Вечерело. Сонные шмели вяло заканчивали свой ежедневный обход; цветы закрывались; гасли хитрые искорки света на их лепестках. Невдалеке, на болотце, шумел рогоз. С другой стороны, у леса, шуршала крапива. Низко-низко летали ласточки. Тихо-тихо в болотце квакали жабы. Беззвучно помещали своих лечинок в воду комары. Потрескивал костер. Временами его пламя взлетало донебес, особенно когда кто-нибудь подкладывал соломы, но потом оно опускалось обратно и тихо мерцало на неумытых лицах людей, сидящих вокруг.
- Ты знаешь историю о пьяном вурдалаке? - спросил один
- Не-ет... - ответил другой
Они помолчали. Третий и четвертый тихонько переговаривались о чем-то своем. Пятый смотрел в огонь, переодически подкладывая хворосту и сена. Шестой спал. Седьмой уже давно убежал домой, выпил чаю с плюшками и лег спать.
Только один из них шумно хлопал себя по бокам, уфал и афал, ругался, повременам вскакивал и пробегал солидные круги по полю, прыгал вкруг огня, обращался к Господу - но все было тщетно - комары только еще нещаднее кусали его.
Вообще непонятно, чем привлекал этот человек насекомых: вроде бы и не было в нем ни чего необычного, вроде и в поле, и в лесу, и где угодно он был не хуже и не лучше остальных, однако остальных комары ни когда не трогали, но его - всегда.
Часто, особенно летом, он проклинал себя за то, что урадился таким. Насекомые не давали ему спать, недавали ему есть, недавали ему мыться - в общем, это была полная катострофа.
Ночью под одеяло к нему забирались клопы и тараканы и больно кусали его. Затем утром он шел в лес и ближе к полудню, когда он лежал с остальными на траве почему-то именно его начинали кусать божьи коровки и муравьи, как будто мстя ему за представителей обоих племен, когда либо раздавленных человком.
Отнюдь его это не радовало. и единственное это его несчастье было столь же ужасно, сколь непостежимо.
И, наверное, это было единственное несчастье, с которым он не мог справиться.
***
К костру из тьмы подошла Она. Четыре ночные бабочки над ее головой проделывали свой волшебный танец. Она подошла к нему и молча села рядом. Через пару минут он перестал афать и уфать, перестал махать руками и ругаться. Он обнаружил, что комары его больше не трогают. Они лишь летают нимбом над его головой, но не опускаются ХХнеопускаясьХХ ниже.
Он зябко повел плечами и подвинулся поближе к костру. И к ней. Подул легкий ветерок; комары уносились куда-то в сторону пруда. Она положила голову ему на плечо. Рядом с мотыльками небыло место комарам и остатки их улетели ХХониХХ улетели, подгоняемые ветром.
Прошла ночь, потом день, потом еще ночь. Тараканы и клопы больше не беспокоили его в постели. Мотыльки стали вечными спутниками его ночных бдений. И неосталось больше несчастий, с которыми он не мог бы справиться. Они не могли.