Неровные сырые стены казематной кельи два на три метра, где маленькое зарешеченное окошко, скорее форточка, была единственным источником поступления свежего воздуха, по весеннему времени весьма свежего. Таков последний приют этого высокого уже немолодого господина с породистым лицом и в заношенной черной шинели экипажного офицера. И таков он уже больше восьми месяцев, если верить его счету дней. Но сегодня что то изменилось.
Обыкновенный пожилой моряк с усталым безразличным лицом, только и приносивший всегда питье и пищу, шире обычного открыл низкую дверь и предложил: " Позвольте, вашьбродь на допрос!?". Ну что же.
Допросная Алексеевского равелина была также мрачна, сыра и темна, отличаясь от его аппартаментов только на раз большими размерами. Она освещалась лишь двумя скупыми свечами на большом плохо оструганном столе посреди комнаты. С его стороны стоял под стать столу табурет, напротив зарывшись в бумаги и не обращая внимания на введенного арестанта расположился некий человек. Немного далее в тени несколько более вольготно сидело еще двое, неровныое дрожание свечей скрывало их лица, однако по покрою одежды и позам можно было понять что это вовсе не каты, как сперва к презрению своему страшась подумал он, а по виду вполне господа. Человек с бумагами одет был в штатское, но что то выдавало в нем офицера. Лицо во всем среднее ничем не примечательное, память и острота ума не подвели его - он несомненно уже видел этого человека, скорее даже говорил с ним, но пока не мог вспомнить при каких обстоятельствах.
Он сел, человек напротив демонстративно покуда не удостаивал его своим вниманием, господа в тени также молчали, нужно было с чего то начинать.
- Позвольте узнать причину моего столь долгого задержания, в чём собственно состоит обвинение, за больше чем восемь месяцев ожидания своей судьбы мне не позволили ни одного разъяснения... - начал было я.
- Много тут вас таких, не успеваем, - бесцеремонно был остановлен даже не поглядевшим на меня чином, - тут вам не при царях.
На это ответить было нечего. И видимо добившись нужного эффекта его невольный собеседник ожил.
- Итак, начнем-с. 82-го года рождения, июня 23 -го числа, в месте Монбельяр, княжества Вюртенберг. Правильно излагаю? - и не дожидаяясь моего утверждения, продолжает.
- Воспитание получали в пансионе аббата Николя, но были вычислены за ленность и пристрастие к амурным подвигам, благодаря протекции зачислены в 16 лет унтер-офицером в Семеновский, в тот же год получили прапорщика и флигель-адьютантство при Особе, - нет, он точно военный, это чуствовалось по тщательно скрываемому раздражению, даже злобе, что испытывал любой служака из низов без знакомств, потом, кровью и изворотливостью годами пробивающийся к тем почестям, которые некоторые имели уже по малому капризу, - но и здесь не оставили любовных и прочих художеств, отчего в первом году посланы в экспедицию генерала Спренгпортена по окраинам государства. На Кавказе отпрошены в отряд графа Цицианова, "клюква" за форштат Гянжи и "Владимир с бантом" за дела с лезгинами. В четвертом году на Корфу под началом консула Анрепа собирал легион из албанцев, но возвращен в Петербург. В Четвертую коалицию адьютант при Толстом в Ангальте и Гановере, неудачно командовали авангардом его сил у Хамельна, при отходе в Мекленбург и далее. Отличились при Прейсиш-Эйлау, за что получили капитана, "Анну на шее" и "Голубого Макса", затем уже в чине полковника отправляетесь посланником в Париж...
Мне оставалось только кивать, да-да, всё так, Париж и его украшение мадмуазель Жорж, откуда с разбитым сердцем убежал погибать на очередную войну Отечества с турком. Браилов, Силистрия, за Рущук вышел Георгий четвертой. Затем та самая война, победоносная и роковая... хотя, полно себя обманывать, положа руку на сердце, всему начало заметно раньше, той сумашедшей весной и летом первого года, балы , маскарады и фейерверки, эйфория и радость казалось бы абсолютной свободы... у многих, у слишком у многих зародилось, пусть потаенное, непонятное даже себе... понятие, что МОЖНО.
...первым вошли в город не дав пионерным командам французов завершить разрушения, назначены первым комендантом освобожденной Москвы. В Заграничном походе за Темпельберг получили Георгия третьей, пленили три французских батальона при Фюрстенвальде. С Чернышевым вошли в Берлин, форсировали Эльбу и взяли Вербен. Затем бои при Гросс-Берене и Денневице, за Лейпциг золотая шпага с алмазами. Также Анна первой, Владимир второй, Красный Орел первой, по золотой шпаге от голандцев и англичан, занятие Утрехта, Амстердама, Бреды, Лувена, Мехелена, сражение у Краона...
- Всё это безусловно интересно, однако давайте о днях современных, - молчаливым фигурам надоело играть с тенями, в светильнике на стене зажглась и зачадила роняя воск еще одна свеча, её зажег моложавый среднего роста в статском мундире человек с приятными чертами лица совсем не вяжущимися с обстановкой, блондин с белым чистым и румяным лицом, глаза светлые, лишь небольшой шрам слева портил картину. Второй не вставал и на контрасте показался менее гармоничен, лицо круглое, скорее даже полное, но вполне обычное если бы не выдающийся нос, отличавший его.
- Мы знаем что Вы принимали заметное участие в разьяснении так называемого Семеновского дела в двадцатом и в свите занимали положение особое, как сведущий в так скажем деликатный делах. Имели некий круг конфидентов. Александр Христофорович, расскажите нам, чем вы занимались в день четырнадцатый месяца декабря, во время, непосредственно перед, и также непосредственно после.
- Как вы должны знать в те злополучные дни и события меня не было в России, я был на излечении в Вюртенберге. И если бы я имел какое то касательство Событиям, мы бы наверное сейчас с вами не общались.
Румяный и носатый обменялись взглядами.
- Теперь с самого начала и желательно подробно.
- За год до того, как вы знаете, на Петербург обрушилось наводнение, я был дежурным по Зимнему дворцу и исполняя высочайшее повеление лично возглавил одну из спасательных партий, так случилось что катер опрокинулся на волне, я выплыл, меня вытащили. Однако пребывание в зимней воде Невы не осталось без последствий, уже весной меня начала мучить тяжелая болезнь от которой врачами были посоветованы горячие источники и соляные ванны, лучшие из коих в Карлсбаде. Состояние было тяжелое, но с Божьей помощью... В страну я вернулся только весной 26го и был до лета на своей мызе Фааль. Когда в окрестностях под влиянием только оглашенного Аграрного уложения и Русской Правды начались волнения среди лифляндских крестьян, я счел за благо с домочадцами перебраться в бывшую Столицу, и на исходе июля был препровожден финляндцами в крепость. На этом всё.
Он вспомнил, этого человека с бумагами, который вовсе не стремился что то записать из его показаний, но тем не менее слушал и увидев направленный на него взор поспешно отвел глаза в свои бумаги. Фогель, адъютант Милорадовича по "особым" делам, что же нашел себе новый хозяев и даже по роду деятельности. Для него уже было понятно что тот вовсе не следователь и не хозяин положения, главными здесь могущими спрашивать были эти двое из тени, а Фогель тут почти также неволен как и он. Румяный и носатый вели меж тем безвучную беседу с друг другом.
- Александр Христофорович, - нарушил наконец молчание румяный, снова заходив по комнате, - если бы вы тогда не попали в воду, не заболели, остались бы при Дворе, что бы вы к примеру сделали тогда...
- Я понял, - кивнул я, что это, проверка? - Из всего что слышал, я понял безопасностью нового императора совершенно пренебрегли, возможно виновата суматоха дня присяги. Рискованным было отпускать от себя такую гарантию как преображенцев, при нем осталась только свита. Да так, что лишь случайно он не оказался пленен саперами. Нет ничего удивительного что Якубович решил подойти еще раз и на этот раз выстрелил. Однако сведений, что это всё таки он у меня достоверных быть не может, возможно виной тяжелого ранения приведшего к смерти стала шальная пуля при отражени восставшими атаки кавалергардов. Многие винят Адлерберга и младшего Башуцкого, но это не его роль, второй слишком молод для опыта, в любом случае это ошибка свитских, не нашлось там расторопного понимающего человека.
А потом всё полетело к черту. Сведение почти всех верных государю частей в одном месте сыграло злую шутку, весть о смертельном ранении распространилась стремительно и стала настоящим ударом, всех охватило смятение и даже паника. Некоторые части сразу перешли к мятежникам, другие в беспорядке обратились в казармы, третьи в прострации безмолвно продолжили стоять на местах до поздней ночи. Расстроенная Конная гвардия дала пленить цесаревича Михаила, министр Левашов, Адлерберг, князь Трубецкой, Комаровский, Перовский, Шульгин, Башуцкий были арестованы этой же ночью или утром, Алексей Орлов сдал шпагу сам и он был не один. С вестями из Северной столицы стараниями Митькова, Шереметьева, Нарышкина, Фонвизина и Михаила Орлова заволновался Пятый корпус и Москва тоже попала под власть заговорщиков. К Новому Году с Юга пришла новость что с арестом на Главной квартире армии Витгенштейна вся Вторая армия в руках инсургентов, в Первой тоже было неспокойно, но Сакен в Могилеве продержался дольше, пока его не сменил в феврале Воронцов. Всю страну лихорадило, стало модно слыть либералом, выражать вольные мысли и расуждать о будущей несомненно блестящей судьбе Отечества, неизвестно откуда возникали и распространялись совершенно нелепые и противоречивые слухи. К весне крестьяне собственным разумением решили что вышла воля, само разумеется с землей. Весной всякое управление и сообщение нарушилось настолько что в Петербурге начался недостаток в провизии и прочем необходимом, в полках гарнизона едва осталось больше половины нижних чинов, никто не получал жалования и все присутственные места опустели от бегства стряпчих с мест. Пришедшие к власти диктаторы, Трубецкой, Муравьев, Оболенский, Орлов и Бестужев, на первых порах собственно даже не знали что делать с вдруг свалившейся на них властью, ограничиваясь манифестами не имевшими обычно хождения дальше столиц. Судя по всему сами они склонялись к конституционной монархии и вели приватные переговоры с Константином. У того еще было не мало симпатизантов во многих местах, в конце концов очень многие вышли к Сенату с его именем. Всё испортил сам непостоянный варшавец, весной как просохли дороги, не дождавшись падения подготовленного плода он нашел ничего лучшего как пойти на Петербург сам. И главное, повел с собой поляков, по прежнему неприятных многим даже по двенадцатому году, ведших себя к населению так что даже иностранная армия быть может не вызвала бы столько негодования. Но в столицах европейских держав не оказалось интересантов сильной Российской империи, у тех не было сил, а может желания, быстро возвращать естественный порядок вещей. Всё ограничилось словесными порицаниями, австрийский кабинет имевший реальные возможности, был введен в заблуждение лояльным обществам посланником Лебцельтерном. Сторонники Константина удерживали достаточно мест и частей в северо-западных губерниях облегчая себе движение на Северную столицу и поначалу немало продвинулись здесь. Однако, скоро стало ясно, что движение к Петербургу имеет мало смысла. К концу весны Трубецкой с друзьями уже не имели никакой реальной власти в государстве, власть почти бескровно перешла к Московской Соборной Думе куда перебрался с Юга Пестель и к которому присоединились известные радикалы из северных, Завалишин, Каховский, Кюхельбеккер, Якушкин, Рылеев с тем самым "первый нож - на бояр, на вельмож, второй нож - на попов, на святош". Москва снова стала столицей, Дума в лице революционного клуба Исполнительной Палаты крепко держала в руках Вторую Армию, а значит Украину с её запасами, сюда сходились все прочие пути страны, здесь скопилось бежавшее от стеснений северной столицы чиновничество, налаживавшее новое подобие власти. Толку было теперь Константину от того Петербурга, к тому же только коронование в Кремле имело окончательную силу помазания, и он повернул на Москву. Ответили Пестель и Якушкин с Луниным своими июньскими "мужицкими" указами, дали "землю и волю", случилось и так по всему необратимое - уже заворочавшийся медведь встал на дыбы. Как когда то немного времени назад поднялась снова дубина народной войны, на сей раз против Константина с присными, и в гораздо больших масштабах от Лифляндии до Волыни, лишая их даже прежних успехов. Цесаревич Константин не ушел дальше Смоленска, снова смалодушничал и убрался в свою Варшаву. Собственно тогда то мне и пришлось покинуть милый сердцу Фааль, выбирая я выбрал, пусть ставший призраком былого Петербург, сегодняшние роялисты мне вовсе не импонировали. До того момента, пока не лишился возможности узнавать новости, всё противостояние состояло из цепи мелких дел и стычек, маневров колоннами и действий летучих отрядов.
- Ну что же, - оторвал меня от размышлений румяный, - вам наверно интересно узнать что происходит... Дело в том, что две недели назад, 21го марта месяца бывшая Исполнительная Палата арестована. Полноту власти на себя взял Конституционный Трибунат из пяти членов, Бестужева-Рюмина, Муравьева-Апостола, Оболенского, Юшневского и Ермолова.
- И я думаю нам пора уже представиться. Зовут меня Александр Федорович, ваш покорный, фамилия моя Бриген, министр внутренних дел нового правительства и исполняющий обязанности генерал-комиссара Санкт-Петербурга, это Фаддей Венедиктович, - указал он жестом на носатого, тот скупо кивнул, - Булгарин, также назначенный начальник управы внутренней безопасности. Положение в государстве если только самую малость лучше прежнего года, стало лучше с порядком, наладились учреждения, с деревней приходиться принять случившийся порядок вещей, что случилось того уж не воротишь, в этом году мы ждем с хлебом станет гораздо лучше. Однако проблемы есть. В Соборной думе пытаются найти хоть подобие компромисса меж "южанами", "северными" и "славянами", в некоторых губерниях всякое происходит, кое-кто еще надеется на Константина, но вы явно не из таких. Пруссаки судя по всему сговорились с Константином, зашевелился и турка. Однако Главнокомандующим всех войск и Первой Армии теперь будет Алексей Петрович, Волконский переведен в Северную, Раевский во Второй вполне на месте. Думаю выдержим, а затем и за турка примемся, не впервой. Есть решение, что Республике в целях внутреннего спокойствия в составе ведомства Булгарина необходима некая организация тайного политического сыска, пока выбирается как её точно назвать, и назначить ей руководить вас, гражданин Бенкендорф, возьметесь?