ымы : другие произведения.

Ссср-Франция. Часть 2. (1939 год)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Альтернативная история. Что было бы если... в данном случае, если бы в СССР и Франции в 1937 произошла смена власти. Часть 2. 1939 год.

  31.03.1939 Гитлер отдал приказ о нападении на Польшу на рассвете 2 апреля.
  Для оправдания нападения силами СД организована провокация на границе с Чехословакией. Из концлагеря у Ораниенбурга доставили 10 заключенных, осужденных к смертной казни за убийства, одели их в польскую военную форму и с помощью инъекции привели в бессознательное состояние. 1.04.1939 диверсионный отряд Абвера под командованием лейтенанта Херцнера совместно с группой СД штурмбанфюрера СС Нуайокса, переодетые в польскую форму совершили нападение на пограничный пост и поселок в Тешинской области Чехословакии. Захватив радиостанцию, диверсанты передали в эфир 10-минутную передачу на польском языке, с заявлением о вступлении польских войск на территорию Тешина. Затем, заключенные, одетые в форму Войска Польского, были в бессознательном состоянии расстреляны, трупы оставлены.
  В Праге подобный инцидент ожидали. Получив донесение о происшедшем, Бенеш немедленно, еще до проведения какого-либо расследования, обратился с заявлением о нападении Польши в посольства Германии, СССР, Франции и Италии, призвав страны гарантировавшие безопасность Чехословакии выполнить свои обязательства, а также выступил по радио с обращением о неспровоцированной агрессии Варшавы.
  Обращение Праги без ответа не осталось. В течение нескольких часов, МИД Германии и НКИД СССР выступили с заявлениями о готовности "защитить всеми силами территориальную целостность Чехословакии", возлагая ответственность за "неспровоцированную агрессию в отношении мирного государства" на поляков. Чуть позже, Париж и Рим сделали осторожные заявления о поддержке действий Чехословакии, Германии и СССР по "обузданию агрессии", но добавив требование передачи спора на рассмотрение Лиги Наций и проведения расследования. После этого, Чемберлен выступил с обращением, призывавшим стороны воздержаться от военных действий, Польшу - "вывести свои войска с территории сопредельного государства", и поддержал требование арбитража Лиги.
  В Варшаве были озадачены. Там точно знали, что войска в Тешин не вводились, но... в истории нынешней Польской республики уже были захваты сопредельных территорий "добровольцами", и Бек не был уверен в том, что командование липового "Тешинского добровольческого корпуса" не пошло на самоуправные диверсии в Чехословакии. Пока польское руководство выясняло происходящее, 1 апреля закончилось. А в 4 часа утра 2.04.1939 немецкие самолеты нанесли первые удары по позициям польских войск.
  2.04.1939 В 4.30 Германские ВВС нанесли массированный удар по польским аэродромам и местам сосредоточения войск. Час спустя, войска Германии перешли границу Польши. Операция "Вайс" началась.
  Венгрия и Румыния в тот же день заявили о нейтралитете в германо-чехословацко-польском конфликте.
  НКИД СССР сделал заявление о необходимости защиты "неприкосновенности чехословацкой территории, которая гарантирована ведущими европейскими державами", но оценки действий Германии в ноте не содержалось, как и упоминания о намерении поддержать действия Гитлера военной силой.
  Великобритания и Франция начали дипломатическое сближение. В данном вопросе их позиции были совершенно одинаковы: обе страны практически в любом случае устраивало установление границы между Германией и СССР, и они вполне были готовы пожертвовать Польшей. При этом и Лондон, и Париж рассчитывали, что польская армия (считающаяся достаточно мощной и получившая возможность провести подготовку к войне) окажет серьезное сопротивление Рейху, а в случае вступления в войну СССР (в чем уверенности не было) и РККА, измотав силы обоих. Отрицательным моментом и британцы и французы считали возможность установления более прочного советско-германского союза, и именно на предотвращение такого развития событий были направлены усилия их внешнеполитических ведомств. Вот в дальнейшем развитии событий взгляды Петэна и Чемберлена расходились. Если для Парижа лучшим вариантом виделось последующее военное столкновение Москвы и Берлина, то в Лондоне к такому повороту относились осторожнее. Там предпочли бы германо-французский конфликт, изматывающий европейских соперников Англии, и дающий возможность Соединенному королевству выступить арбитром. СССР в Британии доброжелательного отношения не вызывал ни у кого, но как конкурент ни политически, ни экономически пока не рассматривался. Но вот в качестве союзника французского блока Жданов мог сыграть решающую роль в Европе. Как и в качестве союзника германского. В случае же русско-германского конфликта, предполагалось вмешательство Франции, противостоять которой в таком случае - при войне на два фронта, Рейх, по мнению английских экспертов, не мог, и которая становилась главным победителем и единственным гегемоном в Европе. Впрочем, мнения разделились, поскольку часть британской элиты спокойно относилась к возможности нападения Гитлера на СССР, полагая, что разгромленный Советский Союз займет немцев надолго, а французское выступление можно нейтрализовать, в том числе возрождением англо-французского союза. В силу этого, в Британии несколько изменилась политика в отношении Парижа и Москвы, и уже 4.04.1939 начались осторожные зондажи позиции Петэна и Жданова.
  В отношении военных действий Рейха в Польше, Франция, Великобритания, Италия и Югославия заявили протест, выдвинув предложение о прекращении боевых действий и созыве конференции заинтересованных сторон. МИД Германии вяло оправдывал войну "польской агрессией в отношении чехов" и "угнетением немецких меньшинств", но переговоры о созыве конференции поддерживал, стремясь к их затягиванию. США 5.04.1939 присоединились к требованиям Франции, Великобритании, Италии и Югославии, предупредили Германию о возможности разрыва дипломатических отношений и введении экономических санкций, но реально помочь Польше были не в состоянии, что понимали по обе стороны океана.
  Война в Польше тем временем набирала обороты.
  Попытка застигнуть польскую авиацию врасплох в полной мере не удалась. Господство в воздухе было захвачено германской авиацией лишь к 7 апреля, благодаря количественному и техническому превосходству немецких самолетов над польскими.
  В первый же день войны германские войска вступили в Данциг, который был объявлен частью Рейха. Не удалось захватить только польские военные склады на Вестерплятте в устье Вислы, поляки оборонялись там до 12.04.1939.
  Польские армии "Модлин" и "Поможе" сдерживали 3-ю и 4-ю немецкие армии, наступавшие из Восточной Пруссии. Стремительного прорыва не получилось. Армия "Всхуд" также успешно отразила атаки 21-го армейского корпуса на Грудзёндз.
  На южном участке фронта главный удар наносила немецкая 10-я армия, которой успешно противостояли армии "Лодзь" и "Краков". Особенно большой урон (свыше 100 танков) понесла немецкая 4-я танковая дивизия.
  Первый день показал, что не имеющие боевого опыта немецкие командиры бросают в сражение танки густыми массами, не ведя разведку, и, несмотря на большие потери, они упорно фронтально атакуют позиции обороняющихся. Первый удар в германо-польской войне не принес немцам ожидаемых результатов.
  Война, несмотря на внезапность нападения, не явилась для Варшавы полной неожиданностью. Главный штаб закончил мобилизацию еще 20 марта, и через несколько часов после объявления тревоги работал в режиме военного времени.
  После ожесточенных приграничных боев, 5.04.1939 3-я танковой дивизии вермахта удалось прорваться в Свекатово. 20-я моторизованная дивизия наступала в направлении севернее Грудзёндза. Немцы осуществляли двойной охват польских войск, оборонявших коридор. Армия "Поможе", рассеченная к 5 апреля пополам, сражалась в двух группах: южной и северной. Немногочисленная южная группировка заняла оборону на предмостном укреплении севернее Быдгоща. Северная группировка попыталась отойти, но попала в окружение. Уцелевшие войска армии "Поможе" отступали за Вислу к Торуни.
  9.04.1939 германские войска вступили в Грудзёндз. К вечеру 10.04.1939 войска 3-го и 2-го армейских корпусов 4-й германской армии заняли Накло и Быдгощ, вышли на окраины Торуни и на р. Дрвенца.
  На млавских оборонительных позициях продолжалась борьба. 3-я германская армия не смогла прорвать оборону армии "Модлин", но в ходе боев польские войска понесли значительные потери и 8.04.1939 организовано отошли к Висле. Командующий армией генерал Пшедзимирский принял решение отвести войска за Вислу и удерживать вислинский и буго-наревский рубежи.
  Фактически, германская группа "Север" ценой серьезных потерь добилась лишь фронтального вытеснения поляков за Вислу и Нарев. Командование группы армий пришло к выводу о необходимости полной перегруппировки сил и создания новой ударной группы, теперь уже не в центре, а на своем восточном фланге. Штаб группы значительно сократил глубину и размах планируемого нового наступления. 4-я армия нацеливалась частью сил на Варшаву, а 3-я армия получила задачу захватить переправы через Нарев, направить правофланговые соединения к Варшаве, а левофланговые, наносящие главный удар - на Рожан.
  Польские войска получили передышку, отступили за Вислу и Нарев, укрепили оборону Модлина и Варшавы, приступили к созданию нового оборонительного фронта. Оборонительный рубеж на южных берегах Нарева и Буга оказался достаточно сильным.
  9.04.1939 3-я германская армия выдвинулась к нижнему течению Нарева. Попытка ее 1-го армейского корпуса форсировать реку была отражена Мазовецкой кавалерийской бригадой. Фронт здесь временно стабилизировался.
  Более успешным оказалось наступление 10-й германской армии на варшавском направлении. Потерпев неудачу в первый день войны, немцы сумели стянуть подвижные силы и артиллерию, и 4 апреля прорвали оборону на стыке армий "Лодзь" и "Краков". Именно в ходе этой наступательной операции произошел первый в истории Второй мировой войны танковый прорыв, ставший в дальнейшем основой военного искусства вермахта. Уже утром 5.04.1939 польский главком маршал Рыдз-Смиглы пришел к выводу, что армии "Лодзь" необходимо срочно отступить с передовых позиций обороны на главные. В тот же день он приказал генералу Руммелю отойти на позиции в районе Варте - Видавке. Но Руммель не торопился. Воодушевленный успехом первого дня, он рассчитывал дать немцам отпор на передовых позициях.
  5.04.1939 на всем фронте армии "Лодзь" разгорелись упорные бои. Однако ситуация ухудшилась. В пустом, никем не обороняемом промежутке между внутренними флангами армий "Лодзь" и "Краков", который вскоре в польских штабах стал называться "ченстоховской брешью", теперь двигалась, не встречая сопротивления и лишь подвергаясь слабым атакам польской авиации, 1-я танковая дивизия немецкого 16-го моторизованного корпуса. Такого быстрого проникновения в глубину польской обороны не ожидали ни поляки, ни сами немцы. Польское командование не сразу поверило, что немецкие танки так быстро и так легко вошли в оперативный тыл и продвигаются к главной позиции. Но германское командование испугалось собственного успеха и пребывало в замешательстве. Пугала возможность разгрома поляками 1-й танковой дивизии, оторвавшейся от пехоты и соседей. 4-я танковая дивизия отстала, втянувшись в кровопролитные фронтальные бои. В итоге вечером 5.04.1939 командир 16-го моторизованного корпуса генерал Гепнер отдал приказ о перегруппировке корпуса и нанесении главного удара на Радом. Возобладал взгляд, что танки не могут отрываться от пехоты, а если такой отрыв произошел, то танки должны остановиться и ожидать ее подхода.
  Тревога, нараставшая в Варшаве, вылилась в категорическом приказе Рыдз-Смиглы командующему армией "Лодзь" отвести все силы армии на главную линию обороны и создать сильный резерв. 6.04.1939 армия "Лодзь" оставила передовые позиции и на следующий день с боями отступила к северу, на главную позицию за Варту и Видавку.
  Теперь все больше и больше вырисовывалась основная угроза на стыке армий "Лодзь" и "Краков". Немецкий 22-й моторизованный корпус к 5 апреля пробился к Иордцнуву и двинулся на Тарнув. Общее положение армии "Краков" становилось тяжелым. Немецкие прорывы на северном фланге дополнились разгромом центра южнее Катовице, где германская 5-я танковая дивизия, разбив 6-ю польскую дивизию, прорвалась к Освенциму. Однако командующему армией "Краков" Шиллингу удалось за счет резервов закрыть бреши и продолжить оборону. Только через два дня немцам удалось нащупать слабое место, вновь прорвать фронт и отбросить Шиллинга на 100-170 км. Армия "Краков" отступила за линию рек Нида и Дунаец.
  8.04.1939 немцы заняли Силезию с промышленным районом Кракова; фактически ликвидировав южный участок польского фронта и обнажив южный фланг армий "Лодзь" и "Прусы". Немецкая группировка получила возможность развивать наступление в южные и юго-восточные районы Польши.
  В таких условиях оборона армии "Лодзь" на ее главных позициях вдоль рек Варга и Видавка осложнялась, ведь отход армии "Краков" обнажал южный фланг этих позиций. Однако в последующие дни здесь разгорелось упорное сражение. Позади находился главный резерв - армия "Прусы", которая могла существенно изменить обстановку. Армия сосредоточилась в треугольнике Томашув-Мазовецки, Кельце, Радом.
  У немцев возникло опасение, что поляки сумеют избежать сражения западнее Вислы и Сана, выйдут из-под охватывающих ударов и сорвут тем самым весь германский стратегический замысел. Рундштедт приказал войскам группы армий вынудить противника к сражению впереди Вислы и Сана, разбить образующиеся группировки. Вечером 6.04.1939 штаб немецкой 10-й армии, приняв отход армии "Лодзь" за Варгу и Видавку за ее полное отступление к Висле и считая ее разбитой, отдал войскам приказ на продвижение вперед через Варту и переход в преследование разбитого противника в направлении Варшавы. В качестве армейского авангарда должен был действовать 16-й моторизованный корпус. Не точная оценка действий польской стороны штабами группы армий "Юг" и 10-й армии привела к преждевременному вводу в действие второго эшелона 10-й армии - 14-го моторизованного корпуса. Образовалось перенасыщение войск на главном направлении. Дороги оказались перегруженными, управление войсками нарушилось, общие темпы наступления упали.
  Армия "Лодзь", отступившая к 7.04.1939 на главную позицию вдоль Варты и Видавки, закрепиться на новом рубеже не успела. На левом фланге группа генерала Томе отбила атаки немецкой 1-й танковой дивизии, но на правом фланге утром 8.04.1939 Кресовая кавалерийская бригада отошла с рубежа Варты. Вслед за отступавшими, немецкие передовые отряды захватили мосты через реку, и вскоре открытый фланг армии "Лодзь" был обойден.
  Генерал Руммель узнал о форсировании немцами Варты лишь вечером 8 апреля, и теперь рассчитывал на помощь армии "Прусы", которая должна была нанести сильный контрудар, в который включились бы и левофланговые части армии "Лодзь".
  Рыдз-Смиглы однако, считал, что ввод армии "Прусы" преждевременным. Рассчитывая удержать армией "Лодзь" позиции на Варте и Видавке, он поставил Резервной армии задачу обеспечить правого фланга Руммеля, одновременно планируя мощное контрнаступление силами перегруппировывавшейся в тылу армии "Познань" и частью сил армии "Прусы".
  С 9 апреля армия "Лодзь" удерживала позиции. Но 11.04.1939 массированными артиллерийскими ударами немцы проломили фронт правофланговой 10-я польской дивизии, и силами четырех дивизий прорвали польские боевые порядки севернее и южнее Серадза. 10-я дивизия стала отходить под ударами авиации. Введенный в прорыв 16-й моторизованный корпус вермахта обходил южный фланг армии "Лодзь".
  Польское командование убедилось, что без помощи резервами линия Варта - Видавка будет потеряна. Собранные для готовящегося наступления части были брошены для ликвидации прорыва, но вводимые в бой по частям и несогласованно понесли большие потери. 29-я пехотная дивизия и Виленская кавалерийская бригада были уничтожены практически полностью. Ликвидировать прорыв все же удалось, и немцев ценой потери почти всех резервов отбросили на прежние позиции. Резервная армия "Прусы" на этом закончила свое существование, оставшиеся части были переданы Руммелю.
  Командование группы "Юг" бросило 14-ю армию во фронтальное наступление на позиции армии "Краков", с целью попытаться охватить польскую группировку с юга за Вислой и Саном.
  11.04.1939 Браухич отдал приказ направить подвижные соединения 14-й армии в северо-восточном направлении восточное Вислы, на Люблин. 14-я армия развернула к востоку 18-й армейский корпус, 22-й моторизованный корпус занял Тарнув и перешел Дунаец. 17-й армейский корпус занял оставленный поляками Краков.
  К 13.04.1939 вермахт вышел на линию Гродно-Осовец-Торунь-Конин-Кельце. Южнее, польские части спешно отступали к Сану, 14-я армия немцев рвалась в направлении Люблина.
  В Варшаве создавшееся положение оценивали как критическое. Там прекрасно понимали, что Польше осталось заключать хоть какой-то мир с немцами на их условиях, продолжать сражаться или срочно искать союзников, готовых защитить поляков. Шансы на последнее таяли с каждым днем. Со 2.04.1939 дипломаты активно пытались получить хоть какую-то помощь в Англии и Франции. Уже 3.04.1939, Бек заявил французскому послу: "Сейчас Польша нуждается в помощи для отражения агрессии. Каждый спрашивает, почему до сих пор Англия и Франция не объявили войну Германии". Однако прием и в Париже и в Лондоне полякам оказывали холодный. Когда стало ясно, что польские части оказывают сопротивление немцам, во Франции это расценили как подтверждение своих расчетов - поляки изматывали вермахт, что и ожидалось. Ни Петэн, ни военный министр Вейган, в 1920 бывший советником Пилсудского, отступлению поляков не удивлялись - они прекрасно помнили Первую мировую, когда французские части точно также проиграли приграничное сражение. И сейчас рассматривали германо-польскую войну как повторение прошлого. Вейган на заседании правительства предположил, что Варшава отведет свои войска на линию рек, где организует оборону, на чем фронт стабилизируется и начнется позиционная война. Обстановка на севере, где так и случилось, казалось, подтверждает его выкладки. Помогать Польше до этого момента в Париже не собирались. Вот потом - это можно было обсуждать. Единственное, чего опасались французы, это быстрого заключения германо-польского мира. Вот такой вариант, был совершенно неприемлем, поскольку усиливал Германию. Но невозможным он не казался, о предыдущих тесных контактах Варшавы с Гитлером в Париже знали. Поэтому там не отказывали в помощи, неофициально даже обещая ее, но затягивая под разными предлогами окончательное решение. Когда польский посол Лукасевич обратился с призывом о помощи в МИД Франции, разговаривал с ним Лаваль. Нет, к полякам до недавнего времени он относился вполне благосклонно, но... всего полгода назад, во время Судетского кризиса, Варшава в резкой форме отказалась встать на сторону Парижа, фактически обеспечив немцам спокойный тыл на востоке. Это был беспардонный щелчок по носу французским дипломатам, и в первую очередь - лично Лавалю, ведь во Франции Союза Патриотов, внешняя политика ассоциировалась именно с его именем. И этого Лаваль не забыл, и забывать не собирался. Первым его требованием к Варшаве было предложение разъяснить ситуацию с нападением на Чехословакию, так называемый "Тешинский инцидент". Вторым... другом Советского Союза Лаваль не был, скорее наоборот - выступал ранее с позиций антикоммунизма (в дипломатичной форме, разумеется), но беспардонный отказ поляков даже обсуждать французские просьбы о сотрудничестве с СССР, в чем нуждался Париж полгода назад - помнил. Вторым требованием стало обращение Польши за помощью к СССР и немедленное согласие на транзит советских войск. О "коридорах", гарантированных Францией речь уже не шла - не август 1938. Мотивировка была простой - франко-советский союз.
  "Мы крайне ответственно относимся к союзническим обязательствам - заявил Лаваль 6 апреля послу. И потому не можем решать такой важный вопрос, без обсуждения с союзной нам Россией. Согласитесь, вы бы немедленно стали смотреть с недоверием на страну, принимающую решения, противоречащие своим обязательствам".
  Лукасевич уведомил Варшаву, там совещались, потом переслали запрос в Москву. Вышинский предложил перед началом переговоров о помощи, дать объяснения о нападении на Тешин.
  Да, и в Москве и в Париже о том, что весь инцидент германская провокация прекрасно знали. Но внешне все выглядело вполне прилично, ведь Бенеш подтвердил факт нападения, и во время переговоров на чешско-польской границе работала комиссия Праги по расследованию, а поляки привести доказательств непричастности не могли.
  В Британии поляков тоже обнадеживали, но более спокойно. Перспектива увидеть Польшу немецким сателлитом Лондон не беспокоила, как и вариант с полным разгромом поляков. Беспокоил возможный франко-польский союз, и именно против него были направлены действия правительства Британии.
  В сложившемся положении, в Варшаве вспомнили о Пилсудском и 1920 годе. Было ясно - стране нужен человек, способный сосредоточить силы, найти поддержку за рубежом и - сотворить "Чудо на Висле". К 10 апреля это стало идеей-фикс. Дело в том, что уже 6.04.1939 Бек зондировал румынское руководство о транзите для поставок и (на случай проигрыша) польского руководства. Антонеску заявил о соблюдении нейтралитета и невмешательстве. В Варшаве поняли, что поставок не будет, а правительство в Румынии ждет интернирование и, вполне возможно, последующая выдача Гитлеру. Вариант с Венгрией не рассматривался - Будапешт давно был пронемецким, Литва с началом военных действий вывела три своих дивизии к границе именно для недопущения прорыва на свою территорию бегущих польских войск и беженцев. При этом Каунас и официально, и неофициально заявил о полном нейтралитете, что хоть и разозлило поляков, но дало возможность снять с границы часть войск. Ну, а восточнее оставался СССР, имеющий с Берлином весьма дружественный пакт. Деваться польскому правительству было некуда. Рассматривался вопрос о капитуляции, но... Все дело было в том, что в первый же день войны в западных областях Польши прошли погромы этнических немцев. По занятии этих областей немцами, виновные и власти "поощрявшие убийства" были повешены. Гитлеровская пропаганда раздувала эти инциденты до чуть ли не геноцида, и на хорошее отношение в Варшаве не очень рассчитывали. Переговоры с немцами, тем не менее, провести хотелось. Было принято решение передать власть в стране генералу Владиславу Сикорскому, когда-то противнику Пилсудского, во время польско-советской войны 1920 командующего 5-й и 3-й армиями, бывшему начальнику Генерального штаба, премьер-министру и военному министру. Считалось, что эта кандидатура может устроить и Париж, и Берлин, и собственное впадающее в панику население, мобилизовать народ на борьбу.
  10.04.1939 президент И. Мосцицкий снял с себя полномочия и передал их Сикорскому.
  11.04.1939 Сикорский отправил в отставку Рыдз-Смиглы и Бека, и принял пост главнокомандующего и премьер-министра. Министром иностранных дел назначен Рачкевич.
  В тот же день, войска на фронте переформированы в армии "Поможе" (Гродно-Торунь), "Варшава" (Торунь - линия рек Варта и Пилица) и "Люблин" (остатки южных войск, подтянутые разрозненные части и мобилизованные, создается на линии обороны по р. Сан).
  Группе "Поможе" поставлена задача активной обороны, группе "Варшава" - планомерный отход на линию Торунь-Лодзь-Томашув-Кельце. С восточной границы в группу "Люблин" переброшены три пехотных (из мобилизованных) дивизии и одна кавбригада. По мобилизации призывают возраста от 17 до 45 лет.
  В СССР.
  Еще с февраля 1939г. советское военное руководство начало разработку новой системы мобилизационного развертывания Красной армии. Основная идея реорганизации сухопутных войск сводилась к тому, чтобы создать постоянную армию, готовую к использованию при минимальном мобилизационном развертывании. Для этого все скрытые, то есть предназначенные к развертыванию в случае мобилизации дивизии, переводились в открытые.
  27.02.1939 принято решение развернуть на базе стрелковых дивизий тройного развертывания ординарные стрелковые дивизии со штатом 4 100 человек. Комиссия сделала вывод, что все военные округа могут разместить новые дивизии, материальных запасов также хватало, поэтому к 1 августа 1939 г. следовало перейти на новую организацию стрелковых войск и к 1.01.1940г. подготовить новые мобилизационные планы.
  Формировалось 18 управлений стрелковых корпусов, кадровые дивизии переводились на новый штат 8 900 человек, развертывалось 36 дивизий тройного развертывания в 92 дивизии по б000 человек.
  21.03.1939 Политбюро утвердило предложение Наркомата обороны, согласно которому в Красной армии предусматривалось 147 стрелковых дивизий, из них 48 кадровых (по 14 000 человек каждая), 51 - по 6000 человек, 13 горнострелковых дивизий и 35 стрелковых дивизий по 3 000 человек. Решено увеличить количество корпусной артиллерии и артиллерии РГК, переведя ее с тройного на двойное развертывание, сократить численность обслуживающих и тыловых частей и учреждений. Штатная численность Красной армии была установлена в 2200 тыс. человек.
  В Москве внимательно следили за развитием событий в Польше. Гитлер, признав часть Польши советской сферой интересов, ожидал ввода советских войск, рассчитывая на отвлечение польских сил к востоку. Однако в СССР не спешили.
  1.04.1939 В СССР введена всеобщая воинская обязанность.
  2.04.1939 в НКИД явился советник германского посольства в Москве Хильгер. Принятый Вышинским, он сообщил о начале войны с Польшей, присоединении Данцига к Германии и передал просьбу начальника генштаба германских ВВС, чтобы радиостанция в Минске в свободное от передач время передавала непрерывную линию с вкрапленными позывными знаками "Рихард Вильгельм 1.0". Просьба была удовлетворена.
  Вечером того же дня, в Берлине Гитлер принял советского посла Шкварцева, который подтвердил, что СССР выполнит свои обязательства по договору о ненападении. Гитлер со своей стороны заверил в "неизменности политики Рейха в отношении Пакта".
  3.04.1939 в "Правде" и "Известиях" появилось заявление, в котором говорилось, что "ввиду обострения положения на границе Польши и Чехословакии и ввиду возможности всяких неожиданностей, советское командование решило усилить численный состав гарнизонов западных границ СССР.
  В тот же день, на базе Белорусского ВО и Киевского ВО были сформированы и развернуты управления Белорусского (командующий Апанасенко) и Украинского (командующий Тимошенко) фронтов.
  В войсках ЛВО, МВО, БВО, КВО и ХВО приостановлены увольнения красноармейцев и младших командиров и призван на учебные сборы приписной состав частей ПВО. Советское руководство решило провести частичную мобилизацию Красной армии, в семи военных округах начато проведение "Больших учебных сборов" (БУС). Название БУС являлось шифрованным обозначением скрытой мобилизации. Проведение БУС по литеру "А" означало, что происходило развертывание отдельных частей, имевших срок готовности до 10 суток, с тылами по штатам военного времени. Запасные части и формирования гражданских ведомств по БУС не поднимались. Сама мобилизация проходила в условиях секретности.
  4.04.1939 Начались БУС, которые проходили не вполне организованно, с опозданием на 2-3 дня. Железные дороги работали неудовлетворительно, и воинский график перевозок был сорван.
  Всего в БУС приняли участие управления 22 стрелковых, 5 кавалерийских и 3 танковых корпусов, 98 стрелковых и 14 кавалерийских дивизий, 28 танковых, 1 воздушно-десантная и 3 моторизованные стрелково-пулеметные бригады. Было призвано свыше 2 600 тыс. человек, кроме того, согласно новому Закону о всеобщей воинской обязанности на 1 год был продлен срок службы 190 тыс. призывников 1937г. В результате списочная численность Красной армии возросла с 1910 тыс. человек на 21 февраля, до 5290 тыс. человек к 23 апреля 1939 г.
  5.04.1939 Немецкое посольство в Москве получило задание министра иностранных дел Риббентропа уточнить намерения СССР относительно возможного вступления Красной армии в Польшу. На следующий день Вышинский ответил, что советское правительство согласно, что "обязательно придется начать конкретные действия. Но этот момент пока еще не назрел, а торопливостью можно испортить дело".
  Витебская, Минская и Бобруйская армейские группы БВО развернуты соответственно в 3-ю, 11-ю и 4-ю армии. Кроме того, из управления Московского ВО выделено управление 10-й армии, переданное в состав Белорусского фронта еще в феврале, и в составе фронта была создана Конно-механизированная группа (КМГ) (командующий комкор В.И. Болдин).
  В КВО Житомирская АГ развернута в 5-ю армию, Винницкая АГ - 6-ю, Кавалерийская АГ в 12-ю армию (командующий комкор Горячев), и Кавалерийскую АГ. Одесская АГ была переименована в 13-ю армию.
  Получен приказ наркома обороны и начальника Генштаба войскам БВО и КВО, согласно которому следовало "к исходу 10 апреля 1939 г. скрытно сосредоточить и быть готовым к решительному наступлению с целью молниеносным ударом разгромить противостоящие войска противника".
  6.04.1939 Отношение советского руководства к германо-польской войне выразил Жданов. Охарактеризовав Польшу как государство-агрессора, угнетающее другие народности, Жданов заявил, что "уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы, что одним буржуазным государством, одним противником дела мира становится меньше. Что плохого, если в результате разгрома Польши мы распространим социалистическую систему на новые территории и население, избавим украинский и белорусский народы от многолетнего гнета шовинистического панства". Зарубежные компартии получили директиву ИККИ, в которой отмечалось, что "международный пролетариат не может ни в коем случае защищать фашистскую Польшу, угнетающую другие национальности, совершившую акт агрессии против суверенной Чехословакии и развязавшую войну".
  В тот же день, в ответ на запрос Варшавы, замнаркома иностранных дел Стомоняков сообщил польскому послу Гжибовскому об отказе в поставках и транзите военных материалов, поскольку это "создает для СССР угрозу втягивания в войну".
  9.04.1939 Риббентроп направил Шуленбургу - немецкому послу в СССР, указание возобновить беседы с Вышинским и по возможности - лично со Ждановым, относительно военных намерений советского правительства в Польше. В тот же день Вышинский ответил, что советские военные действия возможно начнутся в течение ближайших дней.
  Войска Белорусского и Украинского фронтов к 10.04.1939 не закончили мобилизацию и сосредоточивались в исходных районах у границы с Польшей. Белорусский фронт насчитывал 378 610 человек, 3167 орудий и минометов, 2406 танков. Украинский фронт - 238 978 человек, 1792 орудий и минометов, 2330 танков.
  Белорусский фронт получил задачу 3-ей армией отбросив противостоящие войска противника от латвийской границы, действовать в общем направлении на Свенцяны, в дальнейшем имея в виду овладение Вильно. 11-й армии следовало прорвать фронт противника и наступать в направлении на Ошмяны, Лида с выходом на линию Молодечно-Воложин и овладение районом Ошмяны, Ивье. В дальнейшем оказать содействие в овладении г. Вильно, и наступать на г. Гродно.
  КМ Г получила задачу наступать в направлении на Новогрудок-Волковыск, выйти на фронт Делятичи-Турец, в дальнейшем иметь в виду наступление на Волковыск с заслоном против г.Барановичи. 4-й армии следовало действовать в направлении на Барановичи и выйти на фронт Снов-Жиличи.
  Украинский фронт получил следующие задачи: 5-й армии следовало наступать в направлении на Ровно, Луцк и овладеть районом Ровно, Дубно, Луцк, имея в виду в дальнейшем наступление на Владимир-Волынск. 6-я армия должна была нанести удар по польским войскам и наступать на Тарнополь, Львов, выйти в район Езерна и овладеть районом Буек, Перемышляны, Бобрка, имея дальнейшей задачей овладение г.Львов. 12-й армии предписывалось прикрывая свой левый фланг и отрезая польские войска от румынской границы, наступать в направлении на Чортков, Станиславов, выйти на р. Стрыпа и овладеть районом Станиславов, имея дальнейшей задачей действия в направлении Стрый, Дрогобыч.
  Глубина действий войск фронтов устанавливалась по линии латвийской, литовской и германской границ, далее по рекам Писса, Нарев, Висла и Сан и по венгерской и румынской границам.
  11.04.1939 началась эвакуация из столицы правительственных учреждений. Из Варшавы выехало правительство, на следующий день Ставка главнокомандующего начала переезд перенесена в Брест. Крепость Бреста предназначалась для резервного командного пункта главкома еще по стратегическому плану "Всхуд" в случае войны с Советским Союзом, но крепостные помещения оказались совершенно не приспособленном к работе Ставки, в первую очередь отсутствовала связь. Поэтому Сикорский вынужден был пока остаться в Варшаве.
  В тот же день, Сикорский, через посольства в Швеции и Румынии обратился к немцам с просьбой о начале переговоров.
  Гитлер колебался. С одной стороны, немецкие земли уже были отвоеваны, а поляки активно сопротивлялись, и ожидалось, что на достигнутых рубежах сопротивление продолжится. СССР военные действия не начал, и гарантии в его вступлении в войну не было. Мир с поляками, которые были согласны на подчинение Берлину, давал возможность победоносно закончить войну и получить еще довольно сильного сателлита, способного как прикрыть восточные границы в случае войны с западом, так и дать дополнительные, уже получившие боевой опыт войска в ситуации войны с СССР. Но... эти же плюсы оборачивались и минусами. Сейчас большая часть польской территории согласно советско-германского пакта являлась сферой влияния Москвы, и было понятно, что Жданов от своего не откажется, и немедленно после конца войны потребует признания своих интересов. Рвать отношения Гитлер пока не хотел, а отдать остаток Польши русским... нет, конечно, могла начаться уже советско-польская война, но
  советские части имели бы дело с измотанной вермахтом армией, а это означало, что вермахт воевал для Москвы. Кроме того, Сикорский мог и договориться с французами, а при их посредничестве и с СССР. В таком случае, Рейх получал на своей границе нечто уж совершенно не нужное. Людей, доверяющих полякам, в немецком руководстве просто не было. Кроме того, по заверению армии, немецкие войска планомерно двигались вперед.
  13.04.1939 В Бухаресте начались германо-польские переговоры, но шли они вяло.
  Советские военные приготовления потребовали больше времени, чем ожидалось. Но Жданов знал, что Сикорский начал переговоры и резонно предполагал возможность заключения мира. По мнению советского руководства, в этом случае Польша становилась сателлитом Гитлера и не исключалось, что немцы пойдут на разрыв пакта.
  В тот же день, Политбюро приняло решение о вводе войск в Польшу. Решение было продавлено Ждановым, несмотря на сопротивление наркома обороны Буденного и начальника Генштаба Шапошникова, сообщавших о незаконченной подготовке. Политические причины возобладали, Жданов стремился занять Западную Украину и Белоруссию прежде, чем закончится война. С военной точки зрения, резоны в этом были - основную часть польской армии немцы сковывали на западе. Но части РККА предстояло вводить в бой не до конца отмобилизованными и по частям.
  Штаб немецкой группы армий "Юг" 13 апреля приказал 10-й армии наступать к северо-востоку по обеим сторонам Пилицы. В результате этого маневра германское командование рассчитывало, продвинув подвижные соединения к переправам через Вислу, занять их и не допустить отхода польских войск в восточные районы страны.
  Польская армия "Варшава", отступить на установленные Сикорским позиции действительно не смогла, поскольку, заметив отступление, немцы немедленно атаковали и прорвали фронт. Планомерный отход не удался.
  14.04.1939 Вышинский сообщил Шуленбургу, что советское правительство намеревается заявить, что Польша разваливается на куски и что вследствие этого Советский Союз должен прийти на помощь украинцам и белорусам, которым угрожает Германия. Этот предлог представит интервенцию Советского Союза благовидной в глазах масс и даст Советскому Союзу возможность не выглядеть агрессором. Но создается впечатление о возможном германо-польском перемирии, что может сделать излишними советские действия, поскольку согласно советско-германского соглашения, территории Польши восточнее реки Висла относятся к советской сфере влияния.
  Риббентроп немедленно подтверждал нерушимость разграничительных линий в Польше, согласованных в Москве, одобрил планируемое вступление советских войск в Польшу, что, по его мнению, освобождало вермахт от необходимости преследования поляков до советской границы, и просил сообщить день и час перехода границы советскими войсками. Для координации действий войск предлагалось провести совещание советских офицеров и немецкого военного атташе в Москве. Попытка же Москвы объяснить свое вмешательство германской угрозой белорусскому и украинскому населению вызвала резко негативную реакцию Берлина. В то же время, стремясь подтолкнуть советское правительство к вводу войск в Польшу, Риббентроп предложил Шуленбургу указать Вышинскому, что "если не будет начата русская интервенция, неизбежно встанет вопрос о том, не создастся ли в районе, лежащем к востоку от германской зоны влияния, политический вакуум, создающий условия для формирования новых государств". Последнее замечание окончательно укрепило мнение Жданова.
  Германская 8-я армия заняла Лодзь, 10-я армия взяла Томашув и подошла к Радому, 18-й армейский корпус 14-й германской армии форсировал Сан у Санока и к 17 апреля достиг верховий Днестра, 22-й моторизованный корпус вышел к Жешуву и продвигался к востоку, не встречая организованного сопротивления.
  Польские части беспорядочно отступали к Висле. Перед 8 и 10 немецкими армиями организованного польского фронта фактически не существовало. Польский фронт на юге окончательно рушился, отступление польской армии становилось все более хаотическим.
  15.04.1939 Несмотря на дезорганизацию ряда участков фронта и тяжелый урон, нанесенный полякам, германскому командованию все же не удалось окружить польские соединения западнее Вислы. ОКХ признало нереальность окружения польской армии западнее Вислы, и поставило перед войсками новую стратегическую задачу. Группе армий "Север" приказано прорвать оборону противника, продвинуться 3-й армией через Нарев, воспрепятствовав планомерному созданию обороны реки, и далее развивать наступление через Буг в направлении Варшава - Седлец, чтобы свернуть с севера фронт на Висле. Группа армий "Юг", одновременно с завершением уничтожения польских войск в полосе наступления, должна была воспрепятствовать созданию обороны на Висле. 14-я армия наносила удар через Сан в общем направлении на Люблин. Дальнейшей оперативной целью ставился охват остатков польских главных сил восточное Вислы.
  Поляки пытались удержаться. Армия "Поможе" сумела организовано отступить к линии Гродно-Остроленка-Вроцлавек, и Сикорским был обозначен новый фронт - теперь армия фактически теми же силами обороняла линию Гродно-Торунь-Модлин. Руммель, командующий армией "Варшава" из отступающих частей пытался создать оборону уже по Висле, на участке Модлин-Варшава-Демблин. Генерал Шиллинг точно так же создавал заново армию "Люблин", на линии Демблин-Перемышль и далее по Днестру. Впрочем, эти попытки были бесполезны.
  16.04.1939 Советские войска вошли на территорию Польши.
  К весне 1939 в ВВС СССР основными типами бомбардировщиков были СБ, ТБ-3 и ДБ-3ф, в начале 1938 года переименованный в Ил-4. Однако, в соответствии с задачами, поставленными Военным советом перед НКАП осенью 1937, были разработаны новые машины. Пикирующий бомбардировщик Пе-2 был разработан Петляковым, первый полет совершил в июле 1938 и с февраля 1939 выпускался серийно. Пикирующий бомбардировщик КБ Туполева, Ту-2 впервые взлетел месяцем позже, в октябре 1938, и доведен до серии был лишь к апрелю 1939. К началу ввода войск в Польшу ВВС этих машин еще не получили, хотя первые три штуки были уже сданы. Эти три самолета успели принять участие в штурме Львова показав отличные характеристики.
  С сентября 1938 выпускался новый штурмовик (ближний бомбардировщик) Су-2, разработанный Сухим еще летом 1937 и наконец доведенный. Однако, в январе 1938 Ильюшин вышел с предложением о создании принципиально нового двухместного бронированного штурмовика, эскизный проект которого был предъявлен заказчику в начале 1939, одобрен и строился опытный самолет. Кроме того, 29.09.1938 НКАП было дано задание на разработку дальнего бомбардировщика.
  Поликарпов, в соответствии с заданием осени 1937 разрабатывал два истребителя: основной и высотный. 5.12.1938 совершил первый полет высотный истребитель И-200, в марте 1939 запущенный в серию. С основным истребителем первым успел Яковлев, создавший машину на основе своих спортивных разработок. Як-1 взлетел в первый раз уже в июле 1938, и с ноября выпускался серийно.
  Требуемое ускорение внедрения в производство лицензионного Дуглас DC-3 также было выполнено, и самолет под названием ПС-84 выпускался с августа 1938.
  
   Осенью 1937 Комитет Обороны обязал Народный комиссариат машиностроения изготовить опытные образцы новых танков, и сдать на испытание до сентября 1938 года. В мае 1938 г. КБ Кировского завода разработан проект однобашенного танка, с вооружением из 76-мм и 45-мм пушек, пулемета ДК и двух ДТ. В сентябре 1938 г. задание было скорректировано в сторону применения дизельного двигателя, и лишь в декабре 1938 (в отличие от указанного в директиве сентября) начались полигонно-заводские испытания танка. В январе 1939 был принят на вооружение танк А-34, разработанный Харьковским заводом, и в апреле начался его серийный выпуск.
  
   В ночь с 15 на 16 апреля неизвестный самолет сбросил бомбы на территорию Чехословакии, в районе Михайловце, жертв не было. Самолет немедленно идентифицировали как польский, Берлин уже утром заявил, что в указанном районе немецкие самолеты не летали.
  Это было правдой, Ил-4 взлетел из под Минска. Повод для вступления СССР в войну был найден.
  16.04.1939 Заявление правительства СССР, в котором в частности говорилось:
  "Правительство польских националистов, совершившее акт неспровоцированной агрессии против миролюбивой Чехословакии, продолжает свою политику разжигания войны. Вчера вновь был нанесен удар по чехословацкой территории, подвергается угрозе жизнь мирных граждан. Польское государство, ранее жестоко угнетавшее наших украинских и белорусских братьев, сейчас фактически распалось. Третьи державы, однако, могут попытаться извлечь выгоду из создавшегося хаоса. Советский Союз считает своей обязанностью вмешаться для защиты и дать возможность несчастному населению временно оккупированных поляками Западной Украины и Белоруссии трудиться спокойно".
  В тот же день было опубликовано и совместное, германо-советское заявление:
  "Ввиду распада существовавшей ранее в Польше формы правления, имперское правительство и правительство Союза ССР сочли необходимым положить конец нетерпимому далее политическому и экономическому положению, существующему на польских территориях. Они считают своей общей обязанностью восстановление на этих территориях, представляющих для них естественный интерес, мира и спокойствия и установления там нового порядка путем начертания естественных границ и создания жизнеспособных экономических институтов".
  Заявление СССР было выдержано в духе не столь "коммунистическом", сколько национально-славянском, подчеркивающем единство русского, украинского и белорусского народов, и целью ставило не "советизацию" польских земель, но воссоединение народов. Это стало успешной находкой, ведь такой подход устроил всех. В Германии весьма положительно смотрели на "тенденцию к национализму" Жданова, во Франции, Италии и остальных странах "Средиземноморского союза" заявление восприняли как разумный "имперский" подход.
  Для внутреннего пользования изложение было дополнено и привычными лозунгами:
  "белорусский и украинский и польский народы истекают кровью в войне, затеянной правящей помещичье-капиталистической кликой Польши. Рабочие и крестьяне Белоруссии и Украины восстали на борьбу со своими вековечными врагами помещиками и капиталистами. Главным силам польской армии германскими войсками нанесено тяжелое поражение. Наша задача - содействовать восставшим рабочим и крестьянам в свержении ига помещиков и капиталистов и не допустить захвата территории Украины и Белоруссии Германией".
  16.04.1939 В 3.15 утра польскому послу в Москве Гжибовскому вручена нота советского правительства, в которой утверждалось, что "Польское государство и его правительство фактически являются агрессорами. Предоставленная самой себе Польша превратилась в удобное поле для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу не только для Чехословакии, но и для СССР. Поэтому, будучи доселе нейтральным, советское правительство не может более нейтрально относиться к этим фактам, а также к беззащитному положению украинского и белорусского населения. Ввиду такой обстановки советское правительство отдало распоряжение Главному командованию Красной армии дать приказ войскам перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии".
  Польский посол отказался принять ноту, поскольку это было бы несовместимо с достоинством польского правительства. В итоге нота была передана в посольство, пока Гжибовский находился в НКИД. В тот же день текст этой ноты был передан также всем государствам, с которыми Москва имела дипломатические отношения, с уведомлением, что СССР будет продолжать придерживаться нейтралитета в отношении этих стран.
  К вечеру 16 апреля войска Белорусского и Украинского фронтов были развернуты в исходных районах для наступления. Советская группировка объединяла 8 стрелковых, 5 кавалерийских и 2 танковых корпуса, 21 стрелковую, 12 танковых и 13 кавалерийских дивизий и Днепровскую военную флотилию (ДВФ). ВВС фронтов с учетом перебазированных на их территорию 1-й, 2-й и 3-й авиационных армий особого назначения насчитывали около 3000 самолетов. Кроме того, в оперативное подчинение переходили 16,5 тыс. пограничников Белорусского и Киевского пограничных округов.
  На востоке польское командование располагало частями группы "Вильно" (примерно пехотная дивизия), южнее - у Новогрудок находилась формирующаяся из резервистов пехотная дивизия, в районе Барановичи - 1 пехотная бригада. В бассейне реки Припять находилась 1 кавбригада, в районе Ровно - 1 пехотная бригада, в районе Кременец, Тарнополь до Днестра - 1 пехотная бригада. В районе Броды, Злочев имелась пехотная дивизия. Срочно формировались части из ополченцев в районе Бреста, Львова и Гродно.
  16.04.1939 Передовые и штурмовые отряды советских армий и пограничных войск перешли границу и разгромили польскую пограничную охрану.
  В ночь на 16 апреля в штаб Сикорского, стали поступать тревожные донесения с восточной границы. Утром Сикорский отдал приказ, отражая атаки советских войск отходить на линию Вильно-Барановичи-Ровно-Кременец, где планировалось создание "восточного фронта". Одновременно, польские послы в Англии и Франции уведомили правительства этих стран о том, что Советский Союз "предпринял нападение на Польшу... Польское правительство заявило протест в Москве и дало указание своему послу потребовать паспорта". Правительства реагировали вяло, ограничившись направлением запросов в НКИД СССР. Более важным было предложение Сикорского Гитлеру, о немедленном перемирии "на условиях, приемлемых для великой Германии". Фактически, предлагалась капитуляция, но с сохранением остатков Польши в качестве независимого государства, и перебрасыванием сил с польско-германского фронта на восток, для войны с СССР. Одновременно, посол в Москве Гржибовский передал Вышинскому похожее предложение, о рассмотрении претензий СССР и Чехословакии к Польше, "на условиях мирных переговоров при посредничестве союзной СССР Франции". Неофициально посол сообщил о возможности рассмотрения территориальных претензий СССР. Сикорский, разочаровавшись в надеждах на помощь англичан и французов, пытался занять традиционную польскую позицию сближения с одним соседом против другого. Оба варианта для поляков были плохими - в случае мира с немцами они теряли исконные польские земли, но рассчитывали на сохранение страны в качестве сателлита Рейха. В случае мира с СССР в Варшаве уповали на Францию, и на помощь против немцев, хотя резко негативно воспринимали союз с Советской Россией. Но третьего пути не было - без мира с одной из сторон шансов не оставалось.
  На правом фланге Белорусского фронта от латвийской границы до Бегомля, 3-я армия наносила удар правым крылом, где были сосредоточены войска 4-го стрелкового корпуса и подвижной группы в составе 24-й кавдивизии и 12-й танковой дивизии. В 5 часов утра войска перешли границу и с помощью пограничных частей уничтожили польскую пограничную стражу. 5-я стрелковая дивизия и 5-я танковая дивизия к вечеру через Плису подошли к северной окраине Глубокого. Наступавшие на направлении главного удара части подвижной группы заняли Докшицы, к 18 часам - Дуниловичи, где танковые части остановились по причине отсутствия горючего. Пехотные соединения значительно отстали, 27-я стрелковая дивизия подходила к р.Сервечь, а 50-я стрелковая дивизия заняла Крулевщизну. Задача первого дня наступления выйти на линию Шарковщина-Дуниловичи-оз. Бляда-Яблонцы выполнена не была.
  17.04.1939 штаб 3-й армии получил приказ Белорусского фронта в течение дня занять Вильно. Командование 3-й армии поставило эту задачу группе Ахлюстина, но реальное выполнение этого приказа началось лишь вечером, когда он наконец-то был передан Ахлюстину. Дело в том, что войска подвижной группы с утра начали действовать по первоначальному плану. В 7 часов разведгруппа 12-й танковой дивизии заняла Поставы, а в 14 часов достигла Свенцян. При приближении советских танков к аэродрому в Кобыльниках, по частям был нанесен авиаудар 30 самолетами, в результате которого группа понесла потери. После бомбардировки, 38 польских самолетов перелетели в тыл, а 2 было сожжено поляками. Основные силы подвижной группы еще только продвигались к Свенцянам. Причем комдив-24 вновь отказался пропустить вперед строевых частей кавалерии тылы танковой дивизии, которая, прибыв ночью в Свенцяны, снова оказалась без горючего.
  Получив в 22 часа в Свенцянах приказ о взятии Вильно, Ахлюстин создал подвижную группу из 10-го танкового полка и радведбатальона 27-й стрелковой дивизии, которая, получив все наличное горючее, в 0.30 18.04.1939 выступила из Свенцян. За ними несколько позднее двинулась мотогруппа в составе 700 спешенных и посаженных на автомашины кавалеристов 24-й кавдивизии.
  К 3.30 у Неменчина, группа попыталась захватить мост через р.Вилию, однако поляки успели его взорвать и занять оборону на другом берегу. На берегу группа остановилась, форсировать реку не смогла. Остальные части 3-й армии к вечеру 17.04.1939 вышли в район Годуцишек, озер Мадель и Нарочь, 50-я стрелковая дивизия находилась между Поставами и Мадель, а 24-я кавдивизия сосредоточивалась у Свенцян. На крайнем правом фланге армии 10-я стрелковая дивизия продвигалась южнее р. Западная Двина в сторону Дриссы.
  Южнее 3-й армии на фронте от Бегомля до Иванец развертывались войска 11-й армии. Перейдя границу, войска заняли Воложин, Красное, а к вечеру достигли Молодечно, Бензовец. Соединения 3-го кавкорпуса уже к 15 часам заняли района Рачинеты, Порыче, Маршалки, а с утра 17.04. двинулись дальше в сторону Лиды, выйдя на линию Рыновиче-Постоянны-Войштовиче. В это время 3-му кавкорпусу и 6-й танковой дивизии, была поставлена задача наступать на Вильно.
  К исходу 17 апреля соединения кавкорпуса достигли района Ошмяны-Курмеляны, продолжая наступление на Вильно.
  На фронте от Фаниполь до Несвиж перешли в наступление части КМГ. Части 2-го танкового корпуса сломив незначительное сопротивление польских пограничников, к вечеру 16 апреля форсировали р.Сервечь и р.Уша, и к вечеру следующего дня вступили в Слоним. Отступавший из города польский гарнизон сжег оба моста через р.Щара.
  6-й кавкорпус к исходу 16.04. форсировал р. Ушу. Передовой отряд в ночь на 17 апреля занял Новогрудок.
  4-я армия, к 22 часам 16.04. заняла Барановичи и расположенный здесь же укрепленный район, который не был занят польскими войсками. Первым в город вошел танковый батальон под командованием И.Д. Черняховского. Дислоцировавшиеся в районе Барановичей около 5 тыс. польских солдат смогли организованно отойти. 8-я стрелковая дивизия заняла Несвиж и продвинулась до Снува, а 143-я стрелковая дивизия заняла Клецк. К исходу 17 апреля части армии вышли на р.Щара, 8-я стрелковая дивизия прошла Барановичи, а 143-я стрелковая дивизия продвинулась до Синявки.
  Войска Украинского фронта также 16.04.1939 перешли польскую границу и стали продвигаться вглубь Польши.
  На северном фланге, на фронте от Олевска до Ямполя наступала в направлении Ровно 5-я армия. Польские пограничные части оказали сопротивление, советские войска понесли незначительные потери. 17 апреля 60-я стрелковая дивизия завязала бои за овладение Сарненским УР - ДОТ-ами на правом берегу р.Случь.
  К утру 17 апреля, 45-я стрелковая дивизия вышла к Ровно, двигаясь практически походным маршем, пренебрегая разведкой и боевым охранением. Воспользовавшись этим, дислоцированная в Ровно польская пехотная бригада (около 2 пехотных полков, более 30 орудий) сумела нанести внезапный контрудар, прижать передовые части дивизии к р.Случь севернее Новоград-Волынского, и разгромить их. На правом берегу реки поляки сумели организовать оборону.
  Наступавшая севернее 87-я стрелковая дивизия была развернута в обход Сарненского УР, имея целью форсировать Случь и выйти к Сарнам между рек Горынь и Случь. Однако, при форсировании реки, командование дивизии временно потеряло управление, чем воспользовалась польская сводная (из отходивших групп пограничников, жандармов и осадников) бригада, ударившая с юга во фланг. Дивизия откатилась на левый берег, командование посчитало, что против них действуют значительные силы, наносящие контрудар, вследствие чего дивизия перешла к обороне.
  3-я танковая дивизия наступала в направлении Дубно, но после получения сведений о "серьезных польских силах" у Случи, была развернута на север. Успешно войдя в коридор между реками Горынь и Случь, танкисты 19.04. нанесли фланговый удар польской бригаде, практически полностью ее уничтожив. После этого дивизия, потеряв четверть танков на марше из-за поломок, оторвавшаяся от тылов встала ввиду нехватки горючего. Однако, части 45-й дивизии переправившись через Случь и пройдя через порядки танкистов, нанесли в свою очередь удар севернее, уничтожив сводную бригаду и открыв путь 87-я стрелковой, после чего к утру 21 апреля обе дивизии взяли Ровно. К тому же времени, 60-я дивизия овладела Сарненским УР.
   Южнее, на фронте Теофиполь-Войтовцы развернулись войска 6-й армии.
  16 апреля штурмовая группа пограничников и красноармейцев захватила Волочиский пограничный мост, войска 17-го стрелкового корпуса нанесли артиллерийский удар по огневым точкам и опорным пунктам противника и приступили к форсированию р.Збруч, используя захваченный мост и наведенные переправы. Форсировав р. практически без какого-либо сопротивления противника, части 17-го стрелкового корпуса свернулись в походные колонны и двинулись в сторону Тарнополя. Подвижные соединения быстро обогнали пехоту, и вечером 10-я танковая дивизия вступила в Тарнополь, а передовые части 97-й стрелковой дивизии обойдя Тарнополь с северо-запада, вышли на его западную окраину. С севера в город вошли 11 танков 5-й кавдивизии 2-го кавалерийского корпуса, однако, не зная обстановки, танкисты решили подождать с атакой до утра. Тарнополь был подготовлен к обороне, и войска втянулись в городской бой с группами местного польского гарнизона, жандармов и ополченцами из местного населения. В город войска вошли утром 17.04, полностью овладели городом лишь к вечеру 19 апреля.
  Наступавшие севернее соединения 2-го кавкорпуса утром 17 апреля двинулись маршем в направлении Львова. Однако, наткнувшись южнее Кременца на оборону, были вынуждены развернуться, и прорывать польские позиции. К этому времени, поляки смогли стянуть в район Кременец-Тарнополь до 20 тыс. бойцов, при 30 орудиях, 200 пулеметах.
  "Выталкивая" эти части, войска 6-й армии медленно двигались к Львову. К утру 19 апреля 2-й кавкорпус занял Злочув, а к вечеру того же дня, от Бродов в тыл наступающим войскам ударила последняя польская пехотная дивизия, успевшая "обрасти" ополченцами и отступающими частями. Контрудар был внезапным, но сил у поляков было в сравнении с РККА немного, в связи с чем развить успех они не смогли, и нанеся серьезные потери 17-му стрелковому и 2-му кавалерийскому корпусам, 20 апреля отошли к Львовской группировке. Наступление 6-й армии затормозилось.
  На южном фланге Украинского фронта действовала 12-я армия. К вечеру 16 апреля войска армии встречая незначительное сопротивление вышли на р.Стрыпа, и к вечеру следующего дня подошли к Коломые, где встретили сводную группу в количестве до 10 тыс. человек из остатков 2-й и 5-й пехотных дивизий. Уничтожив группу, части армии к 19 апреля достигли Станиславова и двинулись к Галичу, к которому подошли 20.04. Взяв слабо оборонявшийся город, армия к.22 апреля через Калуш, Долину и Болехов, вышла к Стрыю.
  3-й танковый корпус, двигавшийся на правом фланге армии, действовал успешно, уже 17 апреля танкисты после непродолжительного боя заняли Чортков, а после занятия Станиславова корпус развернули на северо-запад, в обход Львова.
  22 апреля левофланговый 13-й стрелковый корпус развернулся вдоль границы с Румынией и Венгрией.
  Белорусский фронт продолжал наступление. 18.04.1939 части 11-й армии после коротких боев заняли Лиду, продвигались на Вильно. Вновь сказалось отставание тылов, и танки простояли, растянувшись по дороге Слоним - Волковыск без горючего до следующего дня. 5-й стрелковый корпус вошел в Слоним.
   Поляки достаточно организовано отходили к Вильно и Гродно. К 19 апреля в Вильно собрались около 30 тыс. солдат, из них около 50% - ополченцы, с 20 легкими орудиями. Перейти литовскую границу для польских частей было невозможно - литовцы выдвинули свои войска именно для пресечения таких случаев, и пропускать никого не собирались. Отступление также представлялось рискованным - вышедшие из города оказывались под ударом советских подвижных частей, да и уходить местные ополченцы не собирались.
  К Вильно советские части подошли вечером 19 апреля, и утром 20 начался штурм. Бои за город продолжались три дня, и к вечеру 23 апреля сопротивление было сломлено, хотя отдельные перестрелки возникали до 25.04.
  В боях за Вильно 11-я армия потеряла более 800 человек убитыми и 2500 ранеными, было подбито 22 танка и 11 бронемашин. 23-26 апреля советские войска подтягивались к Вильно, занимаясь очисткой города и прилегающих районов от польских частей. Всего были взяты в плен около 22 тыс. человек, уничтожено до 3 тыс., трофеями советских войск стали 97 паровозов, 473 пассажирских и 960 товарных вагонов.
  3-я армия, к 19 апреля выйдя все же в планировавшиеся районы, организовала охрану латвийской и литовской границ.
  Части КМГ 21 апреля вошли в Волковыск, и наступали на Гродно. В Гродно находились значительные силы польских войск (до 8 тыс. человек плюс ополченцы), 5 орудий, 2 зенитно-пулеметные роты, много жандармерии и полиции. В городе 19 апреля имело место антипольское выступление местных просоветских активистов, быстро и жестоко подавленное командующим округом "Гродно" полковником Адамовичем.
  Советские войска подошли к городу с юга, днем 22.04. танки с ходу атаковали противника и к вечеру заняли южную часть города, выйдя на берег Немана. Нескольким танкам удалось по мосту прорваться на северный берег в центр города, однако без поддержки пехоты танки были уничтожены огнем орудий и бутылками с зажигательной смесью. Части подводились к городу постепенно, вводились в бой полками и батальонами, без серьезной подготовки и надежной связи между частями. Атака города, 23 апреля с востока прошла успешно, но к вечеру полякам, воспользовавшись неразберихой и отсутствием четкой связи между советскими подразделениями, удалось отбросить стрелковые части на окраину. В итоге танки были вынуждены вести бой в одиночку, и еще семь машин было потеряно. К вечеру танки тоже были выведены из города.
  В ходе боев 24 апреля удалось занять юго-западную окраину города, но переправиться через Неман советские войска не сумели. К вечеру к городу подошла 4-я кавдивизия и было решено с утра повторить атаку. После упорных двухдневных боев, нанесения бомбовых ударов силами двух воздушных Армий Особого Назначения и массированной артподготовки, город 26 апреля был взят. Бои за город обошлись в 570 убитых, 1590 раненых, было потеряно 39 танков и 17 бронемашин. Взято в плен 8000 военнослужащих противника, уничтожено до 1500.
  Во втором эшелоне за КМГ наступали войска 10-й армии, которые 18.04.1939 перешли границу, и к 22.04. вышли на рубеж Сокулка-Большая Берестовица-Свислочь-Новый Двор-Пружаны.
  4 армия к исходу 19 апреля заняла Пружаны, Кобрин, и вела разведку в сторону Бреста. К 22.04.1939 части армии, встречая незначительное сопротивление, вышли к Бресту, окружив город.
  После вступления в войну СССР и однодневной паузы, вермахт вновь перешел в наступление.
  16.04.1939 Сикорский, переехал в Брест.
  17.04.1939 1-й армейский корпус 3-й армии, прорвав польскую оборону, форсировал Нарев у Пултуска, но 18 апреля был остановлен на Буге под Вышкувом. Восточнее части армии прорвались к переправам через Буг у Брока, но встретили ожесточенное сопротивление польских частей, и на южный берег переправилась только кавалерийская бригада, которая, однако, развить успеха не смогла. Гудериан двигался в направлении Бреста. После ряда боев и многих недоразумений, вызванных плохой организацией форсирования, подвижная группа, возглавляемая Гудерианом, переправилась через Нарев, и ее главные силы двинулись вдоль восточного берега Буга, охватив с востока польские группировки, продолжавшие сражаться на Буге и Нареве. Тем временем пехотные соединения 3-й армии, форсировав Буг, наступали с северо-востока к Варшаве. Одновременно они осуществляли глубокий обход всего варшавского района двумя пехотными дивизиями и танковым соединением "Кемпф" через Седлец, занятый 20 апреля. 21.04.1939 части армии блокировали Гродно с запада, а на следующий день установили связь с подошедшими советскими войсками.
  Войска 4-й армии прорвав польскую оборону, 18 апреля заняли Плоцк, окружив Вроцлавек, и на следующий день начали штурм Модлина.
  На южном участке фронта 14-я армия широким фронтом двинулась к Сану. 1-я танковая дивизия 18.04.1939 захватила мосты у Гура Кальвария, 4-я танковая дивизия, достигнув 20 апреля Варшавы, встретила на ее окраинах упорное сопротивление и остановилась Все попытки преодолеть польскую оборону оказались безрезультатными. Правофланговый 7-й армейский корпус 20 апреля занял Сандомир.
  К 20.04.1939 германские войска вышли к среднему течению Вислы уже на ряде участков, перешагнули линию Буг-Нарев, охватив Варшаву с востока, и выдвинулись к Сану, форсировав его верховья.
  Варшаву полякам удалось в короткий срок подготовить к обороне, превратив ее в сильный укрепленный район. Численность гарнизона столицы постепенно возрастала за счет войск, прибывавших в город из западных районов страны. На 20.04.1939 гарнизон насчитывал свыше 22 000 человек, противотанковых пушек - 34, пушек 75-мм и 105-мм - 30, 33 танка. В организационном отношении территория города разделилась на два участка обороны - западный и восточный. Первый включал собственно город, расположенный на западном берегу Вислы; второй - предместье Варшавы Прагу на восточном берегу реки. Для прикрытия с воздуха варшавского оборонительного района польское главнее командование назначило авиационную бригаду; имевшую 54 самолета.
  Бои за Варшаву начались 20 апреля. После нескольких попыток взять город с ходу, командующий группой армий "Юг" оценив прочность обороны города начал осаду. 4-я танковая дивизия была сменена 31-й пехотной дивизией. В результате продвижения 3-й армии через Нарев и Буг к югу и выхода ее частей на восточные окраины столицы 22 апреля кольцо окружения вокруг Варшавы замкнулось.
  22.04.1939 Сикорский, переехал в Люблин. Обстановка на всех фронтах к 22 апреля была для польской армии катастрофической. Соединения действовали на свой страх и риск, не зная, что происходит на других участках фронта. Польская армия, как организованное целое перестала существовать.
  23.04.1939 19-й моторизованный корпус вышел к Бресту, уже окруженному 4-й армией. Установив связь с советским командованием, и убедившись, что с этой стороны польской угрозы не сущестует, танковые части Гудериана двинулись на Люблин.
  19.04.1939 Дивизии 18-го армейского корпуса вышли к Перемышлю, атаковали город, но польская оборона устояла. Два дня безуспешных боев, вынудили немцев блокировать город, но 21.04. части получили приказ штурм прекратить. Перемышль входил в советскую зону и воевать вместо русских в Берлине не собирались, тем более зная, что советские части успешно подходят с востока.
  К 25 апреля вермахт вышел на линию Гродно-Белосток-Брест-Хелм-Перемышль, соприкасаясь практически по всей линии с советскими частями, и в тот же день заняв Люблин.
  Советская 4-я армия вечером 23 апреля заняла Брест. В Брестской крепости остался отряд генерала Плисовского. С утра 24.04. начался артиллерийский обстрел и бомбежка крепости, после них начался штурм, в результате которого была захвачена часть валов, но неумение наступать за огневым валом артиллерии не позволило прорваться в крепость. Большая часть защитников крепости, однако, была ранена или погибла, поэтому предпринятый ночью второй штурм принес успех - крепость была взята.
  Части КМГ 24 апреля продолжили наступление, 25 заняли Белосток, и в тот же день на линии Гродно-Белосток-Брест Белорусский фронт вышел на линию соприкосновения с немецкими войсками. Наступление прекратилось, но разрозненные очаги сопротивления поляков ликвидировали до 28 апреля.
  Украинский фронт еще вел боевые действия. 5-я армия, заняв Ровно, 22 апреля взяла Луцк и Сарны. 60-я дивизия до 25 апреля очищала Сарненский УР от вооружения и боеприпасов. 23.04.1939 части армии после короткого штурма заняли Ковель и в тот же день Дубно. К 24 апреля части армии вышли на рубеж Ковель-Владимир-Волынский-Сокаль.
  6-й армия, перегруппировавшись после польского контрудара 22 апреля силами 17-го стрелкового корпуса, продолжила движение на Львов, в то время как 2-й кавкорпус двинулся на Броды, обходя Львов с севера. Лишь 24.04. армия подошла к Львову, охватив его с востока и северо-востока, и началась подготовка штурма. В тот же день к городу с юга вышел 3-й танковый корпус, переданный 6-й армии, замкнув к вечеру кольцо окружения. Однако окруженный Львов капитулировал. Как выяснилось, отступившие части отошли к Перемышлю, на соединение с остатками группы генерала Шиллинга, имея целью прорваться в Румынию.
  12-я армия 23 апреля заняла Стрый и Дрогобыч, 24.04. Самбор, а 4 кавкорпус вечером того же дня вышел к Перемышлю. Перемышль полякам удалось превратить в укрепрайон, превосходно подготовленный к обороне. Там собрались остатки группы генерала Шиллинга со всем сохранившимся снаряжением, отошедшие к ним части из Львова, с запада и юго-востока. Прекращение немцами штурма дало полякам время на подготовку к обороне, поскольку, как выяснилось, граница с Румынией была уже закрыта. Отступать было некуда, сдаваться поляки не хотели. 25 апреля к городу подошел 5 кавкорпус, и начался штурм. Первые два дня успехов не принесли, к Перемышлю подтянули части от Львова, включая 3 танковый корпус, стянули авиацию. Тем не менее, бои за город продолжались неделю, и лишь 2 мая Перемышль был взят. При штурме впервые применялись новейшие бомбардировщики Ту-2 (три самолета) и был испытан в боевых условиях новый образец тяжелого танка ИС-1 (КВ-1 РИ), продемонстрировавший высокие показатели.
  24.04.1939 Бывший польский премьер-министр Бек назначен представителем Польши для переговоров с немцами. Бек с начала 30-х годов, еще со службы в польском посольстве во Франции имел репутацию человека, настроенного прогермански, а французы подозревали его даже в прямом шпионаже в пользу Германии. На переговорах речь о мире уже не шла, Бек обсуждал условия капитуляции. К этому времени было ясно - Польша более не существует, и наличие очагов сопротивления немцам и русским - всего лишь агония, которая не затянется надолго. Сдаваться СССР поляки не торопились - и не только из-за общего антисоветского настроя, но понимая, что на территории Западных Украины и Белоруссии восстанавливать Польшу Жданов не станет. Берлину же Бек предложил прекращение сопротивления, и - переход польских частей "получивших опыт борьбы с большевиками" на службу Рейху.
  Гитлер предложение оценил. Потери вермахта были значительными, и барьер из польских частей на границе с СССР представлялся действительно полезным. Некоторое опасения внушало возможное несогласие СССР, но фюрер считал, что этот вопрос он сможет урегулировать. В любом случае, капитуляцию стоило принять.
  25.04.1939 В Люблине правительство Сикорского капитулировало перед немцами. Сикорский отдал приказ по армии прекратить сопротивление.
  Большинство польских частей сдавалось немцам, 26 апреля капитулировала Варшава. Подавление разрозненного сопротивления продолжалось, однако, еще неделю, до 3 мая.
  26.04.1939 Риббентроп вновь прибыл в Москву. На переговорах Жданов предложил обсудить передачу в советскую сферу интересов Литву, взамен отказываясь от части Варшавского и Люблинского воеводств до Буга. Лично приняв Риббентропа, Жданов дал понять, что если немцы согласятся, то "СССР немедленно возьмется за решение проблемы прибалтийских государств, в соответствии с протоколом от 4 января сего года, и ожидает в этом деле полную поддержку со стороны германского правительства".
  Риббентроп предложил другой вариант. Гитлер, приняв капитуляцию Польши, был готов пойти на сохранение существования польской автономии. Разумеется, в других границах и "на условиях вручения забот о сохранении суверенитета Рейху", что фактически подразумевало протекторат. Беку при переговорах намекнули, что в таком случае могут быть сохранены польское управление на местах "подконтрольное центру протектората", и в каком-то виде польские части, а в последующем - и рассмотрен вопрос об увеличении территорий автономии. В сторону востока, конечно. И теперь, когда Вышинский сослался на опасность разделения польского населения и предложил оставить территорию этнографической Польши в руках Германии - министр иностранных дел Рейха его поддержал. Он подтвердил, что Германия готова осуществить точное разграничение территории Польши, но - поставил вопрос о территориях на юге.
  В итоге переговоров, территориальный вопрос свелся к двум вариантам. Согласно первому, все оставалось, как было решено в январе, но такое положение теперь, в сложившейся ситуации не устраивало обе стороны. Согласно второму, Германия уступала Литву и получала за это области восточное Вислы до Буга. Немцы попытались настаивать на передаче района Сувалки-Августов, но получили отказ. В Москве были осведомлены, хотя и не в деталях, о намерении немцев создать польскую автономию, что было одним из условий капитуляции поляков. Но при установлении границы в рамках "январского протокола", немецкие действия теряли смысл - ведь территория восточнее Вислы, отходила к Москве. Да, Гитлер имел возможность настаивать, как-то обсуждалось ранее, на сохранении Польши как государства, с условием изменения границ, но... было понятно, что на воссоздание только что, после короткой, но кровопролитной компании поверженной Польши, фюрер не пойдет.
  Присоединение польского населения давало возможность решать польскую проблему по усмотрению Германии. Гитлер был недоволен советским нажимом, но, не будучи готовым к конфликту с СССР, согласился. Граница прошла по линии р. Сан (при этом Перемышль остался советским), далее - после Перемышля по р. Буг, и за Остроленкой - по р. Писса до германской границы.
  28.04.1939 Подписан договор о дружбе и границе между СССР и Германией. Согласно этому соглашению, устанавливалась граница между государствами, которая признавалась окончательной, и отвергалось вмешательство третьих держав в это решение. Стороны должны были заняться государственным переустройством присоединенных территорий и рассматривали это переустройство как надежный фундамент для дальнейшего развития дружественных отношений между своими народами.
  Кроме договора были подписаны конфиденциальный протокол о переселении немцев, проживавших в сфере советских интересов, в Германию, а украинцев и белорусов, проживающих в сфере германских интересов, в СССР, и секретный дополнительный протокол. В соответствии с секретным протоколом, Литва отходила в сферу интересов СССР в обмен на Люблинское и часть Варшавского воеводства, передававшихся Германии. После же принятия советским правительством мер по обеспечению своих интересов в Литве часть литовских территории на юго-западе страны должна была отойти к Германии.
  2.05.1939 В Варшаве в присутствии Гитлера состоялся парад победы вермахта.
  Действия Красной армии в Польше улучшили советско-французские отношения, ухудшившихся после подписания договора о ненападении с Германией, который был воспринят французским руководством как поражение их внешнеполитической стратегии. Не желая подтолкнуть СССР к дальнейшему сближению с Германией, Франция не обостряла проблему советского вмешательства в Германо-польскую войну.
  Уже 18 апреля французский премьер-министр Лаваль спрашивал у советского посла, берет ли СССР украинское и белорусское население под свой вооруженный протекторат временно, или Москва намерена присоединить эти территории к СССР. Во Франции было широко распространено мнение, что ввод советских войск в Польшу имеет антигерманскую направленность, и это может привести к усилению напряженности в советско-германских отношениях.
  В Лондоне ждали развития событий. Официальная позиция Англии и Франции свелась к молчаливому признанию раздела Польши.
  Москва подчеркнула, что принципы советской внешней политики не изменились, а советско-германские отношения "определяются договором о дружбе и границе". Это позволило показать Франции, что СССР не претендует на национальные польские территории, а его действия носят потенциально антигерманский характер. В целом Франция приняла советскую позицию, и в начале мая до сведения Жданова было доведено, что Париж желал бы видеть этнографическую Польшу скромных размеров и не может быть никакого вопроса о возврате ей Западной Украины и Западной Белоруссии. Вообще на Западе многие считали, что СССР не участвовал в разделе Польши, так как западные районы Украины и Белоруссии не являлись польскими территориями, и проблема восстановления Польши была связана только с Германией.
  В любом случае французы были заинтересованы в провоцировании напряженности в советско-германских отношениях.
  Тем временем 1 мая Политбюро ЦК ВКП(б) приняло программу советизации Западной Украины и Западной Белоруссии. Было решено созвать Украинское и Белорусское народные собрания во Львове и Белостоке, которые должны были: "1) Утвердить передачу помещичьих земель крестьянским комитетам; 2) Решить вопрос о характере создаваемой власти, т.е. должна ли быть эта власть советская, или буржуазная; 3) Решить вопрос о вхождении в состав СССР, т.е. о вхождении Украинских областей в состав УССР, о вхождении Белорусских областей в состав БССР; 4) Решить вопрос о национализации банков и крупной промышленности". Выборы решено было проводить 25.05.1939, их следовало проводить на основе всеобщего, прямого и равного избирательного права при тайном голосовании. Правом выбора в Народные собрания пользовались все граждане мужского и женского пола, достигшие 18 лет, независимо от расовой и национальной принадлежности, вероисповедания, образовательного ценза, социального происхождения, имущественного положения и прошлой деятельности. От 5 тыс. избирателей выбирался 1 депутат.
  Кандидатов в депутаты могли выдвигать крестьянские комитеты, Временные управления, собрания рабочих по предприятиям, собрания рабочей гвардии, собрания интеллигенции. Избирательную кампанию следовало проводить под лозунгами установления Советской власти на территории Западной Украины и Западной Белоруссии, вхождения их соответственно в состав УССР и БССР, одобрения конфискации помещичьих земель, требования национализации банков и крупной промышленности. Одновременно следовало приступить к созданию на этих территориях партийных, комсомольских, профсоюзных организаций и временных областных управлений.
  Предвыборная кампания, развернувшаяся на этих территориях, включала не только массово-политическую работу среди населения, но и широкое использование киносеансов и выступление различных творческих, преимущественно национальных (украинских и белорусских) коллективов из СССР. Но, конечно, лучшей агитацией за советскую власть был раздел помещичьей земли между крестьянами.
  8.05.1939 Декретом рейхсканцлера Германской Империи Познанское, Поморское, часть Силезского, Лодзинского, Келецкого и Варшавского воеводств включались в состав Германии, а на остальной территории, захваченной немецкой армией, создавался Протекторат Мазовия. Данциг присоединен к Германской Империи. Главой Протектората назначен фон Нейрат, премьер-министром протектората стал Бек. Польские части были большей частью расформированы, оставшиеся войска в количестве десяти пехотных дивизий отведены к восточной границе, немецкая политика теперь ориентировалась на использование поляков против СССР. Пока лишь теоретически.
  25.05.1939 В выборах из 7 538 586 избирателей приняли участие 94,8%, из которых "за" предложенных кандидатов проголосовало 90,5%, "против" - 9,2%. Избранные Народные собрания Западной Белоруссии и Западной Украины 27 и 29 мая провозгласили Советскую власть и обратились с просьбой о включении их в состав Советского Союза. 31.05.1939 Открылась Внеочередная пятая сессия ВС СССР, на которой с докладом о внешней политике выступил Андреев.
  1.06.1939 На сессии Верховного Совета СССР Западная Украина и Западная Белоруссия приняты в состав СССР и воссоединены с Украинской и Белорусской ССР.
  В итоге СССР получивший Западные Украину и Белоруссию, получил и связанные с ними проблемы. Решать их выпало в первую очередь главам УССР и БССР, Берии и Пономаренко.
  В Белоруссии процесс присоединения прошел достаточно спокойно - население в основном благожелательно отнеслось к вхождению в состав советской Белоруссии надеясь на лучшее, НКВД задержало несколько уголовных банд, состоявших из евреев, НКГБ немедленно объявило этих уголовников "буржуазно-националистическими заговорщиками", после чего бандитов расстреляли и на этом борьба с националистическими выступлениями в Белоруссии завершилась. Что положительно восприняли в Москве, высоко оценив способности Пономаренко.
  На Украине ситуация сложилась иная. Там было больше склонных к сопротивлению поляков, да и местные националисты, мечтающие о "незалежной Украине" и связанные с националистическими организациями, представляли собой некоторую силу. В связи с этим, Берия пошел на переговоры с умеренными националистами. Западной Украине была предоставлена автономия в составе УССР, на первых выборах пост председателя Верховного Совета автономии получил сочувствовавший раньше ОУН беспартийный профессор географии В. Кубийович. Должность председателя СНК ЗУАР занял бывший второй секретарь Московского комитета ВКП(б), украинец по национальности работавший раньше на Украине Д.С. Коротченко, он же стал и партийным руководителем. Берии при помощи НКГБ удалось договориться с главой униатов Шептицким. В обмен на привилегии для униатской церкви епископ согласился признать советскую власть, отслужил молебен, на котором присутствовали и Берия, Любченко, Коротченко и разумеется, Кубийович. Чуть позже, Шептицкий был избран депутатом, а после и заместителем председателя ВС УССР, войдя в состав главного законодательного, а формально вообще - высшего государственного, органа на Украине.
  При этом униатская церковь получила никому ранее в СССР не ведомую свободу. Украинские националисты в большинстве своем были удовлетворены, тем более что на территории ЗУАР Берия ввел режим "последовательной советизации", при котором собственно советизация, особенно в сельской местности, началась с поляков. Украинцам же были немедленно прощены все польские задолженности по налогам, вступившим в колхоз предоставлялось освобождение от налогов на год, колхозам передавались и земли, скот и иное имущество, конфискованное у поляков. Не вступивших в колхозы украинцев записали в единоличники и этим пока ограничились, предпочитая на первых порах пряник.
  В принципе, программа ОУН и была левоцентристской: оплот на пролетариат и крестьянство, мелкий и средний бизнес, при неприкосновенной частной собственности и умеренном влиянии государство на экономику. Поэтому приличная часть низовых националистов действия Берии удовлетворили. Для остальных были подготовлены оперативные мероприятия. В 30-е годы, когда движение украинских националистов создавалось, им помогали ОВРА (итальянская тайная полиция) и разведка Чехословакии. Теперь обе эти страны были союзниками СССР, и помощь оказали значительную, особенно чехи. Да и немецкая поддержка ослабла - Берлин делал ставку на поляков. Основную работу вело 3 (секретно-политическое) Управление НКГБ и разведка. Именно тогда выдвинулся специалист по ОУН-овскому подполью подполковник Судоплатов, блестяще разгромивший непримиримых националистов, к осени 1939 получивший звание полковника и занявший должность замначальника 3 Управления НКГБ.
  Из бывших боевиков ОУН лояльно отнесшихся к идее автономии и сельской молодежи (преимущественно с Волыни, где идеи ОУН не пользовались большой поддержкой, но полонизация проводилась крайне жестоко) формировались части поддержки в виде отрядов "ястребков". Летом 1939 эти отряды были организационно сведены в отдельную дивизию "Галичина". Для пропаганды дивизия представлялась "украинскими частями", хотя реально армия, разумеется оставалась в союзном подчинении, и позволять руководству УССР формировать личные части никто не собирался. Местные войска, однако, были полезны как для действий по зачистке остатков польских войск, так и для проведения кампании по выселению поляков, и пропольски настроенной западноукраинской элиты. Берия, сам являющийся членом Политбюро, секретарем ЦК ВКП(б), совмещающий в своих руках партийную и государственную власть на Украине, знающий ситуацию лучше остальных и сознающий опасность резких движений, выход нашел и смог его пробить в качестве эксперимента в Москве. "Галичина" стала отдельной (поскольку и единственной) дивизией оперативных войск НКВД УССР, получив двойное подчинение: наркому внутренних дел Украины и ГУПВО НКВД СССР. Решение стало приемлемым для всех, включая умеренных националистов которым льстила мысль о наличии "украинских войск".
  Действия Берии, обеспечившие вполне приемлемую лояльность Западной Украины советской власти, породили и массу проблем, в первую очередь - обеспокоенность Москвы "излишней самостоятельностью" "новой украинской группы", "смыкающейся с буржуазными националистами". Признание униатов подтолкнуло Жданова к контактам с православной церковью. Наличие большого количества единоличников, потребовало принять изменения в их статусе и для других регионов. Самостоятельность Берии настораживала остальное руководство.
  В итоге, настороженный как самостоятельностью Берии, так и ростом недовольства региональных партийных лидеров, чья власть постоянно сужалась в пользу госаппарата, Жданов решил воспользоваться обстановкой "оконченной войны" и возрастающей опасностью новых войн.
  Принятого при Сталине единого "узкого руководства", не сложилось. Политбюро, членами которого стали Андреев, Берия, Буденный, Вышинский, Мануильский, Микоян, Жданов, Калинин, Постышев, а кандидатами: Кузнецов А.А., Межлаук, и Шверник было слишком разобщенным. Своими твердыми сторонниками Жданов мог считать лишь Вышинского, Буденного и Кузнецова, остальные, так или иначе, имели свои интересы. Убрать их лидер партии пока не мог - ему была нужна их поддержка и знания. Понимая, что в отличие от предшественника он еще не обладает необходимым опытом в руководстве экономикой, армией, другими отраслями, а обстановка с мире действительно напряжена, Жданов не мог себе позволить отказаться от сложившейся команды руководителей. Но меры принимать начал.
   Уже в июне 1939, кандидатом в члены ПБ стал первый секретарь ЦК БССР Пономаренко - человек из сталинского аппарата, один из немногих уцелевших в косиоровских чистках и выдвинутый на высокий пост лично Ждановым. Пономаренко разделял и взгляды генерального, являясь человеком уже нового поколения лидеров - выросших в аппаратной борьбе профессионалов-управленцев, а не "большевиков-подпольщиков", во главу угла ставящих интересы страны, в которой они делали карьеру, а отнюдь не "мировой революции". Эффективно, и без пугающих "полукапиталистических" новаций Берии справившись с советизацией Западной Белоруссии, Пономаренко не только усилил Жданова голосом в ПБ, но и показал правильность кадровой политики генсека. Теперь Жданов пытался двигаться дальше. Еще в марте, во время подготовки к польской кампании, он сумел окончательно выиграть "схватку за ЦК". Невинная на вид административная реформа, состоящая из "перераспределения функций отделов в целях укрепления работы аппарата ЦК" обернулась установлением ждановского контроля над всеми отделами. Теперь структура аппарата изменилась. В целях, как выразился Жданов, "исключения несвойственных парторганам функций руководства хозяйством, подмены и обезлички хозяйственных органов, конкуренции с хозорганами" производственно-отраслевые отделы в ЦК и региональных комитетах ликвидированы, кроме двух - сельскохозяйственного, который возглавил Пегов и просвещения (Александров Г.Ф.). Оба новых завотделами были выдвиженцами Жданова. Остались также и "военный отдел", в качестве которого выступал ГлавПУР РККА, во главе со сторонником Жданова Уншлихтом, и Международный отдел, главой которого по совместительству с работой в Коминтерне стал Мануильский. Основной же упор генсек сделал на два вновь созданных управления: Управление кадров (УК), объединившее подбор, выдвижение и контроль за кадровой политикой в гос- и партаппарате, и Управление агитации и пропаганды (УАП), к функциям которого отнесли не только собственно агитацию и пропаганду с помощью подконтрольных СМИ, но и переподготовку партийных служащих. УК возглавил Кузнецов А.А., УАП - брат жены Жданова, Щербаков.
  Теперь Жданов шел дальше. На собранном Пленуме ЦК утвердили отмену деления вступающих в партию по "классовому признаку", мотивируя достигнутым морально-политическим единством советского общества, открыв тем самым широкий путь в партию - а следовательно, и к карьере служащим и интеллигенции. Тогда же, с формулировкой "при последующем одобрении съездом", что было в общем-то нарушением, постановили требовать от вступающих в ВКП(б) не усвоения Устава и программы партии, но лишь их "признания". ВКП(б) практически официально превратилась из революционной партии, в партию власти.
   Освобождение наркомов и нижестоящих руководителей от опеки партийных производственных органов и новая политика, давшая приток квалифицированных специалистов улучшила состояние страны, в первую очередь, снизив проблему кадрового голода на руководящих постах. Но это же решение в очередной раз снизило и роль регионального партийного руководства. Жданов настойчиво шел к цели, обозначенной еще в середине 30-х Сталиным - разделение партии и госорганов, уменьшение роли ВКП(б). Партлидеры, и в первую очередь "профсоюзная оппозиция", или, как их теперь называли "постышевцы", этот курс, разумеется, видели. Но время для выступления было явно неудачным. Война в Польше, пусть и выигранная, показала слабость РККА. Буденный, и до того в целом поддерживающий Жданова, теперь нуждался в его поддержке - ведь за армию отвечал он. И он ее получил - даже более широкую, чем ожидал. Признав необходимость срочных реформ в армии, Жданов и Буденный одновременно потребовали ее резкого увеличения и качественного усиления. Останавливаться на достигнутом генсек не собирался, а поводом для продолжения своих реформ считал только активную внешнюю политику, внешнюю опасность, способную заставить оппозицию выжидать. Еще в мае ПБ приняло решение срочно реализовать положения советско-германского договора о разделе сфер влияния, и "установить контроль над Прибалтикой, имея в виду создание военных баз и оказание помощи дружественным политическим силам в формировании правительств Латвии, Эстонии и Литвы, а также урегулирования взаимоотношений с Финляндией". Планируемые действия в Прибалтике, неясность дальнейших намерений Германии, с которой отныне была общая граница, возможная война с Финляндией, не шедшей на соглашение с Москвой, дали Жданову возможность реализовать и свой внутренний курс. Одновременно, внутренние проблемы требовали от него вести более резкую международную политику - спад напряжения на границах означал повышение активности внутренних противников. В этих условиях, обосновав свое предложение необходимостью "решить вопросы в первую очередь международные - о новых территориях вошедших в состав СССР, о Прибалтике и отношениях с европейскими державами", Жданов созвал новый, XIX съезд партии. Съезд назначен на 15.08.1939.
  Летом 1939 года Великобритания и СССР активно вели переговоры с Германией. О советских переговорах французы знали, и считали эти переговоры дипломатической тактикой, ведущейся с целью использовать их как средство давления на Париж, чтобы привести их к заключению нового соглашения на советских условиях. В сложившейся в Европе ситуации Германии нужно было либо прекратить европейскую войну и перейти к мирному развитию, экономически пользуясь уже присоединенными или ставшими сателлитами странами в качестве полуколоний, либо - начать новый тур военных действий. У Рейха было теперь лишь два пути - разгромить Францию и ее союзников, но это было не так просто - французы сидели за мощными укреплениями линии Мажино а итальянцы - за Альпами, или нанести удар по СССР, что представлялось с учетом французской угрозы с тыла делом не только сложным, но и невыгодным. Было ясно, что Париж не упустит случая ударить в тыл измотанному в России вермахту, а к французам вполне могли присоединиться и британцы. Тянуть с принятием решения было тоже нельзя. Гитлер заявил на совещании верхушки НСДАП: "В сложившихся обстоятельствах время, вероятнее всего, может быть больше союзником французского блока, чем нашим. Экономические возможности антигерманского союза превосходят германские, и в случае затяжной войны при ограниченной продовольственной и сырьевой базе будет трудно обеспечивать народ продуктами питания и производить средства, необходимые для ведения войны. Надежды на англичан я не питаю - они не заявили со всей определенностью о том, что пойдут с Рейхом по пути славы и величия. Так же никаким договором и никаким соглашением нельзя с определенностью обеспечить длительный нейтралитет Советской России. Да, в настоящее время есть все основания полагать, что она не откажется от нейтралитета. Через шесть месяцев, через год, или даже через несколько лет это может измениться. Незначительная ценность соглашений, закрепленных договорами, именно в последние годы проявлялась во всех отношениях. Самая большая гарантия от какого-либо русского вмешательства заключена в ясном показе немецкого превосходства, в быстрой демонстрации немецкой силы".
  Насчет Англии фюрер не заблуждался. Мюнхенское соглашение создало ситуацию идеального равновесия, в центре которого стояла Великобритания. Равноудаленные противники - Франция и Германия, претендовавшие на гегемонию в Европе, теперь уравновешивали друг друга, и Великобритания выступала арбитром в их спорах о судьбах малых народов. Позиции Франции, после первой мировой войны господствовавшей на континенте, теперь ослабели, позиции Германии - усилились. Это также способствовало укреплению баланса, в центре которого надеялась встать британская элита. Британцы выстраивали свою схему господства, британоцентричную вселенную Чемберлена. Господствуя на море, Лондону требовалось лишь обеспечить вечный баланс в Европе, и решить вопрос с набирающими силу США и Японией на востоке. Для того чтобы усилившаяся Германия и ослабевшая Франция продолжали вращаться вокруг Британии на постоянных орбитах, не лишним было усилить Францию весомыми сателлитами. Пусть вокруг Франции вращается СССР - силу Советского Союза англичане оценивали невысоко. А исчезновение с границ Германии Польши и восстановление равновесия, должно было сделать Гитлера более сговорчивым. Установив порядок в Европе, можно будет заняться и делами Азии. Чемберлен серией последовательных политических шагов шел к цели - мировому господству Великобритании. Премьер-министр всем в своей жизни был обязан стабильности, характерной для Британии того времени. И готов был платить за нее дорогую цену. Воспитанный в британских аристократических традициях, он верил в международное право и в силу соглашений.
   В ходе англо-германских контактов весной - летом 1939 Лондон пытался достичь соглашения с Германией, которое позволило бы консолидировать Европу, а Берлин пытался получить гарантии невмешательства Англии в дела Восточной Европы и помощь в случае войны на два фронта. Но для Великобритании и Германии вопрос стоял глубже - кто станет гегемоном Европы, будет контролировать ее ресурсы и играть роль арбитра в европейских делах, а значит и во всем мире. Гитлер недооценивал ситуацию во Франции. Сейчас французы, активно сколачивающие свой Средиземноморский союз, предпочитали играть первые роли. И уступать место британцам не собирались, что ограничивало возможности Лондона. Смириться со вторым местом колониальная империя не могла не только из убеждений, но и объективно - слишком мало в империи было собственно англичан, слишком быстро росли антиколониальные настроения в подвластных землях, начиная с жемчужины короны - Индии. К августу 1939 III Рейх стал для Лондона единственным фактором, уравновешивающим Францию Петэна. Без вермахта на французских границах влияние англичан в Европе могло упасть до минимума. И Чемберлен шел на уступки, при этом жестко и грамотно торгуясь. Гитлер уступал. Но в переговорах бежало время.
   Согласно заключённому 4.01.1939 года советско-германскому договору, Латвия и Эстония были включены в советскую, а Литва - в германскую сферу влияния. 28.04.1939 был подписан договор о дружбе и границе между СССР и Германией, по которому и Литва включалась в сферу интересов СССР. Однако полоса литовской территории, примыкающая к германской границе, оставалась в сфере интересов Германии. Чуть позже советское руководство предложило Германии отказаться от своих прав на часть литовской территории в обмен на материальную компенсацию. Этот вопрос был окончательно урегулирован 30.05.1939 года, в тот день в Москве помимо соглашения о взаимных торговых поставках были также заключены договор о советско-германской сфере интересов от реки Игорки до Балтийского моря. Гитлер, зная о понесенных в Польше потерях и идущем переформировании вермахта, уступил.
  Немцы, которых считали агрессорами и нарушителями условий Версаля, высказывали свою заинтересованность в советских акциях в отношении Прибалтийских государств, подталкивая Кремль к действиям, способным, как считали в Берлине спровоцировать франко-советский конфликт. В Рейхе надеялись, что такие действия обернутся для Жданова внешнеполитической изоляцией, и это не только обеспечит Германии надежный тыл на время войны на западе, но и позволит в дальнейшем легко достичь тех целей, которые она ставила перед собой на Востоке Европы.
  После разгрома Польши стратегический интерес Германии к сохранению союза с СССР падал. Теперь это были граничащие, и имеющие разные взгляды на обустройство мира и Европы в частности государства. Но вопрос дальнейших шагов завис в воздухе, откладываясь, в бесконечных дипломатических и неофициальных переговорах всех сколько-нибудь значимых стран друг с другом. Именно в этот момент, учитывая и внутренние обстоятельства, советским правительством было решено провести "политическое переустройство" прибалтийских стран. Вне страны это позволяло, по мнению руководства, создать предполье на случай нападения Германии, расширить влияние СССР, укрепить в будущем свои политические, военные и экономические позиции на северо-западе. Внутри - продолжить поддерживать обстановку фактически военного положения в партии и органах управления, обосновать и в какой-то мере скрыть процесс ускоренного наращивания армии.
  2.05.1939 НКИД СССР Латвии, Эстонии и Литве предложены переговоры об улучшении торговых и политических отношений.
  Для стран Прибалтики, ориентировавшихся прежде на Германию или Великобританию, советские требования стали неприятным сюрпризом. Еще более неприятной оказалась вялая реакция Германии и сдержанная - Англии. У Рейха пока хватало проблем с только что захваченной Польшей, а британцы использовали продвижение СССР как козырь для давления на Гитлера.
  Эстония деятельно готовилась к войне Германии с СССР и приспосабливала к пропуску германских войск свои железнодорожные, водные и шоссейные пути, затратила огромные средства на вооружение пограничной с СССР полосы по всей линии от Нарвы до Изборска включительно... и теперь эти усилия оказались напрасными.
  Впрочем, расширить торговые связи с СССР страны Прибалтики не возражали, на что советская сторона радостно откликнулась. Но прежде всего - предложила политические переговоры. Поняв, что ситуация в мире изменилась, лидеры прибалтийских государств сменили холодный тон на дружеский. СССР не оставался в долгу - Литве передали Вильнюс. А ведь только 20 апреля Литва подписала с Германией договор, по которому "без ущерба для своей независимости отдавала себя под опеку Германского Рейха". Но граница сфер влияния передвинулась. Теперь покровителем Литвы будет СССР.
  С эстонцами советские представители общались строже - 23.04.1939 в Таллинн пришла польская подводная лодка, которая была тут же задержана. Польские подводники, передохнув, скрутили охрану, лодка ушла в Швецию, где была интернирована. Предлог был найден, и 27 апреля СССР возложил на Эстонию ответственность за этот инцидент, а Балтийский флот принялся "искать" подводную лодку по всему эстонскому побережью. Заодно Балтфлот установил морскую блокаду, вводя советские корабли в территориальные воды Эстонии и несколько раз обстреляв ее побережье.
  29.04.1939 замнаркома иностранных дел Потемкин заявил прибывшему в Москву министру иностранных дел Эстонии Сельтеру, что неизвестные подводные лодки топят советские суда и что недалеко от эстонских берегов какие-то неизвестные подлодки имеют свою базу. Чтобы прекратить подобные инциденты, Эстония должна предоставить СССР базы на своей территории, которые позволят контролировать южные подходы к Финскому заливу - транспортной артерии Ленинграда.
  4.05.1939 Подписан пакт о взаимопомощи между СССР и Эстонией, который стал шаблоном для договоров с другими странами Прибалтики. Помимо обязательства оказывать друг другу поддержку, в том числе и военную, в случае нападения на одну из сторон, договор предоставлял СССР право на создание в Эстонии своих военных баз: в Палдиски, Сааремаа и Хийумаа, где размещалось до 25 тысяч военнослужащих. Одновременно подписан договор о расширении экономических отношений.
  5.05.1939 Вышинский, принимая министра иностранных дел Литвы Л. Наткеивичюса, поставил перед ним ультиматум: "Советскому Союзу известна дружественность Литвы по отношению к СССР. Настала пора сделать эту дружественность более реальной. Ни для кого не является секретом, что Литву стремится перетянуть на свою сторону Германия. Следовательно, для СССР важно знать, к какой стране Литва испытывает большие симпатии. Сейчас недостаточно быть "ни теплым, ни холодным, а надо принять решение".
  10.05.1939 Президент Эстонии Пятс вынужден был заявить: "Пакт о взаимопомощи не задевает наших суверенных прав... В требовании СССР не было ничего необычного. Учитывая историю нашего государства и наше географическое и политическое положение, становится ясным, что мы должны были вступить в соглашение с СССР. В качестве прибрежного государства мы всегда были посредниками между Западом и Востоком".
  11.05.1939 Подобный ультиматум предъявлен Латвии. На следующий день пришло сообщение, что на "условиях, равных с Эстонией" латыши согласны разговаривать. 13.05.1939 При личной встрече с вызванным в Москву министром иностранных дел Латвии В. Мунтерсом, Жданов пояснил: "Ни вашу конституцию, ни органы, ни министерства, ни внешнюю и финансовую политику, ни экономическую систему мы затрагивать не станем". Он объяснил Мунтерсу, что СССР заботится об укреплении своей безопасности, но упомянул и о других интересах СССР, унаследованных от Российской империи: "Еще Петр Великий заботился о выходе к морю". Чтобы сомнений не оставалось, Жданов констатировал: "Я вам скажу прямо: раздел сфер влияния состоялся". 16.05.1939 Заключен советско-латвийский пакт о взаимопомощи, по которому СССР получил право на создание военных баз в Латвии, в том числе в Лиепае и Вентспилсе, размещение там до 25 тысяч военнослужащих.
  18.05.1939 "Я должен рассеять также все сомнения и подозрения, что безопасность нашей страны может быть поставлена под угрозу извне" - заявил президент Латвии К. Ульманис. 21.05.1939 Заключен советско-литовский пакт о взаимопомощи. Пакт помимо стандартных баз прямо увязывается с передачей литовцам Виленской области.
  27.05.1939 Советские войска вступили в Прибалтику.
  СССР соблюдал в отношении прибалтийских режимов предельную корректность. "Весь личный состав наших частей должен знать, что по Пакту о взаимопомощи наши части расквартированы и будут жить на территории суверенного государства, в политические дела и социальный строй которого не имеют права вмешиваться... Настроения и разговоры о советизации, если бы они имели место среди военнослужащих, нужно в корне ликвидировать и впредь пресекать самым беспощадным образом, ибо они на руку только врагам Советского Союза и Эстонии, Латвии, Литвы" - говорилось в приказе наркома обороны войскам, вступавшим на территорию стран Прибалтики.
   С учетом недостатков выявленных во время польской кампании, требованиями координации предполагаемых действий в Прибалтике, и особенно - с высочайшей напряженностью постоянно меняющихся внешнеполитических отношений, требующей постоянной и точной информации, Жданов обратил внимание на разведку. С координацией деятельности спецслужб, в СССР проблемы были всегда. Решать их пытались по разному, но Жданов пошел по привычному пути. Он создал (вернее, фактически восстановил упраздненное в 1930 году бюро имевшее схожие задачи) комиссию при ЦК ВКП(б) по координации деятельности разведки. Комиссию возглавил глава Международного отдела ЦК Мануильский, в нее вошли руководители 4 (разведывательного) Управления НКГБ Попашенко, Группы особого назначения (ГОН) при наркоме госбезопасности СССР Шпигельглас, РУ Генштаба - Никонов, а также представители НКИД - замнаркома Потемкин, Коминтерна - Куусинен, НКВД (в чьем ведении находились пограничники, имевшие свою разведку) - замнаркома, начальник ГУПВВ Масленников. Кроме того, начальники военной и политической разведки и ГОН получили право самостоятельного, в обход наркома выхода на Жданова.
   Расчет главы СССР был простым - координация в любом случае не помешает, а Мануильский - опытный во внешней политике человек, скомпрометированный участием в перевороте Косиора и теперь ориентирующийся на Жданова, сможет стать "заместителем генсека по разведке". Советский лидер вновь нашел себе специалиста, способного возглавить важное направление. Кроме того, созданы аналитические подразделения - спецбюро при наркоме госбезопасности и информационный отдел в РУ ГШ, а также новая структура - Бюро международной информации при ЦК ВКП(б). Последнему поручена работа с иностранными некоммунистическими СМИ - как отслеживание информационных потоков, так и вброс собственных материалов, формирующих нужное СССР мнение. Главой бюро назначен талантливый пропагандист, реабилитированный и отказавшийся от противостояния (да и с кем ему теперь было противостоять? Все возможные для него вожди были уничтожены, связываться с новой, "молодой" по его меркам оппозицией он, наученный опытом тюрьмы не собирался) К. Радек.
  Результаты реформа, как обычно дала двойственные - развединформация стала поступать более полная и точная, но... в это время все разведки всех, включая самые малые страны, работали с перенапряжением, но при этом - как парадокс времени - еще и одновременно сотрудничая между собой. Советская разведка с 1935 имела соглашение об обмене информацией с разведками Франции и Чехословакии, к которым недавно добавились службы Италии и Югославии, а также Германии. Чехи одновременно сотрудничали с немцами, те - с англичанами... в итоге донесения спецслужб становились крайне противоречивыми. А вот активные операции стали проводиться успешнее. И первой серьезной проверкой для комиссии по координации деятельности разведки стала Прибалтика.
  С вступлением РККА в Прибалтику проблемы только начались. Сейчас, после раздела Польши и решения прибалтийского вопроса, союз с Рейхом становился опасным - в Москве знали о колебаниях Гитлера и осознавали - его толкают к войне с СССР. Причем толкают и противники, и союзники Москвы. Да, предполье в Прибалтике было хорошим вариантом. Но если СССР подвергнется нападению, крайне нежелательно, чтобы вокруг советских гарнизонов в Прибалтике действовала "пятая колонна". А руководители и элита прибалтийских государств отнюдь не симпатизировали Советскому Союзу. Советское руководство, готовясь к войне с Германией, стремилось окончательно укрепиться в стратегически выгодном регионе на границе Восточной Пруссии, устранить малейшую возможность антисоветских действий прибалтийских стран. Однако подход оставался разным.
  Прибалтика.
  Наиболее сильными советские позиции были в Латвии. Помимо сильного рабочего движения и компартии, находившихся в ведении Международного отдела ЦК, разведке удалось найти сторонников и в правительстве. На Москву ориентировались министр иностранных дел Мунтерс и военный министр Балодис, один из лидеров переворота 1934 года. Литва, оказавшись под сильнейшим давлением с двух сторон, также склонялась к вернувшему Виленскую область восточному соседу, резонно опасаясь отобравшего Мемель Рейха. Опасаться было чего - судьба всех соседей Германии, получивших в Версале немецкие земли, была печальной. За исключением Чехословакии, ну а то, что Прага выкрутилась только с франко-советской помощью, секретом не было. При этом, если латышские лидеры были готовы на вхождение своей страны в состав СССР - на определенных условиях, разумеется, то литовцы рассматривали как неплохой вариант положение сателлита Москвы. Тем более - "в условиях широко известного Пакта о мире СССР и Германии". С Эстонией было гораздо хуже. Президент Пятс с начала 30-х годов не гнушался периодической финансовой помощью советской разведки, но советским агентом его назвать было нельзя - с его стороны это был лишь вариант приработка, да и продавал свое должностное положение глава лимитрофа не только СССР.
  В СССР.
   По рассмотрении итогов польской кампании, изучения действий немецкого полка "Браденбург-800" и с учетом опыта советских партизан-диверсантов в Испании, Югославии и прошлого - в 20-х годах, армия и НКГБ пришли к выводу о необходимости создания разведывательно-диверсионных (в СССР их называли партизанскими) частей на постоянной основе. Тем более и кадры имелись. Правда, подошли к этому по разному. В НКО создана подчиненная РУ ГШ отдельная бригада особого назначения, в составе полка диверсантов, ориентированного на действия в западном направлении и двух батальонов, чьими целями являлись юг и Дальний Восток. Костяк бригады составили сотрудники бывшего спецотделения "А" Разведупра и советники XIV партизанского корпуса испанских республиканцев, отзываемые с мест службы. Командиром бригады стал полковник Х-У.Д. Мамсуров. Функциями бригады были проведение диверсионных операций стратегического значения, разведка и диверсии в прифронтовой полосе и тылу врага в интересах ГШ, захват и уничтожение мостов, транспортных узлов и иных важных объектов.
   В НКГБ пошли иным путем. При группе особого назначения Шпигельгласа создали "курсы партизанских командиров", на базе которых сформировано войсковое соединение Особой группы - оперативный дивизион НКГБ СССР, командиром назначен Гриднев. В дивизион предложено вступить отобранным политическим эмигрантам, находившимся в Советском Союзе. В дивизионе было триста иностранцев - немцев, австрийцев, испанцев, американцев, китайцев, вьетнамцев, поляков, чехов, болгар и румын. Остальные набраны из сотрудников НКГБ и НКВД имеющих боевой опыт, а многие - и опыт закордонной разведки. Но дивизион стал лишь основой. Кроме бойцов дивизиона, на "курсах партизанских командиров" стали обучать дополнительные контингенты из иностранцев, сотрудников органов и спортсменов. Задачи дивизиона совпадали с целями ГОН - ведение разведопераций, организация партизанской войны и диверсий за рубежом. Фактически, НКГБ получило первое войсковое соединение (до этого в госбезопасности войск не имелось), предназначенное для военной поддержки операций наркомата. И если бригада спецназа НКО пока лишь тренировалась, то оперативный дивизион госбезопасности первые операции провел еще не окончив формирование - в Прибалтике, оказывая помощь "народным массам и тем лидерам правительств, стремящимся к поддержанию добрососедских отношений с СССР".
  
   В СССР торопились. Защита стратегических интересов в Прибалтике стала одной из важнейших ближайших целей внешней политики. На расширенном совещании с участием руководства НКО, НКИД, НКГБ, Коминтерна и аппарата ЦК Жданов заявил: "Мы имеем соглашение с Германией о том, что Прибалтика рассматривается как регион наиболее важных интересов Советского Союза. Ясно, однако, что хотя германские власти признают это в принципе, они никогда не согласятся ни на какие кардинальные социальные преобразования, которые изменили бы статус этих государств, или на их вхождение в состав Советского Союза".
  "Сейчас мир, но можно с уверенностью сказать, что в ближайшее время Европа окажется в огне войны - подчеркнул Жданов. Рига и Таллин сейчас превращаются центр антисоветской пропаганды. Можно было бы забрать территорию с русским меньшинством, но мы не поднимаем этот вопрос. В августе немцы, говоря о разделе сфер интересов, предлагали Западную Двину, разделяющую Латвию на две части. Мы не согласились, сказав, что к народам нельзя относиться таким образом".
  "Задачи дипломатии и разведки в нынешних условиях становятся совершенно иными - вторил ему нарком госбезопасности Акулов. Следует активно включать оперативных сотрудников разведорганов в политические зондажные операции с использованием любых конфликтов в правящих кругах иностранных государств. Это ключ к успеху в свержении нынешних правительств марионеточных государств, провозгласивших свою так называемую независимость в 1918 году под защитой немецких штыков. Немцы и раньше и теперь, рассматривают их как свои провинции, считая колониями германской империи. Наша же задача состоит в том, чтобы сыграть на противоречиях между Германией, Англией и Швецией в данном регионе".
  Такая, несколько самоуверенная постановка вопроса отражала тот новый подход, который демонстрировали основные фигуры советской внешней политики - Жданов, Вышинский, Мануильский и Буденный после заключения соглашений с Францией и Германией, выигранной польской войны и дипломатической схватки в Прибалтике. Успехи во внешней политике явно прибавили им веры в собственные возможности. В регионах вошедших в сферу советских интересов, Москва вела активную жесткую политику, направленную на установление полного контроля над правительствами этих государств.
  Советское руководство полагало, что наилучший способ защитить интересы СССР в Прибалтике и создать там надежную границу - это помочь "рабочему" движению свергнуть правящие режимы.
  Летом 1939 года появился и новый стимул для активизации политических, экономических, военных и разведывательных операций в Прибалтике. От советских резидентур в Швеции и Берлине поступила информация, что немцы планируют направить высокопоставленные экономические делегации в Ригу и Таллин для заключения долгосрочных соглашений. Берлин, пользуясь размытыми формулировками соглашения о "сферах влияния", осторожно пытался расширить влияние в Прибалтике, взяв ее под политическое и экономическое покровительство.
  
  10.08.1939 Президент Латвии Ульманис выступил по радио и заявил о том, что: "...вероятно, в ближайшее время нация подвергнется испытаниям. Если трудное, роковое испытание настанет, то в среднем одному мужчине из каждого хутора придется надеть форменную одежду... Поскольку в Латвии нет достаточного количества амуниции, начинайте об этом заботиться и держите это наготове... Не будь это серьезным делом, я бы не стал говорить об этом в данный момент".
  14.08.1939 За день до начала XIX съезда ВКП(б) представители трех государств Прибалтики получили ультиматумы, в соответствии с которыми им нужно было принять на свою территорию крупные части Красной Армии и создать правительства "которые смогут добросовестно выполнять договоренности с СССР". Вышинский откровенно заявил прибалтам о необходимости просоветского правительстве. В мае - июне 1939 г. СССР заключил с тремя прибалтийскими государствами договоры о ненападении и взаимопомощи, по условиям которых на территории этих стран был размещен ограниченный контингент советских войск. Однако теперь, не удовлетворившись таким ограниченным влиянием, СССР предъявил Литве, Эстонии и Латвии фактически ультиматум. Правительство СССР утверждало, что руководство этих государств грубо нарушило договоры о взаимопомощи, готовили нападение на части Красной Армии, размещенные на их территории. Утверждалось, что для координации
  своих действий против СССР три страны создали антисоветский военно-политический союз "Балтийская Антанта". В этой связи руководство СССР потребовало отставки правительств Латвии, Литвы, Эстонии и формирования новых, способных, как говорилось в заявлениях, "обеспечить честное проведение в жизнь" пактов о взаимопомощи, а также допуска на территорию трех стран дополнительных крупных частей Красной Армии. Вышинский предупредил, что в случае отказа выполнить эти требования правительством Советского Союза будут приняты соответствующие меры. На ответ Литовскому правительству было дано десять часов ночного, а эстонскому и латвийскому - десять часов дневного времени. Одновременно дипломатическим представителям трех стран было заявлено, что в формировании новых правительств примут участие советские представители.
   Прибалтийские правительства знали, что если откажутся удовлетворить советские требования, вопрос будет решен силовыми средствами. В такой ситуации им мог помочь только протест Германии против подобных действий СССР в Прибалтике. Немцы сочли эти действия "отходом Москвы от своих категорических заявлений", однако посчитали нецелесообразным раньше времени ссориться с Москвой и твердо придерживались политики невмешательства.
  Сопротивляться элита Прибалтики не решилась. Советский Союз имел массовую поддержку в самой Прибалтике из-за острых противоречий в обществах трех стран. В Эстонии и Латвии с 1934 г., а в Литве - с 1926 г. существовали авторитарные режимы, заимствовавшие многие формы фашистского корпоративного государства. Социальная напряженность, нараставшая в этих небогатых странах с началом Великой депрессии, не могла быть снята с помощью демократических и плюралистических методов. Забастовки подавлялись, демонстрации разгонялись, проводились аресты активистов рабочего движения, причем далеко не только коммунистов.
  Давление СССР раскалывало общество стран Прибалтики, и Политбюро решило попробовать воспользоваться технологиями полузабытого уже Коминтерна - "контролируемой революцией": политическое давление, организация паралича силовых структур и массовые демонстрации недовольных режимом сил, которые теперь будет некому подавить. Планируемый результат - переход власти к сторонникам теснейшего союза с СССР, организация выборов. Свободных выборов в этих странах не было давно, так что манипулировать неопытными избирателями представлялось делом несложным, особенно при одновременном подавлении националистической оппозиции.
  К съезду Жданов и его команда пришли с этими предложениями.
  "Мы должны смотреть на нашу безопасность - заявил Жданов французскому послу. Государства Австрия, Чехословакия и Польша уже исчезли, другие тоже могут исчезнуть. Мы думаем, что в отношениях с Прибалтикой еще нет настоящей гарантии. Это небезопасно и для вас, но мы думаем в первую очередь о себе. Каждый, кто видит успехи социалистического строя, должен понимать - то, что было определено в 1920-м, не может оставаться вечным. Советский Союз меняется, меняется и международная ситуация. Петр Великий получил доступ в море. Мы же сейчас без выхода к морю, и ситуация, в которой мы оказались, больше не может продолжаться... Нейтральные Прибалтийские государства - это слишком ненадежно. Разумеется, изменения не должны затронуть интересы дружественных Советскому Союзу стран. Наоборот, включение Прибалтики в орбиту СССР должно способствовать развитию и укреплению связей стран Прибалтики с миролюбивыми державами". Париж не возражал - речь шла об англо-германской сфере влияния, которая, переходя к русским, отталкивала их от Лондона и Берлина. А с учетом намека Жданова на возможность "развития связей" с этими странами - перспектива представлялась и вовсе неплохой.
  17-21 сентября 1939. Ключевые пункты стран Прибалтики заняты советскими войсками. Ни о какой оккупации речи не шло - НКИД работал активно и ввод войск был заранее аккуратно оформлен соглашениями.
  Проще всего оказалось в Литве. Президент Сметона пытался настаивать на военном сопротивлении Советскому Союзу, но не получил поддержки военного командования. На следующий день он покинул Литву и президентом автоматически стал Меркис. Меркис был человеком склонным к компромиссу с Москвой, во время Первой мировой войны служил в российской армии, в Литве занимал посты министра охраны края (т.е. министра обороны) в трёх кабинетах, а после недавней передачи Литве Вильнюса представлял правительство в Виленском крае, где активно сотрудничал с советскими дипломатами и военными. Меркис был готов к принятию советских предложений, считая их более мягкими, в сравнении с возможными немецкими. Выбравший для себя просоветскую ориентацию, Меркис 17.09.1939 заявил: "Дорогие литовцы и все жители Литовской Республики, необыкновенно быстрое развитие международных событий в последние дни сказалось и в нашем крае. Мы уверены, что прибытие новых воинских частей из Советского Союза в Литву произошло именно в целях большей безопасности самой Литвы и Советского Союза".
  
  21.09.1939 Сформировано новое правительство Литвы во главе с Ю. Палецкисом, левым ляудинником (народным демократом), известным как один из организаторов "Народного фронта" в 1936 г. Фигура Палецкиса и других левых интеллигентов в правительстве должна была показать, что к власти в Литве пришел "Народный фронт", а отнюдь не коммунисты. Тут же были организованы массовые манифестации в поддержку нового правительства. Вскоре Палецкис стал и президентом - Меркис дисциплинированно подал в отставку.
  
  В Эстонии и Латвии было иначе. Нет, Международный отдел ЦК и Коминтерн, усиленные сотрудниками разведки НКГБ и военной разведки сработали четко - Красную Армию во всех трех прибалтийских странах встречали толпы восторженно настроенных противников правящих режимов. Но в Эстонии и Латвии полиция и военизированные формирования попытались разогнать митингующих, которые ответили выстрелами. В столкновениях пролилась кровь. Противники ввода советских войск на митинги не выходили. Они предпочитали иные методы - в нескольких местах советские войска были обстреляны, несколько десятков солдат погибло.
  
  22.09.1939 В Эстонии и Латвии введено военное положение. Советские представители потребовали убрать национальные вооруженные силы и военизированные формирования с улиц, что поощрило просоветские массы к дальнейшим выступлениям. Пока советские войска не вмешивались в ситуацию, в то же время являясь решающим аргументом на политических переговорах, которые вели советские представители. При этом, несмотря на все заслуги Коминтерна, новые правительства в большинстве своем формировались не из коммунистов, которые только что вышли из глубокого подполья и насчитывали в каждой партии по несколько сот человек, а из либеральной, склонной к идеям народного фронта интеллигенции. Эта линия в очередной раз показала - Коминтерн уходит из серьезной политики. Работа с "некоммунистическими, но доброжелательно настроенными к СССР политиками" замкнулась на НКГБ и НКИД. Жданову нужна была буферная зона, отделявшая СССР от сфер влияния других мировых держав, и он проявлял готовность идти на жесткую конфронтацию в районах, отнесенных к советской сфере. Задачу построения коммунизма в Кремле видели главным образом в том, чтобы всемерно укреплять мощь советского государства. Роль мировой державы СССР мог играть лишь в том случае, если обладал достаточной военной силой и был в состоянии подчинить своему влиянию страны, находящиеся у границ.
  Идея пропаганды сверху коммунистической революции во всем мире стала дымовой завесой идеологического характера, призванной утвердить СССР в роли сверхдержавы, влияющей на все события в мире. Если раньше эта концепция была идеологической, теперь она постепенно стала реальным политическим курсом.
  
  27.08.1939 Еще с весны, резидент НКГБ в Риге сообщил о резких расхождениях и натянутых отношениях внутри правительства Латвии, прежде всего между президентом Ульманисом и военным министром Балодисом. Конфликт подрывал стабильность существовавшего режима, уже находившегося под двойным давлением - советским и немецким. Немцы опирались на своих сторонников в экономических управленческих структурах и деловых кругах, Москва рассчитывала на влияние среди левых групп, связанных как с компартией, так и с профсоюзами. Латвия, как, впрочем, и другие государства Прибалтики, по существу являлась буферной зоной между СССР и Германией. План создания широкой коалиции, когда в правительстве должны быть представлены как немецкие, так и советские интересы, обсуждался Политбюро, но был отвергнут. Обстановка в республике накалялась еще и потому, что там ширилось и поддерживаемое СССР забастовочное движение. Углублялся и экономический кризис, вызванный потерей традиционных торговых связей региона с Западной Европой.
  Правительство Ульманиса не пользовалось популярностью в результате ошибок в экономической области, примиренческой позиции, занятой им по отношению к шовинистически настроенным немецким бизнесменам в Риге. Эти коммерсанты скупали все наиболее ценное, что было в республике, широко пользуясь теми преимуществами, которые открывались перед ними из-за прекращения торговых связей Латвии с Западной Европой. Около семидесяти процентов всего латвийского экспорта шло в Германию по демпинговым ценам. Реально Ульманис опирался не столько на поддержку регулярных воинских формирований, сколько на вспомогательные полицейские части, составленные в основном из сыновей фермеров и мелких торговцев.
  Жданов решил сделать ставку на министра иностранных дел Мунтерса. Мунтерс был идеальной фигурой для того, чтобы возглавить правительство, приемлемое как для советских, так и для немецких интересов. Правительству в Риге был предъявлен очередной ультиматум. В результате Ульманис вынужден был уйти со своего поста, с согласия представителя СССР Мануильского его пост занял Мунтерс.
  1.09.1939 Советские войска вошли в Латвию. Новым премьер-министром стал профессор А. Кирхенштейн. Объявлена политическая амнистия. По приказу нового правительства военизированные формирования распущены.
  18.08.1939 Президент Эстонии Пятc назначил премьер-министром писателя И. Вареса, (Барбарус). Варес был известным в Эстонии писателем и общественником, поддержавшим избирательную кампанию В. Яануса, левого рабочего активиста и члена находившейся в подполье компартии. Назначение Барбаруса премьером и введение представителей левых сил в правительство удовлетворили СССР. Пока. Новый министр внутренних дел, депутат-трудовик Унть начал разоружение старых военизированных формирований, одновременно легализовав вооруженные "рабочие дружины", ставшие теперь правительственной милицией.
  Во всех трех странах восстановлены демократические нормы, отмененные в ходе переворотов 1926 и 1934 гг. Началась чистка государственных аппаратов от участников этих переворотов. Однако часть репрессивного законодательства прибалтийских диктатур отменена не была и использовалась для проведения арестов представителей прежней правящей элиты.
  Митинговая кампания, организованная советскими специалистами в странах Прибалтики постепенно превращалась в предвыборную.
  9-12 сентября 1939 г. на выборах в трех странах победили списки "Трудового народа". Их поддержало более 80 % граждан. Новыми правительствами проведена национализация крупных банков, крупной промышленности, приняты законы, направленные на улучшение социальной защищенности рабочих.
  
  Освобождение Западной Украины и Белоруссии показало ряд недостатков в армии. Фактически, это была первая реальная "европейская" война советской армии за 20 лет, и подведение итогов оказалось плачевным. На проведенном 7-12 июня 1939 года при ЦК ВКП(б) совещании начсостава НКО был проведен жесткий разбор польской кампании. Участвующий Жданов жестко критиковал руководство РККА, но выводов не последовало. Буденный с критикой был согласен, более того - не дожидаясь указаний генштаб начал разработку новой концепции. Сыграли роль и внутриполитические соображения "ждановцев". Критика и полузакрытое признание слабости армии давали им повод для нагнетания в кругу "широкого руководства" страны и партии, в том числе оппозиционно настроенного, опасений внешней угрозы. В первую очередь - немецкой. Что позволяло, прикрываясь ситуацией "военной тревоги" проводить свои решения - в обстановке возможной войны поддержать резкие шаги, буде такие предпримет оппозиция, основная масса аппарата не рискнет.
  Как следствие польской компании реорганизованы танковые корпуса. Их число решено увеличить, за счет имеющихся и выпускаемых танков до десяти. По опыту боев в Польше стало ясно, что танковым соединениям требуется больше пехоты и следует придать противотанковую артиллерию. В корпусе теперь две танковые дивизии (560 танков), мотострелковая дивизия, гаубичный артполк, полк ПТО, зенитный полк, ремонтный парк и части обеспечения. Фактически танковые дивизии являлись теми же танковыми бригадами прежней организации, но усиленные пехотой и дивизионными средствами усиления.
  Танк Т-26 признан оправдавшим себя, но устаревшим, БТ показали себя посредственно и их производство свернуто. Заводы переходят на выпуск Т-34, принятого в качестве основного танка, но поскольку выпуск идет туго, производство экранированных Т-26 не сворачивается. ИС-1 принят на вооружение, начат серийный выпуск.
  Руководство НКО считало, что имеет превосходство в качестве танкового парка. Это положение, выраженное еще в 1938г. Буденным: "Учитывая, что тактико-технические характеристики нашего танкового вооружения превосходят тактико-технические данные танков и танкеток противника, мы будем иметь безусловное превосходство в этом оружии", в целом было до недавнего времени верным. Т-26 и БТ действительно превосходили танки Рейха... но только Pz I и II. Сравнительные испытания захваченного у поляков трофейного немецкого танка Pz III и новейшего Т-34 показали, что по ряду характеристик советская модель уступает. Конструкторы лихорадочно принялись доводить танк, уже принятый в производство.
  Опыт боев показал усиление ПТО ведущее к поражению танков и отвратительное взаимодействие советской пехоты с танками. Решение вопроса стало двойственным и спорным: в старых и вновь формируемых танковых корпусах усилили артиллерию и мотопехоту, оставшиеся в войсках танки сводили в отдельные танковые дивизии того же штата - фактически старого бригадного, но с дивизионным руководством и приданными частями. Танковая дивизия теперь имела в своем составе два танковых полка (258 танков), мотострелковый полк, смешанный артполк, зенитный и противотанковый дивизионы, части обеспечения.
  На июньском совещании 2 зам. наркома обороны генерал армии Седякин говорил: "В связи с громадным ростом средств ПТО, я отрицаю при прорыве самостоятельные действия танков - они должны действовать в тесной связи с пехотой. Пускать танки без пехоты и артподдержки при прорыве - это значит обрекать их на уничтожение".
  Основные выводы совещания:
  1) Т-26 и БТ не могут быть основой танковых сил. Требуется срочно начать выпуск Т-34 с внесенными усовершенствованиями, и ИС-1 как танка качественного усиления.
  2) Необходима реорганизация бесперебойного боепитания танковых сил. В первую очередь - обеспечение ГСМ на марше и ремонтно-восстановительных работ в условиях боевых действий.
  3) Необходима организация тесной связи с авиацией, что характерно не только для танковых, но и для стрелковых частей.
  4) Необходимо повысить моторизацию артиллерии "любой ценой", ее быстрое выдвижение на передовую - основа успеха.
  5) Комбаты и командиры полков должны быть ближе к передовой. Необходимо более оперативное управление.
  Другими мерами стали изменение системы приписки командиров запаса, ужесточение привязки по специальностям и частям, создание железнодорожных войск. Была отмечена, по опыту штурмов польских УР-ов и укрепленных городов необходимость и роль блокировочных (штурмовых) отрядов (групп), составленных из всех родов войск и тесного взаимодействия между ними. Опыт разрозненных действий по прорыву укреплений был изучен, систематизирован, выработана инструкция по применению блокировочных отрядов, по захвату и разрушению всех систем укреплений.
  
  Военные получили карт-бланш на реформы, и воспользовались им полностью. Первоочередными целями стали прибалтийские страны и Финляндия, но в связи с изменением обстановки и образованием на западной границе практически единого фронта Германии и ее сателлитов, III Рейх снова вышел на роль главного противника. Причем, как было ясно по опыту польской войны - противника опасного, и наращивание военной мощи, о чем (иногда завышая немецкие показатели) докладывала разведка, отнюдь не прекратившего, а наоборот - резко усилившего. Но пока силы Гитлера все же недооценивали, считая, что Берлин не восстановит потери, понесенные в Польше, как минимум год. И в течение этого года большой войны в Европе можно не ждать. Год впрочем, казался сроком небольшим, и руководство спешило.
  В июле 1939г. утверждена директива на разработку плана войны с Германией. В план заложены "сковывающие действия французских войск на франко-немецкой границе", РККА получает инициативу и преимущество первого удара, советское наступление должно развиваться с юго-запада, с Украины, при блокирующих ударах по сильно укрепленной Восточной Пруссии.
  Реформа армии предусматривала завершение к лету 1940 года реорганизации на базе возможного для промышленности и военных училищ, с почти полным обеспечением армии матчастью и кадрами Увеличено число автомобилей, тягачей и средств связи, в первую очередь в механизированных соединениях.
  К началу 1940 г. по новому плану развертывания предусматривалось иметь на начальное военное время 206 дивизий в сухопутных войсках, в т.ч. стрелковых -170, горнострелковых - 10, мотострелковых - 8 и танковых - 18, отдельных стрелковых бригад - 4, воздушно-десантных - 6 бригад, управлений стрелковых корпусов - 65, управлений танковых корпусов - 10. В первые месяцы войны предусматривалось развертывание еще 60 стрелковых дивизий, 4 танковых и 2 мотострелковых.
  В свете роста армии, призванных для похода в Польшу демобилизовывали крайне выборочно. Из имеющих боевой опыт демобилизовывали очень немногих и неохотно - по мнению Буденного, эти "обкатанные" солдаты должны были составить костяк растущей РККА. На совещании был поднят вопрос о низком качестве сержантского состава РККА. Буденный, сам начинавший унтер-офицером эту мысль воспринял вполне, и в итоге приняты меры по повышению подготовки в первую очередь командиров отделений. Признано, что командный состав принятый из училищ, показал себя хуже комсостава, выдвинутого из младших лейтенантов. Из числа участников боевых действий в первую очередь и "наиболее подготовленных военнослужащих" и выдвигаются в спешном порядке младшие и средние командиры.
  Пересмотрена структура Генерального штаба, принято решение вопросы организации войсковой разведки передать в ведение оперативного управления в Генеральном штабе РККА, в штабах округов, армий и армейских группах.
  К ноябрю 1939 года РККА имела 168 стрелковых, 8 горнострелковых, 5 мотострелковых дивизий, 22 кавдивизии, 10 танковых корпусов (из них закончили формирование восемь, два формируются), две формирующиеся истребительно-противотанковые бригады (созданные по опыту германо-польской войны; предполагается, что такие бригады станут мобильным инструментом для создания оперативной обороны при прорывах немецких танковых частей). Кроме того, имелись 7 танковых дивизий, 4 тяжелых танковых бригады прорыва (новые соединения качественного усиления; предполагается их вооружение танками ИС-1), 57 корпусных артполков, 43 артполка РГК, 8 отдельных арддивизионов особой мощности, 3 воздушно-десантные бригады.
  
  Если по Латвии, Эстонии и Литве пока предполагалось ограничиться созданием просоветских правительств и советских баз, то с Финляндией дело обстояло иначе.
  Еще с весны 1938 шли советско-финские негласные переговоры, в ходе которых обсуждались пути реального обеспечения безопасности СССР с моря. В апреле 1938 года резидент НКГБ в Финляндии Рыбкин был вызван в Кремль, где Жданов и Вышинский поручили ему неофициально предложить финскому правительству соглашение, в тайне от советского посла. Финнам гарантировалось экономическое сотрудничество с Советским Союзом с учетом их интересов в Скандинавии и Европе, в обмен на подписание пакта о ненападении, экономическом и военном сотрудничестве в случае агрессии третьей стороны. Пакт сулил экономические выгоды для обеих сторон. Предложение включало также раздел сфер военного и экономического влияния в Балтийском регионе между Финляндией и Советским Союзом. По указанию Жданова, располагавшего информацией от Коминтерна, Рыбкин также передал 100 тысяч долларов на создание партии мелких хозяев, которая выступала за нейтральную Финляндию. Зондаж окончился неудачей -
  отказ Финляндии последовал в том же месяце 1938 года. Финнам было куда важнее оставаться союзниками дружественных Англии и Германии, а также Швеции.
  В начале 1939, после подписания советско-германского договора, Москва сделала новые предложения - участие СССР в создании укреплений на Аландских островах в интересах обеспечения безопасности Финляндии и защиты подступов к Ленинграду, предоставление Советскому Союзу права создать на острове Суурсаари (Гогланд) в Финском заливе противовоздушную оборону и береговые укрепления. На эти предложения также последовал отказ, мотивированный "несовместимостью с политикой нейтралитета Финляндии и нарушением ее суверенитета".
  Финское правительство официально сообщило о намерении приступить к созданию укреплений на Аландах. Мотивируя затем несколько дней спустя действие Финляндии, посол Ирье-Коскинен довольно прямолинейно объяснил заместителю наркома иностранных дел Потемкину "Фактически два государства могут быть заинтересованы в захвате Аландских островов. Это Германия и СССР". Придавая важность такому заявлению, Потемкин направил лично Жданову запись беседы с посланником и одновременно данный ему ответ, в котором вполне резонно говорилось: "Ничто до сих пор не давало Финляндии повода полагать, что СССР имеет на Аландские острова какие-либо виды, не соответствующие с их нейтралитетом".
  Милитаризация Або-Аландского архипелага, начатая финнами, представлялась в СССР открыто прогерманской, и являла собой серьезную угрозу для Балтийского флота, особенно если рассматривать это в соединении с возможными базами для легких сил Ханко и Моонзунда, поскольку в комплексе они создаю единую систему баз в устье Финского залива. Использование Германией Або-Аландского архипелага в качестве баз для своего флота позволяло ей блокировать Финский залив.
  СССР был категорически против укрепления Аландских островов и заявил, что в решении данной проблемы он основывается на Женевской конвенции 1921 г. о демилитаризации и нейтрализации Аландских островов. Следующим предложением, также отвергнутым, был вопрос о передаче СССР путем обмена территориями четырех финских островов в Финском заливе или получении согласия на их долгосрочную аренду.
  7.02.1939 СССР денонсировал конвенцию советско-финскую о рыбном и тюленьем промысле на Ладожском озере. Позиция Москвы ужесточалась.
  Франция в данном случае полностью поддерживала Жданова. Париж не имел интересов в настроенной проанглийски и, в еще большей степени пронемецки Финляндии, а укрепление Аландских островов там считали ходом, направленным на помощь Германии. В ситуации, когда обстановка грозила войной, в которой СССР рассматривался как союзник - это было явно лишним. Британцы, имевшие интересы в разработках никеля наоборот активно подталкивали Хельсинки в сторону Гитлера. Берлин, однако, выжидал. Гитлер не был готов к пересмотру советско-германского пакта. Однако неофициально усилия на укрепление ориентации Финляндии на Рейх наращивались.
  Летом 1939 обстановка начала меняться. Вовлекая в свою сферу влияния прибалтийские страны, Советский Союз закреплял свои позиции в регионе, блокируя северное направление, ведущее к границам. Впрочем, позиции европейских держав пока оставались неизменными.
  "...одно из этих направлений проходит через прибалтийские государства из Восточной Пруссии; второе - через акваторию Финского залива; третье - через Финляндию и Карельский перешеек и заканчивается на финской границе в пункте, отстоящем от ленинградских пригородов лишь в двадцати милях. Если русские создадут свои базы в Прибалтике, то южный путь на Ленинград и половина береговой линии Финского залива будут блокированы советскими вооруженными силами на случай германских акций. Против кого, если не против Германии, могут быть направлены все эти предосторожности?" - заявил в июле 1939 французский военный министр Вейган, добавив, что: "балтийская политика СССР, ослабляя Гитлера и преграждая ему дорогу на восток, объективно и в перспективе выгодна Франции".
  Англия, в отличие от Франции не была заинтересована в увеличении влияния Советского Союза в Прибалтике. Это ущемило бы позиции Лондона, и потому странам этого региона британские представители рекомендовали противостоять "нажиму Москвы".
  30.06.1939 начальник отдела североевропейского департамента МИД Англии заявил финскому посланнику Грипенбергу: "Интересы Англии требуют, чтобы Финляндия стойко противодействовала тому давлению, которое, возможно, будет пытаться оказать советское правительство на нее".
  3.07.1939 Москва предложила финнам переговоры. Финский министр иностранных дел Эркко немедленно обратился к немцам. В состоявшейся беседе с немецким послом, он старался провести мысль, что ведение переговоров в Москве не только неблагоприятно для Финляндии, но может и повредить позиции Германии в военно-политическом отношении. В силу этого Эркко хотел выяснить у немецкого руководства, "получит ли Финляндия какую-либо поддержку от Германии". С учетом заключенного с СССР договора и сразу после тяжелой польской войны, Берлин занял осторожную позицию. В ответ на запрос, посол Блюхер получил от Риббентропа телеграмму, в которой тот информировался по поводу содержания советско-германской договоренности о разделе "сфер взаимных интересов в Восточной Европе" и о том, что Финляндия не входит "в сферу интересов Германии". Телеграмма заканчивалась фразой: "От каких-либо разъяснений по упомянутой тематике прошу и в дальнейшем воздерживаться". Безрезультатно окончились и попытки финского посланника в Берлине Вуоримаа что-либо точно выяснить. Там дали лишь понять, чтобы "Финляндия добивалась решения своих дел с Россией миролюбивым способом".
  23.07.1939 В Москве начались советско-финские переговоры. В переговорах с советской стороны участвовали Жданов, Вышинский и посол Советского Союза в Хельсинки Деревянский. Советской стороной было внесено предложение, заключить советско-финский договор об оборонительном союзе. После ответа, что правительство Финляндии, заранее обсудившее возможность возникновения в Москве такого вопроса, не уполномочило делегацию вести переговоры о подобном соглашении, Жданов предложил обмен территориями, "в целях обеспечения безопасности Ленинграда". Он предлагал отодвинуть границу с Финляндией в западной части Карельского перешейка на 50-70 километров от реки Сестры, что, по мнению советского руководства, давало возможность создать необходимые условия для обеспечения безопасности Ленинграда с севера и вместе с тем не затрагивало имевшуюся там финскую систему укреплений. С переносом границы предусматривалось представление территориальной компенсации Финляндии в советской Карелии в районах Реболы и Поросозеро. В результате такого обмена Финляндия потеряла бы 2761 км. своей территории, но приобретала - 5529 км, то есть вдвое больше. Кроме того, был проставлен вопрос о передаче Советскому Союзу шести небольших островов в Финском заливе, а также западной части полуострова Рыбачий и Средний в Заполярье. В целях более благоприятной обстановки на границе советская делегация готова была "усилить существующий пакт ненападения между Финляндией и СССР, включив пункт о взаимных обязательствах не вступать в группировки и коалиции государств, прямо или косвенно враждебные той или другой договаривающейся стороне". Предполагалось также разоружить обоюдно укрепленные районы вдоль границы. Также предлагалось Финляндии сдать в аренду Советскому Союзу сроком на тридцать лет порт Ханко и небольшую часть полуострова, где он располагался, для создания там военно-морской базы, которая бы охраняла вход в Финский залив. Аренда Ханко позволяла создать надежный форпост у входа в Финский залив в противовес позиции Аландских островов, которыми могла овладеть Германия.
  "В географическом смысле мы не можем, - жестко заявил Жданов, - так же, как не можете Вы, ничего сделать. В Ленинграде в его окрестностях три с половиной миллиона жителей, больше, чем во всей Финляндии. Поскольку Ленинград нельзя перенести, в силу этого, естественно, надо отодвинуть границу... Желание правительства СССР, чтобы граница была расположена в 70 км от Ленинграда... Мы настаиваем на передаче 2700 км, и предлагаем взамен более 5500 км". Глава финской делегации Паасикиви считал, что советские предложения были приемлемыми, поскольку перенос границы не затрагивал основных позиций линии укреплений на Карельском перешейке. К тому же он считал, что граница с Советским Союзом была неудачно определена Тартуским мирным договором, поскольку ее установили вблизи крупнейшего города - Ленинграда. Для Финляндии же в данном случае была возможность "нарастить" территорию в том направлении, где граница углублялась в Среднюю Финляндию, образуя так называемую "финскую талию" - весьма уязвимое место в стратегическом отношении. Но... скованная имевшимися инструкциями, финская делегация не смогла предложить ничего конструктивного, и 25.07.1939 переговоры прерваны.
  В Финляндии премьер-министр А. Каяндер, министр иностранных дел Э. Эркко и министр обороны Ю. Ниукканен настаивали на том, чтобы все советские предложения были отвергнуты. Иную позицию занимал Маннергейм. В подготовленных при его участии в генштабе письменных рекомендациях содержалась мысль о том, что не следует идти на конфронтацию с Советским Союзом, поскольку это может привести к войне. В итоге финны согласились лишь незначительные изменения границы на Карельском перешейке.
  Как прокомментировал в интервью французскому агентству ГАВАС это решение Вышинский: "Финское правительство решило пойти нам навстречу, сделав максимально незначительный шаг вперед, причем шаг этот являлся таким небольшим, что трудно заметить, действительно ли это шаг или всего лишь обман зрения".
  Финское руководство сохраняло твердую уверенность, что запад, в первую очередь - Германия и Великобритания, окажет Финляндии в случае давления СССР должную поддержку. В войну там не верили. Эркко заявил, что "заметной концентрации советских войск у границы с Финляндией не произошло, и угрозы для нее пока нет". Озабоченные напряженностью скандинавские страны четко изложили свою позицию финнам: "Швеция, Дания и Норвегия не будут участвовать в возможной войне между Финляндией и Советским Союзом".
  В Берлине Эркко также не добился четкого обещания помощи, хотя Геринг и заявил, что: "Германия может занять другую позицию, если положение Финляндии усложнится". После установления советско-германской границы, отношения Москвы и Берлина стремительно охлаждались, и исключать возможность пересмотра сфер влияния немцы не собирались.
  От разведки НКГБ советское руководство получило информацию что "заявления Эркко о том, что финны не пойдут ни на какие союзы с СССР, является не личным мнением Эркко, а решением правительства... ...англичане и немцы ведут большую работу в Финляндии и Швеции за срыв соглашения с СССР". Данные были не вполне точными - политика Финляндии во многом диктовалась именно личными устремлениями Каяндера, Эркко и Ниукканена.
  7.08.1939 Советско-финские переговоры возобновились. Паасикиви огласил выработанный в Хельсинки ответ, в котором допускалась возможность несколько изменить границу на Карельском перешейке. Жданов ответил, что предложенная новая линия границы не решает дела, так как речь идет о слишком узкой полосе территории, которая не может обеспечить безопасность Ленинграда.
  Финское руководство искало помощь. Посланник в Лондоне Грипенберг получил указание выяснить, какую линию будет проводить Англия случае военного конфликта Финляндии с Советским Союзом. Ответ министра иностранных дел Э. Галифакса, был по существу уклончивым: "Вашему правительству ни в коем случае не следует соглашаться с требованием советского правительства относительно морской базы на материковой части Финляндии". И далее было сказано, что "если что-либо произойдет с Финляндией" вследствие московских переговоров, то это сделает невозможным для Англии "оздоровить отношения с Советской Россией". Никаких определенных заверений о возможной конкретной помощи правительство Финляндии из Лондона не получило. Военный кабинет Англии поручил комитету начальников штабов выяснить, принесет ли выгоду вмешательство страны в вооруженный конфликт между Финляндией и Советским Союзом. Ответ был отрицательным: "Мы не можем оказывать никакой помощи Финляндии против наступления России".
  Вместе с тем в Лондоне и Берлине раздавались призывы к Финляндии ужесточить свою линию в отношении СССР. Финнов использовали для того, что бы причинить как можно больше вреда СССР, не считаясь даже с тем, что, в конечном счете, финны потерпят крах перед лицом ее превосходящей мощи. Парадокс данной ситуации заключался в том, что ни к чему не обязывающие призывы со стороны западных стран к Финляндии твердо противодействовать Советскому Союзу давали свой результат - финны стали смотреть на вероятный конфликт более оптимистично.
  Голоса сторонников соглашения с СССР услышаны не были. Лидерами этого направления стали Паасикиви и Маннергейм, понимающие, что означает для великой страны, каковой являлся Советский Союз, поддержание своего авторитета на международной арене. Срыв переговоров как раз наносил удар по его престижу. Поэтому, выступая против конфликта с Москвой, Паасикиви и Маннергейм настаивали на уступках в ходе переговоров, считая, что "нельзя не считаться с авторитетом Советского Союза как сверхдержавы". Иной точки зрения придерживался министр обороны Ниукканен. Он заявил, на заседании правительства, что "война выгоднее, чем требования России". После такого утверждения Маннергейм демонстративно покинул заседание.
  И все же постепенно верх брала позиция, которую занимал Эркко, утверждая, что "Советский Союз и дальше будет готов поторговаться". Привлеченные к обсуждению создавшегося положения руководители парламентских фракций больше склонялись к поддержке твердой позиции на переговорах в Москве. Эркко, Ниукканен, Каяндер и Айро втягивали страну в войну, веря до последнего момента, что ее не будет.
  Направляющей и решающей силой являлся, прежде всего, довольно узкий круг руководящих лиц Финляндии.
  В итоге, к сентябрю 1939 Москве на переговорах добиться не удалось ничего. Что в целом было на руку Жданову и его окружению в плане внутренней политики. В СССР разворачивалась пропаганда "финской опасности", население с опасением узнавало об агрессивных планах белофиннов, готовящихся к захвату Ленинграда и всего советского Северо-запада, об огромном числе "специально обученных нацистских формирований шюцкора", о подготовке финской армии "лучшими военными специалистами Европы" и так далее. В реальности дело обстояло иначе - Жданову, понимающему, что тур с Берлином, добившимся почти всех своих целей на границах с СССР подходит к концу, требовалось развертывать армию не настораживая западного соседа. Сначала увеличение войск мотивировалось необходимостью иметь части для Прибалтики, теперь - для Финляндии. Но главным было другое. Рост армии и военной промышленности, не подкрепленный ростом доходной части бюджета жестко ударил по населению - снижался выпуск мирной продукции, нормы снабжения городов, повышались планы госзаготовок для колхозов. Новая оппозиция во главе с Постышевым начала пока завуалированную, но набирающую темпы критику политики узкого руководства. И в этот раз оппозиционеры опирались уже на недовольство населения, и главное - низовых и средних руководителей партийного и советского аппарата. Да и резкий скачок военных заказов сорвал и без того не вполне четкую сбалансированность советской экономики, что грозило обернуться к началу 1940 года серьезным кризисом. Как и многие правители до него, Жданов увидел хороший выход из положения в "небольшой победоносной войне". Которая "все спишет", а если и не все, то хотя бы собственные промахи. И Финляндия была лучшим претендентом на эту роль.
  3.09.1939 Начался очередной этап советско-финских переговоров. Ни Хельсинки, ни Москва не шли на компромисс. Паасикиви информировал советскую сторону, что правительство Финляндии может согласиться только с переносом границы на Карельском перешейке не далее района бывшего форта Ино (Приветненское). По вопросу о Ханко существовавшая ранее позиция финляндского правительства не менялась. Вышинский не стал вступать в обсуждение полученной информации, а лишь заметил: "Сейчас дело рассматривается гражданскими лицами, а поскольку не достигается соглашение, надо будет передавать это дело в руки военных. Финляндия является не самой большой страной, и я не могу быть уверенным, что она сможет защищаться и блокировать действия крупной державы, в силу чего может разделить судьбу Польши. А ведь Польша была все же больше Финляндии".
  Вопрос о переносе границы на Карельском перешейке не рассматривался, так как финской стороной советское предложение категорически отклонялось.
  9.09.1939 Последнее заседание. Паасикиви сообщил, что "правительство Финляндии не считает возможным согласиться с советскими предложениями". Дальнейшее обсуждение потеряло всякий смысл, и переговоры закончились.
  10.09.1939 Петэн заявил, что СССР "имеет все основания быть доминирующей державой в Балтийском море".
  По окончании переговоров в отношениях СССР и Финляндии наступило затишье. Москва готовилась к войне, а в Финляндии и за рубежом складывалось представление, что Советский Союз "урезонен", но будет искать способы, чтобы добиться дипломатическим путем, прибегая, возможно, к помощи Германии, разрешения тех проблем, которые безрезультатно рассматривались на московских переговорах. На самом деле срыв переговоров с Финляндией укладывался в курс Жданова. Курс на войну.
  К войне, однако, следовало готовиться тщательно. Неутешительные результаты польского похода повториться были не должны. Команде Жданова требовалась быстрая и успешная операция, которая должна была, во-первых, оправдать все принятые внутри страны меры, а во-вторых - показать мощь РККА другим странам. Второе требовалось как для начавшегося в сентябре очередного тура сближения с Парижем, давая козыри СССР на переговорах, так и для сдерживания Германии, отношения с которой портились с каждым днем. Руководство НКО во главе с Буденным эту линию понимало. И, раз уж имелось политическое решение воевать - собиралось учесть ошибки. Собственно, было разработано два варианта действий. В случае удачного первого этапа кампании советские войска должны были освободить всю Финляндию и установить в ней "рабочую власть". Этот вариант, однако, считался запасным. Основной вариант ставил задачей разгром финских войск в приграничном сражении, занятие РККА приграничных областей и предъявление ультиматума, по которому планировалось "разрешить территориальные споры, опираясь на новую ситуацию". Впрочем, успешно выполненный основной вариант, безусловно, давал возможность реализации второго.
  НКО кроме поставленных целей видело и дополнительную возможность. Война позволяла испытать свои войска в боевых условиях. С учетом этой, не декларируемой, но понимаемой задачи, группировку войск решено было создать "максимально возможную, используя в первой линии соединения, имеющие боевой опыт, особенно по прорыву укрепленной обороны". Соединения такие имелись в Белорусском и Украинском округах, а также на Дальнем Востоке. Но с Дальнего Востока войска решили не снимать. Несмотря на нормализацию отношений с Японией летом 1939, доверия к Токио в Москве не испытывали.
  Ситуация на Дальнем Востоке оставалась напряженной.
  В Японии заключение советско-германского пакта о ненападении повлекло отставку правительства Ариты и вызвало шок в руководстве страны - до того времени, Рейх считался союзником Японии. Такого поворота там не просто не ожидали - в него не верили. С учетом недавней стычки у озера Хасан, продемонстрировавшей, несмотря на незначительный масштаб, вполне адекватные возможности РККА, японцы теперь относились к СССР осторожно.
  29.01.1939 Правительство сформировал "переходный" премьер-министр Абэ.
  В Японии хватало сторонников нормализации отношений с СССР. Главным идеологом этого направления стал Окава, выступавший за "объединение всех сил Азии в борьбе против белого империализма", к лагерю которого СССР он не относил. Сторонники этой линии рассуждали так: России не за что любить Европу, Японии тоже. Особенно после "предательства Германии, вызванного пренебрежением к союзнику". Было понятно, что соглашение с СССР противопоставило бы Японию Англии, а вместе с ней и Германии - немцы настойчиво укрепляли англо-германский блок. США, как и владеющая интересующими Токио колониями Голландия, в данном случае выступали в качестве союзников Британии. Противостоять в одиночку практически всем заинтересованным странам японцы не желали Принятые еще в 1936 году "Основные принципы национальной политики" ставили целями
  "1. Достижение взаимного благоденствия в Восточной Азии путем искоренения осуществляемой великими державами политики господства и утверждения принципа истинного сосуществования и сопроцветания является воплощением духа императорского пути (кодо) и должно быть руководящим принципом нашей внешней политики.
  2.Осуществление мероприятий по усилению государственной обороны необходимых для обеспечения безопасности империи, ее процветания и утверждения империи как номинальной и фактической стабилизующей силы в Восточной Азии.
  3. Ликвидация угрозы с севера, со стороны СССР, путем здорового развития Маньчжоу-Го и укрепления японо-маньчжурской обороны; обеспечение готовности встретить во всеоружии Англию и Америку..."
  Армия вела достаточно успешную войну в Китае, что настораживало как СССР, так и США, Англию и европейские страны, заинтересованные в Китае. Флот готовился к захвату господства в западной части тихого океана.
  Во время польской кампании Рейха и СССР Япония, имевшая дружественные отношения с Польшей, заняла нейтральную позицию. К лету 1939, когда советско-германский блок закончился разделом Польши и Прибалтики, и казалось, ничто не предвещает охлаждения отношений между этими странами, а одновременно стремление Гитлера к тесному союзу с Лондоном, причем находящее взаимность стало видно невооруженным глазом, Токио пребывало в растерянности. Сформулировать внешнюю политику стало сложнее чем когда либо - идея о дальневосточном, пусть кратковременном и тактическом, но от того не менее опасном союзе Англии, Германии и СССР, который видимо нашел бы поддержку и в США, представлялась весьма вероятной и пугающей. Армия, достигающая успехов в Китае, этими победами заставляла Японию увязать в Китае все сильнее, направляя туда - на гребень успеха, дополнительные силы. И одновременно настраивая антияпонски все остальные державы.
  Действия Токио были предельно осторожными. Программное заявление пришедшего к власти правительства было выдержано в духе "дипломатии разведенной туши". Главной задачей внешней политики ставилось урегулирование дел в Китае, "путем поддержки всех сил, готовых к компромиссу с Японией и Маньчжоу-Го".
  В целом японцы, безусловно, предпочли бы союз с Англией и США. Но... дело в том, что США такой союз вообще мало интересовал, в Вашингтоне не считались с наличием или отсутствием японских устремлений. У США в Восточной Азии имелись свои интересы и чужих они там видеть не желали. Британцы не могли и не желали дать Японии необходимую свободу рук и гарантии обеспечения сырьем. Союз с СССР встречал резкую неприязнь в армии и солидной части элиты, но... Японию не устраивала экспансия в Сибирь. В Токио четко понимали - даже при успешном наступлении, на освоение ресурсов Сибири и Дальнего Востока потребуются годы, а рынок сбыта эти места представляет далеко не самый интересный. Ресурсы были, однако нужны уже сейчас - чтобы не быть зависимыми от поставок из США. Ключевым вопросов был вопрос нефти. Кроме импорта и концессий на Сахалине, других источников нефти японцы не имели, и СССР тут помочь не мог. Но и война с СССР эту проблему не решала. Решала вопрос экспансия на юг. Но для этого требовалось закончить с Китаем и получить прочный тыл на севере. Было понятно, по результатам германо-советских переговоров, что Москва готова идти на соглашения с бывшими противниками, и обеспечивать тыл - за разумное вознаграждение, разумеется. Считалось, что Чан Кайши держится "на двух опорах - СССР и Великобритании", и если убрать советскую опору - Китай рухнет. В Токио заговорили о возврате к политике 1916, политике русско-японских разделов сфер влияния.
  Советской сферой в Токио готовы были признать Синьцзян, Тибет, Янань, Шэнси и Ганьсу. Разумеется, в обмен на прекращение поддержки китайцев, признание Маньчжоу-Го и заключения ряда конвенций - рыбной, хозяйственной, концессионной.
  Апрель 1939 Токио. Приказ Генштаба об активизации военных операций на юге Китая.
  В Монголии начались широкомасштабные советско-монгольские военные маневры. Готовясь к походу в Польшу, Москва, где знали о яро антисоветских настроениях в руководстве Квантунской армии и желании "прощупать советскую армию" заранее страховала свои восточные границы. В МНР "на маневры" переброшены части Дальневосточного фронта, под личным командованием Уборевича. О маневрах сообщалось широко и открыто, и инцидентов на монголо-маньчжурской границе весной - летом не было - "щупать" развернутую советскую группировку не пришло в голову даже решительно настроенным квантунцам. Маневры закончились в июне, но к тому времени ситуация уже начала меняться.
  Май 1939 Конфликт в Шанхае. Военные корабли США и Великобритании высадили десанты в заливе Амой, каждый равный по силе японскому десанту. При попытке японцев подвергнуть досмотру стоявшие в порту британские суда, английский эсминец чуть не протаранил японский крейсер, заслонив собой английский пароход.
  Высадка японского морского десанта в г. Шаньтоу. В японском тылу начались бои между отрядами 8 армии КПК и гоминьдановскими частями.
  Июнь 1939 Японская блокада британской концессии в Тяньцзине.
  16.07.1939 США денонсируют торговое соглашение 1911 года с Японией.
  24.07.1939 В Токио переговоры министра иностранных дел Японии Хирота и посла Великобритании Крейга о признании Великобританией особых интересов Японии в Китае и о гарантиях безопасности японских войск в Китае со стороны Великобритании окончились неудачей.
  27.07.1939 В Москве начались переговоры наркома иностранных дел Вышинского и нового японского посла Того. Речь идет об урегулировании и политических, и экономических вопросов.
  В тот же день, в игру активно вмешались французы. В Париже осознавали, что в случае серьезного конфликта удержать колонии французского Индокитая будет крайне сложно. Сиам все больше склонялся в сторону Японии, а в Китае японцу успешно двигались к границе. Франция закрыла транзит оружия для Чан Кайши через Индокитай. Переговоры быстро привели к соглашению.
  3.08.1939 Подписан "договор Хирота-Лаваля" о признании Францией особых нужд Японии в Китае, нейтралитете и взаимных гарантиях безопасности, запрещении провоза грузов в Китай через территорию Французского Индокитая.
  Август 1939 Неудачная операция китайских войск в Южном Китае. Японцам удалось удержать г. Наньчан, китайцы понесли тяжелые потери. Японские войска в ходе наступления в Южном Китае захватили город Наньнин.
   Япония наращивала мощь, но рост тормозился недостатком сырья. Логичным выходом представлялось создание замкнутой хозяйственной сферы, что требовало установления японского политического контроля в сырьевых районах, а также в районах сбыта японской продукции. Китай, несмотря ни на что оставался главным рынком сбыта японского экспорта. В Японии пока не отбрасывали вариант формально равноправного союза с Китаем против "белого империализма" стран Запада под лозунгом "Азия для азиатов!" В "сфере совместного сопроцветания" японцы планировали занять место экономического гегемона, доминирующего на рынке. Но даже в Китае западные товары теснили японские, и активность Токио вызывало нарастающее сопротивление США и Британии. Поэтому разумным представлялся компромисс - отвоевать для себя в Китае зону наибольшего благоприятствования, заключив на условиях раздела сфер влияния мир.
  США однако договариваться не желали. В экономическом и финансовом отношении Китай с четырехсотмиллионным населением предоставлял беспредельные возможности для американских капиталовложений и торговли. Американские промышленники и банкиры это прекрасно понимали. Конфликт из-за китайского рынка вел к нарастающему конфликту между США и Японией. Разрастание войны в Китае стало поводом для Рузвельта, чтобы начать поворот от политики изоляционизма. Все более широкие коммерческие круги возмущались мировой нестабильностью, особенно ограничениями свободы торговли в связи с войной в Китае. Рузвельт смотрел дальше. Он видел, что экономике США трудно развиваться без некоего "допинга", темпы падали, и возникала опасность возвращения кризиса 1929. Таким допингом могла бы стать торговля оружием в условиях военных конфликтов. Но этот рынок был закрыт для США, потому что в общественном мнении доминировал страх перед вовлечением страны в заокеанские конфликты. Принцип изоляционизма был закреплен в Законе о нейтралитете 1935 г.
   Главной задачей Японии в Китае теперь стало перерезать линии снабжения Чан Кайши из СССР и Британии. Во время инцидента в Тяньцзине японцы блокировали английский и французский сеттльмент, поскольку там скрылись четверо китайцев, обвинявшихся японцами в убийстве. Вопрос был принципиальным - признавать ли право японцев на суд в Китае? Японцы требовали от англичан отказаться от использования сеттльмента для "антияпонской деятельности", к которой относилось и обращение денег гоминдановского правительства. Лондон конфликта с Японией не искал, но и уступать там не хотели. Первый этап переговоров кончился ничем, но дипломаты их продолжали.
  США на уступки не шли. Свобода торговли в Китае была для них делом принципа, а японцы ее ограничивали, отрезая в свою пользу лакомый китайский кусок. Но и на открытое противостояние шли осторожно - нестабильность союзов в Европе не располагала к резким шагам. Но все же шли.
   27.08.1939 В ответ на нарушения прав американских граждан США объявили, что с января 1940 г. прекратят торговлю с Японией. Это была угроза эмбарго. Именно из США Япония импортировала нефть и большую часть военных материалов. Американское эмбарго распространялось на все новые виды товаров, хотя главный козырь - запрет на поставки нефти, еще не был пущен в дело. США требовали восстановления свободы торговли в Китае.
   Но и поставлять оружие Китаю США не торопились. Англичане, как и СССР помощь Чан Кайши продолжали.
   В Токио на первый план все больше выходил южный вариант экспансии. Юг решал основные проблемы, стоявшие перед Японией: изоляция Китая от союзников и получение сырья.
   Экспансия Японии в южном направлении совершенно не устраивала ни государства, чьи колонии попадали под угрозу, ни США - ведь сфера свободной торговли в Азии сокращалась еще сильнее. Вашингтон собирался включить бывшие колониальные страны исключительно в свою сферу влияния.
  Договор Хирота-Лаваля в США восприняли с резким недовольством. Там не исключали и его развитие в более широкий союз, а имея возможность опираться на Французский Индокитай, японцы выдвигались вплотную к Филиппинам и нидерландской Индонезии. Индонезия и представлялась в Токио наиболее лакомой целью, ведь там имелись крупные запасы нефти, нехватка которой уже ощущалась в Японии. Захватив Индонезию, Япония снимала опасность нефтяного эмбарго США. Рузвельт, понимая стратегическое положение Вьетнама как моста между Китаем и Юго-Восточной Азией, уже 11.08.1939 предложил Парижу гарантировать недопущение транзита японских войск через Вьетнам.
  Нидерланды были союзниками Великобритании, а следовательно - и Германии. При этом существовал и договор между Нидерландами, Великобританией и США, по которому нападение Японии на любую из трех стран, а равно на Таиланд или французские острова в Тихом океане влекло немедленное объявление войны остальными. Франция от этого соглашения, кажется, отходила, но остальные - оставались.
  Попытка японцев захватить Индонезию неминуемо вела к войне с Англией и США. И похоже - к конфронтации с Германией. Но... союз с англо-германским блоком, представлялся Вашингтону не вполне удачным. Равно как и с блоком французским. И там и там присутствовали колониальные страны, которые вовсе не стремились открывать закрытые рынки своих колоний.
  30.08.1939 Нанкин. Сформировано прояпонское марионеточное правительство Ван Цзинвэя.
  Заявление МИД Японии о плане создания "сферы взаимного процветания в Великой Восточной Азии".
   До начала войны в Китае в СССР не исключалась возможность, что Япония может начать агрессию против Советского Союза при активной поддержке Англии и США. Англия в прошлом была союзницей Японии, и США доброжелательно относились к этому союзу. Но как только японская агрессия в Китае начала распространяться на центральные и южные районы страны, то есть туда, где преобладали экономические интересы этих стран - их хорошим отношениям пришел конец.
   К осени 1939 года советские войска на Дальнем Востоке превосходили Квантунскую армию в полтора раза при абсолютном превосходстве в средствах подавления: артиллерии, авиации и танках. СССР, что осознавали в Токио, являлся угрозой для Маньчжурии, но, по причине практического отсутствия флота, не для японских островов. Увеличивая численность войск в дальневосточном регионе, советское военное руководство учитывало непрерывное увеличение численности и вооружения Квантунской армии, подготовку к войне маньчжурского плацдарма, строительство по направлению к советским границам новых железнодорожных и шоссейных магистралей, сооружение аэродромов, способных принять тысячи боевых самолетов, строительство казарм, могущих вместить новые дивизии, перебрасываемые в Маньчжурию из Японии. Политбюро учитывало возможность быстрого сосредоточения японских частей в Маньчжурии в случае начала войны и держало на Дальнем Востоке достаточно мощную группировку войск, чтобы разбить в первых же боях части Квантунской армии и перенести боевые действия на территорию Маньчжурии.
   В составе авиации флота еще в 1937 году была сформирована минно-торпедная авиабригада, на вооружении которой были торпедоносцы ТБ-1. Было сформировано шесть тяжелобомбардировочных авиабригад, имевших на вооружении 284 ТБ-3. И в дополнение к этому было сформировано четыре бомбардировочные бригады, вооруженные новейшими по тому времени средними бомбардировщиками СБ. 314 самолетов этого класса могли существенно подкрепить действия тяжелых бомбардировщиков против японского флота. И авиагруппировка наращивалась. Поэтому руководство японского военно-морского флота всегда было против северного варианта, предпочитая сражения с эскадрами флота США на просторах Тихого океана.
   К осени 1939, японцам противостоял Дальневосточный фронт, включивший и два новых укрепленных района. После осуществления всех мероприятий, общая численность дальневосточной группировки составила 641 тысячу человек, 6150 танков, 4540 самолетов.
   Япония по мощи своих военно-морских сил вышла на третье место после Великобритании и США, но императорская армия считалась не готовой к войне с Красной Армией. "Японии потребуется еще два года, чтобы достичь уровня техники, вооружения и механизации, который продемонстрировала Красная Армия" - заявил премьер-министр Абэ.
   Конфликт на озере Хасан, хоть и был локальным, подтолкнул европейцев, в первую очередь - немцев и британцев, к не вполне верному выводу о военной слабости Японии. Два года войны в Китае, поражение в условиях и обстановке, выбранных японскими стратегами. Конфликт продемонстрировал немногочисленность и низкие характеристики японских танков, авиация и артиллерия потерпели поражение в боях с советскими ВВС. Какую роль в такой оценке Берлина сыграла серия статей корреспондента ряда немецких изданий в Токио Рихарда Зорге, сказать трудно. Но Зорге считался ведущим аналитиком японского направления среди газетчиков, и к его мнению в Рейхе прислушивались. К тому же, статьи Зорге вполне коррелировали с мнением немецких военного атташе и посла в Японии. Нет, Зорге отнюдь не называл японскую армию слабой открыто - это закрыло бы перед ним все двери в стране пребывания. Но мастерски поданная, причем совершенно точная информация, сдобренная долей сожаления о слабости "ведущего игрока на Дальнем Востоке" и прогнозом о скорой и быстрой модернизации японской армии, влияние, несомненно, оказала. Серия статей резидента советской военной разведки, подкрепленная выдержанными в том же духе публикациями других журналистов (часть из которых получила информацию от советских или дружественных им структур, часть - просто скомпилировала их материал на волнующую тему) была скоординированной акцией РУ Генштаба РККА и Бюро международной информации при ЦК ВКП(б). Координировал операцию прекрасно знавший Зорге Борис Мельников, бывший замначальника военной разведки, ныне глава Службы связи Секретариата Исполкома Коминтерна и одновременно - заведующий особым сектором Международного отдела ЦК ВКП(б). Операция стала первой серьезной пробой Зорге как агента влияния, и завершилось вполне успешно.
   Такой союзник, каким предстала Япония, с точки зрения Гитлера, стал скорее обузой, чем приобретением. Гитлеру уже надоели союзники балластного типа, он не скрывал своего презрения к военным возможностям Румынии и Болгарии, не говоря уж о протекторате Мазовия. Немецкий генеральный штаб, изучив опыт китайской войны и Хасана, также весьма низко оценивал военные возможности Японии и не рекомендовал фюреру связывать себя союзом со страной, которая может стать обузой. Возможный конфликт с США или даже с колониальными владениями европейских держав казался генералам заранее решенным не в пользу Японии. Секретом для Токио такой поворот не был: "В Берлине высказывают сомнения в способности Японии выполнить глобальные задачи по установлению нового порядка в Азии, внести свой вклад в борьбу против Советского Союза, а особенно против США и Великобритании" - сообщал военный атташе в Рейхе генерал Осима. В интересах Гитлера было существование Японии как потенциальной угрозы для США и Англии, как сдерживающего фактора, который можно и уступить Лондону на переговорах. Теперь союз с Токио в Берлине не рассматривали как значимый. Тем более что интересы японцев резко противоречили английским. В Лондоне японскую армию также оценили достаточно низко. После заключения франко-японского договора о взаимных гарантиях безопасности и наметившегося сближения Токио и Москвы, на англо-германских переговорах речь шла об отказе Рейха от тесного союза с японцами.
  Японо-английские и японо-американские переговоры зашли в тупик. Многолетняя политика США и западноевропейских держав, направленная на сдерживание вооруженной агрессии Японии на юг, в зону их колониальных владений в Азии, и подталкивание японцев к войне против СССР, не могла сгладить усугубившиеся разногласия западного мира с Японией. И та и другая стороны стали осознавать, что борьба за обладания природными богатствами Азиатского континента и бассейна Тихого океана не может решиться мирным путем.
   Еще в 1936 году правящие круги Японии приняли решение о необходимости активизировать подготовку к войне сразу на двух направлениях: северном - против СССР и южном - против США, Великобритании, Франции и Голландии. Продолжавшаяся в то время подготовка к широкомасштабной агрессии в Китае стала рассматриваться как составная часть экспансии на Юг, что нашло свое отражение в таких документах японского правительства, как "Курс на оборону империи" и "Программа использования вооруженных сил".
   Хотя с того периода в числе главных противников Японии стал называться не только Советский Союз, но и США, война против СССР, как и прежде, рассматривалась в качестве непременного условия дальнейшей японской экспансии в Азии. В документе "Политический курс государства в отношении обороны страны", разработанном в середине 1930-х годов армейским генштабом, указывалось: "Хотя с точки зрения экономических нужд империи мы многое ожидаем получить в Китае и районах Южных морей, в политическом и военном отношении главным стратегическим оплотом является для нас Маньчжурия... Лишь ликвидировав угрозу на севере, возможно достичь целей политики государства в отношении Южных морей и Северного Китая". Но японо-китайская война с самого начала несла в себе возможность ухудшения отношений между тремя тихоокеанскими державами. Несмотря на то, что в Токио стремились создать у других держав впечатление, будто они собираются незамедлительно вступить в войну с Советским Союзом, у наблюдателей складывалось другое мнение: Япония не собирается начинать войну с СССР, и все ее внимание устремлено на континентальный Китай.
   На переговорах обсуждались различные варианты, вплоть до заключения пакта о ненападении между США, Британской империей, Францией, Китаем, Японией, Голландией, Советским Союзом и Таиландом; отказ от поддержки любых других правительств и режимов в Китае, кроме чунцинского правительства Чан Кайши. Пункт об отводе японских войск из Китая стал камнем преткновения.
   Позиция, занятая Токио по Китаю, означала минимум уступок. Японские войска должны были оставаться в Китае на 25 лет в качестве гаранта японских интересов. Ни Вашингтон, ни Лондон на это не соглашались - такое урегулирования японо-китайской войны означало бы превращение Китая в прояпонское государство.
   В Токио склонялись к тактике выжидания. Первоочередной целью там полагали окончательную победу в Китае, для чего уже были готовы идти на уступки СССР. А вот потом... В случае войны в Европе, шансы сторон представлялись примерно равными, и возможность поддержать сильнейшего - как в первую мировую, упускать японцы не собирались.
  "Война между Германией и Англией с одной стороны, и Францией и Советским Союзом с другой, действительно является историческим шансом Японии. Если мы решим, что война закончиться победой англо-германского блока, надо будет нанести удар на Севере и в Индокитае. Если же удача изменит Берлину и Лондону, Париж и Москва не смогут возразить против расширения Империи за счет английских колоний...
  ...В любом случае, поскольку Советский Союз поощряет распространение коммунизма во всём мире, мы будем вынуждены рано или поздно напасть на него. Но так как Империя сейчас всё ещё занята китайским инцидентом, мы не свободны в принятии решения о нападении на Советский Союз, как этого хотелось бы. Тем не менее, я полагаю, что мы должны напасть на Советский Союз в удобный момент...".
   В случае поражения Англии, считалось возможным нанести удар по Индонезии, и британским колониям и базам. Опасность представляли американские войска и флот, но позиция США в возможной европейской войне представлялась неоднозначной, и шансы вступления американцев в войну без поддержки союзников оценивались как невысокие.
   Победа сторонников выжидания была не случайностью. Сторонники немедленного нападения на СССР не могли победить, потому что им противостояло трезвое большинство в командовании армии и флота. Уже интервенция 1918-1922 гг. показала, что завоевание Сибири непростое дело. С тех пор советские Вооруженные Силы окрепли, и высшие офицеры Японии лезть в бой с непредсказуемым результатом не желали, тем более что тогда им пришлось бы начинать войну в экономически невыгодном положении - без китайских ресурсов.
   Китай разочаровал Японию как источник сырья. Основные запасы нефти, каучука и цветных металлов лежали южнее, в Нидерландской Индии, Бирме и Малайе. Разрабатывались планы нападения на европейские колонии в ЮВА, но путь туда пока что был закрыт. Поставки сырья из Америки могли прекратиться в любой момент - общественное мнение США становилось все более антияпонским. Оставалось уповать на войну в Европе, которая, однако, представлялась Токио далеко не обязательной. Тем более, участие в войне Британии.
   Война в Китае, которая начиналась как успешный блицкриг, превратилась в затяжную и кровопролитную кампанию, и ни бомбардировки, ни раздоры в китайской верхушке - ничто не могло изменить положения дел. Японцы взяли Кантон (Гуанчжоу), овладели Уханьским промышленным районом. Но наступление выдохлось. Линия фронта растянулась уже на две с половиной тысячи километров, потери японской армии измерялись сотнями тысяч солдат, материальные выгоды не могли компенсировать потерь, нехватка стратегических материалов все росла.
  Военный престиж японской армии падал. Не желая признавать истинных причин столь упорного сопротивления Китая, одной из которых было то, что оно все более принимало характер национального сопротивления, в Токио искали виновников своих неудач на стороне.
   Помощь Советского Союза Китаю и снабжение Чан Кайши Соединенными Штатами через Французский Индокитай и Бирму, оставались в глазах Токио основными факторами неудач. Корабли из СССР, Англии и США с товарами для Китая приставали либо в Хайфоне - путь, который теперь был перекрыт, либо в Рангуне, в расчете на Бирманскую дорогу. После захвата Японией большинства китайских портов правительство Чан Кайши вспомнило о южном пути. В конце 1937 в Южной Юньнани начали расширять тропы, ведущие к бирманской границе. До начала муссона 1938 г. это в основном удалось сделать, и в следующий сухой сезон уже можно было пустить гужевой транспорт от Лашо до Куньмина. В январе 1939 г. строительство было завершено. Китайская компания Сун, которая ведала эксплуатацией дороги, закупила несколько тысяч американских грузовиков, которые и осуществляли перевозки. Из Рангуна грузы по Иравади и железной дорогой доставляли в Лашо, где перегружали на грузовики. Бирманская дорога стала реальным и жизненно важным путем снабжения. Поэтому к ней и к Бирме в целом как к ключу в снабжении Китая было приковано внимание стратегов в Токио. Следовало добиться от Англии закрытия Бирманской дороги, что, по мнению руководителей Генерального штаба, было необходимо для успешного завершения войны в Китае. Японцы преувеличивали роль снабжения Китая через Бирму. Те несколько тысяч тонн грузов, которые достигали Китая ежемесячно, не могли сыграть серьезной роли в обороне страны не только потому, что их доля в общих военных расходах была мала, но и потому, что большей частью эти грузы до фронта и не доходили, доставаясь либо дельцам, окружавшим правительство, либо генералам, командовавшим армиями. Да и то, что все же поступало в распоряжение Чан Кайши, приберегалось им для борьбы с коммунистами, которых руководитель Гоминьдана считал не менее опасным для себя врагом, чем японцев.
   Английский премьер не верил в возможность войны на Дальнем Востоке, но уступать не хотел. Чемберлен не оставлял надежды, что Япония обратится против Советского Союза, но более реальным считал вариант попытки окончательно расправиться с Китаем. Любой из этих путей устраивал английское правительство, так как означал, что можно на время выкинуть из головы заботу о Сингапуре и Гонконге. И премьер-министр оказался прав - в Токио выбрали второй вариант. А в таком положении, Лондон не собирался отказываться от помощи Чан Кайши - ведь чем дольше тот сопротивляется, тем дальше опасность от британских владений.
  2.09.1939 В Москве продолжились переговоры наркома иностранных дел Вышинского и японского посла Того. Того внёс предложение подписать договор о нейтралитете между двумя странами. При этом японская сторона увязывала своё предложение с тем, чтобы советская сторона "по своей воле отказалась от предоставления помощи чунцинскому правительству". Вышинский отвел японские претензии на вмешательство в советско-китайские отношения, но переговоры не прервал.
   Стороны шли пусть не к сближению, но к нормализации отношений. Да, в Москве помнили об участии Японии в Антикоминтерновском пакте, но мнение министра иностранных дел Хирота, высказанное в неофициальной беседе французскому послу: "Никто не может просить страну совершать самоубийство ради пакта" (представлявшее собой перефразированное высказывание японского дипломата Нитобэ по поводу пакта Бриана-Келлога "Ни один народ не пойдет на самоубийство ради статьи в договоре"), там знали. Впрочем, иллюзий по поводу стремления японцев соблюдать соглашения в Москве не питали, понимая, что та же цитата может прозвучать и в отношении советско-японского договора. И все же... Советское руководство рассматривало такой договор как возможность обеспечить неприкосновенность дальневосточных границ СССР, и добиться стабилизации отношений с Японией хотелось. Тем более, с лета 1939 г. Советский Союз активно переводил экономику на военные рельсы, наращивая и модернизируя армию. Возможность войны на западе давила, и худой мир на востоке представлялся крайне необходимым. Теперь самолеты были нужны для собственной обороны, так что военное сотрудничество с Гоминьданом в любом случае сократилось.
   Франция, по тем же причинам, старалась устранить угрозу своим владениям в Юго-Восточной Азии путем уступок. Да и поддерживать британцев в их противостоянии с Токио Петэн не желал. Париж был готов и выступить посредником между СССР и Японией - зарабатывая себе авторитет в обеих странах, и, что считалось немаловажным, развязывая Москве руки для активных действий на западе.
   Осенью 1939 фигура Абэ стала вызывать всеобщее недовольство. Шаги премьера вызывали неоднозначную реакцию, и его критиковали со всех сторон, хотя и по разным поводам. В конце сентября группа депутатов парламента, при негласной поддержке армии, потребовала отставки правительства.
  14.09.1939 Абэ подал в отставку.
  16.09.1939 Правительство Японии формирует новый премьер-министр, адмирал Ёнаи. Бывший заместитель военно-морского атташе в Петрограде в 1915 - 1917 годах хорошо знал русский язык, считал Россию потенциальным союзником Японии против США и Англии. Во время интервенции 1918-19 гг. служил в Сибири в качестве офицера Генерального штаба флота, позже работал в Польше и Германии, занимал посты начальника штаба Второго флота и командира Первого экспедиционного флота в Китае, командовал военно-морским округом Сасэбо, Вторым флотом, военно-морским округом Иокосука. Участвовал в ликвидации военного мятежа в Токио (инцидент 26 февраля 1936 г., когда по его приказу военные моряки взяли под охрану здания Морского министерства и Генерального штаба флота и были готовы в случае необходимости вывезти императора под защитой на один из военных кораблей в Токийском заливе, где он находился бы в безопасности). Командовал Объединенным флотом и одновременно Первым флотом, был морским министром в кабинетах Хаяси, Коноэ, Хиранума. Адмирал являлся противником военно-политического союза с Германией, направленного против СССР, выступал сторонником континентальной экспансии и нейтралитета, а затем и союза с СССР.
   Кандидатуру Ёнаи поддержали лорд-хранитель печати Юаса, пользующийся серьезным влиянием бывший премьер Окада, принц Коноэ, Хиранума и гэнро Сайондзи. По некоторым данным, идея назначения адмирала вообще исходила прямо от императора, что делало открытую оппозицию невозможной.
   Правительство сформированное Ёнаи стало наиболее цельным и сбалансированным за последние годы. В него вошли по два представителя партий Сэйюкай и Минсэйто, почти оттертых от власти военными и чиновничеством, крупный промышленник Фудзивара, но ни одного радикального политика. Министром иностранных дел остался Хирота.
   Правительство, возглавляемое Ёнаи, приняло решение главные усилия сосредоточить на завершении войны в Китае, отказавшись на время от конфронтации с СССР и заняв выжидательную позицию в отношении европейских событий.
  22.09.1939 Посол Японии в СССР, Того, передал Вышинскому проект договора о нейтралитете, оговорившись, что "дух проекта согласован с японским правительством, а текст составлен им самим". В действительности, никакой самодеятельностью и не пахло - проект обсуждали в Токио уже два месяца, с участием представителей армии.
   В беседе, Того пояснил, что японское правительство надеется, что заключение пакта благоприятно повлияет на вопросы рыбной ловли и концессий, а также прекращения помощи Китаю, намекнув на возможность раздела сфер влияния.
  Вышинский отреагировал немедленно, заявив, что "основная мысль (т.е. сам пакт) по его мнению, будет встречена положительно... Касаясь вопроса по Китаю, он готов заверить, что данный вопрос не является актуальным, поскольку в настоящее время разговоры о советской помощи Китаю не имеют оснований. Если бы СССР помогал Китаю, Китай находился бы в лучшем положении чем то, в котором он находится. СССР сейчас занят обеспечением своих нужд по обороне страны..."
   Вышинский лукавил. Да, помощь Чан Кайши уменьшилась, но не прекратилась. Впрочем, Москва была готова пойти на уступки и в этом вопросе, но желала получить решение вопросов более актуальных. Жданов в обмен на прекращение помощи Китаю предлагал полную ликвидацию японских концессий на Сахалине и резкое ограничение лова рыбы в советских водах. СССР предпочитал монополизировать торговлю нефтью, углем и рыбой. Предложение посла в тот же день обсуждалось на Политбюро. Руководство решило торговаться. "Предлагаемый договор предоставляет Японии максимум выгод, улучшая ее позиции на севере для того, чтобы развить активность на юге - гласил ответ НКИД. Для СССР, который не является воюющей страной, возникает лишь незначительная выгода, влекущая тем не менее, новые сложные вопросы в отношениях с иными державами. Заключая договор с Японией, СССР рискует ухудшить отношения с Китаем и рядом государств, имеющих серьезные интересы в бассейне Тихого океана и Южных морях, что может нанести Советскому Союзу существенный ущерб и не только экономический. Мирная политика СССР всегда учитывает интересы соседних государств и желало бы получить от японского правительства разъяснения его позиции по вопросу о мерах, могущих свести к минимуму ущерб интересам СССР".
  Вышинский кроме всего прочего, четко дал понять, что в Москве считают неприемлемым соглашение на основе Пекинской конвенции и Портсмутского мира.
   Переговоры в Москве и Токио велись быстро, но трудно. Отказываться от концессий японцы не желали, делая при этом предложение о продаже Северного Сахалина. НКИД настаивал на ликвидации концессий (с выкупом и гарантиями поставки угля и нефти), предлагал, в свою очередь, выкуп Южного Сахалина и "некоторых островов Курильской гряды". Вмешались французы. При посредничестве Парижа, была достигнута договоренность о встрече Жданова и Ёнаи во Владивостоке.
  20.10.1939 СССР, Владивосток. В ходе встречи Жданова и Ёнаи стороны пришли к компромиссу. Заключен Договор нейтралитета между СССР и Японией:
  Пункт 1
  Обе договаривающиеся стороны обязуются поддерживать мирные и дружественные отношения между ними и взаимно уважать территориальную целостность и неприкосновенность другой Стороны.
  Пункт 2
  Если одна из Договаривающихся сторон станет объектом военных действий со стороны одной или нескольких третьих сил, другая Сторона будет соблюдать нейтралитет на протяжении всего конфликта.
  Пункт 3
  Существующий Договор вступает в силу со дня ратификации обеими договаривающимися сторонами и остается в силе в течение пяти лет.
  В случае, если никакая из Договаривающихся сторон не денонсирует Договор в год истечения срока, он будет считаться автоматически продленным на следующиe пяти лет.
  Пункт 4
  Настоящий Договор подлежит ратификации как можно скорее.
   К договору прилагался протокол, в котором стороны обязывались решить вопрос о концессиях в течение трех лет с момента подписания пакта. Территориальные претензии оставили в стороне, однако урегулировали вопросы признания границ МНР и Маньчжоу-Го, на основе существующих границ. Тогда же была подписана рыболовная конвенция на два года, дающая право, хотя и ограниченное в сравнении с прошлым, японцам на лов рыбы в советских водах. Япония признала Синьцзян сферой интересов СССР. Вопрос о помощи Китаю рассматривался, но в договоре отражен не был. Жданов и Ёнаи подписали отдельное письмо о "недопустимости оказания военной помощи противникам сторон со стороны договаривающихся сторон, МНР и Маньчжоу-Го", что стало лишь формальностью. Через несколько дней, прошедших в давлении СССР на Чан Кайши, правительство Гоминдана подписала "не подлежащий огласке" торговый договор с независимым государством Тува...
   Теперь положение на Дальнем Востоке можно было назвать спокойным. В Москве не исключали возможности нападения Японии, но возможность войны снизилась. В подкрепление мирных намерений СССР, маршал Уборевич был переведен в Москву, на должность второго замнаркома обороны. Командующим Особым дальневосточным фронтом назначен генерал армии Тюленев, на его место - командующим Московским военным округом - бывший второй замнаркома обороны генерал полковник Седякин.
   Такой поворот событий был крайне нервозно воспринят в Китае, так как означал провал попыток Чан Кайши втянуть СССР в войну с Японией. В ответ на протест полпреда СССР А.С.Панюшкина по поводу критических высказываний в адрес Жданова в газете "Дагунбао", Чан Кайши заявил: "наш народ и армия действительно были потрясены сообщениями о заключении пакта. Вы знаете, что наш народ, наша армия слишком верят Советскому Союзу, который неизменно помогал нам. Вы должны понять, что подобный шаг СССР не мог не произвести очень сильного впечатления на всех, на интеллигенцию в том числе. Неожиданность этого акта действительно оказала сильнейшее психологическое воздействие на Китай. Но я должен заверить Вас, что несмотря ни на что, вера нашего народа в Жданова остаётся непоколебимой, и это место в передовой "Дагунбао" не может повлиять на наше настроение и чувства".
   В Париже договор сочли очередным успехом французской дипломатии, в Германии и Англии - опасным усилением Японии и СССР. В США договор также не вызвал энтузиазма, но советско-американские отношения вообще на тот момент находились на переломе...
  В СССР
  15.08.1939 начался XIX съезд партии.
   Съезд в очередной раз стал переломным. Разумеется, ожидалось, что на нем Жданов закрепит свои позиции, но генсек в очередной раз показал себя мастером аппаратных игр и пошел гораздо дальше.
   В первый день съезда рассматривалось международное положение, Жданов ожидаемо обрисовал успехи СССР, особенно сравнительно с "капиталистическим окружением", и в отчетном докладе сообщил делегатам, что "со времени XVIII съезда партии прошло полтора года, но за это время мир успел значительно измениться. Государства и страны, их отношения между собой стали во многом совершенно иными. Для капиталистических стран этот период был периодом серьезнейших потрясений, как в области экономики, так и в области политики. Период с конца 1937 года, стал временем нового экономического кризиса, нового упадка промышленности в США, Англии, Франции, временем новых экономических осложнений. В области политической эти годы были годами серьезных политических конфликтов и потрясений. Уже второй год идет новая империалистическая война, разыгравшаяся на громадной территории от Шанхая до Гибралтара и захватившая более 500 миллионов населения. Насильственно перекраивается карта Европы, Африки, Азии. Потрясена в корне вся система послевоенного так называемого мирного режима. Для Советского Союза, наоборот, это было время роста и процветания, время экономического и культурного подъема, роста политической и военной мощи, время борьбы за сохранение мира во всем мире. Советский Союз сегодня является единственной страной в мире, которая не знает кризисов, и промышленность которой все время идет вверх, освободив ранее отторгнутые земли и укрепив свое положение на внешнеполитическом фронте...
  ...В США и Англии уже начался и развивается серьезный экономический кризис. Во Франции, Италии и Японии в прошлом, 1938 году начался период движения промышленности вниз. В Германии, которая позже Франции, Италии и Японии перестроила свою экономику на военный лад, промышленность пока еще переживает состояние некоторого, правда, небольшого, но все же движения вверх. Не может быть сомнения, что если не случится чего-либо непредвиденного, промышленность Германии должна будет встать на тот же путь движения вниз, на который уже встали Франция, Япония и Италия. Ибо что значит перевести хозяйство страны на рельсы военной экономики? Это значит дать промышленности однобокое, военное направление, всемерно расширить производство необходимых для войны предметов, не связанное с потреблением населения, всемерно сузить производство и особенно выпуск на рынок предметов потребления населения, следовательно, сократить потребление населения и поставить страну перед экономическим кризисом..."
   Выступивший следом Мануильский дополнил Жданова, более резко заявив о практической неизбежности большой войны, объяснив причины:
  "... Новый экономический кризис приводит к дальнейшему обострению империалистической борьбы. Речь идет уже не о конкуренции на рынках, не о торговой войне, не о демпинге. Эти средства борьбы давно уже признаны недостаточными. Речь идет теперь о новом переделе мира, сфер влияния, колоний путем военных действий.
  Япония оправдывает свои агрессивные действия тем, что при заключении договора 9-ти держав ее обделили и не дали расширить свою территорию за счет Китая, тогда как Англия владеет громадными колониями. Германия, серьезно пострадавшая в результате первой империалистической войны и Версальского мира, присоединилась к Японии и потребовала расширения своей территории в Европе, возвращения колоний, отнятых у нее победителями в первой империалистической войне. К этим странам примыкают и их сателлиты: Венгрия, Румыния, Болгария - также числящие себя обделенными и поставившие на союз с захватчиками. Так складывается блок агрессивных государств, к которому сейчас примыкает и Англия. На очереди вопрос о новом переделе мира, переделе посредством войны".
   Упомянул он и о противоречиях среди капиталистических стран, четко определив для делегатов (а соответственно, для страны), кто на текущий момент является агрессором:
  "Фашистские заправилы пытаются ввести в заблуждение общественное мнение, обмануть его. Они заявляют, что ведут войну против Коминтерна, а не против других капиталистических государств. Так силятся обработать общественное мнение господа агрессоры, хотя нетрудно понять, что вся эта неуклюжая игра шита белыми нитками, что смешно искать "очаги" Коминтерна в пустынях Монголии, или в дебрях испанского Марокко. Война неумолима, ее нельзя скрыть никакими покровами. И никакими "осями", "треугольниками" и "антикоминтерновскими пактами" невозможно скрыть тот факт, что Япония захватила за это время громадную территорию Китая, Германия - Австрию и Судетскую область, и все это вопреки интересам неагрессивных государств. Война так и осталась войной, а агрессоры - агрессорами".
   "Характерная черта новой империалистической войны состоит в том - подвел итог Вышинский, обозначив и "неагрессивные страны" - что она не стала еще всеобщей, мировой войной. Войну ведут государства-агрессоры, всячески ущемляя интересы неагрессивных государств, прежде всего Франции, США, Китая, Чехословакии, а последние отступают, давая агрессорам уступку за уступкой. На наших глазах происходит открытый передел мира и сфер влияния за счет интересов неагрессивных государств без каких-либо попыток отпора и даже при некотором попустительстве со стороны последних...
  ...Война создала новую обстановку в отношениях между странами, внесла в эти отношения атмосферу тревоги и неуверенности. Пацифизм и проекты разоружения оказались похороненными, их место заняла лихорадка вооружения. СССР не мог пройти мимо этих грозных событий".
   О походе в Польшу, присоединении Западной Украины и Белоруссии докладывал Жданов. Отметив освобождение "единокровных братьев, страдавших долгие годы под польским гнетом", он упомянул "укрепление наших отношений со странами Прибалтики", "агрессивные настроения Финляндии", отметил рост напряжения в отношениях с Германией, которую на съезде основные докладчики вновь, как и год назад, относили к агрессорам, упомянул о "крепнущем союзе с Францией, Италией, Югославией, Чехословакией - союзе миролюбивых стран", которые "как и наша страна, не могут позволить себе оставаться в стороне от трудной ситуации, сложившейся в мире".
   Все эти доклады, съезду представлялись рутинными. Делегаты прекрасно знали об успехах последнего времени, новостью стала, пожалуй, лишь идея о переориентации с блока с Германией обратно на Париж. Но поскольку Франция с лета 1937 считалась дружественной страной, и этот статус даже во время активного сближения с Германией официальному сомнению не подвергался, особого удивления смена тона не вызвала.
   Общее направление речей - подготовка к новым "боям за мир" было тоже воспринята хоть и с опаской - "большая война" все же пугала, но без удивления, тема войны или войн в Европе, в том числе - нападения на СССР последние полгода муссировалась активно.
   Но вот дальше начались сюрпризы. Для начала, взявший слово Буденный выступил с критикой в адрес собственного наркомата обороны, заявив о "вскрытых недостатках во время боевых действий в Польше" - что уже было странно. Нет, разумеется, нарком обороны заверил съезд, что недостатки устранены, и само выявление их послужило "необходимым уроком". Но критика и признание недостатков в армии ввиду возможной войны делегатов насторожила, а "ждановцам" дала повод для нагнетания опасений внешней угрозы. В первую очередь - немецкой и японской.
   Следующий день начался с доклада наркома госбезопасности Акулова, который отчитался об успехах своего ведомства в борьбе с остатками троцкистов и прочих "старых" оппозиций, а потом подробно доложил о разоблачении "остававшихся после прошлого съезда партии не выявленными участников банды Косиора". Последних оказалось немного, но направление было задано. И следующие докладчики, Пономаренко и Андреев (воскрешая в памяти делегатов прошлые собрания, на которых громили троцкистов, зиновьевцев, правых, косиоровцев - и которые повлекли тогда аресты и расстрелы людей из высших эшелонов) обрушились с критикой на "профсоюзную оппозицию" - группу Постышева. Им припомнили все - и противостояние линии партии в рабочем вопросе, и попытки "фракционизма", и "проталкиваемый в массы культ Постышева", и участие многих членов группы в прошлых уклонах... Не забыли и о работе Постышева на Украине с Косиором, Андреев намекнул на то, что "...Павел Петрович находясь там, в Киеве, в гуще заговора, не знал о том, как эти убийцы все планируют. Так это? Ну, пусть так. Но ведь товарищ Постышев там не на отдыхе был, мы все знаем, что он был вторым человеком на Украине! Работал с Косиором, с Петровским. И не знал. Это значит, что? Что была, допущена, как минимум, политическая близорукость с его стороны. Что была расхоложенность, была, я считаю, утрачена большевистская бдительность в этом вопросе". Вспомнили и давнюю, начала 1937 года еще, грязную историю с травлей женой Постышева - Постоловской, некой Николаевой, исключенной из партии под нажимом Постоловской по надуманным основаниям и позже восстановленной.
   Депутатов на съезд подбирал, разумеется, подчиненный Жданову ЦК. Но исключить из их числа сторонников Постышева, занимавших посты партийных руководителей регионов и руководства ВЦСПС было невозможно, и сейчас, сидя в зале, они восприняли этот "накат" как начало нападения на них. Тем более что сторонники Жданова и конформисты (поддерживающие не столько лично Жданова, сколько "генеральную линию" руководства) расценили происходящее точно так же и немедленно поддержали выступающих, отмежевываясь от "оппозиционеров". Политбюро на съезде выступало неожиданно сплоченно, даже имеющие репутацию сторонников "мягкого курса ", Калинин, Микоян и Межлаук поддержали докладчиков. Постышев и его сторонники, не ожидавшие такого резкого и открытого конфликта, встревожились. Да, они (как и большинство собравшихся) знали, что с момента прихода Жданова к власти аресты как средство политической борьбы прекратились, что большая часть элиты против повторения расправ с Зиновьевым и Бухариным, но... это еще когда они выступят. И выступят ли теперь, когда укрепившийся за полтора года Жданов и его выдвиженцы демонстрируют и свою силу, и свои успехи в стране и за рубежом, при этом пугая надвигающейся войной?
   Противники Жданова на открытую, с трибуны съезда, схватку не пошли. Впрочем, нажим на них прекратился так же внезапно, как и начался, и делегатам был предложен следующий вопрос - о реформах партии и государства.
   Ранее принятые партийным пленумом преобразования съезд утвердил единогласно, без обсуждения. Отмена деления вступающих в партию по "классовому признаку" и требование от вступающих в ВКП(б) не усвоения Устава и программы партии, но лишь их "признания", закрепили превращение ВКП(б) из партии революционеров в партию общенародную.
   Знаковым символом такого закрепления стала утвержденная так же единогласно смена названия партии, теперь она называлась Коммунистическая партия Советского Союза, КПСС, что символизировало не только обновление, но и подчеркнутое единство коммунистов на всей территории СССР, без различия республик. Сменой названия и политики приема в партию, Жданов, однако, не ограничился. Сразу после одобрения делегатами предыдущих вопросов, выступил секретарь ЦК, 1-й секретарь ЦК Украины Берия, заглаживающий грехи "излишней самостоятельности новой украинской группы, смыкающейся с буржуазными националистами", в которых его обвиняли по итогам мягкой советизации Западной Украины и ситуации с созданной им Западно-украинской автономной республикой. Берия по должности и предыдущему опыту был не столько партийным политиком, сколько государственным и хозяйственным деятелем, и критику его действий - которые он обоснованно считал наиболее эффективными, воспринимал со злостью. Эта критика, имевшая корни среди постышевской оппозиции и ведущаяся с "левых" догматических и формальных позиций, требующая немедленной ликвидации единоличников, открытой борьбы с националистами и недопущения компромиссов, мешала ему спокойно и последовательно встраивать вновь присоединенные территории в УССР. Жданов же, уже сыгравший на понижение роли Берии в системе власти, сдавать его окончательно вовсе не собирался, и пообещав после предварительных разговоров поддержку, получил еще одного союзника в Политбюро. Сейчас Берия отрабатывал эту поддержку, причем озвучивая идею, вполне сочетавшуюся с его устремлениями.
   Идея принадлежала Жданову. Продолжая курс на разделение партии и государства, при этом, добиваясь и главной цели - снижения веса региональных партийных лидеров, являющихся питательной средой оппозиции его власти, он задумал отказ от национальных ЦК и обкомов. Реформа системы управления партией вполне отвечала настроениям и Берии - переход управления хозяйственной и административной деятельности в республиках к республиканским СНК представлялся освобождением от параллельной системы, мешавшей проводить его политику.
   Предложение Берии было кардинальным: в целях "укрепления единства партии" и "повышения интернационального, советского мышления среди рядовых членов партии", для возможности "более оперативного управления", упразднить республиканские и областные (краевые) комитеты, создав партийные бюро, подчиненные ЦК КПСС напрямую и не связанные с национально-административным делением страны. Как выразился в ходе обсуждения Буденный: "что-то вроде военных округов, но партийных". Бюро подчинялись напрямую райкомы, чьи полномочия при этом, естественно расширялись.
   Реформа, по замыслу ждановцев должна была повысить роль партии, как надреспубликанской, надобластной структуры, единой в рамках всей страны, и - решить вопрос самостоятельности партийных регионалов, число которых, во-первых, сокращалось, а во-вторых - они лишались опоры на республики и области. Кроме того, теперь, не связанные местными интересами, бюро получали возможность для более жесткого контроля местных властей, но утрачивали рычаги прямого воздействия на них.
   Попытки противостоять этому предложению изначально натыкались на обвинения в национализме (партия интернациональна), местничестве (партия - "стержень скрепляющий СССР, а не местечковые ячейки"), бюрократизме и фракционности. Обеспокоенные предыдущим, теперь выглядевшим как предостережение, нападением на постышевскую оппозицию, и входящие в нее, и просто не согласные с такими реорганизациями делегаты спорить не рискнули. Да и объединиться для этого было невозможно - не было лидера, поскольку Постышев выступать с возражениями не стал, да и объединяться с только что публично раскритикованной группой было опасно - так в ряды врагов и попадешь...
   В итоге, предложение было принято. Теперь, вместо 11 центральных комитетов, 6 краевых и 104 областных комитетов, возникли укрупненные бюро:
  Московское (Смородин П.И.),
  Среднерусское (Пескарев Г.С.),
  Приволжское (Патоличев Н. С.),
  Южнорусское (Прамнэк Э.К.),
  Северное (Донской В.А.),
  Северо-Западное (Родионов М. И.),
  Западное (Пономаренко П.К.),
  Западно-Украинское (Коротченко Д.С.),
  Восточно-Украинское (Любченко П.П.),
  Уральское (Чуянов А.С.),
  Южно-Уральское (Попков П.С.),
  Западно-Сибирское (Селезнев П.И.),
  Восточно-Сибирское (Штыков Т. Ф.),
  Дальневосточное (Варейкис И.М.),
  Приморское (Скворцов Н.А.),
  Закавказское (Багиров М-Д.А.),
  Северо-Кавказское (Арутинов Г.А.),
  Средне-Азиатское (Мирзоян Л.И.),
  Туркестанское (Юсупов У.).
   В подчинении у созданных бюро находились 336 городских районных комитетов, и 3479 сельских районных комитетов. На вершине остался ЦК КПСС.
   Система, принятая на съезде практически вынуждала к расширению роли райкомов, что, в общем-то, для высшего руководства партии было приемлемо, и давало возможность декларировать эту ситуацию как "расширение демократического централизма и повышение роли местных органов". Ликвидация областного и реорганизация республиканского звеньев партийного управления не только дала возможность Жданову установить контроль над партией. Реформа резко снизила роль партийных органов в руководстве государственной и хозяйственной деятельностью страны, вынуждая сосредоточится на расстановке кадров и пропаганде, но кроме того - дала возможность партбюро усилить контроль за деятельностью государственных органов и местной власти. Теперь, когда председатель регионального бюро не отвечал напрямую за провалы конкретной республики или области, он был и менее заинтересован заминать промахи местных руководителей. А районные парткомы давали достаточную информацию для критики. Кроме того, новая система фактически вела к большей унитаризации государства - ведь одна из опор СССР - партия, теперь оказывалась отделенной от республиканского деления. Девятнадцать окружных партбюро стали внереспубликанской, независимой от территориально-административного деления объединяющей надстройкой власти в стране.
   Выиграв голосование на съезде, Жданов не мог, однако, считать победу полной. Да, новая система подняла статус райкомов и тем более - окружных бюро, и на поддержку низовых структур, как и своих сторонников получивших посты председателей бюро он мог рассчитывать. Но оставались бывшие руководители республиканских и областных комитетов, их аппараты, присмиревшая, но отнюдь не смирившаяся оппозиция группирующаяся вокруг Постышева.
   Аппарат республиканских и областных комитетов частью перешел в состав свежесформированных бюро, что для работников областных структур стало повышением, а для республиканских - как минимум, не было понижением. Большинство бюро было создано в РСФСР, где ранее в качестве республиканского ЦК выступал ЦК общесоюзный, закавказские и азиатские республиканские организации были наоборот укрупнены. Уменьшение "подконтрольных" территорий коснулось лишь Белоруссии и Украины, но там продолжалась советизация западных областей, да и аппарат украинского ЦК был практически полностью обновлен в ходе чисток от "косиоровцев".
   Часть работников обкомов перешла в аппарат реформированных облисполкомов, на посты председателей которых выдвинули и некоторых бывших секретарей обкомов. Это было обоснованно далеко не только желанием Жданова "пристроить" лишенных работы партчиновников - среди местной советской власти положение с кадрами было куда хуже, чем в партии, а бывшие обкомовцы до реформы, как правило, фактически и руководили регионами. Часть освободившихся коммунистов направили в наращиваемую армию - кадровый голод там был огромный, к тому же такое решение позволяло еще более сгладить впечатление от реформ - версия, что именно необходимость скрытой мобилизации коммунистов в войска послужила причиной сокращения парторганов, гуляла в стране еще долго, отозвавшись спустя годы в трудах историков "ревизионистов".
   Но, несмотря на демонстрируемую уверенность, Жданов ожидал сопротивления. И в действительности даже в политбюро жесткого единства не было - открытая поддержка всеми членами ПБ на съезде была результатом предварительных переговоров, и четкого заверения в том, что массовых репрессий несогласных не будет. Элита была готова позволить вождю многое, но только при соблюдении сложившихся правил игры. Перетекание власти от партии к государству началось еще при Сталине, и для узкого руководства, в котором практически все занимались в первую очередь государственной деятельностью, это не выглядело резким поворотом. К тому и шло, и их позиций эти преобразования не меняли. Но пожелай Жданов расправиться с противниками физически - тут они могли возмутиться. Уменьшение роли партии играло и против Жданова - ведь повышалась роль наркомов, его заместителей по СНК, для которых следовало искать новый противовес. Причем желательно противовес сильный, и не связываемый напрямую лично с генеральным секретарем.
   Исходя из этих соображений, Жданов пошел на переговоры с Постышевым. Он предложил оппоненту фактический размен: партия в обмен на возможность создания практически параллельной партии на базе профсоюзов, расширение полномочий ВЦСПС, реальное участие в управлении страной, возможность легальной критики и открытых дискуссий, практически как в 20-х годах, но в рамках не партийных съездов, а Верховного Совета. Постышев был человек жесткий и упорный, но он понимал, что выиграть у Жданова сейчас, в условиях уверенного положения генсека, надвигающейся войны и одновременно подъема советской экономики и улучшения жизни людей, он не сможет. И на компромисс пошел. Итогом стало расширение полномочий профсоюзов на предприятиях, включая ограниченное согласование кадровых и финансовых вопросов, и реформа выборной системы. Теперь участвовать в выборах в Советы могли кандидаты выдвинутые КПСС или профсоюзами.
  7.10.1939г. Внесены изменения в Конституцию СССР.
   Главой государства остался председатель Верховного Совета СССР, главой исполнительной власти - председатель СНК. Введен пост первого заместителя председателя Президиума ВС СССР ("вице-президент", по оценкам зарубежных комментаторов). Расширены полномочия председателя Верховного Совета СССР, председателей ВС республик, областных (краевых) и районных исполкомов Советов депутатов трудящихся. Усилена система подчинения нижестоящих исполнительных органов Советов вышестоящим. Теперь, после ликвидации республиканских и областных парткомитетов, "хозяином" области становился председатель облисполкома, лишенный, однако, рычагов имевшихся у секретаря обкома. Облисполком не мог, в отличие от обкома вмешиваться в дела учреждений и предприятий союзного подчинения, а таких было большинство. Ужесточение системы подчинения позволило Жданову установить контроль за регионами - теперь местные начальники, лишенные партийного влияния, для него стали малоопасны.
  7.10.1939 Калинин оставил пост председателя Президиума ВС "в связи с большой загруженностью работой в комиссии по реализации изменений Конституции". На пост председателя Президиума единогласно избран Жданов, с сохранением поста председателя СНК. Калинин стал первым заместителем председателя Президиума, сосредоточив в своих руках представительские функции и "руководство текущей работой Президиума". Реальным заместителем Жданова по "законодательной власти" остался заместитель председателя Президиума Шверник.
   Теперь вся исполнительная и законодательная власть сосредоточилась у одного лица. В качестве "реформы системы народовластия" окончательно введены обязательные альтернативные (не менее двух кандидатов) выборы в Советы всех уровней. Реально на выборах в Советы стали выдвигаться кандидаты от двух существующих в СССР общественных объединений - КПСС и профсоюзов. Выборы это оживило, но свободными они, естественно не стали - как правило, оба выдвинутых кандидата были членами партии, занимали руководящие посты в своих организациях, и через некоторое время сложился устойчивый "кандидатский корпус", в который попадали фактически "по должности". Депутатами становились секретарь соответствующего парткомитета, директора крупнейших предприятий, начальники ведомств, руководители профкомов.
   Складывался стандартный путь в исполнительную власть - секретарь парткома или профкома избирался депутатом в районный Совет, там становился главой исполкома, в последующем партком или профсоюз выдвигал его в областной Совет, далее был уже ВС или СНК Республики. При этом пробивающийся вверх, должен был умудриться, не потерять связь с выдвинувшей его организацией. Карьерный аппаратный рост усложнился.
   Совмещение постов в исполкомах (СНК) и "общественных организациях" запрещено не было, практиковалось совмещение постов в исполнительной власти и КПСС, тогда как приходящие из других организаций, в первую очередь профсоюзов, прежних постов обычно лишались. Это должно было дать сильное преимущество выходцам во власть из партии, и компенсировать успехи профсоюзов на уровне районов и городов.
   Реформы, связываемые с именем Жданова и вылившиеся в "Ждановскую конституцию", повысили легитимность власти и лично Жданова в обществе и за рубежом, дали возможность советской дипломатии козырять демократичными выборами в стране. За рубежом появление новой конституции расценивали как дальнейшую нормализацию и демократизацию СССР, ассоциируя Председателя ВС с президентом, и расценивая КПСС и объединенные профсоюзы как аналог партий. Как иронизировала в эти дни "Вашингтон-пост": "... в России теперь установлено сочетание парламентской республики, позаимствованной у Франции и корпоративные выборы законодателей, взятые у Муссолини. Похоже, следующим шагом будет введение суда присяжных на английский манер". Кроме всего прочего, для внешнего потребителя - коммунистов и общественного мнения зарубежных стран, и реформа партии была представлена работниками Бюро международной информации при ЦК КПСС как углубление интернационализма, причем упор в пропаганде делался на противопоставление нового курса национализму. В первую очередь - национал-социализму, разумеется. Жданов выиграл этот раунд - теперь партия подчинялась только ему.
   Особое место в стране заняли профсоюзы. Формально не подчиняющиеся никому, они, разумеется, контролировались по партийной линии (беспартийных там практически не было), но ВЦСПС его лидеры, среди которых выделились Постышев, Гринько и Антипов, постепенно превращали в закрытую, саморегулирующуюся политическую силу.
   Теперь вышестоящий орган мог снять подчиненного, но просто назначить руководителя "с нуля" стало невозможно. Это сильно повысило престижность депутатского мандата, ведь депутаты стали фактически закрытым "кадровым резервом" для госдолжностей. Была и обратная сторона - попасть в депутаты, миновав карьеру в партии или профсоюзе, стало предельно сложно даже для крупных руководителей (за исключением тех, кого продвигал вышестоящий орган), а для остальных практически невозможно.
   Хотя подтасовок при выборах было достаточно, исход выборов на районном уровне диктовался наличием крупных предприятий. В районах и городах созданных при одном - двух заводах, профсоюзные кандидаты выигрывали без проблем, в сельской местности партия брала свои места. Сложилась система агитации кандидатов, но выбор одного из кандидатов стал во многом случайностью, и для народа выборы стали неким "видом спорта".
   Более интересным процесс стал на уровне области ни в партии, ни в профсоюзах областного деления не было - в профсоюзах отраслевое, в партии после последних реформ - районное и окружное (бюро). И выбор кандидата представлял собой весьма интригующий внутренний процесс.
   Верховный Совет постепенно заменял съезды и пленумы партии, постепенно становясь основной, взамен ЦК КПСС, площадкой для выработки решений. Усиливалась, соответственно, и роль местных Советов.
   Итогом преобразований стало закрепление власти Жданова, но одновременно и повышение роли "узкого руководства", которым осталось политбюро, включающее в себя и руководство СНК, и ВС, и партии. К "широкому руководству" теперь можно было причислить кроме политбюро наркомов и руководства иных ведомств, председателей региональных бюро, заведующих отделами ЦК КПСС, председателей республиканских СНК и ВС, руководство ВЦСПС и - в меньшей степени - глав исполкомов областных (краевых) Советов. Перемещения на высшем уровне были незначительными: Берия, оставаясь секретарем ЦК КПСС, занял пост председателя СНК РСФСР и заместителя председателя СНК СССР, Постышев потерял пост секретаря ЦК, оставшись председателем ВЦСПС и членом политбюро, секретарем ЦК стал Кузнецов А.А. К концу 1939 года изменения во властных структурах СССР практически завершились.
  В США.
   Зондажные переговоры СССР и США начались еще в ноябре 1938 года, с доверительной беседы Рузвельта и советского полпреда в Вашингтоне Трояновского. Первая беседа произошла по инициативе Рузвельта, президент тогда развивал мысль о сотрудничестве между Соединенными Штатами и СССР.
  Советский Союз представлял собой немалый рынок для американских промышленников. Американцам в связи с ростом экономики требовалось большое количество сырья. Но проблема был не в экономике, сближению стран мешала политика. Рузвельт четко понимал - если возникнет ось "Лондон-Берлин-Токио", его страна окажется блокированной английским и японским флотом. И вариантов у Вашингтона останется немного - изоляция, влекущая возвращение к временам Великой депрессии, или младший партнер Британии. К осени 1939 шансы на союз Англии и Японии уменьшились, но выступление США на стороне противников Великобритании идею могли оживить.
  В младшие же партнеры не хотелось. Отношения с гитлеровской Германией у США не сложились с самого начала, и наладить их было нереально. Да и не несло такое сближение ничего полезного для обеих сторон. США стремились к открытию протекционистских рынков. А ни англичанам или французам, ни немцам, ни тем более, японцам американцы были не нужны. В случае победы, пусть даже не окончательной, англо-германского блока, и присоединившейся к ним Японии, для штатов закроются рынки в Европе и Азии, и американская промышленность снова свалится в кризис. Но... победа французского блока означала тоже самое. Новый курс Рузвельта в такой ситуации не сработает. Позиция Москвы по мнению американцев, серьезной роли не играла. В Вашингтоне считали, что победу будет торжествовать либо Британия, либо ослабленная Франция. И второй вариант виделся более предпочтительным.
   "- Стоит ли для вас вопрос о присоединении к англо-германскому блоку? - поинтересовался тогда, в 1938, Трояновский.
   Рузвельт улыбнулся и покачал головой:
  - Не думаю. Мы не стремимся к территориальным приобретениям, но и не согласимся на территориальные изменения, которые не находятся в соответствии со свободно выраженной волей соответствующих народов. И мы наоборот, стремимся к восстановлению суверенных прав и самоуправления тех народов, которые были лишены этого насильственным путем.
   Я - продолжал он, - противник того, чтобы США изолировались в Западном полушарии. Мы не должны изолировать себя от остального мира, потому что будущая безопасность и общее благо страны неразрывно связаны с судьбой Европы и Азии".
   Это было правдой. В 30-е годы Рузвельт был вынужден пойти на уступки преобладающему изоляционистскому настроению в США, которое при любых обстоятельствах хотело уберечь Америку от новой войны. Но ограничение изоляции национальными интересами в Западном полушарии и половиной Тихого океана он не разделял никогда. Целью Великобритании и Германии было держать Америку подальше от Европы и отпугнуть назад в Западное полушарие. Американский Конгресс сделал это возможным, издав закон о нейтралитете. Борьба за внешние рынки определяла заинтересованность монополистических кругов США в политике "экономического национализма", предполагавшей "свободу рук", не связанность международными обязательствами, уклонение от усилий по урегулированию международных конфликтов. Держась в стороне, как полагали в этих кругах, можно было наблюдать за кровавыми драмами на Европейском и Азиатском континентах и извлекать немалые барыши. Рузвельт, однако, понимал, что изоляционизм в современных условиях невозможен. Кто бы ни победил в Европе, если США останется в стороне, они станут лишними. Победитель просто закроет от них Европу. И Азию - ее судьба теперь, в связанном трассами авиалиний, нитками железных дорог и линиями океанских маршрутов мире решалась в Европе же.
  Ограничение национальных интересов Западным полушарием, изоляция себя в крепости "Америка" и предоставление событий в Евразии их собственному течению являлось, с точки зрения президента, опасной иллюзией. Он разделял точку зрения Томаса Джефферсона, Теодора Рузвельта и морского стратега Альфреда Мэхена: равновесие сил на Европейском континенте является жизненным интересом для США.
  Советский Союз в отличие от ведущих держав не располагал возможностями для экономического противоборства на мировой арене. Но он находился в центре событий.
   Победа Гитлера в Европе и Японии на Дальнем Востоке, с учетом территорий контролируемых Великобританией, закроют мир - именно мир, президент отдавал себе в этом отчет, от американских товаров, что означало бы конец устремлениям США. Если США лишатся доступа к океанским трассам, крах неизбежен. Но флот США не может пока осуществлять контроль морей, это возможно лишь в том случае, если исчезнут соперники. И это отнюдь не Германия, Франция или тем более СССР. Путь к владению морем перекрывали в Лондоне и Токио. Их врагов - Францию, Китай, а теперь, пожалуй, и Советский Союз следовало поддерживать...
   Жизнеспособность нового советского правительства за два года стала фактом объективным. Прежний, до предела идиологизированный курс в советско-американских отношениях был в любом случае не пригоден, а вопрос об использовании СССР в качестве потенциального союзника в случае обострения американо-японских противоречий, как и построение отношений на случай войны в Европе, приобретал все более важное практическое значение. Рузвельт всегда был предрасположен к компромиссу. Кроме того, в преддверии президентских выборов 1940 года он стремился удержать левые и прогрессистские силы под своим влиянием, и сближение с Москвой было вполне логичным шагом. Экономический подъем сменялся к концу года спадом, а в случае усугубления экономического положения, Тафт (ожидаемый кандидат от республиканцев) получал шанс на победу. И до выборов резких внешнеполитических шагов делать было нельзя. Кроме действий, которые одобрит большинство американцев, разумеется.
   Первым этапом были беседы с Трояновским. Сейчас, год спустя, отношения между странами стали теплее, но реальных шагов навстречу друг другу, Москва и Вашингтон не делали, выжидали. Второй ступенью стало предложение о сотрудничестве в Китае. Вашингтон был заинтересован в том, чтобы СССР помогал Китаю выстоять под ударами японцев и не пойти на капитуляцию. Поэтому Рузвельт ориентировал гоминдановское руководство и лично Чан Кайши на установление отношений добрососедского сотрудничества с СССР. Он считал, что в немалой мере это будет содействовать Гоминьдану в разрешении коммунистической проблемы политическими средствами. С другой стороны, влияние США в Китае, близкие экономические, политические и личные связи американского истэблишмента с правящими кругами гоминдановского Китая вызывали у советской дипломатии большую обеспокоенность и опасения, что экономически слабый Китай может попасть под полный контроль США. Но сотрудничество шло. С весны 1939 года, США и СССР обменивались информацией по Японии, согласовывали поставки грузов. Не всегда, но это уже было прогрессом.
  18.09.1939 Начались зондажные советско-американские переговоры. Жданов, вполне в духе прежних речей Рузвельта и концепции Лиги Наций, предложил идею некоего "Тихоокеанского пакта", в который вошли бы США, СССР, Франция, Великобритания и Китай. Пакт должен был гарантировать мир в регионе, и - немаловажное для Москвы положение - включить СССР в уже существующую систему соглашений великих держав на Тихом океане.
  Рузвельту, однако, подобный ход был просто не нужен. "Пакт без Японии не имеет смысла, - пояснил президент, - а главной гарантией мира является сильный флот. Наш американский, английский и, может быть советский". В США были уверены, что Япония не выдержит гонку вооружений. Продолжая свою мысль, Ф.Рузвельт заметил: "Вам трудно, вам нужно охранять много морей. Выяснилось, что японцы не хотят ограничиться 14-дюймовыми пушками. Мы будем строить 16-дюймовые, англичане тоже. Посмотрим, как выдержат японцы морское соревнование". Впрочем, начало переговоров было признано интересным. Встречной темой Вашингтона, стал вопрос об условиях, при которых СССР может вступить в войну с японцами. Ответ пришел незамедлительно: Москва готова была воевать только в случае нападения Японии на СССР или союзников СССР. США, однако, союзником пока не являлись. Переговоры закончились громкими заявлениями об улучшении отношений и сотрудничестве в деле мира, но реальной пользы не принесли. Страны остались дружественно-нейтральны.
   Британские политики давно были озабочены несоответствием между обязательствами метрополии и ее возможностями. Глобальным интересам Великобритании к концу 30-х годов угрожала как Франция, с ее сложившимся Средиземноморским блоком, так и набирающие силу Германия, и - США. Впрочем, с Гитлером удалось договориться, и замкнуть немецкий и французский блоки друг на друга, реализовав традиционную систему сдерживания. На Дальнем Востоке экспансия Японии наносила существенный ущерб английским интересам в Китае, а также представляла потенциальную угрозу юго-восточной части Британской империи, включая Индию. Но там как раз союзником в противостоянии Токио выступал Вашингтон...
  Было понятно, что в случае одновременного кризиса в Европе и на Дальнем Востоке, с непосредственным участием Англии, британский флот не сумеет защитить все интересы империи.
  Чемберлен достиг соглашения с Германией. Но опасность для империи назревающего мирового столкновения, он осознавал четко, и Британия наращивала военную мощь. Перевооружение было необходимым противовесом политике "умиротворения и баланса". "Сильная оборона предотвращает войну, тогда как дипломатия устраняет ее причины" - считал британский премьер. Озабоченный в первую очередь сохранением Великобритании как мирового лидера, он видел соперников в первую очередь во Франции и США. Нет, локальная европейская франко-германская война Лондон в принципе устраивала, ведь она ослабляла обе стороны. Опасения внушало соотношение сил - германский блок представлялся более слабым, чем французский, а ведь к Парижу вновь, как и перед первой мировой, тяготела Россия. В связи с этим, Чемберлен не исключал (хотя и не желал такого варианта) вступления Англии в возможный конфликт на стороне Рейха. Тем более возможным в Лондоне считали ограниченное участие - действия флота, авиации, выступление только против СССР или Югославии. Вот возобновления американского вмешательства в европейские дела "в духе Вильсона" и перспективы зависимости от США, Чемберлен опасался. Он не желал вступления Соединенных Штатов в европейские конфликты, даже на своей стороне, опасаясь цены, которую Вашингтон может запросить на мирной конференции. И резко неприязненные отношения Берлина и Вашингтона англичанами поддерживались и одобрялись.
   На Дальнем Востоке англо-американские разногласия означали фундаментальные различия между позициями обеих держав в Азии. Действия Японии в Китае угрожали нарушить баланс сил в Юго-Восточной Азии, а также поставки сырья, необходимые для Великобритании и США, поэтому правительства обеих стран были в равной мере заинтересованы в сдерживании Японии. Проблема состояла в том, что, хотя обе страны были согласны относительно общих принципов дальневосточной политики, их специфические интересы не были одинаковыми. Великобритания располагала владениями, а США - властью, и, учитывая второстепенное стратегическое значение Азии, США не имели намерения защищать чисто британские интересы, особенно если британцы сами ничего не предпринимали. Такое различие интересов было потенциально опасным для Великобритании, и могло оказаться роковым, в случае отказа США от активной поддержки. Великобритания не получила твердой гарантии американской помощи или уверенности в том, что США будут защищать сугубо британские интересы, например в Сингапуре.
  Мало совместимыми были экономические интересы двух стран и их долгосрочные устремления как великих держав. Еще с конца XIX в. США и Германия, были главными торговыми соперниками Великобритании, при этом размеры и ресурсы Соединенных Штатов делали почти неизбежной их доминирующую роль в мировой торговле. На более глубинном уровне имело место столкновение двух экономических философий. В ходе 30-х годов британцы продвигались к двусторонней контролируемой торговле в значительной мере внутри руководимого Великобританией блока, тогда как администрация Рузвельта проявила себя как поборник экономической либерализации и многосторонней мировой экономики. Эта перемена традиционных ролей отражала изменившиеся торговые обстоятельства двух держав. Великобритания отныне чувствовала потребность защитить свою приходящую в упадок экономику, в то время как Соединенные Штаты были достаточно сильны, чтобы извлечь выгоду из принципа равных экономических возможностей.
  Точно так же, как американцы протестовали в викторианскую эпоху против империализма свободной британской торговли, так и англичане в конце 30-х годов говорили о том, что Британская империя становится "жизненным пространством американской плутодемократии". В чем смыкались с громящим с трибун заокеанских плутократов Гитлером, одновременно отдаляясь от Вашингтона. Британские имперские преференции, были постоянным источником трений в англоамериканских отношениях. Предметом споров обоих правительств, была вовсе не структура мировой экономики, а соответствующее место каждой из держав внутри нее.
  Большинство британских лидеров рассматривали США как отпрыска английской культуры, как нечто среднее между доминионом и собственно иностранной державой. Поэтому в глубине души британцы склонялись к мысли, что США "не должны" выступить против Великобритании. Большая часть американцев фонд общих ценностей видела лишь в демократической традиции. США рассматривались как подлинное прибежище либеральной демократии, и хотя первенство в этой области исторически принадлежало Великобритании, оно всегда было здесь омрачено классовой борьбой и имперскими настроениями. Позиция американских политиков всегда была двойственной - в культурном отношении они были англофилами, а в политическом - англофобами, поскольку, глубоко сознавая общность традиций, сохраняли критическое отношение к британскому империализму и постоянное опасение, что британская дипломатия однажды снова вовлечет их в европейские проблемы.
  Как с обезоруживающей искренностью заявил первый лорд Адмиралтейства еще в 1934 г. - "мы уже обладаем большей частью мира или его лучшими частями и мы только хотим сохранить то, что имеем, и не позволить другим отнять это у нас". Здесь была заложена основа англо-американского соперничества.
  Рузвельт готовился к возможности войны, но не имел ни малейшего желания втягивать свою страну в боевые действия, не определившись с союзниками, и главное - результатом войны и ценой победы.
  Чемберлен не желал неограниченной американской экспансии и не намеревался уступать Рузвельту лидерства в англо-американском союзе.
  Пакт Хирота-Лаваля, и договор нейтралитета между СССР и Японией представлялся продолжением политики умиротворения, но не Германии, а Японии. Эти соглашения давали СССР и Франции выигрыш времени, свободу рук в других направлениях, а Франции еще и некие гарантии стабильности в Индокитае, поскольку в случае видевшегося возможным конфликта с Британией коммуникации в Индокитай Париж удержать не надеялся. Уход СССР и Франции из Китая вынуждал Лондон или сделать то же самое, отказавшись от Китая и прекратив помощь Чан Кайши - и в таком случае китайцы (по общему для всех лиц, принимающих решения в то время мнению, хотя не стопроцентно точному) окончательно проигрывали войну, а кроме того, Британия окончательно расходилась с США. Лондон выбрал другой вариант - там двигались к охлаждению отношений с японцами. Такая ситуация втягивала в конфликт США. Последним пришлось усилить военную помощь режиму Чан Кайши, в Китай начали прибывать американские военные миссии, появились советники и инструктора из США. Итогом долгих и трудных многосторонних переговоров, в США стала неявная, но достаточно последовательно проводимая в жизнь позиция "разумного выжидания". Политика США теперь была направлена на оттягивание войны в Европе, что соответствовало и реальным интересам Соединенных Штатов, и нравилось избирателям. И одновременно - усиление нажима на Японию и активизация на Дальнем Востоке. Причем, если в Европе Вашингтон стремился дистанцироваться от всех сложившихся блоков, то на востоке шло сближение с Британией.
   Зондажные переговоры СССР и США начались еще в ноябре 1938 года, с доверительной беседы Рузвельта и советского полпреда в Вашингтоне Трояновского. Первая беседа произошла по инициативе Рузвельта, президент тогда развивал мысль о сотрудничестве между Соединенными Штатами и СССР.
  Советский Союз представлял собой немалый рынок для американских промышленников. Американцам в связи с ростом экономики требовалось большое количество сырья. Но проблема был не в экономике, сближению стран мешала политика. Рузвельт четко понимал - если возникнет ось "Лондон-Берлин-Токио", его страна окажется блокированной английским и японским флотом. И вариантов у Вашингтона останется немного - изоляция, влекущая возвращение к временам Великой депрессии, или младший партнер Британии. К осени 1939 шансы на союз Англии и Японии уменьшились, но выступление США на стороне противников Великобритании идею могли оживить.
  В младшие же партнеры не хотелось. Отношения с гитлеровской Германией у США не сложились с самого начала, и наладить их было нереально. Да и не несло такое сближение ничего полезного для обеих сторон. США стремились к открытию протекционистских рынков. А ни англичанам или французам, ни немцам, ни тем более, японцам американцы были не нужны. В случае победы, пусть даже не окончательной, англо-германского блока, и присоединившейся к ним Японии, для штатов закроются рынки в Европе и Азии, и американская промышленность снова свалится в кризис. Но... победа французского блока означала тоже самое. Новый курс Рузвельта в такой ситуации не сработает. Позиция Москвы по мнению американцев, серьезной роли не играла. В Вашингтоне считали, что победу будет торжествовать либо Британия, либо ослабленная Франция. И второй вариант виделся более предпочтительным.
   "- Стоит ли для вас вопрос о присоединении к англо-германскому блоку? - поинтересовался тогда, в 1938, Трояновский.
   Рузвельт улыбнулся и покачал головой:
  - Не думаю. Мы не стремимся к территориальным приобретениям, но и не согласимся на территориальные изменения, которые не находятся в соответствии со свободно выраженной волей соответствующих народов. И мы наоборот, стремимся к восстановлению суверенных прав и самоуправления тех народов, которые были лишены этого насильственным путем.
   Я - продолжал он, - противник того, чтобы США изолировались в Западном полушарии. Мы не должны изолировать себя от остального мира, потому что будущая безопасность и общее благо страны неразрывно связаны с судьбой Европы и Азии".
   Это было правдой. В 30-е годы Рузвельт был вынужден пойти на уступки преобладающему изоляционистскому настроению в США, которое при любых обстоятельствах хотело уберечь Америку от новой войны. Но ограничение изоляции национальными интересами в Западном полушарии и половиной Тихого океана он не разделял никогда. Целью Великобритании и Германии было держать Америку подальше от Европы и отпугнуть назад в Западное полушарие. Американский Конгресс сделал это возможным, издав закон о нейтралитете. Борьба за внешние рынки определяла заинтересованность монополистических кругов США в политике "экономического национализма", предполагавшей "свободу рук", не связанность международными обязательствами, уклонение от усилий по урегулированию международных конфликтов. Держась в стороне, как полагали в этих кругах, можно было наблюдать за кровавыми драмами на Европейском и Азиатском континентах и извлекать немалые барыши. Рузвельт, однако, понимал, что изоляционизм в современных условиях невозможен. Кто бы ни победил в Европе, если США останется в стороне, они станут лишними. Победитель просто закроет от них Европу. И Азию - ее судьба теперь, в связанном трассами авиалиний, нитками железных дорог и линиями океанских маршрутов мире решалась в Европе же.
  Ограничение национальных интересов Западным полушарием, изоляция себя в крепости "Америка" и предоставление событий в Евразии их собственному течению являлось, с точки зрения президента, опасной иллюзией. Он разделял точку зрения Томаса Джефферсона, Теодора Рузвельта и морского стратега Альфреда Мэхена: равновесие сил на Европейском континенте является жизненным интересом для США.
  Советский Союз в отличие от ведущих держав не располагал возможностями для экономического противоборства на мировой арене. Но он находился в центре событий.
   Победа Гитлера в Европе и Японии на Дальнем Востоке, с учетом территорий контролируемых Великобританией, закроют мир - именно мир, президент отдавал себе в этом отчет, от американских товаров, что означало бы конец устремлениям США. Если США лишатся доступа к океанским трассам, крах неизбежен. Но флот США не может пока осуществлять контроль морей, это возможно лишь в том случае, если исчезнут соперники. И это отнюдь не Германия, Франция или тем более СССР. Путь к владению морем перекрывали в Лондоне и Токио. Их врагов - Францию, Китай, а теперь, пожалуй, и Советский Союз следовало поддерживать...
   Жизнеспособность нового советского правительства за два года стала фактом объективным. Прежний, до предела идиологизированный курс в советско-американских отношениях был в любом случае не пригоден, а вопрос об использовании СССР в качестве потенциального союзника в случае обострения американо-японских противоречий, как и построение отношений на случай войны в Европе, приобретал все более важное практическое значение. Рузвельт всегда был предрасположен к компромиссу. Кроме того, в преддверии президентских выборов 1940 года он стремился удержать левые и прогрессистские силы под своим влиянием, и сближение с Москвой было вполне логичным шагом. Экономический подъем сменялся к концу года спадом, а в случае усугубления экономического положения, Тафт (ожидаемый кандидат от республиканцев) получал шанс на победу. И до выборов резких внешнеполитических шагов делать было нельзя. Кроме действий, которые одобрит большинство американцев, разумеется.
   Первым этапом были беседы с Трояновским. Сейчас, год спустя, отношения между странами стали теплее, но реальных шагов навстречу друг другу, Москва и Вашингтон не делали, выжидали. Второй ступенью стало предложение о сотрудничестве в Китае. Вашингтон был заинтересован в том, чтобы СССР помогал Китаю выстоять под ударами японцев и не пойти на капитуляцию. Поэтому Рузвельт ориентировал гоминдановское руководство и лично Чан Кайши на установление отношений добрососедского сотрудничества с СССР. Он считал, что в немалой мере это будет содействовать Гоминьдану в разрешении коммунистической проблемы политическими средствами. С другой стороны, влияние США в Китае, близкие экономические, политические и личные связи американского истэблишмента с правящими кругами гоминдановского Китая вызывали у советской дипломатии большую обеспокоенность и опасения, что экономически слабый Китай может попасть под полный контроль США. Но сотрудничество шло. С весны 1939 года, США и СССР обменивались информацией по Японии, согласовывали поставки грузов. Не всегда, но это уже было прогрессом.
  18.09.1939 Начались зондажные советско-американские переговоры. Жданов, вполне в духе прежних речей Рузвельта и концепции Лиги Наций, предложил идею некоего "Тихоокеанского пакта", в который вошли бы США, СССР, Франция, Великобритания и Китай. Пакт должен был гарантировать мир в регионе, и - немаловажное для Москвы положение - включить СССР в уже существующую систему соглашений великих держав на Тихом океане.
  Рузвельту, однако, подобный ход был просто не нужен. "Пакт без Японии не имеет смысла, - пояснил президент, - а главной гарантией мира является сильный флот. Наш американский, английский и, может быть советский". В США были уверены, что Япония не выдержит гонку вооружений. Продолжая свою мысль, Ф.Рузвельт заметил: "Вам трудно, вам нужно охранять много морей. Выяснилось, что японцы не хотят ограничиться 14-дюймовыми пушками. Мы будем строить 16-дюймовые, англичане тоже. Посмотрим, как выдержат японцы морское соревнование". Впрочем, начало переговоров было признано интересным. Встречной темой Вашингтона, стал вопрос об условиях, при которых СССР может вступить в войну с японцами. Ответ пришел незамедлительно: Москва готова была воевать только в случае нападения Японии на СССР или союзников СССР. США, однако, союзником пока не являлись. Переговоры закончились громкими заявлениями об улучшении отношений и сотрудничестве в деле мира, но реальной пользы не принесли. Страны остались дружественно-нейтральны.
   Британские политики давно были озабочены несоответствием между обязательствами метрополии и ее возможностями. Глобальным интересам Великобритании к концу 30-х годов угрожала как Франция, с ее сложившимся Средиземноморским блоком, так и набирающие силу Германия, и - США. Впрочем, с Гитлером удалось договориться, и замкнуть немецкий и французский блоки друг на друга, реализовав традиционную систему сдерживания. На Дальнем Востоке экспансия Японии наносила существенный ущерб английским интересам в Китае, а также представляла потенциальную угрозу юго-восточной части Британской империи, включая Индию. Но там как раз союзником в противостоянии Токио выступал Вашингтон...
  Было понятно, что в случае одновременного кризиса в Европе и на Дальнем Востоке, с непосредственным участием Англии, британский флот не сумеет защитить все интересы империи.
  Чемберлен достиг соглашения с Германией. Но опасность для империи назревающего мирового столкновения, он осознавал четко, и Британия наращивала военную мощь. Перевооружение было необходимым противовесом политике "умиротворения и баланса". "Сильная оборона предотвращает войну, тогда как дипломатия устраняет ее причины" - считал британский премьер. Озабоченный в первую очередь сохранением Великобритании как мирового лидера, он видел соперников в первую очередь во Франции и США. Нет, локальная европейская франко-германская война Лондон в принципе устраивала, ведь она ослабляла обе стороны. Опасения внушало соотношение сил - германский блок представлялся более слабым, чем французский, а ведь к Парижу вновь, как и перед первой мировой, тяготела Россия. В связи с этим, Чемберлен не исключал (хотя и не желал такого варианта) вступления Англии в возможный конфликт на стороне Рейха. Тем более возможным в Лондоне считали ограниченное участие - действия флота, авиации, выступление только против СССР или Югославии. Вот возобновления американского вмешательства в европейские дела "в духе Вильсона" и перспективы зависимости от США, Чемберлен опасался. Он не желал вступления Соединенных Штатов в европейские конфликты, даже на своей стороне, опасаясь цены, которую Вашингтон может запросить на мирной конференции. И резко неприязненные отношения Берлина и Вашингтона англичанами поддерживались и одобрялись.
   На Дальнем Востоке англо-американские разногласия означали фундаментальные различия между позициями обеих держав в Азии. Действия Японии в Китае угрожали нарушить баланс сил в Юго-Восточной Азии, а также поставки сырья, необходимые для Великобритании и США, поэтому правительства обеих стран были в равной мере заинтересованы в сдерживании Японии. Проблема состояла в том, что, хотя обе страны были согласны относительно общих принципов дальневосточной политики, их специфические интересы не были одинаковыми. Великобритания располагала владениями, а США - властью, и, учитывая второстепенное стратегическое значение Азии, США не имели намерения защищать чисто британские интересы, особенно если британцы сами ничего не предпринимали. Такое различие интересов было потенциально опасным для Великобритании, и могло оказаться роковым, в случае отказа США от активной поддержки. Великобритания не получила твердой гарантии американской помощи или уверенности в том, что США будут защищать сугубо британские интересы, например в Сингапуре.
  Мало совместимыми были экономические интересы двух стран и их долгосрочные устремления как великих держав. Еще с конца XIX в. США и Германия, были главными торговыми соперниками Великобритании, при этом размеры и ресурсы Соединенных Штатов делали почти неизбежной их доминирующую роль в мировой торговле. На более глубинном уровне имело место столкновение двух экономических философий. В ходе 30-х годов британцы продвигались к двусторонней контролируемой торговле в значительной мере внутри руководимого Великобританией блока, тогда как администрация Рузвельта проявила себя как поборник экономической либерализации и многосторонней мировой экономики. Эта перемена традиционных ролей отражала изменившиеся торговые обстоятельства двух держав. Великобритания отныне чувствовала потребность защитить свою приходящую в упадок экономику, в то время как Соединенные Штаты были достаточно сильны, чтобы извлечь выгоду из принципа равных экономических возможностей.
  Точно так же, как американцы протестовали в викторианскую эпоху против империализма свободной британской торговли, так и англичане в конце 30-х годов говорили о том, что Британская империя становится "жизненным пространством американской плутодемократии". В чем смыкались с громящим с трибун заокеанских плутократов Гитлером, одновременно отдаляясь от Вашингтона. Британские имперские преференции, были постоянным источником трений в англоамериканских отношениях. Предметом споров обоих правительств, была вовсе не структура мировой экономики, а соответствующее место каждой из держав внутри нее.
  Большинство британских лидеров рассматривали США как отпрыска английской культуры, как нечто среднее между доминионом и собственно иностранной державой. Поэтому в глубине души британцы склонялись к мысли, что США "не должны" выступить против Великобритании. Большая часть американцев фонд общих ценностей видела лишь в демократической традиции. США рассматривались как подлинное прибежище либеральной демократии, и хотя первенство в этой области исторически принадлежало Великобритании, оно всегда было здесь омрачено классовой борьбой и имперскими настроениями. Позиция американских политиков всегда была двойственной - в культурном отношении они были англофилами, а в политическом - англофобами, поскольку, глубоко сознавая общность традиций, сохраняли критическое отношение к британскому империализму и постоянное опасение, что британская дипломатия однажды снова вовлечет их в европейские проблемы.
  Как с обезоруживающей искренностью заявил первый лорд Адмиралтейства еще в 1934 г. - "мы уже обладаем большей частью мира или его лучшими частями и мы только хотим сохранить то, что имеем, и не позволить другим отнять это у нас". Здесь была заложена основа англо-американского соперничества.
  Рузвельт готовился к возможности войны, но не имел ни малейшего желания втягивать свою страну в боевые действия, не определившись с союзниками, и главное - результатом войны и ценой победы.
  Чемберлен не желал неограниченной американской экспансии и не намеревался уступать Рузвельту лидерства в англо-американском союзе.
  Пакт Хирота-Лаваля, и договор нейтралитета между СССР и Японией представлялся продолжением политики умиротворения, но не Германии, а Японии. Эти соглашения давали СССР и Франции выигрыш времени, свободу рук в других направлениях, а Франции еще и некие гарантии стабильности в Индокитае, поскольку в случае видевшегося возможным конфликта с Британией коммуникации в Индокитай Париж удержать не надеялся. Уход СССР и Франции из Китая вынуждал Лондон или сделать то же самое, отказавшись от Китая и прекратив помощь Чан Кайши - и в таком случае китайцы (по общему для всех лиц, принимающих решения в то время мнению, хотя не стопроцентно точному) окончательно проигрывали войну, а кроме того, Британия окончательно расходилась с США. Лондон выбрал другой вариант - там двигались к охлаждению отношений с японцами. Такая ситуация втягивала в конфликт США. Последним пришлось усилить военную помощь режиму Чан Кайши, в Китай начали прибывать американские военные миссии, появились советники и инструктора из США. Итогом долгих и трудных многосторонних переговоров, в США стала неявная, но достаточно последовательно проводимая в жизнь позиция "разумного выжидания". Политика США теперь была направлена на оттягивание войны в Европе, что соответствовало и реальным интересам Соединенных Штатов, и нравилось избирателям. И одновременно - усиление нажима на Японию и активизация на Дальнем Востоке. Причем, если в Европе Вашингтон стремился дистанцироваться от всех сложившихся блоков, то на востоке шло сближение с Британией.
  
  Во Франции.
   После прихода к власти Петэн во внутренней политике провозгласил лозунг: "Порядок, закон, справедливость", во внешней - величие Франции. Правительству правых удалось многое: были подавлены волнения в колониях, остановлена девальвация франка, забастовки стали редкостью. Ставший по новой конституции IV Республики президентом, Петэн для вытягивания экономики из кризиса середины 30-х, пошел по стандартному, в общем-то, пути - он форсировал перевооружение армии, что повлекло увеличение государственного оборонного заказа. Вместе с жесткими ограничениями в социальной сфере (в частности, еще в 1937 был отменен контроль над ценами и кредитом, сокращена оплата сверхурочных часов, отменена неделя с двумя выходными днями),
  подъем экономики такая политика принесла. Государство, как и в соседних Германии и Италии, или далеких США и СССР, вмешалось в экономику, начав планирование и расширение государственного сектора. На первом этапе влияние касалось приоритетных областей: транспорта, тяжелой промышленности, сельского хозяйства. К 1939 благодаря растущей потребности в рабочей силе удалось остановить рост безработицы. Когда Петэн пришел к власти, Франция переживала глубокий социально-экономический кризис. К тому времени уже семь лет экономика страны находилась в состоянии хронического застоя. Не успев оправиться от кризиса 1929-33 годов, она вступила в полосу нового спада. В 1938 году уровень промышленного производства удалось удержать от падения, производство стали даже выросло на несколько процентов. К осени 1939 г. положение почти не изменилось, но тенденции падения стали заметны. Промышленная продукция Франции составляла лишь 50 % германской, и надежд на рост не просматривалось. Золотой запас Франции был восстановлен, однако сохранялась немалая задолженность США и Англии.
   С начала 30-х годов большие трудности испытывало сельское хозяйство. Мелкие хозяйства разорялись, а производительность труда и урожайность во Франции были значительно ниже, чем в Англии, Германии, Бельгии и Голландии. Несмотря на имеющиеся площади, сельское хозяйство Франции не могло покрыть все продовольственные потребности страны. Специфические условия экономического развития Франции превратили сельское хозяйство в "особый" сектор, по своей производительности отстававший от других стран. Начиная с 1938 года Петэн предпринял немалые усилия для развития производства и повышения производительности труда: сектор сельскохозяйственного машиностроения и сектор производства удобрений вошли в число приоритетных секторов по первому, еще трехлетнему плану модернизации. Сдвиги были незначительными, но поддержку села маршалу такой курс обеспечил - поддержки там не видели уже давно.
   Однако торговля Франции оставалась в рамках прежней колониальной империи. В 1939 г. доля экспорта составляла 11% ВВП, из них на колонии приходилась четверть французского импорта и около трети экспорта.
   Преобладающая поддержка тяжелой и оборонной промышленности вкупе с модернизацией армии, для экономики бесследно, разумеется, не прошли. Во Франции назревал экономический кризис, вызванный сокращением государственных доходов и усугубляемый частичной мобилизацией 1938 года и отвлечением в армию трудовых ресурсов. Да, последнее формально снизило безработицу, но содержать армию и накачивать ВПК становилось слишком затратно, поскольку доходы государства росли гораздо медленнее расходов. Активная внешняя политика позволила французам выйти на рынки СССР, Испании и Италии с ее колониями, а также вернуться на Балканы. Но экспорт рос медленно, а выгоды от модернизации распределялись слишком неравномерно. Германия выталкивала французский бизнес из Восточной Европы, и в конкуренции с немецкой промышленностью галлы проигрывали. Как в соотношении цена/качество, так и по политическим мотивам, решительный напор Гитлера вкупе с успехами Берлина в Австрии, Судетах и Польше толкал Восточную Европу к Рейху. А поддержка Британии не позволяла остановить немецкое продвижение мирными средствами. Торговля Франции оставалась в рамках прежней колониальной империи. В 1939 г. доля экспорта составляла 11% ВВП, из них на колонии приходилась четверть французского импорта и более трети экспорта.
   Столкновение Франции и Германии в Европе теперь, когда Париж настраивался на активную внешнюю политику, становилось неизбежным. К этому добавлялась и необходимость защиты своих рынков сбыта от Англии. Пропаганда правительства, поддержанная по различным причинам и частью оппозиции, тоже ничего нового не изобрела. Если в Рейхе главными виновниками тяжелого положения немцев в 20-30-х годах объявили французов и евреев, то Петэн в качестве единственной преграды на пути процветания Франции назвал традиционного врага - Германию, "поддерживаемую Лондоном, проводящим политику дискриминации Франции". Внутренних врагов в Париже назначать не стали - Патриотический фронт вел курс на единство нации направленное вовне страны. Мысль о войне с оправившейся от проигрыша в первой мировой и требующей реванша Германией подавалась в прессе и выступлениях руководства как ответ на "агрессивные захваты Гитлера" и вытеснение французов с традиционных рынков, как неизбежное последствие действий "забывших урок 1919 года бошей". И пропаганда находила отклик, как и в других странах, людям проще было поверить в происки врага, чем во внутренние причины кризиса. Серьезная война могла быть лишь результатом согласия самых разных групп общества, уверенностью, что не воевать нельзя, все пути к миру зашли в тупик. И именно такую позицию занимало правительство. Рассчитывая, безусловно, и на то, что война вытянет кренящуюся экономику и лишит Францию конкурентов на внешнем рынке. Впрочем, понятны были и преимущества военного плана. В Париже ясно видели, как с каждым днем растет военная и политическая мощь III Рейха, и полагали, что время работает не на Францию. "Нет никакой заслуги в том, чтобы оттянуть войну на год, если через год война будет гораздо тяжелее и ее труднее будет выиграть" - заявил председатель Сената Жанненэ. Позицию бывшего ближнего сотрудника Клемансо правое правительство разделяло.
   Однако в пришедших к власти в январе 1937 кругах Франции, единство было достаточно условным. Среди правых имелось влиятельное течение, выступавшее за соглашение с гитлеровской Германией. Кризис начала 30-х подорвал роль Франции как банкира Европы, тяжело ударил по всем слоям общества, особенно средним. И если группа, возглавляемая Петэном, ограничивалась требованием создания авторитарного режима, то радикальная часть правых выдвигала корпоративные идеи фашизма. Фашисты как таковые во Франции не были очень многочисленны и активно действовали в более массовых праворадикальных организациях, вошедших в коалицию Патриотического фронта. Но теперь они стали лишними. Основой этого направления стал в высшем парижском обществе кружок "Большой щит", выступавший за сближение с Рейхом и объединивший радикально правых членов Патриотического фронта.
   Летом 1938 года, в Париже по обвинению в заговоре против Республики и шпионаже в пользу Германии арестованы формальные лидеры кружка"Большой щит" герцог де Брогли, граф Жан де ля Рошфуко, принц де Полиньяк, герцог де Клермон-Тоннер, принц д'Аранберг и владелец газеты "Пти паризьен" Этьен Бюно. Арестованных судили в октябре 1939, и приговорили к тюремному заключению. В ходе шумной кампании связанной с заговором, был без шума уволен ряд служащих, как поддерживающих более правое, чем сторонники Петэна направление, так и замешанных во взяточничестве, лоббизме и иных служебных злоупотреблениях. Последнее правительством озвучивалось особо и громогласно, чистка государственного аппарата давно назрела - коррумпированность и неэффективность французских чиновников давно признавалась традиционной, да и освободить теплые места для своих сторонников отнюдь не мешало.
   Президент, получив свой, вполне традиционный "процесс врагов народа", в чем-то аналогичный процессам 1934 года в Германии и 1937 - в СССР, кроме устранения своих противников внутри правящей коалиции, еще и укрепил свой авторитет. Все же во Франции народ благосклонно относился к левым, особенно, умеренно-левым идеям, да и позиции проигравших социалистов оставались сильными. А не поддержать удар правительства по крайне-правым, левое крыло не могло. В первую очередь, с такой поддержкой громогласно выступила французская компартия, стремительно смягчающая чересчур радикальные требования и осваивающаяся в роли центра всей левой оппозиции, перетягивая к себе сторонников других левых партий. Партия власти относилась к меняющимся коммунистам благосклонно, там считали, что идет процесс сходный с советским, и растворение коммунистов в достаточно левой политической культуре Франции сделает их безопасными.
   Обвинения в реакционности после процесса "Большого щита" Петэн мог опровергать вполне обоснованно, позиционируя себя как надпартийного, общенационального лидера. Именно такая позиция устраивала старого маршала больше всего. Не слишком разбирающийся в политических интригах, слишком значительный, чтобы мириться с второстепенной ролью, слишком самолюбивый, чтобы выслуживаться, он стремился к власти, сочетая в себе искреннюю уверенность в предначертанном судьбой величии Франции, чувство собственного превосходства и высокомерное презрение к другим. Сейчас, уже на склоне лет, события предоставили его талантам и его честолюбию возможность развернуться во всю ширь. И упускать этот случай он не собирался. Надо отметить, что госструктуры при Петэне работали достаточно стабильно, поскольку программа Патриотического фронта, которой руководствовалось правительство, была не только политической идеологией, но и методом действия, основанной на ясных принципах: величие Франции, центральная роль государства, преимущество интересов нации над идеологиями, необходимость того, чтобы глава государства стоял "над партиями". И широкого противодействия программа не вызывала.
   Еще в сентябре 1936 г. французское правительство приняло четырехлетнюю программу перевооружения. Она предусматривала развертывание массового производства танков, современной артиллерии, противотанковых и зенитных средств. В 1937 году правое правительство программу расширило. На перевооружение французской армии с 1 января 1937 г. по 1 сентября 1939 г. было израсходовано 50 млрд. франков. В марте 1937 г. был создан специальный комитет, которому поручалось обеспечение "развертывания военного производства". В соответствии с законом "Об организации в военное время", принятым в апреле того же года, создается "Совет по делам войны", в который вошли начальники штабов трех видов вооруженных сил. Но правые пошли дальше. Если в социальной сфере и политике, военные, составившие костяк команды Петэна разбирались слабо, более того - не склонны были этими вопросами заниматься, то опыт мобилизации промышленности в первую мировую Франция получила серьезный, и помнили его прекрасно. Да и Великая депрессия даром не прошла. Идеология "дирижизма", управленчества, стала популярной во всей Европе и США. Мысль о том, что государство должно управлять экономикой давно перестала быть неприемлемой.
  
   Во внешней политике Петэн к концу 1939 года стремился к укреплению Средиземноморского блока Франции, Италии, Югославии, Испании и вошедшей в блок Чехословакии. Проблем у блока хватало, Итальянцы считали себя равноправными партнерами со своей позицией, Франко предпочитал не вмешивать отходящую после гражданской войны Испанию в сколь-нибудь серьезные конфликты, Чехословакия, окруженная со всех сторон немецким блоком не могла оказать существенной помощи, а в Югославии продолжались межнациональные распри, сглаженные политикой нового правительства но не разрешенные окончательно. Против кажущейся монолитной прогерманской коалиции, состоящей из выросшего за последние годы III Рейха, Румынии, Венгрии, примыкающей к союзу Болгарии и остатков Польши, ныне называемых Протекторат Мазовия, такой блок выглядел достаточно скромно. Поэтому особую роль стали играть отношения с СССР.
   В сентябре 1939, выступая в парламенте, Петэн заявил, что "необходимость во франко-русском союзе становится очевидной при каждом новом повороте истории. Сейчас договор с Россией, должен составить первый этап создания системы международной безопасности". Президент Франции не собирался сходить с позиций единства нации и величия государства, и стремления к доминированию в Европе, а для этого ему требовался союз с Россией.
   В середине 30-х годов Франция уже была европейским гегемоном, ограничив Германию союзами с малыми державами, СССР и Италией. И возврат утраченных позиций на новой, более прочной основе, представлялся в нынешней ситуации первоочередным. В этой "континентальной системе" места для "островных соседей" не оставалось. Если раньше пока Франция создавала системы союзов, Англия держалась на окраине, то с 1936 года, по мнению британцев, упадок Франции, или "французский беспорядок", нарушал европейское равновесие. Для Англии более удобным был курс на переговоры с Германией, который привел к противостоянию с Парижем. И хотя сейчас островное королевство выступало организатором баланса сил, разрыв с Францией увеличивался. Великобритания вынуждена была приступить к реализации непривычной двусторонней дипломатии в отношении Германии. Причиной охлаждения отношений Франции и Англии послужило убеждение, что Франция не сможет воевать с Германией без поддержки Англии, а позже, после прихода к власти Петэна - слишком активное стремление Парижа к доминированию. Чемберлен считал, что "невыносимая грубость и нахальство в поведении Петэна дополняются его активной англофобией". Установление во Франции достаточно жесткой и сугубо прагматичной диктатуры, стремление сговориться с Москвой и сепаратные действия на Балканах дружелюбия не добавляли. В Париже выдвигали идею "единой Европы от Атлантического океана, до Тихого". В отличие от гитлеровского проекта Рейха и вассальных государств, французский проект мыслился как "Континент отечеств", в котором каждая страна сохраняла бы свою политическую самостоятельность и национальную самобытность, при расширенном экономическом и военном сотрудничестве. При ведущей роли Франции, конечно. В прессе муссировались лозунги семилетней давности, когда Поль-Бонкур предполагал создание при Лиге Наций профессиональной армии, передав в ее распоряжение все танки и всю авиацию европейских стран, и возложить на эту армию обеспечение коллективной безопасности в Европе. Теперь создание таких общеевропейских сил поддержания порядка предлагалось в рамках союза Франции, Италии и СССР, при нейтралитете остальных стран Европы... а может и Азии - договор "Хирота-Лаваля" с Японией позволял смотреть на Дальний Восток как на возможного партнера.
   Планы, разумеется, были фантастическими. Но тенденцию подчеркивали. И тенденции этой противостояли Германия и Англия, которым подобные, исключающие их из расклада, предложения понравиться не могли.
   Утрату же прежнего господствующего положения, окружение Петэна связывало с недостатками политического режима III Республики - частой смене кабинетов, слабостью государственной власти и постоянными политическими разногласиями.
   К 1939 году ранее превалировавший принцип пассивности национальной обороны
  сменился жестким и неуступчивым подходом, предполагавшим наступательные действия. Однако реформа армии под эту доктрину завершена не была.
   "С политической точки зрения, я полагаю, что заявления о нашем намерении не выводить свои армии за пределы границ поощряют Германию к действиям против слабых и изолированных стран. Мы помним примеры этого: Саар, Рейнские государства, Австрия, Чехословакия, Польша... Мне кажется, что тем самым мы отдаляем Россию от союза с нами..." - заявил еще в мае 1939 года Де Голль, ставший во Франции одним из ведущих военных теоретиков. Продвинувшись в силу близости к руководству Патриотического фронта во время борьбы за власть, теперь он фактически стал лидером группы французских военных, сторонников активных военных действий. Рассматривая политическую ситуацию, определяющую французскую стратегию, Де Голль указывал, что последняя не может ограничиваться лишь задачами обороны территории, поскольку поле деятельности французской политики простирается за пределы границ. "Хотим мы этого или нет, но мы являемся частью уже установившейся определенной системы, все элементы которой тесно связаны... Все, что происходит с Центральной и Восточной Европой, с Бельгией, Россией, касается нас самым непосредственным образом... Сколько крови и слез стоила нам ошибка Второй империи, допустившей разгром Австрии при Садовой и не двинувшей свою армию на Рейн!.. Следовательно, мы должны быть готовы действовать за пределами нашей страны в любой момент и при любых обстоятельствах. Можно ли практически этого добиться, если для того, чтобы хоть что-то предпринять, мы вынуждены, прежде всего, мобилизовать свои резервы?"
   Противодействие таким взглядам, имеющее место среди сторонников методов первой мировой войны имелось, но задачи, поставленные высшим руководством, требовали от самих лидеров перехода к более энергичной стратегии. Сам же Петэн высказывал мнение, что танки и авиация не меняют характера войны, и что основным условием безопасности Франции является создание сплошного фронта, усиленного фортификационными сооружениями. Но Вейган и Петэн медленно склонялись к поддержке новых веяний. Командование не могло не признать убедительность доводов "молодых генералов", как прозвала острая на язык парижская пресса сторонников Де Голля, по аналогии с младотурками. Военное министерство было слишком хорошо осведомлено об истинном положении вещей, чтобы полностью верить собственным возражениям. В Париже были весьма обеспокоены тем, что Германия создает маневренные войска. А польская кампания вермахта ярко продемонстрировала обоснованность беспокойства.
   "Французский народ ни в коем случае не должен питать иллюзий, будто бы недавний отказ наших вооруженных сил от наступательной доктрины соответствует характеру современной войны - заявил Вейган по окончании войны в Польше. Наоборот, мотор придает современным средствам уничтожения такую мощь, такую скорость, такой радиус действия, что любая большая война рано или поздно по размаху и стремительности маневра, силе внезапных атак, по масштабам вторжения и преследования противника намного превзойдет все, что было наиболее замечательного с этой точки зрения в прошлом... Не следует заблуждаться! Начавшись, война в Европе может превратиться в самую широкомасштабную, самую сложную и самую жестокую из войн, которые когда-либо опустошали землю. Война носила бы столь глубокий и всеобъемлющий характер, что он неизбежно привел бы к коренному перевороту в положении народов и государств. В силу непостижимой гармонии вещей орудием этого переворота, вполне соответствующим его гигантским масштабам, становится армия моторов. Франция сделала из этого вывод".
  "Франция лишь в том случае является подлинной Францией, если она стоит в первых рядах. Только великие деяния способны избавить Францию от пагубных последствий индивидуализма, присущего ее народу, наша страна перед лицом других стран должна стремиться к великим целям и ни перед кем не склоняться, ибо в противном случае она может оказаться в смертельной опасности. Я утверждаю, что Франция, лишенная величия, перестает быть Францией! - поддержал порыв командующего Петэн в одном из выступлений. Я уверен, что Франции суждено пройти через горнило величайших испытаний. И я полагаю, что смысл жизни состоит в том, чтобы свершить во имя Франции выдающийся подвиг, и что наступит день, когда всем нам представится такая возможность. Географические условия, предопределяющие возможность вторжения на нашу территорию с севера и северо-востока, национальные особенности немецкого народа со свойственными ему непомерными притязаниями, влекущими его на запад, через Бельгию к Парижу и, наконец, характер французского народа, в силу которого он оказывается застигнутым врасплох в начале каждой войны, все это вынуждает нас постоянно держать часть наших сил наготове, чтобы в любой момент можно было начать боевые действия".
   Вейган не был человеком, который мог воспринять новую доктрину. Ни по возрасту, ни по складу ума, а главное - ему не хватало соответствующего темперамента. Но Вейган был блестящим исполнителем. В этой роли он замечательно служил Петэну, проводя в жизнь новые, разрабатывавшиеся уже не им идеи.
   Восстановление национального престижа Франции в результате ее недавних успехов было заметно. Но в то же время чувство неуверенности в петэновском окружении не исчезло. Окончание прошлой войны не обеспечило мира, и по мере того как Германия восстанавливала свои силы, она возвращалась к своим прежним притязаниям. Подкрепить позиции Франции, а еще лучше - найти союзника готового воевать за Францию и вместо французов оставалось заветным желанием официального Парижа.
   Реформа армии в духе идей Де Голля о профессиональных войсках вела к глубокой перестройке всей системы вооруженных сил. Собственно, сама реформа являлась составной частью более широких преобразований, одним из элементов в перестройке государства.
   "Вполне естественно, что национальное обновление следует начать с реорганизации армии. В упорных усилиях по обновлению Франции, ее армия послужит ей подспорьем и примером" - говорил в одном из своих программных заявлений еще во время создания Патриотического фронта Петэн.
   "Меч - это ось мира и величие страны неотделимо от величия ее армии" - вторил ему Де Голль. Если левые заявляли о неприязни и тревоге, которую внушала армия профессионалов, причем исходя из идеологических принципов, которые, по традиции, усматривали во всем, что исходило от военных, угрозу существованию демократии и республике. Профессиональная армия, по их утверждению, по своему составу, по своему духу и по своему вооружению автоматически будет представлять угрозу республике. Нынешнюю власть это не смущало. Скорее, наоборот.
   Новая доктрина предусматривала в начальный период на франко-германском театре
  быстрое вторжение на территорию противника армии прикрытия, предшествуемой и поддерживаемой воздушными дивизиями. Использование авиации не только для бомбардировочных действий, но и для "перепрыгивания через фронт", как назвал это генерал Шаллеа, путем производства тактических и оперативных десантов. Вторжение имело задачей воспрепятствовать мобилизации в пограничной полосе, затруднить мобилизацию во всей стране противника и препятствовать сосредоточению его армии.
  Далее - занять рубеж, удобный как для развития последующего наступления в глубь неприятельской страны, так и для обеспечения своей территории, и удерживать этот рубеж до сосредоточения главных сил мобилизуемой массовой армии.
   В военное время для руководства вооруженными силами на всех театрах военных действий предусматривалось создание военного комитета. Председателем комитета и верховным главнокомандующим являлся президент республики.
  К концу 1939 года французские сухопутные войска насчитывали 1200 тысяч человек в метрополии, около 200 тысяч человек в Северной Африке, 30 тысяч человек на Ближнем Востоке, 100 тысяч человек в остальных колониях. Общая численность - 1530 тысяч человек. В ВВС насчитывалось 80 тысяч, военно-морском флоте - 100 тысяч человек.
  Первая волна мобилизации по плану должна была дать еще около миллиона человек. Всего могло быть мобилизовано до 6 миллионов резервистов. Однако резервисты основательной боевой подготовки не проходили. До середины 20-х годов переподготовка военнообязанных запаса вообще не проводилась, позднее их стали призывать на сборы, которые, однако, были слишком короткими и количество призванных резервистов явно недостаточным. В результате резервные соединения не обладали достаточной военно-технической и тактической подготовкой.
   Французская армия состояла из 110 дивизий (три дивизии - армейский корпус, 4 армейских корпуса сводятся в одну армию). Дивизии имеют по 3 пехотных полка и по 2 полка артиллерии. Армейские корпуса и армия имеют свою артиллерию.
   Всего французская армия, кроме входящих в состав дивизий, насчитывала свыше 3 тысяч пушек крупного калибра от 150 мм до 420 мм (помимо орудий, входящих в состав дивизий). Артиллерия дивизий была представлена главным образом 75-мм пушкой, которая значительно уступала немецкой 105-мм гаубице.
   К этому стоило прибавить около 50 тысяч войск республиканской Испании, интернированных во Франции, которые готовы были вступить во французскую армию (примерно столько же испанцев перебралось в находящуюся под франко-советским покровительством Югославию).
   В армии имелось 11 танковых дивизий. По штату танковая дивизия состояла из штаба, бригады танков (два полка средних или тяжелых танков и полк легких танков), механизированной бригады (два трехбатальонных полка мотопехоты), бригады артиллерии (артполк 105-мм. гаубиц и артполк 75-мм. пушек), разведывательного полка (два батальона в составе эскадрона мотоциклистов и эскадрона бронеавтомобилей - 20 штук), саперного батальона, противотанкового батальона (двадцать 47-мм противотанковых пушек), зенитной батареи (шесть 25-мм зениток) и различных служб. В дивизии по штату 320 танков.
   Кроме того, сформировано несколько отдельных танковых батальонов, придававшихся дивизиям, корпусам и армиям.
   Шесть танковых дивизий сведены в отдельную ударную армию - два танковых корпуса по три танковые дивизии, два армейских корпуса (трехдивизионного состава, шесть моторизованных пехотных дивизий), кавдивизия (имеющая в составе полубригаду легких танков - 2 батальона кавалерийских танков Н-39 - 90 машин). Армейские корпуса ударной армии обеспечены автотранспортом по повышенным в сравнении с обычными нормам. В Северной Африке дислоцировалось три батальона танков D1 и один батальон танков Н-35, а во французском Леванте базировался батальон танков R-35.
   Основным танком стали танки Somua S-35, с толстой броней (20-40 мм) и достаточным, как считалось, вооружением (47-мм пушка и пулемет). Достоинством этих танков была скорость 40 км/ч. Однако выпуск танков Somua шел неравномерно, поэтому дивизии получили большое количество более медлительных (25 км/ч) машин типа Hotchkiss H-35, предназначенных для поддержки пехоты. H-35 составляли половину парка. К декабрю 1939 г. французская армия располагала 2700 танками новых типов, в том числе:
  300 - S-35,
  300 - тяжелых танков типа Char Bl,
  210 - Renault D1 и D2,
  1100 - R-35, AMR 1933-1935, ARC,
  310 - Н-35,
  390 - Н-38/Н-39,
  90 танков FCM.
  Кроме того, французы имели около двух тысяч старых Renault FT-17/18 (из них около 800 находилось в боеспособном состоянии), 6 тяжелых танков 2С и 600 бронеавтомобилей. На вооружении состояло 4800 гусеничных транспортеров для перевозки пехоты, 5872 специальных тягача для перевозки пехоты и артиллерийских орудий.
   В целом французские танки превосходили немецкие в мощности вооружения и толщине брони. Танки Pz I, вооруженные двумя пулеметами, не представляли никакой угрозы для французской бронетехники, Pz II вооруженные 20-мм пушкой, могли нанести урон французским машинам только в благоприятных условиях, например, из засады в упор. Танки Pz III и поставляемые вермахту чешские Pz 38(t), вооруженные 37-мм пушкой были примерно равны французским R-35, R-39, Н-35 и Н-39. Аналога французским Char В1 и Somua S-35 в Германии не было.
   Французская армия в целом имела уровень моторизации, примерно равный немецкому. Однако по причине зависимости от внешних поставок нефти и высокой стоимости моторизации обе армии моторизовывались выборочно и в 1940 году предполагали использовать преимущественно гужевой транспорт в своих пехотных дивизиях.
   Французские ВВС к концу 1939 года имели около 2500 боеготовых самолетов, из них более-менее современного типа около 1000. Из них около 1000 истребителей, 1200 бомбардировщиков и 300 разведчиков. Высшим объединением ВВС являлась смешанная воздушная армия (всего их сформировали три), состоявшая из бомбардировочной дивизии и нескольких истребительных бригад.
   Самым многочисленным французским боевым самолетом являлся устаревающий на глазах Potez 63 в разных вариантах: дневные и ночные истребители Potez 630 и 631, легкие бомбаpдиpовщики Potez 633, разведчики Potez 637.
   Собственно, самолеты-разведчики были представлены в основном Potez двух модификаций.
   Основную массу истребителей составляли M.Bloch 151 и M.Bloch 152. Их главными недостатками были малый боевой радиус и малая маневренность на высоте, где мощное вооружение зачастую замерзало, лишая многих пилотов возможности поразить противника.
   Осенью 1939 года в серию пошел одноместный истребитель Dewoitine D.520, не уступающий немецким BF-109E. Высокие летные данные, приятность пилотирования, эффективное вооружение (установленная в фюзеляже и стреляющая через втулку винта 20-мм пушка HS 404 и четыре крыльевых 7,5-мм пулемета MAC 34 M39), удобная просторная кабина делали новый самолет привлекательным. Но выпуск серии задерживался, к 1.01.1940 выпущено лишь 30 самолетов.
   Бомбардировочные силы в основном состояли из устаревших Amiot 140 и M.Bloch 200 и 210 и тех же Potez. В 1939 году на вооружение начали поступать новые средний бомбардировщик Amiot 350, тяжелый бомбардировщик Br.482 (4 двигателя Hispano-Suiza 12Z, максимальная скорость 560 км/ч, практическая дальность 1200 км, практический потолок 7400 м, 20-мм пушка Hispano-Suiza, четыре 7,5-мм пулемета Darne, бомбовая нагрузка до 2500 кг.), штурмовик Br.693 (2 двигателя Gnome-Rhone 14M-6/7, 20-мм пушка Hispano-Suiza 404, два 7,5-мм передних пулемета Darne MAC1934, один 7,5-мм пулемет Darne на подвижном креплении в задней кабине, один 7,5-мм неподвижный пулемет, установленный наклонно под фюзеляжем для обстрела задней полусферы, по одному 7,5-мм пулемету в гондолах двигателя для обстрела задней полусферы, бомбовая нагрузка до 400 кг). Летом начался серийный выпуск LeO 45 (Liore et Olivier), ставшего одним из лучших средних бомбардировщиков, находящихся на службе во всем мире в то время. LeO 45 имел 2 двигателя ПД Gnome-Rhone 14N 48/49, крейсерскую скорость 420 км/ч, практическую дальность 2900 км., один фиксированный 7,5-мм пулемет MAC 1934 М39 в носовой части, один 7,5-мм пулемет MAC 1934 на выдвижной нижней башне, 20-мм пушка Hispano-404 на убираемой, верхней установке, максимальную бомбовую нагрузку до 1500 кг. (при 3235 л топлива, плюс дополнительно по две 200-кг бомбы в бомбоотсеках центроплана).
   Кроме того, ВВС располагали некоторым количеством устаревших тяжелых бомбардировщиков Фарман F.221 и F.222, на замену которому фирмой SNCAC разрабатывался NC 150 - дальний высотный бомбардировщик.
   В целом, большинство самолетов уступало имевшимся на вооружении предполагаемого противника.
  
   Ответ Жданова на высказанные руководством Франции предложения о дальнейшем сближении двух стран не замедлился: "Если договор необходим вам, то он нужен и нам" - согласился в своем письме Петэну глава СССР. Советский Союз хотел видеть в лице Франции надежного партнера в европейских делах в критический момент, и на приеме в Кремле Жданов предложил тост за Францию, желая, чтобы она была "великой и могучей, потому что России нужен великий и могучий союзник". Договор 1937 года открыл широкие возможности для политических, экономических и культурных связей между СССР и Францией. Как признавал Лаваль, "франко-советское согласие имело место часто и распространялось на вопросы первостепенной важности". Но главным для Парижа оставалось все же иное. Наиболее прямо французские цели сформулировал Петэн: "Французская Республика является основной союзницей Советской России в борьбе против германской угрозы". В СССР ситуацию представляли обратной - наличие договора о дружбе с Германией, первоочередной целью немцев, по мнению Москвы, делало именно Францию. Но расширения союза с Парижем в СССР не исключали.
   Правительство Франции, вышедшее из правого Патриотического фронта, не скрывало неприязни к теории и практике коммунизма, но ждановский СССР там рассматривали как наследника Российской империи, "переболевшего" революцией. Аналогия СССР и империи Наполеона, начиная с 1937 года, стала традиционной, а наличие бывшего союзника по первой мировой войне считалось, и это не являлось секретом, восточным фронтом против Гитлера. Несмотря на то, что коммунистические лозунги в советской пропаганде не исчезли, и Коминтерн хоть и вяло, но продолжал функционировать, идеи "постепенного сближения двух систем" приобрели статус политического курса. Французская компартия, ориентированная на Москву считалась "советским лобби", но не преследовалась. Объяснение было предельно простым, и Петэн изложил его вполне четко: "...как исторические соображения, так и потребности настоящего момента и интересы будущего, диктуют Франции настоятельную необходимость поддерживать и развивать нормальные связи с Советским Союзом". Иными словами, противостоять Германии без СССР, даже с учетом Средиземноморского блока, Париж не хотел.
   Впрочем, в СССР к идее нормализации отношений с капиталистическим миром относились благосклонно.
  8.10.1939. В первом выступлении в роли официального главы государства - председателя Президиума ВС, Жданов подтвердил приверженность осуществляемой уже два года политике: "Интернационал был создан при Марксе в ожидании близкой международной революции. Коминтерн был создан при Ленине также в критический период. Теперь же, на первый план выступают национальные задачи для каждой страны... Не следует держаться за то, что было вчера. Народам первой в мире страны Советов, следует строго учитывать создавшиеся новые условия".
   Посыл за рубежом восприняли доброжелательно, причем как во французском, так и в немецком блоке - идеология национальных интересов превалировала в обоих союзах. Другую часть речи, посвященную военным вопросам, в Париже сочли подтверждением антинемецкой направленности, а в Рейхе - указанием на желание расширения СССР:
  "Возросшая политическая, экономическая и военная мощь Советского Союза позволяет нам осуществлять активную внешнюю политику, решительно ликвидируя очаги войны у своих границ, расширяя свои территории... Мы стали сильнее, можем ставить более энергичные задачи по защите мира..."
   В целом, к концу 1939 года ситуация в мире отличалась неопределенностью. События 1937-39 года перекроили карту Европы, кардинально изменили конфигурации союзов и блоков. При этом новые, складывающиеся или сложившиеся коалиции отличались от считавшихся традиционными и устойчивыми еще в 1936 году настолько, что сориентироваться в новой расстановке сил стало сложно даже ключевым игрокам. При этом четкого разграничения на враждебные и дружественные силы не произошло, более того, казавшиеся еще два года назад непримиримыми страны становились союзниками, а союзники - противниками. Усугубляла сумятицу еще и смена идеологий и режимов (или то, что казалось такой сменой) в ряде стран. А отчетливое ожидание войны и уже год как непрекращающаяся, лишь прерываемая иной раз открытыми войнами и захватами напряженность отношений, обострили проблему выбора любых внешнеполитических шагов до предела. Тем более с появлением новых центров притяжения.
   Наиболее монолитным стал германский блок. 22 февраля 1939 Германия, Венгрия, Румыния и Болгария подписали "Стальной пакт" - договор о политическом и военном союзе сроком на 10 лет. III Рейх, включающий теперь кроме Германии бывшую Австрию, Судетскую область и весомую часть бывшей Польши достаточно жестко контролировал Румынию Антонеску, Венгрию Хорти и Болгарию царя Бориса III, не говоря уж о полностью вассальном "Протекторате Мазовия", созданном из остатков Польши и управляемом бывшим министром иностранных дел Германии фон Нейратом.
   Однако, если на внешней арене "Стальной блок" выступал единым, направляемым из Берлина, целым, то внутри союза противоречия существовали. Основной проблемой были территориальные претензии Болгарии и Венгрии к Румынии, получившей после первой мировой войны земли соседних стран. К Румынии же, имелись подобные претензии и у СССР, что послужило одним из основных поводов для принятия Бухарестом покровительства Гитлера. Летом 1939, после окончания германо-польской войны, Хорти и царь Борис обратились к Гитлеру за помощью в возвращении захваченных Румынией земель. Но Гитлер, считавший первоочередной задачей сохранение мира на Балканах - жизненно важном источнике экономических ресурсов для Германии, отказал в этой просьбе. Впрочем, отказал не окончательно - пересмотр границ, как выразился фюрер, "не менее задевающих чувства Венгрии и Болгарии, чем версальские границы задевали чувства немцев", был обещан не позднее чем через год.
   Венгрия, кроме того, продолжала претендовать на принадлежащее Чехословакии Закарпатье и некоторые земли в Югославии. В Болгарии же оживились претензии к Греции относительно Западной Фракии. СССР и Франция делали попытки возобновления отношений с Болгарией, предлагая заключить пакт о взаимопомощи и поддержать территориальные претензии к Греции и Турции, но царь Борис сделал свой выбор и отклонил эти предложения. Румыния, враждебная СССР, после переворота Антонеску стала резко недружелюбно относится к Парижу, поддерживавшему свергнутого короля, а Венгрия не питала симпатий к бывшим противникам в мировую войну никогда.
   К германскому блоку примыкала и Великобритания. Оставаясь независимым центром, Англия практически открыто выступала как дружественная Рейху сила, стремясь уравновесить потенциально опасную французскую коалицию. За Лондоном во внешнеполитических отношениях, следовала Голландия. Последняя ничего не имела ни против Гитлера, ни против Петэна. И более всего там желали, в случае европейской войны, повторения голландского нейтралитета времен первой мировой. Но наличие далеких азиатских колоний, делало зависимость от Британии основным курсом Амстердама, а успехи прогитлеровской нацистской партии, которая получила поддержку среди мелкой буржуазии и сельских жителей и консерваторов, толкало королеву к сближению с Берлином. Социал-демократы не смогли объединиться с религиозными партиями и либералами, и в 1939 к власти пришло коалиция консерваторов и националистов. Также на Германию и Англию ориентировалась Португалия, как их союзника, пусть и неформального, рассматривали Турцию.
   Основными противниками Стального блока могли быть Франция с ее союзниками или СССР. Берлин рассчитывал на безусловную поддержку, в том числе, вступление в войну, Венгрии и Румынии. Впрочем, в случае ограниченной германо-французской войны, Гитлер рассчитывал ограничиться добровольческими контингентами из этих стран и их политико-экономической поддержкой. Если же в войну вступали союзники Парижа - Чехословакия, Югославия или Италия, Будапешт и Бухарест становились странами воюющими. Болгария готова была воевать лишь при вступлении в войну на стороне противников Рейха Югославии или Греции, в остальных случаях прямые военные действия не предполагались.
   В варианте войны с СССР к войскам Стального пакта добавлялись и формирования Протектората Мазовия. На территории бывшей Польши со столицей в Варшаве, под руководством Бека немцы сформировали из пленных и капитулировавших остатков польской армии как боевые части для прикрытия границы с СССР, так и около 50 "военно-строительных батальонов", занимавшихся восстановлением разрушенной инфраструктуры как в Протекторате, так и на отошедших к Рейху территориях. Кандидатов в польские войска хватало - капитулировавших и пленных даже после роспуска "по домам" основной массы набралось около 200 тысяч. Среди них были и проживавшие до войны на землях, отошедших к СССР, и наоборот - уроженцы областей ставших территорией Германии, и просто не находящие себе места в новом образовании и предпочитающие переждать бурное время при мундире и пайке.
   Идеологией нового "войска Польского" озаботилось ведомство Геббельса совместно с Беком и главой Протектората, бывшим министром иностранных дел Нейратом. Основным постулатом являлась антисоветская направленность, сочетающаяся с невнятными обещаниями "восстановления Польши за счет отторгнутых территорий на Востоке", поскольку, как полуофициально заявил Нейрат, "после возвращения Рейху исконно немецких земель, переданных под давлением Парижа после Версальского мира, все препятствия к германо-польскому содружеству исчезли". Такая пропаганда накладывалась на немедленно появившиеся в польской среде лозунги советского удара в спину и предательства национальных меньшинств, как причины поражения. Лозунги были схожи с немецкими оправданиями проигрыша в первой мировой войне, и поддержка знакомых идей на новой почве Геббельсу и его сотрудникам удалась. Теперь поляки Протектората были согласны "отвоевать на Востоке право Польши на воссоздание". Бек, давно не скрывающий своих симпатий к Берлину и нелюбви к СССР, оказался удобной фигурой для того, чтобы возглавить это движение. В итоге, армия Протектората насчитывала около 250 тысяч человек (включая полицейские части), и считалась "достаточно лояльной Рейху при действиях против русских или чехов". Для войны с Францией использовать поляков не предполагалось - в этом случае в их прогерманских чувствах немцы сомневались.
   На землях, ставших немецкими, проводилось форсированное "онемечивание территории", туда переселялись фольксдойче из Протектората, часть поляков высылалась в Протекторат. В Протекторате же начались активные преследования оставшихся украинцев, белорусов и евреев. Поляки, потерявшие государство, но оставшиеся основной нацией "Мазовии", с перспективой восстановления Польши, вымещали злость на нацменьшинствах. Берлин всплеск национализма, направленный не против немцев, с удовольствием поддерживал. Руководство ОУН, ранее ориентировавшееся на Германию, было арестовано и отправлено в лагерь, но содержалось там фактически на правах интернированных - украинцы могли еще пригодиться. Впрочем, в последнем все причастные к событиям сомневались - чехословацкая Закарпатская Украина уже была обещана венграм, четверть миллиона поляков, часть которых имела боевой опыт, уже развернутых в полноценные (правда, почти без артиллерии, и, разумеется, без танков и авиации) соединения, готовящиеся воевать на стороне Рейха были явно предпочтительнее туманной "поддержки со стороны украинцев" обещаемой вождями ОУН. Тем более, слухи о ставке Москвы на соглашения с украинскими националистами на своей территории доходили и в Берлин, и в Протекторат.
   С Нидерландами, при посредничестве Лондона, немцы активно вели зондажные переговоры о возможном пропуске вермахта через голландскую территорию в случае войны с Францией и Бельгией. На участие в войне самих голландцев в Берлине рассчитывали мало, но договоренность о пропуске войск к концу 1939 года считалась весьма вероятной. Муж королевы Нидерландов Вильгельмины был немецким принцем, ее дочь Юлиана, наследница голландского престола, еще в 1937 г. вышла замуж за германского принца, офицера СС, немалое количество людей, проживавших в Голландии, называли себя "германо-голландцами", а кроме них, в Голландии проживало 52000 немцев, многие из которых принадлежали к "Иностранному отделу германской нацистской партии". Связи голландских деловых кругов с Германией всегда были тесными - голландцы были солидными инвесторами для германской экономики. Немцы и голландцы официально (и обоснованно - "старогерманский" - одно из названий голландского языка) считались в Рейхе родственными народами. Согласно национал-социалистической теории, все германские народы должны быть объединены в "Тысячелетнем Третьем Рейхе". Территория Нидерландов и населяющий ее народ должны были стать частью "Великой Германии", как заявил в сентябре 1939 года глава СС Гиммлер: "Мы должны привлечь к себе всю Нордическую кровь мира, отнимая ее у наших врагов, чтобы никогда опять Нордическая или Германская кровь не воевала против нас". Но речь о завоевании Нидерландов не шла. Гитлер, скорее, предпочел бы нечто вроде аншлюса Австрии, причем с учетом дружественных отношений с Британией, не собирался торопиться. Гитлер был убежден, что Индонезия может быть сохранена для "Новой Европы" только в форме Нидерландской Индии. И ничуть не возражал против независимости Нидерландов, желательно, под преимущественно немецким, а не английским влиянием с сохранением азиатской части королевства. В противном случае Индонезия могла отойти американцам или японцам.
   Англо-германские отношения представлялись стабильно-дружественными. Но рассчитывать на долгое сохранение такого положения, Берлин не мог. Лондон всегда мог, при наличии изменений политики Франции, вернуться к идеям Антанты. С Москвой ситуация уже осложнялась. После раздела Польши, включения в советскую сферу влияния Прибалтики, Жданов предъявил претензии к Финляндии, что вызвало негативную реакцию в Лондоне и охлаждение к СССР в Берлине. Собственно, отдавать русским еще что-то Гитлер больше не собирался, и отношения охлаждались. Но пока, Рейх рассчитывал на советский нейтралитет, пусть и не закрепленный договором.
   Время, однако, поджимало. Если сейчас рассчитывать на невмешательство СССР и поддержку Англии немцы могли, то в дальнейшем положение с большой вероятностью должно было измениться. Первоочередными целями Берлина, исходя из подобных представлений, стали Чехословакия и Франция.
   Французский блок был гораздо более рыхлым. Париж не мог рассчитывать на полную поддержку Италии, поскольку Муссолини выступал в роли не сателлита, а формально полноправного партнера, и вполне мог вести свою политику. Испания Франко еще не оправилась от последствий гражданской войны, и несмотря на союзные отношения, значительной помощи из Мадрида ожидать не приходилось. В Югославии продолжались, хоть и менее остро, конфликты между сербами и хорватами, усугубленные расколом в самих национальных кругах на сторонников Франции и Италии, Германии, Англии и коммунистов. Последние поддерживали профранцузские силы, но рост влияния Тито Петэна беспокоил. Маршал готов был мириться с компартией во Франции, которая служила не только прорусской, поддерживающей в этом правительство партией, но и вносила раскол в ряды левых - основных политических противников Патриотического фронта и критиков президента. Но усиление Москвы в считающейся французской сфере влияния на Балканах радовать не могло. Оставалась Чехословакия, в которой Бенеш был готов поддерживать Францию безоговорочно. Но Чехословакия была окружена немцами и венграми, и пользуясь этим, Гитлер диктовал Праге свои условия. Отказаться от требований Берлина чехи просто не имели возможности - их экспорт и импорт зависел от воли Рейха. Небольшой участок советско-чехословацкой границы, возникший после раздела Польши, внушал надежды на помощь Москвы, но торговля между этими странами шла вяло, а транзит через СССР для Праги был делом не только новым, но и не очень выгодным.
   В случае войны с Германией, Париж мог в настоящее время рассчитывать на экономическую и политическую поддержку Испании - что было важно не только в плане поставок сырья, но и позволяло снять войска с франко-испанской границы. А вот участие в войне Франко вряд ли бы принял. Испанские эмигранты-республиканцы готовы были воевать с немцами, переговоры об их дальнейшей судьбе с Мадридом велись, и испанское правительство готово было обещать полное прощение воевавшим на стороне Франции, а тем, кто все же возвращаться не желал, Париж готов был предоставить гражданство. Но этим участие Мадрида в войне должно было ограничиться. Италия внушала серьезные опасения - в Париже знали, что и Гитлер, и Чемберлен настойчиво ищут подход к Муссолини, и совсем не исключали переход Рима на сторону Стального пакта. Пока дуче придерживался французской ориентации, но считалось, что в отношениях с Италией время работает на Рейх. "В случае если бы франко-германский конфликт разразился сейчас, мы можем твердо рассчитывать на то, что Италия не ударит в спину - докладывал генеральный штаб, - но не можем быть уверены в объявлении Италией войны Рейху". Последнее, впрочем, не исключалось, и при таком развитии событий, итало-югославский фронт должен был оттянуть часть немецких войск на себя. Муссолини в таком варианте потребовал бы Австрию в зону итальянского влияния, и возможно - приращение территорий, но на это в Париже готовы были пойти. Югославия готова была вступить в войну, но на ее армию больших надежд не возлагалось. Чехословакии напротив, отводилась довольно солидная роль в возможном столкновении, и Бенеш поддерживал во французском правительстве уверенность в желании чехов воевать. При поддержке СССР, чехи, по расчетам французского генштаба, хоть и должны были сдать часть территории, но могли держаться достаточно долго. Но время работало против Франции. Возможность перехода на сторону противника Италии, изменения настроений в Югославии, сохраняющаяся вероятность охлаждения отношений с Москвой, все это усугублялось и внутренними проблемами. Всплеск националистических выступлений, имевший место после прихода к власти правых, постепенно сходил на нет. Социалисты критиковали политику Петэна, выдвигая идеи соглашения с Гитлером и англичанами, заявляя (несмотря на агрессивную правительственную агитацию) о никчемности для "рядового француза" войны за чехов или сербов, педалируя тему потерь в первую мировую. Тема находила отклик в массах, мировую помнили. Пропаганда оппозиции несколько сглаживалась лозунгами о "наглых бошах, которых надо загнать обратно к Версальским ограничениям" и "коварном Альбионе, вооружившем Гитлера и толкающем его на Францию", но чем дальше, тем меньше эти призывы находили поддержку.
   Улучшение отношений с Британией пока не просматривалось. Петэн не мог отказаться от стержня своей программы - увеличения влияния Франции в мире, а становиться "номером 2" в Лондоне не желали. С СССР союз становился все теснее, но было очевидно, что Москва считает этот союз нужным более Франции, нежели России. Договориться с Берлином Петэн просто не считал возможным - слишком разными были интересы. Времени на принятие глобальных решений у Парижа оставалось немного.
   Италия и Югославия заявляли о своих претензиях на Албанию, и Лаваль выступил в роли неофициального посредника между странами. Раздел Албании между союзниками должен был, и укрепить союз, и закрыть полностью Адриатику. Вопрос был только в том, что против такого раздела, вряд ли выступили бы и Германия с Англией - серьезных интересов в Албании не было ни у кого.
   Англия собиралась встречать 1940 год в сложной обстановке. Большинство англичан понимали, что мир стоит на пороге новой большой войны, что борьба в стране идет вокруг того, на чьей стороне окажется Англия в грядущих битвах.
  Английскую экономику лихорадило. Британский капитализм терял свои позиции на внешних рынках. Со второй половины 1937 года в империи начался экономический спад. Объем промышленной продукции Англии сократился, по темпам развития Англия отставала не только от США, Германии и Франции, но и от Италии. Германия и Франция обогнали Англию по общему объему производства, и все больше теснили ее на мировых рынках. Однако мощности английской промышленности оставались недогруженными. Номинальная стоимость заграничных капиталовложений сократилась с 4100 млн. фунтов стерлингов в 1927 г. до 3000 млн. в 1939 г. Падение покупательной способности фунта стерлингов делало это сокращение еще более заметным, а тенденции развития мировой экономической ситуации отнюдь не обещали благоприятных перспектив. Развитие армии, однако, не останавливалось. В 1935 г. правительство Болдуина приняло программу перевооружения и подготовки промышленности к войне, которая предусматривала мероприятия по развитию военно-экономического потенциала всей Британской империи. Начиная с 1936 г. на государственные средства стали строиться авиационные и другие заводы, предназначенные для выпуска военной продукции в случае войны. Одновременно расширялись и оснащались новой техникой действующие предприятия, в результате чего годовой выпуск продукции авиационной промышленности возрос с тысячи самолетов в 1936 г. до 8 тыс. в 1939 г., а число рабочих на них - с 33 тыс. до 90 тыс. К осени 1939 года экономические ресурсы не были мобилизованы, развернутая военная промышленность работала с недозагруженными мощностями. Такое положение положительных эмоций ни правительству, ни промышленникам не добавляло - с 1935 по 1939 г. военные расходы Англии увеличились почти в 10 раз, но в условиях кризиса они играли двойную роль. С одной стороны, военное производство стимулировало экономику, сохраняя рабочие места, с другой - падение бюджетных доходов при росте расходов на военные нужды и насыщение вооруженных сил требовало или прекращения наращивания вооружений и сворачивания оборонных производств, или реального оправдания затраченных усилий - как минимум, загрузки имеющихся мощностей военпрома. Для загрузки, и это было понятно каждому, требовался источник сбыта. Лучшим рынком сбыта военной техники и вооружений является война...
   Одной из уязвимых сторон военно-экономического потенциала Великобритании являлась оторванность сырьевой базы от промышленных центров, сосредоточенных в метрополии. Доминионы Англии, продолжавшие поддерживать с Лондоном тесные политические связи, представляли собой развитые страны, а колонии являлись богатейшим источником разнообразного и дешевого стратегического сырья, рабочей силы и людских ресурсов для пополнения армии. Англия ввозила из доминионов и колоний не только большую часть потребляемой ею нефти, алюминия, меди, лесоматериалов, шерсти, руды, но и продовольствия. Эта зависимость английской промышленности от импорта и, следовательно, от морских коммуникаций серьезно подрывала ее устойчивость.
   Другим фактором беспокойства было сохранение высокого уровня безработицы. Число безработных среди застрахованных рабочих составляло свыше 2 млн. человек, причем в эту цифру не включались такие значительные по численности группы как железнодорожники, сельскохозяйственные рабочие, служащие учреждений и т. д. Реально в Англии использовалось 85 процентов наличной рабочей силы. Цены на продовольствие росли быстрее, чем заработная плата и в 1939 году треть всех семей получала доход ниже официально установленного уровня нищеты, а другая треть в размере, близком к этому уровню. Да, правительству удалось в массовом сознании возложить ответственность за кризис на "предавшую идеалы Антанты неблагодарную Францию", "вытесняющую английские товары с рынков за счет поддержки незаконных режимов", но теперь избиратели требовали реальных шагов по исправлению создавшейся ситуации. Активная пропаганда немцами достижений в социальной и экономической сфере III Рейха находила благодарных слушателей среди населения.
   Курс Чемберлена на широкое соглашение с Германией пользовался широкой поддержкой английских верхов. В Лондоне не скрывали и антифранцузских настроений, заявляя, что "лучше Гитлер, чем Петэн", обвиняли Россию и Францию в том, будто они втянули Англию в первую мировую войну и намерены повторить этот ход. "Только объединившись, Англия и Германия могут бросить вызов врагу. Англия и Германия вместе могут воздвигнуть защитную линию" - заявляли в те дни в Лондоне.
   К 1939 году среди ведущих консерваторов оппозиции Чемберлену по поводу внешней политики практически не существовало. Всерьез требовать смены курса на сотрудничество с наращивающей авторитет пэтеновской Францией было очевидно проигрышным ходом. В ходе парламентских прений лидер лейбористов Эттли также вынужден был заявить, что "лучшим средством укрепления мира явилась бы решительная совместная политика Великобритании Германии".
   Британская империя, вместе с доминионами и колониями занимавшая кроме Британских островов Канаду, Австралию, Новую Зеландию, весомую часть Африки и практически весь Ближний и Средний Восток от Египта до Индии и Бирмы, насчитывающая свыше миллиарда населения, более всего была заинтересована в двух вещах: сохранении своих колониальных владений, в первую очередь - их экономическое подчинение, и недопущении появления единого сильного соперника. На роль такого конкурента сейчас претендовали в Париже, вспоминая времена Наполеона. Традиционной "английской шпагой" против французов были немецкие князья. И - Россия. Но с последней у Лондона диалог не получался. Британцам просто нечего было предложить Москве.
   В Англии были уверены в неотвратимости войны в Европе, войны между французским и немецким блоками. И там вполне определились с тем, на чьей стороне будут симпатии империи. Вопрос стоял в результатах войны и непосредственном участии британцев. Если идеальным итогом считалось обескровливание обеих сторон и выступление в качестве арбитра, положительным - частичная победа Германии с заключением мира, близкого к ситуации после франко-прусской войны (разумеется, с некоторыми вариациями), то последнее было проблемой. Вступать в войну не хотелось. Неофициально Гитлеру изложили позицию правительства: в случае германо-французского конфликта, Британия будет поддерживать Рейх дипломатически, окажет помощь поставками и кредитами, но не вступит в войну за исключением случая выступления на стороне Парижа СССР. Впрочем, гарантий военных действий в последнем случае Лондон не давал. В Великобритании рассчитывали на нейтралитет Жданова, в противном случае полагали достаточным нанесение ударов авиацией по южным районам СССР, в первую очередь - нефтедобывающим, и возможно действия флота в "районах прилегающих к морю". Что подразумевалось под последним глубокомысленным заявлением, в Берлине поняли не вполне, но предпочли считать его намеком на возможный ввод британского флота в Черное море. В Ираке и Иране строили аэродромы, способные принимать тяжелые бомбардировщики, с Турцией действительно велись переговоры о позиции Анкары на случай войны.
  
   Соединенные Штаты Америки не входили ни в одну из группировок держав, сложившихся к концу 1939 года. В руководящих сферах США было немало сторонников сближения с Англией и Германией, но такой союз не сулил никаких перспектив. Ограниченная война Франции и Германии в Европе вообще не должна была серьезно затронуть США, поэтому Вашингтон по отношению к возможности такого конфликта занял позицию миротворца, рассылая призывы к миру. Рузвельт готовился к выборам, и такая позиция отвечала ожиданиям избирателей лучше всего.
  
   Страны Скандинавии - Швеция, Норвегия и Дания занимали нейтральные позиции, выражая желание сотрудничать с любым, кто платит. Дания при этом вследствие своего географического положения автоматически была настроена более прогермански, опасаясь, однако, чересчур тесного сотрудничества могущего привести к включению в Рейх. Норвегия и Швеция были более проанглийскими, вполне успешно сотрудничая и с Германией, но при этом, начиная с 1938 года, улучшались отношения и с СССР в первую очередь торговые. Основой политики этих стран, из содружества которых практически вышла к 1939 году Финляндия, был фактический скандинавский союз, Осло, Копенгаген и Стокгольм стремились проводить политику экономической поддержки друг друга и сохранять хорошие отношения со всеми европейскими блоками. Москва летом 1939 года вела в Норвегии и Швеции зондажные переговоры о торговле "в период возможного обострения политической ситуации в Европе". Переговоры, проведенные советским послом Коллонтай, были успешны - достигнуто неофициальное заверение о возможности в случае обострения ситуации транзита товаров из США через Норвегию.
   Советский НКИД сделал широковещательное предложение об объявлении акваторий Норвежского, Баренцева морей, Датского пролива и Северного Ледовитого океана "зоной мира". Мотивировалось это заявленным нейтралитетом США, Норвегии и Швеции, и декларируемой готовностью СССР "соблюдать в данной акватории все нормы предполагаемые для нейтральных вод вне зависимости от позиции и действий Союза ССР на любых иных направлениях". Подписать и обеспечивать такое соглашение предлагалось СССР, США, Норвегии и Швеции, закрепив пакт в Лиге Наций. Инициатива активно пропагандировалась как доказательство миролюбивой политики Москвы, и нашла превосходный отклик и в Скандинавии, и в США и в странах Французского блока. Ни к чему, по сути дела, не обязывающая СССР и США (за исключением моральных ограничений) и тем более Францию или Италию, понравившееся скандинавам уже в силу своей направленности и особенно готовности Жданова отказаться от боевых действий на севере, как это преподносилось прессой, мирное предложение стало прекрасным поводом для политической рекламы совершенно разных деятелей. И в первую очередь - для рекламы советской внешней политики. В случае подписания соглашения, во что в Москве верили мало, расчет строился на обеспечении в случае войны транзита грузов из США, и заинтересованности Вашингтона в сохранении путей сообщений с Европой, далеких от зоны возможных действий немецкого и французского, а возможно и британского флотов. Первой же целью было укрепление отношений с США и странами Скандинавии, в противовес британскому и немецкому влиянию. В Британии и Германии инициатива действительно была воспринята негативно - уж слишком явно она была направлена против этих стран, поскольку кроме них флотов, имеющих возможность и желание действовать в заявленных водах, не имел никто.
   Подобное предложение, но уже от имени СССР, Литвы, Латвии и Эстонии и позиционирующееся как второй шаг после "Северного пакта", было сделано по поводу Балтийского моря, где к участникам соглашения добавлялись Германия и Финляндия и исключались США. При этом НКИД СССР заявил о том, что "в случае создания устойчивого пакта, предоставляющего гарантии демилитаризации Балтики, СССР готов, следующим шагом рассмотреть возможность отказа от баз в прибалтийских странах". Последнее было взрывом. Впрочем, взрывом рассчитанным - оба предложения готовились не столько дипломатами, сколько пропагандистами из Бюро международной информации при ЦК КПСС.
   Как вспоминал несколько десятилетий спустя шеф бюро Радек: "Идея была настолько дурацкая и нереальная, что понравилась всем, и у нас и за границей. Это ведь, по сути, была пародия на все эти пакты, выдвигаемые в середине 30-х в Лиге Наций - о разоружении, о мирной Европе. Бесполезные, но очень красивые. Поддержать такое предложение ничего не стоит, а воплотить в жизнь невозможно. Ну, заключили бы пакт - нас бы он не связал, нам с Севера флотом наступать некуда, а понадобилось бы - нашли бы причину для оправдания. Тут другое было важно, мы пактом Вышинского-Риббентропа в глазах антифашистов всего мира себе очень сильно навредили. Польша, Прибалтика - это, конечно, перевесило, но в агитационном плане мы после договоренностей с Гитлером много проиграли, тут и разговору нет. Надо было восстанавливать позиции, надо было..."
   Радек преуменьшал - понравилась новая инициатива Москвы далеко не всем, и в первую очередь в Берлине и Лондоне. А также в Хельсинки, где посчитали инициативу направленной на блокаду Финляндии в случае войны с СССР. Ведь принятие мирных инициатив исключало возможность оказания военной помощи финнам со стороны практически любой великой державы, или вело к нарушению пакта, что могло вызвать негативную реакцию среди остальных участников.
   В Прибалтике же озвученные предложения вызвали иные мысли. Второе заявление там расценили, как намерение СССР уйти из этих стран. Основной концепцией советской пропаганды для Литвы, Латвии и Эстонии стал лозунг озвученный Калининым: "Независимость прибалтийским странам предоставила революция, подтвердил ее Ленин. И Советский Союз не посягает на суверенитет независимых стран. Но, независимость от одной империи не означает включение страны в другую империю,... Разумеется, мы хотим видеть на своих границах только дружественные, связанные теплыми отношениями страны".
   Теперь события лета 1939 года преподносились не как шаг к включению в СССР, но как защита от поглощения Рейхом, причем временная. Время, правда, не оговаривалось, зато педалировалась наиболее наглядная иллюстрация Литвы, у которой немцами была отторгнута Клайпеда, а Москвой возвращена Виленская область. Настроения и населения, и солидной части прибалтийских элит заколебались. Литовская иллюстрация выглядела наглядной, заявления Москвы - вполне серьезными, особенно впечатляла апелляция к Лиге Наций и США. В Прибалтике околоправительственные круги немедленно начали рассуждать о ситуации, когда русские уйдут. Общую схему выразил наиболее авторитетный эстонский генерал Лайдонер: "Нынешнее предложение русских заведомо неприемлемо для Германии, и вызовет противодействие Великобритании. Но, похоже, это только первая проба пера, мне кажется, и я хотел бы в этом убедиться, что русские ищут пути для обеспечения безопасности своих границ без присутствия своих войск в соседних странах. Это представляется возможным, но в Москве заблуждаются, считая это быстрым делом или вопросом скорейшего заключения договоров. Конечно, иностранные базы, тем более, коммунистические, не являются предметом необходимости для нас, но я могу допустить, что такой подход сохранил землю Прибалтики от потрясений, подобных литовским, чехословацким или польским. Если русские решат уйти, то это решение последует не через месяцы, а вероятно, через несколько лет. И это объективное требование времени". Впрочем, Лайдонер тут же предсказал и иное: "Если русские примут решение о сворачивании своего военного присутствия, они вероятно, захотят оставить в Эстонии и соседних странах правительство, максимально лояльное России. Судя по событиям в Югославии, впрочем, это не обязательно должно быть коммунистическое правительство".
   В Москве, вопреки мнению генерала из бывшей российской Чухонской губернии, не заблуждались. И уходить не намеревались, и в реальность принятия своих инициатив не верили. Но смена настроения в Прибалтике, в первую очередь в армии и властных структурах, с антисоветского, антикоммунистического на сдержанную лояльность соседней державе, и настороженность к Рейху, оценивалась положительно. Продолжением стали заявления МИД Литвы, Латвии и Эстонии о невступлении в войну в случае конфликта в Европе, с "возможным интернированием находящихся на территории страны иностранных войск в случае боевых действий рядом с границами". В Рейхе это вызвало недовольство - в случае советско-германского конфликта сохранение нейтралитета Прибалтики означало прикрытие советской границы на довольно большом отрезке подкрепленное "интернированными" частями РККА, в любой момент могущими ударить по Германии, а нарушение могло повлечь не только осуждение невоюющих держав (что никого не смущало) но и некоторые санкции. Кроме того, такие действия ставили бы немцев в положение агрессоров и могли вызвать подъем антинемецких настроений в Прибалтике и как следствие заставить армии этих стран воевать с оккупантами. Москву все это устраивало. Как устраивало и потепление отношений со Скандинавией и США, охладившихся было из-за событий вокруг Прибалтики.
  
   До конца 1930-х годов внимание бельгийцев было сосредоточено на внутренних проблемах. К концу 1939 бельгийская промышленность так и не достигла уровня до Великой депрессии, общий объём её производства составил в 1939 около 76% уровня 1929, при этом развивались главным образом те отрасли, которые производили товары для военных целей. Бюджет 1939 имел дефицит в 650 млн. франков. В стране насчитывается 432 тыс. безработных.
  Во внешней политике Бельгия предпочла бы нейтралитет, но никто в бельгийском руководстве не питал иллюзий насчет того, что территорию страны можно защитить дипломатическими средствами. Было очевидно, что при начале конфликта в Европе, либо Германия, либо Франция введут войска на территорию страны, невзирая на любые декларации. Бельгийский внешнеполитический курс середины 30-х годов, на независимую и нейтральную позицию, значительно ослабил позиции Франции, так как французы надеялись на совместные действия с бельгийцами по защите их северной границы и не продлили оборонительную линию Мажино до Атлантики. Но, одновременно, в Берлине справедливо опасались, что французская армия в случае войны нанесет удар в обод Западного вала через Бельгию. Собственно, перед Брюсселем стоял выбор, на чьей стороне выступить, и третьего варианта не просматривалось.
  После долгих колебаний, бельгийцы вернулись к прежней линии - союзу с Францией. Тем более, что стремление к нейтралитету практически никакого влияния на оборонительное строительство не оказало, и система бельгийских укреплений защищала страну только от Германии.
   Уже в конце 1938 года начались зондажные франко-бельгийские переговоры, которые в январе 1939 привели к заключению секретного соглашения о военном союзе в случае войны с Германией. В сентябре 1939 последовало заявление правительства Франции об оказании помощи Бельгии и Швейцарии в случае агрессии со стороны третьей державы. Официального ответа не последовало, но в октябре король Бельгии Леопольд III посетил с визитом Париж и Рим.
   Верховное командование бельгийской армии предполагало, что Германия будет стремиться в предполагаемом конфликте, опять наступать по плану Шлиффена. В отличие от ситуации перед 1-й мировой войной вдоль Рейна и на границе в Эльзасе и Лотарингии имелась французская линия Мажино и бельгийские укрепления на восточной границе. Но в связи с отмечаемым сближением позиций Германии и - под влиянием Великобритании - Нидерландов, возникли реальные опасения, что Берлин может заключить союз с Амстердамом, или, как минимум, получить разрешение на проход через голландскую территорию с целью наступления на Бельгию через северную границу. Главная оборонительная линия Бельгии была слишком длинной для небольшой армии мирного времени, что диктовало необходимость проведения мобилизации до немецкого наступления. В противном случае, по мнению франко-бельгийских военных, оборона представлялась затруднительной.
  Бельгийская оборона была сооружена для защиты со стороны Германии, к концу 1939 года уже были частично построены укрепления на северной границе с Нидерландами, усилена крепость Антверпен, началось оборонительное строительство на побережье для защиты от не исключавшегося нападения с моря, в первую очередь - британцев. Впрочем, на берегу построили лишь несколько легких оборонительных сооружений, которые дополняли использование бывших немецких сооружений береговой обороны периода 1-й мировой войны.
  Вся доктрина строилась на линиях обороны и помощи союзников. Центром всего восточного фронта был укрепленный район Льеж, имевший задачу прикрытия тыла бельгийской армии, которая должна была вести с агрессором приграничную битву, а в дальнейшем служить защитным рубежом в случае отхода бельгийских сил под воздействием противника. Здесь бельгийские подразделения должны были сдерживать дальнейшие атаки вплоть до подхода союзников. В конечном итоге этот район должен был служить плацдармом для перехода в контрнаступление на Германию. Льежский укрепленный район составляли три оборонительных линии, в его центре находился собственно город Льеж, который как узел автомобильных и железных дорог и как знаменитый промышленный центр представлял самый важный стратегический пункт на всей восточной границе. Следующий оборонительный рубеж на восточной границе, построенный с 1932 года в провинции Люксембург, стыковался в окрестностях Sougne-Remouchamps с Льежским укрепленным районом и через Bochholz, Бастонь и Moprtelange тянулся вплоть до Арлона. Из-за труднопроходимой местности, здесь не ожидали наступления немецких войск на широком фронте, поэтому эту линию изначально составляли только легкие сооружения с пулеметным вооружением, хотя позже появились объекты с несколькими амбразурами. Большая часть оборонительных сооружений была сосредоточена в опорных пунктах на пересечениях дорог и в других важных местах. Соответственно в регулярной армии возникло новое подразделение - дивизия Арденских егерей (стрелков), которая должна была оборонять этот участок бельгийской границы до тех пор, пока не подоспеет французская помощь.
  Между Льежем и Намюром на северном берегу реки Маас была построена оборонительная отсечная позиция, все мосты через Маас на этом участке обстреливались из семи оборонительных сооружений с противотанковым вооружением.
  Центром обороны в юго-восточной части бельгийского государства был укрепленный район Намюр, на северной и северо-восточной границе с Нидерландами оборонительный рубеж был представлен модернизированной крепостью Антверпен, на правом фланге находилась новая артиллерийская укрепленная группа Эбен-Эмаэль. Здесь рубеж с северного фронта стыковался с Льежским укрепленным районом. Недостаток этого оборонительного рубежа заключался в его протяженности, что требовало для его занятия значительных сил.
  Главный оборонительный рубеж проходил вдоль канала Альберта, который соединил реку Маас с антверпенскими пристанями.
  В итоге, Париж мог вполне рассчитывать на бельгийскую армию, но с учетом требовавшегося Брюсселю времени на развертывание. Признано было, что при срыве бельгийской мобилизации, оборона Бельгии будет затруднена, хотя на такой случай и планировалось занять кадровой армией оборону на линии Мааса и в антверпенском "национальном редуте". Этот шаг, однако, представлялся крайним, так как предполагал практически без боя передать противнику большую часть территории государства.
  
  Особое значение приобретала позиция Турции. Анкара в последние годы ориентировалась на Великобританию и Германию, подписанные с этими странами в январе 1939 года договоры предусматривали оказание Великобританией и Германией помощи Турции в случае агрессии со стороны европейской державы, и оказание Турцией помощи в случае агрессии европейской державы в зоне Средиземноморья. Но страна граничила с СССР и французской Сирией, что внушало турецкому правительству опасения оказаться между двух фронтов в случае военного выступления. С другой стороны, расчеты на приобретения в Сирии и Закавказье в случае проигрыша Франции или СССР, подкрепленные полученными англо-германскими кредитами и надеждой на поддержку британского флота в Средиземном море, и немецкими силами через Болгарию, заставляли склоняться на сторону Лондона и Берлина.
  В результате проходивших весь год переговоров, Анкара гарантировала Германии экономическую поддержку в случае любого конфликта кроме случаев, когда это предполагало бы действия Турции, направленные непосредственно против Великобритании. На случай германо-французской войны, турецкое руководство обещало ввод войск во французский Левант, но соглашений подписано не было. Против СССР в Анкаре воевать не хотели, хотя в ходе консультаций с британскими представителями турецкий министр иностранных дел Сараджоглу выразил готовность поддержать действия Великобритании в случае бомбардировок определенных районов в Закавказье или пропуска британских судов в Черное море. В турецком правительстве демонстрировали готовность пойти на риск осложнений, но только при участии в конфликте с СССР и Германии, и Англии, и не обещая вступления в войну. Твердо рассчитывать на непосредственное ведение боевых действий Турцией гитлеровский Стальной блок не мог, равно как и Лондон. Но экономическая, и что немаловажно, политическая поддержка представлялась гарантированной, а такая позиция сама по себе приковывала к турецким границам советские и французские части.
  Диктатор Греции, премьер-министр генерал Метаксас ориентировался на Англию, поддерживая дружественные отношения со странами Стального блока, в первую очередь - с Болгарией, с которой еще в начале 1938 Греция заключила пакт о ненападении, приложив тем самым руку к развалу Балканской Антанты. Для того времени, решение казалось взвешенным - правительства Турции и Греции вышли из союза, поскольку опасались, что им придется защищать Югославию от итальянской агрессии. Однако, за прошедшее время ситуация поменялась кардинально, и Италия с Югославией выступали в роли союзников, что вызывало настороженность в Афинах. Метаксас опираясь на неплохо подготовленную греческую армию, тесные связи с Лондоном и неплохие - с Турцией и немецкой коалицией, рассчитывал что Греция останется в стороне от надвигающейся войны.
  В принципе, позиция Афин выглядела совершенно обоснованной, единственное, что ей противоречило, это взгляды Муссолини, имевшего виды на историческую область Эпир, и согласной с этими мыслями Югославии, желавшей получить Салоники. Впрочем, эти - уже поднимавшиеся на итало-югославских переговорах, но еще не перешедшие в стадию планирования расчеты до решения албанского вопроса опасности не внушали.
  Таким образом, к концу 1939 мир замер в ожидании глобальных сдвигов в Европе. По разным причинам и III Рейх с сателлитами, ни Средиземноморский блок, ни СССР собирались в той или иной степени провести активные внешние шаги в ближайшее время. И первой, так уж выпало, перешла к действиям Москва. 27.11.1939 в районе поселка Майнила произошел обстрел советской территории с финской стороны. НКИД СССР в тот же день потребовал отвода финских войск от границы на 20-25 км.
Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"