Календарь тягуче перелистывал послевоенные пятидесятые... - годы разрухи, недоедания и безотцовщины...
Закончилась вторая смена на швейной фабрике, где, конечно, в основном был женский коллектив, и толпа уставших работниц устремилась на трамвай. Две подруги сошли на своей остановке и зашагали по направлению к частному сектору, к своим неприхотливым домишкам. Дойдя до калитки дома, где жила одна из них, стали прощаться:
- Машенька, иди вдоль дороги, всё же какие-никакие фонари светят, а то сегодня жуткая темень...
- Да что ты, Галечка, я по-быстренькому напрямки через пустырь, пять минуток и дома. Может, ещё Петьку застану не спящим, совсем от рук отбился, где и с кем болтается, не знаю, меня же почти дома не бывает, а он растёт, как на дрожжах, не успеваю ему одёжки и обувь справлять...
- Ай, не говори, у меня-то, хоть калека безногий, но всё же мужик в доме и моего Саньку гоняет с уроками, и по дому заставляет что-то делать. Вот только пьёт, гад, безмерно, уже сил моих нет с ним бороться:
- Ну, ладно, Галечка, я побежала...
Женщина завернула за угол ближайшего дома и быстро пошла по узкой тропинке через пустырь, заросший кустарником, редкими деревьями, заваленный мелким мусором и строительными отходами. Ей и правда стало жутко, ведь здесь она ходила крайне редко, но так хотелось побыстрей попасть в домашнее тепло.
Пробегая мимо густых кустов, она неожиданно обо что-то споткнулась, и тут же на неё навалилось несколько тел, и кто-то резко задрал юбку на голову так, что она не могла и руками пошевелить. Затем её поставили на колени и сорвали трусы. Женщина хотела закричать, но ломающийся юношеский голос предупредил:
- Вякнешь, угрохаем...
Она слышала вокруг себя сдавленный шёпот и смех нескольких ребячьих голосов, которые спорили об очерёдности и подсмеивались друг над другом. Очередь двигалась достаточно быстро, некоторые жеребцы только успевали донести свой инструмент до дела. Разнузданной толпой молодых насильников руководил тот парень с ломающимся голосом, вызывая каждого очередного участника по прозвищу или по имени.
Страшная пытка закончилась так же быстро, как и началась. Вдруг кто-то свистнул, предупреждая об опасности, и ребятня с топотом удалилась, оставив на земле растерзанную похотью женщину. Та, пошатываясь, поднялась на ноги, кое-как брезгливо подтёрлась найденными своими трусами и, закинув их в кусты, медленно поплелась к дому.
На пороге её встретил пятнадцатилетний сын Петька:
- Мам, ты, наверно, устала, я там поставил на плиту кашу погреться, тебе молока вскипятить или хочешь холодное?..
Мать махнула рукой, что, мол, ей всё равно. Она набрала тёплой воды в ведро и пошла в сарай привести себя в порядок, смыть всю эту гадость, налипшую к её телу. С души такое не смывается.
Зайдя в дом, села за стол и начала есть пшённую кашу, запивая молоком. Петька сел напротив и спросил:
- Что, мама, тяжёлая была смена, ты какая-то расстроенная...
- Да ничего, обычная. А ты чем сегодня занимался?
- Ааа, после школы сделал уроки, а потом немного с ребятами потягался...
- А чего это тебя только шестым поставили, авторитетом не обзавёлся?
Глаза Петьки ошалело заметались, не находя места, куда пристроиться, затем он резко вскочил и выбежал из комнаты.
Мария давно уже съела свою кашу, но продолжала сидеть, опустив голову на руки, не хотелось плакать, не хотелось спать. Она просто не знала, как дальше жить с этим. Наконец встала и пошла в сарай убрать оттуда ведро, не ровён час, уволокут его ночью.
Она открыла двери сарая и в свете горящей керосиновой лампы увидела посиневшее Петькино лицо, задранное кверху верёвочной петлёй.