Аннотация: ...Журавли летели в полном молчании,призрачно скользя по дымному небу,растворяясь в закатных лучах Солнца...(Глава из романа "Тога")
Пастух
' -Мария!' - Алёшка, не открывая глаз, лежал, утонув в мягком, душистом сене. Вставать не хотелось. Что же его разбудило? Кто-то назвал это имя. Или приснилось? Алёшка старался припомнить свой сон. Но вспоминалось почему-то только одно: дымно-красное закатное Солнце... Бесконечно тоскливая, длинная вереница журавлей, чем-то неуловимо похожих на людей. Этих людей, как показалось Алёшке, он всех знает, или когда-нибудь вспомнит. Жутко было то, что эти журавли летели в полном молчании, призрачно скользя по дымному небу, так-же беззвучно тая в закатных лучах Солнца. Казалось, что этот поток никогда-никогда не кончится. Алёшка смотрел на безмолвную землю и не мог её узнать. Земля светилась мертвенно-серым светом. Казалось, весь мир превратился в серый, светящийся пепел, лишь по странной случайности сохранившей прежние, узнаваемые черты, готовые рассыпаться от неосторожного вздоха. И совсем, совсем никого! А поток тёмных, безмолвных птиц с неумолимой, тихой обречённостью всё течёт и течёт туда, на Запад, где их ждёт кроваво-красное Солнце...С пронзительной тоской Алёшка вдруг понял, что он тоже, вместе с этими журавлями, так похожих на людей, обречён растаять в закатных лучах Солнца. Щемящая грусть вдруг сжала сердце. Что это? Почему?
-Мария! Кому говорят!? Корову скоро в стадо гнать, а она всё ещё не доена!- Алёшка наконец проснулся окончательно и открыл глаза. Солнце сквозь щели в досках сеновала протягивало свои красноватые, еще не до конца проснувшиеся лучи, сверкающими точками пылинок помечая свой быстрый, неуловимый путь. Один из таких лучиков выхватил яркую, желто-зелёную полоску сена с торчащей соломинкой. На этой соломинке бодро чистила свои крылышки муха. Прогибаясь под её заботливыми, быстрыми лапками, крылья переливались изумрудно-зелёным и красным огнём. Рубиново отсвечивали её большие, фасеточные глаза, напоминая очки пилота.
'Мария'- так зовут его мать. А ещё так зовут ту девчонку... Завидев её, Алёшка не сразу и вспоминал, куда шёл и зачем. На вид обыкновенная, деревенская девчонка. Но почему-то Алёшка, даже просто услышав её голос, ощущал непонятное, смутное беспокойство и сладкую, щемящую истому...
-Алёшка? Сынок! пора вставать! сегодня тебе стадо пасти! Ты не забыл?
-Не, мам! уже иду!- откликнулся Алёшка. - Му-у-у-у!!-возмущённо завопила корова, услышав голос хозяйки: мол, долго мне ещё ждать?!
-Иду Зорюшка, иду! - загремела подойником хозяйка. Зазвенели звонкие, тугие струйки молока. Зорька довольно, шумно завздыхала. Алёшка съехал вниз, шелестя душистым, шелковистым сеном - сам бы ел! Куры в панике фыркнули в стороны. Петух с перепугу громко, возмущённо залопотал на своём языке. Надо полагать, что-нибудь не очень лестное в адрес Алёшки. Вытряхнув сено из под рубашки, шуганув осмелевшего, наглого петуха, Алёшка направился в огород, где стояла широкая, низкая дубовая бадья, полная прохладной, свежей воды. Из водного зеркала бадьи на Алёшку глянула лохматая, растрёпанная голова, с чуть прищуренными карими глазами, с застрявшей в чёрных волосах зелёной, сухой былинкой тимофеевки. Алёшка тряхнул головой и рассмеялся. Вот чучело! Сено разве только в ушах не торчит. Одним рывком Алёшка скинул рубаху. Не успела рубаха приземлиться на помидорные кусты, как Алёшка уже с шумом и плеском вплеснул на себя полные пригоршни воды. Уф-ф! Здорово! Вода была колодезная.
Эту воду Алёшка натаскал вёдрами в чан с вечера, холоднющая, почти совсем не успевшая прогреться за ночь. Наплескавшись, Алёшка упёрся руками в края чана, задумчиво разглядывая в дрожавшем зеркале воды свою физиономию. С носа стекали и падали сверкающие в красных, утренних лучах только-только восходящего Солнца жемчужные капли. От падающих капель 'зеркало' вздрагивало, переливая и раскачивая Алёшкину голову. Улыбаясь, Алёшка задрал голову, мечтательно всматриваясь ввысь. Вот бы полетать! В мечтах Алёшка всегда видел себя или в пикирующем истребителе, где он в схватке с воздушной стихией всегда вырывал победу, на последних долях секунды выводя крылатую машину из смертельного пике. Или же выписывал умопомрачительные фигуры высшего пилотажа, что 'изобретал' тут же, 'на лету'. Плоскости стонали и выли на разные голоса от немыслимых перегрузок. Струны расчалок звенели и пели многоголосым аккордом. От мощной вибрации всё плыло и размазывалось перед глазами. Казалось, ещё миг - и самолёт развалится на мелкие куски. Ну и пусть разваливается, раз такой слабак! У него, у лётчика, есть парашют Ирвина. Уж он-то донесёт его, Алёшку, до Земли. А вот за самолёт попадёт. Да-а...
Алёшка гнал стадо весело и со знанием дела. Краем глаза Алёшка всегда держал Чуму (так зовут корову) на 'прицеле', потому что Чума, - она и есть Чума. Все коровы как коровы. А эта непременно влипнет куда - нибудь. То ей в колодец свои рога нужно сунуть (и чего ей там надо?!), откуда вытаскивает голову уже с цепью на рогах. Чума начинает метаться, греметь цепью и ведром, наводя панику,. А тут ещё и Кузька, истошно облаивающего Чуму, видя, что это не даёт результата, решительно вцепляется Чуме в хвост, отчего та совсем звереет. Бесплатный цирк! Только вот колодец чинить приходится уже Алёшке - недоглядел...И потому Алёшка, своим длинным пастушьим кнутом, сурово и быстро наводил порядок.
Кузька - это весёлый, озорной и добродушный пёс неопределённой породы. Маленький, шустрый, обожающий пастушье ремесло. Кузька каким - то непостижимым образом ухитрялся держать стадо в 'куче', без устали носясь вокруг (и когда успевает?). Гнать стадо надо через лесистый овраг, сырой и глинистый, отчего на ноги налипали здоровенные, красные лепёшки. Идти было трудно и скользко. Но зато! На подъёме, при выходе из оврага, стадо вместе с его пастухом встречает своим теплом ласковое, ещё невысокое солнышко, бьющее прямо в глаза. Луг-пастбище предстаёт перед Алёшкой, сверкающим и весело искрящимся от обильной росы, отчего Алёшка каждый раз замирал, млея от восторга. Это можно увидеть только в определённый час, когда угол между солнышком и Землёю наиболее удачен. В этот час Алёшка видел фантастическую картину, когда на лугу вспыхивали тысячи крохотных, ослепительно ярких радуг, искрящихся и переливающиеся всеми волшебными красками огня...Но такое можно было увидеть далеко не всегда, -только если очень повезёт! А сегодня вот не повезло- наверное, опоздал. Из-за Чумы, поди! Дать бы ей по рогам... Солнышко уже успело перейти ту невидимую грань, за которой чудес уже не жди. Скоро будет совсем жарко. Знойный июньский день тысяча девятьсот двадцать четвёртого года вступает в свои права.