|
|
||
То, чем планирую поделиться далее, поэты чувствуют и знают с рождения. Я не поэт, мне пришлось внимать знающим и много учиться, чтобы сформулировать для себя следующее ниже личное открытие. Личное, поскольку, повторю - у тех, кто живёт в поэзии, знание это в крови, в каждой клеточке тела физического, в каждой волне, излучаемой телами невидимыми. Итак. Если поэзия есть пение, а стихи - песни, то и строиться им пристало прежде всего на мелодической основе, на музыкальной. На ритме, на звуках. Звукопись? - предположит человек, искушённый в искусстве стихосложения... бесспорно, это она. Согласно словарю Ожегова: "В художественной речи: звуковые повторы, насыщенность одинаковыми или похожими звуками в целях образного звукоподражания". Поэтический словарь Квятковского ещё более детализирует: "условный термин для одного из видов инструментовки стиха; соответствие фонетического состава фразы изображенной картине или последовательно проведенная система аллитераций, которая подчеркивает образную законченность поэтической фразы. Прием был известен в античной поэзии, он же встречается в фольклоре всех народов". Вроде бы, всё понятно, но приём не просто сильный... вот вы можете представить себе песню без мелодии? То-то и оно. Так же и тут. И единожды соприкоснувшись с одним только звучанием поэтической речи, уже не устаёшь вслушиваться во все встречаемые или вспоминаемые сочинения из тех, что наиболее пришлись нам по душе. Да и свою речь стараешься выстраивать в согласии с осознанным.
Анализируя стихотворение, представим, что мы иностранцы, которым точное значение слов неизвестно. И тогда останется чистое звучание стиха - на него опираются, например, оперные певцы. Не зная того или иного языка, на котором написана ария, они воспроизводят, тем не менее, её звучание, а уже наш, привычный к родным словам слух достраивает из этих звуков ясный нам смысл. Звучание состоит из чередования гласных и согласных, из их сочетания. Таким образом, мелодия речи состоит из двух основ - гласной и согласной. Сначала считаю верным рассмотреть гласную основу - она, как мне думается, задаёт объём стихотворения и собственно его напевность. Тогда как основа, состоящая из согласных звуков, его структурирует, придаёт ему плотность, по совместительству выполняя роль соединительной ткани между внутренним объёмом стихотворения и его внешним скелетом - ритмом.
Для основного примера возьму первую часть стихотворения поэта Артёма Лебедя "Вот лебеди":
Вот лебеди. И вот Он - этот стих хотела ты раздумия в утеху... коль зуд его доселе не утих, подобно эху - ах! - образов таких... поэзибуйных! ну, вот он я - пиита-псих и твой вещун их! Готова ль ты в тисках языковых... молчи! Готова: и, млея, чуять слово, и, утонув в угодиях моих, забыться в мысль, приять ея стихии. Узрела ли обилье рифм на "их" - краесогласия сухие?.. довольно "их" я написал пустых! Стыжусь! и извиняюсь, я в юмор не гожусь... о, мудро усложняюсь - иною ржой зажгусь в сём неоглядном аде! Вот Лебеди. А вот и люди кидают ля́мур оземь, мурлыча "love" своё на пёсьем, точа орудия в снаряде из века в век - змеистой осемь! как мы себя возносим, как низим высь, её земным дразня, плюём в самоузнанье! нам ни к чему шальная болтовня иль наших душ звучанье... стяжай, о человечества клешня с полов трапезной и усладись той грязной бездной, усиля голод свой и крысу соблазня! Вот Лебеди... Их мощного огня нам не изведать!
***
Итак, первые же строки, их гласная основа:
О-Э-Э-И-И-О-О-Э-О-И О-Э-А-Ы-А-У-И-А-У-Э-У О-У-Э-О-О-Э-Э-Э-У-И О-О-О-Э-У А-О-А-О-А-И-О-Э-И-У-Ы
Сразу же заметно повторение ОЭ (ЭО, ЭУ) - несколько раз в течение этого запева. А ведь ещё и АУ (ОУ). Что это, если не клич! Такое "Зову живых". Или клич шамана духам. Или - муллы с минарета... А местами и вовсе мантра, знаменитое "о(у)м"... Налицо призыв поэтом Божественного внимания - с одной стороны. А с другой - выход в те сферы, где только музыка, где только звук - ещё до того, как он сгустился в слово... Туда же, но иначе, возвышает и согласная основа. И если гласная - это крылья, на которых мы взлетаем в мир звуков, то согласная - ступени туда же. И снова - приводившиеся в предыдущем примере строки, но отфильрованные так, чтобы обнажить ритм-секцию согласных звуков: В-Т-Л-Б-Д-В-Т-Н-Т-Т-СТ-Х Х-Т-Л-Т-Р-ЗД-М-В-Т-Х... К-Л-З-Д-Г-Д-С-Л-Н-Т-Х П-Д-БН-Х Х-БР-З-В-Т-К-Х-П-З-Б-Н-Х
И снова при внимательном рассмотрении можно разглядеть одинаковые, повторяющиеся элементы: В-Т, Т-Х (Х-Т), З-Д (созвучное ему, но приглушенное СТ). И это только в общих чертах. Можно углубиться на следующий уровень и проанализировать каждый согласный по отдельности, его роль в представленной мизансцене. Первым делом привлекает к себе количество звука Х. Каким бы навязчивым ни казалось его повторение, но тем не менее, вызывает из памяти, как оно бывает, когда слышишь как рядом с тобою пролетает птица. Если маленькая и быстрая, то этот "х" лёгок, мгновенен. А если великая... например, лебедь... то долго, эпически долго сохраняется в воздухе след звука от его крыльев. Следующий, столь же частый здесь - девять раз прозвучавший Т. Он мягкий здесь, это не "т-т-т" автомата. Это очень близкий по тону к уже рассмотренному Х, поддерживает и оттеняет его. Также, как лёгкие, чуть более звонкие вкрапления звука Д. К слову, если бы строки изобиловали рычащим Р, то и Т, и уж тем более Д звучали бы намного твёрже и грозней. Но в данных строках Р встречается всего лишь однажды, тогда как родственный ему по типу произношения, также сонорный, но ласкающий слух Л в этих строках - четырежды. Поддержанный протяжным, ещё более легким в пропевании Н - он встречается так же четыре раза. Таковы строки увертюры, если позволите так назвать. Что же дальше? А дальше - история в целом и прелестные эпизоды в частности. Например, связка-переход от адресного обращения собственно к тому, о чём поэт стремится рассказать:
Стыжусь! и извиняюсь, я в юмор не гожусь... о, мудро усложняюсь - иною ржой зажгусь в сём неоглядном аде!
Как пламенеет здесь и доминирует Ж - раскалённо-рыжий! Как подвывает покаянно У! И мы верим, верим поэту - его действительно разъедает, сжигает стыд, поэту больно, плачет поэт!
А далее - проступает его гнев:
Вот Лебеди. А вот и люди кидают ля́мур оземь, мурлыча "love" своё на пёсьем, точа орудия в снаряде из века в век - змеистой осемь! как мы себя возносим, как низим высь, её земным дразня, плюём в самоузнанье! нам ни к чему шальная болтовня иль наших душ звучанье... стяжай, о человечества клешня с полов трапезной и усладись той грязной бездной, усиля голод свой и крысу соблазня!
Сплошные злые З, С и Ш, отрывистые, плюющиеся Б и Ч, несколько раз переходящие в РРРРык, а гласные едва ли заметны среди этого буйства согласных - и то это преимущественно вопящий А! И снова лебединая тема, попытка прорваться, вырваться из мерзкого - ввысь:
Вот Лебеди... Их мощного огня нам не изведать!
Основные звуки здесь ЭЭИИООООААЭИА и ЛМНННМН... Стон! Усилие! И как много опять простора, порождаемого изобилием протяжных, свободных гласных, чья напевность поддержана и напевностью согласных. Я взяла лишь отдельные фрагменты, но весь стих таков. Это сплошь поток информации - как на уровне смысловом, то есть явном, общедоступном, так и на втором плане, который мы обычно не читаем, но который тем не менее, загружается в подсознание сразу, минуя все фильтры разума. И оказывает воздействие более мощное потому, нежели наружный слой текста. Однако действуя с ним в синергии, дарит соприкосновение с поистине высшими сферами.
Удивительно открывать то же и в давным-давно знакомых строках:
Отвечает ветер буйный: - Там, за речкой тихоструйной Есть высокая гора, В ней глубокая нора.
Гений Пушкин не просто срифмовал "гора" и "нора", созвучность начинается раньше, меж эпитетов "высокая" и "глубокая". И если первая пропевка - ЫОААОА - нас воздымает на ту самую, высокую гору, то вторая - УОААОА - погружает в ту самую, глубокую нору, которая будто мерцает, как тёмное отражение сияющей вершины...
Про классический образец звукописи Маяковского уж молчу, тут всё наглядно:
Мой стих трудом громаду лет прорвет, и явится весомо, грубо, зримо, Как в наши дни вошел водопровод, сработанный ещё рабами Рима.
Есть и другие, тончайшие образцы поэтической речи, которые даже боязно оскорбить примитивным обрамлением прозаического толкования:
Склоняясь ниц, овеян ночи синью, Доверчиво ищу губами я Сосцы твои, натертые полынью, О мать земля!
Здесь уже невозможно даже отделить гласный от согласного, здесь важно именно их сочетание, этих -он-, -ни-, -оин-, -ын-, этих -яс-, -ос-, -оц-, -цы-... Слышите? - летняя ночь в неоглядной степи, гудит космический ветер, наполняя небесные паруса, и стонут, стонут кругом поэта цикады...
А вот это?
И море черное, приблизившись, шумит, И с тяжким грохотом подходит к изголовью -
Слышите, как "истяжкимгрохотом", пеной кипя и шипя, обрушивается на берег очередной вал? Поэзия.
|