В феврале в Токио зацветает бутонами слива умэ, деревья гинкго стоят голые, без характерного туалетного запаха. Не холодно.
Отыскал себе турничок и брусья. Случайно набрел на небольшой сквер за высоткой у железнодорожной эстакады. Теперь часто хожу этим путем. По вечерам тут сидят на скамейках офисные местные. Ждут машину, которая развезет их по домам. Порой несутся позвякивая на великах мамашки с детьми. Специальные крытые кабинки установлены на раме и на багажнике.
Рядом со сквером, между многоэтажным офисным зданием и огороженной стройкой прячется храм. Вернее синтоистская кумирня. Храмами (temple) японцы называют буддийские комплексы. Пагодой (pagoda) зовут многоярусную башню. А одинокое строение Синто - кумирня (shrine). В нем обитает божество-ками.
В данном случае какой-то вояка-самурай стал ками после смерти. Так написано на табличке с обратной стороны кумирни. Хвала гуглу, способному переводить с японского через камеру на телефоне.
В четверг заявляюсь подтягиваться поздно, часов в десять.
Ночь, луна. На улице - ни души. Площадка освещена - напротив многоэтажное офисное здание, матрица горящих окон. Костлявая ветка сливы протянулась над перекладиной. На ней драгоценные белые лепестки.
Хожу рядом с турником, размахиваю руками. Разминаюсь.
Над головой, по мосту проносится полупустая электричка. В ее отблесках тычинки на цветах сверкают будто снежинки.
В глубине кумирни неровно мерцает свет. Там прячется священный предмет синтай, в котором заключена душа божества-ками. Заходить в здание хондэн нельзя.
Тяну подбородок к турнику. Первый подход всегда идет туго. Семь, восемь. В локтях и спине натягиваются канаты. Спрыгиваю, встряхиваю руки.
Синтоистский храм, изгородь и сдвоенные ворота Тории выглядит новыми, с иголочки. Словно построены вчера, а кумирня между прочим 18 века. В религии Синто обновление - обязательная часть жизни. Поэтому не сохранилось ни одного древнего храма, все перестраиваются раз в 20 лет.
Вздрагиваю от неожиданности - под перекладиной ворот Тории, прямо посредине стоит мужичок. Коренастый, скорбленный. Подождите, посредине ж нельзя, это даже такой дилетант как я знает. Посетители должны входить сбоку, центр ворот - для ками.
Смотрит в мою сторону. Глаз не вижу, провалы в тени. Одет странно, матерчатый пиджак или кардиган? Разворачивается, уходит во внутренний дворик. Показалось, что свет в кумирне стал ярче.
Как только умудрился пробраться через улицу и сквер незамеченным? Впрочем, кому какое дело. Возвращаюсь к турнику.
Громыхает электричка, брызгая светом на сливу. Я принимаюсь подтягиваться - раз, два, три. На этот раз лицом к кумирне.
Дядечка возится у храмовой умывальни. Там по бамбуковому желобу бежит струйка воды и стоит над глиняной раковиной деревянный ковшик с длинной ручкой. Явившийся помолиться должен вымыть руки и рот.
Деловито выходит на освященную площадку. Ведет себя нескромно, ворошит в руках деревянные таблички с пожеланиями, озирается по сторонам, топчется. Точь в точь дед во дворе деревенского дома переставляет грабли.
Издалека шум улицы, тени скользят по пешеходному переходу.
Я хожу вокруг деревьев гинкго, утопленных в газон. Мышцы налиты кровью. Памп. Глаз непроизвольно следит за старичком.
Вот он поднялся по каменной лестнице и встал у священной веревки симэнава. Стоит, всматривается в мерцающий огонь внутри здания, вертит головой. Дальше нельзя, дальше живет божество. Можно только бросить монетку и позвонить в колокольчик. Еще поклониться и два раза хлопнуть в ладоши.
Не тут то было. Решительно заходит за веревку. Оборачивается. Глядит на меня? Поди разбери в потьмах.
Фыркнув, возвращаюсь к брусьям. Один, два, три, прижимаюсь и отрываюсь от металлических труб. Улица по-прежнему пуста. Тихо, только светящаяся высотка над головой.
Все еще стоит за веревкой. Из-за спины пульсаром бьет свет. Смотрит в мою сторону.
Глаза в пол, я отталкиваюсь от брусьев. Девять, десять.
Скорее чувствую, чем слышу неестественную, давящую тишину. Зависаю, с подогнутыми ногами. Ощущение, будто оказался в центре линзы рыбий глаз. Мост и светящаяся высотка скривились куполом, тычинки сливы разбежались паучьими лапами.
Что за чертовщина?!
Вижу его. Стоит в глубине кумирни. Свет из-за спины вырисовывает профиль шлема с рогами. Глаза, горят желтые глаза! Впились в меня. Зловеще, страшно...
Я отпускаю брусья и спрыгиваю. Удар кроссовок о землю проносится землетрясением по скверу. Дома, мост, высокое ограждение стройки мгновенно возвращаются на свои месте.
Из хондэна льется тихий мерцающий свет.
Никого.
Весело грохоча несется электричка. В ней лица людей, пять или шесть на вагон.
Встряхиваю руки и хожу, раскатисто шаркая. Черт, с этими джетлагами я похоже на брусьях заснул.
Пора в гостиницу.
Ветер колышет над головой гирлянды сливы.