко посаженными, худыми и опасными. Каждая их линия несла в себе гладкую, хищную грацию, и новый имперский флот продолжал еще одну традицию чарисийцев. Другие флоты могли бы раскрасить свои корабли в яркие цвета; корпуса чарисийских военных кораблей были черными. Галеоны имели белые полосы вдоль бортов, отмечающие линию их орудийных портов, а крышки портов были выкрашены в красный цвет. Помимо их носовых фигур, это был практически единственный цвет их корпусов, резко контрастирующий с орнаментальной резьбой, позолотой и краской других флотов.
   Шарлиэн обнаружила, что это было преднамеренное заявление. Чарисийские военные корабли не нуждались ни в украшениях, ни в гордой резьбе, ни в сверкающем сусальном золоте, чтобы внушить страх противнику. Их репутация прекрасно позаботилась об этом, и само отсутствие этих вещей придавало им строгую красоту, изящество функциональности, не нарушаемое ни одним ненужным элементом.
   - Ты назвал в мою честь прекрасный корабль, Кэйлеб, - сказала она ему на ухо, говоря громко, когда обслуживающие паруса "Эмприс оф Чарис" моряки начали аплодировать, как только они ступили на палубу.
   - Чепуха. Я назвал ее в честь должности, а не в честь человека, который ее занимает! - ответил он со злой усмешкой, затем дернулся, когда она яростно ущипнула его за ребра. Он посмотрел на нее сверху вниз, и она мило улыбнулась.
   - Есть вещи похуже, чем ожидание вашего возвращения домой, ваше величество, - пообещала она ему.
   - Хорошо.
   Его ухмылка стала еще шире, а затем исчезла, когда они достигли входного порта и боцманской люльки, ожидающей, чтобы опустить ее на палубу пятидесятифутового катера, пришвартованного рядом с флагманом. На катере развевался новый имперский флаг, и золотой кракен Дома Армак извилисто плыл по нему, колышась на легком ветерке. Один и тот же флаг, за исключением одной детали, развевался на бизань-мачте каждого военного корабля на якорной стоянке, но на катере Шарлиэн была изображена серебряная корона императрицы над "кракеном", в то время как на флаге, развевающемся над "Эмприс оф Чарис", была изображена золотая корона императора.
   Они вдвоем постояли, глядя на катер, а затем Кэйлеб глубоко вздохнул и повернулся лицом к Шарлиэн.
   - Моя госпожа императрица, - сказал он так тихо, что она едва расслышала его сквозь радостные крики, раздававшиеся теперь от команды катера и распространявшиеся по всему кораблю. Она могла видеть матросов, рассредоточенных вдоль рангоута, морских пехотинцев по бортам всех этих кораблей, и она поняла, что они не болели за Кэйлеба. Или не только за Кэйлеба. Они также болели за нее.
   Матросы начали вытаскивать на палубу боцманскую люльку для нее, и ей удалось не поморщиться. Мысль о том, что ее поднимут за борт и опустят на катер на веревке, как посылку, едва ли казалась достойной, но это, несомненно, было лучше, чем пытаться справиться с юбками, карабкаясь по доскам, прибитым к борту корабля. Во всяком случае, это было бы более скромно, и у нее было гораздо меньше шансов случайно и неожиданно промокнуть насквозь. И, в любом случае, это было не похоже...
   Ее мысли были внезапно прерваны, когда руки Кэйлеба обняли ее. Ее глаза расширились от изумления, но это было все, на что у нее было время, прежде чем она обнаружила, что ее целуют - безжалостно, энергично и восхитительно компетентно - на глазах у всего наблюдающего флота.
   На один удар сердца явное удивление удержало ее в его объятиях оцепеневшей и не реагирующей. Но только на мгновение. Конечно, это было вопиющим и скандальным нарушением всех надлежащих правил приличия, - подумала она, - тая в его объятиях, не говоря уже о том, как это нарушало этикет, протокол и общепринятые приличия, и ей было все равно.
   На мгновение все остальные, казалось, были одинаково ошарашены резким отклонением от запланированной, достойной хореографии мероприятия, но затем снова раздались аплодисменты - на этот раз другие. Радостные возгласы, перемежавшиеся смехом и сопровождавшиеся хлопками в ладоши и ободряющим свистом. Шарлиэн вспоминала об этом позже, ценя удовольствие - удовольствие для Кэйлеба и для нее - скрытое в этих радостных возгласах, свисте, хлопках. На данный момент это едва ли было замечено. Ее мысли были заняты совершенно другими вещами.
   Это был долгий, пылкий и очень основательный поцелуй. Кэйлеб был методичным человеком, и он нашел время, чтобы сделать все правильно. Наконец, однако, - без сомнения, из-за простой нехватки воздуха - он снова выпрямился, улыбаясь ей сквозь свист и топот ног. Позади него она увидела графа Лок-Айленда, коммодора Мэнтира и капитана Этроуза, которые изо всех сил старались не ухмыляться, как школьники, и радостный смех вокруг нее усилился, когда она потрясла пальцем перед носом своего мужа.
   - Теперь ты пошел и доказал, какой ты похотливый, некультурный мужлан! - пожурила она, ее глаза сверкали. - Не могу поверить, что ты сделал что-то настолько неприличное на глазах у всех! Ты что, не понимаешь, как ты нарушил протокол?!
   - Чертов протокол, - сказал он ей без раскаяния и протянул правую руку, чтобы коснуться ее лица, в то время как левой придерживал для нее опускающуюся боцманскую люльку. Его пальцы были нежны, как перышко, на ее щеке, двигаясь ласково, а глаза сияли. - Это было весело, и я намерен делать это снова... и часто. Но на сегодня, если мы не посадим тебя в эту люльку и не уберем с этого корабля, мы все пропустим прилив, и тогда, вероятно, у нас на руках будет откровенный мятеж.
   - Я знаю.
   Она позволила ему помочь ей сесть в люльку, хотя едва ли была настолько слаба, чтобы нуждаться в помощи. Он лично проверил, все ли в порядке, а затем завыли боцманские дудки, и морские пехотинцы вытянулись по стойке смирно и подняли оружие, когда люльку поднимали с палубы. Корабельный колокол начал бить, его глубокий, музыкальный голос звучал даже сквозь шум возобновившихся аплодисментов. Он пробил двадцать четыре раза в официальном приветствии коронованному главе государства.
   - Позаботься о нем, Мерлин! - внезапно услышала она свой крик. - Верни его мне!
   Она не собиралась говорить ничего такого сентиментального. Конечно, не перед всеми этими другими глазами и ушами! К счастью, аплодисменты вокруг нее были настолько ошеломляющими, что никто, возможно, не услышал бы ее.
   За исключением одного человека.
   - Так и сделаю, ваше величество.
   Каким-то образом сейджин расслышал ее, и сквозь ревущий прибой всех этих других повышенных голосов прорвался его глубокий голос, спроецированный для того, чтобы она услышала. Она оглянулась на него, стоящего за плечом Кэйлеба, как щит за спиной своего мужа, и его неземные сапфировые глаза заблестели в солнечном свете, когда он коснулся левого плеча правым кулаком в формальном отдании чести.
   Шарлиэн Армак не была защищенным тепличным цветком. Она давно поняла, что жизнь - это не героическая баллада, в которой добро всегда волшебным образом побеждает зло. Ей было не больше двенадцати, когда смерть отца научила ее этому и привела к сокрушительному концу ее девичества.
   И все же в тот момент, когда ее глаза встретились с ярко-голубым взглядом Мерлина Этроуза, она почувствовала внезапную иррациональную, но всепоглощающую уверенность. Она смотрела на него, когда боцманская люлька поднялась выше, затем начала опускаться к ожидающему катеру, чувствуя, как уверенность перетекает от него в нее, и ее глаза защипало от внезапного прилива слез.
   Все глаза в этой гавани смотрели на нее. Все подзорные трубы были направлены на нее, и она это знала. Знала, что они видят, как она сдерживает слезы, как какая-нибудь школьница.
   Ей было все равно. Пусть они думают, что им нравится, верят в то, что они выбрали. Она будет цепляться за этот последний взгляд на мужа, которого так неожиданно полюбила, и за сапфирное обещание еще раз вернуть его домой.
  
  
  
  
   ПЕРСОНАЖИ
  
   Абат, Жефри -- личный секретарь графа Грей-Харбора, выполняет многие функции заместителя министра иностранных дел.
   Абат, Ливис -- старпом торгового галеона "Уинд", шурин Эдминда Уолкира.
   Адимсин, Жирэлд, епископ -- епископ-исполнитель Эрейка Динниса.
   Азгуд, Филип, граф Корис -- глава разведки князя Гектора.
   Ардин -- ящерокот архиепископа Мейкела.
   Армак, Жан, наследный принц -- младший брат короля Кэйлеба.
   Армак, Жанейт, королева -- покойная жена короля Хааралда, мать Кэйлеба, Жанейт и Жана.
   Армак, Жанейт, принцесса -- младшая сестра короля Кэйлеба.
   Армак, Жинифир -- вдовствующая герцогиня Тириэн, мать Рейджиса и Калвина Кэйлеба Армаков, дочь Рейджиса Йованса, графа Грей-Харбора.
   Армак, Калвин Кэйлеб -- младший брат герцога Тириэна, сын некогда погибшего двоюродного брата короля Кэйлеба.
   Армак, Кэйлеб Жан Хааралд Брайан -- король Чариса.
   Армак, Кэйлеб II, король -- король Чариса. См. Кэйлеб Жан Хааралд Брайан Армак.
   Армак, Рейджис -- герцог Тириэн, констебль Хейраты, сын некогда погибшего двоюродного брата короля Кэйлеба.
   Астин, Фрэнз, лейтенант, королевская чарисийская стража -- заместитель командира личной охраны короля Кэйлеба II.
   Ашир, Брайан, отец, младший священник. -- персональный секретарь архиепископа Мейкела и его самый доверенный помощник.
   Бармин, Борис, архиепископ -- архиепископ корисандский.
   Барнс, Ранилд IV, король -- король Долара.
   Бейц, Мария, княжна -- старший ребенок князя Нармана Эмерэлдского.
   Бейц, Нарман Гарейт -- второй ребенок и старший сын князя Нармана Эмерэлдского.
   Бейц, Нарман Хэнбил Грейм -- см. князь Нарман Бейц.
   Бейц, Нарман II, князь -- правитель княжества Эмерэлд.
   Бейц, Оливия, княгиня -- жена князя Нармана Эмерэлдского.
   Бейц, Травис, княжич -- третий ребенок и второй сын князя Нармана Эмерэлдского.
   Бейц, Филейз, княжна -- младший ребенок и вторая дочь князя Нармана Эмерэлдского.
   Бейц, Хэнбил, герцог Солэмэн -- командующий эмерэлдской армией, дядя князя Нармана Эмерэлдского.
   Биркит, Жон, отец -- священник Церкви Ожидания Господнего, настоятель монастыря Сент-Жерно.
   Брейгарт, Хоуэрд, сэр, полковник, королевская чарисийская морская пехота -- законный наследник графства Хэнт.
   Великий викарий Эрик XVII -- светский и мирской глава Церкви Ожидания Господнего.
   Винейр, Адим, сержант, королевская чарисийская стража -- один из оруженосцев короля Кэйлеба.
   Винсит, Жиром, архиепископ -- примас Чисхолма.
   Гарвей, Корин, сэр -- командир полевой армии князя Гектора, старший сын графа Энвил-Рока.
   Гарвей, Райсел, сэр, граф Энвил-Рок -- командующий армией князя Гектора, его дальний кузен.
   Гардинир, Ливис, граф Тирск, адмирал -- лучший флотоводец короля Ранилда IV, в настоящее время в опале.
   Гармин, Ранилд, лейтенант, делфиракский флот -- первый лейтенант галеры "Эрроухед".
   Гейрат, Уиллис, капитан, королевская чисхолмская стража -- командир отряда охраны королевы Шарлиэн в Чарисе.
   Грейвир, Стивин, отец -- интендант епископа Эрниста, человек по сердцу самому Клинтану.
   Грейсин, Уиллис, епископ -- епископ-исполнитель архиепископа Лайэма Тирна.
   Дарис, Тимити ("Тим"), капитан, королевский чарисийский флот -- командир КЕВ "Дистройер", 54, флаг-капитан адмирала Стейнейра.
   Даркос, герцог -- см. мичман Гектор Эплин-Армак.
   Дейкин, Айрис, княжна -- старший ребенок князя Гектора Корисандского.
   Дейкин, Галвин -- камердинер короля Кэйлеба.
   Дейкин, Гектор, князь -- князь Корисанды.
   Дейкин, Гектор, наследный княжич -- второй по старшинству ребенок князя Гектора Корисандского и признанный наследник.
   Дейкин, Дейвин, княжич -- младший ребенок князя Гектора Корисандского.
   Дейкин, Рейчинда, княгиня -- покойная жена князя Гектора Корисандского; родилась в графстве Домейр, королевство Хот.
   Джинкин, Хоуирд, полковник, королевская чарисийская морская пехота -- старший командир морской пехоты адмирала Стейнейра.
   Джинкинс, Эрнист, епископ -- епископ Фирейда, не экстремист и не сторонник чрезмерного применения силы.
   Дикин, Аллейн, сержант, делфиракская армия -- один из унтер-офицеров капитана Кейрмина.
   Диннис, Стивин -- младший сын архиепископа Эрейка Динниса, одиннадцати лет.
   Диннис, Тимити Эрейк -- старший сын архиепископа Эрейка Динниса, четырнадцати лет.
   Диннис, Эйдорей -- жена архиепископа Эрейка Динниса, ее псевдоним после ареста мужа - Эйлиса.
   Диннис, Эрейк, архиепископ -- бывший архиепископ Чариса.
   Дойл, Чарлз, сэр -- старший артиллерийский командир сэра Корина Гарвея.
   Дрэгонер, Рейджис, сэр -- посол Чариса в республике Сиддармарк.
   Дрэгонмастер, Макинти ("Мак"), бригадный сержант, королевская морская пехота -- старший сержант бригады генерала Кларика.
   Дючейрн, Робейр, викарий -- генеральный казначей Церкви Ожидания Господнего, один из так называемой храмовой четверки.
   Жастин, Албейр, сэр -- глава разведки королевы Шарлиэн.
   Жеффир, Уилл, майор, королевская чарисийская морская пехота -- командир отряда морской пехоты, КЕВ "Дестини", 54.
   Жонейр, Гармин, майор, королевская делфиракская армия -- командир батареи, гавань Фирейд, пролив Фирейд.
   Жорж, Валис, сэр, полковник -- старший командир наемников Тадейо Мантейла.
   Жэзтро, Хейнз, коммодор, эмерэлдский флот -- старший офицер эмерэлдского флота (технически) в Эрейсторе.
   Зейвьер, Эйбрэм, герцог Торэст -- фактический военно-морской министр и гражданский главнокомандующий королевским доларским военно-морским флотом, шурин погибшего генерал-адмирала Фейдела Алвереза, герцога Мэйликея.
   Йерли, Аллейн, капитан, королевский чарисийский флот -- старший брат капитана сэра Данкина Йерли.
   Йерли, Данкин, сэр, капитан, королевский чарисийский флот -- командир КЕВ "Дестини", 54.
   Йованс, Рейджис, граф Грей-Харбор -- первый советник Чариса.
   Какрейн, Сэмил, герцог Ферн -- первый советник Долара.
   Канир, Жэйсин, архиепископ -- архиепископ Гласьер-Харт, участник круга реформистов.
   Канклин, Жоэл -- младший сын Тейрис Канклин.
   Канклин, Тейрис -- замужняя дочь Ражира Маклина.
   Канклин, Хааралд -- средний сын Тейрис Канклин.
   Канклин, Эйдит -- младшая дочь Тейрис Канклин.
   Канклин, Эйдрин -- старшая дочь Тейрис Канклин.
   Канклин, Эйзак -- зять Ражира Маклина.
   Канклин, Эрейк -- старший сын Тейрис Канклин.
   Кейри, Трейвир -- богатый торговец и землевладелец в графстве Стивин, королевство Чарис.
   Кейрмин, Томис, капитан, делфиракская армия -- один из офицеров сэра Вика Лэйкира.
   Кестейр, Ардин, мадам -- замужняя дочь архиепископа Мейкела.
   Кестейр, Лейринк, сэр -- зять архиепископа Мейкела.
   Килхол -- ротвейлер графа Лок-Айленда.
   Кларик, Кинт, бригадный генерал, королевская чарисийская морская пехота -- командир третьей бригады КЧМП, автор учебной программы КЧМП.
   Клинтан, Жэспар, викарий -- великий инквизитор Церкви Ожидания Господнего, один из так называемой храмовой четверки.
   Колмин, Льюк, сэр, граф Шарпфилд, королевский чисхолмский флот -- старший командующий флотом королевы Шарлиэн, также эквивалент военно-морского министра.
   Королева Исбелл -- ранее правившая королева Чисхолма, которая была свергнута и убита в пользу правителя-мужчины.
   Ласал, Шейрмин, лейтенант, королевский чарисийский флот -- первый лейтенант КЕВ "Дистройер", 54.
   Леймхин, Клифирд, отец -- духовник и личный секретарь короля Кэйлеба, приставленный к нему архиепископом Мейкелом.
   Лейн, Жим, майор, королевская чарисийская морская пехота -- подчиненный бригадного генерала Кларика при разработке первоначальной учебной программы, сейчас старший офицер по подготовке на базе морской пехоты Хелен-Айленд.
   Лектор, Тарил, сэр, граф Тартариэн, адмирал, княжеский корисандский флот -- старший оставшийся в живых флотоводец князя Гектора.
   Ливкис, Мейра, леди -- главная фрейлина королевы Шарлиэн, двоюродная сестра барона Грин-Маунтина.
   Лок-Айленд, Брайан, граф Лок-Айленд, верховный адмирал, королевский чарисийский флот -- командующий КЧФ, двоюродный брат короля Кэйлеба.
   Лэйкир, Вик, сэр, королевство Делфирак -- командир гарнизона Фирейда, примерно соответствует бригадному генералу.
   Лэтик, Робейр, лейтенант -- первый лейтенант КЕВ "Дестини", 54.
   Макилин, Робейр, лейтенант, королевский чарисийский флот -- четвертый лейтенант КЕВ "Дестини", 54.
   Маклин, Исбет -- покойная жена Ражира Маклина.
   Маклин, Ражир, доктор -- глава королевского чарисийского колледжа.
   Маклин, Томис -- неженатый сын Ражира Маклина.
   Макнил, Хоуирд, капитан, королевский делфиракский флот -- командир галеры "Эрроухед".
   Малик, Стивирт -- персональный рулевой капитана Йерли.
   Мантейл, Тадейо -- узурпатор графства Хэнт.
   Марис, Жирилд -- секретарь сэра Рейджиса Дрэгонера.
   Мейгвейр, Аллейн, викарий -- генерал-капитан Церкви Ожидания Господнего, один из так называемой храмовой четверки.
   Мейджи, Грейгейр, капитан, королевский доларский флот -- командир галеона "Гардиэн".
   Мейир, Жэксин, капитан -- один из командиров войск полковника сэра Валиса Жоржа на службе у Тадейо Мантейла.
   Мичейл, Милдрид -- жена Эйликса Мичейла, старшего внука Рейяна Мичейла.
   Мичейл, Рейян -- деловой партнер Эдуирда Хаусмина и основной производитель текстиля королевства Чарис.
   Мичейл, Стивин -- младший сын Милдрид Мичейл.
   Мичейл, Эйликс -- старший внук Рейяна Мичейла.
   Мэнтир, Гвилим, коммодор, королевский чарисийский флот -- флаг-капитан наследного принца Кэйлеба в кампании "Риф Армагеддон".
   Нетол, Хейрим -- старпом каперской шхуны "Блейд".
   Нилз, Коди, адмирал, королевский чарисийский флот -- один из недавно назначенных командующих эскадрами короля Кэйлеба.
   Ноулз, Джеримайя -- Адам, избежавший разрушения Александрийского анклава благодаря отъезду в Теллесберг, где он стал основателем и покровителем Братства святого Жерно.
   Ноулз, Ивлин -- Ева, которая уехала в Теллесберг и избежала разрушения Александрийского анклава.
   Оливир, Дастин, сэр -- главный конструктор королевского чарисийского флота.
   Олсин, Травис, граф Пайн-Холлоу -- первый советник и двоюродный брат князя Нармана Эмерэлдского.
   Поэлсин, Алвино, барон Айронхилл -- хранитель кошелька (казначей) королевства Чарис, член совета короля Кэйлеба.
   Ралстан, Гарт, граф Мандир, адмирал, княжеский эмерэлдский флот -- командующий флотом Эмерэлда.
   Рейз, Карлсин, отец -- духовник королевы Шарлиэн.
   Рейминд, Линдар, сэр -- казначей князя Гектора Корисандского.
   Рейнейр, Эколс, капитан -- шкипер каперской шхуны "Блейд".
   Рейно, Жэймс II, король -- король Делфирака.
   Рейно, Уиллим, архиепископ -- архиепископ Чьен-ву, адъютант ордена Шулера.
   Рейс, Бинжэймин, барон Уэйв-Тандер -- член совета короля Кэйлеба, глава разведки Кэйлеба.
   Рок-Пойнт, барон -- см. адмирал сэр Доминик Стейнейр.
   Сандирс, Марак, барон Грин-Маунтин -- первый советник королевы Шарлиэн.
   Сармак, Дженнифер -- Ева, которая уехала в Теллесберг и избежала разрушения Александрийского анклава.
   Сармак, Кейлеб -- Адам, который уехал в Теллесберг и избежал разрушения Александрийского анклава.
   Селлирс, Пейтир, барон Уайт-Черч -- хранитель печати королевства Чарис, член совета короля Кэйлеба.
   Сикэтчер, Ранилд, сэр, барон Мэндолин -- член совета короля Кэйлеба.
   Симин, Хал, лейтенант, королевский чарисийский флот -- первый лейтенант КЕВ "Торрент", 42.
   Симминс, Томис, великий герцог Зибедия -- старший дворянин Зибедии, возведен в это звание князем Гектором для управления островом после его завоевания.
   Синклир, Эйра, лейтенант, королевский доларский флот -- первый лейтенант галеона "Гардиэн".
   Сифармер, Рижард, сэр -- старший следователь барона Уэйв-Тандера.
   Сихэмпер, Эдуирд, сержант, королевская чисхолмская стража -- сотрудник охраны королевы Шарлиэн, ее личный оруженосец с десяти лет.
   Соэл, Расс, отец -- младший священник ордена Чихиро, шкипер одного из курьерских судов Храма.
   Стейнейр, Ардин, мадам -- покойная жена архиепископа Мейкела.
   Стейнейр, Доминик, сэр, барон Рок-Пойнт, адмирал, королевский чарисийский флот -- командующий блокадной эскадрой Эрейстора, младший брат архиепископа Мейкела Стейнейра..
   Стейнейр, Мейкел, архиепископ -- старший чарисийский прелат Церкви Ожидания Господнего в Теллесберге, утвержден королем Кэйлебом прелатом всего Чариса.
   Стивирт, Зозеф, сержант, королевская делфиракская армия -- один из сержантов капитана Кейрмина.
   Стонар, Грейгор, лорд-протектор - избранный правитель республики Сиддармарк.
   Тейт, Сейлис, король -- покойный отец королевы Шарлиэн Чисхолмской.
   Тейт, Шарлиэн, королева -- королева Чисхолма.
   Тейт, Эйлана, королева-мать -- мать королевы Шарлиэн Чисхолмской.
   Тирн, Лайэм, архиепископ -- архиепископ Эмерэлда.
   Тирнир, Сэмил, сэр -- специальный посол Кэйлеба в Чисхолме; был заменен / вытеснен / усилен прибытием графа Грей-Харбора.
   Тиэн, Ву-шей, епископ -- епископ-исполнитель архиепископа Жирома.
   Тринейр, Замсин, викарий -- канцлер совета викариев Церкви Ожидания Господнего, один из так называемой храмовой четверки.
   Тринтин, Жейримия, капитан, королевский чарисийский флот -- командир КЕВ "Торрент", 42.
   Тэйнир, Гейрит, викарий -- участник круга реформистов.
   Уилсин, Пейтир, отец -- священник ордена Шулера, интендант Чариса, служил Эрейку Диннису в этом качестве и продолжил служить архиепископу Мейкелу.
   Уилсин, Сэмил, викарий -- священник ордена Шулера, лидер реформистов в совете викариев, отец Пейтира Уилсина.
   Уилсин, Хоуэрд, викарий -- священник ордена Лэнгхорна, участник круга реформистов, дядя Пейтира Уилсина.
   Урбан, Хал -- первый помощник каперского галеона "Рэптор".
   Урвин, Жак, лейтенант, королевский чарисийский флот -- первый лейтенант КЕВ "Уэйв", 14.
   Уолкир, Грейгор -- сын Эдминда Уолкира.
   Уолкир, Жорж -- старпом торгового галеона "Уэйв", младший брат Эдминда Уолкира.
   Уолкир, Лизбет -- жена Эдминда Уолкира.
   Уолкир, Мичейл -- старпом торгового галеона "Уинд", младший брат Эдминда Уолкира.
   Уолкир, Стив, сэр -- главный советник Тадейо Мантейла.
   Уолкир, Эдминд -- шкипер торгового галеона "Уэйв".
   Уоллис, Франклин, лорд -- канцлер республики Сиддармарк.
   Уэймин, Эйдрин, отец -- интендант епископа-исполнителя Томиса.
   Уэйстин, Биртрим, герцог Холбрук-Холлоу, королевская чисхолмская армия -- командующий армией, не одобряет союз с Чарисом, но лоялен королеве Шарлиэн как ее дядя.
   Фейркэстер, Пейтер, сержант, королевская чарисийская стража -- один из оруженосцев короля Кэйлеба, переведен из отряда морской пехоты, охранявшего наследного принца Кэйлеба.
   Фейрли, Адим, майор -- командир батареи на острове Ист, пролив Фирейд, королевство Делфирак.
   Фишир, Харис -- шкипер каперского галеона "Кракен".
   Форист, Эрейк, викарий -- участник круга реформистов.
   Фрейдмин, Вик, сержант, королевская чарисийская стража -- один из оруженосцев короля Кэйлеба II.
   Фонда, Анжилик, мадам -- владелица одного из самых респектабельных публичных домов города Зион.
   Фэлхан, Арналд, лейтенант, королевская чарисийская морская пехота -- командир телохранителей наследного принца Жана.
   Халинд, Поэл, адмирал, королевский доларский флот -- командующий патрулями по борьбе с пиратством, пролив Хэнки, друг адмирала Тирска.
   Халмин, Сейрей -- личная горничная королевы Шарлиэн.
   Харис, Жоэл, капитан, княжеский корисандский флот -- командир галеры "Ланс".
   Хармин, Баркли, майор, эмерэлдская армия -- офицер армии Эмерэлда, назначенный в бухту Норт.
   Хаусмин, Жейн -- жена Эдуирда Хаусмина.
   Хаусмин, Эдуирд -- богатый владелец литейного завода и судостроитель в Теллесберге.
   Хвистин, Вирнин, сэр -- член парламента Чариса, избранный от Теллесберга.
   Хейли, Ролф, мастер -- псевдоним, используемый лордом Эврамом Хьюстином.
   Хивит, Пейтрик, коммандер, королевский чарисийский флот -- командир шхуны КЕВ "Уэйв", 14; позже произведен в капитаны и назначен командиром КЕВ "Дансер", 56.
   Хиндирс, Данкин -- казначей каперского галеона "Рэптор".
   Хиндрик, Алфрид, сэр, барон Симаунт, коммодор, королевский чарисийский флот -- старший артиллерийский эксперт КЧФ.
   Хирст, Зозеф, адмирал, королевский чисхолмский флот -- третий по рангу офицер КЧФ, командующий базой Порт-Ройял.
   Хисин, Чиян, викарий -- харчонгский участник круга реформистов.
   Холдин, Ливис, викарий -- участник круга реформистов.
   Хьюстин, Эврам, лорд -- чиновник среднего ранга для специальных поручений, министерство иностранных дел Сиддармарка, четвероюродный брат Грейгора Стонара.
   Хэлком, Милз, епископ -- епископ Маргарет-Бей.
   Чарлз, Йерек, мастер, королевский чарисийский флот -- артиллерист КЕВ "Уэйв", 14.
   Черинг, Тейуил, лейтенант -- младший офицер в штабе сэра Вика Лэйкира, отвечает за клерков Лэйкира и передачу сообщений.
   Чермин, Хоуил, генерал, королевская морская пехота -- старший офицер корпуса чарисийской морской пехоты.
   Чэлмирз, Карлос, отец -- личный помощник архиепископа Бориса.
   Шайлейр, Томис, епископ - епископ-исполнитель архиепископа Бориса.
   Шейкир, Ларис -- шкипер каперского галеона "Рэптор".
   Шейн, Пейтер, капитан, королевский чарисийский флот -- командир КЕВ "Дредфул", 48, флаг-капитан адмирала Нилза.
   Шумей, Алвин, отец -- личный помощник епископа Милза Хэлкома.
   Шэндир, Хал, барон Шэндир -- глава разведки князя Нармана Эмерэлдского.
   Эдуирдс, Кивин -- старпом каперского галеона "Кракен".
   Эплин-Армак, Гектор, мичман, королевский чарисийский флот -- мичман КЕВ "Дестини", 54; приемный сын Дома Армак в качестве герцога Даркос.
   Эрейксин, Стивин, лейтенант, королевский чарисийский флот -- флаг-лейтенант адмирала Стейнейра.
   Эрейксин, Уиллим -- чарисийский производитель текстиля.
   Этроуз, Мерлин, капитан, королевская чарисийская стража -- личный оруженосец короля Кэйлеба II; кибернетический аватар лейтенант-коммандера Нимуэ Элбан.
  
  
  
  
   ГЛОССАРИЙ
  
   Аншинритсумей -- буквально "просветление", с японского. В Писании Сэйфхолда обозначает "малый огонь", меньшее прикосновение Божьего духа, максимальное просветление, на которое способны смертные.
   Бурильщик -- разновидность сэйфхолдского моллюска, который прикрепляется к корпусам кораблей или бревнам причалов путем сверления в них. Существует несколько типов бурильщиков, наиболее разрушительные из которых на самом деле неуклонно вгрызаются все глубже в деревянную конструкцию. Бурильщики и гниль - две наиболее серьезные угрозы (помимо, конечно, пожара) деревянным корпусам.
   Великий дракон -- самый крупный и опасный наземный хищник Сэйфхолда. На самом деле он вообще не родствен горным драконам или драконам джунглей, несмотря на некоторое поверхностное физическое сходство. Фактически, это скорее увеличенный ящер-резак.
   Виверна -- экологический аналог земных птиц. Существует столько же разновидностей виверн, сколько и птиц, в том числе (но не ограничиваясь ими) посыльные виверны, охотничьи виверны, подходящие для соколиной охоты на мелкую добычу, скальная виверна (небольшой летающий хищник с размахом крыльев в десять футов), различные виды морских виверн и королевская виверна (очень крупный летающий хищник, с размахом крыльев до двадцати пяти футов). У всех виверн две пары крыльев и одна пара мощных когтистых лап. Известно, что королевские виверны хватают детей в качестве добычи, когда отчаиваются или когда появляется возможность, но они довольно умны. Они знают, что человек - это добыча, которую лучше оставить в покое, и обычно избегают районов человеческого обитания.
   Виверна глубокоротая -- сэйфхолдский эквивалент пеликана.
   Виверна ледяная -- нелетающая водная виверна, довольно похожая на земного пингвина. Виды ледяных виверн водятся как в северных, так и в южных полярных регионах Сэйфхолда.
   Виверна серорогая -- ночной летающий хищник Сэйфхолда, примерно аналогичный земной сове.
   Вивернарий -- место гнездования и/или инкубаторий для разведения одомашненных виверн.
   Горный дракон -- тягловое животное размером примерно со слона, обычно используемое на Сэйфхолде. Несмотря на свои размеры, они способны к быстрому, устойчивому движению.
   Горный шиповник -- особый подвид шиповника, встречающийся преимущественно в тропических горах. Наиболее распространенный оттенок цветков - глубокий, насыщенный красный, но особенно ценится белый горный шиповник за его цветок в форме трубы, который имеет глубокое, почти кобальтово-синее горло, переходящее в чисто-белый по мере приближения к внешнему краю цветка, который, в свою очередь, окаймлен бахромой глубокого золотисто-желтого цвета.
   Дракон -- самая крупная аборигенная наземная форма жизни Сэйфхолда. Драконы бывают двух разновидностей: обыкновенный дракон и великий дракон. Обыкновенный дракон примерно в два раза больше земного слона и является травоядным. Великий дракон меньше, примерно от половины до двух третей размера обычного дракона, но плотояден, занимая самую высокую кормовую нишу в наземной экологии Сэйфхолда. Они очень похожи, если не считать их размера и того факта, что у обыкновенного дракона зубы и челюсти травоядных, в то время как у великого дракона удлиненные челюсти с острыми пилообразными зубами. У них шесть конечностей, и, в отличие от ящера-резака, они покрыты толстой, хорошо изолированной шкурой, а не мехом.
   Дракон джунглей -- обобщенный термин, применяемый к равнинным драконам, более крупным, чем горные драконы. Серый дракон джунглей - самое крупное травоядное животное на Сэйфхолде.
   Душащее дерево -- произрастающий на Сэйфхолде вид низкорослых деревьев. Имеет много разновидностей и встречается в большинстве климатических зон планеты. Растет густо, выносливо, и его трудно искоренить, но для его процветания требуется довольно много солнечного света, а это значит, что оно редко встречается в зрелых старовозрастных лесах.
   Жевательный лист -- слегка наркотический лист местного растения Сэйфхолда, широко используемый как замена земного жевательного табака на большей части поверхности планеты.
   Запреты Джво-дженг -- определение допустимой технологии в соответствии с доктриной Церкви Ожидания Господнего. По сути, Запреты ограничивают допустимую технологию той, которая приводится в действие ветром, водой или мускулами. Запреты могут быть истолкованы издаваемыми, как правило, интендантами приказами Шулера, которые обычно склоняются в сторону консерватизма.
   Инжирная хурма -- местный сэйфхолдский фрукт, чрезвычайно терпкий и с относительно толстой кожурой.
   Интендант -- священнослужитель, назначенный в епископство или архиепископство в качестве прямого представителя управления инквизиции. Интенданту, в частности, конкретно поручено следить за тем, чтобы не нарушались Запреты Джво-дженг.
   Катамаунт -- уменьшенная версия сэйфхолдского ящера-резака. Катамаунт очень быстр и умнее своего более крупного собрата, а это значит, что он стремится избегать людей. Однако это смертоносный и опасный охотник сам по себе.
   Кесей хи -- буквально "великий огонь" или "великолепный огонь". Термин, используемый для описания блестящего нимба света, который командный состав операции "Ковчег" создавал вокруг своих аэрокаров и скиммеров, чтобы "доказать" свою божественность первоначальным сэйфхолдцам.
   Кинжальный шип -- местный сэйфхолдский кустарник, достигающий в спелом возрасте высоты около трех футов, с острыми как нож шипами длиной от трех до семи дюймов, в зависимости от сорта.
   Комментарии -- разрешенные толкования и доктринальные расширения Священного Писания. Они представляют собой официально одобренное и санкционированное толкование первоначального Священного Писания.
   Косынка - традиционный головной убор, который носят в королевстве Таро и который состоит из специально разработанной банданы, повязанной поперек волос.
   Крабопаук -- местный вид морских обитателей, значительно крупнее любого наземного краба. Крабопаук - это не ракообразное, а скорее сегментированный, крепко упрятанный, многоногий морской слизень. Несмотря на это, его ножки на самом деле очень вкусны и считаются большим деликатесом.
   Кракен -- общий термин, обозначающий целое семейство морских хищников. Кракены скорее похожи на акул, скрещенных с осьминогом. У них мощные, похожие на рыб тела, сильные челюсти с наклоненными внутрь, похожими на клыки зубами и скопление щупалец сразу за головой, которыми можно удерживать добычу при ее пожирании. Самые мелкие прибрежные кракены могут достигать трех-четырех футов в длину; сообщалось о глубоководных кракенах длиной до пятидесяти футов, а о тех, что еще крупнее, ходят легенды.
   Крысопаук -- местный вид паразитов, который примерно заполняет экологическую нишу земной крысы. Как у всех млекопитающих Сэйфхолда, у него шесть конечностей, но он выглядит как нечто среднее между волосатым ядозубом и насекомым с длинными, многосуставчатыми ногами, которые на самом деле выгибаются выше его позвоночника. Раздражителен, но еще более труслив. Полностью взрослые самцы более крупных разновидностей крысопауков достигают примерно двух футов в длину тела с двумя футами хвоста, более распространенные разновидности имеют в среднем от трети до половины этих размеров.
   Кузнечик -- сэйфхолдский аналог насекомого, который вырастает в длину до девяти дюймов и является плотоядным. К счастью, они встречаются не в таком количестве, как земные кузнечики.
   Мастер Трейнир -- в развлекательной традиции Сэйфхолда обычный персонаж кукольного театра, поочередно неуклюжий заговорщик, чьи планы всегда терпят неудачу, и кукловод, который управляет всеми "актерами"-марионетками в пьесе.
   Мигающая ящерица -- маленькая биолюминесцирующая крылатая ящерица, примерно в три раза больше светлячка, занимающая почти ту же нишу на Сэйфхолде.
   Монастырь Сент-Жерно -- базовый монастырь и штаб-квартира братьев Сент-Жерно, относительно небольшого и бедного ордена в архиепископстве Чарис.
   Морская корова -- моржеподобное морское млекопитающее, которое в зрелом возрасте достигает длины тела примерно в десять футов.
   Нарвал -- вид морских обитателей Сэйфхолда, названный в честь одноименного вида со Старой Земли. Сэйфхолдские нарвалы достигают около сорока футов в длину и снабжены двойными роговидными бивнями длиной до восьми футов.
   Озарения -- записанные высказывания и наблюдения великих викариев Церкви Ожидания Господнего и канонизированных святых. Они представляют собой глубоко значимые духовные и вдохновляющие учения, но, будучи произведением подверженных ошибкам смертных, не имеют такого же авторитета, как само Священное Писание.
   Песчаная личинка -- отвратительное плотоядное животное, очень похожее на шестиногого слизняка, которое обитает на пляжах чуть выше линии прибоя. Песчаные личинки обычно не хватают живую добычу, хотя не возражают против того, чтобы пожирать случайных мелких существ, которые попадают в их лапы. Их естественная окраска хорошо сочетается с типичной средой обитания, и обычно они прячутся, зарываясь телом в песок, пока полностью не покроются им или не останется только небольшая часть спины.
   ПИКА -- персональный интегрированный кибернетический аватар, полнофункциональный дубликат-эквивалент личности человека в практически неразрушимом киберкомпозитном теле андроида, использовавшийся в погибшей Земной Федерации в опасных технологических процессах и экспериментах, экстремальных видах спорта. Каждый отдельный срок действия ПИКА жестко ограничивался десятью сутками. В попытке сохранить на Сэйфхолде память о прошлом человечества и его будущих целях это ограничение было снято для единственного отключенного почти на тысячу лет аватара давно погибшей лейтенант-коммандера Нимуэ Элбан. В патриархальном Сэйфхолде этот разбуженный аватар действует под именем сейджина Мерлина Этроуза.
   Проволочная лоза -- произрастающая на Сэйфхолде похожая на кудзу лиана. Не так быстро растет, как кудзу, но столь же живуча, и, в отличие от кудзу, некоторые ее разновидности имеют длинные острые шипы. По сравнению с многими местными видами растений, довольно хорошо уживается с земным импортом. Часто используется сэйфхолдскими фермерами как своего рода комбинация живой изгороди и колючей проволоки.
   Псевдодуб -- встречающееся в тропической и субтропической зонах дерево с грубой корой, похожее на дуб Старой Земли. Хотя оно действительно напоминает такой дуб, это вечнозеленое растение, и семена его содержатся в "сосновых шишках".
   Пятидневка -- "неделя" Сэйфхолда, состоящая всего из пяти дней, с понедельника по пятницу.
   Ракураи -- буквально "удар молнии"; термин Священного Писания для обозначения кинетического оружия, использованного для уничтожения Александрийского анклава.
   Рогатый ящер -- ящер размером примерно с лося с единственным рогом, который разветвляется на четыре острых конца примерно в последней трети своей длины. Они травоядны и не особенно свирепы.
   Роковой кит -- самый опасный хищник Сэйфхолда, хотя, к счастью, его редко интересует что-то столь мелкое, как люди. Известно, что роковые киты достигают ста футов в длину и являются чисто плотоядными животными. Каждому роковому киту требуется огромный объем вод, и встречи с ними редки, чему люди так же рады. Роковые киты едят все... включая самых больших кракенов. Известно, что в крайне редких случаях они нападали на торговые суда и военные галеры.
   Рыцари земель Храма -- корпоративный титул прелатов, управляющих землями Храма. Технически, рыцари земель Храма - это светские правители, которые просто случайно также занимают высокие церковные должности. Согласно букве закона Церкви, то, что они могут делать как рыцари земель Храма, полностью отделено от любых официальных действий Церкви. Эта юридическая фикция не раз представляла значительную ценность для Церкви.
   Свидетельства -- безусловно, самые многочисленные из трудов Церкви Ожидания Господнего, состоят из непосредственных наблюдений первых нескольких поколений людей на Сэйфхолде. Они не имеют того же статуса, как Писание, потому что не раскрывают основные учения и вдохновение Бога. Вместо этого, в совокупности, они формируют важное обоснование "исторической точности" Писания и убедительно подтверждают тот факт, что события, которые они коллективно описывают, действительно имели место.
   Святой Жерно -- покровитель монастыря Сент-Жерно в Теллесберге.
   Сейджин -- мудрец, святой человек. Заимствовано из японского через Маруяму Чихиро, сотрудника Лэнгхорна, который сочинил Писание Церкви Ожидания Господнего.
   Снарк -- самонаводящаяся автономная разведывательно-коммуникационная платформа.
   Совет викариев -- в Церкви Ожидания Господнего эквивалент коллегии кардиналов.
   Стальной чертополох -- местное сэйфхолдское растение, которое очень похоже на ветвящийся бамбук. Несет семенные коробочки, наполненные мелкими колючими семенами, прикрепленными к тонким прямым волокнам. Семена чрезвычайно трудно удалить вручную, но из волокна можно соткать ткань, которая даже прочнее хлопчатого шелка. Его также можно скрутить в чрезвычайно прочную, устойчивую к растяжению веревку. Более того, растение растет почти так же быстро, как настоящий бамбук, а выход сырого волокна с акра на 70 процентов выше, чем у земного хлопка.
   Сургой касаи -- буквально "ужасный (великий) пожар". Истинный дух Божий, прикосновение Его божественного огня, которое может выдержать только ангел или архангел.
   Теллесберг Кракенз -- профессиональный бейсбольный клуб Теллесберга.
   Флеминговый мох -- (обычно со строчной буквы) произрастающий на Сэйфхолде абсорбирующий мох, который был генетически реконструирован терраформирующими бригадами компании Шан-вей, чтобы обладать природными антибиотическими свойствами; один из основных элементов медицинской практики Сэйфхолда.
   Хейрата Дрэгонз -- профессиональная бейсбольная команда Хейраты, традиционные соперники Теллесберг Кракенз в чемпионате королевства.
   Хлопчатый шелк -- произрастающее на Сэйфхолде растение, волокно которого обладает многими свойствами шелка и хлопка. Оно очень легкое и прочное, но сырое волокно получают из стручка растения, который еще больше наполнен семенами, чем хлопок Старой Земли. Из-за большого количества ручного труда, необходимого для сбора и обработки стручков, а также для удаления из них семян, ткань из хлопчатого шелка стоит очень дорого.
   Храмовая четверка -- четыре викария, которые доминируют и эффективно контролируют совет викариев Церкви Ожидания Господнего.
   Час Лэнгхорна -- тридцать одна минута непосредственно перед полуночью для компенсации некратной часу дополнительной продолжительности 26,5-часовых суток Сэйфхолда.
   Шиповник -- цветущий кустарник, различные подвиды которого встречаются в большинстве климатических зон Сэйфхолда. Его соцветия бывают самых разных цветов и оттенков, а тропические разновидности, как правило, вырастают выше и имеют более нежные соцветия.
   Ящерокошка -- пушистая ящерица размером примерно с земную кошку. Они содержатся в качестве домашних животных и очень ласковы.
   Ящер-резак -- шестилапое, похожее на ящера, пушистое яйцекладущее млекопитающее, один из трех крупнейших хищников Сэйфхолда. Пасть содержит два ряда клыков, способных пробить кольчугу, на лапах по четыре длинных пальца на каждом, заканчивающихся когтями длиной до пяти-шести дюймов.
  
  
  
   МЕРЫ ВРЕМЕНИ СЭЙФХОЛДА
  
   Продолжительность сэйфхолдских суток составляет 26 часов 31 минуту, а год Сэйфхолда длится 301,32 местных дня, что равно 0,91 земного стандартного года. У планеты есть одна крупная луна, названная Лэнгхорн, которая обращается вокруг Сэйфхолда за 27,6 местных суток, так что лунный месяц длится примерно 28 дней.
   Сэйфхолдские сутки делятся на двадцать шесть 60-минутных часов и один 31-минутный период, известный как "час Лэнгхорна", который используется для приведения местных суток в соответствие с тем, что можно равномерно разделить на стандартные минуты и часы.
   Календарный год Сэйфхолда делится на десять месяцев: февраль, март, апрель, май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь и ноябрь. Каждый месяц разбивается на шесть пятидневных недель, называемых "пятидневками". Дни недели: понедельник, вторник, среда, четверг и пятница. В каждом году в середину июля вставляется, но не нумеруется, дополнительный день. Он упоминается как "Божий день" и является высшим святым днем Церкви Ожидания Господнего. Это означает, среди прочего, что первым днем каждого месяца всегда будет понедельник, а последним днем каждого месяца всегда будет пятница. Каждый третий год является високосным, при этом дополнительный день, известный как "Мемориал Лэнгхорна", вставляется, опять же без нумерации, в середину февраля. Это также означает, что каждый сэйфхолдский месяц длится 795 стандартных часов, в отличие от 720 часов для 30-дневного земного месяца.
   Равноденствия на Сэйфхолде приходятся на 23 апреля и 22 сентября, солнцестояния - на 7 июля и 8 февраля.
  
  
  
  
  
  
   Copyright Фурзиков Н.П. Перевод, аннотация. 2022.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"