Обои в комнате светилась таинственными, зелёными пятачками. Каждый пятачок- необъятная Вселенная. Он бессонно лежал на полу. На матраце, под тёплым одеялом. Пятачки-Вселенные мерцали, молча ожидая. Каждая Вселенная -кусочек прожитой жизни. Что есть жизнь? Куда уходит, когда часы мерно выщёлкивают секунды, минуты, года? Он с грустью вдруг понял: жизнь можно осмыслить только там,- во Вселенных, что остались позади. Мы небрежно скользим по тонкому, невидимому от бритвенной остроты лезвию Настоящего. Грезим о прекрасном будущем, не понимая, что Будущее - через миг уже Прошлое. Очень трудно устоять на лезвии Настоящего...
Она стояла на качелях. Слегка раскачивалась с боку на бок, как индийская танцовщица. Щёки порозовели от вечерней, весенней свежести. Волосы выбились из-под плата, падая на лучащиеся в закатном Солнце глаза. Она небрежно сдувала волосы, улыбаясь яркими губами Солнцу, Весне. Улыбалась ему, -насмешливо - вопросительно приподнимая брови. Он невольно потянулся к ней. Но всё закружилось, втянулось в воронку маленького, зелёного пятнышка, светящееся ореолом недосказанности...
Он стоял в большом зале, где не было границ. На тёмном, полированном граните пола стоял необъятный стол, накрытый светящейся, зелёной скатертью . На скатерти видны галактики, звёзды, планеты... Без удивления он понял, что видит на скатерти живую Вселенную. По другую сторону стола стояли три женщины в строгих, синих платьях. Красота женщин вызывала благоговейный трепет. Он застыдился своей неуклюжести, своей простой, помятой одежды. Покраснел, потупил глаза.
Одна из женщин ободряюще улыбнулась ему. Взяла со стола большую Книгу, раскрыла её. При виде этой Книги у него сильно, болезненно забилось сердце. Она принялась звучным, музыкальным голосом читать Книгу.
С первого же, звучного слога, - перед ним распахнулся Мир. Сердце замерло. На фоне нежно-изумрудного неба, на краю зелёного океана ясно проплыли далёкие холмы, плавными, причудливыми изгибами занимающими весь горизонт. Лицо ласково тронул пряный, тёплый, чуть солоноватый ветер. Холмы приблизились. В сизых струйках тумана стояли леса. Мерцали золотом восходящего Солнца реки. Да ведь это его Мир! Как давно он здесь не был! Перехватило дыхание. Всем сердцем он потянулся туда... Книга захлопнулась. Снова он перед необъятным столом. Три пары глаз молча, без улыбки смотрели на него. " -Ты всё понял?". Он молча кивнул головой. "-Иди!". Зелёные звёзды закружились, затанцевали, уводя и завораживая...
Он мягко ткнулся во что-то податливое. Да ведь это...Потолок! Он ошарашено смотрел в упор на упругую плёнку потолка, в зелёных отсветах мерцающих обоев. Повернулся спиной вверх. Из-под потолка рассматривал свою смятую постель на полу. Он не очень удивился. Летать во сне он научился давно. Почему бы и нет? Он подплыл к зеркальным дверям шкафа. Пытался рассмотреть своё лицо. Как выглядит человек в полёте? Но он не узнал себя. Вместо глаз- чёрные, пустые провалы. Он пытался оттолкнуться от зеркала. Но зеркало тянуло, не отпускало.
Он открыл глаза, очнувшись от холода. Он лежал на своей постели поверх одеяла. Бесконечная ночь! Звёзды и планеты,- чуть потускневшие, по-прежнему мерцали. В ночной тишине только стук сердца и шелестящий звон крови в ушах. Без пяти три. Когда же утро?
Ему двенадцать лет. Он крепко держится за борта большого, рыбацкого челна. Они возвращались с Островов на берег. Но взбесившееся вдруг Волжское море враз сделало берега далёкими и недостижимыми. Ветер яростно трепал волны, срывал пенные верхушки с острых гребней волн и швырял в людей на челне. Волны, как пушинку, поднимали пятиметровый челн высоко и с размаху бросали в водяную пропасть. Ветер и волны шутя вынесли за борт палатки, матрацы, котелки... За лодочным мотором сидел отец. Он никогда не видел отца таким. С белым лицом. Большими, чёрными глазами. Враз постаревший. Сквозь вой и грохот отец что-то кричит ему. "-Держись крепче!!"- читает он по губам. Мотор то захлёбывался. А то яростно выл холостым винтом, когда волны в очередной раз бросали челн вниз, перехватывая дух. Но страха не было. С неколебимой уверенностью он ждал берега.
Ему тринадцать лет. Ему уже доверяют лодку с мотором. Он решил покататься на лёгкой моторке. Благо, погода тихая. Зеркальная гладь Затона. Ревёт мотор. Лодка упруго несётся, оставляя за собою белый бурун. Вот приближается отвесный обрыв Арбугинской Горы. Вдруг обрыв оказывается совсем рядом! Сейчас моторка врежется! Он круто заложил вираж влево, с испугу забыв сбросить газ. Обрыв пронёсся совсем рядом. Казалось, ещё чуть-чуть, - и лодка чиркнет правым бортом по берегу. Он попытался "выдернуть" моторку из виража, но... на полном газу мотор не желал становиться на прямой курс! Моторка пошла на второй круг, - уже ближе к берегу. Ну, всё... Докатался. Но моторка чудом прошла впритирку с обрывом, ни разу не чиркнув дном и лопастями винтов камней. Когда нос моторки повернул на открытую воду, он, наконец, сообразил сбросить газ. Лодка легко легла на прямой курс. Заглушив мотор, он долго сидел в лодке, испугавшись уже по-настоящему. Повезло...
Отец подарил ему фотоаппарат. Как загадочен Мир в мерцающих рамках визира! Накрываясь душным, толстым одеялом, учился заряжать плёнку в кассету. Незабываемый аромат фотореактивов. Вот проявляет свою первую плёнку. Но почему она вся прозрачная? А-а-а!!! Закрепитель перепутал с проявителем. Эх!
Самодельный, деревянный фотоувеличитель. Вместо объектива- фотоаппарат с открытым затвором. Первые, блёклые, невнятные фото сродни чуду...
Когда ему было пять лет, он с приятелем камнем "разобрал" отцовский фотоаппарат "Смена". Что бы добыть те самые, волшебные, "увеличительные стёклышки". Но отцовского ремня почему-то досталось старшему брату. Прости, брат! Покойся с Миром.
Тут же снится брат. Аккуратен. Чисто выбрит. Грустно улыбнулся: "- Брат! У тебя ведь есть "права"? Бери их! Пойдём со мной..."
Шумный город. Он стоял на дороге в раздумьи. Куда идти? И главное: зачем он здесь? Свой портфель он поставил на землю. Отошёл в сторону, чтоб прочитать расписание... Поворачивается. Где портфель?? В толпе замечает цветастую, цыганскую юбку. Уверенность - это она! За ней! Удивительная погоня! Совсем как у Булгакова в " Мастер и Маргарита". Никакой возможности догнать. Стремительно проносятся улицы, переулки и переулочки. Большой дом, похожий на дворец. На дворце большой балкон с лепниной и позолотой.
Он с ходу ворвался в шумный, цветной праздник. Звенели гитары. Вокруг него закружилась пёстрая толпа. Цыганки и цыгане ( или индийцы?) звенели украшениями, белозубо кружась вокруг, не давая уйти. "-Ромалы! Отдайте портфель! Деньги возьмите! Портфель отдайте!". Шумный смех закружил его. На балкон дворца вышел смуглый, черноусый, кудрявый человек. В белой рубахе с красным поясом. В Чёрные, высокие, сапоги заправлены лоснящиеся, кожаные брюки. Молча, без улыбки посмотрел на него чёрным, горящим взглядом. Так же медленно отступил в глубину балкона, растворяясь во мраке.
К нему, кружась в танце, приблизилась та самая цыганка, что унесла портфель. Она была обворожительно красива. Глаза как звёзды. Тонко, дробью звенят украшения. "- Не печалься, мой хороший! Всё хорошо у тебя будет! Вот даже и гадать не стану!"
Он лежал, воспалённым взглядом провожая тускнеющую ночь. Сколько ещё ночей? Дней? А что будет после?
Бог каждый день стучится в наши сердца, как в закрытые, глухие, окованные двери средневековой крепости. Он каждый день приходит Терпеливо, молча ждёт. Иногда - очень редко,- дверь приоткрывается. И затхлая, мрачная каморка озаряется на миг ослепительным Его Сиянием. Дверь тут же со звонким, испуганным эхом захлопывается. Сердце, оглушенное прекрасным видением, заходится, бьётся, как пойманная птица. Уже через миг Сердце начинает тосковать по прекрасному видению. Но ему невдомёк открыть настежь дверь. Оно боится. Не верит. И нестерпимая тоска: а вдруг Он больше не придёт? Но Он снова придёт. Будет терпеливо ждать, когда мы перестанем бояться. Ведь никто не тянет зеленый росток, чтоб он поскорее вырос. Просто ждут. Любят. Оберегают.
Пусть утро всегда будет добрым. А ночи- спокойны и безмятежны...